Том крепко сжимал в руках свой дневник — первый и единственный крестраж, — словно это могло как-то повлиять на его решительность, заставить перестать сомневаться. Он не думал о том, что сегодня у него день рождения, его могут заметить или что-то может пойти не так. Он просто пытался взять себя в руки и сделать то, что давно планировал: навестить паршивую маггловскую семейку отца.

Риддл поправил и без того идеально причёсанные волосы, спрятал дневник в чемодан и, поставив его под кровать, наложил Коллопортус на замок.

Конечно, ему было неприятно осознавать, что его отец — а вместе с ним и весь, за исключением Тома, род Риддлов — является магглом. Причём, сказать «неприятно» — не сказать ничего. Он до сих пор помнил то разочарование, какую-то иррациональную, взявшуюся непонятно откуда обиду, когда узнал, что именно отец — тот, кто даёт ребёнку имя и является главой семьи, — относится к бездарным, ненужным магглам. И, впрочем, этого факта было вполне достаточно для того, чтобы навсегда забыть про Тома Риддла-старшего. Но Том не мог его забыть, как бы ни старался. Любопытство всё-таки брало верх: ему было интересно узнать мотивы отца, познакомиться с ним, прочесть его мысли… Том, вообще-то, неплохо разбирался в людях, а потому был уверен, что сумеет понять истинную причину того, что маггл бросил сына и жену без еды, денег и крыши над головой. Риддл не собирался ему мстить, пусть такая мысль и проскакивала в его голове. Всё, чего он желал, — встречи. Он не думал требовать у отца официального подтверждения родства, вовсе не хотел просить — и намекать — забрать его из приюта, хоть это и было заманчиво, и уж точно не ожидал, что семейство Риддлов примет его с распростёртыми объятиями. То ли гордость, то ли отвращение к магглам в целом не позволяли ему даже думать о чём-то таком, что могло принести какую-то теплоту, доселе неизведанную Томом.

Зато брат Меропы — Том даже мысленно не называл её матерью, — мистер Морфин Гонт, возможно, мог бы порадовать Риддла. Он представил себе величественного, сильного мага, истинного наследника Слизерина. Да, возможно, он мог бы гордиться своим дядей. Только, честно говоря, он переживал — да, все треволнения были из-за этого! — из-за чистоты крови. Но Гонту, вероятно, известно о связи сестры с магглом; значит, путём нехитрых логических заключений, Морфин знал, что Том не был чистокровным, и это подрывало репутацию рода Гонтов, а значит — делало Риддла уродом в семье…

Том невольно вспомнил про Миртл. Он и тогда не планировал никого убивать, всё вышло само собой, только как-то уж больно похожа была эта новогодняя ночь на ночь смерти грязнокровки из Равенкло. Но, вообще-то, за содеянное Том не раскаивался, ведь в результате он стал обладателем крестража.

Риддл глубоко вздохнул, подумав, что лишние неприятности ему ни к чему: даже пущенную в порыве неконтролируемого гнева Аваду Министерство с лёгкостью могло бы вычислить.
Том нахмурился и покачал головой: не стоило забивать голову ненужными мыслями; точнее, не стоило отвлекаться на них сейчас. Его побег из Хогвартса должен был остаться незамеченным. Всё-таки, зимние каникулы — идеальное время для небольшой отлучки, и не стоило пренебрегать таким удачным шансом.

Он вышел из своей комнаты, растянув губы в вежливой улыбке: даже в такое позднее время можно было встретить кого-то из учеников или преподавателей. Риддлу повезло стать старостой в этом году: это давало некоторые привилегии, а ещё — помогало в осуществлении его грандиозных замыслов.

Раздался шум, словно что-то — или кто-то — упало. Том закатил глаза, мысленно насылая Аваду на нарушителя, а затем пошёл в том направлении: прежде всего, нужно было разобраться со студентом, если, конечно, Риддл не хотел лишиться значка старосты.

Том не понимал других учеников. Маги! Маги были избранными! Они были наделены необычайным даром, тайным знанием, и вместо того, чтобы воспользоваться этим сполна, прозябали жизнь за кружкой сливочного пива в грязных пабах, смеялись с идиотских шуток и совершали глупые, бессмысленные поступки, которые кто-то по ошибке назвал розыгрышами. О, они ещё не знали, что такое хороший розыгрыш.

Ведь было место чему-то гениальному. Прекрасному. Совершенно точные заклинания, идеальные зелья, знания… Ум. Вот что было главное. Тот, кто обладает умом — и умеет правильно им воспользоваться, — никогда не станет неудачником. А там уже придёт и слава, и галлеоны, и власть. И если у тебя есть власть, значит, есть и последователи. Значит, ты предводитель. И хороший предводитель мог совершать великие дела! Том считал себя хорошим предводителем. К тому же, рассуждая на тему власти, ума и его применения, он зарождал в своих последователях энтузиазм. И тогда эти глупцы могли взглянуть на мир по-новому. И, о да, они были благодарны. Том был прекрасным оратором.

Стоило ему зайти за угол, как взору открылась довольно любопытная картина: долговязый круглолицый парень в гриффиндорской форме развалился на холодном полу, растерянно озираясь по сторонам. Его чёрные волосы были взлохмачены, а рот с выпирающими передними зубами — приоткрыт.

Риддл мысленно вздохнул. Это был наглядный пример будущего неудачника.

Ничего примечательного, и Том мог бы поступить как обычно: припугнуть юношу, прогнать спать, сняв десять баллов с Гриффиндора, и заняться своими делами, если бы не пара странных, даже шокирующих фактов. Во-первых, он выглядел как шестикурсник, но Риддл мог поклясться, что ни разу не видел его среди учеников старше или младше. А во-вторых, что вселило в старосту Слизерина страх, — в руках у парня был дневник Тома. И не просто дневник, а дневник с огромной дырой прямо в середине.

Конечно, Коллопортус не самая надёжная защита, но не мог же абсолютно незнакомый Тому человек проникнуть в комнату, где, помимо Риддла, обосновались ещё трое слизеринцев, вскрыть чемодан, забрать оттуда крестраж, уничтожить его — кстати, чем? — и появиться в коридоре перед хозяином дневника! Том, конечно, подозревал, что гриффиндорцы из-за своей безрассудной храбрости часто умом не блещут, но не настолько же? Очевидно, здесь было что-то другое, и Риддл собирался проверить это самым достоверным способом — прочесть мысли «гостя».

— Ступефай! — заметив постороннего, выкрикнул гриффиндорец как-то неуверенно, и Том с лёгкостью отразил заклинание, а затем парализовал незнакомца невербальным Петрификусом.

Староста медленно подошёл к юноше и вытянул дневник из неподвижных пальцев. Том с облегчением выдохнул, когда понял, что его дневник по-прежнему спрятан в чемодане: эта тетрадь была старой и потрёпанной; вряд ли новенький крестраж смог бы превратиться в такое за несколько часов. Но Том, не желая рисковать, спрятал находку в складках мантии.

Конечно, можно было предположить, что дневник принадлежит этому самому гриффиндорцу и к Риддлу не имеет никакого отношения, но на обложке — кажется, полувековой давности, — ещё можно было разобрать имя Т.М.Риддл, написанное чёрными и почти выцветшими чернилами. Но, держа в руках свой крестраж, Том чувствовал магию, исходившую от него. А это была, кажется, обычная старая тетрадь. Может, не совсем обычная, но теперь-то магии в ней точно не осталось. Риддл мысленно покачал головой: парализованный парень так и просил применить к нему легилименцию, а Том пытался решить эту сложную головоломку самостоятельно! Ехидно улыбнувшись, он приготовил палочку, как вдруг ещё один звук падающего тяжёлого предмета раздался за его спиной.

На этот раз на полу оказались парень и девушка, одетые в обычные мантии. Юноша, платиновый блондин с выразительными серо-голубыми глазами, напомнил Тому Абрахаса Малфоя. Девушка же, довольно неприметная и худая колдунья, не была похожа ни на одну из знакомых старосты. На вид им было около двадцати-двадцати пяти лет. Оба смотрели на Риддла с ужасом, неверием и, как ни странно, любопытством. А ещё в руках у парня был точно такой же дневник, который Риддл отобрал у гриффиндорца.

На этот раз Том решил сразу оглушить незваных гостей, чтобы избавить себя от дальнейших проблем, но блондин тут же вскочил, потом, словно опомнившись, вновь опустился на колени, склонил голову и сжал руки в кулаки, скрывая дрожь, — выглядел он, в общем-то, жалко. Том удивлённо выгнул бровь.

— П-постойте, м-мы хотим помочь в-вам, — пробормотал незнакомец и тут же добавил, судорожно сглотнув: — Милорд.

Волшебнику показалось очень странным, что этот незнакомый парень говорит с ним так, словно боится его. Может, кто-то решил пошутить? В таком случае, «шутнику» придётся очень несладко.

— Палочки, — спокойно произнёс Том, отметив, как встрепенулась парочка от звука его голоса. Они послушно бросили палочки вперёд, к ногам Риддла.

Староста покосился на лежащего гриффиндорца, а затем на испуганного блондина, который, судя по всему, больше всего на свете желал сбежать подальше отсюда и никогда не помогать «своему милорду». Девушка пристально всматривалась в лицо Риддла, что начинало выводить того из себя. Когда он резко повернулся и посмотрел на неё таким взглядом, от которого мороз продирал по коже, и с помощью которого он успокаивал разбушевавшихся представителей факультетов всех возрастов, ведьма странновато улыбнулась и опустила голову в знак почтения.

— Он не один из нас, — кивнув в сторону парализованного тела, отозвалась она. — Он хочет помешать нам предупредить вас, — девушка говорила уверенно, но в её голосе отчетливо слышалась горечь.

— Кто вы? — требовательно спросил Том.

Разумеется, легилименция была самым простым вариантом узнать правду, поэтому Том незаметно попытался проникнуть в сознание девушки, давая паре при этом возможность оправдаться: о своих навыках в искусстве чтения мыслей лучше не распространяться. Каково же было его удивление, когда он не смог ничего увидеть из-за блока! Вообще-то, единственным легилиментом, которого знал Том, был Дамблдор. И это не просто так. Легилименция была невероятно полезной, но чтобы изучить её требовалось много времени, терпения и таланта. И окклюменция не сильно уступала ей в этом, да и барьер требовал определённых усилий; очевидно, колдунья ожидала от Риддла чего-то подобного, в противном случае, не стала бы тратить силы на ненужное израсходование магии. Значит, эти двое — трое? — точно знали, с кем имеют дело.

— Пожиратели Смерти. Вальпургиевы рыцари, — поклонившись, ответила девушка. Её голос не дрожал, будто она уже взяла себя в руки. — Мы ваши последователи, Милорд. И мы хотим помочь вам, — Том усмехнулся, и колдунья, выхватив дневник из рук компаньона, тут же продолжила: — Это, — она потрясла дырявым крестражем в воздухе, — ваше будущее, мой Лорд, если вы не выслушаете нас.

Том не верил им. Было видно, что эти двое лгут, или, по крайней мере, что-то недоговаривают. Но вместе с тем, интуиция подсказывала, что их появление отнюдь не шутка. Риддл совершенно точно знал, что никогда прежде не встречал этих, с позволения сказать, путешественников. И ещё он знал, что вот так просто аппарировать на территорию Хогвартса невозможно. В голове крутилось множество вопросов: где они взяли такой же дневник? Как про него узнали? И, самое главное, как они могли узнать, что участники его клуба звались «Вальпургиевы Рыцари»? «Рыцари» об этом не распространялись! Быть может, они из будущего?

— Значит, в будущем вы мои сторонники? — спросил Риддл, крепко сжимая в руках палочку. Пара понимала, что одно неверное движение или слово с их стороны, и они горько пожалеют о своём визите. Тонкие губы Тома исказились в кривой усмешке; как же хотелось запустить в них Круциатусом, развязать им языки и почувствовать эту власть, наслаждение от того, что причиняешь кому-то боль!

Девушка медленно кивнула, вызвав новый смешок у слизеринца.

— Грейнджер, — прошептал блондин, дёргая подругу за рукав. Она раздражённо сбросила его руку и шикнула, призывая к тишине.

Том подошёл ближе, и лицо незнакомца исказилось от страха. Он растерянно огляделся по сторонам, словно ища поддержку. Риддл ухмыльнулся, а дрожащий юноша судорожно сглотнул. Он не переставал бормотать что-то вроде: «Время, Грейнджер, время!..» Услышав это, староста покосился на неё, и она поспешила объясниться:

— Заклинание, с помощью которого мы переместились, убьёт нас через… — она взглянула на наручные часы. — Убьёт нас через полчаса, если мы не вернёмся обратно.

Том снова попытался пробиться в сознание ведьмы. Ему пришлось признать, что её барьер был сильный и достаточно сложный. Если она его последовательница, зачем ей скрывать свои мысли? Риддл усмехнулся: они определённо лгали.

— Я не слышал о заклинании, перемещающем во времени, — холодно отрезал Том, ожидая, что эта Грейнджер — её ведь так называл блондинистый дружок? — начнёт, наконец, нервничать. Её спокойствие почему-то сильно раздражало.

— Его изобретут только лет через семьдесят, — ответила она, слабо улыбаясь.

— Говорите, о чём вы хотели предупредить меня, — надменно потребовал Риддл, медленно выходя из себя. Почему она так спокойна, в то время как второй готов душу продать, чтобы убраться с глаз «Лорда»? И раз уж у них так мало времени, чего они медлят? — Или ещё лучше, — Том сделал паузу, — покажи мне.

Он не просил — приказывал. Это уже вошло в привычку. Быть вежливым, воспитанным и одновременно с этим уметь манипулировать людьми (причём так, чтобы те не чувствовали явного давления) было сложно. Но Том трудностей не боялся. Это ведь так прекрасно — иметь столько талантов! Риддл заглянул в глаза Грейнджер, и то, что он там увидел, ему не понравилось. Она не хотела подчиниться.

— Я… — начала было она, но он её перебил.

— Лжёшь. Доларэмус*!

К такому повороту событий Грейнджер явно не была готова. В её взгляде промелькнуло недоумение, удивление, а потом она зажмурилась и застонала.

Риддл опустил палочку, давая ей передохнуть. Она кашляла, стоя на четвереньках, а её друг дрожал рядом, не смея заглянуть в глаза Тому.

— Легилименс!

Девчонка зашипела и схватилась за голову, но барьер не поддался. Риддл сжал челюсть: они наделали много шума, и оставалось немного времени, пока вся школа не сбежится в этот злосчастный коридор.

— Пожалуйста, — простонала она тихо-тихо, но Том её услышал. — Вам нельзя… Мы и так вмешиваемся в ход времени…

— Фините Инкантатем! — раздался нервный голос второго компаньона.

Том скривился, узнав заклинание первокурсников. Не нужно было с ними церемониться! Только вот его удивил открыто недоумённый взгляд Грейнджер, которым она одарила блондина. Мысленно чертыхнувшись, он послал Петрификус Тоталус и на «предателя», когда сонный гриффиндорец обескураженно произнёс: «Гермиона?..», разглядывая пышноволосую ведьму.

— Прости, Невилл, — шепнула она, а затем, схватив лежащую палочку, наслала на него Сомниум.

Риддл ухмыльнулся и склонил голову набок, когда Гермиона, теперь-то он знал, как её зовут, наставила на него палочку. Глупо с её стороны. Хотелось зло рассмеяться над её несообразительностью, но в то же время его задело, что «покорная слуга» так быстро распрощалась со своей ролью. Ему понравилось видеть страх и смирение, боль в глазах, понравилось вежливое обращение. Он упивался своей властью, думая о том, что был бы совсем не против, если б все были так учтивы и обходительны с ним. Если бы все называли его «Милорд», кланялись, признавали главным, великим и могущественным…

— Экспеллиармус, — быстро и неожиданно для Грейнджер произнёс Том, самодовольно отмечая, что она не успела поставить щит. Но только в следующую секунду он чертыхнулся: Гермиона неожиданно бросилась к палочке друга и воскликнула:

— Фумос!

Всё произошло быстро. Коридор заволокло дымом. Том закашлялся, глаза начали слезиться. Он подумал о том, что очень хотел бы найти девчонку в этом проклятом коридоре и пытать Круциатусом так долго, чтобы она всю оставшуюся жизнь дёргалась от любого шороха! И в тот момент, когда Том собирался сделать задуманное, Грейнджер прижалась к нему, бормоча что-то неразборчивое. Больше он ничего не успел. Только почувствовал, как невыносимая боль — такая, словно от него куски отрывают, — пронзает всё тело. Которое, между прочим, засасывало нечто вроде торнадо светло-золотистого цвета. Том совершенно точно осознавал, что не может пошевелиться, даже моргнуть, а яркий свет так слепил, что, казалось, вот-вот выжжет глаза. Это было последнее, что он запомнил.





Гермиона быстро пришла в себя. Заклинание перемещения во времени пощадило её больше, чем Волдеморта, наверное из-за того, что она уже использовала его. А вот будущий Тёмный Лорд преспокойненько лежал на траве, не шевелясь. Нащупав на шее Тома пульс и убедившись, что он жив, Гермиона встала и поспешила уйти прочь, сжимая в руке красивую заколку, купленную на свой семнадцатый день рождения.

Она прекрасно осознавала, что умрёт через час, и ей было страшно, но оставалась ещё пара важных дел: найти саму себя в этом мире, лишённом Волдеморта, отдать ей — или себе? — свои же воспоминания и дать пару уроков по обращению с симпатягой Риддлом. Гермиона глубоко вздохнула: понять это и разобраться было очень непросто, правильно говорил Драко. Она пораженно замерла, вспомнив, что оставила его в прошлом. Это значило, что он уже давно умер: запустив новый мир, в котором юный Том Риддл загадочно исчез в сорок третьем году, а вместо него появился никому неизвестный Драко Малфой, она убила Малфоя, пережившего войну с Волдемортом. И должна была умереть сама.

Час, ей был выделен всего лишь один час! Почему разработчики заклинания не дали больше времени?! Всего лишь за один час нельзя было успеть сделать так много! Так уж установлено, что человек не должен знать заранее время своей смерти. Это тяжкое бремя. Но Гермиона согласилась на это, и вообще, формально, она не умирала. Время просто убирало помеху из мира, в котором не должно быть двух Гермион Грейнджер.

Она размышляла, откуда в сорок третьем взялся Невилл. Гермиона решила, что, скорее всего, он не разделил участь Драко: вероятно, Лонгботтом в «новом будущем» каким-то образом узнал про заклинание перемещения во времени и решил погеройствовать. Значит, он остался жив. И ему было около семидесяти лет. Это было очень запутанно, но что объединяло этот девяносто шестой и её две тысячи третий? Общее прошлое. И у Невилла, и у них с Малфоем в сорок третьем существовал Риддл, вот только первый остался жив благодаря тому, что в его будущем не было Волдеморта. А Драко в следующую же секунду после того, как они вмешались в жизнь Тома, стал лишним.

Гермиона дотронулась прохладной рукой до лба и решила, что сейчас не время думать об этом: голова и так раскалывалась то ли от этих мыслей, то ли от приближающейся смерти.

Из дверей Хогвартса вышла она, шестикурсница Гермиона Грейнджер. За ней плёлся Невилл, увлечённо что-то рассказывая. Оба улыбались; вероятно, даже не задумывались о том, что через пару минут их прервут. Двадцатипятилетняя волшебница вздохнула: ей правда не хотелось разрушать эту идиллию, но тогда её разрушит Волдеморт. Гермиона вздрогнула. Уж лучше она.
Гермиона спряталась за деревом, наблюдая за оживлённо болтающими друзьями. В сердце кольнуло от осознания того факта, что в этом мире они с Роном и Гарри не являются неразлучными друзьями. На день рождения своей подруги они не отходили от неё ни на шаг, пытались быть милыми и даже не посмеивались с её привязанности к книгам и урокам. Гермиона быстро отбросила от себя эти мысли, сосредоточившись на другом. Ей нужно было встретиться с собой, но так, чтобы этого не заметил кто-нибудь ещё. А времени оставалось всё меньше. Об этом ещё подумает, обязательно подумает её семнадцатилетний прототип.

Грейнджер не была на сто процентов уверена в том, что о прибытии двух незнакомцев не узнает Дамблдор. В Хогвартс нельзя было аппарировать, тогда, может, директор ничего и не заподозрит? Но Том не может находиться в школе и одновременно оставаться незамеченным, значит… Впрочем, неважно: когда начнут разбираться с этим недоразумением, она уже будет мертва.

Невилл и Гермиона подходили всё ближе. Грейнджер, выскочив из укрытия, наслала на Лонгботтома Сомниум, и тот моментально упал на землю, слегка похрапывая. Семнадцатилетняя Гермиона вмиг достала палочку, но та оказалась выбитой Экспеллиармусом буквально через секунду. Мгновение Гермиона-ученица разглядывала саму себя, готовая свалиться в обморок, но «копия» подхватила её за плечи и хорошенько встряхнула.

— Не отвлекайся, Гермиона, у нас очень мало времени! — грозно предупредила «старшая», и та судорожно сглотнула и кивнула, разглядывая саму себя. — Я из две тысячи третьего. Из мира, который, надеюсь, ты не увидишь никогда. У нас очень важная миссия. Ты меня слушаешь, Гермиона?!

— Это оборотное зелье? — склонив голову набок, поинтересовалась она. — Не понимаю, зачем кому-то нарушать десяток школьных правил, чтобы подшутить надо мной? — она сложила руки на груди. — Тем более, зелье вышло некачественное. Я не такая старая!

— Я не старая! — возмутилась Грейнджер, крепче сжимая палочку. — Мерлин… — протянула она, а затем со всей силы наступила на свою же ногу.

Гермиона подскочила, шипя от боли и хватаясь за лодыжку. Её удивлённо-возмущённый взгляд обратился к скорчившейся физиономии «самозванки».

— Ну же, Грейнджер, думай, может так Оборотное зелье?

Та нахмурилась. Гермиона знала, что в этот момент в её — в её же, да? — памяти прокручиваются названия всех зелий, заклинаний и проклятий, способных вызвать подобный эффект. Таковых, разумеется, не было. Она могла разве что вспомнить об Эскироле, но маггловская психиатрия явно не могла стать для неё убедительно причиной. Галлюцинации, конечно, явление довольно распространённое среди магглов — их очередная попытка списать всё на психическое состояние, а не на существование магии, — но причин страдать ими у Гермионы не было.

Грейнджер, воспользовавшись замешательством своего молодого прототипа, достала из кармана мантии дырявый дневник Тома Риддла и небольшой сосуд; умирая, Снейп подкинул ей блестящую мысль: пара слезинок, омут памяти, и шестикурсница будет знать всю жизнь Гермионы Грейнджер-Уизли от начала и до конца. Это, конечно, рискованно, но Гермиона очень надеялась, что её младшая копия догадается воспользоваться полученными знаниями только во благо… Собственно, кому во благо? Этому времени? Ему было бы во благо не принимать в себя жестокого, мстительного мальчишку с чёрной душой. А то, что одна ученица Хогвартса неожиданно откроет для себя новые знания и умения, никому бы не навредило. Ведь не навредило бы?..

Всунув тетрадь и заполненный сосуд в руки обескураженной шестикурснице, Гермиона сказала:

— Воспользуйся омутом памяти. Срочно. Сегодня же, под любым предлогом, проберись в кабинет Дамблдора и просмотри мои воспоминания. Всё поняла?!

Снова кивок. Гермиона вздохнула и передала себе же ещё и бумажку, свёрнутую вчетверо.

— Здесь — заклинание, переместившее меня и в будущее, и в прошлое. Постарайся сделать так, чтобы тебе не пришлось прибегнуть к нему, — угрюмо попросила она и, взглянув на Невилла, добавила: — Никто, никто не должен знать об этом! Гермиона, — позвала она девушку. Та была очень бледной, удивлённой и напуганной, и глупо было её за это винить. — Будь осторожна с…— начала было Грейнджер, но почувствовала покалывание в руках.

Она отошла на несколько шагов и увидела небольшое свечение на ладонях. Оно быстро распространилось по всему телу, и буквально через мгновение на траве осталась лишь волшебная палочка, мантия и горстка пепла.



Гермиона несколько раз поморгала, приходя в себя, затем обернулась, чтобы убедиться, что у эффектного и необъяснимого явления не было свидетелей, и, уменьшив всё лежащее на земле, засунула это в карман.

— Без паники, — сказала она себе, а затем присела на корточки рядом со спящим Лонгботтомом. — Невилл. Невилл, проснись. Невилл!..

Тот просыпаться совершенно не желал. Грейнджер подумала, что, возможно, это ей на руку. Пока он спит, она успеет заглянуть к Дамблдору, как ей велела... велела... В общем, как ей велели. Кинув виноватый взгляд на Невилла, она поспешила удалиться.

Идти было непросто: от шока тряслись руки, ноги стали ватными, а перед глазами всё плыло. Она свято верила, что воспоминания помогут ей понять странные слова путешественницы из будущего, поэтому с каждой минутой увеличивала скорость, а когда приближалась к кабинету директора, то просто бежала. Оказавшись перед горгульей, она вдруг растерялась, потому как та отъезжала: кто-то спускался вниз. Через несколько секунд к трясущейся Гермионе подошёл старый волшебник.

— А, мисс Грейнджер! Вы что-то хотели? — поинтересовался директор, но не дал ей ответить, перебив: — К сожалению, я сейчас очень тороплюсь. Вы можете немного подождать в кабинете?

Гермиона не поверила своей удаче. Коротко кивнув, она ступила на лестницу и, потупив взгляд, думала о чём угодно, только не о внезапном столкновении с самой собой. Она помнила, что Дамблдор прекрасный легилимент, и с горечью осознала, что ей придётся научиться окклюменции, если она хочет и дальше продолжать безнаказанно врать директору.

Она вошла в просторный и приветливый кабинет, подождала, пока в коридоре стихнут шаги старика, и кинулась на поиски омута памяти. Найдя его, Гермиона трясущимися руками полезла в карманы мантии, нащупала склянку и, достав и открыв её, вылила содержимое в чашу. Субстанция в ней засветилась. Гермиона, вспоминая всё, что прочла про омут памяти на третьем курсе, осторожно нагнулась, касаясь лицом невесомого вещества.





— Заклинание запретили, Рон, — устало протянула Гермиона, закрывая за собой дверь и скидывая туфли. — Они хотят полностью стереть упоминания о нём, а ведь оно лучше махо… Рон!

Он лежал на полу и не шевелился. Гермиона застыла на пороге, хлопая глазами, не веря в происходящее. Спустя мгновение она кинулась к телу мужа, спотыкаясь о разбросанные вещи и мебель, рухнула на колени и сжала его руку. Она была холодной. Бормоча под нос «Нет, нет, нет!..», Гермиона трясла его за плечи, пыталась найти рану, которую могла бы залечить, всхлипывала и оглядывалась по сторонам, как будто ожидая, что кто-то поможет.

— Ты не можешь меня оставить… Ты не можешь, Рон!

Она надрывно заплакала и опустила голову на его грудь. Ей было сложно поверить, что его больше нет… Это ведь её Рон! Рон, которому она готовила, Рон, с которым жила, Рон, которого любила. Наверное, стоило бы осмотреть квартиру на наличие убийц, но Гермиона не могла встать. Точнее, она ничего не могла, разве что плакать и бормотать: «Не можешь…»

Она не знала, сколько вот так простояла на коленях. Ей, в общем-то, было всё равно. Просто в какой-то момент она медленно отстранилась и упала на спину рядом с Уизли. Лицо было сухое; вероятно, она уже давно не плакала, а просто содрогалась. Смотря в потолок, Гермиона вдруг подумала о том, что Пожиратели истреблены не полностью. И она не могла допустить, чтобы пострадал кто-нибудь ещё. Вдруг это будет Гарри? Или Джордж? Джинни? Вдруг это будет она сама?..

Она точно знала, была просто уверена, что не допустит это. И даже более того: она всё исправит. Ради него. Ради их всех.





— Грейнджер, ты совсем свихнулась?! Нас за это в Азкабан упрячут на всю жизнь!

Малфой, злой, испуганный, растерянный и взволнованный, смотрел на Гермиону, как на чокнутую. Она покрутила обручальное кольцо на пальце, а затем устало посмотрела на Драко. Грейнджер не могла толком объяснить, зачем ей понадобился компаньон; зато могла подробно рассказать, словно заученный доклад по Зельеварению, почему она выбрала именно Малфоя. Просить Гарри или Джинни было бы кощунством; они только-только пришли в себя после войны, втягивать их в это дело… как минимум эгоистично. Да и они бы не согласились. К тому же, супруги до сих пор не оправились от смерти Рона. Тут Гермиона их понимала: она и сама не оправилась. Были ещё Невилл и Луна, но такая авантюра повергла бы их в шок. Оставался Джордж. Но трогать Джорджа стало бы ещё более ужасно, чем Гарри или Джинни. А Малфой… хоть и был трусливым, но у него был мотив. Цель. И совершенно никаких преград.

— Неужели ты не хотел бы вернуть отца? Мать? Хочешь, чтобы на тебя перестали косо смотреть?

Драко вздрогнул, а его взгляд забегал по комнате. Вероятно, упоминание о покойных родителях произвело нужный эффект.

— Драко, если всё получится, ты можешь не волноваться, что нас куда-то упрячут. В том мире мы будем чисты перед законом.

— А если не получится?

Гермиона поджала губы и передёрнула плечами. Ей тоже не хотелось думать о том, что будет, если ничего не получится.





— Я нашла дневник Тома Риддла! — воскликнула Гермиона, заставив Малфоя резко обернуться.

— Разве Поттер не уничтожил его? — равнодушно поинтересовался он.

— Нет. Он только немного… повреждён, — ответила Гермиона и передёрнула плечами.

Малфой нахмурился, а затем потянулся за бумажкой, в которой был описан весь процесс перемещения.

— Тут написано, что хозяином используемой вещи должен быть человек, к которому мы перемещаемся. Ты уверена, что он не… Что Волдеморт… — Малфой запнулся. Он что, обвинял Тёмного Лорда в краже?

— Нам не обязательно знать! Когда из дневника сделали крестраж, его хозяином стал Волдеморт. Это произошло после убийства Миртл, так что мы окажемся где-то в сорок третьем, — отчеканила Грейнджер.

Драко судорожно сглотнул.

— А как мы вернёмся обратно?

Она с улыбкой протянула ему красивую тёмную заколку.

— Я купила её на своё семнадцатилетие. Вернёмся в девяносто шестой. В мир, где никогда не было войны, — она грустно улыбнулась, понимая, что компаньон слишком занят Министерством Магии, чтобы понять одну простую истину: изменив прошлое, они изменят и будущее. И будущее, в котором не будет Волдеморта, никогда не примет их, Малфоя и Грейнджер, из их две тысячи третьего года.



Гермиона, часто дыша, отпрянула от омута, зацепилась за собственную мантию и рухнула на пол.
— Ничего себе, — прошептала она, глядя в одну точку.
______________________________
* Доларэмус (от лат. Dolorem — боль) — тёмномагическое заклинание, причиняющее сильную боль. Схоже с Круциатусом, но не такое сильное.

В голове Гермионы было слишком много мыслей. Они напоминали жужжащий рой пчёл, приносящий только головную боль и звон в ушах. Едва Гермиона успевала ухватиться за какое-нибудь одно воспоминание, как оно тут же сменялось другим, и два мира будто смешивались в один.

— Ничего себе… — повторила она сквозь зубы, видя перед глазами только расплывчатые пятна, напоминающие страннейшие события: огромная шахматная доска, отражение змеи в зеркале, изрядно измученный жизнью крёстный Гарри Поттера, её танец с Виктором Крамом, звездой квиддича, на балу…

Гермиона пыталась немного усмирить свои мысли, остановиться, но новая информация беспощадно врезалась в голову, принося боль, схожую с болью от ненавистного Круцио. Грейнджер стонала, держась за голову, перекатывалась с боку на бок, и всё никак не могла понять, почему же не может потерять сознание. В голове вспорхнуло воспоминание о сумасшедшей Беллатрисе Лестрейндж, которая пытала её пять лет назад… Или не пять? Или же это случится через три года?.. И пытала ли её Беллатриса Лейстрейндж вообще? Ведь она видела её только один раз в жизни…

Размышления приносили ещё большую боль. Крутанувшись вновь, Гермиона раздавила маленькую склянку, которую до этого выронила из рук, и осколки больно впились в плечо.

— Мисс Грейнджер? — голос Альбуса Дамблдора, живого Дамблдора, прозвучал слишком громко, как показалось Гермионе. Она подняла на него заплаканные глаза, и в мыслях тут же пронёсся образ озабоченного будущей войной старика.

— П-помогите, профессор, — прохрипела Грейнджер, не в силах вытерпеть ужасную боль, возрастающую с каждой секундой.

Дамблдор взмахнул палочкой – и Гермиона тут же провалилась в сон.


Том медленно перевернулся на другой бок и просунул руку под жёсткую подушку, устраиваясь как можно удобнее. В комнате было непривычно тепло, да и согревающие чары, которые он накладывал каждый вечер, уже должны были выветриться. Декабрь выдался холодным, и Риддл, немного откинув теплое одеяло, нахмурился, неосознанно выстраивая логическую цепочку из этих маловажных, но странных явлений. Ощущение, что он что-то забыл, назойливой мухой жужжало где-то в голове.

Риддл резко распахнул глаза и сел. Он помнил трёх недоумков, появившихся в Хогвартсе, помнил смехотворную дуэль, когда Грейнджер с дружками бросались безобидными заклинаниями, и помнил, что в конце она прокляла его неизвестным проклятьем. Это ведь мог быть сон? Или…

Он понял, что находится в Больничном крыле, когда глаза немного привыкли к темноте. Заняты были две койки: его и ещё одна в самом конце крыла; из-под одеяла виднелась макушка с растрёпанными тёмными волосами. Том обернулся и посмотрел в окно. От снега не осталось и следа, а вдалеке виднелся свет, льющийся из окон старой хижины, которой раньше не было.

Значит, не сон. Девчонка горько пожалеет об этом. Что бы она с ним не сделала.

Все его планы рухнули в одно мгновение. Новогодняя ночь идеально подходила для осуществления задуманного… Может, кто-то о них узнал и решил помешать? Дамблдор? Гнусный манипулятор. Вряд ли бы он действовал так открыто, да и щит окклюменции Том не снимал. Дамблдор не мог ни о чём узнать. Совпадение? Случившееся было простым совпадением?

Том не верил в совпадения. Не хотел верить.

За дверью раздались чьи-то торопливые шаги и перешёптывания, и Том медленно, стараясь не шуметь, лёг обратно. В крыло зашла медсестра и торопливо придержала двери, левитируя носилки со студенткой. За ней зашёл старик с седой, едва ли не светящейся бородой, в котором Риддл мгновенно узнал Дамблдора, и ведьма в остроконечной шляпе.

Положив неизвестную студентку в бессознательном состоянии на койку, находящуюся почти напротив койки Риддла, медсестра принялась водить палочкой вдоль тела девушки, изредка покачивая головой.

— С ней всё было в порядке, когда я уходил за Томом, — пояснил Дамблдор ведьме.

Риддл немного дёрнулся, услышав своё имя, и был уверен, что от внимательного взгляда Дамблдора это не укрылось.

— Никогда не встречалась с подобным, — прошептала медсестра. — Очень похоже на последствия неправильно наложенного Обливиэйта, но… Она ведь помнила вас, Альбус? Что-то не то. Полагаю, это очень тёмная магия.

— Не могу поверить, что мисс Грейнджер могла ввязаться в подобное! Она такая ответственная девочка, — ведьма приложила ладонь к губам и всхлипнула.

Том сжал челюсть, услышав имя «жертвы». Надо же, приложило не только его! Девчонка действительно глупа, если не сообразила, как не попасться ему на глаза после своей выходки.

«Постойте-ка».

Они… знают её? Знают девчонку? «Ответственная девочка»?

Риддлу всё больше казалось, что Грейнджер не так глупа, как кажется. Переоделась в форму Хогвартса и изменила воспоминания профессоров? Или они уже знали о ней? Звучало ужасно нелогично. Ей пришлось бы подделывать воспоминания всего Хогвартса.

Мерлин, что же происходит?

Том прикрыл глаза. Если на секунду поверить в безумные речи идиотки, то всё начинает казаться не таким нелепым. Судя по возрасту Дамблдора… Она действительно перенесла его в будущее? Этим объяснялось всё. Старый, как мир, Дамблдор, появившаяся из ниоткуда хижина, никакой зимы. Но зачем? Зачем ей это понадобилось? Хотела спасти своего Лорда? Что же такого ужасного ждёт его в будущем? Своим поступком она, должно быть, нарушила миллион правил, иначе гости из будущего встречались бы на каждом шагу.

Безмозглая выскочка или безумный гений? Свихнувшаяся последовательница или хитрый враг?

Риддл с замиранием сердца ждал, что же будет дальше.

— Не стоит опасаться, Минерва, — успокоил женщину Дамблдор. — Мисс Грейнджер умная ведьма, думаю, что бы она ни затеяла, это не должно быть слишком опасно. С ней всё будет хорошо, я уверен.

Риддл едва ли не засмеялся с этого заявления. Умная, как же. Не слишком опасно!..

Минерва посмотрела на Альбуса, и Том услышал, как она несколько раз вдохнула, словно хотела оспорить его слова, но промолчала. В этой ведьме Риддл узнал свою однокурсницу — бывшую однокурсницу — Минерву МакГонагалл, вечно серьёзную и раздражающую старосту Гриффиндора, скучную заучку, которая любила поглядывать на Риддла со снисходительностью, словно знала обо всех его делах и молчала только потому, что так хотелось именно ей. МакГонагалл Риддлу никогда не нравилась.

— А как же мистер Лонгботтом? Мы нашли его у озера спящим, а ведь он везде ходит с мисс Грейнджер. Уж не натворила ли она чего? — медсестра окинула взглядом Грейнджер. — Или, может, с ней сотворили?

— Альбус, а если она дотронулась до одного из твоих артефактов?

— Боюсь, что все артефакты на месте. Нетронутые.

Риддл зло улыбнулся. Первым делом Дамблдор проверил свои драгоценности, а затем уже помог бедняжке. Добрая душа.

— Пусть девочка отдыхает. Завтра разбудим её, и если она по-прежнему будет чувствовать себя худо… Боюсь, нам понадобится помощь специалистов, — заключила медсестра.

Том предположил, что Грейнджер просто без сознания, как и он был пару часов назад. Возможно, это последствия заклинания?

А ещё Грейнджер не была похожа на студентку. Они в будущем все такие, что ли? Мерлин, какой кошмар. Том нахмурился, недовольный непониманием ситуации.

— Том? Как ты себя чувствуешь? — спросил услышавший посторонний шум Дамблдор и тут же подошёл.

Поборов желание закатить глаза, Том устало вздохнул и недоумённо огляделся. Дамблдор никогда не верил его актёрской игре, а Том никогда не расставался со своей ролью.

— Профессор Дамблдор? Почему я в Больничном крыле?

МакГонагалл растерянно подняла взгляд на Дамблдора.

— Ты… ничего не помнишь, Том? — обеспокоенно поинтересовался профессор.

— Я патрулировал коридор, сэр.

— Это всё?

— Да, сэр.

МакГонагалл недоверчиво посмотрела на Риддла, поправила свою ужасную шляпу и поджала губы. Том почувствовал почти невесомое прикосновение к своему сознанию, и, не подавая вида, усилил барьер. Где бы он ни оказался, старик о перемещении знать не должен.

— МакГонагалл? Минерва МакГонагалл? — словно удивившись, спросил Риддл и пристальнее вгляделся в старое морщинистое лицо. — Неужели я проспал целых тридцать лет?

МакГонагалл совсем чуть-чуть покраснела, услышав, насколько сильно Том занизил её возраст. На самом деле Риддл сомневался, не провалялся ли он тут века два. Дряхлая, старая, но всё ещё строгая и ужасно скучная Минерва МакГонагалл. Да ещё и профессор.

— К сожалению, Том, ты находишься в тысяча девятьсот девяносто шестом.

— Девяносто шестом? — он искренне удивился. — Разве возможно такое перемещение в будущее, сэр?

— Всё правильно, Том, — согласился Дамблдор, — невозможно. Было невозможно до этого момента.

Риддл нахмурился. Грейнджер говорила о заклинании, перемещающем во времени, но почему Дамблдор о нём не знает? Перенесла его в то время, когда заклинание не создали? Хитрая маленькая ведьма. Отрезала ему все пути к отступлению.

Он бы даже похлопал, если бы желание придушить её не было столь сильным.

— Возможно, с тобой происходило что-то странное? Необъяснимое?

«В тот момент, когда я пустил тёмное проклятье в твою студентку из будущего или до этого?»

— Нет, сэр. Ничего странного или необъяснимого.

Дамблдор нахмурился, а Том сделал печальное выражение лица. Лучше молчать. Не говорить вообще никому, тем более Дамблдору.

— Не встречал ли ты… незнакомых людей, когда патрулировал коридор?

Риддл понял. Дамблдор знает о его осведомлённости. Но хочет услышать это сам. Он слышал что-то в ту ночь? Видел этих безумцев?

Или сам их позвал?

Они наделали много шума. Он мог прочесть воспоминания оставшихся…

Легилименция — страшная сила.

— Мистеру Риддлу нужно отдохнуть, Альбус. Сейчас мы ничего не исправим, — влезла МакГонагалл, и Том с ней полностью согласился.

— Всё верно. Мы сохранили твои вещи, завтра они будут доставлены в комнату. А ты продолжишь обучение на шестом курсе, — Дамблдор улыбнулся, и Риддл вернул улыбку, сильно стараясь не скорчиться. — Для тебя прошло пару минут, Том. А для нас — пятьдесят лет.

— Спасибо, сэр, вы столько для меня сделали…

— Удачи в новом времени, Том. Мне жаль, что всё так вышло.

— Спасибо, сэр. Мне тоже, сэр…

Дамблдор ободряюще потрепал Риддла по плечу, и тот выдавил из себя подобие улыбки, затем кивнул грустной МакГонагалл и заверил мадам Помфри — так звали медсестру, — что чувствует себя хорошо, только немного устал. Помфри не стала задавать лишних вопросов, оставила флакончик зелья сна без сновидений на тумбочке и поспешила уйти. Том проводил троицу взглядом и, когда шаги стихли, встал и направился прямиком к постели Грейнджер.

Это была не она. Не та ведьма, которая прокляла его. Лежащая на койке девчонка была младше, а её волосы, кажется, щедро поливали каким-то зельем: они не были пышными и торчащими в разные стороны, лишь немного вились. И длиной всего до плеч. Палочка, лежавшая на тумбочке около кровати, была светлого цвета с красивыми, аккуратными узорами; Том запомнил, что палочка той Грейнджер была тёмной с выделяющейся рукоятью. Недолго думая, он взял её палочку и проверил последние заклинания: никакого Сомниума, парочка трансфигурирующих заклятий, входящих в шестой курс Трансфигурации, и Акцио.

Не она.

Не станут ли его знания временным парадоксом?

Том аккуратно проник в сознание студентки и тут же сморщился под напором непонятных образов. Слишком много. Так не должно быть. И Помфри была неправа: Обливиэйт никогда бы не вызвал такую реакцию; после неправильного Обливиэйта сознание чистое, чёрное, как если закрыть глаза. В сознании Грейнджер же творился хаос.

Никакого совпадения. Ей точно что-то известно. Вздохнув, Том снова осмотрелся, и ещё раз проник в сознание Грейнджер, мужественно справляясь с болью от странных хаотичных картинок. Ничего не разобрать. Риддл вынырнул из головы девушки, немного подождал и… ничего. Её сознание находилось на грани, и Риддл не был уверен, выживет ли она. Том сомневался, будут ли колдомедики в силах спасти девчонку, знал только, что сам ей ничем помочь не сможет, и от этого становилось немного грустно. Во-первых, это уязвляло самолюбие: знать ответы на все вопросы, конечно, нельзя, но Том к этому стремился, а препятствия лишь разочаровывали. А во-вторых… Он хотел разгадать эту загадку, но без мельчайших зацепок решить её никогда не удастся. Вытягивать что-то из Дамблдора — бесполезно, и рисковать только из-за теории, что он вдруг может что-то знать, просто глупо. Том никогда не поступал глупо. Все его действия и слова были тщательно обдуманы. Он не позволял себе таких поблажек, как превосходство эмоций и чувств над разумом, и это здорово ему помогало. Действовать необдуманно — последнее, что нужно делать в сложившейся ситуации.

Том осмотрел Грейнджер на наличие чего-то необъяснимого. Всё было в порядке, только от неё совсем немного тянуло Тёмной Магией, но даже это удивительным не казалось: то, что сейчас с ней происходит, вряд ли является последствием бытового заклинания.

Риддл поджал губы. Сделав всё возможное, он всё равно не мог позволить себе спокойно вернуться в койку и заснуть. Он ещё раз проник в сознание Гермионы, снова попытался уловить хоть одну картинку, хоть один образ, затем усилил действие заклинания, чувствуя, как в висках начинает тикать чаще и сильнее, но воспоминания… замедлялись! Совсем немного. Промелькнуло что-то похожее на мальчика в очках, кошку, Хогвартс. Ничего определённого. Ничего из того, что ему было нужно.

Сил уже не было.

Он чувствовал, что ещё немного — и сам будет лежать в таком же состоянии.

Злой и раздражённый головной болью и своей беспомощностью, Том вернулся в кровать, но всю ночь проворочался, как уж на сковородке, не в силах смириться с тем, что вопросов в его жизни стало почти в два раза больше, а ответов на них и вовсе не было.

А ранним утром Грейнджер забрали в Мунго.


Том не выспался, но не особо переживал по этому поводу; ему не впервой было чувствовать такую сильную усталость и сонливость. Он часто засиживался за книгами, за решением какой-нибудь трудной задачки, за написанием эссе, которое, если копнуть глубже, могло оказаться для него очень полезным. Поэтому, приведя себя в порядок, Риддл терпеливо дожидался мадам Помфри.

Дверь открылась, и в крыло вбежал рыжий студент Гриффиндора, на ходу поправлявший старую мантию.

— Гарри! — воскликнул он и метнулся к койке в другом конце крыла.

Названный Гарри поднялся на кровати, поправил бинты на руке и потянулся за круглыми очками. Выглядел он глупо, честно говоря, но Том мог поклясться, что где-то его уже видел… в воспоминаниях Грейнджер? Её друг?

— Рон? Ты рано, — Гарри нахмурился, но затем, обернувшись на забитую всевозможными сладостями и открытками тумбочку, мягко улыбнулся. — Что это?

Рон улыбнулся ему в ответ.

— От поклонников. Весь Гриффиндор с ума сходит, второй день обсуждают игру! Ты молодец, Гарри!

Мальчик счастливо заулыбался и поправил очки.

— Без вашей помощи ничего бы не получилось. Видел бы ты лицо Малфоя, когда подрезал его!

Парни захохотали, а Риддл едва заметно скривился: счастье неописуемое так радоваться из-за глупой и бесполезной игры. В мире есть куда более важные вещи, и квиддича в этом списке уж точно не было.

— Ты столько пропустил, Гарри. Гермиону Грейнджер забрали в Мунго, Невилл себе места не находит. А слизеринцев все стороной обходят, да и Паркинсон, похоже, нервничает.

Гарри наклонил голову, и Риддл, немного выглянув из-за ширмы, стал лучше вслушиваться в разговор.

— Думаешь, Паркинсон мстит?

Рон хмыкнул и сложил руки на груди.

— Помнишь, как Гермиона подвесила её вверх ногами? Все слизеринцы были в бешенстве.

— А Невилл? Он ничего не… — Гарри осёкся и посмотрел за спину Рона, прямо на Тома. — Эм… привет.

Том внимательно взглянул на Гарри, и тот, видимо, сразу же почувствовал себя неуютно: судорожно сглотнул и уставился на ширму.

— Здравствуй, — ответил ему Риддл и вежливо улыбнулся.

Рон, до этого сильно хмурясь и что-то долго обдумывая, вдруг охнул и широко распахнул глаза.

— Это ты тот ученик! — Рон повернулся к Гарри и начал махать руками, объясняя ему новость. — Гринграсс сказала Чжоу, а Чжоу — Падме, а Падма — Парвати, а Парвати сказала Лаванде, а Лаванда рассказала всем! В Слизерине те нетронутые вещи переместили на кровать! Хозяин появился… Откуда ты?

Риддл старался не показывать своего удивления. Нетронутые вещи? Его вещи стали местным артефактом? Интересно.

— Об охраняемом чемодане в Слизерине ходили разные слухи, — пояснил Гарри, по-своему расценив заминку Тома. — А теперь…

— Я Рон Уизли! — Рыжий подскочил и охотно протянул руку Тому, который, заслышав его фамилию, меньше всего желал трогать его руки. — Ты расскажешь нам?..

— Рональд Уизли! — высокий голос мадам Помфри заставил гриффиндорца подпрыгнуть на месте. — Разве вы не должны быть на занятиях?

Уизли потупил взгляд.

— Я всего на минутку забежал…

Помфри возмущённо подбоченилась, гневно взглянув на Рона.

— Покиньте Больничное крыло! Бедному мальчику необходим покой! Живее, живее, — Помфри вытолкала Рона за дверь, который на прощание помахал Гарри и Тому. — Мистер Риддл, как вы себя чувствуете?

Том обворожительно улыбнулся.

— Лучше всех, мадам.

Медсестра улыбнулась ему в ответ и облегчённо выдохнула, разглядывая его бледное красивое лицо. Том планировал немного расспросить её о Грейнджер, но затем подумал, что вряд ли она будет знать что-то новое. Оставалось только… ждать?

И стать на некоторое время местной знаменитостью.

Из этого можно извлечь свою выгоду. Очень большую выгоду. Возможно, Грейнджер действительно спасла ему жизнь? А Том вполне может начать свою миссию снова. Много ли изменилось в Хогвартсе за пятьдесят лет? Слизерин кишит чистокровными гордецами, направить их ненависть в нужное русло будет не очень трудно. Придётся сильно постараться, чтобы в полной мере восстановить Орден Вальпургиевых Рыцарей, и времени у него было гораздо меньше, чем в прошлый раз. Всего два курса. Но он справится; всегда ведь справлялся?

Гарри был скромным парнем. В отличие от Уизли, он не пялился на Тома во все глаза, а наоборот, казался смущённым. Стыдился панибратского отношения Уизли? Возможно.

Дверь в крыло, страшно скрипя, снова открылась.

Слизнорт ужасно располнел за последние пятьдесят лет. Три подбородка чинно тряслись при малейшем движении старого профессора, а сам Гораций, громко прокашлявшись, с умилением посмотрел на Тома, очевидно, очень счастливый его появлению.

Надо же, он до сих пор преподаёт в Хогвартсе.

— Том, мальчик мой, как я рад снова вас видеть! — Слизнорт похлопал Тома по спине, а затем посмотрел на Гарри. — Мистер Поттер, это мой лучший ученик! — Поттер пробормотал что-то невнятное и скупо улыбнулся. — Вернулся! Мне не хватало ваших ответов на лекциях, Том. Пойдёмте-пойдёмте, я обязан проводить вас в подземелья. Как я рад, Том, как я рад!..

Риддл поджал губы. Значит, профессора не собираются скрывать это перемещение во времени? Если не боятся визита Министерства, значит, Министерству всё известно. И, скорее всего, ещё в сорок третьем они предприняли все попытки найти Тома.

Возможно ли, что именно теперь начнётся кардинальная разработка заклинания, перемещающего во времени?

— Был рад знакомству, Гарри Поттер, — фраза Тома заставила Гарри посмотреть на него с удивлением и… настороженностью.

— Я тоже рад… Том Риддл.

Тому не нужны были враги в новом времени. Вообще ни одного.


Коридоры школы пустовали: все студенты, вероятно, были на занятиях. Слизнорт совсем не умолкал, беспрерывно рассказывая последние новости, которые казались Риддлу абсолютно бесполезными. Знает ли слизень что-нибудь о Грейнджер? Он должен был выведать всё, что знал Слизнорт.

— Профессор, — медленно начал Том, когда Слизнорт умолк, — я случайно услышал о странном происшествии с некой мисс Грейнджер. И очень заинтересовался с этим… Не каждый день учеников забирают в Мунго, — Слизнорт согласно закивал. — И я подумал… не связано ли это с моим появлением?

Профессор остановился и удивлённо взглянул на Тома.

— Что вы, Том! Я уверен, мисс Грейнджер всего лишь стала жертвой своего же неудачного эксперимента. Она очень любознательная девочка. Волноваться совершенно не о чем, уверен, колдомедики быстро поставят её на ноги.

Риддл сразу же согласился, но вид Слизнорта заставлял задуматься о том, верил ли сам профессор в сказанное: он часто моргал, нервно сжимая и разжимая кулаки. Жаль, но большего Тому из него вытянуть просто не получится.

— Ах да, Том, ещё один момент, — профессор повернулся к нему лицом. — Поскольку сейчас место старосты Слизерина и старосты школы занято, я буду вынужден… эм... то есть, так положено, Том…

Риддл всё понял. Снимая с мантии значок старосты и отдавая его в толстую руку зельевара, он старался не выглядеть злым и униженным.


Первое, что увидела Гермиона, открыв глаза, — лицо старого, но бодрого на вид старичка с длинными закрученными усами. И тут же зажмурилась, почувствовав резкую боль в голове.

— Мисс Грейнджер, кивните, если слышите и понимаете меня, — попросил старик бодрым, чуть ли не радостным голосом.

— Я слышу и понимаю, — процедила Гермиона, удивлённая его тоном. У неё сейчас мозги расплавятся, чего он радуется?

— Это прекрасно! Я ваш колдомедик, мистер Хопкинс. Ваша болезнь довольно необычная, Гермиона, и мы должны попытаться вылечить вас совместными усилиями. Если у нас ничего не получится, боюсь, придётся прибегнуть к заклинанию Забвения.

Гермиона дёрнулась. Он так шутит или специально запугивает её?

— Что я должна делать? — простонала она, хватаясь за волосы.

— Рад, что вы так быстро согласились. Это будет тяжело, мисс Грейнджер, тяжело морально. Вам нужно попытаться привести свои мысли в порядок. Я знаю, знаю, — забормотал колдомедик, встретив раздражённый взгляд Гермионы, — насколько это непросто, поэтому я вам помогу. Нужно только согласие.

— Мерлин, что угодно, только остановите это!

Гермиона прикусила губу, стараясь сконцентрироваться на словах мистера Хопкинса, а не на своей боли. Его она видела впервые. В воспоминаниях Гермионы из прошлого — или настоящего?! — колдомедика тоже не было. А сейчас… было больнее всего. Проносились самые ужасные воспоминания: смерть её друзей, очень близких друзей. Такое не приснится даже в кошмаре. Много крови, много мёртвых, много боли и отчаяния. Даже встреча с дементором не была такой… такой… разрушающей.

— Мисс Грейнджер, я намерен применить к вам легилименцию. Это единственный вариант, кроме Обливиэйта.

Гемриона подскочила и посмотрела на целителя Хопкинса испуганными глазами.

— Вы спятили! — закричала она. Гермиона бы никогда не позволила себе сорваться на крик по отношению к незнакомому человеку, который, к тому же, хотел ей помочь. Но ситуация была слишком нестандартной. — Я не позволю вам копаться в моей голове! — снова застонав, она пыталась взвесить: лучше забыть всё и сделать работу Гермионы напрасной или позволить ему увидеть кошмарное преступление, за которое можно попасть в Азкабан? — Сама справлюсь!

— Мисс Грейнджер, вы пролежали в таком состоянии целые сутки и не справились. Вы близки к разрушению психики, — спокойно пояснил мистер Хопкинс, словно каждый день успокаивал близких к психическому срыву пациентов. — Я квалифицированный специалист в области легилименции, и не имею права распространяться об увиденном… Даже если вы можете получить за это срок в Азкабане.

В Азкабане? Он что, уже применил к ней легилименцию? Или по лицу догадался?

— Обет, — зарычала Гермиона. — Мне нужен Непреложный Обет, что вы никогда и никому не расскажете!

Мистер Хопкинс глубоко вздохнул с таким выражением лица, словно уже устал от одинаковых пояснений.

А если так оно и есть?

— Мисс Грейнджер, для заключения Обета понадобится третий доброволец, которого в больнице Святого Мунго вы вряд ли найдёте. А времени у вас всё меньше. Вы выбираете Обливиэйт?

Мёртвый Гарри Поттер на руках Хагрида. Нет, только не Гарри, нет! Волдеморт не может вот так победить! Только не это! Только не Том…

Что же ты делаешь, Невилл?..

Где Фред? Почему Джордж стоит совсем один? Где Фред?!

Не надо плакать, миссис Уизли…

— Ладно! — закричала Гермиона, не сдерживая рыдания. — Ладно! Делайте! Делайте…

Слёзы Гермионы на секунду остановили мистера Хопкинса.

А затем стало легче. Присутствие колдомедика в сознании Гермионы не было таким неприятным, как ей думалось. Он плавно передвигался от одного воспоминания к другому, аккуратно замедляя их, отправляя в прошлое, и выстраивая их в хоть каком-то подобии порядка.

Становилось действительно легче. С каждой минутой поток ослабевал.

Гермиона не знала, сколько времени это заняло, но когда мистер Хопкинс покинул её сознание, за окном было темно. Она уставилась в темноту, обречённо опустив плечи.

Вот как всё закрутилось. Как всё было страшно. Она на сто процентов понимала мотивы Гермионы. Свои мотивы. Лучше она сядет за это в Азкабан, чем совсем прекратит борьбу.

— Надо сказать, мисс Грейнджер, — осторожно протянул мистер Хопкинс и, сняв очки, потёр переносицу, — я совсем не ожидал такого поворота. Это… восхитительно. Ювелирная работа. Вы… настоящая преступница. И спасительница.

— Вы обещали молчать, — строго отозвалась Гермиона.

— Я буду молчать. Всё ещё хотите заключить Обет?

Гермиона задумалась. Он видел всё. Стоило немедленно заключит Обет, чтобы никогда не переживать о произошедшем, или вовсе стереть ему память о своих воспоминаниях, но… его обещание, его помощь, да и весь его вид говорили о том, что он её не предаст.

«Что с тобой, Гермиона? Паранойя? Перестанешь доверять людям совсем? Считаешь, все такие же жестокие и хитрые, как… как…»

— Я верю вам, мистер Хопкинс, — выдохнула Гермиона, очень надеясь, что не совершает огромную ошибку. — Спасибо вам. Спасибо вам за всё.

— Позвольте дать вам совет, мисс Грейнджер, — попросил колдомедик, и Гермиона внимательно на него посмотрела. — Не отступайте от своего дела. Судя по всему, вам предстоит пройти через тяжёлые испытания. Но… оно того стоит. Поверьте, то, что я увидел там, — Хопкинс указал на лохматую голову Грейнджер, — не должно произойти снова. Я готов помочь вам, если моя помощь понадобится.

— Очень надеюсь, что не понадобится, — выпалила Гермиона, удивлённо косясь на Хопкинса. Разве он не должен отговаривать её от этой глупой затеи?

— Я понимаю. Итак, сейчас вы находитесь в стабильном состоянии и определённо чувствуете себя лучше. Ваша магия способна справиться с последствиями этого недуга, так что я не вижу никаких причин задерживать вас в Мунго, хотя, уверен, ваши преподаватели едва ли со мной согласятся. Боюсь, Мунго больше ничем не может вам помочь: никакие зелья и настойки не в силах что-либо исправить. Могу посоветовать вам только больше отдыха и немного Общеукрепляющего.

— Я не хочу оставаться в Мунго, — отчеканила Гермиона и зажмурилась. Стены больницы навевали тоску, а то, что сейчас происходило в Хогвартсе, не должно было остаться без её надзора. В Мунго ей станет только хуже.

— В таком случае, я провожу вас. Ваш декан ждёт.

Минерва МакГонагалл подскочила сразу же, как их увидела. В её глазах читалась неподдельная тревога и беспокойство, и Гермиона с трудом сдержала порыв обнять профессора. Как же давно она её не видела.

«Ты видела её вчера, Гермиона. Это я не встречалась с ней несколько лет».

Гермиона замерла на месте и огляделась. Кто-то издевается над ней?

«Я здесь. В твоей голове. Твоя магия создала в сознании отдельный сосуд для моих воспоминаний, чтобы тебе было легче выдержать столько информации».

Грейнджер судорожно сглотнула и улыбнулась декану, совершенно не слушая её болтовню.

Разве с Гарри происходило что-то похожее после получения воспоминаний Снейпа?

«Снейп не передал ему так много воспоминаний. Не беспокойся, Гермиона, вместе нам будет легче».

Будет легче? Возможно, она права. А может, Хопкинс опоздал, и у неё психическое нарушение? Раздвоение личности?

— Так что же произошло на самом деле, мисс Грейнджер? — поинтересовалась профессор МакГонагалл, заглядывая ей в глаза.

— Как я понял, мисс Грейнджер тренировалась в легилименции и окклюменции. Боюсь, что вам пока что стоит оставить эту затею.

Гермиона закивала, благодаря мистера Хопкинса за мгновенную, блестящую, правдоподобную ложь.

— Конечно. Огромное спасибо, целитель Хопкинс!

«Не переживай, Гермиона. Твоё сознание немного привыкнет к такому количеству информации, и тогда ты меня больше не услышишь».

Не услышишь? И куда она денется?

Гермиона позволила профессору МакГонагалл довести себя до камина; она изредка кивала, отвечая на какие-то вопросы, но декан к ней не цеплялась. Скорее всего, списала рассеянность на стресс и шок после пережитого.

«Никуда не денусь. Я — это ты, а ты — это я. Представь, что часть твоего сознания немного… персонифицировалась».

Отлично. Она разговаривает сама с собой. Гермиона грустно улыбнулась: свихнуться в семнадцать лет!.. Да уж, до такого ещё дойти надо…

И что же будет дальше?


Ни Дамблдор, ни МакГонагалл долго её не задерживали. Справились о самочувствии, попросили обращаться в случае рецидива и пожелали не болеть. Гермиона искренне улыбалась им, с радостью смотрела на живого, бодрого Дамблдора, и от души благодарила себя же, что решилась на такой поступок. Опасный, почти безумный поступок.

И этот поступок требовал дальнейших действий.

— Кажется, мистер Лонгботтом уже ждёт внизу. Сейчас довольно поздно, мистер Филч вряд ли поощрит прогулки в такое позднее время, даже если вы только что прибыли, — Дамблдор взял с тарелки лимонную дольку и немного покрутил её в руке. — Удивительная вещь время, а когда в него вмешиваются — опасная. Вы знаете правила, мисс Грейнджер. Вас не должны увидеть.

Профессор МакГонагалл удивлённо покосилась на Дамблдора, не совсем понимая смысл его странных слов. Зато Гермиона всё поняла. Поняла и застыла, как вкопанная.

Он уже говорил ей это на третьем курсе, когда Сириуса Блэка приговорили к поцелую дементора. Только сейчас Сириус Блэк жив. И он никогда не был в Азкабане.

Выходя из кабинета директора, Гермиона заметила, что на столе Дамблдора среди сущего хаоса поблёскивают осколки склянки, в которой были её воспоминания.

Возле горгульи стоял Невилл Лонгботтом, улыбался во весь рот и был просто рад снова видеть Гермиону. Невилл крепко обнял её, задавая миллион вопросов, и она обняла его в ответ, отвечая на них и искренне улыбаясь. Вот только слова директора продолжали настойчиво крутиться в голове.