Джинни вот уже двадцать два года спокойно спит по ночам только после хорошего секса, крепкой выпивки или зелья сна без сновидений. Больше ей ничего не помогает. Ей не снятся кошмары о войне или мертвые друзья — нет, дело не в этом. Джинни все еще боится не проснуться. Как и каждую ночь на том злополучном шестом курсе, когда все они держались до последнего, боясь, что ночью будет облава и они не смогут сбежать.

Часы над камином показывают начало шестого, но это уже даже довольно поздно — сегодня удалось поспать.

— Видишь, — говорит вслух Джинни, выползая из-под теплого одеяла, — все не так уж и плохо.

Привычка разговаривать с собой у нее примерно с тех же пор. У Амикуса Кэрроу было одно изощренное наказание — поместить провинившегося ученика в маленькую пустую комнатушку без окон и свечей. Некоторые проводили там и сутки. Джинни побила все рекорды — однажды она просидела в этой комнате сорок пять часов и восемнадцать минут — это потом ей Невилл рассказал. Он ради ее освобождения даже к Снейпу ходил. Собственно, после того случая комнату уничтожили.

Но те сорок пять часов стали собственным адом Джинни. Ее спасали только разговоры с собой — хотя в темноте казалось, что рядом кто-то есть. Джинни даже научилась настолько менять свой голос, что со стороны это звучало точно как разговор двух совершенно разных людей.

На улице еще темно, но буквально через полчаса рассветет. Надо торопиться, если она хочет потренироваться до начала занятий — форму восстанавливать долго и трудно, но Джинни старается. Надо же хоть ради чего-то жить.

Стадион встречает ее промозглым осенним ветром, и Джинни поплотнее запахивает свою старую квиддичную форму: в ней она, конечно, не преподает — только тренируется. Золотой коготь на спине мантии уже давно стал блеклым, но воспоминания еще свежи, хотя прошло уже без малого десять лет.

Каждый раз, взмывая в воздух и чувствуя теплое древко в руках, Джинни едва сдерживает слезы — она мечтала играть в квиддич с самого детства — с тех пор, как впервые засветила бладжером Рону в спину, свалившись при этом с метлы — ей было всего восемь лет. Теперь она может лишь смотреть на то, как играют другие, давать свистки и судить хогвартские матчи за кубок — словом, делать все, что входит в обязанности преподавателя.

Квиддич когда-то успел стать для нее обязанностью, подумать только...

Джинни несется навстречу ветру, делает мертвую петлю и едва не срывается с метлы — ничего не улучшилось. Травма остается все такой же обостренной даже спустя десять лет. И Джинни уже, в общем-то, знает, что никогда не сможет вылечиться, но надежда в глубине ее души все еще тихонько напоминает о своем существовании, заставляя каждое утро бежать на стадион и раз за разом повторять бочки, петли и восьмерки.

На глаза попадается Астрономическая башня, и Джинни с грустью вспоминает уже ушедших друзей — Невилла, Колина, Парвати.

Невилл умер совсем недавно, хотя ушел еще на войне — сложно назвать жизнью то, что с ним происходило после. И его сходство с покойным Снейпом пугало до дрожи. Каждый раз, встречая Невилла в коридоре, Джинни не могла отделаться от ощущения неправильности его образа — не хватало черной мантии.

Смерть Невилла не стала неожиданностью. Все понимали, что рано или поздно это начнется. Сначала Сьюзен попала в психиатрическое отделение, потом Луна исчезла из вида почти на семь лет. Разошлись Рон с Гермионой — через суд делили имущество и детей.

Джинни наблюдала за всем этим со стороны и с глухой тоской вспоминала о собственных детях и Поттере. О том, как мама, напоив в очередной раз успокоительным и заживляющим зельями, отправляла обратно к мужу, мол, за семью надо бороться. А Джинни устала бороться. Устала от сумасшествия Гарри, который, казалось, поставил себе целью довести ее до могилы. Устала от постоянного страха и бессонных ночей.

Когда она набралась духа и подала на развод, Поттер пришел в ее номер в маггловском отеле — глупо было надеяться, что от него можно сбежать, — и максимально доходчиво объяснил, что свободу она получит только в том случае, если откажется от детей. Навсегда.

Джинни до сих пор с ужасом и дрожью вспоминает взгляд Поттера — тогда у нее даже мелькнула мысль, что такой взгляд должен был быть у Волдеморта, когда тот пытал своих слуг. Гарри пугал ее. Пугал настолько, что она всерьез боялась за свою жизнь. При всем при этом для окружающих он продолжал оставаться идолом, боготворил детей, дружил с Роном и Гермионой. Даже Молли до последнего не верила, что с ней — Джинни — Гарри мог быть другим. Мог и был. Только она знала, насколько сумасшедшим он стал после войны.

И Джинни отказалась. Поттер заставил ее дать Непреложный обет о том, что она никогда в жизни не расскажет детям, кто их мать. Потом подписал бумаги, и... все. Детям сказал, что мама умерла.

По правде говоря, своих детей Джинни всегда недолюбливала — помнила, чего ей стоили все три беременности. Когда Поттер впервые заговорил о детях, Джинни восприняла его слова как шутку. Ее ждала блестящая карьера в Холихедских гарпиях, а не возня с детьми. Он уже тогда был психом, но она надеялась, что это пройдет, как и все последствия войны. Глупая, наивная дурочка. Последствия войны не прошли — просто люди создали видимость благополучия. И Поттер создал — для других.

Это именно он постарался, чтобы ее карьера закончилась, так толком и не начавшись. Он знал о ее проблемах со сном, но пить категорически запрещал, а зелье подменял на ароматизированную воду. О сексе с ним и говорить не приходилось — от одной мысли об этом Джинни хотелось умереть от отвращения. Она не высыпалась, из-за чего начала допускать ошибки на тренировках. А во время важного матча сорвалась с метлы. Получила сильные травмы — раздробленный локтевой сустав левой руки, сильное сотрясение мозга, множественные переломы. Поттер тогда бросился на поле, взял ее на руки — со стороны наверняка выглядело, будто он очень переживает, — и прошипел на ухо: «Ну теперь-то ты в состоянии рожать детей?»

В Мунго Джинни подлатали, но из-за сотрясения она больше не могла делать сложные комбинации — в глазах сразу темнело, а тело переставало слушаться. Ей было всего двадцать два, и ее карьера действительно была окончена.



Джинни трясет головой, чтобы отогнать мысли, и почти бегом добирается до замка. Время близится к завтраку, а потом будет пара свободных часов для лечебных занятий. Вечером сразу две тренировки — приближается сезон матчей, и все команды выкладываются по максимуму. Джинни на самом деле даже отчасти довольна своей работой — все же это квиддич, хоть и не тот, о котором она мечтала.

Ее сыновья уже учатся в Хогвартсе. Старший явно пошел в родителей — ловец команды Гриффиндора. Младший квиддичем вообще не интересуется, поэтому видит его Джинни очень редко. Сейчас у нее уже даже не появляется желания все им рассказать — они прекрасно живут без нее. А она без них? Тоже ведь живет.

На ближайшем матче будет присутствовать Маркус Флинт — он хочет посмотреть на игроков и, возможно, взять кого-нибудь с последнего курса в команду.

Джинни ждет встречи с Маркусом — у них не отношения, нет. Маркус женат, и его сын тоже учится в Хогвартсе. Зато секс с ним всегда помогает уснуть.

Жизнь Джинни странная и вовсе не счастливая, но Джинни не хочет закончить, как Невилл.

Она продолжает пить зелье сна без сновидений, тренироваться по утрам и время от времени спать с Маркусом Флинтом. Она пытается забыть о мечте, пытается не думать о детях и не вспоминать о всем том, что ей довелось пережить.

Но ей не всегда удается.