Я тебя никогда не прощу.

Конечно, через много лет, рассказывая о днях минувших, о школе и Волдеморте, о странствиях в поисках крестражей и битве, я упомяну тебя будто бы невзначай. Вскользь замечу, что мы были знакомы и что ты был самым доставучим слизеринцем во всём Хогвартсе… Нет, во всей магической Британии.

Я вспомню, как ты обзывал меня грязнокровкой, как подшучивал над Гарри, как приводил в бешенство Рона одним взглядом, как тебя всегда защищал Снейп и боготворили Крэбб с Гойлом. Я вспомню, как спустя несколько лет после суда ты сидел в маггловском кафе и цедил свой кофе, игнорируя мой вопрошающий взгляд. То, что мы тогда столкнулись — разведённая женщина и вдовец, оставшийся с маленьким сыном, — провидение, не иначе.

Возможно, я даже расскажу о нас с тобой своим детям, в двух словах — мол, было и прошло, знаете, ваша мама тоже человек. Расскажу, что совсем не такой плохой, каким хочешь казаться. И что ты тоже можешь быть весёлым и честным. И то, что в книжках пишут сплошное враньё, а ты на самом деле уже давно другой человек.

Может быть, спустя годы мы в очередной раз столкнёмся в коридоре Министерства, или в Косом переулке, или в магазине — не важно, — и вместо холодного молчания ты скажешь мне "Привет, Грейнджер", а я улыбнусь в ответ. Может, ты не пройдёшь мимо, а спросишь о погоде. Я поинтересуюсь здоровьем Нарциссы и успехами Скорпиуса. А потом прилетит очередной служебный самолётик и нам нужно будет идти — каждому в свою сторону. И ты скажешь мне "Пока, Грейнджер", а я опять не смогу сдержать улыбку. Как раньше.

Если уж быть до конца откровенной, я бы очень хотела снова поговорить с тобой. Без лишнего официоза и суеты, без сухого министерского регламента, без всего того, что окружает нас в повседневной жизни, где ты заместитель начальника отдела, а я — Министр. И уже не Грейнджер.

Но вот ты стоишь напротив: в парадной мантии, небрежно спущенной с одного плеча, с перекосившимся шейным платком и бокалом огневиски — мне даже нюхать не надо, я уже отсюда вижу, что ты пьян, — распущенный и нахальный, озлобленный, потрёпанный, но всё ещё огрызающийся стервец.

— Скотина, — всё, на что хватает меня, чтобы не разреветься. Всё, чего ты стоишь в конечном итоге. Всё, что я могу тебе дать, — это горькое слово и злая пощёчина.

Сломленный — вот каким я вижу тебя с тех пор, как ушла.

Трус — вот какой ты на самом деле.

Виктор сам предложил позвать вас с Нарциссой. Он сказал, что мы уже взрослые люди и обязаны взять себя в руки, принять прошлое и идти дальше. Он знал, что общественность обязательно набросится на нас с кулаками, если мы только дадим ей повод. Виктор очень мудрый, мне с ним невероятно повезло, хоть иногда я думаю, что совершенно этого не заслуживаю.

В отличие от тебя, ему хватило духу закончить начатое. Пробиться сквозь мою возведённую броню, разобрать по камушку стены, что я выстроила вокруг себя в попытке защититься, укрыться от боли, которую сама себе нанесла. Которую, думала, заслужила. Но он убедил меня, что жизнь не кончена, что рано сдаваться, что у меня ещё всё впереди. Он показал, что мир гораздо больше, ярче, объёмней, чем мне казалось. Он подарил мне ощущение полёта, ощущение счастья — и я полюбила.

Я смогла снова это сделать, Драко.

Я смогла жить дальше, найти цель и идти к ней. Смогла оставить прошлое и посмотреть вперёд с надеждой.

Виктор поверил в меня.

И я сделала то же самое.

Дверь за мной захлопывается с грохотом, но никто не обращает на это внимания: музыка и разговоры, вкусная еда, журналисты с колдокамерами — никому нет дела до случайного сквозняка.

Я, словно в трансе, ищу Виктора среди гостей, всматриваюсь в толпу сухими глазами и не понимаю, зачем вообще пошла за тобой.

Ты — перевёрнутая страница, пройденный этап, прошлое, которому место на колдоснимке в альбоме. Ты — трудный период, болезненный опыт, отчаянный шаг, на который решаешься, когда кажется, будто другого выхода нет. Ты, Драко, — сумеречная зона, серый оттенок, пыльная книга по колдовству, стоящая на дальней полке: никто уже не использует этих заклинаний, но выбросить жалко, история…

Виктор находит меня сам, как всегда — на грани внутренней истерики и ослепительной улыбки. Безошибочно чувствует, когда мне плохо, и всегда является причиной того, что мне становится хорошо. Я не знаю, как справилась бы, не появись он тогда. Не знаю, что сейчас делала бы и как жила.

Но теперь мы с Виктором вместе, и я уже не боюсь посмотреть правде в глаза: я любила тебя, Драко Малфой. Я принимала тебя таким, какой ты есть, мирилась с недостатками и приукрашивала достоинства, сглаживала углы и забывала обиды. Я надеялась, что однажды это вернётся мне сторицей и ты наконец решишься. Наберёшься смелости, возьмёшь себя в руки, сделаешь что-то и ради меня тоже. Я ждала, что однажды ты скажешь: "Как мне надоела твоя фамилия, Грейнджер", а я отвечу: "Так исправь это", — и мы оба будем счастливы.

Но наивной я была недолго, потому и ушла. А ты так и остался трусом.

Наверное, когда-нибудь, когда раны окончательно зарубцуются, а шрамы на их месте посветлеют от времени, мы посмеёмся над этим. Когда-нибудь, встретившись на очередном приёме или в гостях, сидя за одним столом, стоя в очереди у входа в книжный, мы будем вспоминать о прошлых деньках с улыбкой. Обсудим детей или внуков, справимся о здоровье супругов, поговорим о погоде и о том, как болят суставы после работы в саду. Посплетничаем о чужих романах и доходах, пожалуемся на молодёжь. В конце ты, как обычно, скажешь мне "Пока, Грейнджер", а я улыбнусь.

Улыбнусь, потому что смогу снова принять тебя — таким, какой ты есть.

Улыбнусь.

Но никогда не прощу.