Никто не назвал это время, когда земля уже нага и черна, небо оседает на камнях мокротой, но холодный ветер ещё не приносит ни снега, ни свежести. Противное чувство умирания сквозит во всём, что видно вокруг: от бурой гниющей травы до смертно-коричневых листьев в скрюченных пальцах деревьев. В это безымянное время — то ли в сумерках ноября, то ли на рассвете зимы — Северус Снейп с его землистого цвета лицом, тонкими губами и тёмными кругами вокруг глаз казался наиболее уместным. В лабораторию зельевара в подземельях Хогвартса, где с недавних пор обосновался Снейп, это время года пришло вместе с ним, да там и осталось — сыростью на стенах, полумраком душных аудиторий, запахом плесени и тошнотворного вида ингредиентов.

Широкая размокшая дорога вела нестройную толпу студентов из Хогсмида к замку. Они тащили в карманах шуршащие фантики от жвачек «Друбблз» и заменяли своими криками гомон птиц, улетевших в места поприятнее. Ботинки чавкали по жирной грязи, следы умирающей осени оставались на их утепленных мантиях, а потом стекали и разносились, размазывались по всей школе. В глазах у этих сопливых детей мелькал лишь огонёк горячего желания докатиться, дойти, доползти до гостиной и высушить мокрые пальцы, волосы и мантии у трескучего пламени камина. Профессор зельеварения, усталый двадцатиоднолетний старик, чьи чёрные волосы серебрили капли сумеречного ноября, шёл за ними следом и всем своим видом выражал презрение к глупым проблемам не смыслящей в жизни мелюзги.

Северус закрыл дверь лаборатории на простое заклинание и сбросил тяжёлую от влаги, угрюмую мантию на пол у холодного камина. Единственным желанием, которое осталось у него после проигранного турнира с судьбой, было — остаться наедине с собой и в полнейшем покое. Он не искал встреч с бывшими соратниками, тем более одна часть из них отправилась в увлекательнейшее путешествие на остров, где море и «приятная компания», другая — отсиживалась в особняках, купив право не знаться с первыми. Он не спешил знакомиться с новыми коллегами и не торопился искать выход из своей уютной клетки уныния. К горлу, к самому сердцу подступила осенняя меланхолия, а уж от неё невозможно было откупиться никаким золотом на свете. Снейп буквально кожей ощущал вину в гибели любимой женщины — лгать себе было невозможно, но и уйти за ней он не мог, чтобы не поставить под угрозу сам смысл её жертвы.

Северусу часто казалось, что он стоит на краю обрыва, а под ногами — мокрый склизкий камень, будто вот-вот сорвёшься. Ледяной ветер, перебрав рёбра, сжал сердце так, что больно вздохнуть. А над головой рвался надрывный крик боли, отголоском звучащий изнутри. Снейп каждый раз стремился навстречу этому воплю, но каждый раз ему чего-то не хватало: то сил, то времени, то понимания — для чего всё это, ради чего? Разве смысл его жизни теперь — не в том, чтобы уберечь сына Лили от возможной угрозы будущего? Однако осенние кошмары терзали Северуса неустанно каждую ночь, и он всем своим существом тянулся навстречу этому отчаянному зову ищущей души.

Уверенным резким жестом, сопровождающимся коротким невербальным заклинанием, Северус разжёг в камине огонь. Этой промозглой осенью сильнее, чем обычно, не хватало тепла, хотя оранжевые всполохи пламени слишком живо представлялись огненными локонами Лили, а этого Снейпу никак не хотелось. Покой и уединение — вот о чём сейчас мечтал Северус, и он намеревался немедленно исполнить свои мечты, устроившись в кресле с книгой.

Шорох из-под двери гардероба за треском горящих в камине поленьев прозвучал неотчётливо, и поначалу Северусу показалось, что он ослышался. Шуршание повторилось, и Снейп напрягся, сжав в руке палочку, хотя краем сознания понимал, что серьёзной угрозы в школе быть не могло, несмотря на то, что несколько известных ему Пожирателей всё ещё оставались на свободе.

— Гоменум Ревелио, — одними губами прошептал Северус, но заклинание не обнаружило людей за дверью шкафа.

«Боггарт», — тут же подумалось Снейпу. Сейчас он откроет шкаф и увидит там мёртвую Лили. Только не это…

Северус зажмурился, собрался с духом и поднялся. Дверь гардероба с тихим скрипом открылась.

— Мяу, — сказал «боггарт», отчего-то принявший вид чёрной кошки, которая смотрела на Северуса немигающими светло-зелёными глазами.

— Ридикулус? — неуверенно взмахнул палочкой Снейп, но ничего не произошло. Никакого эффекта не возымело и заклинание развоплощения анимагов.

— Мяу, — снова сказала кошка и, подойдя, бесцеремонно потёрлась о ноги Северуса.


* * *

Мелани была самой обычной кошкой, хотя хозяева считали, что в далёких предках у неё определённо были книззлы — настолько она была умной и чуткой. Мелли ещё котёнком поселилась в доме волшебников, которые очень её любили, хотя их маленький сын часто дёргал её за хвост и всячески вовлекал в свои небезопасные для животных игры. Младенцем он любил хватать кошку за густую чёрную шерсть и тянуть в рот, с довольным видом обслюнявливая под тихое мяуканье Мелли, а когда немного подрос, гонялся за ней на игрушечной метле.

Потом в дом к хозяевам пришёл тёмный злой колдун, а Мелани пришлось искать новый дом. Тут и там на улицах, почти не стесняясь обычных людей, волшебники праздновали победу над злым колдуном, а Мелли грустила о пропаже хозяев. Она знала — чувствовала, — что не одна грустит о них, и вместе с какой-то волшебницей в строгой тёмно-зелёной мантии перенеслась в Хогвартс, следуя зову своего чуткого кошачьего сердца.

Встрёпанная чёрная кошка с внимательными светло-зелёными глазами вышла на шум из шкафа, где отчего-то едва уловимо пахло хозяйкой, и встретилась с мрачным взглядом чёрных и очень безрадостных глаз.

— Добрый вечер, — вежливо сказала Мелани, глядя на волшебника очень внимательно.

Он несколько раз взмахнул волшебной палочкой, видимо, тоже изучая гостью.

— Вы не против, если я ненадолго останусь здесь? — промурчала Мелли и потёрлась о ноги незнакомца.

Несмотря на то, что он был угрюмым и странно пах какими-то травами, Мелани знала, что он не станет её обижать, пинать, дёргать за хвост и слюнявить. А большего она и не просила, будучи очень воспитанной и скромной кошкой. Она найдёт, что именно пахнет хозяйкой в его шкафу, утолит его грусть о ней, заодно развеяв собственную, заглушит вопль боли в его душе и потом начнёт новую, уже третью кошачью жизнь.


* * *

Подарочек, приподнесённый судьбой, дремал у Снейпа на коленях, когда он сидел за своим рабочим столом и проверял эссе третьекурсников по зельеварению. Эта чёрная бестия почти не отходила от него ни на шаг, стоило Северусу вернуться в свою комнату в подземельях. Хотя бестией он бы её не назвал — кошка была спокойной и даже ласковой. Поскольку на ней не было ошейника с именем, а Снейп ещё не настолько сошёл с ума, чтобы читать мысли кошек, он назвал её Такка, потому что она была чёрной, как смоль, а её зелёные глаза, казалось, зачаровывали, хотя Снейп не заметил за кошкой никаких магических способностей.

Такка была самой обычной кошкой, если не считать того, что рядом с ней Северусу становилось легче. Поначалу он сердился, что несносная кошка отвлекала его от приступов самоедства и отрывала от тренировок в язвительности, ложась прямо на стол, где он мелким колким почерком исписывал поля студенческих работ по зельеварению. Северусу приходилось прерываться, вздыхая, перекладывать Такку себе на колени, и она сворачивалась тёплым мурчащим клубком, и он больше не чувствовал себя стоящим в одиночестве перед пропастью, через которую не перебраться.

После занятий или ужина Снейп всё так же спешил в свои покои, но не затем, чтобы отгородиться от всего мира в сырых стенах подземелья, а чтобы вернуться к трескучему рыжему камину и своей пушистой подруге. Лишь однажды она заставила его сердце болезненно сжаться. Такка нашла где-то у него в шкафу детскую перчатку гриффиндорской расцветки, и когда Снейп вошёл в комнату, он увидел, как кошка, свернувшись в кресле, уткнулась носом в эту вещицу. Такка услышала шаги и подняла голову, и Снейп отчётливо увидел в светло-зелёных кошачьих глазах отблеск неизбывной печали и боли.

— Мяу, — грустно и тихо сказала она.

Снейп кивнул, и ему не нужно было никакой легилименции, чтобы понять, о чём она думает. Эту перчатку курсе на четвёртом как-то обронила Лили. Снейп, увидев это, поднял, хотел отдать — хотел, правда! — но спрятал в карман своей мантии. И всё это время хранил как некий талисман, как её вещь, и как напоминание о собственном малодушии.

В этот вечер Северус не ложился в постель, он сидел в кресле вместе с кошкой и размышлял о всяческих банальностях. О том, что случившегося всё равно не исправить, будь у него хоть все маховики Министерства. О том, что жалеть о чём-либо уже свершившемся более чем глупо, всё рассуждения «если бы» не имеют смысла, а нужно только сделать определённые выводы и двигаться дальше. О том, что Лили сделала свой выбор в жизни, и каким бы он ни казался — глупым, неправильным, опасным, приведшим к самому страшному, — Северус должен если не поддержать, то хотя бы уважать и смириться. О том, что ему, Северусу, выпал шанс сделать так, чтобы жертва Лили не была напрасной. И это тот самый подарок, который он обязан хранить под сердцем на протяжении всей своей жизни. Это торжество над судьбой, которое он чувствовал всем своим существом, — торжество справедливости. С этим ощущением он погрузился в сон в сумерках ноября.

Северус Снейп проснулся уже на рассвете зимы, возвестившей свой приход прохладной свежестью воздуха за окном и чистейшим белоснежным покрывалом, укрывшим землю. Северус чувствовал себя обновлённым, бодрым и полным сил. Его не тяготило более чувство вины. Он был готов к профессиональным свершениям и тут же отправил письмо с заявкой на участие в жюри 83-го Чемпионата по зельям в Таинственном саду, куда его приглашали пару месяцев назад.

Такки нигде не было, и Снейпу отрадно было думать, что этой особенной кошке очередной раз удалось выполнить свою кошачью миссию.

Интересно, как её будут звать в новой жизни?