Гарри резко открывает глаза, жмурится, трет их руками, снова распахивает, но ничего не происходит — его все еще окружает непроглядная темная пустота. Но он чувствует, что лежит на чем-то твердом. Аккуратно, стараясь не делать резких движений, он проводит рукой по полу — вернее, по влажной холодной земле. Она липнет к пальцам и оставляет ощущение оскверненности. И это странно — ведь он засыпал в уже до жути надоевшей палатке, а проснулся... непонятно где.

Вздрогнув, Гарри садится и, оттолкнувшись руками от земли, вскакивает на ноги. Делает пару шагов вперед, ожидая, что наткнется на стену, но ничего такого не происходит. Тогда он начинает шарить руками в воздухе, пытаясь хоть как-то сориентироваться, но и это не дает никаких результатов.

— Гермиона! — пытается позвать он, но голос его не слушается — только выдавливает хрипы и ничего больше.

Гарри внезапно вспоминает про волшебную палочку и начинает судорожно ощупывать карманы, а потом и землю, на которой только что лежал. Все безуспешно — палочки нигде нет. Тогда он пытается вызвать шар Люмоса с помощью беспалочковой магии — в которой на самом деле совершеннейший ноль. У него ничего не выходит, но Гарри очень упрям — иногда он даже сам себя сравнивает с ослом, — поэтому продолжает представлять, как на его вытянутой в темноту ладони загорается маленький огонек. Ему почему-то кажется, что именно так и действует беспалочковая магия.

Неожиданно у него над головой начинает что-то светиться. Гарри поднимает взгляд и видит два экрана. Они напоминают ему зачарованные полотна, на которых было изображение Крама на Кубке мира, или маггловские телевизоры. Правда, на этих экранах все расплывчатое и тусклое.

Пока Гарри силится разглядеть там хоть что-то, изображения резко становятся четкими, и он видит лицо Гермионы, обрамленное ее вечно встрепанными волосами. Она улыбается, и Гарри кажется, будто она склонилась прямо над ним — так близко находится ее лицо.

— Гарри! — раздается отовсюду ее голос. — Просыпайся, ты сегодня и так проспал все на свете! Хорошо отдохнул?

«Да», — хочет ответить Гарри, но его опережает голос — одновременно и свой, и чужой: слишком холодные интонации, слишком явное презрение.

— Лучше не бывает, — говорит этот голос, и взгляд и у Гермионы становится какой-то затравленный.

Изображение перемещается, и лицо Гермионы оказывается напротив и уже нормального размера. Гарри ничего не понимает.

— Ты в порядке? — спрашивает тем временем она подозрительно. — Не заболел?

— Нет, — отвечает все тот же голос с насмешкой. — Со мной все отлично. А ты как?

Изображение опять начинает двигаться, и у Гарри от этого кружится голова. Обстановка палатки сменяется улицей с заледеневшими деревьями.

— Холодно, блин, — доносится до Гарри его же голос, но ему-то не холодно… Он все еще не совсем понимает, что происходит.

На изображении появляется его, Гарри, волшебная палочка, зажатая в его же собственной руке. По крайней мере, ему так кажется.

— Проверим, — бормочет голос. — Инсендио!

Дерево перед ним вспыхивает, как спичка, и почти моментально сгорает, опадая пеплом. У самого Гарри никогда не получались такие мощные заклинания, и теперь у него начинает появляться смутное подозрение.

— А теперь надо избавиться от грязнокровки, — весело вещает голос и начинает напевать какую-то песенку. Гарри кажется, что у него слух получше будет. Потом до него доходит смысл сказанного: рядом только одна грязнокровка. И если обладатель голоса хочет от нее избавиться, значит… он хочет ее убить.

Гарри опять пытается закричать, топает ногами по земле. Потом снимает ботинок и швыряет его в сторону экранов, но бросок выходит слишком слабым. Тогда он бежит, уверенный, что рано или поздно на его пути должна появиться стена, но только выбивается из сил и падает на колени.

А на изображении тем временем появляется Гермиона на их импровизированной кухне в палатке. Она стоит спиной и, видимо, что-то готовит, напевая под нос свою любимую песенку про утят. У Гарри эти звуки вызывают приступ нежности, хочется подойти к Гермионе, обнять ее, пообещать, что все у них будет хорошо. Но в этот момент в поле его зрения попадает волшебная палочка, зажатая в такой знакомой и такой чужой руке.

— Авада Кедавра, — голос звучит почти безразлично.

Зеленая вспышка озаряет скудное убранство палатки, Гермиона замирает с ножом в руке, а потом оседает на пол, так и не успев ничего понять. Гарри кричит что есть сил, чувствует, как по его щекам начинают течь слезы. Последним, что он слышит, прежде чем отключиться, остается злорадный смех.

Когда он приходит в себя в следующий раз, на изображениях уже совсем другая обстановка: богатый кабинет, бутылка виски на столе и пустое кресло. Гарри пытается найти взглядом Гермиону, чтобы убедиться, что все произошедшее было бредом, но ничто не намекает на ее присутствие.

«Наверное, это очередной кошмар», — успокаивает себя Гарри и решает просто следить за ситуацией.

Неожиданно в пустом кресле появляется тот, кого Гарри не захотел бы видеть ни в каком образе — ни сна, ни яви. Волдеморт мрачно усмехается и поглаживает большим пальцем палочку, зажатую в руке. Он действительно уродлив настолько, насколько только можно себе представить.

— Итак, мистер Поттер, — Гарри вздрагивает и пытается отползти подальше: ему кажется, что Волдеморт видит его самого, но тот продолжает: — Вы утверждаете, что вы на самом деле мой возродившийся крестраж? — в его шипящем голосе явственно слышна издевка.

— Именно так, — подтверждает голос.

— Что ж, и как же вы можете это доказать?

— Лорд Волдеморт, — в голосе слышится уважение, но ни капли страха, — вам достаточно просто применить легилименцию, и вы сами все поймете.

Волдеморт пару секунд выглядит озадаченным, потом поднимает палочку — и изображение меркнет. Вместо него начинают мелькать какие-то картинки.

— Так-так, — шипящий голос теперь не льется отовсюду сразу, он будто звучит прямо… из-за спины Гарри. Он вскакивает и резко поворачивается. Так и есть — Волдеморт собственной персоной. — Еще один мистер Поттер. Как отдыхается?

— Что происходит? — растерянно спрашивает Гарри и в ту же секунду замечает зажатую в руке у Волдеморта палочку.

— О, — тот смеется, — пожалуй, я даже поясню. Видите ли, мистер Поттер, когда я отправил ваших дражайших родителей на тот свет, ваша мать умудрилась дать вам особую защиту. И из-за этого Авада, пущенная мною вам непосредственно в лоб, отразилась, попав в меня самого и лишив меня всех сил. Но в вас она оставила мой крестраж. Незапланированный, конечно, но разве это имеет значение? — его издевательская улыбка вызывает у Гарри нестерпимое желание вцепиться в его нечеловеческую морду, но ноги будто приросли к полу.

— Уж не знаю, что сподвигло кусочек моей души пробудиться именно сейчас, но новый я — или новый вы, тут уж смотря как судить — занял ваше тело. И знаете, мистер Поттер, — у Волдеморта такое выражение лица, будто он прямо сейчас делится с Гарри самым сокровенным секретом, — лично мне это только на руку.

Гарри понимает, что действительно на руку, но подсознание продолжает упорно настаивать, что это все — дурной сон. Он молчит, ожидая продолжения, и не сводит с Волдеморта глаз.

— Но как вы прекрасно помните, существует некое пророчество, согласно которому кто-то из нас с вами должен умереть. И поскольку палочка сейчас из нас двоих есть только у меня… — он пожимает плечами, будто пытается сказать, мол, а что поделать. — До свидания, мистер Поттер. Думаю, на том свете мы с вами еще свидимся.

Гарри усмехается — вот прямо сейчас он точно должен проснуться. Ну еще чуть-чуть, секундочка, одна секундочка.

— Авада Кедавра, — как будто с сожалением произносит Волдеморт.

Гарри видит зеленую вспышку, а потом все вокруг меркнет.

Через пару секунд к нему возвращается зрение — нормальное, не через экраны. Перед ним на корточках сидит Гермиона, она радостно улыбается и тянет его за руку.

— Ох, как ты меня напугал, — облегченно произносит она. — Ни с того ни с сего упал на пол…

— Все в порядке, — улыбается Гарри.

За окном раздается пение птиц, а через стекла проскальзывают солнечные лучики. Наконец-то пришла долгожданная весна. Гарри выскакивает на улицу, спускается по ступенькам и вдыхает полной грудью сладковатый воздух. На удивление у него ничего не болит и на душе не скребут кошки.

— Гарри, — Гермиона высовывается в окно, — не уходи далеко, мне понадобится твоя помощь.

— С чем? — радостно спрашивает он, а в голове бьется только одна мысль: конечно же, это был просто дурной сон.

— Накрыть на стол, — отвечает Гермиона с таким видом, будто это само собой разумеется. — Скоро придут твои родители, — поясняет она и скрывается на кухне.

Гарри чувствует, как с его губ медленно сползает улыбка. Родители? Весна? Ступеньки? Окно? Кухня? Он ведь должен быть в палатке, а на улице должна быть зима. И родители умерли давным-давно. Он еще раз оглядывается по сторонам. А солнце все же весной куда красивее…