— Я принес тебе болеутоляющее. Как ты себя чувствуешь? — спросил Скорпиус Малфой, голос которого звучал мягко, даже заботливо.
Гермиона Уизли, преподаватель Зельеварения в Хогвартсе, только что очнулась ото сна и попыталась выпутаться из одеяла, в которое Cкорпиус завернул ее, словно в кокон.
— Мистер Малфой? Где мы? Мы не в школе? — несколько сипло спросила она, пытаясь скрыть волнение.
Она осторожно ощупала повязку на голове — пульсирующая боль в затылке начала распространяться вниз по шее.
Гермиона сидела, прижавшись спиной к изголовью роскошной двуспальной кровати, над которой возвышался ситцевый балдахин.
«Она очень неплохо смотрится в моей постели», — заметил Скорпиус с некоторым самодовольством.
Сейчас его рассудок заволокло жадной дымкой похоти, и он перевел взгляд на семейный портрет, висевший на стене напротив. Стоило ему увидеть свою мать, посылающую неизвестному зрителю воздушный поцелуй, его разум прояснился, а эрекция, скрытая под складками школьной мантии, спала.
— Выпей это, профес... Гермиона, позже я все тебе объясню, — проговорил Скорпиус, протягивая девушке уже откупоренный флакончик со снадобьем.
Скорпиусу было сложно отучиться от привычки обращаться к преподавателю формально, пусть и оказавшись в такой неоднозначной ситуации… Он был всего лишь студентом, пусть и шестикурсником.
Гермиона Уизли, урожденная Грейнджер, прищурилась и изучающе посмотрела на собеседника.
— Мистер Малфой, сейчас же объясните, где мы и как сюда попали! — скомандовала она, отводя его руку.
Он поставил флакон с зельем на прикроватную тумбочку так, что Гермионе было не дотянуться, повернулся и сел подле нее.
— Я оставил болеутоляющее на случай, если ты передумаешь. Теперь отвечаю на твой вопрос: да, мы не в Хогвартсе. Мы в поместье Малфоев. Однако, не стоит пугаться. Ты уже была здесь во времена войны и видела ту часть дома, где происходили сражения. Сейчас ты в полной безопасности, в моей комнате, — как можно мягче произнес он.
— Малфой, что, черт возьми... — начала возмущаться Гермиона, но замолчала, в недоумении глядя на Скорпиуса, когда он прижал палец к ее губам.
— Гермиона, твой муж никогда не будет обращаться с тобой, как с королевой, каковой ты являешься. Рон Уизли не заслуживает тебя, и я не могу позволить тебе вернуться к нему. Твои дети проводят каникулы у друзей, а ему я послал сову с письмом о том, что ты вынуждена остаться в школе. Так что с этим все улажено.
Скорпиус отметил искреннее изумление на лице Гермионы, но, дабы не оставлять ее в таком состоянии надолго, поспешил разъяснить ситуацию:
— Я хочу тебя. Хочу с третьего курса. Ты привлекательна и чертовски умна, и я знаю, ты думаешь, что я всего-навсего мальчишка, но я люблю тебя и сделаю все для того, чтобы ты была счастлива. Знаю, ты ни за что не уйдешь от своего мужа, я и не надеюсь, но позволь мне хотя бы иногда побыть с тобой.
Скорпиус провел ладонью по волосам, и жест получился каким-то небрежным, было заметно, как он нервничает.
— Прости, что вот так сразу все это вылил на тебя... но постарайся меня понять. И, пожалуйста, обращайся ко мне по имени, ты же в моей постели.
Гермиона, наконец, опомнилась и заговорила:
— Мерлин, мистер Малфой... вы понимаете, что совершили похищение? Где ваши родители? Верните мне палочку, мы аппарируем в Хогвартс, и я попытаюсь с этим как-то разобраться. Это безумие! Вы считаете, что можете вот так распоряжаться чужой свободой? Я не могу поверить, что все так далеко зашло. Отпустите меня, мистер Малфой.
— Ты хочешь совсем не этого, Гермиона. А я скажу: ты хочешь меня. Я молод. Я смогу удовлетворить тебя в большей степени, чем твой, будь он проклят, муж. Я сделаю то, чего он никогда не делал, — он склонился над ней, заставляя еще сильнее вжаться в матрас, и уткнулся лбом в ямку между ее ключиц.
— Мистер Малфой, прекратите. Я прошу вас не совершать глупостей, за которые вам потом придется платить. Дайте мне встать, и мы спокойно все обсудим, — голос Гермионы напрягся от страха.
Высокий, на фут выше нее, Скорпиус придавил ее своим телом, и Гермиона лежала под ним, боясь пошевелиться, потому что понимала, что ей не защититься.
— Скорпиус. Скажи это. Скажи мое имя.
Его дыхание обжигало ее ухо, и каждое слово казалось Гермионе лаской. Его губы принялись осыпать влажными поцелуями шею и ключицы.
— Скорпиус, пожалуйста, отпусти меня. Я хочу выпить зелье. Пожалуйста, дай мне его.
Он прихватил зубами ее горло, а потом всосал нежную кожу, умышленно оставляя на ней пунцовый синяк.
— Хорошо, — сказал он, улыбаясь. — Я не сделаю тебе ничего плохого, Гермиона. Тебе не нужно меня бояться.
Он осторожно поднес флакон к ее рту. Гермиона неохотно сделала глоток. Заметив, как оживилось лицо Скорпиуса, она еще сильнее напряглась. Зелье имело правильный для обезболивающего травяной вкус с кислинкой, однако Гермиона не могла отделаться от мысли, что с этого сумасшедшего станется что-то туда подмешать.
— Тебе лучше? — тихо спросил он.
Гермиона закрыла глаза.
— Пока нет. Голова болит очень сильно, — соврала она.
В глазах Скорпиуса отразилась тревога.
— Если боль не пройдет, я вызову нашего семейного доктора. Не беспокойся. Он никому не расскажет, что видел тебя здесь. Ему можно доверять.
Он наклонился совсем близко к ее губам и прошептал:
— Если хочешь, я позову его прямо сейчас. Не хочу, чтобы тебе было больно.
— Н-нет... Со мной все будет... хорошо... — Гермиона чувствовала, как его руки с бесконечной нежностью гладят ее волосы, но противиться этому не было сил — веки тяжелели, лицо Скорпиуса теряло очертания, сознание пыталось ухватиться за реальность, но тщетно.
Скорпиус нерешительно улыбнулся ей. Он выглядел так, как будто хотел что-то сказать, но не находил слов. Наконец он откашлялся и тихо заговорил:
— Я так рад, что ты здесь, Гермиона. Если бы ты знала, как давно я этого ждал. Рон Уизли никогда больше не получит тебя.

Проcнувшись, Гермиона с трудом поняла, где находится — перед глазами все плыло, в голове был туман.

«Что случилось?» — растерянно подумала она.

Последнее, что она помнила, было зелье, которым поил ее Скорпиус. Не иначе, лекарство хитрого мальчишки содержало снотворное. Странно только, что она не смогла его распознать по запаху или вкусу.

Где-то на краю ее сознания оставалось тревожное предположение, что Скорпиус смог сварить зелье, которое не показалось ей подозрительным. В конце концов, она была специалистом в своей области, а Скорпиус Малфой — одним из самых лучших учеников в ее классе. Ему хорошо давалось зельеварение, так же, как когда-то его отцу, у которого по этому предмету, как и у Гермионы, всегда было «отлично».

Скорпиус Малфой.

Когда события минувшего дня всплыли в ее памяти, Гермиона, сбросив с себя простыни, села на постели и огляделась — в комнате никого не было. При мысли о том, что она в поместье Малфоев, ее охватил страх.

Осторожно ощупывая ноющую голову, Гермиона вздрогнула, когда пальцы коснулись внушительной шишки на затылке. Она знала, как заживить повреждение и облегчить боль, но для этого ей нужна была палочка, нахождение которой оставалось неизвестным. На какой-то момент Гермиона пожалела, что полностью не освоила беспалочковую магию — ее положение не было бы сейчас настолько плачевным.

Она свесила ноги с кровати и поморщилась — в висках противно пульсировало. Гермиона устремила взгляд в глубину комнаты, где располагались двери, одна из которых, скорее всего, вела в уборную.

Посмотрев вниз, на свои оголенные ноги, она удивилась тому, во что была одета. Мерлин! Это определенно не те вещи, в которых она проводила уборку в классе перед праздниками. Тогда на ней была маггловская одежда — от старой привычки трудно было избавиться, к тому же, в джинсах и джемпере, который ей подарила Молли на прошлое Рождество, она чувствовала себя намного комфортнее.

Гермиона почти закончила относить ингредиенты в кладовую, когда неожиданно появившийся Скорпиус напугал ее, и она упала, ударившись головой.

Критически рассматривая себя, Гермиона пощупала материю ночной сорочки — шелковая и, несомненно, дорогая. И неприлично короткая. Впрочем, за длину уже можно не беспокоиться. Если Скорпиус переодевал ее, то наверняка видел все, что хотел увидеть.

При мысли об этом к горлу подступил комок, и желудок скрутило в узел. Скорпиусу было столько же лет, сколько и ее дочери, Розе. Сама Гермиона была ровесницей его родителей. О чем он думал? Да, надо признать, что в школьные годы она тоже была влюблена в своего преподавателя, Ремуса Люпина. Но она бы никогда не стала вести себя подобным образом. Гермиона восхищалась профессором и всем, через что ему пришлось пройти. Каждый раз с появлением полной луны он обращался в ужасного зверя, но, между тем, был одним из самых благородных людей, которых знала Гермиона.

Скорпиус же до того обезумел от своей любви, что умудрился похитить преподавателя прямо из школы и запереть здесь, в своем доме.

Неприятные воспоминания заставили Гермиону вздрогнуть. После того, что произошло в Малфой-мэноре восемнадцать лет назад, она меньше всего хотела попасть сюда снова. Однако, к несчастью, это случилось. И теперь ей нужно бежать, а без палочки этого сделать не удастся. Но должно же быть хоть что-то, что поможет ей выбраться?

Гермиона вздохнула и за несколько шагов преодолела расстояние до дверей. Схватившись за ручку ближайшей, она дернула ее, и внутри комнаты автоматически зажегся свет. Точнее, это была не комната, а большая гардеробная. Ее взору открылись ряды брюк, рубашек и халатов, которые, по всей видимости, принадлежали Скорпиусу.

Тогда она подошла к следующей двери, открыла ее и так и замерла — там аккуратными рядами висела женская одежда, причем подозрительно знакомая. Гермиона взяла в руки джинсы и пригляделась к бирке — ее размер. Затем она сдернула с вешалки блузку, и на лице застыло смятение. Весь гардероб состоял из одежды ее размера.

Она прижала руку ко рту, чтобы удержать рвущийся наружу крик. Это не просто совпадение, конечно же, нет! Гермиона застыла в ужасе. Стало быть, Скорпиус следил за ней все эти годы и собирал вещи, идентичные тем, что она носила? Ей страшно было подумать, как ему удалось узнать ее размер.

Закрыв обе гардеробные, Гермиона на дрожащих ногах подошла к следующей двери. Она приоткрыла ее на небольшую щелку и заглянула внутрь, опасаясь того, что может там увидеть. Здесь ее взору предстала следующая картина: ванная комната была уставлена ароматическими свечами и усыпана лепестками роз, а на мраморном столике возле раковины лежало письмо.

Дорогая Гермиона,

Надеюсь, ты чувствуешь себя хорошо. Я взял на себя смелость приготовить для тебя ванну. Вода зачарована, поэтому не остынет к тому времени, когда ты проснешься. Я больше чем уверен, что твой слабоумный муженек никогда не делал для тебя ничего подобного. Ты заслуживаешь, чтобы тебя баловали, любимая. Наслаждайся ванной, а я пока велю эльфам приготовить нам завтрак. Увидимся позже.

С любовью,

Скорпиус

Гермиона удивленно и равнодушно смотрела на ванну, до краев наполненную водой и густой пеной.

Скорпиус прав, Рон никогда не делал ничего подобного для нее. Но это совсем не значит, что он не ценит ее. Он просто не из романтиков, но именно таким Гермиона его полюбила.

Она снова посмотрела на ванну. Вода выглядела весьма заманчиво — вверх поднимался извивающийся пар. Однако, как бы ей того ни хотелось, Гермиона не могла позволить себе искупаться в воде, что приготовил для нее Скорпиус. И не потому, что она не оценила его стараний. Наоборот, ей льстило, что кто-то проявляет к ней столько внимания. Ее пугало другое: та болезненная одержимость, которую он считал любовью. От этого бросало в дрожь. Скорпиус был шестнадцатилетним мальчишкой, ее учеником, в конце концов.

Заметив на тумбочке рядом с ванной бокал, наполненный красным вином, она с остервенением и злобой вылила содержимое в раковину. Нет уж, спасибо. Она не станет пить алкоголь, ей нужна ясная голова. К тому же, Скорпиус уже один раз обманул ее с болеутоляющим. Что, если и в этот напиток он что-то подмешал? К примеру, любовное зелье, или, того хуже — зелье похоти?

Смыв в раковине следы вина, Гермиона повернулась к ванне и, вытянув пробку, стала наблюдать, как уходит вода, пока последние капли не исчезли в сливе. Она открыла краны. Положила ладони на плечи, подхватив бретельки — шелковая сорочка легко соскользнула на пол. Она подождала несколько минут и шагнула в воду. Наскоро моясь, Гермиона заметила следы поцелуев на своем теле. Как бы она хотела поскорее забыть обо всем, что Скорпиус делал с ней.

Мерлин, она должна выбираться отсюда, пока окончательно не сошла с ума. Ей нужно что-то придумать. Гермиона скучала по детям и любимому мужу. Скорпиус сказал, что послал Рону сову с письмом о том, что она должна была остаться в Хогвартсе. Интересно, что именно он написал? Как объяснился? Что, если Рон захочет прийти к ней на работу? Тогда он точно поймет, что письмо — липа, и что она на самом деле пропала.

Нет. Зная Рона, Гермиона была уверена, что он прочитает письмо, отложит его в сторону и уедет к родителям на празднование Рождества. Гермиона медленно покачала головой: ей не на кого надеяться — только на себя.

Спустив воду, она поспешно закуталась в махровое полотенце, стремясь как можно быстрее одеться, пока не вернулся Скорпиус. Осознав, что она не взяла одежду с собой в ванную, Гермиона мысленно отругала себя. Что, если этот мальчишка уже ждет ее в комнате? Ей будет крайне неловко ходить перед ним в одном лишь полотенце, почти голой. Она открыла дверь и осторожно заглянула внутрь.

Никого.

Гермиона поспешила к гардеробной, не обращая внимания на боль, которая все еще пульсировала в затылке. Открыв дверь, она начала быстро искать вещи, которые были на ней во время уборки класса. И нашла. Только не свои собственные, а те, что купил для нее Скорпиус. Отрывая бумажные бирки с джинсов и джемпера, он не заметила, как кто-то вошел в комнату. Не видела, как он остановился напротив, оценивая взглядом ее влажное тело.

Скорпиус едва сдерживал себя, чтобы не овладеть ею. Мокрая после недавнего мытья кожа блестела в тусклом свете. И так приятно пахла... но совсем не той душистой пеной, что он добавил в ванну. Странно. Он вопросительно приподнял бровь, наблюдая, как она внимательно присматривается к каждой вещи. Почему она не ценит то, что он для нее делает? Его голубые глаза, сверля ей спину, потемнели, сделавшись почти лиловыми.

Он знал, что она будет непокорной. Это одна из хорошо знакомых ему черт ее характера. Однако он не ожидал, что она полностью отвергнет его ухаживания. Ему нужно исправить это немедленно, прямо сейчас.

Молча сделав несколько шагов, он со спины обнял ее за талию. Гермиона вскрикнула, немало пораженная тем, как его сильные руки зафиксировали ее в стальной хватке. Скорпиус, готовый вот-вот сорваться, вдохнул ее аромат.

— Доброе утро, любимая. Я не хотел тебя напугать, — сказал он хрипло, лаская дыханием открытые участки кожи ее шеи.

Мурашки поползли по спине Гермионы, когда он еще сильнее прижал ее к себе, вонзаясь в тело ледяными пальцами. Она не слышала, как он вошел, и теперь оказалась заложницей в его руках. Она задрожала, когда он, уткнувшись лицом в шею, провел языком по чувствительной коже. Она схватилась за полотенце, крепко удерживая его на груди. Ощущая, как он пахом вжимается в нее, она судорожно сглотнула. В худшем положении Гермиона, пожалуй, не бывала никогда.

Она откашлялась. Она должна быть покладистой, чтобы попытаться уговорить Скорпиуса выпустить ее из этого страшного места.

— Скорпиус, я не слышала, как ты вошел.

Гермиона попыталась вырваться, но он только усилил хватку так, что теперь она не могла даже пошевелиться. Он не отпустит ее. Он и без того достаточно долго ждал.

Скорпиус втянул в рот тончайшую сливочную кожу на шее, пробуя ее на вкус.

— Тебе понравилась ванна, любимая? — спросил он.

Она невольно вздрогнула, когда его дыхание теплым порывом обдало затылок, и морозный озноб прошелся по позвоночнику. Ее ужаснула мысль о том, как реагирует ее тело на каждое его прикосновение. Почему так? Это неправильно. Гермиона заставила себя успокоиться и ответить. Ей не следует его злить, тем более, в столь компрометирующей позе.

— Ванна была чудесной, Скорпиус, — бесстрастно ответила она.

Скорпиус часто задышал, и его тонкие ноздри раздувались от гнева. Он знал, что она лжет. Она не принимала ванну. Не пила вино, что он оставил для нее. Резко развернув ее к себе лицом, он внимательно посмотрел в ее карие глаза, полные испуга.

— Чудесной, значит? Чудесной? — он заставил ее прижаться спиной к стене, уперевшись в нее руками. Ему не нравилось видеть страх на ее лице, но она должна понять, что в ее интересах принимать его ухаживания. Он не потерпит, чтобы она пренебрегала его любовью.

— Скажи, Гермиона, — выдохнул он, — почему от тебя не пахнет пеной, которую я добавил в ванну? Почему я не чувствую запаха вина в твоем дыхании? Ты не ценишь того, что я для тебя делаю?

Его голос дрогнул на середине последнего вопроса. Скорпиус сам от себя не ожидал, что отреагирует настолько эмоционально. Мерлин, как же он ее любит. Если бы она только позволила ему...

Гермиона ошеломленно смотрела на своего ученика. Он знал. Ей и не стоило этому удивляться, он ведь когтевранец, в конце концов. Умный и смышленый. Она просто не думала, что он сумеет заметить столь незначительные вещи. Если бы ей удалось смягчить его и в мирном, дружеском тоне поговорить...

Его глаза потемнели и буквально кипели от гнева, а в глубине их полыхало пламя похоти и желания. Это заставило Гермиону нервничать.

— Скорпиус, это не так... я ценю твои старания...

У нее перехватило дыхание на полуслове, когда он наклонился ближе к ее лицу. Она вцепилась в полотенце всей пятерней, сжимая так, что костяшки пальцев побелели, когда теплое дыхание коснулось ее щеки. Гермиона дрожала от страха. И с каждой секундой становилось только хуже.

— Позволь мне разъяснить один момент, любимая, — мрачно протянул Скорпиус. Взгляд его черных глаз, казалось, проникал ей в самую душу. — Когда я что-то даю тебе или что-то делаю для тебя, ты безоговорочно пользуешься этим. Ты наслаждаешься этим. Я знаю, ты не привыкла получать благодарность от окружающих тебя людей, но с этого дня все изменилось. Ты никогда больше не будешь ни в чем нуждаться. Единственное, что я прошу, ценить то, что я для тебя делаю, — глядя на дрожащую Гермиону, он несколько смягчил взгляд. Он не хотел напугать ее, но она сделала ему больно, не ответив на его чувства взаимностью. — Я очень, очень тебя люблю. Позволь мне доказать тебе это.

Скорпиус наклонился слишком близко к лицу Гермионы — его губы были в нескольких дюймах от ее собственных. Пальцы аккуратно провели по ее щеке, а затем сомкнулись на подбородке. Гермиона поняла, что должна его остановить.

— Скорпиус, я знаю, ты думаешь, что это любовь, но...

Несказанные слова растворились в поцелуе. Когда губы нежно и требовательно коснулись ее, Гермиона оказалась буквально впечатана в стену. Наконец произошло то, чему он сопротивлялся так долго, но не устоял. Он балансировал на грани боли и наслаждения, ощущая ее запах, пробуя ее вкус. Гермиона чувствовала себя на удивление хорошо: ее мягкие изгибы гармонично вписались в его прекрасно сложенное тело.

Разум Гермионы чуть было не отключился. Она стояла в одном лишь банном полотенце, прижатая к стене гардеробной в доме своего бывшего заклятого врага, и целовала его сына, который, помимо всего прочего, был ее студентом.

Скорпиус усилил хватку и усмехнулся про себя: «А она, похоже, не из тех, кого легко добиться».

Однако она еще не знает — чего бы Малфои ни хотели, они получают это любой ценой. Ее возраст ничуть не смущал его, так же, как и статус крови. И даже сам факт, что она была замужем, он расценивал лишь как бонус. Он украл жену Уизли. Его отец будет им гордиться.

Его язык продолжал настойчиво давить на ее губы, а рука, прежде застывшая на ее щеке, скользнула вниз. Он чувствовал, как она дрожит под его прикосновениями. Гермиона хотела его, он мог бы в этом поклясться. У нее вырвался вздох, когда его ладонь легла на грудь и слегка сжала. Скорпиус воспользовался моментом и протолкнулся языком внутрь ее рта, как можно дальше. Она была прекрасной во всех отношениях. Изысканной.

Гермиона была потрясена. Она стояла совершенно неподвижно, как будто окаменевшая, в то время как язык Скорпиуса по-хозяйски орудовал у нее во рту. Она была не в том положении, чтобы останавливать его. У него с собой явно была палочка, и он был крупнее ее почти в два раза. Однако эти два факта не могли притушить жгучее чувство стыда за то, что она изменяет мужу, и за то, как ее тело реагирует на прикосновения чужого мужчины. За то, что оно вообще реагирует.

Он медленно отстранился. Губы Гермионы распухли от поцелуев, и, заметив это, Скорпиус ухмыльнулся, весьма довольный собой. Его взгляд был прикован к ее полузакрытым глазам цвета темного шоколада. Он сделает ее покорной. Он сделает ее своей. Это лишь вопрос времени. Глубоко вздохнув, Скорпиус попытался взять себя в руки и сказал:

— Одевайся, любимая. Мы идем завтракать.

Сидя в гостиной, Гермиона почувствовала, как с двери исчезли охранные заклинания. Это лишний раз напомнило ей о том, что она была настоящей пленницей в этом доме. Малфои могли называть это как угодно, но факт был в том, что ей не разрешалось выходить за пределы этой чертовой комнаты. Когда Драко вошел, она даже не взглянула в его сторону, продолжая смотреть в окно на сад и снег, кружащийся в холодном воздухе. Теперь, когда Гермиона немного больше узнала о вейлах, ей стало понятно, почему Малфой так с ней поступил, но это совсем не означало, что она была довольна своим положением.

Драко кашлянул, пытаясь привлечь внимание Гермионы, но та будто не слышала, продолжая любоваться видом из окна. Она не покорится ни ему, ни его сыну до тех пор, пока они не станут считаться с ее мнением обо всем этом.

— Надеюсь, тебе хватило времени, чтобы прочитать книги, которые я оставил? — произнес он с болью в голосе.

Гермиона упрямо не сводила взгляда с замершего озера и лебедей, передвигающихся по твердому льду. Как она хотела сейчас покататься на коньках вместе с мужем и детьми.

— Конечно, — коротко ответила она, — что еще мне оставалось делать, когда ты запер меня в... этой комнате.

У нее язык не повернулся назвать эту комнату своей. Ее комната была дома с Роном или в Хогвартсе. Она даже не считала эту комнату гостевой спальней, так как была определенно не гостем.

Услышав шаги за спиной, она напряглась, но не шелохнулась. Драко остановился за ее стулом и, положив руки ей на плечи, склонился поближе, отчего Гермиона непроизвольно дернулась. Он помассировал теплую кожу и мышцы, которые отказывались расслабляться и оставались напряженными. Тело Гермионы таяло от его прикосновений, но она всеми силами старалась не показывать этого.

— Я прошу за это прощения, — тихо сказал он. — Скорпиус был сам не свой последние несколько дней, и мне пришлось принять меры предосторожности. Он совсем близок к тому, чтобы вступить в наследие. Когда он рассказал мне о проведенном с тобой времени в этой комнате, я заволновался.

Гермионой вдруг овладела такая слабость, она боролась с желанием откинуться на спинку стула и подставить больше тела под ласковые руки вейлы. «Какая несправедливость», — думала она, вдыхая совершенство аромата Драко. Он будто утешал ее, обволакивая теплым одеялом нежности.

— Я боялся, что он снова позволит себе лишнего, — подчеркнул он, когда Гермиона не ответила. Она откинулась назад, когда он обошел ее стул и встал перед ней, обхватив ее лицо руками. Гермиона, в свою очередь, не отрывала взгляда от окна, опасаясь трепещущих ощущений в животе. Она понимала, что ее чувства были вызваны химией, однако от этого менее реалистичными они не становились.

— Посмотри на меня, — тихо приказал он.

Гермиона неохотно взглянула в его светлые, как сталь, глаза.

— Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя здесь, как заключенная. Пойми, я просто пытаюсь держать тебя на безопасном расстоянии от Скорпиуса, пока он проходит через изменения, — тихонько прошептал он.

Гермиона не отрывала от него взгляда: от его серебряных глаз исходили не то лучи света, не то тьмы. Они подчиняли ее себе, и она не хотела ничего, кроме как утонуть в их скрытых глубинах. Аура Драко снова коснулась ее, как тогда в коридоре, несколько дней назад.

И этого было достаточно, чтобы лишить Гермиону власти над ее чувствами. Она отстранилась от Драко.

— Хотел ты того или нет, но я чувствую себя здесь, как заключенная. Знаешь, я кое-что узнала из этих книг. В них говорится, что вейла ощущает эмоциональное состояние партнера. Так вот, должна тебе сообщить, что я абсолютно не рада своему пребыванию здесь.

Гермиона проигнорировала боль, которая вспыхнула в его серых глазах. Она не будет подавлять свои чувства, чтобы пощадить его. Он заслуживает того, чтобы знать, каково ей. Он действительно не принял во внимание ни одну из ее мыслей или идей, когда начал все эти действия.

— Все уладится, — успокоил он ее, — после того, как мы закрепим связь.

— Неужели? — бросила она. — Ты вернешь мне прежнюю жизнь? Детей? Работу? — она промолчала о муже, зная, что это может разозлить ревнивого вейлу. Она не хотела, чтобы это послужило поводом для того, чтобы он начал свои разговоры о том, что она принадлежит ему.

Пораженная, она отодвинулась от него еще дальше, увидев, как во рту у него заострились зубы. Малфой весь задрожал, пытаясь контролировать свои порывы. Гермиона сглотнула, в ужасе глядя в его горящие глаза. Пожалуй, ему тоже стоило бы запереться у себя в комнате ради ее безопасности.

— Я уже объяснял тебе, Гермиона, — проворчал он сердито.

Она в ужасе смотрела на монстра, в которого он превращался. На его руках выросли когти, которыми он впился в подлокотники ее кресла. Зубы его превратились в клыки, как у вампира. Взгляд стал абсолютно диким, ощупывая ее сверху донизу и обратно. Но Гермиона была полна решимости высказать ему все, что думала.

— Почему мы не можем пойти на компромисс? — спросила она. — Скорпиус мог бы продолжить свое обучение на дому. Ты бы мог нанять ему частного репетитора. А я бы поговорила с Минервой. Уверена, она бы разрешила мне пользоваться школьным камином. В конце концов, почему из нас троих я единственная, кто должен лишиться всего?

— Ты прекрасно знаешь почему, — воскликнул он. — Мы не выпустим тебя из-под надзора. Я даже не уверен, что Скорпиус сможет вернуться в школу после праздников. Мы это еще не обсуждали, но, возможно, мне действительно придется нанять ему репетитора. Я надеялся, что книги помогут тебе немного лучше разобраться в ситуации. Я не могу заставить тебя почувствовать ту боль, которую чувствует вейла. Я лишь надеялся, что ты поймешь это из книг. Но ты так зациклена на своих чувствах, что даже не видишь, каково сейчас нам.

Гермиона изумленно уставилась на него.

— Как ты смеешь! — прошипела она сквозь зубы. — Ты не имеешь ни малейшего представления, Драко Малфой, — она оттолкнула его и вскочила со стула, готовясь расправиться с ним. — Ты не имеешь ни малейшего представления о моих чувствах. Представь, каково это, однажды проснуться и потерять все то, что у тебя всегда было. Верх снизу, правое — слева, а небо красное вместо голубого. Теперь представь, что тебе говорят, что ты должен отказаться от своей прежней жизни: семьи и работы. И к еще большему твоему ужасу, тебе говорят, что отныне ты будешь связан с двумя больными ублюдками, один из которых издевался над тобой на протяжении семи школьных лет и заставлял чувствовать тебя хуже всякого дерьма; и второй, который украл тебя и привел в свой дом, словно котенка. И ты говоришь мне, что я не считаюсь с вашими чувствами? Это вам совершенно плевать на мои.

Драко решительно двинулся к ней. Боль и гнев, всколыхнувшиеся в его глазах, были такими сильными, что их можно было пощупать. Гермиона, в свою очередь, отступала назад, пока ноги ее не уперлись в кровать. Когда Драко подошел к ней уже непозволительно близко, она вытянула руки и почти уперлась ладонями в его грудь, но он толкнул ее на кровать, а потом сам опустился и навис над ее распростертым телом.

Гермиона забилась, пытаясь вырваться, но ей не удалось. Уткнувшись носом в ее шею, он зашипел:

— Заметила ты или нет, но я как раз таки позаботился о твоих чувствах, — он покровительственно растягивал слова, прижимаясь к ней бедрами. Чувствуя зарождающееся тепло внизу живота, Гермиона закрыла глаза и глубоко вздохнула. Его аромат окружил ее, словно укрывая опьяняющей дымкой.

— Я мог бы отнять твою так называемую жизнь много лет назад. Я мог бы прийти к тебе домой и убить твоего жалкого мужа. Я мог бы овладеть тобой на глазах у твоих детей.

Каждое предложение было сопровождено толчком бедер или легким уколом его острых зубов в шею. Гермиона ахнула, когда его нижняя часть тела прижалась к ее.

— Но я ничего этого не сделал, — мрачно прошептал он ей на ухо. — Не сделал, потому что думал только о твоих чувствах. Я отказался от своего счастья ради твоего. Я умирал, Гермиона. Медленно умирал. Я для тебя пошел на эти жертвы. И к чему все это привело теперь?

Драко накрыл ее губы своими, и Гермиона чуть не задохнулась от неожиданности его атаки. Воспользовавшись моментом, он скользнул языком в ее открытый рот. Глаза Гермионы закатились, когда его тело полностью опустилось на нее. Ее охватила какая-то слабость, безволие, и она перестала сопротивляться, потерявшись в соблазне, вызванном химией.

Драко медленно отстранился, и ее глаза распахнулись.

— Вот видишь, — начал он, — ты была создана для меня. И для Скорпиуса. ты поймешь это, как только мы закрепим связь.

Разум Гермионы слегка затуманился, она смотрела куда-то в пространство, когда Драко поднялся с кровати и поправил мантию.

— Я принес еще одну книгу. Нужно было подождать, пока мой двоюродный брат пришлет ее из Франции. Там есть кое-какая информация о трио вейл.

Драко достал из кармана мантии крошечную книгу и положил на кровать рядом с Гермионой, а затем увеличил до обычных размеров.

— И еще кое-что... Тебе пришло письмо из Министерства. Не смотри на меня так. Я не читал его, — сказал он, положив конверт на книгу и бросив на Гермиону горячий взгляд, после чего поспешил удалиться из комнаты.

Гермиона, без сил лежа на мягкой кровати, почувствовала, как охранные чары опять вернулись, снова надежно ее запирая. Несмотря на все сказанное Малфоем, она все равно считает и будет считать себя здесь заключенной. По крайней мере, весь следующий год. Она застонала и села. Ей было любопытно, что хочет от нее Министерство. Она развернула пергамент, и ее руки задрожали, когда она прочитала первую строчку.

Мисс Грейнджер,

Я с сожалением сообщаю вам, что ваш бывший муж, Рональд Билиус Уизли, подал заявление о единоличном праве опеки над вашими совместными детьми, Хьюго и Роуз Уизли. Он объясняет это тем, что дети не будут в безопасности в окружении вейл. Пожалуйста, обратитесь в Министерство, чтобы установить время посещений. Также по желанию вы можете обжаловать это решение в ближайшие 60 дней. Счастливого Рождества.

Катберт Мокридж.

Скорпиус привалился к стене у закрытой двери, когда вышел из комнаты, оставив своего отца наедине с разъяренным партнером. В последнее время молодой вейла чувствовал себя не очень хорошо. Контролировать себя рядом с Гермионой было все труднее. Всякий раз, когда он видел ее, ему хотелось наброситься на нее и поскорее овладеть. Он хотел оставлять на ней свои следы и распространять свой запах по всему ее телу.

Он чувствовал, как зубы удлиняются во рту, стоило ему только подумать о ней. Скорпиус оттолкнулся от стены, прошелся по коридору и завернул в свою комнату. Тяжело дыша, он направился в ванную, где все еще пахло Гермионой.

Открыв кран, он несколько раз плеснул на лицо прохладной водой, чтобы избавиться от охватившего его жара. Скорпиус чувствовал себя ужасно от того, что так сильно ее желал и что она не хотела связи ни с ним, ни с его отцом. Гермиона открылась ему со стороны, которую он прежде никогда не видел. Разумеется, он знал о ее пламенном характере. В школе он много раз замечал, как она вела себя с его крестным. Казалось, она была одной из немногих, кто мог поставить его на место, а не дрожать под его пронизывающим взглядом.

Но нужно смотреть фактам в лицо: Северус Снейп мог быть очень опасным в гневе. У самого-то Скорпиуса духу бы не хватило бросить ему вызов. Пока не хватило бы. Может, разве что через пару лет. Но вот его партнер, Гермиона, казалось, с величайшим равнодушием относилась к мрачным взглядам, которые его крестный время от времени посылал ей. А однажды, к своему огромному огорчению, он стал свидетелем того, как она обняла всеми ненавистного профессора по Защите от темных сил. Каково же было желание Скорпиуса тогда оглушить Снейпа и занять его место, которое по праву ему принадлежало.

Это было в прошлом году. Его чувство собственничества с того момента только усилилось. Всякий раз на уроках Зельеварения ему хотелось овладеть Гермионой прямо на столе, но ему удавалось сдерживать себя лишь потому, что от нее несло ее мужем.

Он до сих пор помнил, что испытал, когда увидел Гермиону в первый день после длительных каникул. Она, очевидно, провела много времени на открытом пространстве — ее волосы казались светлее, будто выгорели от палящего летнего солнца, а кожа была непривычно загорелой. И вся она словно светилась в тусклом освещении подземелья.

У Скорпиуса захватывало дыхание при виде такой красоты. А пахло от Гермионы чертовски приятно, жимолостью и ванилью, от чего рот его наполнялся слюной и в штанах становилось тесно. Слава Мерлину, ученики носили широкие мантии. Единственное, что беспокоило его — это легкие нотки чужого запаха, запаха ее мужа, портящие ее прекрасный естественный аромат и напоминающие Скорпиусу о квиддичной раздевалке, грязных носках и потных подмышках.

Он ненавидел это. Он хотел стиснуть Гермиону в своих объятиях и не отпускать до тех пор, пока его аромат не впитается в каждую клетку ее тела и не искоренит гниль Уизли. Свой первый учебный день после каникул Скорпиус помнил, будто это было вчера: он занял привычное место за первой партой, и тут вошла Гермиона. Она поприветствовала всех, а потом обратилась к нему с вопросом, как он провел лето. Он вежливо отвечал, чувствуя при этом, как болезненное возбуждение бьется в паху.

Голос Гермионы был тихим, сладким и красивым. Красивее любой музыки, которую он когда-либо слышал. А глаза... Ее глаза были цвета темного золота. Они излучали тепло и доброту. Она не относилась к нему плохо из-за того, кем он был. Ему приходилось на протяжении многих лет сталкиваться с предрассудками благодаря деятельности его деда и отца во время войны. Даже Гермиона в те времена подвергалась пыткам со стороны членов его большой семьи, но ни одному не стремилась отомстить.

Она была идеальной.

И она была его.

Пусть на тот момент она этого не знала.

Вернувшись в настоящее, Скорпиус ощутил пульсацию в паху. Мерлин, с тех пор, как он прибыл с Гермионой в мэнор, он постоянно находился в возбужденном состоянии, и закрывать глаза на это становилось все сложнее, учитывая, что его партнер был всего-то в нескольких комнатах от него.

Скорпиус посмотрел вниз и решил, что ему придется взять дело в свои руки. Снова. Но в последний раз. Он больше не станет этим заниматься, потому что на следующей неделе, после его дня рождения, он наконец закрепит связь с Гермионой.

Он закрыл глаза, как только ладонь слегка коснулась выпуклости в штанах. Перед его мысленным взором начали возникать картинки их с Гермионой первой ночи, и он высвободил член, обведя большим пальцем влажную головку.

Скорпиус схватился свободной рукой за край раковины, размазывая ладонью блестящую жидкость по всей длине и представляя, что это делает Гермиона: ее миниатюрная рука сжимает его плоть у основания, и вот она наклоняется, накрывая ее своим горячим ртом. Его клыки снова вытянулись, когда движения руки ускорились. Он воображал, как кладет Гермиону на белоснежные шелковые простыни и пробует ее на вкус. Его кровь кипела в жилах, и оргазм накрыл лавой, когда семя стало вырываться из его тела резкими толчками, пачкая старинную мраморную столешницу.

Осев на пол, Скорпиус спрятал член обратно в штаны и застегнул ширинку. Он чувствовал себя ужасно. Отец недавно сказал ему, что его тело подвергнется изменениям уже на этой неделе и что у него, возможно, начнется лихорадка. Скорпиус лег, успокаивая себя мыслью о том, что, когда все это закончится, он, наконец, получит своего партнера. Он закрыл глаза и погрузился в мир грез, туда, где Гермиона приняла истину и ответила на его чувства взаимностью.

Спустя какое-то время Скорпиус проснулся, чувствуя себя намного хуже, чем когда засыпал. Он был совсем потерян. Мутным взглядом он посмотрел на того, кто дергал его за руку. Это был эльф.

— Молодому господину, Скорпиусу, необходимо вернуться в свою комнату. Поднимайтесь. Вы нездоровы, — эльф сделал еще одну попытку поднять его.

— Динь, — сказал он упрямому существу, поморщившись от боли в горле, — что ты делаешь?

Скорпиус застонал, когда Динь в очередной раз потянула его на себя.

— Господин не должен оставаться на полу. Господину нужно в кровать.

Скорпиус моргнул, обведя взглядом место, в котором находился. Очевидно, он не был в своей комнате на большой мягкой кровати. Он лежал, свернувшись клубком, на полу в коридоре возле комнаты Гермионы. Как, во имя Мерлина, он здесь оказался?

Поднявшись, Скорпиус пошатнулся и чуть было не упал. Он только начал вспоминать, как очутился здесь, когда увидел отца, идущего к нему, с книгой и свитком пергамента в руке.

— Скорпиус! — крикнул Драко и подошел ближе. — Ты проснулся.

— Да, — сказал тот раздраженно. — Мне захотелось немного вздремнуть. Я проснулся здесь, почему-то...

— Вздремнуть? — переспросил отец. — Скорпиус, ты проспал двое суток. И ты... проснулся здесь?

— Двое суток? Мерлин, я чувствую себя ужасно. Да, отец, я проснулся здесь от того, что Динь пыталась поднять меня с пола.

— Началось, — прошептал Драко, внимательно посмотрев на сына. — Твой запах уже меняется. Мы должны вернуть тебя в постель, сынок. Следующий этап изменений будет болезненным.

— Динь, — обратился Малфой-старший к эльфу. — Принеси зелье для Скорпиуса. Оно в моей аптечке — темно-фиолетовое.

Выслушав указание, эльф исчез в тот момент, когда Драко повел сына в комнату. Тело Скорпиуса было таким слабым, что он едва перебирал ногами.

— Я могу остаться с Гермионой, отец? Я чувствую себя гораздо лучше, когда она рядом, — спросил он, неуклюже повалившись на кровать.

Скорпиус следил за тем, как отец заклинанием очищения придавал простыням свежесть.

— Боюсь, что нет, Скорп. После второго этапа, начнется третий — самый невыносимый. Внутри тебя проснется зверь. Ты же не хочешь случайно ранить Гермиону.

Эта мысль повергла Скорпиуса в ужас:

— Нет, конечно, нет, — заверил он отца. — Я просто скучаю по ней, ты ведь знаешь...

— Знаю. Я знаю это лучше, чем кто-либо другой.

Появившаяся в комнате Динь подошла к Драко и протянула ему маленький пузырек. Скорпиус выпил снадобье со вкусом мяты, и слабость исчезла, уступив место сонливости.

— Поспи, сынок. Утешь себя тем, что, когда все это закончится, Гермиона станет нашей, — Скорпиус заснул прежде, чем отец успел договорить.

Драко достал сорочку Гермионы из внутреннего кармана своего плаща и положил ее на грудь спящего сына. Потом погладил его по голове, отведя со лба влажную челку, и поспешил покинуть комнату. Скорпиус неосознанно прижался щекой к шелковой сорочке и вздохнул от удовольствия.

Скоро.

Потрясенная, Гермиона медленно опустилась в кресло. Письмо задрожало и выпало у нее из рук. Слезы обиды набежали на глаза, искажая пейзаж за окном. Впрочем, ей уже была безразлична вся эта заснеженная красота.

Она понимала, почему Рон так поступил. И понимала достаточно хорошо. Она сама сомневалась, что детям будет безопасно в окружении Малфоев. Но вот чего она действительно не могла понять, так это почему ее бывший муж так с ней обошелся. Как он мог взять и отобрать последнее, что у нее оставалось в этой жизни? Как он мог забрать у нее детей?

Тихие слезы медленно потекли по ее щекам. Время посещений. Да это просто смешно! Гермиона не могла решить, что обиднее: что она не сможет увидеться с детьми без согласия Рона или что он не доверяет ей настолько, что решил сам обезопасить их от Малфоев. Она бы не позволила причинить вред Розе или Хьюго. Более того, она бы жизнь за них отдала.

Гермиона точно знала, что у нее нет ни единого шанса — Малфой не позволит ей уйти из поместья без него и Скорпиуса. Она едва могла себе представить встречу с детьми, на которой бы присутствовали вейлы, ведь именно они послужили причиной, по которой Рон решил оформить полную опеку. Ей интересно было узнать, сделал ли он это нарочно. Разве он не понимает, что она сама не была готова становиться участницей всего этого? Что она этого не хотела? Если бы у нее был выбор, она бы оставила все как было.

Гермиона тихо всхлипнула, и слезы быстрее покатились из глаз. Ей еще повезло, что дети у нее были взрослыми. По крайней мере, они запомнят ее и то замечательное время, что они провели вместе. Если бы они были помладше, то через пару лет забыли бы даже как она выглядит. И Гермиона, в свою очередь, всегда будет о них помнить: пикники в Норе, отдыхи на пляже, и вообще — все.

Она просто не знала, что ей делать сейчас. Она всегда считала своих детей неким спасательным кругом, помогавшим ей держаться на плаву в не самые лучшие времена. Теперь у нее никого не осталось. Никого, кроме упертого вейлы, который посчитал своим долгом предъявить на нее права. Если бы ее дети были с ней, то, возможно, они бы сделали ее жизнь в поместье более сносной. Она не знала, как будет справляться в одиночку.

Драко тихо снял защитные заклинания с двери и вошел в комнату. Он не хотел, чтобы Скорпиус, чья спальня находилась напротив, услышал его. Третий, заключительный этап изменений вот-вот начнется, и силы его умножатся во много раз. Драко не хотел, чтобы сын думал, будто его партнеру что-то угрожает, из-за чего смог бы взломать защиту и навредить себе и Гермионе.

В комнате было темно. Поставив поднос с едой на тумбочку, Драко огляделся в поисках своего партнера и обнаружил ее сидящей в кресле лицом к окну.

— Гермиона? — нерешительно позвал он.

Она молчала, не шевелилась. Драко поднял палочку и зажег свечи, расставленные по комнате. Сердце забилось чаще, когда он подошел к Гермионе: ее глаза были открыты, и она смотрела на сад Малфоев невидящим взором. Драко заметил следы высохших слез на ее щеках, и слегка потряс ее за плечо.

— Гермиона?

— Полагаю, ты получил, что хотел, Драко Малфой, — ответила она зло.

Драко глядел на нее в полном замешательстве, пока Гермиона не указала на смятое письмо на полу. Он протянул руку и развернул пергамент. Гнев поднимался в нем с каждым прочитанным словом. Он не хотел лишать ее детей, у него даже в мыслях этого не было. Ее бывший муж оказался тем еще козлом. Драко никогда бы не отнял у Гермионы то, что ей было дорого. Если Уизли действительно ее любил, то как он мог так с ней поступить?

— Гермиона, — начал Драко. — Я бы никогда не лишил тебя детей. У меня и в мыслях такого не было, — ему было обидно, что Гермиона думала о нем так плохо.

— Неужели? — спросила она, повернувшись. — Ты держишь меня взаперти в этом ужасном доме. Ты лишаешь меня работы просто потому, что хочешь, чтобы я всегда была рядом с тобой и твоим сыном. Думаешь, если избавишься от моих детей, тебе станет легче добиться моего внимания? Думаешь, обретешь, наконец, долгожданное счастье?

Драко продолжал с трудом смотреть ей в глаза, будто каждое слово причиняло ему боль. Он понимал, каково ей было, и что в данный момент Гермиона была готова обвинить любого, кто находился рядом с ней. Он опустился перед ней на колени и прижал руки к ее щекам.

— У меня никогда не было желания избавиться от твоих детей, — мягко пояснил он.

Ее ресницы задрожали, и из глаз снова потекли слезы: тихие, полные беспомощности, безнадежности. Драко с трудом подавил желание наклониться и слизнуть их. Он знал, что подобное его поведение лишь усугубит ситуацию, а ему хотелось успокоить Гермиону, заставить ее почувствовать себя немного лучше. Поэтому ограничился тем, что осторожно стер слезы с ее щек большими пальцами, чувствуя себя при этом ужасно из-за сложившейся ситуации.

Уизли, конечно, поверг его в неподдельное изумление своим поступком. Драко не сомневался, что таким образом тот пытался вернуть Гермиону, а может, надеялся стать третьим. Или же надеялся, что его действия выставят Драко в неприглядном свете в глазах Гермионы. Ну, по крайней мере в этом, ему не нужна была помощь.

Драко начал успокаивать ведьму, заставляя ее вдыхать любимые запахи.

— Мы что-нибудь придумаем, — пообещал он, заключив ее в свои объятия. Гермиона напряглась от его прикосновения, но не отстранилась. Драко усмехнулся, поняв, что двигается в правильном направлении. Он ласково перебирал ее волосы, пока она плакала, уткнувшись в его рубашку.

— Я свяжусь со своим адвокатом после праздников, — сказал он. — Если мы не сможем изменить решение Визенгамота, то обязательно придем к какой-нибудь договоренности. Я бы никогда не стал намеренно ограждать тебя от твоих детей, Гермиона, даже если бы посещения происходили в доме Уизли.

Гермиона посмотрела на него, и в глубине ее заплаканных глаз засветилось что-то похожее на надежду.

— Ты позволишь мне уходить, чтобы я могла навещать детей? — спросила она дрожащим голосом. — Но как насчет того, что ты не выпустишь меня из-под надзора?

Драко вздохнул, и еще одна мощная волна боли захлестнула его — она действительно считала его монстром во плоти.

— Я бы никогда не оторвал тебя от твоей плоти и крови. Может, я и эгоист, но даже у меня есть границы, которые я стану нарушать. Неужели ты не понимаешь, что это лишь малая доля того, что я могу сделать для твоего счастья?

Он отвернулся и проглотил комок, образовавшийся в горле. Все шло совсем не так, как он себе это представлял. Может, если бы Скорпиус действовал по плану, то подобных сложностей не возникло?

Драко хотел было заговорить, но вдруг почувствовал ладонь на своей щеке. Его глаза расширились от удивления, когда он увидел тепло во взгляде Гермионы впервые за все время ее пребывания в мэноре.

— Кажется, я начинаю понимать, что тобой движет, Драко Малфой, — прошептала она и, склонившись к лицу Драко, оставила целомудренный поцелуй на его губах. В этом поцелуе не было страсти, наоборот — он был легким, невинным и в то же время самым потрясающим, который когда-либо был у Драко. Он чувствовал, как ее мягкие губы шевелятся, прикасаясь к его, и едва расслышал, как она прошептала: «Спасибо».

Драко был на седьмом небе от счастья. Он готов был небо с землей местами поменять, если Гермиона его об этом попросит. Он снова стиснул ее в своих объятиях, и на этот раз она обвила руками его шею, чтобы удержать. Да уж, Уизли понятия не имеет, что именно начал своим поступком.

Гермиона почувствовала, как Драко отстраняется, и убрала голову с его теплого плеча. Она поверить не могла, что поцеловала его, и всё еще была крайне смущена. При всей своей любви к Рону она не могла отрицать, что начала привязываться к Драко.

Тот, казалось, был действительно озабочен тем, чтобы она увиделась со своими детьми. Несмотря на холодную наружность Драко, его нелюдимость и заметное ожесточение, Гермиона заметила, что он был внимательным и заботливым. Она видела, каков он был со Скорпиусом, и знала, что он очень любил своего сына.

Сейчас она чувствовала себя виноватой, что осуждала его за то, что он не давал ей видеться с детьми, и понимала, что своими словами причинила ему боль.

В душе ее было смятение. Гермиона скучала по детям, мужу и семейству Уизли. Она боялась приближения дня, когда будет навсегда связана с двумя вейлами, один из которых приходился ровесником ее дочери. Боялась, что Малфои подчинят себе ее волю и она больше не сможет им противостоять. Боялась превратиться в некое подобие машины по производству детей, боялась, что будет изолирована в этом мрачном доме и беременеть так часто, как того захочет Скорпиус.

Но прежде всего Гермиона боялась потерять себя, забыть, какая она настоящая, и позволить Малфоям сделать из нее ту, кем она не является.

Драко полностью выпустил ее из объятий и снова опустился на колени. Он выжидающе смотрел на Гермиону, которая, в свою очередь, избегала зрительного контакта с ним. Она откинулась на спинку кресла и сложила руки на коленях, испытывая стыд и стеснение из-за случившегося поцелуя. Пальцы Драко сжались у нее на подбородке, и она вздрогнула, когда он наклонил ее лицо к себе.

— Не смущайся, любимая, — тихо сказал он. — Я знаю, что ты чувствуешь, и моих извинений никогда не будет достаточно, чтобы вытащить нас из ситуации, в которой мы оказались по моей вине. Если бы я в свое время не побоялся послать отца ко всем чертям, когда он заявил, что я не могу следовать своим инстинктам и претендовать на тебя, то всего этого можно было бы избежать. Мы бы поженились при взаимном согласии, и ты бы стала следующей леди Малфой. Скорпиус был бы нашим сыном и сейчас бы искал своего партнера. Из-за моего малодушия все обернулось тем, чего никогда не должно было произойти. И теперь можно только смириться с этим. Я люблю тебя. Всегда любил. И я не отрицаю, что безумно счастлив, что ты здесь. Надеюсь, что когда-нибудь и я смогу сделать тебя счастливой.

Гермиона не попыталась увернуться, когда Драко прижался губами к ее. Она оставалась неподвижной в его руках, не отвечала на поцелуй, но и не отстранилась, когда он приоткрыл рот и захватил ее нижнюю губу. Вместе с тем, она чувствовала, как сердце разрывала боль.

Драко с неохотой прервал поцелуй и, выпрямившись, поднял Гермиону с кресла.

— Пойдем, — приказал он, — возьмем пальто. Я хочу отвести тебя кое-куда.

Гермиона позволила ему подвести себя к шкафу и набросить на плечи пальто с меховым воротником, повязать на шею шарф и надеть на голову шляпу. Взмахом палочки Драко снял охранные чары и вывел Гермиону из комнаты. Небольшая прогулка по замку — и они уже стояли у парадных дверей.

— Куда мы идем? — с любопытством спросила она, наблюдая, как Драко запахивает на себе пальто и натягивает перчатки.

— Увидишь, — загадочно улыбнулся он. В его глазах загорелся шальной блеск, Драко привлек Гермиону ближе и положил ее руки к себе на плечи. — Держись, — попросил он, прежде чем утянуть ее в темную бездну.

Когда они приземлились, Гермиона приоткрыла глаза, но, начав осматриваться, изумленно их распахнула.

— Это… это?.. — из-за недостатка слов она лепетала словно младенец.

— Да, — подтвердил Драко. — Добро пожаловать на Северный полюс.

Гермиона повернулась к нему и чмокнула его в губы. Она понятия не имела, что это место на самом деле существует. Она всегда думала, что Санта-Клаус — это не более чем маггловский миф. Драко усмехнулся и взял ее за руку.

— Почему никто не сказал мне, что Санта-Клаус действительно существует? — возмутилась она, подходя к конюшне, где вместо лошадей были олени.

— Ну, это же очевидно, — пояснил Драко. — Просто подумай, каким образом подарки бы стали появляться под елкой каждый год? Кто-то должен их туда класть.

— Я никогда об этом не задумывалась, — сказала Гермиона. Она считала, что в волшебном мире это было как нечто самой собой разумеющееся. Но теперь у нее не было никаких сомнений, что это делал настоящий Санта-Клаус. Это место было волшебным. Она чувствовала витавшую в воздухе энергию.

— Ну, — сказал Драко, — куда ты хочешь пойти?

Гермиона осмотрела улицу, вокруг повсюду кипела бурная деятельность. Разумеется, ведь завтра Рождество.

— Я не знаю, — призналась она. — Ну, давай начнем с того конца улицы, а потом дойдем до другого?

— Звучит как план, — проговорил Драко, и они зашагали вдоль магазинов.

Гермиона была в восторге от пейзажей и звуков, наполняющих маленькую деревушку. Они зашли в магазин сладостей, где она купила Хьюго и Альбусу очень много конфет, которых должно было хватить им до самой весны. Пройдя дальше по улице, они наткнулись на магазин редких книг, и Гермиона выбрала для Розы небольшой томик рассказов о магических существах. Потом был магазин волшебных игрушек, переполненный эльфами, с поразительной скоростью бегающими туда-сюда и создающими игрушки. Здесь Гермиона купила Лили прекрасную куклу, которая вела себя совсем как настоящий ребенок (благодаря специальным чарам), а Джеймсу — функциональную игрушечную метлу. Она знала, что он уже начал летать. У Гермионы не было денег, но Драко оплатил все ее покупки. Сначала она хотела отказаться, но, так как именно он был причиной отсутствия у нее денег, она почти не чувствовала смущения по этому поводу.

У нее была возможность погладить оленей и полюбоваться их полетами в небе. Она даже мельком видела Санту, который полностью соответствовал маггловским представлениям — большой живот и длинная белая борода.

Позже они остановились в небольшой закусочной на окраине города, и Драко угостил ее ужином. Еда была вкусной, а по окончанию трапезы им принесли два стакана сливочного пива, которое Гермиона не пила уже давно.

Словом, день был чудесный. Теперь, когда Гермиона купила детям подарки, она чувствовала себя гораздо спокойнее. Она не хотела, чтобы они думали, будто она забыла о них.

— Я отлично провела сегодняшний день, — призналась Гермиона после того, как они аппарировали обратно в ее спальню. — Я понятия не имела, что все рассказы про Санту были правдой, — Гермиона до сих пор находилась под впечатлением. Волшебная деревушка на Северном полюсе теперь стала ее новым любимым местом. Хотела бы она знать о ней раньше, когда ее дети были еще маленькими.

— Да, — сказал Драко, — я рассчитывал на это. Я знал, что ты была расстроена и думала только о плохом. Еще я знал, что у тебя не было возможности купить рождественские подарки, и мне захотелось убить двух драконов одним камнем, так сказать.

— Спасибо, — сказала Гермиона.

Она понимала, что Драко попытался проявить заботу о ней и, должно быть, устал от аппараций на такое большое расстояние. Она высоко оценила то, что Драко удалось на какое-то время отвлечь ее от мыслей о завтрашнем дне — живот сжался, когда она подумала о предстоящей связи с Скорпиусом, которая должна была состояться меньше чем через сутки.

— Пожалуйста, — ответил он. — Для меня это было несложно. Я тоже отлично провел время. К тому же, я с детства не был на Северном полюсе и просто подумал, что нам обоим не помешало бы немного отвлечься от происходящего.

Гермиона что-то одобрительно промурлыкала, а Драко накрыл ее рот своим. Язык, скользкий, ловкий и горячий, нежно раздвинул плотно сомкнутые губы, и Гермиона поддалась. Отвечая на поцелуй, она не могла насытиться вкусом Драко. А когда движения стали сильнее и настойчивее, она прижалась к нему бедрами, но он отстранился. Слишком рано.

Гермиона разочарованно вздохнула.

— Я пойду, — тихо сказал Драко, — пока остатки контроля не полетели к чертям. Ты просто знай, что все будет хорошо. Я обещаю.

Когда Драко вышел из комнаты, Гермиона села на кровать, приходя в себя после случившегося. Она надеялась, что он прав. Ее приводила в ужас мысль, что завтра вечером она будет связана со Скорпиусом.

Завтра вечером она впервые увидит его после трансформации.