Вечер каждого четверга у Главного аврора Поттера заканчивался прослушиванием радиопередачи Ли Джордана. Это стало традицией сразу после повышения: так уж получалось, что именно по четвергам на стол Гарри попадало столько бумаг, что голова шла кругом и хотелось сжечь половину обращений, даже не притрагиваясь к ним.
Откровенно говоря, Гарри не был готов занять такую должность. По его мнению, Главой Аврората должен был стать более квалифицированный и скрупулёзный специалист. Но его назначил Кингсли и теперь частенько говорил в интервью, что, пусть Гарри и стал самым молодым главным аврором, но пользы от него очень много.
– Ну ты же герой, – обезоруживающе утверждали на это Гермиона и Рон.
– Ага, и вообще - сам Повелитель Cмерти, – отшучивался Гарри.
Но эти воспоминания не выполнили бы за Гарри его работу, поэтому он с тоской посмотрел на стопку пергаментов и взял приемник с подоконника.
Гарри все еще время от времени общался с членами отряда Дамблдора, но именно Ли с его передачами стал неотъемлемой частью жизни Гарри, хоть и совершенно случайно.
Это случилось в марте – аккурат в день рождения Рона. Гарри уже опаздывал на целый час, но кипа пергаментов на столе, казалось, не собиралась уменьшаться. Чтобы хоть как-то отвлечься, Гарри включил радио и… оно ему помогло. Шутки Ли, его диалоги со Сьюзен и редкие песни каким-то волшебным образом давали силы быстрее классифицировать запросы и отвечать на них. Ли напоминал о школьных временах, дарил позитивный настрой, и даже самая муторная работа спорилась у Гарри в руках, когда в приёмнике звучал голос Джордана.
Нынче был очередной четверг, восьмое мая. Настроив радио на нужную частоту, Гарри привычно взялся за перо и проглядывал пергаменты, слушая задорный голос Ли:
– Всем привет! Не так много неизменного в нашем мире, но мы - Ли Джордан и Сьюзен Боунс - снова с вами.
– Только потому что ты взял меня в заложники, – шутливо ответила ему Сьюзен.
– И не собираюсь никуда отпускать, мисс Боунс, можете не сомневаться. И всех, кто нас слушает, я тоже не собираюсь оставлять в покое – а то вдруг серость проникнет в ваши сердца?
- Не так давно минуло второе мая... Прошло три года с окончания второй магической войны, и я благодарен всем, кто сражался тогда плечом к плечу и принес нам мир и процветание. Но не только мы со Сьюзен хотим выразить свою глубочайшую признательность. Итак, давайте все вместе послушаем песню, которая посвящена тому, кто любит своих ушедших не меньше, чем живых.
После последних слов Гарри отвлекся от пергамента и удивленно уставился на приёмник. Ведь Ли только что практически процитировал слова, которые приставучие журналисты вытянули из Гарри в Хогвартсе как раз памятного второго числа.
А уже через мгновение раздалась музыка - тихая, мелодичная, отдаленно напоминающая джаз. После недолгого вступления из приемника раздался женский голос:

Если ты слышишь меня, то пожалуйста,
Не посмотри, что измучена и пуста,
Не превращай меня в доктора Фауста,
А дай мне света и радости просто так.

А еще я прошу, бога ради,
Не упрощай меня в голос на радио,
И где лицом на картине была не я -
Не одевай мое тело в желания…

Красивый, мелодичный голос был неуловимо знаком и завораживал. Гарри вслушивался в слова, потому что первый куплет, казалось, выбил почву из-под ног. Некстати вспомнилось, что амортенция имеет подобный эффект, но Гарри, конечно, не хотелось бездумно броситься на поиски этой девушки или клясться ей в вечной любви. А вот слушать песню и от души наслаждаться звуками казалось самым естественным желанием. Мало кто так искренне обращался к Гарри, делился самым сокровенным, умудряясь непостижимым образом еще и понимать его – ведь каждый из них все еще измучен этой войной… Гарри жадно ловил каждый звук и ни на секунду не сомневался, что песня адресована ему.
Но вот прозвучали последние аккорды, и наступила тишина, следом за которой раздался голос Ли:
– Душевная песня, не находите? Что ж, поблагодарим нашу исполнительницу, захотевшую остаться неизвестной, и пожелаем ей вдохновения!
Спустя несколько минут Гарри задумался о том, что эта песня была похожа на… признание в любви. И это совсем неудивительно: на него, как на легендарного спасителя магического мира, многие смотрели с обожанием.
В любом случае поблагодарить девушку за такую песню очень хотелось. Ли наверняка знал, кто она. Отключив приемник, Гарри поспешно вернулся к работе, но и это не помогло выкинуть из головы песню незнакомки. Уже поздно вечером, сквозь сон, Гарри понял, почему голос показался ему смутно знакомым. Когда-то давно кто-то уже пел ему колыбельные именно таким голосом… Или это была просто выдумка разыгравшегося воображения? Ведь если ему кто-то и пел, то только мама.

***

– Прости, дружище, но я правда не знаю исполнительницу, – виновато улыбаясь, развел руками Ли.
– То есть как это?
– Мне пришло письмо: диск, пятнадцать галлеонов и небольшая записка. Я думал, девица поет как банши, раз предпочла такую анонимность, но при первом прослушивании песня мне приглянулась. Да и каким дураком нужно быть, чтобы не выполнить такую необременительную просьбу, да еще и за такую сумму?
– Ли свою выгоду не упустит, – с улыбкой сказала Сьюзен, опуская на стол три чашки кофе. Гарри тепло улыбнулся, испытывая какое-то умиротворение, глядя на них. Ли и Сьюзен смогли излечить друг от друга от кошмаров войны. Гарри искренне радовался, что какая-то дыра в душе Сьюзен, из-за которой она так рвалась в Аврорат, затянулась, и что Ли наконец нашел то, за что воевал. Раз смогли они, то смогут и другие.
Но эта ненавязчивая мысль задела Гарри. Он воевал за всех и сразу, но был ли среди этих людей тот самый, ради кого он остался жить?
Гарри снова вспомнил строки песни. Дать свет и радость просто так. Даже самое простое «спасибо» согреет человеческую душу, так что стоит поискать подсказку.
– Письмо и диск отдашь? – спросил он у Ли, когда они вновь остались вдвоем.
– Конечно, господин Главный аврор, – со усмешкой ответил тот, доставая из тумбочки коробочку.
Гарри осмотрел ее со всех сторон. Ничего примечательного, простая коробка, записка, написанная ручкой. Почерк чересчур округлый, будто человек слишком старался писать аккуратно.
«Добрый вечер, мистер Джордан! Я знаю, что ваше радио пользется большой популярностью, а потому хотела бы попросить вас об одолжении за скромное вознаграждение. Поставьте, пожалуйста, эту песню в четверг, около семи вечера, и передайте, что она посвящается тому, кто любит своих ушедших не меньше, чем живых».
Гарри внимательно изучал письмо. Это становилось всё интереснее. Ни намека на магию – видимо, девушка очень боялась, что ее могут отследить.
Поблагодарив Ли, Гарри направился обратно в Министерство, раздумывая где бы найти зацепку. Вот только ничего дельного в голову не лезло – никакой эврики, никакого озарения… Все-таки Гарри никогда не был гениальным аналитиком.
«Ну, конечно, – хлопнул себя по лбу Гарри, – вот она, эврика. Гермиона!»

***

– Гермиона, мне срочно нужна твоя помощь! – сказал Гарри, влетая в ее кабинет. Гермиона мгновенно отложила бумаги и деловито спросила:
– Убийство? Ограбление? Запрещенные артефакты?
– Нет-нет, не это. Ты слышала вчерашнюю передачу Ли?
– Мерлин, Гарри! – Гермиона недовольно нахмурилась и отбросила карандаш. – У меня нет времени даже кофе выпить, а ты приходишь с какими-то глупостями!
– Гермиона, ну к кому я еще могу обратиться, кроме тебя?
– Конечно, – ворчливо отозвалась она. – Садишься мне на шею, а я не могу тебе отказать. Что же такое случилось?
– Я услышал эту песню вчера в передаче Ли, – ответил Гарри, протягивая Гермионе диск и записку. – Она до сих пор не выходит у меня из головы. И я точно уверен, что девушка обращалась ко мне.
– А может, вы слишком много о себе возомнили, мистер Поттер? – хмыкнув, спросила Гермиона, возвращая ему «вещественные улики».
– Но ведь это же фраза из моего последнего интервью! Зачем тогда она ее использовала?
– Не знаю, Гарри, – Гермиона сняла очки, в которых она обычно разбиралась с законопроектами, и устало потерла глаза.
– Тогда я хочу, чтобы ты послушала эту песню, – Гарри решительно взял приемник с подоконника и вставил диск.
Голос незнакомки, казалось, еще сильнее проник в сердце Гарри, пока они прослушивали песню. Гермиона с задумчивым видом повертела в руках карандаш и, наконец, произнесла:
– Гарри, возможно, ты и прав. Но даже если песня адресована тебе, я не думаю, что девушка хочет быть узнанной. Уж прости меня, но строки «не возлюби во мне ведьму и женщину» говорят сами за себя. Возможно, она просто увидела некий образ… – Гермиона пожала плечами.
– Разве я не могу всего-навсего поблагодарить ее?
– Поблагодарить?..
– Гермиона, – Гарри сжал ее ладони и посмотрел умоляющим взглядом, – помоги мне найти её. Мы же уже понимаем, что она или полукровка, или магглорожденная, а твое умение анализировать даже мелкие детали мне хорошо известно.
– Ну… – Гермиона растерянно посмотрела на него, а потом вздохнула. – Хорошо, я согласна. Но мне нужно подумать. А пока попробуй отправить Ли вопросы, которые он может задать на передаче про эту девушку: её имя; как она пришла к творчеству; кто автор музыки…. Песня, кажется, и правда неплоха, и если она начнет пользоваться успехом – никто не удивится. Тем более вопросы можно слать тоже анонимно.
– Отличная идея, – просиял Гарри.
– Ну? – Гермиона вновь посуровела. – Теперь ты мне дашь поработать?
– Конечно, – рассмеялся Гарри, – главное, не засиживайся.
Но Гермиона уже снова нацепила очки и полностью погрузилась в свои проекты и законы, так что, наверное, и не слышала его последней фразы.

В выходные миссис Уизли позвала Гарри на обед в честь помолвки Джорджа и Анджелины. Отказываться не хотелось – все-таки Гарри давно не видел никого из Уизли - кроме Рона - и успел по ним соскучиться.
Все встретили его очень радушно и тут же бросились обнимать, даже Лаванда, которой было тяжело лишний раз двигаться с огромным животом. Обнимая жену Рона, Гарри вспоминал, как год назад стремительно это всё случилось.
Гермиона и Рон были вместе где-то год, и казалось, всё было хорошо. Пусть Гермиона и жила по полнедели у родителей, чтобы они окончательно её простили, Гарри был уверен, что в отношениях его друзей царит полная идиллия.
Но в какой-то момент Рон не выдержал и сорвался. Кричал, говорил, что Гермионе карьера важнее всего другого, а он сам уже хочет спокойного семейного быта и детей. А Гермиона считала, что они слишком молоды для такого решительного шага.
А где-то через пару недель Рон случайно столкнулся в Косом переулке с Лавандой, и они стали вновь по-приятельски общаться, а потом внезапно для всех объявили о свадьбе. Лаванда с готовностью осуществила все желания Рона: стала примерной хозяйкой и собиралась меньше чем через месяц родить нового члена семейства Уизли.
Гермиона на это отреагировала на удивление спокойно. Конечно, первые полгода она не горела желанием появляться у Уизли и подкалывала Рона при каждой возможности, но потом всё наладилось. Так что на этот обед Гермиона была приглашена так же, как и Гарри. Правда её все еще не было, и это немного удивляло.
– Услышь меня, мой драгоценный, – издевательским тоном запел Джордж, когда пришла его очередь здороваться с Гарри. Тот в ответ нахмурился, сообразив, что Ли сдал своему другу сверхважную информацию.
– Извини, Джордж, но ты не сирена, чтобы покорить меня, – ответил Гарри, с улыбкой хлопая его по плечу.
– Да, братец, у тебя нет никаких шансов, – неожиданно произнесла откуда-то справа Джинни. – Видимо, Гарри нужен кто-то, кто не будет излишне растворяться в нем.
Гарри тяжело вздохнул. После расставания они так и не смогли с Джинни мирно общаться. Слишком сильна была ее обида, и любое общение сводилось к нападкам со стороны Джинни.
Когда война закончилась, Гарри казалось, что он по-настоящему счастлив рядом с Джинни. Им было хорошо, они наслаждались прекрасным беззаботным временем. Первое лето не предвещало ни бед, ни проблем, ни страхов.
Но это было скорее побегом от самого себя, потому что чем больше времени проходило, тем острее Гарри чувствовал вину за каждую отнятую этой войной жизнь. Он ловил оставшихся Пожирателей, ощущая это своим долгом. И за время работы в Аврорате сталкивался с разными проявлениями злобы и жестокости. Хотелось смыть с себя эту грязь, выдохнуть, поделиться своими сомнениями… но не с Джинни. Он не был готов обсуждать с ней все на свете.
«Это нормально, – сказала ему Гермиона, когда он поделился с ней своими размышлениями. – Для такого и существуют друзья». Еще она говорил, что это все поствоенный синдром, что всё наладится, и он будет готов открыться Джинни.
Но Гарри вспоминал рассказы Сириуса про отношения Лили и Джеймса, про то, как они всегда понимали друг друга и делились даже самыми кошмарными воспоминаниями. А Гарри очень часто чувствовал барьер при разговорах с Джинни – боялся лишний раз напугать её или расстроить воспоминаниями о войне. Но вот Джинни-то рассказывала всё искренне, без утайки, будто хотела подарить ему весь мир.
И это до ужаса напоминало Гарри историю, которую он увидел в воспоминаниях Снейпа. Тот готов был делиться с Лили всем, он полностью погрузился в свои чувства к ней – поэтому, наверное, так и не смог жить нормальной жизнью. И Гарри начал бояться – а что будет, если с ним что-то случится? Как Джинни сможет существовать без него, если она уже сейчас настолько в нем растворяется?
Тогда он решился на этот тяжелый шаг – поделился своими опасениями с Джинни и предложил расстаться. В этот раз Джинни не приняла эту новость так стойко – она не понимала в чем дело, ведь теперь же все было хорошо. Она злилась - особенно из-за того, что все Уизли относились к Гарри с прежней теплотой.
Зато благодаря этому расставанию Джинни резко стала заниматься своей жизнью – пошла в «Гарпии», ходила на свидания, да еще и иногда писала спортивные статьи. В общем, у нее была яркая и многогранная жизнь, но Гарри она так и не смогла простить.
– В тебе сегодня слишком много яда, малютка Джинни, – ответил Джордж, прерывая размышления Гарри и целуя сестру в макушку. – О, смотрите, а вот и Гермиона.
Гарри обернулся – к ним и правда со всех ног бежала Гермиона, на ходу расплетая волосы, завязанные в две косы.
– Всем привет, – сказала она, поравнявшись с ними, – не уследила за временем, прости, Джордж.
– Ничего страшного, – ответил он, обнимая ее, – кстати, зря волосы распускаешь. Очень мило выглядит.
– Да, – поддакнула Джинни, – особенно, с этим сарафаном. Выглядишь лет на семнадцать.
– Тебе действительно очень идет, – добавил Гарри. – Думаю, увидел бы тебя сейчас кто-то из Министерства – не узнал бы.
– Спасибо, ребята, – ответила Гермиона, быстро расплетая вторую косу, – но, пожалуй, в другой раз. Ой, кажется, нам пора бежать – миссис Уизли вовсю машет нам, не стоит заставлять её ждать.
***
– Интересно, много людей нас сегодня слушает? Если все, кто слушал на прошлой неделе, то у меня хорошая новость про песню, которая была в эфире в прошлый четверг, – распинался Ли в приемнике. – А если к нам кто-то присоединился – надеюсь, насладитесь вместе с нами новой песней таинственной исполнительницы.
– Тем более, что теперь мы знаем её имя, – раздался голос Сьюзен, – и мы с Ли оставляем вас на несколько минут, чтобы вы насладились новой песней Виолы.
Гарри весь обратился в слух. Новая песня была неожиданностью – все-таки ничто не предвещало. Но эта новость, конечно, радовала.
Музыка полилась совсем непохожая на ту, что была в предыдущей песне. Но голос был тот же: мелодичный, удивительно чувственный.

Приходи,
когда ты ранен в самое сердце;
приходи,
я научу тебя вдыхать свет
от свечи;
вино стаканами мерить, время
чудес
никогда не закончится здесь.

Мой дом
построен под самым-самым синим небом,
и в нем
вечное лето, море
и юные мы.
Никогда не случится ядерной войны,
и зимы,
и твоих разбитых надежд…

Когда песня закончилась, Гарри тряхнул головой, прогоняя наваждение. Чтобы ни говорила Гермиона, неизвестная девушка точно не просто увидела некий образ. Раны в самом сердце, разбитые надежды, время чудес… это казалось не фантазией, а вполне возможной реальностью. Слушая этот мелодичный голос, Гарри явственно представлял пустынный пляж, море и исцеляющую тишину, которой иногда так не хватало – только не в одиночестве, а вдвоем. Это было так странно…
«А зовут её, значит, Виола. Любопытно», - Гарри не помнил никого с таким именем.
***
– Утро не могло начаться по-другому, – хмыкнула Гермиона, читая новую записку, которую Гарри забрал сегодня у Ли.
– А ты…
– Нет, Гарри, конечно я не слушала эту песню – и без того понимала, что ты мне обязательно её поставишь.
– Гермиона, ну ты же обещала мне помочь, – улыбнулся Гарри. – А тем более в записке, кажется, есть какой-то ключ. Эта фраза: «Ну что ж, я почти согласна с моей тезкой: «О время, разомкни коварный круг! Для сил моих твой узел слишком туг». Меня зовут Виола». Что это вообще значит?
– Хм… что-то очень знакомое… – Гермиона смотрела на бумажку, задумчиво наматывая локон на палец. – Время, Виола… тезка… Конечно, Гарри, как же я сразу не догадалась? Это же Шекспир!
– Что-то я не помню такого у Шекспира…
– «Двенадцатая ночь». Виола – главная героиня. У нее был брат-близнец, они потерпели кораблекрушение. В городе Виола влюбилась в герцога Орсино, но его сердце принадлежало другой, и тогда Виола выдала себя за своего брата, чтобы стать пажом Орсино и просто находиться рядом.
– Любопытно.
– Да, прекрасная комедия, – кивнула Гермиона и слегка улыбнулась, – мне она нравится. Тем более, в конце концов, Виола добилась любви Орсино.
– Гермиона, – сказал Гарри после небольшой паузы, – а тебе не кажется, что для девушки, которая в первый раз предпочла остаться неизвестной, слишком просто вот так называть свое имя?
– А она не могла передумать?
– Также она могла и соврать, разве нет? – после кивка Гермиона Гарри выдвинул своё предположение: – Она дала отсылку на эту пьесу. Зачем? Скажи-ка мне, какие там были еще женские имена?
– Хм…Оливия и Мария, кажется.
– Так, а теперь давай зайдем с другой стороны: знаем ли мы с тобой хоть одну Оливию, Марию или Виолу?
– Так и знал, что вы здесь шушукаетесь, – в кабинет без стука ввалился Рон. – Ну что, как продвигается ваше расследование?
– Рон, у нас что, других дел по-твоему нет? – фыркнула Гермиона.
– Ну так вчера ж незнакомка опять пела в эфире, а Джордж мне уже рассказал, что Гарри с утра был у Ли.
– Находка для шпиона, – усмехнулся Гарри.
– Ну давайте, расскажите мне, как идет поиск этой принцессы, – Рон вольготно расположился в кресле. – Я тебя, правда, не совсем понимаю, Гарри. Голос у нее так, серединка на половинку, а внешности ее мы вообще не знаем.
– Рональд, скажи, в тебе совсем нет такта? – приподняла бровь Гермиона.
– Ой, Гермиона, вот чего ты всегда занудствуешь?
– Может быть, Гарри не особо хочется, чтобы все обсуждали эту историю? Это и так похоже на… какую-то кривую сказочку о Русалочке.
– Прости Гермиона, – неожиданно засмеялся Гарри, вспоминая мультик, который им показывали как-то в школе, – но ты мало похожа на Угрюмуса, скорее уж на Себастьяна.
– А Рон, видать, на Флаундера, да? – с нескрываемым сарказмом спросила Гермиона, правда, через секунду захохотав вместе с Гарри.
– Эй, вы двое! О чем вы вообще толкуете? Ничего не понимаю…
– Как-нибудь потом расскажем, – ответил Гарри после приступа хохота. – Рон, а ты случайно не знаешь какую-нибудь Виолу, Оливию или Марию?
– Ну… кажется, какая-то Оливия работает в отделе транспорта. Но ей хорошо за сорок, так что вряд ли это ваша таинственная исполнительница.
– Рон, если вдруг услышишь, что кто-то обсуждает Шекспира, дашь нам знать?
– Шекспир? Ох, Гарри, я тебе сочувствую – она еще и интеллектуалка, – хохотнул Рон.
– Это классика, которую должны знать все, – не смогла промолчать Гермиона, – хотя я предполагаю, твоя дорогая Лав-Лав даже не знает, кто это такой.
– Гарри, она опять переходит на личности, – обиженно протянул Рон, после чего они рассмеялись уже втроем.
Это были те моменты, когда Гарри чувствовал легкость и с радостью вспоминал постоянные приключения, в которых они жили, как в болоте. Груз неприятных воспоминаний не давил на плечи, когда он проводил время с Роном и Гермионой. Они были рядом, они были живы. Гарри и так потерял слишком много тех, кого он любил.
Жаль, что его шутки, будто он – повелитель Смети, были всего лишь шутками. Будь это правдой, Гарри бы, не задумываясь, вернул всех этих людей. Или отдал бы Смерти и себя, и все её дары.
Но такое волшебство невозможно даже в магическом мире. Время течет, всё меняется, но что-то никогда нельзя будет изменить. Однако есть и те постоянные вещи, которые всегда будут заставлять Гарри улыбаться. Как, например, двое замечательных людей, которые сейчас смеялись вместе с ним.