В свои двадцать пять лет Лили Луна Поттер, единственная и неповторимая дочь национального героя Британии, чувствовала себя отчего-то крайне удрученной. Может, дело было в том, что за свои немалые года она так и не смогла определиться по жизни, а может, ей просто от природы досталась склонность к меланхолии, но Лили, внешне веселая, яркая звездочка, у которой внутри, видел Мерлин, извечная тоска лежала мертвым грузом, вот уже которую пятницу подряд проводила в баре, опрокидывая в себе непонятно какую по счету рюмку огневиски.

В общем-то, это было своеобразной традицией — приходить в наполненный людьми бар в пятницу вечером, садиться в самом конце за барную стойку и медленно, смакуя каждую секунду, опрокидывать горький, противный на вкус алкоголь. С ним было как-то легче, мысли разом пропадали из головы, и Лили, счастливо улыбаясь, беззаботно общалась с кем придется. Иногда, когда голова обретала непозволительную легкость, Лили могла выйти в середину накуренного помещения и, двигаясь медленно, с каким-то надрывом, пританцовывать в такт музыке, чувствовать чье-то дыхание в волосах и падать прямо в бездну.

Потому что пятница вечером — это время, когда Лили могла забыться. В это время она просто переставала быть собой.

Почему именно в этот раз все пошло как-то не так, она бы не смогла ответить: право, начало было самым стандартным из всех — отсидев пары, Лили, схватив сумку, пулей вылетела из душной Академии. Было немного обидно, надвигающиеся экзамены по-особенному давили на сердце, и все, чего ей хотелось, это поскорее оказаться в родимом баре, окликнуть знакомую, ставшую почти родной барменшу Кэтрин, чтобы потом, дойдя до состояния полной свободы и легкости, двигаться опять в такт опьяняющей музыке.

И все так и было. Пьяная, навеселе, Лили медленно шла домой, глупо и счастливо улыбаясь, наконец позабыв о всех своих проблемах и неурядицах. Она знала, что родители давно уже спят, Джеймс и Альбус с ними не жили, поэтому, совсем не боясь очередных материнских окриков, она шла уверенно, то и дело качаясь из стороны в сторону.

Первая проблема появилась в трех шагах от знакомого газона, потому что именно тогда она заметила свет в окошках первого этажа. «Мерлин, Лили, — думала Поттер, прикусив губу, щурясь, дабы окончательно убедиться, что ей не привиделось. — Тебе двадцать пять, в конце концов, что они вообще могут тебе сказать?». И это было действительно так, с небольшой, правда, поправкой на то, что Лили по-прежнему отчего-то ощущала себя потерянным четырнадцатилетним подростком, который все еще не смог понять ни то, кем он хочет быть, ни то, с чем вообще хочет связать свою жизнь.

Но ей было слишком весело, чтобы думать о последствиях, а потому, дернув за ручку, она уверенно зашла в дом, почти что споткнувшись об стоявшую у самого порога обувь, с раздражением подумав о том, какому идиоту вообще могло прийти в голову поставить их посередине прохода.

Да, ей было очень весело: настолько, что глупая улыбка, приклеенная прямо к коже, не хотела сползать. Именно с ней она вползла в гостиную, которая и являлась источником света в полпервого ночи, потому что миновать ее, чтобы добраться до собственной комнаты, к сожалению, было нельзя. Лили предполагала, что, возможно, мама опять засиделась допоздна, вычитывая материалы для нового номера «Ежедневного пророка», в таком случае максимум, что ей могло достаться, — парочка едких комментариев по поводу ее внешнего вида. Если же здесь ее поджидал papa, как любила она называть своего отца на французский манер, то пришлось бы выслушать получасовую лекцию о смысле жизни и препятствиях в ней, которые необходимо всегда преодолевать.

В общем-то, Лили оказалась не права. Сощурившись от яркого света, она уверенно зашла в помещение, где почти сразу же смогла различить силуэт своего отца, и, когда она была уже готова произнести стандартные приветствия с грустной миной, взгляд ее скользнул чуть в сторону.

Лили никогда не понимала, как можно протрезветь в момент, ей казалось это почти нереальным, но, глядя на мужчину, что сидел за столом, она чувствовала, как легкость покидает ее тело, как легкие, медленно сжимаясь, перестают циркулировать воздух. Веселая улыбка, что по-глупому висела на ее лице, застыла, и Лили замерла у самого порога комнаты, так и не решившись зайти.

— О, ну наконец, — слегка ворчливо произнес Гарри Поттер, и Лили поймала его заинтересованный взгляд. — Я уже думал, что не увижу свою дочь до первых лучей солнца. Мы со Скорпиусом порядком заждались твою персону, не расскажешь, где опять пропадала?

— Привет, — неуверенно протянула Лили, посмотрев в сторону Скорпиуса Малфоя, который незамедлительно кивнул ей, равнодушно окидывая ее фигурку взглядом. Ей было страшно и неуютно, теперь она по-особенному жалела, что вообще решилась пойти сегодня в паб, ведь внешний вид ее сейчас наверняка оставлял желать лучшего.

Но, непринужденно улыбнувшись отцу и легкомысленно взмахнув головой, Лили затараторила, двинувшись по направлению к дивану, что стоял поодаль стола:

— Па-ап, сегодня же пятница, могу я, в конце концов, позволить себе расслабиться?

— И так вот, Скорпиус, уже почти год, — быстро ответил он, повернувшись к Малфою, который, степенно покручивая ручку чашки, сидел с абсолютно нечитаемым выражением лица.

— Сочувствую, мистер Поттер, — с насмешкой проговорил он, и Лили, бросив быстрый взгляд из-под челки, прикусила губу, молясь, чтобы прямо сейчас не сотворить какую-либо глупость. — Признаться, не думал о том, что Альбус мог съехать от вас…

— Вот так оно и происходит: все стремятся покинуть отчий дом. Одна Лили с нами и осталась.

Тяжелый вздох сорвался с ее губ раньше, чем она успела отвернуться и поймать быстрый взгляд Скорпиуса Малфоя. Ей стало так грустно и так одиноко, что, не найдя в себе сил хоть как-то поучаствовать в разговоре, она бессмысленно посмотрела в потолок. Больше всего за все свои двадцать пять лет Лили жалела о двух вещах: о том, что поступила на аврора, и о том, что влюбилась в Скорпиуса Малфоя в далекие тринадцать лет. И если с первым у нее получилось разобраться — она отчислилась из Аврората на втором курсе и поступила в Академию Зельеварения, то со вторым дела обстояли хуже. Разлюбить Скорпиуса Малфоя у нее так и не получилось.

В ее голове он всегда был другом ее брата, слизеринцем с едкой усмешкой на устах и очень притягательным человеком. Рядом со Скорпиусом она ощущала покой и в то же время волнение, один только его взгляд мог быть причиной непомерного счастья, тогда как слова, произносимые им с особой жесткостью, постоянно опускали с небес. Лили любила его открыто, не пытаясь скрыть своих чувств, но и не стараясь хоть как-то привлечь его внимание. И все же при этом она так и не смогла добиться хотя бы того, чтобы они стали кем-то наподобие хороших приятелей.

— Он просто человек такой, — любил говорить ее брат, замечая тень грусти в лице сестры. — Не обращай на него внимание. И вообще, сдался он тебе. Вокруг есть люди и получше.

Но Альбус ни черта не понимал. Не было никого лучше, все ее мысли, все ее чувства устремлялись лишь к нему одному, и, набравшись однажды смелости, она подумала о том, что стоило хотя бы раз попытать удачу. Между ними было два года разницы, вражда факультетов и слухи, окутывающие фигуру Малфоя романтичным флером. Его презирали и в то же время боялись, Скорпиус умел доводить людей до исступления одним лишь взглядом, вызывая целый поток бессвязных оскорблений. Но он не реагировал. Ухмылялся еще больше своей презрительной улыбочкой, покручивал в пальцах палочку, как бы предупреждая: шаг — и тебе несдобровать.

Решение позвать его в Хогсмид было самым примитивным и верным; ей казалось, что, стоит им только сблизиться или хотя бы начать проводить совместно время, и он точно проникнется к ней чувствами. Но Скорпиус отказал ей еще до того момента, как она успела открыть рот.

— Не стоит, Поттер, — говорил он тогда холодным тоном, и глаза его были до больного равнодушны. — Ни тебе, ни мне это не сдалось. Рекомендую не питать на счет меня никаких иллюзий, в этом мире нам не по пути, уж слишком много препятствий, не находишь?

Только вот Лили была упрямой, отчасти глупой гриффиндоркой, которая шла напролом, и простые слова Малфоя не оказали на нее большого воздействия. После бессонной ночи, которую Лили прорыдала в подушку, она лишь упорнее стала разглядывать его профиль в Большом зале, узнавать какую-то едва ли значимую информацию о нем и время и от времени подсаживаться к брату, чтобы невольно заставлять Малфоя обращать внимание на себя.

— Слышал, Скорпиус, — донеслось до нее сквозь поток мыслей, и Лили, вздрогнув, навострила уши, даже не пытаясь обернуться и посмотреть на сидящих за столом. — Что у тебя получилось защитить работу о зельях типа В, несмотря на все отказы комиссии. Мои поздравления. Мало кто в таком молодом возрасте удостаивался научной степени и кресла в преподавательском составе главного вуза страны.

— Ну, мне уже двадцать семь, не так и мало, сэр. А что до комиссии… французы все же сговорчивее нас, англичан.

Гарри коротко рассмеялся, и Лили, невольно обернувшись, подметила ленивую усмешку на лице Скорпиуса и полную его расслабленность — он совсем не изменился со времен Хогвартса.

— Не жалеешь, что решил поехать учиться во Францию, а?

— Ни капли, — тут же подхватил Малфой, склонившись над столом. — В любом случае, теперь я вернулся. Окончательно.

Внутри нее что-то радостно забилось, а потом воспоминания холодной водой окатили ее с ног до головы. Она просто смотрела на него, подмечая, что лицо почти не изменилось со времен Хогвартса, только лишь большая мужественность проглядывала сквозь эти черты и изгибы, и Лили падала куда-то в пучину, ощущая знакомую боль внутри.

Когда она узнала, что он уезжает во Францию, Лили показалось, что весь мир просто сошел с петель и покатился на нее, дабы окончательно впечатать в землю. Она, безуспешно пытавшаяся добиться от него хоть какой-то взаимности, в тот момент просто опустила руки. Ее попытки завязать разговор, сблизиться или даже просто помочь прерывались им на корню, и ей, безответно влюбленной пятикурснице, ничего не оставалось, кроме как сдаться. И, когда Скорпиус Малфой окончательно покинул ее жизнь, она думала, что сможет расстаться со своими чувствами и перестать испытывать эту любовь. Не получилось. Потому что видя его всякий раз на летних каникулах, когда он приезжал из Франции домой, к родителям, она падала в свои чувства все больше.

— …ты действительно молодец, Скорпиус. Добиваться своих целей и пробираться в нашем обществе на вершину крайне затруднительно. Не так ли, Лили?

Она дернулась, вынырнув из меланхолии, и, обернувшись опять, улыбнулась весело.

— О, да, papa.

— Может, расскажешь, что происходило с тобой за последние восемь лет? — лукаво протянул он, устало откинувшись на спинку стула.

А что могла рассказать Лили? Что поступила на аврора, поняла, что это не ее, и решила уйти наперекор мнению собственной семьи? Что поступила в Академию, которую вот-вот закончит, но в которой так и не смогла добиться хоть каких-то высот? Что по-прежнему влюблена в мальчишку с серыми глазами, который никогда не ответит ей взаимностью? Что вообще могла рассказать Лили? «Что я неудачница», — с тоской подумалось ей, и она, улыбнувшись ласково, переметнула взгляд с отца на Скорпиуса, который в этот момент смотрел на нее. И глаза его, равнодушно презрительные, несмотря на весь лютый холод, грели ей душу.

— Мне совершенно нечего рассказать вам, — помедлив, протянула Лили, улыбаясь сильнее. Внутри нее отчего-то горечь по-особенному прожигала сердце. — Я живу абсолютно ничем не примечательной жизнью.

И это было действительно правдой.

***

Она увидела Скорпиуса во второй раз спустя неделю его визита домой. Тогда она, все еще находящаяся в легком опьянении, не смогла испытать полноценно гамму своих чувств, и лишь на следующее утро к ней в душу постучалась та самая радость, которая идет рука об руку с тоскливой грустью о прошедшем. И вот, сидя за партой в аудитории, она молчаливо следила за Скорпиусом, который, аккуратно выводя свои инициалы на доске, развернулся к студентам лицом, чтобы с холодной усмешкой на губах спокойно проговорить:

— С этого дня я буду вести у вас лекции по стратификационным зельям. Я же буду проводить у вас экзамены, поэтому рекомендую заранее ознакомиться с курсом и не отвлекаться во время пар ни на что постороннее, — его оскал стал шире, когда взгляд задержался на Лили, которая ни живая ни мертвая во все глаза смотрела на него. — Поблажек не будет никому. Поэтому лучше не стоит злить меня своим неуважением к предмету.

Что-то внутри нее упало и от радости, и от печали: во-первых, стратификационные зелья были ее самым нелюбимым разделом в высшем зельеварении, а во-вторых, подтянутая и мускулистая фигура Скорпиуса, маячившая перед глазами, совершенно не способствовала хоть какой-то концентрации. Она не могла избавиться от воспоминаний, которые так и лезли ей в голову, и молчаливо наблюдая за ним, зачитывающим лекцию, Лили даже не пыталась хоть что-то записать. Она стремилась понять одну вещь — почему они так и не смогли сойтись?

Скорпиус был серьезным и в то же время насмешливым, он часто смеялся над Альбусом, который, будучи одарённым с детства какой-то рассеянностью и нерасторопностью, вечно попадал в курьезные ситуации. При всей своей холодности, обращенной к окружающим, она видела, как меняется Скорпиус с теми, кто ему близок, и больше всего Лили бесило то, что она не входила в этот круг. Она была лишь раздражающей младшей сестрой его друга, и избавиться от этих проклятых шаблонов не удалось бы, даже если б на самом деле она не доставала его извечными попытками подружиться.

Однажды в год, когда Скорпиус выпускался, а Лили готовилась к СОВ, Малфой все-таки проявил по отношению к ней чудеса великодушия. Она помнила этот день слишком отчетливо: яркое солнце заливало пространство светом, и Лили недовольно морщилась, склонившись над очередным глупым тестом по Зельеварению, совершенно не зная, как его решить. Усталость и расшатанные нервы делу не помогали, и Лили, почти что плача, бездумно смотрела в чистый лист, совершенно не зная, что и как делать. Ей хотелось сбежать из кабинета, но бежать было некуда. От этого теста зависел ее допуск к СОВ.

— М-да, Поттер, — протянул Скорпиус, и Лили, вскинув голову, увидела сквозь пелену слез его как всегда серьезный и холодный вид. Он стоял рядом, облокотившись руками о стол, нависая над ней, из-за чего сердце у Лили отплясывало чечетку. — Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, но разве можно лишить себя удовольствия побыть хоть раз меценатом?

Он решал тест, молча черкая что-то в листке, то и дело обращая внимание на дверь в ожидании прихода учителя. Для него это было раз плюнуть, и пока его лицо было сосредоточено и непроницаемо, Лили смотрела на него, испытывая облегчение и радость, благодарность и глупую, ненужную влюбленность. Единственный раз, когда Скорпиус обратил на нее внимание и выручил ее, был слишком ценен для нее, и она еще с большим упорством старалась мелькать в его жизни, зная, что только раздражает его своей симпатией.

Но что Лили могла сделать с собой? У нее не получалось просто взять и запереть свои чувства, не получалось начать вести себя рационально и по-умному, так, как, наверное, на ее месте повела бы себя всезнающая Роза Уизли. Эмоциональной и открытой Поттер даже в голову не приходило, что ее чувства к черту не сдались. Наверное, это и было первым и самым важным уроком в ее жизни.

— Мисс Поттер, — его холодный, с властными нотками голос заставил ее нервно вздрогнуть и оглянуться. Скорпиус стоял позади нее, внимательно всматриваясь в открытый пергамент, в котором не было ровным счетом ничего. — Предположу, конечно, что вы гениальны настолько, чтобы с легкостью запомнить на слух весь тот объем информации, что я даю, однако рекомендую-таки спуститься с небес на землю и записать хоть что-то. А то первое место в очереди на экзамен вам будет обеспечено.

— Но…

— На чем я остановился? — холодно протянул он, внимательно смотря в ее лицо, и Лили чувствовала себя под его обжигающим взглядом не то дурой, не то самым счастливым человеком на свете. — Ах да, зелья класса С…

Пара закончилась лишь спустя долгих тридцать минут, и Лили, задержавшись до последнего, воровато оглянувшись и убедившись, что в аудитории, кроме нее и Скорпиуса, никого не было, подошла к столу, за которым он восседал, внося какие-то заметки в журнал.

— Скорпиус…

— Мистер Малфой, — поправил он, не глядя, и Лили фыркнула тихо, опустила руку, едва касаясь стола ладонью.

— Извините, — иронично протянула она, вынуждая его поднять глаза и вопросительно изогнуть бровь. — Мистер Малфой, неужели вы и вправду будете преподавать у нас до конца семестра?

— А что? Вы не в восторге от моего метода преподавания?

— Скорее от манер, — парировала она, милейше улыбнувшись, а потом, взяв с его стола книгу, стала разглядывать ее, чтобы через секунду резко упереть свой взгляд прямо в его лицо. — Я рада, что ты вернулся, — улыбка сильнее вырисовывалась на лице, и Скорпиус хмыкнул невыразительно, кривя свои идеальные брови.

— Не думаю, что надолго, — серьезно проговорил он, поднявшись с места, нависая над ней так, что она бы с легкостью могла дотронуться до кончиков его жестких волос. — У тебя хреновая успеваемость, Поттер. Вылетишь — глазом моргнуть не успеешь.

— Может, тогда позанимаешься со мной? — легкомысленно произнесла Лили, резко отложив книгу в сторону и опустив глаза. Она ненавидела любые разговоры, которые касались учебы; ненавидела слышать очевидное: «Ты чертова идиотка, Лили Поттер, и ты совсем не знаешь, как тебе жить». И особенно больно звучало это из уст Скорпиуса — он бил как никогда целенаправленно, на поражение. В конце концов, Лили просто запутавшийся двадцатипятилетний подросток, который мечтает лишь вернуться туда, в детство, и не принимать никаких решений. Она устала. И ей хочется совсем немного понимания для начала.

— Завтра в семь в библиотеке напротив Гринготтса. Не придешь, пинай на себя, — Лили вскинула резко голову, с удивлением посмотрев на него. Бросая легкомысленно слова, она и не думала о том, что он действительно войдет в ее положение. — А теперь иди, у меня окно, и я бы хотел отдохнуть в тишине.

— Спасение рук утопающих — дело рук самих утопающих. Но разве могу я отказать себе в удовольствии хоть раз побыть меценатом? — с улыбкой произнесла Лили, лукаво поглядывая на него из-под челки, чувствуя, как горечь медленно заливает ей нутро. «Раздражающая сестра Альбуса», — именно так сказал о ней Скорпиус Розе, и Лили, случайно услышавшая этот разговор, тогда почти что впала в агонию. Потому что ей действительно хотелось верить, что ее чувства хотя бы на йоту взаимны.

— Именно, — мрачно ответил Скорпиус, не сводя своих глаз. Можно было сказать, что внешне он все еще оставался тем выпускником Слизерина, что, хмуря брови, решал ей тест по зельеварению, но внутренне, Лили была уверена, он уже был совсем другим.

Так, может… у нее все-таки есть шанс?

***

— Ты безнадежна, — устало протянул Скорпиус, откинувшись на спинку стула. Они сидели совсем рядом, и Лили могла чувствовать тепло, исходившее от его тела, поэтому, наверное, никак не могла сконцентрироваться на классификации зелий.

— Тогда почему ты не уходишь? — поинтересовалась она, украдкой посматривая на него из-под челки. В помещении было почти безлюдно, день близился к вечеру, и Лили чувствовала, как ее шея начинает ныть от нахождения в одном положении.

— Наслаждаюсь своим меценатством, Поттер. А ты даже не ценишь этого по достоинству, — лениво бросил он без всякой насмешки, прикрыв на секунду глаза. Весь его вид так и кричал о недостатке сна и здорового образа жизни. Сколько себя помнила Лили, Малфой всегда был таким: кропотливым и ответственным, тем самым учеником, кто мог ночами просиживать над учебниками и примерами, чтобы потом блистать перед толпой. В итоге все его старания были вознаграждены, Лили видела, с каким уважением на него посматривают коллеги в Академии, и внутренне честно-честно завидовала. Потому что Лили не то чтобы ничего не добилась, она даже не пыталась. В свои двадцать пять она так не смогла понять главное: кто такая Лили Поттер.

— Зельеварение — не твое, — уверенно протянул он, не открывая глаз, и Лили едва ощутимо вздрогнула от какой-то внутренней обиды. Почему он вечно озвучивал то, что ей меньше всего хотелось слышать? — Не понимаю, как ты вообще дошла до пятого курса…

— Это просто твой предмет слишком сложный! — вспылила она, резко дернув на себя книгу, чувствуя, как ядовитая горечь наполняет легкие. — И вообще, если не давать себе перерыва в работе, то, конечно, мозг перестанет усваивать информацию.

Скорпиус хмыкнул неопределенно, замолчав, и Лили, медленно заскользив глазами по его профилю, почувствовала привычную тоску. Она никогда не понимала их отношений. Несмотря на то, что он не давал ей надежду и всячески демонстрировал равнодушие, все равно оказывался рядом в самый нужный момент; даже его грубые и холодные слова были произнесены будто бы с какой-то мягкостью. И чем больше Лили старалась понять Скорпиуса, тем сильнее запутывалась, поэтому, в конце концов, ближе к концу пятого курса она попыталась дать другим шанс. Свидания вытекали друг из друга, менялись лица, но не декорации, и Лили, откровенно скучавшая в компании очередного гриффиндорца, осознавала для себя простую вещь: как бы ни был кто лучше, ее сердце не может просто взять и переключиться. Хоть и надо, ведь после его отъезда… что будет с ней?

Когда он уезжал, она была уже в Хогвартсе, давилась невкусной кашей по утрам, а по ночам, впадая в отчаянье, с ненавистью вспоминала его глаза. Учеба во Франции начиналась лишь в октябре, поэтому Лили не смогла даже одним глазком проводить его в долгий путь, впрочем, не очень-то и хотелось. Ей казалось, что, уедь он в другую страну, больше никогда не вернется, поэтому, заметив его однажды летом в Косой-аллее, она остановилась, нервно сжав юбку платья, не решившись подойти. Только вот Скорпиус,
к сожалению, тоже заметил ее.

— Ты уже решила, кем хочешь стать? — поинтересовался он тогда лениво, и Лили, по-особенному остро реагировавшая на любые вопросы, касавшиеся ее будущего, лишь насупилась. Тогда ей казалось, что времени достаточно и однажды она точно придет к пониманию своего предназначения, поэтому нет смысла терроризировать ее такими вопросами.

Что ж, стоило отметить, что прошло восемь лет, и она так и не поняла. И, потеряв хоть какую-то надежду на то, что однажды поймет, Лили просто решила плыть по течению, уповая на кого-то стороннего.

Свет в библиотеке моргнул, и Лили, переглянувшись со Скорпиусом, незамедлительно стала складывать свои вещи в сумку. Было уже действительно поздно, почти одиннадцатый час, и им стоило уходить, чтобы их случайно не закрыли в этом огромном, наполненном книгами помещении. И когда они шли по улице, окруженные ленивыми сумерками, в абсолютном молчании, она думала лишь о том, что не просто завидует Скорпиусу. Она восхищается им. Потому что у него была дурная репутация из-за фамилии и тысяча предрассудков на его счет; он был вынужден постоянно бороться с общественным мнением, и ей казалось, что уехал он во Францию совсем не из-за более высокого уровня образования. А чтобы никто не доставал его тягучим «Ма-алфой», которое сопровождалось улюлюканьем и злобным смехом.

— Как в твою голову вообще пришла идея пойти на аврора? — спросил он тихо, когда молчание между ними начинало уже нервировать Лили.

Она пожала плечами. «А что ты, в общем-то, хочешь услышать, Малфой?».

— Отец предложил, а я согласилась.

— Неужели у тебя совсем не было никаких вариантов? Предпочтений? Интересов?

— Не все же настолько умны, чтобы понять сразу, чем бы им хотелось заниматься, — с раздражением парировала Лили, сжимая сумку в руках сильнее нужного, понимая, что ведет себя как глупый ребенок, но сделать с собой ничего не могла. Ей было просто больно и обидно от осознания, что вся ее жизнь прожита почти что впустую.

— А, то есть, то, чем ты занимаешься сейчас — это твое? — с насмешкой протянул он, останавливаясь, вынуждая замереть и ее тоже. И Лили стояла ровно, бросая на него озлобленные взгляды, которые так и говорили: «молчи». — Сдается мне, что кто-то пребывает в иллюзиях и пытается таким образом сбежать от правды.

— О, мистер-я-самый-умный-и-осведомленный, да что ты вообще знаешь? Как можешь судить других? — чеканя каждое слово, отвечала она, мечтая поскорее сбежать от Скорпиуса и его пристальных серых глаз, которые, черт возьми, действительно видели ее насквозь. И это было страшно — потому что она-то себя совсем не знала, так откуда он мог?

— Ну-ну, — и интонация у него была жесткая, насмешливо презрительная, та самая, с которой он когда-то сказал, что им не по пути. — До завтра, Поттер. Жду тебя в то же время. Нам многое предстоит еще изучить.

Его высокий профиль скрывался среди мрачных домов, и Лили, смотревшая ему в след, задавалась лишь одним вопросом: почему в итоге они так и не сошлись?

И почему в ее жизни все с какой-то удивительной скоростью скатывается в точности да не туда.

На следующий день она пришла с самым решительным настроением на свете, села подле него, намеренно не сохраняя даже малейшее личное пространство, и с беспристрастным лицом внимательно стала слушать. Скорпиус объяснял доходчиво, но слишком сильно ударялся в детали, в результате чего спустя час занятия Лили, незаметно зевнув, с отчаянием посмотрела на исписанные пергаменты и раскрытые книги. Ей становилось тошно от одних только алхимических значков.

— Мой мозг исчерпал все свои силы на сегодня, — уверенно проговорила она, повернув голову к нему. Между ними была пара жалких сантиметров, и Лили по-особенному ощущала какое-то внутреннее желание просто взять и прижаться к нему, обвить руками шею и наконец-то поцеловать.

— В таком случае у меня для тебя плохие новости: мы не прошли даже одной трети от запланированного материала, — сухо прокомментировал он, посмотрев в ответ. Зрительный контакт длился недолго, ведь, смутившись, Лили резко отвела свой взгляд, переметнувшись к его шее, которая едва выступала за высоким воротником рубашки.

— Но я больше не могу, — напирала она, все равно боясь поднять глаза. — К тому же, я сегодня собиралась пойти в бар… хочешь со мной?

Лили абсолютно точно ожидала отказа. В конце концов, глядя в его серьезное лицо, она думала, что Малфой только и делает, что что-то изучает и учит, выводит и классифицирует. Он был таким… умным и взрослым, что рядом с ним Лили ощущала себя просто маленькой глупенькой девочкой. И это ощущение полной своей ничтожности, что возникало, стоило ему только посмотреть своим проницательным взглядом, она испытывала всегда — даже еще в далеком Хогвартсе.

— Ну пошли, пьянь, — спокойно ответил он, и Лили слабо улыбнулась, украдкой поглядывая на него.

Светлая меланхолия накрыла ее раньше, чем они успели выйти из библиотеки. Она просто шла рядом с ним и вспоминала, как еще будучи ученицей Гриффиндора заработала репутацию взрывной девчонки, что вечно ударялась в громкую музыку и высокоградусный алкоголь. Без нее не обмывалась ни одна победа в квиддиче, хоть она и не состояла в команде; без нее не праздновался ни один день рождения, хоть Лили и не была ни с кем близка. Всем просто нравилась ее легкость и веселость, добродушие и азарт, она могла заводить толпу зажигательным, отчаянным смехом и полным отсутствием хоть каких-то негативных эмоций.

Мало кто знал, что все это: смех на устах, любовь выпить и раствориться в музыке — было всего лишь побегом от реальности; желание скрыть свою полную растерянность перед этим огромным миром и тысячью дорог, что открывала ей юность.

— Мне казалось, ты только по пятницам налегаешь на алкоголь, — насмешливо протянул он, когда Лили без всякого смущения схватила его за руку и потащила к своему излюбленному месту.

— Следишь? — лукаво спросила она, усаживаясь поудобнее, с нетерпением ерзая на кушетке. Ее почему-то волновала одна только мысль, что он рядом. Помнилось ей, что Скорпиус пропустил даже свой выпускной ради защиты какой-то своей работы, Малфой в принципе не был замечен ни на каких-либо вечеринках, ни уж тем более в каких-либо пабах. Ведь Скорпиус Малфой, чертов умник, всегда интересовался вещами пространственными.

Так почему он пошел вместе с ней?

— Твой отец рассказал.

Лили фыркнула, с раздражением задумавшись о том, что еще мог рассказать ее papa, насколько сильно он мог уйти в воспоминания и опозорить ее. Почему-то именно рядом со Скорпиусом ей было труднее всего признаться, что она всего лишь типичная неудачница, не знавшая своей дороги по жизни, так и оставшаяся на перепутье, не решившаяся хоть куда-то пойти.

Вскинув голову, она посмотрела на него, чувствуя, как грусть пронзает все ее тело и даже бокал виски, который она держала в руках, не помогал ей окунуться в пучину веселья. Она знала это лицо слишком хорошо: сколько раз Лили молчаливо изучала его черты, вбивала в память изгибы? И ведь он даже не изменился… повзрослел разве что, так и оставшись тем красивым подростком с белокурыми волосами и сталью в серых глазах. Которые всегда смотрели на нее с презрительной насмешкой в зрачках.

— Тебе бы стоило завязать, — спокойно проговорил Скорпиус, смотря на нее в ответ. И Лили могла поклясться, что его сердце не замирает от одного только ее взгляда, в то время как она уже готова просто подпрыгнуть и дотянуться до небес. — Вспомни, сколько проблем у тебя было в Хогвартсе…

— О нет, — прошептала Лили, улыбнувшись криво, прикрывая лицо руками.

— …никогда не забуду, как Альбус пытался привести тебя в сознание от алкогольного отравления. Повезло же, что это мы тебя нашли и никто не воспользовался твоим состоянием.

Ее лицо медленно покрывалось красными пятнами, а чувство стыда липкими пальцами обтягивало кожу. Лили была до того везучей, что в единственный раз, когда вечеринка вышла для ее боком, свидетелем ее позора стал человек, в которого она была безмерно влюблена. Стоило ли говорить, что в течение следующей недели она избегала его как только могла, при этом все время натыкаясь в безлюдных коридорах в перерывах между уроками? «Ты чертова неудачница», — подумалось ей, и Лили, резко вскинув голову, медленно стала раскачивать стакан в руках, внимательно наблюдая за ним. Скорпиус, уперевшись руками в лоб, сидел, склонившись над столом.

Он выглядел уставшим и изможденным, и ей почему-то начинало казаться, что, возможно, в его жизни тоже все было не так гладко, как могло показаться. И с каждой новой мыслью Лили чувствовала какой-то горьковатый привкус на кончике языка и понимала, что если так и продолжит думать о прошлом, то точно разревется. Потому что все ее годы прошли будто сквозь нее, не оставив ничего.

— Ты был тем еще засранцем в школе, — весело протянула Лили, внимательно наблюдая за ним. Ей хотелось, чтобы он усмехнулся насмешливо или начал опять лезть к ней в душу — все что угодно, лишь бы он не выглядел настолько больным.

— Попрошу, я был самим очарованием, — с долей иронии незамедлительно ответил он, приоткрыв глаза, чтобы потом медленно заскользить ими по ее лицу, оставляя за собой ожоги. Лили было больно и совершенно точно обидно, потому что ничего в ее жизни не изменилось за эти проклятые восемь лет: она по-прежнему робела от одного только его взгляда.

— О да, — парировала, чувствуя, как алкоголь сносит последние границы и препятствия, оставляя после себя одну пустоту. — Особенно мил ты был тогда, когда отшивал меня и плевался в мои чувства.

Когда до нее дошло осознание, что именно она ляпнула в полупьяном бреду, Лили резко прикусила губу, бросив испуганный взгляд на сидящего рядом Скорпиуса. Он смотрел на ее пристально и пронзающе, морщась и хмурясь отчего-то, словно ему была противна одна только эта тема. И это по-особенному больно укололо ее, заставляя в момент протрезветь и понять очевидное: «Только ты одна стоишь на месте, Лили Поттер. Все остальные уже давно в пути».

— Лили… — начал было он, и она предполагала, что именно за этим последует, поэтому, быстро вскочив с места и бросив два галеона на стойку, бессвязно затараторила прежде чем позорно сбежать:

— Мне пора, рада была посидеть!

Можно было сказать, что она реагировала слишком глупо: в конце концов, она же взрослый человек с хоть небольшим, но все-таки опытом, так зачем так по-идиотски вестись на очевидную провокацию с его стороны? Но Лили не отдавала себе отчета, она просто плелась мимо людей, ощущая, как непрошеные слезы скапливались в глазах и как ее сердце медленно замолкало под тяжестью грусти. Когда Скорпиус уехал в чертову Францию, все два последние курса слились для нее в одну черную и безликую полосу: казалось, что с его отсутствием в ее жизни она просто потеряла весь смысл, поэтому, наверное, Лили так презирала себя. Из-за своей любви она не смогла понять, кто вообще такая и чего в принципе хочет получить от жизни, ведь все ее мысли были заняты только им.

— Постой, — тяжелая рука схватила ее за плечо и заставила развернуться. У нее не было ни шанса на побег, ведь перед ней опять стоял запыхавшийся Скорпиус, и сердце Лили замерло от предвкушения, в то время как стоявшие в глазах слезы были уже готовы градом осыпаться вниз.

— Ты забыла, — проговорил он почти равнодушно, протягивая ей палочку, и Лили, растерянно моргнув, ощутила, как в момент становятся влажными щеки. Она плакала. Стояла и смотрела на него, прежде чем резко схватиться за свою палочку и стремительно развернуться, дабы с окончательным позором трансгрессировать домой.

Все правильно, в конце концов. Так и должно было быть: спасение утопающего — дело рук самого утопающего… но почему же, черт возьми, так сложно всплыть? Что тянет ее вниз, в эту бездну?

***

С прошествием лет Лили почти полностью потеряла свою гриффиндорскую отвагу: она не кидалась в бой по первому зову, чаще начинала испытывать некоторую робость и даже страх. В конечном итоге по прошествии стольких дней Лили так и не стала лучше, у нее не получилось развиться. И понимание этого отчего-то особенно больно било ее по пятницам на второй паре, которую вел Скорпиус.

Если бы она сохранила свою прежнюю напористость, был бы он сейчас ее? Смогла бы она в итоге покорить его сердце? Бросая цепкие взгляды на его подтянутую фигуру и безразличный вид, Лили почему-то думала, что нет. Такие, как Скорпиус, предпочитают людей себе по статусу, уверенных и умных, куда тут раздражающей сестре лучшего друга? В конце концов, она сама не ощущала себя достойной его, и с того дня перестала хоть как-то мелькать у него перед глазами.

Нужно было сдаться. Просто запереть свои чувства и не давать им волю, тогда, может быть, она, наконец, сможет задуматься о своем будущем и решить, к чему ей стремиться. Но чем дольше она всматривалась в его черты, тем сильнее понимала, что просто не может. У нее не получается начать вести себя хоть сколько-нибудь рационально и правильно.

— Мисс Поттер, останьтесь, — холодно бросил он, даже не повернувшись, когда Лили позорно быстро запихнула тетради в сумку, мечтая сбежать. Не вышло.

Тяжело вздохнув, Лили улыбнулась премило своим однокурсницам, до боли прикусив нижнюю губу и коря себя за собственную нерасторопность. Она с таким успехом избегала Скорпиуса на протяжении почти двух недель, что ей уже, по правде, начинало казаться, что удача на ее стороне.

— Ваша работа оставляет желать лучшего, с ней не стоит и мечтать о допуске к экзамену.

— Но, мистер Малфой, — с нажимом на фамилию протянула Лили, встрепенувшись, почувствовав, как страх тонкой пленкой окутывает сердце. Она боялась даже представить, что скажет ее семья, если Лили опять отчислится из института. — Я сделала все, как вы объясняли.

— Да? — насмешливо бросил Скорпиус, наконец повернувшись и посмотрев на нее пронзительно, из-за чего весь пыл Лили погас примерно тотчас. — Вы перепутали типологию В и С, умудрились допустить ошибку в составлении алхимического названия и… — криво улыбнувшись, Малфой протянул ей лист, в котором синяя чернильная вязь смешалась с красной. — …вы даже не удосужились закрепить тот небольшой материал, что мы успели с вами разобрать, судя по вашим глубокомысленным ответам в части с развернутым ответом.

Усталость и смущение чередовались друг с другом, и Лили чувствовала, как тяжесть дней становится непомерной, слишком массивной ношей. Было просто сложно стоять напротив него и чувствовать свою полную некомпетентность и глупость, но труднее всего было осознавать, что это действительно не ее. Она зря старается удержаться за это место.

— Сегодня после пар я жду вас на пересдаче, — наконец проговорил он, и Лили увидела, как насмешка змейкой проскользнула в глазах.

— Малфой, ты что, ненавидишь меня? — встрепенулась она тут же, сильнее нужного смяв листок в руках и посмотрев на него широко распахнутыми глазами. «И вправду», — подумалось ей, когда лицо напротив на мгновение приняло выражение превосходства. — Сегодня же пятница!

— До нашей встречи у вас остается ровно четыре часа, — как ни в чем не бывало проговорил он, бросив быстрый взгляд на часы. — Вполне достаточно для повторения. Рекомендую не опаздывать, мисс Поттер.

Когда-то пятницы были самым любимым временем для Лили, но после его возвращения, у нее не осталось даже этого. Можно было сказать, что все это было расплатой за то, что Лили стала слишком маргинальной и потерянной… но в глубине души ей хотелось верить, что Малфой просто проявляет свою заботу о ней. В конце концов, что у нее вообще останется, забери ее мысли о нем? Не провалилась бы Лили окончательно в бездну?

Поэтому, наверное, собрав волю в кулак, в назначенное время Лили стояла у двери, что вела в его кабинет, и думала о том, что все это к месту. Провести время наедине со Скорпиусом Малфоем… в свои пятнадцать она могла о таком только мечтать.

Когда Лили, резко распахнув дверь, шла по направлению к его столу, он молчаливо пронзал ее взглядом. Ей было страшно, и ноги ее грозились надломиться где-то в середине пути, поэтому, попытавшись улыбнуться, Лили, заламывая пальцы, неуверенно подошла к нему ближе, думая, что тишина в этой аудитории слишком пугающая… чересчур интимная, и сердце у нее замирало в ожидании.

— Перепишите часть с развернутым ответом, этого будет достаточно, чтобы я допустил вас к сдаче экзамена, — лениво бросил он, внимательно наблюдая за каждым ее действием, и Лили замерла слегка пораженная. Неужели для этого будет достаточно сделать так мало? Был ли тогда вообще смысл дергать ее?

Но страх наполнил ее внутренности первее, чем она успела даже попытаться что-то сказать, поэтому, не задумавшись ни на секунду, Лили быстро уселась за первую парту, склонившись над листочком и испытывая чувство дежавю. В голову лезли воспоминания: ненужные, болезненные, они только сильнее расфокусировали ее внимание, вынуждая из раза в раз перечитывать одни и те же строчки. Иногда, когда она окончательно окуналась в прошлое, Лили вдруг понимала, что Скорпиус… был до удивительного непоследовательным человеком. Он отвергал ее приглашения в Хогсмид, но при этом неизменно появлялся в ее жизни в самый трудный момент. Казалось, что ему совершенно не нравилось то внимание, которым была окружена Лили, но как он относился к ней самой? И почему все обернулось именно так, как вышло?

Когда Лили выпускалась из школы, она была счастлива и огорчена одновременно — прощаться с обжитыми стенами было трудно, но труднее всего было ходить по коридорам, в которых два года она натыкалась на него и, краснея, пыталась наладить разговор. Именно на выпускном она ощутила всю тоску и одиночество, ей просто было необходимо увидеть его, и мир, будто увидев ее тайное желание, помог ей в этом. Скорпиус пришел к ней на выпускной вместе с Альбусом, и сердце у Лили билось слишком сильно, чтобы она могла в тот момент проговорить хоть что-то значимое.

— Поттер, ты тридцать минут пялишься в листок и ничего не пишешь, — она вздрогнула, вынырнув из воспоминаний, и с неприкрытой печалью посмотрела на него. Скорпиус уже не сидел за столом, а нависал над ней. Фыркнув, он придвинул стул к ее парте, уселся вальяжно и склонился так близко, что Лили могла разглядеть малейшие черточки в его глазах. — С учетом твоего игнорирования моей скромной персоны, не думаю, что у тебя есть резон задерживаться здесь еще дольше.

— Я не игнорирую! — шикнула Лили, чувствуя, как медленно заливается предательской красной краской.

— О, ну да, как я сразу не догадался. Это скорее похоже… на побег? — насмешливо тянул он, чтобы потом резко вскинуть голову, посмотреть на нее в упор пронзительными серыми глазами, от которых не было спасения. И Лили падала. Ее сердце не могло перестать так по-сумасшедшему биться. — Ты всегда сбегаешь, когда дело продвигается чуть дальше нелепых предложений о свидании в Хогсмиде, не так ли?

Лили вздрогнула. Потому что отчетливо помнила, как тогда, на ее выпускном, получилось так, что она оказалась со Скорпиусом под омелой. Это вышло случайно, видел Мерлин, Лили не хотела такого нелепого счастья, и она смотрела на него беспомощно, по-глупому хлопая глазами, слыша улюлюканье за спиной. У Скорпиуса на лице привычное равнодушие превращалось в вязкое раздражение, и Лили чувствовала себя то ли любимицей жизни, то ли самой большой неудачницей, но, неуверенно приблизившись к нему, она все же коснулась своих губ его. Страх и радость смешались друг с другом, когда его рука обвила ее талию и притянула ближе к себе, и это буйство чувств, что переполняло Поттер в тот момент, было до того ярким, что Лили запомнила все эти ощущения с педантичной точностью. И поэтому даже по прошествии шести лет, когда она вновь видела это лицо настолько близко от своего, сердце ее металось в лихорадке.

Только… почему тогда она просто развернулась и сбежала? Почему, черт возьми, она вечно убегала от него?

Зрительный контакт длился слишком долго, и Лили, забывшая уже, как дышать, словно в каком-то бреду, нагнулась над партой, передвинулась к нему ближе. Она опять падала в собственную бездну чувств, и, наверное, череда лет, полных страданий, отбила у нее весь инстинкт самосохранения, ведь иначе как можно было объяснить, что Лили, нагнувшись еще ближе, схватила ладонями его лицо и аккуратно, словно боясь сломать собственную иллюзию, поцеловала его?

И когда он ответил ей, Лили показалось, что весь ее мир сузился до размера аудитории. Все стало таким безразличным: и череда бессмысленно прожитых лет, и отсутствие смысла жизни — все это померкло, оставляя после себя то тепло и ту ласку, в которой просто хотелось раствориться. Лили плавилась. И эта сладкая боль была ей абсолютно по вкусу.

***

Лили нервничала слишком сильно, прокручиваясь возле зеркала, внимательно цепляясь взглядом за свое отражение. Ее волнение было вполне оправдано, ведь сегодняшняя встреча со Скорпиусом в библиотеке отчасти напоминала свидание, и сердце ее сладостно билось от одной только этой мысли. Их поцелуй все еще был свеж в сознание, и, глупо улыбаясь, она то и дело пыталась стереть улыбку с лица. Хотя… в конце концов, спустя безликих восемь лет, могла она позволить себе окунуться в собственную радость?

Правда, радость была односторонней, ведь когда они сидели в библиотеке, то и дело касаясь друг друга коленями, Лили видела, как спокоен и безразличен Скорпиус, в то время как сердце ее с каждой секундой готово было просто вырваться из груди. Никто из них не говорил о произошедшем, казалось, той пятницы и вовсе не было, и Поттер чувствовала отчасти грусть: ей хотелось, чтобы Скорпиус, обняв ее, тихо зашептал какие-нибудь глупости вместо занудных и слишком абстрактных формул.

— Что ты думаешь делать после того, как окончишь Академию? — произнес он тогда, когда Лили потеряла всякую надежду на то, что Малфой перестанет терроризировать ее мозг стратификацией зелий.

Лили пожала плечами. Она плыла по течению и никогда не думала о будущем, потому что оно представлялось неизменно в мрачных красках.

— Не знаю… пойду в науку? — рассмеялась нервно Лили, словно сейчас она удостоила мир рождением гениальной шутки. И только рука ее сильнее сжала перо, обнажая настоящие чувства: ведь Поттер боялась. И будущего, и прошлого, а самое главное — самой себя.

Тяжелый вздох Скорпиуса заставил Лили нервно сглотнуть и улыбнуться, но улыбка была до того измученной, что сразу погасла. Она просто чувствовала, как пелена печали заслоняет ей вид, и, не выдержав, посмотрела на Малфоя украдкой, робковато, потому что боялась увидеть безразличие или ленивую усмешку. Но он был до того серьезен, что это ошпарило ее даже больше.

— Пойдем, — проговорил он уверенно, быстрым движением закрыв книгу и тетради. И Лили ничего не оставалось, кроме как последовать за его движениями.

Они уверенно вышли из библиотеки, и Скорпиус, схватив ее за руку, приблизил чуть к себе, вынуждая ее измученное от чувств сердце биться еще сильней. Через минуту очертания Лондона исчезли перед ее глазами, и Лили, оглянувшись по сторонам, с удивлением обнаружила Хогсмид. Нелепая искорка счастья зажглась в Лили, и она, улыбнувшись, не стараясь вырваться свою руку из его оков, впивалась взглядом во все близнаходящиеся предметы в округе.

Сколько раз она мечтала, что Скорпиус примет ее предложение и таки сходит вместе с ней в это удивительное место? Сколько лет она в красках представляла себе это свидание? И вот сейчас, когда этот день настал, Лили молчала, неторопливо идя за ним следом, наконец выпустив его руку, и ей хотелось то ли петь, то ли все больше вглядываться в уверенную спину перед собой. Но между тем чувство какой-то скрытой тревоги изъедало ее, ведь Поттер понимала — все неспроста. Ей казалось, что она непоправимо катится в бездну.

— Ты должна уже решиться для себя, чего именно тебе хочется в этой жизни, Лили, — сказал он тихо, когда они подошли к ограде, отделяющей Визжащую хижину от хогсмидских домов. Облокотившись, Скорпиус молчаливо посмотрел перед собой, слегка покачивая рукой, что свисала над деревянной конструкцией. — В конце концов, рано или поздно тебе придется столкнуться лицом к лицу с реальностью. Не будет ли тебе тогда слишком больно от осознания, что вся твоя жизнь прошла в пустую?

— Я уже столкнулась, — прошипела Лили, словно обиженная кошка, и, поймав его спокойный взгляд, лишь сильнее тряхнула головой, чувствуя… обиду. — И не надо меня учить, мистер умник. Сама все осознаю.

На самом деле ей хотелось кричать: вопить от жизненной несправедливости, признаться, что она совершенно не понимает, что делать с собой. Лили было двадцать пять, но она находилась в постоянном внутреннем конфликте с собой, из чего, наверное, и вытекали все ее проблемы. Но почему Скорпиус считал, что имеет право упрекать ее в этом? Почему ему вообще есть дело до того, что она губит свою жизнь?

— Твоя проблема в неопределенности, — наконец проговорил он после минутного молчания, и Лили вздрогнула, потому что поняла, что во время ее мысленных баталий он внимательно наблюдал за ней.

— А твоя — в непоследовательности! — чуть повысив голос, проговорила она, взмахнув головой, чтобы длинные волосы не закрывали ей его. Было отчего-то слишком обидно, что он по-прежнему видел в ней лишь малявку, которую нужно было постоянно наставлять на путь истинный. — Сначала отшиваешь на протяжении трех лет, затем, появившись, ведешь себя так, будто я тебе не безразлична, зовешь с собой в Хогсмид. Что с тобой не так, Скорпиус Малфой? Во Франции солнышком пригрело?

— Ты все такая же импульсивная, — с усмешкой протянул он, и спокойствие его раздражало еще больше. — Стоит кому-то надавить на больное, и ты готова его растерзать.

— Ну так и не общайся со мной.

Развернувшись, Лили опять убегала. Шла мимо слегка заспанных и уставших людей, думая лишь о том, что ничего в ее жизни не изменить. Она всегда будет бояться, трусить, у нее никогда не получится с спокойствием посмотреть ему в глаза и мысленно произнести: «Да, я жалкая, ну так и что? Не поэтому ли я тебе нравлюсь?».

В сердце кольнуло, и Лили, схватившись рукой за выступающую стену, зажмурилась. Она была готова поклясться, что он определенно точно симпатизирует ей, но так что же мешало им быть вместе? Почему они еще в далекой юности так и не сошлись? «Потому что ты неудачница, Лили Поттер. Ты тонешь настолько некрасиво, что никому не хочется тебя спасать».

— Ложь! — воскликнула она, топнув ногой об асфальт, а потом, развернувшись, Лили обратила свой взгляд на людей. У них были свои заботы, проблемы, ну так почему она чувствовала себя так, словно несчастней всех? Что не давало ей покоя?

«Ты всегда сбегаешь, когда дело продвигается чуть дальше нелепых предложений о свидании в Хогсмиде, не так ли?»

Мотнув головой, Лили уже была готова закричать, а потом какая-то необъятная душевная сила обуяла ее. И, сорвавшись с места, она стремительно побрела туда, откуда сбежала, чтобы найти его, просто схватить и, не обманывая ни себя, ни его, решиться сделать то, о чем она мечтала слишком долго, топя свои чувства в горьком, мерзком алкоголе.

Когда она заметила его яркие платиновые волосы, Лили быстро подбежала к Скорпиусу. Сердце у нее билось слишком дико, чтобы она могла хоть на секунду задуматься о том, что, черт возьми, творит, и, плюнув на все, она схватила его за руку и толкнула удивленного Малфоя к проходу между домами. Не мешкаясь, Лили переместила свои ладони на отвороты его пальто, и, невольно задержав дыхание, поцеловала его. Грубо, слегка даже властно, выражая всю свою ненависть и боль, но между тем и влюбленность, и все ее тело распылялось от какого-то внутреннего жара, который в итоге и дарил ей покой.

— И это я непоследователен? — тихо проговорил Скорпиус, тяжело дыша, с огоньком азарта поглядывая ей в глаза. И Лили млела под давлением этих глаза, понимая, что сейчас творит абсолютную ерунду, но разве ей привыкать?

— Мерлин, Малфой! — злобно зашипела Лили, когда он прижал ее к стене и она обвила своими ногами его бедра. — Пойдем уже хоть куда-нибудь, иначе я тебя точно убью!

Уносимая магическим вихрем, Лили думала лишь обо одном: в конце концов, не всем утопающим нужно спасение.

Кому-то просто не суждено всплыть.

Скорпиус сидел, облокотившись спиной об окно, внимательно следил за Лили и чувствовал, что совсем не знает, что ему делать. Такая ситуация происходила далеко не впервой, но если раньше подобное случалось лишь с идиотками, желавшими сблизиться с ним через постель, то теперь… перед ним, суетясь, одевалась Лили Поттер, и чувство усталость нагоняло на него волну тоски.

Ему не хотелось ничего говорить: оправдывать собственное желание было так же глупо, как если бы он попытался сейчас сделать вид, что она ему безразлична. Это была ложь. И в нее не поверила бы ни она, ни он. Поэтому, не пытаясь ее остановить, Малфой лишь с какой-то грустью думал о том, что, возможно, был смысл попытаться с ней поговорить. Возможно, был смысл наконец признаться в собственных чувствах, так крепко охраняемых им, но… Скорпиус чувствовал себя слишком уставшим от жизни, чтобы начать налаживать хоть с кем-то контакт.

Он помнил Лили Поттер очень хорошо, можно было сказать, что даже слишком. В конце концов, она вечно мельтешила перед его глазами, и поначалу ему было даже плевать — она была раздражающей младшей сестрой Альбуса, именно так он однажды сказал Розе, когда та докучала ему своими бесконечными вопросами. Он был на шестом курсе, и тогда Лили действительно казалась ему именно такой: маленькой, суетливой, слегка даже надоедливой и… слишком яркой.

Рядом с ней всегда были люди. Она смеялась громко, заражая смехом других, и поэтому, когда Лили заглядывала в библиотеку и усаживалась рядом с ним, он лишь раздраженно вздыхал, понимая, что еще минута, и сюда прибежит орава гриффиндорцев. В этом и была загвоздка: с представителями этого факультета он не ладил от слова совсем, им не нравилась его фамилия, а ему их вечно спесивый вид. Конечно, отчасти из-за того, что сама младшая Поттер принадлежала этому факультету, Малфой изначально испытывал к ней своего рода неприязнь. И ему казалось, что это было взаимно. Потому что карие глаза напротив всегда горели странным огоньком, стоило ему посмотреть в ее сторону.

— Это же ничего не изменит, да? — резко вынырнув из раздумий, он бессмысленно посмотрел на Лили, которая, замерев посередине комнаты, смотрела на него широко распахнутыми глазами. В них плескалась надежда, и ему отчего-то захотелось обнять ее, потому что у него у самого никаких надежд не было. — Я… можешь не париться, — махнув рукой, она поспешно накинула легкое пальто, а потом, сжав в руке палочку, неуверенно улыбнулась. — Альбус не узнает об этом. Никто не узнает.

Но она не уходила. Просто смотрела, стоя посередине жалкой комнатки, которую они поспешно сняли в Хогсмиде, и весь ее вид так и кричал: «Сделай хоть что-нибудь Малфой». И он бы был рад, наверное, подойти к ней ближе и сказать то, чего она так жаждала, но… что делать, если он совсем не верил в возможность отношений между ним и нею?

— Нам, как всегда, совсем не по пути, — наконец проговорил он, сузив глаза, наблюдая, как Лили с каждой секундой становилась все мрачнее.

Примерно так же он сказал в день, когда она пригласила его в Хогсмид. Ему было восемнадцать, он хотел поскорее выпуститься из Хогвартса, а Лили… она была интересной, да. Но с ней было бы слишком сложно. Именно так он думал, отказывая ей, замечая в ее глазах целый шквал болевых ощущений. Но Малфой действительно верил в то, что между ними слишком много препятствий, чтобы решиться на этот шаг — в конце концов, детская, глупая симпатия. Такое проходит удивительно скоро.

— Ясно, — пролепетала Лили, моргнув, а потом, отвернувшись, схватила сумку и уверенно зашагала к выходу. Он знал, что ей наверняка больно, и чувствовал себя из-за этого еще хуже. Скорпиус не должен был давать волю своим чувствам. Ему не стоило так далеко заходить. — Я больше тебя не потревожу, надеюсь, выпущусь, и мы с тобой никогда не встретимся.

Он надеялся на это же, уезжая во Францию. Осознав ближе к выпуску, что она определенно нравится ему, Малфой испугался. Лили же такая раздражающая, искренняя, яркая. Невольно его взгляд всегда искал ее в толпе пятикурсников, и, всякий раз понимая, что он слишком часто сталкивается с ней в коридорах, Малфой начинал ненавидеть себя же. Ему не нужны были эти чувства, к кому угодно, но только не к Лили Поттер. Однако управлять собственными эмоциями оказалось сложнее, нежели разумом, и в конечном итоге он понадеялся на то, что, покинув Лондон, он точно избавится от собственных чувств навсегда.

— Повтори весь материал, что мы прошли, — бросил он ей в спину, видя, как вздрогнула она от одного только звука его голоса. Глупая Лили Поттер. И вправду, сдался он ей. — Тогда у тебя точно получится окончить Академию.

Когда она, бросив злой взгляд вслед, наконец ушла, он почувствовал облегчение. Малфой даже не понимал, насколько сковано вел себя всякий раз, когда они оставались наедине, и это бесило еще больше. Ему совершенно не нравилось то, каким светлым чувством укутывалось его сердце, да и из-за кого, в самом деле? Из-за Поттер?

Впервые он осознал, что Лили, на самом деле, совсем не веселая, беззаботная гриффиндорка, лишь в тот момент, когда он увидел зареванную Поттер, сидящую на коленях в пустом коридоре. Ему хотелось подойти к ней и поинтересоваться, что произошло, но чем больше он наблюдал за ее хрупкими плечиками, который вздрагивали с каждой секундой все сильней, тем более отчетливо понимал, что это будет всего лишь шагом в бездну.

Он и без того утопающий: полное отсутствие веры в его дело со стороны родителей, заметное пренебрежение учителей и постоянные стычки с учениками других факультетов… Малфой устал так жить. В этом обществе, где все заведомо были против него, он не хотел быть связан никакими цепями, а любое содействие с Лили можно было приравнять лишь к очередным проблемам и непониманию общества. Он не хотел этого. Все, чего жаждало его нутро, — это уехать из Англии, построить там авторитет и никогда не возвращаться. Забыть вообще о том, что кто-то оценивал его по фамилии и ждал от него определенных вещей.

Вздохнув, Скорпиус вышел из комнаты и, не глядя по сторонам, уверенным шагом направился прямо домой. Было слишком паршиво, чтобы бродить по окрестностям Хогсмида, как он любил делать всегда, поэтому, трансгрессировав, он подошел к узорчатой двери и замер. Потому что совсем не хотел заходить.

В какой-то степени Малфой всегда завидовал Лили: веселая, легкая на подъем, она умела найти подход к любому человеку и так зажигательно смеялась, нелепо пританцовывая ногой. Она была полна жизни, и лишь позже он смог понять, что все это фальшь. Она была потерянной и неопределенной, никаких планов и целей, Лили жила, казалось, просто ради самого существования, и он, вкалывавший, как проклятый, совершенно не понимал такой подход. Лили была утопающей, и в этом слове заключалась вся ее натура… мог бы он тогда осознать, что такой же? Только тонет он в своем болоте, и к нему никто не придет.

«Спасение утопающего — дело рук самого утопающего, но разве можно лишить себя удовольствия побыть хоть раз меценатом?».

Какая чушь. Тогда он просто хотел помочь ей выбраться из ловушки и не заметил, как сам попал в нее. И откуда в нем только взялся такой убогий альтруизм?

Дернув ворота, Скорпиус уверенно пошел вдоль крупных кустовых роз, давясь их едким ароматом. Он не любил сад, расстилавшийся возле Малфой-мэнора, потому что все свое детство терялся в его могучих деревьях и высоких, колючих кустах. Пару раз доходило до серьезных эксцессов, и Скорпиус помнил, как большие голубые глаза матери были вечно на влажном месте из-за него. Наверное, он бы мог сказать, что его родителям не повезло с сыном… но, вспоминая, как растерян был отец, узнав о его желании уехать во Францию, Скорпиус думал о том, что, возможно, он просто их расплата за грешную юность и молодость.

— Скорпиус, дорогой, ты пришел? — со слабой улыбкой проговорила Астория, нервно теребившая вышивку. Иголка в ее руках дрогнула, когда она подняла свои печальные глаза и посмотрела на него.

Сколько он себя помнил: родители всегда расстраивались из-за него. Дружба с Альбусом Поттером, его отказ заключить помолвку с мисс Забини, в конце концов, глупый побег во Францию — он только и делал, что шел против их воли, которую, впрочем, ему не так уж и навязывали. Так что бы стало, если в один из дней он привел в этот дом, ее, Лили Поттер? Не было бы ли это тем самым шагом, который навсегда отделяет детей от родителей?

— Как отец?

— Хуже, — тихо пролепетала она, а потом, поднявшись с места, Астория тепло улыбнулась и погладила Скорпиуса по щеке. — Я так рада, что ты вернулся. Что бы мы без тебя делали…

— Мам…

— Ты же не уедешь больше?

Больше всего на свете Скорпиус желал бы сбежать. Из Лондона, из этого дома, от взгляда красивый карих глазах. И у него почти получилось, но когда ему пришло письмо о том, что его отец находится на последней стадии Драконьей Оспы, он понял — не вышло.

— Нет, конечно, — уверенно произнес он, с каждым словом дробя себя на куски. — Ты выглядишь очень уставшей, опять не спала?

— Но как же? — удивленно проговорила Астория, переместив свой беспокойный взгляд в сторону, и он знал, что смотрит она на дверь, что вела к парализованную отцу. — Разве я могла уснуть, не дождавшись тебя?

Когда Скорпиус вошел в окутанную тьмой комнату, он даже не попытался включить свет. Малфой лишь присел на пол возле кровати и, откинув голову на мягкое одеяло, бессмысленно посмотрел в потолок. Ему хотелось увидеть Лили. Какой бы несчастной она ни была, как бы сильно ни запутывалась по жизни, ее глаза всегда сверкали каким-то лукавым весельем, и он действительно любил смотреть на нее в те моменты, когда ей казалось, что он не замечает ее.

Ее совсем не изменили годы. В тот день, когда он пришел к Гарри Поттеру, конечно же, он знал, что Альбуса там не будет. Скорпиус просто ждал ее, ему хотелось проверить, убиты ли его чувства и как трудно ему будет работать в Академии. Глупая, по-прежнему маленькая Лили Луна Поттер не знала своего пути и бродила, как бездомная собака, бросаясь на первую кость, что попадалась на пути. Не потому ли она так упорно держалась за эти несчастные зелья, что боялась просто окончательно упасть?

Растерянная, с разболтавшейся прической на голове, она смотрела на него с широко распахнутыми глазами, и Скорпиус понимал — ничего с его чувствами не сталось. Он по-прежнему влюблен. И самое глупое, ироничное, заключалось в том, что все его чувства были взаимны, но он никогда не пытался сделать шаг, наконец дать им волю. Скорпиус боялся, что у них ничего не получится, в конце концов, они слишком разные, между ними годы, статус, фамилии и родители.

Они сходились лишь в том, что оба тонули в своих чувствах и жизни, надеясь на помощь, которой, на самом деле, ждать было не от кого.

Тяжело вздохнув, Скорпиус прикрыл руками глаза. Ночь, темная, длинная, была слишком пугающей, ведь он знал: каждый час на счету, еще немного — и отца не станет. И если он в любом случае заставит себя встать на ноги, что станет с матерью? Как он будет смотреть ей в глаза и понимать, что совершенно бесполезен?

— Скорпиус… — тихий голос даже не заставил его вздрогнуть. В последнее время Астория слишком часто приходила к нему ночью, потому что, наверное, боялась оставаться одна.

Шелестя юбкой, она подошла к нему ближе, и он, бросив взгляд в пугающую тьму, смог различить ее силуэт. Астория плакала, он понял это по сбившемуся голосу, когда она, присев рядом, схватила нервно его за руку.

— Совсем не понимаю… как такое вообще произошло? — лепетала она, и Скорпиус падал, сдерживая внутренний вопль за ребрами. — Сегодня мне сказали, что осталось дня два, не больше… как же так? Почему?

Больше всего на свете Скорпиусу хотелось сбежать. Или, отмотав время обратно, прижать к себе Лили и, сдерживаясь из последних сил, сказать наконец правду: «Ты нужна мне, черт возьми». Но он, конечно же, этого не сделал, никогда не сделает: когда Малфой упрекал Лили в постоянных побегах, сам забыл уточнить, что это и его проблема тоже.

— Все будет хорошо, мам, — сказал тихо Скорпиус, сжав ее ладонь.

И сам он в это, конечно же, абсолютно не верил.

***

— Мистера Малфоя опять нет, говорят, он уволился?

Лили вздрогнула, бросив раздраженный взгляд на однокурсниц, и тяжело вздохнула, прежде чем наконец покинуть душное помещение Академии. Ей хотелось просто уйти хоть куда-то, желательно в место, где бы никого не было и, прикрыв глаза, забиться в истерике.

Сердце ныло тоскливо, и разум твердил: «Оставь в покое свои чувства». И Лили бы с радостью послушалась его, только… только вот не получалось. Она думала о нем слишком часто, вспомнила черты его уставшего лица и думала лишь о том, что если бы он просто сказал ей остаться, то Лили бы осталась. И что бы потом с ними ни случилось, куда бы ни занесла их жизнь — все это было бы просто пылью. Потому что самое главное заключалось в том, что Скорпиус был бы рядом.

А так его не было. Она даже не могла наблюдать за ним в Академии, он перестал появляться в ней почти неделю назад, и Лили со страхом думала, что Скорпиус опять уехал в свою чертову Францию. Иногда она почти порывалась трансгрессировать прямо к Малфой-мэнору, но вспоминая всякий раз его безразличный взгляд в тот день, Лили понимал — не стоит. Зачем в который раз бегать за человеком, которому ты совсем не нужна?

— Чего грустишь, сестренка? — смеялся над ней Альбус, когда она, выпадая из реальности, вспоминала сильные руки Скорпиуса и мечтала о том, чтобы этот момент можно было растянуть в вечность.

— Отстань, — лишь ворчливо отвечала она, пряча лицо в ладонях, боясь расплакаться прямо перед ним.

Потому что Лили действительно было больно. Ей казалось, что стоит лишь сделать первый шаг, и они по-настоящему будут вместе. Но у реальности были другие планы, и у нее, казалось, не было даже и мысли сделать Лили счастливой. С каждым новым днем она лишь сильнее окунала Поттер в серые будни, вселяя в нее чувство безнадёжности происходящего, и Лили думала, что совершенно точно устала. От зелий, от Академии, от предстоящих экзаменов и от собственного выпуска. Потому что потом, после него, что будет с ней?

И вот в один из дней Лили, изучавшая себя в зеркало, вдруг подумала, что, может, и не было смысла так много размышлять над этим? Какая разница, что будет там, завтра, если у нее прямо сейчас полный бардак? В глобальных целях был смысл лишь в том случае, если б у нее были мелкие, те, что можно было реализовать в течение недели, так в чем смысл ей вообще так убиваться?

Чего ей хотелось больше всего? Что именно она могла сделать прямо сейчас?

Лили усмехнулась невесело. Ведь больше всего она мечтала прямо сейчас сорваться с места и повидаться с ним, заглянуть в эти серьезные серые глаза и попытаться найти в них ответ. Почему-то ей казалось, что только лишь в том случае, когда она окончательно закроет внутри себя историю длиною в восемь лет, Лили наконец сможет посмотреть открыто в реальность.

— Ему не стало лучше? — Лили ковыряла уныло кашу, то и дело бросая грустные взгляды в открытое окно, что заливало солнечным светом пространство, вполуха слушая разговор родителей. Мерлин, ей было двадцать пять, и тот факт, что она по-прежнему жила с ними вызывал некоторую горечь.

— Он умер, — спокойно проговорил Гарри, сильнее дернув газету, и Лили с некоторым удивлением посмотрела на отца. Он был хмурым, и, казалось, что-то тревожило его.

— Шутишь? — с неменьшим удивлением протянула Джинни, поставив на стол тарелку с панкейком. — Не могу поверить.

И он лишь тяжело вздохнул, что вызвало в Лили еще больше вопросов. Она совершенно не понимала, о чем они вообще говорили и, когда природное любопытство заскреблось кошкой где-то внутри, она быстро проговорила, почти даже безразлично:

— Да о ком вы?

— Драко Малфой. Последняя стадия Драконьей оспы, милая, — с грустной улыбкой проговорила Джинни, и у Лили из рук выпала ложка. В один момент мир просто слетел с рук Атласа и покатился прямо на нее.

— Тяжело Скорпиусу, конечно. Смотреть, как умирает отец… никому не пожелаешь.

Она сорвалась с места раньше, чем родители вообще смогли отреагировать на ее уход. Лили просто быстро шла по лестнице в свою комнату, чувствуя, как сердце бьется бешено, грозясь вот-вот вырваться из груди. Было страшно и больно, но сильнее всего было чувство сумасшедшей тревоги, которая накрывала ее, поглощала в свои недра.

Решение пойти к нему было настолько же естественным, как и желание забрать всю его боль себе, и Лили, схватив палочку, быстрым шагом выбежала из дома, и, зажмурив глаза, трансгрессировала прочь. Через секунду она уже стояла у ворот Малфой-мэнора, и, замерев неловко, смотрела сквозь простилавшийся сад. Как она зашла бы сюда? Что сказала бы? Вся глупость происходившего навалилась на нее снежным комом, и ей только и оставалось, как смотреть в красивые кусты роз и возвышающийся мэнор.

В конце концов, Лили уже далеко не храбрая гриффиндорка, и ее удел — это молча наблюдать за старинным магическим домом и знать, что там, среди эти величественных стен и старых гобеленов, сидит он — человек, за которого Поттер хваталась отчего-то слишком отчаянно, так, словно от него зависела вся ее жизнь.

«Дура», — подумалось ей, и Лили, развернувшись, хотела уже было пойти прочь, но в этот момент, когда она подняла свою голову, то заметила Скорпиуса, который, неспешно идя по тропинке, безразлично смотрел себе под ноги и не замечал ничего.

Облаченный в черный, Малфой выглядел, как всегда, серьезным и сосредоточенным, но Лили отчего-то казалось, что все это сплошь показное. С прошествием стольких лет она смогла понять только одну вещь: за всем этим равнодушием и этими пронзительными взглядами скрывалось что-то, о чем никто не должен узнать, но что она могла поделать со своим любопытством? Разве ее вина была в том, что Лили мечтала понять его?

— Привет, — неловко бросила она, осознавая, что бежать ей просто некуда. И, видя его глаза, которые стали на полтона темней, Лили подумала, что не очень-то и хотелось.

— Здравствуй.

Он молча отворил ворота и, придержав их, позволил Лили проскользнуть внутрь. Ей было совершенно точно неловко, а еще немножко стыдно, но, бросая украдкой взгляды на его спокойный, ровный профиль, она думала, что ни за что бы не бросила его теперь одного.

— Все в ужасе от твоего отсутствия, — залепетала она слишком быстро, то и дело сбивая дыхание. Ей хотелось прекратить это изувеченное молчание, а жалость или сочувствие Малфою точно были не нужны. — Не знаем уже, что и думать, как готовится! — невесело и коротко рассмеялась Лили, мысленно закатывая глаза из-за своего поведения. Но он молчал, и Лили, прикрыв глаза, почувствовала странной прилив какой-то сумасшедшей энергии.

Резко обогнав его, она остановилась посередине дороги, тем самым преграждая ему путь, и, уперев руки в бока, решительно проговорила, сверкнув глазами:

— Знаешь что, я соврала! Еще как я буду доставать тебя! — переведя дыхание, Лили внимательно наблюдала за его реакций, но он, стоявший напротив, лишь приподнял бровь, и какая-то искорка насмешки промелькнула в его глазах. — И мне абсолютно все равно, что тебе это не сдалось. Бери ответственность, в конце концов!

— За что это мне брать ответственность? — усмехнулся Скорпиус, но Лили видела, как какая-то тень грусти то и дело проявлялась в этом лице.

— Как за что! — эмоционально воскликнула Лили, а потом, приблизившись к нему, лукаво усмехнулась: — Ну же, включите голову, мистер умник, естественно я говорю о том дне.

— В произошедшем решительно нет моей вины, Поттер. Ты сама на меня набросилась.

— Мог бы и оттолкнуть! — с некоторой обидой подхватила она, легонько стукнув его кулачком по плечу. И по мере того, как улыбка сползала с ее лица и в нем прояснялась глубокая печаль, Лили чувствовала, как Скорпиус напротив лишь устало вздохнул, а потом, схватив ее за локоть, приблизил ближе к себе и серьезно проговорил:

— Мог. Но не хотел.

Сердце у Лили предательски йокнуло, когда она с какой-то робостью смотрела в его глаза и пыталась найти там нужные ей ответы. И чем больше Лили окунулась в эту серую безликую бездну, тем сильнее ощущала прилив какой-то странной, светлой энергии. Она чувствовала себя так, будто наконец оживала спустя восемь лет, и Лили казалось, что все ее скитания и потерянность рядом с ним превращались в какую-то теплую уверенность; казалось, что не все у нее потеряно. Ведь двадцать пять лет — это далеко не приговор, и она еще сможет отыскать ту самую важную дорогу среди нескончаемых извилистых троп.

— Малфой, — проговорил она, когда их молчание начинало раззадоривать ее внутренних чертят, а его рука так и держала уверенно ее локоть.

— М? — протянул в ответ, и Лили видела, что его глаза поблескивали от какого-то странного веселья.

— Поцелуй уже меня, дурак!

Но, не дождавшись, Лили опять схватила его за отвороты мантии и, притянув ближе, улыбнулась прежде, чем его шершавые губы накрыли ее, и она падала прямо в бездну, на самое дно, и весь ее страх исчезал. Потому что, в конце-то концов, утопающим не нужно спасение — возможно, будет лучше просто их подтолкнуть.

— И все-таки, ты чертовски непоследовательна, — проговорил он с усмешкой, когда Лили, уткнувшись носом ему в грудь, слегка коварно улыбнулась, сомкнув свои руки у него за спиной.

— Мерлин, какой же ты зануда, — протянула Лили иронично, чувствуя, как с каждым секундой какой-то восторг охватывает все ее тело.

И ей было радостно, потому что впервые в жизни она не боялась того, что последует за этим днем, потому что перепутье оказалось лишь остановкой. Лили усмехнулась по-счастливому глупо, сильнее сдавливая его грудную клетку, когда почувствовала, как его рука аккуратно легла ей на талию, притягивая еще ближе, позволяя ей полностью окунуться в какой-то бешеной поток собственных чувств, так долго хранимых и оберегаемых ею.

Лили была счастлива.

И радостная улыбка, действительно искренняя, незаметно для нее проявлялась на устах.