— Драко?

Он чуть заметно вздрогнул, очнувшись, и встретился с обеспокоенным взглядом Астории.

Точно. Завтрак. И ритуальный короткий диалог с женой перед работой.

— Да, милая?

Астория привычно мягко улыбнулась.

— Ты снова где-то не здесь?

Драко усмехнулся уголком губ, прикрывшись салфеткой. Он всегда где-то не здесь.

— Прости, наверное, никак не проснусь. О чем ты говорила?

— Трэйси и Тео завтра ужинают с нами, помнишь? Я хотела убедиться, что ты не задержишься на работе.

Перебирая в уме расписание следующего дня, Драко кивнул, вместе с тем безосновательно раздражаясь на осторожную лаконичность формулировок. Астории, пожалуй, стоило бы найти себе место среди международных послов. В ее присутствии ни один конфликт не имел шанса разгореться.
Она прекрасно знала, как часто он совершенно забывал о гостях и появлялся дома к самому окончанию ужина, заставляя ее краснеть, если его возвращение не вписывалось в придуманное в начале вечера оправдание, но за все годы Драко не услышал ни единого упрека. Раздражение пришлось задавить на корню. Астория не виновата в его тоске по прямолинейности. У них идеальный брак.

— Помню, конечно. Это все-таки твоя кузина и мой лучший друг, — Драко растянул губы в легкой улыбке, стараясь казаться невинно подшучивающим мужем, каким он и должен быть. Притворство далось легко: завтрашний вечер действительно станет приятным разнообразием в размеренной семейной жизни. Драко искренне ценил встречи с Тео — единственным другом и последним оставшимся у него близким человеком. Тем, кто всегда будет связующим звеном с прошлым и с ней.


— Что ты сейчас сказал?

— Я подружился с Гермионой Грейнджер, — Тео скучающе повторил невозможную — Драко был уверен, еще и придуманную — нелепицу. — И она будет на праздновании моего дня рождения в субботу. И... тебе придется с этим смириться.

Драко рассмеялся.

— Нет, нет, нет. Я не верю. С каких пор ты вообще дружишь с девушками? И тем более — с Грейнджер. Да как тебя угораздило?

— Во-первых, я всю жизнь дружу с девушками. Дафна...

— ...Дафна — двоюродная сестра твоей невесты. Не считается: у тебя не было выбора.

Тео тяжело вздохнул в ответ.

— Мерлин... Твое занудство просто неисчерпаемо.

Драко, самодовольно улыбнувшись, продолжил:

— И все-таки, мистер Нотт, я сгораю от любопытства. Поведайте, как вы умудрились подружиться с главной — я должен признать эту нелегкую для моего самолюбия правду — занудой на свете?
— Ты прекрасно знаешь, что мы вместе работаем. Сложно не подружиться с хорошим человеком за год работы.

— Что ж, мне больно об этом говорить, но тебя стал подводить вкус. Грейнджер — скучная и надоедливая. Не представляю, о чем можно с ней говорить. Наверняка до сих пор цитирует учебники по каждому поводу этим своим менторским тоном старой девы, бр-р-р, — Драко показательно поежился, но был разочарован отсутствием ожидаемой реакции: Тео сохранял невозмутимость. Возможно, он в самом деле нуждался в дружбе с Грейнджер? Драко не раз замечал за ним склонность к важным и серьезным, а, главное, скучным разговорам, которые сам Драко никогда не стремился поддержать.

— Она довольно веселая, знаешь? Особенно когда никто не называет ее грязнокровкой.

— Ого-о! Тео, это что, попытка защитить грейнджеровскую честь? Сейчас припомнишь мне все детские грешки? Если бы не твоя безупречная преданность Трэйси, я бы подумал, что у тебя к Грейнджер совсем не дружеский интерес, — Драко многозначительно подвигал бровями.

— Ну какой же ты придурок, — Тео снисходительно-терпеливо смотрел на него. — Я бы никогда не предал доверия Трэйси. Гермиона — хороший друг. Дала мне несколько полезных советов. Женский взгляд и все такое.

Драко протестующе фыркнул.

— Но-но, я использовал сослагательное наклонение. С первого курса все знали, что вы с Трэйси — будущая чета Нотт. Вы повсюду торчали вместе как сладкая парочка. Во имя нашей дружбы я должен признаться: это с моей подачи мы всем факультетом стали распевать свадебные песни вам вслед.

— Говорю же — ты придурок.

— Ну извини, не все такие романтичные, как ты, Тео. Некоторые из нас живут в жестоком холодном мире без любви. Прояви немного сочувствия.

— Ты дошутишься однажды, Драко. Таким показательным циникам, как ты, от любви больше всех голову сносит.

— Чушь. Я никогда не влюбляюсь.

— Жду не дождусь, когда смогу над тобой поиздеваться. Я практически уверен, что мои страдания окупятся втройне.

Драко вызывающе усмехнулся.

— Даже не надейся.


Покончив с чашкой кофе, Драко со странным, не поддающимся определению беспокойством поднялся из-за стола, намереваясь скорее отправиться в Министерство и отвлечься работой. Еще пара самых обычных ритуалов: просмотреть свежие газеты, взять необходимые бумаги — и можно идти. Временами жизнь в Мэноре давила на него сильнее прежнего. Как и присутствие всегда внимательно следившей за ним взглядом Астории.

— Драко?

— Да, милая?

— Все хорошо? Ты сегодня очень растерян.

— Просто не выспался. Завтракай, ты совсем ничего не съела. Я поднимусь в кабинет ненадолго, посмотрю бумаги перед работой.

К счастью, из Мэнора пока можно было ненадолго уйти.


Они спорили так долго, что остальные, включая виновника их встречи (самого бессердечного друга на свете), перестали их замечать, предавшись более веселым занятиям: мирным и действительно интересным беседам, свободному потреблению алкоголя и танцам. Драко же был крайне занят поспешным изобретением хоть сколько-нибудь убедительных аргументов и едва успел сделать один глоток из своего стакана в начале вечера, то есть очень, очень давно. О еде он стоически старался не вспоминать. Не сегодня. Просто не сегодня. Он не позволит Грейнджер — о чем бы ни был этот спор — выиграть.

— …ты… а, впрочем, я совершенно, ни капельки, не удивлена! Такому снобу вроде тебя вряд ли легко признать, что…

— Грейнджер, ты ни черта не понимаешь. Просто признай, что я прав. Я п-р-а-в! Ты не могла знать об этом. Не обо всем пишут в пыльных толстых книгах, представляешь?

— Ты невыносим! И ошибаешься! Ты даже не постарался понять, что я пытаюсь сказать. На втором аргументе моей позиции ты просто отвернулся и стал разговаривать с Тео! В отличие от тебя…

— …умею заниматься несколькими делами одновременно. Не нужно так очевидно завидовать. Обещаю, этому можно научиться. Уверен, ты справишься!

— …я провела сравнительный анализ порядка двадцати трактатов о происхождении и природе магии домовых эльфов и теперь абсолютно уверена, что эльфы до войны между кланами Причардов и Андерклиффов, случившейся в 713 году и повлекшей в результате кампанию по порабощению по крайней мере десяти видов разумных существ, среди которых были, разумеется, эльфы, в то время еще не получившие название «домовых», что…

— Мерлин, за что? Почему я сижу рядом с самой скучной ведьмой на свете! Тео! Тео! Ну наконец-то ты обратил на меня свое внимание. Прошу, умоляю! Отсади Грейнджер подальше от меня!

— …говорит нам об их изначальной полной независимости от волшебников. Следовательно, твоя позиция, согласно которой домовые эльфы не могут жить без привязки к семье волшебника, совершенно безосновательна и крайне закостенела, мистер я-такой-чистокровный-что-Мерлин-лично-рассказал-мне-о-магии-все!

— Тео, твоя безжалостность ужасает.


В кабинете Драко поднял со стола свежий выпуск «Пророка», отвлеченно, не вчитываясь, просмотрел несколько страниц и вернулся к первой полосе. Мелькнувший на секунду неприметный заголовок вдруг выбил его из привычного замороженного состояния. Он поспешно пролистал страницы до нужной статьи, надеясь, что это только очередная выдумка Скитер, неподтвержденная информация, самая обычная сплетня. Секунду или две он мог надеяться, но наконец глаза, скользнув вниз по странице, нашли текст типичного официального заявления о помолвке. Драко прочитал еще раз. И еще. Старательно выискивая любой намек на Скитер. Ошибку. Опечатку. Да что угодно. Этого просто не могло произойти.


— Я не люблю тебя. Не люблю. Прости. Постой, дай мне договорить, пожалуйста. Я знаю, что ты хочешь сказать, но мое окончательное решение вызвано вовсе не твоим поступком. Он лишь открыл мне глаза, помог опомниться прежде, чем мы… совершили бы глупость. Я много думала над этим, анализировала свои чувства, наши отношения. Любовь — это другое, понимаешь? Ты еще узнаешь, поверь мне. Понять оказалось сложнее, чем я думала, но оно того стоило. Я и Рон... Теперь я уверена. Прости, прости! Мне жаль, что все так вышло, но мы с тобой ошиблись. Ты скоро поймешь. Прости.


Тогда ему казалось, что она убеждает не только его, но и себя. Что все это — назло. Она остынет, вспомнит, почему в прошлый раз у нее с этим рыжим придурком ничего не получилось, и, опомнившись, вернется.

Он... он ждал, наверное, что однажды она поймет, что ошиблась тогда только она одна. Он ждал, что она и Уизел разойдутся, и ей придется признать, что Уизли — не тот самый, не тот, кого она на самом деле любила.

Он все эти годы надеялся, что в тот день она соврала. От обиды, от ненависти, от искреннего чувства — пусть. Но он втайне от себя самого ей не верил.

Напрасно.


Постоянной и неизбежной причиной их последующих встреч стал Тео. Вообще-то подозрительно неизбежной.

Если Грейнджер проводила сбор данных для нового исследования и ей требовалось опросить как можно больше древних волшебных семей, Тео угрозами и порочным кругом обязательств вынуждал Драко трепаться с Грейнджер о секретах рода. Если Тео необходимо было о чем-то поговорить с Драко в обеденный перерыв, он упорно не желал позволить Грейнджер поесть в одиночестве даже один-единственный раз за всю рабочую неделю. Пожелания Драко к рассмотрению просто не принимались. Без всякого труда, как и без всякого удовольствия он, порой, виделся с Грейнджер несколько раз в неделю. Никаких сомнений в том, что Тео для собственного комфорта изо всех сил старался растопить между своими друзьями лед, Драко более не испытывал и был очень, очень недоволен. Зато Грейнджер, казалось, была только счастлива заполучить в его лице еще один принудительно-свободный источник информации. В скором времени ее бесцеремонная натура — кто бы сомневался — без всякого стыда взяла верх над любыми возможными опасениями перед их общением тет-а-тет, и уже ничего не мешало Грейнджер подвергать Драко пытке вопросами без предварительного, долгого и до неловкости явного манипулирования Тео.


Отложив «Пророк» в сторону, он замер, пытаясь прийти в себя. Взгляд ожидаемо метнулся в сторону левого ящика стола, и Драко почти потянулся за палочкой, но остановился. Не сейчас. Он не будет об этом думать.

Почему?

Астория наверняка ждет, чтобы проводить его на работу.

Почему сейчас?

Он должен быть в Министерстве через пятнадцать минут. Все это случилось слишком давно, чтобы продолжать помнить.


— Ты не умеешь вызывать Патронуса?

— Никто из... Пожирателей… не умел.

— Я могу научить тебя.

— Ты что?

— Я научу тебя вызывать Патронуса. Ты помог мне с исследованиями, так что я просто окажу тебе ответную услугу. Поверить не могу, что ты до сих пор не озаботился изучением этого вида магии. Это же одно из самых прекрасных и необходимых заклинаний! Защита от дементоров, возможность послать сообщение другому человеку в любое время, если тебе нужна помощь! Неужели тебе даже не интересна форма твоего Патронуса? За двадцать два года жизни я бы умерла от любопытства!

— В последнем я совершенно не сомневаюсь. Спорим, именно такая смерть тебя и ждет

— Малфой!

— Очевидно, ты не позволишь мне отказаться.

— Не думаю, что ты действительно этого хотел бы.

Драко неопределенно пожал плечами, но Грейнджер сочла ответ достаточным. С загоревшимися глазами она затараторила с уверенностью давно продумавшего детали человека:

— В таком случае я сегодня же вечером составлю расписание занятий, а также напишу список литературы и пришлю тебе совой. И, конечно же, еще необходимо…

Не вслушиваясь, Драко показательно зевнул.


Как он и ожидал, с заклинанием Патронуса с первого дня возникли сложности. Ни одно из множества его счастливых (почти) воспоминаний не работало как достаточно мощный источник светлой энергии. Естественно, Грейнджер со всей своей невыносимой настойчивостью стремилась выяснить причины постоянных неудач, не забывая посокрушаться над тем, как быстро все пятикурсники из Отряда Дамблдора выучили такое сложное заклинание (на собственном опыте Драко убедился, что талантом преподавания Грейнджер не обладала). Смутными догадками о возможных причинах бесконечных провальных попыток вызвать телесного Патронуса, носившими личный характер, Драко делиться не собирался. Даже если это означало третий месяц персональных занятий с худшим на его памяти преподавателем.

В конце концов, Грейнджер в своей уникальной манере, характеризовать которую можно было не иначе как беспрестанная и непоколебимая пытка вопросами, пока собеседник не будет сломлен, вынудила его признаться. Со всей уверенностью Драко готов был поклясться, что еще пару месяцев назад не имел ни малейшей склонности к сокровенным разговорам, но Грейнджер… Грейнджер явно научилась вынимать из него душу, чтобы при желании покрутить ее на свету в собственных научных целях. Взамен своей откровенности он удостоился чести любоваться неожиданно растерянной Гермионой Грейнджер. Она все никак не могла взять в толк, что у него нет ни одного по-настоящему яркого счастливого воспоминания, но у Драко действительно его просто… не было. Он не стал пояснять, что после войны любое счастливое воспоминание волочило за собой длинный шлейф из сожалений и горечи.


На работе в трезвом состоянии он протянул час или два. С огневиски внутри легче не стало, но по крайней мере желание подняться в Отдел магического правопорядка и впервые за несколько лет поговорить с Грейнджер поутихло. Не стоит так унижаться. Не стоит унижать Асторию. Все, включая Грейнджер, должны быть уверены, что он и его жена счастливы.

Он сам был должен так думать. Помнилось, что когда-то даже получалось. Первые полгода отношений с Асторией, два месяца из которых они уже были женаты, Драко, наверное, еще верил, что в самом деле влюблен. Те самые полгода, которые он просуществовал словно в лихорадочном бреду, как только узнал, что Грейнджер вернулась к Уизли.

На свадьбе Тео и Трэйси он впервые с окончания Хогвартса встретил Асторию: веселую, застенчивую девушку прогрессивных взглядов. Явно в нем заинтересованную. И вдруг подумал, что это шанс. Шанс избавиться от постоянного и нестерпимого жара в груди, укротить его, свести к теплому, едва ощутимому, постепенно угасающему пламени где-то в глубине.

Он запрещал себе размышлять, анализировать и уж тем более оглядываться назад. Он был настойчив, неизбежно очарователен и мил. Он не оставлял Астории возможности одуматься и торопил свадьбу. Он думал, что сможет спастись и заодно отомстить родителям, женившись на чистокровной магглолюбке. Он не мог забыть, как рады они были, узнав, что его свадьба с Гермионой Грейнджер никогда не состоится. По всем параметрам Астория Гринграсс казалась Драко идеальной женой. Он не видел причин не жениться.

Вернувшись из свадебного путешествия, он вынужденно, в одно мгновение, пришел в себя, когда получил сову из Святого Мунго в пять утра. Первую из многих других, последовавших за ней.

Когда письма, а затем и внезапные Патронусы дежурных колдомедиков превратились в обыденное явление, болезнь родителей стала очевидно неизлечимой и ведущей к летальному исходу; мир вокруг Драко рухнул в очередной раз. Он сходил с ума, не в силах побороть словно навязанную заклинанием мысль: его матери и отцу досталось только семь мирных лет жизни, три из которых Драко провел с ними в сильной ссоре. Даже его женитьба на такой же чистокровной, как и он сам, Астории не смогла сгладить острые углы. Он продолжал копить обиды и превратился в сына, который до последнего не замечал, что с родителями что-то не так.

Малоизученная магическая болезнь не ясного колдомедикам происхождения встречалась редко, и никто не знал, как именно ее лечить, оставляя жизнь пациентов на волю судьбы. Здоровье отца после заключения в Азкабане с трудом справлялось и с обычной простудой, а у матери, как выяснилось, было слабое сердце. Со всеми деньгами мира Драко оказался самым беспомощным и бесполезным сыном на Земле. Снова.

Он знал, что Астория искренне сопереживала и пыталась всячески поддержать его, но ее прикосновения, слова утешения, даже молчаливое присутствие — только тяготили. День за днем Драко прозревал. Он подвел родителей. Он подвел Асторию, обманув все ее ожидания. Он подвел Грейнджер и никак не мог об этом забыть.

В те ужасные дни он бесконечно по ней скучал. По возмущённым тирадам и подробным лекциям, по тычкам в бок и шиканьям, когда его поведение казалось ей глупым и детским (естественно, больше всего ему доставалось при близком социальном контакте с ее друзьями). По ее объятиям и поцелуям. И даже по ее вздорным, просто невыносимым волосам с их самым восхитительным и совершенно неописуемым ароматом на свете.

Если бы он только мог, если бы только получил хоть один шанс обнять Грейнджер снова и уткнуться ей в макушку, он был бы счастлив.

Вместо этого он окончательно убедился, что никогда и не любил Асторию. Всего лишь был очарован идеей заменить Грейнджер не слишком похожей копией.


— Знаешь, ты можешь просто пригласить ее, а не отсиживаться за столом, мужественно притворяясь, что не заметил их.

— Что?

Тео закатил глаза.

— Пригласи Гермиону.

— С какой стати?

— С такой, что ты пялишься на нее весь вечер. И мне кажется, я слышал скрип зубов, когда Уизли предложил ей потанцевать. Уточню: твоих зубов.

— Чушь.

— Чушь — это то, что ты четвертый месяц не можешь вызвать телесного Патронуса. Может, Гермиона и достаточно наивна, чтобы ни о чем не догадываться, но я тебя знаю.

— По-твоему, я прикидываюсь? Ради чего?

— По-моему, тебе очень нравится проводить с Гермионой время. В ее квартире. Вечером. Наедине.

— Это всего лишь занятия. — Драко нахмурился, не отрывая взгляда от слащавой парочки в темном углу бара. — Грейнджер крутит роман с Уизли.

— С Уизли они решили остаться друзьями. Пока что.

— Меня это никак не касается.

— Да? Тогда тебя также не касается, что Уизли с их совместным решением не совсем согласен.

— Я буду очень признателен, если ты наконец заткнешься. И принесешь нам еще выпить.


Однажды, когда она сильнее прежнего расстроилась из-за его неудачи с Патронусом, Драко решительно склонился к ней, в одну секунду уничтожив все существовавшие или выдуманные границы и запреты, и наконец поцеловал. Прижался губами к ее, замерев, в ожидании ответа скользнул ладонями по ее спине, прижимая ближе, окружая себя принадлежавшими только ей теплом и запахом, чувствуя, как кончики ее волос щекочут кожу ладоней, а в теле разливается жар, волной поглотивший их обоих с первым встречным движением ее губ. Никогда прежде простой поцелуй не приводил его в подобное едва ли не беспамятное состояние. Драко потерялся во времени и ощущениях, с легким полустоном прерывая поцелуи только ради нового вздоха, и ошалевал от возрастающей смелости взаимных прикосновений. Обжигающих, страстных, дурманящих разум. Дарящих забвение, которое он так давно искал и которого не хотел лишаться.

Блаженное безвременье окружало его, пока Гермиона вдруг не отодвинулась, прекратив поцелуй, и Драко вмиг похолодел: неужели ей не понравилось, или он ошибся, и она совсем не этого хотела?
Не зная, что стоит сказать, чтобы окончательно все не испортить, он с мучением смотрел на нее в ожидании объяснения.

Гермиона неуверенно рассмеялась, закрыв ладонями лицо.

— Голова кружится, — улыбаясь, шепотом пояснила она, наверняка заметив его испуганный взгляд. — Знаешь, для негодяя ты слишком хорошо целуешься.

Драко шумно выдохнул, зная, что губы уже расплываются в ответной и, может быть, совсем немного самодовольной улыбке. Не комментируя только что услышанные милые глупости (с кем не бывает, он сейчас мозгом тоже пользоваться не мог, все его существо затапливало странное, ранее не знакомое ему сочетание чувств из страсти и нежности), Драко потянул Гермиону обратно к себе. В конце концов, ей определенно нужно больше тренировок, чтобы привыкнуть к постоянному головокружению.


С каждым проходящим днем Драко, смотря на Гермиону, с разливающимся на сердце теплом все чаще думал, как она очаровательна. Ни одна женщина на свете для него такой не была. Он мог посчитать женщину горячей. Красивой. Подходящей для секса — совсем недавно такой казалась каждая вторая. Но очаровательной? Увольте, он и слов таких не знал.

Но Гермиона Грейджер была очаровательной. Удивительной. Восхитительной. Милой сердцу. Л... — он стал опасаться рвущихся изнутри слов. Не стоило спешить.


Ужасно, но теперь он постоянно по ней скучал. По всем тем маггловским вещам, о которых она беспрестанно рассказывала. Она так много говорила с ним, осыпая его фактами о магглах и их изобретениях, пыталась объяснять ему принципы работы поездов, автомобилей, телефонов и всего на свете. В лучшем случае он едва понимал половину ею сказанного; он просто любил ее слушать. Она была так счастлива говорить с ним не только о магической части своей жизни, а ему действительно было интересно и важно разобраться в неотъемлемой части той, с кем — он был уверен — проведет все оставшиеся годы. Он знал, что его чувства к ней прошли точку невозврата и уже не изменятся. То была странная и пугающая перемена для него, но вместе с тем удивительно прекрасная. Ему было тепло. Он словно нашёл самого себя.

Ему нравилось жить с ней в одном доме. Завтракать и ужинать в ее компании. Помогать (ладно, мешать) готовить обед в выходные, пусть он и считал про себя, что домовик мог легко справиться вместо них, и втайне беспрестанно вызывал эльфа из Мэнора по любому поводу. Ради этой неведомой ему прежде гармонии вокруг, ради светлого тепла внутри, ради Гермионы как причины и источника его счастья Драко был готов идти на компромиссы. Гермиона стоила всего.

Натянувшиеся до предела отношения с родителями, конечно, его беспокоили. Он не привык к столь явному недовольству отца, а уж тем более — матери. Ему всегда были рады в родном доме, но в последний год атмосфера опасно накалилась, и без скандала не обходился ни один из его теперь довольно редких визитов. О том, чтобы прийти с Гермионой, и речи не шло. К счастью, сама она с визитом в Мэнор не рвалась, даже не представляя, насколько ужасный прием ее бы там ждал и без Беллатрисы.

На родительское благословение рассчитывать не приходилось, но вопреки обстоятельствам мысли Драко все чаще сосредотачивались на возможной женитьбе, и он почти готов был признать, что уверен в своем желании как никогда. Он подумывал о подходящем кольце, перебирал в голове имена ювелиров и с удивлением чувствовал, как внутренности от волнения скручивало в узел, стоило представить, как он встает перед Гермионой на одно колено и задает тот самый вопрос.


Вспыхивающие перед глазами блики. Кто-то куда-то его вел.

Больно, больно, больно.

— Почему он? Почему этот ничтожный оборванец? Кто угодно — я бы понял, я бы поверил, признал, что она забыла... но он? Какого черта? Да о чем она будет с ним разговаривать целую жизнь? Это все неправда. Она издевается надо мной. Она издевается... сама мне говорила, сама!

— Тише, друг... вот так, давай, сю... — Удар. Камень. Жжение. — Мерлин, аккуратнее, убьешься же! — Вверх. Головокружение. Она.

Ее смех.

«У меня от тебя голова кружится!»

Смех. Тепло. Счастье.

— Давай, Драко, ложись.

Она, она, она.

— Мерлин и Моргана! Кто же знал, что тебе до сих пор так хреново! Экспекто Патронум!

Всплеск серебра. Выдра, появившаяся из его палочки. Ее поражённый взгляд.

— Она... говорила, понимаешь?

Больно, больно, больно.

Чернота.


Утром Драко, наверное, впервые за всю жизнь стало неловко перед Тео. Напряженное молчание между ними мешало, и Драко, не скрываясь, избегал внимательного и встревоженного взгляда, следившего за ним последние несколько минут. Он вовсе не хотел обсуждать вчерашнее даже наедине с самим собой. По негласной традиции Тео рискнул заговорить первым.

— Друг, ты как?

— В порядке. Извини, что я так набрался вчера, Трэйси…

— К счастью, она уже спала. И я послал Астории Патронуса. Сказал ей, что мы с тобой перебрали, и в камин тебе лучше не лезть. Слушай, я…

Драко поежился от явного, скользившего между строк сочувствия.

— Не надо, Тео. Спасибо, что помог вчера, но…

— Я понял.

— Хорошо. Увидимся сегодня за ужином.


Следующие месяцы он упорно переводил тему в каждом разговоре с Тео, не желая ничего объяснять. Запрещал себе вспоминать и думать в сослагательном наклонении. Все было без толку. Одна-единственная новость сработала словно Гибель воров в Гринготтсе. У Драко больше не получалось притворяться безразличным. Он чувствовал себя запертым в клетке, ключ от которой был окончательно утерян. Глупая утопическая надежда и желание что-то изменить не давали ему покоя. Ночь перед свадьбой Грейнджер он провел, терзаясь идиотскими мыслями и идеями, ревностью, завистью, обреченностью. Какими бы фантазиями ни обманывалось его жалкое сознание, все было утрачено давным-давно.

С рассветом Драко заперся в кабинете, прикрывшись срочной и неожиданной работой; на самом деле он не знал, как… Он просто не мог смотреть на Асторию в этот день. Не представлял, что сделать, чтобы не выдать себя. Как прикинуться довольным жизнью семьянином, когда все, до последней клетки его мозга (или что там, со слов Грейнджер, отвечало за воспоминания… какие-то… неросвязи?) были заняты одной и только одной мыслью. Нестерпимой. Разъедающей. Убивающей его. Сил изображать образцового мужа в день свадьбы той единственной женщины, чьим мужем он действительно хотел стать? Увольте, только не сегодня.


За годы он превратил этот проклятый день в своеобразную и, наверное, ужасно жалкую годовщину личного провала. Условная дата для торжественного дня, когда Драко Малфой облажался и навсегда потерял шанс на счастливую жизнь. Он не намеревался когда-либо забывать об утраченном. Он собирался помнить все оставшиеся ему годы и выделил себе один день в году; день, свободный от притворства. Он не возвращался в Мэнор и не был мужем Астории целых двадцать четыре часа. Вместо этого он напивался в стельку и доставал Тео по мере сил пьяными бреднями. К счастью, ему повезло с другом, не страдающим приступами острого любопытства. Не задавая вопросов, Тео оставался удобным прикрытием для его одиночных попоек, иногда выходящих из-под контроля.

Сегодня его очередное камерное празднование, стоило признать, началось несколько раньше обычного. Грейнджер с Уизли, счастливые и целующиеся прямо в Атриуме Министерства (Драко не знал, может быть, таков их ежедневный ритуал прощания) задели сильнее, чем он ожидал. Довольно много времени прошло с последней случайной почти-встречи-с-Грейнджер, и он оказался не готов к очевидной, бросающей в глаза разнице между ее и его жизнями. Грейнджер выглядела счастливой. В самом деле замужней женщиной без всякой игры в брак. У нее была настоящая семья, а не жалкая имитация. Та самая семья, которую он когда-то надеялся построить именно с ней. Не желая с самого утра думать о собственной жизни, рабочий день Драко начал с бокала маггловского виски. К вечеру бутылка была так же пуста, как и взгляд, которым он встретил вошедшего в кабинет Тео.

— Будешь? — Драко потянулся за вторым бокалом, но Тео покачал головой. Необычно серьезный и напряженный, он словно собирался что-то сказать. Драко, откинувшись на спинку кресла, сделал очередной обжигающий глоток. — Что ж, печально, буду напиваться в одиночестве.

Тео болезненно нахмурился.

— Сколько еще ты намерен убиваться? Драко, это ненормально.

— Что? С чего ты взял, что я убиваюсь? — Тео, не поддаваясь, решительно выдержал его насмешливый взгляд. Драко покачал головой. — Это бред.

— Я понимаю и вижу больше, чем ты думаешь. Я вижу, как ты ненавидишь свою жизнь. Не думай, что это незаметно. И ты ничего с этим не делаешь.

— И что я, по-твоему, должен сделать? Я не могу исправить то, что хотел бы. Если ты вдруг забыл. И я в порядке. Я даже женат.

— Твоя женитьба — это абсурд, и я не могу больше делать вид, что у тебя все в порядке. Послушай меня. Подожди, — Тео выставил вперед руку, заметив, что Драко хочет продолжить, — дай мне сказать. Я твой друг, в конце концов. Моя обязанность — сказать правду. Я никогда не хотел в это лезть, но... Слушай, я думал, со временем тебе полегчает. Обычно же так и случается. Но тебе, друг, не полегчало. Ты специально живешь так, как не хотел. Ты не хотел жить в Мэноре, но живешь... Ты застрял на работе, которую терпеть не можешь и... Да-да, — Тео с пренебрежением пожал плечами, — знаю: престиж, влияние на Министерство и все такое, но напомни-ка, когда ты в последний раз в этом нуждался? Оглянись вокруг, я тебя прошу. Поменяй хоть что-то. Твоя жизнь — отстой. Заметь наконец, насколько тебе повезло с Асти. Или хотя бы прекрати ее мучить этим подобием брака. Ты думаешь, она ни о чем не догадывается, раз ты так редко оставляешь ее одну? Что-то мне подсказывает, она не хуже тебя знает, в какой день ты предпочитаешь исчезать на целые сутки.

— Ну и какого ответа на эти свои нравоучения ты ждешь? Я нормально живу.

— Не надо ничего говорить мне. Просто обмозгуй. Я серьезно, Драко. Ты тень самого себя. Так нельзя. И, к слову... с каких пор тебя устраивает просто нормальная жизнь?

Драко опустил взгляд, уставившись на руки, сжимающие пустой бокал. Если бы все было так легко. Он мог перетряхнуть свою жизнь, перевернуть ее с ног на голову, развестись, жениться еще раз, снова развестись, пуститься в сплошное веселье или окончательно запереться в Мэноре наедине с отчаянием — и ничего бы не изменилось. Ничего из перечисленного не спасло бы его от самого себя. Того, каким он стал. Перемены в нем уже не имели обратной силы. Жизнь перестала казаться интересной и хоть сколько-нибудь приятной. Больше не существовало никого и ничего, что вызвало бы в нем иные чувства. Осталась одна тоска по прошлому, в котором когда-то очень давно была возможна совершенно другая, счастливая и полноценная жизнь.

Не выдержав, Драко встал.

— Тео, я понял. Считай свой долг дружбы — или что это было? — выполненным. Я тебя услышал и все такое. До завтра.

— Сегодня же...

— Ты сам пожелал мне перемен. Пока.


Недавняя окончательная громкая ссора с родителями, произошедшая сразу после помолвки, все еще угнетала, но Драко знал, что однажды отцу и матери придется смириться. Не станут же они в самом деле игнорировать своего единственного и любимого сына до конца жизни. Стоило просто немного подождать. Тем более, одной причиной их недовольства стало меньше. Драко даже не был уверен, что в Гермионе бесило отца в большой степени: статус крови или низкая должность в Министерстве. Иногда казалось, что именно последнее по-настоящему выводило отца из себя, как только он вспоминал, каким влиянием обладает Поттер. И каким могла бы обладать невеста его сына.

В их общий с Гермионой дом Драко, почти позабыв обо всех неурядицах, возвращался в приподнятом настроении. Он был счастлив. Полон надежд, планов и предвкушения. Сама мысль о скорой свадьбе до смешного странно грела сердце. Хотелось, чтобы весь мир признал их с Гермионой семьей. Кто бы знал, что он женится раньше Тео. Поразительно.

Аппарировав на крыльцо, он, с улыбкой на лице продолжая посмеиваться над собственной романтичностью, направился в дом. Обычно Гермиона к этому времени уже успевала вернуться с работы и встречала его еще на пороге. Но сегодня его встретил тихий холл, и на мгновение Драко встревоженно напрягся от непонятного предчувствия. Встряхнув головой, он постарался вернуться к прежнему расслабленному состоянию. Ничего не могло произойти. Просто Гермиона еще не вернулась домой. Или же, тут он довольно ухмыльнулся, его ждал какой-нибудь очень приятный сюрприз в… спальне. Он бы не отказался. Замечтавшись, Драко стремительно направился к лестнице на второй этаж.

— Будущая миссис Малфой, я дома! Где ты?

В гостиной он едва не упустил из виду сжавшуюся в кресле Гермиону. Заплаканную Гермиону.

— Что случилось? — Он сам не понял, когда успел оказаться рядом с ней. Гермиона подняла на него взгляд, и Драко вдруг застыл.

— «Что случилось?» — выплевывая слова, она вмиг вытянулась в кресле. — Я уверена, что ты лучше меня знаешь, что случилось!

— Ч-что?..

— …Просто объясни мне, зачем? Зачем ты так со мной поступил? Ты же знал, насколько это для меня важно! Ты знал, как никто другой! Как ты мог? Как ты мог это сделать? — давясь всхлипами, Гермиона почти хрипела, с трудом выталкивая из себя слова. — И тебе еще хватило наглости говорить мне, что тебе жаль! Ну как, хорошо повеселился, пока я ничего не понимала?

— Гермиона… я… Мерлин… Прости…

Она засмеялась.

— «Прости?» Ты уничтожил все, чего я успела добиться за эти годы. Ты знал, насколько тяжело было поменять хоть что-нибудь в этом закостенелом мирке, протащить хоть один проект о правах разумных существ даже на рассмотрение было практически невозможно. Я потратила четыре года на то, чтобы добиться запрета жестокого обращения с домашними эльфами. Четыре года на признание того, что очевидно кошмарно и жестоко, недопустимым! — Она перешла на крик. — Ты же знал! И все равно посмел… — зашептала она, словно враз растеряв всю свою ярость.

Драко было больно на нее смотреть. Он не знал, что сказать. Как он может объяснить, что хотел ей помочь? Что не мог больше наблюдать за тем, как ее потенциал и ум пропадают в никому не нужном отделе, который со дня на день собирались закрыть?

— У меня только начало действительно что-то получаться, мой отдел…

— Гермиона, послушай! Твой отдел все равно бы закрыли, он убыточный, ты сама это знаешь! Я просто сделал то, что мог, чтобы тебе помочь!

— Я не просила тебя об этой помощи! Ты пробил самую большую пробоину в тонущем корабле и теперь просишь меня еще и поблагодарить тебя за это?!

— Я не это имел в виду! Ты…

— О, именно это ты и имел в виду! Ты постоянно намекал, что моя работа недостаточно престижна или перспективна. Тебе даже в голову не пришло, что не всем нужны власть и престиж. Я делала то, что важно, и мне плевать, если людям вроде тебя это кажется недостаточно престижным!

— «Людям вроде меня»?

Гермиона его не услышала, продолжая с яростной болью отчеканивать каждую фразу.

— Ты просто взял и решил все за меня! Подергал за ниточки своих всемогущих чистокровных псевдовластителей мира, и они сделали мне одолжение, выделив приемлемое место для будущей жены Драко Малфоя Ты правда надеялся, что мне никто об этом не расскажет? — Презрение, читавшееся в ее взгляде, оглушило его.

— Я…

— Уйди.

— Что?

— Я прошу тебя уйти.

— Гермиона, послу…

— …Мне было так больно… а теперь я просто знаю, что не хочу тебя видеть. Никогда. — Она странно заерзала в кресле, руками выискивая что-то на сидении. — Вот, — она протянула ему руку. Драко с силой зажмурился, прежде чем снова посмотрел на ее разжавшуюся ладонь.

Гермиона возвращала ему помолвочное кольцо.

— Ты же это не серьезно? — Она молчала. — Нет, — Драко изо всех сил покачал головой. Внутри все холодело, и он уже едва мог разлепить губы для следующих слов: — Не может быть.

Лицо Гермионы сохраняло равнодушное, самое непоколебимое выражение, и Драко с трудом сдерживал подступающий ужас, леденящий сердце. Разве могло все рухнуть в один день?

— Я абсолютно серьезно. Ты уничтожил все. Я больше ничего к тебе не чувствую. Даже злость ушла. Я просто не хочу тебя видеть. Я сглупила, поверив тебе. Ты просто такой человек. Сын своего отца. Вот и все.

Драко дернулся. Лучше бы она его ударила. Впрочем, в некотором роде это и был удар. Гермиона хорошо знала, как посильнее его задеть. В голове запульсировало, а тело вдруг стало тяжелым и застывшим, но Драко пересилил себя и протянул к Гермионе руку. В полной тишине она уронила в его ладонь кольцо. С трудом развернувшись к ней спиной, едва передвигая ослабевшие ноги, он пошел прочь. Чем меньше шагов оставалось до выхода, тем сильнее ныло сердце и тяжелее было дышать. Не оборачиваясь, Драко открыл дверь и вывалился на крыльцо. Крутанувшись на ослабевших ногах, он аппарировал.

Внутри все разрывалось.


Пересекая полупустой Атриум Министерства, чтобы воспользоваться камином, Драко снова и снова возвращался к недавнему разговору. В чем-то Тео безусловно был до неприятного прав, но все же не понимал главного: что бы Драко ни сделал, что бы ни поменял в жизни, он все равно останется с неподдающимся изменению самим собой, если только не сотрет себе память, но этого никогда не будет. Он хочет помнить. Должен. Должен помнить, что сам все испортил. И ничего не сделал, чтобы искупить вину, пока это еще могло помочь. Он мог бы тогда заставить Грейнджер выслушать, принять его извинения, простить его, дать ему последний, самый главный шанс в его никчемной жизни. Он мог бы просто побороться, а не впадать в истерику и ждать, когда же она сама к нему вернется. Он не сделал ни черта. Злился, прикидывался равнодушным; затем, не выдержав, отправил несколько писем и пару раз попытался все-таки с ней встретиться, а потом просто решил подождать, раз ей не захотелось так быстро его прощать.

Спустя четыре с половиной месяца с того дня, когда Гермиона Грейнджер вернула ему кольцо, Драко узнал от Тео, что она, кажется, снова с Уизли. С тем самым Уизли, который бросил ее и Поттера в самый разгар войны. С тем самым Уизли, которого она каким-то, мать его, образом за это простила. И не было ничего хуже, чем понимать, что для нее любовь действительно была про другое. Про другого, которому она, видимо, могла простить все что угодно.

Появившись через несколько секунд в гостиной, Драко сразу же натолкнулся на удивленный взгляд домовика. Астории не было.

— Где хозяйка?

— Миссис Малфой ужинает, сэр, — эльф прижал уши, словно только что выдал большой секрет.
Драко, недоумевая, направился в столовую. Почему Астория села за стол без него? Не так уж сильно он опоздал. Его появление она встретила пораженным взглядом, который сразу же попыталась скрыть, но Драко увидел достаточно: удивленные эльфы, накрытый на одного человека стол, чуть ли не испуганная его возвращением жена. Тео оказался как никогда прав.

Драко обожгло стыдом.

— Я сейчас, только переоденусь, — отвернувшись от Астории, он направился в спальню, стараясь хоть как-то сгладить ужасную неловкость между ними.

За ужином они едва обмолвились парой фраз, прежде чем вернулись к скованному молчанию. Заставляя себя есть, словно ничего не произошло, Драко в мыслях снова и снова возвращался к первой реакции Астории. Как много она знает? Как давно? Он никогда по-настоящему не задумывался о чувствах своей жены, считал, что того, что он давал ей, было вполне достаточно. Внутренне он давно признал, что не мог предложить ей ничего, кроме уважения. Но если она знала, то он не дал ей даже этого.

На протяжении вечера пронзительное выражение ее глаз не шло у Драко из головы. Он вспоминал, какой была Астория в самом начале их отношений, и с горечью понимал, что за столько лет совместной жизни ни разу не придал значения случившимся в ней переменам. Он их даже не заметил. Потухший взгляд. Мягкие, чуть заметные улыбки. Краткость в разговоре. Ненавязчивость на грани невидимости. Что он сделал с ней? Астория, с которой он повстречался на свадьбе Тео, была совсем другой. Стеснительной, но очень эмоциональной. Смешливой, говорящей без умолку, заметной в толпе. Счастливой.

Спрятавшись за рабочими бумагами, он вновь и вновь прокручивал то немногое, что знал о своей жене, и скудность собственных познаний ужасала. Несколько раз он даже порывался задать Астории вопрос… Он и сам не представлял, какой именно. Ты несчастлива? Я ужасный муж? Ты всегда знала, что я тебя не люблю? Почему ты все еще со мной?

Мысли роились в словно разбухшей голове, за мгновение ставшей неподъемно тяжелой. Астория давно ушла наверх, и следовало пойти за ней, переночевать в собственной постели именно в этот день впервые за несколько лет. Без всякой надежды на покой Драко поднялся в спальню. Астория спала. На самом краю своей половины кровати, как будто даже во сне боялась ему помешать. С легким отвращением к своей жалкой персоне, отравившей помимо собственной и чужую жизнь, Драко лег в постель. Сон не шел. Алкогольный дурман выветрился окончательно. Сознание стало до тошнотворности трезвым, и ворочаться в кровати дальше не имело смысла. Невыносимость нынешней жизни впервые виделась ему настолько отчетливо. Он знал, что пора действительно подумать и принять решение. Стараясь не потревожить Асторию, он встал и направился в кабинет. Разжег успевший почти угаснуть камин, наполнил стакан виски, но так и не сделал ни глотка, застывшим взглядом уставившись на левый нижний ящик письменного стола. Драко не открывал его несколько лет, полагая, что так будет намного легче, но сейчас рука произвольно и вне его воли потянулась за палочкой и, в несколько секунд совершив нужные для заклинания движения, сняла все запирающие чары.

Послушный палочке ящик выдвинулся вперед. Внутри Драко по-прежнему нашел то, что прятал от всех, а иногда — и от себя. Медленно положив палочку на столешницу, он вытащил тонкую стопку ни разу не перечитанных писем, красную бархатную коробочку и затертую фотографию, навсегда сохранившую лицо молодой смеющейся девушки с буйными кудрями.

Драко, облокотившись о стол, поднял крышку футляра. В разливавшемся из камина свете кольцо казалось сверкающим пламенем. Драко до сих пор помнил, как точно так же в теплой полутьме их гостиной кольцо сияло на руке Грейнджер, только что ответившей на его шепотом высказанный вопрос согласием.

Он хранил кольцо не только в память о помолвке. Оно превратилось в символ всей не случившейся жизни, которую он когда-то собирался начать. Неизведанной и желанной, наполненной счастьем и теплом, принадлежащей миру, где его проводником была Грейнджер. Учившая его радоваться самым простым вещам. Сбивавшая с него излишнюю спесь и притворство, превращая в обычного человека. Позволявшая ему быть новым собой: сомневающимся, переосмысляющим войну, злящимся на родителей и себя. Грейнджер направляла, вела его к чему-то лучшему, чего сам по себе он достигнуть не мог. И уже никогда не сможет. Он не знал и не умел жить так сам, он не успел привыкнуть за крошечный год, отведенный ему словно в издевку. Как будто кто-то хотел показать, что можно измениться, изменить все вокруг... и лишиться шанса за одну ничтожную ошибку. Драко презрительно скривил губы, насмехаясь над собственным страданием. Эти… мысли, настигавшие его время от времени, пустые сожаления и надежды — все было сплошной глупостью, в которую он и сам уже не верил.

Появись сейчас Грейнджер (он давно разучился называть ее по имени) на пороге с признанием в любви, он бы не знал, что делать. Он не был тем Драко, каким она его знала, и она, естественно, тоже больше не была знакомой ему Гермионой. Их встреча обернулась бы встречей двух незнакомцев, и понимать это было больно. У него — у них — был шанс в прошлом, где он еще был молод, немного наивен, открыт и беззащитен перед чувствами. Сейчас, зачерствевший, закрывшийся от всего мира, он умел лишь сожалеть о собственных ошибках. Каждый день помнить, что по собственной вине уничтожил один-единственный шанс на жизнь своей мечты. Он был виноват. Перед Грейнджер, перед родителями. Перед Асторией, в конце концов.

Грейнджер не хотела его знать. Родители были мертвы. Астория оставалась рядом, но имел ли Драко право гробить ее жизнь вслед за своей? Теперь он знал, что должен отпустить ее. Дать ей шанс на нормальные отношения, а не держать рядом с собой. Он непростительно долго оставался трусом. Его жена определенно заслужила услышать правду, и он сумеет быть достаточно смелым, чтобы ее рассказать.

Опустошенный, но уверенный в своем решении, он отвел взгляд от кольца и наконец закрыл футляр. Обессиленно откинувшись в кресле, Драко уставился в темноту, чувствуя, как необычная, скорее эмоциональная, чем физическая измотанность накрывает его до тумана в голове и тянущей, но привычной боли в груди. Завтра. Он поговорит с Асторией завтра.

На старой фотографии в его руках Гермиона снова и снова смеялась и закрывала ладонями лицо.


— У меня от тебя голова кружится!

— А у меня от тебя — сердце болит, — он взял ее за руку, положив ладонь себе на грудь. — Чувствуешь?