Последний год обучения близнецов. Фред и Джордж готовят побег из погрязшего в терроре Амбридж Хогвартса, исследуя самые отдаленные уголки замка. Однажды любопытство заводит их в мрачное заброшенное подземелье, где они встречают кое-кого очень интересного.
Этот фест придуман в самых лучших упоротых традициях наших сайтов (да, если кто еще не знает, встречайте новичка: МарвелSфан) с одной единственной целью — получить фан в процессе и вдохновить других на творчество. UPD. Фест подарил нам множество увлекательных и неожиданных работ, которые никогда бы не родились при иных обстоятельствах. И у нас уже есть итоги. Первое место разделяют Хогс и
Они словно в гробу. Заперты здесь, в этом склепе. Как пауки в банке, тревожные, злые, голодные и готовые то ли убивать, то ли умирать — во тьме не разглядеть и не понять истинных намерений, всё искажено до уродливой неузнаваемости.
Выставлять оценки могут деканы, старосты и старшекурсники.
Если вы относитесь к этой группе, пожалуйста, проголосуйте:
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
Будут читать 0 чел.
Ждут проду 0 чел.
Прочитали 0 чел.
Рекомендуют 0 чел.
В особняке Лестрейнджей темно и тихо до ненормальности; все комнаты укутаны в мрачную вуаль напряженной тревожной тишины. Лампы не зажигаются, торшеры не работают, люстры пылятся от ненадобности, окна задёрнуты плотными шторами. Вокруг темно и тихо, так тихо, что можно услышать прерывистое дыхание с другого конца стола, а в этой жутковатой неестественной темноте не разглядеть ни лиц, ни рук, ни даже силуэтов. Только и видно, что оранжево-желтый кончик сигареты.
Ничего не видно и ничего не слышно. Они словно в гробу. Заперты здесь, в этом склепе. Как пауки в банке, тревожные, злые, голодные и готовые то ли убивать, то ли умирать — во тьме не разглядеть и не понять истинных намерений, всё искажено до уродливой неузнаваемости.
Мерлин помилуй, как же темно.
Корбан нервно сглатывает и оглядывается по сторонам, но видит только тени, ползущие черными мазками акварели по стенам; вокруг царит идеально-мертвая тишина, нарушаемая лишь легким перестуком чьих-то ногтей о поверхность лакированного стола. Хотя почему чьих-то — очень даже знакомых ногтей; Корбану требуется всего пара секунд, чтобы узнать в длинных жестких когтях тонкие бледные руки Беллатрикс без перчаток, а ещё пара секунд, чтобы наконец разглядеть её бледное овальное лицо, в обрамлении копны растрепанных чёрных кудрей, поджатые в надменном выражении пухлые губы и вздернутый подбородок.
Поосторожнее, Беллз, детка. Того и гляди — корона-то с головы свалится, поймать не успеешь, только руки в кровь раздерешь, колени разобьешь да ногти сломаешь до мяса, цепляясь за зубцы и пытаясь заново на себя венец надеть. Да только второй раз уж точно не выйдет, не так ли? Мы ведь не раз пробовали.
— Да зажгите вы уже эти ебаные свечи. Я не нанимался сидеть в темноте и философски молчать, если что, — хриплый долоховский голос звучит совсем рядом, так близко и так издевательски громко, что Корбан вздрагивает, нервно всматриваясь ту сторону, — время — деньги, а времени у меня в обрез, так что… Белла, ты тупая или глухая? Свечи зажги, кому говорю!
Тупая или глухая Белла послушно поднимается — Корбан слышит шорох длинного бархатного подола готичного платья по полу и звонкий цокот её каблуков. Будь это кто-то другой, то она наверняка бы швырнула проклятием без разбора, но это Долохов, а с Долоховым шутки плохи. В лучшем случае она бы отделалась парой подзатыльников или ответным небрежным заклятием, в худшем — Долохов бы полярно и на пальцах разъяснил ей, кто тут главный и кто крутой боевик, а кто так, на каблуках бегает и свечи зажигает.
И Белла бы после таких объяснений вряд ли бы осталась довольной.
— Почему я должна этим заниматься? — ожидаемо огрызается она, но не особо грубо, явно не собираясь спорить. Её каблуки стучат ещё сильнее и совсем рядом, когтистая рука мгновением задевает стул, на котором сидит Корбан.
Сам Корбан хочет домой и желательно спать; Беллатрикс покорно машет странно изогнутой палочкой из грецкого ореха над старинными громоздкими канделябрами и оставляет крохотные оранжевые огоньки на каждой из свечек. Темная комната за считанные мгновения вспыхивает сотнями ярких искр.
Настолько ярких, что Корбан теперь может легко рассмотреть Долохова, сидящего совсем рядом. Ну, как рассмотреть — ему видны только спутанные тёмные кудри, высокий ворот серого вязаного свитера, бледная рука с золотыми кольцами и с неизменно тлеющей сигаретой, зажатой между пальцев.
— Потому что я так сказал, золотце, — отвечает Долохов, вальяжно откидываясь на спинку высокого стула и принимаясь чуть покачиваться вперёд-назад, словно мальчишка на скучном уроке. Вот только назвать его мальчишкой язык не поворачивается. Ему около тридцати, может, чуть больше, но даже отец Беллы, сидящий от Долохова по правую руку, нервно отворачивается в сторону, делая вид, что всё в порядке, и это совсем не наглый русский князь только что послал его дочь зажигать свечи, выразительно наплевав на то, что Белла — как бы тоже боевик.
Хотя, наверное, набравшись определенного количества водки, Долохов и самого мистера Блэка отправил бы свечки зажигать, или, того хуже, как Корбана в прошлый раз — вешать люстру. Причем руками, по-маггловски, не забывая смачно ругаться на русском и поминать всех родственников до седьмого колена, которые находились в разнообразных, насыщенных и извращённых отношениях и позднее стали причиной появления на свет такого безрукого еблана, как некий Корбан Яксли.
Так и не начатый конфликт мгновенно затухает, стоит наконец-то появиться Милорду. Он, естественно, не один, а со своей бессменной пассией, которая присаживается на подлокотник его кресла, шурша шелковой юбкой, пока сам Милорд радушно здоровается со своими верными последователями скупыми фразами.
Белла следит за ним горящим взглядом, и Корбан невольно морщится — от той насмешливой, острой на язык девчонки, что сидела с ним за одной партой и рисовала чернилами завитушки на его запястьях вместо конспектов по трансфигурации, остаётся сплошное ничего. Миссис Лестрейндж влюблённо смотрит на Тёмного Лорда и вот-вот упадёт перед ним на колени в искреннем благоговении, или, того хуже, как в прошлый раз — бросится целовать его руки. Или подол его мантии. Или…
Уж кто-то, а эта ваша миссис Лестрейндж душу продаст, коль Милорд разрешит ей удовлетворить себя орально. Или анально. Или вагинально. Там уж как пойдёт, но ей понравится любой исход событий. Почему? Да потому что дура. И ебанутая при том.
Миссис Лестрейндж пялится на Милорда, пока её соперница обнимает его за плечи, не стесняясь льнуть к своему любовнику при большом скоплении народа. Нет стыда, нет совести, вообще ничего нет, но… это не его дело.
Именно поэтому Корбан, как и все, отводит глаза в сторону.
— …кого ты возьмешь с собой, Антонин?
— Яксли, естественно.
Он недоуменно вскидывает голову, потеряв нить обсуждения, но ответ сам просится на язык — пришло время и этому идиоту Максвеллу отвечать за свои проступки, хотя Корбану его даже жалко, раз за предателем отправляют самого Долохова. Если бы сам Корбан узнал, что на его ликвидацию распределили Антонина Долохова, то он бы самостоятельно вырыл себе могилу и ждал бы захода солнца, чтобы в неё лечь.
Уж лучше самому вздёрнуться, чем отдать свою жизнь в руки такого, как он. Будет не так больно.
— А что насчет Беллатрикс?
Вышеназванная Беллатрикс мгновенно вскидывается, будто голодная до охоты гончая, готовая бежать куда угодно прямо сейчас, но Долохов на неё даже не смотрит. Он стряхивает с кончика сигареты пепел и затягивается снова. Дым вьется меж его пальцев.
— Я возьму Яксли.
— Почему же? — снова спрашивает Милорд.
Корбан знает ответ.
Бабам не место на войне, Яксли. Всяким не место. Даже таким ебанутым как Белла там нечего делать — думай, что хочешь, но не место. Война делает из женщин мертвецов. На самом деле она делает мертвецов из всех, но из женщин — особенно. Я видел женщин, которые воевали, Корбан. И мне было их жаль.
Ему было жаль — ему, убийце, зверю, ему было жаль, раз он никогда не брал с собой на задания женщин, как бы хороши они ни были.
— Потому что бабам не место на войне.
— Но…
Белла обиженно поднимается со своего места.
— Никаких «но», Белла, — резко отрезает Антонин, выбираясь со своего места и стряхивая пепел с черных брюк с таким видом, будто он уже бесконечно устал от этой жизни.
— Тогда почему именно Яксли, а не кто-то другой?
Долохов коротко ухмыляется, вздергивая уголок губ.
— Потому что тридцать три, твою мать. Вот почему. И… Яксли, я не понял, что стоим, кого ждём? Или тебе особое приглашение нужно? Давай пошевеливайся, день не резиновый.
Корбан рассматривает свои руки. Ему кажется, что они в крови.
— Мы далеко?
Долохов пожимает плечами.
— Норвегия, Алта. Тебе понравится.
Автор данной публикации: liset
Евгения. Старшекурсник.
Факультет: Слизерин.
В фандоме: с 2015 года
На сайте с 18.05.19.
Публикаций 76,
отзывов 45.
Последний раз волшебник замечен в Хогсе: 7.02.23
Послушайте! Ведь, если звезды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно? Значит — кто-то хочет, чтобы они были? Значит — кто-то называет эти плево́чки жемчужиной? Владимир Маяковский.
«Ты в моей жизни только прохожий, Поттер». Он сдох, и на этом точка. Думать о нём нужно меньше. Он обманул — нагло и жестоко. Так что, Пэнси, самое время его забыть и взять себя в руки. Цикл «Ожоговое»: Все истории происходят в одном мире, в котором Волдеморт одержал победу во Второй Магической войне и начал военную компанию по захвату мира.
Уникальные в своем роде описания фильмов и книг из серии Поттерианы.
Раздел, где вы найдете все о приключениях героев на страницах книг и экранах кино.
Мнения поклонников и критиков о франшизе, обсуждения и рассуждения фанатов
Биографии всех персонажей серии. Их судьбы, пережитые приключения, родственные связи и многое другое из жизни героев.
Фотографии персонажей и рисунки от именитых артеров
Библиотека 
Кубок Хогса 2020 
