Холст изрезанный не в силах художник кистью воскресить; разбитой арфы струн унылых перстам певца не оживить... И взор уж пуст, и чувства немы, и склепом мнится сад в цвету.
Этот фест придуман в самых лучших упоротых традициях наших сайтов (да, если кто еще не знает, встречайте новичка: МарвелSфан) с одной единственной целью — получить фан в процессе и вдохновить других на творчество. UPD. Фест подарил нам множество увлекательных и неожиданных работ, которые никогда бы не родились при иных обстоятельствах. И у нас уже есть итоги. Первое место разделяют Хогс и
Чтобы искупить свою вину за совершённое преступление, Чжоу вынуждена выйти в ночь в незнакомом городе с практически незнакомым мужчиной и пройти по маршруту, составленному на незнакомом языке. И этой ночью может случиться всё, что угодно, но точно ничего обычного. Написано на конкурс «Destiny».
Течѐ живо̀та, не вѝждаш ли, и няма време, разбѝраш ли?
Чжоу прикрыла глаза и сделала глубокий вдох, представляя, как вместе с воздухом впускает в себя позитивные энергии и позволяет Радости и Спокойствию наполнить её с ног до головы. Позитивные энергии, однако, едко пахли лаком. Лежавшая на соседней кровати Кэти красила ногти на ногах. Вернее, Кэти перелистывала свежий выпуск «Выбери метлу», вдумчиво вглядываясь в броские рекламные фото новых моделей «Чистомётов», а заколдованная кисточка сама порхала над её пальцами. Их с Кэти соседки по номеру, Эммы, пока ещё не было, и в комнате царила такая непривычная, такая драгоценная тишина, нарушаемая (а, скорее, украшаемая) лишь шелестом переворачиваемых страниц. Лучшей минуты для медитации было не найти. Чжоу уселась в позу лотоса, протвердила старинную мантру, поведанную ей мудрым волшебником с Тибета, снова сделала глубокий вдох, шумно выдохнула и воспарила над своей постелью. Она чувствовала, как покачивается на каких-то невидимых волнах, как лодочка на поверхности спокойного моря. Моря Спокойствия. Моря Ясности. Средиземного моря. Неважно. Всё это было лишь бессмыслицей, которая не стоила внимания. Зачем на чём-то зацикливаться, о чём-то страдать и беспокоиться, если всё — суета? Три года назад она сбежала на Тибет лечить истерзанные нервы и избавляться от ночных кошмаров, а домой вернулась, как ей казалось, уже другим человеком. Мудрым человеком. Человеком, научившимся двум главным вещам — Радости и Спокойствию. «Радость» — повторила она про себя. «Спокойствие» В её голове царствовала прекрасная пустота. И оттого особенно громким показался ей щелчок замка на открываемой двери. Нехотя Чжоу вынырнула из своего океана Ничего и открыла глаза. На пороге номера стояла Эмма и теребила в руках ядовито-розовый кожаный ридикюль. Выглядела Эмма драматично: сиреневый короткий парик был немного растрепан, фарфорово-белые щеки были исполосованы чёрными следами растёкшейся от слёз туши, а густо накрашенные тёмно-фиолетовой помадой губы сжаты в тонкую нить. — Ах, — театрально всхлипнула Эмма, и Чжоу поняла, что минута медитации окончена. Никакой Радости. Никакого Спокойствия. Кэти даже не подняла головы и продолжила с напряжением на лице листать каталог. Чжоу решила последовать примеру подруги и попыталась снова вернуться в свой океан. «Возможно, если её игнорировать, то она уйдёт» Но это так не работало. — Девочки, — осипшим от слёз голосом начала Эмма, — у вас, случайно, нет знакомого наёмного убийцы? — Нет, — отозвалась Кэти, внимательно читавшая характеристики «Чистомёт-28», — спроси у Лиззи. — Значит, буду искать, — шмыгнула носом Эмма и вышла в коридор. — Стоять! — Кэти дёрнулась, как током ударенная, ошарашенно глянула на парившую в воздухе Чжоу, бросила журнал и ринулась вслед за Эммой. Чжоу же в ту же секунду рухнула в кровать. Покинутая хозяйкой кисточка обиженно отряхнулась, и белоснежная простыня покрылась алыми веснушками. Кэти затащила уже в голос рыдавшую Эмму обратно в номер и усадила в кресло, а Чжоу взмахом палочки закрыла дверь на все замки. — Он, — захлёбываясь в слезах бормотала Эмма и шумно сморкалась в предложенный Кэти платок, — он… — Кто он и что он? — спокойно, но твёрдо спросила Кэти. Эмма едва перевела дыхание и выкрикнула: — Он бросил меня! Чжоу и Кэти обменялись усталыми и немного разочарованными взглядами. Ничего нового они не услышали. Эмма была на десять лет их младше и имела особую, тонкую душевную организацию, которую мог нарушить и растоптать всякий невежа. Эмме было шестнадцать, она бросила Хогвартс после пятого курса, чтобы начать строить карьеру охотницы в «Татсхилл Торнадос», но пока у неё получалось строить карьеру лишь королевы драмы, а охотилась она не столько за квоффлами, сколько за мужчинами, каждый из которых оказывался гадом, скотом, подлецом, негодяем, ублюдком и разбивал её хрупкое, почти хрустальное сердце. Едва ли не каждую неделю находился какой-нибудь Джонни, Стиви, Эдди, из-за которого Эмма ходила чернее тучи и на все вопросы разражалась истериками или же, наоборот, молча пускала одинокую слезу, как в маггловском кино. Поэтому все быстро научились Эмму ни о чём не спрашивать, надеясь, что она сама не станет ничего рассказывать, а уйдёт домой и выплеснет своё безграничное горе на своих близких. Но теперь, когда команду зачем-то вывезли из Манчестера в, внезапно, Нью-Йорк и поселили в маггловский отель, самыми близкими для Эммы вынужденно стали её соседки — Кэти и Чжоу. — Опять? — с нескрываемой скукой спросила Кэти. — В этот раз всё серьезно! — взвизгнула Эмма и стала утирать щеки рукавом. — Да ты что? — Кэти изогнула бровь и стала буравить неудачливую охотницу за мужскими сердцами испытующим взглядом. — Насколько серьёзно? Эмма вся сжалась и всхлипнула. — Очень, — многозначительно ответила она. — Дать тебе волшебное зелье? — подала голос молчавшая до этого Чжоу. Губы у Эммы задрожали. — Какое зелье? — просипела она. — Такое, — бросила Чжоу, — чтобы потом перед мамкой не краснеть. И чтобы нас потом в газетах не полоскали, что у нас несовершеннолетние игроки залетают… куда не надо. Эмма залилась краской и стыдливо опустила глаза. — Не надо никаких зелий, с этим я сама разберусь. Кэти насупилась и подбоченилась. — Смотри мне, — строго наказала она. — Если залетишь, то из команды — вылетишь. Я тебе обещаю. — Нет-нет! — воскликнула Эмма и закачала головой. — Ничего такого не случится, клянусь! Просто… он просто свинья! Он самый большой гад на земле! Он меня уговорил, а потом… потом «Извини, мы не можем быть вместе, нам не по пути, мы слишком разные люди»… Как мне теперь матери в глаза смотреть? Она завыла и снова уткнулась носом в мокрый, покрытый разводами косметики платок. — А наёмный убийца тебе зачем? — спросила Чжоу. — Я хочу ему отомстить! — Не слишком ли круто, подруга? — удивилась Кэти. — Понятно, что он козёл, но с убийством ты лихо взяла. Да и откуда у тебя деньги на киллера… — Но его надо наказать! — вскрикнула Эмма, крепко сжав платочек в кулаке. — Надо, — закивала растерявшаяся Кэти, — но как? Лицо Эммы мгновенно просветлело, поток слёз иссяк, и она, подняв на своих соседок сверкающие глаза, вдохновенно произнесла: — У меня есть его волос. — А? — в два голоса переспросили Кэти и Чжоу. — Волос, — повторила Эмма. — Сняла его со своей куртки. Как знала, что пригодится. Может, немного побалуемся вуду, а, Чжоу? Я и свечи принесла. Чжоу пораженно вскинула брови и ткнула себя пальцем в грудь, будто спрашивая: «Я?» Эмма мило улыбнулась, обнаруживая на щеках очаровательные ямочки: «Ты» «Радость и Спокойствие, Чжоу. Спокойствие. Спокойствие» — Я знаю, ты на своём курсе была лучшая по Заклинаниям. То есть у тебя должно всё получиться по инструкции. Не то, что я, у меня руки из не того места растут. — Она права, ты была лучшей, — подтвердила Кэти, глядя на Чжоу. — Я членовредительством не занимаюсь, — буркнула она и отвернулась. — Иголками ни в кого тыкать не буду. — А мы без иголок! Пожалуйста, Чжоу, — взмолилась Эмма, — просто помучаем его немного. Чтобы знал, как людей обманывать! Ты ведь сама знаешь, как это больно, когда твоё сердце разбито… Чжоу фыркнула. — Моё сердце было разбито не потому что меня кинули после первой ночи. Бледное лицо Седрика с пустыми стеклянными глазами, глядящими в ночное небо, мелькнуло в её памяти. «Спокойствие» — А как же твой бывший муж? — Вот именно! Муж. Законный. А не непонятно кто. — Он тебе изменял со всеми подряд и прилюдно называл истеричкой, — презрительно бросила Кэти. — Я бы на твоём месте его как раз иголками и истыкала. Чжоу одарила её испепеляющим взглядом. — А я ведь не прошу иголки! — с важным видом отметила Эмма. — Просто немного поиздеваемся над ним. Пусть не поспит пару ночей. Икоту на него нашлём или Заклятие Зелёного Зуда. И на этом всё, никакого настоящего вреда! — И этим отомстим тем, кто обидел нас, — задумалась Кэти и тут же ухмыльнулась. — Должно быть весело! — Именно! — Зелёный Зуд — это не весело, — занудно проворчала Чжоу, сама чувствуя, что сдаётся. — Парень может загреметь в больницу. — Тогда не Зуд, а… — Эмма забегала глазами по комнате, пытаясь отыскать что-нибудь, что подарило бы ей новую идею. Наконец, её немного безумный взгляд остановился на полке, на которой стоял черный магнитофон с немного погнутой радиоантенной. — Песня! — Какая ещё песня? — недоумевая, переспросила Кэти. — Кошмарная! — восторженно выдохнула Эмма. *** — Девочки, — Чжоу обвела своих соседок, усевшихся напротив неё на низенькой тахте, строгим и полным неудовольствия взглядом: так учителя смотрят на нашкодивших учеников, — я должна сказать, что я очень против всего того, что здесь происходит! — Мы поняли, — отозвалась Кэти, и тут же на её лице загорелась немного зловещая улыбка. — Ты не отвлекайся. Чжоу вернулась к своему занятию. Меж её тонких пальцев разогревался и таял красно-коричневый кусочек глины. На столешнице низкого кофейного столика, стоявшего между тахтой и креслом, где теперь сидела Чжоу, были розовым карандашом для губ нарисованы странные витиеватые символы, заключенные в идеальную окружность, которую девушки изображали, обводя обод опрокинутого на стол мусорного ведра. Символы эти они нашли в куске затертого древнего пергамента, который выудила из своей розовой сумочки Эмма. В той же сумке нашлись и глина, и волос «этого грязного животного», запаянный в стеклянную колбу, и свечи, освещавшие теперь дрожащим желтоватым пламенем погруженный во тьму гостиничный номер. В момент, когда Эмма с готовностью вывалила всё это добро на стол, у Чжоу исчезли все сомнения в том, что и истерика, и поиски наёмного убийцы не были ничем большим, чем манипуляцией. Эмма уже давно составила план наказания для вероломно бросившего её стервеца, достала все ингредиенты и теперь заполучила исполнителя. Кэти, конечно, поняла всё это тоже, но Эмма слишком сильно её раззадорила, и теперь Кэти Бэлл была готова подписаться на какую угодно авантюру, чтобы немного повеселиться. Тем более предложение Эммы выглядело действительно безобидным, похожим на маггловские телефонные розыгрыши. Только одна беда, что получить реакцию жертвы, ради которой розыгрыши и затеваются, им было не дано. Но уже настроившейся Кэти и до глубины души разобиженной Эмме, видимо, хватало одного лишь знания, что где-то кто-то мается за свои грехи, а видеть искаженное злобой лицо или слушать ругательства в свой адрес им не хотелось. Чжоу энтузиазма своих соседок не разделяла, но продолжала лепить человекоподобную фигурку из размякшей глины, надеясь, что, когда она проведёт ритуал, от неё отстанут. — Надо в голове сделать небольшую ямку, — с явным знанием дела подсказала Эмма, когда у Чжоу, наконец, вышло нечто, хотя бы отдалённо напоминающее человека: овальное тело, две червеобразные ручки, такие ножки, только длиннее, и голова в форме неровного шарика. В нём Чжоу кончиком большого пальца продавила маленькое углубление и показала Эмме. — Так? Эмма довольно кивнула. — Теперь туда надо вложить волос. В голову Чжоу закралось подозрение, что Эмма делает это всё уже не впервые. Кэти безжалостно разбила колбу, приложив её тяжёлой статуэткой, и осторожно, стараясь не касаться острых осколков, взяла достаточно длинный чёрный волос. — Точно его? — уточнила Кэти, проедая Эмму суровым взглядом. — Его, — уверенно заявила та. — А то мало ли, вдруг накажем не того. Справедливость должна быть справедливой. — Как всегда мудро, Кэти, — едва заметно усмехнулась Чжоу и взяла волос из рук подруги. Обмотав его вокруг пальца и скрутив в кольцо, она вложила его в ямку в голове фигурки и вопросительно посмотрела на Эмму. — Что дальше? — Воском, — ответила она, пожевывая фиолетовую губу с растрескавшейся помадой. — Воском залей. И при этом надо вот эти слова говорить. Она ткнула пальчиком в мало понятные строчки на пергаменте, в которых Чжоу не могла узнать ни один известный ей язык. Она фыркнула. — Как я по-твоему буду это читать? Это что за алфавит вообще? — А ты посмотри внимательнее, — вкрадчиво произнесла Эмма не своим, будто потусторонним голосом, а в её кукольных синих глазах зловеще отразилось жёлтое пламя. Капля холодного пота скользнула вниз по позвоночнику Чжоу. — Посмотри, и прочитаешь. Чжоу тяжело вздохнула, облизала пересохшие губы, прищурилась и вгляделась в непонятные надписи. Впрочем, непонятными они оставались недолго: через пару мгновений символы неизвестного алфавита начали расплываться, растекаться, скручиваться и ломаться пополам, обращаясь во вполне понятные латинские буквы, а те — в английские слова. Хорошо читаемые, современные, немудренные, ясные слова. — Заклинаю тебя, грешная душа, передать мне всю власть свою, слушать слова мои и подчиниться воле моей. Кэти вложила Чжоу в руку свечу, и капли воска горячими слезами упали в ямку в глиняном человечке, запечатывая в ней волос той самой грешной души. Чжоу не знала, что это за магия такая и откуда шестнадцатилетняя Эмма это всё раздобыла, и, кажется, знать не желала. Про рейвенкловцев часто говорили, упоминая их неуемную жажду знаний, но Чжоу вместе с тем хорошо понимала, как прекрасно бывает неведение. Чёрный волос под слоем полупрозрачного воска вдруг начал тускнеть и вскоре исчез совсем. Свечи, чьё пламя до этого подрагивало, но горело все же тихо и размеренно, вдруг вспыхнули, как факелы, и заставили девушек вздрогнуть от неожиданности, а затем так же резко погасли. — Всё! — радостно воскликнула Эмма, подскакивая на скрипящей тахте. — Сделано! Она вытащила палочку и зажгла в номере свет. Кэти и Чжоу, слишком привыкшие к полумраку, зажмурились и закрыли лица руками. Когда резь в глазах прошла и Чжоу смогла снова смотреть на комнату не щурясь, то она поняла, что вся загадочность и тревожность последних нескольких минут исчезла вместе с темнотой. В этом, наверно, и заключалось веселье: посидеть во мраке, пощекотать себе нервы, надумать всякого, попугаться, пошарахаться от внезапных теней, шорохов, собственных мыслей. А потом снова обнаружить себя в скучной, но такой спокойной и понятной комнате, и увидеть, что от всей этой мистики, царившей тут всего несколько секунд назад, ничего не осталось. Лишь от почерневших свечных фитилей тонкими струйками поднимался белёсый дым. Загадочные символы, начертанные розовым губным карандашом, при ярком свете выглядели просто нелепо, а глиняная фигурка, казавшаяся неплохой, на деле оказалась уродливым жалким поделием, за которое не похвалили бы и детсадовца. — Ну, — устало бросила Чжоу Эмме и осторожно положила фигурку на стол, — что ты там хотела с ним делать? Только помни: никаких иголок, утопления, кидания с высоты и всякого там выкручивания рук! А то я потом тебе самой всё выкручу, так и знай! — И я помогу, — поддакнула Кэти. — Ну что вы, девочки, — елейным голоском защебетала Эмма, — мы же уже обо всём договорились: никакого членовредительства, одни только проказы! Она снова сделала пасс палочкой, и спокойно стоявший магнитофон сорвался с полки, подпрыгивая в воздухе, как на ухабах, проделал короткий путь от шкафа к тахте и, натянув до предела шнур электропитания, упал Эмме в руки. Она нажала одну из кнопок, и с едва различимым скрипом пластика раскрылась ненасытная пасть кассетоприемника. — Какой же песней ты решила его пытать? — спросила Чжоу, глядя на то, как их такая юная, но уже такая опытная охотница вновь начала рыться в своей бездонной сумке. Чего там только не было, и, если бы Эмма сказала, что у неё там имеется отдельная камера пыток для всех обидевших её самцов, Чжоу бы, наверно, даже не удивилась. — «Маия хи маия ху», — с усмешкой предложила Кэти. — Хотя мы же договорились без членовредительства, а это уже тянет на психологическое насилие. — Вот что ты наделала, Кэт? — надулась Чжоу, скрестила руки на груди и откинулась на спинку кресла. — Я только-только начала забывать этот кошмар! — Я погружу вас в новый, — широко и открыто улыбнулась Эмма, вставляя кассету в магнитофон. На зубах её виднелись пятна помады. — Так что за песня? — вновь спросила Кэти. Эмма щелкала по кнопкам, перематывая один трек за другим. — Какая-то особенная? — О, «маия хи», конечно, тоже в этом деле хороша, но я решила, что песня на его родном языке сработает лучше. Лучше въестся в мозг. — Родном? — Чжоу заметно напряглась: не втянула ли Эмма их в потенциальный международный скандал? — Да, на болгарском. Он сам, дурачок, мне эту кассету подарил. — Болгария далековато, не находишь? На таком расстоянии магия вряд ли сработает. — Нет, он здесь, в городе, — поспешила успокоить её Эмма, безжалостно вжимая кнопку перемотки в магнитофон. Кассета внутри жалобно поскуливала. — Здесь? — пришло время Кэти напрягаться. — А где ты с ним встретилась? — Здесь. — Мы тут три дня! — вспыхнула Кэти и всплеснула руками, не зная, как унять своё возмущение. — Мы познакомились с ним давно, по переписке, — пояснила Эмма. — Переписывались-переписывались, а потом я обмолвилась, что буду в Нью-Йорке, и он говорит: «Какое совпадение, я тоже! Давай встретимся!». Вот и встретились Наконец, она отпустила зажатую под её пальцем кнопку, и несчастная плёнка кассеты перестала скулить и свистеть. — Это в Болгарии вроде как огромный хит, — ухмыльнулась Эмма и обратилась к Чжоу. — Прикажи ему слушать песню. Чжоу вновь взяла в руки застывшую глиняную фигурку и, сомневаясь в правильности выбранных слов, произнесла: — Заклинаю тебя слушать эту песню. — Сойдет, можно было и проще, — махнула рукой Эмма и нажала кнопку «Играть». Началась песня со странных звуков, похожих на стук клавиш печатной машинки и шкрябания карандаша по листу бумаги. Чжоу нахмурила брови. Затем последовала мелодия и бодрый, но немного надрывный голос певицы, и сама песня, чем-то напоминавшая цыганские напевы. Не то, что бы Чжоу разбиралась в цыганской культуре, но только такие ассоциации приходили в тот момент в её голову. В тексте не было ни одного понятного слова, а само звучание Чжоу, дитя западной культуры с азиатским разрезом глаз, мягко говоря, не впечатляло. Кэти же без стеснения морщилась, будто её заставили проглотить личинку соплохвоста. Эмма сидела застывшая, без единой эмоции, с неживой улыбкой на лице и пустыми глазами, похожая на фарфоровую куклу. Когда песня кончилась, Эмма щелкнула кнопкой выключения, и комната погрузилась в странную тишину. Чжоу, кажется, слышала стук собственного сердца. Она всё порывалась сказать что-нибудь, но не находила слов. Песня ей не понравилась, но разве можно о таких вещах объективно судить? — Кошмар! — наконец вышла из ступора Кэти. — Просто отвратительно! — Да брось, — покачала головой Чжоу, — мы же не понимаем… Это же их культура. — Если это — хит, то я боюсь представить их остальную музыку. — Ох, Кэти! — не на шутку возмутилась Чжоу. — Это даже лицемерно! Ты судишь их, а сама несколько месяцев к ряду слушала ту песню! — Какую ещё ту песню? — прищурилась Кэти. Чжоу, понимая, что её дело сделано, встала из-за стола и направилась к своей кровати. — Ту, которая «Асерехеахаэхе», вот какую. Кэти закатила глаза. — Это был тёмный период моей жизни. — Который длится до сих пор. — Между прочим, — Бэлл насупилась и ткнула в Чжоу пальцем, — это всё твоё влияние! Раньше меня все эти маггловские штучки не интересовали, а теперь… — Считай это расширением кругозора. Чжоу плюхнулась на кровать и прикрыла глаза. «Радость» Яркий белый свет электрических ламп бил даже сквозь сомкнутые веки, за окном, разрываясь, гудел самый большой город в мире. Чжоу с головой накрылась одеялом. «Спокойствие» Эмма включила песню заново. Куражилась она так ещё долго. И в ту самую ночь поругалась с Кэти, потому что включала песню фигурке раз за разом и не давала соседкам спать. На следующее утро, заслышав звуки уже ненавистной всем мелодии, в номер к девушкам нагрянул их загонщик Дэвид, единственный парень в команде, ради мужественного образа отрастивший мерзкие жиденькие усики. Он начал сыпать на сокомандниц очень размытыми угрозами, грозя куда-то и кому-то на них нажаловаться, и долго распинался, и ныл, а не выспавшаяся Чжоу могла смотреть только на его усы, чернявенькой кудрявой гусеницей усевшиеся у него над губой. Дэвида с его претензиями выпроводили, а затем сами отчитали Эмму за нарушения порядка. Эмма лишь дула губы, но фигурку и магнитофон с кассетой никому не отдавала. Когда Эмма начала включать эту песню во время общих обедов команды в ресторане отеля, на неё ругался уже не только Дэвид, но и остальные девочки, и даже тренер не удержалась и высказала Эмме своё неудовольствие. — Мисс Клейтон, вы не могли бы выключить уже ваш магнитофон? На нас уже озираются магглы. На что получила хлёсткий ответ: — Магглы на нас озираются потому что мы — восемь человек, которые в отеле не числятся и занимают номера, которые по документам пусты. А персонал слишком сильно сбит с толку Путающими чарами, чтобы что-то заметить. Но всех вокруг-то не запутаешь. Тренерша насупилась и наморщила лоб. — Так сделано, чтобы скрыть наше присутствие в Нью-Йорке. Если б мы поселились в каком-нибудь магическом гостевом доме, нас бы немедленно заметили и раструбили по всем газетам. — А почему тогда в ваших отчетах написано, что мы как раз и проживаем в гостевом доме «Рональд и Дональд»? И ведь клуб на это деньги выделил. Тренер выпучила глаза, полные негодования, но смолчала, как будто проглотила язык. Все вокруг тоже притихли, даже шумный и вечно всем недовольный Дэвид не сказал ни слова. Конечно, все знали, что, пользуясь послевоенной разрухой и беспределом, руководство клуба «Татсхилл Торнадос» (и не только они) вели немного нечистую бухгалтерию, проводя мимо кассы значительные суммы денег, большая часть которых выделялась из министерского бюджета. И эта афера с отелем была лишь мелкой пакостью по сравнению с тем, что творили вышестоящие лица, пока главы магической Британии были заняты отловом чёрных колдунов и сторонников Пожирателей Смерти. Все всё знали, но всё же говорить об этом вслух было чревато. Эмма же, кажется, совершенно не боялась лишиться места в команде и за словами не следила. Все её мысли занимала только месть. Она мучила своего незадачливого любовника, а вместе с ним всех окружающих, этой песней и днём, и ночью, и рано утром, и когда шла в душ, и когда обедала, и оставляла фигурку наедине с зацикленным на одной песне магнитофоном в раздевалке, когда уходила на тренировку, которая проходила на одном из загородных Нью-Йоркских стадионов. Истерзанная плёнка рвалась, но Эмма чинила её «Репаро» и начинала экзекуцию заново. Чжоу и Кэти за две ночи приучились спать, накладывая друг на друга заклятие глухоты, потому что иначе заснуть было невозможно. А вот бедный парень (а Чжоу уже считала его бедным, потому что понесённое им наказание оказалось в разы страшнее его проступка) так сделать не мог. Эта песня звенела у него в голове, и от неё нельзя было спрятаться ни в другой комнате, ни с берушами, ни с магией. Он был обречен на сумасшествие. Эмма, как и обещала, обходилась без прямого членовредительства и физически фигурку никак не повреждала. Да и не могла: вся власть над ней была в руках у слепившей её Чжоу, а та никаких приказов, кроме как слушать песню, не отдавала. Но она всё равно раз за разом проверяла глиняного человечка, выискивая на нём какие-нибудь повреждения. Пару дней всё было в порядке, но на третий, вернувшись в номер с тренировки, Чжоу вдруг обнаружила, что правая ручка и правая ножка у фигурки были выкручены под неестественными углами. Гадать, что случилось, долго не пришлось. В тот же вечер Эмма получила красноречивое письмо без намёка на знаки препинания, которое тут же гордо продемонстрировала своим соседкам. «ПОЖАЛУЙСТА ПРЕКРАТИ ЭТО ПОЖАЛУЙСТА Я СЕГОДНЯ ИЗ-ЗА ТЕБЯ СЛОМАЛ РУКУ И НОГУ И ЧУТЬ НЕ СВЕРНУЛ ШЕЮ ПОЖАЛУЙСТА ХВАТИТ Я ОСОЗНАЛ СВОЮ ОШИБКУ Я ОЧЕНЬ СОЖАЛЕЮ ЧТО ТАК ПОСТУПИЛ ПОЖАЛУЙСТА ПРЕКРАТИ ЭТО ПОЖАЛУЙСТА ПОЖАЛУЙСТА ПОЖАЛУЙСТА» — Хорошо, что он не любит громовещатели, — довольно хмыкнула Эмма. — Иначе мы бы оглохли. Она прижала немного помятый листок к груди и широко, открыто и вовсе не слегка безумно улыбнулась. В глазах её полыхали зловещие огни. Чжоу и Кэти переглянулись и, поняв друг друга без слов, схватили одна — фигурку, вторая — магнитофон. — Девочки, — улыбка всё еще светилась на фарфоровом личике Эммы, но во взгляде появилась лёгкая обеспокоенность. Свободной рукой Чжоу нащупала в кармане палочку. — Девочки, вы что? Мы же договорились. Почему-то Эмма, шестнадцатилетняя соплячка, ни разу не бывавшая в бою, едва-едва сдавшая СОВ по ЗОТИ, вдруг представилась Чжоу настоящим соперником. Ну кто она против Чжоу, которая была одной из лучших учениц школы, и была членом Отряда Дамблдора, и принимала живейшее участие в Битве за Хогвартс, и всегда показывала себя как неплохой боец? Кто против неё эта Эмма? Но она пугала, пугала до табуна мурашек по спине. Чжоу покрепче сжала рукоять палочки. И не зря. В следующее мгновение прямо у её лица фейерверком рассыпались золотистые искры неизвестного заклинания, врезавшиеся в щит, который Чжоу чудом успела наколдовать. Она отреагировала мгновенно, ударив по Эмме «Экспеллиармусом», поймала её палочку и перебросила Кэти, затем сбила зарвавшуюся охотницу с ног и закрепила эффект «Инкарцеро». Кэти стояла в шоке, в одной руке магнитофон, в другой — палочка Эммы, а сама виновница торжества, буквально связанная по рукам и ногам, лежала на полу, уткнувшись носом в ковёр. Чжоу заклинанием перевернула её на спину. — Мне больно, — проныла Эмма, за что Чжоу налепила ей еще и пластырь на рот. — А теперь слушай меня! — воскликнула она, удивляясь тому, что её обычно тихий и нестабильный голос не сорвался на визг. — Я больше твоим тупым капризам потакать не буду, ясно тебе? Я уже и так тысячу раз пожалела, что поддалась на твои уговоры! Мне плевать, больно ли тебе, неприятно ли тебе, потому что от того, что ты делаешь, больно и неприятно всем вокруг, но тебя это почему-то не останавливает. Конечно, то, что я из-за тебя замаралась, прости-господи, вудуизмом, мне тоже чести не делает. Поэтому всё, финита! Для тебя, дорогуша, на этом всё. Я этот цирк закрываю. Она открыла свою прикроватную тумбочку и спрятала глиняного человечка в заколдованную шкатулку, которую только она сама могла открыть. — Вернёмся домой, найду способ уничтожить фигурку без вреда тому парню. Эмма глядела на Чжоу смеющимися глазами, и её скулы, стянутые пластырем, немного приподнялись в улыбке. Никто не стал спрашивать, что так её развеселило, потому что тогда пришлось бы ей разлепить рот, а слушать её насмешки никому не хотелось. Кэти плюхнулась в кровать. Чжоу отвернулась к окну и стала наблюдать за снующими туда-сюда прохожими, возвращающимися домой после рабочего дня. В комнате воцарилась тишина, неправильная, тяжёлая, не такая, какую Чжоу хотела для своих медитаций. Никакой радости и уж точно никакого спокойствия. Минут через двадцать в их окно постучалась сипуха, и магглы, непривыкшие к совам в центре Нью-Йорка, начали удивлённо озираться и поднимать головы. Чжоу быстро приоткрыла форточку, отвязала от лапки совы письмо, бросила в мешочек пару кнатов, даже не задумавшись о том, что в Америке другая валюта, и согнала птицу с подоконника. — Это, видимо, тебе, — прикинула она, разглядывая плотно запечатанный конверт без надписей. Эмма в этот раз улыбнулась до того широко, что уголки её губ показались из-под пластыря. Чжоу, предвкушая что-то нехорошее, начала распечатывать конверт. Письмо, написанное на тонкой светло-коричневой бумаге, скользнуло ей в руку. Она исподлобья глянула на едва ли не хохочущую Эмму, посмотрела на Кэти, с интересом вытянувшую голову вперед, сделала глубокий вдох и начала читать вслух. Слов приветствия не было. «Вудуизм?» — прочитала она первое слово и тут же закрыла лицо рукой, умирая от стыда за собственную глупость. Эмма мычала, смеясь с закрытым ртом. Чжоу вернулась к письму. Теперь её голос дрожал. «Насколько я помню, это подсудное дело и в Болгарии, и в Британии, и, тем более, в Америке» — Кошмар! — всхлипнула побледневшая Кэти. — Нам кранты! «Но проблемы не нужны ни мне, ни тебе. Поэтому, если хочешь решить всё мирно и без лишнего шума, выходи сегодня в 22:00 на крышу своего отеля. Одна. Поговорим» Как не было слов приветствия, так и на слова прощания адресант решил чернила не тратить. Убедившись, что больше ничего не написано, Чжоу смяла письмо и бросила получившийся комок на тумбочку, затем подошла к Эмме, склонилась над ней и, заглянув в её сверкающие глаза, резко сорвала со рта пластырь и взмахнула палочкой. — Релашио! Верёвки, связывавшие Эмму, ослабли и, как змеи, поползли в разные стороны. Но, даже освободившись от пут, Эмма продолжила лежать на полу, а с лица её не сходила злобная ухмылка. — Чего лежим? — спросила у неё Чжоу. — Вставай, начинай собираться! Иди в душ, красься, поправляй парик. Времени до десяти не так много. — Я? — искренне удивилась Эмма, введя этим Чжоу в ступор. — А причём здесь я? Не я лепила фигурку, не я читала заклинание и отдавала приказы. Всё ты! Любая экспертиза подтвердит, что это ты. Тебе и расхлёбывать! Чжоу дрогнула и чуть не запустила в Эмму «Редукто». Так хотелось стереть эту наглую усмешку с её лица. Пусть и вместе с лицом. — Но ведь ты меня попросила, гадина ты мелкая! — Как тебе вообще совести хватает? — пораженно охнула Кэти. — А что? Почему я должна отвечать за ваши глупости? Да, я попросила, но я тупая шестнадцатилетка, у меня в голове ветер и сплошные гормоны, а ты, Чжоу, взрослая женщина, могла бы и голову включить прежде, чем соглашаться. — Вернёмся в Лондон, я на тебя в суд подам, — только и смогла прошипеть Чжоу. — Только попробуй, я сама тебя засужу, уж поверь мне. Я несовершеннолетняя ни по магическим законам, ни по маггловским. А вот ты несешь ответственность в полной мере. И не думай, что у тебя есть свидетель, — она кивнула в сторону Кэти, — она скорее пойдёт как соучастница. Давно уже Чжоу не чувствовала себя настолько загнанной в угол, настолько потерянной. Эмма была права: она сама заварила кашу, и теперь пришло время её расхлёбывать. Проказы Эммы обернулись угрозой уголовного преследования, и на скамье подсудимых она — Чжоу Чанг, и вряд ли даже Гарри Поттер станет её отмазывать. Даже по старой дружбе. Даже по старой любви. — Так что ты стоишь? — нахально спросила Эмма. — Иди в душ, красься, расчёсывайся. Времени до десяти не так много. Ленивое июльское солнце опускалось за горизонт. Наступала душная ночь.
Чжоу действительно пошла в душ, чтобы перевести дух и привести в порядок мысли, поэтому вместо мытья порядка пятнадцати минут простояла под струями прохладной воды без движения. Такой мандраж не бил её ни перед важными экзаменами, ни перед свиданиями, ни даже перед боем. Там она примерно знала, чего ждать, пусть и не всегда представляя масштаб грядущих событий. Сейчас же она пыталась вглядываться в будущее и видела лишь темноту. Написано было «Поговорим», и значить это могло всё, что угодно. Поэтому, выйдя из кабинки, Чжоу насухо обтёрлась, натянула джинсы и футболку, из дорожной сумки вытащила защитный амулет, который надевала лишь на важные матчи, опасаясь, что в неё прилетит с трибун какое-нибудь проклятие. Мало ли что, фанаты разные бывают. Несмотря на жар и духоту, надела ещё и джинсовку с большими карманами, чтобы держать палочку под рукой, и свои самые удобные кроссовки, чтобы сподручнее было убегать. Мало ли что, разговоры разные бывают. Наконец, когда она была полностью одета, амулет спрятан под футболку, а ещё чуть влажные волосы причёсаны, Чжоу села на кровать и стала гипнотизировать взглядом циферблат настенных часов. Было без двадцати десять. Минуты растягивались в бесконечность, и стрелки двигались как-то слишком медленно, будто какой-то злой волшебник их заколдовал. Или же просто часовой механизм дал сбой. Ведь не может же время идти так медленно! Кэти тяжело дышала, раздувая ноздри, и Чжоу чувствовала спиной её обеспокоенный и недовольный взгляд. — Ты никуда не пойдешь! — вдруг безапелляционно заявила Кэт. — Что значит не пойду? Пойду! — уверенно ответила ей Чжоу, а у самой в груди как будто лежал тяжёлый камень, не дававший свободно дышать, и руки растирали подрагивающие колени. — Поступки хороши тогда, когда за них отвечают. Эммы в номере не было. Она куда-то ушла сразу после того, как Чжоу, принявшая свою судьбу, начала собираться. Видимо, мисс Клейтон поняла, что ещё одно слово или выходка с её стороны, и дело кончится убийством с особой жестокостью. Неизвестно было, как Кэти ещё сдержалась, чтобы её не придушить. Эмма мудро исчезла с глаз долой, оставив соседок наедине со своим гневом и волнением. — Я знаю, кому я напишу! — вдруг воскликнула Кэти, и над её головой разве что не загорелась лампочка. — МакГонагалл! Пусть возвращает эту пигалицу в школу и учит уму-разуму. — Это потом, всё потом. Сейчас пусть гуляет. Кэти снова посмотрела на Чжоу и так пристально, будто хотела взглядом вскрыть её череп, влезть в мозг и заглянуть в мысли. Жаль только, что мысль была не так материальна, как хотелось бы, и даже самый искусный ловец не мог поймать её за хвост кончиками пальцев. Куда уж Кэти Бэлл — охотнице среднего пошиба. — Я пойду с тобой! — снова с готовностью подскочила она. — Нет, — осадила её Чжоу. — Сказано же приходить одной. — Одной! — фыркнула Кэти. — Да мало ли, что он может с тобой сделать! — Он со мной поговорит, — как можно спокойнее и увереннее произнесла Чжоу, сама едва веря в свои слова. Она ждала как минимум громкой ругани, как максимум — казни. — Поговорит! И что же это значит, интересно знать! — То и значит, Кэти. Я объясню ему ситуацию, уверена, он поймёт. Успокойся, твои нервы никому не помогут. А если он действительно на нас заявит? Проблем не оберемся же, дай бог в тюрьму не загремим! — Лучше уж тюрьма, чем… — она запнулась, чуть не плача. — Мало ли, как он будет с тобой «разговаривать». — Всё тебе какие-то маньяки мерещатся! — отмахнулась Чжоу, с усмешкой глядя на свою разнервничавшуюся подругу. Сама она уже представила своё расчлененное тело на столе мясника. Даже почти почувствовала приторный тяжелый запах свежеразделанного мяса. «Безран-и-и-и-ичная фантазия!» — когда-то призывал их профессор Флитвик. Иногда Чжоу всё-таки хотела, чтобы у её фантазии границы были. — Всё будет в порядке, — сказала она, успокаивая то ли Кэти, то ли себя, — никто не будет меня убивать. Кэти кинулась Чжоу на шею и крепко-крепко обняла. — Ну-ну, — начала Чжоу, убирая с плеч цепкие руки подруги, — прекращай! Ты меня не на войну отправляешь. Вернусь целая и в полном здравии. Едва дождавшись, когда минутная стрелка доползёт до значения «10», Чжоу резко поднялась на ноги, одёрнула куртку, для уверенности пощупала амулет под футболкой и направилась к выходу из номера. — Куда?! — дёрнулась за ней Кэти. — Ещё десять минут! — Лучше прийти раньше, чем опоздать на собственную казнь! — воскликнула Чжоу и выбежала, запечатав за собой дверь заклинанием, которое не позволит Кэти выйти из номера еще минут пять. Этого Чжоу должно было хватить, чтобы заскочить в лифт, подняться с третьего этажа на последний — двадцатый, а оттуда найти выход на крышу. Когда перед её лицом сомкнулись створки лифта и узкая кабина медленно поползла по шахте вверх, Чжоу сделала ещё несколько глубоких вдохов и выдохов, твердя самой себе: — Всё будет в порядке. «Радость» «Спокойствие» Последний этаж оказался техническим, и Чжоу оказалась перед запертой на электронный замок дверью, которую мог открыть только сотрудник отеля. Но Чжоу повезло иметь ключ от всех дверей — палочку, и она без всяких затруднений прошла вперёд, незамеченная никакими маггловскими системами безопасности. Она освещала себе путь «Люмосом», прокладывая себе путь среди каких-то труб, вёдер и технических приспособлений. На крышу вела металлическая лестница, упиравшаяся в квадратный люк, тоже крепко-накрепко запертый на электронный замок и тоже легко открывающийся простой «Алохоморой». Когда люк откинулся, Чжоу будто взглянула в тёмную мутную воду. На ночном небе не было луны и нельзя было рассмотреть ни единой звёздочки: огни мегаполиса затмевали всё. Хватаясь за прохладные поручни, Чжоу вышла на крышу и подставила своё тело порывам прохладного, немного колючего ветра, какой бывает на большой высоте. Высоты Чжоу, бывшая профессиональной квиддичисткой, уж точно не боялась, но всё равно инстинктивно пригнулась, увидев перед собой море разливанное цветных огней. А ведь жили они вовсе не на Манхэттене и далеко от центральной части Нью-Йорка, но даже здесь чувствовался масштаб, гигантизм этого города, который будто хотел сжать Чжоу меж своих железобетонных пальцев, чтобы она лопнула и брызнула красным соком, как попавшая под пресс спелая вишенка. Она нашла в себе силы выпрямить спину и взглянуть внезапному страху в глаза, подойдя к краю крыши и бросив смелый взгляд вниз. Тротуар был и далеко, и очень близко одновременно, и падение бы долго не продлилось. Такая высота была опасна, опаснее даже, чем если бы Чжоу стояла на крыше Эмпайр-стейт-билдинг. Падая оттуда, было легко сориентироваться и трансгрессировать прямо в воздухе. Здесь же счёт шёл на несколько секунд, и повезёт ещё, если в полёте не умрёшь от разрыва сердца. И почему она никогда не боялась падения с метлы на стадионе? Она отошла от края и обернулась. На крыше она была одна, если не считать заброшенного сюда старого оборванного рекламного стенда и двух гигантских баков, которые снабжали водой весь отель. «Прекрасное место, чтобы спрятать труп» — вдруг подумалось Чжоу. «Тело найдут не сразу, а вода со временем вымоет часть улик» Время шло то ли слишком быстро, то ли вовсе остановилось, потому что Чжоу казалось, что вокруг совершенно ничего не происходит, но вместе с тем в её голове происходило слишком много всего. И ничего хорошего. Чем дольше она ждала, тем худшие картинки рисовало ей её воспаленное воображение. Она посмотрела на свои пустые запястья и упрекнула себя за отказ от наручных часов. Она не знала, есть ли уже десять часов или нет, пришла ли она раньше нужного или опоздала, или же всё это была шутка и издёвка, и никто к ней приходить не собирался. Чжоу поёжилась. От волнения она словно пьянела и переставала ясно соображать, но это было не то опьянение, от которого появляется лёгкость в теле и мыслях. Нет, это было похоже на то состояние, что возникает после слишком крепких напитков, когда конечности наливаются свинцом и хочется запереться в самой тёмной комнате, лечь на диван и накрыть раскалывающуюся голову подушкой. Холодный ветер, хлеставший её по щекам, не отрезвлял, наоборот, от него быстро заболели уши. Он как будто пытался выдуть из её головы все разумные мысли, оставив лишь самые тяжёлые, тёмные, что оседают в глубинах сознания и намертво присасываются к стенкам черепа, как паразиты. Чжоу была уже близка к панике. — Здравствуй! Чжоу дрогнула всем телом, чуть было не подпрыгнула, когда услышала где-то по правую руку от себя мужской голос. Она мгновенно повернулась и стала всматриваться в темноту, но, к ещё большему ужасу, никого не увидела. — Здравствуй, — всё-таки ответила она темноте, чувствуя, как её голос срывается на визг. Вдруг буквально в паре метров от неё в тени рекламного стенда словно из ниоткуда возникла тёмная фигура— человеческая — и сделала пару уверенных шагов вперёд. Чжоу струхнула и отшатнулась, упершись пятками в невысокий барьер, окантовывавший крышу по периметру. Ещё одно движение — и она полетит вниз. Она запустила руку в карман и вцепилась в палочку. — Ты ведь Эмма Клейтон, верно? — стоявший в тени мужчина, наконец, вышел под тусклый свет далёких фонарей. Он был не очень высоким, коренастым, очень крепким на вид, не длинными, но и не слишком короткими пышными чёрными волосами и большими тёмными глазами, поблескивающими в темноте. Чжоу вдруг почувствовала себя маленькой и слабой. — Нет, — она покачала головой. — Я за неё. На лице незнакомца вдруг появилась улыбка. — Какое совпадение! Значит, мы — представители двух неспособных нести за себя ответственность детей? Мило. Он говорил по-английски хорошо, с лёгким, почти неразличимым акцентом, но всё равно в его речи чувствовалось что-то нездешнее, непривычное, как голос из другого мира. Уверенный, хорошо поставленный голос, в отличие от того, что был у Чжоу. Она чувствовала, как у неё пересохло горло. Огромных усилий ей стоило не срываться на писк. — Ну что ж, будем знакомы, — он протянул ей правую руку, — Виктор. Чжоу с сомнением и опаской поглядела на его руку, но затем всё же решилась и подала свою. — Чжоу, — всё-таки пропищала она. Они скрепили знакомство рукопожатием, до неловкого долгим, и Чжоу уже хотела отдёрнуть руку, когда Виктор вдруг болезненно-крепко сжал её ладонь. — Я, конечно, могу ошибаться, — вкрадчиво начал он, пристально рассматривая её лицо, — но ты не та Чжоу, которая встречалась с покойным Седриком Диггори? Чжоу остолбенела, застыла, будто замороженная, и сама уже вцепилась в руку Виктора, будто боялась упасть. — Того, который был участником Турнира Трех Волшебников в Хогвартсе, — добавил он уточнение. Чжоу всё ещё стояла, как вкопанная, внимательно разглядывая его лицо, ища смутно знакомые черты и, к собственному изумлению, находила одну за одной. — Виктор… Крам? — сомневаясь в собственном разуме, спросила она. — Чжоу… Чанг? — с тем же сомнением в голосе ответил он. Она обомлела и могла бы и вскрикнуть, но дыхание спёрло, и ей оставалось лишь беззвучно лепетать что-то и хлопать глазами. Виктор наоборот вдруг громко расхохотался, да так зычно и заразительно, что Чжоу, несмотря на всю скованность, не смогла хотя бы не улыбнуться в ответ. Стало легче дышать, будто камень из груди у неё всё-таки вытащили. Это был Виктор Крам, и она его знала. Пусть практически заочно, пусть последний раз они виделись десять лет назад, и конечно, время их здорово поменяло, но она его знала. Они спокойно поговорят, как взрослые люди, и решат проблему мирным путём. Ведь если Чжоу что-то и помнила о Краме, кроме его квидиччных успехов, так это то, что он был очень спокойный парень. По крайней мере, десять лет назад. — В такие совпадения я не верю! — заявил он, отсмеявшись. Огни здания напротив отражались в его повеселевших глазах, и казалось, что они сами источают свет. — Я вообще не верю в совпадения, — ответила ему Чжоу, всё шире улыбаясь. Она заметила, что руки их до сих пор были сцеплены в рукопожатии, и мягко вытащила свою ладошку из плена его горячих пальцев. Чжоу резко стало ещё холоднее, чем было до этого. Виктора это тоже будто отрезвило. — Кхм, — он выправился почти по-военному, хотя лёгкая сутулость, которую Чжоу заметила ещё тогда, в Хогвартсе, никуда за десять лет не делась, — значит, время говорить о деле. — Да, — немного растерянно кивнула она, резко вспоминая, зачем они здесь собрались. Лицо Виктора посерьёзнело. — Я очень не хочу, чтобы это дело превратилось в уголовное, но, если мисс Эмма не прекратит сводить нашего охотника с ума, мы будем вынуждены обратиться в соответствующие службы. Чжоу смущенно потупила взгляд. — Обращайтесь куда угодно, мисс Эмму это вряд ли затронет. — Прошу прощения? — Виктор недоуменно изогнул бровь. Брови у него были раза в три гуще и пышнее, чем у Дэвида его усы. Чжоу набрала воздуха в лёгкие для смелости и на выдохе сказала: — Это всё делала я. Поэтому я и пришла. Виктор поднял уже обе брови, и в его широко раскрытых глазах Чжоу померещилось её собственное отражение. Конечно, при таком освещение это было вряд ли возможно, но ей показалось, буквально на секунду она увидела себя в его глазах. И ей это почему-то понравилось. — Когда я сказала «всё», — поспешила объясниться она, — я имела в виду создание фигурки и сам ритуал. А пытки этой песней, подери её Мордред, это всё дело рук Эммы. Она обещала, что всего лишь попроказничает, без настоящего вреда, поэтому я приказала фигурке слушать песню. Но, клянусь, Эмма запытала ею не только того парнишку, но и весь отель. Это буквально превратилось в ночной кошмар! Я не думала, что она дойдёт до такого! Удивлённое выражение исчезло с лица Виктора, вместо него появилась задумчивость и сомнение. — А как так вышло, что он потом выслушивал угрозы в стиле «Для тебя всё кончено!» и так далее. Чжоу почувствовала, как её щеки заливает румянец. До того ей было стыдно за эту глупую оплошность, которая и привела её на эту крышу. Хотя глупые оплошности начались ещё когда она согласилась на предложение Эммы немного «побаловаться вуду». — Я говорила это Эмме, просто в руках держала фигурку. — Надеюсь, Эмма жива, — ухмыльнулся Виктор. — А как ваш охотник? — справилась Чжоу. — Надеюсь, в порядке. Виктор покачал головой. — О, что-то серьезное? — запаниковала она, и он тут улыбнулся и поспешил успокоить её. — Извини, ты не так поняла. Всё с ним нормально. Чжоу облегчённо выдохнула. — Руки-ноги починили, всё поправили и накачали успокоительными, чтобы поспал. Оправится, — уверенно сказал Виктор, но тут же добавил: — Но если только вы прекратите эти пытки… — Прекратим! — горячо поклялась ему Чжоу. — Уже прекратили! Я взяла ситуацию под полный контроль. — Хорошо бы. Потому что сегодня вы его нагнали с песней прямо во время тренировки. Он свалился с метлы и очень неудачно упал. Хорошо хоть жив остался. — Тренировки? — поинтересовалась Чжоу. — Вы здесь, значит, в полном составе? — Да, в полном. Как и вы. — А тренируетесь на стадионе «Берти Хиллс»? — Ты удивительно догадлива, — с вежливой улыбкой подтвердил он. Чжоу не стала дальше вдаваться в расспросы. То, что всё это было совершенно точно не случайно, уже становилось слишком очевидным. Две команды из разных стран внезапно оказываются в одном и том же городе в одно и то же время и тренируются в одном и том же месте, хотя в Нью-Йорке наберётся пятак квиддичных стадионов. Всё это было слишком идеально, чтобы сложиться само по себе без чьей-то организующей воли. Чжоу снова не знала, чего ждать. Уже не от сегодняшней ночи и Виктора, а в принципе от будущего. — Значит, мы договорились? — нетерпеливо спросила она. Она остро почувствовала, что ей пора уходить. Пора закончить всё это, спуститься к девочкам в номер, успокоить взведённую Кэти, отчитать Эмму за то, что она промолчала про то, что её благоверный оказался из команды «Хищни Хали», которая пятый сезон подряд рвала соперников в пух и прах. Высказать ей вообще за всё: за её, Чжоу, нервы и продрогшие на холодном ветру руки. — О чём? — Мы прекращаем издевательства, а вы никуда на нас не заявляете. Виктор призадумался и приложил палец к сомкнутым без тени улыбки губам. — Нет, — вдруг отрезал он. Чжоу отшатнулась. «Чего ещё он хочет?» — Почему нет? — Вы ещё должны уничтожить фигурку. Без вреда нашему Стелио, а то он итак настрадался, бедняга. Знаешь, как страшно видеть двухметрового дядечку рыдающим в туалете? — Между прочим этот дядечка совратил несовершеннолетнюю девочку, попользовался ею и бросил, — презрительно фыркнула Чжоу. — Как хорошо, что он сам несовершеннолетний, — усмехнулся Виктор. — А что до «попользовался и бросил», то он говорил о вашей Эмме то же самое. «Готова в это поверить» — Я уничтожу фигурку, — заверила его Чжоу. — Когда? — Когда вернусь в Лондон. Виктор недовольно закатил глаза. — Нет, нас это не устраивает. Меня это не устраивает. Мне нужны гарантии, иначе я не играю. — Какие гарантии я могу тебе дать? — вспыхнула Чжоу. — То, что я наложила заклятие, не значит, что я могу его снять. Я вернусь в Лондон, посоветуюсь со знающими волшебниками… — Нет, не посоветуешься, — снисходительно глядя на неё, прервал её Виктор. — Как только ты начнёшь задавать такие вопросы, в отношении тебя начнётся проверка. Насколько я знаю, у вас в Англии нынче с тёмной магией строго, и не щадят ни своих, ни чужих. — И что ты предлагаешь? — бессильно спросила Чжоу. — Ты знаешь, как её уничтожить? — Нет, — кивнул он. — Всё «нет» да «нет», — раздражённо заворчала она. — Ты какие-нибудь другие слова знаешь? Виктор расплылся в улыбке и чуть было не засмеялся в голос. — Знаю, — он покачал головой. — Слова той проклятой песни я знаю уже очень хорошо. Мучился не только Стелио, но и вся команда, да и вообще все. Целыми днями ходил и напевал её, а вместе с ним и мы. — Мы тоже, знаешь ли, не в звуконепроницаемой камере жили всё это время. — И как? Выучила слова? — Не-е-ет, — протянула она, обескураженная этим вопросом. — Они же на другом языке. Я только так, мелодию запомнила и звуки отдельные. — Везучая. А мне, кажется, теперь только «Обливиэйт» поможет. Или сразу лоботомия. Можно в одну тару. — Под «тарой» ты подразумеваешь свой череп? Виктор не удержался и прыснул от смеха. — Я подразумеваю, что ты должна была бы извиниться! Сказать: «Виктор, извини, что потрепала тебе и твоим товарищам нервы, что украла твой сон и наградила вирусом похлеще драконьей оспы» или что-то в этом роде. Мне повезло делить комнату со Стелио, так что я по твоей милости трое суток не спал. Лучше б ты мой сейф в банке вынесла, ей-богу. Чжоу только удивилась тому, как это похоже на неё саму. Эмма не просто пощекотала парнишке нервы надоедливой песней, она направила на него психотронное оружие массового поражения, и, помимо уничтоженного несчастного Стелио, еще куча людей полегла от осколков. — Что-то ты не выглядишь не выспавшимся, — Чжоу скрестила руки на груди. — У меня свои методы. — Допинг? — строго, как на допросе, спросила она. — Может, мне следует сообщить в международную комиссию? — Ты мне угрожаешь! — с восторгом в глазах воскликнул Виктор, и от его тона у Чжоу поубавилось уверенности, которую она и так едва-едва наскребла. Её удивляло, как этот человек умудрялся всё принимать с улыбкой и танковым спокойствием. Вот уж кто действительно познал Радость и Спокойствие. Они сквозили в каждом его слове, каждом движении рук, каждой улыбке и взмахе ресниц. Чжоу не представляла, что такого надо сказать и сделать, чтобы выбить его из колеи, заставить злиться или испугаться. Надо было за уроками спокойствия ехать в Болгарию, а не спускать кучу денег на тибетских шарлатанов. — Я не угрожаю, — ответила она, и её голос вновь дрогнул. — Да, точно, ты не угрожаешь. Ты пытаешься перевести стрелки на меня, чтобы сбросить ответственность с себя. — Ответственность, — тяжело выдохнула Чжоу. — Я тоже, знаешь, жертва. Умелого манипулятора. Слишком умелого для своих лет. — Именно поэтому я смилостивился, — он сделал еще шаг вперёд и встал так близко, что Чжоу почувствовала на своей коже его дыхание. — В ином случае я бы сразу вернулся к Стелио и посоветовал ему сейчас же писать на тебя заявления во все службы, в какие только можно. А так… — Чего ты хочешь от меня, Крам? — она дерзко задрала голову и посмотрела ему прямо в глаза. Сердце её гулко билось уже где-то в горле. — Я хочу, чтобы ты пострадала вместе со мной, — невозмутимо ответил он. — Я хочу, чтобы ты начала понимать слова. Теперь уже Чжоу удивлённо вскинула брови и выпучила глаза. — Каким это образом? Будешь учить меня болгарскому? — Вроде того. Только извини, — Виктор развёл руками, — учебник с собой не взял. — Вы плохо подготовились, господин учитель. — У меня своя программа. Назовём её, например, — он облизнул верхнюю губу, — «Путешествие по тексту». Как звучит? Чжоу рассмеялась громко, но немного нервно. — Знать бы ещё, что ты под этим имеешь в виду. — То, что мы берём текст песни и выполняем то, что там сказано. Может не всё, но большую часть. — Так не честно! — возмутилась, но с улыбкой, Чжоу. — Я ведь даже понятия не имею, что там! — Вот и поймёшь! — Нет! — упорствовала она. — А вдруг там сказано «Прыгни со скалы» или… — она запнулась, не желая говорить ничего смущающего, — или ещё что-нибудь… — Ничего такого там нет, — уверил её Виктор. — Если бы было что-то действительно опасное или предосудительное, я бы даже предлагать не стал. Там нет ничего такого. Просто приятная прогулка, не более. — И почему я должна тебе верить? Виктор пожал плечами. — Потому что я даю тебе своё честное слово. Этого хватит? Она посмотрела на него с таким же сомнением, как и в начале их разговора, когда он для приветствия протянул ей руку. И так же, как и тогда, недолго подумала и решилась. — Хватит. Он мягко и светло ей улыбнулся. Виктор был не первым человеком, который давал Чжоу честное слово, но был первым, которому почему-то действительно хотелось верить. Первым после давно почившего Седрика. Седрик. Гарри. Виктор. Вокруг Чжоу, наконец, собирался треугольник, которому десятилетие не хватало последней вершины, и поэтому он всё это время был лишь полосой. Тёмной полосой, поделившей жизнь Чжоу на светлое «до» и непроглядно-чёрное «после». Теперь она стояла с Виктором на крыше двадцатиэтажного отеля и каким-то восьмым органом чувств, которое люди называли чуткой женской интуицией, ощущала, что совсем скоро, наконец, покончит с этим паззлом, который собирала, кажется, всю жизнь. — Тогда давай слова напишем, чтобы чётче видеть наш маршрут. Виктор вытащил из кармана свой бежевой куртки маленький карандаш и сложенный пополам лист бумаги, на одной из сторон которого уже было что-то написано, прислонил его к стенду для удобства и начал писать. Грифель карандаша шуршал, касаясь бумаги, и Чжоу вспомнилось самое начало песни: там был почти такой же звук. Она, не удержавшись, заглянула Виктору за плечо и подсмотрела, как он пишет. В смутном свете фонарей она разглядела крупный заголовок, написанный прописными кириллическими буквами. Видимо, это было название песни. «НЕЩО НЕТИПИЧНО»
Чжоу взяла из рук Виктора листок, пробежалась глазами по строчкам и удивилась, увидев вместо кириллических букв латинские. Он, прочитав недоумение на её лице, объяснил. — Написал транслитом специально для тебя. — Всё равно ничего не понимаю, — вздохнула она. — Я, можно сказать, тоже, — усмехнулся Виктор. — Когда читаешь слова, написанные транслитом, в голове начинает звучать идиотский акцент и смысл слов ускользает. — Интересное наблюдение. Так значит, это слово, — она ткнула в кириллическое «НЕЩО», — читается как «нешто»? — Именно так. — Нешто не-ти-пи-чно, — прочитала Чжоу по слогам и вопросительно взглянула на Виктора. — Правильно? Он сначала, очевидно, хотел покачать головой, но в последнюю секунду одернул себя и кивнул. — Переводится как «Нечто нетипичное». Глаза Чжоу заскользили по первой строке. Читать это было сложно. Она помнить не помнила таких слов в песне, но, вероятно, из-за того, что в принципе в ней слов не различала. — Как-во ште ка-жеш, — она снова подняла глаза на Виктора, ожидая его одобрения или поправок, и он снова довольно кивнул, — да се напием... И что это значит? — Что скажешь, если мы напьёмся, — перевёл он, с лёгкой улыбкой на губах глядя на то, как лицо Чжоу искажает гримаса возмущения. — Ты же сказал, что там ничего такого! Ты слово дал! — И я его держу. — Держишь! Как же! — негодовала Чжоу. И кому она поверила?! Не поздно было ещё уйти, хотя надо было сделать это ещё раньше. — Если тут с первых строк предложение напиться, то что дальше будет? — Напиться можно разного, — успокаивающе сказал Виктор. — Чай, кофе, любые виды соков и так далее. При стальной выдержке и отчаянном жизненном положении можно пить даже лак для полировки мётел. Хотя, конечно, под словом «напиться» чаще предполагают всяческие ликёроводочные. Огневиски иногда. Абсент. — Абсент! — фыркнула Чжоу. — Лучше сразу яда! — В таком случае можно к абсенту приложить пиво или белое вино, — с ухмылкой добавил Виктор, и Чжоу, сама от себя такого не ожидавшая, вдруг прыснула от смеха. Виктор рассмеялся вслед за ней. — Что там дальше, — она, безуспешно пытаясь убрать с лица улыбку, вернулась к листку. — И… это же читается как «И», а не как «Ай»?... и всички глу-па-ви кли-ше-та да раз-би-ем. Я поняла слово «клише». Это ведь оно? — Да, оно. — Только почему у него это «та» на конце? — Определённый артикль. — На конце слова? — сомневаясь, уточнила Чжоу. Виктор снова дёрнул головой, сделал над собой усилие и кивнул. — Странные вы. — Не без этого. — Так что это значит? Про какое клише речь? — И разобьём все глупые клише. Чжоу прикинула что-то в голове, нахмурилась и задумчиво посмотрела на Виктора. Он тоже напрягся и нахмурился в ответ. — Я англичанка, — констатировала она факт. Виктор немного растерянно кивнул. — На глаза не смотри, я англичанка. Виктор улыбнулся. — Верю. — Я имею в виду, что, если я буду пить чай, то не разобью никакие клише, а только подтвержу их. — Справедливо, — хмыкнул Виктор. — А справедливость должна быть справедливой. Поэтому я буду пить вино. Красное. — Хорошо-о-о, — протянул он и сунул руки в карманы джинсов. — Тогда я точно не буду пить красное вино. Вот уж точно клише — болгары и вино. Не такое далёкое от правды, но всё-таки клише. — Я такого не слышала, — пожала плечами Чжоу. Листок в её руках уже был изрядно помят. — Неудивительно. В ваших краях о нас мало знают. Он сделал шаг назад, и от его лица осталась лишь половина: вторая, скрытая в тени, слилась с ночной темнотой и как будто растворилась. — Мы как будто из разных реальностей, — многозначительно ответила она. Он был похож на выглянувшего из стены призрака. Только недавно Чжоу чувствовала тепло его крепкой ладони, а теперь гадала: не приснилось ли ей это? Казалось, тронь она его теперь, ничего, кроме покалывания на кончиках пальцев, не почувствует. Она поспешила вернуться к тексту. — Да по-лу-де-ем тази ношт… Точно «шт»? Я читала, что эта буква читается как «щ». — В русском — да, — Виктор повернул голову, и его лицо оказалось разделено тенью по диагонали. — Но не в болгарском. — Что одно, что другое, — проворчала Чжоу. — Вот это как раз одно из самых больших и глупых клише! — воскликнул он, плохо сдерживая смех. Чжоу закатила глаза. — Да полудеем тази ношт, — чётко повторила она. — Это как переводится? Виктор поднял глаза к небу, о чём-то задумавшись, и через пару секунд выдал: — Сойдём с ума сегодня ночью. — Ох, — шумно выдохнула Чжоу, — кажется, мы уже начали. Виктор, посмеиваясь и слегка лукаво улыбаясь, закивал, вытянул в сторону правую руку и раскрыл ладонь. Чжоу увидела, как озорно поблёскивали его глаза. — Ничего мы ещё не начали! — и в его руку прыгнула невидимая до этого метла. Чжоу осмотрелась, невольно задумавшись о том, не прячет ли ещё что-нибудь от неё эта темнота. — Зачем это? — спросила она, косясь на сверкающую лаком метлу. — Как зачем? — он бросил на Чжоу недоуменный взгляд. — Начнём наше путешествие по тексту. — Но мы ведь его ещё не дочитали! — По пути и дочитаем. Чжоу дрогнула, оробев, и поплотнее запахнула джинсовку, желая то ли спрятаться от ветра, то ли унять табун мурашек на плечах. Она вдруг вновь почувствовала почти исчезнувшие страх и волнение, которые сопровождали её на пути на эту крышу. Только теперь она боялась не разборок или тем более нападения, но риска и неизвестности, которая чёрной бездной разверзлась перед ней. Чжоу снова оказалась в полумраке (и вовсе не фигурально), пощекотала себе нервы всласть, и теперь было время вернуться обратно в комнату ко всему известному и понятному. Тем более там была Кэти. Она, наверняка, не находила себе места, паниковала и чудо ещё, что сама не вышла сюда, на крышу, защищать Чжоу от нападок обезумевшего болгарина. Тогда бы без скандала дело бы точно не кончилось: в гневе Кэти Бэлл бывала страшна, и даже Краму вряд ли бы хватило его непробиваемого спокойствия. Секунды неловкого молчания всё тянулись, и Чжоу, застывшая в нерешимости, посмотрела на Виктора, а он в ответ выжидающе глядел на неё. Было в нём, в его ненатянутых улыбках, открытых распахнутых глазах, которые ничего не пытались скрыть, в его неизбывной уверенности что-то такое, из-за чего и бездна стала казаться светлее. И Чжоу сделала шаг вперёд. Комната и Кэти подождут. А если что пойдёт не так, то она ведь действительно неплохо трансгрессировала прямо в воздухе. Виктор понял её без слов, и тут же уселся на метлу. Чжоу не очень уверенно перебросила ногу через древко и задеревеневшими то ли от холода, то ли от стеснения руками обхватила Виктора руками и прижалась грудью к его широкой спине. Она бросила последний взгляд на пустующую крышу, на плотно закрытый люк и в следующую секунду почувствовала, как метла плавно взмыла в воздух. Быстро обрамлявший крышу барьер остался позади, и Чжоу увидела улицу, размеченную полосу дороги, блестящие капоты машин на парковке, мигающий жёлтым светофор. Мельком глянув на отель с высоты, Чжоу нашла окно их с девочками номера и увидела, как из-за плотно задёрнутых штор пробивается белый свет ламп. Там никто не спал. И вряд ли будет спать. Но одна бессонная ночь ещё никого не убивала, а Эмме только пойдёт на пользу персональный вынос мозга от Кэти. Метла набирала скорость, волосы Чжоу, так непредусмотрительно распущенные, трепались на встречном ветру и били её по щекам, как колючие плети, лезли в слезящиеся глаза, но Чжоу была не в силах зажмуриться. Когда метла поднялась на высоту то ли птичьего, то ли драконьего полёта, под ними разлился океан огней и то, что видела Чжоу с крыши своего крошечного двадцатиэтажного отеля, оказалось всего лишь каплей из этого океана. Отсюда, с высоты, где ветер, кажется, способен сдуть с человека голову, как мыльный пузырь, а кровь от холода превращается в ледяное крошево, открывался такой вид, что захлестнувший восторг на несколько долгих мгновений перебил в Чжоу все другие чувства. Она поняла, почему на небе не было звёзд — все они были внизу, попадали с небосклона и сложились на земле в новые созвездия небоскрёбов и Млечные Пути широких магистралей-артерий, по которым неспящий город качал свою сверкающую кровь. Находясь на тонкой грани между диким восторгом и благоговейным трепетом, Чжоу почти инстинктивно вцепилась в ткань футболки Виктора у него на груди. В другой руке она держала уже порядком истрёпанный лист с текстом. Казалось, только эти две вещи и держали её в воздухе, и без них она бы немедленно сорвалась и рухнула вниз. Какая к Мордреду трансгрессия, когда даже зазубренные наизусть за годы непрерывных медитаций слова левитационной мантры встречный ветер выдул из её головы. Они начали снижаться, плавно и медленно, умело ловя воздушные потоки, седлая их, как сёрфер ловит океанскую волну, и Чжоу теперь ещё и удивлялась мастерству Виктора, про себя отмечая, что сама она так точно не умела. Годы она провела на метле и заслуженно считала, что весьма неплоха в полётах, но всё-таки оставались высоты (почти буквально), которые ей было не достичь. Но сейчас она была на этой высоте, хоть и в качестве безмолвного пассажира. Расстояние между ними и землёй всё сокращалось, город с каждой секундой становился всё ближе, размытые пятна света оформлялись в отдельные здания с множеством горящих окон, блуждающие огоньки принимали формы автомобилей, и Чжоу смогла даже рассмотреть силуэты людей, шагавших по тротуарам. — Магглы нас заметят! — воскликнула Чжоу, пытаясь перекричать шум ветра. Виктор обернулся и крикнул в ответ: — Нет! И Чжоу приняла это. Было не время и точно не место для долгих объяснений, почему именно проходившие уже совсем близко магглы не должны были заметить двух летящих на метле людей. Виктор был в этом уверен, и этого Чжоу должно было быть достаточно. В конце концов, она всего лишь пассажир, пушинка, подхваченная ураганом, и летит туда, куда ветер считает нужным её отнести. Магглы действительно не обращали на них внимание, и ни один прохожий даже не поднял головы, когда метла зависла над двумя высотками и стала медленно опускаться в узкую тёмную щель между ними. Они будто падали в колодец, по две стороны от них вырастали кирпичные стены, и Чжоу, чуть ли не обмороженную на высоте, обдало удушливым теплом, что излучали нагретые на за день камни. — Конечная! — вдруг сказал Виктор, заглянув за плечо. До земли оставалось меньше метра. Чжоу едва разжала закоченевшие пальцы, отцепилась от Виктора и соскользнула с метлы, встав на ватные не слушающиеся ноги. Достав из кармана палочку, она невербально наколдовала «Люмос» и растворила непроглядную тьму голубоватым волшебным светом. — Это не конечная, — пролепетала Чжоу, едва двигая мышцами одеревеневшего лица. Виктор увереннее неё стоял на ногах, но с лицом, кажется, у него была та же проблема. Он два раза подряд оскалился, разминаясь, и Чжоу последовала его примеру. А затем ей вдруг стало так смешно от того, что они, два взрослых человека, стоят и корчат рожи, как малые дети, и натянутые «разминочные» улыбки вдруг стали превращаться в искренние, весёлые. Чжоу рассмеялась, и Виктор подхватил её хохот. — Ты права, — сказал он, — это не конечная. Это только начало маршрута. На какой мы сейчас строке? Чжоу уже успела забыть, что они вообще-то не просто так мечутся по городу, а следуют определённому плану, который был озвучен некой болгарской певицей, чьё имя Чжоу не знала и не желала узнавать. Она достала развернула неопрятный комок, в который превратился лист бумаги, посветила на него палочкой и принялась читать. — Поне за малко да сме раз-лич-ни. — Хотя бы недолго побудем, — он задумался и облизнул верхнюю губу, словно пытался поймать языком верное слово для перевода, и с сомнением в голосе предложил, — другими? Особенными? Отличающимися? Ну, я думаю, ты поняла. — Да сме отракани и даже нелогични. — Побудем дерзкими и даже нелогичными. — Да полудеем тази ношт, — Чжоу легко выдала уже знакомую строчку. Виктор отбросил метлу в сторону, та перевернулась в воздухе, встала вертикально и со свистом взлетела, мгновенно исчезнув в темноте. — И куда она? — спросила Чжоу, глядя на открывавшийся между домами кусочек чёрного неба, поглотившего метлу. — В какое-нибудь безопасное место. — А мы куда? Виктор ничего не ответил, лишь протянул ей руку, и Чжоу смело за неё взялась. Он, мягко потянув её за собой, пошёл в ту сторону, где шумел проспект. Они выглянули из-за угла здания и оказались на залитой светом улице. Фонарные столбы-исполины склонили горящие золотом головы на тонких металлических шеях, сверкали зеркальные витрины, отражая проезжающие машины, звенели гитарами уличные музыканты, куда-то торопились в пух и прах разодетые прохожие, мимо промчалась машина, из люка на крыше которой высунулся какой-то юнец и кричал во всё горло что-то нечленораздельное, но заразительно счастливое. Чжоу понятия не имела, что это за район, где они вообще и куда идут, но Виктор, казалось, точно знал направление, и она шагала рядом с ним, не выпускала его руку и восторженно озиралась по сторонам, щурилась от ослепительного света фар. — Так куда мы идём? — спросила, наконец, она, когда ей надоело шагать в неизвестность, пусть и такую красивую. Виктор с удивлением посмотрел на неё. — Я иду туда, куда и ты. — А я иду за тобой. Получается, мы ведём друг друга сами не знаем, куда? — Что ж, — усмехнувшись, он пожал плечами, — это неплохо вписывается в общую концепцию нашего путешествия. Чжоу остановилась и, дёрнув Виктора за руку, заставила остановиться и его. Он встал, плечом опершись основание фонарного столба и с немного снисходительной улыбкой стал наблюдать за тем, как Чжоу снова разворачивает листок. Конечно, он уже знал, что и где их ждёт, ведь он вызубрил этот текст наизусть. Только от слов Виктора и зависело, где они окажутся в следующую минуту и что будут делать, и Чжоу не будет иметь возможности даже возмутиться, ведь это слова на его языке, только ему известен их смысл. Как он переведёт, так и будет, и Чжоу не сможет даже проверить, не врёт ли он. Но всё равно она останавливалась, чтобы свериться с их стихотворной картой. Так ей казалось, что у неё в руках есть хоть какой-то контроль над ситуацией, хотя бы иллюзия, будто она сама знает, что делает. Как будто в этом тексте она сможет найти что-то, что развеет её сомнения и позволит просто наслаждаться происходящим. — Тече живота, не виждаш ли, и няма време, разбираш ли? — прочитала Чжоу уже не по слогам, но всё равно сомневалась в каждом произнесённом слове. Она как будто говорила на выдуманном языке. — Я ведь правильно прочитала? — Произношение хромает, — оценил Виктор, — но для первого знакомства с болгарским ты очень неплоха. — Мне всегда говорили, что я способная ученица, — хмыкнула она и тут же потребовала: — Переведи! Виктор сурово сдвинул брови к переносице и задумчиво посмотрел себе под ноги. Думал он недолго, но напряжённо, и Чжоу почти видела движение шестерёнок в его голове. — Жизнь течёт, не видишь ли, и времени нет, понимаешь ли? Это не было похоже просто на перевод какого-то там текста. Это звучало, скорее, как личное обращение, и Чжоу оторопела. Если она искала в этой песне знак свыше, слова, которые бы с лихвой оправдали всё, что творилось этой ночью, то это были они. И теперь неважно было даже, врёт ей Виктор или нет (а она всё же склонялась к тому, что не врёт), эти слова были хороши сами по себе, независимо от того, кто и как их сказал. — Понимаю, — ответила Чжоу, и Виктор одарил её долгим весёлым взглядом исподлобья. Чжоу поспешила отпустить глаза и смущённо улыбнулась. — Води ме… — и тут она впервые сбилась. — Как? — спросила она, ткнув пальцев в непонятное слово. Там была одна буква, точно не латинская, но прямо посреди написанного латиницей слова, и Чжоу, сбитая с толку, совершенно не знала, как этому слову подступиться. Виктор даже не заглянул в бумагу — он ведь знал текст наизусть — и произнёс: — Някъде. — А? — не поняла, что услышала, Чжоу. — А! — воскликнул он в ответ, явно смеясь над ней, но тут же посерьёзнел и повторил по слогам: — Ня-къ-де. — Вот этот звук между «к» и «д» — это как вообще произносить? Виктор тяжело вздохнул, и Чжоу увидела абсолютную безысходность в его глазах. — Я не в силах это объяснить. С этим звуком придётся просто смириться. — Ну хорошо, господин учитель. Води ме… Ох, прочитай это сам! Она протянула ему листок. Виктор покачал головой и снова по памяти выдал. — Води ме някъде — тръгваме, все едно, къде. Веди меня куда-нибудь, пойдём, всё равно, куда. — Странный у нас маршрут, раз можно идти куда угодно. — Подожди, — мягко улыбнулся ей Виктор и покрепче сжал её руку, — в припеве будет больше определённости. А пока, и правда, пошли, куда глаза глядят! Глаза глядели куда-то вперёд, откуда им в лицо дул такой непривычно приятный после полётов на высоте, тёплый, влажный ветер, где стояли в окружении золотого гало фонарные столбы и, кажется, шумел океан. Рука Чжоу была крепко-накрепко сцеплена с рукой Виктора, а ноги сами несли их в это неопределённое «вперёд». — А зачем вы в Нью-Йорке? — нарушила вовсе не неловкую тишину Чжоу. Молчать рядом с Виктором оказывалось легко и совсем не угнетающе. — Как это… — он снова начал подбирать слово, — тимбилдинг. — У вас проблемы с командной работой? — У нас много молодых бойцов. Четверо парней только из-за парты. В том числе и бедный Стелио. — У нас молодой боец один, но стоит четверых ваших, — с невесёлой усмешкой заметила Чжоу. — Вот уж точно! — расхохотался Виктор. — Она у вас на какой позиции? — Охотница. — Значит, охотник охотника видит издалека. — А на ловца и ловец бежит, — ответила ему Чжоу и лукаво улыбнулась, когда Виктор с неподдельным, сильным, но приятным удивлением уставился на неё. — Непло-о-о-хо, — только и смог сказать он в ответ. Они прошли ещё немного, миновали конец квартала, как приличные люди постояли на светофоре, дожидаясь зелёного света, чинно-мирно перешли дорогу, лавируя между прохожими, и вдруг остановились. Виктор замер на тротуаре, глядя куда-то в сторону на одно из светящихся в ночи зданий. — Чжоу, — обратился он. — Ммм? — Помнишь самую первую строчку из песни? — Это где было предложение напиться? — Она самая, — он качнул головой. — Кажется, мы пришли. — Куда? — Как куда? — он взял из её руки лист, развернул его перед её лицом и указал на первую строчку припева. — В някоя квартална кръчма. И без всяких объяснений он потянул Чжоу за собой. Чжоу быстро поняла, куда именно: среди ярких неоновых вывесок ярче других, будто специально, горело понятное носителям всех языков изображение коктейльного бокала. — Так значит, квартална… — Кръчма, — помог ей Виктор. — Это бар? — Да. Любой уличный бар. Они подошли у нужной двери: изнутри доносились ритмичная музыка и гомон человеческих голосов. Чжоу не была любительницей шумного досуга, даже в каком-то роде была его противницей, считая пьяные вечеринки пустой тратой времени и источником лишней головной боли, но сегодня ночью они, кажется, решили сойти с ума. — Води ме в някоя квартална кръчма и поръчвай, — повторил Виктор строчку из песни и тут же поспешил перевести: — Это… — Стой! — торопливо перебила его Чжоу и призвала к тишине, подняв вверх указательный палец. Она едва удержалась от того, чтобы не приложить это палец к его губам. — Я сама! Виктор удивился, но ничего не сказал и немного отступил назад. — Веди меня в любой уличный бар и… — Чжоу запнулась. — Какое там было последнее слово? — Поръчвай. Заказывай. Вот сейчас этим и займёмся. Он толкнул дверь, и на Чжоу нахлынула волна тёплого воздуха, музыка стала громче, голоса — чётче, и от непонятного, но очень приятного запаха слегка закружилась голова. Они переступили порог и медленно, осматриваясь по сторонам, двинулись в сторону барной стойки. Бар оказался весьма уютным, чистым, и публика собралась весёлая, но приличная. Чжоу быстро пробежалась глазами по посетителям и не увидела ни одного потенциально буйного. Люди сидели за столиками кучными стайками и мирно выпивали. Только один мужчина, одиноко сидевший у края стойки, очевидно, перебрал, но он сидел, склонившись над пустым стаканом, в состоянии транса и вряд ли был способен хоть кому-то навредить. Бармен, худенький молодой человек с крысиными глазками, ему уже не наливал. Чжоу приземлилась на свободный стул и вежливо, хоть и немного натянуто, улыбнулась бармену. Тот смерил её полным скептицизма и чуть ли не презрения взглядом. Когда рядом с ней сел Виктор, бармен тоже выдавил нечто отдалённо напоминающее улыбку. — Так, — Виктор обратился к Чжоу, — ты хотела красного вина? Когда Чжоу, всё ещё испепеляемая взглядом бармена, робко кивнула, Виктор сделал заказ: — Девушке лучшего вина и мне коньяк. Чжоу почти физически чувствовала недоверчивый, оценивающий, липкий взгляд крысиных глазок, и поёжилась, как от холода. Виктор, немного понизив голос, обратился к бармену: — Какие-то проблемы? Бармен прищурился и сквозь зубы процедил: — А девушке есть двадцать один год? — Девушке есть двадцать шесть, — проворчала недовольная Чжоу. Бармен снова перевёл взгляд на неё: — А девушка может предоставить документы? — Конечно, — заверила его Чжоу и запустила руку в карман. Виктор с интересом и даже, кажется, азартом наблюдал за её действиями и чуть было не расхохотался в голос, когда она еле слышно прошептала: — Конфундус. Искра проскочила сквозь ткань джинсовки и невидимой магглам сверкающей мошкой влетела противному бармену в нос. Тот дрогнул, зашатался из стороны в сторону, будто сам был пьян, резко чихнул, а затем словно очнулся. — Спасибо, мисс, — отчеканил он и отвесил ей вежливый поклон, такой плавный, что казалось, будто в его шею был встроен шарнир. Бармен занялся их напитками, а Виктор хитро улыбнулся и, наклонившись ближе к Чжоу, прошептал: — Коварно! Мало того, ещё и опасно. — А что же делать, если у меня нет документов? — прошептала она в ответ. — Не боишься влететь за нарушение Статута? Чжоу наклонилась ещё ближе к нему и почти прямо на ухо зашептала, опаляя его щеку своим дыханием. — Если только ты меня не сдашь. Она отстранилась, чтобы поймать изучающий взгляд его чёрных, будто лишённых зрачков глаз. — Если бы я хотел сдать тебя мракоборцам, ты бы уже у них сидела. — Я и забыла, что отбываю наказание, — она вернулась в нормальное положение и облокотилась на стойку. — Не знающее равных в своей жестокости, — поддакнул Виктор. — О да! Я бы предпочла американский стул! Они переглянулись и тут же их обоих разобрал смех, да такой живой и громкий, что даже пребывавший в трансе человек поднял голову, поморгал невидящими глазами и снова отключился. Тут же бармен поставил перед ними бокалы. Чжоу заглянула в плещущийся в бокале Виктора жидкий янтарь и сравнила его с рубином в своём. — Всё-таки решил разбивать глупые клише? — А то! — весело воскликнул он. — На самом деле, у меня почти вся семья виноделы, и если я хочу выпить вина, то пью его дома. Так что клише не такое уж и глупое. — А я хотела рассказать про клише о нестареющих азиатах, но сам видишь, как оно вышло. Так за что мы пьём, раз с клише у нас ничего не выходит? — Так в песне же сказано, за что, — Виктор разложил на стойке лист с текстом и кончиком пальца провёл под нужной строкой невидимую черту. — Пий за мене. Так что, за тебя! Чжоу от нечего делать пожала плечами: — За меня! Раздался звон бокалов, и Чжоу сделала глоток. Горло обожгло, на языке остался терпкий осадок с едва заметным фруктовым привкусом. Это всё, что Чжоу могла бы сказать о вине, поскольку совершенно в нём не разбиралась, но пить любила очень, хоть и позволяла это себе редко. Чаще всего она могла сказать о вине только то, что оно вкусное или же невкусное. Это вино было вкусным, но вслух его оценивать при Викторе, человека из семьи виноделов, она не рискнула. Он же едва приложился к своему бокалу, будто только обмочил губы в коньяке, и поставил его обратно. Жидкости в нём стало меньше, и только это убедило Чжоу, что он действительно пил, а не притворялся. Чжоу сначала стало тепло, а затем и душно, и она стянула с плеч джинсовку и завязала её на талии за рукава. Стало легче, но всё равно Чжоу чувствовала, как по телу разливается жар, как пунцовеет кожа от щёк до груди, как расслабляются мышцы, и кажется, что тело, словно резко сбросившее массу до нуля, вот-вот взлетит под потолок. Пьяной Чжоу не была, и разум её ничуть не помутнился, но стало проще и дышать, и улыбаться, и говорить, что думается. Это, на самом деле, и был тот эффект, что она ждала от медитаций, к которым она прибегала лишь потому что понимала, что чрезмерное увлечение вином ничем хорошим не кончится. Виктор же внешне вообще не изменился, словно вовсе ничего не пил. — Ты знаешь, — вдруг Чжоу начала рассуждать вслух, — мне кажется, в этой песне речь не о каких-то национальных или культурных клише, а о чём-то более личном. Виктор заинтересованно посмотрел на неё. — Вот как ты думаешь, — продолжала она, — какая у тебя репутация? Не как ты сам себя оцениваешь, а что люди о тебе думают. Он поднял голову и посмотрел на потолок, будто выискивал там ответ. — Что я — сказал он, — тупой самовлюблённый спортсмен. Вроде как, раз я звезда, то живу во вседозволенности, а кроме как снитч ловить ничего в жизни не умею. — И это правда? — Не знаю, — немного нахмурившись, выдохнул он. Чжоу снова приложилась к своему бокалу. — Значит, неправда. — Да ты что! — в голосе Виктора был ничем не прикрытый сарказм. — Да. Если бы ты был действительно тупым и самовлюблённым, ты бы никогда в жизни так не ответил. Ты бы сказал что-то вроде «Нет, как ты могла такое подумать!» и так далее. Глупый человек никогда в жизни не признает свою глупость. — Будь по-твоему, — он почти безразлично пожал плечами. — Считай, одно клише мы разбили. Хотя бы в твоих глазах. А что же о тебе люди думают? Чжоу долго думать не пришлось. Она села боком, развернувшись к Виктору, снова облокотилась на стойку и подпёрла висок кулаком. — Люди думают, что я истеричка. Виктор удивлённо изогнул бровь и одним лишь взглядом попросил объяснений. — Давняя история, — тяжело вздохнула Чжоу. — Когда погиб Седрик, началась какая-то череда кошмаров. Возродился не-буду-говорить-кто, в Хогвартсе новые порядки, один день темнее предыдущего, грядёт война, мать трясут на работе, она дома трясёт всех, отец грозит ей разводом, и ещё Гарри… — Поттер? — уточнил Виктор. — Он самый. Он мне нравился, не так, как Седрик, но нравился. А я нравилась ему. Это я точно знала. И ещё я думала, что он ведь тоже его в каком-то роде потерял, что нам будет легче понять друг друга. Но у него было другое в голове. И горевал он совсем не так, как я. — Его можно понять. — Можно, — согласилась Чжоу, — когда тебе уже под тридцать, ты оглядываешься на десять лет назад и смотришь на всё так, будто это вовсе не с тобой было, а с каким-то другим человеком. А тогда у меня была такая каша в голове! И потом моя лучшая подруга предала организацию, которую создал Гарри. Я и тогда понимала, что это ужасно, но всё равно выбрала Мариэтту. Я не смогла просто бросить её, потому что она была моей единственной поддержкой в то время. Гарри, конечно, считался моим парнем, но, на самом деле, мы почти не общались. А Мариэтта была рядом всегда, поэтому я не смогла отказаться от неё. И поэтому от меня отказались все остальные. А потом и сама Мариэтта, — Чжоу горько усмехнулась. — В итоге я весь тот год провела в слезах, меня было только тронь, и я тебе устрою такой фонтан эмоций! Но это прошло. Со временем прошло. Но людям я запомнилась именно такой: вечно в слезах и соплях. Истеричка Чанг. И с тех прошло десять лет, всё сто раз изменилось, а про меня думают так же, как и тогда. Будто я застряла в девяносто пятом и никуда больше не двигалась. Меня жалеют, при мне не говорят о Седрике, потому что боятся ранить. А те, кто говорит, так потом на меня смотрят, будто ждут реакции. Думают, расплачусь или не расплачусь. И когда я не плачу и даже спокойно поддерживаю разговор, люди как будто… разочаровываются. — Они ждут шоу, — хмыкнул Виктор. — Им хочется самоутвердиться, поиграть в утешителей, спасти несчастную девочку от истерики и почистить карму за твой счёт. — Не знаю, — вздохнула Чжоу. — Не знаю, почему я должна доказывать всем, что мне уже не шестнадцать, и что не надо вокруг меня бегать с носовым платком. Извини, — она опустила уставшую голову, — я такая болтушка. — Неправда, — улыбнулся Виктор. — Ты ещё не видела настоящих тараторок. И истеричек настоящих тоже. — Горький опыт? — усмехнулась Чжоу. — Скажем так, фанаты бывают разные. — Поэтому на матчи я ношу вот это, — она вытащила из-под футболки защитный амулет. Виктор молча завернул правый рукав куртки, обнажив на тыльной стороне предплечья татуировку с обережными рунами. — А почему ты надела его сегодня? — Виктор кивнул на амулет. Чжоу смущенно улыбнулась и отвела взгляд в сторону: ей стало так неловко за свои былые мысли и страхи, которые в итоге оказались такими пустыми и глупыми. — Я не рассчитывала на конструктивный диалог. — Ты думала, с тобой будут драться? — недоумевал Виктор. — Мало ли! — воскликнула Чжоу. — Я же не думала, что придёшь ты. Я думала, придёт тот мальчик. — Стелиан, — подсказал Виктор. — Стелиан. Эмма назвала его дурачком… — В какой-то мере заслуженно. — И этого дурачка жестоко мучили несколько дней, так что он вполне мог превратиться в злобного дурачка. А они ребята такие… непредсказуемые они, с ними всегда следует перестраховываться. — Максимум, что сделал бы с тобой Стелио — залил слезами. — А я бы тряхнула стариной и залила его в ответ. Виктор рассмеялся, но в глазах его оставалась какая-то невыразимая тяжесть и грусть. Чжоу почувствовала себя виноватой за то, что испортила своими тёмными воспоминаниями хороший вечер и настроение и Виктору, и самой себе. Она вдруг вспомнила, кто перед ней. Не просто незнакомец в баре, которому она может выложить свои проблемы, а он покивает головой, скажет какие-нибудь дежурные слова поддержки и тут же выбросит твое горе из головы. Виктор не был непричастен. Он был более, чем причастен. Он знал и Седрика, и Гарри, он вошёл с ними в лабиринт и, как и все чемпионы, не смог выбраться оттуда своими силами. Но он стал не просто жертвой тёмной силы, что правила балом в ту ночь, он стал инструментом в её чёрных руках. Виктор не забыл об этом. Такие вещи не забываются. И Чжоу сейчас лишь расковыряла старую, возможно, затянувшуюся, как у неё самой рану. Ей стало стыдно. — Извини, — пролепетала она и поджала губы. — Не стоило поднимать эту тему. Виктор пристально посмотрел на Чжоу, внимательно исследуя глазами её лицо, и вдруг спокойно и твёрдо сказал: — Не извиняйся. Ты сказала то, что должна была. Иначе, — он усмехнулся, — как бы я понял, какое клише ты собираешься разбить? — Просто, — она закачала головой, — я совсем забыла, что и ты тоже… — Вот именно, — он её перебил, — я тоже. А значит, мне легче понять, о чём ты говоришь. И то, о чём ты рассказывала, это не поведение истерички. Это поведение испуганного запутавшегося ребёнка. А сейчас я вижу перед собой взрослую умную женщину. Ты не истеричка, Чанг. Бум! — он руками изобразил взрыв. — Клише разбито! В пух и прах! Осталось только подмести осколки. Чжоу с благодарностью на него посмотрела и, не сдержав польщенную улыбку, проглотила остатки вина, оставив лишь красные полупрозрачные потёки на стенках пустого бокала. — Я не только болтушка, — хмыкнула она, — на твоём фоне я ещё и алкоголичка. Коньяк в бокале Виктора был почти не тронут. — Просто я ожидал большего. Этот коньяк как-то странно пахнет. — Чем же? — Честно, — Виктор снова наклонился к ней и прошептал, — клопами. Чжоу громко расхохоталась и пристыженно замолчала, лишь когда потревоженный бармен, словно не замечавший её всё это время, пристально на неё воззрился, а затем перевёл взгляд на опустошённый бокал. — Мисс, — начал он настороженно, — а я спрашивал у вас документы? Вовремя спохватился Виктор. Он спрыгнул со стула, взял Чжоу за руку и потянул за собой: — Идём танцевать. — Что? — растерялась Чжоу и схватилась за их уже до неприличного плохо выглядящий листок. — Это по тексту? — На самом деле, нет, — Виктор уверенно вёл её на пустующий танцпол. — По тексту дальше идёт «се сбий заради мене», то есть «подерись за меня». Но я против насилия. — О, я тоже! — Прекрасно! Тогда заменим одну физическую активность на другую. Они встали на паркет танцплощадки, одни из всех людей в баре. Музыка вполне подходила для танцев, но Чжоу всё же чувствовала себя неуютно. Ей казалось, что все вокруг глазеют на них и осуждают их. — Мадемуазель, — Виктор поклонился ей и приложился губами к тыльной стороне её ладони. Чжоу сделала шаг вперёд, положила руку ему на плечо и тут же почувствовала его руку на своей талии. — Никто же не танцует, — сказала она, всё ещё ощущая на себе взгляды толпы. Она даже не знала, действительно ли на них кто-то смотрит или же это снова её воображение постаралось, но чувствовала себя неуютно и скованно, и если бы Виктор крепко не держал её, то, наверно, она бы обязательно ускользнула из бара подальше от чужих глаз. — Значит, мы начнём, — спокойно ответил ей Виктор и сделал шаг в сторону. Чжоу была вынуждена шагнуть вслед за ним. Так начался танец. Вряд ли это был какой-то определённый танец. Они просто плавно двигались из стороны в сторону, пытаясь подстроиться под ритм музыки и друг друга. Виктор иногда отдалял Чжоу от себя, а потом снова притягивал к себе, и в эти моменты её бросало то в жар, то в холод. И она быстро поняла, что рядом с ним, когда они стояли грудь к груди, когда она могла вдыхать запах его кожи и чувствовать жар его дыхания на себе, ей почему-то было в разы приятнее, чем в те секунды, когда её отбрасывало от него, и только сцепленные руки не давали им потерять контакт. — Не думай о ни о ком, — прошептал ей Виктор, когда в очередной раз прижал её к себе. — Ты не знаешь их, они не знают тебя. И никто тебя не осуждает. Мы же не делаем ничего из ряда вон. «Всё, что сегодня происходит, из ряда вон» — А даже если и осуждают, то это даже нам на руку, — Чжоу увидела на его лице хитрую улыбку. — Почему? — уточнила она после того, как Виктор резко развернул её вокруг своей оси. — Потому что следующий пункт в нашем с тобой маршруте — это «Всичко живо да ни псува». То есть, все на нас ругаются. — Надеюсь, ругаться на нас не будут. — Разве они посмеют? Но галочку поставить можно. О, — он вдруг посмотрел в сторону, — видишь, стоило только начать. На танцпол начали подтягиваться другие люди, и парочки, и одиночки, и целая компания девушек навеселе, и одинокие до этого Виктор и Чжоу вдруг затерялись в толпе. С одной стороны Чжоу стало легче, с другой, теперь она чувствовала, как у неё сантиметр за сантиметром крадут пространство, которое принадлежало лишь им с Виктором. Ей уже не хотелось ни с кем делить ни танцпол, ни самого Виктора. Та ритмичная, но довольно медленная мелодия, под которую они танцевали, вдруг сменилась на зажигательную песню, в которой Чжоу с первых же секунд узнала маггловский хит пятилетней давности. — Чёрт, это же «Livin’ La Vida Loca»! — воскликнула она. Люди вокруг были, кажется, в восторге. Можно было сколько угодно проклинать современную бездушную тошную попсу, но эта песня нравилась всем и всегда и была способна растрясти самую тухлую и нудную вечеринку. Казавшийся огромным танцпол вдруг стал совсем маленьким, и, хотя людей набралось не больше полтора десятка, этого хватило, чтобы Чжоу и Виктор почувствовали себя частью толпы, стали двигаться вместе с ней и ничего не бояться вместе с ней. Но они всё ещё цеплялись друг за друга, ни не секунду не размыкая рук, словно боялись, что, если они отпустят, то потеряются и больше друг друга не найдут. Но всё-таки Чжоу даже не успела сообразить, что Виктор её больше не держит, потому что в следующую же секунду он едва ощутимым прикосновением убрал волосы с её лица и затем поцеловал. Сначала Чжоу замерла от неожиданности, но после недолго напора сдалась и начала целовать его ответ, обвила руки вокруг его шеи, прижалась к нему всем телом и стала с жадностью впиваться в его губы. Виктор взялся за её талию, и тут же Чжоу буквально оторвалась от земли. Вокруг всё ещё звенела музыка, всё ещё была толпа, которой они наверняка мешали танцевать, но Чжоу было уже на всё плевать. То ли она всё-таки сильно опьянела, то ли уже просто потеряла связь с реальностью и всеми «можно» и «нельзя», но отпустить Виктора она не могла. Не могла, пока чувствовала его обжигающее дыхание, прикосновения губ и языка и крепкие горячие руки на своём теле. Потому лишь когда Виктор сам поставил её на место оторвался от неё, она нашла в себе силы отойти от него. Раскрасневшаяся, растрёпанная, запыхавшаяся, она не сразу сообразила, что именно произошло, а когда волной нахлынуло осознание, пришёл и стыд, и неловкость, и Чжоу не знала куда деть глаза. И если от Виктора ещё можно было спрятаться, то от самой себя и понимания того, что это она сама не оттолкнула его, а вцепилась мёртвой хваткой, было не убежать. Будь она тысячу раз взрослой и даже побывавшей замужем женщиной, она всё равно не позволяла себе вольностей. Теперь же она в баре посреди беснующейся под Рикки Мартина толпе страстно целовалась с малознакомым мужчиной и не остановилась бы, если бы её насильно не вернули с небес на землю. Про Виктора сложно было что-то сказать, но она с задачей сойти с ума сегодня ночью справлялась отлично. — От целувките ни бясно да ревнува, — произнёс Виктор, и его слова чудом не растворились в окружающем шуме. — Что? — переспросила до сих пор сбитая с толку Чжоу. — Бешено завидуют нашим поцелуям, — пояснил он, перекрикивая гомон музыки толпы. — Уж не знаю, завидовали или нет, но попытаться следовало. Чжоу всё ещё не могла посмотреть ему в лицо, но по голосу казалось, что он улыбается. Как и всегда. — Мы покончили с первой частью куплета, — сказал он. — Пора браться за вторую. — А что там? — Чжоу всё-таки нашла в себе силы поднять на него. — Не волнуйся, — успокаивающе он взял её за руку, — ничего сверх того, что уже было. Пойдём? Чжоу кивнула. Они вырвались из плена танцующих уже под другую песню людей, быстро Виктор расплатился с всё ещё подозрительно поглядывающим на Чжоу барменом, и, наконец, перед ними открылась дверь на улицу. Либо заметно похолодало, либо Чжоу была чересчур разгорячена, но её кожа при соприкосновении с ночным прохладным воздухом тут же покрылась мурашками. Чжоу вдохнула полной грудью и бросила на Виктора, наверно, даже слишком дерзкий взгляд. — Что дальше? Он уже знакомым Чжоу образом вытянул в сторону руку, раскрыл ладонь и поймал из ниоткуда взявшуюся метлу. — Надень куртку. Она послушно развязала рукава джинсовки и натянула её на немного замёрзшие плечи. Сунула руки в карманы — палочка на месте, а значит всё спокойно. Они сели на метлу, и Чжоу даже не стала спрашивать, куда они летят. Ещё в начале их пути Виктор пообещал, что ничего такого не будет и теперь снова заверил, что впереди нет ничего сверх того, что уже было. Но Чжоу уже про себя поняла, что даже если и будет что-то сверх, она вряд ли найдёт в себе достаточно сил и разумности, чтобы сказать «Нет». Явно не сегодня, когда всё было мало похоже на реальность, а скорее напоминало дурман, один из тех безумных снов, что обычно снятся перед рассветом. Они сорвались с места не плавно, как в прошлый раз, а резко, со свистом разрезая воздух. Взмыв достаточно высоко, чтобы само здание, в котором находился бар, стало казаться игрушечным домиком, они помчались куда-то в неизвестность. Чжоу снова обняла Виктора и вжалась грудью в его спину, вцепилась пальцами в его футболку и скрипящую кожу куртки. Летели они гораздо ниже, чем в прошлый раз. Если тогда даже самые высокие небоскрёбы оставались далеко внизу, то сейчас их метла лавировала между ними, огибала шпили на крышах, пролетала прямо перед окнами последних этажей высоток, и Чжоу даже замечала за ними людей, которые, в свою очередь, совершенно не замечали их. Проносящиеся мимо огни сливались полосы света, в ушах свистел ветер, а в крови бурлил адреналин от осознания того, что они в любой момент могут врезаться в какое-нибудь из зданий. Но это оказалось ерундой по сравнению с тем, что случилось потом. Виктор резко пошёл на понижение. Направив черенок метлы вниз, он ещё больше набрал скорость, и они стали словно скатываться с невидимой горки. Земля неумолимо быстро приближалась, полёт всё больше превращался в падение, и, когда они должны были с жутким треском врезаться в газон, Виктор резким движением развернул метлу, и они вылетели на проезжую часть. Внутри Чжоу всё упало, когда она увидела несущийся им навстречу неиссякаемый поток машин, тесно жавшихся друг к другу на дорожном полотне. Виктор проскакивал между ними, иногда поднимался чуть выше и пролетал над. Чжоу захватил ужас. Они на невообразимой скорости мчались навстречу автомобилям, и Чжоу сжала Виктора в своих объятиях так, будто пыталась его раздавить. Наконец, она не выдержала, закричала и зажмурилась, когда перед ними вырос гигантский грузовик, столкновение с которым казалось совершенно неизбежным. Чжоу уже приготовилась к удару, когда вдруг всё стихло, мельтешение фар перед закрытыми веками исчезло, оглушающий гул магистрали оказался где-то позади, а в лицо ударил свежий влажный ветер. Через силу Чжоу открыла глаза. Они медленно скользили прямо над поверхностью воды, в которой бликами отражались береговые огни и светящийся вантовый мост. В нём Чжоу не сразу, но признала знаменитый Бруклинский мост. Повернув голову, она увидела застроенный квадратными светящимися от первого до последнего этажа небоскрёбами остров Манхэттен. Похожий на иглу шприца шпиль Эмпайр-Стейт-Билдинг игриво помигивал красным. Но на Манхэттен они не полетели. Продолжив медленно лететь в меньше, чем полуметре, над водой, они проскользнули под мостом, загодя заметив идущее навстречу судно, свернули и полетели под другой траектории. Чжоу подняла голову, уместила подбородок на плече Виктора и прямо на ухо ему выдохнула: — Ты сумасшедший. Виктор обернулся, и Чжоу увидела его усмешку. — Настоящий безумец, — добавила она. Её рука была прижата к его груди, и Чжоу чувствовала, как быстро колотится его сердце. Он был взведён не меньше, чем она. — Вовсе нет, — ответил он. — Разве я виноват, что автор текста толкает нас на такие суицидальные поступки? — Это там было написано? — Бясно карай на червено, — ответил он. — Бешено гони на красный. Я трактовал это как призыв к нарушению правил дорожного движения. — Мы могли погибнуть, — удивительно спокойно отметила Чжоу. Ругаться и кричать не было сил, да и не хотелось. — Многие магглы гибнут, когда гонят на красный. Мы с тобой заложники обстоятельств. — Но ты же заменил слова про драку на что-то более миролюбивое. Мог так же сделать и здесь. — И оставить тебя без такого всплеска эмоций и адреналина? — Ты думаешь, мне было мало? — воскликнула Чжоу. — Конечно! Я хочу, чтобы ты запомнила всё! Каждую строчку, каждое слово. Я же мщу, ты забыла? «Уже давно» Она уткнулась носом в его плечо и, опустив глаза, стала следить за их отражением в покрытой рябью воде. Метла была почти не видна, и казалось, что они летят сами, без всякой подмоги. Чжоу бы не удивилась, если бы так и оказалось. Это не они летят вовсе, а ветер несёт их, куда ему вздумается. Она оглянулась на исчезающий позади Манхэттен и отметила, что он не похож на те открыточные и киношные виды, к которым она привыкла. Не хватало двух стройных башенок. Если бы мир был идеальным и башни были на своём месте, Виктор бы точно не упустил возможности проскочить на метле между ними. Но мир был неидеальным. В идеальном мире, знала Чжоу, эта ночь и эта песня бы никогда не заканчивались. Но им оставалось всего несколько строк до рассвета. Они стали подниматься выше, плавно взмывая на высоту птичьего полёта, оставили за спинами пролив и мост, вновь полетели над городом, чтобы через несколько минут опуститься на удивительно пустую для Нью-Йорка улицу. Было относительно темно по сравнению с теми местами, где они были раньше. Путь освещали лишь фонари, вывески же не горели и в большинстве окон был погашен свет. Чжоу поняла, что это был один из элитных жилых районов, красивый, с богатыми домами, достаточно удалённый от шумного делового центра, но не совсем уж на отшибе, без офисных зданий, раздутых гипермаркетов, но с маленькими магазинчиками и кафе, на ночь закрытыми. Они с Виктором спрыгнули с метлы, проводили её взглядами в мутное небо и бездумно побрели вперёд прямо по пустой проезжей части. Было оглушительно тихо. — Знаешь, какие там следующие слова? — спросил Виктор, вдруг остановившись. Чжоу не знала и знать не хотела. Она понимала, что как только у них кончатся слова, то кончится и всё остальное. Как она боялась и не хотела никуда идти в начале, так и теперь не хотела возвращаться в отель. Она посмотрела на Виктора в белом электрическом свете: на его блестящие глаза, взъерошенные во время полётов волосы, на губы, которые недавно с таким жаром целовала, на плечи, в которые так отчаянно цеплялась. Футболка на его груди была измята, очевидно, из-за её, Чжоу, чересчур цепких пальцев. Она не хотела его отпускать. Она знала, что когда они разойдутся, то больше никогда не встретятся. Чжоу покачала головой. — Не знаю. — Направи за мене нешто откачено, нешто диво, нетипично — все едно какво, но нека е различно! — Так много? — поразилась она. Виктор сейчас одним движением украл у них обоих несколько драгоценных мгновений. Или, может, они были драгоценными только для неё одной? — Это всё одна фраза, — в его голосе сквозило сожаление, — её на части не поделишь. Чжоу разочарованно вздохнула и сунула руки в карманы. — А что там во втором куплете? Почему ты его не написал? — Потому что он практически полностью повторяет первый. Там только три строчки отличаются, и они особенного смысла не несут. На самом деле, Чжоу бы не отказалась пойти по их маршруту и по второму кругу, но времени не было. И, кажется, об этом в песне уже говорилось. — И что же значит это «Направи и что-то-там-дальше-никогда-в-жизни-этого-не-повторю»? — она сдалась и с лёгкой обидой во взгляде посмотрела на Виктора. Будто он был виновен в том, что ночь подходила к концу. Но скорее всего она обижалась на мир за то, что он не хотел крутиться вокруг неё. — Сделай для меня нечто безумное, — начал переводить Виктор. Чжоу прыснула: — Безумное! Будто того, что было на дороге, недостаточно. — Нечто удивительное, нетипичное, — продолжал он. — Не уверена, что ещё способна удивляться. — Всё равно, что, но что-то оригинальное. — Мне кажется, я сегодня уже видела всё, — хмыкнула она скептично. Виктор посмотрел на неё снисходительно. — Тебе кажется. Просто мне надо немного подумать. Он развернулся, огляделся с интересом по сторонам, словно выискивал, что же такого удивительного он может сделать, а Чжоу поймала себя на том, что бесстыдно его разглядывала. — Как думаешь, — он снова повернулся к ней, и Чжоу стыдливо отвела глаза, — магглы заметят, если я немного поколдую? — Я уверена, здесь везде понатыканы камеры, — она пожала плечами. — Хорошо, — он в задумчивости прикусил губу. Затем извлёк из кармана палочку и резко ударил каким-то заклинанием по земле, и так неожиданно, что Чжоу подпрыгнула от неожиданности. В следующую секунду вся улица погрузилась в непроглядную темноту. Погасли и фонари, и свет в окнах, всё накрыла чернота. Чжоу замерла, ослеплённая, и тут вдруг в воздух поднялся небольшой, размером с квоффл, золотой шар света, как маленькое солнце, и завис над их головами. Виктор вновь взмахнул палочкой, и на асфальт посыпались какие-то мелкие прозрачные кристаллы, как бриллиантовый песок. Они сыпались без конца прямо из палочки Виктора и отражали гранями золотой свет их импровизированного солнышка. — Что это? — спросила ничего не понимающая Чжоу, отступая всё дальше, потому что кристаллы уже сыпались ей под ноги. — Как что? Сахар! Чжоу с ещё большим удивлением посмотрела образовавшуюся на асфальте высокую белоснежную кучу. Как глупо было не признать обычный сахар, но её мозг уже отказывался от всего обычного. Она почти подсознательно во всём искала повод для удивления. И находила. Поток сахара прекратился, но Виктор палочку не опустил. Наоборот, он сделал ещё несколько резких взмахов, и весь рассыпанный по земле песок поднялся в воздух, закружился, завихрился сверкающим смерчем, едва слышно свистя. Чжоу оставалось лишь смотреть во все глаза, наблюдая за тем, как песчинки растягиваются в длинные нити, а те затем слипаются, свиваются, переплетаются в клубы сладкой ваты, а те поднимаются вверх и зависают у «солнца» подобно облакам. Вскоре Чжоу уже не видела над собой настоящего неба, а только это, затянутое сахарными тучами и подсвеченное золотым огнём. — Вау! — только и смогла сказать Чжоу, восторженно глядя вверх. Но Виктор на этом не остановился. Ещё одно движение палочкой — и тучи стали грозовыми, сгустились, порозовели. Золотистое солнце уже было почти не видно, только его лучи насквозь пронизывали закрывшие его облака. Чжоу сделала глубокий вдох, и тут случилось невероятное: пошёл снег. На Виктора и Чжоу снегопадом посыпалась сахарная пудра, окружая их со всех сторон, оседая на лицах, волосах, одежде, светясь в полумраке, наполняя сладостью каждый вдох. Чжоу была уже вся белая, но это только больше её восхищало. Она ощутила себя в сказке, в волшебном Сладком королевстве посреди зимней пурги, и, не устояв на месте, начала кружиться, как в танце, и создаваемый ею вихрь вновь поднимал опускающиеся на землю частички. Она и смеялась во всех голос, и улыбалась так широко, что уже ныли скулы, но не могла остановиться. В очередной обернувшись, она увидела неподвижно стоящего, словно замороженного, Виктора. Он был запудрен с головы до ног, и только смеющиеся глаза чернели на белоснежном лице. — Это невероятно! — воскликнула она, вдыхая сладкий воздух. — Просто фантастика какая-то! — Это хорошо, — он тоже улыбался, но не так восторженно, как Чжоу. Она слышала в его голосе что-то печальное. — Значит, и эта часть текста исполнена. — И это всё? — с сожалением спросила Чжоу. — Нет, — кивнул он, — есть ещё одна строка. — И какая же? — Да полудеем тази ношт, — на выдохе произнёс он. — Теперь точно всё. Чжоу грустно усмехнулась и подошла к Виктору вплотную. Прикоснувшись пальцами к его щекам, она провела на его лице полосы, словно подводила черту уходящей ночи. Его глаза отражали золотой свет, на длинных ресницах поблескивала белая пудра, и на лице застыло выражение светлой печали. Чжоу почувствовала страшную необходимость поцеловать его, прямо сейчас, не дожидаясь его, не быть пойманной врасплох, как в прошлый раз, а поймать самой — его губы своими. По глазам резанул яркий свет. Прорываясь сквозь белое облако пудры, он высветил их лица и заставил обоих резко обернуться. Послышался гул подъезжающего автомобиля, Чжоу разглядела мигающие синие и красные огни. — Полиция, — пролепетала она. Солнце над их головами тут же погасло. Виктор схватил её за запястье, и Чжоу почувствовала, как её засасывает в водоворот трансгрессии. Когда она снова почувствовала под ногами твёрдую землю, то увидела вокруг себя уже знакомый пейзаж. Всё те же крыши, те же дома, но с уже тёмными окнами, тот же барьер по периметру, а рядом — оборванный рекламный стенд. — Теперь точно конечная, — слова Виктора ударили по Чжоу, как хлыст. Она дрогнула и не верящим взглядом посмотрела на него. Он был чист, оба они были, трансгрессия сбила с них всю пудру, смыла все следы того, что происходило в прошедшие часы. — Получается, я искупила свою вину? — Полностью, — заверил он и, взяв её руку, запечатлел на тыльной стороне ладони прощальный поцелуй. — Было приятно снова познакомиться с вами, мисс Чанг. И когда уже он захотел отпустить её руку, Чжоу не дала ему этого сделать, впившись в него ногтями. — Подожди! — её голос чуть было вновь не сорвался на писк. Она не хотела, чтобы это кончалось так. Чтобы это вообще кончалось. — А второй куплет? Что там за три строчки? Ты же их помнишь? — Помню, — подтвердил он и опустил глаза. — Не искам вече да сме прилични, да сме порядъчни и вечно романтични. Своим красноречивым молчанием Чжоу просила перевода. — Не хочу больше, чтобы мы были приличными, порядочными и вечно романтичными. — А потом? — всё не отпускала она его. — Да полудеем тази ношт! — усмехнулся он. — Да полудеем тази ношт, — попросила она в ответ. Виктор посмотрел небо. Оно стремительно синело, предвещая скорый и такой нежеланный рассвет. — Ночь почти кончилась, — тяжело вздохнул он. — Но ведь солнца ещё нет, — прошептала Чжоу и поймала заинтересованный взгляд Виктора. Выдержав недолгую, но до покалывания на кончике языка напряженную паузу, она сделала большой шаг вперёд и поцеловала Виктора, жадно припав к ещё сохранившим сладость губам. Отпустить его она не смогла. Солнце появилось, но ещё долго не хотело показывать свою раскрасневшуюся физиономию и смущённо пряталось за рядами многоэтажек. Но Чжоу заметила его, краем глаза зацепила красно-оранжевый луч в своих растрёпанных волосах, когда стаскивала с себя футболку, чувствовала его тёплый свет на голой спине, слепла от огненных вспышек и жмурилась, оставляя царапины на плечах Виктора и пряталась от бесцеремонных лучей в клетке его рук. Когда они прощались, было уже совсем светло. Они ни сказали друг другу ни слова, лишь оставили друг другу на память влажный поцелуй. Чжоу открыла люк в крыше, прошла несколько ступенек и в последний раз обернулась, чтобы увидеть, как вихрь трансгрессии уносит Виктора прочь. Она закрыла за собой люк. Включился маггловский электронный замок. Когда она жала кнопку лифта на техническом этаже, то заметила, как подрагивают её руки. Её всю до сих пор трясло, хотя она была уже полностью одета, и пора было бы уже захлестнувшей её волне схлынуть и эмоциям сойти на нет. В лифте она оперлась на поручень и всеми силами пыталась прийти в себя, но слишком расслабленное тело не слушалось, а в голове было практически пусто. Чжоу закрыла глаза, пытаясь вспомнить слова мантр, отбросила «Радость» и твердила одно лишь «Спокойствие», но все эти слова исчезли под натиском других слов, зубилом выбитых в её сознании. Когда лифт уже миновал шестой этаж, Чжоу выудила из кармана смятый, истрёпанный, истерзанный листок, развернула его, взглянула на нацарапанные карандашом строчки и начала читать, попутно вспоминая мелодию из песни. Когда двери лифта разъехались в стороны, Чжоу уже подобралась к припеву. Шатаясь из стороны в сторону, как пьяная, она шагала по коридору к своему номеру и, как могла, напевала эту проклятую песню, и каждая фраза вспыхивала перед её глазами ярким образом. Вот они летят над городом, вот звенят бокалами, вот он тянет её танцевать, а затем — целовать на зависть толпе. Вспомнились несущиеся навстречу машины и Манхэттен, отражённый в рябой воде, рукотворное солнце и вихри сахарной пудры, в которых Чжоу кружилась и танцевала. Когда перед ней возникла нужная дверь, она почти добралась до самой последней строчки. Она тихо, насколько только могла, дрожащими руками повернула ключ в замке, на цыпочках вошла в номер и, стараясь ничем лишний раз не щёлкать и не шуметь, закрыла дверь. Стянула обувь там же у порога и, крадучись, пошла к своей кровати. Постель Эммы пустовала, а Кэти спала, сложив ручки на груди. Чжоу начала снимать с себя несколько минут назад надетую одежду, и уже почти стянула джинсы, когда Кэти вдруг распахнула глаза и поднялась, как мертвецы в старом кино поднимались из гробов. Чжоу дёрнулась. — Ну? — строго зыркнув на Чжоу, спросила Кэти. — Что «ну»? — Что было?! — всплеснула она руками, раздражённо. — Где тебя носило столько времени? Чжоу осталась в белье и носках, села на кровать и невидящим взглядом посмотрела будто сквозь Кэти. Она была совершенно не настроена на объяснения и не знала, что делать, врать или рассказать всю правду. Придумать складную ложь она сейчас бы не смогла, но и говорить о том, что произошло за эти часы, тоже была вряд ли способна. Вместо всего это ей хотелось просто помыться и лечь спать, а потом, на свежую голову, соображать, что делать. Но от Кэти было не спрятаться. — Мы поговорили, — ответила Чжоу, всеми силами следя за заплетающимся языком. Она с трудом вспоминала теперь, с чего всё началось, и как она вообще оказалась с Виктором на крыше. — И? — не терпелось Кэти. — Он сказал, что не будет на нас никуда заявлять, если мы от него отстанем. И надо разобраться с фигуркой. — Слава Мерлину! — облегчённо вздохнула Кэти. — Хоть от тебя хорошие новости. — А от кого плохие? — Чжоу была не в силах нагнуться и снять носки или дотянуться до спины и расстегнуть бюстгальтер. Поэтому она упала на кровать прямо так, улегшись поверх одеяла. — Когда ты ушла, я хотела кинуться за тобой, но ты, умная такая, запечатала выход. И пока я разбиралась с заклинанием, прицокала наша козочка, — Чжоу поняла, что речь идёт об Эмме. — Я её и прижала. Говорю, мол, кто твой благоверный и откуда, от кого будем нашу ловчиху спасать. А она мне выдаёт, что это Стелиан Камов, новый охотник из, мать их, «Хищни Хали»! — Правильно читать «Хиштни», — поправила Чжоу. — Да какая к Мордреду разница! — вспыхнула Кэти, вскочила с кровати и начала мерить комнату шагами. — Сам факт, что она нас в такую ситуацию поставила! — Ситуация не очень, да, — пробормотала Чжоу, сама мало понимая, с чем соглашается. — Не очень? Это кошмар! И ладно, что она с ним переспала, чёрт бы с ними со всеми! Но то, что она затеяла всю эту месть и нам ни слова не сказала, против кого мы тут дружбу устроили, вот это просто ужас, крест, гроб, кладбище! — А знание, кто он и откуда, что-то бы изменило? — Естественно! — взмахнула руками Кэти. — Я бы в жизни на это согласие не дала! — Кэт, смирись с тем, что нас, взрослых тёток, провела ушлая шестнадцатилетка. Прими как факт и расслабься. Уже ничего не изменишь. Чжоу удивлялась тому, что ещё может строить длинные умные предложения. Перед глазами плыл туман. Чудился сахарный снег. — Я бы успокоилась, знаешь, если б эта мелкая сука совесть имела и извинилась хотя бы! Она нас под скандал подвела, чуть ли не под тюрьму, а сама ходит, как ни в чём ни бывало. — Кэти, тихо, ни скандала, ни тюрьмы не будет. Кэти перестала мельтешить у Чжоу перед глазами и рухнула обратно в свою кровать. — Нет, я, конечно, рада, что ты уговорила этого Стелиана не поднимать шум, но Эммочка заслужила воспитательную порку. Чжоу предпочла не говорить, что Стелиана Камова в глаза не видела. Она вообще предпочла ничего не говорить. Кэти прекрасно справлялась сама. — И это твоя плохая новость? — Я бы, конечно, забила на всю эту ситуацию. Не сразу, но забила бы. Но тут меня на ковёр вызвала тренерша, говорит мне, что вот она вернулась со встречи с одним архиважным человечком и несёт мне скорбную весть: буквально через неделю нам назначен дружеский матч с сама догадайся кем. — Что? — Чжоу оторвала голову от подушки. — То! Топят нас, вот, что! Поэтому я и ждала тебя с новостями, а ты запропастилась непонятно куда. Вы, что, с ним пили? — Чуть-чуть. Подожди, — она немного приходила в себя, — с какими новостями ты меня ждала? — С такими! Просто нас размажут тонким слоем по стадиону и выкинут из спорта навсегда или добавят к этому скандал и уголовное дело. Нас конкретно топят! Кто-то наверху прознал про денежные махинации в клубе и пытаются сейчас без лишнего шума нас убрать. Мол, статистика у вас плохая, вот вам пробный матч, проиграете — вылетаете на мороз. А вместе с вами все тренера, директора и, конечно, весь финансовый отдел. А пробный матч с кем? С Чемпионами Лиги? Так что наша с тобой квиддичная карьера, считай, закончена. Чжоу ничего не соображала. У неё не было сил удивляться, бурно реагировать, она только понимала, что встретит Виктора снова. Но совсем не так, как хотела бы. — Конечно, играть будем на пределе возможностей или даже за пределами, но девяносто процентов гарантию даю: болгары нас просто выдерут, как сучек! Чжоу спрятала голову под подушку.
— Наши просто конченые идиоты! — категорично заявила загонщица Лиззи. Они с третьей охотницей Самантой лежали валетом на кожаном диване и вручную разрисовывали друг другу ногти на ногах. Вся команда «Татсхилл Торнадос» заперлась в комнате отдыха отеля. Дэвид гонял шары по бильярдному столу, Хильда приводила в порядок свои вратарские перчатки из драконьей кожи, Эмма вытащила на свет запасы глины для лепки, слепила десяток кривеньких человечков, заклинанием заставила их шагать по столу, и когда какой-нибудь солдат её глиняной армии делал что-то не так, она мигом превращала его в лепешку безжалостным ударом кулака. Не хватало только тренерши, чьё фото Кэти молча расстреливала дротиками для дартса. Тренерша металась по фотографии, пытаясь спрятаться от игл, но Кэти не оставляла ей шанса и метала один дротик за другим. — Нет, у них, правда, в голове вата какая-то! — всё возмущалась Лиззи. — Их поймали на горячем, сказали «А-та-та, воровать нехорошо», а они всё равно несут деньги мимо кассы и селят нас в этом отеле. Идиоты! — Они не идиоты, — по комнате разнёсся гулкий бас Хильды. — Просто они пытаются хоть что-нибудь напоследок захапать. Вынесут всё до кната и свалят в закат. А нас на помойку. — «Татсхилл Торнадос», — прошипела разозлённая донельзя Кэти, пронзив иглой голову тренерши, — легендарный клуб, — очередной дротик впился в шею женщины на фотографии, — многовековая история. Тьфу! Тренерша на фото возмущённо упёрла руки в бока и злобно посмотрела на Кэти, которая снова готовила дротик к запуску. — На нас история клуба не кончится, — подала голос сидевшая в самом тёмном углу Чжоу. Она забралась с ногами в кресло и крутила колёсико на маггловском радиоприёмнике, пытаясь поймать магическую волну. — Да какая разница! — бросила Кэти. — Какая разница, что будет дальше, если нас в этом «дальше» уже не будет? — Мы всё равно бы когда-нибудь ушли, — ответила Чжоу. Радио противно скрипело, перескакивая с волны на волну. На одной из них Чжоу услышала обрывок «Livin’ La Vida Loca» и немедленно переключила. — Ушли бы, — согласилась Кэти. — Но сами, тихо, завершили бы карьеру, как полагается спортсменам. А не оказались вышвырнутыми за порог, как щенята. Без репутации, без шанса устроиться в другой клуб и ещё и с подозрениями, не участвовали ли мы сами в распилах. — Кстати, — Дэвид почесал голову кием, — а почему мы в них не участвовали? — Потому что кто мы, блин, такие, чтобы с нами чем-то делиться? — фыркнула Лиззи. — А начали возмущаться, нас бы ещё раньше выкинули и нашли бы тех, кто вопросов не задаёт, — добавила Саманта. Эмма снова треснула кулаком по столу, уничтожая последнего из своих человечков. — Вот так же и мы их сегодня, — тихо сказала она. Все скептично посмотрели на размазанные по столешнице коричневые пятна. — Скорее они нас, — буркнул Дэвид. Остальные лишь молча покачали головами. Сумасбродная Эмма снова несла какой-то бред. Ничего нового. Чжоу вспомнила, как все так же смотрели на неё, стоило ей разозлиться или расплакаться. Всего лишь истеричка Чанг. Ничего нового. — Вы как хотите, — продолжила Эмма, — а я буду играть, как никогда не играла. Это мой последний матч. Она собрала кусочки глины и скатала их в шарик. Затем ногтем отскребла от столешницы ещё немного и слепила нечто похожее на крылышки, прилепила к шарику и с размаху запустила этим в Чжоу. Та сориентировалась в последнюю секунду, поймала «снитч» обеими руками и случайно смяла его в нечто бесформенное. — Не подведи, — бросила Эмма и подмигнула ей. Чжоу удивлённо на неё посмотрела. «Она что-то знает?» — Хм, — задумалась Кэти, — если ты поймаешь снитч, всё, конечно, может по-другому сложиться. — Вряд ли, — хмыкнула вечно скептичная Лиззи, — во-первых, там Крам. Чжоу с живейшим интересом уставилась в стену, рассматривая узоры на деревянных панелях, и начала мять тёплую глину. В команде никто, кроме Кэти и Эммы, ещё не знал, что в одну из ночей Чжоу отлучалась из отеля, чтобы разрешить одну неловкую ситуацию. Но даже и эти двое не знали, что в ту ночь происходило на самом деле. Кэти нарисовала себе идеальную картину, где Чжоу обговаривает со Стелианом все вопросы за стаканом чего покрепче, а та не стала её разубеждать. Эмме же, из-за которой и началась вся эта кутерьма, кажется, вообще до этого не было дела. Так что имя Виктора Крама в их разговорах не звучало ни разу. Никто о нём не знал. Его и всё то, что происходило той ночью, Чжоу решила сделать своим секретом, не столько личным, сколько профессиональным. Если бы кто-то прознал, что она сделала прямо накануне матча, ей бы жизни не дали и извели если не руганью, то шутками и бесконечными издёвками. — Да-а, — протянула вечная подпевала Лиззи Саманта, — Крам — это да-а. — Исчерпывающая характеристика, Сэм, — оценил Дэвид. — Тебе бы в спортивную журналистику идти, когда всё закончится. — Не, — она отмахнулась, — я замуж пойду. — Ладно, — Кэти бросила последний дротик; истыканная иглами тренерша испепеляла её злобным взглядом, — во-первых, Крам. А во-вторых? — Во-вторых, снитч погоды не сделает, если болгары будут вести по счёту, — закончила свою мысль Лиззи и подула на раскрашенные ногти Саманты. — А они будут, — добавила, конечно, Саманта. Хильда, молча штопавшая свои перчатки костяной иглой, вдруг пробасила: — Я согласна. Все в недоумении уставились на неё. — С девочкой, — добавила она, указывая на Эмму. — Я всё равно собиралась после этого сезона уходить. А настоящий воин без боя не уходит. — Стремишься в квиддичную Вальхаллу, валькирия? — не смог не съязвить Дэвид. — Я бы и тебе советовала туда стремиться. И всем остальным тоже. Но вы сами себя не уважаете, так чего же вы ждёте от противника или руководства? До игры ещё день, а вы уже проиграли. — Почему это? — вспыхнула Кэти. — Разве мы не старались? Мы всю эту неделю тренировались, как перед смертью! Причём, заметь, тренировались сами, без этой грымзы, которой на нас плевать с Астрономической башни. Мы тонем, а она думает, как бы карманы набить. — Не только в тренировках и тренерах дело, — вдруг заговорила Чжоу, не хотевшая вступать в разговор и державшаяся в стороне, боясь сболтнуть лишнего, но не выдержала. — Они, болгары, побеждают потому что знают, что победят. Они уверены во всём, что делают, ничего не боятся и берут то, что хотят. Тогда как мы сами себе не верим. Чжоу поймала на себе изучающий взгляд кукольных глазок Эммы. Фиолетовые губы дрогнули в нервной полуулыбке. — Конечно, — впервые за вечер Саманта подала голос без команды от Лиззи, — им легче быть уверенными. Они же парни. А мы девчонки, нам положено бояться. Кэти смерила Сэм пренебрежительным взглядом и отвернулась к дартсу, а Дэвид почесал шею в районе кадыка: — А я тоже девчонка? — Да, — буркнула Лиззи, — а с этими усами ты — гормонально нестабильная девчонка. — Хорошо, — легко согласился с новым статусом Дэвид. — Тогда зовите меня Давиной. — Лучше б ты на поле был таким остряком, — неодобрительно покачала головой Хильда и вернулась к перчаткам. — Вы меня услышали. А Чжоу ещё и поняла. — Вот у нас уже двое готовы биться насмерть, — с гадкой улыбочкой отметила Лиззи, — а вы говорите, мы плохо мотивированная команда. — Не двое, — высоко подняла голову Кэти, — а трое минимум. — Четверо, — Чжоу почувствовала, как у неё пересыхает горло. Ей придётся встретиться с Виктором, точнее с Крамом, лицом к лицу и вырвать у него снитч, если понадобится, чтобы доказать самой себе, что она профессионал, а профессионалы на сантименты не размениваются. — Уже большая часть команды! — деланно восхитилась Лиззи. — По сравнению с тем, что было неделю назад, когда все плакались и бегали, как ужаленные, это невиданный успех. — А ты, Лиз-Лиз? — Кэти прищурилась, глядя на неё, и сложила руки на груди. — Готова побороться? Если не за победу, то хотя бы возможность уважать себя. — Я свою работу знаю, Кэт-Кэт, — вдруг посерьёзнела Лиз-Лиз, — хоть раз я вас подводила? — Нет, — кивнула Кэти, — но и противников у нас таких не было. «Хищни Хали» — это совсем другой уровень. — Читается как «Хиштни», — поправила Эмма. — Выключи зануду, — фыркнула Сэм. — Противника надо знать, если не в лицо, то по имени уж точно, — не растерялась Эмма. Её вообще трудно было сбить с толку. — А в идеале надо собрать его биологический материал. Эмма, Чжоу и Кэти многозначительно переглянулись. У них была одна тайна на троих. Только у каждой была своя правда. — Остальные? — Кэти перевела взгляд с Саманты на Дэвида. — Я как все, — поспешно отделалась от лишних вопросов Сэм. — Дэвид, конечно, струхнул бы, — единственный парень в команде начал картинно вздыхать и ломать руки, — но Давина — дерзкая девчонка. — Значит, мы договорились? — Кэти встала перед всей командой в свою любимую капитанскую позу: плечи расправлены, грудь колесом, взгляд — пронизывающий. — Играем, как никогда не играли. Никто не филонит и не говорит: «Да ладно, всё равно проиграем». И, Чжоу, — Кэти обратилась лично к ней, и все остальные посмотрели на неё, — на тебя особые надежды. — Я знаю, — улыбнулась она, — на ловца всегда особые надежды. — Но тут и случай какой! Представляешь, как это: победить Виктора Крама! — Это выигрыш, — влезла в разговор Эмма, — но не победа. — А какая разница? — Победа — это когда противник полностью капитулировал. — И что же надо сделать, чтобы победить Крама? — всё ещё не понимала Кэти. Эмма ответила просто: — Соблазнить. Чжоу поперхнулась, не сдержалась и закашлялась. — Женить, — мечтательно заулыбалась Саманта. — А потом обвинить в насилии, громко развестись и отсудить у него всё до кната, — ехидно добавила Лиззи. Эмма захихикала. — Какой у нас тут змеиный клубок, — отметила Давина, подперев щетинистый подбородок кием. — Вплетайся, дорогая, — подмигнула ей Лиззи. Кэти решила всё-таки убрать фотографию тренерши с мишени и резким движением выдрала её из-под дротиков, превратив в бумагу в ошмётки. — Пусть так будет с ней, — сказала Кэти, собирая обрывки с пола, — но не с нами. А чтобы с нами так не было, мы должны выспаться. Так что вплетаться будем в другое время. Чжоу взглядом отыскала на стене часы. Было уже чуть за полночь. До матча оставалось уже меньше суток. *** Отведённый им день до решающей игры Чжоу помнила смутно. Всю неделю команда под предводительством взведённой Кэти тренировалась хуже, чем на износ, а в тот день они позволили себе отдых, чтобы успокоиться и привести нервы в порядок. Чжоу пыталась медитировать, но выходило скверно. Сколько она не твердила мантры, взлететь или хотя бы отключиться от реальности не получалось. Вместо позитивных энергий, радости и спокойствия Чжоу вдыхала чужой мандраж, который только усиливал её собственные волнения. В голову лезло всякое, но ничего разумного и связного. Она волновалась так перед матчами только в самом начале карьеры, когда была ещё совсем зелёной. Но даже тогда, кажется, её так не трясло и эмоции так не путали сознание. Чжоу даже не знала, из-за чего именно это происходило: то ли из-за того, что в случае проигрыша она останется безработной, то ли, что впервые в жизни их команда сталкивалась с настолько сильным, практически непобедимым, соперником, то ли из-за того, что там был Виктор. Крам. Или же всё это сразу сплеталось в одно, и заставляло голову Чжоу трещать. Кэти тоже тряслась. Весть о грядущем матче «Торнадос» с «Хищни Хали» дошла до Британии, и до глубины души потрясённый Оливер Вуд завалил Кэти письмами, написанными очень встревоженным почерком. Кэти их почти не читала, но через океан могла чувствовать то, в каком психическом возбуждении находился действующий капитан «Паддлмир Юнайтед». Он крайне волновался за «Торнадос», за Кэти, за то, что судьба несправедлива, ведь это его команда должна была выйти против «Хали». Кэти говорила, что он, как рыцарь, хотел принять удар на себя. Эмма на это цинично заявила, что он просто хотел провести главный матч в своей идущей на закат карьере. Вообще Эмма оказалась самым спокойным жильцом их номера. Её истерики, драматичные слёзы, буйства прекратились. Она принимала всё происходящее с невероятной холодностью, и Чжоу оставалось этому только удивляться и завидовать. Когда наступил душный жаркий вечер, и команда уже достала из шкафов зачарованные чемоданы с формой и мётлами и стала готовиться к отправлению на стадион, Чжоу решила подойти к Эмме с разговором. Она не знала, о чём, но чётко ощущала необходимость поговорить. Именно с ней, даже не с лучшей подругой Кэти. Ведь Эмма была, по сути, в той же ситуации, что и Чжоу. Интрижка Эммы со Стелианом привела к интрижке Чжоу с Виктором. И теперь все они из любовников превратились в соперников. Чжоу увидела Эмму в щель приоткрытой двери ванной комнаты. Эмма стояла перед зеркалом, и их взгляды встретились в отражении. Сиреневый парик валялся в раковине, а вся краска с лица шестнадцатилетней охотницы была смыта. На щеках проступил живой румянец. — Почему ты сказала, что это твой последний матч? — начала Чжоу разговор. — Потому что после я уйду из команды, — ответила она, заплетая свои настоящие светло-русые волосы в тонкие косички. Эмма Клейтон, фарфоровая кукла, была в кои-то веки похожа на настоящего человека. — И что же ты будешь делать? — Сброшусь с моста, — как ни в чём ни бывало сказала она, с удовольствием отметив, как Чжоу поменялась в лице. — Вернусь в школу в сентябре. На шестой курс, хотя по возрасту уже положено идти на седьмой. Чжоу облегченно выдохнула. — Команда Слизерина нуждается в таком талантливом игроке. — Не представляю, как играть со школьниками после того, как провела столько времени с профессионалами. Она сцепила косички на затылке шпильками и продолжила. — Ты же знаешь, как страшно возвращаться в рутину после того, как, пусть и недолго, но жил по-настоящему. Чжоу горько усмехнулась. Эмма обернулась и посмотрела ей прямо в глаза. — Ты ведь не со Стелианом тогда была, — не спросила, а точно заявила она. — Уверенный, знающий, что делает, берущий, что хочет… Это же совсем не про него. Он скромный эмоциональный мальчик, и он точно не тот, с кем можно пропасть на всю ночь и вернуться под утро, еле держась на ногах. — Ты следила за мной?! — Вообще-то, в тот момент я выслушивала громовещатели от родителей. Кэти нажаловалась на меня МакГонагалл, та передала маме, и понеслась душа в рай. А видела тебя наша Сэм. А если знает Сэм, то знают все, ты же понимаешь. Твоё счастье, что она не видела, от кого ты в таком состоянии возвращалась. — Ты права, мне невероятно повезло. — Надеюсь, ты не забыла выпить волшебное зелье, — лукаво подмигнула Эмма. Чжоу молча проглотила эту колкость, лишь скривив лицо в ухмылке. — Значит, мы с тобой в одинаковом положении, — сказала она, на что Эмма покачала головой. — Далеко не в одинаковом, моя дорогая. Я постаралась, и теперь мы со Стелио злейшие враги. Он всё сделает, чтобы меня сегодня раздавить, а братья Йордановы ему в этом помогут. А вот у вас с тем, кого мы не будем называть, всё гораздо сложнее. Ох уж эти истории с открытым концом! Чжоу закатила глаза. — Но кое-что общее у нас всё-таки есть, да, — Эмма бросила парик в мусорное ведро. — Мы с тобой победили. Чжоу вспомнила данное Эммой определение победы и невесело рассмеялась. — Да уж, — она прикусила нижнюю губу, — победили! — Осталось самое простое: выиграть. *** Стадион «Берти-Хиллс» был переполнен фанатами квиддича всех мастей, и оглушающий рёв возбуждённой армии зрителей можно было слышать даже в раздевалке для игроков. Как стало известно, билеты на этот матч были полностью раскуплены в течение двух суток, но игроки «Татсхилл Торнадос» себе льстить не привыкли: все эти человеческие массы пришли посмотреть на легендарных болгар, а уж точно не на скромных девочек из разваливающегося клуба. Чжоу ждала увидеть окрашенные в красный трибуны, ведь именно этого цвета была форма у «Хищни Хали». Если и пришли люди, поддерживающие «Торнадос», то их бело-голубые флаги были обречены потеряться в этом багровом море. Чжоу разминала пальцы и тянула плечи: это был главный снитч в её карьере, и она была обязана его поймать. Хильда в последний раз тщательно проверяла свою экипировку. Вернувший мужское имя и сбривший, наконец, уродливые усы Дэвид вместе с Лиззи ритмично постукивали по лавке битами, а все три охотницы, обычно не ладящие между собой, присели напоследок и взялись за руки. Возможно, это был их последний совместный матч, да и в принципе последний матч, и пришло время оставить все разногласия позади. Стоявшая в дверях тренерша давила из себя ободряющие улыбки и лопотала что-то про несгибаемый дух и волю к победе, но никто её не слушал. А она и не старалась. Наконец, пришёл час выходить на поле. Команда в последний обнялась, все пожелали друг другу и себе удачи, выстроились в ряд, выставив капитаншу Кэти вперёд, взяли в правые руки мётлы, загонщики в левые — биты, и пошли вперёд по пугающе узкому коридору навстречу разрываемой эмоциями толпе. Когда они вышли на освещенное поле и выстроились в шеренгу, Чжоу увидела, что болгары уже ждали их. Она быстро нашла глазами Виктора: он стоял неподвижно, как солдат, и лицо у него было непроницаемое, словно окаменевшее. Он даже не взглянул в её сторону. И это было правильно. — Дорогие любители квиддича и просто те, кто неравнодушен к хлебу и зрелищам! — раздался над головой Чжоу усиленный «Сонорусом» и микрофоном голос одного из известнейших американских спортивных комментаторов. — Приветствуем вас, дам и господ, юных и зрелых, говорящих на разных языках, прилетевших сюда из разных частей света, а также слушающих нашу трансляцию по модным нынче среди магов радиоприёмникам, на главном спортивном событии года! Скоро мы станем свидетелями того, как столкнутся в поединке одна из старейших команд Великобритании — «Татсхилл Торнадос» — и не нуждающиеся в особом представлении, относительно молодая, но уже легендарная команда из солнечной Болгарии — «Хищни Хали»! Время представить игроков! Что ж, соблюдем этикет, и пропустим дам вперёд. «Татсхилл Торнадос»! Дэвид, смирившийся со своей судьбой, лишь тяжело вздохнул. — Номер первый. Капитан, блистательная охотница и обладательница очаровательнейшей улыбки — Кэти Бэлл! Кэти оседлала метлу и взмыла в воздух. Толпа поприветствовала её довольно вяло. — Вторая, но далеко не по важности дама! Северная валькирия, живая иллюстрация к словосочетанию «Сильная женщина» и суровая защитница ворот — Хильда Гвюздмундоттир! Хильда так же взгромоздилась на метлу и заняла своё место у колец. —Ух, — не унимался комментатор, — мимо такой и муха не проскочит! Затем комментатор принялся за Дэвида. Тот не стал дожидаться представления и взлетел сразу же за Хильдой. — Третий номер, загонщик и по совместительству самый большой везунчик и человек железной воли! А как иначе жить, будучи со всех сторон окруженным такими красавицами, а? — комментатор рассмеялся, и толпа загрохотала в ответ. — Поприветствуйте Дэвида Прайера! Лиззи сделала шаг вперёд и одарила толпу неотразимой улыбкой. — Ох, номер четыре! У мисс Элизабет Джексон в одной руке бита, а в другой — ослепляющие женские чары. Интересно, удержатся ли на метле суровые господа из команды соперника? Лиззи взмыла в воздух, а за ней сорвалась ничего не делающая в одиночку Саманта. — Где четвёрка, там и пятёрка! Саманта Иглесиас. Прыткая охотница с горячей латинской кровью. Вырвет не только квоффл у вас из рук, но и сердце из груди. Берегитесь! — Слышишь, как он растекается? — Чжоу услышала громкий шёпот Эммы, стоящей прямо перед ней. — Девочки, очаровашки, красавицы, цветочки, феечки. И хоть бы что толком сказал о том, какие мы игроки. А болгар сейчас будет с ног до головы облизывать. Тьфу! — У номера шесть совершенно особое положение в команде! Самая юная, самая яркая и необычная, известная своим взрывным характером, запоминающейся внешностью и цепкостью рук! Звезда Эммы Клейтон, я уверен, скоро поднимется на небосклон мировой квиддичной славы! Эмма злобно усмехнулась, пулей взмыла вверх и поразила комментатора и толпу своей совершенно обычной, ничем непримечательной внешностью и светлой умиротворённой улыбкой. Чжоу рассмеялась ей вслед. — И номер семь! Счастливое число! Азиатская натура вынуждает быть внимательным к деталям, и зоркие глаза Чжоу Чанг рассмотрят неуловимый снитч даже в самом дальнем конце поля! И больше ничего не сказал. Чжоу зависла над полем и посмотрела на команду болгар сверху вниз. Семеро кроваво-красных, из которых особо выделялись двое: двухметровый юноша — Стелиан, очевидно, и бритоголовый широкоплечий загонщик с лопатообразной чёрной бородой. — А теперь они, те, ради кого на стадион «Берти-Хиллс» прилетели фанаты из Индии, Франции, Португалии, ЮАР и многих других стран света! Те, из-за кого билетные кассы оказались опустошены и разграблены быстрее, чем горит спичка. Что сказать ещё, вы и так прекрасно знаете, о ком я! «Хищни Хали»! «Хиштни» — поправила про себя Чжоу. — Номер первый, капитан, первая бита Европы, один из лучших загонщиков мира. Бьёт без промаха, пробивает бладжером силовые поля стадионов, мастерски управляется с метлой и взглядом заставляет кровь стынуть в жилах. Стоян Субев! Бородач поднялся в воздух и хищно поглядел на своих непосредственных соперников — Дэвида и Лиззи, которые казались на его фоне беспомощными котятами. — Как у девушек из «Торнадос» номер четыре не существует без номера пять, так и здесь охотники под номерами два и три всегда вместе, буквально с утробы матери. Близнецы Элия и Петер Йордановы одинаковы не только на лицо, но и в совершенной непредсказуемости поведения на поле. Говорят, их не различает даже родная мать. Невероятно быстры, хитры и, кажется, даже безумны. Новое приобретение команды, которое уже успело проявить себя на больших европейских соревнованиях. Сегодня и мы увидим их в действии! Два абсолютно одинаковых молодых человека с кудрявыми темноволосыми головами и большими глазами на выкате взмыли вверх параллельно друг другу, обогнули стадион, разлетелись в разные стороны и заняли свои места в разных частях поля, но ровно друг напротив друга. — Под номером четыре ещё один новичок! Родись он магглом, родители непременно отдали бы его в баскетбол, забрасывать оранжевые мячи в корзины, но магия в его крови привела его в квиддич. Так же юн, как мисс Клейтон, играет на той же позиции, но куда более темная лошадка! Во всех смыслах! Это комментатор как пошутил о его смуглой, почти коричневой коже. — Обладатель самого красивого имени в команде, Стелиан Камов. Стелио ненавидящим взглядом смерил Эмму, а та на радость фанатам отплатила ему воздушным поцелуем. — И последнее новое, но уже зарекомендовавшее лицо. Номер пять, молодой талантливый загонщик Демьян Вельчев поможет своему старшему товарищу, господину Субеву, вывести девушек из «Торнадос» из строя, если только те не выведут его своей красотой, — посмеялся комментатор, и Чжоу увидела, как сильно Кэти закатила глаза, блеснув белоснежными белками. — Под номером шесть у нас старичок, Стефан Статиров. Один его вид отпугивает охотников из команд соперника от ворот. Берегитесь, дамы! Квадратное лицо Стефана было исчерчено красными полосами уродливых шрамов и ожогов. Чжоу действительно дрогнула. — Под номером семь у нас, традиционно, ловец. Прославившийся в ещё совсем юном возрасте, игравший в лучших командах Болгарии, два раза принимавший участие в Чемпионате Мира в составе национальной сборной, и оба раза ловил снитч раньше, чем его соперник успевал что-либо сообразить. Один из лучших ловцов в мире и, помимо прочего, участник легендарного Турнира Трёх Волшебников, непревзойдённый Виктор Крам! Ликующая толпа взревела, и Чжоу чуть было не слетела с метлы от разнёсшейся по стадиону вибрации. И сравнивать нечего было то, как описали её и его, и как на них отреагировали люди на трибунах. Лицо Виктора от комплиментов и восторженных криков фанатов не изменилось. Он будто их не слышал и не видел ничего перед собой, ни трибун, ни противников. Чжоу хотела научиться так же. Не обращать внимания ни на кого и видеть только цель. Но ей было, наверно, не суждено. — Что ж, мне уже говорят, что хватит рассыпаться в комплиментах, а пора объявлять начало матча! Итак, я вижу, что один из наших честнейших и независимейших арбитров вынес на поле сундук с мячами. Чжоу посмотрела вниз. Худосочный седой волшебник в полосатой мантии едва тащил тяжелый обитый кожей сундук. Положив его на песок, он щелкнул по золотому замку именным судейским перстнем, и откинулась крышка. В центре сундука дрожал огромный квоффл, по бокам от него пытались вырваться из кожаных ремней бладжеры. Щелкнув ещё раз, в этот раз по крышке сундука, арбитр открыл небольшой потайной отсек, в котором, обвязанный тонкими волшебными цепями, трепетал крылышками неуловимый золотой снитч. Чжоу не сводила с него глаз, обеими руками намертво вцепившись в древко метлы. — Начинаем обратный отсчёт! Три… «Спокойствие» — Два-а-а… «Какво ште кажеш» — Три! «Твою мать!» — Как так! Я и не заметил, что мячи уже выпущены! Зато, наши игроки не проморгали этот момент, в отличие от вашего покорного слуги, и вот уже Кэти Бэлл стремительно несётся за квоффлом. Честно, не ожидал такой прыти от столь хрупкой девушки, и, видимо, только бладжер от господ Субева и Вельчева могут остановить её. О, а вот и бладжер! Отлетает от биты Субева и… О! … я уже говорил, что Дэвид Прайер невероятно везучий? В последнюю секунду он отбивает бладжер в сторону Камова, и этим спасает и себя, и пролетающую мимо мисс Клейтон. Стелиана прикрыл своей битой неизвестно как оказавшийся рядом Вельчев, и юный охотник тут же рванул за Эммой, которая летела на помощь Кэти, почти перехватившей квоффл. Но Эмма не успела: дорогу ей перерезал один из близнецов. — Вы только поглядите на это! Камов и номер второй блокируют мисс Клейтон с двух сторон и отделяют её от мисс Бэлл! Какой вираж! В сторону мисс Бэлл вихрем летит номер третий. О, я совершенно забыл, третий номер — это Элия или же Петер? Неважно! Ведь у него в руках квоффл! Элия-Петер мчится к воротам «Торнадос», но девушки сюда прилетели тоже не только глаз украшать. Сеньорита Иглесиас умело обходит Йорданова сверху и оказывается впереди него, но Йорданов будто не видит её и идёт напролом. Стычки не избежать! Мисс Кл… Кошмар! Запущенный Субевым бладжер сносит сеньориту с метлы, и та плашмя падает на песок. Надеюсь, целите… ГОЛ! Невероятно! На первой же минуте матча болгары открывают счёт! В воздухе ненадолго вспыхнула алая цифра «10», а рядом с ней через двоеточие синий «0». Над вышедшей из игры Сэм суетились целители. Расколотая на две части метла бесполезным мусором валялась рядом. У «Торнадос» осталось только два охотника. — Какая досада! Мисс Клейтон и мисс Бэлл, конечно, невероятно опечалены потерей своей напарницы! Лицо Кэти было не опечаленным, оно было перекошенным от злобы. Эмма же оставалась такой же холодной и спокойной, какой была до матча. На Хильду, пропустившую мяч, было страшно смотреть. Пролетевший в кольцо квоффл словно обиделся, что его так быстро поймали и забили, и завилял по стадиону, не даваясь никому, ни болгарам, ни англичанам. За ним по параллельным траекториям гнались Стелиан и Эмма, и Чжоу поняла, что Эмма не преувеличивала, когда говорила, что Камов попытается её буквально раздавить. Стелио почти вплотную прижался к ней сбоку и, уже гранича с нарушением правил, грубо оттеснял её в сторону, будто пытался вовсе сбить. Ему на помощь подоспели неуловимые братья Йордановы. Один из них начал теснить Эмму с другой стороны, а второй поднялся над ними, резко развернулся и рванул обратно, направив на Эмму сильный встречный поток воздуха, который должен был сорвать её с метлы не хуже бладжера. Но в ту же секунду Эмма дёрнула метлу за древко и быстро ушла вниз, а сильно сблизившиеся Стелиан и Йорданов приняли удар воздуха на себя и в итоге столкнулись друг с другом, чудом удержавшись в воздухе. — Хитра! — только и смог восхититься комментатор. — Блестящая месть за сеньориту Иглесиас! Двое охотников болгар на несколько драгоценных секунд выведены из строя, и вот уже мисс Бэлл, не разбирая дороги, несётся за квоффлом, а за ней, в свою очередь, несётся бладжер! Неужели и эта охотница покинет нас сегодня? Невиданно! Прямо наперерез бладжеру бросается мистер Прайер, и вот уже этот убийственный снаряд пролетает в дюйме от головы номера второго, только оправившегося от столкновения с Камовым! Но, подождите! Где же квоффл? Вижу: в руках у Кэти Бэлл! Чжоу почти не следила за игрой, а тарахтение комментатора только отвлекало от главного: поиска снитча. Но снитча не было. За прошедшие несколько минут она так и не смогла заметить ни в одной из частей стадиона трепет золотых крыльев. Крам тоже почти не двигался с места, лишь иногда разворачиваясь и укрываясь от бладжеров. Время ловцов ещё не пришло. — Мисс Бэлл прорывается в зону «Хали», где её уже поджидает господин Субев со своей грозной битой. Надеюсь, он собрался бить по бладжеру, а не по самой несчастной девушке. Хотя её сзади страхуют оба загонщика команды «Татсхилл Торнадос», а вот Демьян Вельчев оказался отрезан от своего напарника в другой части поля. Незадача! О! Мисс Бэлл совсем близка к кольцам! Одно движение, и она сравняет счёт! Она замахивается и го-о… Невозможно! Квоффл снова в руках одного из братьев Йордановых! Откуда он там взялся? Даже вперёд собственного вратаря! И уже летит к воротам соперниц! Но не всё так просто, господин Элия-или-Петер! Мистер Прайер уже отправил вам вдогонку бладжер и… О нет! Субев отбивает бладжер прямо в прекрасную мисс Джексон! Она, конечно, успевает выставить биту вперёд, но удар такой силы ей не отразить! Какой кошмар! Мяч едва не сносит половину её тела! Бита летит вниз, а сама загонщица стремительно снижается. К ней уже спешит бригада целителей. Но, что это! Она подхватывает биту в левую руку, видимо, правая изломана, и поднимается обратно. О, что за женщины у нас сегодня играют! Пока всё внимание комментатора и зрителей на трибунах было приковано к героической Лиззи, которая со сломанной рукой и, кажется, рёбрами отказалась покинуть поле, ближе к воротам «Татсхилл Торнадос» разворачивалась драма. Йорданов, прижимая к груди квоффл, мчался к кольцам. Его страховали брат, Стелиан и Вельчев. Туда же во весь опор мчались Кэти и Эмма, строго бдела Хильда, но преимущество было явно на стороне болгар, и все уже ждали гола. Но не того, что произошло. — ГОЛ! Трибуны взревели и с утроенной силой замахали красными флагами. — Камов ловит только что заброшенный квоффл и замахивается! Неужели ещё один… ДА НЕ МОЖЕТ ЭТОГО БЫТЬ! Два подряд! В воздухе заискрилось красно-синее «30:0». — Не прошло и десяти минут от начала, а разрыв уже в тридцать очков! Что-то мне подсказывает, этот матч будет недолгим! Хотя он и может длиться вечно, если ловцы продолжат бездействовать! Эти слова были словно сигналом. Не ловцам, а самому снитчу. Он вдруг возник посреди поля и тут же начал метаться, петляя и юля на совершенно невозможной скорости. И Чжоу, и Виктор заметили его одновременно и сорвались со своих мест. Чжоу выжимала из своей метлы всё возможное, стараясь не упустить из виду золотистую точку, Виктор не отставал, и в итоге они вместе ворвались в самую гущу событий, где Эмма уже чуть ли не в рукопашную боролась со Стелианом за квоффл. — Наконец-то! Ловцы только-только вступили в игру, а она уже приобрела опасный оборот. Чанг и Крам идут плечо к плечу, а на расстоянии вытянутой руки от них, нет, не снитч, а Субев с битой. Он направляет бладжер в сторону мисс Чанг. С такого расстояния невозможно промахнуться и… Ох! Из меня лезут слова, которые недопустимы в эфире! Мисс Клейтон резко подаётся в сторону и буквально ловит бладжер лицом! Теперь у неё вместо лица кровавая гематома, квоффл в руках Камова, а изо рта льётся кровь и, мне кажется, высыпаются зубы! До чего смелая жертва! Смелая и полностью оправданная: зубы можно восстановить, квоффл отвоевать, а вот выбитый из игры ловец — это конец игре как таковой. Эти девушки явно пришли бороться не на жизнь, а на смерть! Я слышал, что у их клуба большие проблемы, и сейчас они бьются не просто за победу, а за место под солнцем. О, какие женщины у нас сегодня играют! А, это я уже говорил. Эмма закачалась на метле и стала не слушающимися руками цепляться за древко. У неё, очевидно, не только лицо оказалось повреждено, но и голова. Не на шутку испугавшийся Стелиан одной рукой прижал квоффл к рёбрам, а второй придержал соскальзывающую вниз Эмму. Та, совсем уже теряя сознание, подалась вперёд, падая прямо на Стелио и вдруг совершенно внезапно очнулась, выхватила у своего незадачливого бывшего возлюбленного квоффл и рванула с ним к воротам болгар, послав Стелиану на прощание кровавую улыбку. — Ох! Помните, я говорил, что внешний вид болгарского вратаря пугает игроков. Но теперь ему самому в пору испугаться! Но Чжоу не следила за развитием событий. Они с Крамом летели куда-то вперёд, не глядя по сторонам, глядя лишь на маячащий где-то вдалеке снитч. Они то действительно двигались плечом к плечу, то разлетались в стороны, но в итоге всё равно двигались в одном направлении. — ГОЛ! Гол в ворота «Хищни Хали»! Мисс Клейтон поцеловалась не с бладжером, а самой госпожой Фортуной! Так держать! Ещё два таких же мяча, и счёт сравняется. Искры, образовывавшие в воздухе синюю десятку, мешали обзору, и снитч снова где-то затерялся. Зато у их нуля появилась палочка. Когда искры растаяли, Чжоу вдруг поняла, что Крама рядом с ней больше нет. Он мчался уже где-то на большой высоте, в зоне «Торнадос», где висели лишь одинокая всеми заброшенная Хильда и едва держащаяся на метле Лиззи. Но снитча там не было, наоборот, он назойливой мухой мельтешил на средней высоте, и Чжоу не понимала, зачем Крам забрался так высоко. Но зная его репутацию и с той их ночи памятуя о том, как он управляется с метлой, на какие риски и выдумки способен, она не стала его недооценивать. И, конечно, он видел снитч. Но всё-таки у Чжоу было странное ощущение, будто это был не тот Виктор Крам, с которого она так хотела поцеловать, стоя под облаками из сахарной ваты. Это был какой-то другой человек. Комментатор что-то ещё трещал, но Чжоу его не слушала. И без него было понятно, что не происходит ничего хорошего. У ворот «Хищни Хали» творилось что-то невообразимое. Эмма всё-таки потеряла сознание по-настоящему и свалилась с метлы, но играть в джентльменов и ловить её никто уже не стал. Пока целители соскребали её с песочка, Кэти, единственный оставшийся в седле охотник, из последних сил боролась за квоффл против троих целых и невредимых охотников противника. Рядом был уже ненавистный всем Субев, а его правая рука — Вельчев — боролся с Дэвидом. Это была почти дуэль: размахивая битами, они запускали друг в друга один из бладжеров. Так Дэвид прикрывал от нападок раненую Лиз-Лиз, а Вельчев же не давал Дэвиду помочь Кэти, фактически взятой в кольцо. Она не могла ни отобрать квоффл, ни выйти из зоны, но всё равно, громко ругаясь и по-змеиному шипя, продолжала биться до последнего. Йордановы и Стелиан уже откровенно насмехались над ней, перекидывая друг другу мяч и глядя на то, как она по-детски злится и всякий раз хватается руками за воздух, а довольная превосходством «красных» публика рокотала вместе с ними. Чжоу и Виктор всё ещё кругами облетали стадион на разной высоте — он выше, она ниже, а снитч сверкал золотыми боками то тут, то там, дразня, капая на нервы раздражающими проблесками и запутывая. Вдруг прямо перед ухом Чжоу просвистел бладжер, предназначенный, очевидно, чтобы напрочь снести ей голову и закончить на этом игру. Чжоу рефлекторно дёрнула метлу и резко сместилась в сторону. И тут же рядом с ней возникла Лиззи. Правая сторона её тела от шеи и по крайней мере до кончиков пальцев посинели и почти сливались с формой. Держалась Лиззи на метле, крепко зажав её между коленями. В здоровой руке она из последних сил сжимала рукоять биты. — Чтобы тебя гарпии сожрали, сукин ты сын! — выкрикнула она усмехающемуся Субеву и как могла вдарила по бладжеру, который перехватила у Дэвида и Вельчева. Не ожидавший такого подарка судьбы Субев даже не успел ничего сообразить, поймал снаряд прямо грудью и покинул свой летательный аппарат. Лиз-Лиз довольно ухмыльнулась, а потом закрыла глаза и свалилась тоже. В этот момент Крам спокойно скользил где-то под силовым куполом стадиона, созерцая творящиеся внизу непотребства с высоты, а потом вдруг резко опустил древко метлы и пошёл в крутое пике. И Чжоу понимала почему. Прямо под ним фактически завис на одном месте золотой снитч, лишь слегка подёргиваясь из стороны в сторону, явно подразнивая и привлекая внимание расслабившихся ловцом. Чжоу, планировавшая практически над самым песком, пошла, наоборот, вверх, вновь выжимая из несчастной метлы все её скоростные возможности. Она должна была поймать этот снитч, просто обязана была. Если хотела спасти команду. И Виктор тоже. Если хотел доказать звание лучшего профессионала. И поэтому, когда они вдруг обнаружили, что на огромной скорости несутся друг на друга, гарантируя себе столкновение лоб в лоб, ни один из них не уступил. Да и поздно было что-то менять. Даже такой профи, как Виктор, не смог бы вывернуть из такого пике и не влететь в неё, несущуюся навстречу во весь опор. Всё, что им оставалось делать — это вытянуть руки к трепыхающемуся снитчу, а там будь, что будет. Когда они врезались друг в друга, Чжоу услышала громкий треск, и могла только надеяться, что это не её кости трещали. Она закружилась, потерявшись в пространстве, и поняла, что метла её больше уже не держит. Но держало что-то другое, что не давало ей рухнуть в песок. Через пару секунд придя в себя, она поняла, что её рука, вытянутая для поимки снитча, была сжата в ладони Виктора. Он держал её. «А где же снитч?» — подумала она. «Наверно, он поймал его и держит в другой руке» Но тут Чжоу поняла, что нет, не держит. Между её и его ладонями было что-то крепко зажато. «Что бы это могло быть?» — НЕ-ВЕ-РО-Я-ТНО! — слова комментатора эхом отдавались от притихших трибун. Игроки обеих команд, остававшиеся в воздухе, побросали всё и окружили Виктора и Чжоу. Между их ладонями трепетал крылышками золотой снитч. — У меня нет слов! Виктор спустился вниз, поставив Чжоу на ноги, и сам спрыгнул с метлы. То, что было метлой Чжоу, лежало рядом. Они так и стояли, не размыкая рук, и смотрели друг на друга, не зная, что и делать. Кэти кинулась на них обоих с одним лишь вопросом. — КТО? Они оба лишь пожали плечами. — Просто фантастическая ситуация! Дамы и господа, мы с вами стали свидетелями неописуемо редкого феномена. На моей памяти такое впервые! Это что-то (я уже сто раз говорил это слово) невероятное! — Вот уж точно, — усмехнулся немного растерянный Виктор, её Виктор, глядя Чжоу прямо в глаза. Она улыбнулась ему в ответ. — Нещо нетипично!
Автор данной публикации: Clear_Eye
Анна. Староста.
Факультет: Равенкло.
В фандоме: с 2015 года
На сайте с 8.01.18.
Публикаций 5,
отзывов 121.
Последний раз волшебник замечен в Хогсе: 3.08.21
Сайд-стори к фанфику "Rise". Когда приходят чувства, даже самый рассудительный человек может ненадолго растеряться. Алекс Митчелл с легкостью признал тот факт, что, оказывается, тоже способен влюбиться. Но книги, без которых он не представляет свою жизнь, не всегда способны помочь в достижении цели, ведь добиться взаимности не так просто, особенно, когда девушка смотрит на другого.
Драко Малфой - лучший ученик зельевара. Но счастья ему это не принесло. Написано ко дню рождения ДМ, но в конкурсах не участвовало. Было выставлено анонимно на фанфикс с апреля по пятое июня.
Уникальные в своем роде описания фильмов и книг из серии Поттерианы.
Раздел, где вы найдете все о приключениях героев на страницах книг и экранах кино.
Мнения поклонников и критиков о франшизе, обсуждения и рассуждения фанатов
Биографии всех персонажей серии. Их судьбы, пережитые приключения, родственные связи и многое другое из жизни героев.
Фотографии персонажей и рисунки от именитых артеров