Драко Малфой прячет лицо под маской.

Драко держит маску в руках — она серебристо-серая, с уродливым решетчатым ртом и черными провалами глаз; вся в золоте узоров и завитушек, на ощупь жесткая; настолько, что Драко царапает палец о нижнюю часть, а потом раздраженно шипит, поддевая ногтем мерцающее в сиреневой полутьме серебро.

У мамы были похожие маски, она привозила их с карнавалов и балов. Только они были меньше, изящнее и выглядели… более приятными.

После её казни Драко в ярости сжёг все её маски, а потом рыдал и пытался репаро восстановить из пепла все уничтоженное.

Недолго Гарри Поттер праздновал победу; недолго Англия радовалась смерти Волдеморта. Он вернулся всего лишь через несколько месяцев, тогда, когда ещё никто не успел зализать раны и поднять опущенную голову. Их перебили, как слепых котят.

Драко Малфой ненавидит того человека, который вернул Темного Лорда.

Драко тогда пришлось трансгрессировать туда, куда звала почерневшая мгновенно метка, словно напитавшаяся чернилами.

Грейнджер стояла тогда на руинах Хогвартса — неожиданно здоровая, без следов недосыпания или кошмаров, которые преследовали всех, кто выжил в этой мясорубке. Грейнджер стояла. Красивая, спокойная, самоуверенная, а на груди у неё тускло блестел и переливался небольшой зеленый медальон с рисунком оскаленной морды змеи.

Драко тогда думал, что сошел с ума или же ему снится очередной кошмар. Но потом Грейнджер повернулась и скользнула взглядом по ровным рядам пришедших на зов Пожирателей Смерти. Улыбнулась удовлетворенно, и только тогда Драко встретился с её глазами.

Они были пустые и равнодушные, словно кукольные, черный зрачок затопил коньячно-карюю радужку. Грейнджер смотрела, как слепец.

Когда Темный Лорд шагнул из столба пыли и мельтешащей вокруг черноты, мир Драко взорвался. Грейнджер подала ему мантию, а потом палочку рукояткой вперед. Темный Лорд принял все из её рук, а потом шагнул вперед и прикоснулся к Грейнджер. Потрепал почти ласково по волосам, как послушную кошку, стёр пыль с белой щеки и целомудренно поцеловал в лоб, как покойницу. Тогда-то все и думали, что Грейнджер суждено остаться покойницей, но Он решил иначе.

Темный Лорд взмахнул палочкой, но вместо того, чтобы убить Грейнджер, стоящую рядом, принялся убивать своих слуг.

Драко укачивал на руках мертвую маму; сёстры Гринграсс завывали над телом своего отца и отчаянно умоляли его проснуться.

А мир вокруг ломался заново. Кряхтел, выл, рычал и визжал, трещал по швам и разрывался на куски под напором гнева сильнейшего из живущих ныне волшебников.

Драко Малфой не особо любит общие собрания Пожирателей Смерти, но когда метка на предплечье загорается черными всполохами, он мягко отдает сына в руки побледневшей Астории, целует её в щеку и прячет лицо за серебром маски. Он, как когда-то его отец, сумел добиться того, чтобы его жене не поставили метку. Дар убеждения у него в крови.

Пусть Драко не входит в так называемый Ближний Круг, он слишком молод для этого, но полезных связей у него достаточно. Тех, кто имеет честь входить в Ближний Круг, знает вся Англия. И только одно имя вызывает истинный и животный ужас вперемешку с вынужденным уважением — Гермиона Грейнджер.

Драко трансгрессирует в особняк Ноттов, вежливо здоровается с Теодором, целует руку Панси и пропускает вперед волшебников из Ближнего Круга, которые чаще всего приходят все вместе. Долохов, Руквуд, тётка Белла с мужем и деверем.

Драко вежливо придерживает тётке дверь, и та не забывает оставить на его щеке след от влажной черной помады. Он каждый раз думает напомнить ей о том, что и маска ему никакая, кажется, не нужна — все легко вычисляют его по размазанной женской помаде на мерцающем серебре маски.

Он заходит в зал, привычно опускается на колени, прижимается решетчатым ртом к подолу черной мантии, не поднимая глаз на лицо Темного Лорда. Потом перед его лицом возникает лаковая черная туфелька, и Драко целует гладкую поверхность без отвращения, хотя, по идее, должен испытывать его, расцеловывая ноги грязнокровки.

Кажется, все должны чувствовать отвращение, целуя ножки грязнокровки Тёмного Лорда, но его нет. Им даже не пахнет. Страхом — да, восхищением — да, преданностью — тоже да, но только не отвращением.

Грейнджер улыбается ему почти по-старому, по-школьному, как забавная и яркая семнадцатилетняя девочка. Изгибает лиловые губы в доброжелательной улыбке, откидывает пальцами в белой перчатке медовую прядь с холеного лица и говорит негромким мелодичным голосом:

— Здравствуй, Драко. Проходи, садись. Почти все уже явились.

Драко улыбается ей в ответ до одури нежно, будто старому другу, и знает, что Темный Лорд позволит ему эту вольность в отношении своей женщины.

Драко Малфой прячет лицо под серебром маски.

Вот только сентиментальное сердце сжимается от смеси жалости и восхищения.

Драко смотрит в пустые кукольные глаза с черными расширенными зрачками и хочет сказать: «мне так жаль, Гермиона». Но говорит другое:

— Здравствуйте, госпожа.

Она улыбается ещё слаще.

На белой коже её груди лежит небольшой медальон с мордой оскалившей зубы змеи. Грейнджер цокает лаковыми черными туфельками, набрасывает сетчатую черную вуаль на лицо и шелестит шелковыми черными юбками, отдаляясь от него в сторону ждущей терпеливо своей любимицы Беллатрикс.

Через секунду она прикажет надеть маски, и тогда Драко вместе со всеми трансгрессирует туда, куда она скажет и убьет того, на кого она укажет.

Драко Малфой прячет лицо под маской и уже даже не надеется, что сможет её когда-либо снять.

Гермиона Грейнджер сжигает маггловские города во славу Темного Лорда и живет выбранной ей извне ролью, даже не надеясь на то, что искореженный разум когда-то сможет выбраться из-под влияния её господина.

Все они живут, пряча лица под масками и зажигая погребальные костры во славу своего повелителя.

И глаза у них пустые и равнодушные до омерзения, до мурашек по коже.

Как у кукол.