— Милый, пойдём спать, — она стоит в дверях его кабинета. — Уже так поздно.

Поздно.

Драко смотрит на свою жену и не может насмотреться: босая, в одной тонкой ночнушке, с расплетёнными волосами — она больше похожа на ребёнка, испуганного ночным кошмаром, чем на женщину, которая сегодня давала приём на сто двадцать три персоны в честь первого дня рождения сына.

Она блистала ярче изумрудов, инкрустированных в её тяжёлое колье, ярче света репортёрских колдокамер, ярче уизеловских фейерверков, разработанных специально ко дню рождения Скорпиуса. Она выглядела как самая настоящая хозяйка Малфой-мэнора, и Драко не сводил с неё глаз весь вечер, особенно когда поблизости оказывались остальные члены Золотого Трио.

Он не может запретить ей видеться с друзьями, но их влияние на Гермиону пока сильнее, чем ему хотелось бы. И это создаёт определённые неудобства.

— Ты выпила лекарства? — очень важно, чтобы она не забывала пить зелье, он строго за этим следит. — На две капли больше, как предписывал колдомедик?

— Да, — Гермиона кивает, и тёмный локон падет ей на грудь. Драко следит за ним взглядом и тяжело сглатывает, подавляя в себе желание всё бросить и, подхватив жену на руки, запереться в спальне до утра. — Я устала, пойдём.

Он ещё недолго смотрит на грудь, мерно вздымающуюся в такт её дыханию, скользит взглядом выше, по кромке ночной сорочки, вдоль шеи, мысленно целует её нежную кожу за ушком, обводит скулы, прислоняется к её лбу своим и выдыхает.

— Ты иди, я скоро подойду, — Драко приходит в себя, сбрасывая наваждение, и углубляется в бумаги.

На столе лежит внушительная стопка пергаментов, требующих безоговорочного внимания. Ему нужно закончить с делами сегодня, чтобы завтра они втроём могли куда-нибудь сходить и развеяться. Может, он поведёт их в парк? Скорпиус любит гоняться за птицами, пусть пока и с родительской помощью.

— Ладно, — только сейчас он замечает чашку в её руках. Гермиона ставит напиток ему на стол и, легко целуя в висок, говорит: — Не сиди допоздна.

Дверь за ней тихонько закрывается, и Драко, отпивая из любимой кружки ароматный чай, слышит звук её удаляющихся шагов.


* * *
Он просыпается весь в холодном поту, тяжело дыша, и с мокрыми от слёз щеками. Моргает пару раз, приходя в себя, и вспоминает, где находится.

Ему снилось, что она ушла.

Гермиона сидит рядом, прижимая его спину к своей груди, едва слышно шепча всякие глупые успокаивающие бессмыслицы куда-то ему в висок. Она раскачивается из стороны в сторону, укачивая Драко как ребёнка, и он должен отметить, что это успокаивает. В такие минуты он понимает Скорпиуса, как никто другой.

— Тише, тише, Драко, — шепчет она, заметив, что он уже проснулся. — Я с тобой, милый, я с тобой. Всё хорошо.

Он откидывает голову ей на плечо и прикрывает глаза. Это повторяется нечасто, один или два раза в квартал, но привыкнуть к этим снам он всё равно не может.

Драко помнит, как это случилось первый раз, — ему снилось, как умирала мама. Ему снилось, как сбежавшие Пожиратели пытали её в Мэноре, как она кричала и билась в истерике, как, сорвав голос, просто беззвучно открывала рот. Ему снилось, как стекленели её глаза, когда она смотрела на него в последний раз.

Днём ранее он зашёл на верхние этажи дома Блэков на площади Гриммо в поисках карты местности. Напарник остался внизу, стоять на стрёме. После того, как Штаб рассекретили, они переместились в «Нору», но некоторые документы орденовцы в спешке не успели забрать. И таким, как он (читай — «переметнувшимся»), приходилось это искать.

Поэтому Драко методично — шаг за шагом, комната за комнатой — осматривал помещение в поисках нужной им карты и наткнулся на старый сундук. В комнате, кроме этой рухляди, ничего больше не было, и ему захотелось узнать, что внутри. Когда Драко применил первое заклятие, ничего не произошло, но на третьем отпирающем, которому его научил Снейп, крышка сундука откинулась, и оттуда выпала умирающая Нарцисса.

Первой мыслью было схватить её на руки и аппарировать в новый Штаб. Раскидать там всех, уничтожить каждого, кто встанет на пути, добраться до Поттера-чёртова-лжеца и четвертовать его собственными руками. Вырвать ему сердце, смять в кулаке, швырнуть оземь, потоптаться, стереть с лица земли…

— Драко... — Мама. Его прекрасная, нежная, чуткая мама протягивала к нему руки, держась за раненый бок, постанывая от боли. — Драко...

А он стоял, не в силах шелохнуться, произнести хоть слово, помочь хоть как-то.

Он стоял с широко раскрытыми глазами и трясущимися руками, с пустой головой и кровоточащим сердцем. А она лежала на полу, вся в крови, такая маленькая, сжавшаяся в комок, с вытянутыми в мольбе руками, в больничной робе, под стать той, что носят пациенты из Мунго.

Почему она в больничной робе?..

И тут до него дошло.

— Ридикулус! — выкрикнул Драко, и боггарт, принявший облик его матери, спрятался обратно в сундук.

Воображаемая Нарцисса исчезла, но вот боль от вида её стекленеющих глаз и бессилие что-либо изменить — отныне навсегда с ним.

В тот день они с напарником (кажется, его звали Симус) вернулись в Штаб поздно и совсем обессиленные. Драко хватило только на то, чтобы добраться до своей комнаты и провалиться в беспокойный сон.

Тогда из плена кошмара его спасла Грейнджер, услышав, как он скулит. То ли он не закрыл дверь на ночь, то ли ей просто неведомо понятие личного пространства, но очнулся Драко оттого, что кто-то ласково поглаживал его по голове, слегка при этом раскачиваясь. Грейнджер даже не смутилась, сидя у него в постели в одной ночнушке, прижимаясь почти ребяческой грудью и худыми рёбрами к его спине, касаясь губами его уха. Она просто спросила, как он, и, убедившись, что всё в порядке, вышла из комнаты.

Порой Грейнджер появлялась у него и два раза за ночь — их комнаты были через стенку. Пару раз он ставил заглушающие, но она всё равно возвращалась, и Драко не понимал её мотивов.

— Зачем ты ходишь сюда? — он не мог удержаться, чтобы не спросить, а сама она не говорила по этому поводу ни слова.

Гермиона пожала плечами и, ничуть не удивившись вопросу, ответила: — У меня бессонница.

— Тебе не надоело со мной нянчиться?

Она посмотрена на него как-то устало и обречённо.

— А тебе не надоели кошмары?

Больше они не говорили на эту тему, но отныне Грейнджер без лишних слов приходила к нему в комнату, если слышала, что он рыдает.

Проще говоря — каждую ночь.


* * *
Он чувствует, как она ворочается. Как тихонько встаёт с кровати, стараясь не разбудить его, и уходит в душ. Видит, как после душа она пьёт зелье, стоящее на прикроватной тумбочке, — ровно пять капель — и выходит из комнаты, не закрывая дверь.

Сейчас она придёт со Скорпиусом на руках, и он сделает вид, что проснулся от тихого агуканья и слабых пинков крохотных ног его сына. Их сына.

Мерлин, Гермиона-два-года-как-не-Грейнджер родила ему ребёнка!

Ребёнка — ему! Драко-чёрт-побери-Малфою!

Ему кажется, что это всё сон, и он вот-вот проснётся: один, в пустом обшарпанном доме, без цели и смысла жизни. Он проснётся от очередного кошмара, упав на пол, подмяв под себя одеяло, намочив подушку злыми слезами.

И никакой надежды. Ни единого стимула продолжать эту бессмысленную жизнь. Ни-че-го.

— Драко.

Тихий ласковый голос его супруги вырывает из мрачных мыслей, а болезненный щипок за ухо напоминает, что это не сон. Скорпиус видит, как отец открывает глаза, и заливисто хохочет, хлопая в ладоши. Драко думает, что простит этому сорванцу всё что угодно — лишь бы он всегда оставался таким же счастливым, как в эти утренние моменты.

— Держи, — Гермиона подаёт ему кофе. Это их личный ритуал ещё со времён жизни в Штабе: она всегда делает ему кофе или чай сама, без помощи эльфов. Ей удаётся сделать кофе идеально крепким и без горчинки, а чай — насыщенным и в меру сладким.

— Спасибо, — он принимает чашку одной рукой, второй берёт её запястье и целует. — Ты не забыла...

— Зелье, помню, — Гермиона чуть раздражённо закатывает глаза, кивая в сторону прикроватной тумбочки. — Выпила, как только вышла из душа.

— Не сердись, — Драко смягчает тон, сводя недовольство на нет. — Я просто переживаю, доктор велел соблюдать предписания неукоснительно, иначе инцидент может повториться.

Ложь даётся слишком легко, и порой это его коробит.

— У некоторых ведьм это бывает, — она отводит взгляд, сосредотачиваясь на сыне. — Не все успевают оправиться после родов за короткий срок. Не переживай, я уже не кормлю грудью и больше не упаду от истощения.

Ох, Гермиона, если бы дело было только в этом...

— Агу! — Скорпиус резко толкает Драко по плечу, отвлекая того от печальных мыслей, переключая внимание на себя. Гермиона улыбается, глядя на Скорпиуса, а Драко...

А Драко, сгребая обоих в охапку, целуя жену и маленького сына, ощущает себя подлецом. Самым счастливым подлецом во всей Англии.


* * *
Переулок грязный, почти безлюдный, весь завален мусором и каким-то ненужным хламом, кишит крысами, тараканами и прочей нечистью. Драко хочет поскорее убраться отсюда.

Давно заткнутая в дальний угол совесть перестала даже напоминать о себе тихим «А вдруг?..» — бесполезно. Это первые полгода у него ещё тряслись руки, а страх сковывал язык. Сейчас он просто отдаёт мешочек с галлеонами продавцу, забирает флаконы с зельем — и они расходятся каждый своей дорогой. Одно сухое предупреждение «Бросай это, парень», и тихий ответ «Не твоё дело» — уже в пустоту.

Драко идёт по Косому переулку, глубоко погружённый в свои мысли.

Ему не нравится лгать жене, потому что она этого не заслужила. Но стала бы она его женой, если бы не эта ложь?

Драко не знает. И не уверен, что хочет знать.

Он идёт по улице, вспоминая разговор с продавцом, состоявшийся только что.

— Вы поймите меня, — высокий и худой мужчина в тёмно-коричневой мантии стоял у противоположной стены грязного переулка, где обычно совершается сделка. — У всего есть побочный эффект.

— Что вы имеете в виду? — Драко не видел его лица, но был уверен, что тот намного его старше.

— Мистер...

— Смит, — он небрежно пожал плечами, скрывая свою нервозность. — Можете звать меня мистер Смит.

Незнакомец кивнул.

— Мистер Смит, повышать дозу больше нельзя, — у Драко резко похолодели пальцы. — Пять капель — максимально возможное количество зелья, но и оно скоро начнёт вредить организму.

— Но вы же сказали, что зелье рассчитано на длительный приём! — неужели этот старик (почему-то Драко решил, что это обязательно старик, уж больно голос был сиплым и скрипучим) его обманул?

— Длительным — не значит пожизненным, мистер... Смит.

Драко сокрушённо опустил голову и потёр виски. Он не мог прекратить всё сейчас — он не мог позволить ей уйти. Жизнь только начала налаживаться: Гермиона перестала бояться Мэнора, они сделали ремонт, родился Скорпиус, её друзья спокойней стали принимать его в свою компанию...

Незнакомец только покачал головой. Слишком много он видел таких, как этот юнец. Сколько ему — лет двадцать восемь? Не больше тридцати, во всяком случае, а он уже почти два года покупает зелье. Буквально в прошлом месяце он то же самое втолковывал одной молодой волшебнице, она тоже не хотела принимать очевидное...

— И каковы побочные действия? — тихий, но решительный голос прервал ход его мыслей.

— Из ранних — общее недомогание. Головные боли, обмороки, усталость, — незнакомец заметил, как глаза собеседника расширились. Наверное, уже началось. Что ж, долго она продержалась. Или это юноша? — Из поздних...

— Ну же?

Драко понимал, что мужчина в мантии сомневался, чувствовал, что тот не хотел говорить. Но ему нужны ответы, ему нужно знать, что делать дальше.

— Говорите, раз уже начали!

— Человек теряет память, — нехотя продолжил «старец». — Сначала кратковременную: забывает, куда клал палочку на ночь или сколько добавляет кубиков сахара в чай. Но если не прекратить приём зелья на этой стадии, последствия могут быть катастрофичны. Человек забывает имена друзей и близких, не помнит, где живёт или работает, не в состоянии вспомнить, как колдовать. Доходит до того, что человек может забыть кто он такой. И это — необратимо.

Мужчина запнулся на полуслове и, тяжело вздохнув, продолжил:

— Ваша жена, — Драко вздрогнул, рефлекторно сжав левую руку в кулак. — Да, я увидел, что вы женаты и сказал наобум. Так вот, мистер Смит или как вас там, ваша жена не заслуживает такого отношения. Вы не сможете всю жизнь поить её зельем. Рано или поздно, она проснётся и приставит к вашему горлу нож, потому что не сможет вспомнить, кто вы. А ещё через какое-то время, когда вы спрячете все колюще-режущие предметы в доме и начнёте просыпаться от любого шороха, мистер Смит, она всё равно очнётся раньше и, почти задушив вас подушкой, в бессилии зарыдает, так и не вспомнив своего имени.

Крупная дрожь пробежала вдоль позвоночника, и Драко резко отвернулся.

Он не хотел такого для Гермионы.

Он всего лишь хотел, чтобы она в него влюбилась, и потом бы обязательно перестал подливать ей зелье. Но каждый раз, как Драко собирался прекратить, они ссорились. И он снова боялся, что Гермиона его бросит. Что оставит его так же, как когда-то оставил отец, не вернувшись из Азкабана. Покинет его, как покинула мама, не справившись с горем от утраты, умерев через неделю после супруга.

Драко боялся, что он снова будет один, а светлый и уютный Мэнор опять станет пустым и холодным склепом. И наступит кромешная тьма.

— Любовь нельзя купить, мистер Смит, — незнакомец уже стоял на выходе из переулка. — Её нельзя принести во флаконе в грязный безлюдный переулок и продать за мешок с галлеонами.

— Но вы же это делаете.

— Нет, — тот лишь покачал головой. — Я приношу вам самообман. Заменитель. Пшик. Я продаю вам ложь, мистер Смит, не любовь. Пусть иногда и кажется, что это одно и то же.

Ложь.

Любовь.

Драко останавливается, внезапно осознав выбор, представший перед ним.

Он бездумно смотрит на витрину перед собой, не в состоянии собраться с мыслями. Выбор между любовью к Гермионе и страхом снова остаться брошенным ставит его в тупик. Потерять её навсегда, прекратив пичкать зельем, позволив ей уйти, или продолжить лгать ей о целителе, тем самым обрекая на сумасшествие?

Прямо сейчас он не может ответить себе на этот вопрос, а потому просто решает пока отложить его на какое-то время. Как там говорил тот зельевар — скоро? Что ж, время — понятие растяжимое. Как только Гермиона сварит ему горький кофе или пересластит чай, так он и начнёт бить тревогу.

А пока — Скорпиус уже почти научился ходить, что мешает ему научиться летать?

«Мини-Молния 3000 — лучший подарок начинающему игроку!» — гласит реклама на стекле магазина мётел, и Драко толкает дверь внутрь.


* * *
— Серьёзно, Драко? — Гермиона стоит в дверях их спальни, округлив глаза в изумлении. — Метла? Мы опаздываем на ужин в «Норе», потому что ты покупал Скорпиусу метлу?!

Драко в недоумении от её гнева. Почему она сердится? Он же хотел как лучше.

— Какой ужин? — он не помнит, чтобы они собирались в гости. Он хотел провести сегодняшний вечер только вдвоём, передав Скорпиуса эльфу...

Гермиона ещё пару секунд сверлит его укоризненным взглядом, а потом, словно что-то вспомнив, делает резкий вдох. Её взгляд смягчается, а голос становится тише, когда она напоминает ему, что они ещё две недели назад договаривались об этом ужине. В конце концов, он тоже часть Штаба, и они женаты — как же она пойдёт без него?

Драко разочарованно выдыхает. У него нет ни малейшего желания идти в «Нору», видеться с орденовцами, поддерживать беседы ни о чём и весь вечер сгорать от ревности к Поттеру и Вислому. Каждый раз, стоит им с Гермионой переступить порог дома Уизли, тут же появляются эти двое, не отлипая от его жены ни на секунду. И Драко сходит с ума, потому что Поттер спокойно кладёт свои лапищи на её плечи, а Уизли то и дело касается её нежных запястий. Она сама, что греха таить, неосознанно отвечает им то объятием, то дружелюбным взглядом, отчего у Драко в животе нарастает снежный ком необоснованной и горькой обиды.

Точно так же всё происходит и на этот раз: они выходят из камина «Норы», и Гермиону тут же сгребает в охапку Поттер, а после — и остальные члены бывшего Сопротивления. Драко стискивает челюсти почти до зубовного хруста, но не подаёт виду, что его это задевает.

Скорпиус, сидящий у него на руках, издалека завидев Молли, начинает громко агукать, протягивая к ней пухлые ручонки, а та, в свою очередь, поздоровавшись с Драко (она, пожалуй, одна из немногих, кто взаправду к нему хорошо относится), целует ребёнка в щёку и легонько щекочет в бок. Сын без ума от Молли Уизли, она практически заменила ему бабушку, что неудивительно, потому что из всей этой компании она единственная не смотрит на него косо.

Вечер идёт своим чередом — медленно и ужасно скучно. Народ собирается в группки по двое-трое и разбредается по комнатам, разговаривать кто о чём.

Нет, всё у них с Гермионой прекрасно, думает Драко, когда та отходит от него к своим друзьям, виновато улыбаясь. По крайней мере, сегодня с ним поздоровались почти все присутствующие, даже Джордж, чего раньше не случалось ни разу. Вот только Гермиона то и дело бросает на него странные взгляды, как будто переживает о чём-то.

— Всё в порядке? — спрашивает он, улучив момент, когда они остались наедине в саду. — Ты чем-то обеспокоена?

Гермиона чуть вздрагивает, словно от холода, и улыбается ему.

— Нет, что ты, — улыбка получается вымученной. — Просто немного устала. Столько людей, а ещё дети, и все кричат...

Драко понимающе кивает: Скорпиус — очень тихий ребёнок.

— Может, хочешь домой?

— Нет, — она отрицательно качает головой и кладёт руку ему на плечо. — Мы же ещё не поздравили Джорджа и Анджелину.

Он удивлённо приподнимает брови. Кого?

— Помолвка, Драко, — на пару секунд взгляд Гермионы становится почти испуганным, но она быстро берёт себя в руки. — Джордж сделал ей предложение в прошлый вторник, и Анджелина согласилась. Я говорила тебе...

— Да-да, точно, — лукавит Драко. Он не помнит этого разговора. — Помню, ты говорила что-то такое, прости, я забыл.

— Ничего, — отвечает она и обнимает его за шею. — Ничего...


* * *
Драко аккуратно убирает с её шеи тяжёлую прядь и медленно целует мягкую кожу у кромки волос. Вдыхает божественный аромат её кожи, смешанный с новыми духами, что он подарил на прошлой неделе, зарывается носом в шевелюру и обнимает Гермиону, прижимая к себе. Она странно напряжённая весь вечер, и Драко боится, как бы это не было тем, о чём предупреждал зельевар, но Гермиона откидывает голову ему на плечо и заметно расслабляется в его объятиях.

Он проводит руками вниз до округлых бёдер, оглаживает ягодицы, чуть сжимая, поднимается к талии, скользит вдоль живота, возвращая руки обратно к груди. Драко нравится, как изменилась Гермиона после родов: чуть округлилась, стала мягче и пышнее. Ему нравится, что она всё такая же отзывчивая и гибкая, как раньше, и что в его руках Гермиона легко плавится, растекается огненной водой, кипит обжигающе-ледяной лавой и взрывается, вспыхивает, выплёскивается из берегов, шепча его имя.

Гермиона постепенно приходит в себя, слегка подёргиваясь, ловя остывающие волны удовольствия, и тянется за флаконом на прикроватную тумбочку. В самом начале истории Драко нравилась её исполнительность, но после того разговора каждый приём зелья превращается для него в пытку.

Он хочет остановить её, вырвать флакон из рук и разбить об стену, накричать на Гермиону: за глупость, беспечность, за неоправданное доверие. Драко хочет, чтобы она забыла принять зелье или чтобы неловко выронила его из рук и оно пролилось на постель. Простыни сменить легче — он их даже сожжёт, чтобы не было соблазна.

Но Гермиона ловкая и аккуратная, отмеряет пять капель, выпивает и, блаженно потянувшись, встаёт с кровати.

— Куда ты? — спрашивает он, приподнимаясь на локте.

— Посмотрю, как там Скорпиус, и сделаю нам чай.


* * *
Суббота — однозначно любимый день Драко.

Маленький Скорпиус мирно сидит на руках Гермионы, уплетая яблочное пюре. Одним глазом он следит за материнской рукой, подносящей ложку с едой, а вторым жадно всматривается в голубей, которых подкармливает Драко.

— Ох, ну Скорпиус, — Гермиона прячет улыбку в складках шарфа и пытается отложить ложку, чтобы убрать пятно на кофте сына.

— Давай я, — Драко выбрасывает остатки семян птицам и, достав палочку, склоняется над Скорпиусом. Тот замирает, увидев, что отец к нему наклонился, а потом резко чихает.

Драко покрывается яблочным пюре и морщится, пытаясь вспомнить очищающее заклинание, но у него не выходит. Гермиона замечает запинку мужа, отчего у неё на лбу снова проступает вертикальная складка.

— Подержи, — говорит она и передаёт ему сына. — Экскуро.

Миг, и оба — сын и муж — снова принимают опрятный вид.

Драко думает, что ему повезло с Гермионой и с тем, что она быстро соображает.

О чём думает Гермиона, он не знает, но обеспокоенный взгляд, которым она осматривает его, заставляет Драко напрячься.


* * *
Утром Драко не напоминает Гермионе о зелье. Не решается. Вчера вечером у неё болела голова, и он опять вспомнил о предупреждении зельевара. Может, если постепенно снизить дозу, то удастся протянуть дольше? Конечно, они будут чаще ссориться, возможно, чуть реже спать вместе, но они, по крайней мере, останутся семьёй...

Нет.

Драко мотает головой, отвлекаясь от созерцания завтрака.

Он не поступит так с Гермионой. Он всё для себя решил.

— Милая, — Драко зовёт жену едва слышно, не желая сильно тревожить. Она уже несколько дней ходит задумчивая и нервная, а сейчас и вовсе ведёт себя так, словно находится где-то не здесь. Уже добрых пятнадцать минут ковыряет омлет вилкой, не съев ни кусочка.

Гермиона отвлекается от своих мыслей и поворачивается к нему.

— А кофе... — Драко заметил, что вчера они не пили вечерний чай. А сегодня она забыла сварить ему кофе.

— Ах да, — Гермиона поспешно выходит из-за стола, направляясь на кухню. — Я сейчас.

Спустя несколько минут она возвращается с чашкой кофе в одной руке и флаконом зелья в другой. У Драко сжимается сердце.

Сейчас или никогда.

— Гермиона...

— Да, Драко? — её руки слегка потряхивает, и страх за её жизнь становится ещё сильнее.

— Я забыл тебе сказать, что говорил на днях с целителем.

Гермиона присаживается на своё место.

— И?..

На этот раз ложь даётся намного сложнее, у Драко пересыхает горло, ему хочется пить, но Гермиона зачем-то поставила кофе подле себя, и тянуться за ним через весь стол...

— Драко, что сказал целитель? — в нетерпении она прикусывает губу.

— Ну, просто я сказал ему, что у тебя иногда болит голова, но в целом ты неплохо себя чувствуешь, — он тянет время, как может. Момент истины так страшит его, что нужные слова всё никак не идут на язык. Голова слегка кружится, и его подташнивает, а ладони уже давно такие мокрые, что хоть...

— Чёрт возьми, Драко, — Гермиона почти переходит на крик, — что сказал зельевар?!

И в ту же секунду прикрывает рот ладонью.

Зельевар?..

Драко переводит взгляд с испуганной жены на флакон, затем на её трясущиеся руки, сжимающие чашку с кофе. Медленно возвращается к её мертвецки-бледному лицу.

Не может быть...

Он помнит, с чего начался их чайно-кофейный ритуал.

Это было через месяц после того, как с Пожирателями было покончено, и Штаб распустили по домам. Формально они ещё устраивали сборы, проводили собрания, вели занятия по защите. Но никто из «запасного» состава орденовцам уже был не нужен. Они выполнили свою миссию, и о них преспокойно забыли.

Драко в очередной раз проснулся от кошмара. Мокрый, испуганный, заплаканный, словно ребёнок. Но на этот раз он лежал в кровати, на чистом и мягком матрасе, а сзади его обнимала Грейнджер. И это было так знакомо. Так привычно и правильно, почти интимно.

Он не знал, что происходит между ними, во время войны некогда было вести эти разговоры, а когда всех разогнали по домам, Гермиона не пошла с ним, а осталась в «Норе». И он снова оказался один.

— Ты... — голос плохо его слушался, он сипел.

— ...Здесь, — ответила она, поглаживая его по голове. — Я здесь, Драко.

Он почти отчаялся, почти потерял надежду.

Но она пришла к нему. И Драко облегченно выдохнул.

Внезапно Гермиона встала, и он еле успел схватить её за руку.

— Куда ты? — в голосе бесконечное отчаяние, он даже не попытался это скрыть.

— На кухню, сделаю чай. Ты ведь ничего не ел уже сколько?..

— Не уходи, — боль, боль, боль... и мольба.

Гермиона присела рядом с ним на кровать, погладила по щеке и, невесомо коснувшись его губ своими, прошептала:

— Больше не уйду.

И сдержала своё слово.


* * *
Мысли вертятся в голове, как ярмарочная карусель, сталкиваются друг с другом, бегут одна за одной, и Драко не успевает всё анализировать и осознавать.

Он смотрит на Гермиону, одной рукой судорожно сминающую край платья, а другой сжимающую чашку с кофе.

Они встречаются глазами, и его словно прошивает иглой.

«Зельевар».

Сил нет даже на то, чтобы закрыть глаза. Такое ощущение, будто кто-то выкачал из него всю энергию и бросил на обочине жизни. Драко кажется, что он просто наблюдатель, а на его месте сейчас сидит виновник всего происходящего.

Тот, кто сам это заварил.

Тот, кому это и расхлёбывать.

Он тяжело вздыхает, пытаясь умоститься на вдруг ставшем неудобным стуле. Гермиона дёргается, словно от пощёчины, когда Драко начинает говорить.

— Он сказал, что зелье тебе больше не понадобится.

Оба больше не рискуют поднимать глаз, чтобы случайно не встретиться взглядами. Чтобы не увидеть то, о чём давно догадались.

— И что ты можешь перестать его принимать.

Гермиона только кивает, задумчиво смотря на полную чашку в руке.

— Кофе вреден для организма, знаешь, — наконец говорит она, и звон разбивающегося фарфора раскалывает давящую тишину комнаты. — А чай можно пить ромашковый, эльфы прекрасно с этим справятся.

Драко молча поджимает губы, терзаясь сомнениями.

Уйдёт ли она? Оставит ли его? Сможет простить?

И как ему себя вести, зная, что...

— Пора будить Скорпиуса, — Гермиона тихо поднимается и уходит.

Драко переводит взгляд с коричневой лужи кофе на стол и понимает, что флакон с зельем всё ещё на месте. Она не разбила его вместе с чашкой.

Он берёт узкий сосуд в руку, прокручивает между пальцами, всматривается в золотисто-коричневую жидкость и вспоминает слова зельевара.

«...Я приношу вам самообман. Заменитель. Пшик. Я продаю вам ложь, мистер Смит, не любовь. Пусть иногда и кажется, что это одно и то же».

Драко с силой сжимает флакон в руке и поднимается из-за стола.

Он знает, что нужно делать.