Будь осторожнее, когда заключаешь сделку с дьяволом. Он всегда приходит забрать своё.
…в красивой золотой чаше плавают блёстки и переливаются мерцающие звёзды.
— Ты выглядишь такой уставшей. Тебе нужно отдохнуть.
Его губы нежно скользят вниз, спускаются ласково по дрожащему изгибу гладкой шеи, прикасаются бережно к мочке уха.
— Мне нужно отдохнуть.
У Гермионы дрожат руки. Узкие девичьи пальцы как-то конвульсионно подергиваются, острые розовые ногти впиваются в кожу трясущихся ладоней до кровавых лунок.
Она судорожно сглатывает. Белую шею жестко обхватывает нить колье, сверкающего ослепительно-ярко драгоценными зелёными камнями. Словно звёзды с неба.
…проворные белые пальцы грубо дергают за медальон, больно счесывая нежную кожу жесткой цепью.— Ты так устала. Верно?
Он улыбается, и в мире нет ничего чудеснее его улыбки.
Гермиона устало опускает голову ему на плечо; его пальцы путаются в шелке пряно пахнущих локонов. Шею неприятно жжёт. Она прикасается пальцами к сверкающему колье, подныривает пальцами под тяжелое украшение, но ногти всего лишь скользят по чистой медовой коже.
Никаких ранок нет.
…на белых листах мягко расползается каллиграфически-аккуратный почерк, новые чернила пачкают кружевную ткань белого чулка.— Кажется, я испачкалась.
Гермиона недоуменно хмурит брови, на бледном лице сияет недовольство.
— Правда? – он рассеянно поглаживает её по голове, как собаку.
— Да. Я разлила чернила на чулки.
Он вдруг смеется и нежно-нежно убирает непослушный золотистый локон с её лба. У него такое родное лицо и просто невероятные глаза.
…тонкий черный ободок кольца цепко обхватывает сморщенный старческий палец.— Я не устала.
Он мягко качает головой.
— Нет, устала.
Он стаскивает с её руки ванильно-персиковую перчатку и прижимается холодными мягкими губами к дрожащей бледной руке, сцеловывая кровь с маленьких царапин.
На безымянном пальце сияет черное кольцо.
— Посмотри, — он проводит горячим влажным языком по особо глубокой ранке, — посмотри! Что ты наделала, глупая? Я ведь сказал тебе, чтобы ты не смела так больше делать!
Он с укором качает головой, а Гермионе становится стыдно-стыдно. Он ведь и правда такое говорил.
…в желтоватых отсветах диадемы путаются маленькие белые звезды.В её волосах путаются звёзды.
Он невесомо проводит властной ладонью по её щеке, гладит ласково-ласково. И улыбается.
— Ты такая красивая, — восхищенно шепчет он, — но тебе нужно отдохнуть. Верно?
Гермиона сияет яркой звездой в его объятиях. В роскошных золотистых кудрях мерцает загадочная диадема; на безымянном пальце правой руки сверкает черное кольцо; на белой груди тяжестью давит змеино-жесткое колье.
…пугающая змеиная пасть распахивается до хруста.— Я боюсь змей.
— Правда?
Его руки путаются в бархате многочисленных черных юбок. Он помогает ей стащить с ног туфли, а потом нежно целует её колено, принимаясь развязывать белые шелковые ленты.
Гермиона упираются ноющим затылком в стену и закусывает нижнюю губу.
— Я боюсь, что они меня съедят, — признаётся она застенчиво.
— Не бойся. Они никогда не посмеют причинить тебе вред.
Она опускает на него рассеянно-усталый взгляд золотисто-карих глаз. Он сидит перед ней почти что на коленях.
— Гарри, я так устала.
— Я знаю.
Он больше не улыбается. В сиреневом полумраке их спальни его глаза сияют кроваво-ярко.
Гермиона отчаянно плачет, когда он нежно целует её куда-то в висок. У него такие ласковые руки. Они цепким кольцом смыкаются на её худых плечах. У него такие нежные губы. Они жестко впиваются в бешено бьющуюся жилку на шее.
Гермиона плачет, потому что знает о нем кое-что очень важное.
Его зовут не Гарри.