Как зовут меня — Кай или Каин?
— отвечай, Отче наш, да не лги.
И большими своими руками,
из осколков меня
собери.
Двадцать лет — узелком на память.
И никто не ждет.
Никого не жду.
Я смертельно, критически ранен,
/кровь течет, наложите жгут/.
Небо налилось свинцом и нависло над землей и скалами густой шапкой. Оно было равномерно серое и, сколько хватало глаз, охватывало лесок, окрестные холмы и излучину. Небу было все равно. Ветерок становился прохладнее и сырее, пробегал по верхушкам елей, трепал сухие травинки, гладил острые скалы. Ветру было все равно. Глубоко в ущелье, окаймленном рваными скалами, устремленными в небо, словно обломанные резцы древнего чудовища, звенела и пенилась горная река. Она несла свои холодные воды вниз по каньону, заточенная среди отвесных стен, она спешила к морю, скакала по крутым изгибам и порогам, громыхала и дыбилась. Реке было все равно.
Еще не прошло и часа с тех пор, как воды ее были красными от крови. Огромная туша дракона со вспоротым брюхом лежала на дне ущелья, размозженная о скалы, она почти сливалась с ними, если бы еще не высохшая кровь, следы которой были видны на острых краях камней и стенах. Отсюда сверху туша казалась маленькой, шея, сложенная под неестественным углом, и серые распластанные крылья. Несколько ворон уже кружили над ней, издавая хриплые крики и предвкушая скорое пиршество. Воронам было все равно.
На камнях возле обрыва стоял человек. Черная мантия развевалась и хлопала от ветра у него за спиной, но он не обращал внимания и, казалось, не видел ничего вокруг. У человека были черные волосы, крючковатый нос и пристальный взгляд, словно он тоже был одним из воронов и раздумывал, не присоединиться ли к стае.
Человек напряженно вглядывался вниз, ища что-то взглядом и не находя. Он карабкался по камням вдоль ущелья, вниз по течению, то и дело останавливаясь, чтобы опять начать разглядывать.
Смеркалось. Туша дракона давно уже скрылась из виду, а человек все шел и всматривался в голые камни, слушал рокот реки. В конце концов он сел, сгорбившись, закрыл лицо руками, запустил длинные пальцы в волосы, и плечи его начали вздрагивать. А ветер все трепал его мантию, холодными щупальцами забирался за тугой воротник, хлестал по спине. Ветру было все равно.
Мечтал я о тебе так часто, так давно,
за много лет до нашей встречи,
когда сидел один, и кралась ночь в окно,
и перемигивались свечи.
Я звал тебя, я ждал. Шли годы. Я бродил
по склонам жизни каменистым
и в горькие часы твой образ находил
в стихе восторженном и чистом.
И ныне, наяву, ты легкая пришла,
и вспоминаю суеверно,
как те глубокие созвучья-зеркала
тебя предсказывали верно.
Эта история началась летним днем, я всегда вспоминаю о нем с тихой печалью, ведь вся моя жизнь могла пойти иначе, но я не жалею ни о чем. Бывает, думаешь, что у тебя горы проблем, и даже не подозреваешь, что ты счастлив. Это был мой рок, настигший меня внезапно и неотвратимо, как оползень в горах после сильного ливня. Сначала мелкие камешки и вода, потом крупные камни, и вот уже все смешалось, и вся моя прежняя жизнь рухнула вниз по склону, унося меня в неизвестность.
Мое имя Арта Руфи, я родилась в маленькой албанской деревушке. Пять домов, настолько ветхих и неприглядных, что незнающий человек решит, что они нежилые, и горы, покрытые лесом, похожие на огромные зеленые айсберги, подпирающие небо. Мой отец пропал без вести несколько лет назад, уехал на заработки и не вернулся, мать тяжело перенесла это, она считала, что его убили, что, впрочем, не редкость в наших краях; мы перебивались как могли, но прокормиться нашим скромным хозяйством, состоящим из маленького огорода на узкой горной террасе, нескольких оливковых деревьев и семи овец, которые начали дохнуть, было сложно. Мать гнала самогон и ездила в город продавать его на рынке, это было нашим спасением до тех пор, пока не стало проблемой. Все чаще я стала заставать ее нетрезвой, в компании стакана; дела стояли, а наше положение ухудшалось, мать начала часто болеть и с девяти лет мне пришлось брать обязанности на себя.
Но оказалось, что это было еще не самым худшим: однажды вечером я пригнала скотину и, зайдя домой, обнаружила у нас дома чужого мужчину в компании моей матери, он также был нетрезв. Его лицо и руки были загорелыми, а рыжие волосы блеклыми, на голове просвечивала лысина, маленькие водянистые глаза бегали, словно ища что-то. Оказалось, что его звали Арменд, он подрабатывал грузчиком на рынке, где и познакомился с моей матерью. Я плохо помнила отца, но этот мужчина не понравился мне сразу, хоть я постаралась проявить гостеприимство, понимая, как одиноко моей матери. Я успокаивала себя тем, что, возможно, появление мужчины позволит мне и матери немного ослабить пояса, но мое чутье продолжало вопить об обратном.
Вскоре Арменд поселился у нас, его не смутил ни ветхий дом, ни бедная деревушка. И я сразу поняла, что все мои чаяния были напрасны. Арменд уволился с работы, объяснив это тем, что до города путь неблизок, и пообещал заняться нашим хозяйством. Поначалу он пытался помогать нам, мать как будто ожила, повеселела, но продолжалось это недолго, а вот запои и хамство стали частыми гостями в нашем доме. Я пыталась говорить с матерью, но она не слушала меня и бросалась в крик и слезы, говоря мне, что я неблагодарная и эгоистичная дочь. Время шло, а денег не хватало даже на необходимое. Вскоре она совсем слегла, врач, прибывший из города, сказал, что ее надо госпитализировать.
Я осталась совсем одна, если не считать Арменда, который, не смущаясь, продолжал пьянствовать. С тех пор как я осталась вдвоем с Армендом, я приходила домой только на ночь и то с большим неудовольствием, видя, как ветхий, но когда-то уютный дом превращался в притон. Однажды я попыталась указать ему на это, за что получила такую взбучку, что встала только через два дня и потеряла всякое желание к сопротивлению.
И вот одним летним днем я пошла в лес, в то время поспевала ягода, а еда в моем положении лишней не бывает. Леса в наших краях дикие, нехоженые, они сплошь покрывают горы и спускаются к долинам рек. Конечно, мы ходили туда, я помню даже, как отец брал меня однажды на охоту, но увидев, как он подстрелил тетерева, я горько разрыдалась и наотрез отказалась ходить с ним больше. Больше и не пришлось.
Я всегда любила лес. Конечно, любой человек любит место, где он родился и вырос, только там ты можешь вспомнить себя прежним. За невеселыми размышлениями я углубилась в чащу, а искала я болото, мне надо было обойти крутой восточный склон и спуститься вниз, где я и собиралась провести свой день в компании мошкары и корзины.
Успешно прибыв на место, я обнаружила, что болото заметно обмелело, вероятно, из-за небывалой жары, стоящей уже несколько недель. Я принялась за сбор ягоды и порадовалась, что я сейчас не на скале в деревне, а под деревьями в прохладной низине. Начиналась полуденная маета. Спустя несколько часов упорного труда и неравной борьбы с мошкарой я сдалась и присела на кочку, с наслаждением потягивая спину. Прихваченный бутерброд исчез, как будто и не бывало. Над болотом стояло душное марево. Я облокотилась на ствол дерева позади.
***
Нет вопросов и нет ответов,
нет свободы и нет оков.
Есть лишь парус, но слабый ветер.
Есть лишь память, и та ни о ком.
Нет разлуки и встреч не будет,
нет печальных и радостных дней.
Есть лишь сон, но рассвета не жду я.
Есть тепло, только мне не теплей.
Нет в округе ни тьмы ни света,
ни молчанья ни громких слов.
Есть лишь ты,
но тебя здесь нету.
Есть лишь я,
только я — «НИКТО»…
В темном зале горел камин, украшенный причудливыми орнаментами и мозаикой, высокий потолок, окаймленный тяжелыми карнизами, подпирали колонны из белого мрамора, тонкие змейки вились по ним. Две огромных незажженных люстры поблескивали древним хрусталем, а пол из черного дерева устилал узорчатый зеленый ковер. На высоких окнах были задернуты плотные темные шторы, и свет не находил дорогу внутрь. В центре залы стоял длинный стол, окруженный старинными резными стульями, отблески пламени дрожали на лакированной столешнице и лицах людей, сидящих за столом.
Их было около тридцати, в неверном свете лица их были бледны, а черты остры и неподвижны, словно тридцать мертвецов собрались отобедать в склепе. Черные саваны плотно укутывали их тела, и белые погребальные маски лежали у них на коленях. Они сидели не шевелясь, опустив головы вниз, словно не в силах поднять такую ношу. Во главе стола сидел демон, глаза его полыхали багрянцем, вертел он кость в тонких пальцах, как будто дирижируя невидимым оркестром из человеческих душ, он смотрел на всех и смеялся-смеялся-смеялся…
Внимание!
Для просмотра дальнейшего содержимого вам необходима регистрация.
Внимание!
Для просмотра дальнейшего содержимого вам необходима регистрация.
Внимание!
Для просмотра дальнейшего содержимого вам необходима регистрация.
Внимание!
Для просмотра дальнейшего содержимого вам необходима регистрация.
.
Внимание!
Для просмотра дальнейшего содержимого вам необходима регистрация.
В поход, беспечный пешеход,
Уйду, избыв печаль, —
Спешит дорога от ворот
В заманчивую даль,
Свивая тысячу путей
В один, бурливый, как река,
Хотя, куда мне плыть по ней,
Не знаю я пока!
Я открыла глаза и обнаружила себя лежащей на полу под пристальным взглядом змеиных глаз.
— Наконец-то, очнуласссь. Я уже подумал, что ты решила умереть, — прошипел змей.
Я села на полу, чувствуя ломоту в теле и головокружение. И тут на меня навалилось осознание произошедшего. Взгляд сам скользнул к распростертому на полу телу; Арменд лежал, разбросав руки, с широко открытыми невидящими глазами, в луже собственной крови, с разодранным горлом. Крови было столько, что она растеклась до самой двери. Я не могла пошевелиться и оторвать взгляд от этой картины, мышцы словно задеревенели, чувствовался запах, смесь сладковато-стального от запекшейся крови, пыли и дерева. Меня вывернуло, я едва успела наклонить голову.
— Кажетссся, у тебя сотрясссение, — констатировал змей, — тебе надо умытьссся, нам скоро в дорогу. — Я слышала его голос словно сквозь вату, в голове у меня билась только одна мысль: «мы убили человека-мы убили человека-мы убили человека». Я убила. Он убил. Из-за денег.
— Долго ты собираешьссся здесь расссиживаться? — в голосе змея сквозило раздражение. — Бери деньги и пошли скорей, здесссь нечего больше делать.
Я не могла связно думать, меня трясло, зубы стучали; как безвольная кукла я стала выполнять его приказ, я подошла к телу и вытащила все деньги, пальцы не слушались меня. Невидящие бледно-голубые глаза будут преследовать меня. Как в тумане я забрала рюкзак и пустую сумку, подгоняемая Лордом.
Мы вышли на улицу. Светало. Утренняя свежесть немного привела меня в чувство. Я достала воды из колодца и стала отмывать руки и лицо от крови, это было непросто: вода от моих прикосновений мгновенно замерзала в лед и мне приходилось вытряхивать его и доставать еще. Змей с любопытством наблюдал за этим и молчал. Меня все еще колотило, слез не было и слов тоже, они придут позже.
Я плохо помню тот день. Бесмир повел себя очень тактично, когда увидел мое состояние, он спросил, могу ли я идти и, получив кивок, не спрашивал больше ни о чем. Мы ехали на машине до Влера. А потом спешно грузились на лодку, Бесмир говорил с какими-то людьми, давал им деньги, они заносили воду, мешки, а я сидела на носу с рюкзаком и сумкой и смотрела на море. Оно было спокойным и абсолютно гладким, в нем отражалось небо и солнечные искры.
Я долго сидела в оцепенении и даже не смотрела на берег, когда мы отчаливали. А когда посмотрела, мы были уже далеко, контур земли едва угадывался в утренней дымке.
***
Я проснулась в маленькой каюте, ощущая сильную тошноту, глазами я нашла свой рюкзак и сумку, в которой был Лорд. Выйдя на палубу, я увидела Бесмира, разговаривающего с каким-то молодым человеком, им оказался двадцатипятилетний Илир. Я пожаловалсь на тошноту, хоть ничего и не ела. Мне сказали, что так проявляется морская болезнь, и отправили спать обратно в каюту. Я не возражала. Когда я проснулась в следующий раз, солнце уже садилось, окрашивая горизонт в пурпурные цвета. Лодка легко скользила по воде, оставляя за собой белый след морской пены. Я спросила Бесмира, куда мы приплывем и сколько мы будем в пути. Он рассказал мне, что мы пройдем через пролив Отранто и причалим неподалеку от итальянского порта Бари примерно через три дня.
Первый день я почти ничего не ела, потом морская болезнь утихла, и я стала сидеть на палубе, глядя во все глаза на горизонт, иногда я видела смутные очертания берегов, но вскоре они вновь пропадали из виду. Илир наладил снасти и мы останавливались, чтобы он мог порыбачить. С Лордом я не разговаривала, даже не подходила близко к сумке и вообще старалась забыть, что на лодке нас не трое, а четверо. Благо, впечатлений было столько, что мне легко было не думать о нем. Я старалась не думать и об убийстве, но, как мне кажется, думала о нем постоянно, мне мерещились невидящие стеклянные глаза, и я старалась не оставаться одной.
Илир учил меня рыбачить и рассказывал матросские байки, оказалось, что он несколько лет плавал на частной яхте, скопил денег и купил эту лодку, чтобы катать туристов, но из-за обострения политической ситуации туристов не было, и, оставшись в Албании, он рисковал разориться, вот и решил попытать счастье в Италии. Больше всего из нашего путешествия мне запомнились ночи. Мы тушили кормовые огни и останавливались, море разверзалось чернильной бездной, но стоило лишь поднять голову, как ты оказывался парящим под светящимся куполом, сплошь устланным яркими звездами. Нигде и никогда я не видела таких звезд, они казались близкими и далекими одновременно, под их сиянием все казалось нереальным, волшебным. Тогда же я впервые поплавала ночью в открытом море и с удивлением обнаружила, что мое тело начинало светиться в черной воде каким-то потусторонним светом, словно я была соткана из света звезд. Илир сказал, что так светится морской планктон. Так прошли два дня.
Проснувшись утром, я почувствовала, что пора прервать мой молчаливый бойкот Лорда. Заперев дверь в каюту, я подошла к сумке и расстегнула молнию. Змей лежал, свернувшись плотными кольцами. Он поднял голову и посмотрел на меня.
— Вот как, вссспомнила все-таки, — прошипел он. Я не ответила ему, сев на пол рядом.
— Молчишь, так, значит, ты отблагодарила меня за спасение твоей жизни, — ядовито продолжал он.
— Это не я, а ты должен быть мне благодарен, что я до сих пор не выбросила тебя за борт, — тихо сказала я.
— Ты сссмеешь угрожать мне, грязнокровка? Разве ты не видела, что я сделал с мерзким маглом? Ничто не помешает мне сделать это с тобой.
— Еще как помешает, ты не тронешь меня, потому что в противном случае тебе отрубят башку и выбросят за борт. И ты не вернешься ни в какую Англию, — процедила я сквозь зубы. Змей зашипел и стал угрожающе подниматься.
— Ну что ж, я долго ждал, сссмогу и еще подождать.
— Ты-то подождешь, а вот твои дружки сгниют в тюрьме и, кто знает, будут ли еще желающие поддержать тебя, — продолжала я, глядя прямо ему в глаза и не отстраняясь.
— Желающие всегда найдутся, — гневно шипел змей. Мы молча сверлили друг друга взглядом. Шестое чувство подсказывало мне, что не стоит больше ничего ему говорить, потому что тонкая ниточка, которая удерживала его от исполнения угрозы, могла порваться.
— Ты понимаешь, что убил человека, лишил его жизни из-за денег, а я стала соучастницей убийства собственного опекуна? — начала я. Змей рассмеялся, не дав мне договорить.
— Опекуна? — шипел он. — Здорово же он тебя опекал, то-то ты валялась там без сознания, все от его опеки. Ты глупа и наивна, если думаешь, что он не убил бы тебя и не закопал в лесу, ему это, как и мне, было бы нетрудно.
— Он… не стал бы… — попыталась оправдаться я, — он только грозился.
— Ты ошибаешься, — проворковал змей. — Мерзкий магл зарабатывал разбоем; его шайка скрывалась у вас в доме после особо громких дел, их устраивало ваше захолустье, но, видишь ли, люди его профессии не склонны подолгу жить на одном месте. Пока ты там притворялась домовым эльфом, они планировали переезд, и знаешь, — змей сделал эффектную паузу, — в их планы не входило сохранение жизни ненужного свидетеля.
Он замолчал. Я не знала, что сказать. На душе стало гадко-гадко, я вдруг остро почувствовала одиночество.
— Почему же ты не сказал мне? — спросила я.
— Я каждый день твердил тебе, что надо убираться оттуда, но ты не слушала меня. Если бы я сказал тебе, что бы ты сделала?
Я уже открыла рот, чтобы ответить, но он перебил меня:
— Ты бы запаниковала и наломала дров, тебя убили бы еще скорее, я спас тебе жизнь, — заключил змей. — Что же касается убийства, я сделал бы это в любом случае, потому что в отличие от тебя, я не потерплю унижения волшебников маглами, но если твоя лживая совесть не сможет стерпеть такого, можешь смело валить все на меня, я точно стерплю. — Закончив свой монолог, он лег и отвернулся, показывая, что разговор окончен. Я застегнула молнию и вышла из каюты. Мне надо было подумать.
Лодка покачивалась на волнах, море искрилось под солнцем, легкий ветер дул мне в лицо. Я размышляла над словами Лорда и, чем больше думала, тем сильнее чувствовала себя виноватой.
— Ты над чем так задумалась, Арта? — улыбаясь, спросил Бесмир. — Незачем грустить, радуйся, посмотри, какая красота вокруг.
Я улыбнулась ему и пошла обратно в каюту. Открыв молнию, я опять села рядом со змеем.
— Чего тебе еще? — недовольно спросил он.
— Я… я хотела извиниться, — промямлила я.
— Не нужны мне твои извинения, лучше бы принесла мне что-нибудь поесть, — прошипел змей.
Я вскочила и как подорванная метнулась на корму, там в ведре плавала пойманная рыба, я незаметно стащила одну и принесла свою добычу змею. Он заглотил ее целиком, признаться, зрелище было не из приятных, но я терпеливо ждала, пока хвост исчезал в глотке.
— Сколько дней мы плывем? — спросил змей, закончив трапезу.
— Два дня, Бесмир рассчитывает прибыть в Бари завтра с утра, — рапортовала я.
— Бари, — задумчиво повторил змей, — нам нужно попасть в Рим.
— Как же я попаду туда? — спросила я.
— У тебя есть деньги, ты можешь нанять машину. Скажешь водителю отвезти до Ротонды — он поймет. Теперь слушай внимательно: выйдешь на площадь, встанешь лицом к Пантеону — это большое серое здание с колоннами — от него свернешь налево в переулок и пройдешь два перекрестка, повернешь налево, там будет маленькая книжная лавочка, узнаешь ее по вывеске с надписью «Libri per tutti»*. Когда зайдешь внутрь, иди сразу до прилавка и направо во второй зал. Там будет сидеть человек, скажешь ему пароль — «Fiamma del Drago»**. Тебя проведут в подсобку, там у них много чего есть, проси незарегистрированный порт-ключ до Лондона и, какую бы цену они не назвали, говори, что у Ренато в два раза дешевле, и уходи. Они догонят тебя и скинут цену. Спроси принцип работы, но, скорее всего, тебе дадут брошь, выйдешь на улицу и расстегнешь ее, только проверь, чтобы рядом не было маглов. Перед тем как расстегнуть, вдохни, напряги живот и закрой глаза. И главное, крепче прижми сумку со мной, — закончил наставления змей.
У меня голова шла кругом, пришлось сбегать в рубку за бумагой и записать все наставления, а также порепетировать произношение пароля. Наше путешествие подходило к концу, солнце садилось в море, я вдыхала полной грудью соленый воздух и предвкушала новый день.
*Книги для всех
**Пламя дракона
Внимание!
Для просмотра дальнейшего содержимого вам необходима регистрация.
Внимание!
Для просмотра дальнейшего содержимого вам необходима регистрация.
Внимание!
Для просмотра дальнейшего содержимого вам необходима регистрация.
Внимание!
Для просмотра дальнейшего содержимого вам необходима регистрация.