Надто довго чекати на тих, хто тікає
© THE HARDKISS «Де ти є»

Осень встречает Драко на вокзале Кингс-Кросс, окутывает остатками тёплого ветра и забирается под тонкую мантию, стремится к разорванной чужими городами душе. Пролетело девять лет с момента, как он уезжал с этой платформы в Хогвартс. Прошлое осторожно наступает на пятки и дышит в затылок, как пробудившийся ото сна демон; порыв ветра приносит потерянное воспоминание вместо блюдца с золотой каемочкой, к ногам падает горящий огнем листок.

Драко смотрит на него, как в Омут памяти, и его накрывает чувствами с головой: страхи, сомнения, сожаления. Внутри него бьется в агонии шестнадцатилетний мальчишка и повторяет лучший совет, который когда-либо слышал от Люциуса: «Убегай со всех ног от того, что приносит тебе страдания, вызывает страх и заставляет терять контроль». Драко может читать лекции о том, как совершить побег, принять последствия и даже научиться жить в сотнях миль от дома.

Возвращаться оказывается не проще, чем уезжать. Эти слова звучат эпиграфом к новой главе жизни Драко. Он сдерживает смешок. Драма в трех актах.

Драко проверяет в кармане мантии наличие письма от Министра магии — разрешение на посещение Англии на неограниченный срок. Он ожидает увидеть на вокзале авроров, потрошащих его вещи и мысли, выясняющих мотивы приезда. Возможно, они поджидают в Малфой-мэноре с Поттером во главе. Без него же никуда.

— Сэр… — Домовик подходит к нему, учтиво кланяется и с громким хлопком исчезает вместе с чемоданами.

Драко закрывает глаза, находит в воспоминаниях холл мэнора и аппарирует вслед.

Портреты кивают ему, пробуждаясь от долгого сна, домовик забирает мантию и сообщает, что в гостиной у камина его ждет чай с молоком. Драко ослабляет галстук, а после срывает его с шеи и кидает под ноги, тот в ту же секунду исчезает.

Он замирает в дверях и скользит взглядом по едва знакомой комнате. В последний раз дома он был в другой жизни. Тишина Малфой-мэнора болит пустотой — хочешь, коснись рукой. Треск поленьев в камине не перебивает молчание, звучащее, словно сломанная скрипка. Драко достаёт палочку, легкий взмах — музыка льётся из воздуха. Громче не становится.

Там, где душа разорвана чужими городами, дом не может быть полным.

Урок номер тысяча сто семьдесят три — побежденное прошлое может выбраться из могилы, когда ты этого не ждешь.

***

Бесконечные коридоры Министерства магии, лимонные мантии колдомедиков, от которых рябит в глазах, и пара усталых авроров, что, словно тень, ходят за ним из кабинета в кабинет.

— Закатайте рукав. Покажите метку. Сожмите кулак. — Уверенный взмах волшебной палочкой для Режущего заклинания, колба под тоненький разрез. — Свободен.

Никакой заживляющей магии или бинтов. С подопытными и то лучше обращаются, Драко в этом уверен, а он, между прочим, добровольно соглашается в этом участвовать. Следующий кабинет и другая партия колдомедиков. Яркие вспышки сверкают над его предплечьем, звучат заклинания, о которых он даже не слышал, колдосестра делает пометки, авроры держат палочки наготове. Записки с промежуточными результатами оправляются Шеклболту.

А потом — вердикт, с которым делай что хочешь.

— Волдеморт оставил подарок. Метку невозможно убрать. Даже у магии есть пределы. По статистике, каждый десятый Пожиратель оказывается в Мунго. Метка убивает за предательство.

Драко смотрит на Шеклболта, сидящего за своим столом в окружении десятков исследований. Смех застревает в горле, и Драко, поперхнувшись, кашляет. Ему нечего сказать Министру.

— Это останется с тобой на всю жизнь, — продолжает Шеклболт, а Драко ловит себя на мысли, можно ли к тому применить Силенцио.

— Словно тот факт, что меня избавили от Метки, как-то спас меня, — ровно произносит он. — Даже без нее я останусь тем, кто я есть.

Шеклболт выдыхает, достает волшебную палочку из кармана и, направив на дверь, добавляет пару заклинаний.

— Драко, ты должен понимать, что на твоей спине мишень. И я не могу дать тебе веру в то, что однажды она исчезнет. — От того, насколько уверенно и мягко говорит Шеклболт, Драко не понимает, как реагировать. — Я не предлагаю тебе уезжать. Считай, что это непрошеный очевидный совет — будь осторожен.

— Разве вы должны защищать преступников?

— Я давал присягу защищать всех, — Шеклболт выдыхает, — ты мог стать отличным аврором, Драко.

— А если… — Драко собирается с силами: — Я пойду в авроры? Вы подпишете документы?

— Тебе будет сложно. Это не попытка отговорить. — Глубокий взгляд глаз напротив до противного понимающий. — Прежде чем я поставлю свою подпись, я должен понимать, что ты знаешь, на что идешь.

Драко вздергивает подбородок:

— Я не могу изменить свое прошлое, но буду сражаться за свое настоящее.

Урок номер сорок пять — битва с прошлым происходит один на один до первого нокаута.


***

Драко смотрит на пляшущее в камине пламя, еще один Омут памяти. Он готовил себя к тому, что воспоминания атакуют его на вокзале и не отпустят, пока он не поздоровается со всеми призраками прошлого. Выпьет с ними, как со старыми школьными приятелями, огневиски или чая с молоком, и простится, возможно, навсегда.

Драко закатывает рукав белой рубашки, смотрит на Метку. Та выделяется на бледной коже, со временем не изменилась. Точно такая же, как и в день, когда он ее получил. Обладая непосредственным умом, он понимает, что ее ничем не перекрыть. Выбить над ней слова Грейнджер «За ошибки мы платим собой» кажется лучшей идеей.

За годы скитаний по миру, исследуя, в том числе, и маггловский, Драко узнает об их способе избавления от нежелательных татуировок. К его чести, он пытается убрать Метку трижды и даже не сходит с ума. Аккуратный Обливиэйт — и магглы даже не помнят о нем.

Зато он сам ярко помнит взгляд Грейнджер, когда она впервые увидела его Метку. Чувствует до сих пор, словно она сидит в соседнем кресле. Драко поворачивает голову и едва слышно шепчет в пустоту:

— Прости.

Это можно внести в список того, что он так и не успел ей сказать.

Несказанные слова обвивают горло, словно Нагайна жертву. Драко хочется верить, что в этой схватке он выйдет победителем, но воздуха едва хватает для глубокого вдоха. Призрак прошлого салютует бокалом с соседнего кресла. Сколько у Драко остается сил для боли? Он не готов, приехав домой, проиграть фантому. Пройдя столь длинный путь, необходимо выстоять против прошлого. У Драко было достаточно времени для тренировок. Но хватит ли больше тысячи изученных за девять лет уроков, чтобы выйти победителем из сражения с самой жизнью?

Драко считает, что отъезд из Англии — очевидный проигрыш, и на тот момент счет был не в его пользу. Он действительно сражался до последнего. Поражение остается в памяти холодным кафельным полом в душе общежития и вкусом собственной крови во рту.

Память любезно стирает все детали, кроме перепуганных глаз Грейнджер, нашедшей его тогда и шепчущей заклинания. Он должен был понимать, что подожжённая мантия только начало, но искренне верил, что дальше не зайдет.

Ничто, даже боль в сращивающихся костях, никогда не сравнится с чувствами, что испытывал Драко, пока Грейнджер осторожно снимала с него окровавленную одежду, вздрагивая при взгляде на Метку, что была видна даже при блеклом освещении. Спасенная ею часть Драко тогда же умирала на её руках.

Драко качает головой, отводя взгляд от камина и машинально потирая руку.

Урок номер тысяча сто семьдесят четыре — ошибки остаются с нами на всю жизнь.

***

Драко сидит в библиотеке при аврорате, готовясь к экзаменам. Вокруг него сотня папок с делами, которые нужно изучить; доступ к ним для него подписывает Шеклболт. Драко совсем не удивится, если однажды Министр подарит ему африканский защитный амулет. Быть человеком чести — Драко нравится такой пример.

Он вздрагивает, когда рядом с ним на стол падают несколько толстых талмудов и напротив садится Грейнджер. Она достает из сумки пару пергаментов, перо и чернильницу. Драко во все глаза смотрит на нее, осторожно сжимая волшебную палочку в кармане.

— Привет. — Грейнджер говорит легко и просто, словно они сидят в Большом зале за одним столом и между ними нет пропасти длиной в жизнь. — У меня в конце августа экзамены на колдомедика. Такое чувство, что чем больше учу, тем меньше знаю.

Драко непонимающе мигает:

— Ты могла не сдавать экзамен.

— Я такая же, как и все, — пожимает она плечами. — Никаких привилегий. — Грейнджер смотрит на книги вокруг Драко: — Аврорат?

— Думаешь, не смогу? — Тон получается скорее нервным, чем презрительным, как изначально хотелось.

Грейнджер снова ведет плечом:

— Просто никогда не думала, кем ты будешь после Хогвартса.

— Заключенным в Азкабане? — У Драко вырывается нервный смешок.

— За ошибки мы платим собой. — Ее глаза отдают каким-то незнакомым блеском. Только бы не начала плакать или учить его жизни.

— Ну да, — он кривит губы в усмешке, — тюрьма, которую мы строим в голове, страшнее, чем Азкабан.

— В Азкабане хотя бы дементоров нет.

Грейнджер открывает книгу, показывая, что разговор окончен, а Драко еще некоторое время крутит в руках перо, думая о том, что в Хогвартсе их не учили, как справиться с взрослой жизнью.

— Грейнджер…

— Что? — Она поднимает на него взгляд.

Слишком пытливая, чтобы противостоять внутренней заинтересованности; слишком сердобольная, чтобы не послать на все четыре стороны.

Драко медлит еще пару мгновений, а потом всё же спрашивает:

— Какое заклинание можно использовать против мыслей, что высасывают радость?

— Попробуй Патронус. — Грейнджер морщит лоб, словно сейчас перебирает свою мысленную картотеку магических знаний.

— Счастливые воспоминания… — задумчиво протягивает Драко. — Слабоватый щит, не думаешь?

Грейнджер пожимает плечами и возвращается к книге. Драко обещает об этом подумать и найти ответ. Ему интересно, способен ли он на такую светлую магию. Возможно, однажды он попробует без свидетелей. Но даже тут ему не стать Избранным, ведь это Снейп — первый Пожиратель, который мог вызывать телесного Патронуса. Где-то в глубине души Драко им восхищается и понимает, что никогда не смог бы так, как он, вести двойную жизнь. Ему-то и с одной не всегда удается справиться.

Урок номер сорок девять — прощая врага, ты освобождаешь себя.

***

Драко стоит посреди комнаты, и звенящую пустотой тишину прерывает все еще звучащее эхо криков Грейнджер. Трусость довольно скалится внутри. Он закрывает глаза. Грязнокровка. Он так часто выплевывал это слово, как вердикт, как приговор, как истину в последней инстанции, — чётко, ясно, чтобы слышалась каждая буква. Под веками начинается жжение. Эти самые буквы он всего однажды выцеловывал — одну за другой, — на её предплечье, и еще никогда грязная кровь не казалась ему такой чистой и такой сладкой.

Он резко выдыхает и спешит в свою комнату. Домовики растопили камин и разложили вещи, которых у него не так уж много. За годы скитаний научился обходиться необходимым минимумом. На кровати лежит сверток: пергаментная бумага, никаких ленточек, только его имя. Он осторожно разрывает упаковку и долго смотрит на содержимое. Драко берет в руки книгу, с обложки которой ему улыбается Грейнджер, открывает и читает надпись на форзаце.

«Драко, за ошибки мы платим собой. Новая история Хогвартса — наше прошлое».

Первым порывом он хочет запустить талмуд в стену, уничтожить Адским пламенем, а после выдыхает и, опустившись на кровать, крепко его сжимает в руках. Драко аккуратно проводит пальцем по колдографии и чувствует, как по швам трещит тишина.

У него было много лет и сотни бессонных ночей, чтобы задавать запоздалый вопрос: «Почему он не позвал Грейнджер с собой?» и найти на него ответ. Убедительных версий получается три, но каждая рассыпалась, как стены Хогвартса в последней битве, при встрече с правдой. Семнадцатилетний Драко не был готов выйти один на один против страха. Он же не Избранный, у него вместо шрама на лбу — клеймо предателя на предплечье. До сих пор.

Если бы сохранился хотя бы один Маховик времени, Драко бы вернулся в прошлое и сказал самому себе, что справится. Ничего не менять, только подарить надежду и веру в будущее. Бегая по миру, разрывая душу чужими городами, Драко пишет Грейнджер письма и не отправляет. Это превращается в ритуал, от которого сложней отказаться, чем от Зелья сна без сновидений. Излить душу на пергамент в первый и последний день, сравнить ощущения, рассказать, какие места особенно интересные, а где хочется оказаться вместе с ней.

Драко никогда не винит ее за то, что они расстались. Через раз он взваливает груз ответственности на свои плечи, а обвинительный приговор выносит своему прошлому и страху, который, словно Метка, клеймом выжжен на ребрах.

В двадцать шесть эмоции притупляются, обостряются чувства. Память похожа на клетку с драконом без предупреждающих знаков. Неосторожный шаг в сторону — разорвёт сердце. Даже если от него и так ничего не остается.

Спустя столько лет Драко сложно сказать, какие привычки он перенял от Грейнджер, а какие всегда были с ним. Единственное, в чем он уверен, — это то, что она стала одним из его потерянных «я». Грейнджер осталась в Лондоне, в лучшей версии жизни, после очевидного — хоть и не для всех — исхода войны. Она успешно платит свою долю за существование в магическом мире, когда у Драко за душой — ничего, кроме чувства вины.

Урок номер тысяча сто семьдесят пять — времени плевать на тебя, у него свой бег по кругу.

***

Драко удивленно выходит из кабинета Шеклболта, обдумывая услышанное. В словах Министра, несомненно, есть логика — всех, кто собирается сдавать экзамены за последний курс Хогвартса, а также проходить вступительные испытания, поселить в общежитие для авроров. Пока преподаватели восстанавливают школу, вчерашние школьники могут помочь друг другу с предметами, в которых сильны.

Вызвав домовика, Драко озвучивает список нужных вещей, но прежде, чем отправиться в новый дом, хочет прогуляться по Диагон-аллее. В планах — зайти в книжный и выбрать несколько справочников: по известным причинам у него есть пробелы в знаниях. Идти в авроры — значит быть лучшим. Тем более, когда твоим соперником и опять, и снова будет сам Гарри Поттер.

Драко несколько часов проводит в «Флориш и Блоттс», выбирает, сравнивает, а после оплачивает десяток книг. Знания никогда не бывают лишними. У Фортескью он покупает мороженое с собой и, довольный проведенным временем, готовится аппарировать по оставленным Шеклболтом координатам.

У ворот его встречает аврор. Свершившись со списком, он вручает Драко пароль от комнаты и говорит:

— Если вы выдаете себя за другого мага, то, пройдя через барьер, в лучшем для вас случае окажетесь в Мунго.

Саркастичная шутка встает поперек горла, и Драко в ответ лишь кивает, на выдохе проходя вперед. Барьер кажется невидимой, но вполне осязаемой мыльной пленкой, которой касаешься всем телом. Мгновение, другое и — ничего не происходит. Он оборачивается, но аврор уже поглощен чтением своих свитков.

Драко поднимается на нужный этаж, произносит заклинание-пароль и, толкнув дверь, замирает на пороге. На одной из кроватей сидит Грейнджер в окружении книг и что-то настолько увлеченно пишет на пергаменте, что даже не сразу замечает его.

Неловко потоптавшись у входа, Драко негромко покашливает, привлекая к себе внимание. Стучать ему кажется глупым — это ведь вроде, как и его комната?

Грейнджер моментально вскидывает голову. Последующая её реакция воистину удивляет: уголки тонких губ едва заметно подергиваются вверх.

— Привет, — просто и спокойно говорит она.

— Мне Шеклболт сказал, что я буду жить один, — вместо приветствия сообщает Драко.

Внутрь он заходит нерешительно, ожидая ловушки.

Грейнджер кивает:

— А потом к нему пришла я, и он предложил выбрать соседа. Очевидно же, что Гарри будет жить с Роном, а я выбрала того, кто меньше всего будет отвлекать от учебы. — Подумав, она добавляет: — И, возможно, сможет чему-то научить дополнительно.

Драко аккуратно присаживается на край выделенной ему кровати.

— Я ожидал от Шеклболта защитный африканский амулет. Но он превзошёл сам себя.

Грейнджер несколько секунд на него смотрит не мигая, а потом заливисто хохочет, роняя книги на пол. Наблюдая за её реакцией, такой простой и обыденной, Драко не выдерживает и присоединяется к ней. Сейчас происходит то, что обычные маги называют жизнью. Драко кажется, что он способен с таким смириться.

Каждый раз, когда к ним в комнату приходят Поттер или Уизли, Драко тянется к палочке. Но ничего не происходит. Никогда. Поттер обычно молча пожимает ему руку и разделяет комнату заклинанием, общаясь только с Грейнджер. Уизли смотрит из-под нахмуренных бровей, протягивает Грейнджер свитки на проверку и уходит, бросая на внимательно читающего Драко взгляды через плечо, пока не дойдет до дверей. Драко читает, правда, но привычка замечать все вокруг — выше него.

В библиотеке бывшие сокурсники делятся на группы по изучаемым предметам: большие — Зелья, Трансфигурация, ЗОТИ, несколько поменьше — Полеты, Уход за магическими существами, Травология. Таким образом они определяются основные и второстепенные курсы. Драко непривычно смотреть на них без эмблем факультетов.

Без герба Слизерина на мантии он чувствует себя голым и беззащитным, но очень быстро ловит себя на мысли, что спасти его — в случае чего — сможет лишь изображение Гриффиндора и желательно на лбу. От столь крамольных раздумий хочется расхохотаться вслух. Позволить же себе можно только скупую ухмылку. Отвлечься получается на Грейнджер. Та кружит от стола к столу, помогает каждому, кто просит, несколько раз повторяет одно и то же, не забывая улыбаться.

Она может стать хорошим преподавателем, подмечает Драко, о чем и сообщает ей как-то вечером.

— Когда мне будет за восемьдесят, я подумаю, — кивает Грейнджер. — Никогда не видела себя профессором. Я не такая строгая, как Макгонагалл, не вызываю ужас, как Снейп, и не горю никаким предметом, как Трелони.

Драко хмыкает:

— Ну, когда тебе будет почти сто, спустя тысячи смен в Мунго ты, может, и Снейпа переплюнешь.

— Нет, Малфой, — она улыбается и качает головой, — у него был талант. — Помешкав, она все же договаривает: — Вызывать страх. Да и преподавал он интересно. Жаль, что он не смог поделиться своими знаниями. Знаешь, магглы завещают себя науке…

— Думаю, что Снейп и так достаточно отдал этому миру, — резче, чем собирался, обрывает Драко. — Скиттер может до конца жизни не работать, мемуары о его жизни продаются лучше, чем Дамблдора. Поттеру лучше не умирать раньше нее, а то книга выйдет быстрее, чем вы успеете его похоронить.

На лице Грейнджер мелькает странная тень. Возможно, он таки перегнул палку? Но любые опасения развеваются вместе с согласным вздохом, доносящимся из соседней кровати:

— Да уж… Гарри лучше не рисковать. Дважды он выживал, а на третий раз удача может и проспать.

Урок номер семьдесят один — помощь оказывается безвозмездно.

***

Авроров в мэноре Драко ожидает до поздней ночи, но они так и не появляются. Он знает, что утром, первым делом, он должен будет явиться на ковер и отчитаться — пройти допрос — зачем он вернулся. Он собирает необходимые документы в сумку, оставляя поверх письмо от Министра, и идет спать.

Морфей не спешит забирать его к себе, мысли атакуют защитный барьер, и Драко жалеет, что пренебрегал уроками Оклюменции. Иногда он обещает себе приобрести Омут памяти и перед сном оставлять в нем все, что заставляет щит сыпаться.

Однажды в Берлине в попытках заснуть Драко пришел к интересному выводу: для того чтобы закрепить урок, его нужно пройти еще раз. Тогда он просидел на постели несколько часов, гипнотизируя Метку, переживая снова и снова боль, с которой приходит ответственность за уродливый рисунок на предплечье. На сдачу с татуировки он получил опалённые крылья. Ему потребовалось девять лет, чтобы срезать их и освободить место для новых.

Просыпаясь в случайных городах, чужих квартирах или гостиницах, Драко каждый раз представлял, что это шанс начать сначала — его чистый лист. Но взгляд всякий раз падал на Метку, и этого оказывалось достаточно, чтобы понять: он будет расплачиваться за неё до конца жизни. Честно говоря, Драко не уверен, что даже после смерти его ждет искупление. Этого достойны предатели, посмертно награждённые Орденом Мерлина. В качестве неприятного бонуса прилагается Поттер, толкающий речь над гробом. Хороший повод, чтобы воскреснуть и убить его или просто заставить замолчать. Но Драко сложнее — он в числе других, выживших.

Драко принимал чужие города, как барбитураты для души, пусть они и разрывали её, словно слепой василиск, — калечили, но не убивали. И волшебный феникс не прилетал, чтобы спасти; ну, ясно же, ведь Драко не Поттер, кроме самого себя у него никого нет.

Новые города превратились в зависимость. Драко даже вывел правило: в каждом задерживаться не больше недели, спустя время можно вернуться. Случайные знакомства открывали Драко самого себя в неожиданных ракурсах. И ему хотелось изучать себя, как темные искусства в Хогвартсе. Открывать новые грани собственной магии, прикоснуться к истокам, дойти до глубины таланта. Не останавливаться и не оглядываться — стало девизом. Но с последним сложнее всего.

В какой-то момент Драко дошел до того, что отменил подписку на «Ежедневный пророк» — он и так знал: Грейнджер добивается всего, что хочет. Она тоже не останавливается и покоряет мир, который стал ей родным, но в котором едва ли нынче находится место для Драко.

Теперь же, когда он стал абсолютно другим человеком, вернуться — самое, что ни на есть, правильное решение. Не ради кого-то, а ради самого себя. Драко знает, что докажет всем, а в первую очередь — себе, что в Англии есть место и для него. Именно в Англии, ведь, увидев достаточно много других стран и городов, он готов признать: мир не слишком гостеприимен и никого не ждет с распростертыми объятиями.

Метка ноет фантомной болью и привлекает его внимание. Она не должна определять его, как человека ни перед собой, ни перед другими. Татуировка — изъян на бледной коже, символ того, что никто не идеален.

Урок номер тысяча сто семьдесят шесть — чувствовать боль — быть живым.

***

На очередные выходные Драко уезжает — с разрешения Министра — к родителям. Пьет с ними кофе и ест круассаны в парке, рассказывает о своих планах и обещает быть осторожным. Нарцисса долго не отпускает его из объятий и в очередной раз спрашивает, не хочет ли он переехать к ним. После поездки Драко чувствует себя еще более уставшим, чем до нее.

Порт-ключ переносит его к воротам общежития. Пройдя знакомым маршрутом, Драко оказывается перед дверью комнаты и ловит себя на мысли, что хочет, чтобы Грейнджер была там. Как-то привык к ней за недели. Сделав глубокий вдох, он шепчет пароль и шагает в проем.

Картина, открывшаяся взору, поражает.

— Вау, Грейнджер… — Драко обводит рукой помещение, пергаменты висят даже в воздухе. — Что это?

— У меня было много свободного времени. — Она пожимает плечами и откладывает перо. — Будущая «Новая История Хогвартса». После нашего разговора о Скиттер, решила успеть раньше, чем она.

Драко качает головой и невольно усмехается:

— Между подготовкой к экзаменам и походами в Визенгамот?

Выражение лица Грейнджер абсолютно невозмутимо:

— Добавь в этот список Мунго и Хогвартс, а также помощь Гарри и Рону и общение с тобой, когда ты тут.

Она со смаком потягивается, разминая явно затекшую шею, пока Драко переваривает услышанное.

— Ты спишь? Ешь? — На секунду задумавшись, он добавляет: — Ты сохранила маховик времени?

— Нет, — возмущенно фыркает Грейнджер, вскидываясь. — Это власть, которую нельзя никому доверять. Желание поменять реальность притупляет разум и это разрушает тебя. — Она барабанит пальцами по согнутой в коленке ноге, словно взвешивая мысли, но все же спрашивает: — Какой вывод ты сделал из «Сказки о трёх братьях»?

Драко идет к своей кровати, аккуратно прогибаясь под вездесущими пергаментами. Судя по улыбке, Грейнджер забавляют его попытки разминуться с её писаниной. Закончив свой короткий, но не самый легкий путь, Драко усаживается, стаскивает ботинки и, опершись на локоть, спокойно отвечает:

— Смерть можно обмануть.

Грейнджер хмыкает: не то понимающе, не то в стиле «чего с тебя еще взять».

— А я вынесла урок, что магические артефакты не в тех руках — предвестники потери контроля, — сообщает она, и взгляд её серьезнеет. — Мне все еще снится война, где мы сражались за мир не ради себя, а ради тех, кто ждет нас дома.

В следующий миг она закрывает лицо руками, и Драко ощущает, как меняется атмосфера в комнате. Война — вопрос, который они обходят стороной, оставляют его там, за стенами общежития, в реальном мире. Нужно сменить тему, придумать глупую шутку, но в голове пусто, и пауза в разговоре затягивается.

Взгляд Драко падает на книгу, лежащую на полу. Что же стало с бережно относящейся ко всем фолиантам девчонкой? Он поднимается на ноги и рывком подтягивает книгу к себе.

— «Колдобарбитураты и их свойства», — хмурясь, читает вслух название. — Что это такое?

— Барбитураты — это группа лекарственных средств. — Драко замечает, как Грейнджер вытирает глаза. — Они применяются в маггловской медицине в качестве успокоительного, снотворного или при тревожном состоянии. Длительное применение вызывает зависимость. В этой книге приведены альтернативные варианты с такими же свойствами. — Она хватает ртом воздух, словно ей его не хватает, но начатую лекцию не прерывает. — Например, схожие к барбитуратам побочные эффекты имеет Зелье сна без сновидений. Я изучаю, как снизить риск для здоровья при применении любых лекарств. Хочу, чтобы колдомедицина вышла на новый уровень.

— Я и не сомневался. — Драко чувствует, что ему хочется улыбнуться. — Прыгать выше головы — в этом вся ты.

Он подходит к ней и протягивает книгу. Грейнджер вздрагивает: учебник падает на кровать между ними, едва он касается пальцами ее руки. Её взгляд прикован к задравшемуся рукаву мантии, и Драко сразу всё понимает — очертания Метки хорошо различимы. Отвратительный подарок на всю жизнь.

— У тебя холодные руки, — сглатывая, говорит Грейнджер. Вкупе с извиняющимся взглядом это звучит отвратительным оправданием.

Драко нечего ей сказать. Он молча поправляет рукав и выходит из комнаты. Теперь воздуха не хватает ему.

Урок номер восемьдесят четыре — волшебного лекарства, исцеляющего душу, не существует.

***

Драко ждет возле кабинета, который периодически снится ему в кошмарах, потому что там, в отличие от реальности, не появляется спаситель — Поттер — и не дает показания в его защиту. И он оказывается в Азкабане: даже сквозь сон ощущает холод, слышит, как молча кричат заключенные и как неспокойна вода за стеной.

Об этом всем он знает не понаслышке. Где-то глубоко в памяти тлеют воспоминания. В копилке его опыта — бесконечная неделя, которую они с отцом провели в разных камерах до момента, пока и до них не дошла очередь быть спасенными. Даже без дементоров Азкабан не самое приятное место. С тех пор Драко предпочитает избегать моря: запах переносит в камеру и обреченность накрывает, как волна, с головой.

— Мистер Малфой? — подходит к нему тучный мужчина. — Аврор Праудфут. — Взмах рукой, и дверь открывается.

Драко заходит внутрь, садится на металлический стул и один за другим достает документы. Палочку у него изъяли для проверки на входе, и без нее он чувствует себя беззащитным.

— Дата приезда? — сухо спрашивает Праудфут, открывая достаточно толстое личное дело Драко.

Казалось бы, к такому отношению здесь пора давно привыкнуть, но… Драко поджимает губы:

— 17 сентября 2007 года, вокзал Кингс-Кросс.

Сделав соответствующую пометку, Праудфут продолжает «допрос»:

— Последнее место пребывания?

— Поместье Малфоев, пригород Парижа. Уезжал с вокзала Сен-Лазар, вот билет. — Драко протягивает бумажку.

— Хорошо, — кивает Праудфут и после пары заклинаний прикладывает билет к делу. — Когда покидаете Лондон?

— Я вернулся, чтобы остаться, — несколько хрипло отвечает Драко и достает письмо Шеклболта. — Министр в курсе и одобрил.

— Причина приезда? — Праудфут без особого интереса исследует пергамент.

Драко ждал этого вопроса, и всё же ответить мгновенно не получается.

— Начать свое дело, документы пока не готовы. — Он делает глубокий вдох, прежде чем продолжить. — Нужно заняться Малфой-мэнором, после того, как его вернули из-под ареста, ему необходим ремонт.

Праудфут проводит палочкой над пергаментом, будто верит, что Драко решился на подделку министерских документов, будучи в Англии на почти птичьих правах.

— Сколько в вашем подчинении домовиков и где документы на них?

— Трое. — Драко роется в бумагах. — Остальные в Хогвартсе, работают на кухне. Закон о количестве домовиков на одного человека соблюден. Зарплату они получают дважды в месяц, у них есть свободные дни.

— Кто, кроме вас, будет проживать на территории Малфой-мэнора? — Взгляд Праудфута становится цепче.

— Никто. — Внутри себя Драко успевает усмехнуться: Грейнджер непременно бы возмутилась, что домовиков не берут в счет.

Праудфут изучает его лицо несколько секунд, прежде чем снова вернуться к бумагам. Его голос становится чуть выше, и Драко едва не морщится, кажется, словно кусок мела скрипит о старую доску.

— Вы ознакомлены с законом, запрещающим Пожирателям смерти из прилагающегося списка, собираться больше, чем двум людям за раз?

— Да, но у меня нет… — начинает Драко, только Праудфут бесцеремонно его прерывает, взмахнув ладонью:

— Мистер Малфой, вы официально признали себя перед судом преступником и продемонстрировали Метку. То, что вас оправдали, и вы избежали Азкабана, считайте удачей.

Драко сглатывает и прикусывает язык. Допрос ничего нового для него не приносит. Он уже проходил это сотни раз, во всех авроратах.

— Мне было семнадцать, но судили меня, как взрослого, — в итоге резюмирует Драко, выдерживая новый прямой взгляд, хотя и чувствует себя максимально неуютно.

— Убийцей можно стать в любом возрасте. — Праудфут листает дело и останавливается на одной из страниц: — Зачитаю вам показания мистера Поттера: «Я видел, как Драко Малфой обезоружил профессора Дамблдора. После появился профессор Снейп и…» Вы знаете лучше меня, что там происходило. Воспоминания мистера Поттера прикреплены к делу.

Мистер Поттер, мистер Поттер… Драко знает показания «мистера Поттера» наизусть, до каждой злополучной запятой. И с воспоминаниями во время суда был ознакомлен. Будто бы ему своих было недостаточно.

Мысленно сосчитав до десяти и обратно, Драко возвращает контроль над самообладанием.

— Аврор Праудфут, мы здесь не для того, чтобы судить меня за мое прошлое, — как можно спокойней говорит он.

— Если бы не события былых лет, мистер Малфой, вы бы не сидели передо мной. — Праудфут захлопывает дело. — Жду через месяц на проверку. Волшебную палочку можете забрать там, где оставили.

Хлопок двери, раздающийся за спиной, стоит выйти из аврората, напоминает Драко звук, с которым заколачивают крышку гроба.

Урок номер тысяча сто семьдесят семь — для окружающих твое прошлое важнее настоящего.

***

Волшебные экспрессы мчат Драко по миру — сквозь случайные знакомства и года, никогда не довозят до конечной точки. Он выходит на промежуточных станциях.

На одной из них он сжимает в руках пешку — активирует порт-ключ, что позволяет оказаться в поместье Забини в Италии. В гостевой спальне все готово: домовики разложили вещи, через открытое окно проникает запах раздавленного винограда, солнца и чего-то очень знакомого, но оставленного за сотни мыль. Драко поправляет мантию и направляет на поиски Блейза.

Когда он заходит в гостиную, в камине догорает «Ежедневный пророк». Забини сидит в кресле и смотрит на пламя. Заслышав шаги, он оборачивается и, едва улыбнувшись, встает на ноги. Вместо того, чтобы пожать протянутую руку, он обнимает Драко. Тот удивленно похлопывает друга по спине. Блейз вызывает домовика, велит принести бокалы и вино, а Драко кивает на кресло рядом с собой.

— Я ждал твое письмо на пару месяцев раньше, — говорит Забини после первого глотка. — Думал, ты покинешь Англию вслед за мной в конце мая.

— Последний суд был только в августе. — Драко нервно пожимает плечами и крутит бокал в пальцах. — Если бы не сжигал газету, то знал бы.

— Знаешь, так проще отрицать все, через что мы прошли. — Блейз пытается устроиться в кресле поудобней. — До Италии доходят слухи, сплетни, но без имен. Тут можно быть кем захочешь.

Драко невесело усмехается:

— Даже собой?

— А кто мы? — Блейз громко хохочет и опрокидывает на себя бокал. На белой рубашке тут же проступают розовые пятна, но взмах волшебной палочкой — и от них не остается ни следа. Придирчиво осмотрев себя, Блейз хмыкает: — Жаль, что с нашей биографией нельзя так сделать.

— На наших руках нет крови, — резко бросает Драко и залпом осушает остатки вина.

От взгляда Блейза хочется поежиться.

— И это помогает тебе крепче спать по ночам?

— Думаешь, мы лишились выбора, когда родились в своих семьях или оказались в Слизерине? — Драко пропускает его вопрос мимо ушей и задает свой, пока Блейз доливает им вина.

— Шляпа точно не определяет то, кем мы будем, — пожимает плечами тот. — Она дает нам выбор. Или попадая на Слизерин, нужно соответствовать чужим требованиям?

Драко шумно вздыхает:

— Мы не так много выпили, чтобы философствовать.

На губах Блейза тут же появляется улыбка — её можно было бы назвать пьяной, но Драко слишком хорошо его знает. Дело не в алкоголе, а в попытке понять и, пожалуй, самом прозаичном любопытстве.

— Так что держало тебя в Англии? Твои родители уехали в Париж чуть ли не первым поездом после всех судов, — Блейз склоняет голову и заглядывает в глаза, словно хочет увидеть, что у Драко в душе.

— Визенгамот, Грейнджер, аврорат, Шеклболт, — максимально равнодушно пытается произнести Драко.

Блейз выгибает бровь:

— Грейнджер?

— Надеялся, что ты не заметишь. — Драко трет переносицу. — Однажды она села возле меня и заговорила, словно ничего не было, словно не на моих глазах ее пытали.

— Гриффиндорка, — легко и совсем беззлобно говорит Блейз. — Любишь?

Драко не нравится этот вопрос: в нем слишком много всего. Еще больше ему не нравится любой из его возможных ответов.

— Мне с ней было комфортно, интересно, в какой-то степени безопасно, — в конце концов выдыхает он.

Хмыкнув, Блейз подается ближе:

— И как она восприняла то, что ты уезжаешь?

— Ничего не сказала. — Почему-то говорить об этом не так больно, как казалось. — Молча вошла в камин и исчезла в зеленом пламени. Даже не пришла провожать.

Блейз ничего не говорит, лишь наполняет их бокалы до краев.

Урок номер сто семь — сердце разбивается бесконечное количество раз.

***

Драко выходит на оживленную улицу и жадно хватает холодный воздух. Держаться на допросе удалось не так хорошо, как ему хотелось. Он не такой сильный, как думает мама, но ровно насколько, чтобы выдержать все испытания, которые ему преподносит судьба.

Драко опускается на холодную скамейку в парке и смотрит прямо перед собой. Он планирует зайти к Шеклболту, но сначала ему необходима пауза. Ритм жизни в магическом мире Англии не такой, к которому он привык. Мишень на спине начинается проявляться.

— Непрощенный грешник… — под нос себе бурчит он и усмехается.

В памяти всплывает разговор с Грейнджер. Не в первый раз. Он думает о нем в Испании: в каждом из городов, во всех церквях и соборах, что посещает.

Как-то раз, будучи действительно озадаченным очередным бормотанием, донесшемся со стороны кровати Грейнджер, он поинтересовался, почему она никак не определится. Грейнджер смотрела на него удивленно, насупив брови, и тогда пришлось пояснить.

«Почему ты то обращаешься к Богу, то поминаешь Мерлина?»

Вопрос был построен по-дурацки, но Грейнджер его поняла. Она тогда отложила книгу, прежде чем ответить, и посмотрела так, что сомнений не осталось — ей было интересен такой разговор.

«У меня была религиозная бабушка, которая брала меня с собой в церковь. Привычка».

Драко помнит: тогда ему не оставалось ничего, кроме широкой усмешки и довольно едкого уточнения.

«Ты веришь в доброго дедушку, который сидит на облаке, так же, как в Поттера, следующего за Дамблдором?»

Страннее всего сейчас — понимать, что Грейнджер в тот момент не разозлилась, а ответила на его улыбку и даже попыталась дискутировать.

«Интересное сравнение. Я не могу сказать, что верю, но и отрицать не могу. Я человек науки — мне нужны доказательства. Это если мы говорим о каком-то дедушке на облаке, потому что вера — про другое».

Перед глазами так легко вспыхивает образ Грейнджер, кладущей руку на грудь и произносящей: «Она внутри. Это не так просто объяснить».

Поднимая воротник в надежде спрятаться от порыва осеннего ветра, Драко качает головой: а ведь после тех слов у него даже дар речи отобрало. Настолько, что Грейнджер, не дождавшись, продолжила объяснять.

«В магию мы же верим. Мы можем её увидеть, мы же ее и создаем. Но вопрос в том, откуда она в нас и за кем решение, кто же будет ею обладать?»

Драко не забыл, насколько был зачарован: и её размышлениями вслух, и летающими по воздуху мелкими предметами — для пущего эффекта Грейнджер использовала левитационные чары. Правда, это всё равно ни к чему толковому не привело: Драко обдумывал услышанное, а Грейнджер, пару минут еще полюбовавшись на скользящие вокруг нее перья, в итоге снова вернулась к пергаментам.

Ветер усиливается, гоняя дорожками парка опавшие листья. Вместе с ними он приносит Драко одно воспоминание — более свежее, чем разговор в общежитии. В деревушке возле Мадрида во время посещения небольшой церкви он случайно подслушал разговор пастора и прихожанки.

— Больно бьет наш Господь.

— Только избранных.

Драко — не избранный, и таковым себя — ни тогда, ни сейчас, не считает. Но если Бог существует, то почему больно на протяжении стольких лет?

Урок номер тысяча сто семьдесят восемь — чтобы покорить высоту, нужно упасть.

***

Опираясь на перила моста через Сену, Драко осознаёт, что самая лучшая осень — дома. Там, за триста миль, тепло без согревающего заклинания, чай с молоком на каждом углу для оледеневших рук, а в воздухе витает терпкий запах «Сладкого королевства».

Он смотрит на стоящую рядом мать и не знает, как начать разговор. Нарцисса совсем не отличается от той, которая сквозь годы дарит тепло в воспоминаниях из детства. Разве что изменился взгляд: война оставляет следы на всех. Нарцисса, очевидно, чувствует его внимание и поворачивается к нему. С легкой улыбкой она достает из кармана мантии шоколадную лягушку.

— Ты всегда был неравнодушен к сладкому.

— Любил в Хогвартсе получать посылки из дома. — Драко забирает протянутую коробочку. — А потом в комнате делить сладости на дни, чтобы хватило до следующей доставки.

В ответ Нарцисса звонко смеется и сжимает его руку, а после, оглянувшись, чтобы никто не заметил, шепчет согревающее заклинание.

— Ты такой же, каким я тебя помню, но при этом внутри — другой человек, — выдыхает она. — Иногда мне кажется, что мы с отцом так мало с тобой говорили, не смогли научить тому, что знаем, и как жить эту взрослую жизнь. Но каждый раз, глядя в твои глаза, такие же прекрасные, как в момент, когда колдоакушерка положила тебя мне на грудь, понимаю — ты со всем справишься. Ты спустя столько лет даже сам не подозреваешь, насколько сильный. Это внутренняя магия, с которой ты только знакомишься. — Нарцисса подносит руки ко рту, греет дыханием, трет между собой, а после касается его лица. — Я горжусь тем, что ты мой сын, Драко.

Он накрывает ее ладонь своей и, опустив их, крепко сжимает.

— Пойдем, выпьем кофе, — смущенно бормочет он и быстро добавляет: — Мне нужно с тобой серьезно поговорить.

Останавливаются у небольшой кофейни напротив собора и заказывают напитки с собой. Нарцисса довольно щурится, наблюдая, как Драко спокойно рассчитывается маггловской валютой.

— Готов? — Её голос спокоен и мягок.

— Я хочу… — Конец его фразы заглушает звон колоколов, и Драко, не удержавшись, поднимает голову к небу.

— Что? — переспрашивает Нарцисса.

— Я хочу вернуться в Англию, — на одном дыхании выпаливает он.

Официант ставит на столик перед ними два картонных стакана.

— Путешествие окончено? — Нарцисса улыбается, но глаза остаются серьезными.

Драко отводит взгляд, цепляя ногтем край своего стакана.

— Сколько еще я могу бежать от того, кем был? Чтобы победить, мне нужно выиграть бой с собой.

Звучит ужасно пафосно, но других слов у него сейчас не находится. К тому же, это ведь Нарцисса. Мама. Она поймет.

И она понимает.

— А лучший ринг — Англия? — В её словах нет ни капли насмешки.

— Считай, что круг должен замкнуться там, где начался. — Драко пожимает плечами. — Я останусь в Париже еще на пару недель. Мне нужно отправить запрос, дождаться ответа.

— Драко, пообещай мне одну вещь. — Нарцисса заглядывает ему в глаза.

Он прокашливается:

— Какую?

— Навещай нас с отцом чаще, — она гладит его руку, — мы очень скучаем.

— Это я могу тебе пообещать. — Драко поддается порыву и, обогнув столик, обнимает её. — Я вас люблю.

Урок номер девятьсот девяносто пять — единственный, кто пишет сценарий твоей жизни — ты сам.

***

Секретарь взмахом палочки открывает перед Драко дверь, и тот проходит в просторный кабинет. Шеклболт, как и в его воспоминаниях, сидит за вычурным дубовым столом в окружении сотен папок.

— Драко! — Он встает из-за стола и протягивает ладонь. — Я надеялся, что ты зайдешь.

— Отмечался в аврорате, — Драко пожимает плечами, — и не мог не зайти.

Шеклболт разводит руками.

— Чай? Кофе?

— Чай, пожалуйста. — Драко садится напротив Шеклболта, а тот вызывает домовика.

— Родители не решили вернуться?

— Нет. — Драко качает головой, а перед ними появляются чашки и розетка с вареньем. — За столько лет привыкли к Парижу. У отца бизнес, у мамы — подруги-парижанки и новые традиции. Но вы и так знаете.

— Надзор за бывшими Пожирателями смерти уже не такой сильный, как в послевоенные дни, — кивает Шеклболт. — Мы учимся на своих же ошибках.

Драко усмехается:

— Поэтому держите меня возле себя?

Шеклболт склоняет голову набок, и Драко становится совсем немного стыдно за свой выпад. Впрочем, ответная реакция все равно его удивляет.

— Нет, — отвечает Шеклболт. — Предпочитаю верить в то, что Северус спас твою душу не напрасно.

Драко помешивает чай, пользуясь этой крохотной паузой, чтобы поразмыслить. Когда тянуть дольше уже становится неприличным, он вскидывает взгляд на Шеклболта:

— Недавно я думал, что, вернувшись в прошлое, сказал бы себе: «Ты со всем справишься». А теперь… похоже, в этот список добавляется еще один пункт — поблагодарить профессора Снейпа.

— Прошлое на то и прошлое, что остается где-то там в другой жизни. Настоящее — лучшее время, чтобы что-то изменить. — Кингсли прерывается на чай, а после пускается в рассказ: — У африканских народов есть традиция: чтобы душа нашла путь в Царствие Смерти, на могилу кладут тотем. Деревянную игрушку — лошадь, собаку, буйвола или человека.

Драко непонимающе хмурится:

— Зачем вы мне это рассказываете?

— В прошлом есть история, и это то, что формирует наше настоящее. — На долю секунды Драко кажется, что Шеклболт улыбается.

— Министр, — он прочищает горло, — я обдумываю мысль остаться в Лондоне. Мне будет необходимо разрешение на работу. На днях соберу оставшиеся документы и передам на изучение в аврорат.

От Шеклболта доносится добродушное хмыканье:

— Вырос и знаешь, кем хочешь быть?

— Как минимум есть то, что приносит мне удовольствие и прибыль. — Драко ерзает на стуле. — Вы, конечно же, знаете, что я получал образование по миру.

— Это придавало путешествию смысл? — глубокомысленно изрекает Шеклболт.

Драко порой просто его ненавидит.

— Как не изворачивайтесь, побег остается побегом. — Сглотнув, он решается признаться: — Вы спасли мне жизнь. — Рука Драко касается амулета под мантией. — Я чуть не угодил в ловушку в Орлеане.

— Африканские амулеты и традиции — то, что я вынес из прошлого. — Шеклболт кивает и отправляет в рот ложку варенья.

Они общаются еще некоторое время, после Драко прощается и уходит. Осеннее небо плюется дождем, и он трансфигурирует из галеона зонт. Покрутив головой в поисках нужного магазина, он спешит к нему.

Драко изучает стеллаж с деревянными игрушками. Кривовато покрашенная черная собака бросается в глаза, и внутри него ликует мальчишка, который побывал на отработке у Снейпа. Он показывает на фигурку продавцу и протягивает пару монет. Крепко сжимая игрушку, Драко уверен: окажись бывший профессор в живых, то убил бы его, не моргнув глазом. Собака — точная копия Сириуса Блэка, и это кажется Драко хорошей местью за то, что Снейп не выжил.

Выйдя на порог магазина, он аппарирует на кладбище.

Урок номер тысяча сто семьдесят девять — мы не умеем быть благодарны за жертвы во имя нас; нам куда предпочтительнее злостью прикрывать собственную вину.

***

Драко сидит напротив Шеклболта и не знает, как следует себя вести. Частично ситуацию спасает, что он дома, — в последнее время здесь не получается бывать часто. Драко делает ставку, что сегодня ему точно презентуют защитный амулет.

— Все кости срослись? — наконец-то осведомляется Шеклболт.

— Почти, — смешок отдаёт болью в рёбрах. — Вы получили мой рапорт?

Шеклболт кивает, сузив глаза:

— Будет проведено расследование.

Моргнуть пару раз и посмотреть как можно удивленнее: разыграть недоумение сейчас куда проще всего.

— Я упал с метлы. — Драко гордится тем, что голос не выдает его лжи.

— Я читал. — Шеклболт бросает взгляд на папку на столе. — Колдомедик с тобой не согласен. Как и я.

— Я упал с метлы, — повторяет Драко настойчивей. — Министр Шеклболт, я хотел бы прервать обучение в аврорате. Провалил такой простой этап, — Он вымученно улыбается. — Попробую себя в другой сфере.

Шеклболт качает головой:

— Аврорат потеряет хорошего бойца.

— Высокая оценка, в которую хочется верить. — И Драко действительно благодарен. — Но кроме собственных желаний я должен учитывать и безопасность своих родных.

Во взгляде напротив мелькает непонятная Драко эмоция.

— Мисс Грейнджер может постоять за себя.

— Я не хочу быть ее практикой вне занятий. Вы знаете, что она заслуживает лучшего. — Драко не нравится говорить правду, но, смотря Шеклболту в глаза, он чувствует себя под Веритасерумом. — Я хотел бы покинуть Англию. Могу ли оставить заявку на порт-ключ до Забини?

— Если ты все решил... — Шеклболт разводит руками. — Ты должен будешь уведомлять обо всех своих перемещениях, отмечаться в местных авроратах, — на секунду задумавшись, он добавляет: — Захочешь вернуться — напиши мне, тебе понадобится разрешение на въезд. Не знаю, изменится ли это когда-нибудь.

Драко благодарно кивает и, держась за бок, поднимается на ноги.

— Спасибо, Министр, — выдохнув, он заканчивает: — За то, что относились ко мне, как человеку.

Шеклболт встает из-за стола и протягивает ладонь для рукопожатия. Прежде чем Драко скрывается за дверью, он окликает его:

— Стой.

Обернувшись, Драко наблюдает воочию, как его шутка становится реальностью. Шеклболт снимает с себя амулет, подходит и, не спрашивая разрешения, надевает вещицу на шею Драко.

— На всякий случай, — немного неловко объясняет он.

Драко не собирается спорить.

Урок номер сто три — «безопасность» не всегда синоним слову «дом».

***

Драко наслаждается завтраком, когда перед ним появляется домовик и, не глядя в глаза, протягивает свежую газету. Такая реакция — лучшее подтверждение тому, что возобновлять подписку на «Пророк» было не самой умной идеей. Впрочем, что сделано, то сделано. Драко кивает и, забрав газету, замирает с ней в руках.

Всю первую полосу занимает кричащий заголовок: «Лучший подарок для Главы аврората, стр. 7-8». Колдография счастливого отца со свертком в руках прилагается. Прежде чем открыть статью, Драко просит домовика принести стакан огневиски.

К сожалению, ни первый, ни даже четвертый глоток алкоголя не добавляют нужной храбрости. Но прочесть все же тянет.

«Гермиона Поттер, в девичестве Грейнджер, в день оглашения результатов выборов на должность Главы аврората сделала мужу лучший подарок — родила дочь. Как стало известно нашей газете, мама и новорожденная чувствуют себя прекрасно, а Гарри Поттер присутствовал на родах. Интервью с колдомедиком Патил, принимавшей роды, в следующем выпуске».

Драко на негнущихся ногах выходит в сад, замечает собранные кучи опавшей листвы, горящей золотом, и разрушает их, бьет ногами, как невидимого противника. Тишина болит пустотой и разрывает части былой души. Даже шрамы от Сектусемпры, оставленные Поттером, никогда не ныли так мучительно, как то, что остается от сердца Драко.

Когда сил не остается, он падает прямо там, в саду, — спиной на листья. Почему-то в памяти всплывает, как они с Нарциссой в детстве делали «снежных ангелов». Боль сковывает горло настолько, что кричать просто нет сил. Драко поднимает взгляд в серое осеннее небо и надеется больше никогда в жизни не чувствовать. Ничего.

Достать палочку из мантии, снять заклинание с деревьев и смотреть, как осыпаются листья, накрывая колючим одеялом, точно каждый — из стекла…

Урок номер тысяча сто восемьдесят — «поздно» наступает вслед за «сейчас».

***

За окном целую ночь не утихает июльская гроза, а окно на пятом этаже разве что не единственное, где все еще горит свет.

— Когда мы сдадим экзамены, ты отправишься изучать колдомедицину, а я покорять аврорат, это все закончится? — неожиданно для себя спрашивает Драко, забирая левитируемую Грейнджер книгу.

Она даже не отрывается от своего пергамента, только палочку убирает на тумбочку:

— А ты этого хочешь? Я — нет.

— В твоем плотном графике будет время для меня? — удивленно спрашивает Драко, подбрасывая книгу, словно снитч.

— Планировать свой день я научилась еще в пять. — Грейнджер на мгновение поднимает глаза: — Книга — это не игрушка.

— Грейнджер… — неуверенно тянет Драко, откладывая справочник в сторону. — Пойдешь со мной на свидание?

Она замирает, внимательно смотрит на него, а после, улыбнувшись, говорит:

— Я могу в четверг или субботу.

— Запиши меня в свой планер на эти дни, — облегченно выдыхает Драко, и Гермиона легко смеется.

Урок номер девяносто девять — счастливые мгновения побеждают дементоров в голове.

***

Тату-мастер вытирает руку Драко и ждет вердикта.

— Спасибо. Как я и хотел, — он едва сдерживается, чтобы не провести пальцем по надписи.

Парень кивает:

— Захотите избавиться от старой или перебить эту — приходите.

Драко сдерживает смешок, кидая на стол несколько маггловских купюр, надевает пальто и спешит на улицу. Он поправляет воротник, пряча шею от холодного ветра, и выходит в золотую осень: впервые за долгие годы та имеет запах новой жизни.

Урок номер один — за ошибки мы платим собой.

Драко расправляет плечи.