В мире волшебников начинают происходить странные вещи, приводящие к череде катастроф и разрушению магии. И когда в Мидгарде появляется Локи, жизнь Розы Уизли летит кувырком. Причём в самом буквальном смысле.
Написано специально для WTF HP Cross Time 2021 на ЗФБ-2021.
Последний год обучения близнецов. Фред и Джордж готовят побег из погрязшего в терроре Амбридж Хогвартса, исследуя самые отдаленные уголки замка. Однажды любопытство заводит их в мрачное заброшенное подземелье, где они встречают кое-кого очень интересного.
Этот фест придуман в самых лучших упоротых традициях наших сайтов (да, если кто еще не знает, встречайте новичка: МарвелSфан) с одной единственной целью — получить фан в процессе и вдохновить других на творчество. UPD. Фест подарил нам множество увлекательных и неожиданных работ, которые никогда бы не родились при иных обстоятельствах. И у нас уже есть итоги. Первое место разделяют Хогс и
Мир почему-то стоит на месте, хотя перед глазами все приятно кружится, тошнота щиплет язык ближе к горлу, буря внутри все поднимается, бесится, попробуй ее не заметь, и как-то даже не дышится уже — коротко вдыхается, наливается, набухает.
Выставлять оценки могут деканы, старосты и старшекурсники.
Если вы относитесь к этой группе, пожалуйста, проголосуйте:
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
Будут читать 1 чел.
Ждут проду 0 чел.
Прочитали 0 чел.
Рекомендуют 0 чел.
Ириски остаются на небе жестким послевкусием, глаза щиплет ненужной тревогой, все крутит, вертится, шумит, по улицам светло-серое небо разбрасывает дождь, мурашками разливающийся чай обжигает больное горло, обжигает сердце взгляд, легкие обжигаются сами собой, и что-то внутри надламывается слегка, неприятными трещинами идёт со всех сторон, наклоняется, пустотой сверкая и насмехаясь местом разлома, и там уже зажат нерв сердечный: ноет, дышит, тоже жить пытается, бьется болью, трется, натирает мозоли грусти, и только воспоминание о сладости спасает от принятого безжалостно решения.
Мир почему-то стоит на месте, хотя перед глазами все приятно кружится, тошнота щиплет язык ближе к горлу, буря внутри все поднимается, бесится, попробуй ее не заметь, и как-то даже не дышится уже — коротко вдыхается, наливается, набухает. Быть становится больно, не быть — давно непостижимо, крючок в трахее натягивает леску под весом подвисшего тела, резкая боль становится родной и почти неразличимой на фоне общего безумия, и становится извращенно-приятно от такого неспокойного, отдышливого покоя.
Война закончилась, но, по всей видимости, не желает чувствовать себя конченной: она селится внутри измельченными орехами, рыбной косточкой встает поперек горла, крутится безумно трупным запахом на краю сознания, ночными видениями рисует красные мечты. У Гермиониной войны вкус ирисок: Гермиона когда-то их слишком любила, чтобы терпеть и теперь, боль отдаленных потерь ручейком вливается в горную реку потерь близких, все нутро чешется, беснуется, и во рту постоянно теперь противная вязкая горечь, смеющаяся в лицо потерянной сладостью, Живоглот трется о ногу с требовательностью палача, Рон дышит блеклыми обещаниями, а Гермиона пишет план побега, рисует карты, читает записки географов, держит за руку опешившего Гарри, дышит гарью, перекатывает во рту сбивающиеся в комки ириски, и сама от себя почти кричит, рычит, кусается.
Гермиона душой кидается на каждого прохожего, но мимо гуляет только боль, боль дает сдачи, боль всегда возвращает долг: Гермиона пересматривает свои понятия о чести и совести, Гермиона пересматривает свои понятия, горячим лбом согревает на части градуса стены подземелий, дает себе твердые пощечины, этими же руками порхает над толпами раненных, ночами ими скребет в отчаянии мягкие покрывала, ногтями вгрызается в столбики кровати, наслаждается впившимися под них занозами, думает о сохранных чарах, и Гермионе холодно; тепло хоть никуда и не девается, но оно не с ней: Гермиона не рычит и не убивается, Гермиона улыбается и гладит по рукам, а у самой все поет венские оперы (визжит) в ожидании какой-нибудь ласки, но вся ласка невыносима, вся ласка пугает безвозмездностью, в ласку верится гораздо меньше войны, и Гермиона закрывается для первой, живет осколками второй, и сама себе напоминает современный арт-объект, что так восхищали ее когда-то и так опротивели сейчас.
Кутерьма победы обращается жгучим бессилием, тупой болью в затылке извещающим о своем существовании, и почему-то полная растерянность переходит в разряд выматывающей ежедневной паники, уроки заброшены, библиотека становится чужой, и во всех глазах, на нее обращенных, Гермиона видит одно и то же, и ответа на такой вопрос Гермиона не сыщет в книжках, не сыщет в сердце, не сыщет нигде: каждый должен найти себе свой, но Гермиона же умная, Гермиона надежная, Гермиона столько раз спасала Гарри Поттера — всех остальных разок спасти ей тоже, верно, не трудно, Гермиона точно найдет.
А Гермиона и сказать ничего никому не может: слова превратились в пытку, слова превратны, слова могут врать и скользить, слова неизменно теряют правду; Гермиона не любит слова, Гермиона не плачет по ночам, у Гермионы красные от недосыпа и сухости глаза скрыты Чарами Гламура, Гермиона старается, может.
Картины рассветов заботливы укутаны серым, не режут глаза преждевременным буйством: рассветы Гермиона собирает подобросовестней крестражей, Директорское кресло подчеркивает неправильность происходящего, хотя, казалась бы, происходящее и само неплохо справляется, и поэтому рубины кровью омывают все сны, перешептываются мелкими волнениями, гремят страхом, и только красный кривобокий крестик на разноцветной заламинированной карте греет щеки мечтательным румянцем.
Да и не мечты это вовсе — глухие к чувству долга порывы, но порывами не красят щеки, не придают блеску глазам, порывами не душат шеи и ленты, порывами не строят города, но Гермиона слишком неопределенно-личная, чтобы об этом думать.
***
Летний ветер холодит душу ужасом, будит воспоминания нежнейшим трепетом, хочется оцепенеть, остановиться, просто набраться, впитать, просто чтобы стоп, потому что уже хватит, хватит, довольно; корсет времени мешает частыми обмороками, но все твердят, что нужен он для красоты: Гермионе красоты не надо, ей, пожалуйста, два фунта чистой смелости и пять — сил и покоя, но История Магии плавает перед глазами кокетливыми звездочками, плечо Гарри не кажется больше таким незыблемым и верным, костлявое и худое, руки Рона не просятся куда-то на талию и ниже, и остается только глухое раздражение и неуслышанная мольба; и только слизеринский шарф на полу в Гостиной Старост просится в глубину шкафа, и Гермиона, чуткая и четкая ко всем мольбам, ему не отказывает.
Серые глаза смягчают глазированную кровавость воспоминаний и закатов, грубость работает рауш наркозом для страха и беспокойства, и в груди появляется долгожданное тепло, обволакивает тихо гниющий надлом, напитывает воспаление прохладой и сливками, и глаза Глотика перестают пугать своим мягким светом.
Гермиона не ищет слов: они не нужны. Гермионе хватает легких прикосновений и сиреневых разводов синяков по коже. Что-то внутри предзнаменует временность облегчения, осознает предстоящий ужас, но она просто не смеет думать, что не справится.
Гермиона сможет, вопрос, сможет ли без, но и с ей не очень-то сладко, Гермиона все ещё чувствует себя кем-то другим, она хочет, чтобы кто-то из нее это вытряс, выбил — Гермиона начинает летать на метле, потому что боится высоты.
Гермиона не хочет бояться, реветь отчаянной метелью ей тоже не улыбается, кожа на руках чешется и жаждет прикосновений смерти, Гермионе стыдно за мысли, смешно за чувства, в горле мятой суета и кофе из турки, воздух плавится просто так, разливает по небу синь, Гермионе бы никогда, но она б не прошла столько миль.
***
Чемоданы пузатятся детским счастливым «тогда» («Берти Ботс» искрятся на самом дне). Гермионе слишком нужна большая вода, Гермиона как будто своя в воде, уплывает на час за восток, рассекает синюшную гладь (и пытается не вспоминать, как орал в голове собственный слишком девчачий визг, как стояла дыбом копна волос, как лезла в глубокие раны, как щипало, как застывала вонючая кровь, как в голове тупо темнилась хворь и конца-края не было видно, не было слышно, не было, как было холодно, как сжимала горло неизбежность и все медленнее билось сердце, выталкивая кровь из ран, как стыли пальцы, как все теле превратилось в один противный холодец, тающий под жарким солнцем ужасов и потерь).
Потрескавшиеся губы болят и тянут улыбку, все внутри дрожит облегчением и болью, ноги трясутся чем-то судорожным и нездоровым, и кажется, что она начала гнить: там разводы, тут приходы, почему-то вечно хочется пить, хочется убиться пьяною, Гермионе больно так просто жить, Гермиона уезжает в дальние страны, Гермиона лелеет во снах слова, вспоминает горящие нежной яростью взгляды, Гермионе было больно тогда, но боль эту она не запомнит.
Гермиона хочет себе «теперь», у нее за спиной она сама, Гарри снова становится всем, Гарри снова горит теплом, Гермиона рада его обнять, Гермиона рада ему, а себя она забыла даже потерять, и Гермиона поднимается по трапу, лопает пузырьки тоски, ловит ощущение острого покалывания, улыбается уходящему вдаль дому и радуется, что дотерпела до конца, что не исчезла раньше времени, что ее ничего не удерживает, что сердце уже ничем не обливается, а просто бьется себе на здоровье, и это очень даже неплохо, потому что всяко лучше.
Ириски все так же беспардонно горчат, Гермиона же как прежде выезжает на безупречной памяти, осторожно касаясь перед сном мыслей о нежной сливочной сладости, сыпуче-тягучей, нужной, родной. Гермиона живет войной, но это больше не её война, Гермиона уезжает в своё "когда", блики солнца бьют по лицу, светлой горечью ломит горе, на борте корабля,
совершенно одна,
Гермиона сжимает ирис и билеты к морю.
Автор данной публикации: Rina_yanov
Рина. Первокурсник.
Факультет: Гриффиндор.
В фандоме: с 2014 года
На сайте с 11.01.15.
Публикаций 3,
отзывов 5.
Последний раз волшебник замечен в Хогсе: 25.12.16
Сайд-стори к фанфику "Rise". Когда приходят чувства, даже самый рассудительный человек может ненадолго растеряться. Алекс Митчелл с легкостью признал тот факт, что, оказывается, тоже способен влюбиться. Но книги, без которых он не представляет свою жизнь, не всегда способны помочь в достижении цели, ведь добиться взаимности не так просто, особенно, когда девушка смотрит на другого.
«У Евы украли душевное спокойствие, и Фред учит её «жить сегодняшним днем». У Джорджа украли право выбора, и Фред помогает ему смириться с этим. Фред хотел бы, чтобы они были просто счастливы, но всё сложно.» Работа является как самостоятельным драбблом, так и интерквелом к сборнику фанфиков «Круг». Присутствует нелинейное повествование, охватывающее события «Даров Смерти» и «Принца-полукровки».
У волшебников есть мудрая поговорка: «Слово – не гиппогриф, вылетит – не поймаешь». В ее правдивости Пэнси Паркинсон смогла убедиться на собственном опыте: неосторожно брошенная фраза стоила ей карьеры в Министерстве магии. Чтобы исправить сложившуюся ситуацию, слизеринке придется пойти на жертвы, и вопрос в том, хватит ли у нее терпения?
Уникальные в своем роде описания фильмов и книг из серии Поттерианы.
Раздел, где вы найдете все о приключениях героев на страницах книг и экранах кино.
Мнения поклонников и критиков о франшизе, обсуждения и рассуждения фанатов
Биографии всех персонажей серии. Их судьбы, пережитые приключения, родственные связи и многое другое из жизни героев.
Фотографии персонажей и рисунки от именитых артеров