— Нарцисса, там снова нецелуйник поет, пойдем скорее! — влетела в гостиную разгоряченная Саннайва Блишвик и, пританцовывая от нетерпения, остановилась перед Нарциссой Блэк: — Там нецелуйник! И он опять поет!
Нарцисса медленно отложила книгу:
— Он уже несколько дней вертится вокруг нашей школы. И он не поет, а издает отвратительные звуки.
Саннайва ничуть не смутилась:
— Но это же нецелуйник! Пойдем, а то он улетит, и, может, мы никогда в жизни его больше не услышим. Ты же знаешь, какие они редкие.
Пивз, школьное приведение, кривлялся позади нее, передразнивая. Впрочем, ему было далеко до того, как насмехалась над Нарциссой птица-нецелуйник.
— Нарцисса, ну пойдем же! — Саннайва наклонилась и доверительным шепотом сообщила: — Там Реджинальд Трэверс... А что если он меня поцелует? Но одна я к нему не подойду, я же умру на месте со стыда!
Реджинальду давно нравилась Саннайва, да и Саннайве — Реджинальд, а первый поцелуй под смех нецелуйника — к счастливой любви. И если нецелуйник прекратит хохотать во время чьего-то поцелуя, то влюбленных ждет счастливый брак. Так, по крайней мере, уверяли легенды, в которые верили почти все. Нарцисса не верила, но Саннайва уже тянула ее за руку к выходу:
— Пошли скорее, вдруг он перестанет петь?
Нецелуйник безудержно смеялся, пока Саннайва крутилась вокруг смущенного и бездействующего Реджинальда Трэверса. «Ох уж эти мальчишки», — вздохнула про себя Нарцисса.
— Слышишь, нецелуйник поет? — обратился к ней кто-то из сокурсников.
— Конечно слышу, — дернула плечом Нарцисса. — Только глухой не услышит.
— Правда, необычные у него крики? — подхватил другой.
— Не знаю, — холодно отрезала Нарцисса. Нецелуйник особенно ехидно захихикал.
— А я раз около дома такого слыхал, — вмешался третий мальчик.
Нарцисса с досадой покосилась на него:
— Подумаешь, невидаль. У моих тетки с дядей нецелуйник вообще годами жил.
Мальчишки, как по команде, заулыбались:
— И что, им приходилось постоянно целоваться?
Рядом остановились парень с девушкой, старшекурсники, и, под смех нецелуйника, исполнили старую традицию. Потом подтянулись еще парочки.
— Так они целовались? — не отставали сокурсники Нарциссы, и она рассердилась:
— Да что вы ко мне привязались?
— Вредная Блэк! — раздалось вслед, а потом еще много неприятных эпитетов, но Нарцисса гордо шла, высоко держа голову, словно бы не слышала ни насмешек мальчишек, ни нецелуйника. И только раз споткнулась — когда прямо перед ней оказался Люциус Малфой с какой-то девицей, неприлично повисшей на нем.
«Целуй его, целуй, завтра он о тебе и не вспомнит», — злорадно подумала Нарцисса, огибая их.
— Ух-ха-ха-ха! — насмехался нецелуйник. — Их-хи-хи-хи!
«Я все же запущу в тебя проклятием», — пообещала птице Нарцисса. Саннайва, догнав ее, огорченно говорила что-то о нерешительном Трэверсе, а Нарцисса кивала, но сама думала о той девице, с которой Люциус Малфой целовался под птичий хохот.
Настырный нецелуйник всю неделю так и вился около Нарциссы. На уроках она садилась подальше от окон, после — пряталась в библиотеке, и радовалась, что спальни Слизерина расположены в подземельях. Она изнервничалась и плохо спала ночами, а птица продолжала смеяться над ней. А на выходные нецелуйник совсем разошелся: пел так громко, что удивлялись даже преподаватели.
— Ты должна это увидеть! — в вечер пятницы снова завелась Саннайва. — Во дворе творится просто сумасшествие, все целуются... И, угадай, какая у меня новость?
— Трэверс тебя поцеловал? — равнодушно предположила Нарцисса.
Саннайва кивнула, и еще раз, и еще:
— Да-да-да! Ах, Нарцисса, я так счастлива!
— Поздравляю, — Нарцисса резко поднялась: — Я пойду, почитаю где-нибудь, где потише.
Саннайва, конечно, обиделась, но у Нарциссы на душе было так плохо, что ей доставило удовольствие задеть подругу. Выбирая самые глухие, без окон, коридоры Хогвартса, она добралась до смутно знакомой башни — окно там было только на самом верху, узкое и маленькое.
— И что ты здесь потеряла? — преградил Нарциссе дорогу хмурый Люциус Малфой. — Тут занято.
Нарцисса замерла, глупо указывая ему на удерживаемую подмышкой книгу.
— Или тоже от нецелуйника прячешься? — внезапно понимающе усмехнулся Люциус. — Тоже достали все со своими поцелуями?
— Я... Да, — от растерянности согласилась Нарцисса.
— И меня, — на удивление разоткровенничался Малфой. — Эти дуры-девчонки проходу не дают. Надоели.
Нарцисса так и топталась у порога, и он сделал приглашающий жест рукой:
— Добро пожаловать в убежище. Здесь эта птица нас не найдет. Только, предупреждаю, не будешь сидеть тихо — выгоню.
Нарцисса молча кивнула и, примостившись с ним рядом на укрытой его мантией скамье, раскрыла книгу и какое-то время невидяще разглядывала строчки, время от времени переворачивая страницы. Люциус тоже уткнулся в учебник, что-то выписывая на пергамент крупным, с завитушками, почерком.
— Чушь какая-то, — нарушил он сам же тишину. — Ответов на половину заданий нет в учебнике! Откуда мне знать, сколько листочков бывает у первого ростка горечавки, если в книгах этого нет?!
— На втором курсе выращивают горечавку, — тихо напомнила ему Нарцисса. — Ну... По крайней мере, мы выращивали, — захлопала она длинными ресницами, с трудом выдерживая пристальный взгляд его серых глаз.
— Можно подумать, я должен помнить, что там выращивают на втором курсе, — хмыкнул Люциус.
Нарцисса улыбнулась краешком губ:
— Три. У ростка горечавки три первых листика. И самый длинный подходит в зелье от сглаза.
Люциус склонил голову набок — точь-в-точь, как нецелуйник:
— Ты уверена?
— Абсолютно, — слегка оскорбленно его недоверием ответила Нарцисса, снова возвращаясь к своей книге.
Люциус подсел поближе:
— Слушай, Блэк, а ты что, хорошо разбираешься в Травоведении?
Нарцисса пожала плечами, без ложной скромности:
— Лучше всех на курсе.
— Правда? — голос Люциуса стал мягким, бархатным: — А ты не можешь взглянуть еще на парочку заданий? А то я в этих травках вечно путаюсь.
— Хорошо, — она вздрогнула, когда Люциус довольно бесцеремонно отвел прядь ее волос, закрывшую строчки учебника.
— Вот, четвертое, седьмое... И еще пятнадцатое. И девятое тоже, пожалуй... А может, ты все проверишь?
Нарцисса рассмеялась.
— Что? — с деланным удивление спросил Люциус, тоже посмеиваясь и подмигивая ей.
Она покачала головой и с усердием принялась вписывать недостающие ответы и править уже решенное Люциусом.
— Вот, теперь правильно, — Нарцисса подняла голову и случайно коснулась щекой его губ: — Ой, извини...
Люциус и не думал отодвигаться:
— А ведь ты очень красивая.
— Не надо... — она хотела объяснить ему, что на нее не действуют его приемы, рассчитанные на «девиц на один день», как Нарцисса их мысленно называла.
— Не надо чего? — губы Люциуса оказались совсем рядом, а Нарцисса поняла, что приемы все же действуют.
— Ух-ха-ха-ха! — раздалось сверху, и в окошко под крышей протиснулась белая птица с несколькими черными перьями на груди. — Ух-хи-хи-хи!
Люциус Малфой в ту же секунду запустил в нее огненный шар.
— Ух-ха! Ух-хи! — всполошенно заметалась едва увернувшаяся птица, и Нарцисса еле успела перехватить занесенную для второго броска руку Люциуса:
— Не надо! Она не виновата...
Птица вторила ей громким смехом, который усиливаелся эхом в башне. Люциус Малфой снисходительно бросил:
— Все вы, девчонки, слишком жалостливые.
Нарцисса молчала, только взгляд стал просительным, и он опустил руку:
— Ладно, — и нахмурился: — Странно это, такое ощущение, что она меня преследует.
Нарцисса, помедлив, призналась:
— Не тебя. Меня... Это же неправда, что нецелуйники прилетают, чтобы скрепить узы любви. Они... Они прилетают к тем, у кого любовь — безответная. И высмеивают глупость влюбленного... или влюбленной. Поэтому его еще называют «Птица-высмеивающая-несчастную-любовь».
Люциус скептически прищурился:
— Тогда вокруг Хогвартса их бы стаи кружились.
— Она прилетает не ко всем, — объяснила Нарцисса, а птица спикировала ей на плечо и принялась, как ни в чем не бывало, чистить перья.
Люциус потрясенно отступил:
— Чего это она? Как ручная.
— Не знаю, — не менее удивленно прошептала Нарцисса, замерев. — Тот нецелуйник, который жил в саду у тети Вальбурги и дяди Ориона, так себя не вел.
— Ух-ха-ха! — прямо в ухо крикнула ей птица, взлетела под потолок, протиснулась в проем окна и захохотала уже оттуда: — Ух-хи-хи!
— То есть, ты безответно влюблена? — подытожил Люциус. — И кто же тот идиот, которому ты не нравишься?
Нарцисса нервно хихикнула, пряча глаза:
— Он... Он просто... просто «идиот».
Нецелуйник засмеялся вместе с ней и над ней. Люциус задумчиво сделал круг по башне, и остановился перед Нарциссой:
— Слушай, с этим надо что-то делать. А что, этот твой, он совсем к тебе равнодушен? Нет, правда? Действительно идиот... Тогда тебе надо привлечь его внимание и заставить ревновать, — глаза Люциуса загорелись азартом: — Так и быть, я беру это дело в свои руки. Завтра ты наденешь самое лучшее свое платье, волосы причешешь красиво — ну как там вы, девчонки, умеете. И прочие женские штучки используешь...
Нарцисса только хлопала ресницами. Люциус хитро улыбнулся:
— И мы с тобой пойдем в Хогсмид... Пусть тогда этот твой «равнодушный» попробует тебя не заметить! Вот увидишь, он заревнует так, что мигом забудет о своем равнодушии!
— Не думаю, что... — пролепетала было Нарцисса, но нецелуйник перебил ее хохотом, а Люциус картинно зажал уши:
— Я не слышу твоих возражений, Блэк! Завтра мы с тобой отправляемся в Хогсмид, и точка. А теперь пошли отсюда: от этих птичьих воплей у меня начинается мигрень.
По дороге Люциус рассказал о забавном происшествии на уроке, а Нарцисса тоже вспомнила что-то веселое, так что их смех заглушил негодующие крики «птицы-высмеивающей-несчастную-любовь».
Через несколько дней нецелуйник улетел из Хогвартса.