Гермионе постоянно холодно, даже необычайно тёплой весной для Британии.

Она сжимает чашку горячего кофе, сидя в Трёх Мётлах за дальним столиком, их любимым с Гарри и Роном. Гермиона слушает музыку в наушниках, перелистывая песни в плеере, когда они ей кажутся не сильно атмосферными или надоедают.

Уже третий день она проводит в Хогвартсе, словно в старые времена. Прошло больше пяти лет после выпуска и очень многое изменилось в её жизни, но Хогвартс остался прежним пристанищем, вторым домом, в который хочется вернуться. Ей дали задание: «Проверить нового профессора Зельеварения и бывшего Пожирателя Смерти — Драко Малфоя». Дали скомкано, для галочки. Это было, скорее, ссылкой из Министерства. Героиня Войны стала Занозой В Задницах Чиновников. К ней не хотели прислушиваться, о её идеях все слышали, в ответ пожимая плечами, называя их слишком «прогрессивными».

— Прогрессивными, как же, — Гермиона усмехнулась и допила крепкий кофе.

Пришло время вернуться к обязанностям и выплыть из своих мыслей. Сегодня Гермиона следила за Малфоем, который вышел прогуляться и сейчас прохлождался в Трёх Мётлах, сидя…

— Кстати, куда он пропал?

Сегодня была суббота, по всем канонам выходной, поэтому надо было следить за Малфоем в оба, а не греться в компании чашки кофе и собственных мыслей.

Волшебница про себя чертыхнулась, оплатила кофе, вышла на улицу, огляделась, выискивая белобрысую макушку в толпе.

Нет, ну надо же было так его проморгать! И что теперь она напишет в протоколе?



— Мисс Грейнджер, — Драко кивнул, поприветствовав бывшую однокурсницу, усевшуюся рядом с ним за столом.

Вечер выдался тяжёлым. У Гермионы за кипой бумаг, у Драко за тяжёлым разговором с Асторией.

— Мистер Малфой, — Гермиона наклонила голову, махнула волшебной палочкой, чтобы налить себе в бокал вино.

— Трудный выдался день? — это был просто вопрос из вежливости, но Гермионе показалось, что он издевается.

— Если бы кое-кто не смылся из Трёх Мётел, был бы значительно легче, — она не удержалась от колкости.

И почему их посадили рядом друг с другом?

— Значит, я виноват во всех твоих бедах и в твоей некомпетентности в придачу?

Гермиона смутилась, ощутив, как к её щекам прилила кровь.

— Нет.

Правда была в том, что во всём была виновата она.

— Вот и отлично. Извинений требовать не буду.

Даже в собственном плохом настроении.



— Чая? — Драко посмотрел на неё, сидящую за партой и проверяющую его план лекций для пятого курса.

— Кофе, пожалуйста.

— Хорошо, — он поднялся со своего места, заварил себе зелёный чай, ей сделал кофе. Естественно, с помощью магии.

— Через полчаса хочу прогуляться.

— Ладно, — она зажала карандаш крепче, выводя им на полях слова. — Я постараюсь закончить.

— А я тебя и не приглашал, Грейнджер.

Драко левитировал чашку кофе на парту Гермионы.

— Даже если ты мне откажешь, я сама пойду за тобой.

Он беззлобно, искренне засмеялся.

— Может, и в туалет со мной пойдёшь?

— Если понадобится… — она замерла, подняла на него взгляд. — Не принимай на свой счёт, мне приказало Министерство.

— А ты правильная девочка, выполняешь всё на совесть, — это даже не вопрос, а констатация факта.



На улице была прекрасная погода. Солнце клонилось к горизонту, слышалось стрекотание цикад, а над озерной гладью летали стрекозы. Небо окрашивалось багрянцем, а зелёные новые листья деревьев были ещё липкими на ощупь.

Гермиона включила тихую инструментальную музыку на плеере, кажется, Бетховена, накинула на плечи кардиган и пошла следом за Драко, в небольшом отдалении. Она брела за ним долго, они подошли почти к Запретному лесу, и тут вдруг Драко остановился, обернулся и сделал несколько шагов к ней.

Он что-то сказал, но она не расслышала.

Вытащила наушники из ушей, встретилась с ним взглядом. Он был решительно настроен, и это не пугало, ведь очень похоже когда-то давно на неё смотрел Гарри, вот только…

Вот только Гарри не пытался её поцеловать, прижав к стволу дерева неподалёку, обхватив ладонями её талию. Этот поцелуй был неожиданным и, самое интересное, приятным, совсем не откровенным, и это ей понравилось. Если Гермиона смогла бы классифицировать все поцелуи, то этот попал бы под «поцелуи, нацеленные на прощупывание почвы».

И Гермиона не была бы правильной девочкой, если бы его не оттолкнула, как только пришла бы в себя.

— Малфой, — она подняла палочку, — уйди.

— Грейнджер, — шёпотом произнёс он, но не отошёл от неё, только поправил её палочку, нацелив на грудь, — делай, что собираешься.

И она сделала: толкнула его в плечи и сбежала, оставив позади себя. Наверное, вместе с храбростью ей отсыпали трусости в любовных делах.

Первое, что ощутила Гермиона после позорного побега от Малфоя: ей было душно. Вот, последние несколько лет ей было холодно, она вечно мёрзла, даже летом, даже в жуткую жару, когда большинство умирало от солнца, а сейчас… сейчас ей стало душно и…

…жарко.

Тело будто стало не её. Нет, не так. Она очень хорошо чувствовала каждую клеточку своего тела. Ощущала, как по спине скатывается капелька пота, как ноги, ступни — горят, будто находились всё это время в кипящей воде или их растёрли разогревающей мазью.

Ей, чёрт подери, было жарко.

Щёки пылали, губы покалывали, на глаза навернулись слёзы. Она была потрясена до глубины души, её мир вдруг взяли и насильно встряхнули несколько раз.

Она сбежала, даже не ударила его по щеке, не назвала гнусным словом. Она просто оттолкнула его и сбежала. Как это?..

Она пробормотала что-то нечленораздельное.

Поднялась в Башню, открыла свою комнату, вошла первым делом в ванную, уставилась на себя в зеркало. Что она творит?

На пальце золотилось кольцо, которое ещё две недели назад вручил ей Рон.

Гермиона открыла кран с холодной водой, набрала в ладони воду и опустила лицо, пытаясь остудить, прогнать из головы странные, спутанные мысли, которые порождали ещё больше вопросов, слишком странных, прямых, на которые у неё не было ответов.

Почему не ударила его?
Почему не укусила за губу или язык?
Почему не обозвала, не пригрозила?
Почему убежала?
И главное: почему ей понравилось?

Она любила Рона, и это было правдой. Любила его не меньше Гарри и, кажется, по-другому. Рон её, конечно, иногда подбешивал, она злилась на него, но всё проходило быстро и… безболезненно, всё забывалось, а осадок от ссор… Разве не у всех остаётся неприятный осадок после того, как они ссорятся с родными людьми?

У них с Роном были немного другие отношения. Джинни с Гарри уже поженились и у них родился сын. Гермиона с Роном не зашли дальше глубоких поцелуев, взаимных ласк и кольца на её пальце. Нет, конечно, были и ужины с семьёй Уизли и с родителями Гермионы. Были совместные поездки. Было всё, что входит в определение «свидание», но вот секса… занятия любовью… этого всего не было.

Они пытались, честно. Они пробовали это два раза, но оба останавливались. То ли из-за страха Гермионы, то ли из-за сильных эмоций обоих, то ли…

Гермиона не понимала. Она осознавала, что это проблема, но думала, что после свадьбы уж точно всё наладится, после свадьбы она его не оттолкнёт и не заплачет, уткнувшись в подушку лицом.

Рон был для неё родным, близким человеком. Мужчиной, с которым она хотела быть вместе до конца своей жизни. И этого должно быть достаточно. Наверное.

Раньше Гермиона не сомневалась и сейчас не будет.

Но глядя на своё отражение, ей приходилось сдерживаться, чтобы снова не вспомнить, как Драко решительно подошёл к ней, толкнул её к дереву, положил руку на талию, поцеловал.

Поцеловал, не спрашивая, не ожидая её согласия.

Это было грубым нарушением личного пространства, это должно было её, как минимум, разозлить, но что-то пошло не так. Ей по-настоящему, как бы это ни звучало, понравилось. Поцелуй стал целым откровением для неё, хорошей девочки, которая вдруг перестала ею быть. Если подумать, спокойно об этом порассуждать, она впервые предала Рона?

Поцелуй не по собственной воле был предательством? Или то запретное наслаждение, которое она испытала от губ Малфоя, — только представьте себе! — стало им?

Гермиона отказывалась понимать.

Стоя в ванной комнате, напротив зеркала, она решила притвориться, будто этим вечером ничего не было.



Утром, позавтракав, Гермиона села за последнюю парту в кабинете зельеварения, устроившись в самом углу и зарывшись в кипу бумаг. Она избегала Малфоя, как могла. Не то что просто оставаться с ним наедине не хотела и опасалась этого, так ещё и взгляд на него не поднимала, игнорируя полностью.

Ну или пыталась игнорировать.

Она делала вид, что ничего не произошло по нескольким причинам. Лучше избегать этого неуютного разговора. Поэтому весь урок она наблюдала, как он вёл его, выполняя параллельно и другую работу.

Малфой оказался хорошим учителем, который всё доходчиво объяснял. Правда, доброжелательного отношения от учеников от трёх факультетов, исключая Слизерин, он не получал. Скорее, от них веяло безразличием, иногда злостью. «Действительно, — думала Гермиона, наблюдая за тем, как один класс сменял другой, — это неприятно, но Малфой всё заслужил».

Время шло, бумаги заканчивались, оставался последний урок у выпускников. Гермионе ничего не оставалось делать, кроме как начать медленно складывать бумаги в аккуратные стопки, а потом, с ужасом поняв, что все бумаги она собрала, поднять взгляд и встретиться с Драко взглядом.

Ей было холодно ещё вчера.

Она, правда, мёрзла.

Но сейчас Гермиона обожглась. Драко первый разорвал зрительный контакт, ни на секунду не переставая рассказывать о новом открытом зелье японцами. Он стоял перед своим столом, скрестив руки на груди, немного нахмурившись, наблюдая за учениками.

Одни писали лекцию, некоторые дремали, другие, которых было большинство, перешёптывались, искоса смотря на него.

Не то чтобы Драко не понимал их, он прекрасно помнил свои школьные годы, но всё-таки такое открытое неуважение задевало его гордость.

— Приготовить на следующее занятие эссе на шестьдесят страниц от руки, — серьёзно и, надо признать, ни капли не грубо произнёс он, не повышая голос, — на тему: «Достижения Махотокоро и профессора Арато Мацуока в зельеварении за последнее десятилетие».

— Профессор, но у нас скоро экзамены.

— Не у вас одних.

— Профессор, но как же мы успеем подготовиться?

— Это будет в экзаменационных вопросах.

Класс начал недовольно перешёптываться: «Он это серьёзно?», «Почему он на нас взъелся?», «Что с ним не так?», «Этот Малфой!.. Отыгрывается на нас!».

Гермиона даже возмутилась поведением учеников, но не стала влезать, заметив, что Малфой никак не реагировал на то, что услышал, пока выходил класс в коридор. Драко только собирал свои вещи в портфель, а слегка растрепавшаяся чёлка скрывала выражение его глаз.

— Мисс Грейнджер, — окликнул он её, когда Гермиона поднялась со своего места, попятившись к выходу, — будьте добры остаться.

— Я не могу, — возразила она. — У меня срочные дела.

— Разве не я ваши дела?

— Вы, — без смущения произнесла она, — слишком большого о себе мнения, профессор Малфой.

Он поднял взгляд на неё, откинул волосы со лба и недоверчиво спросил:

— Да? — взял свой портфель в руки, спустился вниз, сделал пару шагов к ней. — Правда, что ли? — и рассмеялся, увидев, как щёки Гермионы стали пунцово-красными.

— Извините, но мне пора. Хорошие занятия, мне понравилось, — затараторила она, быстро отвернувшись от Малфоя.

— Понравилось, значит, — медленно протянул он, достав палочку и махнув ею, запирая дверь. — Может, повторим?

— Ты чего это себе позволяешь, хорёк? — закричала Гермиона, ощутив его губы на своей шее. — А ну отпусти меня!

Он открыл дверь и отпрял от неё.

— Я собирался погулять перед ужином, — Драко поравнялся с ней, взяв Гермиону за руку. — Тебе же надо меня преследовать, не так ли? Поэтому пошли.

И Малфой потянул её за собой.

— Ты сам не свой, — вслух произнесла Гермиона. — С ума сошёл, да?

— Наверное, — он усмехнулся. — Мне кажется, очень давно это произошло, просто симптомы стали проявляться сейчас.

Они вышли из замка, и Драко повёл Гермиону к озеру. Солнце клонилось к горизонту. Малфой бросил портфель на землю, снял мантию и постелил её на траву.

— Садись, — приказал он.

— Я не хочу.

Он сел сам и потянул её за собой, пока Грейнджер не плюхнулась.

— Так из-за чего тебя из Министерства вытурили?

— Меня не выгоняли, я выполняю важное поручение.

— Врёшь и не краснеешь, Грейнджер. Как же так, хорошие девочки не обманывают. Ай-яй-яй! — Драко покачал головой.

— Меня не выгоняли, — вновь возразила ему Гермиона, но после небольшой запинки, добавила: — Формально.

— А-а, — протянул он. — Вот, значит, какая она, правда. Ну так из-за чего тебя отправили в Хогвартс?

— Это… — Гермиона отвернулась, покраснев, — …не твоё дело.

— Ладно, я не против, но мог бы тебе помочь, — он поднял голову и посмотрел на небо, легко улыбаясь.

— Ты? — она даже рассмеялась. — Интересно, чем бывший Пожиратель Смерти сможет помочь Героине Войны?

Он толкнул указательным пальцем её в лоб.

— Дурочка, я же Малфой. Я всё могу.

— Ага.

— Не веришь? — он прищурился. — Я даже могу разорвать твою помолвку с Уизелом, мою с Асторией и обручиться с тобой.

— Я Рона люблю, поэтому не лезь, иначе… — она вспыхнула, поднялась с мантии Драко и посмотрела на него сверху вниз, не понимая, почему вела себя с ним, как старая подруга, а не как заклятый враг. — Иначе пожалеешь. Я тебя испепелю.

— Да ты серьёзна, Грейнджер, — он усмехнулся, добавляя: — поэтому я тебе не уступлю.

Ночью Рон прислал записку, что завтра приедет по работе в Хогсмид, поэтому они смогут увидиться. Гермиона обрадовалась. Ей, правда, нужно было увидеть Рона, обнять его и ощутить их близость. Это было необходимо, ведь наваждение, в котором она находилась сейчас, быстрее бы рассеялось.

Малфой мог сколько угодно кружить Гермионе голову, однако это могло означать не только то, что её связь с Роном слабеет, но и очередную малфоевскую издёвку. В его искренность она не верила. Да сколько Гермиона от него слышала обидных слов, обзывательств, как он её ненавидел и всё время строил пакости? После такого поверить в какие-то там чувства, поцелуи? Нет, увольте! От него и раскаяния днём с огнём не сыщешь, а тут высокопарное «любовь».

Поэтому всё это неправда, издёвка, очередная пакость, ничего большего.

У него есть невеста? Прекрасно. Астория, да? Замечательно. У Гермионы тоже есть жених. Если ему наплевать на их троих, то ей нет. Она поскорее разделается со всеми проблемами и вернётся в Лондон. Подальше от Малфоя и его нелепых игр.

А если подвернётся случай, то и сделает ответный шаг — напишет такую рецензию, что его на пушечный выстрел к Хогвартсу не подпустят. О, Гермиона была во все оружии. Она представляла, как зайдёт завтра утром в его кабинет и выскажет всё, обсмеёт, пригрозит рецензией и докладом.

Эти мысли доставляли удовольствие. Она лежала на кровати, обняв Живоглота и слушая в наушниках последний альбом* Майкла Джексона. Закрыв глаза, она представляла всё и не заметила, как заснула.



В семь утра, после скудного завтрака из небольшой тарелочки овсянки на воде и стакана молока, Гермиона направилась к комнате Малфоя. Ждать, пока Драко пойдёт на урок, она не хотела, поняв это ранним утром, только открыв глаза. Почему? Потому что она смертельно соскучилась по Рону и хочет скорее его увидеть и больше времени с ним провести. Да, у неё есть обязанности, но все важные дела, исключая слежку за Малфоем, она закончила ещё вчера. Осталось дело за малым — написать рецензию и закончить точный отчёт о наблюдении за ним.

Собственно, это то, чем Гермиона припугнёт Малфоя. Козырь, которым надо было воспользоваться ещё после того поцелуя, а не трястись от страха, поджав хвост сбегая в свою комнату.

Гермиона решительно постучала в дверь его комнаты.

— Доброе утро! — Грейнджер широко улыбнулась, когда Драко открыл дверь и выглянул в коридор.

— Ну, привет, — он усмехнулся и открыл дверь шире.

Возможно, встречаться с ним утром в его комнате было не самой хорошей идеей, но её, Гермиону, малфоевское полураздетое, вернее, полуодетое тело смутить не могло. Всё-таки двадцать первый век, она и не такое видела, чего там смущаться и краснеть.

— Я хотела поговорить, — она оглянулась. — Сейчас же, пока меня никто не увидел возле твоей комнаты.

— Входи.

Он отступил в сторону, и Гермиона вошла, отвернувшись к нему спиной, мимолётно осмотрела комнату, зацепившись взглядом только за рубашку и мантию, которые отсутствовали на теле Драко, зато устроились на мятой постели. Девушка тяжело сглотнула.

— В общем, я по делу.

— Угу, — Драко обошёл её и взял рубашку в руки. — Говори, я слушаю.

Он надел рубашку, но не застегнул её, а бессовестно долго возился с манжетами.

— Если ты не отстанешь от меня, я напишу разгромную рецензию о тебе, а так же сообщу обо всём в отчёте.

Гермиона улыбнулась, ощущая, что уже теперь-то она находится в более выгодном положении, но услышала от него только безразличное:

— Валяй.

Ей даже пришлось сделать вид, что она это не расслышала.

— Твоей карьере и помолвке придёт конец.

— Плевать, они для меня не настолько важны, чтобы за них держаться.

— Ну, если тебе всё равно, — Гермиона улыбнулась, — значит, я пойду и сделаю свою работу.

Девушка повернулась к нему спиной и подошла к двери, но открыть её не смогла.

— Погоди, — Драко уже стоял за её спиной, — я, конечно, понимаю, что много чего натворил когда-то, но неужели ты… ничего не чувствуешь?

Он прикоснулся пальцами к её шее, горячим дыханием обдав её затылок.

— Совсем ничего?

Гермиона резко развернулась и ударила его ногой в маленькой туфельке прямо по колену, а после наступила ему этой же ногой на пальцы.

— Давай будем честны, Малфой, — елейным тоном проговорила она, нажимая на его пальцы ещё сильнее и наблюдая за тем, как Драко морщился. — Я люблю Рональда Уизли, а ты — Асторию Гринграсс. Тебе захотелось подшутить надо мной, не более. Я оказалась не той девочкой со второго курса, которую можно обидеть и уйти безнаказанным. Ещё раз ко мне подойдёшь ближе, чем на полметра — ощутишь сектумсемпру во второй раз.

— А ты кровожадная, аж раздражает, — он толкнул её в плечи и освободил ногу, прижав Гермиону к двери со всей силы. — Вот он я. Давай. Скажешь потом, что я к тебе приставал, затащил к себе в комнату, попытался изнасиловать, а ты… меня остановила. Героине Войны всегда поверят. Только, знаешь, Гермиона, я не лгал. Странно это, да, но ничего с собой не могу поделать, поэтому, раз мы честны и мне грозит смерть от кровопотери, хочу, чтобы она была ненапрасной.

И он её ещё раз поцеловал, обняв лицо руками, ни на дюйм не отступив от неё, только плотнее прижавшись. И если Гермиона сначала была готова достать палочку, оглушить его и проклясть, то теперь лишь нерешительно сжимала деревце, так и не достав его из кармана. Она плотно сжала зубы, пусть это и был страстный и жадный поцелуй Малфоя, но она никак на него не реагировала. Только бессильно стояла перед ним, а когда всё закончилось, он, казалось, вышел победителем.

— Прощение просить не собираюсь, — прохрипел Драко на ухо Гермионе, — но хочу предупредить тебя: ещё раз войдёшь в мою комнату, одетой отсюда не выйдешь.

И отступил, открыв замок, безмолвно махнув палочкой и отвернувшись от неё.



Гермиона умылась, почистила зубы, переоделась, несколько раз прополоскала горло и вымыла руки до скрипа.

Если бы она сказала, что ей было противно, это было бы наглым враньём. Наоборот, она снова чувствовала липкое предательство. Но ничего, спустя несколько дней этот кошмар наяву закончится, и она вернётся к своей обычной жизни. Нужно минимизировать количество встреч с Малфоем.

Через несколько минут, полностью собравшись, Гермиона вышла из своей комнаты и спустилась вниз, по пути зайдя к профессору Макгонагалл, чтобы предупредить её о своём отсутствии и узнав, не нужно ли ей что-нибудь из города. Она пешком пошла в Хогсмид, переключая в плеере музыку, пока не нашла ту, которая её немного развеселила. Поставив её на повтор, Гермиона осматривала окрестности, идя по неровной обочине. Было немного облачно, но солнце проглядывало из-за туч, поэтому Гермиона не взяла с собой зонт.

Зайдя в Сладкое королевство, именно здесь Рон сказал, что будет ждать её, Гермиона поправила платье и джинсовую курточку, огляделась, но его не нашла. Рона не было, но это значит лишь то, что она пришла раньше, не более. Девушка посмотрела на циферблат наручных часов: полдесятого. Да, конечно, она так спешила, что пришла первой на полчаса. Ничего, она его, конечно же, подождёт.

Заказав чашечку горячего шоколада и взяв небольшой кулёк конфет, Гермиона устроилась на скамейке неподалёку, чтобы хорошо было видно и Сладкое королевство, и дорогу с прохожими.

Дул приятный прохладный ветерок. Время медленно текло, наполненное ожиданием встречи. Гермиона пила горячий шоколад и листала миниатюрный сборник стихов, который умещался на ладони. Каждый раз, когда звоночек звенел, девушка отрывала взгляд от книжечки и смотрела на новых посетителей.

Шоколад давно закончился, а сборник стихов был перечитан несколько раз от корки до корки. Стрелки медленно приближались к полудню.

Может быть, она что-то перепутала? Рон указал не то время? Или что-то непредвиденное случилось?

Её взгляд скользил по улице, а сборник лежал на коленях. Нет, она подождёт ещё, вот только ещё раз войдёт в Сладкое королевство и оставит там для Рона записку, если вдруг он придёт, а её ещё не будет.

Гермиона пошла к лавкам, посмотрела товары, купила несколько необычных перьев и новый ошейник для Живоглота. Зашла в Дэрвиш и Бэнгз, чтобы забрать небольшую коробку, за которой всё никак не может зайти сама Минерва из-за большой занятости.

После Гермиона погуляла немного по парку и вернулась к Трём мётлам. Уже было полтретьего. Ну если Рон не пришёл, значит, и не придёт. Гермиона зашла в Сладкое королевство, и снова Рона не было. Она забрала свою записку и, выйдя за пределы Хогсмида, подожгла её на камне.

— Ничего страшного, но ты меня мог хотя бы предупредить.

Пепел развеял ветер, а Гермиона пошла дальше. Дорога до Хогвартса была хоть и не самой близкой, но и не такой уж и далёкой. Иди нужно было около сорока минут, если никуда не сворачивать и не пытаться срезать.

Но вдруг погода резко испортилась, показывая свой северный и не самый приятный характер. Возможно, Гермиона была взбудоражена и сильно расстроена, а, может, много времени прошло со времён учёбы, поэтому она и забыла про зонтик.

Резко начавшийся сильный и холодный дождь с ветром перерос в ливень. Грунтовая дорога быстро размякла, превратившись в вязкую и скользкую глину. Гермиона воспользовалась палочкой, чтобы сделать над головой купол, который бы защитил её от воды, но ей пришлось разуться, потому что туфли были абсолютно непригодны и неудобны. Они совершенно не защищали её ноги, но, хуже того, мешали идти, так как застревали в грязи.

Добралась она до Хогвартса через час: грязная, злая, дрожащая от холода. Плюхнувшись на порог, девушка с помощью заклинаний очистила себя и свою одежду от грязи и высушила, однако это ни капли не помогло. Было всё равно холодно, а ещё, когда она обернулась, за её спиной снова стоял Малфой, вот только теперь вид его был совершенно другим.

— Ты где была?

По его лицу бежали капли воды и вся одежда была мокрой.

— Тоже под дождь попал?

— Я тебя искал, — Драко протянул руку, чтобы ей было легче встать, но Гермиона оттолкнула её, поднявшись самостоятельно. — Где ты была?

— Тебя это не касается.

Гермиона чихнула, прикрыла рот ладонью и обошла его, направившись к двери.

— Ещё как касается! — рявкнул Малфой. — Я переживал, потому что тебя нигде не было, а…

Она открыла дверь и тут же её захлопнула, поднявшись наверх и зайдя к себе в комнату, Гермиона разложила пакеты, высушила содержимое, искупалась и потеплее оделась. Она услышала короткий стук, поэтому слезла с кровати, чихнула, ощутила, как её щёки начали гореть, открыла дверь и увидела поднос с чайником, чашкой и сладостями.

— От эльфов, что ли? — девушка огляделась, но никого не было рядом.

Гермиона подняла поднос, занесла в комнату и налила себе горячий чай. Он оказался травяным и очень приятным. Когда девушка выпила весь чайник, она легла под одеяло и, уткнувшись в подушку, тихонько заплакала.

То ли из-за испорченного дня, то ли из-за витиеватой «М» на подносе, хотя вряд ли она её заметила.

[left]Примечания:
Гермиона слушала альбом «Invincible», если интересно. Он был последним студийным альбомом, который был выпущен при жизни Майкла Джексона.[/left]

Утром, когда Драко и не думал, что Гермиона выйдет из комнаты и придёт завтракать, она появилась. В министерской мантии, с убранными от лица волосами в высокий и достаточно нелепый хвост, чтобы улыбнуться. Но её лицо было опухшим, а глаза красными. Что ей снилось? Что случилось вчера?

Драко не знал, но подумал, что неплохо бы положить себе добавку, хоть он уже и наелся, чтобы посидеть лишние минут десять в компании Грейнджер. Не убьёт же она его за то, что они соседи по столу, не так ли?

— О, мисс Грейнджер! — поприветствовал он её с улыбкой. — Какая встреча! Тоже проспали?

Хоть он и не проспал, но было интересно, чем была занята Гермиона этой ночью.

— Нет, — буркнула она. — Решила, что вы уже ушли, мистер Малфой, но я ошибалась, — с нескрываемым разочарованием произнесла девушка, усевшись на высокий стул, — вы всё ещё здесь.

— А где же мне, позвольте узнать, быть?

Она проигнорировала его вопрос, но Драко осмотрел её, совсем не скрывая заинтересованного взгляда. Её болезненно-бледная кожа сильно контрастировала с алыми щеками, губы были обветренны, но она их чем-то смазала, поэтому, хоть губы и выглядели болезненно, но немного блестели. Глаза были какими-то пугающе потухшими ещё со вчерашнего вечера.

— У тебя всё хорошо? — понизив голос, едва слышно поинтересовался он, слегка наклонив голову к ней.

Гермиона заметно вздрогнула, склонилась над своей тарелкой и покачала головой. Ожидаемой от неё колкости Драко не услышал, только прерывистый вздох, будто она пыталась сдержать слёзы и всхлипы.

Малфой уронил нож, которым намазывал булочку апельсиновым джемом, поэтому опустился под стол, чтобы поднять его, и заметил, как Гермиона, которая была достаточно невысокой для этих стульев, мотала ногами, не касаясь пола. Её ноги, которые были прикрыты мантией, когда Гермиона стояла или ходила, теперь были видны Драко полностью. Она была в джинсах и в кедах, из-под которых выглядывали розовые носочки с кроличьими ушками.

— Нелепо, но мило, — прошептал себе под нос Драко, улыбнувшись и, наконец, достав нож, вернулся на место.

Пусть это и выглядело как-то странно и, возможно, ему не следовало лезть за ножом под стол, это могли сделать и домашние эльфы или он мог бы воспользоваться палочкой, но пусть это выглядит как угодно, потому что, чёрт возьми, розовые носочки с кроличьими ушками! Он и представить не мог, что подобное может носить Астория или Пэнси. Нет, нет, нет, никогда и ни за что. Но вот Грейнджер, она то уж точно.

— Сегодня у меня будут уроки на природе, — обратился он к Гермионе. — Я буду показывать первокурсникам, как стоит правильно собирать компоненты для зелий и хранить их. Думаю, что профессора Стебель и Лонгботтом ко мне тоже присоединятся.

Гермиона мягко улыбнулась ему и, чёрт побери, Драко готов поклясться, что его сердце ёкнуло.

— Удачи.

— А ты не присоединишься?

— Нет, мне нужно в Министерство.



— Рональд Уизли! — Гермиона, вошедшая в кабинет своего жениха, была вне себя от ярости. — Джинни сказала, что ты был вчера в лондонском баре вместе с другими аврорами. Ты сказал, что придёшь к десяти в Сладкое королевство, и я тебя там, как идиотка последняя, ждала весь день!

У неё болело горло. Гермиона была простужена, голова её раскалывалась и вообще она была не в лучшем расположении духа. Рон сидел за столом и бросал мячик правой рукой, а потом ловил его левой, ни капли не изменившись в лице от её крика.

— Здравствуй, милая, — самым приветливым и дружелюбным тоном из всех произнёс он, нелепо улыбаясь. У Рона на щеках появились ямочки, а в глазах загорелся огонёк.

— Милая? — она переспросила, ощущая тяжесть в груди. — Милая, да?

Гермиона махнула палочкой и тут же стопка с бумагами разлетелась по всему кабинету.

— Вижу, ты разозлилась.

— Я, конечно, всё понимаю, Рон. Наши отношения не сахар, теперь мы ещё и не виделись две недели, как раз после помолвки разлучились, но, чёрт, Рон. Подумай обо мне, прежде чем идти куда-то, пришли сову с запиской: «Гермиона, появились срочные дела, поэтому я не могу придти». Но даже не это самое обидное. Мы не виделись две недели, я скучала по тебе, ты мог бы в выходные сколько угодно раз сходить с парнями в бар, но ты предпочёл пойти именно вчера, когда у нас была назначена встреча!

Рон поднялся со своего кресла, подошёл к ней и положил руки на плечи.

— Не кипятись так, Миона, — он улыбнулся, наклонился к её щеке и поцеловал. — Я тоже скучал, любимая.

— Да пошёл ты, — Гермиона отходит от него. — Я не знаю, что и сказать. Если бы это был первый раз, но ведь это не так. Я должна была привыкнуть к этому, да? Но я не могу. Понимаю, что ты такой, но, знаешь, я другая и тебя не дополняю, что естественно. Мы только терпим друг друга. Не хочу тебя терпеть, хочу любить.

Девушка прижимает к груди ладонь, её дыхание сбивается и неизвестно какой по счёту раз она снова начинает плакать.

— Гермиона, почему ты всё всегда усложняешь?

— Ничего я не усложняю, это ты слишком простой. Не хочу прощать тебя по умолчанию, поэтому, когда всё поймёшь, сделаешь ещё раз предложение, — она снимает с пальца кольцо, берёт его ладонь в руку и вкладывает его туда, сжимая пальцы Уизли. — Пока.

И Гермиона уходит, ощущая дрожь в коленях. Её сердце сильнее разрывается с каждым шагом, но их обязательно нужно пройти и не рухнуть, чтобы потом не жалеть.



Драко заметил Гермиону первой. Она брела по мокрой от прошедшего дождя траве и мяла рукава своей мантии, опустив голову вниз. Если бы он её не знал, скорее всего, подумал бы, что Грейнджер провалила экзамен или что-то ещё. Из-за чего может волноваться заучка?

Но была одна проблема: Драко слишком хорошо знал и её, и Уизли.

Ему следовало бы не вмешиваться, но он почему-то не следовал правилам общепринятым и работающим не первое тысячелетие — не лезь между влюблёнными. Только вот Малфой понимал, что любви между ними нет. Если бы Уизел Гермиону любил, вряд ли допустил бы её слёз, не пренебрегал бы ею, не выставлял бы её влюблённой дурочкой перед всеми.

Безоглядно влюблённой.

Драко даже не собирался скрывать, что завидует ему, но Уизли относился к Гермионе, как к чему-то непреложному, что само собой разумеется. Если он её и любил, то любовь эта была какой-то извращённой, слишком эгоцентричной. С другой стороны, он не знал об их отношениях всё и не мог судить полностью. Только видел, что в Гермионе наивности и детскости больше, чем в остальных. Хрупкости, которая больше свойственна девочкам-подросткам, будто она замерла в шестнадцать, так и не выросла.

Астория, его невеста, была другой, отличной от Гермионы, пусть и младше бывшей гриффиндорки, однако взрослее в поведении, поступках, привычках. Пэнси, его подруга и бывшая девушка, вообще казалась Драко взрослой женщиной и в сравнение с Гермионой не шла.

Может быть, поэтому её хочется оберегать, следить, ухаживать за ней, помогать и быть рядом с нею? Может быть, из-за того, что он полгода назад увидел?

То, как Рон играл в квиддич вместе с другими парнями, проводил время беспечно и смеясь, наслаждаясь жизнью, а Драко, стоящий в отдалении со своим знакомым, увидел Гермиону одну, сидящую на скамье. Она казалась ему одинокой. Или как Малфой видел, конечно же, случайно, как Гермиона в одиночестве возвращалась домой, в то время как Уизли был в компании приятелей. Или как Малфой заметил Уизела с другой девушкой в кофейне, в маггловском Лондоне, как он целовал и сжимал плечи незнакомки.

Драко видел слишком много, но думал, что это не его дело. Ему было страшно копаться в себе, потому что, если заглянуть внутрь, можно увидеть то, что тебе не понравится с первого раза. Правду, которую скрываешь даже от самого себя.

Всё, может быть, было бы по-другому, если бы он её не поцеловал в тот вечер. Тогда и правда взяла верх над ним, и нужда в самокопании отпала.

И как он, Драко Малфой, вот так полюбил эту хрупкую девчонку? Наверное, постепенно, с каждым новым годом, который проводил поблизости от неё, с каждыми новым грубым словом, сказанным в её адрес, поступком, не заслуживающим прощения. То, как она вела себя и держалась, её сила, знания, сердце. Она была прекрасной, но не его.

Драко был благодарен Астории за то, что словами выразить не получалось: у него оставались только раскрошившиеся эмоции, когда они в первый раз после окончания войны встретились. Астория видела в нём не бывшего Пожирателя, а обычного парня, не наследника чистокровной семьи, а студента выпускного курса Хогвартса. За это он и хватался, находясь рядом с ней, будто утопающий, не умеющий плавать, держался за спасательный круг. Ему было страшно отпустить её руку и, Мерлин свидетель, её признание в любви было для него как гром среди ясного неба. Они к помолвке шли долго и тяжело. Драко чувствовал, что внутри вот-вот что-то рухнет безвозвратно и неотвратимо, но всё же он был благодарен и по-своему тускло, но тепло любил Асторию. Любил её на вздохе, а Грейнджер на выдохе.

Только сейчас он это понял, стоя в шагах пятнадцати от Гермионы, что беспокойно ходила кругами по траве, а когда он сделал несколько шагов к ней, та и вовсе упала на колени, закрыв лицо ладонями.

— Что же я наделала? Что же я наделала? — повторяла и повторяла она.

Ученики, наблюдавшие со стороны, тихо разошлись, оставив их наедине.

Драко ощутил холодок, который прошёлся по его коже. Слухи расползутся, он был уверен, со скоростью света, и к утру Уизли и Астория всё узнают.

Он бы, конечно, хотел разорвать помолвку не так, объясниться наедине, выбрав подходящий момент и подобрав нужные слова, но не вышло.

— Не реви, — грубо и сухо произнёс он. В руках Драко держал старые книги по зельеварению, принадлежавшие профессору Снейпу. Недавно прошли пары.

— Я его бросила, — она дрожала, всхлипывала. — Бросила, потому что я эгоистка. Хочу, чтобы Рон был только моим и уделял мне время. Я хочу, хочу… Я…

Стоило бы промолчать, но Драко не смог.

— Правильно, что бросила, этот Уизел тебя был недостоин. Тоже мне, король волокит за юбками.

Гермиона оторвала ладони от лица, покраснела ещё сильнее, прищурилась и посмотрела на него.

— Сам ты волокита! — девушка повысила голос. — Это ты, Малфой, бабник! За каждой юбкой бегаешь с третьего курса!

— Ну уж нет, — Драко вспыхнул и легко рассмеялся, — это юбки всю жизнь за мной носились!

— А ты не слишком-то и отбивался, я посмотрю.

Драко присел на корточки и ухмыльнулся:

— Что я вижу и слышу? Ревность, Гермиона?

Она промолчала, только губы поджала и голову опустила. Он искреннее рассмеялся. Гермиона милая до чёртиков, но Драко хотелось кости все переломать Уизелу за её слёзы. Малфой нерешительно накрыл своей рукой её ладонь и ужаснулся: она была такой горячей, что ему самому стало дурно.

— Эй, Грейнджер, посмотри на меня.

— Да чего тебе ещё надо?

Она резко подняла на него взгляд и пошатнулась.

Драко выронил книги, но поймал Гермиону, подставив руки, а потом осторожно встал с ней на ноги и, не спрашивая разрешения, потому что знал, что его никогда не получит, поднял её на руки.

— Ты вся горишь, — испуганно произносит он. — Не выпила чай, который я принёс тебе, потому что он от меня, Грейнджер?

— Пила я, но поставь меня на землю, — она еле шлёпнула его по плечу.

— И не проси, всё равно не отпущу.

Драко стоял посреди больничного крыла Хогвартса, не решался сдвинуться с места, потому что в ушах был лёгкий шум и потрясение. Сначала всё было не хорошо, но и не плохо, не так. Он Гермиону донёс на руках, она с ним разговаривала, пыталась уговорить, чтобы Драко перестал нести её и занялся уже наконец-то чем-нибудь другим.

Всё было не так плохо и не страшно.

Но потом, потом… она резко замолкла. Резко и отчего-то на полуслове. Тишина оказалась оглушающей. Драко побежал со всех ног, уложил её на койку и его оттеснили женщины: мадам Помфри, прибежавшая за ним профессор Макгонагалл, профессор Стебель. И он просто стоял в проходе, стоял и смотрел, не шевелясь, не подавая вида, что вообще здесь находится.

И через какое-то время (он точно не знал какое именно, потому что ему каждая минута казалась вечностью) все разошлись, успокоившись после заверений мадам Помфри, что всё с Гермионой будет обязательно хорошо, но Драко остался.

Мадам Помфри, что так часто залечивала его травмы при падениях после тренировок, та целительница, что спасала детей, да и взрослых, во время той Битвы. Она, конечно, знала его долго, когда-то он был не самым благодарным учеником, но женщина легко опустила свою ладонь на его плечо, тихонько и приободряюще похлопав.

— Мистер Малфой, вы так и не изменились со второго курса.

Он даже не понял сначала, о чём она говорит. Со второго курса? Тогда, когда Уизлетта писала кровью и носилась с дневником Волдеморта? Ах, да, точно, василиск и парализованная от его взгляда Гермиона. Он вспомнил, как тайком от всех пробирался сюда и смотрел иногда на Грейнджер, конечно, на приличном расстоянии. Да и когда получал травмы, тоже приходил сюда. В то время, кажется, он приходил сюда чаще, чем когда-либо.

Но к чему она это всё?

— Можете побыть с мисс Грейнджер, если хотите. Не выгонять же мне профессора силой.

Крыло пустовало и, кроме их троих, здесь никого не было.

Он ей кивнул и тихо поблагодарил. Драко осторожно сел на край кровати и, не прикасаясь ни к чему, сидел молча, смотрел на покрасневшее, покрытое потом, нахмуренное и напряжённое лицо. Губы Гермиона закусывала во сне, сжимая их с силой. Он понимал, что ей снился кошмар, а, возможно, воспоминание, но не решался прервать это, прикоснуться к ней, как-то помочь. Ему тоже снятся тяжёлые сны, но, Драко сглотнул и отвёл взгляд в сторону, об этом никто не знает.

Он почему-то был уверен, что нарушал её границы, залезал в глубоко личное, и, если бы Гермиона оказалась на его месте, он знал, она бы ушла сразу же. Но хотел бы Драко, находясь на её месте, чтобы девушка уходила?

Нет.

Поэтому он снова посмотрел на неё, лежащую на кровати, не ворочающуюся, только сжимающую в кулаках белоснежный пододеяльник и кусающую губу так, что в уголках появляется капелька крови. Поэтому и пересел к ней на кровать, положил ладони на её худые плечи и прошептал: «Всё хорошо, это только сон, Гермиона. Я рядом».

Этого хватило, чтобы она расслабилась, а потом и приоткрыла губы. Драко достал кипенно-белый* платок из кармана и вытер кровь с её губ.



Гермиона проснулась ранним утром, открыв глаза, не сразу поняла, где находится. На соседней кровати, полностью одетый, лежал на боку Малфой, положив под голову ладони. Оглянувшись, Гермиона поняла, что находится в больничном крыле.

— Драко? — позвала она, с удивлением ощутив, что горло не болело.

Он поморщился, перевернулся на спину и протёр глаза руками.

— Да? — рассеяно спросил он, так и не открыв глаза, зато сильно зевнув.

— Где мои вещи? — Гермиона похлопала себя по голым рукам, на ней была только белая ночная рубашка. — Одежда?

— Э-э, ну-у…

— А что с тобой случилось? — она тяжело вздохнула. — Ты тоже простудился?

Он покачал головой, наконец, поднявшись с кровати.

— Со мной всё в порядке, — он легко улыбнулся. — Просто решил, что с тобой можно переночевать здесь, если вдруг что-то…

— Малфой! Ты знаешь, какие слухи расползутся?!

— Ну и пусть, — безразлично произнёс он, беспечно пожав плечами. — Они не так уж и далеки от правды, потому что я…

— Ты? — Гермиона нахмурилась.

Драко усмехнулся, но промолчал, вместо этого спросив:

— Как ты себя чувствуешь?

Она посмотрела в его глаза и, прижав к груди край одеяла, нахмурилась.

— Я в порядке, спасибо.

— Не за что. — Драко провёл по своему лицу пальцами и брезгливо поморщился, произнося: — Я тогда пойду. Не выдумывай ничего, всё будет хорошо, — он провёл рукой по её волосам, проходя мимо, Гермиона отвернулась от него, наклонив голову в сторону.

Он думает, она собачка, что ли? Но вслух ничего не говорит.

В груди только тяжело.



Гермиона собрала вещи, как только получила письмо из Министерства. Правда, она потеряла наушники от плеера и нигде не могла их найти, поэтому, выйдя во двор Хогвартса, она шагала по траве и искала их.

— Мисс Грейнджер, — из-за голоса Малфоя за её спиной девушка невольно вздрогнула, — что вы опять делаете в траве?

— Я ищу свои наушники, — она развернулась к нему лицом.

— Наушники? — переспросил Драко, на что Гермиона тяжело вздохнула, опустив плечи.

— Это маггловское изобретение, предназначенное…

Драко её перебил, подняв руку вверх в повелительном жесте:

— Я понял, не продолжай. — Он окинул траву взглядом и, усмехнувшись, произнёс: — Акцио наушники.

Но ничего не произошло.

— Ты думаешь, я не пробовала? — Гермиона скрестила руки на груди.

Драко ничего ей не ответил, но упрямее, требовательнее и громче произнёс:

— Акцио наушники!

— Издеваешься? — Гермиона поморщилась, но, подняв взгляд на Малфоя, увидела в его руке её белые наушники, правда, немного мокрые и испачканные. Он, довольно улыбаясь, протянул их владелице. — Спасибо, — девушка густо покраснела и отвела взгляд, забрав наушники.

— А для чего они тебе?

— Так ты не знаешь? — она вздохнула. — В них я слушаю музыку, при этом не беспокою окружающих, — она взмахнула палочкой, очистила и высушила наушники, потом, достав плеер из кармана джинс, подключила их, подошла к Драко совсем близко и вставила их в его уши, а потом включила песню. — Вот так.

На его лице читалось удивление, он сначала посмотрел направо, потом налево, после опустил взгляд на неё.

— Я… не слышу свой голос.

Гермиона привстала на цыпочки, положив руки ему на предплечья, и, дотянувшись до его щеки, поцеловала его быстро, слегка коснувшись губами гладко выбритой щеки.

— Я тебе благодарна, — тихо произнесла она, зная, что он её не слышит. — Спасибо, Драко.



Вечером, лёжа на кровати, Драко смотрел в потолок и тихо пел слова песни*, которую услышал сегодня.

— Когда ты грустишь, и никто не знает об этом, я пошлю тебе черные розы, — он тяжело вздохнул, будто его ударили по груди, выбивая весь воздух. — Когда в твоём сердце мрак и холод, я пошлю тебе черные розы.

Сова от Астории пришла час назад, но Драко думал вовсе не о письме невесты, в котором она писала, что скучает по нему и завтра поедет вместе с его матерью на примерку свадебного платья. Нет, он шептал слова, засевшие глубоко и не оставляющие ему выбора.

— Далеко-далеко мы дожидаемся друг друга. Я всё ещё остаюсь на этой дороге в никуда, — Малфой перевернулся на бок и смотрел невидящим взглядом на камин. — Поцелуй своё отражение вместо меня, заколи черную розу в своих волосах.

По его коже ходуном пробегали мурашки. Он знал, что ждать нельзя. Если Астория знает о том, что случилось с Гермионой вчера и что он провёл с ней ночь в больничном крыле, но ничего не говорит об этом, не показывает вида, пропускает мимо ушей слухи или просто напросто им не верит?

Драко хотел перестать быть трусом. Драко очень этого хотел.

— Не теряй свою веру. Раздели еще одну ночь со мной.

Он поднялся и на нетвёрдых ногах подошёл к письменному столу, чтобы написать Астории короткую записку и отправить её сейчас же: «Я буду у вас дома завтра утром. Никуда не уходи. Нам нужно поговорить».

И Драко знал, что это был конец.

С каждым глухим ударом сердца становилось тяжелее дышать. Драко воспользовался каминной сетью, чтобы попасть в дом семьи Гринграсс. Оказавшись в гостиной особняка, Драко не шелохнулся, встретившись взглядом с Асторией, ждавшей его.

— Здравствуй, — спокойно произнесла она.

Девушка была одета в лёгкое домашнее платье, на её плечи была накинута молочная шаль, в ушах светились жемчужные серьги, а в глазах, Драко даже не знал, как описать то, что увидел, дрожали слёзы, то ли понимания, то ли недоверия, то ли радости. Эмоции на её лице смешались, видимо, как и мысли, и догадки, и сплетни, причём всё это было закрыто доверием и любовью к нему. Такими всепоглощающими, яркими, такой преданностью, непонятно откуда взявшейся.

Малфой ощутил себя подонком и еле выговорил:

— Здравствуй.

Они так и стояли какое-то время напротив друг друга, в нескольких метрах. Она не пыталась к нему подойти, Драко не желал делать шаг в её сторону. Двинется — решимость пропадёт, будто её и не было.

— Я хотел…

— Я не верю…

Они произнесли это одновременно, но замолкли, услышав голоса друг друга.

— Ты первый, — Астория смяла концы своей шали и опустила взгляд.

— Хорошо, — он вздохнул. — Я хотел бы разорвать нашу помолвку.

Она вздрогнула, хотя не отшатнулась, не заплакала, даже ничего не произнесла, лишь мягко и молча, покорно кивнула.

— Я всё возмещу, — произнёс Драко холодно, формально, продолжил говорить о том, что она может не возвращать подарки, всё, что принадлежало её семье, сегодня же привезут из Мэнора… Он говорил долго, а она слушала, смотрела прямо на него, не шевелясь.

— Могу я узнать причину? — спросила Астория, как только Драко замолчал.

— Да, — Малфой сжал пальцы в кулаки. — Астория, дело не в тебе, а во мне: я любил и люблю другую.

Она кивнула, но тут же задала другой вопрос:

— Это мисс Грейнджер? Я не верила слухам, но…

— Это не слухи, Астория. Это она. — Потом, помедлив, ощущая во рту привкус горечи и страха, вдруг произнёс свою полуправду-полуложь: — Я люблю тебя, как близкого мне человека. Я виноват перед тобой.

— Ничего обещать не могу.

— А я не смею умолять тебя о прощении.

И он ушёл, а она осталась. Оставались родители и Гермиона. Если с родителями будет непросто, то с Гермионой будет не менее сложно, чем вслепую найти выход из лабиринта.



Он горел.

Он горел в адском огне. Он горел при жизни, изнутри. Горел, вернувшись домой, стоя в кабинете с отцом и произнося то, что в жизни никогда, никогда бы не сказал, даже подумать об этом ему было бы страшно, но тут, тут от этой, этой… из-за себя, из-за собственных чувств, которым так долго не давал воли, говорил правду.

— Я разорвал помолвку с Асторией, — слова обжигали огнём горло.

Отец, сидевший за столом, поднял на него взгляд, наполненный таким чудовищным холодом, пробирающим до костей, что Драко ощутил первобытную дрожь в теле, которую, пожалуй, не ощущал с той Битвы.

— Что ты сделал? — голос Люциуса был ровным, никаким.

— Я разорвал помолвку…

— Почему? — Нарцисса, сидевшая в кресле возле камина, поднялась со своего места и подошла к мужу, положив ему на плечо свою ладонь, предупреждающе сжимая.

— Я её не люблю.

— Это не причина, — поморщился Люциус, схватив трость.

Огонь только сильнее разгорался внутри Драко.

— Возвращайся к Гринграссам, моли о прощении, верни её! — закричал Люциус, поднимаясь со своего кресла и толкая его в плечо тростью.

— Нет, — твёрдо возразил Драко, — я не буду этого делать.

Отец был в бешенстве. Он размахнулся и со всей силы ударил сына по лицу тростью.

— Ты… — Люциус прищурился, — если это та девка, — он яростно ударил кулаком о столешницу, — у меня не будет сына.

— Люциус, что ты говоришь? — Нарцисса схватила его за плечи. — Ты же будешь об этом жалеть. Не надо, Люциус!

— Пусть, мама, — Драко стёр кровь, сочащуюся с его подбородка, ладонью. — Но, отец, я никогда этого не забуду.



На улице холодно, промозглый ветер задувает за шиворот, но Драко ничего не чувствует, кроме огня, прожигающего его изнутри.

Он проходит мимо ювелирного магазина, но останавливается, возле витрины, замечая на чёрном бархате объятую, словно пламенем, стрекозу из золота, янтаря, рубинов и хризолитов. Он не вглядывался, просто шёл по улице, но это какое-то чутьё, то ли малфоевское, то ли истинно мужское — замечать и забирать то, что тебе необходимо, прямо сейчас — подтолкнуло его зайти в магазин и купить эту странную брошь, напоминающую ему Гермиону.

Лондон сырой, туманный и неприветливый. Маггловская одежда удобная, но непривычная. А Поттер, стоящий перед Министерством, раздражающий и угрюмый.

— Скажи, где живёт Гермиона.

Ни заучка, ни мымра, ни грязнокровка, ни даже снисходительное Грейнджер. Гарри, что не привык к такому обращению Малфоя, хмурится и поджимает губы.

— Зачем тебе?

— Это личное.

Это и, правда, было таким: личным, только между ними. Поттер ещё, видимо, не знал ни о разрыве помолвки с Асторией, ни об изменах Рона, зато слышал слухи, что расползались по волшебной Британии быстро, как и следовало ожидать, ведь касались одних из самых обсуждаемых членов английского магического общества. Слышал он и о поцелуе Гермионы и Драко, что был замечен учениками, и о словах Малфоя, подслушанных ими же, и о том, что его подруга и старый школьный враг ночевали вместе в больничном крыле, чуть ли не на одной постели спали в обнимку. Он слышал, но не верил, как не верили все, кто знал Гермиону достаточно хорошо.

Но вот слова, это выражение лица Малфоя, тяжёлый и пронзительный взгляд… Гарри же не был дураком, правда? Он и от Рона слышал: «Гермиона мне кольцо вернула с таким выражением лица, будто за ней толпа поклонников бегает!». Пусть его и коробило, даже очень, но Гарри понимал, что уже давно потерял право залезать в отношения его друзей. Малфою нужен адрес? Он даст ему то, что тот хочет, потому что Рона надо проучить и поставить на место.

— Ладно, только не говори ей, кто сказал адрес.

Драко поймал такси, ехал долго, вглядывался в улицы, блестящие от недавно прошедшего дождя. В висках тупо били молоточки и его тошнило. Надо было бы оставить этот разговор с Гермионой на завтра, но Драко не хотел, потому что понимал: если не сейчас, то никогда.

Он не знал, был ли этот день самым худшим или самым лучшим в его жизни, но точно самым долгим и бесконечно длинным, наполненным тяжёлыми разговорами, сборами вещей, каким-то ноющим предчувствием: «обязательно что-то пойдёт не так».

Но он не хотел Гермиону забрать себе прямо сейчас, она же не вещь. И не хотел её завоёвывать, будто неприступную крепость. Пусть сама всё решит, пусть сама… Он только скажет ей важные слова, признается во всём и попросит не принимать поспешных решений, основанных на старых обидах, на прошлом, которое Драко был не в силах изменить.

Но он раскаивался во всём и знал, знал, знал, что и она, Гермиона, влюблена в него. Если бы не была влюблена, не целовала бы его так, не смотрела бы на него так: сильно, нежно, жадно. Тот первый и неожиданный для неё поцелуй был настоящим, их первый поцелуй, который изменил его жизнь.

Они приехали в восточный район Лондона, где были многоквартирные дома-высотки и жили магглы. Драко и не подозревал, что Гермионе нравится подобное, он думал, что она жила бы в месте менее многолюдном и более уютном. Он озадаченным взглядом окинул очереди многоэтажек, выискивая нужный номер дома. Такси не пропускали через шлагбаум.

Он нашёл нужный дом и набрал на домофоне номер квартиры. Ему ответил еле сдерживающий радость голос Гермионы:

— Кто там?

— Драко Малфой.

Неловкая пауза продлилась не больше пяти секунд, за которой последовал писк, означавший, что дверь открылась. Откуда об этом Драко знал? О, у Блейза Забини была девушка, которая жила в подобном доме, и они несколько месяцев назад пригласили Малфоя к себе, поэтому Драко более-менее ориентировался.

В подъезде стоял консьерж на первом этаже и лифт, которым воспользовался Малфой, предварительно узнав, на каком этаже квартира мисс Грейнджер.

— Десятый, — произнёс вслух Драко, когда закрылись двери. В двух рядах кнопочек от минус трёх до тридцати двух он нашёл нужное число.

Возле лифта на своём этаже его уже ожидала Гермиона.

— Драко, — она прищурилась, — мы, конечно, однокурсники и знакомые, но я тебе не говорила свой адрес. Откуда ты знаешь, где я живу?

— Ну, я же Малфой, — он вышел и подошёл к Гермионе почти вплотную. — Как ты себя чувствуешь?

Девушка покачала головой:

— Нет, это как ты себя чувствуешь? — она осмотрела его с головы до пят. — У тебя кровь на воротнике рубашки и рана от щеки и до подбородка. Что случилось? Почему ты не в Хогвартсе?

— Я бросил Асторию, — выпалил он.

— Что? Подожди, пожалуйста, — Гермиона нахмурилась, отступая к своей квартире. — Пойдём ко мне, я обработаю рану, а потом всё расскажешь.

— Как скажешь, — и он последовал за ней.

В прихожей Гермионы были белые стены и деревянный пол. Пахло хвоей, которая смешивалась с запахом только что сваренного кофе. Он снял чёрный плащ и повесил его на стальной крючок рядом с бежевым плащом Гермионы. Разулся, оставив свою обувь рядом с чёрными лодочками и кедами, забрызганными дождевыми каплями. Обулся в тапочки, которые бросила ему девушка.

В её квартире было много света и тепла.

— Проходи в гостиную и садись на диван, пока я схожу за аптечкой.

Драко нерешительно вошёл внутрь, огляделся: стены и здесь были белыми, на полу лежал мягкий ковёр, диван и кресла, стоящие возле плетёного столика со стеклянной столешницей, были выдержанного коньячного цвета. На них лежали подушки и два клетчатых пледа. На полках, которые расположились вдоль двух стен от пола до потолка, стояли книги, нет, много книг в несколько рядов. Многие не умещались, поэтому аккуратными стопками лежали на полу, столе и даже на креслах.

За его спиной в двух буфетах-близнецах стояли фарфоровые сервизы и статуэтки. Гермиона, вероятно, их коллекционировала. А ещё в гостиной были живые цветы. Пространство было так загружено вещами, что свободного места было довольно мало, хотя и был небольшой беспорядок, однако он выглядел творческим, поэтому комната казалась Драко живой и уютной.

— Прости за ожидание, — произнесла Гермиона, войдя в комнату. — Долго не могла найти аптечку.

— Ничего страшного.

Она села с ним рядом на диван, поставив небольшую плетённую коробку на стол, и сначала прочистила рану. Драко не шевелился, только смотрел на её лицо, а потом переводил взгляд на кончики пальцев девушки.

— Ты красивая, — прошептал он, когда Гермиона прикоснулась к его ране антисептиком.

— А ты знал, что есть такая у мужчин особенность: если за мужчиной ухаживает женщина, то он может начать испытывать к ней нечто большее, чем просто симпатию? — она улыбнулась и взяла палочку в руки, чтобы очистить его рубашку от засохшей крови. — Например, во время Второй Мировой войны многие солдаты влюблялись в медсестёр, которые за ними ухаживали в госпиталях. Есть много прекрасных романов, написанных об этом.

— Интересно, но ты это к чему? — Драко посмотрел в её глаза. Она была к нему так близко, что он ощущал тепло её тела.

— К тому, что любая девушка, ухаживающая за мужчиной, в его глазах выглядит красавицей и чуть ли не ангелом, спустившимся с небес, — Гермиона сложила всё в аптечку. — Раньше я не была красивой, а если и была, то только не для тебя.

Он ничего ей не ответил, но очень хотел. Понимал: если сорвётся и начнёт возражать, только всё больше испортит.

— Так почему вы с Асторией разорвали помолвку?

— Потому что… — Драко замер, ощущая, как огонь вновь начал разгораться в грудине. — …я её не любил, как женщину.

— А она тебя?

— Любит, — он шумно втянул в лёгкие воздух. Щёки Гермионы заалели, и Драко почему-то понимал, что вовсе не из-за стеснения, а из-за праведного гнева на него, на Рона, потому что поставила себя на место Астории. И вся тягучая безысходность ситуации, в которой они оказались, вылилась в один миг на его голову. — И я люблю её как близкого мне человека, как друга, как того, кто смог помочь мне вылезти из того дерьма, в котором…

— Хватит, — раздражённо произнесла она, отстранившись от Драко, передёрнув плечами. Её взгляд был таким пронизывающим и осуждающим. — Перестань! Ничего не хочу слышать!

Её задело глубоко.

— Ты не спросила, кого я люблю как женщину, с кем хочу прожить всю жизнь.

— Не трудно догадаться, — Гермиона поднялась с дивана, подошла к книжным полкам, отвернувшись от Драко, а когда повернулась к нему, то сжимала с силой в одной руке палочку. — Если это я, тебе здесь нечего делать.

— Это ты, — он стиснул с силой зубы и нахмурился, встретившись с её испепеляющим взглядом.

Он падал, падал, падал, летел камнем вниз, потому что она его только что собственноручно столкнула в пропасть, что была между ними.

— Я тебе не верю, — Гермиона усмехнулась, а её слова хлестали его по щекам. — Ты решил поиздеваться надо мной. Как нелепо!

— Тебе так трудно допустить мысль о том, что я могу любить тебя?

Она задрожала и обхватила себе руками, пытаясь унять эту дрожь. От чего она была? Кажется, Драко догадывался.

— Клянусь, я не лгу, но и принуждать тебя ни к чему не собираюсь.

— Ещё бы ты собирался, — оскалилась, глядя на него сверху вниз.

— Я недавно осознал, что любил тебя долгие годы, сам опасаясь этих чувств, потому что они были для меня под запретом. Во мне всё моё детство взращивали ненависть к таким, как… к магглорождённым.

— Это ничего не оправдывает.

— Да, точно, не оправдывает ничего, абсолютно ничего, — Драко встал, и тут же Гермиона подняла палочку, указывая ею в его грудь. — Я не буду тебя «завоёвывать», мне это не нужно. Я уже знаю, что ты испытываешь ко мне.

— Я люблю Рона.

— Да, как и я Асторию.

— Нет, я, правда, люблю Рона и хочу быть с ним, — с нажимом произнесла она. Драко не понимал, то ли себе она внушает эти слова, то ли его пытается переубедить.

— Хорошо, ты любишь Рона, — он скривился, произнося его имя, — но любит ли он тебя?

— Любит, — по её щекам покатились слёзы. — У нас свадьба через месяц. Пожалуйста, не надо…

— Так ты слышала? — он опустил голову. — Что ж, я говорю это для того, чтобы ты была счастлива. Он изменяет тебе. Я видел.

— Это неправда, ты лжёшь.

— Забини и Нотт всё подтвердят.

— Так я и поверила твоим друзьям, — они замолчали и сверлили друг друга взглядами. — Уходи.

— Уверен, кто-то ещё видел его с Аббот. Такие отношения трудно скрыть.

— Уходи.

— Ты же его бросила! — Драко закричал на неё. — Ты вернула ему кольцо! А что, Уизел прибежал к тебе с извинениями? Нет? Говоришь, свадьба через месяц? А где же кольцо, Гермиона?

Она не выдержала, не смогла больше слушать его:

— Силенцио.

Малфой онемел, ну и что? То, что он находился к ней так близко, был в её квартире и говорил до этого всего, конечно, ничегошеньки не изменило. В словах Драко была правда, которая ужасала Гермиону, но вслух она ничего не произнесла. Она всё понимала, но ей было трудно признаться даже самой себе, что любви между ними с Роном нет. Есть привязанность, старая дружба и болезненная и ненужная любовь с её стороны.

Раньше они были так близки, теперь словно разбросаны и сломлены.

Гермиона смотрела, как Малфой выводит палочкой слова, что не может произнести, но написать их он способен.

«Я подожду столько, сколько будет нужно. Но знай, что в любой момент ты можешь написать мне, связаться со мной, и я приду. Я не буду ничего доказывать. Я не хочу бороться с тенью твоей первой любви. Когда решишься, сделай шаг, а я тебя поймаю.»

В дверь позвонили. Гермиона вглядывалась в светящиеся буквы, поэтому далеко не сразу осознала, что кто-то стучал в дверь.

Кто-то?

Гермиона поднялась с пола. Это же мог быть кто угодно из её друзей. Они же так давно не виделись. Что же делать с Малфоем?

Девушка поднялась, быстро подошла к Малфою, взяла его за руку и завела в свою спальню, при этом кинула ему плащ и заперла дверь, махнув палочкой. Если его здесь увидят, то её репутации, определённо, настанет конец.

— Иду!

Гермиона быстро распахнула дверь и первое, что увидела, это букет лиловых лилий и бутылку вина в руках Рона.

— Привет, дорогая.

Она совсем не обрадовалась, наоборот, искоса посмотрела на дверь спальни, где был немой Драко, который наверняка всё слышал.

— П-привет, Рон.

Он широко улыбнулся.

— Может, впустишь меня?

— Да-да, конечно, — она отступила назад и замерла, когда опустила взгляд на пол и увидела туфли Драко.

Рон отдал ей и цветы, и бутылку вина, расстегнул своё пальто, под которым скрывалась аврорская мантия, укороченная с помощью заклинания, чтобы не выглядывала из-под пальто. До неё медленно дошло, что Рон бежал к ней с работы, не зайдя домой, наскоро, видимо, заглянул в магазин и цветочную лавку.

По телу пробежали мурашки.

Было, правда, страшно, что он заметит, когда будет разуваться.

— Знаешь, — тихо произнесла она, оглядывая его с головы до пят, — мне всё ещё нехорошо. Я еле на ногах держусь.

Рон кивнул.

— Хорошо, тогда иди в постель, а я всё… — он посмотрел на пол, когда ставил туфли на место, — …сам сделаю. Мужские туфли?

— Ах, это… — Гермиона прикусила губу и еле вывернулась, — …папы.

Рон скривился, а из спальни послушался грохот, почти не заглушённый дверью.

— Кто там? — он прищурился и прошёл к двери. Гермиона, попятившись за ним, схватила его за руку.

— Живоглот.

За дверью в подтверждение слов Гермионы послышалось недовольное кошачье рычание. Снова что-то упало и стали слышны быстрые, человеческие, мать твою, малфоевские шаги. Драко открыл дверь резко и навалился на Рона, не готового к подобному. На Драко со спины набросился Живоглот, впиваясь своими когтями в его плечи и грозно мяуча. Мужчины упали на пол коридора, причём Рон хорошо так приложился головой о косяк кухонной двери.

— Блять, — еле выговорил Уизли, прижимая к голове руку. — Какого хрена?

Гермиона бросила букет и бутылку вина на пол, чтобы снять Живоглота со спины Малфоя. Драко молчал, что было вовсе неудивительно, но, кажется, слезать с Рона не собирался. По крайней мере, тянул с этим опасно долго. Драко навалился на Уизли и, оперевшись о его плечи, привстал. Их взгляды скрестились.

До Рона, наконец-то, дошло.

В этот момент Живоглот, который не сидел ни секунды в руках Гермионы спокойно, неожиданно и больно прокусил хозяйке кожу руки, поэтому она его выпустила из рук. Кот, подняв распушённый хвост, прыгнул прямо на лицо, всё ещё лежавшего на полу Рона, припечатав его к паркетной доске и выпустив когти ему в кожу.

Надо заметить, что у Рона с Живоглотом были далёкие от идеала отношения. Они взаимно ненавидели друг друга ещё с третьего курса, поэтому кот, только учуяв дух присутствия Рональда Уизли в доме своей хозяйки, начинал сходить с ума. Ну, а Малфой просто первым попался под лапы самого верного защитника Грейнджер.

Забористая матерщина Рона сопровождалась завыванием Живоглота. Воспользовавшись моментом, Гермиона потянула Драко, наблюдавшего за двумя рыжими мужчинами Грейнджер, за собой.

— Уходи быстрее.

Она выставила его за дверь разутым, бросив туфли и изодранный Живоглотом плащ, коим Драко защищался от пушистого хищника в спальне, прямо в руки Малфоя, захлопнув за собой тяжёлую металлическую дверь.

Оставалось самое сложное — объяснить всё Рону, но, скорее всего, он не захочет её слушать, хотя… кто знает?





Это утро.
Этот день, вечер и ночь.
Обязаны быть счастливыми.

Гермиона проснулась ранним утром в доме родителей. Было холодно, хоть наступил и июнь, все ещё спали. Только она бродила по коридору, заглядывала в комнаты, прикасалась к мебели и стенам, прощаясь с домом, в котором родилась. Здесь она больше не будет жить и станет гостьей.

Они проплакали с мамой вечером, обнявшись на диване. Отец только сидел рядом на кресле, гладил по шерсти Живоглота, который теперь будет жить с её родителями, и не влезал в тихий разговор своих девочек.

— Ты уверена? — спрашивала мама.

Гермиона качала головой.

— Нет, — потом осекалась, отводила взгляд и чётко произносила: — да.

Она свою жизнь без Рона представить не могла — это точно. Только вот ей было холодно с ним, страшно и тревожно без него, а ещё, глядя на него, она вспоминала о войне, смертях, горе. И кошмары никуда не уходили, пусть они и спали в одной постели, прижавшись к друг другу. Каждую ночь, после того вечера и тяжёлого разговора с Роном, после которого её жених решил переехать к Гермионе, кошмары с удвоенной силой преследовали девушку.

Пусть они и не занимались любовью. И дальше поцелуев ничего не было, Гермиона вскакивала каждую ночь на постели, дрожа всем телом и не имея возможности вздохнуть, она хваталась за шею руками, в надежде вернуть себе возможность дышать. Засыпала она только благодаря снотворным, закрывая глаза на то, что всё становилось хуже и людей, окружающих её, ей видеть вовсе не хотелось. Гермиона желала закрыться в квартире, сесть в угол комнаты спиной к двери и просто надсадно плакать.

Она была сильной. Она была смелой. Она совсем справится.

И всё же приближение свадебного дня состояние Гермионы не улучшало. К бессоннице прибавился лёгкий тремор, нервозность, слабость, бессилие и опустошение. Гермиона заедала все симптомы лекарствами, а когда шла из Министерства к метро, вдруг увидела Рона. С девушкой. За неделю до.

Она не могла представить своей жизни без него, поймите. Ей было так страшно, что она его потеряет, останется в одиночестве, а её жизнь станет такой бесцветной.

Только вот бесцветной она была и с Роном.

Гермиона оправдывала его, винила себя. Это был порочный круг из обиды, боли, гнева, стыда за собственные поцелуи с Драко, сожаления, вины. Порочный круг, который повторялся адское количество раз за эту неделю. Но она терпела. Ничего не показывала. Ни словом не обмолвилась.

Только жаль, что Драко был прав. Жаль, что она ему рот заткнула заклинанием. Жаль, что назвала лжецом.

Ей было стыдно.

Из газет она узнала, что Малфой уехал во Францию и оставил место преподавателя. Газеты всё ещё перемывали ему кости из-за разрыва помолвки. И Астории. Тут всплыли и слухи о них, и истории о его бывшей, бывших, приписанных. Это было ужасно.

Состояние от этого вовсе не улучшалось.

Ранним утром, взяв в руки одну из немногих колдографий, что хранились у родителей, Гермиона разглядела Драко, который стоял в шагах десяти от неё. Это был седьмой курс, послевоенный, когда отношение к ним поменялось. Они получили дипломы. И она заметила, что Малфой смотрел в её сторону, когда их с Роном и Гарри фотографировали в последний раз в школьных мантиях.

Они были счастливы.
Все были счастливы.

А сейчас…

Гермиона вздрогнула, услышав лёгкие шаги за своей спиной. Сегодня в её родительском доме ночевала и Полумна, но она — тонкая, воздушная, мягкая, отстранённая — ни о чём Гермиону не спрашивала. Только распевала мелодию на свой манер, совсем тихонько, еле слышно.

Ничего особенного. Луна была такой всегда.

Только мелодия была знакомой.

Неужели её подруга обо всём догадывалась? Но… откуда? А вдруг нет?

— Пойдём, — подошедшая к ней сзади Полумна, взяла в свою еле теплую ладонь ледяную руку Гермионы, переплетая пальцы, — я расчешу твои волосы, умою твоё лицо.

Они поднялись, Луна привела в порядок Гермиону, всё распевая песню.

— Ты не можешь перестать? — попросила она, когда Лавгуд перевязывала её волосы полупрозрачной тонкой лентой и украшая россыпью нежных перламутровых жемчужин.

— Да, но разве мелодия тебя волнует? — Луна погладила плечо Гермионы.

— Не волнует, — солгала она, ощущая, как сердце бешено забилось в груди, как только Полумна снова продолжила, но уже напевая слова, не только мотив. — Откуда ты знаешь? — не выдержала, а голос предательски дрогнул.

— Драко всё рассказал, — она вздохнула. — Он приезжал ко мне и попросил передать тебе это, — Луна достала из своего кармана бархатный мешочек с гербом семьи Малфой и вручила его Гермионе. — Только осторожно, это порт-ключ.

Гермиона ослабила завязки бархатного мешочка и вынула брошь: золотая, тонкая стрекоза, украшенная драгоценными камнями — кроваво-красные рубины находились в центре, её крылышки выполнены из янтаря, а их кончики из светло-зелёных хризолитов — усики стрекозы были хрупкими и длинными, а два глаза вырезаны с помощью алмазной огранки, золотые лапки казались настоящими. Брошь крепилась на специальной золотой застёжке, напоминавшей острую булавку, к одежде.

Девушка прекрасно знала, как работает порт-ключ, поэтому, вздохнув, вернула брошь обратно в бархатный мешочек. Послание, которое Драко оставил ей, было, мягко говоря, странным. Если разбирать по камням, то получалось нечто странное: рубин — камень силы, власти, храбрости, страсти и любви, в Индии считался камнем Солнца; янтарь — камень счастья и Солнца; хризолит — камень страстной любви и, снова, Солнца; кроме этого все камни избавляли владельца от кошмаров. Гермиона нахмурилась, пытаясь понять, что именно хотел этим сказать Малфой.

— Он подарил тебе счастье, — Луна достала из красивой коробочки бельё и вручила его Гермионе, — или путь в любую минуту к этому счастью. Знаешь же, счастье разным бывает, а ты, — девушка наклонила голову, будто фарфоровая шарнирная куколка, — не выглядишь счастливой. Что-то произошло? Возле тебя собралось подозрительно много мозгошмыгов.

Гермиона начала надевать бельё, игнорируя вопрос Луны, но когда та снова запела, сдалась, усевшись на кровать и держа в руках белый чулок.

— Да.

— И что же, не расскажешь? — Луна расправила свадебное платье и приготовила корсет.

— Ты мне не сможешь помочь, — возразила она, от чего Полумна обернулась на Гермиону с таким видом, будто она говорила чушь несусветную, но не стала спорить.

— Но, — твёрдо произнесла она, — я смогу хотя бы выслушать тебя.

И Гермиона, что всё это время была похожа на комок из нервов, расслабилась. Сомневаясь, она осторожно начала рассказывать обо всём, заходя издалека и ища причины, по которым ей стоило бы остановиться. Луна слушала, сидя на углу кровати и слегка повернув к ней голову. Гермиона постоянно заламывала руки, теребила кончиками пальцев лицо, её движения были с каким-то внутренним надломом, который, даже ничего не зная, всё равно было трудно не заметить. Только Луна тоже перешла через войну, страх и боль, она обо всём знала и смогла переступить, выправиться, найти опору в себе и других, а сильная, земная Гермиона, которая, казалось бы, должна была отойти первой, не смогла.

Луна ей сочувствовала и прекрасно понимала, что она чувствовала. Только не видела причины, почему она так держится за старое, полуразрушенное, что уже нельзя восстановить, а если попытаться, то ничего хорошего не выйдет. Гермиона смотрела на неё, такими глазами, наполненными противоречиями, сомнениями, чистыми и яркими эмоциями, что было страшно, особенно от её тихих слов: «Иногда я думаю, что лучше бы всё прекратилось». И говорила она это так, не сознаваясь в истинных намерениях этого «прекратилось», что Луна поняла сразу: Гермиона говорит о собственной смерти, потому что другого выхода не видит.

Утро не было счастливым.
Утро было переполнено горечью и слезами, жгучим отчаяньем.



Домашние суетились. Гермиона уселась на заднее сидение машины, расправляя подол платья. С нею рядом села Луна, а за рулём был кузен невесты и её отец. Девушки молчали, а мужчины разговаривали о предстоящем торжестве. Многие из приглашённых были магглами, поэтому свадьбу проводили по другим обычаям, отличным от волшебных.

Хотя и в свадьбе, и в оформлении церкви, воздушных палаток и меню не обошлось без некоторой доли магии.

Гермиона, взявшая малфоевскую стрекозу с собой, достала её из небольшой сумочки, которая носила, скорее, декоративный характер. Она долго думала о том, что порт-ключ — это, конечно, хорошая идея разбередить чувства Гермионы снова, и Драко это, надо признать, удалось, но она сильная и будет сопротивляться.

Или же… сделает шаг в другую сторону.

Но она не могла. Все её родные были так рады и счастливы. Все желали ей счастья, им счастья. Что же ей делать? Она не может разрушить их надежды, сбежав из церкви, да и потом какие слухи о ней расползутся по всей Британии?

Осуждение, мнение других — это прочные лески, за которые легко ею манипулировать.

Но, с другой стороны, возможно, Рон был прав, когда завёл отношения на стороне, ведь Гермиона была ущербной, холодной, нет, ледяной, не способной дать ему то, чего он так хотел. Она лишь будила его ночью, просыпаясь от жутких кошмаров, смотрела на него испуганными глазами и впадала из раза в раз в отчаянье.

Ночь для неё была худшим испытанием и даже сейчас, понимая, что после свадьбы она не сможет его оттолкнуть и ему отказать, Гермиона сжималась, скручивалась вся изнутри. Было жутко, страшно — не то слово.

«Разорвав их отношения», а точнее сбежав из-под венца, она отсрочила неизбежное на неопределённый срок, но и точно потеряла бы Рона окончательно.

Он так смотрел на неё в тот вечер, когда застал их с Драко в одной квартире. Так смотрел, что она почти ощущала его боль, пусть Рон ничего и не говорил, принял её объяснения, ни капли не сомневаясь в ней, потому что знал об её ущербности и неспособности. Знал, что она не смогла бы ему физически изменить.

Но разве физическая измена менее болезненная, чем перемена чувств человека, которого любишь?

Гермиона запуталась и выхода не находила, только сжимала через мешочек несчастную стрекозу, этот подарок Драко, с которым ей было тепло.

Они подъехали к церкви, вышли из машины, отец взял её под руку, а Луна поправила фату Гермионы и подол платья. Подошедшая к ним радостная мама, которая приехала намного раньше в церковь, отдала Гермионе и Луне букеты, обняв обеих девочек и счастливо улыбаясь.

Гермиона боялась разочаровать.

Перед входом столпились подруги невесты: кузина Эмили, Джинни, Луна… Они с отцом вошли внутрь и быстро прошли в комнату, отведённую специально для невесты. Отец, который только наблюдал за Гермионой, когда дверь за ними закрылась, подошёл к своей дочери и крепко её обнял, а потом, отстранившись, посмотрел в её напряжённое лицо, будто высеченное из мрамора.

— Если не хочешь, не надо, Миона. Главное, чтобы ты была счастлива, — он тяжело вздохнул. — Я смогу всё прекратить прямо сейчас, поговорить с мистером Уизли и Рональдом. Уверен, что они всё поймут.

— Не надо, — на глаза Гермионы навернулись слёзы, — я очень этого хочу. Я хочу быть с ним.

Правда, было не ясно даже самой Гермионе, говорила она искренне или пыталась уговорить себя.

— Помни, что ты у нас с мамой одна и самая дорогая нам. Мы от тебя никогда не откажемся. Ты наша самая большая драгоценность.

— Да, папа, — и вот теперь она заплакала от переполнивших её чувств. — Я люблю тебя. Я люблю вас.

Она, как в детстве, повисла на его шее и уткнулась носом в плечо, вдыхая запах его пряного парфюма, который помнила с ранних лет, смешанный с запахом роз из его петлицы.

Отец вышел первым, чтобы сообщить, что Гермиона не изменила своего решения. Так было положено, а потом, спустя несколько минут, заиграл торжественный гимн невесты, двери распахнулись, и подруги невесты, сжимая в руках небольшие букеты чайных белых роз одна за другой медленно прошли к алтарю, встав напротив друзей жениха.

Собравшиеся, стоявшие возле скамей, сжимали текст торжественных песнопений, и когда Гермиона с мистером Грейнджером двинулись по тому же проходу к алтарю, где стоял Рон, смотрящий на то, как к нему медленно приближается его возлюбленная, все ровно и дружно запели.

Невеста посмотрела сначала на жениха, потом отвела взгляд, случайно выхватив из толпы мисс Аббот, плачущую, глядя на Рона. В сердце будто пуля вошла, так было пугающе больно. Гермиона резко и с силой сжала руку отца, но всё ещё шла, хотя шаг замедлила. Ноги, казалось, стали вдруг ватными. И вот-вот она упадёт, точно упадёт прямо в этом проходе, так и не дойдя до него.

Кроме Аббот, плачущей навзрыд, но прижимающей к своему лицу платок, пытаясь заглушить свои рыдания, скромно утирала слезу мама Гермионы. Все остальные ещё даже не успели расчувствоваться, да и, кажется, их бы эта сцена не тронула.

Всё же оказавшись рядом с Роном, который забрал свою невесту у её отца, получив ободряющее похлопывание мистера Грейнджера и его пугающее «Только попробуй сделать мою дочь несчастной…», в Гермионе будто что-то в очередной раз треснуло.



Гермиона вырвала свою руку из ладони Рона быстро и резко, не дожидаясь даже слов святого отца.

Что она творит?

— Мисс? — тихо спросил пастор, чтобы другие, кроме жениха и невесты, не расслышали его обращение. — Вы в порядке?

Чёрт возьми, нет!

Она молча смотрела на Рона, а он смотрел на неё. Они вели безмолвный диалог недолго, может, секунд пять, которых хватило, чтобы Гермиона, подняв подол своего платья, ринулась к выходу со всех ног.

Уизли замер всего на несколько мгновений, а потом бросился за ней.

— Гермиона! Остановись!

Но она уже достала стрекозу и палочку, спустившись с церковного порога, приготовилась вызвать патронуса, чтобы воспользоваться порт-ключом.

Её руки крупно дрожали.

— Гермиона, что ты де?..



Драко сидел к кресле-качалке, укрытый лёгким пледом. Шум Атлантического океана доносился с запада, а лёгкий бриз приносил с собой немного запаха и соли с побережья, расположившегося всего в нескольких десятках метров за высокими скалами. В его руках был сборник рассказов Хемингуэя в мягкой обложке. Солнце было в зените, а Драко, у которого были постоянные проблемы со сном, склонил голову набок, прикрыв глаза, кажется, на мгновение.

Он пальцами сжимал уже прочитанные страницы. На коже его пальцев оставались пятна от смазанных типографских чернил. Купленный сборник в местной небольшой и жутко тесной книжной лавке оказался на редкость с дрянным качеством, что не могло не расстраивать Малфоя.

Сегодня был тот самый день, когда Гермиона выходила замуж за Уизела. Но дело было даже не в этом трёклятом дне, потому что всё чаще Драко казалось, что сердце в груди перестало биться уже тогда, когда Гермиона наложила на него Силенцио. Эти чары немоты были не вынужденной мерой, нет, они являлись её криком о помощи, потому что правда оказалась слишком тяжёлой.

Для неё.

И Драко это понимал, поэтому и корил себя за всё, что сказал ей тогда, ведь планировал всё сделать по-другому, а теперь ему оставалось надеяться, что Гермиона когда-нибудь воспользуется порт-ключом.

Эта глупая надежда отравляла его изнутри. Он оказался в бездне один и ожидал, что она тоже упадёт к нему когда-нибудь, чтобы быть вместе.

— Это романтическое дерьмо, — тихо произнёс Драко себе под нос. — Никогда бы не подумал, что буду жрать эти ебучие романтические бредни и не давиться.

Ветер зарывался в его волосы, и Драко, расслабившись и поддавшись эмоциональной усталости, заснул. Ему снился Гайд-парк, люди, сидящие в тенях дубов и читающие книги, рассказывающие истории, пишущие что-то. Эти люди ели фрукты, пили холодный чай и сладкое вино. Незнакомцы играли с животными, катались на велосипедах, роликах, скейтбордах. Плавали в лодках. Гуляли.

И этот парк был наполнен жизнью, запахом шоколада, ванили и ярких цветов, растущих на клумбах. Там было так счастливо и спокойно, что его сердце защемило.

Раздался нехарактерный хлопок, потом послышался звук от гулкого удара, будто что-то тяжёлое упало на землю.

Драко проснулся, открыл глаза и выронил книгу.

На брусчатке перед домом в белоснежном платье лежала Гермиона, судорожно сжимающая в одной руке его подарок, а в другой свою палочку.