Драко сидит на скамье и не дышит. Перед его глазами разворачивается самая невероятная картина — на месте обвиняемого находится Грейнджер. Та самая героиня войны, девочка-отличница, девочка-гордость магической Англии. Сидит, но старается не смотреть на окружающих, словно закрылась сама в себе, оградилась колючками и молчит. Ее руки и ноги скованы цепями, от чего Малфой почти болезненно кривится. Такую картину видеть непривычно, да и что такого Грейнджер могла сотворить, раз ее схватили и судят? Драко видит семейство Уизли в полном составе, но Поттера рядом с ними нет, что кажется еще более странным. Неужели он не пришел поддержать свою лучшую подругу? Такое представить себе в разрезе их длительной дружбы просто невозможно.

— Слушается дело Гермионы Джин Грейнджер, обвиняемой в убийстве Гарри Поттера, — произносит судья, и Малфой просто застывает. Он приоткрывает рот в ужасе, слышит шокированные возгласы со всех сторон. Не может быть. Это нелепый сон.

— Она не знала, что это он! — выкрикивает со своего места Рон, и судья призывает его к молчанию.

— Мисс Грейнджер, расскажите нам все, как помните, — просит судья. В зале номер десять душно, даже слишком. Обычно здесь царит холод, не позволяющий расслабиться, а сейчас — настоящая зима, с осязаемыми порывами колкого ветра.

— Я искала книгу, в которой содержится рецепт очень редкого зелья, что использовали Пожиратели в своих мерзких целях. Мне пришлось проникнуть в дом Крэббов, чтобы выкрасть фолиант. Я знала, что у них он есть, а в том поместье семья не жила уже несколько месяцев. Разрушив защитный барьер, не самый прочный, я обыскала почти все, когда появились Пожиратели. Их было четверо, но аппарировать не смогла сразу — пришлось отбиваться. Один из них почему-то замешкался и, воспользовавшись этим, я послала в него убивающее проклятье, — Гермиона замолкает. Она сглатывает, делает судорожный вдох и начинает плакать. Слезы катятся по ее щекам, капают на колени.

Драко вытирает вспотевшие ладони о брюки и отводит взгляд от покрасневшего лица девушки. Почему его сердце так колотится? Почему он настолько переживает за нее после всего, что было и чего не было? Прошло полгода с тех пор, как они виделись последний раз, когда Малфой дал себе обещание, что станет держаться от девушки как можно дальше. Но, услышав, кто предстанет перед судом, он, не мешкая, идет в зал. Теперь сидит и пытается дышать ровно, сопротивляясь вязкой панике, охватывающей его цепкими лапами.

— Он упал, а потом… Это было оборотное зелье. Это был Гарри. Он внедрился к Пожирателям под видом одного из них, — Гермиона заходится в рыданиях. Она прикрывает лицо руками, чтобы никто не видел новой порции крупных слез. Хрупкие плечи девушки сотрясаются в рыданиях.

До Малфоя доходит. Она действительно не знала, кого убила. Своего лучшего друга, почти брата, с которым знакома с одиннадцати лет, провела бок о бок много времени. Человека, который давал показания, сыгравшие в пользу семьи Малфоев. И своими собственными руками Гермиона убила его. Война изменила всех, без исключения, поэтому шоком для Драко становится не факт того, что Грейнджер может послать Аваду, а то, что он чувствует, как потеют еще больше его ладони, а сердце захлебывается в неподдельном страхе. Гермиона будет корить себя за это до конца дней. Ее все равно посадят в Азкабан, просто не на такой большой срок, как за предумышленное убийство. Но быть заточенным в тюрьму, кишащую дементорами, высасывающими все соки, даже на короткий срок — настоящий ужас. Ужас, который испытывает и сам Малфой, несмотря на все обещания оградить себя от общества Гермионы. Он бы за себя так не волновался, как сейчас волнуется за нее.

— Мисс Гермиона Джин Грейнджер приговаривается к шести годам заключения в Азкабане! — гремит голос судьи. Драко чувствует, как по спине ползут ледяные иголки. Он бы не пожелал такой участи, пожалуй, никому. — Напоминаю, что вы можете ограничиться условным наказанием в вашем случае, если расплатитесь определенным чувством. Желаете ли воспользоваться этой возможностью?

— Да, — хрипит Грейнджер. Малфой напрягается. Для того, чтобы избежать наказания, если способен на правильные поступки, оступился, как в случае с Гермионой, нужно убить в себе самые сильные чувства, которые скрашивают жизнь. Радость, любовь, забота о ком-то… Что же может выбрать девушка?

— Назовите конкретное чувство, которым готовы пожертвовать ради свободы, — судья видит, что Гермионе тяжело.

Девушка вытирает слезы, но все еще дрожит от страха, от осознания, что скоро из ее сердца уйдет важная часть жизни. Не самая легкая, даже неприятная в определенные моменты, но все-таки, как оказалось — значимая.

Продолжает видеть боль девушки и Драко. Грейнджер и так когда-то стерла память своим родителям, отослав их как можно дальше. А Уизли ей стали фактически родными. Если и стирать чувства, то только те, которые она испытывает по отношению к одному из членов этой семьи. Дружба и симпатия к кому-то из бывших одноклассников точно не подойдут.

— Любовь, — Гермиона замолкает. Малфой не верит своим ушам. Ему кажется, что это самое сильное чувство, которое может испытывать человек наравне с ненавистью. Лишиться его — ужасно для такой, как Грейнджер.

— Вы же понимаете, что нам нужно конкретное имя? — судья смотрит на подсудимую в ожидании ответа. Полностью чувства лишить нельзя, но можно выкорчевать то, которое человек испытывает к конкретной персоне.

— Драко Малфой, — Грейнджер произносит имя шепотом, но в царящей мертвой тишине ее слышат все присутствующие. Девушка замирает. Как и весь зал, включая самого Малфоя.

Он сжимает до бела кулаки, прикусывает губу, чтобы не вскрикнуть. Гермиона же похожа на каменное изваяние: неподвижная, холодная и лишенная жизни. Из ее глаз пропадает тепло в момент, когда с губ срывается имя Драко. Она все еще считает его трусом, позволившим себе вернуться в состояние привычного комфорта — просто сделать больно, в страхе открыться больше новым чувствам, позволяя узнать другого себя.

— Вы уверены в своем решении? — переспрашивает судья. Получая в ответ кивок, он стучит молотком. — Гермиона Джин Грейнджер освобождается от заключения и получает условный срок, в течение которого обязана каждый месяц являться в аврорат, а также получает запрет на выезд из страны на протяжение ближайших трех лет. Процедура изъятия чувства состоится сегодня вечером. Всем спасибо.

Драко вылетает из зала, почти бежит по коридору, желая как можно быстрее покинуть Министерство. На него были устремлены все взгляды в зале заседания. Парень почувствовал себя так, словно с него содрали кожу, выставляя внутренние органы на всеобщее обозрение. Теперь все знают о любви.

Бежать, как последнему трусу. Его лицо полыхает, а в горле застрял крик. Гермиона его любила, он не ошибся еще тогда. Грейнджер действительно испытывала к нему чувство, которое старалась скрывать всеми силами. Все еще испытывала.

Они были вынуждены сотрудничать когда-то, что Малфоя, безусловно, раздражало, но он очень хотел обелить репутацию семьи и избежать Азкабана, хоть их семья никого не убивала, старалась держать нейтралитет, предоставляя свое поместье в качестве штаба для Пожирателей взамен на безопасность Нарциссы и Драко. Малфой почти весь год помогал Грейнджер в поисках необходимой информации, чтобы выследить и задержать всех приспешников Волдеморта, которые после финальной битвы продолжали совершать нападения, а также искать упоминания о редком зелье, используемом Пожирателями, после принятия которого жертвы в течение нескольких месяцев мучительно умирали. Противоядие изготовить не удавалось, так как было неизвестно, из каких компонентов состояла эта смертельная жидкость.

За это время сотрудничества с Гермионой, Драко успел неоднократно поругаться с ней, спасти ее от Авады, посланной Пожирателем во время их опрометчивой совместной вылазки в старый дом Долохова, игнорировать несколько недель, а потом и вовсе — поцеловать. Они отпускали в адрес друг друга колкие замечания, испепеляли взглядом, кричали… а потом просыпались под одним одеялом, после чего старательно делали вид, что ничего не произошло. Малфой не давал Гермионе поводов думать, что она ему нравится, просто не мог этого себе позволить.

Но стало невыносимо прятаться от самого себя — эмоции все равно проявлялись, что не укрылось от Грейнджер. Она привязалась к нему еще больше, чем прежде, а Драко поздно для себя осознал, что позволял ей это делать. Как и самому себе. Он думал, что любовь — миф, существовавший на протяжении веков. Считал, что ту, которая зарождается «добровольно», способны испытывать единицы, а в итоге, сам того толком не осознавая, вошел в число этих людей.

А теперь Гермиона решает избавиться от любви, что стала испытывать к нему. Драко пребывает в таком чувстве, которое еще никогда прежде не плескалось внутри кислотными волнами. Где-то позади слышатся голоса, один из которых, кажется, зовет Драко, но ему плевать — как можно скорее покинуть Министерство. Парень заходит в лифт, но не успевает закрыть за собой дверь, как туда залетает Уизли и припечатывает к стене. Малфой шипит от боли, не успевая достать палочку.

— Совсем охренел? — слишком тихо произносит Драко, глядя рыжему прямо в пылающие ненавистью глаза.

— Любовь к тебе? — прямо в лицо кричит Рон, хватая парня за грудки.

— Успокойся, Рон, — следом входит Луна, призывая к миру и согласию. Куда же без проницательной подружки, что всегда за справедливость? Она кладет руку на плечо друга и смотрит на Малфоя взглядом, полным потрясения.

— Ты слышала, Луна? — рыжий оборачивается к девушке, выплескивая гнев и не нее. — Какая любовь? Что за бред? Может, он ее приворожил?

— Убери от меня руки, Уизли, — тон Драко приобретет стальные ноты. Парень сбрасывает руки Рона с себя и добавляет: — Не самое лучшее время для разборок, когда твой друг мертв, а подруга избавляется от чувств.

— От любви к тебе, слизеринский хорек! — гнев точно не к лицу Уизли. Его гримаса будет снится Драко еще долго в страшных снах.

— Рон, пожалуйста, Драко тоже тяжело, как ты не понимаешь? — Малфой готов дать Лавгуд медаль за непоколебимость в стрессовых ситуациях. Ему даже не жалко испытывать восхищение от того, насколько эта странная девушка храбра и рассудительна, умеет подмечать детали.

— Тяжело, — вторит Луне рыжеволосый и наконец-то отходит. — Тяжело?

— Послушай, Уизли, сейчас действительно не время... — Малфой вздыхает. В его груди разрываются шарики со смертельной язвой. Срочно огневиски, срочно одиночество, срочно выплеснуть все то, что сейчас ураганом носится внутри, сметая все на своем пути. Он словно стоит на краю огромного обрыва, на дне которого клокочет нестерпимо жаркая лава, манящая в свои смертельные объятья.

— Ладно, если допустить, что она и правда испытывает к тебе… такое, — Рон пытается изо всех сил сохранять спокойствие. Он все еще переваривает информацию о том, что его подруга могла любить Малфоя. Рон, конечно, отмечал изменения в поведении Грейнджер во время их сотрудничества с Драко, но списывал все на то, что Гермиона смогла наладить контакт с ним. — Ты собираешься просто уйти?

— А что, шесть лет в Азкабане в компании дементоров тебе кажутся более радужной перспективой? Мне отговорить ее от этого, что ли, отправляя в тюрьму таким образом? — Малфой вспыхивает в одночасье. — Ты просто придурок, Уизли, каких еще поискать надо! Она будет жить дальше, в Норе, не помня обо всем, что было между нами, радоваться жизни, носить теплые свитера, связанные твоей мамой, а не гнить в тюрьме, мучаясь шесть лет, после чего сойдет с ума или умрет. Что ты несешь, баран?! С какой радости я должен оставаться?

— Малфой! — Луна хватает парня за руку и умоляюще смотрит ему в глаза — тот уже достал палочку, направляя ее на Рона.

— Всегда знал, что твой интеллект на уровне червя. Так что забудь обо мне, а вечером отведи Грейнджер в Нору и живите долго и счастливо. От меня что надо? — почти шипит Драко. Он видит, как из взгляда Уизли исчезает гнев, уступая место осознанию.

— А что насчет тебя?

— Намереваюсь вернуться в поместье, выпить чего покрепче и отойти ко сну. Остальное тебя не касается, — Малфой прячет палочку и обращается к Лавгуд: — Проследи, чтобы Уизли не натворил глупостей.

— Хорошо, — девушка сдержанно кивает и выводит Рона из лифта. На этаже уже собралось несколько человек, наблюдающих за перепалкой.

— Всего доброго, — Драко посылает колкий взгляд случайным свидетелям и закрывает решетчатую дверь.

Он почти не помнит, как добирается до поместья. Бросает короткое приветствие матери, летит наверх и закрывается в своей спальне. Из груди вырывается резкий выдох, веки смыкаются, когда Драко прислоняется к двери. Она его любит. Любит. Никаких мимолетных мыслей «А вдруг?», никаких сомнений теперь — любила тогда. И до сих пор, что самое страшное. Впрочем, сейчас это уже не так важно, когда чувство через несколько часов будет вырвано с корнем в качестве платы за свободу.

А он ведь все равно думал о ней. Особенно в те моменты, когда нуждался в разговоре по душам, в поддержке, которую Нарцисса не могла ему дать. Скучал по тем временам, когда они сидели молча в кабинете, читали найденные фолианты и записи, а на фоне весело потрескивал огонь в камине. Малфой тогда чувствовал себя… спокойно. С каждым днем Гермиона бесила его все меньше, интересовала своим мышлением, даже увлекала в некоторые длительные и интересные споры.

Парень любил украдкой наблюдать за тем, как Грейнджер хмурилась, грызла кончик карандаша, что-то тихо бормотала, шевелила беззвучно губами, сдувала со лба непослушные пряди волос… Тогда Драко впервые словил себя на мысли о том, что в его груди поселился кот, клубочком свернувшийся в самом уголке, даривший тепло и спокойствие.

Это, конечно, продолжалось до поры до времени, ведь характер Малфоя был слишком вспыльчивым и упрямым, чтобы Драко мог носить это ощущение внутри слишком долго. Он вновь срывался на крик, когда его раздражало слишком правильное поведение Гермионы, ее желание вытащить клещами наружу все самое лучшее, что в нем было. Малфой еще не привык обнажать свои чувства до такой степени, чтобы кто-то мог подцепить их и соткать мягкий плед, позволяющий укрыться под ним вдвоем. И Драко в итоге всеми силами опутывал колючей проволокой свое сердце от чувства, которого он больше всего боялся, да еще и по отношению к грязнокровке. Но не смог лгать самому себе — Грейнджер ему по-настоящему нравилась, даже больше, чем просто нравилась, и с этим пора было заканчивать… Он просто оскорбил ее, ведь больше ничего сделать и не мог, а потом ушел, когда их сотрудничество закончилось. Вот только настоящей ненависти к девушке он не испытывал. И старался избегать Гермиону, чтобы не встречаться с ее взглядом, не проглатывать яд, струившийся в такие моменты по венам, когда все-таки сталкивался с ней на Косой Аллее. Потому что любовь еще не ушла из его сердца.

— Так будет лучше, — Малфой подходит к окну и смотрит на белоснежное покрывало, что раскинулось вокруг поместья. — Годы в компании дементоров и то лучше, чем чувства к такому, как я. А Уизли больно не сделают.

Драко сжимает пальцы на холодном камне. А что, если бы он не оскорбил ее тогда? Что, если бы сейчас попытался извиниться? Как бы сложились их отношения? Он — чистокровный маг, а она — грязнокровка. Да и характер, которым наделен Драко — не сахар. Какое могло быть при таком случае будущее? А никакое. Поэтому выкорчевать чувство было самым лучшим вариантом, а Малфой… скоро забудет. Отношения с Грейнджер были мимолетным увлечением, ничего более. Он забудет. Забудется. Обратит свое внимание на Асторию Гринграсс, которую ему сватали с самого детства, женится на ней и будет жить, не оглядываясь на прошлое. Да, так правильно. Трусливо, но в рамках его жизни… правильно.

Несколькими месяцами позже Малфой стоит около Норы, а под его ногами начинает зеленеть первая трава. Вокруг тишина, но до слуха парня долетают вскрики и смех. Он видит в окнах миссис Уизли, бьющую полотенцем Рона, стащившего кекс со стола, по голове; как Джордж активно что-то объясняет Джинни, размахивая руками… а Гермиона сидит за столом и улыбается, наблюдая за всем этим сумасшедшим оживлением. И выглядит девушка на своем месте, вполне счастливой, смирившейся с утратой лучшего друга, которого убила своими руками по незнанию. Такой, как и должна быть. Без него. Без него, все еще пытающегося вымести остатки чувств из того самого теплого уголка, что создала внутри него эта девушка с глазами цвета горького шоколада. Такого же горького, как и вкус на кончике языка Драко.

Он вздыхает, медленно разворачивается, несколько секунд смотрит, прищурившись, на теплое солнце, а потом аппарирует, оставляя окрестности Норы, не замаранными следами его присутствия. А вслед ему смотрит Гермиона, провожающая взглядом в окне темный силуэт, купающийся в светлых лучах весеннего солнца. Такого же светлого, как и волосы покинувшего ее сердце человека. Девушка зажмуривается на несколько секунд, открывает глаза — никого нет. Просто показалось. Джинни толкает подругу в плечо, продолжая свой оживленный рассказ, но Гермиона почти не слушает. Что-то едва уловимое, подобное разряду тока, медленно ползет по позвоночнику, а затем проникает в сердце и рассыпается там яркими искрами, которые всего через несколько секунд угасают.