Безгубый рот открывается, отдавая очередной приказ. Приспешники Лорда Волдеморта быстро надевают маски, капюшоны и аппарируют. Уже через пару мгновений мы остаёмся наедине: он, мнящий себя способным одержать надо мной победу, и я — тот, кого он боится больше всего. Дамблдор? Кто сказал — Дамблдор? Старик — лишь посредник, он может привести Лорда к тому, кто навсегда передаст его мне. А мне, откровенно признаться, уже надоело лакомиться кусочками.

Ради приличия нужно познакомиться? Бросьте, все меня знают! Смерть, честь имею. Хотя, конечно, откуда у меня хоть честь, хоть совесть? Нет, наговаривать на себя не позволю. Обманул я хоть раз? Спросите братьев Певереллов, или Николаса Фламеля, или того же Дамблдора… Всё честь по чести!

У Волдеморта не спрашивайте. С ним договориться невозможно. Начать с самого элементарного: с тем, как он назвался сам, я практически смирился, но — как он обозвал своих приспешников! Пожиратели Смерти. Каково бы вам было оказаться в качестве главного блюда у толпы магов, отдавшихся воле полукровки-параноика? Мне тоже, мягко говоря, неприятно. Пусть мне не проткнут вилкой бок, не выскребут серебряными приборами череп, не сунут кусок обугленной плоти в глазницу-соусницу, но… По сути — за что они на меня взъелись, причём в прямом смысле? Или они настолько не гурманы, что даже богатому пиру, устраиваемому на моих любимых смертенинах, предпочитают жрать саму смерть в чистом виде?! Но позвольте — меня кто-нибудь спросил?

— Не всё ли равно, как назвать? Пожиратели, жрецы, приносящие жертвы? — Волдеморт продолжает очередной раз начатый разговор.

— Если всё равно, зовись Томом Риддлом, — резонно парирую я. Он морщится, словно для него его прежнее имя так же неприятно, как для остальных — теперешнее.

— Что ты сделаешь? — в его голосе слышится страх. А я про себя отмечаю, что он не такой безнадёжный старик, чтобы говорить мне «ты», хотя сейфы-крестражи не позволяют мне приблизиться к Волдеморту, насколько мне бы хотелось.

— Обижусь, — тихо отвечаю и вижу, как его прошибает холодный пот.

А вам бы не было обидно, если бы вам в рот впихнули змею? Я, конечно, всеяден и против пресмыкающихся ничего не имею, но… Они, значит, едят Смерть, а я должен — змею? Странная пищевая цепочка… И что значит змея — мудрость? искушение? гад ползучий? Нет-нет-нет, я категорически против.

Пожиратели. Жрецы. Жрецы Смерти — как возвышенно! А попросту — убийцы. Даже не воины. И все до единого — либо фанатики, либо трусы. А туда же — на Смерть со столовыми приборами. Тут как раз впору обидеться.

Пожиратели. Жертвы. Исполнители воли Волдеморта. Слуги, выполняющие грязную работу. Вцепились прогнившими в Азкабане зубами в мои многострадальные кости. Грызут, чтобы я не сумел протянуть свои костлявые руки к их господину. Словно мне это способно помешать, словно я могу чувствовать боль — вообще чувствовать.

Пожиратели Смерти. Каждому воздастся по делам его. Какое блюдо предпочитаете? Регулус Блэк — суп, пахнущий затхлостью, трупными отложениями, рассольник с телами утопленников. Ивэн Розье — весенний салат, чистая зелень убийственного заклятья, свежая и сочная. Бартемиус Крауч — постное блюдо на скорую руку, бездушное, без пряностей, без специй, закуска холостяка. Рудольфус Лестрейндж — отбивная, чуть с кровью, назовем "Неудачный полет" или "Метла смерти". Питер Петтигрю — синенькие под соусом ужаса (по секрету, он даже в Межмирье, на платформе, боялся попасть под поезд, хотя уже был мертв). Беллатрикс Лестрейндж — изысканное аристократичное кушанье с изюминкой сумасшедшинки, очень достойное, впору подавать императорам.

— Какое блюдо вы предпочитаете? — насмешливо спрашиваю Волдеморта. Он всё тянет время.

— Овсяную кашу.