Что ж, фик вышел несколько необычным даже для меня.
Спасибо за идею.
Надеюсь, атмосфера жуткая)

Желаю вам крепкого здоровья и ультиматумов побольше от музы)

На этом холме, где высокая тёмно-зелёная трава прижимается к грязной земле от частых порывов холодного ветра, Панси чувствует не только безумие, его отвратный смрад в воздухе, но и… глухое разочарование, постигшее её не то слишком рано, не то слишком поздно.

— Осмотритесь, — кричит ей отец, не оборачиваясь. Но мисс Паркинсон и не хочется сейчас смотреть на него. Всё равно знает, что он сделал: багряная жидкость с кончика его палочки медленно стекает, а алые капли пачкают траву.

Она послушно следует приказу, кивает Драко, на что тот снова морщится, и делает пассы волшебным древком.

Здесь тихо.
Только лань смотрит своими большими испуганными чёрными глазами и всё не отходит в тьму леса, пока Малфой не сбивает листву ветки дерева, растущего рядом, заклинанием. В ответ она только быстро подскакивает и убегает, оставляя холм вновь наполненным лишь человеческим страхом.

Панси обнимает себя руками. И продолжает скорбно думать, сжимая костлявыми ладонями собственное тело до боли, до изнеможения.

Все эти идеалы оказались такими глупыми. Ведь когда дело сводится к тому, что нужно кого-то убить, прошлое и кажется очень глупым. Хочется закричать, вырвать себе сердце, остановиться, продолжить, сколотить гроб и для себя, и для покойника, перестать дышать под неумолимым светом неба, умереть самой, не чувствуя более угрызений совести или муки от осознания всей этой грязи, скверны.

Она поднимает голову к небу и смотрит на серые нити. Не сразу слышит пыхтение отца и тяжёлый вздох Малфоя.

«Здесь было так красиво. А теперь… на листьях и траве будут капли крови вместо росы» — эта мысль бьётся под черепной коробкой, и Паркинсон чувствует помимо всего и сожаление. Но оно уже не кажется ей глупым или бездушным. Скорее, привычным, а оттого и горьким.

* * *

Она помнит, каким был Хогвартс. Светлым и каким-то необходимым каждому ребёнку. Чёртовым домом. Грёбаной надеждой.

Алекто ухмыляется, смотря Панси в глаза. Его взгляд злой, Паркинсон даже не может передать насколько злой, потому что это уже стало частью его зрачков, радужки.

Он заламывает руки какой-то пятикурснице в коридоре, она брыкается, всхлипывает. Мантия её алая разорвана, везде наливаются синяки, по щекам текут слёзы.

А Паркинсон хочется ударить мужчину, приставить к горлу палочку, надавить ею и просто проткнуть бледную бесстыдную шею.

У неё пляшут жёлтые пятна перед глазами. Она сжимает руки в кулаки и останавливается лишь на мгновение. В тишине всё становится ещё более отвратительным, чем среди стука каблуков о каменный пол и шуршания ткани мантии.

— Бог тебе этого не простит, — говорит она и вся сжимается, дрожит.

Кэрроу ещё шире улыбается. Придавливает ту студентку Гриффиндора к холодной стене и чуть наклоняет голову набок.
Его глаза лихорадочно сверкают, в свете факелов в них отражается дьявольское пламя.

— Как и тебе этого, — отвечает злорадно, почти с нескрываемой радостью, обнажает свои жёлтые зубы, скалится.

И Паркинсон понимает, чтоон имеет в виду. Потому что ей страшно, она боится, и этот страх заставляет её практически бежать от пожирателя, так и не измучив его Непростительным, так и не отплатив той же монетой ненависти.

Ей противно от самой себя, от этих цепей, от этого мрака. Панси кажется, что уже нет ничего того, что заставило бы её простить саму себя, что уж говорить о Господе, в которого Алекто не верит, как, впрочем, и отец Паркинсон.

Ветер холодный. От него кожа покрывается мурашками.

Она знает, каким стал Хогвартс. Точнее, как испоганили символ детства эти ублюдки. И знает, что слишком слаба для того, чтобы наконец сбежать из этого места или попытаться хоть немного исправить всё это.

Гадкое чувство.

Отвратительное.

* * *

Панси вздрагивает, когда Снейп снова начинает говорить, шелестеть этими своими сухими бледными губами. Затем резко вскидывает голову и впивается в директора взглядом, необъяснимым для многих и слишком простым для немногих.

Мужчина шагает медленно. Его голос тягуч, словно чёртов плющ.

— Если кто-то что-то знает о местоположении Гарри Поттера… — О, мисс Паркинсон знала, отчётливо помнила эти вихры тёмных волос  среди толпы.

Она сжимает снова, в который раз, руки в кулаки и немного вытягивает шею. Из-за жара, кажется, что вот-вот слезет кожа.

Переводит взгляд на Алекто и мысленно кривится, вспоминая и лицо отчаявшейся пятикурсницы, и кровь, и слова, сказанные лицемером.

И тяжёлым валом на Панси накатывает ощущение того, что это всё было пустым ровно до тех пор, пока она позволяла быть этому пустым.
Сама, отдавая своими же руками власть над собой в чёрные ладони чужого мнения и страха, вечного кукловода слабых или же просто временно ослабевших людей.

Кэрроу усмехается. Опять тянет уголки своих мерзких губ, которыми оставлял алые отметины на невинной гриффиндорке. Мрак от темноты неба опадал сухими листьями на пол замка, заставлял свечи гаснуть, медленно и мучительно.

И это… становится последней каплей. Океан безмерной ненависти, бездействия, постоянной скрытности выльется из девушки в тёмные проклятия, бросаемые в того же Алекто, в тех же Пожирателей, в отца, душа своим напором и силой, в ложь и молчание во спасение.

Потому что идеи выживают только тогда, когда человек борется за них.

Отчаянно.

С кровью и болью.

Забыв обо всём, что было до. И только помня не саму идею, а её правильный результат.

Потому что свобода и жизнь, не свет, но знание того, что ты не стоишь и смотришь, пока прямо перед тобой кого-то убивают со всей жестокостью, а кидаешься в самое пекло, защищая своим телом и всем, что у тебя есть.

Потому что гораздо сложнее бороться за то, что истинно.
Ведь так так устроен этот грёбаный мир.

Но он закаляет. Как пламя этот чёртов металл.

Разжигает что-то в душе, заставляя её жить и гореть.

Непрестанно.

Необъятно.

И, возможно, это и есть самое прекрасное ощущение на земле? Именно… это?

Панси опускает волшебное древко, едва ли держась на ногах, но всё же ещё стоя на пепелище после битвы и проливного дождя, чувствуя капли воды на своих губах и холод в мокрых волосах.

Она поднимает голову к небу и прикрывает веки.

Да. Именно это.