– Уф! Добралась! – Гермиона, тяжело дыша, одолела последний выступ крутого холма и плюхнулась на сложенную куртку рядом с Гарри. – Как красиво! Хорошо, что мы выбрались за город. И место такое замечательное.

– Угу, - согласился Поттер. – Еще погода была бы получше, и было бы совсем здорово, а то уже надоело держать этот купол.

Гарри шмыгнул носом и палочкой начертил над головой замысловатую кривую. Небо над бухтой качнулось радужной пленкой, на долю секунды показав свинцовые тучи и хлопья мокрого снега, и тут же снова засияло солнцем. Дети, бегавшие по берегу моря в летней одежде, этого даже не заметили. Только Джинни повернула голову в сторону высокого холма, на вершине которого виднелись две крошечные фигуры – ее муж и невестка. Фигуры сливались в одно темное пятно, и женщина, нахмурившись, непроизвольно поджала губы.

– Мамочка, что-то случилось? Ты чем-то расстроена? – девочка, старательно закапывающая плюшевого медведя в песок, не прекращая своего занятия, взглянула на мать.
– Ну что ты, солнышко, всё в порядке, – Джинни улыбнулась дочери. – Детка, а зачем ты закопала мишку? Ему будет нечем дышать, он задохнется и умрет.
– Он, мамочка, уже умер, я оторвала ему голову и закопала в другой ямке. Через неделю его съедят червяки, а через месяц его скелет восстанет из могилы, – девочка понизила голос и с подвыванием продолжила, – и будет бродить по берегу и искать свою голову, – она засмеялась. – Здорово я придумала?
Лили Луна тщательно утрамбовала песчаный холмик ладошками и стала украшать могилку ракушками, цветами и отшлифованными прибоем камешками. Закончив работу, она подняла с земли большую куклу, одетую в черный балахон, и строго обратилась к ней:
– Мэри Джейн, посмотри на себя, нельзя быть такой грязнулей! Скоро тебе предстоит обряд посвящения, ступай за мной, я тебя вымою и сплету терновый венок.
Девочка деловито потопала к кромке воды, а за ней на негнущихся ногах ковыляла кукла, изредка скрипуче вякая: «Ма-ма, ма-ма».


– Рон, как думаешь, это пройдет? – Джинни обратилась к брату, жующему кусок пирога с патокой.
– Что пройдет? Эмпатия или увлечение похоронными обрядами? – Рон стряхнул крошки с начинающего выпирать живота.
– И то и другое. Меня больше эмпатия беспокоит, при ней ничего нельзя даже подумать, не то что сказать, тут же начинает задавать вопросы, почему это, а почему то. С обрядами проще, у детей это бывает. Подрастет – появятся новые увлечения, надо только будет в Норе на чердаке порядок навести, а то мальчики там вечно какую-то дрянь находят: то книги, то артефакты, потом начинают играть в дурацкие игры и забивают малышке голову всякой ерундой.
- А о чем таком ты думаешь, что ребенок это чувствует? О Гарри беспокоишься? – Рон ухмыльнулся. – Не переживай, он тебе не врет, любовницы у него нет. Я его друг, я все про него знаю, можешь мне верить.


Рон широко улыбнулся и прихватил с блюда на скатерти, расстеленной на песке, еще один кусок пирога. Его разбирал смех, но объяснять сестре, почему ему хочется ржать во весь голос, не стоило, лучше заесть это дело. А то Джин временами бывает вспыльчива и драчлива. Что она скажет мужу, еще неизвестно, а вот брату точно наваляет.

Нет, ну в самом деле, ситуация тогда, лет пять назад, действительно получилась глупая и нелепая. Рон, конечно, обещал Гарри никогда не напоминать о ней, но как забыть о том, что возвышает тебя в собственных глазах. Что ни говори, а приятно чувствовать себя настоящим мужиком.
А то всё – «герой», «герой»!

Гарри тогда взялся восстанавливать родительский дом в Годриковой Лощине, поначалу нанимал строителей, а к концу отделочных работ стал и собственными руками кое-что делать. Пропадал там и после работы, и в выходные дни. И вот однажды в воскресенье отправила Рона сестрица, тогда еще кормившая грудью малышку Лили, с корзинкой домашней еды к Гарри на подмогу, да еще папаша, порывшись в своем сарае, насобирал целый мешок всяческого добра, оставшегося от тех времен, когда Нора строилась и расширялась год от года. Чего там только не было: ножовка и кувалда, крюки и скобы, медные дверные ручки и железный флюгер на крышу. И вот Рон, верный товарищ, с мешком железяк в одной руке и корзиной съестного в другой, заявляется в отстроенный дом, а там никого. Вернее, так ему поначалу показалось, что никого нет, но, оглядевшись, он заметил пару пивных бутылок на подоконнике и услышал этажом выше какую-то возню.

Почему он тогда не окликнул Гарри, а решил потихоньку подняться наверх, он и сейчас не понимал. Может, ему показалось, что там орудуют воры, и он решил героически их задержать, хотя, что можно украсть в доме, в котором еще никто не живет. А может, хотел попугать друга, шутки ради... Короче, поднялся. И в первой же комнате с недоклееными обоями увидел Гарри. Тот был не один, а в компании с ненавистным Рону еще со школьных времен Драко Малфоем.



Рон любил Гарри, поэтому простил ему и измену сестре - ладно уж, с кем из мужиков не бывает, - и противоестественный секс (теперь можно честно говорить Джинни, что у ее мужа нет любовницы), даже присутствие Малфоя простил, ибо всегда подозревал, что тот предпочитает забивать в другие ворота. Но вот то, что Малфой был сверху - этого Рон никак не мог понять и принять. Был лишь один плюс – ореол героизма друга ощутимо померк в его глазах. Теперь можно было снисходительно поглядывать на Гарри Поттера сверху вниз, благо рост позволял, и даже изредка шлепать того по заднице, подкалывая: «Да ладно, тебе же нравится». Гарри помалкивал, вот только семьи Поттеров и Уизли стали общаться все меньше и реже. Но тут тоже не было ничего удивительного: у всех дела, заботы, служба, дети, да и жить со временем стали далеко друг от друга.

***

Вот и сегодня, в День матери, когда всем членам семьи принято собираться за праздничным столом и говорить добрые слова мамам и бабушкам, Гарри был со всеми Уизли, но вскоре как-то незаметно переместился на холм, отговорившись тем, что погодный купол сам собой долго не удержится и нужно за ним присматривать.

***

В этом году решили устроить праздник на берегу моря. Нашли тихую бухту на южном побережье вдали от рыбацких деревень и курортных местечек, натянули тент для детей, поставили погодный купол, под которым ярко светило солнышко и дул ласковый ветерок, ведь март – не самый благоприятный месяц для пикников у моря, и выехали всей многочисленной родней на природу.

Было и застолье, на котором по традиции суетились мужчины, они же и готовили накануне пироги, закуски и праздничный торт. Были поздравления, цветы и подарки женщинам, стихи для мам и для бабушек, на пикник была приглашена Андромеда Тонкс с внуком. Даже поплясали немного. Но потом все устали и разбрелись по пляжу.

Артур с Джорджем ушли рыбачить. Забросив удочки, они молча сидели на раскладных стульчиках у самого мыса, глядели на воду, и каждый думал о своем. Джордж знал, что удочки существуют для ловли рыбы, что нужно цеплять на крючок наживку и что короткая леска на ивовом прутике не годится для морской рыбалки, но не хотел расстраивать отца, который был убежден, что удочки магглы придумали исключительно для того, чтобы глядеть на качающийся поплавок и размышлять о жизни под шорох волн. Отец и сын периодически прикладывались к серебряной фляге, и вскоре Артур стал клевать носом, а Джордж затеял ироничный спор с кем-то, кого видел и слышал лишь он один.


Молли и Андромеда сидели в плетеных, похожих на большие коробки креслах, обе с вязанием в руках, тихо переговаривались, а потом как-то незаметно задремали, уронив недовязанные шарфы. Их никто не беспокоил, лишь спицы продолжали шевелиться и, позвякивая, перебрасывать петли слева направо. Билл и Флер, насобирав цветов у подножия холма, украсили друг друга венками и теперь, укрывшись за большим валуном, сидели, покуривая трубку с длинным чубуком и тихо хихикая.

Чарли вообще исчез, никому не сказав, когда вернется. Перси с супругой чинно прогуливались вдоль линии прибоя, Джинни загорала, Рон, больше от скуки, чем от голода жевал то пирожки, то конфеты, то орешки.
Лишь неугомонная Анджелина носилась по берегу, присматривая за многочисленными детьми. Посиневшего от волос до ногтей Тедди она выгнала из воды и заставила бегать по горячему песку, пока его не перестала бить дрожь, а волосы и щеки не порозовели.

– Послушайте, юная леди, старую черную ведьму, - обратилась она к дочери Билла и Флер Вики, нарочито хмуря брови и грозя ей пальцем. – Не стоит заставлять глупых юнцов плескаться в ледяной воде ради собственной прихоти. Ты ведь не роняла колечко в воду, не так ли? А хочешь знать, что будет, когда этот дуралей замерзнет насмерть? Ты будешь плакать день и ночь, пока не выплачешь свои прекрасные глазки, ты будешь казнить себя за глупость, приведшую к смерти, до тех пор, пока не вернешь себе истинный облик вейлы – птичью голову. И кому ты будешь тогда нужна, слепая уродливая курица? Хочешь знать, что делает девушку настоящей красавицей? Любовь и доброта. А если не веришь мне, спроси у своей матери.
Кокетка Вики не хотела превращаться в курицу и тотчас же побежала за горячим чаем для Тедди.
Ее младшие братья, оставшись без присмотра сестры и родителей, сейчас и близко не напоминали белокурых ангелочков, которыми были еще час назад. Доминик лепил на голове Луи куличи из мокрого песка, а Луи сосредоточенно выковыривал щепочкой глазки маленького краба, клешни которого уже были оторваны, попробованы на вкус и выплюнуты. Анджелина умыла и переодела малышей, отвела под навес, и уже через пять минут они дружно сопели в гамаке.
– Эй, барышни, почему вы не играете в салочки с Альбусом и Фредом, вы разве не хотите немного размяться? – обратилась она к дочерям Перси, благовоспитанно сидящими под навесом с книжками и куклами.
– Мальчишки не умеют вести себя в обществе, они кричат и толкаются, – заявила старшая Молли.
– Мы не умеем в салочки, – тихо призналась младшая Люси и испуганно посмотрела на приближающихся родителей.
– Перси, ты же знаешь, что такое квиддич, так почему бы тебе не показать своим дочерям, как это делается! – Анжделина решительно взялась за дело. – Рон, хватит есть, твое пузо скоро ни одна метла не выдержит. Подними свой зад и займись воротами. Ты же не забыл, как это делается? Джинни, собирай всех и распределяй по командам. Фред, беги к отцу, скажи, что если он поторопится, то мы, так и быть, найдем ему место охотника. Джеймс, Тедди, тащите из машины сундук с метлами и мячами!

С вершины холма было видно, как народ на пляже засуетился, забегал, и вскоре, оседлав метлы, взрослые и дети стали летать кругами, хаотично и бестолково.
– Что там за веселье? – Гарри, сощурив глаза, всматривался в происходящее.
– Думаю, Анджелина затеяла игру в квиддич. Надо же детей чем-то занять. – Гермиона прижалась к горячему боку Гарри и обхватила его руку, а он ладонью свободной руки накрыл ее холодные пальцы.
– Замерзла? Это из-под купола дует, и земля еще холодная, на улице-то дождь со снегом. Может, вернешься на пляж?
– Нет. Что же, я зря готовила этот пикник? Когда еще мы с тобой сможем так посидеть?

У предусмотрительной Гермионы в сумочке, висящей через плечо, нашлись и толстый пушистый плед, чтобы закутаться вдвоем, и войлочный коврик на землю, и термос с глинтвейном, и сэндвичи с ветчиной. Через минуту парочка сидела в тепле и уюте, попивая горячее вино.

– Помнишь, как мы с тобой в лесу так же сидели? Только тогда страшно было, одиноко и есть было нечего.
– Конечно, помню, – Гарри долго смотрел на подругу, а потом поцеловал ее в висок. – Ты совсем не изменилась, такая же красивая.
– Да ну тебя! – Гермиона улыбнулась и прижалась щекой к его плечу. – Нашел красавицу. Мне такого даже муж никогда не говорил. Всегда только за ум хвалил, да и не только он, все всегда говорили: «Ты такая умная, наверное, министром будешь», – а я никогда не хотела быть министром, я хотела быть твоей женой, родить тебе детей и ждать по вечерам со службы.
Гарри вздохнул и крепче обнял женщину.
– Да чего уж теперь об этом вспоминать. Глупо все получилось. Боялись сделать больно близким, обидеть друзей, – он кивнул на галдящую толпу родственников и невесело усмехнулся. – Зато сейчас можем официально встречаться на семейных праздниках. Все очень мило и в рамках приличий.
– Не злись, дорогой. Ты же помнишь, что нам гадалка сказала?
– Да что она понимает, эта толстая дура, со своей странной магией!
– Маргарет Кингсли не дура. Она очень сильная предсказательница, хоть и пользуется африканским колдовством. Она была права, я на рунах гадала и получила тот же ответ: у нас с тобой не было бы детей. Здоровых и нормальных детей. Они рождались бы и умирали от тяжелых болезней. Ты готов похоронить сейчас хоть одного своего ребенка? А восьмерых, чтобы выжил девятый, умственно отсталый сквиб?
Гарри потемнел лицом, и желваки заиграли на скулах.
– Все гадания – чепуха, я тогда не верил этой ведьме и сейчас не верю. Нам с тобой надо было плюнуть на всех и уехать, но мы не смогли.
– Что поделать, такой безумный год случился. С одной стороны радость, с другой – горе. Мы здорово научились убегать и прятаться, убивать и взрывать, и вдруг в один день все изменилось, а все навыки оказались ненужными. Нам пришлось учиться жить заново, открывать душу, лечить раненых и восстанавливать разрушенное.

– А еще нам нужно было думать о здоровье твоих родителей, помнить о комплексах Рона и страданиях Джинни, быть тактичными, внимательными, терпеливыми. Потому что, потеряв стольких друзей, страшно потерять кого-то еще. Я ничего не забыл? – Гарри хмуро смотрел себе под ноги. – А вдруг Маргарет ошибалась, а мы с тобой, как дураки, ей поверили?
– Не ошибалась, – голос женщины дрогнул. – Помнишь, в конце девяносто восьмого я на два месяца в санаторий уезжала? Так вот, из этих двух месяцев я две недели лежала в клинике, у меня был выкидыш.
Гарри резко отстранился и пристально посмотрел подруге в глаза.
– А мне почему не сказала?
– Зачем? И что ты мог сделать? Напиться в очередной раз, чтобы тебя из аврорской школы выгнали? Вспомни, сколько предупреждений у тебя набралось к Рождеству.
– Ну да, проще было соврать, что ты любишь Рона. И как, очень счастлива с ним?
– Я правду говорила, я люблю его. Немного по-другому, не так, как тебя, но все равно люблю.
Гермиона сердито дернула плечом и, отвернувшись, проворчала:
– Можно подумать, что ты из лютой ненависти на Джинни женился. Я же знаю, что ты ее тоже любишь. Даже Малфоя, этого… Любишь.
– Любил. Но там всё. Гомосексуальный психоз закончился.
– Для чего ты с ним вообще связался?
Гарри задумался, поправил тающий купол и неуверенно ответил:
– Не знаю… Хотелось кардинальных перемен, была даже мысль, что жена обо всем узнает, бросит меня, и тогда что-то изменится, но…
– Вместо этого родила тебе дочку. И, кстати, правильно сделала. Что бы ты сейчас делал один, без семьи? Шлялся бы по барам и лез под смертельные заклятия всяких уродов.
– А ты ради меня от Рона разве не ушла бы?
– Нет, – Гермиона, не раздумывая, решительно качнула головой. – Тогда не получилось, чего уж сейчас… Резать по живому очень больно.


– Черт побери эту жизнь! – Гарри стукнул кулаком по своему колену. – Что происходит? Я могу переспать с кем угодно, кроме единственной на свете желанной женщины, только потому, что она жена моего лучшего друга! Того самого друга, который считает меня слабаком и страшно гордится собой. Это нормально?
– Милый, не спрашивай меня, – прошептала женщина, обвивая его шею руками и прижимаясь лицом к колючей щеке. – Я не знаю, что есть норма.

Гарри ласково обнял подругу и поцеловал в висок. Она повернула к нему лицо. Уронив палочку, мужчина гладил мягкие волосы и нежно касался губами лба, щек, шеи и как не сдерживал свои чувства, все же прикоснулся к её губам. Она ответила ему, закрыв глаза и забыв обо всем на свете. Оставленный без присмотра купол стал подтаивать, а вскоре и вовсе прохудился, и на целующуюся пару обрушился ледяной порыв ветра со снегом и дождем.

***

Через полчаса берег опустел, следы пикника прибило дождем и присыпало снежной крупкой, а начавшийся прилив вымыл из песка игрушечного медведя без головы. Медведь то всплывал, то снова тонул, пока окончательно не исчез в грязной пене прибоя. Заходящее солнце высветило из-под туч алую полоску у самого горизонта и, отразившись от забытого на вершине холма термоса, послало прощальный луч тающим клочкам погодного купола.