Все началось летом - за месяц до пятого курса, когда их всех собрали в новой резиденции Ордена Феникса. Что это за орден и с чем он должен будет бороться, Гермиона, конечно же, примерно догадывалась. Да и сам факт того, что хоть кто-то стал адекватно воспринимать заявление Гарри о возрождении Того-кого-нельзя-называть, уже говорил о многом.

Гермиона до сих пор не могла вспомнить без дрожи тот миг, когда на поле появился окровавленный Гарри, почти упавший на траву под тяжестью неподвижного тела Седрика. Помнила потрясенную тишину, окутавшую трибуны и горестной вопль мистера Диггори, когда он узнал в неподвижном теле своего сына. А еще она помнила решительно уводившего Гарри в Хогвартс профессора Грюма, который и профессором-то оказался ненастоящим. Иногда, просыпаясь в холодном поту, она слышала крик Гарри: «Волдеморт! Он вернулся!», и визгливый смех Фаджа, призывающий всех не верить глупым россказням спятившего мальчишки. А потом вновь было Больничное крыло, поправляющийся Гарри и страшный рассказ о событиях, что имели место на маггловском кладбище.

После были два месяца, наполненные страхом и ожиданием. Она перечитывала «Ежедневный пророк» от корки до корки, но газета молчала о возрождении Того-кого-нельзя-называть и лишь продолжала поливать грязью имя Гарри Поттера. Как же это все смешно! Неужели они не видели очевидного? Или слишком долгое затишье притупило их чутье?

И вот, наконец-то, хоть какая-то активность. Однажды вечером, во время ужина, в кухонное окно постучала бурая сова, принесшая письмо, адресованное мисс Гермионе Грейнджер. Взволнованная Гермиона трясущимися пальцами отвязала объемный пакет и, накормив сипуху совиным печеньем, выпроводила за окно.

«Дорогая мисс Грейнджер,

Из-за последних событий, имевших место в магическом мире, было бы крайне желательно, если бы Вы смогли прервать ваши летние каникулы и присоединиться к своим друзьям, Гарри и Рону. Здесь Вы будете находиться в полной безопасности в оставшееся до начала учебного года время. К письму приложен порт-ключ, который и перенесет Вас по указанному адресу. Порт-ключ активируется завтра ровно в десять часов утра.

Искренне Ваш, А.Д.»

В конверте помимо письма находился еще и обычный серый камушек, братья которого тысячами лежали россыпью по дорогам Англии. Предвкушение скорой встречи с друзьями заставило ее оторваться от бесконечного перечитывания письма и начать собираться в дорогу.

Родители пару раз заглядывали в ее комнату, каждый раз заставая одну и ту же картину: Гермиона, лихорадочно сортирующая книги и пытающаяся впихнуть обширную библиотеку в свой чемодан. Библиотека не горела желанием укладываться в оный и каждый раз после очередного перекладывания учебников вокруг него горами высились оставшиеся книги.

— Черт, — сорвалось с губ недовольной Гермионы, — и почему нам нельзя колдовать на каникулах, так бы многих проблем удалось избежать...

Окинув безрадостным взглядом горы сваленных посередине комнаты вещей, Гермиона досадливо тряхнула спутанной гривой каштановых волос и вновь принялась за сборы. К полуночи чемодан был наконец-то собран, вещи уложены, комната убрана, а сама Гермиона устало терла глаза, надеясь избавиться от сонливости.

Подойдя к письменному столу, стоящему у самого окна, и осторожно провернув ключ, Гермиона выдвинула ящичек. Среди аккуратно сложенных письменных принадлежностей лежала неприметная бархатная коробочка, весьма потертого вида с незатейливым серебряным тиснением посередине — «Fugit irrevocabile tempus»*. Коробочка, которую она получила лично из рук директора. Хроноворот. Механизм, с помощью которого они с Гарри на третьем курсе смогли спасти две невинные души. Кажется, это было так давно, хотя воспоминания о том незабываемом полете до сих пор свежи в ее памяти, точно так же как и несправедливо осужденный Сириус Блэк. Гораздо позже Гарри показал ей колдографии со свадьбы своих родителей, и Гермиона не могла поверить своим глазам, что весело смеющийся синеглазый шафер, обнимающий за плечи счастливую новобрачную, и есть тот самый потрепанный жизнью мужчина с ранней сединой в густых волосах и потухшим взором выцветших до серого цвета глаз. Сравнивая колдографию и свои воспоминания, Гермиона не могла не отметить, что несмотря на двенадцать лет, которые он провел за решеткой, Азкабан так и не смог сломить его полностью. И где-то глубоко-глубоко внутри по-прежнему живет тот весельчак, дающий силы жить и дышать дальше.

Проведя тонкими пальцами по вытертому бархату, Гермиона откинула крышку. Длинная цепочка, неприхотливый дизайн и волшебный песок, завивающийся под тонким стеклом часов. Само всемогущее время было заключено в хрупкое стекло.

Живоглот, громко урча, пробрался в комнату. Оглядев хозяйку, потерся лохматой головой о ее ногу и легонько потянул за собой к кровати. Если бы кот умел говорить, то вероятно первым делом он бы отчитал свою хозяйку за столь расточительное использование времени, отведенное на сон.

— Глотик, — ласково почесала его за ухом Гермиона, отчего кот перевернулся и подставил под теплые пальцы рыжий бок. Громко урча, Живоглот взирал на хозяйку со скрытой насмешкой, ведь он-то знал, что ее ждут удивительные три недели, а она — пока еще нет.





Утро началось с тихого перезвона посуды на кухне, где миссис Грейнджер заканчивала мыть ее после раннего завтрака. Вытирая насухо руки, она встревожено поглядывала на дочь, которая вот уже полчаса пристально изучала висящие на стене часы, лихорадочно покручивая неприметный серый камень. Стрелка, словно никуда не спеша, зависла на отметке 9.35 утра и не желала двигаться дальше.

— Гермиона? — тихо позвала ее миссис Грейнджер. Дочь вздрогнула и перевела рассеянный взгляд на мать. — Ты остаток летних каникул проведешь вместе с Уизли?

— Да, мамочка, не стоит волноваться, — улыбнулась та и, чуть помолчав, добавила: — Там я буду в полной безопасности, тем более стану присылать письма чуть ли не каждый день. Вот увидишь, остаток лета пролетит незаметно, а там Хогвартс и профессора, и новые предметы... — мечтательно протянула она, и уже гораздо более серьезно добавила: — Не волнуйся, все будет очень хорошо.

Гермиона и сама не верила в то, что все может быть хорошо, но была готова сказать что угодно, лишь бы из добрых карих глаз матери исчезло то затравленное выражение, поселившееся в последние месяцы, когда по Лондону прокатилась волна странных исчезновений людей.

Камень в ладони начал медленно нагреваться, и Гермиона стремительно поднялась, направляясь к стоящему у входа чемодану. Обняв погрустневшую мать, она взялась за ручку своего багажа и, сжав порт-ключ в кулаке, прошептала:

— Portus.

В тот же миг все вокруг завертелось, гостиная ушла куда-то вбок, а потом и вовсе исчезла. Гермиона закрыла глаза, пережидая довольно неприятные ощущения от срабатывания портала. Спустя мгновение, она уже стояла на пороге старого дома с облупившейся от времени краской на дверях. Дверной молоток в форме змеи, казалось, был готов отвалиться от малейшего прикосновения. С некоторым недоверием, Гермиона осторожно прикоснулась к нему и негромко постучала. За дверью тишина сменилась пронзительными криками, отчего Гермиона испуганно вжала голову в плечи. Раздались уверенные шаги, оглушительные вопли снова сменились тишиной, а дверь уже медленно открывалась, являя взору стоящего за ней мужчину.

Гермиона недоверчиво моргнула, а потом и вовсе уставилась на незнакомца во все глаза. Тот окинул ее внимательным, чуть прищуренным взглядом синих глаз, задержался на большом чемодане, стоящем у ее ног, после чего на губах мужчины появилась едва заметная улыбка.

— Ты, наверное, Гермиона? — раздался его чуть хрипловатый голос. — Я вот даже не сразу тебя узнал, а ведь мы виделись прежде.

Она неуверенно кивнула в ответ, продолжая гадать, кого же ей так напоминает этот человек.

— Я Сириус, — тем временем продолжал он, открывая дверь шире и пропуская девушку в дом. — Добро пожаловать на площадь Гриммо, двенадцать, в резиденцию Блэков.

Последние слова так и сочились непередаваемым сарказмом. Удивленно взглянув на него, Гермиона потянулась к ручке чемодана, когда Сириус взмахнул палочкой, и тот сам вплыл в дом.

— Идем, я покажу тебе твою комнату. По замыслу Молли, — вещал он, пока они шли через пыльный коридор, едва освещенный развешанными по стенам светильниками, — ты должна делить комнату с Джинни. Но лично я не понимаю этих ее планов, особняк пустует, и в нем достаточно места, чтобы разместить даже маленькую армию.

Гермиона слушала вполуха разглагольствования хозяина, поднимаясь за ним по страшно скрипящим ступеням старой лестницы. На всем протяжении лестничного пролета были развешены засушенные головы домовых эльфов. Увидев первое из целой плеяды столь странных настенных украшений, Гермиона удивилась, после десятого — не выдержала и задала мучающий ее вопрос:

— В вашей семье принято отрубать домовикам головы?

Блэк оборвал свой монолог где-то посередине слова и недоуменно обернулся к Гермионе.

— Что? А, это... — промолвил он, перехватив взгляд Гермионы. — Моя тетка Элладора была довольно оригинальной личностью и решила, что особо отличившиеся на службе у Блэков домовики должны быть удостоены чести остаться в памяти моего рода. В качестве засушенных голов.

Лицо Гермионы скривилось от отвращения, и Блэк был вынужден добавить:

— Понимаешь, я бы с радостью их убрал, да вот только матушка приклеила их заклятием вечного клея. И тут я бессилен.

Было видно, что Блэк рад самой возможности поговорить с живым человеком. Сколько же прошло времени с тех пор, как он мог с кем-то вот так же свободно общаться? Страшно даже представить, что может наступить день, когда ты останешься один на один с собой.

Ступени продолжали жаловаться на жизнь под уверенной поступью Блэка, его голос все так же размеренно звучал, а мысли Гермионы уже вились вокруг того, под каким бы предлогом выбить у миссис Уизли разрешение на собственную комнату. Не то чтобы Гермиона была так уж против Джинни в качестве соседки, но вот выдержать болтовню младшей сестры Рона двадцать четыре часа в сутки, и так до конца каникул — это уже выше ее сил. А ведь это она еще не принимала в расчёт страстную влюбленность или скорее одержимость Гарри. Вот тут-то ее нервы спасуют окончательно. Подавив тяжелый вздох, она ускорила шаг, чтобы догнать удалившегося на приличное расстояние Блэка.

А тот уже подходил к очередной потемневшей от времени двери с зеленоватой медной ручкой. Легкое касание пальцев, и дверь, оглушительно скрипнув, открылась, являя взору Гермионы место ее пребывания следующие три недели.

Шок... Нет, даже не так, а ШОК!!! Именно это крутилось в голове Гермионы, когда она лицезрела выделенную ей комнату. Сказать, что она была огромной? Нет. Бесспорно, больше, чем ее спальня в родительском доме, и в тоже время меньше, чем спальня в башне Гриффиндора. Светлая комната с выгоревшими синеватыми обоями, пыльными шторами, утратившими свой первоначальный цвет, с дубовым шкафом и широкой кроватью. И на всем этом лежала угнетающая печать запустения. Гермионе казалось, что даже сами стены уже забыли о том, что когда-то в этих широких, просторных комнатах звучал человеческий голос.

— Да-а, — нерешительно протянул Блэк, рассматривая помещение, — здесь потребуется хорошая уборка, — в его голосе отчетливо были слышны извиняющиеся нотки. — Но зато эта комната всегда была самой светлой из всех.

Улыбка осветила его глаза, зажгла в них искорку жизни и убавила несколько лет. Гермиона скептически взглянула на хозяина, но все же промолчала, справедливо решив, что уборка, похоже, ляжет именно на ее плечи.

— Пока я буду находиться в этом доме, на меня будут действовать запреты на использование магии летом? — все же решилась она прояснить ситуацию.

В то, что чистокровные маги ограничивали своих детей во время летних каникул — она не верила. Но убедиться лишний раз в правильности своего предположения все равно не помешает.

— Здесь нет возможности отследить магию несовершеннолетних, как, впрочем, и в любом другом особняке, принадлежащем родовитым семьям волшебной Англии. А для чего это тебе?

Он с интересом взглянул на задумавшуюся Гермиону. Девушка, казалось, и вовсе не слышала заданного вопроса.

— Простите, что? — вздрогнула она, переводя рассеянный взгляд карих глаз на Блэка.

— Располагайся, — усмехнулся он, делая приглашающий жест в сторону спальни. — Остальные приедут только к вечеру.

— К вечеру?

— Ну да, это распоряжение Дамблдора, — пояснил он, направляясь в сторону лестницы. — Если что, меня можно найти на самом верхнем этаже.

— Д-да, спасибо, — чуть запинаясь ответила Гермиона.

Уверенные шаги давно уже стихли в конце коридора, а она все так же стояла, прислонившись плечом к дверному косяку. Непривычная тишина чужого дома окутывала ее с головой. Если бы она точно не знала, что Сириус Блэк сейчас находится где-то наверху, то могла бы с уверенностью заявить, что кроме нее в доме больше никого нет. Странный особняк приковывал к себе повышенное внимание, заставлял сердце биться чаще и мечтать разгадать хоть одну из его вековых тайн. Сколько всего интересного ожидало ее в стенах старинного дома, принадлежавшего не одно поколение роду чистокровных волшебников? Сколько тайн он мог скрывать в пыльных книгах, хранящихся в библиотеке? Сколько судеб оказалось на грани краха под его крышей?

И не будь она Гермионой Грейнджер, если в ближайшее же время не посетит библиотеку! А сейчас не помешало бы навести порядок на вверенной ей территории. Как приятно было отринуть запреты и вновь ощутить ток волшебства в крови; легкие движения палочкой, и пыльное помещение постепенно начинало принимать жилой вид. Бытовые заклятия срывались одно за другим с ее губ, и если вначале она испуганно прислушивалась, а не летит ли по ее душу сова с письмом из Министерства, то потом ей уже было абсолютно все равно, ведь как это прекрасно — иметь возможность не ограничивать себя...

Незаметно на улице стемнело. Гермиона устало растерла шею и опустилась на вычищенную от пыли кровать. Зыбкие тени наступающих сумерек неумолимо окутывали комнату, вынуждая едва заметно напрягаться и вглядываться в темные углы. Нет, Гермиона никогда не была трусихой, но в этот момент что-то сильнее воли, сильнее разума давило на нее, заставляя испуганно прислушиваться к царящий в особняке Блэков оглушительной тишине. Нервно заправив прядь волос, выбившуюся из высокого хвоста, она нерешительно поднялась и направилась к двери.

Дверь тихо скрипнула, и девушка оказалась в темном коридоре. В свете, падающем через грязное окно, виднелись неясные очертания закрытых дверей и темные ступени лестницы, ведущей наверх. Как там сказал Блэк: «Если тебе что-то понадобится, ты сможешь найти меня на самом верхнем этаже». Гермиона двинулась на ощупь, ведя пальцами по холодным стенам, обитым деревянными панелями. Дерево под пальцами было старым и растрескавшимся, чувствовались сколы и царапины, оставленные на нем неумолимым временем. И, похоже, нынешнему хозяину дома было абсолютно все равно, в каком виде находится его жилище, раз он не приложил ни малейшего усилия, чтобы сделать его более пригодным для жизни.

Споткнувшись о ступеньку, Гермиона негромко чертыхнулась и испуганно затихла — настолько громко разнесся ее голос по молчаливому дому. Поставив ногу на первую ступеньку, она немного помедлила, словно сомневаясь в правильности принятого решения.

«Может, лучше подождать приезда остальных в своей комнате?» — мелькнула в голове паническая мысль, но она тут же отмела подобное предложение и уверенно начала подниматься наверх.

Ступени тихо скрипели, а старая ковровая дорожка заглушала ее шаги, когда она ступила на последний этаж. Но куда иди дальше? Блэк ведь так и не сказал, где именно на третьем этаже его можно найти.

— Lumos, — прошептала она, зажигая на кончике палочки волшебный свет. Теплый огонек осветил коридор, бросил причудливые блики на стены и засверкал на старых дверных ручках.

Прямо перед ней находилось две двери, но которую из них выбрать? На одной не было никаких опознавательных знаков, зато на другой красовалась табличка с выведенными от руки буквами — «Не входить без ясно выраженного разрешения Регулуса Арктуруса Блэка». Развернувшись к другой двери, Гермиона уверенно постучала по дверному косяку и замерла, ожидая ответа. Но в комнате было тихо. Ни единого шороха, ни звука, лишь тишина, давящая с каждым мгновением все сильнее на уши. Поежившись, она предприняла еще одну попытку, но ничего, только стук разнесся по коридору, замирая эхом вдали.

Скрипнув зубами, она решительно взялась за ручку и толкнула дверь. Та легко провернулась на смазанных петлях и открылась, пропуская ее. Гермиона шагнула вперед и высоко подняла палочку, освещая пространство. Комната была просторной и, можно сказать, даже красивой, если бы не признаки запустения. Высокое окно, задернутое длинными бархатными шторами, пыльная люстра с остатками восковых свечей, бросавшая тени на противоположную стену, где виднелись приклеенные плакаты и картинки, видимо, оставшиеся еще с буйной молодости Сириуса. За ними почти не было заметно серебристо-серого шелка, которым когда-то обтянули стены комнаты.

Все, что находилось в комнате, явно свидетельствовало о более чем просто бунтарском духе Сириуса Блэка. Выцветшее ало-золотое полотнище с гербом Гриффиндора гордо красовалось на стене, подчеркивая безразличие Сириуса к родственникам, каждый из которых закончил Слизерин. И еще множество маггловских фотографий мотоциклов, но привлекали внимание не они, а выцветшая колдография четырех учеников Хогвартса, держащихся за руки и смеющихся в объектив колдокамеры. Шагнув вперед, Гермиона смогла рассмотреть изображенных на ней людей. Высокий парень с растрепанными темными волосами и в очках, так напоминавший Гарри, рядом с ним возвышался небрежно-красивый Сириус, его чуть надменное лицо было значительно более молодым и веселым, чем сейчас. Справа от Сириуса стоял еле достающие ему до плеча Питер Петтигрю, полноватый, со слезящимися глазами, разрумянившийся от радости, вызванной тем, что его приняли в самую классную из школьных компаний, в компанию таких обожаемых всеми бунтарей, как Джеймс и Сириус. Слева от Джеймса стоял Люпин, уже тогда выглядящий немного потрепанным, но светившийся не менее радостным удивлением человека, осознавшего, что его любят и считают своим**.

Сделав почти полный оборот вокруг своей оси, Гермиона наконец-то обратила внимание на кровать, где на смятом покрывале спал Блэк. Он вольготно расположился, откинув руку в сторону, а другую — положив на грудь, едва прикрытую рубашкой. В тени расстегнутого ворота тускло сверкал серебряный медальон. Темные, посеребренные сединой волосы, разметались по подушке, а длинные загнутые ресницы, бросали тени на бледное лицо. Чуть слышное посапывание вызвало невольную улыбку у Гермионы, и что-то шевельнулось в глубине ее души при виде вот такого, совсем непривычного и совершенно не знакомого ей Сириуса Блэка.

Она подошла чуть ближе, стараясь, чтобы свет от палочки ни в коем случае не разбудил спящего волшебника. Неловко повернувшись, она слегка задела висящую в изножье кровати мантию, и та зашелестела. Испуганно вздрогнув, Гермиона перевела взгляд на Блэка и натолкнулась на настороженные синие глаза и готовую атаковать волшебную палочку, которую тот держал в вытянутой руке.

— Что ты тут делаешь? — хриплым ото сна голосом спросил мужчина, продолжая удерживать ее на прицеле.

— Я-я... — запнулась Гермиона, стараясь подыскать ответ. А ведь и правда, что она делает в его спальне? Гермиона покраснела от осознания двусмысленности сложившейся ситуации. — Я хотела вас найти, чтобы попросить показать мне дорогу на кухню, — все так же запинаясь и отчаянно краснея, выдавила она из себя. — Я не хотела заходить, но вы сами сказали, что я могу найти вас здесь. П-простите за вторжение, этого больше не повторится.

Во время ее монолога лицо Блэка ощутимо расслаблялось, пока вновь не стало таким же, как было в момент ее прибытия на площадь Гриммо. Исчез опасный блеск из синих глаз, настороженность и готовность ударить первым при первой же необходимости. Кивнув ее словам, он поднялся с кровати, и Гермиона против воли задержала дыхание, когда рубашка распахнулась, обнажив жилистое тело. Спешно отведя глаза и чувствуя, как предательский румянец заливает лицо и шею, Гермиона стремительно вышла из комнаты, оставляя Блэка приводить себя в порядок.

Спустя мгновение он присоединился к ней на лестнице. Поправляя манжеты на рубашке, он задумчиво уставился на девушку, испуганно наблюдающую за его действиями.

— Скоро прибудут остальные, — тихо произнес он. — Думаю, стоит спуститься вниз и что-нибудь поискать на кухне, пока будем дожидаться. Как тебе такое предложение?

— О-отлично, — закивала Гермиона, стараясь справиться с дрожью в голосе. — Чай будет в самый раз.

Спускаясь за молчаливым Блэком, Гермиона пыталась подобрать слова, чтобы принести извинения за свое вторжение.

— Мистер Блэк, — нерешительно начала она, — я...

— Сириус, — поправил ее мужчина.

— Ч-что? — запнулась Гермиона на лестнице.

— Меня зовут Сириус, — пояснил он, оборачиваясь к испуганно-смотрящей на него девушке и насмешливо улыбаясь.

— Х-хорошо, Сириус, — выдавила из себя Гермиона, стараясь привести в порядок разбегающиеся мысли. — Мне очень жаль, что я нарушила ваш сон. Такого больше не повторится.

— Бывает, — задумчиво протянул Блэк и, развернувшись, направился вниз, откуда послышался оглушительный грохот и завывание. — А вот и остальные прибыли!

__________________________________________________________________

* Fugit irrevocabile tempus — бежит невозвратное время. (лат.)

** все узнали отрывок из ГП и ДС, т.ч. не говорите, что я не указала)

С прибытием рыжего семейства Уизли на площадь Гриммо, 12, запыленный старинный особняк начал постепенно преображаться. Стараниями Молли Уизли затянутые паутиной комнаты с немытыми годами окнами стали стремительно светлеть, пикси, кишащие в тяжелых бархатных портьерах — дохнуть под воздействием доксицида, а старинные предметы, гордость некогда славного рода Блэк, — перекочевывать в мусор.

Гермиона, с одной стороны, поддерживала стремление большинства навести порядок в особняке, но с другой стороны — ей было безумно жаль смотреть на то, как Сириус с остервенением расправляется с любыми напоминаниями о своей семье. Когда дошла очередь до уборки в гостиной, и они принялись разгребать вещи в пыльных застекленных шкафчиках, Гермиона могла поклясться, что Блэк испытывает некоторую злобную радость, швыряя хрупкие предметы, заполнявшие полки, в большой мешок на полу.

— Гермиона, смотри, что я обнаружила, — донесся до нее взволнованный голос Джинни, поставленной на уборку одного из хрупких шкафчиков, ютившихся возле пыльных кресел с поеденной молью обивкой. На ладони Джинни лежала изящная серебряная шкатулка с витиеватой надписью на непонятном языке. Ее бока были настолько плотно подогнаны друг к другу, что не представлялось ни малейшей возможности открыть ее и взглянуть на содержимое.

Гермиона легонько прикоснулась пальцами к прохладной на ощупь крышечке и попыталась разобраться в хитросплетениях неведомых письмен.

— Дай мне, — попросила она, пытаясь взять шкатулку, однако рука Джинни дрогнула и отпрянула, избегая прикосновения.

Грейнджер удивленно подняла глаза и столкнулась с невыразительным взглядом младшей Уизли, смотрящей с непонятной злобой.

— Джинни? Что с тобой?

Голос прозвучал чуть более громко, чем того требовала ситуация, и Джинни словно отошла от наваждения, вздрогнула и недоуменно взглянула на Гермиону.

— Я... все в порядке, — поспешно закончила она и отвернулась, пряча шкатулку в карман.

— Джинни, что ты делаешь?

Гермиона схватила ее за запястье, чтобы в следующую секунду еле успеть увернуться от Оглушающего заклятия, запущенного Уизли. Та, словно дикая кошка, стояла пригнувшись, и смотрела на нее прищуренными глазами, в которых пылала ярость.

— Не смей меня трогать, грязнокровка! — прошипела она, крепче сжимая пальцы на рукояти палочки.

— Д-джинни? — удивленно воскликнула Гермиона, делая шаг вперед и вытягивая в защитном жесте руки. — Джинни, это же я!

Быстро обернувшись, Гермиона с ужасом поняла, что в этой комнате остались только они вдвоем. Остальные перешли в следующую гостиную, чтобы подкрепиться принесенными с кухни бутербродами. Джинни тем временем плавно обходила ее по кругу, стараясь зажать в углу и отрезать путь к дверям. Невольно следуя навязанному рыжей направлению, Гермиона, сама не зная как, оказалась возле огромного стеклянного шкафа, стоящего у противоположной от входа стены. От спасительных дверей ее отделял массивный журнальный столик и медленно приближающаяся Джинни.

— Джинни, — еще раз попыталась достучаться до нее Гермиона, совершая очередной маленький шажок назад. — Послушай, это все чары... или проклятие, наведенное на шкатулку. Положи ее, просто положи ее! — уговаривала она, но Джинни, неприятно усмехаясь, лишь ближе подходила к ней.

— Stupefay! — воскликнула она, посылая в Гермиону заклятие.

Та, увернувшись, почти вплотную отскочила к шкафу, пытаясь нащупать волшебную палочку. Как назло именно сегодня она оставила палочку в своей комнате, посчитав, что нет необходимости таскать ее за собой на уборку. Да и миссис Уизли настоятельно рекомендовала сделать уборку своими руками, а не прибегать к магии. Так, мол, гораздо больше чувствуется результативность работы.

Чертова миссис Уизли, если бы не она, Гермиона могла бы сейчас воспользоваться знаниями, полученными в Хогвартсе, тем более как раз на языке вертелась парочка очень даже подходящих к такому случаю заклинаний. Но нет, палочка была наверху, а противник стоял прямо перед ней.

— Джинни, опусти палочку, — вновь заговорила Гермиона, уже не надеясь на удачу и мечтая о том, чтобы кто-то просто зашел проверить, как у них тут продвигаются дела.

— Ты умрешь, грязнокровка! — прошипела Джинни, и из ее палочки вылетел ярко-алый луч, стремительно несущийся к замершей Гермионе.

В самый последний момент она словно отмерла и бросилась в сторону. Луч заклятия пролетел прямо возле того места, где еще секунду назад находилась ее голова и ударился о дверцы шкафа, разбивая стеклянные панели на сотни тысяч осколков, которые с оглушительным звоном брызнули в разные стороны.

Вскрик Гермионы слился с громким мужским голосом, произнесшим всего два слова: «Petrificus Totalus». Джинни, как подкошенная, упала на вытертый ковер, покрывающий комнату от стены до стены, а Сириус Блэк уже стремительно входил в усыпанное осколками помещение. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять что случилось. Разгромленная комната, порванная обивка дивана, в который угодило заклинание, и тонкая рука, виднеющаяся из-за большого кресла с вычурной спинкой.

— Гермиона, — выдохнул он вмиг осипшим голосом и бросился в сторону неподвижно лежащей девушки. Под каблуками мотоциклетных ботинок громко хрустело стекло, противно скрипнувшее, когда он опустился на колени рядом с Грейнджер.

Гермиона лежала на боку. Ее левая рука оказалась зажата рухнувшим шкафом, а клетчатая рубашка потемнела от сочившейся из порезов крови, успевшей уже пропитать ковер вокруг лежащей девушки.

— Джинни? — испуганный возглас Молли Уизли донесся до Сириуса, как сквозь толщу ваты. — Девочка моя, что с тобой? Гермиона?

Миссис Уизли подняла на вбежавшего мужа испуганные глаза и, передав ему дочь, бросилась к замершему над Гермионой Сириусу.

— Что здесь случилось? — требовательно спросила она, опускаясь рядом с ним на колени. — Ох, Мерлин... — только и смогла прошептать Молли, прижимая дрожащие пальцы к губам.

— Гермиона?

— Джинни?

Одновременно раздались испуганные возгласы братьев Уизли и Гарри. Мистер Уизли не дал им войти в комнату, и мальчишкам оставалось только молча наблюдать за происходящим, стараясь протиснуться вперед.

— Тихо вы! — прикрикнул на них мистер Уизли, когда Рон оттолкнул Фреда, чтобы оказаться ближе ко входу. — Нашли время для потасовок, когда ваша сестра без сознания, а Гермиона серьезно пострадала!

Близнецы пристыженно отступили в сторону, чтобы не мешать отцу вынести бесчувственную Джинни из гостиной.

В то время Сириус вместе с Молли колдовали над Гермионой, стараясь остановить кровь, текшую из глубоких порезов, нанесенных разлетевшимися осколками.

— Ее надо перенести в комнату, я сомневаюсь, что мы сможем в таких условиях извлечь все стекло, — хмуро заметил Сириус, когда Молли потянулась к вороту рубашки Гермионы.

— У тебя есть кровеостанавливающие и восстанавливающие зелья? — спросила Молли, откидывая прядь рыжих волос.

— Откуда им тут взяться, Молли? Тем более, я никогда не любил Зельеварение, — пожал плечами Сириус.

— Надо послать кого-нибудь в Нору, — рассеянно заметила Молли, наблюдая, как Сириус аккуратно подхватывает Гермиону на руки.

Несмотря на все старания Блэка, Гермиона все же застонала, когда он выпрямился. Обеспокоенно взглянув на девушку, Сириус чуть крепче прижал ее к груди и плавным шагом направился к лестнице. Подъем на третий этаж не занял много времени и скоро они уже были в комнате Гермионы. С момента ее приезда комната стала гораздо чище и уютнее. В воздухе витал неуловимый аромат, присущий Гермионе, который почти моментально приобрел кисло-железистый привкус свежей крови. Уложив девушку на кровать, Сириус оглянулся, но в комнате были только они с Гарри.

— А где остальные? — недоуменно спросил он у крестника.

Тот виновато пожал плечами и, чуть помявшись, ответил:

— Они все с Джинни. Но миссис Уизли отправила Джорджа в Нору, принести зелья, — поспешно добавил Гарри, заметив, как сузились синие глаза Блэка.

— Ладно, — пробормотал тот сквозь стиснутые зубы, — значит, придется нам с тобой вдвоем справиться. Поможешь?

— Конечно, — тут же откликнулся Поттер, напомнив Блэку о Лили, которая всегда была готова помогать другим.

— Мы сейчас ее аккуратно перевернем, а потом ты подержишь Гермиону, пока я буду вытаскивать осколки.

— Х-хорошо, — запинаясь, ответил Гарри, стараясь не смотреть на промокшее насквозь покрывало с отпечатком тела Гермионы.

Громкий треск разрываемой ткани нарушил сосредоточенное молчание, и перед глазами Гарри возникла исполосованная осколками спина. Подавив возглас, он уставился на тонкие пальцы Сириуса, сжимающие волшебную палочку. Под ее выверенными движениями из глубоких ран выскальзывали крохотные, сверкающие в наколдованном свете кусочки стекла. С негромким звяканьем они падали в емкость сотворенную Сириусом в самом начале. Вскоре последний кусочек был извлечен, а раны, под взмахами палочки Сириуса и его негромкие нашептывания, начали затягиваться.

— Что ты сделал? — изумленно спросил Гарри, когда Сириус замолк и откинул со лба мокрую прядь волос. Крестный казался совершенно вымотанным и бессильно опустился на стоящее у кровати кресло, роняя палочку из темного дерева с причудливой вязью узоров на окровавленное покрывало.

— Знаешь, Гарри, это и есть та магия, которая не подвластна магглорожденным...

— Но... профессор Дамблдор говорит...

— Даже профессор Дамблдор может ошибаться, — жестко отрезал Сириус, промокая краем рубашки лоб. — Где носит Джорджа? Здесь бы не помешала заживляющая мазь, тогда бы даже шрамов не осталось.

Гарри понял, что дальше продолжать на эту тему крестный не станет и просто поднялся, направляясь к двери.

— Я пойду, посмотрю, не вернулся ли Джордж, — тихо проговорил он, открывая дверь.

— Гарри... — окликнул его Сириус и, чуть помолчав, добавил: — Пусть этот разговор останется между нами, ладно? — синие глаза Сириуса выжидающе смотрели на замершего крестника.

— Хорошо, — ответил тот, не оборачиваясь, но потом развернулся и твердо взглянул в глаза крестному. — Но потом мы обязательно поговорим.

Дверь за крестником закрылась, а Сириус все также продолжал смотреть в потемневшее от времени дерево. Имел ли он право ставить под сомнения мнение Альбуса Дамблдора? Нет, все это вздор! Надо просто отдохнуть... и тогда все вновь будет простым и ясным.

Сириус потер разболевшийся висок, а ведь раньше все проходило без осложнений, как и для любого чистокровного волшебника. Все изменилось после того, как Вальбурга выжгла его имя с фамильного гобелена, и ему пришлось признать, что использование магии подобного уровня теперь чревато последствиями. Мог ли он об этом подумать в свои шестнадцать, когда весело сбегал из дому навстречу приключениям? Или когда дал себя вычеркнуть? Знал ли он, чем ему придется заплатить за право не подчиняться правилам рода? Конечно же, знал. Но именно в такие моменты как сейчас, он особо остро ощущал все то, чего лишился во благо чужих идеалов, все то, что он потерял, проторя свой путь, а не идя давно протоптанной чередой славных предков дорожкой.

Мерлин, как же он устал...

Откинувшись на спинку кресла, Сириус вновь взглянул на неподвижно лежащую Гермиону. Спутанные каштановые волосы закрывали лицо, отчего видными остались только часть щеки и маленькое аккуратное ушко с изящной золотой сережкой. Потянувшись, Сириус легонько провел пальцами по разметавшимся прядям волос, убирая их с лица. Невольно он задержал руку на щеке девушки, чтобы уже в следующий момент отдернуть пальцы, словно обжегшись о невидимый огонь. Кожа Гермионы была шелковистой и необъяснимо притягательной в матовом свете магических светильников. Темные ресницы чуть дрогнули и расфокусированный взгляд карих глаз обежал комнату, чтобы уже более осмысленно взглянуть на склонившегося к постели Блэка.

— Мистер Блэк, как Джинни? — раздался в тишине хриплый голос.

Девушка попыталась перевернуться, чтобы было удобнее смотреть на сидящего рядом мужчину, но теплая рука не дала ей возможности сделать ни единого движения.

— Тебе нельзя тревожить спину, — мягко произнес Сириус, останавливая ее порыв, — раны хоть и затянулись, но кожа все еще очень чувствительная. Мне жаль, Гермиона...

— Что вы... — запротестовала она, вытянув правую руку и касаясь сжатых в кулак пальцев Блэка. — Если бы не вы, вряд ли бы я отделалась так легко, — Гермиона чуть нахмурилась, прислушиваясь к своим ощущениям. — Я помню звон разбившегося шкафа... Джинни, наверное, перебила уйму ценных вещей...

— Все это пустяки, поверь мне, — твердо ответил Сириус, с усилием разжимая сведенные судорогой пальцы и незаметно пряча руки в карманы. — Главное, что никто серьезно не пострадал.

— Мистер Блэк... — чуть встревожено спросила Гермиона, устремляя на него испуганный взгляд, — вы не сказали, что с Джинни.

Сириус на мгновение замешкался, а потом все же ответил:

— Я не знаю. С ней сейчас Молли и остальные ее родственники. Я думаю, все будет в порядке. К слову, что произошло перед тем, как она напала на тебя?

Гермиона нахмурилась, пытаясь вспомнить момент, когда поведение Джинни изменилось. Может, она с самого утра была какой-то не такой? Вроде, нет. Ее поведение изменилось аккурат в тот момент, когда она нашла странную шкатулку.

— Во время уборки Джинни нашла шкатулку, — тихо проговорила девушка, не сводя внимательного взгляда с хозяина дома. — После этого появилось ощущение, что Джинни кто-то проклял, ведь она бы ни за что не обозвала меня грязнокровкой.

Блэк чуть поморщился, когда ругательство сорвалось с языка Гермионы. В целом, все может быть, учитывая в чьем доме хранилась подобная вещица. Жаль он не мог выбросить все, что напоминало ему о его семье, ведь в этом случае от фамильного гнезда остались бы голые стены.

— Я разберусь с этим...

Его слова прервал скрип открывающейся двери, и на пороге появился взлохмаченный больше обычного крестник. Он крепко сжимал коричневую склянку, в которой плескалось густоватое зелье.

— Вот мазь, Сириус, — прошептал он, думая, что Гермиона все еще находится без сознания.

— Эй, я не собираюсь умирать, — донесся до него недовольный голос девушки, — перестань шептать!

— Гермиона! — бросился он к ней. — Ты меня очень-очень напугала!

Гарри улыбался, но в его глазах все также плескалась тревога.

— Как ты себя чувствуешь?

— Сносно, — чуть подумав, ответила она. — Спина ноет... и рука.

— Что с рукой? — встревоженно подался вперед Сириус, осматривая левую кисть девушки.

— Трудно пошевелить пальцами, — призналась она, поймав серьезный взгляд Гарри.

Теплые пальцы Сириуса мягко прошлись по кисти, ощупывая тонкие кости. Чуть задержавшись на ладони девушки, он осторожно положил ее руку обратно на кровать и потянулся за своей палочкой. Невербальное «Ferula», и ее кисть оказалась плотно забинтована, так что на свободе остались только кончики пальцев.

— Это растяжение, за пару дней пройдет и без всякой магии, — синие глаза Блэка едва заметно улыбнулись, когда Гермиона чуть пожала плечами, тут же сморщив нос. — Гарри, пойди, прогуляйся на пару минут, а потом хоть до утра можешь здесь сидеть.

— Но... — начал было протестовать он, но потом, залившись румянцем, быстро скрылся за дверью, оставив принесенную мазь на прикроватном столике.

— Что это с ним? — проводила сбежавшего друга недоуменным взглядом Гермиона.

Сириус лишь хмыкнул, и потянулся к легчайшему покрывалу, прикрывающему спину девушки.

— Э... Сириус... — голос Гермионы ощутимо дрогнул, когда обнаженной спины коснулся холодный воздух спальни, — что вы собираетесь делать?

Тихий смех был ей ответом. А в следующий миг теплые пальцы начали осторожно втирать в ноющую после всего случившегося спину заживляющую мазь. Уверенные движения мягко разминали каждую мышцу, расслабляя и успокаивая. А лечебная мазь окутывала девушку легким ароматом мяты и еще чего-то неуловимого, но очень знакомого. Размеренные движения навевали сон, и Гермиона сама не заметила, как погрузилась в объятия Морфея.

Руки Сириуса нежно прикасались к бархатистой коже, снимая боль и даря умиротворение напряженным мышцам. Тонкие красные полоски, оставленные после того, как были заживлены порезы, резко выделялись на молочно-белой коже девушки. Проследив один особенно глубокий порез пальцем, Сириус тяжело вздохнул. «Сколько еще неприятностей доставит особняк ему и его гостям, пока не будет убрана последняя черномагическая игрушка предыдущих хозяев дома?»

Тихое, размеренное дыхание спящей Гермионы создавало в комнате давно позабытое за годы, проведенные в Азкабане, чувство уюта. Легкий шорох выверенных движений, атласная шелковистость кожи, и Сириус тихо отстранился от Гермионы. Укрыл ее покрывалом и, осторожно ступая, покинул комнату, бросив напоследок внимательный взгляд на спящую девушку.

Желания видеть кого-нибудь из Уизли почему-то не было. Странно, если задуматься, но, наверное, Сириус просто устал. Устал настолько, что единственная мысль, крутящаяся в его голове, — была спать. Спать, пока разум не отпустит удушливая волна ужаса от вида тонкой девичьей руки. Спать до тех пор, пока сердце не выровняет свой ритм и вновь не станет биться с неспешной тщательностью отлаженного механизма. Спать, пока не наступит новый день, в котором растворятся переживания дня сегодняшнего. Спать...

Но сильнее всех этих желаний — его долг хозяина. Именно он диктовал ему свою волю. И вместо того, чтобы начать подниматься к себе, Сириус, вздохнув, направился к лестнице, чтобы спуститься на второй этаж, где расположены комнаты, отведенные для членов Ордена Феникса. Тяжелые шаги наполнены непонятным ему безразличием. Он шел к ним, стараясь натянуть на себя маску радушного хозяина, искренне беспокоившегося о своих гостях, но где-то в глубине сердца он с ужасом осознавал — ему все равно.

Тихие голоса, доносившиеся из-за плохо прикрытых дверей, ясно давали понять, что в комнате разгорелся оживленный спор. Сириус устало прислонился к дверному косяку и просто прикрыл глаза, собираясь с мыслями, когда особенно громкая фраза донеслась до его ушей:

— ...Джинни пострадала из-за этого чертового дома! Из-за его проклятой семейки! — яростно воскликнула Молли.

Глаза Блэка изумленно раскрылись. То, что он и сам не в восторге от своей семьи — это и так очевидно, но почему-то именно эти слова, вырвавшиеся в приступе гнева у Молли, яснее ясного показали ее истинное отношение ко всему, что связано с благороднейшим и древнейшим семейством Блэков. Ко всему, чьим олицетворением являлся он сам...

— ...Молли! — донесся до него спокойный голос Артура. — Не забывайся, мы в гостях под защитой стен особняка этой самой «проклятой семейки». И будь добра, сбавь тон — разбудишь Джинни.

На губах Сириуса мелькнула усмешка: надо же, вечный подкаблучник Артур и тот умудрился наконец-то высказаться против авторитарного мнения своей жены. Кто бы мог подумать... Пересилив себя, он толкнул дверь и вошел в тускло освещенную комнату. Молли тут же натянула на себя маску матери, озабоченной здоровьем своих подопечных, а Артур просто отвернулся к окну, сдвигая в сторону пыльные портьеры, отчего тут же оглушительно чихнул.

— Как Гермиона? — взволнованно спросила Молли, приближаясь к нему. — Помогла мазь, принесенная Гарри?

Сириус некоторое время просто молча рассматривал стоящую перед ним женщину, а потом, словно очнувшись, ответил:

— С ней все в порядке, Молли, не стоит волноваться. Раны затянулись, надеюсь, даже шрамов не останется.

— Затянулись? — на лице Молли проскользнуло удивление, которое она не успела подавить. — Но как это возможно?

Сириус только хмыкнул:

— В этом мире все возможно, если знать как, — он перевел взгляд на спящую Джинни. Девочка спала, трогательно подложив ладошку под щеку, но эта картина его совершенно не трогала. Вместо младшей Уизли он почему-то видел совсем другую девушку с гривой непослушных каштановых волос, с трогательной хрупкостью и острыми плечами, с несмелой улыбкой и удивительно теплыми карими глазами. — Как она? — тихо спросил он.

— Мы напоили ее успокоительным бальзамом, — устало ответила Молли, присаживаясь на кровать к дочери и ласково проводя ладонью по спутанным рыжим волосам. — Приступ к вечеру сошел на нет, и сейчас она просто спит. Наверное, она попала под проклятие, поражающее восприятие окружающего мира, — тихо всхлипнула женщина, не отрывая взгляда от своих рук.

— Молли, — слегка укоризненно проговорил Артур, отворачиваясь от оконного проема. — Все обошлось.

— А вдруг нечто подобное снова повторится? Сириус, ты должен...

— Молли! — повысил голос Артур, и женщина замолчала, только ее глаза были по-прежнему устремлены на Сириуса и в них горело ни чем не прикрытое обвинение.

«Ну да, — с усмешкой подумал Сириус, — кого же еще винить, как не меня... Виноват, признаю».

— Я разберусь с этим всем завтра, Молли, — спокойно ответил он на невысказанное обвинение. — Тебе не о чем больше волноваться. Артур, Молли, спокойной ночи.

— Спокойной, Сириус, — отозвался мистер Уизли, вымученно улыбаясь.

Дверь закрылась, оставив Сириуса стоять в гнетущей темноте коридора, освещенной кое-где еле горящими светильниками. Тяжело вздохнув, Блэк расправил плечи и направился к себе, надеясь, что завтрашний день не принесет столько же хлопот. Дом, непривычно тихий, словно чувствуя настроение хозяина, старался ни чем не потревожить его. Не скрипели ступени, обычно скрипучей от старости лестницы, не было слышно потрескиваний, коих полно в старинных домах, кругом царило странное безмолвие, затаившегося перед значительными переменами особняка.

Словно что-то вспомнив, Сириус замер перед дверью в свою комнату и, чуть постояв, все же негромко позвал:

— Кикимер?

— Я здесь, — отозвался появившийся с тихим хлопком грязный оборванный эльф. — Что прикажете, хозяин? — и вновь это надоевшее бормотание, слетающее с обвисших губ старого домовика.

— Перестань, Кикимер, — досадливо поморщился Блэк, — не пристало о хозяевах плохо отзываться, — дряхлый эльф буквально поперхнулся своей гневной тирадой, и возмущенно уставился на Сириуса горящими от ненависти глазами. — Я хочу, чтобы ты сразу же сообщил мне, если состояние мисс Грейнджер изменится, будь то лихорадка, кошмары или же она просто проснется, ясно?

— Я должен следить за этой гряз...

— Молчать, Кикимер, — не повышая голоса, прошипел Сириус. — Ты выполнишь мой приказ!

И, утратив к домовику всякий интерес, Сириус скрылся за дверью своей комнаты.