Рождественское настроение появилось в Хогвартсе еще в начале ноября. Ученики, сбегая по выходным в Хогсмид, активно обсуждали будущие экзамены, подготовку, но больше всего — подарки и встречи с родными. Поэтому едва ли кто-то заметил, как к замку медленным шагом подошел декабрь, а вместе с ним и это окрыляющее чувство — ожидание праздника, который вот-вот постучится в дверь.

Зима была на удивление снежной, снегом была укутана вся местность: и могучий мрачный Запретный лес, и опрятная уютная хижина Хагрида, и маленькие милые теплицы профессора Лонгботтома. А когда в Хогвартс была принесена свежесрубленная могучая ель, которую наряжали все ученики, едва ли в замке остался хоть кто-то, кто не проникся духом Рождества. Кто хотя бы на секунду не ощутил маленькую, но такую заветную надежду.

И Лили Поттер не была исключением. Разве что кроме одного момента: пока ее подруга и однокурсники весело проводили время в Хогсмиде, закупались сладостями и упаковочными лентами с бумагой, она сидела в библиотеке и, не поднимая головы, корпела над вопросами к предстоящему межсеместровому экзамену.

Ошибочно было бы сказать, что Лили, подобно своей кузине, до безумия любила книги и учебу, из-за чего готова была пожертвовать свободным временем в угоду подготовки. Нет. Лили просто боялась того, что если остановится хоть на секунду и прервет свою подготовку, то на экзамене скатится с позиции «лучшая» на второе место, которое она не просто не уважала, а считала худшим из возможных.

Просто Лили не могла быть второй. Уверенная, невозмутимая и собранная, она знала себе цену и свою цель, знала, что стоит ее, а на что не нужно было даже обращать внимание — Лили Поттер была эталоном и примером для подражания. Не потому ли совершенно неудивительно, что к пятому курсу она осталась совсем одна, не считая единственной своей подруги, Амелии Лонгботтом, с которой была знакома уже очень давно, еще с детства?

Она знала, что ее не любили в группе: видела это по едким насмешкам и подкалываниям, по глупым сплетням, что шлейфом следовали за ней. Задирая голову выше, Лили лишь презрительно приподнимала брови вверх, не обращая внимания ни на кого, кроме Эми, которая заменяла ей весь факультет и любые пресловутые компании.

Никто не понимал, почему они дружили: веселая Амелия была легкомысленной и ветреной натурой. С вечным смехом на устах она вбегала в кабинет, словно маленький ураганчик, снося все. Рядом с ней Лили выглядела слишком серьезной и даже напыщенной, мало кто догадывался, что таким образом Лили лишь пыталась спрятать свой страх. Ей не нравилось, что Амелия притягивала к себе много внимания; не нравилось, что их всегда сопровождали неодобрительными взглядами. Многим казалось, что их дружба просто пыль в глаза и что высокомерная Лили Поттер едва ли благотворно влияет на несмышленую, но такую легкую на подъем Эми.

Равзе стоило объяснять своим недальновидным, глупым однокурсникам, что они дружили семьями с самого детства? Что Лили всегда являлась опорой для беспечной Амелии, которую вечно пытались обмануть, а она, в свою очередь, была верным другом уже и для самой Поттер, никогда не предавая ее и не осуждая? Поднимая голову выше, Лили просто прекращала обращать внимание на тихий шепот за своей спиной и продолжала жить своей жизнью. Немного скучной и очень-очень загруженной.

Но между ней и подругой всегда стояли остальные гриффиндорцы. Если Лили было плевать на них, то Амелия поддерживала добрые и приятельские отношения почти со всеми, ходила на шумные тусовки в Три метлы, оставляя Лили на выходных в совершенном одиночестве. А когда Хогвартс окунулся в зимнюю рапсодию, как в шутку называли всю предрождественскую шумиху, Амелия стала пропадать на все выходные.

Отодвинув книгу, Лили слегка качнулась на стуле, потерев глаза. Она не обижалась на Эми, прекрасно осознавая, что той хотелось окунуться в веселье и радость юности. Только вот Поттер не могла разделить ее настроя: будучи на вершине, она отчаянно боялась с нее упасть, потому неизменно работала, трудилась и училась. Лишь бы только ее признавали окружающие, лишь бы только никто не посмел посмеяться над ней.

Тяжелый вздох сорвался с ее губ раньше, чем она в принципе осознала свою усталость. Это было слишком. Проводить столько времени над подготовкой к экзамену даже для нее казалось глупым, но ничего с собой поделать Лили не могла. Даже Альбус, и тот посмеивался над сестрой, считая ее манию быть лучшей во всем нелепой и смешной, что уж говорить о родителях? Лили знала, что они любили ее не за оценки и не за место в общество, но чем упорнее она понимала это, тем сильнее была ее жажда победить и добиться лучших результатов.

И все-таки видя, как порхает снег за окном, как ребята с шумом лепили снежки и бегали в Сладкое королевство, Лили чувствовала странную тоску и даже горечь. Потому что совершенно не видела смысла в том, что делала.

Дверь скрипнула, и в безлюдной тихой библиотеке этот звук был сравним с громовым раскатом. Даже мадам Пинс, и та бесследно пропала уже вот как минут на тридцать, поэтому Лили, резко распахнув глаза, устремила взгляд прямо в проем, почувствовав, как сердце отчего-то пропустило удар.

На пороге стоял, взирая точно на нее, Скорпиус Малфой, и Лили, не смея ни двинуться, ни отвести взгляд, безмолвно смотрела на него в ответ, затаив дыхание. Время, казалось, замерло или текло настолько вяло, что когда настенные часы пробили второй час, Лили вздрогнула, разорвав зрительную связь, а когда вновь посмотрела на Скорпиуса, тот уже стоял у стеллажей с книгами и что-то изучал.

Руки ее мелко задрожали, и Лили, разозлившись, открыла с громким хлопком книгу и сжала ее до побеления костяшек, прикусив губу. Спроси ее, когда же именно началось это, она бы незамедлительно покачала головой. Потому что сама не понимала. Или не хотела в это верить. Но?

Конечно, Лили все помнила. Она помнила свой четвертый курс.

Это был один из немногих выходных, когда Лили наконец поддалась на уверения Эми и, надев красную клетчатую юбку с бледно-розовой блузкой, пошла вместе с ней в Три метлы.

— Ты точно не пожалеешь! — восклицала Лонгботтом во время всего пути, но Лили ничего не отвечала: она пошла на поводу у подруги лишь из-за того, что Эми действительно была для нее важным и дорогим человеком, а не потому, что хотела оторваться в компании своих однокурсников, которые ее недолюбливали.

Пожалела Лили о том, что пошла на поводу, уже сразу, как только Эми усадила ее прямо в гущу самой компании, из-за чего их громкий, веселый и слегка пьяный смех по-особенному бил в уши. Джон Энтони принес с собой какую-то маггловскую игру и все семеро гриффиндорцев, включая Лили и Эми, уселись вокруг большого круглого стола. Сама Поттер ни играть, ни пить не захотела, а лишь безразлично наблюдала за происходившим, испытывая странное чувство глубокого одиночества.

Ее считали высокомерной и напыщенной, хотя на самом деле Лили никогда не ставила себя выше других; с ней не хотели особо общаться, потому что думали, что Поттер только и может, что говорить на сложные, заумные темы, когда как сама Лили мечтала о простом, легкомысленном разговоре. Самое паршивое было лишь то, что зная все это, Лили не пыталась изменить свою модель поведения и даже не думала уверять в обратном общество. Может, в этом и заключалась ее самая главная ошибка?

— Эй, Поттер, если сидишь без дела, принеси нам Сливочного пива, — крикнул через весь стол Макмиллан, и Поттер, вздрогнув, лишь сверкнула глазами, поднявшись.

Поднос с шестью кружками пива был тяжелым, и, схватив его руками, Лили лишь потом подумала о палочке. Но было слишком поздно, потому, неспешно преодолевая расстояние, Лили лишь безразлично смотрела на сверкавшую жидкость. Впрочем, вполне напрасно, ведь не успела Лили сделать и три шага, как кто-то со всей дури налетел на нее, и она, не удержавшись, с грохотом упала на пол, опрокинув целый поднос на себя.

В пабе на секунду стало тихо, и Лили, до которой не сразу дошло, что произошло, медленно перевела взгляд сначала на осколки под своими руками, а потом на свою блузку, которая вместо бледно-розовой стала цвета ржавчины. Пятно было большим и мерзким, и Лили, с удивлением подняв голову, увидела развалившегося на полу Колина Корви.

— Прости… прости, пожалуйста, — лепетал он в тот момент, когда со всех сторон раздался громкий, издевательский смех. Особенно сильно хохотали за столом, где еще пару минут назад сидела сама Поттер, и Лили почему-то подумалось, что кто-то из них специально толкнул Корви в ее сторону.

Колин, попытавшись встать, зацепился за собственную мантию и опять упал, вызывая у публики новый припадочный смех. Он выглядел столь напуганным и нелепым, что Лили, почувствовавшая вначале настоящий приступ ярости, уже сейчас испытывала лишь… жалость. Да. Ей было жаль его: глупый, доверчивый, тринадцатилетний Колин Корви всегда был предметом насмешек и издевательств, и Поттер, хоть и не пытавшаяся ему помочь, никогда не присоединялась к травле, считая это ничтожным и низким делом.

Окончательно испугавшись, Колин уже не пытался освободить ноги от мантии и, поникнув, лишь прикусил губу, тупо уставившись глазами в пол. Громкий смех был мерзким и грубым, и Лили, забывшаяся на секунду, лишь тогда поняла, что сидит по-прежнему на полу и на блузке ее красуется некрасивое, ржавое пятно. Паркет вокруг них был усыпан осколками, и никто даже не пытался помочь им или убрать взмахом палочки остатки кружек. Нет. Они только смеялись, находя, видимо, ироничном, что двое изгоев собственного факультета испытывали унижение.

И в тот момент, когда Лили со злостью посмотрела на всех присутствовавших и она уже собралась вставать, к ним спокойной, даже вальяжной походкой подошел вдруг… Скорпиус Малфой и, не говоря ни слова, одним взмахом палочки убрал осколки, распутал подол мантии Колина, а затем, повернувшись к ней, посмотрев прямо в глаза, он протянул свою руку, чтобы помочь встать.

Странное смущение накатило волной, и вместо того, чтобы воспользоваться его помощью, Лили, сверкнув злобно глазами, подскочила с пола и упрямо, не смотря ни на кого, схватила мантию, выбежав на улицу.

Вспоминая сейчас тот странный совершенно незначительный эпизод и наблюдая за Малфоем теперь, Лили совершенно забыла об раскрытой на столе книге. Да. Именно с того момента началась их игра: безмолвное наблюдение друг за другом.

Они не были знакомы, едва ли говорили друг с другом, да и сама Лили мало что знала о Скорпиусе. Просто с того мгновения она стала чувствовать на себе его взгляд, и, испугавшись вначале того, как серьезно и одновременно задумчиво он смотрел на нее, Лили думала его возненавидеть.

Он никогда не подходил к ней и не пытался заговорить. И Лили, которая ощутила к нему некоторый интерес, лишь мрачно стала отвечать ему на его взгляды. У Эми в то время уже были далеко не первые отношения, да и все ее соседки по комнате то и дело делились романтическими историями, когда как Лили, сжимая пальцами обложку книги, лишь поджимала губы, с внутренней завистью подслушивая их разговоры.

Лили знала, что она была симпатичной, однако ни один ее однокурсник или гриффиндорец никогда не уделял ей знаки внимания. Лишь позже, проболтавшись Амелии о своих переживаниях, она услышала от подруги, что все считают Лили слишком высокомерной и недоступной, поэтому никто и никогда не пытался хотя бы начать ухаживать за ней.

И вот, когда она впервые ощутила внимательный взгляд Скорпиуса Малфоя и, подавив некоторое смущение и страх, стала наблюдать за ним в ответ, Лили стала чувствовать нечто странное: она одновременно боялась того, что он подойдет и заговорит с ней, но вместе с тем отчаянно этого желала. Только вот Скорпиус ничего не предпринимал, и в конце концов Лили решила сама для себя, что так даже к лучшему: у них бы все равно ничего не получилось. Лили была лучшей на своем курсе, решительно шла к своей цели и ей совершенно не нужно было общественное осуждение из-за того, что «Лили Поттер связалась с сыном школьного врага ее отца».

Сердце у Лили замерло, когда, вернувшись в реальность, она опять заметила, что Скорпиус внимательно смотрит на нее в ответ, сев прямо напротив, через одну парту. Было в нем что-то такое, что неизбежно вызывало интерес и любопытство: Скорпиус был словно слизеринской тенью. Никто ничего не знал о нем, и даже Альбус, будучи одноклассником Малфоя, едва ли мог хотя бы что-нибудь рассказать ей о нем.

Резко опустив голову, Лили тотчас схватилась руками за обложку книги и бессмысленно посмотрела в нее, чувствуя странную, едва ощутимую дрожь и волнение.

Потому что, казалось, они играли в эту игру уже почти год, и что поделать, если на самом деле Лили хотелось большего? Хотя бы совсем чуть-чуть?

***

Еще в середине ноября, когда первый снег только-только покрывает землю, в Хогвартсе рядом с каждым факелом зажигают рождественские свечи. Они зачарованы таким образом, что гаснут лишь тогда, когда первые лучи солнца едва-едва освещают темные коридоры, и даже после рассвета каждый ученик помнит о них, ведь по всему Хогвартсу распространяется запах эфирных масел и магических трав.

Свечи были чудесным украшением и ярким символом наступавших праздников, но тем, кто любил блуждать по ночному Хогвартсу, они едва ли доставляли удовольствие: прятаться в темных нишах становилось труднее, а сам замок будто лишался романтического флера таинственности набитых мраком коридоров. И именно в тот день, когда Амелия вытащила Лили на прогулку по ночному Хогвартсу, она отчетливо ощутила раздражение: право, и почему они так ярко освещали коридоры?

— Ну же, Лил-с, мы же ненадолго! — заговорщеским шепотом тянула Лонгботтом, когда они пробрались на четвертый этаж и были в паре шагов от кабинета Истории магии.

Эми, загоревшаяся желанием сделать копию вариантов готовящейся контрольной работы, была столь убедительна, что Лили, подумавшая о всей выгоде данного мероприятия, лишь утвердительно кивнула головой. И вот, когда на Хогвартс снизошла ночь, они крались вдоль ярко освещенных коридоров, уповая, что их не заметят. Мантию-невидимку отбить у Альбуса не получилось, единственное, что было с Лили — карта, но и ею пользоваться при Эми она почему-то не решалась. Все же карта была семейной ценностью, и Лили вместе с братьями еще в далеком детстве договорилась, что никому, кроме самых близких, не расскажет о ней. Значило ли это, что Лили не считала Амелию близкой себе? Почему-то об этом думать совсем не хотелось.

— Постоишь здесь, а я пока стащу ее, — тихо пролепетала Эми, поглядывая за спину Лили.

Неохотно пожав плечами, Поттер кивнула головой и с бьющимся сердцем прижалась к стене, вслушиваясь в ночную тишину. По всем параметрам выходило, что положение Амелии было самым выгодным: даже если бы прямо сейчас из-за поворота выглянул Филч, она бы могла спрятаться в кабинете, тогда как самой Лили пришлось бы бежать. От одной этой мысли по телу ее прошлась мелкая дрожь: отбывать наказание в те дни, когда стоило бы готовиться к экзамену, было самым худшем из возможных вариантов, потому Поттер и почувствовала липкое чувство раздражения.

По правде говоря, выходило так, что ни с кем по-настоящему Лили никогда не была близка. Единственными, кому она доверяла, были ее братья и родители, а вот друзья, пресловутые компании и все сопутствующее этому… не было у нее такого. Порой ей казалось, что она просто не умеет дружить, но ничего с собой поделать Лили не могла. Она была замкнутой и будто бы стиснутой своими мыслями и комплексами, из которых выходило, что она не может просто так открыться. Даже человеку, с которым, по сути, она провела все свое детство.

Громкие шаги в соседнем коридоре заставили Лили вздрогнуть и вынырнуть из мыслей. Не раз бродившая по ночному Хогвартсу Поттер сразу узнала по походке завхоза, потому, хлопнув рукой по двери, тем самым подавая сигнал Амелии, она быстро сорвалась с места, и, как оказалось, весьма к стати, ведь уже через минуту за поворотом показался высокий силуэт.

— Ага! — яростно крикнул Филч, — ученик не в постели!

Лили быстро забежала на лестничный пролет, иногда спотыкаясь об ступеньки, но неизбежно вставая. На пятом этаже за портретом пожилой волшебницы с чепчиком находился потайной закоулок, и она, с гулко бьющимся сердцем направлялась именно туда, ведь знала, что в противном случае Филч непременно ее вычислит.

Она вбежала в коридор молниеносно, слыша позади себя ворчание и тяжелое дыхание, а потом, не думая, подошла к двери ближайшего класса, дернув за ручку, но тщетно — дверь была закрыта. До портрета было еще как минимум два витиеватых коридора, и Лили, подумав, что не успеет, быстро проскользнула в нишу к рыцарским доспехам. Не успела она расслабиться и перевести дыхание, как тут же поняла — в этой нише Лили была не одна. Мелко задрожав, она подняла голову, и какого же было ее удивление, когда Поттер поняла, что чуть меньше в метре от нее стоял, нахмурившись, Скорпиус, который также внимательно наблюдал за ней.

Филч был уже близок, и Лили почему-то подумалось, что их непременно обнаружат. Когда она уже хотела озвучить столь очевидную мысль, Поттер заметила, что Скорпиус дернулся и в один шаг оказался возле нее.

— Прости, — просто сказал он, и тут же почти вытолкнул Лили в коридор.

Ошарашенная, она смотрела во все глаза на Скорпиуса и от возмущения забыла даже как дышать.

— Поймал! — воскликнул радостно Филч, и резко повернувшись, Лили почувствовала твердую хватку завхоза.

Когда она наконец смогла посмотреть в проход, то заметила, что в нише никого не было. Куда делся Малфой было совсем непонятно, как и то, что вообще произошло здесь. Но едва ли это интересовало Лили на следующее утро, когда к ней подошел декан и заявил об ее отработках в библиотеке. Озлобленная, Лили пришла к восьми в пыльные залы и, оценив масштаб работы, лишь испытала раздражение на чертового Скорпиуса Малфоя, из-за которого все это и произошло.

— Зато у нас есть варианты, — виновато потупившись, пробормотала Амелия, когда узнала о наказании Поттер.

Стоило ли говорить подруге, что все эти варианты едва ли облегчили жизнь Лили, которая и без того была готова к любой контрольной? Раздражаясь еще больше и на жизнь, и на отработку, она протирала тяжелые фолианты, иногда ловя на себе удивленные взгляды однокурсников и чувствовала себя конкретной неудачницей. Не хватало лишь того, чтобы ее заметил за подобным Альбус — вот, кто бы точно посмеялся над ней и над ее неудачной прогулке по ночному Хогвартсу.

Когда наступило время обеда, библиотека почти опустела. Тишина была приятной и даже нужной — расслабишься, Лили постепенно остывала и даже с некоторым любопытством то и дело посматривала на сверкавшие шары, висевшие на потолке — рождественский Хогвартс просто не оставлял место злобе и раздражению.

— Как долго ты собираешься этим заниматься?

Лили вздрогнула, округлив глаза, забыв на секунду про книгу в своих руках. А потом, обернувшись, заметила Скорпиуса Малфоя, который, расслабленно облокотившись о косяк стола, почти безразлично поглядывал на нее.

— Давай я помогу тебе, а взамен ты забудешь о произошедшем?

Левая бровь взлетела вверх сама по себе, и Лили, нахмурившись, почувствовала странную волну раздражения… почти год Малфой, наблюдавший за ней, не предпринимал ни одного шага, чтобы заговорить, а теперь… теперь!

Не дожидаясь ее ответа, Скорпиус взмахнул палочкой и две большие стопки книг тут же очистились от пыли и взлетели, направившись на предназначенное им место.

Когда книги выстроились на полке, а между ними повисла странная, такая неловкая пауза, Лили поняла, что совершенно не знает, как себя вести. Она не понимала Малфоя, не понимала, что в конце-то концов он сейчас делает, и чем дольше она хмурилась и откровенно пялилась на него, тем сильнее в ней поднималось раздражение, вызванное скорее обидой, чем какими-то другими чувствами.

Резким движением схватив сумку с пола, она бросила на него холодный, высокомерный взгляд и направилась было прямо к двери, но именно в тот самый момент он сделал то, чего она никак не ожидала — Скорпиус схватил ее за руку едва ощутимо и резко выпрямился, заглядывая в лицо Лили.

— В качестве компенсации могу я пригласить тебя в Хогсмид в эти воскресенье?

— Малфой, ты тронулся рассудком? — не понимая, от чего злится, возмущенно проговорила Лили, а потом, резко вырвав свою руку, она почти бегом вышла из библиотеки.

Это было так странно и так волнительно, что сердце ее ходило ходуном, но явственнее всего проступало смущение. Возможно, где-то в глубине души Лили всегда мечтала о первом шаге со стороны Скорпиуса, но когда это произошло, она смутилась ровно настолько, что не нашла ничего лучше, кроме как сбежать.

— Я буду ждать тебя в воскресенье у входа! — бросил он ей в спину, и Лили почти обернулась, чтобы посмотреть на него.

В конец концов, их игра продолжалась почти год, и она совсем не понимала Малфоя. Но самым главным было то, что Лили знала: если у них и произойдет что-то, ее никто не поймет. И от одной лишь мысли, насколько сильно ее может скомпрометировать просто обычная прогулка со Скорпиусом, она почувствовала теперь уже страх.

Но что же делать, если при всем при этом ей все еще хотелось попробовать зайти чуть дальше? Что, если на самом деле ей и вправду хотелось согласиться на его приглашение?

***

Каждое воскресенье именно в декабре по всему Хогвартсу разлетались звуки рождественских песен. Хор, состоявший преимущественно из хаффлпаффцев, выстраивался в Большом зале подле учительского стола и громко, радостно пел. На первом курсе Лили казалось это настолько удивительным и прекрасным, что она всегда рано утром приходила в Большой зал, садилась за гриффиндорскую лавку и в упоении вслушивалась в эти чарующие, такие деликатные звуки. Именно в таких уютных, трогательных вещах и заключался весь смысл Рождества для Лили, и она, будучи ребенком, по-настоящему радовалась каждому декабрьскому дню.

Но вот ей было уже почти шестнадцать и слушать хогвартский хор не хотелось. Рождество стало скорее обыденной традицией, и она больше не отсчитывала дни, не ждала с потаенной радостью подарков, да и вообще, казалось, вспоминала о празднике лишь из-за того веселья, что было кругом.

В воскресенье, встав позже обычного, Лили не хотелось ничего. На задворках памяти все время всплывал нелепый разговор с Малфоем, и она, смутившаяся и взволнованная, не зная зачем, спустилась на второй этаж, откуда открывался вид на главный вход и стала молча наблюдать за тем, как школьники, то кидая друг в друга снежки, то просто весело хохоча, покидали замок, оставляя после себя куча мелких следов на снегу. В этом году зима была такая снежная и белая, что у Лили невольно слезились глаза от слишком пристального всматривания.

Вдалеке виднелись могучие деревья Запретного леса, и они, облаченные в белый саван, сливались с этой однополярной картиной мирой — казалось, все только и существовало в россыпи хрустящего, белого снега, который манил своей чистотой и сверканием.

Всматриваясь все больше, в какой-то момент Лили поняла, что почти неотрывно наблюдает лишь за одной черной фигуркой. Со второго этажа можно было увидеть каждого выходившего ученика, поэтому ей без труда удалось распознать среди вороха мантий его — Скорпиуса Малфоя.

И удивительное дело, стоило ей только осознать, что это он, как Малфой тотчас вскинул свою голову и наткнулся на ее взгляд. Пока толпы учеников шли про протоптанным дорожкам, направляясь прямиком в Хогсмид, он стоял, не двигаясь, смотря на нее, и поначалу Лили думала, что он просто о чем-то задумался или и вовсе увидел что-то другое, а не ее.

Однако прошло не меньше десяти минут, и тогда-то она отчетливо осознала: он ждет, когда она выйдет. Резко отвернувшись, Лили облокотилась о подоконник и прикусила губу, глубоко задумавшись. Ей нужно было идти и готовиться к экзаменам; нужно было подумать о подарках родным. Ей так много нужно было сделать, но вместо этого она испытывала гулкое биение сердца и явное желание спуститься вниз, принять приглашение Скорпиуса и…

— Мерлин, почему именно сейчас? — прошептала она почти яростно, смутившись окончательно. Лили совершенно не понимала того, что происходило.

— О чем ты?

Дернувшись, Лили тогда только обратила внимание на Амелию, которая запыхавшись, поравнялась с подругой и с улыбкой поглядела на нее.

— Что случилось? — переспросила Лонгботтом, и Лили инстинктивно бросила беглый взгляд на окно, тотчас пожалев об этом, потому что Эми с интересом подошла к подоконнику и радостно захлопала в ладоши. — Как интересно, там стоит Малфой и смотрит прямо сюда! Вы знакомы?

— Нет, — поспешно отмахнувшись, нахмурилась Лили, а потом, посмотрев на недоверчивую подругу, лишь пожала плечами. — Ничего не случилось.

— Как жаль, он такой симпотяжка, — задумчиво протянула Эми.

Раздраженно прикрыв глаза, Лили почувствовала себя полноценной идиоткой. Мимо пролетали привидения, учеников в школе почти не оставалось — все веселились и наслаждались приближавшимися праздниками, казалось, одна только Лили думала лишь об оценках и о том, как остаться первой в своем классе. Все же остальные проживали свою жизнь исключительно так, как хотели, когда как она была заложницей собственных амбиций и устремлений.

— Ну нет, это странно, — проговорила резко Амелия, и Лили нехотя взглянула на нее. — Пойду спрошу, чего он сюда смотрит.

— Постой, — схватив ее за руку, прошептала Лили, а потом замерла. Она сделала это, не подумав, почувствовав минутный ужас, ведь Малфой… он мог сказать что угодно, и втайне Поттер очень боялась, что Амелия, разговорчивая, болтливая Амелия разнесет по Хогвартсу глупые сплетни.

— Что такое, Лил-с? — совсем уже обеспокоенно и также шепотом вопросила Эми.

Резко отцепив свою руку, она попыталась было непринужденно улыбнуться, а потом быстро проговорила, слегка склонив голову:

— Давай лучше я? Ты все равно вроде куда-то торопилась.

Ей не хотелось наблюдать за тем, как удивление и непонимание появлялись в голубых глазах подруги; не хотелось ничего объяснять и доказывать. Вместо этого, испытав раздражение, Лили подумала лишь о том, что стоило бы узнать, какого черта от нее требуется Малфою, и… не надумал ли он себе чего?

Стремительно преодолевая повороты, она в два счета оказалась у главных дверей Хогвартса, сразу же замечая Малфоя. Он стоял, облокотившись об изгородь со вскинутой вверх головой и даже не успел ее заметить, когда Лили молниеносно подлетела к нему, дернув за рукав мантии, и кивком головы указала в сторону безлюдной тропинки, ведущей к лесу.

Под ногами хрустел снег, все вокруг пребывало в той зимней тишине, когда любой вздох казался чудовищно громким: природа жила в похоронном безмолвии, и чем дальше они взбирались вверх по тропе, к лесу, тем сильнее казалось, что природа кругом вымерла, оставив на память лишь белый, похоронный саван.

Уже виднелся заснеженный Запретный лес, когда Лили, резко развернувшись, с прищуром посмотрела на Скорпиуса, которого, казалось, ни смущало совсем ничего. Переведя дыхание, она запальчиво бросила:

— Что тебе нужно? — спросила Лили чуть грубее, чем изначально хотелось, а потом, смутившись, быстро-быстро добавила: — Если все это из-за вчерашнего, то расслабься. Нет никаких причин таким вот образом раскаиваться…

— Раскаиваться? — переспросил он вдруг, усмехнувшись, что совершенно выбило из-под ног Лили почву. — Но я не раскаиваюсь. Не уверен даже, что сожалею.

Вскинув брови, она лишь повела плечом, осознав вдруг, что вместо того, чтобы продолжить и дальше игнорировать его существование, она сама вышла к нему, потащила в безлюдное место и, напридумав себе всякого, выпалила на одном дыхании что-то крайне невразумительное. И пока мысль эта проскочила в ее голове, Лили не заметила, что Скорпиус уже стоял намного ближе, чем до этого, да так, что теперь она могла полноценно разглядеть его глаза.

Раньше ей казалось, что они были бледно-голубыми, но теперь, видя их ближе обычного, Лили могла с точностью сказать, что они были светло-серыми, и почему-то одна только эта мысль заставила ее сердце трепетать.

— Вообще-то я просто хотел пригласить тебя на свидание. Так уж сложилось, что, — он замолчал на секунду, слегка склонив голову, и в глазах его отчетливо засверкали искорки веселья, — я не совсем удачно подобрал слова. С тобой такого никогда не бывало?

Ее брови взлетели еще сильнее вверх, и Лили, не найдя в себе сил на большее, лишь обескураженно проговорила, инстинктивно отступив на шаг назад, ведь она был так близко:

— Но зачем?

Его глаза, полные веселья, слегка приподнялись вверх, когда на лице появилась улыбка, такая располагающая и такая почти задорная, что лишь еще сильнее вогнало Лили в какой-то ступор.

— Неужели непонятно? Потому что ты мне нравишься.

Снег хрустел под ногами, кругом была мертвая, зимняя тишина, и когда Скорпиус склонился еще ближе и аккуратно, едва ощутимо поцеловал, ей показалось, что тишина стала не просто мертвой, а какой-то звенящей.

Снежный лес стоял, укутанный в саван, а вокруг не было ничего, кроме глубоких, снежных сугробов. Рождество подходило почти близко, едва ощутимо, и каждый чувствовал эту легкость от предстоявших праздников.

Предрождественское время было особенным временем для Лили; именно тогда начиналась ее личная зимняя рапсодия.

Ночной Хогвартс, освещенный с десяток свечей, вынуждал Скорпиуса быть бдительнее обычного. Он и сам понимал, как глупо было назначать встречу Лили на Астрономической башне именно сейчас, в декабре, когда спрятаться в темных коридорах больше не было возможности, но единственный шанс остаться с ней наедине был столь привлекательным и заманчивым, что он едва ли мог противиться этому глупому желанию — просто увидеть ее.

Он знал Лили довольно давно, наверное, еще с самого ее поступления в Хогвартс, но впервые по-настоящему заметил лишь в прошлом году. Лучшая на своем курсе, такая внешне холодная и неразговорчивая — он часто натыкался на нее в библиотеке и почему-то любил наблюдать за тем, как она учится.

Ему казалось, что они были в чем-то схожи: Скорпиус точно так же, как и Лили, скорее предпочитал пыльные тома своим однокурсникам, однако несмотря на это он никогда не был самым лучшим на своем курсе, предпочитая скорее молчать на уроках, чем хоть как-то демонстрировать свои знания. Скорпиус любил просиживать вечера в гостиной, любил участвовать в разговорах своих однокурсников, ходил иногда с ними в Хогсмид, чтобы сразиться с гриффиндорцами в очередной глупой игре, и частенько ловил себя на том, что был душой любой компании.

С ней же все было иначе. Поначалу он, как и многие, считал ее если не высокомерной, то напыщенной, однако стоило ему лишь больше уделить внимание изучению ее повадок, как Скорпиус осознал: в большинстве случаев Лили… смущалась? терялась? Он не знал, как именно это описать, но в конце шестого курса поймал себя на мысли, что ему действительно нравилось смотреть на нее, видеть, как порой в лице ее проступает печаль, а иногда и раздражение; нравилось подмечать ее мелкие, такие забавные привычки. А когда она стала смотреть на него в ответ, Скорпиус отчего-то почувствовал себя до глупого радостным. Словно в одном этом взгляде могло содержаться так много.

— Майлз, драккл тебя раздери, какой же ты идиот, — вздыхая раздраженно, бормотал Скорпиус, когда его друг, Майлз Забини, выпив лишнее количество огневиски, лежал без сознание за гобеленом, что висел в нише и куда Малфою удалось его на время затащить. Он ни на что не реагировал, а повести его в подземелья через весь сонный Хогвартс было бы глупо: Филч постоянно патрулировал коридоры, и Скорпиус был уверен, что точно попадется.

Именно тогда, выйдя на секунду из-за гобелена в нишу, Скорпиус стал оглядываться по сторонам, раздумывая, как же ему лучше всего будет поступить. И какого же было его удивление, когда прямо к нему, в нишу, ворвалась Лили Поттер, запыхавшаяся, испуганная Лили.

Он сдал ее Филчу по многим причинам: во-первых, так он мог вытащить друга, не боясь завхоза; во-вторых, таким образом у него появлялся предлог подойти к ней чуть позже, а в-третьих… он и сам не понимал, что делал в ту минуту, но почему-то знал, что иначе поступить было бы просто невозможно.

— Малфой, порой ты пугаешь меня, — смеялся над ним Майлз, когда они в очередной раз зашли в Библиотеку, и Скорпиус, прислонившись к стеллажу с книгами, стал внимательно искать Лили взглядом. Конечно, Забини знал о всех симпатиях Скорпиуса и очень часто подтрунивал над ним, выводя Малфоя из себя. — На месте Поттер я бы конкретно так держался от тебя подальше. Издалека слюнки пускаешь… ну что это такое?

Едва ли Скорпиус был не согласен с Майлзом, но между тем ему все казалось, что нужно было чего-то дождаться. Он и сам не совсем понимал, чего именно, но ловя иногда взгляд Лили, Скорпиус видел там не только заинтересованность, но и едва заметный страх — страх того, что он подойдет. Скорпиус не знал, чего именно она боится, но почему-то думал, что дело именно в нем: в конце концов, у Лили Поттер были такие высокие стандарты, что никто даже не пытался к ней подойти.

— Пройдет седьмой курс, дружище, и ты ее не увидишь, — постоянно напоминал ему Забини, заставляя Скорпиуса лишь раздраженно закатывать глаза. — А там, того и гляди, появится кто-то уж явно посмелее. Не будь придурком, просто заговори с ней. Даже если она отошьет тебя, то ничего страшного: я вообще не понимаю, что именно тебя зацепило в этой выскочке.

Разве можно было хоть кому-то объяснить природу собственных чувств? Скорпиус и сам не знал, что было такого в Лили, может, всему виной была эта праздничная обстановка, а может, он просто всегда находил ее в определенные моменты, но она была столь интересна и столь привлекательна для его мыслей, что Скорпиус не мог отказать себе в искушении хотя бы попробовать.

Думал ли он, что уже при первой попытке откровенно признается ей в чувствах? Думал ли о том, что поцелует? Едва ли. Но еще большим откровением для него стало то, что она ответила. Лили, черт побери, ответила ему взаимностью.

Астрономическая башня была украшена по-особенному: весь потолок был усыпан самыми настоящими звездами, которые выстраивались в форму рождественских украшений. В углу стояла пышная, высокая ель, на которой россыпью висели маленькие, заколдованные фонарики, чей свет гас лишь с восходом солнца, да и вся комната была окутана волшебством и уютом. Наверное, именно поэтому он и позвал ее сюда.

Ему так хотелось поделиться с Лили чем-то личным, важным для него, а Астрономическая башня, на которую он сбегал почти регулярно, как раз и была такой вещью. В одиночестве здесь сидеть больше не хотелось. Хотелось, чтобы рядом теперь была она, пускай хоть в молчании, главное рядом, здесь.

Дверь скрипнула, и, обернувшись, он заметил Лили, которая с присущей ей подозрительностью стала оглядываться по сторонам, ища его. И когда взгляды их наконец встретились, Скорпиус невольно запустил руку в волосы, не зная с чего начать.

Это была их первая встреча после их поцелуя. В тот день Лили, округлив глаза, явно не ожидая от себя такой прыти, быстро развернулась и ушла, а уже позже он ни раз замечал ее яростный, твердый взгляд, который словно молил, чтобы Скорпиус опять сделал первый шаг и чтобы они смогли расставить все точки над «i».

В молчании она подошла к нему ближе, а потом, отвернувшись, присела рядом, почти у самого входа, так, что их обоих обдувал холодный поток воздуха. Нахмурившись, она прикусила губу в напряжении, явно собираясь с мыслями, и Скорпиусу ничего не оставалось, кроме как невербально наложить согревающие чары. Он смотрел на нее неотрывно, слегка затаив дыхание, потому что где-то в глубине души знал, что Лили, правильная, дотошная Лили Поттер уж точно вряд ли снизойдет до него, человека, которого в принципе мало что интересовало в жизни и который просто жил, стараясь не думать о чем-то сложном и болезненном.

Резко повернувшись к нему лицом, Лили была так серьезна, что он еле сдержал в себе смех: брови ее, как всегда, взлетели верх, а само лицо выражало такую решительность и между тем сомнение, что было даже удивительно.

— Ты смеешься надо мной, не так ли? — серьезно спросила она, а потом, слегка склонив голову, из-за чего Скорпиус почувствовал, как напряглось все его тело, не менее серьезно добавила: — Это, наверное, весело? Возможно, ты даже с кем-то договорился и… — Глаза ее расширились, а потом резко сузились, выражая странную горечь.

— Я не понимаю, о чем ты, — невольно дотронувшись до ее волос, проговорил спокойно Скорпиус, а потом, сократив и без того малое расстояние между ними, он спокойно посмотрел в ее наполненные гневом глаза. — Почему же я должен смеяться над тобой? Скорее, я боялся, что это ты будешь потешаться надо мной или и вовсе начнешь избегать.

В глазах ее он видел отражение мерцающих огоньков и звезд. Завороженный, Скорпиус не мог оторвать от нее взгляда, чувствуя, как что-то внутри ломается пополам от одного только осознания, что ему все это не кажется. Наверное, на протяжении всего времени он боялся лишь одного: по-настоящему дать волю своим чувствам, открыться, а потом получить то ли новое разочарование, то ли новую боль — Малфой слишком хорошо знал цену человеческому доверию и не доверял никому, кроме разве что своей семьи и Майлза.

— Тогда, — тихо прошептала Лили, и только в тот момент Скорпиус будто отмер, замечая, что все это время она в упор смотрела на него, словно изучая. — Можем ли мы попробовать… что скажешь?

Они целовались немного неловко и неуверенно, а потом, помолчав где-то с полчаса, разошлись наконец по комнатам. Казалось, впервые Скорпиус ощущал эту странную радость, впервые надвигавшееся Рождество приобрело особые краски. Убранство Подземелий не отличалось ни пестростью, ни уютом, но даже здесь стояла маленькая ель, украшенная искрящимися шариками, и Скорпиус, никогда раньше не замечавший, сколь прекрасна была декабрьская пора, с удивлением обнаружил для себя многое.

— Вы только посмотрите на него, — потешался еще сильнее Майлз, но вместо привычного пинка или заклинания подножки, получал лишь рассеянную улыбку Скорпиуса, который думал совершенно о другом.

Они виделись с Лили только по вечерам. Скорпиус никогда не просил афишировать их отношения, и первое время его устраивало то, что она никогда не подавала виду на людях, никогда не смотрела на него, а если и бросала взгляд, то он был быстрый и каким-то испуганным. Засиживаясь в библиотеке до самого закрытия, Лили выходила последней и поджидала его за поворотом, чтобы потом, улыбаясь, поведать ему о том, как много она успела и как много у нее надежд на предстоявшие экзамены.

Лили любила смеяться тихим смехом, постоянно морщила лоб, никогда не носила мантию и всегда закалывала волосы на затылке. Будучи явно ниже него, она вскидывала высоко голову, так, что он всегда видел мерцание в ее глазах, отражение искрящегося потолка и свечей коридоров. Серьезность и слишком большая помешанность на сплетнях и всевозможных слухах делала ее слегка нервной, потому, наверное, первое время Скорпиус прекрасно понимал ее чувства и никому не старался рассказать о своем маленьком счастье, делая вид, что между ними совсем ничего нет.

— Я никогда бы не подумала, что действительно нравлюсь тебе, — говорила она иногда призадумавшись. — Меня-то и однокурсники совсем не переносят, а ты…

— Может, они просто идиоты? — лохматя ее волосы, Скорпиус всегда отшучивался, боясь, что такие мысли не принесут ничего хорошего.

На все их ночные свидания, которые проходили на Астрономической башне, Скорпиус всегда таскал ее любимые сладости, со смешком наблюдая, с каким упоением она быстро-быстро перебирала свертки, ища что-то по-особенному любимое. Лили не была ни высокомерной, ни важной, наедине она становилась почти беззаботной и очень задорной, но стоило ей лишь подумать о чем-то, как привычная складка образовывалась на межбровье, как хмурился ее лоб. Лили слишком много думала. И думала ни о том.

В такие моменты он просто притягивал ее ближе и целовал жадно, слегка с надрывом, вероятно, обличая этим свою небольшую обиду. Ему хотелось, чтобы все знали, что они вместе; хотелось, чтобы они виделись не только по вечерам или ночам. Прятаться было глупо и совсем несерьезно, и, казалось, об этом думал лишь он один. Лили же все устраивало абсолютно.

Приближавшиеся праздники ознаменовывались рождественским вечером, ежегодно устраиваемым в стенах Большого зала, и Скорпиус, задумывавшийся о том, как хорошо бы было пойти туда вместе с Лили, иногда смотрел на нее долгим взглядом, думая, как именно бы она отреагировала на его приглашение. Впрочем, ответ был очевиден: Лили не согласилась бы. Ни за что. Да и вряд ли она бы пошла на этот вечер — ее иррациональный страх быть второй был столь силен, что чем ближе были праздники, тем сильнее она упирала на свою подготовку.

— Слушай, тебе не кажется это странным? — в один из дней поинтересовался Майлз, когда Скорпиус наконец посвятил целый вечер их традиционным посиделкам. — Вы вместе уже почти месяц, однако никто об этом знает. Даже ее брат… ты хоть говорил с Альбусом?

— О чем? — бессмысленно поинтересовался Скорпиус, подкидывая то и дело снитч в воздух. Чувство апатии окутывало его полностью, и ему совсем не хотелось думать. К тому же, о Лили.

— Значит так. Завтра берешь и подходишь к ней в нормальное, человеческое время. В конец концов, встречаться втайне — это, уж извини меня, немного по-дебильному. А когда у твоей половинки еще и пол-школы родственников… боюсь, если все раскроется, они не совсем поймут, что это именно Поттер не хотела обнародовать ваши отношения.

Снитч с хлопком упал в ладонь, и, сжав ее, Скорпиус посмотрел на друга. В следующую пятницу должен был состояться вечер, и он думал о том, что прятаться действительно не было смысла. Чего боялась Лили? Сплетен? Они были неизбежны в любом случае. Непонимания? Так и зачем им все это общественное понимание и принятие, если они оба влюблены.

«А влюблены ли?», — с сомнением подумалось Скорпиусу на следующий день, когда он, прижавшись к проходу, ведущему в Большой зал, выжидал Лили.

Он понимал свои чувства отчетливо: он был влюблен. Настолько, что даже изначально невольно принял ее игру в тайные отношения, настолько, что готов был делиться личным, рассказывать ей то, о чем ни с кем не говорил. Но был ли влюблена Лили? Едва ли Скорпиус это знал. Возможно, она и становилась рядом с ним совсем другой, нежели с однокурсниками, но в этом не было никакой полноценной уверенности.

Задумавшись, он не сразу заметил Лили, которая неспешно шла по направлению в зал. Правда, шла она не одна, а вместе с Альбусом, и Скорпиусу на секунду подумалось, что это не самый удачный момент, но… В конце концов, разговора с Поттером и так было бы не избежать, поэтому ему казалось, что это даже удобно.

— Лили, — проговорил он достаточно громко, чтобы она смогла услышать, но недостаточно, чтобы на них обратили внимание другие.

Лили замерла, слегка округлив глаза, и брови ее взметнулись вверх. Он видел, как за секунду на ее лице проскользили многочисленные эмоции, начиная от удивления, заканчивая даже злостью, и ему показалось, что в этот момент все его счастье стало столь тяжелым, что его почти невозможно было больше нести.

— Вы знакомы? — с удивлением спросил Альбус, обернувшись к Лили, и та, схватив его за руку, бросив быстрый, беглый взгляд на Скорпиуса, дрогнувшим голосом произнесла:

— Конечно, нет. Может, он звал кого-то другого?

Они прошли мимо, и Малфой, не дернувшись с места, так и остался стоять. И лишь потом спрятанная обида вырвалась наружу, обличаясь в тупую злость.

Скорпиус стоял. А потом, резко дернувшись, уверенно пошел по направлению в свою комнату, не замечая совсем никого.

***

С каждым днем Хогвартс преображался, словно только и ожидая наступавшее Рождество. В коридорах время от времени вспыхивали омелы, и ученики, глупо смеясь, наблюдала за пойманной в врасплох очередной парочкой. По всему замку нитями тянулись сияющие огоньки, и они сверкали уже не только ночью, но и днем, делая вековые стены более праздными и красивыми.

Только вот Скорпиус не особо следил за новшествами. С того самого дня он вообще изредка покидал комнату, предпочитая просиживать свободное время на кровати и читать, погружаясь в какой-то свой мир.

Он игнорировал Лили почти намеренно, но в большей степени ему просто везло: их расписания не совпадали, а в Библиотеке ему просто ничего не нужно было. Так и выходило, что он не видел Лили уже целых три дня, и хоть ему действительно нравилось читать очередной увлекательный том, он не мог о ней не думать.

До пятницы оставалось всего пять дней, и Скорпиус очень сожалел, что поступил именно так. Он прекрасно знал, что Лили хотела оставить все втайне; знал, что она зависима от чужого мнения и от сплетен. Но как бы ни хотелось Малфою смириться с этим, как бы ни старался он подавить внутреннее раздражение, с каждым днем он понимал очевидное: у таких отношений просто не может быть будущего. Нельзя было прятаться вечность, а прятать собственные чувства — тем более.

И вот, когда Скорпиус не видел ее уже третий день, ему нестерпимо хотелось прямо сейчас спуститься в Библиотеку и ждать ее. Стоять столько, сколько придется, лишь бы хотя бы одним глазком посмотреть на Лили, удостовериться, что с ней все в порядке, что она не так уж и зла. Он чувствовал себя абсолютно точно идиотом, ведь это было впервые — впервые кто-то для него был столь важен, впервые он в ком-то нуждался так сильно.

Откинув книгу, он устало потер глаза, а потом, резко присев, попытался найти в себе силы подняться и спуститься. Однако не успел он даже задуматься об этом, как распахнулась дверь и в его комнату, воровато оглядываясь, влетела Лили. Хлопнув дверью, она прижалась к ней спиной и с несколько разъяренным взглядом посмотрела на Скорпиуса, который до того был удивлен, что не смел даже дернуться.

— Зачем? — яростным шепотом спросила она, нахмурив брови. — Почему ты это сделал?

Скорпиус молчал, все еще до конца не осознавая, что это действительно она, Лили Поттер, которая прошла через все подземелья в его комнату на глазах у многочисленных студентов. Это было столь удивительно, что он действительно не понимал, как ему реагировать.

— И почему ты меня игнорируешь?

Голос ее был полон такой обиды, что больше ждать смысла не было — резко поднявшись, Скорпиус за секунду преодолел расстояние между ними, схватил уверенно ее за талию и притянул к себе, каждой клеточкой ощущая ту тоску, которой был полон все то время, что просто не видел ее.

Отведя Лили от двери, он прижал ее к стене, а потом уверенно поцеловал, не давая ни минуты на размышления. Все еще злясь на него, она сначала попыталась вырваться, но потом ответила ему не менее резво, пытаясь перехватить всю инициативу на себя.

— Я не должен был, — пробормотал Скорпиус спустя пять минут, когда они уже оба пришли немного в себя и теперь сидели на его кровати, и между ними было спасительное расстояние. — Но разве это не глупо — скрывать нас?

— Подожди, — чуть дрогнувшим голосом ответила Лили, посмотрев на него невольно. В глазах ее, как всегда, была серьезность и при этом необузданная энергия, только лишь мешки под глазами выдавали то, как много времени она тратила на соответствие своему статусу. — Мне нужно собраться, прежде чем… открыто показать все… это.

— Как же ты прошла через все подземелья? — с доброй насмешкой поинтересовался Скорпиус, и, не удержавшись, накрыл ее руку своей ладонью. Они у Лили всегда были теплыми и слегка потными, что выдавало то, как много и сильно нервничала она постоянно.

— Все думали, что я к брату, — нахмурившись, невесело откликнулась она, не убирая руку, но и не проявляя инициативу. — Да и к тому же… никого нет. В Большом зале сейчас зажигают волшебные огоньки… знаешь же, за пять дней до Рождества…

Кивнув головой, Скорпиус не мог оторвать от нее изучающих глаз. Он видел, как ее уничтожает желание быть лучшей, видел, с каким трудом давался ей ее статус, и осознание это почему-то причиняло ему странные неприятные ощущения.

— Зачем тебе все это? — тихо спросил он, придвинувшись чуть ближе, из-за чего Лили невольно вздрогнула и неуверенно подняла глаза. — Зачем быть лучшей, Лили?

— Потому что я же дочь Гарри Поттера, — так же тихо и уверенно прошептала, только в глазах была такая усталость, словно она носила весь этот мир на своих плечах. — Я должна соответствовать.

— Ну не знаю, — с легкой улыбкой пробормотал Скорпиус, опять склонившись к ее лицу, убирая пряди волос за ухо, чтобы потом, приподнять ее за подбородок и прошептать прямо в губы: — Для меня ты не дочь Гарри Поттера. Для меня ты Лили.

Молча хлопнув ресницами, она слегка обескуражено смотрела на него в ответ, и прямо сейчас Скорпиус мог ощутить, что Лили замерла и что сердце ее бьется быстро-быстро.

— Не говори Альбусу, — жалобно протянула она, слегка сморщившись. — Я сама с ним поговорю… на этих каникулах.

— Я никому ничего не скажу, но… не хотела ли бы ты пойти со мной в эту пятницу на рождественский вечер? Ты же потом уедешь…

— А ты? Останешься в Хогвартсе? — поспешно проговорила Лили, словно боясь как-либо ответить на поставленный вопрос. Скорпиус вздохнул, а потом, убрав свою руку, слегка прищуренным взором посмотрел на нее в ответ.

— Мои родители не празднуют Рождество в Англии. А в том месте, где они празднуют, мне совершенно не хочется. Поэтому я всегда остаюсь в Хогвартсе.

Молчание опять повисло между ними, но в нем не было ни напряжения, ни какой-то неловкости. Они часто молчали вдвоем, бросая иногда друг на друга беглые взгляды, и в такие моменты Скорпиус действительно ощущал, сколь хрупко его счастье и сколь оно значимо для него. Рядом с Лили ему не казалось трудным будущем, даже то, что он совсем не был уверен ни в том, куда поступать, ни в том, как жить дальше; рядом с ней ему казалось, что он способен на многое.

Лили ушла через двадцать минут, когда времени до отбоя оставалось совсем мало, и, накинув на себя мантию-невидимку, она исчезла так же быстро, как и пришла.

Они вновь стали видеться по вечерам: Скорпиус по-прежнему таскал сладости, выслушивал довольное бурчание Лили о том, что он непременно хочет ее потом скормить, и улыбаясь, рассказывал ей о звездах. На Астрономической башне было холодно и иногда прямо на них с неба падал пушистый снег, но в такие моменты едва ли они замечали все эти неудобства: поглощенные разговором, они не замечали ничего — ни времени, ни пролетавших дней.

Все это время Скорпиус думал лишь над подарком Лили. Ему хотелось подарить что-то особенное, но никаких идей у него не было. Только за день до вечера, прогуливаясь по Хогсмиду, он заметил в витрине украшение для волос в форме птицы с раскрытыми крыльями. Заколка была зачарованная, и стоило ее только надеть, как птицы оживала, начиная двигать крыльями, имитируя полет.

И вот в пятницу почему-то Скорпиус волновался больше всего. Еще вчера он выловил Лили и велел ей быть в семь часов у колоны на первом этаже, и даже почти не обратил внимание на то, что она ничего не пообещала, лишь посмотрев на него слегка озадаченным взглядом.

— Черт, мне тобой Нотт уже мозг вынесла! — жаловался весь день Майлз, и Скорпиус лишь пожимал плечами. — Жду того момента, когда уже всем станет ясно, что ты несвободен, и эта дурище уже переключится на меня.

Расхохотавшись, Скорпиус с беззлобным весельем наблюдал за раздражением друга, узнавая в нем себя, а потом, проверив коробку с подарком, начал отсчитывать мгновения до вечера. Это было важным событием для всей школы, и тот факт, что именно сегодня он наконец сможет показать всему миру свое счастье, вызывало в нем то ли восторг, то ли предвкушение.

Время шло медленно и так неспешно, что в какой-то момент, поняв, что он больше не может ждать, Скорпиус вышел наконец из подземелий, отделившись от Забини, и уверенно пошел к колоне. Ровно в семь Лили не пришла, но он даже не задумался об этом: хоть и серьезная, Поттер никогда не отличалась пунктуальностью, поэтому даже по прошествии десяти минут Скорпиус не думал ни о чем.

Но когда уже прошло полчаса, а Лили все не было, и мимо него проходили радостные ученики, наряженные и красивые, он вдруг ощутил странный укол.

«Она не придет», — подумалось ему тогда, когда уже в коридорах почти никого не осталось, и вечеринка была в самом разгаре. Идти за Лили означало бы принести ей неприятности, поэтому, сомкнув крепче коробочку, Скорпиус медленно развернулся и направился прямиком к Большому залу, задумчиво и немного отстраненно.

Громкая музыка била по перепонкам, и пару раз к нему подбегали его однокурсницы, приглашая на танец. Но он не принимал приглашения, оставаясь на месте, пытаясь понять, почему Лили не пришла, и чем дольше он думал об этом, тем сильнее в нем просыпалось знакомое раздражение: он не мог найти ей оправдание, не мог ее понять. И когда поднял голову, обращая наконец внимание на реальность, увидел вдруг, что в зал вошел Альбус. Под руку которого вела Лили.

Она оглядывалась по сторонам, словно ища кого-то, и, когда наконец заметила его, то остановилась, что-то шепнув на ухо брату.

Взгляд ее был слегка нервозным и испуганным, и, качнув головой, она будто звала его к себе. Попытавшись забить собственную злобу, Скорпиус быстрым шагом направился к ней, замечая, что она заскользила к выходу, а потом и вовсе вышла в безлюдный коридор.

Здесь было почти темно, лишь искрящиеся шары да редкие свечи освещали стены, и когда Скорпиус перешел порог, то не сразу смог сосредоточиться и найти взглядом Лили.

— Я не могу, Скорпиус, — проговорила она быстро-быстро в тот момент, когда он наконец поравнялся с ней и посмотрел в упор, прожигая взглядом. — Не могу это объяснить! Я сама не понимаю! — воскликнула она почти громко, а потом с опаской посмотрела за его спину и тут же отодвинулась, создавая лишнее, такое ненужное расстояние.

Молчание было таким же хрупким, как и всегда, но только оно больше не приносило былого уюта. Скорпиусу хотелось говорить, выуживая стертую злость, и, смотря на нее, едва вздрагивавшую, такую несчастную и глупую, он совершенно не знал, как ей помочь. Он не понимал ее.

— Я тоже так больше не могу, — глухо сказал Скорпиус, рассекая тишину на части. Коробка в его руках упала на пол, и от этого громкого звука Лили вздрогнула, слегка дернувшись на шаг назад. — В этом нет совершенно никакого смысла, Лили.

— Вот так, значит? — дрогнувшим голосом спросила она и почему-то именно в этот момент в зале раздался громкий, надрывный смех, на который ни он, ни она не обратили ни малейшего внимания. Они лишь смотрели друг другу в глаза и хоть во тьме это было трудно, рождественских свеч вполне хватало, чтобы заметить обоюдную обиду с толикой отчаянья.

— Счастливого Рождества, — наконец сказал он, развернувшись, чувствуя ее взгляд спиной, но совершенно не собираясь обернуться.

За окном опять валил снег, покрывая все белым саваном, и ему хотелось прямо сейчас — без мантии и перчаток — выйти на улицу, чтобы ощутить хоть что-то. Но было так пусто, что, казалось, никакой уже холод его не возьмет. И только в Большом зале, как и десять минут до этого, раздавались припадки веселого, яркого смеха. Самого важного предвестника Рождества.

Никогда раньше Лили не замечала, сколь прекрасна была Астрономическая башня. Она редко когда задумывалась о прекрасном вокруг, не видела ничего, кроме своих оценок и скользившего в глазах однокурсниках раздражения. Поэтому, наверное, для нее и стало откровением, насколько прекрасен был звездный потолок ночью, как красиво искрились рождественские огоньки и как же удивительно просто ходить по ночному Хогвартсу.

Но красивее всего в этой зимней рапсодии был он. Его ободряющая улыбка, открытый взгляд серых глаз и бесконечные истории. Скорпиус был умен и многое знал, однако никогда не кичился этим или не старался выделиться. Порой, понимая, что она просто заслушивается его бесконечно красивым голосом, Лили удивлялась, подмечая уже утром, что он был словно тенью: едва заметной и вечно куда-то исчезавшей.

— Не понимаю, почему ты не лучший на своем курсе? — возмущалась Лили искренне, прижимаясь к его спине. Они сидели на Астрономической башне, и каждый читал книги — он приключенческий роман, а она — книги по школьным дисциплинам. В такие моменты они садились друг к другу спинами, едва касаясь лопатками, и тепло, исходившее от его тела, по-особенному грело ее, внушало душевный трепет. — Ты так много знаешь, что это даже обидно: почему ты не показываешь этого другим?

— А какое мне есть до них дело? — со смешком невозмутимо откликался он, лишь на секунду оторвавшись от книги и слегка обернувшись. — Нет никакого смысла даже пытаться угодить всем. Имеет значение лишь то, что тебе хочется по-настоящему.

Только вот Лили едва ли его понимала. Она смотрела на него, ловя себя на мысли, что ей бы хотелось, чтобы Скорпиус обязательно проявил себя; чтобы о нем вдруг заговорили все-все. И только потом Лили поняла очевидное: на самом деле, ей бы хотелось, чтобы Скорпиус навсегда остался лишь слизеринской тенью. Чтобы никто даже не подумал забрать его у нее.

Им двоим хватило бы ее упорство и вершины: упорная, такая целеустремленная — Лили работала пуще прежнего, не давая себе ни минуты отдыха, и единственным, что спасало ее от привычной рутины, был Скорпиус. С ним не нужно было красоваться или опасаться насмешки; с ним не нужно было держать лицо и пытаться под кого-то подбиться.

Это было так странно: чувство, жившее где-то внутри, было столь прекрасным и легким, но между тем… Лили почти не могла поделиться им. Все, на что ее хватало, были лишь тайные взгляды, едва смелые касания рук и желание сбежать из надоевшей аудиторию к нему, на Астрономическую башню.

Постепенно ей начинала нравиться ее жизнь: она бросала быстрые, тайные взгляды на Скорпиуса, подмечала его улыбку, его дружеские отношения почти со всеми своими однокурсниками, и порой думала о том, что чуть-чуть завидует ему. Совсем немного.

— Представляешь, по Хогвартсу ходят такие глупые сплетни! — в один из дней воскликнула Амелия, и Лили, ходившая взад-вперед по комнате, уча по пути конспект, сначала даже не обернулась, продолжая свое занятие. — Говорят, у Скорпиуса Малфоя появилась девушка… и это девушка — ты!

Она остановилась слишком резко, а потом развернулась круто и посмотрела на подругу в упор. Если бы не ее природное хладнокровие и почти безразличное выражение лица, едва ли бы Лили удалось скрыть свой панический страх. Но нет. Ее маска была идеальна, и лишь сердце забилось сильно-сильно, а пальцы стали слишком… холодными, потными.

— Что за глупости? Мы даже не общаемся, — равнодушно оборвала она Амелию, которая уже собиралась что-то сказать. А потом, не удержавшись, подсела к ней на кровать и, внимательно поглядев в глаза, прямо спросила: — А что говорят еще? Что думают… об этом?

— О, на самом деле, все понимают, что это не может быть правдой, — легкомысленно пробормотала Эми, даже не заметив ее душевного состояния. — Ты и Скорпиус? Это очень, очень смешно. Вы совсем друг другу не подходите, да и… что у него есть? Многие считают Скорпиуса чудаком.

Тихая злость едва кольнула Лили, и она, молчаливо посмотрев на Амелию, лишь вздохнула. Ей было обидно, что никто, совершенно никто не воспринимал Скорпиуса всерьез, но еще обиднее — что никто даже до конца не верил в то, что они могут быть вместе.

Иногда она и сама в это не верила. Смотрела на него издалека, подмечая, каким живым и веселым он был в компании слизеринцев, каким насмешливым и ироничным по отношению к учителям и каким безразличным по отношению к общественному мнению. С ней он таким не был. Рядом с Лили Скорпиус становился будто скованным и сдержанным, и лишь в глазах его она могла увидеть мелькавшие то и дело эмоции.

Сомнения грызли ее, поедали внутренности, заставляя сомневаться в собственном выборе, но стоило им лишь встретиться в снежном Запретном лесу, стоило ему лишь посмотреть на нее так открыто, а потом просто напросто обнять, что она и вправду начинала винить себя за собственные сомнения. Лили была влюблена, очень-очень сильно влюблена, но боялась своих чувств до безумия, потому что считала, что может дать им волю лишь тогда, когда дойдет до конца своей цели.

Только вот… какая у нее была цель? Едва ли она бы смогла ответить на этот вопрос.

Их отношения стали рушиться впервые, когда Скорпиус решил, что им скрываться было абсолютно бессмысленно. Только вот сама Лили так не считала, и когда он позвал ее в тот момент, когда Лили шла вместе с братом, что-то в ней сжалось от ужаса.

Она знала, что причиняет ему боль; видела это по его глазам, но, уводя брата прочь, начинала лепетать Альбусу полную ерунду, упуская из внимания самое важное.

Лили боялась. Боялась того, что общество узнает о них, что оно начнет сомневаться, но больше всего она боялась, что именно после огласки засомневается именно Скорпиус. Толки, сплетни, постоянные насмешки — все это могло изменить его отношение к ней, ведь Лили… высокомерная, холодная, недоступная Лили, кто мог сказать о ней хоть что-нибудь хорошее? Разве стоило этого ждать?

Только вот страшнее всего этого оказалось его игнорирование. Как бы ни старалась она поймать его, как бы ни стремилась хотя бы просто поговорить, все было тщетно, и тогда ей впервые стало обидно почти до слез. Ведь он знал, что она не могла… не могла повести себя по-другому; знал о том, что ей нужно было сохранить их отношения в тайне, так почему вел теперь себя так? Зачем ему это все? Неужели он не понимал, сколько много слухов, насмешек им придется вытерпеть?

И вот, вместо того, чтобы сидеть за книгами и усердно готовиться к экзаменам, она кралась вдоль подземелий, вздрагивая от ужаса, от одной лишь мысли, что ее увидят, но все же продолжала идти дальше, потому что не могла терпеть его молчание. Потому что просто хотела увидеть его так нестерпимо, из-за чего, пожалуй, и можно было хоть раз нарушить свое правило.

Она была действительно, по-глупому влюблена. И, когда они наконец помирились, Лили почувствовала такое облегчение, такую легкость, что могла, пожалуй, рассказать о своем счастье всем. И лишь какая-то внутренняя, тягучая нервозность и страх заставляли ее продавливать внутри себя радость, прятать ее и наслаждаться их вечерними, такими уютными прогулками.

Рождество подходило невидимыми шагами к Хогвартсу, с каждым днем замок становился все более прекрасным, и Лили, радовавшаяся как никогда, в один из выходных дней решила отложить учебники. Она шла под руку с Амелией, смеясь от чего-то, и, наверное, впервые стала обращать, сколь прекрасна была обычная прогулка, а не вечное засиживание за учебниками. Они прошли весь Хогсмид, наперебой обсуждая подарки и предстоявшие каникулы, и ей впервые казалось, что она была по-настоящему рада Рождеству. И тем чувствам, что прорастали где-то внутри.

Только вот счастье ее обрушилось почти тотчас — в тот самый день, когда должен был быть этот проклятый рождественский вечер и который так сильно ждал Скорпиус.

Во все то время, что отделяло ее до этого события, она почти примирилась с мыслью, что в эту пятницу им больше не придется скрываться. Ей даже начинало казаться, что Скорпиус прав и что все это было большой глупостью — разве можно было прятать что-то настолько трепетное и важное? То, что рано или поздно прорвется?

И только лишь скользкий, едва ощутимый страх отравлял ей внутренности, когда, вертясь возле зеркала, Лили пыталась собрать свои длинные рыжие волосы в красивую прическу.

— Лили, неужели ты тоже пойдешь на вечер? — в неверие воскликнули ее соседки по кровати: их было двое, Эми и Ариана, и они обе были так удивлены, что даже прекратили на мгновение сборы.

Едва улыбнувшись, Лили кивнула головой, а потом, посмотрев на свое отражение, увидела на самом дне зрачков странное даже для нее предвкушение. Она ждала этого дня так сильно и одновременно так боялась его, что удивительно было, почему все еще не сбежала, чтобы спрятаться ото всех.

Гриффиндорская гостиная была украшена пестрее всех, столько мишуры и искрящихся шаром едва ли можно было найти в другом месте, и, выйдя на секунду из комнаты, Лили незаметно для своих соседок проскользнула в ванную, а потом, не удержавшись, окатила себя холодной водой. Волнение брало в ней управление, и Лили боялась, что непременно все испортит, а время, которое неизбежно ускользало, лишь сильнее заставляло ее нервничать.

— Интересно, и кто ее пригласил? — Ариана говорила громко и уверенно, наверное, думая, что она давно вышла из комнаты, и Лили, прислонившись к двери спиной, едва ощутимо вздрогнула. — Скорее всего, опять с братиком пойдет.

— И что такого? — беспечно спросила Эми. — Разве в этом есть что-то плохое?

— А разоделась-то как… сдается, что что-то тут не то. Может, ей кто-то нравится? Бедная Лили. Вряд ли ей ответят взаимностью…

— Зачем ты такое говоришь?

— Одна ты и терпишь ее, а других от Поттер просто воротит. Она… высокомерная и напыщенная. Мне бы даже хотелось узнать, в кого она влюблена. Стоило бы предупредить его заранее, кто она такая, чтобы ей точно ничего не светило.

— Мерлин, Ариана, хватит! Ты несправедливо судишь и совершенно ничего не понимаешь…

Крутанув резко кран, Лили упрямо смотрела в свое отражение, хмурясь с каждой секундой все больше, ощущая… то ли боль, то ли даже злость. Она была зависима от сплетен, от мнения окружающих, от их оценок. Вся эта вершина, все эти оценки — ничто ей не было нужно. Те, кто любил ее, любили просто так, а те, кому она все время пыталась понравиться, ненавидели ее априори.

Лили была глупой. И когда она смотрела в искаженное обидой лицо Скорпиуса, она ощущала это отчетливо. Его взгляд, такой тяжелый и болезненный, казалось, выжигал внутри нее раны, и она больше не могла просто стоять в этом зале, смотреть на смеющихся людей и видеть маячившего перед глазами Альбуса.

Ей хотелось сбежать. И когда вечером она открыла ту коробочку, что он обронил в коридоре, Лили с тоской прикусила губу, сдерживая тяжелое, оборвавшееся дыхание.

Красивая, узорная птица, сверкнув крыльями, замерла. И ей почему-то казалось, что это не она неживая, а сама Лили. Пустая и даже не искрящаяся.

***

Снег кружился в воздухе, и было так холодно, что мороз пролазил сквозь кожу. Лили куталась в шарф, натягивала ниже шапку и понуро следовала за Альбусом к перрону. Праздничного настроения не было, а мысль о предстоявшей встрече с родителями вызывала лишь какое-то сожаление — с таким настроением не хотелось никого не видеть и не слышать.

— Лили, поторапливайся, — махнул рукой Альбус, и Лили, замершая на секунду, безжизненно посмотрела на брата.

Еще вчера она была почти счастлива и готовилась к важному вечеру, а сегодня уже казалось, что весь мир будто поблек, и даже белый, снежный саван больше не радовал глаза.

Верхушки деревьев мерно покачивались, когда Лили брела по протоптанной дорожке и с каким-то упоением поглядывала на лес, вспоминая, как они сбегали иногда к его подножью и прятались за толстыми стволами деревьев, то играясь в снежки, то целуясь. Будет ли когда-нибудь в ней такая же легкость, как тогда? Спадет ли эта странная, неконтролируемая тоска?

Лили не знала. А когда подошла наконец к перрону, на котором было уже приличное количество людей, ожидавших поезд, она поравнялась с Альбусом и серьезно посмотрела в его глаза.

Она хотела все исправить. Хотела непременно развернуться и побежать за Скорпиусом. А может, ей просто нужно было остаться именно в этом году в Хогвартсе — Лили не знала. И лишь всматриваясь в зеленые глаза брата, она понимала, что именно так и нужно было поступить.

— Знаешь, я не поеду домой, — решительно, но тихо заявила Лили, не опуская глаз, не стараясь хоть как-то замаскировать ту боль, что была внутри нее.

Он присвистнул. А потом, приподняв вопросительно брови, пожал плечами, словно и не зная, что делать.

— И вот еще, — пробормотала Лили, почувствовав, как на секунду замерло сердце. Потому что, казалось, то, что она делала сейчас, было не просто сложным, нет, это полностью ломало все ее возведенные принципы. — Я встречаюсь со Скорпиусом Малфоем, твоим однокурсником.

Возможно, ей нужно было уточнить, что теперь они уже были не вместе. Но на самом деле Лили все еще хотелось верить, что это не конец, поэтому, наверное, не желая слушать удивленные возгласы брата, она развернулась быстро, направившись прямиком в Хогвартс. Сердце ее трепетало, а ладони опять стали потными, холодными. Казалось, она просто призналась брату в своих чувствах, но… это было так тяжело и так непривычно, что Лили совершенно не понимала себя в этот момент.

Снег скрипел под ногами, заводя свою песнь, и Лили тащила чемодан, оглядываясь иногда по сторонам. Ей хотелось прямо сейчас встретить Скорпиуса, хотелось посмотреть в его глаза и решительно заявить, что вот прямо только что она призналась, призналась, черт возьми!

Но никого рядом с ней не было, да и не могло быть. Поэтому она шла одиноко по тропинке, волокла позади себя чемодан и думала лишь о том, что совершенно не знает, что же ей делать дальше.

В комнате никого не было: Ариана всегда уезжала на каникулы, а Амелия, хоть и оставалась в замке вместе с отцом, все время проводила в его теплицах. Это одиночество, некогда спасительное, сейчас казалось каким-то даже тяжелым, и подумав, что она совершенно неправильно поступила по отношению к родителям, Лили решила хотя бы попытаться написать им письмо с извинениями.

Только вот письмо не выходило. Ей было так трудно поведать о собственных чувствах, что стоило лишь написать фразу, как Лили тут же с яростью стирала ее, прикусив губу. Что-то не давало Поттер покоя, и когда наступил уже вечер, и у нее получилось кое-как состряпать небольшое послание, она бессмысленно лежала на кровати, смотря в потолок.

Письмо было отправлено, но она знала, что мама, скорее всего, непременно попытается с ней связаться, может, придет даже в школу. Возможно, это было бы самым лучшим исходом: Лили могла бы поделиться с ней своими горестями, выплеснуть всю боль и неуверенность, а уже потом решить, что делать. Но между тем ей так сильно не хотелось грузить своими проблемами, что она покорно оставалась на месте, вглядываясь в расписной потолок.

Это было Рождество. И оно было столь прекрасно, сколь и печально.

— Лили, что случилось? Почему ты не поехала домой? — удивленно проговорила Эми, которая вернулась лишь ближе к ночи, и, стащив со своей кровати плед, она подошла к Лили и села рядышком, тоже посмотрев в потолок.

Раньше, еще на первом курсе, они могли не спать целую ночь, потому что проводили ее в разговорах, лежа на кровати Лили. Она помнила, как тогда они отчаянно мечтали вырасти и жить веселой, праздной жизнью. Сбылось ли хоть одно их желание? Совершенно нет.

— Вчера я должна была идти не с братом, — только и смогла произнести Лили, слегка нахмурившись. Хотелось просто поговорить, выпотрошить наружу спрятанное и такое важное, поэтому едва ли сейчас ее могло остановить хоть что-то.

— Что? Ты о рождественском вечере? — заинтересованно протянула Амелия, на секунду посмотрев на нее, и лишь потом с губ ее сорвалась усмешка. — Ты поэтому так старалась? Но… я не помню, чтобы ты хоть с кем-то говорила тогда, кроме своего брата…

— Правильно, потому что мы расстались, — прикрыв на секунду глаза, наигранно безразлично пробормотала Лили, по-прежнему вглядываясь в сверкающую полосу огоньков, прикрепленных к люстре. Они искрились сине-белым сиянием, таким, как и глаза Скорпиуса, и это почему-то приносило только горечь. — Вчера.

— О, — только и смогла произнести Амелия, замолчав.

И они погрузились в эту вязкую, истинно зимнюю тишину, в которой отчетливо можно было услышать скрип снега, если бы они только были на улице. Прикрыв глаза, она представила перед собой Астрономическую башню, то, как они смеялись вместе над какими-то глупыми историями из жизни, как молча читали книги и лишь иногда обменивались глубокими, такими важными взглядами.

За одно мгновение все ее переживания стали такими бессмысленными и по-детски глупыми, что Лили действительно начинала сожалеть из-за вчерашних слов. Зачем? Ну зачем она себя так повела?

— А кто это был, если не секрет? — с тихим любопытством поинтересовалась Амелия, и Лили, не выдержав, резко выпрямилась, поднявшись.

Вглядываясь во тьму, освещенную лишь блеклым свечением потолка, Лили невесело улыбнулась, а потом на одном дыхании выпалила, чувствуя, как будто с ее плеч свалился целый груз:

— Скорпиус. Скорпиус Малфой.

Как и ожидалось, на лице у Лонгботтом отчетливо проступило удивление, а затем на смену ему пришла какая-то догадка. Распахнув глаза, она с какой-то удивительной радостью поглядела на Лили, которая испуганно ждала реакцию подруги и боялась даже пошевелиться.

— Вот это да! — воскликнула наконец Эми, так и подпрыгнув на кровати. Глаза ее забегали, так бывало всегда, когда она начинала над чем-то думать, и это напрягло Лили еще больше. — Я была такой беспечной, извини... прости за те слова!

— На самом деле ты думаешь, что мы не пара, — нахмурившись, с некоторой обидой бросила Лили, слегка отодвинувшись от нее. — Это же смешно, да?

— Нет, что ты! — покачав головой, пораженно прошептала она в ответ, от удивления округлив даже глаза. — Это же прекрасно, правда! Прекрасно настолько, насколько и неожиданно. Вы красивая пара, вернее… были.

Прикусив губу, Амелия молчаливо посмотрела на Лили, которая, не выдержав столь цепкий взгляд, отвернулась резко, присев на самый край кровати. «Были…», — как же неприятно было это осознавать, как хотелось это исправить!

Поджав под себя колени, Лили уперлась щекой в коленку и задумчиво повела бровью. За один только день она успела рассказать о своем маленьком счастье уже двоим, так почему же раньше Лили так боялась сделать это? Что мешало ей? Постоянное стремление быть первой, помешанность на собственном образе, глупые сплетни, которые не стоили и грамма ее внимания?

До появления в ее жизни Скорпиуса, все это казалось ей важным и значимым, а теперь… Она даже не помнила, когда в последний раз открывала свои конспекты. Лили была лучшей: лучшей для своих родителей, лучшей для своих братьев, для людей, которые любили ее, но почему-то она не была лучшей для себя. Бесконечные стандарты и рамки, бесконечное желание прыгнуть выше своей головы — как это все бессмысленно и совсем-совсем не важно!

— Может, ты помиришься с ним? — тихо спросила Эми, подсев рядом, накинув ей на плечи свой теплый, слегка потертый плед. — Скоро Новый год… а под Новый год всегда свершаются чудеса.

Откинув мешавшуюся прядь с лица, Лили бессмысленно посмотрела на подругу, а потом с тяжелым вздохом спросила, чувствуя, как медленно слетает апатия:

— Думаешь?

— Нет! — воскликнула радостно Амелия, хохотнув коротко. — Я в этом уверена.

На следующее утро, лишь выглянув из окна, заметив, как сильно валил белый снег, Лили выудила из коробочки заколку, подаренную Скорпиусом и, надев ее, почти непринужденно выбежала из башни.

Людей было так мало, что становилось даже удивительно: никогда еще она не видела столь пустой замок, поэтому, оглядываясь по сторонам, Лили с легкой улыбкой вошла в Большой зал, села на излюбленное место и стала ждать.

Только Скорпиус не пришел ни через двадцать минут, ни даже через час, и Лили, не выдержав, резко поднялась с места, быстрым шагом направившись в свою комнату, чтобы уже там решить для себя, как именно ей стоило поступить. Но не успела она сделать и десяти шагов, как с налета налетела на Скорпиуса, и, подняв голову, с удивлением посмотрела на него.

В его глазах лишь на секунду промелькнуло точно такое же любопытство, но потом, молча кивнув головой, он обошел ее, направляясь, видимо, завтракать, и Лили еще с минуту простояла прямо на лестнице, ошалелая и немного даже обескураженная.

Посмотреть на него было намного сложнее, чем ей казалось, поэтому день пролетел, а она так и не смогла заставить себя пойти и поговорить со Скорпиусом. Уже вечером, когда Эми опять вернулась поздно от отца и стала расспрашивать ее об успехах, Лили с ужасом осознала, что у нее действительно ничего не получилось. Она попросту потратила целый день, так и не добившись нужного.

На следующий день весь Хогвартс замело снегом, и ученикам запретили выходить на улицу. Возможно, дело было в надвигавшейся снежной бури, а может, так просто было удобнее, но входные двери действительно запечатали, и Лили, столпившаяся вместе с другими учениками у входа, с некоторым удивлением наблюдала за тем, как с громким хлопком упали ставни.

Осуждающий шепот прошелся по толпе, и, вздохнув, Лили развернулась, рассеянно идя прочь, думая лишь об одном: как именно ей стоило начать разговор с Малфоем.

Она шла, вдыхая аромат ели и эфирных масел, погруженная в свои мысли настолько, что лишь громкий удар заставил ее вынырнуть и обернуться. У самого входа, развалившись на полу, лежал Колин Корви, и на лице его красовался здоровый синяк.

— Сколько тебе еще повторять, чтобы ты перестал маячать у меня перед глазами, уродец? — нагнувшись к нему, уверенно и громко проговорил ее однокурсник, Джон Энтони, и весело рассмеявшись, он хотел было ударить его во второй раз, но его рука была вовремя остановлена. И с каким же удивлением обнаружила Лили, что остановил ее Скорпиус.

— Мне кажется, ты перегибаешь, Энтони, — холодно заметил Скорпиус, резко дернув его на себя, из-за чего Джон почти потерял равновесие. А потом, резко вскинув плечами, освобождаясь от хватки Малфоя, Энтони с яростью посмотрел на него.

 — А ты-то чего лезешь, придурок? Вали в свой гадюшник, а уж со своими я сам порешаю.

— Да ты жалок, — усмехнувшись, протянул Скорпиус, слегка склонив голову. — Задираешь слабых. — Он приблизился к нему на шаг и усмехнулся совсем уж открыто. — Что насчет кого-то, кто сможет ответить, а?

Молчание, повисшее в коридоре, заставило Лили нервно дернуться, и, подойдя к ним ближе, она с опаской переводила взгляд с одного на другого, а потом, раздраженно скрежетнув зубами, она подошла к Колину и протянула ему руку, не глядя ни на кого.

— Эй, Поттер! — взревел Джон, но Лили даже не взглянула на него, внимательно наблюдая, как Колин неуверенно принял ее руку, поднимаясь. Только уже в следующую секунду она почувствовала сильный толчок в бок и точно бы упала, если бы ни чьи-то руки, которые вовремя подхватили ее.

Подняв голову, Лили увидела ни на шутку рассерженного Скорпиуса, который, поставив ее на ноги, круто развернулся к Энтони и выхватил палочку, напряженно сведя плечи.

— Да ты совсем уже…

— Нет! — воскликнула Лили, резко схватив Скорпиусу за руку, а потом ощутила, как на секунду у нее дрогнула нога. — Не смей отвечать ему, Скорпиус.

Он резко крутанул голову, и глаза его, по-прежнему переполненные злобой, сверкали так ослепительно, что она лишь сильнее сжала его руку, не позволяя ему дернуться.

— Он того не стоит.

— Что, Скорпиус? — насмешливо переспросил Энтони, и только тогда до Лили дошло, как, должно быть, все выглядит со стороны. — Вы вместе? Вот умора!

Он рассмеялся глупым, таким неприятным смехом, что Лили невольно сморщилась, приподняв брови. Она по-прежнему ощущала взгляд Скорпиуса на себе, когда, слегка выступив вперед, уверенно произнесла:

— А что в этом такого? Что смешного в том, что я влюблена в Скорпиуса Малфоя? — И, обернувшись, она тоскливо поглядела на Скорпиуса, который стоял, не двигаясь, и по его беспристрастному лицу едва ли можно было понять, какие эмоции его переполняли. — Только мы не вместе, — почти тоскливым шепотом добавила она, а потом, опомнившись, отвела взгляд и развернулась, уходя прочь, не оборачиваясь и не вслушиваясь, просто идя.

И только лишь ночью, когда ей, как и всегда, не спалось, она вышла тихо из комнаты, окунаясь в ночной, красивый Хогвартс, огибая коридоры, совершенно не понимая, куда она вообще идет.

Что-то вело ее. И рождественские свечи, распространяя по всему Хогвартсу запах эфирных масел, имбиря и цикория, слегка трепетавшие от сквозняка, освещали ей путь.

Рождественский Хогвартс ожидал новый год, который уже давно стоял у самого порога, его стоило только впустить. В этом ожидании было много тоскливого и неприятного, но вернее всего было помнить лишь то, что хотя бы раз принесло счастье. Потому, наверное, Лили и пришла к Астрономической башне. Просто так. Чтобы вдохнуть свежий воздух.

Ее потолок сверкал ярче обычного, и Лили, прикрыв за собой дверь, почти сразу заметила вдруг силуэт Скорпиуса. Прислонившись к проему, он смотрел на то, как неторопливо падает снег, и вся его фигура была расслабленной, выжидающей.

Подойдя чуть ближе, она вдруг заметила в его руках серветок — обычно именно в таком он приносил ей сладости, и, подняв голову, Лили заметила, что он теперь уже смотрел на нее, прямо и почти пристально.

А потом, улыбнувшись, Скорпиус приблизился к ней на шаг и, схватив за руку, аккуратно сжал ее ладонь, слегка поглаживая пальцы.

— В следующее Рождество лучше давай просто встретимся на Астрономической башне вместо всех этих глупых вечеров? — вдруг проговорил он, и Лили, не сдержавшись, испытывая легкую, такую нужную радость, прижалась к его груди, обнимая.

— Только ли в следующее? — с улыбкой поинтересовалась она, прикрыв на секунду глаза.

— Почему же? И через одно Рождество, и через десять… и через много-много…

Снег тихо падал прямо на пол, укутывая ее в легкий, белый саван. Вокруг стояла праздничная, такая уютная тишина, и даже деревья, укутанные с макушки до корней, молчали, не покачиваясь в такт.

В этом-то и заключалась эта удивительная пора; этим и являлась зимняя рапсодия.