Глухие звуки его шагов разносились эхом по слабо освещенным факелами закоулкам крепости. За массивными дубовыми дверьми камер слышались скрежет и хриплое рычание — твари почуяли человечину и пытались выбраться из заточения. Раньше Драко шарахался бы от этих звуков, которые обещали треск сломанной магической защиты, острые клыки на горле и вырванные в жажде поживиться внутренности, и пытался совладать с трясущимися поджилками. Но слишком много времени утекло с тех пор, как он, отсидев год в Азкабане, прибыл в Цитадель зеленым юнцом. Сейчас на вороте его мантии, подбитой мехом, поблескивало серебро эмблемы верховного стража — щит со скрещенными палочкой и мечом, а руки были по локоть в крови нежити. Если то, что сочилось из их богомерзких туш, можно было назвать кровью.

Десять лет прошло с момента, как он появился здесь, и четыре, как сменил на посту погибшего в пожаре во время очередного мятежа верховного стража Элфиаса Бёрка. За все это время Драко повидал столько мерзких смертей, что жизнь в Мэноре под гнетом Волдеморта казалась теперь детской забавой. Но даже за забавы приходится платить. И, по решению Визенгамота, его плата — охранять тюрьму для особо опасных тварей.

Раньше он слышал о Цитадели, но никогда не думал, что увидит ее своими глазами. Изнутри. Во всей ее неприглядности и гнусности. Полную заточенной в каменные мешки нежити и порождений отвратительных опытов Темного Лорда. Монстров, которые до его смерти томились в надежно заколдованных подземельях, а после того, как охранные чары спали, наводнили Великобританию, сметая на своем пути все живое и обращая людей в себе подобных.

Смертная казнь в магической Британии была запрещена, и поток охотников, переправлявших на летучих кораблях пойманных людоедов, оборотней, перевертышей, упырей и прочих ходячих мертвецов, падких на человечину, не иссякал. Министерство щедро платило за отлов.

В Цитадель свозили всех тех, кто нес смертельную угрозу безмятежной жизни магического мира и кто был неподвластен ни дементорам, ни пришедшим им на смену аврорам. Сбрасывали сюда, словно в расход. И это почти конец, ведь среди тварей сам теряешь прежнего себя, влача жалкое существование в каменном мешке посреди моря, без возможности выбраться из тюрьмы. Забываешь, кем был. Словно перевертыш, неспособный больше контролировать свое превращение и вынужденный томиться в волчьей шкуре, или оборотень, на которого уже не влияют фазы луны, и который — как когда-то Фенрир Сивый — даже в человеческом облике повадками больше походит на зверя. И даже обретя власть над нежитью, Драко боялся упасть до их уровня.

Отблески пламени факелов лизали вековые стены, выхватывая из тьмы почерневшие от копоти выщербленные камни, кое-где задетые Бомбардой. Драко десятки раз на дню проходил по этому коридору, как и по остальным, пронзенным по вертикали одной лестницей, и мог с закрытыми глазами опознать все оставленные боями с вырвавшимися монстрами метки, бугрившиеся словно шрамы на прочной коже хтонического чудовища. За каждым таким шрамом стояла потерянная жизнь. Для некоторых путь в Цитадель был последним.

Из-за одной из дверей послышался пронзительный вой, его подхватили другие узники, и вскоре уже все западное крыло утопало в какофонии звуков. Глухие удары изуродованных магическими ритуалами тел о дерево, скрежет когтей и почерневших ногтей, словно уродцы пытались процарапать себе путь наружу, топот лап и ног, когда очередное существо разгонялось, чтобы с большей силой впечататься в непрошибаемую преграду, отчего заколдованная дверь покрывалась рябью.

Он поморщился: охранные чары обновили только неделю назад, но, похоже, стоило еще раз вызвать невыразимца. В этот раз пограмотнее предыдущего. Для этого нужно было опять отправляться на большую землю — привилегия исключительно для верховного стража — сов в Цитадели не держали, и приходилось пользоваться услугами совиной почты ближайшего городишки. На Драко там всегда косились с опаской и обходили по широкой дуге. Это порядком утомляло.

У тварей было удивительное чувство времени. Если бы он когда-нибудь потерял свои часы, по поведению уродцев мог бы с уверенностью сказать, что над Северным морем занимался рассвет.

— Доброе утро, образины, — громко сказал Драко и треснул кулаком по двери ближайшей камеры.

Оборотень за стеной заскулил и зацокал когтями по камню, — узникам не полагалось ни тростника, ни соломы на подстилку — убираясь в дальний угол.

— Какой молодец, — протянул Драко и продолжил свой путь к главной галерее.

На лестнице второго этажа, где содержались менее опасные магические существа, его встретил старший помощник Майерс с массивной серебряной цепью.

— Я ждал охотников только к вечеру, — будто оправдываясь, произнес он, пропуская Драко вперед. — Хорошо, что они хотя бы предупредили, и мы успели приготовить соответствующую камеру.

Они вместе спустились в главную галерею со сводчатым потолком, продуваемую сквозняком, и направились к выходу.

— Со временем ты научишься предвидеть ее визиты. Как ты мог заметить, она заявляется чаще всех остальных, — бросил через плечо Драко, кивая двоим привратникам.

Они тут же принялись снимать охранные чары с железной двери, которая перекрывала доступ в Цитадель. Мелкие шестеренки закрутились, когда хитроумный механизм пришел в движение, и кованые створки главного входа медленно и со скрипом раскрылись. Драко, наглухо застегивая мантию, вышел в пустынный двор. Полы мантии темными волнами плескались у его ног, затрудняя движение. Даже высокие каменные стены внешних укреплений не спасали от пронизывающего ветра, который зарождался в море и с яростью разбивался о неприступную, разлегшуюся на большей части острова, будто слепой дракон-переросток, крепость без единого намека на окна.

Сумерки едва рассеялись, но солнце не спешило выглядывать из-за покатых боков брюхатых туч, обещавших ненастный день. За границей крепостных стен ветер неистовствовал еще больше, и выл так, что был способен перекричать самых голосистых из вверенных Драко существ.
Он хмуро посмотрел на горизонт, замечая, как мелькают на волнах белесые барашки — предвестники шторма. С виду хлипкий летучий кораблик бросил якорь в бухте неподалеку и сейчас раскачивался на волнах неспокойного моря в ожидании своих пассажиров. Охотники уже причалили к берегу на шлюпке и тащили ее по мелководью, подальше от неприветливых волн.

Драко подошел ближе к берегу, ожидая пока охотники на нежить вытянут шлюпку из воды. Майерс переминался с ноги на ногу рядом, разглядывая внушительную клеть, которая светилась от множества блокирующих заклятий и искрила каждый раз, когда людоед, заключенный в ней, пытался схватиться за прутья. Изнутри доносились глухие удары, а сама клеть опасно раскачивалась, грозя каждый раз вывалиться за борт, но охотники упорно тащили шлюпку по мелководью, разбрызгивая соленую воду вокруг себя.

Драко не спешил им помогать, но волшебную палочку на всякий случай достал. По правде сказать, он был бы только рад, если бы один из них — или они все — нахлебались морской воды досыта и забыли дорогу сюда.

В глубине души Драко надеялся, что успеет покончить с бюрократическими проволочками и определить людоеда в надлежащую камеру раньше, чем разразится гроза и придется изображать гостеприимство.

Один из охотников махнул остальным и, отделившись от группы, уверенно зашагал навстречу Драко. Приблизившись, он скинул капюшон, и показалось бледное заостренное лицо Гермионы Грейнджер. От напряжения, с которым она несколько мгновений назад помогала вытаскивать шлюпку, ее впалые щеки алели. Уродливый шрам, оставленный одним из оборотней, тянулся от уголка левого глаза к основанию челюсти и заканчивался на шее. Как она иногда шутила, ей повезло, что это был оборотень — в отличие от перевертышей, они любили начинать трапезу с головы, а не с конечностей. И все же оборотень чудом не зацепил сонную артерию, пытаясь лишить Грейнджер лица и вырвать глотку, за что поплатился передней лапой. Сейчас этот любитель свежатинки прохлаждался в угловой камере на четвертом этаже, где содержались особо опасные и заразные твари. То-то он сегодня царапался активнее обычного.

Чуял ее.