Иногда ему кажется, что в его душе бурлящая тьма извергает злость. Озлоблен на мир. Озлоблен на брата. Ненавидит себя. Звучит как приговор, но ему плевать, ему все надоело. Он долго всматривается в изящное зеркало, невольно сравнивая себя с Сириусом, и понимает, что единственное их сходство — глаза — изменились. В них как будто что-то навсегда потускнело и повзрослело, изменив Регулуса до неузнаваемости. Он насмешливо кривит губы, с презрением наблюдая за тем, как разрумянились щеки его брата, как роскошные волосы небрежно разметаются в сторону при ходьбе, когда Сириус Блэк возвращается после очередной тренировки по квиддичу. Регулус снисходительно думает о том, что просто обязан заполучить Слизеринцам победу над Равенкло, чтобы столкнуться с львами на поле и нанести им удар. Младший Блэк тайно вылазит из подземелий и тихими шагами направляется в Запретную секцию библиотеки. Он как всегда будет засиживаться над старыми фолиантами, изувеченными временем, и рассуждать над политикой Темного лорда, с безразличием наблюдая из коридора, как великая четверка под мантией невидимкой, «неслышно» хохоча, блуждает по коридорам Хогвартса.

Он думает о том, что ни за что в жизни не скажет Сириусу, что мантия далеко не резиновая, а они уже не маленькие дети и их ноги уж больно сильно выделяются в воздухе.

— Кто не с нами, тот против нас, — расчетливо говорит Эйвери, надменно поглядывая на сгорбившегося чистокровку, который не хочет принимать метку и вступать в ряды Пожирателей. Регулус молчаливо смотрит на него, не зная даже фамилии, и думает о том, что лучше уж согласиться с Максимилианом, нежели унижаться от Круциатуса на публике. — Запомните, друзья, — Эйвери переводит свой взгляд на младшего из Блэков, внимательно смотря на его худое бледное лицо, и медленно отпивает красное вино из изящного хрустального бокала. — На войне нет хуже людей неопределившихся. Они словно крысы, бегущие с тонущего корабля в более комфортное место.

А потом Регулус впервые напивается так, как не пил раньше, наливая в бокал новую порцию Огневиски, и с какой-то злобой думая о том, что Сириус Блэк со своим дражайшим Поттером наверняка является частым посетителем мерзких маггловских пабов. Люциус понимающе хлопает его по плечу, смотря пустым взглядом в свой стакан, а другим соратникам до него и дела нет . Младший Блэк, обжигаясь и пошатываясь, встает и идет к чертову Гриммо 12, запоздало думая о том, что Маман, брызжа слюной, будет говорить ему что-то о том, что нельзя вести себя, как Предатель крови. Ощутив прохладный летний ветерок, и, оглядевшись по сторонам, он вдруг понимает, почему же брат сбежал из отчего дома и хочет поступить точно так же. Когда до двери остается совсем немного, Регулус Блэк ощущает приступ тошноты и, облокотившись о стену, долго еще хмурится от резкой боли в животе. Не умеет пить. Не умеет любить. Не хочет жить. Завалившись в свою комнату, он бросает быстрый взгляд в старинное зеркало, и за это мгновение замечает, что в нем что-то изменилось, а резкие черты лица поразительным образом смягчились, делая его безупречно привлекательным. И он смотрит в свое отражение до утра, в отчаянье, пытаясь найти что-то едва уловимое в своем лице.

На следующее утро его застает Маман. Ее губы сжимаются в полоску, а глаза недовольно метают молнии. Она говорит ему что-то о том, что внизу его ждет чета Ноттов, коих они пригласили еще неделю назад, и, такая забывчивость непристойна для аристократа. Регулус пустым взглядом провожает свою мать и чувствует, как безразличие расплывается в груди, как легкие резко тяжелеют, а перед глазами все плывет, искажается. Когда он спускается вниз, то не смотрит ни на кого, пытаясь слиться с дубовыми стенами особняка, пытаясь раствориться в своих мыслях. Блэк отвечает невпопад, иногда заикаясь, иногда и вовсе не реагируя на расспросы. Регулус попросту жалеет, что не может взять и убежать от всего, как его брат, жалеет, что не оправдывает надежды своих родителей и не значит в этом доме ничего. Он поднимает свой взгляд и блуждает по знакомой гостиной, пока на мгновение не встречается с большими карими глазами. В ее взгляде он читает злость и, может быть, даже ярость, и только где-то внутри Регулус замечает искорки страха, осевшие на дне зрачков. Девушка, презрительно и едва заметно фыркая, вальяжно откидывается на стуле и смотрит так нагло и выразительно, что ему становится не по себе. У нее на лице ярко читаются мысли, которые выдают ее с головой, и Блэк начинает понимать, что, по-видимому, поиски матери его невесты — закончены.

— У меня нет брата, — слова так просто слетают с языка, а внутри буря. На секунду, васильковые глаза Сириуса в неверии распахиваются, а потом так же резко сужаются, говоря ему о том, что все кончено. Он сам отрезал путь к отступлению.

— Какой же ты жалкий, — холодно бросает старший Блэк и, разворачиваясь на каблуках, стремительно покидает туалет, оставляя Регулуса в одиночестве. Внутри, Блэк безумно смеется, извергая потоки ругательств в спину Сириуса, но, а здесь, на лице у него ни намека на боль. Он прислоняется к стене и закрывает глаза, рассуждая о том, что, может, это даже и к лучшему, что уже давно пора было высказать Сириусу все, чтобы позже, приблизительно через месяц, со спокойным выражением лица стоять на коленях перед Лордом и чувствовать адскую боль в левом плече. Регулус чувствует приступ хохота и, содрогаясь, смотрит в белый кафельный пол туалета, различая среди грязных пятен от ботинок свое мутное отражение. Он хмурит брови и замечает как странно искажены черты его лица и каким безумным взглядом смотрит он вокруг. Блэк замирает и наконец чувствует, как привычное равнодушие медленно покидает его, а внутри лужа боли, растекающаяся по венам, разъедает его внутренности.

— С Рождеством, мистер Блэк, — он замечает ее тонкую фигуру среди танцующих не сразу. Она стоит перед ним в длинном изумрудном платье, а ее волосы заплетены в мудреную прическу, делая ее неотразимой. Если бы Блэк мог чувствовать что-либо, то давно был бы сражен ее красотой. Если бы Блэк научился ценить хоть что-нибудь, он бы давно упал перед ней навзничь. Регулус кивает головой, пытаясь сосредоточиться на своих мыслях, и даже не глядя на свою будущую жену, медленно уходит на балкон особняка Ноттов. Ему невыносимо душно. Душно от всего: притворства, боли в левом плече и своего долга. Иллюзия — фантастическая вещь, рассуждает он, тихо шепча свои мысли ветру, пока она есть в твоей жизни, ты, словно слепой, не видящий всех ужасов жизни. Но когда она начинает трескаться, то распадается на мелкие кусочки, непременно вонзая их в сердце. Регулус закрывает глаза и хмурится от резкой боли, которая словно повсюду. Перед глазами вновь всплывает образ старшего брата, с которым он не виделся уже почти год, а его беззаботная улыбка мерещится ему во всех углах. Регулус с болью думает о том, что Сириус был прав, что идеи Темного лорда безумны, а методы противоречат целям. В такие уничтожающие моменты, когда его старшая кузина — Беллатриса получает порции Круциатуса, он умирает где-то внутри вместе с ее душой, потому что он находит в ней — его. Он видит в ней своего чертового брата.

— К вашему сведению, — Блэк резко разворачивается, натыкаясь на разъяренный взгляд карих глаз. В ее черных, как ночь, глазах, он видит свое отражение. Отражение несчастного человека, чья жизнь идет своим чередом, а он стоит на месте. В ее глазах он замечает свою смерть. И, кажется, это его приговор. — Кавалер не должен оставлять даму в одиночестве.

Регулус снисходительно качает головой, мысленно жалея ее: такую хитрую, но наивную. Он не знает, как рассказать ей, что никогда не будет с ней, что нутром чувствует, будто его дни сочтены. Он не понимает, что можно найти в нем, почему она так хватается за него, словно он - спасительная соломинка. Блэк улыбается, холодно и отчужденно, что не скрывается от цепкого взгляда. Но она молчит. Ведь они всегда молчат вместе, верно? Им просто нечего друг другу сказать.

Когда Темный лорд оставляет его после собрания и пустым голосом спрашивает у него про Кикимера, Регулус ошарашено отступает назад, получая снисходительный взгляд. Он молчаливо выслушивает очередной приказ и до боли зажимает руки в кулаки. Интересно, когда же случилось так, что домовой эльф, чьи головы в три ряда весят в коридоре, стал самым близким существом за всю жизнь? Блэк трансрессирует домой и ходит взад-вперед, пытаясь понять, зачем же понадобился Лорду эльф? Мысли путаются, галстук жмет, а воздуха, кажется, и вовсе нет. Регулус останавливается и вновь смотрит в зеркало, не узнавая больше себя. Нет больше наивных синих глаз, таких схожих с братом. Есть только обреченность, спрятанная в белках и боль, сквозящая из самого нутра.

— Кикимер!..

…А он послушно слушает и с таким трепетным восторгом смотрит в самую глубь, что Регулус ощущает, как земля уходит из-под ног. Никто никогда не верил ему так сильно, как обычный домовой эльф. Блэк встряхивает головой, отгоняя мрачные мысли и на следующий же день ведет его к Лорду, рассуждая о том, что все это ненормально. Словно он сошел с ума.А потом смутные терзания, охватившие его мысли, долгое отсутствие домовика и боль, которая так и не унялась за эти годы. Он сидел, склонившись над старой маггловской книгой, которая являлась единственным подарком от брата, и думал, когда все же все пошло наперекосяк? Неужели в тот день, когда он принял метку или намного раньше? Может, именно тогда, когда он навсегда разорвал связующее звено между ним и Сириусом Блэком, который впоследствии являлся личным кошмаром Регулуса? Младший Блэк встает и ходит по комнате, избегая взглядом старинное зеркало, понимая, что больше не готов себя узреть. Он отчаянно хватается за голову и смотрит на запотевшие стекла в старинных позолоченных рамках и готов закричать от отчаянья, всякий раз натыкаясь на старые фотографии, сделанные в далеком детстве. Ему мерещится голос матери и шепот умерших предков, а темная ночь словно глумиться над ним, умертвляя знакомые пейзажи. В этом мире, рассуждает он, я погряз окончательно…

— Кикимер! — не выдерживает Регулус, чувствуя, как внутри все сгнивает от подступившего в легкие воздуха. Голова идет кругом, а зловещий шепот звучит все отчетливей. Манит.

— Мистер Блэк…- слабый, тоненький голосок, заставил Регулуса содрогнуться и резко развернуться, уставившись на эльфа. Изможденное существо еле стоит на ногах, чуть ли не падая навзничь. Потрепанная рубашка в крови, тело покрыто рубцами, а по подбородку стекает белая пена, падающая на пол. Когда серые глаза сталкиваются с синими, мир начинает казаться совсем другим…

***

— Скажите, Луиза, будь у вас выбор: спасти свою жизнь или целый мир, чтобы вы выбрали? — Регулус поднимает свой тяжелый взгляд на будущую-небудующую невесту и загадочно улыбается, пытаясь рассмотреть в ее глазах правдивый ответ. Девушка пожимает плечами, грустно посматривая на Блэка, ощущая внутри смутное беспокойство и тупую боль. Она не понимает, что забыл он у нее в поместье в пол-одиннадцатого ночи и почему задает ей такой странный вопрос.

— Конечно же, себя, что за глупый вопрос?

Блэк снисходительно кивает головой, смотря на нее, как на маленькую и глупенькую девицу, и продолжает улыбаться как-то странно, слишком легко. Позже, уже где-то через неделю Нотт поймет, что в эту ночь она впервые увидела в его мужественных чертах лица необъяснимое облегчение, немое прощание с ней. А сейчас она в ответ будет хмуриться, внимательно следя за его взглядом. У нее за спиной висит зеркало, большое, два метра в длину до самого пола, а его чистая сверкающая поверхность забавно сверкает, отображая все вокруг. Регулус Блэк будет внимательно изучать свое отражение, вспоминать в нем глаза брата, нос матери и скулы отца, невольно улыбаясь тому, что его больше не будет душить серость будней, мерзость противоречивых идей и зеркала, которые стали стражниками его боли.

Луиза сжимает губы в полоску, чувствуя, как подрагивает чашка в ее руках, а брови нервно дергаются вверх. Когда старинные изящные настольные часы отбивают двенадцать, чашка выпадает из ее рук, со звоном приземляясь на пол. У Нотт по телу мурашки отбивают танец, а сидящий напротив Блэк что-то шепчет вползвука, наводя на нее неописуемый ужас.

— …Настольные…Двенадцать…

— Что? О чем вы, Регулус? — не выдерживает девушка, смотря на него во все глаза, ощущая ком, застрявший в горле.

Блэк улыбается и чуть громче говорит:

— Когда настольные часы пробьют двенадцать, — он на мгновенье замолкает, и его лицо искажается в неком страхе. — Не забудь умереть.