Никогда не думал, что доживу до этого момента. Впрочем, когда-то у меня были серьезные сомнения в том, что я доживу до двадцати лет, так что предсказатель из меня всегда был никудышный. Ведь я дожил не только до двадцати, а даже до тридцати. Умудрился за это время не только жениться и наплодить себе подобных, но и сделать неплохую карьеру. Самое забавное, что я так и не стал профессиональным игроком в квиддич, хотя этого ждали почти все. А я в какой-то момент решил, что с меня довольно внимания толпы, почитания и обожания. Невзирая на мнение одного знаменитого зельевара наших дней, мне никогда не доставляла удовольствия суета вокруг меня.
Единственное место, которое я действительно мог назвать домом, был замок Хогвартс, а поскольку даже мне с наследством Поттеров и Блэков было не по карману приобрести его в собственность, замок приобрел в собственность меня. Так что я теперь здесь местная знаменитость и преподаватель Защиты от Темных Искусств по совместительству. А звездой квиддича у нас стала Джинни. Правда, отлетав три сезона охотником в сборной Британии, она наконец остепенилась, вышла замуж и теперь, как и подобает дочери Молли Уизли, возится с двумя очаровательными рыжими девочками-близняшками и темноволосым мальчуганом на год их младше. Иногда мне кажется, что она меня за это ненавидит, поскольку в процессе создания этих милых, но ужасно непослушных существ я принял некоторое участие. А я каждый раз пугаю ее предсказанием профессора Трелани, в котором я, ради разнообразия, жил достаточно долго, чтобы успеть родить 12 отпрысков. Она мне на это отвечает, что «рожать» я их буду либо сам, либо на стороне, а ей и троих хватает. Конечно, всерьез по этому поводу мы никогда не ссоримся, и обычно все заканчивается «репетицией» зачатия этих самых обещанных мне двенадцати отпрысков.
Конечно, чтобы вся эта идиллия стала реальностью, одному злобному темному волшебнику пришлось распрощаться со всеми семью осколками сущности, которая по какому-то недоразумению считалась его душой. Теперь я могу даже шутить на эту тему, хотя тогда мне было не до шуток. Смерть профессора Дамблдора не была последней, мне пришлось расстаться еще с двумя очень близкими мне людьми, чуть не погибнуть самому. Однако сейчас это дела давно минувших дней, а когда восемь лет подряд начинаешь свой год с того, что в красках расписываешь взволнованным первокурсникам, как ты победил Того-кого-теперь-можно-называть-как-душе-угодно, стараясь не слишком сильно их напугать, события перестают казаться такими торжественно-печальными, воспоминания больше не причиняют боль, а об ушедших хочется думать как о живых.
Со временем еще несколько человек исчезло из моей жизни, правда, менее трагическим образом. Потерялись в вихре взрослой жизни школьные друзья-приятели, ушли на покой некоторые учителя.
Гермиона, окончательно расставшись с Роном, весь свой пыл и упрямство направила на науку. Сейчас я успеваю следить за ее перемещениями по миру лишь через «Вестник магической археологии», в котором регулярно появляются ее статьи-отчеты о новых раскопках. Оказывается, у нее весьма приятный стиль, и информация о мертвых языках (ее специализация), которую я обычно не могу воспринимать ни под каким соусом, в ее исполнении звучит достаточно понятно и даже интересно. Хотя… Может быть, я просто скучаю по ней.
С Роном мы, конечно, видимся довольно часто, поскольку стали в некотором роде родственниками, но его образ жизни начинает все чаще раздражать меня. Иногда мне кажется, что он застрял где-то на уровне шестого курса Хогвартса. Точнее будет сказать, вернулся на этот уровень. Впрочем, каждый из нас справлялся с последствиями войны как мог. Я не могу осуждать его, ведь в той мельнице, перемоловшей немало человеческих жизней, он потерял брата.
С профессором МакГонагалл мы были коллегами всего три года, после чего она ушла на покой и теперь нянчит не то внуков, не то правнуков где-то на бескрайних просторах Шотландии. Профессора Синистра и Вектор ушли из школы пару лет назад, занявшись какими-то исследованиями. Здоровье бедного профессора Флитвика все ухудшалось с каждым годом после окончания войны, и вот этим летом он покинул Хогвартс и уехал к родственникам. Из учителей, которых я хорошо знал, в школе остались, пожалуй, только Спраут и Биннс. Профессор Снейп ведь так и не вернулся к преподаванию. Я даже толком не знаю, где он сейчас живет и чем занимается. Несколько раз я слышал, что он выступал на международных научных конференциях, но мне ни разу не удалось присутствовать при этом. Собственно, с ним я не виделся дольше всего, с самого окончания войны.
И вот настал момент, когда у меня есть все шансы увидеть некоторых из этих людей. Конечно, я предпочел бы какой-нибудь более безобидный предлог для этого, но, видимо, судьба у меня такая: мир спасать. Равно как у других людей судьба мне в этом помогать.
Нет, я не преувеличиваю. Занимаясь изучением научных изысканий Салазара Слизерина в области Темных Искусств, я перечитал не один десяток его трудов, монографий, дневников, разрозненных коротких статей и прочих документов, дошедших до наших дней. Среди вороха этих бумаг мне на глаза попался пергамент весьма пугающего содержания. Совсем короткая запись, озаглавленная как «Гроб Небытия». Согласитесь, достаточно интригующе, чтобы уделить огрызку пергамента в три абзаца самое пристальное внимание. Пергамент сообщал, что Слизерин в свое время обнаружил некую Арку (так он и писал это слово, с большой буквы), покрытую «письменами на языке Ангелов», которые содержали в себе своеобразный вызов человечеству. Салазар был предельно лаконичен, ссылаясь на магию Арки (якобы, она была устроена так, что волшебник, сумевший прочитать ее, не сможет передать полученные знания потомкам) и сообщал только, что в ней заключена сила, способная уничтожить все сущее, и что ключ к спасению содержится на самой Арке. Оказывается, Основатели Хогвартса когда-то уже предотвратили конец света, расшифровав послание и выполнив необходимые условия. Когда человечеству предстоит снова отстаивать свое право на существование, в документе сказано не было. Возможно, Слизерин и остальные этого просто не знали. Зато в пергаменте сообщалось, что после появления Арки у людей, которым «посчастливилось» жить в это время, остается ровно пять дней, после чего Гроб (честное слово, так там и сказано) открывается, «выпуская тьму», и его необходимо снова закрыть, иначе наступит конец света. Чтобы узнать, как его закрыть, необходимо прочесть указания на Арке.
Я попытался найти в библиотеках еще какие-то упоминания об этой Арке или о «языке Ангелов», однако информации почти не было. Об Арке я больше ничего не нашел, зато языком Ангелов, оказывается, назывался энохианский алфавит, о чем я узнал, как ни странно, из статей Гермионы. Оказывается, она написала про это целую книгу. Книгу я приобрел и изучил, а вот пергамент про Арку мне пришлось отложить в сторону и приступить к изучению других документов. Было это чуть больше года назад. А сегодня утром все занятия в школе были прерваны довольно сильным подземным толчком, после которого стены замка заходили ходуном, а у подножия Северной башни, словно из-под земли, выросла причудливой формы конструкция высотой метра два из неизвестного мне материала (и не камень, и не металл, а что-то среднее), покрытая странными письменами, в которых я сразу узнал энохианские символы. Слава Мерлину, память у меня пока отменная, я сразу нашел примечательный пергамент. Сомнений у меня почти не было: эта конструкция и есть та самая Арка, «суть есть Гроб Небытия», как сказал бы старина Салазар.
Памятуя о сжатых сроках спасения мира, я связался с Гермионой, благо, со времен Ордена Феникса у нас остались средства связи понадежнее каминов. Выслушав мою сбивчивую от крайнего волнения речь, подруга велела мне «дышать ровнее» и тут же аппарировала прямо передо мной (напомните мне в следующий раз разговаривать с ней с территории, на которую распространяется действие антиаппарационных чар). Честное слово, могла бы и предупредить, потому что после этого мне еще не скоро удалось выровнять дыхание.
Если вы спросите меня, каковы были ее следующие слова, я буду вынужден ответить с оттенком грусти, ибо это были слова «Где она?» А ведь мы не виделись больше пяти лет. Возможно, у нас не было достаточно времени для разговора по душам, воспоминаний о былых днях и просмотра колдографий, но ведь для короткого «Здравствуй, Гарри! Как твои дела? Я так рада тебя видеть!» много времени не нужно, разве нет?
Она изменилась. Очень. Волосы коротко подстрижены, лицо уставшее, фигуре не хватает былого изящества, а в глазах ни намека на прежний азарт, с каким она кидалась на всю новую информацию. Конечно, я тоже не остался тем же парнишкой, каким был когда-то, но себя я вижу чаще, поэтому изменения мне заметны меньше. Новая версия Гермионы же почему-то навеяла на меня тоску, заставляя по-стариковски сожалеть об ушедших днях.
Мне ничего не оставалось, как отвести ее к Арке. Она извлекла из кармана блокнот и карандаш, сделала пару набросков на одном листе, открыла новый, приблизилась к конструкции, пробежала глазами закорючки символов, что-то быстро записала и повернулась ко мне. На лице ее застыло тревожное выражение.
- Не нравится мне это, Гарри, - напряженно произнесла она. Голос у нее, кстати, тоже изменился: стал более низким и чуть хрипловатым. – Местами символы довольно обычные, но несколько кусков текста мне абсолютно непонятны. Должна заметить, это весьма обширные куски. Сейчас я пока могу только подтвердить твою правоту, поскольку здесь действительно упоминаются слова «Гроб Небытия». Это во-первых. Во-вторых, как я поняла, ключ к его закрытию в трех элементах: зелье, заклинании и чем-то еще, что я пока не смогла перевести. Полагаю, рецепт зелья, как и формула заклинания, зашифрованы здесь. Именно зашифрованы, потому что это не просто энохианский текст, это шифр. Я готова приступить к расшифровке прямо сейчас, но нам нужен зельевар. Некоторые специфические тексты лучше переводить при помощи специалиста. К тому же кому-то придется приготовить это зелье. Поэтому нам нужен очень хороший зельевар.
Вот и повод побеспокоить профессора Снейпа. Честно говоря, меня больше всего удивляет то, что я действительно хочу его видеть. Тогда, десять лет назад, после нашей победы, мне так и не удалось задать ему несколько очень важных вопросов. Мы вообще как-то не договорили тогда. Он просто исчез. Не дожидаясь официального оправдания (оно было вынесено ему заочно), не получив своей награды. Все эти годы, публикуя монографию за монографией, я в тайне надеялся, что он не удержится и пришлет мне свое мнение об одной из них. Мнение, безусловно, негативное, сформулированное в резких или даже грубых выражениях, но его мнение. Повод для научного спора, повод для разговора, который мне, возможно, удалось бы со временем вывести на интересующие меня темы. Даже странно, что, испытывая неприязнь к этому человеку с одиннадцати лет, ненавидя его и искренне желая его смерти ничуть не меньше, чем смерти Волдеморта, я потратил последние десять лет на то, чтобы попытаться его понять. По мере того, как я становился старше, некоторые нюансы наших с ним отношений стали представляться мне в совершенно другом свете. Я далек от идеализации его образа, прощения ему всей жесткости, которую он позволял себе, но, кажется, со временем я стал уважать его как ученого и как человека, пожертвовавшего столь многим ради нашей победы. Не знаю, как он выдержал это, но очень хочу узнать. И, что самое невероятное, хочу все-таки реабилитировать себя в его глазах.
Когда-то я уже пытался связаться с ним. Я посылал ему свои статьи и результаты исследований с просьбой написать на них рецензию. Я надеялся, что совы разыщут его. Птицы возвращались довольно быстро, что позволяло предполагать, что он по-прежнему жил на территории Британии. Пакетов с ними не было, но и ответа ни одна не принесла. Оставалось надеяться, что на это письмо он прореагирует иначе.
Отправив пергамент с запиской весьма истеричного содержания с одной из школьных сов, я отправился в кабинет, который мы отдали Гермионе для работы над переводом. С помощью Самопишущих перьев и Копирующего заклинания она перенесла текст с арки на пергамент и теперь сидела, обложившись со всех сторон какими-то книгами и справочниками, и строчила пером, перечеркивая и переписывая строчки.
- Я написал Снейпу, - зачем-то сообщил я, подходя к ее столу.
- Думаешь, он отзовется? – поинтересовалась она, не отрываясь от своей писанины и даже не взглянув на меня.
- Надеюсь, - я опустился на стул и подпер рукой подбородок. Ощущение неправильности происходящего не оставляло меня. Чем я заслужил такую отчужденность? Она могла расстаться с Роном, а я мог остаться его другом, но почему это должно влиять на наши с ней отношения? – Кстати, Джинни в полном порядке, дети тоже, спасибо, что спросила, - получилось немного капризно, но я ничего не мог с собой поделать: мне было обидно, а я никогда не умел этого скрывать.
Она подняла на меня взгляд своих карих глаз и посмотрела с укором.
- Гарри, сейчас не время для разговоров о жизни! Мы обо всем поболтаем после того, как решим эту небольшую проблему. А сейчас мне некогда: нужно перевести еще очень много текста. Поэтому не отвлекай меня, пожалуйста.
- Да, конечно, извини, - я старался, чтобы это прозвучало с раскаянием, но получилось как-то сухо и все с той же обидой. – Может, я могу тебе помочь? Где этот кусок с заклинанием? Я все-таки кое-что в них понимаю, могу попробовать перевести.
На этот раз она посмотрела на меня с удивлением.
- Ты, может, и понимаешь в заклинаниях, но как насчет энохианского?
- Я читал твою книгу… и статьи, - мне оставалось только смущенно пожать плечами. В школе я даже рунами не интересовался, но по работам Гермионы учиться было легко и интересно.
- Ты… что? – Теперь она выглядела не просто удивленной, а еще и растерянной и немного смущенной. На скулах выступил румянец. – Тогда, конечно… Вот он, попробуй.
Она протянула мне пергамент, показала справочники и объяснила, как обычно переводят подобные тексты, с чего начинают и как поступают в случаях двоякого толкования текста. Все это выглядело довольно сложным, но я знал, что не смогу просто сидеть и ничего не делать.
Когда она вернулась к работе, я еще какое-то время рассматривал ее, а потом не удержался и спросил:
- Зачем ты остригла волосы? Так коротко?
- С той гривой, что у меня была, очень неудобно на раскопках где-нибудь в Африке или в джунглях, - не поднимая головы, ответила Гермиона. – Еще вопросы?
Я только покачал головой. В тот день мы провозились до позднего вечера. Гермионе удалось расшифровать довольно приличный кусок рецепта, а мне всего пару строк заклинания, да и в тех было несколько спорных моментов. От профессора вестей не было. Впрочем, совы, конечно, умницы, но они не реактивные.
Спать я шел с тяжелым сердцем. И это не было связано с предстоящей катастрофой вселенского масштаба. Мне было грустно, потому что в этот день я отчетливо понял, что некоторые вещи уходят навсегда и их не вернуть. В одну и ту же реку дважды не войти. Люди меняются, отношения рвутся, а потом их не восстановить. Вероятно, прежней легкости и сердечности в наших отношениях с Гермионой уже никогда не будет, как больше не будет нашей дружбы втроем, которой я так дорожил в школе, которая помогла мне пройти все испытания, выпавшие мне тогда.
Засыпая рядом с Джинни, я с грустью понял, что мир спасать у меня всегда получалось значительно лучше, чем удержать рядом то, что было необходимо мне как воздух.
Никогда не думала, что однажды вернусь сюда. Хогвартс. Когда-то это слово символизировало для меня волшебство, сказку, которая вдруг стала реальностью. Здесь прошли самые лучшие и беззаботные годы моей жизни. Здесь я впервые нашла настоящих друзей, впервые влюбилась... Так много здесь было в первый раз, что всего и не упомнить. Я не уставала изучать свой новый мир, строить планы, мечтать. Это была бесконечная эйфория, казалось, все по плечу и все возможно, ведь теперь вокруг меня была Магия.
Это потом я поняла, что магический мир очень немногим отличается от маггловского. То же социальное расслоение, тот же расизм, та же политика. Нудные рабочие будни, борьба за место под солнцем. Семьи, дети, ссоры, дрязги, сплетни, козни, интриги… Все точно так же, как и у магглов, только вместо маленького компьютера с выходом в Интернет через мобильный телефон в кармане лежит волшебная палочка, а в остальном никакой разницы. Становясь неотъемлемой частью жизни, магия теряет свое обаяние и притягательность. И ее уже больше не хочется писать с заглавной буквы.
Тем не менее, оказавшись снова в этом замке, я вдруг ощутила слабый отголосок прежнего восторга. Пройдя по до боли знакомым коридорам, наполненным воспоминаниями, заглянув в классы, где когда-то блистала абсолютно правильными ответами, я испытала странное томление в груди. Это было одновременно и приятно, и болезненно. Я вспомнила друзей, наши проказы и приключения, ссоры и примирения… В общем, все то, о чем последние годы не позволяла себе вспоминать.
А здесь все осталось прежним. Время словно не властно над этим местом. Сюда все так же приходят дети, как и двадцать лет назад, когда сюда пришли мы. Как сотню лет назад, когда нас и в помине не было. Как будут приходить они сюда еще через сто лет, когда никто уже не вспомнит ни Мальчика-со-шрамом, ни испытания, через которые ему пришлось пройти, ни, тем более, его друзей, что пытались помочь ему в этом. У меня даже есть серьезные подозрения, что об этом все так же нудно будет рассказывать профессор Биннс, а ученики будут дремать на его уроках.
Гарри тоже почти не изменился. Все так же торчат в разные стороны черные волосы, он так же улыбается, немного неуверенно, словно сомневается, стоит ли сейчас улыбаться. Даже форма его очков осталась прежней. Разве что шрама больше нет на лбу.
Когда я услышала его сбивчивое сообщение, мне даже в голову не пришло усомниться в его правдивости. Это был шанс снова поучаствовать в приключении, сделать что-то по-настоящему полезное. Знаете, когда в детстве слишком часто участвуешь в спасении мира, потом как-то трудно от этого отвыкнуть и переключиться на деятельность поскромнее. На науку, например.
Однако проблема оказалась несколько серьезнее, чем я предполагала. Угроза была нешуточная, а времени – в обрез. Предстояло очень серьезно поработать над переводом и расшифровкой, к тому же приготовить довольно сложное зелье. Во всяком случае, переведенная мною на данный момент часть рецепта была очень сложной. Это вам не Многосущное зелье сварить.
Я очень надеялась, что профессор Снейп откликнется на наш призыв. Во-первых, он лучший зельевар из тех, кого мне приходилось встречать. Во-вторых, он… Впрочем, зачем сейчас об этом?
На второй день перевод не стал продвигаться быстрее, хотя обычно так и бывает, поскольку сочетания символов начинают повторяться. В этот раз я увязала в тексте, как в зыбучих песках. Одно я успела понять: зелье уже насчитывало более двадцати ингредиентов, а время приготовления занимало почти двое суток. Если так пойдет дальше, а профессор не появится в ближайшие… часа полтора, то мы пропали. Если, конечно, эта Арка – не самый оригинальный розыгрыш в истории человечества.
Ближе к обеду у меня засаднило глаза от постоянного напряжения, и я была вынуждена дать им передышку. Я оторвалась от созерцания сотен заковыристых символов и посмотрела в окно. Был конец октября, деревья стояли в золоте, и солнце хоть и не грело, но так ярко освещало все вокруг, что было трудно поверить в угрозу, зависшую над нашими головами. Во дворе прогуливались студенты разных курсов, кто-то просто сидел на ступеньках, скамейках и даже на расстеленных на земле пледах, подставляя лица последнему в этом году солнцу. Никто даже не подозревал об опасности.
Я еще не успела додумать эту мысль, когда увидела его. Он шел от ворот ограды, окружавшей замок. Неспешно, немного прихрамывая и опираясь на трость. Его одежда была все такой же черной, а вот в волосах серебрилось так много седых нитей, что они были заметны даже с такого расстояния.
- Профессор… - я даже не знала, что произнесу это вслух, пока сидевший рядом Гарри не встрепенулся.
- Снейп? – спросил он со странным выражением. Неужели он мог испытывать радость по поводу прибытия зельевара? Насколько я помню, Гарри всегда его ненавидел и не простил даже тогда, когда стало понятно, что он на самом деле на нашей стороне.
- Он самый, - пробормотала я. Мне хотелось выбежать из кабинета и броситься вниз по лестнице, чтобы поскорее увидеть профессора вблизи. Последний раз мы встречались на конференции почти четыре года назад. Короткая была встреча, но… Впрочем, время ли сейчас говорить об этом?
Чудовищным усилием воли я заставила себя остаться на месте. Мне показалось, Гарри испытывает нечто похожее. Вот только он все же позволил себе вскочить на ноги и заметаться из стороны в сторону, засунув руки в карманы. Ждать пришлось долго. Или мне только так показалось? Во всяком случае, за это время я смогла перевести не больше двух слов.
Его появление было менее эффектным, чем в прежние времена, когда он ходил так стремительно, что просторная мантия вилась за его спиной черным облаком. И тем не менее, я сразу почувствовала былой трепет в душе, увидев его высокую худощавую фигуру в дверном проеме. Он сделал несколько шагов вперед, обвел комнату холодным взглядом, равнодушно изучил наши с Гарри лица, а потом начал разматывать шарф, тихо говоря:
- Я очень надеюсь, мистер Поттер, что ваше послание – не плод вашего больного, истосковавшегося по всемирной славе воображения.
- Все истекаете ядом? – дерзко поинтересовался Гарри. Честное слово, не видела бы его всего пару минут назад, ни за что бы не подумала, что он мог хотеть увидеть Снейпа.
Профессор только усмехнулся и слегка склонил седую голову набок.
- Где ваша проклятая Арка, Поттер? У меня нет желания попусту терять время, обмениваясь с вами любезностями.
Гарри равнодушно пожал плечами и, бросив короткое «Идемте», увел Снейпа за собой.
Вот и все. Меня словно вообще тут не было. Интересно, а чего я ждала? Душевной беседы? Искренней заинтересованности в том, как я провела последние четыре года? Чушь! Если однажды профессор Снейп целый вечер был милым и почти обаятельным, это еще не значит, что он будет теперь таким всегда. В конце концов, за эти четыре года ему ни разу не пришло в голову связаться со мной.
Может быть, я вообще сама придумала тот вечер? Неформальный банкет «в узком кругу» после конференции, беседу ни о чем в тени беседки, мягкий обволакивающий голос, блеск черных глаз в темноте, звон кусочков льда в бокале, шуршание мантий, чуть сладковатый запах дыма, который приносил ветер? Может, ничего этого не было? Все это так не вписывается в привычную картину мира, что очень легко заставить себя забыть, махнуть рукой, хотя бы просто притвориться, что ничего не было… Хотя, конечно, не было. В обычном смысле этого слова. Просто разговор двух ученых на ненаучные темы, совместная вечерняя прогулка, встреча бывшей ученицы с бывшим учителем. Ничего, чем можно было бы поделиться с подружками на девичнике. Ничего, о чем можно красиво рассказать. Потому что не было ничего, кроме запаха дыма, легкого головокружения от шампанского, щекотного предчувствия где-то в груди, словно вот-вот что-то должно случиться. Похоже на ощущение, когда хочется чихнуть. И больше не было ничего. Разве что немного абстрактной грусти, когда порозовел восток, ночная прохлада наконец пробрала меня до костей, а мой собеседник вдруг встрепенулся, скомкано попрощался и дезаппарировал так поспешно, что я даже ничего не успела ему ответить. Вот, собственно, и все. О таком не рассказывают. Такие воспоминания прячут поглубже, достают только тогда, когда рядом никого нет, аккуратно пересматривают, стряхивают пыль и снова прячут. Это слишком личное. Вот если бы я просто переспала с ним тогда… Но мы даже не притронулись друг к другу. Впрочем, если мне не изменяет память, был поцелуй, но он был таким мимолетным, таким неуместным и остался таким незамеченным, что я не могу поручиться, был ли он вообще. Во всяком случае, мне помнится вкус виски, хотя в тот вечер я пила только шампанское.
- Гермиона, что-то случилось? – Голос Гарри достиг моего слуха словно с другой планеты.
- Что? – Я очнулась от своих воспоминаний. Он смотрел на меня с тревогой. Видимо, в какой-то момент я потеряла контроль над выражением своего лица.
- Плохие новости? – напряженно спросил Гарри, кивнув на листы пергамента, разложенные передо мной.
- Нет, - я постаралась придать своему тону безразличие. – Нет, ничего такого, - повторила я для усиления эффекта. – Просто думаю, как правильнее перевести…
Не удержалась все-таки! Скользнула взглядом по профессору, стоявшему за спиной Гарри. Тот только усмехнулся, но ничего не сказал. Легилимент чертов!
Упомянутый легилимент тем временем шагнул ближе к столу, бесцеремонно сцапал лист пергамента и поднес его близко к глазам. Интересно, как, обладая далеко не самым острым зрением, он умудрился всего за пару секунд найти в ворохе перечеркнутых пергаментов именно тот, на котором начинался рецепт нужного нам зелья?
- Ну что, профессор, каковы наши шансы на выживание? – поинтересовалась я, стараясь, чтобы мой голос прозвучал если не язвительно, то хотя бы твердо, без предательской дрожи.
- Скажите мне, мисс Грейнджер, вы действительно не видите разницы между перемалыванием и перетиранием ингредиента? - Вот его голос всегда изобиловал сарказмом. Как ему только это удается? Годы тренировки, не иначе.
- Что вы имеете в виду, профессор? – холодно уточнила я.
- Вот здесь, - он сунул мне под нос пергамент, который только что разглядывал сам, - вы написали перемолоть, а в скобках – перетереть.
- Это неточность перевода, - спокойно объяснила я. – К сожалению, между английским и энохианским нет дословного совпадения…
- Эта неточность может стоить всем нам жизни, - резко перебил он. Какой же он все-таки хам! – Вам стоит переводить внимательнее.
- При всем уважении, профессор, - медленно произнесла я, чувствуя, как все внутри закипает, - это нельзя перевести точнее. Очевидно, вам самому придется решать, что делать с этим ингредиентом.
Он ничего мне не ответил, только снова уткнулся своим длинным носом в пергамент, затем взял следующий (все одной и той же рукой, поскольку другой он все это время опирался на трость).
- Приготовление зелья стоит начать немедленно, - бросил он, когда изучил весь имеющийся на данный момент перевод рецепта. – Поттер, мне нужна моя лаборатория и ингредиенты. Немедленно! – Но стоило Гарри направиться к двери, как поступила новая команда: - Стойте! Вы уже сообщили в Министерство об этом?
- Нет, - Гарри мотнул головой. – Мы с директором посчитали, что мельтешение министерских чиновников только затормозит процесс. Мы вообще не хотим поднимать панику. О происходящем знаем только мы трое и директор.
- Придется посвятить кого-то еще, - невозмутимо сообщил Снейп. – Желательно, чтобы у этого человека была оранжерея, наполненная редкими видами растений.
- Что? – Гарри непонимающе уставился на бывшего учителя. Иногда его соображалка немного притормаживала. Судя по тому, что Снейп страдальчески закатил глаза, он считал так же.
- Сомневаюсь, что из Африки нам успеют доставить Намакванский Пахиподиум, из Австралии – Мешочковый Цефалотус и в придачу Халкедонскую лилию из Греции! – раздраженно произнес зельевар. – Разве что все эти опасные и ядовитые растения разводятся в хогвартских теплицах?
- Я вас понял, - к щекам Гарри прилила кровь, что свидетельствовало, скорее всего, о крайнем раздражении. – Еще какие-нибудь пожелания, профессор? – наигранно-учтивым тоном поинтересовался он.
- Мисс Грейнджер надо переместить ближе к лаборатории, чтобы я мог в любой момент уточнять у нее перевод, - невозмутимо сообщил Снейп и, сложив обе руки на набалдашнике своей трости, строго посмотрел на нас обоих. – И должен вам напомнить, что я больше не профессор, так как давно не преподаю.
Мы с Гарри переглянулись. Он действительно давно не был нашим учителем. При этом Гарри даже в школьные годы не особо-то использовал обращение «профессор» в отношении Снейпа, а я последние четыре года вспоминала его совсем не как своего учителя. И тем не менее, оказавшись снова в стенах Хогвартса, мы словно перенеслись в то время, когда мы были учениками, а он нашим пугающим профессором Зелий. Разве не забавно?
Гарри пожал плечами и неопределенно мотнул головой, что могло означать что угодно от «Как скажете» до «Пошел ты со своими придирками, как хочу, так и буду называть». Я вообще предпочла проигнорировать замечание: мое положение руководителя исследований в последние годы приучило меня не оправдываться.
После этого мой школьный друг отправился исполнять указания Снейпа, а сам зельевар замер на месте, словно каменное изваяние, не глядя в мою сторону. Меня подмывало заговорить с ним, спросить о том вечере и что он для него значил, но поскольку я примерно представляла, что он может мне на все это ответить, и меня это отнюдь не радовало, я удержалась от расспросов. Сам он тоже, очевидно, не желал со мной разговаривать, а возможно вообще забыл о моем присутствии, поэтому несколько минут в кабинете был слышен только скрип моего пера. Потом Снейп приглушенно вздохнул, наверное, мысленно представив себе работу, которую предстояло проделать в ближайшее время без права на ошибку, и медленно заковылял к двери.
Полчаса спустя Гарри помог мне переправить все свои бумажки, словари и справочники в небольшой сырой кабинет в подземельях. Дверь в лабораторию была открыта, и мне было слышно шуршание мантии, бульканье котла, звон склянок, стук ножа по доске… Все это сначала отвлекало, но потом я полностью погрузилась в сложнейший в моей жизни перевод. Я даже не заметила, как Гарри снова появился в кабинете и, сев рядом, снова взялся за перевод заклинания. Я обратила на него внимание только тогда, когда он обратился ко мне:
- Как продвигается твой перевод?
- Медленно, - отрывисто ответила я, стараясь свести воедино три сочетания символов, каждое из которых само по себе было мне понятно, но я никак не могла перевести их вместе. – А если я буду отвлекаться, то пойдет еще медленнее.
- Извини. – Это прозвучало вроде бы спокойно, но не для того, кто знал Гарри полжизни. Я оторвалась от своих символов и посмотрела на него. Он был обижен, я это чувствовала, но не знала, что могу для него сделать. Я и сама была бы рада, если бы мы могли просто посидеть, поболтать о жизни, вспомнить старых друзей, обсудить последние политические события и рабочие сплетни, но в данный момент это было несколько… некстати. Сначала нужно было закончить наше дело, а уже потом развлекаться. Я знала, что он не поймет меня, как никогда не понимал ни моего ответственного отношения к учебе, ни моей искренней убежденности в необходимости освобождения домашних эльфов. Он вообще никогда по-настоящему меня не понимал. Это было естественно, ведь он парень. И в то же время это было обидно, ведь он был моим единственным настоящим другом.
- Гарри, - попыталась я сказать так мягко, как только могла, - мы с тобой обязательно поболтаем обо всем, когда это закончится, хорошо?
Сказала и тут же сама ощутила неискренность этого обещания. Стоит всему этому закончиться, как я тут же сбегу, прикрывшись сотней срочных дел, которые мне пришлось бросить ради сего «приключения». На то были причины, но мне не хотелось о них ни думать, ни тем более говорить.
Гарри кивнул в ответ, но так и не посмотрел на меня. На секунду я испугалась, что он почувствовал ложь в моих словах, но потом я одернула себя. Это же Гарри! Он никогда не страдал особой проницательностью.
- Я связался с Невиллом. В ближайшее время он соберет все растения, которые нам нужны, и прибудет в Хогвартс. Здорово будет снова его увидеть. – Я согласно кивнула, не отрываясь от своего занятия. Он помолчал недолго, а потом задумчиво пробормотал, словно сам себе: - Странно, что для встречи друг с другом нам всем понадобилась очередная смертельная угроза.
Я ничего не ответила. Потом он ушел, и я снова осталась одна. Не знаю, который был час, но глаза у меня давно слипались, а спину ломило так, словно я целый день таскала огромные мешки с песком.
Я скорее почувствовала его присутствие, чем услышала шаги или еще что-то. Он по-прежнему умел передвигаться бесшумно.
- Если вы уснете прямо над своими пергаментами, то не сможете как следует отдохнуть. – Снейп стоял в дверном проеме, отделявшем мой кабинет от его лаборатории, подпирая плечом косяк и сложив руки на груди. На его лице были следы усталости, на лбу поблескивали капельки пота, а глаза ничего не выражали. Все такие же пустые холодные туннели как когда-то. Почти мертвые глаза. Или глаза почти мертвого?
- У нас мало времени, а текст очень сложный, - интересно, у меня правда такой хриплый голос или мне только так кажется? Возможно, это от усталости.
- Сколько вы перевели за последние полчаса? – Вот от его голоса все так же бежали мурашки по спине, хотя он и говорил еле слышно.
- Не знаю, я не засекаю время, - признаюсь, я немного растерялась от такого вопроса.
- Думаю, эффективность вашей работы значительно вырастет, если вы дадите себе несколько часов на сон.
Вот это да! В устах Снейпа это звучало почти как… забота. Что-то во мне сломалось в тот момент. Быть может, от его тона, быть может, от его слов или все это моя пресловутая усталость, но я вдруг брякнула ни с того ни с сего:
- Почему вы так поспешно ушли тогда? – Это прозвучало довольно жалко. – Вы хоть иногда вспоминали меня за эти четыре года? – О, Мерлин, заткнись уже! Неужели не понимаешь, что это достойно лишь презрения?
Однако в его взгляде не появилось ничего такого. Только странная усмешка чуть искривила губы. Он сделал несколько шагов вперед, тяжело припадая на левую ногу (трости с ним не было). Непрошенная мысль – а ему не больно? – заставила меня нахмуриться. Он заметил это. Он всегда все замечал.
- Вот именно, - словно подслушав мои мысли, произнес он. Чтобы смотреть в его лицо, мне теперь приходилось запрокидывать голову, так близко он подошел ко мне. Мое сердце замерло, когда он неожиданно провел кончиками пальцев по моей щеке. – Вы молоды, Гермиона, еще очень молоды. Слишком молоды, чтобы понять. А я слишком стар и слишком устал, чтобы морочить самому себе голову. Вот и все, что я могу вам сказать.
Он действительно больше ничего так и не сказал. Несколько раз пробежал глазами по моему лицу, словно что-то искал в нем, потом развернулся и, все так же хромая, вышел. Я еще долго не могла прийти в себя, не мигая глядя на дверь, за которой он скрылся. Щеке до сих пор было щекотно от его прикосновения, а нос все еще чувствовал его – только его и больше ничей! – запах. В этот момент я поняла, что, кажется, окончательно сошла с ума, что просто не смогу спокойно жить – а в нашем случае, скорее, спокойно умереть – пока не надышусь его запахом, не изучу вкус его губ, не узнаю его тело, не рассмотрю его душу. Я хотела его, хотела, чтобы он хотел меня. Мне безумно захотелось подчинить его и подчиниться ему. Что это? Безумие? Страсть? Любовь?
«Вы еще очень молоды… А я уже слишком стар…» - только в этом проблема, профессор? Только в этом?
Никогда не думал, что снова увижу хотя бы одного из них. Три моих ученика, которых я старательно избегал столько лет. И вот теперь я снова буду вынужден видеть Поттера, Грейнджер, а в скорой перспективе – еще и Лонгботтома! Скверный выдался год, нечего сказать. Скверный…
Хотя самому себе я, конечно, могу признаться, что еще никем из своих учеников так не гордился, как этими тремя. Разумеется, никто из них так и не добился успеха в зельях, но это я мог предсказать еще двадцать лет назад, когда они только переступили порог моего класса.
Однако Поттер, во-первых, все-таки убил Лорда, хотя я уже потерял к тому времени всякую надежду на это, а во-вторых, неплохо изучил Защиту от темных искусств не только с практической, но и с теоретической стороны. Я читал его работы. Те, что он присылал, и те, что находил сам. К собственному удивлению в тот самый момент, когда я наконец освободился от мальчишки, от необходимости присматривать за ним, общаться с ним, даже просто что-либо слышать о нем, я испытал непреодолимое желание знать, что происходит в его жизни. Поначалу я просто читал о нем в газетах, получая какое-то мазохистское удовольствие от того, что вся слава досталась ему одному, а те, кто отдал борьбе с Лордом почти всю свою жизнь, остались в тени, но вскоре он исчез из политического раздела, а в светских хрониках появился всего пару раз. Я даже не успел насладиться злословием в адрес его зацикленности на собственной персоне и неистребимого желания всегда быть в центре внимания. Он исчез из поля моего зрения, поскольку я, в свою очередь, предпочел исчезнуть из Волшебного мира. Наконец произошло то, о чем я всегда мечтал: я больше не слышал словосочетания «Гарри Поттер». Но как это часто бывает с мечтами, в тот момент, когда они сбываются, ты чувствуешь разочарование. Внезапная пустота в моей жизни, образовавшаяся после победы над Темным Лордом, стала еще больше: мне вдруг стало совсем некого ненавидеть, некого винить в своей несложившейся жизни. Возможно, именно поэтому я стал искать любые упоминания о нем. Похоже на одержимость, понимаю, но куда еще мне было девать все то свободное время, которое у меня появилось?
Все началось с нескольких коротких статей, которые он опубликовал, став преподавателем Хогвартса. Корявые, в большинстве своем бессмысленные и ненужные – мне так нравилось разносить их в пух и прах! Наедине с самим собой, конечно. Потом критиковать их стало все труднее, а читать – все занимательнее.
Когда вышла его первая монография, я уже испытывал совсем иные чувства к Мальчику-которого-ненавидел-большую-часть-жизни. Не могу сказать, что проникся к нему симпатией (я не уверен, что вообще способен испытывать симпатию к кому-либо), но это стало походить на уважение. Его исследование заставило меня проверить некоторые неизвестные мне факты, прийти к собственным выводам и написать длинное послание-спор с его утверждениями. Послание, которое я так никогда и не отправил.
Меня удивило то, что он начал присылать свои работы мне на рецензирование. Не знаю (и боюсь, никогда не узнаю), какие цели он преследовал. Желал ли он таким образом обнаружить меня и поквитаться за все? Действительно ли ему было интересно мое мнение? Хотел ли он просто посмеяться надо мной? Или годы спустя он обнаружил в себе такую же одержимость мной, какую я испытывал по отношению к нему самому?
В любом случае это заставило меня вернуться к работе исследователя. И не просто снова взяться за старинные фолианты, но и писать собственные статьи, ставить эксперименты, выступать на конференциях.
На одной из таких конференций четыре года назад я встретил Грейнджер. Честно говоря, о ней я не вспоминал ни разу за все эти годы. Мне было все равно, чем она занялась после войны, я ничего о ней не слышал и не желал слышать. Но с тех пор, как мы поговорили тогда, я не могу перестать думать о ней.
Даже не знаю, что произошло в тот вечер. Я услышал ее выступление (что-то про руны, честно говоря, никогда особо не интересовался этим предметом), заметил, как она изменилась за эти годы, а потом почему-то решил остаться на фуршет, устроенный организаторами для выступавших ученых. Уверен, тот факт, что Грейнджер тоже была там, как-то повлиял на мое решение. Мне почему-то нравилось наблюдать за ней. Не потому ли, что в моем сознании она была когда-то тесно связана с Поттером, который все это время был моей идеей-фикс? Или неожиданная встреча с ней просто разбудила во мне воспоминания о временах, которые я пусть и ненавидел, но в которые я был, по крайней мере, совершенно точно жив? Последние годы свободы, к которой я так стремился, я едва ли мог назвать жизнью.
Не помню точно, как мы оба оказались в той беседке. Кажется, я устал от жары и суеты и вышел подышать воздухом, а она появилась там несколько секунд спустя, но я не вполне уверен: к тому моменту я выпил уже не одну порцию огневиски.
Мы разговорились. Наверное, я просто давно ни с кем не говорил, оттого и не устоял. Очень быстро я понял, что изменилась она не только внешне. Гриффиндорская выскочка-всезнайка превратилась в спокойную, ироничную, даже немного циничную женщину-ученого, все еще несколько высокомерную, но словно уставшую. Во всяком случае, прежнего азарта я в ней не увидел. Только один раз за весь наш разговор она принялась горячо отстаивать свою точку зрения, да и то довольно быстро сникла, предоставив мне считать, что я победил (хотя я знал, что это не так, она просто не хотела спорить).
Мы проговорили до самого рассвета. О чем? Я не помню. Я помню ее глаза (помню легкое разочарование, плескавшееся в них), ее позы, как она откидывала рукой волосы, как закусывала губу (совсем как в детстве), как мантия облегала ее фигуру. Помню улыбку, хрипловатый голос, запах духов и шампанского, исходивший от нее. Помню, что в ней не было прежнего трепета от моего вида. Помню, что она ни разу не вспомнила о моем прошлом, не терзала меня вопросами. Она вообще разговаривала со мной, будто первый раз в жизни видела, но называла «профессор Снейп».
Помню, в какой-то момент меня посетила мысль о том, что с возрастом она стала гораздо привлекательнее. Задумался о том, сколько ей лет – вышло двадцать семь. Зачем-то выяснил, что она не замужем, не была и не собирается. Почему-то испытал от этого удовлетворение. Наверное, дело было в том, что она в тот вечер была так свежа, молода и привлекательна, а у меня слишком давно не было женщины. Но почему тогда я просто не переспал с ней? Мы оба были пьяны, соблазнить ее не составило бы труда даже мне, но вместо этого я робко поцеловал ее, как школьник, и сам так испугался этого, что сделал вид, будто ничего не произошло.
Я не мог понять себя. Как мужчину, меня влекло к ней, но что-то словно не пускало. Был ли это страх быть отвергнутым или мне не хотелось сделать ей больно и разочаровать в этом мире еще больше? Ведь воспользовавшись ею для удовлетворения сиюминутного желания, я бы вернулся в свое добровольное изгнание, к своей жизни затворника. Где-то я слышал, что женщины не любят, когда их просто используют… Ха! А кто любит? И мне ли этого не знать: меня использовали большую часть моей жизни! Может быть, именно это меня и остановило. Когда я понял, что не смогу поступить с ней так и что, тем не менее, хочу этого, я просто сбежал. Скомкано попрощался и исчез. В какой-то момент мне стало просто невыносимо видеть ее и не иметь возможности прикоснуться. С тех пор не было и дня, чтобы я не вспоминал о ней. К чтению трудов Поттера прибавились еще и заметки из «Вестника магической археологии». Кажется, моя одержимость прогрессировала. Меня успокаивало только одно: никого из них я больше никогда не увижу.
Я понял, как ошибся, получив письмо от Поттера. Не думал, что он все еще способен на истерики. Но послание было весьма интригующим, я просто не мог его проигнорировать. Ведь если Поттер сообщал правду, то все мы были в опасности, а я не для того отдал свою молодость борьбе с Темным Лордом, чтобы через десять лет после победы этот мир уничтожила какая-то там Арка!
Тот факт, что Грейнджер тоже была здесь, стал для меня ожидаемым сюрпризом: с одной стороны, это можно было предположить, с другой – Поттер ничего про нее не написал. Должен признаться, я немного растерялся, увидев ее, а оказавшись вновь наедине, не знал, как начать разговор. Вообще-то такое поведение мне не свойственно, но я слишком боялся как-то выдать свое отношение к ней. Не хочу выставлять себя на посмешище, а разве страсть престарелого инвалида к юной красавице не смешна?
Она опять изменилась. Разочарование в глазах стало заметнее, черты лица – резче, или это короткие волосы создавали такой эффект? В голосе и движениях появилась нервозность, или это только влияние обстоятельств? Одно я знал точно: она была все так же привлекательна, и моя голова слегка кружилась от желания, когда я смотрел на нее.
Не могу забыть наш короткий разговор вчера. Я все-таки не сдержался, когда она спросила в лоб, поэтому теперь чувствую себя отвратительно. Еще и нога разболелась (все потому, что вчера целый день провел стоя у котла, а сегодня продолжаю в том же духе). Поттер зачем-то крутился вокруг меня все утро, вздыхал и предлагал помощь, после чего был в грубой форме послан: какая от него вообще может быть помощь? Интересно, померещилась ли мне легкая обида в его взгляде, когда он уходил, или же она была на самом деле? Но уж если я не смог сдержать свои эмоции в разговоре с Грейнджер, то я хотя бы унесу с собой в могилу мое некстати родившееся и развившееся уважение к Поттеру! Скверный год, скверный…
После обеда явился Лонгботтом (еще бы чуть-чуть и зелье можно было выбрасывать, а нам всем расслабиться и заняться улаживанием своих дел… Хм… Тогда я мог бы без страха перед последствиями… Нет, лучше не думать об этом). Пахиподиум у него был отменный, а такого цефалотуса я вообще никогда не видел. Очевидно, в гербологии он был столь же талантлив, сколь бездарен в зельях. К счастью, хотя бы этот экс-студент не смотрел на меня, словно ожидая чего-то, и вообще не стремился долго оставаться в моем обществе. Это было правильно и помогало мне не сойти с ума, когда за стенкой от меня сидела женщина, которую я хотел так же сильно, как брошенный в пустыне человек жаждет хотя бы глоток воды, а где-то поблизости бродил мальчишка, в мысленных разговорах с которым я провел последние десять лет. Не стоит забывать, что при этом я готовил зелье, рецепт которого (а точнее его сомнительный перевод) видел первый раз в жизни, и от которого, возможно, зависела судьба всего сущего. Я уже упоминал о том, что год выдался весьма скверный?..
Гермиона появилась в лаборатории часов в восемь вечера. Она не смотрела на меня, за что в глубине души я был ей благодарен. Сложив на столе аккуратной стопкой несколько листов пергамента, она заговорила. Голос ее звучал холодно и отчужденно.
- Я закончила перевод рецепта. По моим подсчетам приготовление зелья займет еще почти сутки. Насколько я понимаю, этого должно хватить, поскольку конец света не начнется раньше, чем послезавтра, - она печально усмехнулась. – Только постарайтесь ничего не испортить, ладно? Переделывать некогда будет…
- Да что вы говорите? Я-то думал у нас куча времени. – Нет, вот зачем под руку говорить? Зачем напоминать об ответственности? Я о ней никогда и не забывал…
Все же она очень красивая. Не красавица, конечно, от таких женщин все подряд мужчины не теряют головы, но что-то в ней не дает отвести взгляда. Давно мне так отчаянно не хотелось быть чуть моложе, чуть добрее, чуть привлекательнее…
- Вы что-то хотите сказать мне, профессор?
Только сейчас я понял, что уже пару минут смотрю на нее, не отрываясь. Хорошо, что много лет подряд я не дозволял мыслям отразиться на лице: с тех пор это вошло в привычку. Зато у нее лицо очень подвижное. И сейчас она смотрела на меня пытливо, с вызовом, чуть насмешливо.
- Как насчет заклинания? – Голос не подвел меня, слава Мерлину! Впрочем, я всегда умел управлять им по своему желанию.
- Гарри уже сделал почти всю работу. Мне остается только свести все в единый текст. Опасения у меня вызывает не заклинание, а третья составляющая. Я впервые вижу такое сочетание символов, и у меня нет никаких идей по поводу того, что оно может означать.
- В таком случае вам не стоит отвлекаться. Иначе получится, что я зря приготовлю это зелье.
В ее взгляде мелькнула обида, я уверен. Не понравилось, что я усомнился в ее способностях? Ха, а кто только что намекал на потенциальную ошибку с моей стороны?
Но обида была лишь мимолетным явлением, как вспышка молнии во время грозы. В следующее мгновение ее взгляд снова стал уставшим, печальным. Ее глаза задержались на мне еще на несколько секунд.
- Это все, что вы хотели мне сказать?
Я хочу тебя! Хочу утащить к себе домой и не выпускать из своей спальни весь день… неделю… до конца жизни.
Я хочу, чтобы ты была рядом. Разговаривала со мной, не давая дальше сходить с ума от односторонних бесед с Поттером.
Я, черт побери, хочу от тебя ребенка!
- Мне нечего вам больше сказать.
Почему она выглядит разочарованной? Она ждала, что я брошусь объясняться ей в любви? Что я выставлю себя круглым идиотом? Хотела посмеяться?
- Зря… - изрекла отрывисто, будто нечаянно сорвалось. Каблуки глухо простучали по каменному полу. Ушла. Скатертью дорога!
Ну почему так муторно на душе? Бросить все? Гори оно синим пламенем! Не хочу я спасать этот мир, надоело. Все равно спасибо никто не скажет… И тем не менее я продолжал нарезать, перетирать и пропаривать ингредиенты, представляя себе, как гибнет все живое. Интересно, а на что это похоже?
Мне было страшновато оставлять зелье без присмотра, но поспать было необходимо, а после полуночи весь процесс сводился к тому, что зелье спокойно томилось на очень маленьком огне. Ничто не предвещало ни взрыва, ни другого форс-мажора, поэтому я наложил на комнату Чары Непроникновения и отправился в свою спальню, которая, к счастью, находилась в соседней комнате. Здесь, конечно, стоял характерный запах испарений почти как в самой лаборатории, но мне это едва ли могло помешать. Я умирал от усталости, как в прежние времена. Только теперь я был значительно старше, и это, естественно, было не в мою пользу.
Однако не успел я даже расстегнуть рубашку, как в дверь, ведущую в коридор, постучали. Проклиная все на свете, я резко распахнул ее, готовый убить любого, кто окажется на пороге… кроме нее.
Я ничего не успел сказать, ничего не успел спросить. В мгновение ока она повисла у меня на шее, целуя в губы. Я не хотел сопротивляться, не должен был отвечать, поэтому просто медленно отступал обратно в комнату. Она не отпускала меня. И только когда я стал по-настоящему задыхаться, она прервала поцелуй. Однако не разорвала объятий.
- Что вы себе позволяете? – Вот сейчас голос меня подвел: все это прозвучало надломлено, жалко.
- А вы против, профессор? – Бесстыдные карие глаза сверлили меня. Кажется, девушка «приняла» для храбрости. – Если вы против, - ее ладонь скользнула по моей груди, - то просто остановите меня. Скажите – и я уйду.
Легче сказать, чем сделать. Я едва держался, чтобы не броситься на нее, как можно в подобных обстоятельствах попросить женщину уйти? Каким дураком для этого нужно быть? И тем не менее что-то во мне протестовало. Я понимал, что это просто реакция организма на экстремальную ситуацию: сексуальный инстинкт становится доминирующим, когда субъекту грозит гибель.
- Сами же потом пожалеете, Грейнджер, - на этот раз мои слова прозвучали грубо. – Я не из тех, с кем можно свить уютное гнездышко. Не из тех, кто переспав с женщиной, заботится впоследствии о ее чувствах…
- Впоследствии? – с нервным смешком переспросила она, а затем, приблизив свое лицо к моему, прошептала: - Очнитесь, профессор. Мы впервые в мире без последствий… без будущего…
Что ж, она сама этого хотела. После этих слов меня уже ничто не остановило бы, даже если бы она вдруг стала умолять об этом. Усталость и сонливость были позабыты. Оставался только пьянящий запах ее тела, соленый привкус кожи и внезапный пожар в давно остывшей, как мне казалось, крови…
Никогда не думал, что мне доведется поучаствовать в подобном событии. Ну, может, «поучаствовать» - это слишком громко сказано. Все мое участие сводилось к тому, что я поделился лучшими образцами из своих теплиц. В остальном я был скорее наблюдателем. Как всегда. Мне не привыкать к этому. Это другие всегда суетятся, кого-то спасают, совершают подвиги. Мое дело не путаться у них под ногами и помогать по мере сил.
Должен сказать, за этой троицей было весьма забавно наблюдать. Гарри поочередно лез то к Гермионе, то к профессору Снейпу, глядя на них глазами побитой собаки, жаждущей ласки, но никто из них этого не замечал. Гермиона бросала странные взгляды на профессора, а тот, как всегда, если и смотрел на кого-то, то только с целью «убить взглядом». Забавно.
Я прибыл в Хогвартс только вчера, а сегодня уже обстановка накалилась до предела. С самого утра и Гермиона, и Снейп выглядели как-то странно. У обоих лица уставшие, глаза слипаются, но Грейнджер при этом периодически уходила глубоко в себя, мечтательно улыбаясь, а зельевар не излучал прежней враждебности и надпись «Не подходи – убьет» больше не светилась крупными буквами у него на лбу. А вот Гарри становился все нервознее. Я понял, в чем проблема, когда они позвали меня в лабораторию. Это было что-то вроде совещания, «мозгового штурма»… или просто коллективной истерии.
- У нас есть зелье, у нас есть заклинание, но у нас нет третьей составляющей, - звенящим от напряжения голосом сообщил Гарри. – Но без третьей составляющей первые две не имеют значения.
- Хочу вас поправить, Поттер, - спокойно вмешался Снейп. – У нас почти есть зелье и почти есть заклинание.
- И что это меняет? – саркастически поинтересовался Гарри, сложив руки на груди и с вызовом глядя на зельевара.
- В глобальном плане ничего: мы все равно умрем. Но я люблю точность. – Сказал и спокойно вернулся к своему котлу.
- А что там с третьим элементом? – спросил я. Не то чтобы я знал этот их энохианский, но мне было любопытно. Я как-то не чувствовал настоящей опасности. Ну, Арка. Ну, шифр. Но неужели из-за этого может случиться конец света?
- Вот здесь, - Гермиона продемонстрировала мне кусок пергамента с закорючками. – Эти два предложения должны означать, что нам нужно кроме зелья и заклинания.
- И ты не можешь их перевести? – уточнил я, хотя мне трудно было представить, что эти каракули могут что-то означать.
- Я могу перевести каждое слово в отдельности, но я не могу понять смысла, - в ее голосе послышалось отчаяние.
- Может, вместе попробуем? – предложил я. – Только я здесь совсем ничего не понимаю.
Гермиона тихонько застонала, подошла к доске и резкими движениями вывела на ней вполне понятные английские буквы, приговаривая:
- Каждый энохианский символ при желании может быть написан английской буквой и прочтен. – Она провела под надписью черту и отошла в сторону. Моим глазам предстала следующая запись: «OLPRT FAONTS ORS. BALTOH ZEN SOE NIIS ZA ORS GOHO QUASB TAFA ZIN ZIZOP TOH EOLIS». Не успел я попытаться прочесть ее про себя, как услышал тихий, но твердый голос Гермионы, произносящий неясные слова:
- Oh-el-par-teh fah-oh-en-tess oh-ress. Ball-toh zod-en soh-eh nee-ee-ess zodah oh-ress goh-hoh quah-she-beh tah-fah zodee-en zodee-zodoh-pah toh eh-oh-lee-ess.
И главное четко так сказала, ни разу не запнулась!
- Что ж, теперь нам всем стало гораздо понятнее, не правда ли, Лонгботтом? – насмешливо поинтересовался Снейп.
- «Свет обитает во тьме», - внезапно произнес Гарри. – Первое предложение бессмысленно, но понятно.
Я с удивлением уставился на него, но он только пожал плечами.
- Слово «тьма» повторяется и во втором предложении, - заметил Снейп. Что я вообще здесь делаю?
- Верно. «NIIS ZA ORS» можно перевести как «прийти во тьму». GOHO – сказать, говорить. QUASB – разрушать. TAFA ZIN ZIZOP – можно перевести как «сосуд с зельем».
- То есть, нужно что-то сказать и «разрушить сосуд с зельем», верно? – я был невероятно горд своей догадкой, но Гермиона не испытала никакого восторга от моих слов.
- Все верно, - устало произнесла она, продолжая скользить глазами по строчкам. – Сказать, как я понимаю, нужно заклинание. И с зельем все понятно. Меня смущают слова «прийти во тьму». Что за тьма? Где она должна быть?
- А что означают эти три слова? – Снейп подошел к доске и указал на начальные слова второго предложения: «BALTOH ZEN SOE».
- Это самое непонятное для меня. «BALTOH» значит «праведный». «ZEN» - жертва. «SOE» - спаситель.
- Может, - с сомнением заговорил Гарри, - этой Арке нужно принести «праведную жертву»? Ну, там, девственницу… - Он смутился и замолчал.
- Как удачно, что мы в школе, - хмыкнул профессор. – Хоть пара девственниц тут должна найтись.
Гермиона тем временем отчаянно мотала головой.
- Нет, нет, нет! Девственница по энохиански звучит как «pah-rah-dee-zod». – Она вывела на доске слово «PARADIZ». – Здесь что-то другое. И тьма. Эта тьма не дает мне покоя… Не знаю… - Она вдруг как-то сникла и плюхнулась на ближайший к ней стул. – Я сдаюсь…
- Я могу не доваривать зелье? – поинтересовался профессор Снейп с ему одному присущим сарказмом.
- Будьте серьезней, профессор! – резко осадил его Гарри. – У меня нет ни малейшего желания умирать так бездарно. Я пережил Волдеморта! Справлюсь и с этим!
- О, вы справитесь? – в голосе зельевара прозвучала угроза. Я непроизвольно напрягся и отступил чуть назад, подальше от него. – Может, нам оставить вас одного и не мешать? Может, вы справитесь с этим в одиночку, как в одиночку справились с Темным Лордом?
- Я был не один, - неуверенно пробормотал Гарри, удивленно глядя на Снейпа.
- Не думал, что вы все еще об этом помните, - едко произнес профессор, прожигая его взглядом.
- А я никогда не забывал! – с вызовом крикнул Гарри. – Никого не забывал, даже вас, если хотите знать!
- Что-то незаметно, - в голосе Снейпа мне послышалась горечь. – Вы наслаждались своей славой Победителя, в то время как…
- Как что? – перебил Гарри. – В то время как вы сбежали, не желая кому-либо хоть что-то объяснить? Я никуда вас не прогонял, не забирал вашу славу. Вы сами спрятались! – его голос уже звенел не то от злости, не то от слез. – Я не мог найти вас, как ни пытался.
- О, а вы пытались? – все еще насмешливо, но уже не так уверено произнес Снейп.
- Еще как! Зачем я тогда, по-вашему, посылал вам свои работы? Я хотел найти вас, хотел поговорить с вами, хотел объяснить… а вы…
Он вдруг замолчал и отвернулся. Мне было страшно поверить в то, что он действительно мог плакать. Несколько минут в лаборатории было тихо, только котел с зельем мерно булькал на огне. Потом Гарри тихо заговорил:
- А теперь уже поздно о чем-либо говорить. И с вами, и с Гермионой… Мы все всегда откладываем «на потом». И вот теперь нам ясно дали понять: никаких «потом» не существует. Есть только здесь и сейчас. И сколько еще продлится это «сейчас»? Двадцать часов? Тридцать? Все равно слишком мало, чтобы что-то изменить.
Послышался сдавленный всхлип, после чего Гермиона разрыдалась в полный голос. Гарри еще ниже опустил голову, так и не повернувшись к нам. Даже у меня ком в горле встал, когда я подумал, что это, возможно, последний день наших жизней.
- Тихо вы, - хрипло прикрикнул на нас Снейп. – Давайте без истерик. Работать нужно.
- Как всегда подтверждаешь репутацию железного и бесчувственного ублюдка? – фамильярно спросила Гермиона сквозь слезы. – Не видишь, у нас больше нет сил! Слишком мало времени! Слишком велика цена ошибки!
- Успокойся, Гермиона, - строго произнес зельевар, глядя на нее, но та не желала слушать.
- Зачем я вообще здесь? За что мне это? – Она снова всхлипнула. – Все равно помочь я не могу. Могла бы провести свои последние дни как все остальные, ни о чем не жалея и не думая о своей неудавшейся жизни…
- Неудавшейся? – Гарри вдруг повернулся к ней. – О чем ты говоришь?
- О чем? О том, что я занимаюсь абсолютно бесполезным делом, а ты помнишь, о чем я мечтала? Мне пророчили большое будущее, а кем я стала? Бесконечные командировки, статьи, книги, мертвые языки… Мертвые, понимаешь? Никому ненужные и неинтересные. – Она уже не плакала, а медленно бродила по лаборатории, обхватив себя руками. – Когда я только попала сюда, когда только узнала о том, что я ведьма, я была так счастлива. Казалось, вся моя жизнь теперь будет сплошное приключение. Сначала так и было. А потом эта война… Я так и не смогла заняться чем-либо по-настоящему важным после нее. Я боялась ответственности. Я связала себя с мертвыми цивилизациями, потому что им уже все равно, кто занимается ими… И потому что там, среди руин и полустершихся надписей, я все еще надеялась найти кусочек волшебства. Не магии, понимаешь, а Волшебства, такого манящего и загадочного…
- Понимаю. - Гарри кивнул. – К магии привыкаешь.
- Но я не нашла его. Мертвые камни – это всего лишь мертвые камни. И я уже сама давно мертва… Потому и избегала тебя…
- Что-что? – Гарри удивленно уставился на нее. - Почему?
Она повернулась к нему и сказала буднично, словно объясняя прописную истину:
- Ты напоминаешь мне о детстве, когда я еще умела мечтать. Мне больно видеть тебя, потому что ты сумел сохранить Волшебство в своей жизни. Ты остался таким же, каким и был. Ты не изменил себе. У тебя есть все, о чем я мечтала.
- И поэтому ты лишила меня общения с собой? – недоверчиво переспросил Гарри. – Но я не виноват в том, как сложились наши жизни. И где вообще логика? Я ведь дружил с тобой, хотя у тебя была семья, которой не было у меня. Ты дорога мне, Гермиона. Почему вместо того, чтобы все мне рассказать, позволить помочь тебе, ты просто вычеркнула меня из жизни?
- Я…
Видно было, что она не знает, как ответить, что сказать. В этот самый момент в разговор вмешался Снейп:
- Все это очень трогательно, но не могли бы мы вернуться к делу? – Мы все посмотрели на него, как на сумасшедшего, сильно отставшего от жизни. – Может быть, вы все уже и сдались и похоронили себя, но я выживал раньше, намерен выжить и сейчас. Вспомните, сколько мы сделали, чтобы этот мир не достался Лорду? Вспомните, чем жертвовали? Вспомните тех, кто принес в жертву себя ради этого мира? Мы не имеем права сдаваться!
- Как ты сказал? – переспросила Гермиона. Я кожей почувствовал, как переменилось ее настроение. Она вдруг вся подобралась, словно пантера перед прыжком. – Принести себя в жертву?
- Я сказал: «Вспомните тех, кто принес себя в жертву», - поправил профессор. – А что?
- О, Мерлин, это ведь было так просто, - она кинулась к доске. – «Праведная жертва», «спаситель»! В энохианском языке нет слова «самопожертвование». Принесение себя в жертву ради спасения других называлось «праведной жертвой». Я об этом читала, но забыла, а вспомнила только сейчас!
- Вот видишь, - Снейп усмехнулся, - можешь ведь, когда хочешь.
- И что мы получаем? – попытался я подытожить. – Свет обитает во тьме. Спаситель, приносящий себя в жертву, должен прийти во тьму, разбить сосуд с зельем и произнести заклинание? Так что ли?
- В общем, да, - Гермиона выглядела немного обалдевшей. – Во всяком случае, против этого мне нечего возразить.
- Но что это за тьма? И где она? – Я снова начал поддаваться унынию, но тут Гарри воскликнул:
- Я идиот!
- Мы все это знаем, Поттер, - тут же откликнулся Снейп. – Но стоит ли сейчас об этом?
Гарри метнул на него сердитый взгляд, но ничего не ответил, а продолжил:
- Это ведь было в том пергаменте: «Через пять дней Гроб откроется, выпуская из себя тьму, которая поглотит мир, если ее не остановить».
- Раньше не мог сказать? – возмутилась Гермиона.
- Не я один страдаю провалами в памяти, - парировал Гарри. Они рассмеялись.
- Теперь у нас есть зелье и заклинание, и мы знаем, что делать и…
- Не хочу тебя расстраивать, Гермиона, - вынужден был напомнить я, - но нам еще нужен кто-то, кто принесет себя в жертву.
Тут мы все притихли. Не так много человек знает о происходящем. Так что умереть придется одному из нас, как это ни печально. Я решил хоть раз в жизни занять активную позицию.
- Я сделаю это, - Гарри попытался возразить, но я не дал ему и рта раскрыть. – Гарри, дай мне тоже хоть разок побыть героем.
- Но у тебя жена и дети, - возразила Гермиона. – А у меня все равно никого нет, да и жизнь не сложилась, как я тут уже говорила. – Она пожала плечами. – Так что мне прямая дорога во тьму…
- Даже и не думай об этом, - строго одернул ее Гарри. – И вообще, жертвовать собою, спасая мир, - это моя привилегия. Так что подвиньтесь оба.
- Смотрю я на вас, молодых и глупых, и диву даюсь, - послышался голос Снейпа. Мы снова посмотрели на него. – Как вы все горите желанием совершить подвиг, умереть во имя. Просто локтями друг друга расталкиваете. Одно слово – гриффиндорцы. Любой слизеринец сначала бы попытался подумать логически. На роль жертвы в данном случае больше подойдет немолодой, уставший от жизни, проклинаемый всеми изгой, для которого смерть станет скорее избавлением.
Вообще логика в его словах была, должен это признать. Судя по тому, как потупили взгляды Гарри и Гермиона, они это тоже признавали. Однако Гарри, очевидно, не желал так просто уступать венец мученика профессору.
- Вы не должны… Вы уже достаточно жертвовали…
- Очень мило с вашей стороны признать это, мистер Поттер, - холодно ответил ему Снейп. – Только я не себя имел в виду.
- Не себя? – удивилась Гермиона.
- Вот именно. Я, кажется, уже сказал, что собираюсь выжить? Самопожертвование – это не по моей части, я слишком эгоистичен для этого.
- Но кого тогда вы имели в виду? – полюбопытствовал я.
Снейп только криво усмехнулся.
Никогда не думал, что однажды услышу такое предложение в свой адрес. Пожертвовать собой ради спасения человечества! Интересно, кому из них первому пришла в голову эта идея? Не иначе как старине Северусу, не думаю, что кто-то еще из них помнит о моем существовании. А этот не забыл. Вот только он, очевидно, забыл кто я. Какое мне дело до человечества? Умирать – так всем вместе, а самопожертвование – это не по моей части.
- Красиво говоришь, друг мой, - был мой ответ. – Только мне то это зачем? Я не питаю слабость к широким жестам, если только из этого нельзя извлечь выгоду.
- Я это помню, Люциус, - гаденыш усмехнулся мне в лицо. – Мне и в голову бы не пришло просто просить тебя. Я предлагаю сделку. Ты можешь потребовать за свой…хм… «широкий жест» все, что угодно.
- А что мне может понадобиться на том свете?
- Неужели нет ничего, что ты бы хотел?
Не люблю, когда он так вот кривит бровь. Как будто видит тебя насквозь, легилимент чертов. И как меня бесит эта его ухмылка. Не будь я в кандалах, задушил бы мерзкого предателя. И еще больше меня бесит то, что я здесь, в Азкабане, а он на свободе. А ведь такой тихоня был в детстве. Никогда бы не подумал, что из него вырастет такой скользкий тип. Уверен, возродись Лорд завтра, он найдет способ объяснить свое предательство и снова оказаться в фаворе. Впрочем, Лорд не возродится завтра, не успеет уже. Если я правильно понял, уже сегодня мир канет в Лету. Вот и славно. И какая теперь разница, кто в кандалах, а кто тюремщик?
- Не глупи, Малфой, - Снейп снова продемонстрировал свой звериный оскал. – Не сделаешь этого ты, так у нас тут целых три гриффиндорских добровольца. Конец света мы предотвратим, но только более дорогой ценой. – Этот негодяй посмел наклониться к моему лицу и прошептать прямо мне в ухо: - А ты все равно сдохнешь здесь, только это будет долго и мучительно, и ничего ты с этого не поимеешь.
- И где гарантия, что мое требование будет исполнено? Не думаю, что ты, или эта магглорожденная шлюха, или этот несбывшейся герой обладаете хоть каким-то весом. Уж если я и стану продавать свою жизнь, то продам ее дорого. Как ты сможешь отплатить мне?
- Не я буду платить, - спокойно заявил он.
- А кто же?
- Я.
Так-так… А вот и наш герой. Самодовольный хлыщ. Ублюдочное отродье магглорожденной суки. Человек, лишивший меня всего. Поттер.
- А как, по-твоему, мы так быстро смогли попасть к тебе, а? – со своим обычным сарказмом спросил Снейп. – Теперь твоей аудиенции добиться гораздо сложнее, чем в прежние времена.
- Но мое слово все еще чего-то стоит в Магическом мире. – Поттер подошел ближе ко мне. – Я только что говорил с Министром, объяснил ему ситуацию. Мне даны полномочия обещать тебе любые условия…
- Что стоят ваши обещания?
- Мое слово…
- Мне плевать на твои слова, Поттер!
- Как насчет клятвы? – все так же спокойно и невозмутимо, словно все протекает по заранее задуманной им схеме, спросил Снейп. – Непреложный обет, например.
Я перевел взгляд на Поттера. Тот колебался не дольше секунды, прежде чем кивнуть. Что ж, это уже интереснее. Гнить в этом болоте еще десяток лет мне совершенно неинтересно. И есть одно желание, которое будет иметь для меня смысл, даже когда я умру. А они сами сказали, что я могу просить все, что угодно.
- Драко.
Они тревожно переглянулись. Все, кроме Снейпа. Он только удовлетворенно кивнул. Знал, собака.
- Я хочу, чтобы мой сын был освобожден.
- Это не проблема, - заверил меня Поттер. А его магглорожденная подружка даже посмотрела на меня с сочувствием. Глупая сука! Какое право она имеет сочувствовать мне? Что она понимает? Мне не нужно твое сочувствие, девчонка. Я был на вершине. Я знал, что такое власть. Да, я проиграл. Я низко пал, и падение было болезненным. Но как вы, серые посредственности, ничтожества, можете меня жалеть? Моя жизнь стоит сотней ваших. И даже знай я о своем конце заранее, я не променял бы свою жизнь ни на одну из ваших.
- Ему должен быть возвращен Малфой-мэнор и минимум четверть принадлежавших Малфоям активов.
Вот так! И если вы думаете, что я делаю это из любви к отпрыску, вы все просто слюнявые идиоты. Мне плевать на Драко, он не оправдал моих надежд. Но он все же достаточно умен и изворотлив, чтобы однажды вернуть Малфоям былое величие. А не сможет, так хотя бы родит наследника, а тот своего. И рано или поздно Малфои снова придут к власти. Мы славный род. Великий. Мы не должны угаснуть.
- Я согласен.
После этого была обычная процедура. Ради такого меня даже расковали. Мы встали друг против друга на колени и взялись за руки. Снейп свидетельствовал.
- Гарри Поттер, клянешься ли ты исполнить мою волю, если я исполню твою?
- Клянусь.
Первая Огненная нить.
- Клянешься ли ты добиться освобождения моего сына Драко из Азкабана?
- Клянусь.
Вторая Огненная нить.
- Клянешься ли ты вернуть ему наше родовое поместье и четверть активов Дома Малфоев?
- Клянусь.
Третья Огненная нить.
- Да будет так, - завершил обряд Снейп.
После этого меня снова заковали, но не увели в камеру, а отпустили вместе с четверкой моих гостей. Они переправили меня в Хогвартс, где освободили.
- Только попробуй сделать глупость, - предупредил меня Снейп, снимая кандалы. – Только попробуй даже просто подумать об этом – я узнаю.
- Мог не говорить, - парировал я. Я старался держаться с былым достоинством, хотя после десяти лет тюрьмы это было сложно. Здесь я впервые увидел себя в зеркале. Это было ужасно. Скелет, обтянутый кожей, старый и дряхлый. Ни следа былой привлекательности, кружившей головы всем женщинам, от горничных до светских львиц. Вместо прежней роскошной гривы – спутанные седые космы. Во что я превратился? Во что меня превратили? Может, и к лучшему умереть сейчас, а не ждать, когда я совсем истлею?
Мне дали в руки клочок пергамента, на котором была записана магическая формула. Не слишком сложная.
- Выучите как следует, - потребовала маггла. – Не думаю, что там вы сможете читать по бумажке.
- Чего здесь учить? Всего-то три строчки…
- Люциус…
Конечно, тебе сейчас легко мне угрожать, предатель. Читай-читай. И знай, что я проклинаю тебя. А разве проклятия, насланные в предсмертный час, – не самые сильные?
Меня отвели во двор, где возвышалось самое причудливое архитектурное сооружение, которое мне доводилось видеть. В прежние времена я обязательно купил бы его.
- Смотрите, началось, - выдохнул Поттер.
Действительно началось, что бы это ни значило. Внутри арки просто из воздуха, на пустом месте появилось облачко плотного черного не то дыма, не то тумана (если допустить, что туман может быть черным). Всего за несколько секунд оно заполнило весь проем арки и продолжило пожирать пространство вокруг.
- Давайте, Малфой, - скомандовал Поттер. – Ваш выход!
Я крепче сжал флакон с зельем в руке и еще раз бросил взгляд на пергамент. В этот момент мне стало страшно. Что ждет меня в этой Тьме? Куда я попаду? Будет ли это больно? Исчезну ли я после этого без следа или же моя душа все же отправится куда-то?
- Хватит бредить, Люциус, - зло шепнул мне Северус. – Вперед.
И он чуть подтолкнул меня в спину. Я решил не терять остатки самоуважения и оставшиеся шаги сделал сам. Бездна приняла меня легко и даже радушно. Как ни странно, внутри все не было темным. Меня ослепил невыносимо яркий свет. Звуки пропали вместе с осенней прохладой. Здесь было ни жарко, ни холодно. Здесь было никак. Я растворялся в этом Ничто и в этом нестерпимом свете. Боясь, что скоро исчезну, я торопливо произнес заклинание. Собственный голос касался моего слуха словно горячий густой кисель. Странное ощущение. Я с силой швырнул флакон зелья себе под ноги, хотя уже не был уверен, что там есть пол… Я даже не был уверен в том, что у меня все еще есть ноги. Но наверное все получилось. А может, и нет. Мне трудно судить. Просто в следующий миг все переменилось. Нет, свет остался, только он перестал быть нестерпимым. Возможно, дело в том, что он просто больше не бил мне в глаза, потому что глаз у меня совершенно точно больше не было. Меня вообще больше не было. Странное ощущение…
Стая голубей, топтавшихся на крыльце, резко взмыла вверх, когда двери замка внезапно распахнулись. На крыльцо выбежала женщина лет тридцати с коротко остриженными каштановыми волосами. В первый момент она зажмурилась от яркого солнца, но потом снова открыла глаза. В них плясали веселые искорки как в те времена, когда она здесь училась. Вдохнув полной грудью воздух, уже пахший морозом, она сбежала вниз по лестнице. У нее был немного невыспавшийся вид (еще бы, ведь всю ночь болтала с Гарри, Невиллом и Джинни), но она чувствовала такой заряд энергии, словно ей было снова пятнадцать. И дело было не в том, что она приняла решение кардинально поменять свою жизнь или хотя бы сменить работу. Ничего такого Гермиона не решила. Зато она поняла, что ощущение Волшебства можно вернуть в свою жизнь просто пообщавшись со старыми школьными друзьями, честно рассказав им о своих страхах и печалях, услышав пару советов. Едва ли она собиралась им последовать, но теперь она знала, что кто-то всегда готов ее выслушать. И потом у нее были шикарные планы на ближайшие две недели… Впрочем, стоит ли сейчас об этом?
Когда она достигла подножия лестницы, на крыльце показались трое мужчин. Снейп все так же опирался на трость. Гарри шел рядом с ним, а Невилл чуть позади.
- Все же интересно, кто создал эту Арку? – сказал Гарри, останавливаясь в паре шагов от ступенек. – Узнаем ли мы когда-нибудь это?
- Не думаю, Поттер, - Снейп недовольно поморщился из-за солнца. – Есть тайны, которые таковыми остаются навсегда. Да и стоит ли нам это знать? Что нам это даст? Теперь уже кто-то другой будет спасать мир.
- И мы совсем не можем им помочь. Я вчера попытался описать ключ к спасению, но ничего не вышло. Стоило мне сесть писать или попытаться надиктовать Самопишущему перу, как мысли начинали путаться…
- …Как после бутылки огневиски, - со знанием дела закончил за него зельевар. – Я тоже пытался.
Они немного помолчали, вспоминая вчерашний день. Как Люциус Малфой исчез в непроглядном черном облаке, как Тьма вдруг снова скукожилась до размеров точки, как Арка просто исчезла…
- Все-таки он был не таким уж чудовищем, наверное, - вдруг сказал Гарри. – Ведь его последним желанием была забота о сыне.
Снейп открыл было рот, чтобы возразить, но потом, видимо, передумал и только еле слышно пробормотал:
- Ну, если тебе нравится в это верить.
Снова повисло неловкое молчание. Нужно было прощаться, а Гарри так и не смог вызвать этого человека на разговор. А теперь…
- Снова исчезаете? – спросил он, глядя на своего бывшего учителя.
- Пожалуй, - Снейп кивнул, а потом потянулся рукой во внутренний карман мантии и извлек оттуда какую-то книжку. – Возьмите это, Поттер, - он протянул ее Гарри.
Молодой волшебник взял книгу в руки и едва удержал удивленный возглас.
- Расширенный курс зельеварения! – Он торопливо изучил внутреннюю сторону обложки. Там стояла надпись: «Эта книга является собственностью Принца-полукровки». – Откуда?
- Оттуда, - грубо ответил профессор. – Это не просто книга, Поттер. Это порт-ключ.
- И как его активировать?
- Нет бы спросить, куда он ведет, - проворчал Снейп.
- И куда? – Гарри не смог сдержать улыбку.
- В мою гостиную. Нам есть о чем поговорить.
- Это точно. Спасибо. Я очень ценю это, сэр, - искренно произнес Гарри. Он был немного ошарашен подобным доверием.
- Активировать его можно назвав мое прежнее прозвище.
- Сальноволосый ублюдок? – игриво уточнил Поттер, но поймав свирепый взгляд зельевара, примирительно вскинул руки. – Ладно-ладно, я пошутил. Я понял.
- Не заставляйте меня пожалеть об этом, Поттер, - тихо попросил Снейп. – Не злоупотребляйте моим гостеприимством. – На несколько мгновений он устремил взгляд к подножию лестницы, где стояла Гермиона, всем своим видом демонстрируя нетерпение. – И еще… кхм… Заходите недельки через две, не раньше. Договорились?
- Как скажете, сэр, - Гарри улыбнулся ему. – Всего доброго. Заглядывайте к нам тоже, хорошо? А то, может, вернетесь преподавать? Наш нынешний зельевар никуда не годится.
- Ни в коем случае, - с преувеличенным ужасом ответил Снейп. – Как вы верно заметили, я принес уже достаточно жертв.
С этими словами он стал аккуратно спускаться по лестнице. Невилл подошел к Гарри и спросил:
- Ну что? Помирились?
- Со всеми и во всех смыслах, - удовлетворенно ответил Гарри, провожая глазами бывшего учителя. – Не хочешь задержаться здесь на пару дней?
- Нет, меня ждут жена и дети.
- И когда я увижу младших Лонгботтомов у себя в классе?
- Старшего через шесть лет, младшего – через восемь, - Невилл усмехнулся.
- Долговато, - разочарованно протянул Гарри. Но тут его глаза расширились от удивления. Добравшийся до подножия лестницы Снейп сгреб в охапку Гермиону, а затем они оба просто исчезли. – Эй! Это еще что такое было?
- Порт-ключ, полагаю, - спокойно ответил Лонгботтом. – Аппарировать-то здесь нельзя.
- Что порт-ключ – это понятно, - раздраженно произнес Гарри. – Куда он Гермиону уволок? И чего это они обнимались?
- А ты разве ничего не заметил? – удивленно произнес Невилл. - У них роман.
- Вот это да, - пробормотал Гарри.
- Ладно, мне тоже пора. Бывай!
Невилл хлопнул Гарри по плечу, в несколько прыжков преодолел лестницу и направился к границе Антиаппарационного поля. Гарри помахал ему рукой и проводил взглядом, пока тот не исчез из виду. После этого он еще немного постоял на крыльце, наблюдая за гуляющими студентами, прыгающими по пожухшей траве птицами, бликами солнца в редких лужах. Мир продолжал жить, как ни в чем не бывало. Почти никто не заметил грозившей всем смертельной опасности. С одной стороны Гарри завидовал этой беззаботности. С другой – испытывал чувство превосходства над другими. Ведь для всех это всего лишь еще один день. А он теперь видит мир совсем иначе.
Зябко поежившись, Гарри развернулся и исчез за порогом замка.
Библиотека 
Кубок Хогса 2020 
