"Свет, который не для тебя", Сириус Блэк|Лили Эванс, Drama, 275 слов

Если спросить любого, кто её когда-либо знал, об ассоциациях, которые она вызывала, то среди них неизменно прозвучало бы слово «тёплая». Дарящая уют, заботу. Согревающая сердце одним своим присутствием, успокаивающая одним прикосновением или словом. Она ассоциировалась с ярким светом огня, горящего в камине с тихим потрескиванием. Со светом, приносящим тепло даже в самую холодную душу, растапливающим лёд отчуждения. Со светом не направляющим, но дарящим жизнь. И в то же время со светом защищающим, отгоняющим кошмары.

Лили Эванс была светом для Сириуса Блэка: улыбающаяся, серьёзная, самая обычная Лили. Лили, покусывающая кончик пера. Только проснувшаяся, чуть взъерошенная и сонная. Подрезающая ветки жгучей антеннице на Травологии. Сосредоточенно измельчающая ингредиенты на Зельеварении. Любая Лили.

Сириус мог наблюдать за ней бесконечно, ему хотелось постоянно находиться рядом — держать за руку, обнимать, пропускать сквозь пальцы длинные волосы, наверняка очень мягкие на ощупь. Он мог слушать голос Лили часами, и было абсолютно неважно, о чём именно она говорила: объясняла пройденный материал, разговаривала с кем-нибудь или отчитывала его — Сириуса — за поведение, неподобающее гриффиндорцам.

Редкие минуты, проведённые наедине, случайные и мимолётные прикосновения ценились Сириусом на вес золота. Он запоминал это, впитывал в себя, чтобы потом вспоминать и думать о том, что было бы, если...

Если бы Лили обратила на него внимание. Если бы не относилась как к неугомонному мальчишке, источнику её же головной боли (хоть он и был наравне с друзьями).

Если бы Джеймс любил какую-то другую девушку.

Лили была для Сириуса всем: светом, солнцем, воздухом. Надеждой.

Щурящаяся на солнце, смеющаяся, обнимающая своих подруг. Сосредоточенно читающая учебник. Пишущая длинное эссе на очередную занудную тему по Истории Магии. Лили, чьи волосы золотятся в солнечных лучах. Милая, добрая и самая красивая Лили.

Любая Лили. Но только не его.


"Свободный", Сириус Блэк, Angst, 250 слов

Сильный ветер почти сбивает ослабевшего Сириуса с ног. Он оскальзывается на мокрых камнях и вздрагивает от холода, но ни на миг не перестаёт радоваться свободе, которая сейчас близка как никогда и в то же время так бесконечно далека.

Сириус останавливается на самом краю берега, дальше простирается лишь кажущееся бесконечным море. Ледяные брызги летят Сириусу в лицо, попадают в глаза, заставляя смаргивать невольно выступающие слёзы. Этим вечером море беспокойно, Сириус скользит по нему взглядом, отмечая, что у него на душе творится нечто подобное. Тёмная гладь прорезается высокими волнами, разбивающимися о камни у ног Сириуса, жадно облизывающими их и стремящимися утащить его за собой, в глубину.

Тюремная камера видится безопасной и родной по сравнению с затаившейся стихией, которая, кажется, только и ждёт, чтобы напасть исподтишка, сломать и сожрать. Сириус медлит, замерев в нерешительности. Позади — двенадцать лет Азкабана, безысходность и почти смирение со своей судьбой. Впереди — свобода, жизнь без гнетущей серости этих стен и Гарри.

По сравнению с ледяным ветром вода кажется тёплой, когда Сириус с головой ныряет, не думая больше ни о чём. Бок обжигает резкая боль: дно оказывается слишком неровным, и он задевает камни. Но времени об этом думать нет: если Сириус повернёт назад сейчас, второй попытки может и не быть. Сейчас поставлено на кон всё: его жизнь и его будущее. Его свобода. И его Гарри, которого он просто должен защитить. Должен в первую очередь самому себе.

Сириус бросает прощальный взгляд на каменистый берег, на высокие прочные стены Азкабана, на тлеющие во мраке огни и устремляется вперёд — в темноту и холод.


"От заботы иногда можно сдохнуть", Сириус Блэк, Молли Уизли, Slice of life, 281 слово

Сириусу кажется, что он взвоет — как самый настоящий пёс, — если Молли Уизли ещё раз заикнётся про его худобу. Или про образ жизни. Или про питание. Или... Впрочем, этот список можно продолжать до бесконечности.

Сириус не идеален, но вряд ли несостоятелен до такой степени, что на каждый его сделанный шаг нужно выдавать столько наставлений. Есть нужно то, что приготовила Молли, а не перекусывать на ходу холодным куском мяса, стянутым из-под чар Стазиса. И спать нужно ложиться вместе со всеми, а не бродить по дому практически до рассвета, шаркая тапками — прямо как Кричер — и мешая спать.

Молли утверждает, что у него депрессия от постоянного сидения дома, и Сириус с этим даже не спорит — понимает, что бесполезней занятия не найти. Иногда он даже прогибается под все эти уговоры и смиренно кивает, поглощая суп, второе, запивая всё это тыквенным соком... Но на самом деле ему хочется убежать и оказаться как можно дальше от всего этого. И съесть стейк с кровью.

Когда он жалуется на Молли Ремусу, тот лишь смотрит на него с недоумением, а потом, хмыкнув, треплет по плечу и говорит:

— Это называется заботой, дружище.

Сириус закатывает глаза и выразительно проводит пальцем по шее. А вечером снова препирается с Молли из-за того, что пропустил ужин. Сириус и сам не понимает зачем идёт наперекор, ведь гораздо проще и полезнее — для него самого в первую очередь — согласиться с ней. Но он не хочет выглядеть слабаком в глазах Гарри и его друзей: пусть знают, что Сириус Блэк так просто от своих принципов не отступается! Даже если они ему самому уже начинают казаться дурацкими.

Когда ночью Сириус спускается на кухню — предварительно сняв тапки, чтобы не шаркать, — на столе под чарами Стазиса его ждёт стейк. С кровью — как он любит.


"Минерва", Сириус Блэк|Минерва МакГонагалл, Drama, 267 слов

Сириус для Минервы — просто один из многих, даже близко не стоящий рядом с любимчиками, которых она не выделяет из всех учеников.

Минерва для Сириуса — эталон мудрой женщины. Он восхищается ею, её знаниями, тем, как она держит себя, как с лёгкостью управляется с несносными школьниками — и с ним самим, — ставя их на место.

Наверное, этому чувству можно дать какое-нибудь определение, но Сириусу страшно: ему кажется, что стоит повесить какой-то определённый ярлык, как пропадёт что-то неуловимое. Что-то, что делает это чувство особенным.

Может быть, именно поэтому Сириусу не хочется хотя бы украдкой прикоснуться к ней — дотронуться хотя бы кончиками пальцев, проходя мимо в толпе. Он боится разрушить сдерживающие его барьеры.

И именно поэтому Сириус в совершенно спонтанном порыве целует Минерву, слегка мазнув губами по её губам, — проверить, узнать, что будет.

— Мистер Блэк! — голос Минервы звенит, оглушая. — Что вы себе позволяете?

И Сириус замирает в шоке от собственной наглости, а потом разворачивается и выбегает из класса — им обоим не нужны проблемы от его несдержанного поступка.

Может быть, Сириусу показалось в неровном свете свечей — или же это было его собственное воображение? — но на щеках Минервы был самый настоящий румянец.

Минерва никогда не вспоминала об этом случае: ни после того, как Сириус закончил Хогвартс, ни во время того, как они вместе работали в Ордене, ни после суда, когда Сириуса приговорили к пожизненному сроку в Азкабане. Даже тогда, когда Сириус оттуда вернулся и стал жить в доме на площади Гриммо, она молчала.

Падая в Арку, Сириус думает о том, что он ведь мог подойти и спросить. И сказать. Признаться. Просто поговорить или даже посмеяться над тем, что было.

Но он этого не сделал.


"Нет пути обратно", Сириус Блэк, Фред Уизли, Mysticism, 471 слово

Фред бредёт в полной темноте. Не то чтобы здесь вообще была дорога или что-то похожее. Он ощущает нечто твёрдое под ногами и может дышать — этого вполне хватает.

Посмертие странная штука. После шума битвы здесь слишком спокойно и пугающе тихо — Фред не слышит даже звука собственных шагов. Нет никакого подобия коридора со светом в конце или чертей со сковородками. Конечно это всё выдумки, но Фред ожидал увидеть что-нибудь кроме... ничего.

Он не помнит, как умер. Не помнит ощущений от смерти или боли. Просто только что он был, а теперь его будто нет: он находится в успокаивающей пустоте и куда-то идёт. Было бы чуть проще и легче, будь рядом с ним Джордж, но... Фред не желает такой судьбы брату. Пусть тот будет счастлив там, пусть останется жив. Фред надеется, что война всё-таки когда-нибудь закончится победой Светлой стороны и все дорогие ему люди останутся живы.

Ноги в чём-то вязнут, и идти с каждым шагом становится всё труднее. Фред не может понять, что останавливает его, но страха нет, а значит — нет причин для беспокойства. Второй раз он всё равно не может умереть. Хотя кто знает, кто знает...

Когда его плеча касается прохладная рука, Фред вздрагивает и оборачивается.

— Сириус? — его голос дрожит — то ли страха, то ли от того, что он уже не ожидал увидет тут хоть кого-нибудь.

Сириус не похож на самого себя — бледная истончившаяся тень, — но он и не призрак. В противном случае Фред обязательно увидел бы его до того, как... как умер сам.

У Фреда мелькает мысль, что, может быть, он всё-таки не умер? Ведь Сириус упал в Арку, а никто не говорил, что она убивает? Он уже хочет спросить, обнадёжить себя этой новостью. Обрадоваться тому, что снова увидит близких.

— Нет пути обратно, — выдыхает Сириус и сжимает плечо Фреда в попытке приободрить — во всяком случае, жест похож именно на это.

Тот поднимает взгляд и кивает. «Теперь мы можем двигаться только вперёд», — хочет сказать Фред, но слова застревают в горле.

Сириус находится здесь много дольше, чем сам Фред. Два года — достаточно долгий срок, но кто знает, как тянется время в посмертии. Вдруг время тут ничего не значит, и пара часов — минут, секунд? — что здесь находится Фред, приравниваются к нескольким годам?

Фред молча идёт за Сириусом, не задавая никаких вопросов — всё и так уже понятно. Вокруг по-прежнему темно, но он с лёгкостью видит Сириуса, хотя тот вовсе не светится. Фред не знает, как долго они уже идут, не знает пункта назначения и не уверен, есть ли он вообще...

Когда лица Фреда касается прохладная лёгкая ткань, он вздрагивает, и заслоняется от неё рукой. Сириус стоит совсем рядом. Кажется, он сказал: «Не бойся», — но Фред не уверен. Кажется, он сказал: «Смотри», — и показал рукой куда-то вперёд.

Фред отодвигает тихо шелестящую ткань и вглядывается в темноту.

Там, изредка прорезая мрак, мелькают сотни людей и мест: Отдел Тайн, Министерство Магии, Косой переулок...

— Нора, — шепчет Фред.

Картинка перед глазами меняется.