— Ну, так что, тебе нравится? — протянула Пэнси, обиженно глядя на подругу.
Гермиона стояла в центре уютной гостиной, задумчиво накручивая на палец локон, выбившийся из причёски. В этом загородном коттедже она, одетая в офисный костюм, выглядела нелепой расфуфыренной чужестранкой. Взгляд её скользнул по деревянным панелям на стенах и остановился на открытом окне.
— Да, да... Замечательно, — пробормотала она, по-видимому, очарованная нежными трепещущими занавесками из белого батиста. — Мне нравится.
Пэнси недовольно вздохнула. Отсутствие энтузиазма у подруги беспокоило её больше, чем она желала признавать. Будучи самым опытным агентом по недвижимости в своих кругах, мисс Паркинсон гордилась тем, что всегда угадывала потребности клиентов.
— Здесь ещё сад есть с видом на соседний виноградник...
— Отлично, — с рассеянным кивком прервала её Гермиона, по-прежнему уставившись в окно.
Невооруженным глазом было видно, что мысли её витали где-то далеко отсюда, а сама она не слышала ни единого слова из сказанного.
Пэнси поджала губы и, слегка повысив голос, добавила:
— ...и пруд с двумя осьминогами. Тебе придется кормить их свежей курятиной каждое утро.
— Это просто фантастика, — Гермиона снова задумчиво кивнула.
Пэнси ещё раз удручённо вздохнула. Она понимала причины этой рассеянности, но видеть подругу в таком поникшем состоянии было уже не под силу. Конечно, вылечить разбитое сердце — задача сложная, уж Пэнси Паркинсон знала об этом не понаслышке. Но, как и все вокруг, она ожидала, что Гермиона придёт в себя достаточно легко и быстро. В конце концов, она не какая-то обычная ведьма, а героиня войны, видный политический деятель, чьи умелые кампании только что сделали из Кингсли Бруствера нового министра. Увы, в делах сердечных Гермиона Грейнджер была такой же беззащитной, как и остальные женщины, поэтому выздоровление затянулось.
Подойдя ближе, Пэнси ободряюще приобняла подругу.
— Пойдем, солнышко. Завязывай с этим.
Гермиона моргнула, и лёгкая виноватая улыбка осветила её лицо.
— Извини, Пэнс, — сказала она. — Мой здравый смысл покинул меня.
— И мне известно, куда он отправился, — мисс Паркинсон сочувственно улыбнулась. — Все закончилось, милая. Ты приняла решение и должна придерживаться его, а значит, настало время забыть об этом негодяе. Он больше не твоя забота.
Гермиона шмыгнула носом и села на скамью у окна.
— Да, я знаю. Но это так сложно.
Её пальцы вновь схватили выпавший локон и нервно его затеребили.
— Честно говоря, не знаю, как мне быть дальше. Что если я никогда его не забуду? Если не смогу полюбить никого другого? Он ведь такой необыкновенный!
— Ну да, — согласилась Пэнси, присаживаясь рядом с подругой. — Совершенно необыкновенный женатый мерзавец, который вовсю попользовался тобой.
Гермиона замотала головой.
— Перестань. Он не использовал меня. Я уже давно не невинная маленькая девочка и точно знала, что делала. Я хотела его и виновата в этой ситуации не меньше.
— Не мели ерунды! Он почти на двадцать лет старше тебя. И опытней, — парировала Пэнси, раздражённо фыркая. — Но теперь уже всё равно. С Кингсли покончено. Ты приехала сюда, чтобы отпустить ситуацию, забыть старого негодяя и восстановить душевное равновесие. А теперь, пожалуйста, если не хочешь ранить моё самолюбие, скажи, что этот дом тебе нравится.
Гермиона обернулась, теперь обращая особое внимание на каждую мелочь. На этот раз Пэнси превзошла саму себя. Коттедж был действительно драгоценной жемчужиной. Мейплвудские панели излучали особое мерцающее тепло, которого Гермионе так не хватало последнее время, и она уже чувствовала его успокаивающее действие. Правильно расположенные окна наполняли комнаты светом и воздухом, а деревенская мебель идеально вписалась в интерьер первого этажа.
— Он великолепен, — призналась Гермиона. — Серьезно! Мне всё здесь нравится. Абсолютно всё! Деревянные панели, мебель, атмосфера.
Вдохнув полной грудью, она закрыла глаза и прошептала:
— Здесь так спокойно.
Пэнси усмехнулась, не в силах скрыть самодовольства.
— Ещё бы.
Она вскочила со скамьи, потянув Гермиону за собой вверх по узкой лесенке, и воскликнула:
— Пойдём, я покажу тебе всё остальное.
Продемонстрировав четыре комнаты верхнего этажа, Пэнси вытащила подругу из дома.
Обнесённый забором сад встретил их радостным жужжанием пчёл и буйным цветением полевых цветов, ирисов, сирени и колосьев лаванды, наполняющих воздух густым пьянящим ароматом. Недалеко от задней двери, посреди отсыпанной гравием площадки, стоял круглый каменный стол, окружённый шестью садовыми стульями из тикового дерева. Оттуда Гермиона могла видеть узкую тропинку, ведущую к слегка покосившейся старой калитке, за которой на сотнях гектаров простирались виноградные плантации. Лёгкий ветерок играл с новой листвой, а от тёплой земли поднимался густой туман, постепенно обволакивающий холмы душистым коконом. Медленно, но верно спокойствие наполняло Гермиону. Она никогда прежде не видела виноградники воочию, и от открывшегося вида у неё перехватило дыхание.
Честно говоря, до сегодняшнего дня совершенно не было уверенности, что ей хватит сил довести свой план до конца. Нелегко менять жизнь столь кардинально. В тридцать пять лет, вместо того, чтобы быть на вершине карьеры, она смогла добиться идеального беспорядка во всём. Несмотря на утверждения верной подруги, Гермиона знала, что сама виновата в случившемся. Она позволила себе смешать работу и удовольствие. Это была ужасная глупость с её стороны и пренебрежение всеми правилами, которые сама же себе и установила когда-то. Гермиона Грейнджер влюбилась в женатого мужчину, который был (и, кстати, официально оставался до сих пор) её начальником. Трудно испортить всё более серьёзно, чем это удалось ей.
Слава богу, у неё хватило здравого смысла остановить безумие, прежде чем завязавшиеся отношения навредили им обоим. Ведь в Министерстве рано или поздно любая тайна становилась явью. После выборов Гермиона решила, что для неё будет лучше исчезнуть с глаз общественности.
Готовность (и даже желание) министра отпустить её стала неприятной неожиданностью и заставила пролить немало слез. Тем не менее она простила Кингсли. Его мотивы были понятны – он стал новым Главой магического мира и не мог позволить скомпрометировать себя. Гермиона сама не хотела навредить его карьере, потому и ушла.
В любом случае, наступила пора сменить обстановку. Временно или постоянно — она пока не знала. Хватит ли сил оставить позади прошлую жизнь, карьеру, друзей, бывшую любовь? Пока ответов на все эти вопросы у неё не было. Но когда Гермиона вдохнула ароматный деревенский воздух и оглядела холмы, сплошь покрытые виноградными лозами, ей стало казаться, что, возможно, она достаточно сильна для такого решительного шага.
— Здорово, правда? — Пэнси устроилась за столом и вытащила из сумочки две сигареты. Прикурив одну, другую она протянула подруге. — Закуришь?
— Не искушай меня. Ты же знаешь, я бросила, — запротестовала Гермиона, опускаясь в ближайшее кресло.
— Расслабься. Начнёшь новую правильную жизнь с завтрашнего дня. Ничего не случится, если сегодня ты выкуришь одну, — уговаривала Пэнси. — Здесь такая расслабляющая атмосфера. Знаешь, я даже чуть-чуть завидую тебе. Хотела бы я забросить все дела и жить с тобой в этой деревушке.
— Оставайся, — предложила Гермиона, хотя прекрасно знала, что Пэнси никогда на такое не согласится. Она была далека от деревенской жизни.
— Не-а, не могу бросить клиентов на произвол судьбы. Я должна жертвовать собой во имя человечества.
Гермиона фыркнула:
— Ну ещё бы!
Она закурила, но, выпустив облачко дыма, тут же уничтожила его заклинанием. Слишком глупо было курить в этом райском месте, поэтому она довольствовалась тем, что стала наблюдать, как полуденное солнце ласкает яркую весеннюю зелень.
Гермиона попыталась вспомнить, как давно последний раз выбиралась из Лондона просто так, ради удовольствия. По всему получалось, что… никогда. А ведь она любила природу, что же изменилось? Понятно, что: за последние десять лет карьера поглотила её целиком, а роман с Кингсли сделал всё ещё более напряжённым и сложным.
Толстый шмель жужжал поблизости, напоминая Гермионе о детстве. Она улыбнулась и глубоко вдохнула. Кажется, уже давным-давно она не была настолько в мире с собой и окружающей действительностью. Наблюдая за пчёлами, целеустремлённо летающими от цветка к цветку, Гермиона вдруг поняла, что каким-то образом растеряла за прошедшие годы свою истинную сущность и ориентиры. Ей действительно нужен этот перерыв и не только для того, чтобы вылечить разбитое сердце. Необходимо найти и заново собрать себя по кусочкам.
«Точно. Настало время разобраться в моих приоритетах», — подумала Гермиона и сказала:
— Спасибо, Пэнс. Не знаю, как тебе это удаётся, но ты лучший агент по недвижимости. Тебе нет равных. Я чувствую себя здесь как дома.
Пэнси усмехнулась.
— Прошло ещё слишком мало времени, чтобы говорить об этом уверенно. Я хорошо знаю тебя, милая, и не думаю, что ты сможешь продержаться вдалеке от Министерства достаточно долго. А уж они точно прибегут на поклон совсем скоро. Хотя, с другой стороны, тебе надо вылечить разбитое сердце, а это место для подобной цели подходит идеально, — она погасила сигарету и встала. — Мне пора идти. В шесть у меня встреча с клиентом. Вечером пришлю тебе готовые документы на дом. Ах, да… Тут совсем недалеко есть очень милый посёлок. Ты обязательно должна сходить туда как-нибудь. А вон там, — Пэнси махнула рукой в сторону холма, на котором стоял большой дом, — отличная винодельня.
Что-то в голосе подруги насторожило Гермиону и, недоверчиво прищурив глаза, она спросила:
— Винодельня? Чья она?
Пэнси пожала плечами.
— Волшебника… Одинокого волшебника, если уж быть совсем точной.
— Одинокого волшебника? — Гермиона вопросительно выгнула бровь. — Пэнс, что ты затеяла?
— Не заморачивайся, — Пэнси одарила её белозубой улыбкой. — Я всегда что-нибудь затеваю. Это приходит с опытом, дорогая.
Глаза подруги сверкнули, как у заядлой сплетницы, и это очень не понравилось Гермионе. Она осторожно пробормотала:
— Пэнси? Кто он? Я его знаю? Пожалуйста, не говори мне, что ты снова пытаешься меня сосватать.
— Да успокойся ты. Я здесь совершенно ни при чём. Я же не виновата, что твой коттедж находится по соседству с винодельней Теодора Нотта.
Пэнси подхватила сумочку.
— Прости, дорогая. Поболтала бы с тобой ещё, но я действительно уже опаздываю.
Она быстро поправила одежду и с тихим хлопком аппарировала в неизвестном направлении.
«Мерлин, помоги мне», — подумала Гермиона, настороженно разглядывая дом на холме.
Теодор Нотт был миролюбивым человеком... По большей части. Правда, в значительной мере ему помогало то, что с посторонними он встречался только в случае крайней необходимости.
Тео рано научился быть самодостаточным. Потеряв мать в возрасте четырёх лет, он рос на попечении отца, чьи угрюмые капризы и плохое настроение на корню убивали любую привязанность.
Позже, в Хогвартсе, Теодор сумел приобрести несколько надежных друзей, хотя по-прежнему был не слишком-то общителен. Даже на его свадьбе с Дафной со стороны жениха присутствовали только три гостя: Драко, Пэнси и Блейз.
Однако всё резко поменялось, когда Нотту предложили должность в Министерском отделе международных связей. Общение с нужными людьми стало его работой, и он варился в этом котле с утра до ночи, порой забывая про жену и старых друзей. Карьера ничего не оставила от прежнего Тео. Она поглотила его с головой. Со всеми его потрохами. Временами Теодор был настолько опьянён чувством собственной важности, что ему казалось, именно такая жизнь была единственно возможной и правильной, а всё остальное второстепенно.
Находясь под этим впечатлением, однажды Тео совершил непростительную глупость. Он оставил беременную жену, у которой был уже очень большой срок, и не родившуюся дочь одних и уехал в Вену ради важной деловой встречи. В тот роковой день Тео потерял их обеих. Преждевременные роды и последовавшие осложнения лишили его самого дорогого. Он даже не успел попрощаться… Это был удар под дых. Судьба преподала ему тяжёлый урок о том, что самое главное в жизни.
Убитый горем, Нотт ушёл в отставку. Переехав в Уилтширский особняк, следующий десяток лет он выращивал виноград и занимался виноделием. И сократил круг друзей до прежних скромных размеров: Драко, Пэнси и Блейз. Честно говоря, если бы не та поддержка, которую они оказали ему в самые черные часы жизни, Тео уже давно не было бы на этом свете. Он никогда не смог бы пережить это испытание в одиночку.
Друзья спасли ему жизнь, и Теодор был очень благодарен им за это. Правда, временами они чрезвычайно раздражали его, особенно Драко со своим непрекращающимся любовным романом. Он имел несчастье воспылать чувствами, к кому бы вы думали? — Гарри-в-задницу-бы-его-Поттеру, который оказался бессердечным чурбаном... По словам Драко, по крайней мере. Эти влюблённые птахи уже огромное количество раз расходились и воссоединялись, хотя всего-то и надо было — предложить друг другу руку и сердце. Идиоты, что тут скажешь.
Правда, в этот раз Драко был не при чём. Весь сегодняшний день Тео обдумывал план убийства Пэнси — в метафорическом смысле, конечно. Он любил эту сумасшедшую девицу как родную сестру. Но бурную деятельность, которую она привносила в его жизнь, терпеть было очень сложно. Особенно теперь, когда объектом приложения этой деятельности стал он сам. Последние несколько лет Пэнси зациклилась на вдохновенной идее найти ему женщину. Её нисколько не смущали ни упрёки, ни уговоры, ни даже угрозы. У этой ведьмы появилась цель, и остановить её не смог бы даже сам Мерлин.
Ещё когда Пэнси чуть больше месяца назад появилась на пороге его дома с предложением продать старый коттедж за виноградными полями, Теодору сразу следовало понять, что это не просто сделка с недвижимостью. Уже двадцать четыре грёбаных года знал он эту ведьму, и всё равно каждый раз ей удавалось обвести его вокруг пальца. Правда, справедливости ради надо сказать, что предложение на самом деле выглядело совершенно невинно и разумно. Он давным-давно не пользовался этим домом, зато нуждался в деньгах, чтобы погасить кредиты, взятые в Гринготтсе прошлой осенью для покупки морозостойкой лозы Харди Шардоне.
О чём Пэнси забыла упомянуть, так это о том, что новой владелицей дома станет чёртова Гермиона Грейнджер, одинокая к тому же! Как будто мало было того, что Тео и так вынужден снова и снова выслушивать причитания о неспособности Поттера понять тонкую душевную организацию Драко! Чего не хватало для полного счастья, так это чтобы Пэнси Паркинсон начала встречаться с рыжим придурком Роном Уизли!
— Дерьмо! — тихо выругался Теодор и допил бокал «Мерло».
С выцветших от непогоды ступеней веранды ему открывался отличный вид на Грейнджер, ухаживавшую за цветами в саду.
“Вот ведь вляпался!”
Тео совершенно не понимал, как мог так оплошать. Он, имеющий степень по международному магическому праву, Салазар его задери! Это он должен быть одним из тех умников, которые обращают внимание на документы перед подписанием. Увы, в тот момент его больше волновало, приживутся ли новые виноградные побеги, и он глупо доверился подруге. За что теперь и расплачивался.
И вообще, с какой стати Грейнджер приспичило переехать именно в эту местность? Пэнси отказалась объяснять причины, а «Ежедневный Пророк» по этому вопросу хранил подозрительное молчание. Очень странно.
Грейнджер переехала сюда четыре недели назад, и Тео тогда обречённо подумал, что его безопасное убежище разрушено навсегда. Зная о её высоком общественном статусе, Нотт ожидал, что рой корреспондентов во главе с Ритой Скитер облепит их в надежде на сочные сплетни. Но ничего такого не случилось, слава Мерлину, иначе ему точно пришлось бы убить Пэнси.
В конце недели, когда стало ясно, что представители прессы не собираются вторгаться в его владения, Тео облегчённо вздохнул.
«Может, от неё и не будет никаких хлопот, — успокаивал он сам себя. — Возможно, Грейнджер проводит свои дни читая или занимаясь чем-то столь же тихим и безобидным. Помнится, во время учёбы в Хогвартсе она была скучным книжным червём».
Он до сих пор продолжал следить за её домом, так на всякий случай, но за это время видел хозяйку всего пару раз. В конце концов сделав вывод, что слишком драматично отреагировал на всю эту ситуацию, Теодор расслабился и вернулся к своей обычной жизни. Конец мая и начало июня были решающими для виноградных лоз, так что он был занят достаточно, чтобы забыть о Грейнджер.
Ненадолго, правда.
Чертовка привлекла его внимание через полмесяца, когда сработала защитная сигнализация, размещённая по периметру виноградника.
Что удивительно, сирена срабатывала одинаково хорошо на оленей, кабанов и Грейнджер. Кто ж мог это предусмотреть? И что хуже всего: ни на оленей, ни на Грейнджер отпугивающие заклинания не действовали. Зато сигнализация орала как подорванная, оповещая о нарушителях границ его собственности. Наверное, Нотту стоило уделять больше внимания чарам в Хогвартсе.
Это даже смешно, но Тео потребовалось некоторое время, чтобы догадаться, что преступником был не раздражающе упрямый олень или кабан, а не менее раздражающая и упрямая ведьма. Когда это обнаружилось, Нотт решил спокойно подождать, надеясь, что она просто изучает окрестности и немного погодя успокоится сама и перестанет беспокоить его. Увы, вскоре он на собственном опыте узнал: рядом с Гермионой Грейнджер покоя быть не может по определению.
Никогда.
В этом месте сигнал тревоги оборвал размышления Теодора, в который раз объявляя о том, что границы его владений попраны. Он яростно глянул на небольшой садик, где всего несколько минут назад Грейнджер поливала цветы. Конечно, там никого уже не было.
«Да что за бред! Она снова улизнула!»
Взмахом палочки Тео выключил сигнализацию и вскочил со ступенек. Сегодня уже десятый раз, когда эта ведьма имела наглость потревожить его противооленью сигнализацию. С каждым следующим сигналом тревоги Теодор всё больше выходил из себя. С чего вдруг она решила нарушать границы каждый день? Наверное, с того, что выдающихся политических деятелей, вроде заучки Грейнджер, не беспокоят такие банальные вещи как неприкосновенность чужой собственности. Уже не говоря про то, что элементарная вежливость никогда не была отличительной чертой воспитанников Гриффиндора. Что бы она ни нашла такого интересного на принадлежащей ему территории, Тео всё это уже достало!
«С меня хватит!» — пробормотал он и схватил висящую на перилах шляпу.
В конце концов, существуют правила, которые даже гриффиндорская принцесса обязана соблюдать, и сейчас Теодор Нотт собирался эти правила ей преподать.
Он свистнул своего пса Пита, и вместе они двинулись под гору, будучи преисполнены решимости положить конец непрошенным вторжениям Грейнджер.
Преследователи добрались до коттеджа довольно быстро. Пит взял след, и они пошли за нарушительницей между виноградных лоз, спускаясь с холма к лесу. Жаркий день был наполнен спокойствием. Даже воздух стоял недвижим, и только их шаги тревожили землю, наполняя ноздри ароматным запахом пыльной почвы. Виноградные лозы выглядели прекрасно. Они росли, усыпанные цветами, и всем своим видом обещали прекрасный урожай в августе (если погода не преподнесёт сюрпризов, конечно). Тео поднял голову. Небо Уилтшира сияло голубизной и прозрачностью, и ничто не предвещало непогоды.
С каждым шагом возбуждение Пита всё нарастало, и Нотт наконец начал понимать, что привлекало Грейнджер в его владениях. Вероятно, она обнаружила «Зеркало» — крошечное, кристально-чистое озерцо, в котором Тео плавал каждое лето, ещё будучи ребёнком.
«Странно, — подумал он. — Даже представить себе не могу, что Грейнджер настолько может быть очарована природой».
Когда Теодор подошел к поляне, плеск воды подтвердил его предположение. Грейнджер действительно пришла к озеру, чтобы искупаться. Глядя вниз с холма, он мог различить её силуэт. Судя по тому, что он видел, оказалось, что та предпочитала плавать в обнаженном виде и сейчас ничем совершенно не напоминала серьёзную Гермиону Грейнджер времён учёбы в Хогвартсе.
— Салазар, помоги мне, — пробормотал Тео. — Это слишком для мелкой чопорной библиотечной крысы.
Он подобрался к озерцу как можно ближе, но так, чтобы не обнаружить себя. Надеясь, что Грейнджер не заметит его, он остановился за кустами и несколько минут наблюдал за ней. Конечно, Тео понимал, что поступает неправильно, подглядывая за обнажённой девушкой, но он был обыкновенным мужчиной, а заучка, в конце концов, и вовсе не имела права сюда приходить. Без его разрешения.
Однако совесть всё же взяла верх над любопытством, и Теодор решил уйти, а претензии отправить ей попозже совой. Этот вариант казался всё более привлекательным, потому что ему одного взгляда хватило, чтобы понять, что у этой ведьмы опасно соблазнительные изгибы тела. Прожив десять лет без женщины, Нотт не хотел искушать судьбу. Ведь он вполне доволен своим одиночеством. И у него всё в полном порядке.
Приняв такое мудрое решение, он начал медленно отступать, стараясь не хрустнуть какой-нибудь веткой. Увы, погруженный в свои мысли, он забыл о Пите и его дружелюбном характере. Он понял, что попался, только когда услышал внезапный громкий всплеск, сопровождаемый смехом: щенок кинулся в воду.
«Вот ведь дьявол! — мысленно выругался Тео. — Ну, хоть одна хорошая новость: Грейнджер не боится собак».
— Я тебя вижу, — услышал он оклик. — Не мог бы ты отвернуться, чтобы я вышла из воды?
— Конечно, — ответил он и крутнулся на месте, чувствуя, как щёки заливает румянец.
«Ради всего святого, да что со мной? — подумал Теодор раздраженно. — Я не краснел с тех пор как... Да никогда я не краснел!»
Ему показалось, он вечность простоял здесь, в его собственном лесу, чувствуя себя ужасно глупо и не на своём месте.
К счастью конец этой неловкой ситуации вскоре положило мягкое:
— Теперь можешь повернуться.
Нотт развернулся и обнаружил, что глаз не может отвести от мокрой с ног до головы Грейнджер. Её влажные локоны каскадом растрёпанных кудряшек падали на плечи, а белая льняная туника облепила тело, словно вторая кожа, обнажая все изгибы и впадинки. Промокшая ткань стала почти прозрачной, позволив ему оценить всю прелесть налитых грудей с темными пятнышками сосков, абрис её пупка и мягкую округлость живота. Борясь с собой и пытаясь остаться джентльменом, он не позволил взгляду опуститься ниже.
«Твою же мать! — мелькнуло у него в голове, и он сглотнул, пытаясь смягчить разом пересохшее горло. — Не может зубрила Грейнджер так выглядеть и плавать обнаженной в принадлежащем мне озере! Гхм!»
Стук сердца, казалось, раздавался на всю округу, а кровь пульсировала и скапливалась в том самом интересном месте, которое сейчас должно было покоиться с миром.
Удивительно, но эту ведьму, похоже, совершенно не волновало состояние её одежды. Чертовщина какая-то!
Изо всех сил стараясь не опускать глаз ниже её лица, Тео коротко кивнул и с натянутой улыбкой поздоровался:
— Грейнджер.
В последний раз он видел её так близко более десяти лет назад и не мог не признать, что пролетевшие годы практически не оставили следов на её лице. Румяная, ясноглазая, с частыми брызгами веснушек на дерзком носу она казалась гораздо моложе, чем можно было ожидать.
— Тео, как приятно встретить тебя здесь. Давно не виделись, — ответила Грейнджер и открыто улыбнулась. — Поразительно, не правда ли, что мы оказались соседями?
— Даже не представляешь, насколько я поражён, — ответил он. — Хотя я определённо использовал бы другое слово.
Теодора раздражало, что тело реагирует на неё так неожиданно активно, и он резко заметил:
— Известно ли тебе, что ты вторглась на чужую территорию?
— Я? — она моргнула и посмотрела вокруг. — Я не понимаю. Я не видела никаких предупреждающих знаков.
Тео сделал глубокий вздох и объяснил:
— Каждый раз, проходя через виноградник, ты тревожишь противооленью сигнализацию, а она включает сирену в моем доме. Ты делаешь это каждый день в течение последних двух недель и уже довела меня и Пита практически до помешательства.
Лёгкий румянец проявился на щеках возмутительницы спокойствия.
— Я не знала. Прости, я больше не буду.
— И мне нет нужды расставлять предупреждающие знаки, потому что все вокруг знают и уважают границы имущества Теодора Нотта, — он хмуро уставился на неё. — Ну, все, кроме тебя. Разве Пэнси не давала тебе карту?
— Нет. Она ничего мне не оставляла, — ответила Грейнджер и двинулась в сторону коттеджа.
Тео последовал за ней, и некоторое время они шли молча.
В конце концов, верная своей любопытной натуре, она спросила:
— Почему ты не используешь отгоняющие оленей заклинания?
«Ну, началось, — подумал Тео. — Вот и мисс Всезнайка проснулась».
— Я пытался, — отметил он. — Ничего не помогает. Они возвращаются снова и снова. С этими поганцами почти столько же мороки, сколько с садовыми гномами.
— Может, я смогу помочь? — Грейнджер оживилась. — В Хогвартсе по чарам у меня были довольно высокие отметки.
— Вот уж спасибо. Ты чрезвычайно добра, — Нотт издевательски поклонился. — Однако не думаю, что мне может понадобиться твоя помощь. Более того, что-то я не припомню, чтобы во время учёбы ты справлялась с заклинаниями лучше меня. А вот что было бы действительно полезно, так это если бы ты в следующий раз обошла виноградник, а не проходила через него. Жизнь моя стала бы намного легче от этого.
Не обращая внимания на его язвительный тон, она улыбнулась и кивнула.
— Обещаю. И, если ты когда-нибудь передумаешь, с радостью готова помочь тебе с заклинаниями. Серьёзно.
В эту минуту Грейнджер посмотрела на него, и цвет её глаз напомнил Нотту Сайгонскую корицу, которую он добавлял зимой в глинтвейн.
— Мне здесь чуть-чуть одиноко, — призналась она.
Тоска в её глазах заставила Тео насторожиться. Он знал всё про одиночество и страдания и совершенно не хотел, чтобы кто-то ему о них напоминал.
— Ну, ты всегда можешь вернуться в Лондон, — выпалил он, сам внутренне съёжившись от ничем не оправданной грубости.
Вздохнув, Грейнджер покачала головой.
— Нет. Не могу.
Она обхватила себя руками и вздрогнула, глядя в небо.
— Ночью похолодает.
Тео проследил за её взглядом. Небо по-прежнему радовало синевой и спокойствием.
— Не думаю. Здешний синоптик не предсказывал никаких перепадов температуры в течение следующих десяти дней, а он знает своё дело.
— Ну, может, я и ошибаюсь, — она пожала плечами. — Приятно было повидаться с тобой, Тео. Спокойной ночи.
Не дожидаясь ответа, она заспешила вниз по тропинке, ведущей к коттеджу.
Окружённый тишиной, Тео наблюдал за Грейнджер, злясь на неё, а ещё больше — на себя. Подошедший Пит ткнулся холодным носом ему в ладонь и одарил презрительным взглядом, явно не одобряя такого обращения с девушкой, на что Тео проворчал:
— Отвали, — и двинулся вверх по склону.
Около двух часов ночи Теодор проснулся от воя сирены, которая предупреждала о понижении температуры. Ни один винодел не хочет услышать её, особенно в июне, поэтому спрыгнув с постели, Нотт набросил джемпер, брюки, пиджак и выскочил из дома. На улице уже подмораживало, он даже мог разглядеть пар от дыхания.
"Чёрт, чёрт, чёрт!" — с проклятьями он бросился к полям.
Слава Мерлину, светила почти полная луна, и всё вокруг было довольно хорошо видно. Держа свою палочку наготове, Теодор ворвался в виноградник и стал накладывать согревающее заклинание на каждую лозу. Он знал, что не успеет спасти их все от заморозка. В одиночку здесь не справиться. Существовал способ обогреть всё поле сразу, но для этого нужен был партнер со своей палочкой. Четыре года назад Драко помог ему в аналогичной ситуации.
Лихорадочно бормоча заклинания, Тео старался изо всех сил, когда в мозгу его вспыхнула мысль:
«Грейнджер! Конечно!»
Уже через несколько секунд он словно сумасшедший стучал в дверь. Гермиона отворила ему в одной ночной рубашке и насторожённо уставилась широко открытыми глазами.
— Тео?! Что случилось?
Для фамильной гордости не оставалось времени, поэтому, тяжело дыша после бега, Тео хриплым голосом взмолился:
— Прости за вчерашнее, но мне нужна твоя помощь, или я потеряю весь урожай. Бутоны ещё слишком молоды, чтобы выдержать такую низкую температуру.
Беспокоясь, что в спешке не смог всё толком объяснить, Теодор попытался ещё что-то добавить, но Гермиона прервала его, шикнув, схватила со стула стёганый халат, а со стола волшебную палочку и сказала:
— Что надо делать?
— Следуй за мной.
Они помчались к винограднику. Тео бежал впереди, взяв её за руку и показывая дорогу.
Спустя менее чем двадцать пять минут всё поле было покрыто ковром из согревающих чар, и Нотт испустил вздох облегчения.
— Фух, дело сделано, — просияла Грейнджер.
Глядя на её улыбающееся лицо, он усмехнулся.
— Фух, действительно.
По-прежнему ярко светила луна, и Тео уставился на Гермиону, переводя взгляд от её губ к глазам, потом к дикой гриве и снова к губам.
— Ну, вот и всё… Я пойду, пожалуй, — сказала она резко, и Тео понял, что его навыки общения отчаянно нуждались в совершенствовании.
Грейнджер повернулась, чтобы уйти, но он окликнул:
— Подожди, — и поймал её запястье.
Гермиона остановилась, удивлённо взирая на него, но руки не отняла.
Теодор прошептал:
— Спасибо за помощь, — мягко потянул её к себе и обхватил нежные руки своими ладонями, согревая холодные, как лёд, пальцы.
— Всегда пожалуйста, — ответила она.
А Тео заметил, что щеки её слегка покраснели, а сама она дрожит. Вместо того, чтобы окружить их согревающими чарами, он просто снял свой пиджак. Накидывая его на плечи Гермионе, он случайно дотронулся тыльной стороной ладони до её груди… и замер. Услышав, как у неё перехватило дыхание, Теодор отступил назад, отпуская ее. Пытаясь сохранить это мгновение близости, он поспешно предложил:
— Позволь мне угостить тебя чашкой чая с капелькой хорошего старого портвейна. Это меньшее, чем я могу отблагодарить тебя.
— Но уже почти три часа ночи, — Гермиона рассмеялась, и неловкость, появившаяся было между ними, исчезла.
— И что? Чай и портвейн хороши в любое время суток.
— Знаешь… Я думаю, ты прав. Показывай дорогу.
Позже они сидели на закрытой веранде его дома, пили чай и разговаривали о погоде. На вопрос, как она узнала о понижении температуры, Гермиона объяснила, что некоторые послевоенные шрамы до сих пор беспокоят её перед сменой погоды.
Потом они посплетничали про Драко и Гарри, так как оба были в курсе всех хитросплетений в отношениях этой пары.
Когда рассвело, Тео проводил её до коттеджа и, прежде чем за Гермионой закрылась дверь, спросил, не желает ли она помочь ему с противооленьим заклинанием.
— Конечно, — улыбнулась она
Гермиона стояла перед зеркалом, разглядывая свое отражение. Васильково-синее платье подчёркивало её загорелую кожу и приятно обтягивало изгибы тела. Она знала, что хороша в нём, но не смогла удержаться и покружилась несколько раз. Оставшись довольна тем, как расклешённая юбка волнами закрутилась вокруг коленей, она присела на кровать. Беспокойство мучило её, и очень хотелось закурить, но недавно она дала себе зарок бросить вредную привычку. Почему-то желание освободиться от этой пагубной зависимости и уход от Кингсли тесно переплелось в её сознании. Странно, конечно, но в этом был определённый смысл: и курение, и Кингсли были одинаково вредны для её здоровья. Поэтому она не собиралась нарушать клятву держаться подальше и от того и от другого.
Пытаясь хоть как-то утихомирить разыгравшиеся нервы, она повернулась к окну. Из её спальни хорошо был виден стоящий на холме дом. В свете заходящего солнца Гермиона смогла даже разглядеть силуэт хозяина в окне. Или, может, она это себе нафантазировала? С ней такое часто случалось, и это точно не самая безрассудная вещь из тех, которые она себе выдумала. Однажды, например, она по глупости вообразила, что Кингсли её любит. На самом же деле просто оказалось, что между ними случился банальный, ни к чему не обязывающий, служебный роман, в котором чувства были совершенно не обязательны.
Самое интересное, что сейчас она попала точно в такую же передрягу. Покачав головой, Гермиона пробормотала:
— Блин!
Нет, она точно должна убить Пэнси! Какого, спрашивается, чёрта?! И о чём та вообще думала?! Весь смысл покупки этого коттеджа состоял в том, чтобы Гермиона смогла забыть, что мужчины в принципе существуют на свете. Она должна была читать, отдыхать, дышать озоном после дождя и совершать долгие тихие прогулки, успокаивая исстрадавшееся сердце. Она не должна была встретить привлекательного мага, который коту под хвост пустил весь процесс успокоения и уже семь недель занимал большую часть её мыслей.
Справедливости ради надо сказать, что теперь Гермиона точно знала, что задумала подруга. По мнению Пэнси, лучшим лекарством от разбитого сердца всегда была новая любовь. Гермиона практически наяву могла представить, как Паркинсон скандирует:
— Лю-би! Лю-би! Лю-би!
Возможно, теория подруги имела свои достоинства, потому что с того дня, как Тео застукал её купающейся голышом в своём озере, она думать забыла о Кингсли. Вероятно, это был самый неловкий момент в жизни Гермионы. Даже сейчас она всё ещё заливалась краской, вспоминая некоторые подробности. С одной стороны, она не понимала, как могла быть такой беспечной, а с другой стороны — она ведь понятия не имела, что туда запрещено ходить. А отсутствие нижнего белья... Она же только пыталась воссоединиться с природой, так сказать!
Гермиона закрыла лицо руками и пробормотала:
— О Боже!
Ну, по крайней мере, она признавала, что в той конкретной ситуации кроме себя винить было некого.
К тому же хозяина поместья в тот день никак нельзя было назвать очаровательным. На самом деле, Теодор вёл себя как самый настоящий грубиян. Хотя он всё же привлёк её внимание. Что-то в его светло-голубых глазах, медленно скользивших взглядом по её телу, вызвало в Гермионе волнение и нарастающий жар. Честно говоря, на Кингсли она никогда так не реагировала.
А когда Тео, растрёпанный и неистовый, постучал в её дверь и, забыв свою слизеринскую гордость, умолял о помощи, её сердце растаяло окончательно. В тот момент в нём было столько уязвимости, что она просто не смогла равнодушно отказать ему. И вот, пожалуйста! Мазохистка Гермиона Грейнджер снова влюблена!
Гермиона ничего не могла с собой поделать. Она наслаждалась их осторожным кружением друг вокруг друга. Мерлин, она ведь уже почти забыла, как это захватывающе, пусть и порой изнурительно. Все считали Нотта грубоватым и не очень разговорчивым. Его молчание, изредка прерываемое саркастичными замечаниями, иногда вгоняло её почти в ярость. И всё жё он ей нравился. Каждый раз, когда Гермиона видела его за работой в винограднике в белоснежной рубашке и бежевых льняных брюках, сердце её переворачивалось в груди. Загорелый, в ослепительной батистовой рубахе и брюках с низкой посадкой, он был неотразим. Добавьте к этому голубые глаза и вьющиеся светло-русые волосы, и вот Гермиона уже погибла... Что, вообще-то, было странно, учитывая, что Тео во всех отношениях был полной противоположностью Кингсли. Кто ж знал, что у неё такое непостоянное сердце?
Что делало Теодора ещё более привлекательным в её глазах — он мудро подпитывал её любовь к знанию. Из их бесед Гермиона выяснила многое о выращивании винограда и производстве вин и нашла это безумно интересным, ведь даже в свои тридцать пять она всё ещё любила узнавать что-то новое. Вместе, после нескольких проб и ошибок, им удалось отладить прогоняющее оленей заклинание, охраняющее виноградник, и это наполнило её невероятным довольством собой. Она совершенно забыла, какое невероятное удовлетворение приносит работа руками и её результаты, которые можно увидеть и потрогать. В общем, присутствие Тео рядом принесло массу положительных эмоций в её жизнь, которые, как оказалось, ей просто необходимы.
Правда, Гермиона до сих пор не была уверена в его намерениях по отношению к ней. Трудно было понять, что скрывается за его неизменным дружелюбием. Если не считать нескольких случайных касаний и взглядов, она не заметила совершенно никаких признаков того, что Тео влюблён в неё. Ни тебе приглашений на свидание, ни попыток поцеловать — ни-че-го! Вылечишь тут разбитое сердце, как же! Совсем сбитая с толку, она потратила много вечеров, пытаясь понять, что его сдерживает. Да ради Мерлина! Они оба давно уже взрослые люди, и, с её точки зрения, он уже должен был хотя бы поцеловать её. Гермиона даже его гороскоп проверила. Жалкое зрелище, правда? К тому же он всё равно не помог. Теодор оказался Скорпионом — самым таинственным знаком зодиака, и что творилось в его голове — совершенная загадка.
В итоге, как всегда и бывает с мужчинами, когда Гермиона решила игнорировать его, Тео сделал первый шаг. Она специально избегала встреч последние два дня, и сегодня, наконец, Нотт пригласил её поужинать у него дома.
«Ура!.. Или нет?..»
Сейчас, глядя на свое отражение, Гермиона чувствовала неуверенность. Была ли она готова к новым отношениям? Поступает ли честно по отношению к Тео? Способна ли вообще вылечить свою сердечную рану? Вздохнув, она попыталась привести мысли в порядок, но громкий стук объявил о приходе Теодора.
«Хватит ломать голову!» — приказала она себе, сделала глубокий вдох и открыла дверь.
Сияющий взгляд и улыбка, озарившая лицо Тео, когда он увидел её, напрочь стёрли всё беспокойство последних минут.
— Готова? — спросил он и предложил ей руку.
— Да, — Гермиона с готовностью кивнула и взяла его под локоть.
Явно обрадованный её энтузиазмом, он протянул с учтивостью Казановы:
— Великолепно выглядишь сегодня, Грейнджер. И этот цвет тебе очень идёт.
— Спасибо, — ответила она, стараясь не краснеть. — Так... Что на ужин? Я умираю с голоду.
Тео засмеялся, его голубые глаза игриво сверкнули.
— Что?!
— Гриффиндорцы и их прямолинейность, — сказал он, всё ещё посмеиваясь. — Пойдём, киска, наш ужин ждет.
Не дав возможности запротестовать, он привлек Гермиону к себе, и на неё пахнуло ароматами трав и Каберне Совиньон. Она только успела вдохнуть, как их затянуло в аппарационную воронку.
Еда и вино были превосходны. Видимо, Тео был не только искусным виноделом, но и отличным поваром, и Гермиона нашла это очаровательным. Никогда раньше она не встречалась с мужчиной, который умел готовить, не говоря уже о выделке вина.
За закусками, она поинтересовалась, почему Теодор решил продать коттедж. В ответ он выдал целый бизнес-план по расширению своего дела. Он предполагал выращивать больше сортов винограда и увеличить ассортимент производимых вин. Гермиона предложила помочь ему в рекламе винодельни. Ведь делать что-то или кого-то желанным — это её работа, которую она всегда блестяще выполняла. Тео, казалось, был тронут предложением, потому что накрыл её руку своей.
— Спасибо. Я был бы рад твоему участию в этой авантюре.
Взволнованная, она говорила об этом без умолку, и, когда принесли второе, её рекламная кампания была почти готова, что сильно позабавило Теодора.
— Такими темпами к десерту мы будем готовы покорить мир, — заметил он и усмехнулся, поддразнивая её.
— Эй! — Гермиона засмеялась и кинула в него кусочком моркови, но промахнулась, и трофей достался счастливому Питу.
Весь ужин они беззастенчиво флиртовали, дурачились и подшучивали друг над другом. Тихая ночь благоухала летними ароматами, поэтому, взяв с собой десерт и «Москато», парочка переместилась на веранду и расположилась на уютном диванчике бок о бок. Гермиона чувствовала жар, исходящий от его сильного тела, и сама словно плавилась рядом. Тео обнял её за плечи, а она положила голову ему на грудь, расслабляясь в объятиях. Некоторое время они просто сидели в тишине, слушая пение цикад и биение сердец друг друга. Наслаждаясь приятным чувством лёгкого опьянения, Гермиона дышала терпкой смесью из аромата жимолости и запаха разогретой за день земли. Когда темнота окутала всё вокруг, она заметила мерцание крохотных огоньков перед ними и воскликнула:
— Смотри, светлячки.
Тео усмехнулся и добродушно прошептал:
— Не будь такой горожанкой, Грейнджер.
Смеясь, Гермиона повернулась к нему и, желая немного поддразнить, сказала:
— Насколько я помню, ты тоже не в деревне родился. Кстати, что произошло? Почему ты всё бросил и исчез? Не выдержал напряжения?
Еще не закончив говорить, она почувствовала, что Теодор словно заледенел. Перемена в окружающей остановке была настолько резкой, что Гермиона вздрогнула, хотя вокруг было всё так же тепло. Бесцеремонно убрав свою руку с её плеча, Нотт внезапно встал и холодно и бесстрастно произнёс:
— Чрезвычайно приятно было встретиться, Грейнджер. Думаю, тебе уже пора возвращаться домой.
Он коротко кивнул и, развернувшись на каблуках, прошествовал внутрь дома.
Ошеломлённая происходящим, Гермиона попыталась вернуть его:
— Тео, подожди.
Увы, было уже слишком поздно. Захлёбываясь стремительно нахлынувшими слезами, она аппарировала домой и прорыдала добрый час. Чуть успокоившись, решила послать сову Пэнси. Если кто и мог объяснить, какого черта только что произошло, то только она. Гермиона написала подруге записку и отправилась прямиком в постель, надеясь, что завтрашний день принесёт ясность и облегчение.
Она проснулась от уханья вернувшейся совы. Покормив её печеньем, Гермиона снова забралась в кровать, открыла письмо и стала читать. Мерлин, это было нелегко. Только на седьмой раз ей удалось дочитать письмо до конца: она плакала и не могла остановиться. Закончилось тем, что она лишь беспорядочно икала, не в силах успокоиться. Гермиона никак не могла понять: как такая трагедия прошла мимо неё? КАК? Она даже не подозревала, что Тео был женат, не говоря уже о том, что он овдовел.
Десять лет назад она регулярно видела Нотта на министерских мероприятиях, но он всегда присутствовал там в одиночку. Тем не менее ничем нельзя было оправдать те ужасные слова, что она сказала ему прошлой ночью.
Ей стало невыносимо стыдно, она чувствовала себя разбитой на множество острых осколков, терзающих сердце. Не в силах больше ждать ни секунды, Гермиона набросила льняную тунику и побежала к винограднику в поисках Тео. Она нашла его ухаживающим за новыми лозами Шардоне и, не спрашивая разрешения, обняла, пробормотав:
— Прости... Пожалуйста, пожалуйста, прости меня. Я не знала. Я понятия не имела.
Теодор стоял молча, не поднимая опущенных рук и позволяя Гермионе обнимать его и проливать слёзы на рубашку.
Когда она смогла успокоиться и встретилась с ним взглядом, Тео поправил упавший ей на лицо локон и поцеловал влажный лоб.
— Всё в порядке, — сказал он, обнимая её за талию.— Это я погорячился. Я думаю, прежде чем мы продолжим наши отношения, необходимо поговорить за бокалом Пино-Грижо.
И они просто поговорили. Тео рассказал свою историю, а Гермиона поведала о любовной связи с новым министром. Когда они объяснились, то решили действовать медленно и осторожно, потому что обоим стало кристально ясно: ни один из них не выдержит ещё одного разбитого сердца или пустой интрижки.
Пора. Сегодня настала та самая ночь, которую Теодор ждал почти целый год. Наконец-то. Он сознательно выбрал ночь полнолуния и уже представлял себе, как замечательно проведёт её. В тёмном небе будет сиять луна, пьянящие запахи влажной почвы и спелых фруктов будут дразнить чувства, холодный воздух будет пощипывать кожу, а их дыхание будет смешиваться с низко стелющимся туманом. Тео не мог вспомнить, когда последний раз чувствовал себя таким воодушевлённым. Словно ребёнок в ожидании подарка. Даже стыдно как-то. Правда, сегодня был особый случай: созрел первый урожай винограда сорта Шардоне, тот, который он посадил в сентябре прошлого года.
Слава Мерлину, теперь у Теодора был человек, который мог понять и разделить его волнение: Гермиона Грейнджер. Звучало невероятно, но именно к её дому он сейчас спускался с холма. С их первого неудачного ужина прошел уже месяц, и прогресс в отношениях был налицо. За это время Тео узнал о своей соседке много нового. Она была удивительной и необыкновенной, с какой-то своей, непонятной, но от этого ещё более привлекательной «изюминкой». Он уже настолько привык к её непредсказуемой реакции и постоянной болтовне, что не мог понять: как же он жил до её появления? Каким скучным и блёклым был его мир, пока она не открыла ему глаза и не расписала всё вокруг самыми яркими красками. Своей бесконечной энергией она превратила его скучное существование в настоящую жизнь — яркую, насыщенную и иногда смешную, наполняя всё вокруг тайным смыслом, о котором Тео даже не подозревал.
Конечно, некоторые её привычки и поступки ставили его в тупик до сих пор, но, возможно, это было что-то вроде пресловутого единства и борьбы Инь-Янь, про которые ему как-то рассказывала Гермиона. Тео хмыкнул, вспомнив о том дне, когда взялся объяснить ей, почему белый виноград необходимо срывать глубокой ночью, в самые холодные и тёмные часы: именно тогда ягоды более всего насыщались ароматами и кислотами — двумя жизненно важными компонентами для выработки безупречного вина. Честно говоря, реакция Гермионы, последовавшая за объяснением, застала его врасплох. Взгляд у неё стал какой-то рассеянный, она протяжно и мечтательно вздохнула и призналась, что это самое эротичное объяснение, которое она слышала, а потом добавила, что собирать виноград ночью ей кажется очень романтичным занятием, поэтому они пойдут туда вместе. Позже, когда Тео задумался о её словах, ему пришлось согласиться — идея владения чем-то, что созревало в самое тёмное и таинственное время суток, звучала эротично. Кхм, даже очень эротично, на самом-то деле.
Теодор покачал головой. Кому могло прийти в голову, что заучка Грейнджер станет со временем таким лакомым кусочком? Он сам никогда бы не подумал, что посчитает её настолько соблазнительной. Гермиона с ума его сводила своими откровенными платьями и мягкой бархатной кожей, которая просто умоляла, чтобы её приласкали. И эти губы...
— Тьфу ты, — зарычал Тео.
Мерлин, как же он хотел её! У него едва зубы не сводило от страсти. И хотя он не привык торопиться в подобных делах, дольше ждать Теодор не мог. Кроме того, он подозревал, что Грейнджер тоже была на грани помешательства, поэтому решил, что именно в эту волшебную ночь, наконец, сделает Гермиону своей. Хватит им кружить вокруг да около. Он уже всё распланировал: сначала у них будет романтический ужин, а потом Тео отнесёт её в свою постель, и будь он проклят, если даст ей уснуть хоть на секунду. А в три часа ночи, уставшие, но счастливые, они вместе откроют сезон сбора первого урожая винограда Шардоне.
«Они – какое красивое слово!»
У него словно крылья за спиной выросли. Невероятно было снова желать женщину. Обладать ею... Теодору показалось даже символичным, что всё произойдёт именно сегодня. Правда, он никогда бы не сознался в этом Гермионе. Нет. Все эти чувства — для слабаков. Хотя... Может, он и признается ей... Когда-нибудь... Она бы поняла — Тео был уверен, и осознание того, что он нашёл родственную душу, разливалось в его сердце таким теплом и нежностью! Он ничего не мог с собой поделать и наслаждался новыми ощущениями, хотя и не был никогда слабаком или изнеженным маменькиным сынком.
Не в силах унять волнение, Тео принялся насвистывать какую-то мелодию. Пит удивлённо оглянулся на него и припустил к домику соседки. Щенок любил Гермиону, как и его хозяин. Следуя тропинкой, петляющей в винограднике, Теодор дышал свежим вечерним воздухом позднего августа. Он уже ощущал близость осени. Раньше эта пора всегда навевала на Тео задумчивость и грусть, но не сегодня. Сердцем он понимал, что рядом та самая девушка, а значит, всё у него теперь будет прекрасно. Вернее у них всё будет прекрасно.
Тявканье Пита отвлёкло Теодора от раздумий, и он перестал насвистывать. Щенок заливался тревожным лаем, а это значило: случилось что-то неладное.
— Какого чёрта, — пробормотал Тео и прибавил ходу.
Три минуты спустя, слегка запыхавшись, он постучал в дверь коттеджа. Услышав внутри какое-то движение, он уже приготовился применить «Алохомору», но тут дверь распахнулась и на пороге появилась Гермиона. Она выглядела взволнованной, когда выдохнула:
— Тео, — и позволила войти.
Запах сигарет застал его врасплох: Нотт знал, что Гермиона бросила курить, но как только прошёл внутрь коттеджа, то сразу понял, кто явился причиной табачного запаха и встревоженного лая Пита. Посреди крошечной гостиной, во всей красе своего авторитета, возвышался Кингсли Бруствер. Правда, смотрелся он здесь совершенно не к месту.
— Министр, — убийственным тоном произнёс Теодор. — Чем обязаны?
Мягкий вздох у плеча подсказал Тео, что Гермиона стоит рядом. Тот факт, что она не кинулась между ними, давал некоторую надежду, что для него ещё не всё потеряно.
Кингсли окинул его безразличным взглядом и ответил:
— Это вас не касается, молодой человек. Советую тихо удалиться, чтобы я мог закончить разговор с Гермионой.
Сжимая кулаки и стараясь не натворить глупостей, Тео зарычал:
— Вот тут вы не правы. Всё, что касается Гермионы, в той же мере касается и меня. Может, именно вам стоит уйти по-тихому? Вам, что, мало дел в Министерстве и забот о жене?
На мгновение Кингсли с любопытством уставился на Тео своими тёмными глазами, а затем повернулся к Гермионе.
— Пожалуйста, попроси мальчика выйти.
Не собираясь пугаться и отступать перед легендарным аврором, Теодор заслонил девушку собой и выхватил палочку.
— Оставь. Её. В покое, — прошипел он сквозь зубы.
Министр вздохнул, но даже не шевельнулся.
— Молодой человек, пожалуйста, не нагнетайте обстановку. Вы проиграли, так смиритесь с этим. Я вас последний раз прошу по-хорошему: покиньте помещение.
Нотт напрягся и хотел кинуться в драку, когда почувствовал, что маленькая рука сжимает его плечо.
— Тео, пожалуйста, — шепнула ему на ухо Гермиона.
Он резко повернулся к ней.
— Гермиона, ты что...
— Тссс, — она приложила палец к его рту. — Мне нужно самой с этим разобраться, Тео. А сейчас, пожалуйста, уходи. Я обещаю, что попозже загляну к тебе.
Сначала Теодор не поверил своим ушам, но умоляющий взгляд Гермионы подтвердил, что он не ослышался. Она действительно просила оставить её наедине с Бруствером. Кивнув, он пробормотал:
— Как пожелаете, — и выскочил вон, хлопнув дверью.
Снаружи сумерки встретили его холодным ветром и серым густым туманом, наползающим на виноградники. Вечер был идеален для сбора урожая, но Тео не замечал ничего вокруг. Ошеломлённый и потерянный, он стоял посреди сада, уставившись в чёрное небо.
«Уходи».
Эти слова, произнесённые Гермионой, показали ему, насколько глупы и напрасны были все его мечты.
— Вот тебе и первая ночь вместе, — прошептал Тео, узнавая горький привкус его извечного спутника — разочарования.
Взъерошив пальцами волосы, он бросил в закрытую дверь:
— Да пошло оно всё, — сплюнул на землю, как будто не мог вынести горечи послевкусия и пошёл прочь.
Возвращаясь той же извилистой тропинкой, Теодор поклялся, что это был последний раз, когда он участвовал в игре под названием «любовь». С него хватит. Слишком много душевной боли она причиняет. Возможно, призрачное «и жили они долго и счастливо» просто не для него, и ему суждено идти по жизни одному.
Пёс ткнулся мордой ему в ладонь, и Тео грустно усмехнулся. Присев на корточки, он погладил пушистого друга, шепча:
— Да, приятель. Остались ты да я.
Словно сочувствуя, Пит лизнул его в нос, и Теодор кивнул:
— Всё правильно. И без неё проживём, правда?
Пёс тряхнул головой, заскулил и рванул куда-то вперед.
Добравшись домой, Тео налил себе рюмку огневиски и одним махом проглотил янтарную жидкость. Когда огненный напиток обжёг горло, ему стало ясно, что забыть Гермиону будет не так-то легко. Может быть, даже невозможно.
Около трёх часов ночи Тео швырнул стакан на стол, поднялся и вышел на улицу. Вдыхая холодный, влажный воздух, он с яростной решимостью направился к винограднику. С Грейнджер или без неё урожай необходимо было собрать. При свете луны он добрался до сарая, не замечая ничего вокруг, и попытался открыть замок ключом, ругая себя за пьянство. Теодор уже был готов бросить «Алохомору», когда до него донёсся звук торопливых шагов.
— Тео.
Услышав знакомый голос, он резко повернулся. Второй раз за эту ночь Теодор Нотт замер, не веря своим ушам, и уставился на девушку перед собой. Тонкая белая туника не спасала Гермиону от промозглого холода, и, глядя на Тео своими выразительными глазами цвета сайгонской корицы, она дрожала, словно лист на ветру. Сердце молоточками застучало в его висках:
«Она пришла!»
— Тео, — выдохнула она снова и прикусила нижнюю губу.
Не вполне определившись со своей линией поведения, он в сердцах выпалил первое, что пришло в голову:
— Ты с ума сошла? Где твоя куртка? Здесь чертовски холодно!
Видимо Гермиона ожидала чего-то худшего, потому что лицо её осветила робкая улыбка.
— Я не подумала, — пролепетала она и обхватила себя руками, пытаясь согреться.
Вздохнув, Теодор снял пальто и, накидывая ей на плечи, пробормотал:
— Глупая девчонка.
Он уже собрался сделать шаг назад, но Гермиона потянулась к нему, и руки, словно сами собой, прижали её к груди. Она прильнула робко и доверчиво, и Тео почувствовал её неровное дыхание. Уткнувшись в её волосы, он пробормотал:
— Почему ты здесь? Я думал... — голос его предательски дрогнул, и он был вынужден сделать глубокий вдох, иначе не смог бы продолжать. — Я думал, ты отправилась обратно в Лондон, чтобы помочь ему управлять волшебным миром.
— Не-а, — Гермиона качнула головой, перебирая пальцами его волосы. — Не захотела. Да и не смогла бы. Кто-то же должен был предупредить тебя, что сегодня ночью не получится собрать урожай винограда.
«Она что, совсем спятила?»
— Почему это?
— Из-за дождя.
Безжалостные пальцы начали играть с пуговицами на его рубашке, не давая Тео сосредоточиться.
— Не смеши меня, Гранж, — попытался он возразить, но не успел закончить предложение, потому что тяжёлая дождевая капля шлёпнулась ему прямо на нос. — Какого чёрта?
— Я же тебе говорила, — нараспев произнесла она и, чуть отступив, улыбнулась.
Не обращая внимание на усиливающийся дождь и пытливо всматриваясь Гермионе в глаза, Теодор спросил о том, что ему необходимо было узнать, прежде чем решиться на что-то большее:
— Что он хотел от тебя?
Грейнджер пожала плечами.
— Он сказал, что соскучился.
— А ты? — пробормотал Тео, от волнения затаив дыхание.
— Я ответила, что вообще о нём не вспоминала.
Схватив Гермиону за руку, он снова притянул её к себе и, обняв за талию, подтолкнул к стенке сарая.
— Я боялся, что потерял тебя, — признался он.
— Зря, — прошептала она и приподняла подбородок, подставляя губы для поцелуя.
На какую-то долю секунды Тео застыл, желая навсегда запечатлеть это мгновение в памяти, а затем с низким рычанием впился в этот зовущий и такой желанный рот. Он даже не подозревал, насколько сильно был взвинчен, пока не ощутил её мягкие податливые губы под своими. Пережитое недавно разочарование захлестнуло его, и что-то внутри взорвалось, превращая поцелуй в грубый и требовательный. В наказание. Как будто чувствуя его состояние, Гермиона тихо и сладко вздохнула, выгнулась в его объятьях, прижимаясь всё ближе, вплавлясь в него, врастая всей кожей. И как-то так получилось, что именно от этой её уступчивости, от этого молчаливого согласия накопившиеся злость и ревность лопнули, словно мыльный пузырь.
«Она здесь. Со мной. Она выбрала меня».
Эти мысли затмили остатки обиды, воскресив желание обладать ею. Любовь и нежность, что переполняли Теодора в начале этой тяжёлой ночи, снова захлестнули его.
Лаская её губы мягкими поцелуями, Тео словно уговаривал довериться, раскрыться для него. И ему поверили: Гермиона, тихо застонав, приоткрыла рот, и их языки сплелись в неистовом танце неутолённой жажды. Тео чувствовал её пальцы, запутавшиеся в волосах и притягивающие его всё ближе, требуя большего. Он с готовностью ответил на этот призыв, толкая её к деревянной стене сарая и прижимаясь возбуждённым членом к её бедру. Страсть кипела в каждой жилке, доводя Теодора до изнеможения, поэтому, не в силах больше ждать, одним отчаянным рывком он разорвал её тунику, получив доступ разом к шее, плечам и груди. Он чуть прикусил напрягшийся сосок, и Гермиона, вскрикнув, откинулась назад, позволяя осыпать себя поцелуями. Именно такой Тео её и представлял: мягкой, нежной, пьянящей, словно нежнейшее из вин, которое он когда-либо пробовал.
А может быть, его пьянило смешение вкусов этой ароматной бархатистой кожи и воды, хлещущей с небес. Потому что в своём страстном танце они даже не заметили, что дождь превратился в настоящую грозу, а огромные капли твёрдыми горошинами посыпались сверху, промочив их насквозь в считанные минуты. Но теперь это не имело никакого значения, потому что Тео не смог бы остановиться, даже если бы небеса разверзлись над ними. Чуть качнувшись, он провел руками от её груди вниз, нежными прикосновениями лаская живот. Гермиона, сгорая от нетерпения, прильнула к нему, обхватывая его бёдра, сжимая его ягодицы, сама выгибаясь навстречу. Посмеиваясь, Теодор взялся за краешек юбки, медленно приподнимая ткань вверх, обнажая её ноги навстречу дождю. Дразня, рука его лениво ползла всё выше, лишь кончиками пальцев поглаживая бедро, а затем скользнула под резинку трусиков, перебирая короткие кудряшки и легонько касаясь клитора.
— Не дразни меня, — вскрикнула Гермиона, уткнувшись ему в грудь.
Нетерпеливо стянув его брюки, она завладела его членом и ловко, со знанием дела начала поглаживать его, вызвав у Тео удивлённый стон.
Он выругался — ему досталась такая горячая штучка, и она хотела его, стонала для него, требовала большего от него. Уступая, он приподнял Гермиону, а она обвила его бёдра ногами. Теодор готов был сделать её своей, но желая услышать столь долгожданное признание, из последних сил выдохнул:
— Ты хочешь этого?
И услышал дрожащее:
— Да. Возьми меня.
Охрипшим эхом повторив это сладкое «Да», Тео отодвинул мешавшие трусики в сторону и вошёл в неё одним сильным слитным движением. Двигаясь резко и быстро, он вновь накрыл её губы своими, глубоко погружая язык в рот в том же темпе, в каком его член врывался в её жаркую тесноту.
«Моя», — мелькало в его голове с каждым толчком, каждой лаской, каждым вздохом.
Дикий ритм движений не позволил им продержаться дольше, и вскоре Теодор почувствовал, как начинают дрожать её мышцы, сокращаясь всё сильней и сильней. Задыхаясь, словно в агонии, он ещё ускорился, подводя Гермиону к самому краю и, в конце концов, вверг её в манящую пропасть. Волны удовольствия заставили Гермиону дрожать и задыхаться в его руках, а Тео смотрел и сам не верил в неописуемую красоту её оргазма. А когда влагалище запульсировало, выдаивая из него, казалось, всю жизнь по каплям, он впился в Гермиону поцелуем и кончил.
Несколько минут они не двигались, приходя в себя, но дождь и холод постепенно проникли даже сквозь их крепкие объятья.
— Ты останешься? — прошептал Теодор, пристально глядя в её глаза.
Гермиона кивнула.
— У меня нет выбора. Кто-то здесь должен предсказывать верную погоду.
Тео улыбнулся.
— Может, будешь тогда моим синоптиком, моим рекламным агентом, моей...
Она перебила его, прижав палец к губам.
— Я рада просто быть твоей, Тео.
— Отлично! — пробормотал Теодор, уткнувшись в её влажные локоны, а затем, словно очнувшись, добавил: — Я думаю, нам пора домой. Тут чертовски холодно.