Гермиона видит кровь повсюду. Слишком яркую, вызывающую и бьющую по глазам. Она расплывается алыми разводами по мостовым, стекает косыми струями с крыш и раскрашивает небо. От нее не скрыться. Красный будто выжигает сетчатку. Гермиона жмурится, но он становится только насыщеннее. Она не понимает, как другие не замечают. Живут дальше, будто войны и не было.

Или это только Гермионе смерть дышит в спину и скалится, едва она расслабится? А может, Гермиона попросту сходит с ума?

Тревога не покидает ее ни на секунду. Она чувствует, что за ней следят, и подозрительно озирается по сторонам, но каждый раз когда она оглядывается, никого нет. Лишь обычные люди, спешащие по своим делам, слишком погруженные в себя, чтобы обращать на нее внимание.

— Война кончилась, — шепчет она едва слышно и кутается в мантию.

Не для тебя, отвечает скрипучий голос старухи в ее голове.

Гермионе все чаще кажется, что она заперта в клетке, от которой у нее нет ключей. В такие моменты она вспоминает Барти Крауча-младшего. Что если она станет такой же безумной и опасной для общества? А для себя? На что способен человек, когда не видит выхода? Впервые она боится не за кого-то. Но Крауч ведь всегда был сумасшедшим, да? Фанатиком Темного Лорда, псом на привязи. С самого начала. А она боролась за свет, за право жить, а не ждать, когда же ее наконец убьют.

Гермиона надсадно смеется и тут же закашливается. Она слишком долго молчит. Губы трескаются, и она чувствует металлический привкус. Снова кровь. Делает ее серый день немного ярче.

Она получает то, что заслуживает. Все они. Золотые дети потерянного поколения.

За смерть приходится платить. Ее долги не дают ей времени отдышаться. Возможно, так даже лучше.

Снова льет как из ведра. Ноги увязают в грязи, но Гермиона не замечает. Слегка передергивает плечами, ежится и идет дальше. Обычный безликий день, как и все предыдущие после победы. Нет цели, нет смысла, нет сил. Кажется, в руинах Хогвартса осталось не только детство, но и она сама. Гермиона чувствует себя поцелованной дементором. Откуда ей знать, как ощущается отсутствие души? Почему-то она почти уверена, что именно так.

Вдруг на нее накатывает паника. Она чувствует каждой клеткой тела липкий, тяжелый взгляд и останавливается. Примерзает к мостовой, не в силах пошевелиться. Будто Империус накладывают. Мурашки бегут по позвоночнику, мысли скачут с одной на другую, а время словно останавливается. Гермиона ощущает себя замороженной рыбой в холодильнике, которая смиренно ждет своей участи.

Она ведь не такая. Она сражается. Но почему не сейчас?

Правильные вопросы задаешь.

Она уже слышала этот голос, но не помнит где именно.

Разве это имеет значение?

Каждая мелочь важна.

Синдром зубрилки неискореним.

Гермиона трясет головой, отгоняя наваждение.

От меня не так просто избавиться.

Хриплый смешок пробирает до костей.

— Война закончилась, — одними губами повторяет она, и сама не верит. Впервые признает, что не верит.

Для нее она словно только начинается.

Как вы вообще умудрились ее выиграть?

Гермиона не знает. Постоянно задается этим вопросом, но не получает ответа. Его попросту нет. Так случилось. Они пытались, скитались по лесам, сопротивлялись до последнего вздоха и выжили. Смогли и замерли на месте. Гермиона замерла. Не в состоянии двигаться дальше.

Кровь повсюду, смерть выглядывает из-за каждого куста. Война останется с ней навсегда.

Посмотри на меня.

Гермиона поднимает голову и видит лишь спину, обтянутую черным пальто. Она совершенно точно его не знает, но чувствует необъяснимую связь. Она тянет Гермиону за ним, заставляет идти быстрее, потому что нужно догнать и заглянуть в глаза. Это важно, настолько важно, что она почти бежит. Глупо и иррационально, она понимает, но отмахивается. У нее вновь появляется цель. По крайней мере, на ближайшие несколько минут.

И никаких подозрений? Чересчур самонадеянно, не находишь?

Он поворачивает за угол, Гермиона теряет его буквально на несколько секунд и уже не находит.

Галлюцинация? Совпадение? Подмена желаемого на действительное?

А может, она сходит с ума?

Гермиона хмыкает.

Считать, что после войны она останется прежней, было, по меньшей мере, самонадеянно. Не то чтобы она вообще об этом всерьез задумывалась. Только о том, чтобы выжить, чтобы никто из близких не умер, чтобы Гарри дошел до конца, чтобы Рон не свернул себе шею, чтобы родителей не тронули Пожиратели. Наверное, Гермиона слишком много думала. Наверное, для нее тронуться умом даже закономерно. Столько всяких «слишком» и «наверное».

Ты еще и самая депрессивная ведьма последнего десятилетия.

Гермиона усмехается. Он забавный, кем бы ни был, даже если плод ее воспаленного воображения. А может, такой же свихнувшийся маг.

А если сумасшедший легилимент, втирающийся в доверие и при удобном случае убивающий ничего неподозревающую жертву?

Она почти видит выгнутую бровь и искрившую губы презрительную ухмылку. Он ей определенно нравится.

К тому же ее не так просто убить.

Так я еще и не пробовал.

Гермиону пробирает дрожь от предвкушения. Дождь хлещет по щекам, а ей душно. Она не видит незнакомца, но не может не чувствовать магнетического притяжения. Ноги подгибаются, а все тело превращается в одну сплошную мурашку. Так мастерски играть на нервах нужно уметь. И от чего она заводится, если разобраться? От разговоров о смерти? Серьезно? Она определенно свихнулась, и даже это ей нравится.

Ты психопатка не меньше меня.

Она слышит улыбку в его интонации. Он явно доволен, а Гермиона и не думает спорить. Такой ненормальной она себя еще не ощущала, не говоря уже об удовольствии от осознания сиего факта.

Только чокнутая не будет никого убеждать в обратном. Безумна и прекрасна в своем покорном безумии.

Пожалуй, пути назад и впрямь нет. Гермиона понимает, что чувствует себя куда свободнее, чем обычно. Ее не осуждают, не пытаются переделать, принимают такой, какая есть. Сдвиг по фазе ведь не появляется из ниоткуда, значит он всегда в ней был. Кто виноват, что Гермиона вечно слишком занята, чтобы замечать очевидные вещи?

Никогда не поздно начать.

Гермиона хохочет во все горло. Она не знает, что именно ее смешит, но остановиться не может.

Когда все стало таким простым и понятным? Что она упускает?

Прелести шизофрении.

Он хмыкает, а Гермиона передергивает плечами. Звучит неожиданно громко и обреченно. Она ведь не больна, даже если безумна. Гермиона вполне здраво размышляет, адекватно себя ведет.

А еще слышишь голоса в голове, разговариваешь с ними и гоняешься за незнакомцем.

Нет, она все равно не больна. Возможно, устала и слегка расслабилась, пытается собраться, вспомнить себя, понять, куда идти дальше.

Назови как угодно, ничего не изменится.

Она любит точные определения. Четкое понимание, что можно и нельзя, как правильно и нужно.

Война ломает все. Выкручивает внутренности, вытряхивает наружу стереотипы, нагоняет еще больше тараканов в сознание. Она меняет каждого. Отчаяние заползает в душу и сворачивается клубком боли на сердце. Гермиона закрывается, потому что боится. Не знает, что делать с собой нынешней в прежнем мире. Победа почти ничего не меняет. Люди остаются теми же, а победители больше напоминают тени самих себя когда-то.

Первое убийство всегда меняет, назад дороги нет.

У нее не было выбора. Или она убьет, или ее.

Выбор есть всегда, ты его сделала.

Должна была. Кто если не она? Что бы сейчас было иначе?

Нелепые оправдания. Разорванная душа целой уже не станет.

Откуда ему знать? Да кто он вообще такой, драккл его задери?

Догони и узнаешь.

Гермиона встряхивает волосами и прищуривается. Она талантливая ведьма, справится с несложной задачкой. Он же у нее в голове, она его чувствует.

Гермиона прикрывает глаза и настраивается, ловит ускользающие отголоски магии. Он рядом, он же совсем рядом.

Протянуть руку, ухватиться и пойти по следу.

Она осязает.

Не разочаровывай меня.

Гермиона вдыхает поглубже и идет.

Вперед, направо, через дорогу, за угол.

Здесь.

По телу прокатывается поток чистой энергии.

Волосы на руках встают дыбом.

Она вздрагивает.

Темная подворотня с лужами и грязью по щиколотку. Ни фонарей, ни прихожих. Тишина и непроглядный мрак.

Зябко.

Гермиона отчего-то даже боится зажигать Люмос.

Она ощущает, как тьма касается ее склизкими пальцами. Смерть снова за ее спиной, заглядывает через плечо и снисходительно скалится.

Кровь. Она чувствует ее запах, вдыхает полной грудью и захлебывается воздухом.

Гермиона достает палочку, и на ее кончике появляется маленький, почти призрачный огонек.

Под ее ногами труп в окровавленном пальто. Она узнает силуэт. Узнает спину и магию.

Это он.

Голос в голове молчит.

Гермиона шепчет заклинание и переворачивает его.

Остекленевшие глаза смотрят в небо. Мертвые глаза в безразличное небо. Совсем скоро кровавый рассвет. Он зальет светом все вокруг, добавит еще больше алого в ее жизнь.

Красный на черном. Это даже красиво.

Бордовые разводы на белом лице. Лаконичная эстетика.

Гермиона наклоняется и убирает прядь черных волос с лица. Заглядывает в лицо покойнику с голосом в ее голове и узнает Барти Крауча-младшего. Того самого, о котором она так часто думает.

Он нашел ключи от своей клетки и показал, как выбраться ей.

Гермиона безумно улыбается.

Война закончится, только когда она пожелает. А тому, кто не согласится, она без труда закроет рот.

— Безумцы всех умней. Правда, Барти?

Она сжимает его холодную руку и кажется чувствует, как он сжимает ее ладонь в ответ.

Правда, Гермиона.

Все только начинается. А кровавый рассвет уже появляется на горизонте. Горизонте ее новой — настоящей — жизни. Страх исчезает, пусть теперь боятся ее.

Гермиона Грейнджер свободна ото всех цепей. Теперь свободна.

У смерти есть своя цена — безумие, и она сполна ее заплатила.