Предотъездная суета – дело неизбежное. Когда несколько человек собираются куда-то ехать, они бегают и кричат намного больше, чем того требует дело. Но когда наконец сборы завершаются и начинается, собственно, дорога, энергия у некоторых еще остается и настоятельно ищет себе выхода.
Едва наша карета поднялась над землей и взяла курс на север, мы все стали свидетелями безобразной истерики Флер. Ей, видите ли, померещилось, что она забыла дома гребень. За шесть проведенных вместе лет я хорошо изучила Флер – она скорее забудет имя родной матери, чем гребень, губную помаду, тени для век и прочие средства нанесения красоты. Разумеется, гребень нашелся, и, разумеется, Флер даже и не подумала извиниться. Хотя бы перед Камиллой, которую только что обвинила во всех смертных грехах. Со мной связываться опасно – могу и в морду дать, а Камилла у нас безответная. Милая, тихая, спокойная и вообще, единственный нормальный человек в этом цветнике. Хотя она, в отличие от меня, в цветник вписывается. А я – нет.
Года два тому назад я написала картину. Она висела над кроватью в нашей спальне, но с собой я ее брать не стала, отдала тете. На картине – цветник в саду, множество цветов самых разнообразных оттенков. От пышных роз до скромных незабудок. Включая и те, что в природе не встречаются. И посередине этого роскошного цветника – куст чертополоха, непонятно как там оказавшийся. Цветник – это наша школа, а чертополох – это я. Если кто-то думает, что мое положение меня не устраивает и я от него страдаю, то он жестоко ошибается. Я совершенно не страдаю от того, что у меня нет ничего общего с Флер, нашим самым главным и самым красивым цветком. Слишком уж все ею восхищаются, и просто обязан быть кто-то, кто это восхищение не разделяет. Но я не разделяю вовсе не поэтому – просто она мне не нравится. И это взаимно.
Страдать я бы стала в одном-единственном случае – если бы меня не взяли в Англию. Но попробовал бы меня кто не взять, если по результатам экзаменов я оказалась третьей! Хотя у меня стойкое впечатление, что тетя отговаривала мадам Максим, но та проявила мужество и стойкость и меня из списков не вычеркнула. Меня тетя пыталась отговаривать еще с начала сентября, когда объявили список, но потерпела неудачу. Ну и что с того, что я вряд ли буду участвовать в Турнире? Разве в Англию стоит ехать только за этим?
Я знаю, почему тетя не хотела меня туда отпускать. Она боится, что я там и останусь. На самом деле она мне не тетя, но степень нашего родства мне узнать так и не удалось. На все вопросы о родителях она отмалчивалась. Я знаю только то, что родилась в Англии, мои родители умерли и мне лучше о них не знать. Зря тетя так считает. То, что мне нужно знать, я все равно в конце концов узнаю. Не от нее, так от кого-нибудь другого. Не было бы этого Турнира – поехала бы в Англию после окончания школы, благо средства у меня есть, на моем счету в банке солидная сумма лежит – видимо, родители оставили. Я только в этом году узнала, когда мне семнадцать исполнилось.
Флер с Эсмеральдой считают, что мои родители были черными магами. На что я им еще давно сказала, что мне все равно, какими они были – темными или светлыми, главное – они были чистокровными волшебниками. Не хотела бы я иметь бабушку-вейлу, как у Флер, или мать-маглу, как у Эсмеральды. Эсмеральда, кстати, не имя, а прозвище. Она себя обозвала так еще на первом курсе, по магловской книжке, которую я впоследствии прочитала. Книжка хорошая, но у нашей Эсмеральды с книжной общее только то, что обе дуры. Хотя нет, наша, пожалуй, умнее. Была бы совсем дура – не поехала бы с нами, а осталась в школе.
Эсмеральда – полукровка, результат случайной встречи на морском берегу легкомысленного молодого волшебника и не менее легкомысленной девушки-маглы. По-моему, оба были еще и нетрезвые, ибо волшебник забыл об этой встрече напрочь, и магла, по-видимому, тоже. Там, в Марселе, как я поняла, это обычное дело. Встреча отца с дочерью произошла, когда последней было лет семь-восемь, причем не без участия комиссии по неправомерному использованию магии. В отце взыграли не столько отцовские чувства, сколько уважение к закону о секретности, потому как дочь являлась ходячим его нарушением. Девочку забрали от маглов, хотя магловские привычки у нее остались до сих пор. Не понимаю, как при этом они с Флер являются лучшими подругами. Видимо, по контрасту. Они настолько разные и внешне и по характеру, что сравнивать их просто невозможно.
Эсмеральда очень любит жаловаться, как отец не дает ей встречаться с матерью. Меня эти жалобы всегда забавляли, ибо она сама говорила, что ее встречи с матерью обычно кончаются встречей ее отца с комиссией по неправомерному использованию магии. А этим летом она чуть не угодила под суд за нанесение тяжких телесных повреждений какому-то маглу, который, по ее словам, приставал к ее младшей сестре. Эсмеральду спасло только то, что магла она избила безо всякого применения магии. Хотя если она не применяла магию – как ее засекла комиссия? Впрочем, я в подробности не вдавалась, мне они неинтересны.
Кому я сейчас завидую – так это Цезарю, который сидит на облучке и правит лошадьми. Пусть там холодно и ветер, зато нет никого. Я хоть и ушла из гостиной в спальню, но все равно остаться в полном одиночестве не удалось – постоянно кто-то забегает навести красоту или взять какую-нибудь вещь. Один только Цезарь хорошо устроился. Это тоже прозвище. Он утверждает, что происходит из рода римских императоров. Думаю, что врет – он врет постоянно. Но слушают его, развесив уши, ибо врать он умеет хорошо. Он гуляет с Эсмеральдой, хотя это не мешает ему приставать ко всем девушкам, исключая разве что Флер. Он пытался приставать даже ко мне, но получил по морде. Потом я узнала, что он это делал на спор с Марио, и тогда по морде от меня получил уже Марио. Мария, его сестра-близнец, попыталась выяснить со мной отношения, выслушала все, что я думаю о ее брате и его лучшем друге и, похоже, на нее это подействовало больше, чем мордобой.
По идее, для поездки в Англию на Турнир должны были выбрать лучших. У меня такое чувство, что выбрали не столько самых лучших, сколько самых ненормальных. Даже Камилла – и та своей нормальностью кажется ненормальной. Обо мне и говорить нечего. Флер с Эсмеральдой – самые красивые цветки в нашем цветнике, куда же без них. Еще есть Мануэлла, помешанная на средневековой охоте на ведьм, и Виоллета, утверждающая что происходит из рода французских королей. Вот она, похоже, не врет. Хотя могла бы напоминать об этом и пореже. Так же как и Мануэлла. Я уже пообещала ей провести эксперимент – сможет ли она не сгореть на костре, если у нее отобрать палочку. Теперь при мне она молчит. При мне вообще похваляться и врать бесполезно – пропущу мимо ушей. Пусть друг другом восхищаются, если им это так нравится.
Я сидела на кровати и пыталась читать «Историю Хогвартса». Читалась она почти легко, хотя я еще не привыкла одолевать такие толстые книжки по-английски. Два последних месяца я взяла в оборот бедную Камиллу, заставляя ее разговаривать со мной исключительно на английском и читая вместе с ней английские книги. В одиночку все-таки сложновато. В результате мы уже можем без напряжения беседовать, и есть надежда, что в Хогвартсе языковые барьеры преградой нам не будут.
Оторвавшись в очередной раз от книги, я обнаружила, что мое одиночество нарушено. На этот раз – Эсмеральдой. Странно, что она одна, без Флер. Но потом я заметила у нее в руках колоду карт и поняла, почему она одна. Из всех областей прорицания Эсмеральда признает только одну – гадание на картах, но делает это превосходно. Это даже я признаю. Может, поэтому она редко гадает, если ее просят. А иногда, согласившись, не сообщает результат. Я, конечно, никогда ее не просила. Во-первых, не люблю от кого-то зависеть, а во-вторых, не люблю оказываться в рамках. И прорицание толком изучать именно поэтому не стала.
Эсмеральда произнесла фразу, которую можно было перевести на нормальный язык словами «Ну и чушь же получается», после чего посмотрела на меня.
– Колючка! Подойди сюда!
Терпеть не могу, когда они меня так называют. За глаза – сколько угодно, но когда обращаются ко мне, я стараюсь не откликаться. На этот раз не выдержала и ответила, не откладывая книги:
– Что тебе, Жаннет?
Эсмеральда, в свою очередь, не любит, когда ее зовут по имени. Можно считать, что мы квиты.
– Розье, брось придуриваться, иди сюда.
– Зачем?
– Затем! Иди сюда и сдвинь мне колоду.
Вот тут мое любопытство пересиливает, и я встаю. Подхожу к Эсмеральде и одним пальцем дотрагиваюсь до засаленной колоды. Однако результатов мне увидеть так и не удается, ибо Эсмеральда тут же отворачивается вместе с картами.
– Опять чушь получается! – с досадой произносит она и добавляет еще несколько слов, которые в нашей Академии Волшебства вообще-то знать не положено. Слова я пропускаю мимо ушей. Но от вопроса удержаться не могу:
– Что получается?
– Сказала бы я что… – ворчит Эсмеральда. Наверное, она не стала бы мне ничего говорить, но ей безумно хочется поделиться хоть с кем-нибудь, причем прямо сию секунду.
– Что? – не отстаю я.
– Скажи мне, Розье, у тебя родственники в Англии есть?
От неожиданности я с полминуты смотрю на Эсмеральду, не зная, как ответить. То, что я родом из Англии, а мои родители умерли, знают все. Нет необходимости об этом спрашивать.
– Мои родители… – начинаю я, но Эсмеральда меня обрывает:
– Я знаю. Я тебя про родственников спрашиваю. Есть они у тебя там или нет?
– Не знаю. Но зачем тебе…
Эсмеральда смотрит на меня, словно прикидывая, стоит говорить, или нет. Наконец все-таки решается:
– Видишь ли, у меня тут смертельная опасность получается. Которая исходит от твоего не то родственника, не то друга семьи. Правда, ты ему все равно помешать не сможешь, хотя я бы настоятельно рекомендовала.
– А откуда этот родственник взялся и что он намеревается делать? – спрашиваю я с максимальной иронией, на которую только способна.
– Так тебе все и скажи!
– Сама небось не знаешь.
Может и не знать. А может и знать. Но подначками на Эсмеральду действовать бесполезно. По крайней мере, когда речь идет о гадании.
Она пристально смотрит на меня, опять прикидывая, что стоит говорить, а что не стоит, и наконец произносит:
– Кто бы он там тебе ни был – если хоть пальцем тронет Флер, ты об этом пожалеешь!
– Больно уж кому-то ваша Флер нужна! – огрызаюсь я.
Дискуссию о том, кому нужна Флер, я принципиально поддерживать не собираюсь. Лично мне она не нужна. Меня больше интересует этот родственник. Но если я начну расспрашивать Эсмеральду, она будет меня долго дразнить и в итоге ничего не скажет. Поэтому я не спрашиваю, а встаю с ее кровати и возвращаюсь к своей.
Прорицательница нашлась. Захочет – сама расскажет.
Но она, видимо, не хочет. Убирает колоду в карман и уходит из спальни.
Вот и хорошо. Можно спокойно продолжить чтение.
Хотя оставаться спокойной у меня как раз и не получается. Книжку я так и не открываю. О последних событиях в ней ничего не сказано. А в Англии в последнее время творится что-то странное. Этим летом несколько человек из нашей школы, включая Флер и Эсмеральду, ездили на финал чемпионата мира по квиддичу. Целый месяц, ахая, охая и перебивая друг друга, они рассказывали о том, как злобные темные маги устроили переполох после матча, подожгли палатки, подняли в воздух каких-то маглов и в довершение ко всему запустили какой-то страшный знак. При этом Эсмеральда смотрела на меня так, как будто я была к тем событиям причастна. А меня на том матче не было, я не настолько люблю квиддич, чтобы ради него куда-то ехать. Флер тоже не любит, но для нее чемпионат – повод себя показать. Лучше бы вместо этого по сторонам смотрела. Когда ее стали расспрашивать, она ничего толком рассказать не смогла.
Из раздумий меня выводит тихий голос Камиллы.
– Бетти, заколи мне волосы, пожалуйста. Мадам Максим сказала, что через два часа уже будем на месте.
Ну вот, называется, только расслабилась, – думаю я, закалывая Камилле волосы. Сейчас надо самой что-то с прической сделать. Хорошо Эсмеральде – у нее волосы пышные и вьющиеся, она может их сколь угодно коротко стричь, все равно выходит красиво. Флер вообще никакой прически делать не надо – на нее и так оборачиваются все, включая статуи. А мне надо не только расчесаться, но и заплести косы и уложить их на голове, иначе буду выглядеть растрепой.
– А потом ты мне поможешь, ладно?
Я, конечно, могу справиться и в одиночку. Но раз Камилла так хочет помочь, не буду же я ее прогонять! Тем более сейчас сюда набежит толпа девчонок, и начнется невообразимый шум. К Камилле, пока она со мной, никто не полезет. Но постоянно таскать ее за собой я не могу – слишком уж она тихая. Даже меня порою раздражает. Да и задевают ее не всегда, порою она даже с Флер нормально разговаривает. Это я не могу.

Как я и думала, последние минуты перед прибытием оказались самыми тяжелыми. Флер жаловалась на то, что она голодна, хочет спать и к тому же замерзла. Это у нее любимое развлечение. Эсмеральда выглядела мрачной и смотрела на меня очень злобным взглядом. Мануэлла и Виолетта щебетали без умолку. Я делала вид, что меня все это не касается и до последнего момента держала в руках «Историю Хогвартса», перечитывая в третий уже раз описания факультетов. Интересно, какой из них подошел бы мне?
Я так и не успела решить этот вопрос, зависнув между Гриффиндором и Слизерином, как наша карета наконец-то приземлилась. Цезарь, похоже, решил поразить всех своим мастерством, сделав лихой поворот, потому как тряхнуло нас здорово. Все дружно завизжали, а я выронила книжку и потеряла место, на котором остановилась. Закладка в книжке была, но закладку я тоже потеряла.
Когда карета наконец-то остановилась, у меня вдруг закружилась голова. Пока летели, почему-то не кружилось. А сейчас было чувство, что шага сделать не могу – тут же рухну на кровать. И, похоже, не у меня одной. У Флер цвет лица сравнялся с цветом волос и она стала похожа на призрак. Эсмеральда громко и с чувством высказала все, что она думает о Цезаре и его методах управления лошадьми, причем именно в тот момент, когда мадам Максим вошла к нам в спальню сказать, чтобы мы выходили. За всей этой суматохой я не надела теплый плащ. Впрочем, про плащи забыли все, может быть потому, что садились мы в карету без них, да и идти нам предполагалось недолго.
Но только мы вышли на улицу, я поняла, как мы ошиблись. Не думала, что вечером может быть так холодно. Что с того, что конец октября, на Средиземном море в это время еще купаются! А здесь если и купаются, то исключительно в теплой ванне, предварительно законопатив все окна. Кстати, и мне бы не помешало. Флер закутала голову шарфом, и все девчонки последовали ее примеру. Кроме меня. Я даже шарф в суете не захватила.
Хогвартс впечатлял. Раза в два больше нашего школьного замка. А может, и в три. С тем домом, где живу я, даже и не сравнить, несмотря на то что он один из древнейших и красивейших замков во Франции. А во дворе столпилась куча народа – вся школа небось вышла нас встречать. Разумеется, мы попрятались друг за друга и мадам Максим, а Камилла еще и вцепилась мне в руку. Бояться вроде бы было нечего, но даже мне стало не по себе. Незнакомое место, незнакомые люди – и все на тебя уставились. А я не люблю, когда на меня смотрят. Даже Флер, привыкшая быть в центре внимания, засмущалась и что-то горячо зашептала Эсмеральде, крепко схватив ее за руку.
Лиц в толпе я вообще не различала. Что в темноте и неудивительно. Единственно, кого я, да и все мы, заметила и отметила – директора Хогвартса. Пока мы выбирались из кареты, он стоял и разговаривал с мадам Максим. Такой, каким я себе его и представляла, – высокий, седобородый и довольный до ужаса. В отличие от нас, потому что за две минуты на ветру мы враз превратились в ледышки. Я уже подумала, не слазать ли мне быстренько в карету за плащом, пока Дамблдор и мадам Максим обмениваются любезностями. Этак они до утра пробеседуют.
– Идите за мной, – наконец-то сказала нам мадам Максим и двинулась в сторону замка.
Флер пошла впереди, явно недовольная тем, что на нее никто не смотрит. А на что там было смотреть – бледная, дрожащая, в шарф укутанная. Это уж скорее на меня будут таращиться – что за ненормальная в шелковой мантии на почти зимний холод вылезла. А нам, между прочим, еще обратно в карету возвращаться! Об этом никто и не подумал, торопясь скорее в тепло.
Пройдя через пустой холл, мы вошли в огромный зал. Под потолком парило множество свечей, а на стенах, напротив торцов четырех длинных столов, висели громадные флаги четырех факультетов. По описаниям я их сразу узнала и направилась было к столу Гриффиндора – вероятно потому, что красный лев на золотом фоне смотрелся наиболее тепло. Но мадам Максим указала нам на соседний стол – стол Равенкло.
Терпеть не могу манеру держаться скопом. Впрочем, потом, может быть, и пересяду.
Пока мы рассаживались, мадам Максим куда-то исчезла, – видимо, продолжать беседу с Дамблдором.
– Ничего себе замок отгрохали! – присвистнул Цезарь, оглядывая зал. – Хотел бы я здесь учиться!
– Здесь жутко холодно! – возразила Флер, поправляя шарф на голове.
Мануэлла согласно закивала.
– Это тебе после улицы холодно, – отозвалась я. – Лично я уже согрелась.
Не совсем правда. Почти согрелась – было бы точнее.
– Ну ты у нас любишь большие замки, – тут же влезла Эсмеральда. – Десять комнат на человека мало, нашей Колючке подавай что-нибудь грандиозное, вроде Парижской Оперы!
Виолетта с Мануэллой тут же захихикали. Историю с Парижской Оперой у нас успели обсосать со всех сторон до блеска, несмотря на то что прошло уже три года. Когда мне было четырнадцать, на летних каникулах я залезла ночью в Оперу, чтобы проверить истинность легенды о волшебнике, жившем там в прошлом столетии. Волшебника я не нашла, но зато меня саму чуть не нашла магловская охрана. Досталось мне потом и от тети и от мадам Максим! А потом от одноклассниц. Ну и дуры. У самих бы небось смелости не хватило!
– Интересно, какие здесь мальчики, – подняла любимую тему Мануэлла.
– Англичане, они все холодные и надменные, – тут же не преминула заметить Эсмеральда.
– С чего ты взяла? – снова вмешалась я. – Ты их хоть видела?
Ненавижу, когда судят о том, чего не знают.
– Представь себе, видела, сколько угодно! Этим летом.
Ну да, как я могла забыть – она же была на том самом финальном матче. Небось, на нашу красавицу никто внимания не обратил. Что неудивительно – сначала напряженная игра, а потом все эти страсти с темными волшебниками.
Я хотела все это высказать Эсмеральде, но не успела. В двери зала начали входить школьники. Эсмеральда, Флер и Мануэлла шарфы еще не сняли и смотрели на входящих весьма мрачно. Я же наконец-то почувствовала, что согрелась. Сейчас чего-нибудь горяченького съем – и буду чувствовать себя превосходно.
– Смотри! – Цезарь ткнул Эсмеральду в бок, показывая на входящих дурмстрангцев. Впереди рядом с Каркаровым шел высокий юноша. На мой вкус – ничего красивого в нем не было. Но все наши уставились на него так, как и на Флер не смотрели.
– Ты что, не знаешь? Это же Крам! – зашептала мне в ухо Камилла.
Ах, это Крам? Величайший ловец столетия, как про него говорят. И что такого в этом Краме? Я понимаю, Цезарь и Марио от него без ума – они вообще от квичдича без ума. Но все девчонки заворожено на него уставились, а Мануэлла даже помахала рукой – садись, мол к нам! Интересно, куда они тут сядут, – хоть стол и длиннющий, но места за ним не осталось. Разве что по краям.
Разумеется, дурмстрангцы сели не к нам, а за соседний стол – стол Слизерина. Цезарь с Марио взахлеб обсуждали квидичные матчи с участием Крама. Что с них взять – мальчишки! Меня больше интересовали ученики Хогвартса. А вдруг среди них и впрямь есть мои родственники? И как, интересно, я их должна вычислять? Лиц кругом было слишком много, и ни на ком конкретно пока взгляд не останавливался. Ну ничего. У нас время до конца учебного года. Успею оглядеться.
В зал вошли преподаватели. При виде мадам Максим мы все дружно вскочили на ноги. Кто-то за слизеринским столом рассмеялся. Ну и дураки. Они что, не уважают своего директора?
– Добрый вечер, – сказал Дамблдор, улыбаясь. – Мы рады приветствовать вас в стенах Хогвартса. Надеюсь, вы все успели оценить по достоинству удобства нашего замка.
Флер громко хихикнула.
– Ничего себе удобства, – вполголоса проговорила она. – Окоченеешь тут!
– Ешьте и пейте, гости дорогие! – возгласил Дамблдор, и тут же стоящие на столе блюда наполнились едой. Весьма вовремя. Я уже боялась, что урчание в наших животах слышно по всему залу.
– А здесь неплохо! – осмелела Виолетта, кладя себе сочный ломоть мяса.
Я только усмехнулась. Сейчас можно было сказать что-нибудь язвительное, но мне не хотелось тратить силы на препирательства. Еще аппетит пропадет.
Минут через десять Флер наконец-то сняла шарф. Тряхнула головой, рассыпав волосы по плечам, и огляделась вокруг. Никто на нее не смотрел. Я опять усмехнулась. Все, сейчас наш цветочек будет горько плакать – никто ее, бедную, не заметил, никто ей, бедной, не восхищается!
Некоторое время потерпев, Флер не выдержала. Поднялась со стула, подошла к соседнему с нами гриффиндорскому столу и на ужасном английском произнесла:
– Будьте любезны, передайте, пожалуйста, буйябес!
Ничего умнее придумать не могла. Вот оно, блюдо с буйабесом, стоит прямо передо мной. Зачем за соседний-то стол идти!
Но цели своей она добилась. Рыжий мальчик, к которому она обратилась, уставился на нее выпученными глазами и потерял дар речи. И не он один. Разве только некоторые девчонки морщились и что-то недовольно бурчали вслед. Флер медленно прошла и села, нет – прошествовала и воссела на свое место рядом с Эсмеральдой. На нее продолжали оглядываться с риском вывихнуть шеи.
Блюдо с буйябесом, принесенное Флер, так и осталось стоять нетронутым.
Видя мое недовольное лицо, Эсмеральда перегнулась через Камиллу и язвительно произнесла:
– Что, Колючка, завидно?
– Почему это мне должно быть завидно? – огрызнулась я.
– Ну как же – никто на тебя не смотрит!
– Неправда, – вмешалась Виолетта, – смотрят. Колючка, ты глянь, какой красавец на тебя уставился!
Я сначала было и не подумывала оглядываться. Никогда не велась на их подколки, и сейчас не поведусь. Но вдруг возникло ощущение, что на меня действительно смотрят. Не очень приятное, к слову сказать, ощущение. Я не Флер, мне всеобщее внимание не нужно. Оно только на расстоянии хорошо, это внимание, а протяни руку – и рассыплется.
Я подняла голову от тарелки. Обвела глазами зал. И обмерла.
Он сидел за преподавательским столом. Более безобразного лица я в жизни не видела. Как будто кто-то вылепил из глины голову, не удовлетворившись результатом, швырнул ее несколько раз наземь, потом дал высохнуть, швырнул еще раз, потом подобрал и склеил осколки, не потрудившись собрать их все. А вместо одного глаза вставил круглую мерцающую пуговицу. Это что еще за чудовище у них в Хогвартсе преподает? Из какого бестиария его выкопали? И я ему зачем?
– А может, он на тебя смотрит? – еще не оправившись от шока, прошептала я Эсмеральде. – Он прямо как этот твой... Квазиморда!
– Квазимодо! – поправила Камилла. Ей очень нравится смотреть, как я довожу Эсмеральду. Но беда в том, что Эсмеральду довести очень сложно, поскольку на ее поддержку сразу сбегаются все.
– Нет, дорогая, – нараспев произнесла Эсмеральда. – Именно на тебя. Можешь себя поздравить, Колючка, ты наконец-то обрела свою любовь!
– Какой красавчик! – поддержала ее Флер. – А глаза-то какие!
– Особенно левый, – добавила Виолетта.
– Интересно, у него только лицо в шрамах или все остальное тоже?
– Ты ведь нам расскажешь, правда?
– Когда сведешь с ним более тесное знакомство!
Лучшее в этом случае было – промолчать. Что я и сделала. И пока Эсмеральда высказывала предположения, что именно у преподавателя в шрамах и отчего могли эти шрамы возникнуть, я обратилась к сидящей рядом девушке с восточной внешностью:
– Расскажи мне о ваших преподавателях.
Девушка тут же с охотой принялась рассказывать. Ей было все равно, смотрит кто-то на меня или не смотрит. Во-первых, она меня первый раз видит, а во-вторых, это только свита Флер умеет отличать взгляды, направленные на Флер, от взглядов, направленных на кого-то еще.
Строгая дама, сидящая неподалеку от мадам Максим оказалась профессором МакГонагалл – преподавателем трансфигурации и деканом Гриффиндора. Коротышка рядом с ним – профессор Флитвик, декан Равенкло и преподаватель заклинаний. Мрачный тип с длинным носом и черными волосами – профессор Снейп, декан Слизерина и преподаватель зельеварения. Ни одного красивого лица. Не то, что у нас. Впрочем, от учителя не требуется быть красавцем.
– А это кто? – наконец-то мы подошли к самому главному – тому страшному старику с разными глазами. Сейчас, к счастью, он отвернулся и изучает взглядом сидящего рядом с мадам Максим волшебника средних лет.
– Ой, – оживляется девушка, – это профессор Хмури, наш преподаватель по защите от темных искусств. Он ненормальный.
– Что значит ненормальный?
– Помешался на бдительности. Мариэтту чуть до слез не довел, когда она палочку в карман засунула. Раскричался – ты мол, без рук и без ног хочешь остаться! А еще ему повсюду темные маги мерещатся.
Замечательно. Может, он и меня за темного мага принял?
– И часто у вас ненормальных в учителя берут? – спрашиваю я с иронией.
– А у нас больше года учитель по защите не удерживается. Говорят, эта должность проклята!
– Кем проклята?
– Не знаю кем. В позапрошлом году у нас был Локхарт, может, слышала? Он кучу книг написал про свои подвиги, а на самом деле это все вранье. Красавчик хоть куда, но дурак! А в прошлом году был профессор Люпин, самый лучший! Но он оказался оборотнем.
Это что же у них за школа такая, что в ней преподают идиоты и оборотни? Как-то враз расхотелось тут оставаться.
А придется. Не только остаться, но и учиться. Не терять же даром последний год!
– А этот… Хмури что из себя как учитель представляет?
– Как учитель – нормально. Жестковат, пожалуй, но рассказывает интересно.
Меня это не утешает. Может, бросить этот предмет? Зачем мне защита? Нет, нельзя. Во-первых, бросать что-то в последний год учебы – глупость. Во-вторых, что я – сдамся? Чтобы надо мной все смеялись? Ну уж нет!
– А вот это что за верзила на краю стола?
– А это Хагрид, он был у нас лесничим, а с прошлого года преподает уход за магическими существами.
Хагрид доверия не внушает. Хорошо, мне с ним близко общаться не придется. Ибо, судя по дальнейшим словам моей соседки, он прославился своей любовью к опасным тварям, а сейчас вывел какой-то новый вид, от которого лучше держаться подальше. То-то у него самого рука забинтована. И какой он громадный! Не ниже мадам Максим. Но к ней-то мы уже привыкли.
Еще минут десять болтаю с девушкой, пока не убеждаюсь, что наши обо мне забыли и взахлеб обсуждают достоинства и недостатки здешних мальчиков. Больше они ни о чем думать не способны. Лучше бы подумали над тем, кто в Турнире будет участвовать и как нам здесь учиться.
Взгляд мой падает на принесенное Флер блюдо с буйябесом. Флер про него благополучно забыла. Я уже почти сыта, но тем не менее накладываю себе полную тарелку.
Не пропадать же добру!

Я думал, что научился справляться со своими воспоминаниями. Если поначалу они вламывались ко мне не просто как непрошенные гости – как грабители, то сейчас они неуверенно топчутся на пороге и робко стучат. Я даже могу их и не пускать. Здесь, в Хогвартсе, обычно не до них.
Я очень быстро приспособился. Никогда не думал, что могу оперативно принимать решения. Раньше этого не умел. Но теперь это были чужие решения, а чужое решение, оказывается, принять гораздо проще, чем свое. Все равно что его принимают за тебя. Главное – не думать. Если бы я стал рассуждать, как бы на моем месте поступил бы Аластор Хмури, я бы попался в первый же день. Я просто стал им.
Но став им, я все равно оставался собой. У меня были свои вкусы, свои мысли, свои воспоминания. Которым я уже два месяца не давал воли. Лучше я буду управлять ими, чем они мной.
Так оно и было. До сегодняшнего дня. Я мог на уроке говорить о дементорах, как о чем-то отвлеченном, и описывать способы борьбы с ними. Слово «Азкабан» мог произносить без малейшей дрожи в голосе. Меня не смущало даже прибытие отца на Турнир – он понятия не имел, где я, и не мог предполагать, что встретит меня в Хогвартсе. Так что я совершенно спокойно сел за преподавательский стол на свое привычное место, обвел глазами зал... и вот тут-то меня накрыло.
За столом Равенкло в голубой бобатонской мантии сидела семнадцатилетняя Белла и сосредоточенно накладывала что-то в тарелку. Те же черты лица. Та же прическа. И та же манера двигаться и говорить. Я не слышал, что она сказала однокурснице, сидящей неподалеку, но сказано это было совершенно в стиле Беллы. Конечно, я не видел ее студенткой, но, во-первых, я видел ее колдографию с седьмого курса, а во-вторых, не так уж она и сильно изменилась с семнадцати до тридцати. Менее красивой точно не стала.
У меня уже было такое, что воспоминания накатывали неожиданно и погребали под собой. Было такое, что я ощущал их как единственную реальность, а себя здесь и сейчас не чувствовал вовсе. Но чтобы воспоминание во плоти сидело неподалеку от меня и увлеченно поглощало йоркширский пудинг с говядиной – такого не случалось никогда! Да и для соседок по столу оно было достаточно материальным, охотно передав кому-то блюдо с ветчиной.
Я сошел с ума. Давно пора – за два-то месяца пребывания в шкуре сумасшедшего Хмури. На самом деле, не такой уж он и сумасшедший. Не больше чем я. А теперь, может быть, и меньше. Интересно, что бы он подумал на моем месте?
Нет, стоп, так нельзя. Я не должен так рассуждать! Я не должен сомневаться и колебаться! Хорошо, что Дамблдор не видит сейчас моего замешательства. Ему не до меня – с ним активно беседует Каркаров. О чем – я не слышу. Каркарова я хотел основательно напугать. И напугаю. После ужина. Если к тому времени не сойду с ума окончательно.
Нет, Барти, так нельзя. Давай думать. Логически. Ты не умеешь, я знаю, но надо хоть раз попробовать. Во-первых, Белла в Азкабане. Во-вторых, ей уже далеко не семнадцать. В-третьих, даже если каким-то чудом ей удалось сбежать из Азкабана и принять облик себя в юношестве, она не придет в Хогвартс. Даже если и придет – не в этом обличье. Ее же все преподаватели мгновенно узнают! МакГонагалл, кажется, уже узнала, бросив пару недоумевающих взглядов в ее сторону. Да и зачем Белле приходить в Хогвартс, если здесь уже есть я?
Не надо себя тешить немыслимыми предположениями. Белла в Азкабане и будет там, покуда не возродится Темный Лорд и не вызволит ее. И ты должен помогать возрождению Темного Лорда, а не пялиться на девчонку, по какой-то шутке судьбы похожую на Беллу. Мало ли похожих лиц на свете!
Немало. Но не настолько похожих.
Может, дальняя родственница? Все чистокровные волшебники в родстве между собой. А сходство передается весьма извилистыми путями. Скажем, Нарцисса Малфой очень похожа на мою бабушку, хотя родство довольно отдаленное – троюродная племянница или что-то в этом духе.
Похожа-то похожа, но не как две капли воды!
Продолжая наблюдать за девушкой, я убедился, что какое-то различие есть. Почти неуловимое. С первого взгляда не определишь, только со второго. Наверное, так же Гарри Поттер похож на своего отца, о чем мне неоднократно втолковывал Хвост. Я Джеймса помнил смутно, но тоже отметил сходство.
Вот если бы у Беллы была родная дочь...
Но у Беллы действительно была родная дочь! Была. И умерла в трехлетнем возрасте от какой-то детской болезни. Я, правда, на похоронах не был – не стоило сыну главы департамента магического правопорядка светиться в компании лиц, мягко говоря, неблагонадежных. Но я помню и заметку в газете, и мои переживания по поводу того, что я не мог найти слов утешения, и лицо Беллы тоже хорошо помню. Незадолго до этого, в восьмидесятом году, убили Ивэна Розье и Теда Уилкса. Ивэн был кузеном Беллы. А Тед – моим кузеном. Веселая выдалась осень, нечего сказать... А у меня тогда еще даже не было Метки, и я мучался от чувства собственного бессилия.
Зато сейчас мучаюсь от потери чувства реальности. И неизвестно, что хуже. Сегодня – решающий день. Если мне не удастся бросить имя Поттера в Кубок Огня – план будет провален. Возможно, Темный Лорд придумает другой, но выполнять его буду уже не я. Как я могу потерять доверие Темного Лорда, того, кому я обязан жизнью?
Девушка, похожая на Беллу, заметила, что я на нее смотрю. Похоже, что раньше это заметили ее однокурсницы и показали глазами в мою сторону. Способность девушек замечать чужие взгляды меня еще со школы удивляла. Впрочем, я тоже могу, но не столько ловить взгляды, сколько чувствовать настроения. Девчонки явно потешались надо мной и над своей товаркой, но та не обращала на их насмешки ни малейшего внимания. Посмотрела на меня. Потом на однокурсниц. И спокойно заговорила с сидящей рядом пятикурсницей Чо Чанг. Судя по тому, что они то и дело поглядывали на наш стол, у Чанг было спрошено о преподавателях Хогвартса. Ну что ж, вполне разумно.
На протяжении всего пира я то и дело поглядывал на нее. Нарочно пытался смотреть в другую сторону. Не получалось. То и дело возвращался взглядом к ней, словно боясь, что она исчезнет. Нет, никуда она не исчезла. Сидела, как ни в чем не бывало, наслаждаясь изысканными блюдами и подколками соседок по столу. То, что это были именно подколки, чувствовалось по лицу. Пару раз поглядывала на меня с вызовом. Наверное, ей уже рассказали, что я старый параноик, постоянно твержу о неусыпной бдительности и люблю превращать студентов в хорьков.
А так оно и есть. Я старый параноик. А она очень напоминает мою давнюю знакомую из Упивающихся Смертью. И пока мне не докажут, что сходство случайное – буду неустанно следить. Уж кому, как не мне знать о том, как дети способны мстить за родителей. Или родителям.
Наконец-то пиршество закончилось, и Дамблдор объявил об открытии Турнира. Все, что он говорил, я знал и так, поэтому наблюдал за студентами. Интересно, кто же будет тремя чемпионами? То, что на самом деле их будет четыре, знал только я. Но вот остальные трое... Почему-то мне не хотелось, чтобы Белла... нет, она, конечно, не Белла, но пока я ее называл именно так, участвовала в Турнире. Вряд ли кто-нибудь из них погибнет, но нельзя исключать случайность.
Но меня не хватит и на то, чтобы обеспечить участие в Турнире Поттера и не допустить к нему Беллу. Пугать ее, как Малфоя или Снейпа, и запрещать кидать в Кубок свое имя – тоже нельзя. Дамблдор не поймет, мадам Максим – тем более. Останется только надеяться на случайность.
Кстати, о запугивании. Я хотел попугать Каркарова, который сделал вид, что меня не заметил. Поймать на выходе из зала – наилучший вариант. Там он не сможет не заметить.

Спать мы не могли лечь долго. Сначала наперебой обсуждали пир, выступление Дамблдора, а также самое главное – кого же из нас выберет Кубок. Виолетта хотела бежать и бросать пергамент с именем прямо сейчас, но мадам Максим сказала, что сделаем это все вместе и завтра утром.
Мне, честно говоря, участвовать в Турнире не хотелось. Лучше пусть выберут Флер или Эсмеральду, пусть они рискуют жизнью, а я от них отдохну. Тысяча галеонов, тоже мне! Разве это деньги? Соревноваться в магических искусствах стоит не ради денег. Тем более таких.
Но меня все равно не выберут, так что можно об этом не заботиться и спокойно лечь спать.
Спокойно лечь спать не получалось. Когда наконец-то тема хогвартских красавцев и Кубка Огня была исчерпана, Флер заявила, что ей холодно. И еще часа два обсуждалась тема страшных английских холодов, к которым наша хрупкая карета не приспособлена. Интересно, почему-то когда мы летели над землей, холодно не было.
На самом деле и правда стало прохладней, хотя вслух я этого не сказала. Но вторым одеялом укрылась. И заснула, кажется, еще до того, как все угомонились, ибо последнее, что я запомнила, – рассказ Эсмеральды о ее приключениях в Марселе, явно незаконченный. Еще подумала, что средиземноморские курорты – не самая подходящая тема для английской поздней осени. Только сказать не успела.
Дальше начался сон, который я поначалу восприняла как продолжение реальности. К нам в спальню пришел профессор Хмури и заявил, что я – злобный темный маг и меня надо арестовать. Девчонки тут же согласно закивали, причем их стало почему-то не семь, а двадцать или даже тридцать. Я приготовилась отбиваться, но не нашла свою палочку. Только что лежала на тумбочке возле кровати – и уже нету. Вместо палочки попадались то шпильки, то гребень, то книга незнакомых мне сказок с цветными картинками. Хмури схватил меня за руку и потащил куда-то прочь из спальни. Вышли мы почему-то в главный зал Хогвартса, где было совершенно пусто и только Кубок Огня светился зловещим красным светом. Он меня потащил к Кубку, а я не могла сопротивляться. Даже оттолкнуть его рукой не смогла.
Красные языки пламени взлетали метра на два. Хмури пробормотал что-то, и я поняла, что он хочет бросить в Кубок меня.
И попыталась закричать... но не смогла. Голос пропал вместе с умением сопротивляться.
И тут я проснулась. За окном – темень, в спальне – холодина, все спят, одна я, как дура, ворочаюсь без сна. Так и не смогла заснуть до самого утра, что не мешало мне проваляться дольше всех. Уже часу в одиннадцатом меня растолкала Камилла и со страшными глазами сообщила, что надо срочно идти на завтрак и не забыть кусок пергамента со своим именем. Который, я, конечно, с вечера не подготовила.
С недосыпа половина дня прошла, как в тумане. Когда мы вернулись в карету, все стали старательно наводить красоту, а я залегла спать. И проспала часов до четырех, после чего проснулась в бодром расположении духа. Наверное потому, что на этот раз мне ничего не снилось.
Разбудил меня пронзительный голос Виолетты:
– А я тебе говорю – он весь завтрак на нее пялился, не сводя глаз!
Неужто опять меня обсуждают? За завтраком я даже не обратила внимания, смотрел на меня кто-нибудь или нет.
– Мало того, – вступила в разговор Мануэлла, – мадам Максим тоже на него поглядывала!
Я раздвинула полог и встала с постели. Моему взору предстала картина: Эсмеральда старательно зашнуровывает платье на Флер, Мануэлла вдумчиво красится, Виолетта со страдальческим видом расчесывает волосы, Камилла, уже одетая, читает учебник по трансфигурации, а Мария и Сильвия тихонько хихикают, сидя на одной кровати.
Интересно, про кого они говорят?
– Я бы на месте мадам Максим на такое и глядеть бы не стала! – решительно сказала Флер.
– Ну почему? – вмешалась Эсмеральда. – По комплекции он ей подходит. Кого другого она просто придавит во сне.
– А как его хоть зовут? Бетти, ты наверняка уже тут все знаешь, как его зовут?
– Кого? – с недоумением спрашиваю я.
– Громилу, что за нашими конями ухаживает и за преподавательским столом сидит.
– Хагрид. Он преподаватель ухода за магическими существами. Любит возиться со всякими опасными тварями.
Мой простой ответ вызывает взрыв хохота. Сначала я не понимаю, отчего, а потом до меня доходит и я начинаю смеяться вместе со всеми.
– Вы представьте, – давится от смеха Сильвия, – подарит он мадам Максим какого-нибудь василиска вместо цветов!
– Ты другое представь, – вторит ей Эсмеральда, – как они любовью заниматься будут! Наша карета точно не выдержит!
– Тогда нас переселят в Хогвартс, и будет нам тепло! – заканчивает Мануэлла, что вызывает очередной взрыв хохота.
Честно говоря, мне не верится в то, что наша мадам Максим могла кем-то увлечься. Тем более этим Хагридом, совершенно непохожим на нормального волшебника. К громадному росту мадам Максим мы привыкли, а вот Хагрид внушал опасения. Да еще эта его любовь к злобным созданиям вроде трехголовых псов или драконов. Лично я от такого держалась бы подальше.
Когда мы наконец-то вышли на улицу, выяснилось, что наши самые худшие опасения сбылись. Возле кареты стоял Хагрид. Его прическу лучше всего можно было охарактеризовать словами Эсмеральды «взрыв на макаронной фабрике», а костюм напоминал шкуру убитого лет этак двести назад чудовищного животного. Вчера вечером он был и то симпатичней. Вот что значит – наводить красоту, того не умея.
Мы еще не успели ужаснуться внешнему виду Хагрида, как они с мадам Максим дружно понеслись к входу в замок.
– Да... – вздохнула Эсмеральда. – У меня слов нет.
Судя по отсутствию у Эсмеральды слов, событие действительно выдающееся. Флер вообще смотрела на удаляющуюся пару с ужасом. Да и мне, честно говоря, было немного не по себе. Лучше бы у мадам Максим с Дамблдором роман был, честное слово! Ну и что с того, что тот ее лет на пятьдесят старше?
На протяжении всего пира мы только об этом и говорили. Даже я в стороне не осталась. То и дело кидали взгляды на преподавательский стол, и увиденное нас отнюдь не радовало. Несмотря на то что Хагрид и мадам Максим сидели не рядом, переглядывались они довольно часто. И я бы не сказала, что внимание верзилы было нашей директорше неприятно. Интересно, как здесь относятся к романам преподавателей? У нас смотрят сквозь пальцы, лишь бы не в учебное время.
Но все равно – он мадам Максим не пара!
Интересно, а этот Хмури по-прежнему мной интересуется? Или успел позабыть? Я украдкой глянула в его сторону, и тут же наткнулась на ответный взгляд. Какие жуткие у него глаза! Особенно левый. Говорят, он им видит сквозь парты. Интересно, кто ему нормальный глаз выцарапал?
Ужин все никак не хотел кончаться. Мы, кажется, обсудили все, что могли, и наелись так, что было не встать. Оглядываясь по сторонам, я обнаружила, что мною интересуется не только Хмури. Сидящий за слизеринским столом белобрысый мальчик лет тринадцати-четырнадцати пристально за мной наблюдал, но стоило мне перехватить его взгляд, как он тут же смутился и отвернулся. Ну, допустим, Хмури я показалась похожей на какого-то темного мага. А этот-то что уставился? Влюбился, что ли? Как говорит Эсмеральда, я еще не настолько стара, чтобы интересоваться мальчиками. Если я уж в кого-нибудь и влюблюсь, то он будет старше меня лет на пять. Можно даже больше. Дядя старше тети лет на пятнадцать, что им абсолютно не мешает. Этому мальчику надеяться не на что.
Наконец-то золотые тарелки опустели, и Дамблдор поднялся с места. Все, как по команде, замолчали.
А вдруг я забыла бросить свое имя в Кубок? Помню, что мы все вместе к нему подходили... но я спала на ходу и вполне могла забыть.
– Камилла, – прошептала я на ухо соседке, – я точно пергамент в Кубок бросила?
– Точно, – успокоила меня Камилла, – ты прямо передо мной шла!
– Тише, вы! – шикнула на нас Эсмеральда.
И вовремя – Дамблдор заговорил.
– Кубок огня вот-вот примет решение, – сказал он. – Думаю, ему потребуется еще одна минута.
Еще минута? Он и так два часа думал, если не больше!
– Когда имена чемпионов будут названы, прошу их пройти в комнату, примыкающую к залу. Там они получат инструкции к первому туру состязаний.
Ну так называйте же скорей, не тяните!
А вдруг и в самом деле выберут меня?..
Нет, вряд ли.
Большая часть свечей погасла, и зал погрузился в полутьму. Кубок, казалось, засветился еще ярче. Хотя его пламя осталось тем же – просто при свете множества свечей синеватые языки пламени терялись.
И вдруг – красная вспышка, и из Кубка вылетел обгоревший кусок пергамента.
– Чемпион Дурмстранга – Виктор Крам!
Зал взорвался криком и аплодисментами. За нашим столом громче всех орали Цезарь и Марио.
– Какой-то он некрасивый, – презрительно поджала губы Виолетта.
– Ты что, не видела, как он летает? – накинулся на нее Цезарь.
– Ты летаешь не хуже! – влезла Мария.
Цезарь только усмехнулся.
– Эх, хорошая ты девчонка, Мария, только в квиддиче не смыслишь.
– Тихо! – оборвала начавшийся спор Эсмеральда.
Крам уже удалился в соседнюю комнату и все постепенно умолкли. Сейчас. Сейчас...
– Чемпион Бобатона – Флер Делакур!
Я так и думала. Кто же еще. Разве что Эсмеральда. Она в чем-то сильнее Флер, но может, Кубок решил, что не стоит выбирать в чемпионы полукровку?
– Флер, поздравляю! – Эсмеральда с радостным криком кинулась подруге на шею.
Остальные ее радость отнюдь не разделяли. Виолетта с Сильвией даже заплакали. Ну и дуры. У них точно шансов не было. Даже Камилла сидела расстроенная.
– Я думала, он тебя выберет, – прошептала она, глядя вслед удаляющейся Флер.
Я только усмехнулась.
– Я же говорила! – торжествующе произнесла Эсмеральда.
Врет. Ничего она не говорила.
– Ты что, расклад делала? – заинтересовался Цезарь.
– Ага. У меня так и вышло. Правда, попутно чушь какая-то получилась...
– Какая чушь?
– Да, ерунда. Потом расскажу. Когда третьего чемпиона объявят.
Эсмеральда замолчала и как раз в это время кубок выбросил еще кусок пергамента.
– Чемпион Хогвартса – Седрик Диггори!
– Хорошенький! – протянула на весь зал Сильвия.
Я не могла не согласиться – действительно хорошенький.
Кубок что, по внешности выбирает? Тогда непонятно, почему чемпион Дурмстранга – Крам. Там и посимпатичней ребята есть.
За столом Хаффлпафа все до единого вскочили на ноги и долго вопили и хлопали. Их радость была столько заразительна, что даже я не выдержала и захлопала в ладоши. Мне было абсолютно все равно, кто станет чемпионом Хогвартса. Но почему бы не порадоваться вместе с его студентами?
Когда все угомонились, Дамблдор начал речь:
– Теперь мы знаем имена чемпионов. Ваш долг – оказать им поддержку...
А что нам еще остается? Хотя лично я поддерживать Флер не буду. Зачем ее поддерживать, она сама ходит.
Внезапно Дамблдор остановился на полуслове. Кубок огня снова взметнул фонтан красных искр и выбросил еще один листок пергамента. Четвертый.
Директор Хогвартса протянул руку и взял пергамент. Смотрел на него долго-долго. И наконец произнес:
– Гарри Поттер!
Эсмеральда схватилась за голову. Такого ужаса на ее лице я никогда не видела. Даже когда вчера она говорила мне о грозящей опасности, то выглядела всего лишь встревоженной.
– Это кто еще такой? – недоуменно спросила Виолетта.
– Он стал причиной исчезновения Того-Кого-Нельзя-Называть, одного из сильнейших темных магов нескольких последних столетий, – четко, как на уроке, проговорила Камилла.
Ах да, теперь и я вспомнила. Мы это все изучали. И прошло с тех пор каких-то тринадцать лет. Только книжные строчки совершенно не ассоциировались с живыми людьми. Даже не думалось, что Гарри Поттер – обычный мальчик, такой же, как и мы все, и учится в обычной школе. Абстрактная книжная фигура – и не больше. Оказывается, не абстрактная, а вполне реальная. Вот он медленно поднялся со своего места и нерешительно направился к преподавательскому столу. Все смотрят на него: кто с недоумением, кто с неприязнью или даже с ненавистью, но только Эсмеральда – с ужасом. Это что, и есть та самая «чушь», которую ей показали карты? А что тут страшного? Странно – да, еще никогда в Турнире Трех Волшебников не было четырех участников. Но, может, Кубок просто ошибся? Может он хоть раз за столько лет ошибиться?
– Эсмеральда, – осторожно позвал Цезарь. – Так что за чушь у тебя получилась?
– Это не чушь, – страдальчески проговорила Эсмеральда.
Она и это предугадала? Но почему тогда не сказала нам?
И этот загадочный мой не то родственник, не то друг семьи... И этот Гарри Поттер, чуть ли в колыбели победивший страшного темного мага...
Ну и дура же я!
Я хлопаю себе по лбу с такой силой, что на меня все дружно оборачиваются.
– Бетти, ты чего?
Я ничего. Я полная дура. Я не могу сложить простейшие ингредиенты в элементарнейшее зелье.
Война с Волдемортом в Англии длилась одиннадцать лет. И закончилась в восемьдесят первом году, когда он так некстати нарвался на этого мальчика. А меня отправили во Францию в восьмидесятом году, в трехлетнем возрасте. Как раз война была в самом разгаре. И что там говорила тетя про английских Розье, которые пошли по неверной дорожке?
Я могу, конечно, обвинить тетю, которая мне ничего не рассказала. Но при чем тут тетя, если я не потрудилась сделать выводы из известных фактов, которые нам на уроках истории магии давали! Некого винить, кроме себя. Я круглая дура, и чтобы хоть немного искупить свою дурость, завтра проведу весь день в библиотеке.
– Ох и устроит сейчас мадам Максим скандал! – мечтательно произносит Виолетта.
Я поглядела на преподавательский стол – действительно, мадам Максим нет. И большинства преподавателей тоже. Скандал, судя по всему, будет грандиозный.
– Эсмеральда, ты куда? – восклицает Цезарь.
– В карету!
– Зачем?
– Посмотреть надо кое-что.
Вот и мне надо посмотреть кое-что. Но никто меня сейчас в библиотеку в такое позднее время не отпустит.
– Подожди, сейчас все вместе пойдем, – говорит Виолетта. – Вот мадам Максим дождемся...
– Мы ее еще долго не дождемся, – мрачно говорю я.
– Может, хватит на сегодня предсказаний? – сердито произносит Марио.
Мадам Максим мы, конечно, не дожидаемся. Хотя сидим добрых полчаса, и только когда все начинают расходиться, Эсмеральда решительно встает со стула и направляется к выходу.
Еще минут двадцать мы сидели в нашей гостиной и ждали. Эсмеральда сразу же куда-то убежала и вернулась только, когда пришли мадам Максим и Флер.
Флер была очень сердита. Посмотрев на нас и недовольно что-то пробормотав, она направилась в спальню. Эсмеральда бросилась за ней.
Судя по выражению их лиц, назревал скандал. Не много ли на сегодняшний день? Скандала с преподавателями мы не видели, и наблюдать новый я тоже не хотела бы. Но девчонки орали так громко, что слышно было даже в гостиной.
– Ты должна отказаться от этого Турнира!
– Ты что, с ума сошла?
– Это ты сошла с ума! Тебе грозит опасность!
– Раньше ты мне этого не говорила!
– Я не могла поверить, что это случиться! Что выберут еще и Поттера!
– При чем тут Поттер?
– При том, что кто-то замышляет против него зло!
– А я тут при чем?
– А ты можешь случайно встать у него на пути!
– Как я, по-твоему, откажусь? Чемпион не может отказаться, он связан магическим контрактом!
– А изменить этот контракт нельзя? – тон Эсмеральды стал спокойнее. – Чтобы кто-нибудь другой участвовал в Турнире? Хоть Колючка.
Здрасте! А я-то тут при чем?
– Нельзя! Ты не слышала, что Дамблдор говорил? Как я могу отказаться? Ты представь – тысяча галеонов!
– Дура! Тебе что дороже – галеоны или жизнь?
Насчет дуры я с Эсмеральдой целиком и полностью согласна. Насчет жизни, по-моему, она преувеличивает. Ну кому наша Флер нужна? Кто ее убивать станет?
– Сама дура! Ты мне завидуешь!
– Я тебя спасти хочу!
– Не надо меня спасать!
– Флер, ты не понимаешь...
Дальше Эсмеральда заговорила очень быстро и очень тихо, так что слов было уже не разобрать.
Не знаю, как кому, а лично мне надоело сидеть и слушать перебранку. Я решительно встала с дивана и направилась в спальню.
– А спать нам не пора?
Флер и Эсмеральда одинаково злобно посмотрели на меня. И хором сказали:
– Не пора!
После чего посмотрели друг на друга и рассмеялись.
Кажется, одним скандалом меньше. Ну и хорошо. Не люблю скандалов.

Это был, без сомнения, самый тяжелый день в моей жизни. Поздним вечером, сидя в своем кабинете, я дико боялся провала. Мне казалось, что Дамблдор раскусил меня с первого же дня. Мне казалось, что он наблюдает за каждым уголком Хогвартса и стоит мне подойти к Кубку, как меня сразу схватят.
Я даже не стал спускаться к Хмури. Ничего, переживет один день без еды. Я в Азкабане питался через два дня на третий, и пища была куда хуже. Ему жаловаться не на что. Все равно он большую часть времени в отключке. И дементоров здесь нет.
До полуночи я сидел за столом и тупо смотрел в висящий на стене Проявитель Врагов. Можно было отвлечься и попроверять рефераты: у меня накопилась их целая гора и эту гору надо разобрать к началу следующей недели. Но сама мысль об этом вызывала у меня приступ тошноты. Кому на самом деле нужны эти рефераты, эти контрольные и опросы, если Темный Лорд в беспомощном состоянии пребывает под опекой Хвоста в нашем доме, а его немногие оставшиеся верными сторонники мучаются в Азкабане?
Как ни странно, мысль об Азкабане придала мне силы. Я не раз думал о том, что когда-нибудь, возможно совсем скоро, мы освободим тех, кто там томится. В том числе и Беллу. Она не могла умереть, она должна дождаться! Вот она будет рада, когда узнает, что я не умер!
А чтобы она дождалась, я должен действовать.
В час ночи я надел мантию-невидимку и вышел из кабинета.
Как и в тот последний день лета, стоило мне начать действовать, сразу ушли все страхи и я почувствовал себя уверенным. Но тогда мне ужасно мешал Хвост и чуть не испортил все. А сейчас я был один и мешать было некому.
Темный Лорд научил меня, что надо делать. Поэтому и волноваться было нечего. Бросив в кубок пергамент, я еще долго стоял и любовался. Дух переводил. Два месяца хожу в обличье Хмури, а привыкнуть к его деревянной ноге все не могу. Как он умудряется с ней бегать? В ночь, когда мы на него напали, он нас так загонял!
Оставалось спокойно ждать завтрашнего вечера. Заклятие должно сработать.
А вдруг не сработает?
Нет, Темный Лорд предусмотрел все.
По замершим и притихшим коридорам Хогвартса я вернулся в свой кабинет. Мне не встречалось даже привидений, не говоря уж о ком-то более материальном. Я знаю, что иногда на Филча нападает охота патрулировать коридоры в поисках не то василиска, не то Гарри Поттера, не то обоих сразу. Хотя ни с тем, ни с другим он не сладит. Но Филча не было, хотя я от него на всякий случай защитился – мало того, что мантия невидимка на мне, так еще заглушающее заклятье на себя поставил.
Вернувшись в свою комнату, я долго не мог заснуть. После того как принял свой нормальный облик, долго смотрелся в зеркало – не в Проявитель Врагов, а в обычное. Всегда выглядел моложе своих лет. А сейчас – на полные тридцать два, если не больше. Но чувствую-то я себя не на тридцать два! Двенадцать лет я вычеркнул из жизни, связал узлом прошлое с настоящим, а все, что между ними – безжалостно выбросил. Вот если бы при этом и выглядеть на двадцать...
Вспомнилась девочка, похожая на Беллу. Поговорить бы с ней. Выяснить, откуда она такая взялась. Поговорить в своем обличье, а не в том, в котором я вынужден находиться в Хогвартсе. Хмури она, похоже, уже испугалась.
А вдруг она и меня испугается? Вон сколько у меня морщин на лице, и волосы наполовину седые. Это я не считаю двенадцати не прожитых лет. А на самом деле один азкабанский год стоит считать за двенадцать. Так сколько мне сейчас в итоге?..
Полностью разочаровавшись в своем теперешнем внешнем виде, я отправился спать. И приснилось мне нечто странное. Нет, Белла мне снилась и раньше. До Азкабана – очень даже часто. После – в основном кошмары. Вроде того, что я прихожу ее освобождать, а она умирает за минуту до моего прихода. Но сейчас она мне приснилась совсем молодая, не старше восемнадцати. И мне было примерно столько же. И в этом сне мы собирались пожениться. Где-то была мысль, что У Беллы уже есть муж, но это было в какой-то другой жизни, не здесь. Или это была другая Белла? Или вообще не Белла, а та девочка из Бобатона?
То, что мне снилось дальше, я бы не стал пересказывать даже самому себе. Просыпаться не хотелось, а когда я наконец проснулся, то долго еще лежал в постели и пытался удержать образ Беллы из сна.
Весь день я старательно делал вид, что выспался. Впрочем, Дамблдору было не до меня – он искренне потешался над попытками студентов обойти запретную линию. Я издали понаблюдал над тем, как бобатонцы одни за другим подходят к Кубку, обратил внимание, что Белла нынче тоже какая-то вялая. Ей что, всю ночь кошмары снились? Я, например.
Когда за окном пошел дождь, навевая сонное настроение, я махнул рукой на все и пошел к себе в кабинет спать. Несмотря на то что на этот раз я просыпался, чтобы принять очередную порцию оборотного зелья, чего не делаю ночью, отдохнуть я сумел. И на ужин спустился бодрый и в хорошем расположении духа. То бишь готовый раскрывать очередные заговоры очередных врагов. Враг на примете уже есть – Каркаров. Вчера я лишь припугнул его, а сегодня следовало его дожать. Желательно – при Потере.
Весь ужин я провел в каком-то полусне, невзирая на то, что выспался. Что-то ел, отвечал на какие-то вопросы, сам говорил что-то, но это проходило мимо моего сознания. Я ждал. Ждал, когда наконец-то объявят имена чемпионов.
– Чемпион Дурмстранга – Виктор Крам!
Знаменитый ловец болгарской сборной. Разумеется – кто же, как не он, достоин быть лучшим. Помню, как здорово он играл на том финальном матче. Несмотря на то что половину матча я думал о чужой палочке в моем кармане и о том, что можно с ней сделать, я успел понаблюдать за игрой Крама и восхититься ей.
Жаль, что ему ничего не светит.
– Чемпион Бобатона – Флер Делакур!
У меня отлегло от сердца. Не она. Она, похоже, и сама не надеялась. Не плакала, как пара ее однокурсниц. Только усмехнулась, глядя на то, как Делакур идет к преподавательскому столу.
– Чемпион Хогвартса – Седрик Диггори!
Мне абсолютно все равно кто. Диггори так Диггори. Лучше даже он, чем кто-нибудь из слизеринцев. Не так жалко отдавать победу другому.
Теперь все успокоились, а я, наоборот, напрягся. А вдруг ничего не выйдет? Вдруг я напутал?
Нет, не напутал! На середине проникновенной речи Дамблдора о том, что надо оказывать всемерную поддержку своим чемпионам, кубок огня выбросил сноп красных искр и с ними – кусок пергамента.
– Гарри Поттер!
Мне захотелось вскочить на ноги, захлопать в ладоши и заорать что-нибудь радостное. Но я сдержался. Только нахмурился еще сильнее и пристально стал оглядывать зал. Обоими глазами сразу. Все в смятении. Даже бобатонцы. Даже Белла. А она-то что?
А я? Я тоже в смятении. Прямо здесь, на моих глазах, случилось нечто странное, если не сказать – страшное. Кто-то бросил в Кубок имя Гарри Поттера, который вряд ли сам собирался участвовать в турнире. Да и не пустила бы его запретная линия.
Первым сорвался с места Людо Бэгмэн. За ним, спустя пару минут, последовали Дамблдор, Крауч, Каркаров, мадам Максим, МакГонагалл и Снейп. Я остался на месте. Выжду еще минут пять, чтобы скандал успел разгореться.
Вот тогда-то появлюсь и еще раз напугаю Каркарова. При Потере. Чтобы тот окончательно убедился, кто ему друг, а кто – враг.