«Северус Снейп… Мне сложно подобрать слова, чтобы говорить о нем. Когда-то я мог бы написать целые тома о его жестокости, грубости, несправедливости, о его предательстве. Я мог бы написать о моей ненависти к нему, о том, как он исковеркал мою жизнь, лишил меня родителей, детства, как изводил меня все шесть лет в Хогвартсе, пока был моим преподавателем. Я мог бы… Если бы не одно обстоятельство, изменившее все раз и навсегда.

Когда-то я возвел его в ранг своего второго по значимости врага после Волдеморта и хотел его убить ничуть не меньше, чем самого Тома. У меня до сих пор стоит перед глазами, как он направляет палочку на Альбуса Дамблдора и произносит два страшных слова. В тот момент я окончательно убедился в его низости и двуличности. Какая-то часть меня радовалась, что наконец мои подозрения подтвердились и остальные увидели, что все это время я был прав, не доверяя сальноволосому ублюдку. Правда, подтверждение это далось мне слишком высокой ценой. Тогда я упивался своей ненавистью к нему. Именно в этой ненависти, в жажде мести я нашел силы изучить все то, что не мог постичь по его наставлениям: невербальные заклинания и окклюменцию. Я знал, что должен быть готов к нашей новой встрече, должен буду убить его.

Однако эта встреча произошла при таких обстоятельствах, при которых весь смысл мести терялся. Сначала Ордену из неизвестного источника поступила информация о том, что представляют собой оставшиеся крестражи и где их искать. Потом у меня было видение. Одно из самых страшных в моей жизни. Я видел глазами Волдеморта, который был просто счастлив раскрыть предателя. Предателем оказался Снейп. Никогда не думал, что видеть боль и страдания именно этого человека для меня будет столь невыносимо. Я едва остался жив, успев вовремя разорвать связь.

Я смог убедить других членов Ордена, что нам нужно напасть на указанное в сведениях место немедленно. Конечно, подготовка заняла какое-то время, и когда мы ворвались в поместье Тома Риддла, Снейп был уже в очень плохом состоянии. Жизнь едва теплилась в его истерзанном теле. Многие из нас все еще сомневались в нем… Что скрывать, я сам не был в чем-либо уверен. Я знал только одно: мстить ему мне как-то расхотелось. Всеми было решено, что надо сначала забрать его с собой и вылечить, а уже потом разбираться. В случае чего, казнить его мы всегда успеем, а простить себе его смерть, если он окажется невиновен, мы уже не сможем.

Нам не удалось поймать или убить самого Волдеморта, но нам досталась пара его крестражей. И это говорило в пользу зельевара, но все мы помнили, что он убил Дамблдора. Как-то объяснить или оправдать это чудовищное преступление не мог никто из нас.

Без сознания мой бывший профессор провалялся довольно долго. Я уж думал, что он все же не выживет, однако в один из дней Гермиона, которая помогала в лазарете, примчалась к нам с новостью о том, что Снейп пришел в себя.

Я был с Ремусом, Тонкс и МакГонагалл в тот момент. Все мы ринулись в больничное крыло, едва услышали сбивчивое сообщение Гермионы. Всех нас терзал один и тот же вопрос. И мы жаждали получить ответ.

Однако, как и следовало ожидать, никакого ответа не последовало. Снейп обвел нас презрительным взглядом и с трудом прохрипел что-то вроде: «Катитесь к черту! Я не собираюсь оправдываться». Мы угрожали ему Авроратом, судом и смертной казнью, но он лишь закрыл глаза и сказал, что смертью его сейчас не испугать.

Нам всем пришлось уйти. Мы решили допросить его еще раз, когда ему станет лучше, и мы не будем чувствовать себя преступниками, давя на него. Но если честно, увидев его помертвевший взгляд, услышав полный безысходности голос и вспоминая, как его пытали, я вдруг поймал себя на том, что отчаянно надеюсь услышать из его уст какое-то логичное объяснение его поступка. Оправдание этого поступка. Неожиданно для самого себя я вдруг проникся не то состраданием, не то уважением к нему, не знаю точно. Во всяком случае, моя слепая ненависть куда-то исчезла.

Время шло. Нам приходилось действовать очень быстро: нельзя было допустить, чтобы Волдеморт смог перепрятать крестражи или создать новые. Вопрос со Снейпом все откладывался, а тот пока выздоравливал. Никто из нас почти не общался с ним, только Гермиона, которая была его сиделкой. Но тогда я никак не связал этот факт с тем, что через месяц пребывания в лазарете Снейп изъявил желание высказаться.

Он сам настоял на веритасеруме, а колдомедики подтвердили, что зелье подействует, даже если когда-то Снейп принимал противоядие от него: он пробыл в лазарете слишком долго, чтобы такая защита продолжала действовать. Пользуясь случаем, мы оформили все как официальный допрос.

Когда Снейп заговорил, мне почему-то стало страшно. Меня пугало то, что я узнавал о директоре и его планах. Все это как-то не вязалось с тем образом доброго дедушки, который он создавал. Заставить человека дать Нерушимую клятву следовать его указаниям, приказать ему потом убить себя, обставить дело так, чтобы у убийства были свидетели, уничтожить в Ордене Феникса остатки доверия к их шпиону только для того, чтобы этот шпион смог пользоваться безграничным доверием Темного Лорда. Все ради того, чтобы узнать, где крестражи и как их уничтожить. По словам Снейпа, он прекрасно осознавал, что после всего этого ему не выжить. Либо его прикончит Волдеморт, узнав, что он его все-таки предал, либо его ждет смертная казнь за убийство Дамблдора и другие преступления, которые могли сойти ему с рук только в том случае, если было бы известно, что делал он это ради победы над Лордом. Он был уверен, что никогда не сможет доказать свою невиновность: Дамблдор не оставил каких-либо свидетельств в его пользу, боялся, что они могут попасть не в те руки раньше времени. А кто поверит на слово убийце?

– Но вы все-таки рассказываете нам это, – заметил я. – Почему?

Последовало короткое молчание, после которого послышался тихий ответ, произнесенный бесцветным от действия зелья голосом, но прозвучавший невероятно искренне и… да, наверное, трогательно:

– Я хочу жить… Если есть хоть какой-то шанс, – он мельком взглянул на свою сиделку, – я хочу использовать его.

О том, что был этот короткий взгляд, я вспомнил много позже, когда узнал об их романе. Гермиона и Северус Снейп! Я был не просто шокирован, я был раздавлен этой новостью. Мое желание прикончить зельевара вернулось из небытия, хотя к тому времени Снейп превратился для меня в настоящего наставника. Когда он покинул лазарет, мы не знали, что с ним делать. Отпустить его мы не могли: ему грозила опасность, да и он мог нас выдать. Никто так и не поверил ему до конца, поэтому допускать его снова до тайн Ордена или позволить принимать активное участие в войне тоже никто не собирался. Формально он оставался под арестом. Но что прикажете делать с человеком, который привык быть деканом, учителем и двойным агентом, а теперь оказался предоставлен сам себе 24 часа в сутки? Устройством его распорядка дня занялась Гермиона. Тогда у меня это тоже не вызвало подозрений: моя подруга всегда была не в меру деятельной и имела склонность помогать тем, кто этой помощи от нее не то что не требовал, но даже не хотел. Сначала она убедила всех, что Снейп вполне может заняться обеспечением лазарета медицинскими зельями. Он по-прежнему оставался одним из лучших зельеваров в Британии, поэтому колдомедики быстро дали свое согласие: у них слишком часто были перебои с поставками. Устроив эту часть жизни бывшего профессора, Гермиона принялась обрабатывать меня. Она убеждала меня, что если я хочу сразиться с Волдемортом и победить его, то лучшего наставника, чем Снейп, мне не найти. Не знаю почему, но я дал ей себя уговорить. О чем не пожалел ни разу.

Бывший профессор и бывший шпион подошел к своим новым обязанностям очень ответственно. Зелья, приготовленные им, время от времени негласно проверяли, но не обнаружили не только какого-либо преднамеренного вреда, но даже следов обычной халатности. В занятиях со мной он был по-прежнему суров, но я вынужден признать, что эта суровость помогала мне не сдаваться даже тогда, когда казалось, что уже не за что бороться. Во многом именно благодаря этому мне все-таки удалось победить в решающей битве, удалось уничтожить нашего общего врага.

Но все это было потом, а тогда я просто узнал, что этот престарелый слизеринец спит с моей подругой. Естественно я был абсолютно уверен, что это он совратил девушку, но когда я уже был готов вызвать Снейпа на дуэль, Гермиона призналась, что все было с точностью до наоборот. Оказывается, это она непонятным образом влюбилась в своего бывшего учителя, пока ухаживала за ним в лазарете. Она объясняла это тем, что увидела его совсем с другой стороны, разглядела его благородство и смелость, выдержку и стойкость. Конечно, в этом не было ничего удивительного. Учитель и ученица, врач и пациент – это так тривиально! Наверное, если бы речь не шла именно об этих людях, я бы даже не удивился. А так мне оставалось только смириться. Мне было не совсем понятно, как Гермионе удалось вызвать в Снейпе ответные чувства, но это объяснил мне сам Снейп на очередном нашем занятии, когда я не смог скрыть свое любопытство.

– Я всего лишь человек, мистер Поттер, – со свойственным ему равнодушием сообщил мой наставник. – Всего лишь мужчина. Кто в силах устоять, когда его так искренне любят?

Наверное, это было для меня самым неожиданным откровением за всю мою жизнь. Я вдруг понял, что он действительно человек. Обычный человек со своими желаниями, мечтами, планами на будущее, своим прошлым, воспоминаниями, чувствами, со своей болью и неуверенностью в себе. Такой же, как все мы.

С тех пор я наблюдал за ними. Должен признаться, что эта пара вдохновляла меня. Она заставила меня пересмотреть мои отношения с Джинни. Я научился у них тому, что для любви в жизни всегда есть место, даже когда мир катится в Тартар. Их взаимные страсть и нежность символизировали для меня все то, за что я должен был бороться, за что я мог бы умереть, если бы потребовалось. Они научили меня жить сегодняшним днем, не оглядываться на других. Они научили меня не бояться.

Тем страшнее для меня сегодня осознавать, что эта пара распалась и, вероятнее всего, навсегда. Я не знаю, как это произошло. Не понимаю, почему двое людей, буквально дышавших друг другом, когда мир вокруг нас рушился, расстались, едва все наладилось. Значит ли это, что все отношения, возникшие в экстремальных ситуациях, рано или поздно рвутся? Или это подтверждение слов скептиков о том, что возраст, происхождение, воспитание и социальный уровень значат гораздо больше, чем взаимное влечение, чем родство душ? Сейчас, когда я пишу свою биографию, когда ворошу закрома своей памяти, когда провожу «ревизию потерь», я понимаю, что эта потеря – одна из самых больших для меня, хотя я не имею к ней никакого отношения. Просто когда вот так, на моих глазах умирает любовь, я понимаю, что вместе с ней умирает и Волшебство, без которого наша жизнь не стоит ничего…»

Из воспоминаний Гарри Поттера,
Мальчика-который-выжил.
Глава 8, Лондон, 2005 г.

– Здравствуй, Северус, – на знакомом, хотя и изрядно постаревшем лице играла все та же мягкая улыбка, которая, казалось, принадлежала только одному человеку в мире – Ремусу Люпину.

– О, Мерлин, какого дьявола? – недовольно проворчал Снейп, отступая в сторону, чтобы гость смог войти в дом.

– Я тоже рад тебя видеть, дружище, – невозмутимо произнес Ремус, проходя в гостиную.

– Ты что, пил с утра? – Северус презрительно скривился. – Тот факт, что я готов терпеть тебя в своем доме, еще не значит, что мы стали друзьями.

– Все ворчишь? – этот вопрос прозвучал почти нежно, заставляя губы зельевара дрогнуть в чуть заметной улыбке. – Нет, приятно, конечно, видеть, что люди не меняются с годами, но меня всегда удивляло, как ты умудряешься грубить даже тем, кого по-своему любишь.

– Это тебя я люблю, что ли? Не льсти себе. – Снейп насмешливо изогнул бровь, но его тон уже смягчился, выдавая, что он все же рад видеть Люпина. – Ладно, располагайся, раз пришел. – Он махнул рукой в сторону дивана, а сам опустился в глубокое кресло. – Что привело тебя ко мне? Мы не виделись года три, наверное?

– А у меня обязательно должен быть повод, чтобы навестить старого боевого товарища? – все так же благодушно удивился Люпин, садясь на диван и кладя рядом с собой книгу, которую он все это время держал в руках. – Почему я не могу просто соскучиться?

– Я тебя умоляю! – Снейп поморщился. – Не рассказывай мне сказки. Никто из вас не решится навестить меня только потому, что он соскучился.

– Зря ты так, – с легким укором сказал Ремус, неотрывно глядя на его лицо. – Мы все скучаем. И всем нам было бы гораздо приятнее, если бы ты не вычеркивал нас из жизни. Гарри часто вспоминает тебя.

– Меня должно это трогать? – холодно поинтересовался Северус, внимательно разглядывая свои руки.

– Еще скажи, что тебе нет до этого дела, – фыркнул Ремус, сокрушенно покачав головой. – То-то ты не отходил от его постели целую неделю, пока он был без сознания после той битвы.

– Поттер здесь ни при чем! Тогда я делал это для Гермионы…

– Ах да, конечно… – Люпин рассмеялся. – Почему ты так стыдишься собственной человечности, Северус?

– Если ты пришел вести душеспасительные беседы, то лучше иди домой, Люпин, – раздраженно посоветовал Снейп. – Мне не до того.

– Да ладно тебе, не сердись, – Ремус примирительно вскинул руки, словно сдавался. – Я не ссориться пришел. Я тебе подарок принес. – Он взял книгу и протянул ее Снейпу. – Это от Гарри. Он почему-то подумал, что его ты видеть не захочешь.

– Надо же! К двадцати пяти годам у Поттера развилась проницательность! – саркастически воскликнул Северус, принимая книгу из рук оборотня. – Надо это где-то записать… Что? – Он нахмурился, читая заголовок. – «Воспоминания Гарри Поттера, Мальчика-который-выжил»? Судя по всему, выжил он из ума, раз присылает мне такое. С чего он взял, что мне понравится этот плод его большой любви к самому себе?

– Вообще-то, он рассылает книгу всем, о ком упомянул в ней… Ну, имеется в виду те, кто жив.

– Он упомянул меня в своих воспоминаниях? – недоверчиво уточнил Снейп, наугад раскрывая книгу.

– А как он мог не упомянуть? Как ни крути, ваши судьбы долгое время были переплетены теснейшим образом.

Северус перевернул несколько страниц, испытывая нечто похожее на трепет в душе. Каковы были эти воспоминания? Помнил ли его сын Джеймса Поттера как злобного учителя или как недостойного доверия шпиона, как человека, соблазнившего его подругу, или как наставника, передавшего ему все свои знания, какие только смог вбить в его голову?

По мере того, как он читал, лицо его становилось все суровее, а под конец по бледным щекам пошли красные пятна.

– Где он? – тихо спросил Снейп, закончив чтение, но в его голосе было больше угрозы, чем в самом злобном крике. – Я должен немедленно его увидеть!

– Он у себя, я полагаю, – спокойно сообщил Ремус, словно абсолютно ничего не понял из реакции Снейпа.

– Я убью его, – прошипел Снейп, вскакивая на ноги и направляясь к входной двери: внутри дома действовали антиаппарационные чары. – Клянусь Слизерином, я убью мальчишку!



– Какого черта ты себе позволяешь?!

Гарри чуть не подпрыгнул на месте, когда перед ним материализовался его бывший профессор, злой как тысяча чертей. Победителю Волдеморта потребовалось все его мужество, чтобы не сбежать от разъяренного зельевара. Вместо этого он, делая вид, что ничего не произошло, спокойно продолжил свой путь из кабинета на второй этаж, бросив на ходу:

– Северус! Рад тебя видеть. А разве среди волшебников не принято аппарировать к порогу дома, а не посреди чужой гостиной?

– Ты что, издеваешься? – все так же зло спросил Снейп. – Вернись немедленно! Я хочу услышать объяснения!

– Хочешь объяснений – следуй за мной. И потрудись задать вопрос, только сформулируй его конкретней, – Гарри скрылся за одной из дверей на втором этаже.

Скрипнув зубами, Северус стремительно последовал за ним, сжимая в руках книгу, ставшую причиной взрыва его негодования. На ходу он прикидывал, каким именно пыткам следует подвергнуть наглого мальчишку, чтобы получить сатисфакцию.

– Так что ты хотел узнать? – с раздражающим спокойствием поинтересовался Гарри, стоило зельевару переступить порог комнаты.

– Я хочу знать, что это такое? – Снейп брезгливо продемонстрировал книгу.

– О, я смотрю, Ремус передал тебе мой презент, как мило с его стороны, – Гарри улыбнулся одной из тех улыбочек, которыми в свое время пользовался директор Дамблдор. Он прекрасно знал, что каждая из них способна довести профессора до белого каления.

– Передал, – со все возрастающей угрозой прошипел Северус. – И я требую объяснений!

– Каких?

Ничего не говоря, Снейп раскрыл книгу на страницах, посвященных ему, и ткнул ими в нос Поттера. Гарри перехватил книгу и пробежал глазами строчки, словно проверял написанное.

– А что тебя не устраивает? – искренне изумился он спустя минуту. – Разве я где-то исказил факты?

– Я не говорю про искажение фактов, – Снейп шагнул к нему и навис над ним как в старые добрые времена. – Я не понимаю, зачем ты предал эти факты огласке? Если твое самолюбие требовало еще славы, если тебе так хотелось покрасоваться на полках книжных магазинов – ради Мерлина, кто я такой, чтобы запретить тебе. Но меня ты зачем приплел?

– А как я мог пропустить тебя? – Спокойствие изменило Гарри, его голос стал резче. – Слишком много нас связывает в прошлом…

– И из всего ты выбрал именно это? – на этот раз в голосе Снейпа сквозь раздражение прорвался отголосок боли. – Какое право ты имел выставлять на показ это? Тебе не жалко меня, так хоть Гермиону пожалел бы. Думаешь, ей будет приятно, что ее чувства стали достоянием общественности? Тебе не приходило в голову, что я не просто так все это время не подпускал к себе репортеров на расстояние полета проклятия?

– Я описал то, что мне было дорого, – твердо сказал Гарри. – Мне было важно рассказать о тебе не как о преподавателе… между нами, ты никогда не умел преподавать… Я не хотел писать о шпионе, о герое. Все и так прекрасно знают, какова была твоя роль в победе. Я хотел рассказать о тебе, как о человеке. Именно об этом многие не догадываются. – Гарри покачал головой, словно сожалел о чем-то.

– Можно подумать, мне есть до этого дело, – буркнул Северус, но в его тоне уже не было прежней злости. – Мне как-то все равно, что думают обо мне посторонние люди.

– Мне не все равно, – с горечью в голосе признался Гарри. – Мне надоело слышать о тебе, как о каком-то бездушном ублюдке, который всегда жил только для себя, воевал на своей стороне. Я хочу, чтобы другие знали, что ты не такой…

– И для этого ты выставил меня на посмешище? Ничего получше придумать не мог? – Снейп сложил руки на груди и прошелся по комнате, не обращая внимания на ее обстановку. – Сделал из меня какого-то рыцаря печального образа. Героя-любовника… Не было там и половины той любви, о которой ты пишешь.

– Но именно так это выглядело для меня, – тихо сказал Гарри и подошел к Северусу, замершему у окна. – Почему вы расстались? Как ты мог ее упустить?

– Я не упустил, – так же тихо ответил зельевар. – Я отпустил…

– О чем ты?

– Ну подумай хоть раз своими мозгами! – раздраженно проворчал Снейп, упорно отводя взгляд в сторону, не давая Гарри поймать его. – Разве это так сложно? Молодая привлекательная девушка и мужчина – полная ее противоположность. Такие отношения могли существовать только в мире без будущего. Но война кончилась. Угроза жизни перестала существовать. Появились планы на будущее. Я перестал быть героем, страдающим за правое дело, – при этих словах губы Снейпа скривила презрительная усмешка. – И стал просто старым зельеваром со скверным характером, частыми мигренями и ноющей при каждой смене погоды ногой… Помнишь, у меня там кость была раздроблена, когда вы меня нашли?

– Помню, – Гарри непроизвольно поежился. – Но она ведь любила тебя! Я же не слепой…

– Любила, кто спорит. Но потом ей захотелось учиться дальше. Ты ведь помнишь, она выбрала Академию Нумерологии в Париже. Мне не хотелось отпускать ее туда. Я знал, что новые впечатления, другая страна и французские щеголи рано или поздно заберут ее у меня. А я боялся ее потерять. Но я вспомнил одну древнюю мудрость. Если есть что-то, что ты очень боишься потерять, – отпусти это. Если оно вернется к тебе, оно будет твоим навсегда. Если нет, значит, оно никогда твоим не было. И я отпустил. Сначала она возвращалась, и я почти успокоился. Но потом она пропала на какое-то время. Потом снова появилась, но теперь ее посещения становились все реже и реже. То учеба, то какие-то развлечения с новыми друзьями. Я чувствовал, как она отдаляется от меня. Я старался не подавать виду, что мне больно от этого. Я не устраивал ей сцен, не обвинял в изменах. Иногда, когда ее подолгу не было, я малодушно думал, что пусть она спит там с кем-то другим, но только бы она вернулась. Я думал, что не смогу без нее жить и ненавидел себя за эту слабость. Она возвращалась… Все реже, но возвращалась. А потом она пропала сразу на несколько месяцев. И вернулась только тогда, когда начались каникулы. При этом у нее было такое лицо, словно она не домой вернулась, а в камеру пыток сослана. Одного взгляда на нее мне было достаточно, чтобы понять: в Париже у нее действительно кто-то есть. Кто-то, с кем ей гораздо интереснее, чем со мной. Только она почему-то не решалась сказать об этом мне. Жалела, наверное. Или упрямилась. Когда-то в самом начале наших отношений я ей сказал, что все это ненадолго, что она рано или поздно найдет кого-то лучше. Она спорила со мной и сказала: «Вот увидишь!». Возможно, ей просто не хотелось признавать свою неправоту. Ты же знаешь ее, она упрямая. Она что-то бормотала о том, что была занята и не могла приходить… В этот момент я понял, что должен отпустить ее еще раз. И я снова отпустил. Только она больше не вернулась.

Северус почувствовал, как его плечо сжала рука Гарри. В первый момент ему захотелось сбросить эту руку, но он удержался. Это не было жалостью. Гарри просто пытался поддержать его. Как умел.

– Мне жаль, что так вышло, – тихо произнес Гарри. – Но меня-то за что? Меня ты почему вычеркнул из своей жизни? Ты был мне так нужен… Ты ведь так многому научил меня. А когда мне нужно было учиться жить обычной жизнью, ты бросил меня.

– Не драматизируй, – Снейп фыркнул, но при этом накрыл своей рукой ладонь, которая все еще лежала на его плече, и легонько сжал ее. – Ничем бы я тебе не помог. Я сам до сих пор не научился жить в условиях, когда моей жизни ничего не угрожает.

– Ты мог хотя бы не сбегать, Северус, – с укором сказал Гарри и тяжело вздохнул. – Мои дни рождения, моя свадьба, крестины моего ребенка… Ты так ни разу и не пришел, хотя я звал тебя. Я понимаю, что поступил некрасиво, написав эти воспоминания. Зато ты сегодня здесь. Орешь на меня, как раньше, но ты здесь. В мой день рождения…

– Да кто я тебе такой, в самом деле, – смутился Снейп, – отец родной? Крестный? Что за претензии? Надоел ты мне, еще пока в школе учился. – Если бы не тон, каким это было сказано, Гарри мог бы и обидеться на эти слова. А так он только тихо рассмеялся.

– Ворчун… – с нежностью пробормотал он. – Тебе всегда было проще рисковать ради меня жизнью, чем признать, что я тебе дорог. Хочешь, я тебе сына покажу?

И не дожидаясь ответа, он шагнул куда-то в сторону, а через секунду уже стоял перед Снейпом, держа на руках крошечное существо, которое слепо таращило на Снейпа испуганные карие глазки. Только в этот момент Снейп осознал, что все это время они находились в детской.

– Не бойся, Джеймс, – мягко сказал Гарри. – Смотри, кто к нам пришел. К нам Сев пришел. Дядя Сев… Э-э-э, Северус, ты не против, если я для ребенка буду тебя Севом называть? А то имя у тебя слишком длинное для восьмимесячного.

– Если я скажу, что против, это что-то изменит? – Северус насмешливо изогнул бровь, на его губах играла призрачная улыбка, когда он смотрел на ребенка. – Значит, это очередной Джеймс Гарольд Поттер…

– Вообще-то, он Джеймс Северус Поттер. Ты бы знал об этом, если бы пришел на крестины… Хочешь подержать?

Снейп ничего не успел ответить, он еще не пришел в себя от удивления, поэтому просто подхватил ребенка на руки, когда Гарри всучил ему малыша.

– Джеймс Северус? – наконец переспросил зельевар. – Ты назвал ребенка в мою честь?

– А что здесь такого?

– Ничего, только твой отец, наверное, в гробу перевернулся, – Северус разглядывал крохотное личико маленького человечка, который в данный момент решал сложный концептуальный вопрос: разреветься или нет. В конце концов решение было принято в пользу «нет». Маленький Джеймс протянул руку и схватил Снейпа за волосы, потянув их изо всех своих силенок.

– Джеймс, перестань! – скомандовал Гарри, но Снейп только усмехнулся.

– Не дергайся, со мной происходили вещи и похуже. – Он вперил в ребенка свой фирменный взгляд, после чего тот волосы отпустил, отвернулся и все-таки захныкал. – Значит, через десять лет я буду иметь сомнительное удовольствие видеть это недоразумение у себя в классе?

– Если не решишь сменить работу, – согласился Гарри, забирая ребенка и качая на руках, чтобы успокоить.

– А через одиннадцать их будет уже двое, – радостно сообщила вошедшая в комнату Джинни, поглаживая живот. – Здравствуйте, профессор.

– Мне страшно представить, что будет, если скрестить Поттера и Уизли. От школы камня на камне не останется. – Снейп чуть поклонился, приветствуя молодую женщину.

– Вы ведь останетесь на ужин? – спросила та. – Гарри так ждал вас. У него ведь сегодня день рождения.

– И не переживай насчет подарка, это необязательно, – вклинился Гарри, к тому моменту уже уложивший ребенка в кровать.

– Я уже сделал тебе подарок сегодня, – холодно сообщил Снейп. – Я оставил тебя в живых.

– Тогда тем более. – Гарри рассмеялся. – Идем.

Снейп позволил Поттерам уговорить себя. Он никогда не признал бы этого вслух, но здесь он чувствовал себя как дома, словно в окружении своей семьи. Однако на пороге столовой он замер как вкопанный, оглядывая собравшихся за столом. Точнее, смотря только на одного человека. Его гнев вспыхнул с прежней силой, и он повернулся к Гарри, свирепо уставившись на него.

– Да, кстати, Гермиона тоже пришла, – Гарри смущенно хихикнул.

– И ты, конечно, совершенно случайно забыл мне об этом сказать…

Чуть раньше в тот же день, когда Ремус еще не постучал в дверь дома Северуса Снейпа, Гермиона уже получила свою копию книги Гарри. Молодая женщина была возмущена подобным поступком ее школьного друга ничуть не меньше, чем ее бывший любовник. Первая ассоциация, которая возникла у нее после прочтения, сводилась к тому, что друг собственноручно выпихнул ее нагишом на потеху толпе. Ее любовь, ее личная трагедия были выставлены на всеобщее обозрение. Это было мерзко, недостойно. Ей хотелось придушить Гарри. Не откладывая дело в долгий ящик, она аппарировала к нему домой.

Бывшего одноклассника она нашла в его личном кабинете, где он разбирался с какими-то бумагами.

– Гермиона! – Он радостно улыбнулся и, раскинув руки для приветственного объятия, вышел ей навстречу из-за стола. Это было его первой тактической ошибкой: он приблизился к ней на расстояние вытянутой руки. Звонкая пощечина нарушила тишину. На лице Гарри появилось недоуменное обиженное выражение. – За что? Я не заслужил!

– За это! – зло выплюнула Гермиона, швырнув в него книгу.

Гарри поднял ее с пола и покрутил в руках.

– А, ну тогда, может, и заслужил, – он задумчиво потер щеку. – Но я не понимаю, чем я тебя так обидел. Вроде, ничего плохого про тебя не писал… Если ты обиделась на «всезнайку», то зря. Я же любя!

– Гарольд Поттер, не строй из себя идиота, тебе не идет, – свирепо прошипела женщина, сжимая кулаки. – Ты все прекрасно понимаешь. Кто позволил тебе расписывать в своей грязной книжонке историю моей неудачной любви? Зачем ты это сделал?

– Ах это! – Гарри пожал плечами. – Вы же расстались. Какая тебе разница? Я написал, что думал. Все это осталось у всех нас в далеком прошлом, так в чем проблема?

– Ты не имел права писать о нас!

– Гермиона, это мои воспоминания! Я же вас помню, так почему я не могу написать о вас?

– Хотя бы потому, чтобы не делать нам больно! – воскликнула Гермиона и неожиданно всхлипнула. – Зачем ты увековечил это? Я три года пыталась все забыть! А ты… – Она снова всхлипнула и, плюхнувшись на маленький диванчик в углу, спрятала лицо в ладонях. – Я не представляю, что будет с ним, когда он это прочитает… Он ведь такой гордый! А ты всем рассказал о том, что он любил. Любил, и был предан, брошен… Зачем же ты так с ним? Он вроде и тебе стал дорог. За что ты его так наказываешь?

Гарри сел рядом с ней и обнял за плечи. Гермиона упрямо отвернулась в другую сторону, демонстрируя, что в его сочувствии она не нуждается. Однако ее друг решительно развернул ее к себе.

– Я смотрю, ты все еще любишь его? – мягко уточнил он.

– Я никогда не переставала его любить, – честно ответила Гермиона.

– Так какого черта вы разошлись?

– Так вышло… Я и сама не поняла, как это произошло. Мне казалось, мы всегда будем вместе. Но я, наверное, недооценила нашу разницу в возрасте… разное воспитание, жизненный опыт. Я думала, нам не страшны расстояния, но стоило мне уехать учиться, как он начал охладевать ко мне. Сначала я ведь аппарировала из Парижа почти каждый вечер, чтобы он не чувствовал себя покинутым. Но в первую же сессию я была вынуждена торчать в Академии безвылазно. Столько всего нужно было учить, у меня просто не оставалось на него времени. И я не появлялась почти три недели. Я отправила ему письмо с предупреждением, чувствовала себя виноватой, боялась, что он будет скучать. А он даже не заметил моего отсутствия. Я аппарировала к Хогвартсу сразу после последнего экзамена. Он встретил меня, такой спокойный, и сказал, что не стоило так торопиться. Меня это покоробило, но я списала это на его сдержанность. Ты же его знаешь, из него только клещами и под пытками можно вытащить признание в любви или симпатии. Он всегда считал все человеческие чувства слабостью, а их демонстрацию – самоунижением.

Но потом это повторялось. Он абсолютно никак не реагировал на меня. Он вел себя абсолютно одинаково, когда меня не было день и когда меня не было неделю. Нет, когда я приезжала, он вел себя безукоризненно. Был внимателен, заботлив, нежен. В нем было все то, что я так любила. Но я постоянно задавала себе вопрос: а так ли я нужна ему, как думаю? По всему выходило, что ему хорошо со мной, но и без меня неплохо. Если честно, когда я только поступала в академию, я думала, он будет ревновать. Будет изводить меня насмешками и подозрениями в том, что я изменяю ему с молодыми сокурсниками. А он даже ни разу не прошелся по этой теме. Ему было все равно.

Она замолчала. Гарри гладил ее по спине, а сам пытался представить себе всю эту ситуацию. Он знал Снейпа слишком хорошо, чтобы предположить, что Гермиона на самом деле ничего для того не значила. Он же помнил, как сам навещал бывшего профессора в Хогвартсе, когда Гермиона была на учебе. Тот выглядел грустным и подавленным, а после пары бокалов огневиски признался, что иногда чувствует себя очень старым и никому не нужным. Под «никому» подразумевалась, как понимал Гарри, именно Гермиона. Но как тогда та смогла прийти к выводу, что Северус по ней не скучал? И не ревновал? Да тот с ума сходил от ревности! Гарри не сразу понял, что Гермиона продолжила свой рассказ.

– Все это время у меня в Париже был друг. Только друг, ничего большего. Как ты. С той только разницей, что он хотел большего. Я сама не поняла, как это произошло. Я в очередной раз вернулась в общежитие, последние выходные, проведенные с Северусом, расстроили меня. Он был так сдержан… Мне впервые показалось, что мое присутствие тяготит его. Ребята устроили вечеринку, я выпила больше, чем следовало, а проснулась в объятиях Люка. Он был таким нежным, таким теплым, таким открытым. Совсем не таким, как Северус, но… Мне стало плохо, когда я поняла, что произошло. С Люком я с того дня не разговаривала, а Северус… Я просто не могла вернуться к нему после этого. Я была уверена: он все поймет. Я не знала, как мне оправдаться… Мне не было оправдания. До конца семестра я придумывала себе причины, по которым не могу покинуть Академию, но потом наступили каникулы… Ты не представляешь, как он посмотрел на меня, Гарри. Его взглядом можно было заморозить! Я хотела объяснить, что не могла приходить, а он… Знаешь, он так спокойно встал, подошел к книжному шкафу, поставил на место какую-то книгу, поискал другую и словно между делом сказал: «Так, может быть, и не следовало уже больше приходить?» И я поняла, что он знает о моей измене… Что мне оставалось после этого? Мне было стыдно. И я ушла. Вот, собственно, и все.

Гарри не знал, что сказать. Его не оставляло ощущение, что эти двое просто не поняли друг друга. К сожалению, ему не хватало информации, чтобы говорить об этом с уверенностью. Но если его расчет верен, то скоро он сможет выслушать и другую сторону. Остается только удержать Гермиону здесь до того момента.

– Ты знаешь, у меня ведь сегодня день рождения… Останешься, раз уж пришла?

– Вообще-то я на тебя обижена, – Гермиона улыбнулась сквозь слезы. – Зачем ты это сделал, а?

– Я правда не думал, что ты так отреагируешь, – солгал Гарри. – Давай мы отпразднуем мой день рождения, а потом поговорим, подумаем, что можно сделать, хорошо?

– Хорошо…

***
Хотя в основном праздничный обед протекал как обычно, в воздухе чувствовалось чуть заметное напряжение. Гермиона и Северус сидели друг против друга и старательно смотрели в противоположные стороны, но воздух между ними все равно электризовался. Гарри бросал косые взгляды то на одного, то на другого и время от времени перемигивался с Люпином, который тоже здесь присутствовал.

Когда свечки на торте были задуты, а сам торт кусками расползся по тарелкам гостей, Гарри, слегка кашлянув, невозмутимо сказал:

– Северус, Гермиона, можно поговорить с вами в моем кабинете?

После чего встал и направился к выходу. Гермиона, справившись с удивлением, не глядя на Снейпа, встала и последовала за Гарри. Ей просто было неудобно устраивать сцену в чужом доме. Северус чуть помедлил. Он как раз не испытывал бы угрызений совести, продемонстрировав неповиновение хозяину, но… Что-то заставило его все-таки встать из-за стола и направиться в кабинет Поттера. Этим «что-то» был то ли укоризненный взгляд Люпина, говорящий: «Ты ведь взрослый человек! Веди себя достойно!», то ли не задушенная когда-то до конца надежда.

– Ну и что это значит? – строго спросил он, когда за ним закрылась дверь кабинета.

Гермиона сидела в кресле и смотрела в окно. Гарри стоял посреди комнаты, скрестив руки на груди, и сосредоточенно разглядывая рисунок на ковре под ногами.

– Я хотел извиниться перед вами обоими, – после недолгого молчания сказал Гарри. – Я чрезмерно увлекся, когда писал эти воспоминания. Я действительно когда-то был тронут до глубины души вашими отношениями, и мне очень хотелось сохранить память о них хотя бы на бумаге. Я был неправ. Это ваши жизни и ваши чувства. Я сейчас свяжусь со своим издателем и попытаюсь узнать, можно ли что-то сделать. Подождите меня здесь.

И он вышел. Северус нерешительно замер. Если он сейчас уйдет, то продемонстрирует свой страх, свою растерянность. Если останется… Ему было тяжело находиться в одной комнате с Гермионой, когда вокруг было много народу. Еще труднее будет оставаться с ней наедине, зная, что он уже не имеет никаких прав на нее. Она принадлежит кому-то другому. Однако боязнь показаться трусом все же пересилила, подстегиваемая желанием быть рядом с ней. Это было больно, но он так скучал! Поэтому Северус сел на тот небольшой диванчик, на котором несколько часов назад плакала Гермиона.

Сама Гермиона чувствовала себя до крайности неловко. Столько лет спустя она все еще чувствовала себя виноватой перед Северусом. Он ведь верил ей, а она ему изменила. Но в то же время она злилась на него, убеждая себя, что это его холодность толкнула ее в объятия другого мужчины.

Молчание было слишком тягостным, чтобы долго выносить его, поэтому Северус не удержался и заговорил:

– Как дела в Академии?

– Я закончила ее год назад, – тихо ответила Гермиона, не поворачиваясь к нему. Снейпу это не понравилось. Она словно обижалась на него, но за что?

– Ах да, конечно… Естественно, с отличием?

– Естественно.

– Чем теперь занимаешься?

– Исследованиями.

– Интересно?

– Не очень.

– Как друзья?

– В порядке.

– Родители?

– Тоже.

– За что?.. – это прозвучало неожиданно надломлено, как-то очень тихо и совсем не по-снейповски. Гермиона от удивления даже посмотрела ему прямо в глаза.

– Что?

– За что ты на меня сердишься? – чуть пожав плечами, уточнил Северус.

– Я не сержусь… Я… – Она не смогла найти правильных слов. Как объяснить этому человеку, что она все еще переживает их разрыв, что она так и не смогла смириться с этой мыслью? Как объяснить ему, что ее чувства оказалось не так просто убить, как его, и при этом не выглядеть жалкой?

– Тогда почему ты разговариваешь со мной сквозь зубы? – в его голосе прозвучали явственные оттенки обиды. – Мерлин свидетель, я не заслужил этого. Я ведь… – он вовремя прикусил язык. Мысленно Снейп выругался на себя. Неужели он собирался толкнуть торжественную речь на тему «Ради твоего счастья я отказался от своего»? Не стоило этого делать, ни к чему.

– Я не разговариваю с тобой сквозь зубы, – удивленно произнесла Гермиона. – Мне просто… тяжело говорить с тобой.

– Быстро же я стал тебе противен, – Снейп скривился, как будто съел что-то очень кислое. – Не стоило так тянуть с разрывом, может, тогда тебе сейчас было бы проще переносить мое присутствие.

От подобного заявления у Гермионы слегка закружилась голова. Ей начало казаться, что кто-то из них сошел с ума. Во всяком случае она никогда не ожидала услышать от Северуса обвинений в том, что она разорвала их отношения, да еще и не достаточно быстро. О том, что ей противно его присутствие, она вообще не говорила.

– О чем ты говоришь? – Она возмущенно вскочила на ноги. – Ты же сам прогнал меня!

– Я тебя прогнал? – на этот раз настала очередь Снейпа вскочить с места. – Ты ушла к другому мужчине!

– К какому другому мужчине? – Гермиона с каждой новой фразой Северуса все больше убеждалась в его безумии. – У меня никого не было с тех пор, как мы расстались. Я просто надоела тебе, и ты меня прогнал. Воспользовался моей ошибкой, как поводом к расставанию.

– Ты мне надоела? – Снейп нахмурился и шагнул к Гермионе, заглядывая ей в глаза. Ему казалось, что она его разыгрывает. – Когда ты могла бы успеть мне надоесть, если я тебя почти не видел!

– О чем, видимо, совершенно не жалел, – в голосе женщине прорвалась былая обида. – Тебе было все равно, сколько меня нет.

– Мне? Мне не было все равно! – прошипел Снейп, словно разозленная змея. – Я терпел твое отсутствие, потому что хотел, чтобы ты жила полной жизнью. Той, которую ты заслуживаешь, с учебой, друзьями, вечеринками. Я надеялся, что если не буду мешать тебе, не буду изводить ревностью и обидами, ты оставишь в своей жизни место и для меня. Как видно, я ошибся. – Он замолчал, осознав, что зашел слишком далеко. У Гермионы на лице было странное выражение, которое он никак не мог определить. Она была не то испугана, не то расстроена, не то обижена. Он заставил себя успокоиться и сказать уже с большим хладнокровием: – Я не виню тебя. Я знаю, ты не хотела причинить мне боль и оставалась со мной даже тогда, когда уже не любила. Но я не просил этого у тебя. Тебе незачем было себя мучить. – Он не удержался и шагнул еще ближе, пробежал кончиками пальцев по ее лицу. – Я бы отпустил тебя в тот момент, когда ты сказала, – почти прошептал Северус. – Я с самого начала знал, что ты не будешь моей всегда. Я и так обязан тебе слишком многим. Ты дала мне силы жить дальше. И ты не была обязана всегда оставаться со мной, но мне обидно, что ты ушла и больше не вспоминала меня, как будто я посторонний человек. Мне тяжело сейчас видеть твою неприязнь. Я старался не делать тебе больно, неужели я не заслужил за это хотя бы просто доброго отношения?

– Северус Снейп, – выдохнула Гермиона, откровенно наслаждаясь его прикосновением, – ты просто идиот. Мне было восемнадцать, когда я влюбилась в тебя. И с тех пор не было и дня, чтобы я не любила тебя. Другой мужчина существовал только в твоем воображении… Я никогда не любила никого, кроме тебя. То, что было с…

Длинные тонкие пальцы легли на ее губы, заставляя замолчать. В одну секунду в глубине темных, почти черных глаз зажегся прежний огонек. Черты лица смягчились, уголки губ чуть приподнялись в едва заметной улыбке.

– Тсс, – шепнул Северус, гипнотизируя ее взглядом. – Не желаю знать, что и с кем было. Давай лучше вернемся к той части твоей речи, где ты говорила, что любишь меня.

– Я люблю тебя, – она скользнула руками вокруг его талии, прижимаясь всем телом. – Но я была уверена, что ты совсем охладел ко мне, что я тебе надоела.

– Вот дурочка, – нежно пожурил Снейп, обнимая ее за плечи. – Разве ты можешь надоесть?

И он наклонился к ее губам, целуя как прежде, как будто не было последних трех лет, не было обид и недопонимания. Гермиона с готовностью ответила на поцелуй, разрушая малейшие остатки подозрения в том, что Северус может быть ей неприятен.

– Пойдем домой, – шепнул Снейп, оторвавшись от ее губ на мгновение. Я так скучал по тебе.

– А как же Гарри? – неуверенно запротестовала Гермиона. – Он же просил подождать…

– Что-то мне подсказывает, – усмехнулся Северус, – что он своего уже дождался.

После этого, не задавая лишних вопросов и не слушая возражений, он аппарировал к порогу своего дома.

– Славный у тебе вышел день рождения, – заметил Ремус, осторожно раскуривая толстую гаванскую сигару.

– Лучше всех, – Гарри довольно улыбнулся, развалившись в соседнем кресле у камина и с удовольствием потягивая огневиски. – Спасибо, что помог мне.

– Да не за что, – отмахнулся Люпин, затягиваясь и откидываясь на спинку своего кресла. – Не понимаю только, зачем ты все так усложнил. Просто позвал бы обоих и запер в своем кабинете, наложив антиаппарационные чары.

– В том-то и проблема, что этого было бы недостаточно, – Гарри повернулся к другу и начал рассказывать, как именно ему в голову пришел этот план. – Северус не отвечал на мои приглашения, никогда не навещал меня. Как я теперь понимаю, именно чтобы случайно не столкнуться с Гермионой. Гермиона, в свою очередь, ни за что не согласилась бы составить мне компанию, если бы я попытался затащить ее к Снейпу в гости. И потом, просто запереть их где-нибудь – это было бы непродуктивно. Могло сработать, но необязательно. Мне нужно было не просто выманить их к себе в один день. Мне нужно было напомнить им о том, что у них было. Заставить задуматься о том, что произошло. Высказаться. Ведь вполне могло оказаться, что они действительно просто разлюбили друг друга. Или, что хуже, один из них охладел к другому. Я должен был сначала убедиться, что там есть, что спасать.

– И все же, – Ремус лукаво посмотрел на Гарри, – не лениво тебе было писать такую толстую книжку, а потом печатать ее в двух экземплярах, просто чтобы спровоцировать их? Мог бы просто написать часть про них и отправить им в виде черновика, чтоб полюбовались.

– Ага, на что получил бы два вопиллера и строгий запрет когда-либо включать этот эпизод в книгу. Нет, Ремус, мне нужно было действительно вывести их из себя, чтоб они примчались ко мне с огромным желанием свернуть мне шею. И у меня была только одна попытка. Они должны были поверить, что книга настоящая. А чтобы мистификация удалась, все должно было быть по-настоящему. Вот я и написал целую книгу и заказал настоящий переплет. – Гарри взял один из экземпляров своих мемуаров. – Честно говоря, это был очень интересный опыт.

– Может, действительно издашь их? – предложил Ремус. – Жалко ведь, столько сил потратил. Про Северуса и Гермиону кусок можешь изъять, конечно, но остальное…

– Нет, – Гарри покачал головой и бросил книгу в камин. – Северус и Гермиона не единственные, кто не любит обнажать свои чувства и выставлять свою жизнь напоказ. – За первой книгой в огонь последовала и вторая.

– Не боишься, что они все-таки свернут тебе шею, когда узнают, что все это было розыгрышем?

– Думаю, они так обрадуются тому, что это ненастоящая книга воспоминаний, что все же пощадят меня. Ну, ругаться будут, наверное, но это не страшно. Зато они снова вместе, а значит, оно того стоило.

– Да, – согласился Ремус, глядя на языки пламени, медленно пожиравшие псевдомемуары Гарри Поттера. – Оно того стоило.