Мелисса Гойл нетерпеливо переступает с ноги на ногу и щурится осеннему солнцу. Рядом с ней стоит строгая мать, и только это удерживает её от того, чтобы начать нервно кусать губы. Мелиссе одиннадцать, и мир «официальных приличий» — сущая скука. Она ещё не слишком хорошо умеет «держать лицо», и отец на неё за это сердится. Говорит, Мелисса — настоящая леди, а настоящим леди не пристало перекатываться с пятки на носок, стоя на одном месте подолгу, смеяться слишком громко тоже не пристало, и уж тем более нельзя грызть ногти или кусать губы. Мелисса старается, правда старается, но нет-нет, да и закусит губу, задумавшись. Тогда отец нахмурит брови, а мама посмотрит так, что хочется сквозь землю провалиться.

А вообще, родители у Мелиссы хорошие. Строгие, да, и со своими взрослыми странностями, но хорошие. И Мелисса у них — принцесса. Самая настоящая. У неё всегда было всё самое лучшее — платья, куклы, эльфы-домовики, сладости, книги... О родителях Мелисса будет скучать. Без них в Хогвартсе первое время будет, наверное, непривычно. Но ей хочется в школу, ей так хочется в школу, как только может тянуть вырваться, наконец, из-под родительского крыла в одиннадцать лет. В школе будет новая жизнь. В школе будут друзья, она знает.

У Мелиссы нет пока друзей, но есть старший брат. Грегори скучный и неразговорчивый, Грегори не любит смеяться и играть с Мелиссой тоже не любит, но это потому, что он уже слишком взрослый. А еще — совсем недавно Грегори приняли в очень важную организацию. Его туда повел папа, вечером они вернулись домой, и Грег хвастался татуировкой на руке. Около локтя брата — череп и змея, и Мелиссе они не понравились. Но папа сказал, что это очень почетно — иметь на руке такой знак, и что Грегори теперь — часть очень мощной организации, которая борется за лучшее будущее. Поэтому Мелисса братом гордится — он ведь занимается таким важным делом!

Мелисса пухленькая и смешливая, у неё черные вьющиеся локоны и карие глаза, у неё волшебная палочка — дуб и струны сердца дракона! — в кармане новенькой, с иголочки, мантии, у неё родители самые лучшие на свете и брат, который построит лучшее будущее — для неё. Хотя — куда уж лучше? Для абсолютного счастья Мелиссе не хватает только друзей.

А друзья будут уже скоро-скоро — поезд отправляется всего через десять минут.

— Ты уж присмотри за ней в школе, Грегори, — обеспокоенно говорит мама, целуя Мелиссу в пухлую щечку.

— Мам, ты же понимаешь, я буду занят... — бубнит брат, а мама только вздыхает:

— Конечно, понимаю, сынок. Но все-таки выпадет свободная минутка — проследи, чтобы с ней все было хорошо.

— Прослежу, — кивает Грег угрюмо, а Мелисса обнимает на прощание маму, подает ручонку отцу для церемонного поцелуя, улыбается радостно его прощальным словам:

— Будь умницей, принцесса!

И взрослая жизнь становится еще на шажочек ближе.


* * *

Грег, конечно же, оставляет её в первом попавшемся пустом купе и убегает заниматься своими сверхсерьёзными делами государственной важности. «Ну и ладно, — решает Мелисса, — без него даже веселей будет. И бубнить никто над ухом не станет. Хорошо!»

За окном сменяются ландшафты, сентябрьское солнце светит ярко-ярко, и она вновь щурит глаза, вглядываясь в высокое спокойное небо. Одной ехать скучно, и она уже думает выбраться из купе навстречу приключениям и друзьям, но тут друзья сами приходят к ней. Дверь открывается с легким шорохом и в купе заглядывают две растрёпанные головы. Взрослый смуглый парень смотрит на нее добрыми, но немного грустными глазами и говорит:

— У тебя тут не занято? — Мелисса энергично мотает головой — нет, мол, не занято, располагайтесь со всеми удобствами и чувствуйте себя, как дома. — Можно с тобой моя сестрёнка поедет? Она в Хогвартс первый раз в этом году, как, похоже, и ты.

Сестрёнка — худенькая и угловатая — зыркает сердито на брата и скрещивает руки на груди. Одета девочка странно — в брюки и рубашку, совсем как мальчишка, и Мелисса заинтересованно склоняет голову к правому плечу, повнимательнее её разглядывая.

— Конечно, можно! — торопливо отвечает она, не отрывая взгляда от своей новой знакомой. — Меня Мелисса зовут, а тебя?

— Игритт, — говорит та, и оказывается, что голос у нее сиплый, будто простуженный. Парень смотрит на сестру взволновано, щелкает шутливо по носу, присев возле неё на корточки:

— Не грусти, малая! Видишь, не одна ехать будешь!

— Дин, я не хочу, чтобы ты туда шел, — угрюмо говорит Игритт и цепляется тоненькими ручонками за шею брата.

— Ну, чего ты? Всё будет хорошо, я тебе обещаю. А ты поговори тут с Мелиссой пока. В школе увидимся!

И он выходит из купе, плотно закрыв за собою дверь. Игритт взбирается на сидение и утыкается унылым взглядом в небо за окном.

— У меня тоже старший брат есть. Только он не такой, как твой. Но я им все равно горжусь. Он за лучшее будущее борется, — говорит Мелисса, и соседка по купе переводит на нее взволнованный взгляд зеленых глаз:

— И мой тоже борется, — Игритт кивает сама себе. — Только я переживаю за него очень. Лучше бы ему не показываться в школе в этом году. Я-то маленькая, мне точно ничего не сделают, а вот Дину, наверное, достанется.

— Почему ему должно достаться? — удивленно округляет глаза Мелисса. — Папа говорит, что это очень почетно — будущее строить. Что это — геройство. Нет — героизм!

— Ага, — кивает Игритт, вновь зыркая исподлобья. — Но лучше быть живым и невредимым обычным парнем, чем мертвым героем.

«Странная какая-то эта Игритт», — думает Мелисса и пожимает плечами. Ну и пусть. Ведь она — ее первая подруга, первая сверстница, с которой можно вот так запросто поговорить. А то, что она похожа на нахохлившегося от холода воробышка — это ничего. Так даже интересней.

— А почему ты в штанах? — Игритт переводит взгляд на свои потрепанные джинсы и отвечает:

— Ну, так удобно же.

— Мама говорит, что девочка должна носить только платья, — задумчиво тянет Мелисса.

— А моя мама вообще ничего не говорит по поводу моей одежды! А в платьях неудобно по деревьям лазить.

— Ты лазила по деревьям?! — от восхищения и восторга Мелисса даже слегка подпрыгивает на сиденье. Игритт только пожимает плечами:

— Конечно. Меня ещё папа обезьянкой из-за этого называет.

— А мне на деревья нельзя. Эльфы смотрят зорко, и если б только такое увидели... ой, могу себе представить, какую взбучку мне мама устроила бы. Зато я на лошади ездить умею.

— Шу-утишь, — приходит время удивляться уже Игритт. — А где же ты лошадей нашла?

— А что их искать? У нас дома целая конюшня, — улыбается Мелисса и волосами встряхивает, словно лошадка гривой. — А ты приезжай ко мне на каникулы. Я тебя научу кататься, если захочешь.

Девочка-воробышек сразу смурнеет, и в глазах зелёных плещется такая горькая тоска, что даже яркое солнце, кажется, меркнет.

— Дожить бы до этих каникул, — говорит она тихо.

— Конечно, доживешь! Тебе же только одиннадцать лет, люди так рано не умирают, — уверенно заявляет Мелисса, но в ответ получает только угрюмый и какой-то совсем взрослый взгляд. Она задумывается на мгновение, чем бы порадовать новую подругу, потом лезет в карман мантии и достает оттуда шоколадную лягушку:

— Хочешь?

— Хочу, — кивает Игритт и добавляет тут же: — Обожаю шоколад.

— А я вот не очень люблю. Но мама полные карманы напихала, когда отправляла в школу.

Игритт жует шоколад, Мелисса смотрит на Игритт. «Она странная, но хорошая», — наконец решает про себя. И еще решает, что очень хочет дружить с этой грустной, но такой светлой девочкой. Наверное, это судьба свела их вместе в этом купе, и теперь они просто обязаны дружить до конца жизни. Вот только...

— А ты будешь со мной дружить, Игритт? — спрашивает взволнованно Мелисса, и соседка перестает жевать и пристально всматривается в её обеспокоенное лицо. Медленно-медленно переводит она взгляд с тщательно завитых мамой локонов на тоненькую золотую цепочку с кулоном-змейкой, потом на новехонькую шёлковую мантию и останавливает его на дорогих замшевых туфельках. На личике, перепачканном шоколадом, застывает сомнение:

— А ты не предашь?

— Что ты! — пугается Мелисса. — Не предам ни за что на свете!

Глаза Игритт в одно мгновение проясняются:

— Тогда буду, конечно!

— До конца жизни?

— До конца!

И Мелиссе кажется: то самое лучшее будущее, за которое борется её брат — уже наступило.


* * *

Большой зал производит неизгладимое впечатление. Смотришь вверх — а потолка нет, только россыпь ярких звезд на тёмном покрывале неба. И вокруг — свечи зажжённые летают! Не то, чтобы Мелисса никогда не видела летающих свечей. Дома, в поместье, часто свечи летали, но не в таком же количестве! Всё вокруг — сверкает, искрится, столько света, столько шума и галдежа. И столько народу сидит за столами факультетов! Мелисса в жизни своей столько людей не видела. Поэтому она идет вперед, разинув рот и крепко ухватившись за руку Игритт, не успевая замечать всё, а так хочется! Подруга, кажется, тоже поражена замком до глубины души, но смотрит на всё вокруг почему-то с опаской. Странная ты, Игритт! Смотри, звезда упала! Ну как можно этому не удивляться? Как можно этому не радоваться?

Строгая женщина вызывает их, перепуганных первокурсников, к колченогому табурету и надевает на голову старую потрепанную шляпу. Мелисса даже пугается немного — а как же её красивые локоны? Мама же всё утро старалась, чтобы дочь была сегодня в школе самой красивой! А тут шляпу напялят по самые глаза, так и вся прическа испортится.

— Ты что, совсем не переживаешь? — шепчет взволновано в ухо Игритт. — А вдруг шляпа не найдет для тебя факультета?

— Ну что ты! Для меня обязательно будет факультет! Самый лучший! — уверенно говорит Мелисса и ступает навстречу судьбе.

Когда шляпа касается головы, куда-то вдруг пропадает весь шум-гам Большого зала, его заглушает громкий приятный голос:

— Здравствуй, Мелисса, здравствуй... Доброта, наивность, склонность к капризам, избалованность, заносчивость... но в то же время — большие способности, усидчивость, сострадание... Куда же отправить тебя, Мелисса Гойл?

— На самый лучший факультет! — как можно громче думает девочка. — На Слизерин!

— Пусть будет так, малышка. Пусть будет так... — и уши снова наполняет шум, а шляпа кричит что есть мочи на весь зал:

— Слизерин!

Мелисса почти спрыгивает с табурета, показывает Игритт большой палец и топает уверенно к старшему брату, которого заметила издалека. Вообще-то, его сложно не заметить.

И только когда она усядется рядом с Грегори за стол самого лучшего факультета, когда бросит взволнованный взгляд на толпу еще нераспределенных первокурсников, только тогда заметит, что Игритт, её зеленоглазый колючий еж, медленно бредёт к табурету. Она увидит, как подруга взбирается на него, и как на глаза ей опускается старая шляпа. Несколько мгновений проходят в напряженной тишине, а потом зычный голос катится по залу, отражаясь от стен:

— Гриффиндор!

Мелисса глядит удивленно на сутулую спину и тонкие руки, на копну растрёпанных черных волос, она смотрит на свою подругу, которая идёт к противоположной части зала и садится за стол рядом с высоким пареньком, в котором Мелисса узнает ее брата. Игритт бросает ей через зал грустный взгляд и пожимает плечами: мол, ничего не поделаешь — а глаза у нее влажные.

Мелисса видит всё это, и её изумлению нет предела. Игритт должна была попасть на её факультет! На самый лучший! Ведь они решили до конца жизни дружить! А как же теперь?..

Она слышит звон приборов, и шорох мантий, и слитный гул перешептываний студентов. Она слышит голос профессора, объявляющего имя следующего первокурсника и даже звук шагов. Но лучше всего она слышит четкий, пропитанный ядом и презрением, голос своего брата:

— Грязнокровка...


* * *

— Странно это все, правда? — спрашивает Мелисса у Игритт, пока они вдвоем топают полутемным коридором к кабинету Защиты от темных искусств.

— Что именно? — спрашивает девочка-воробышек, повернув голову к подруге. Гриффиндорский и слизеринский шарфы переплетаются.

— Профессор Керроу вчера на уроке говорила, что есть разница между чистокровными волшебниками и маглорожденными, — Игритт напрягается мгновенно, как струна, что вот-вот лопнет, но Мелисса не обращает на это внимания. — Что чистокровные волшебники лучшие, а маглорожденные — как «опухоль в теле магического сообщества». Я потом пришла в гостиную и у Грега спросила, правда ли это. Он говорит — правда. А мне почему-то не верится.

— Почему это? — сердито бурчит Игритт, глубже засовывая руки в карманы. — Так и есть. Маглорожденные и полукровки — опухоль, и их нужно удалять. Это сейчас во всех газетах пишут.

— Я не читаю газет, — растерянно тянет девочка по фамилии Гойл, совсем неприлично шмыгнув носом.

— Зато я читаю, — огрызается подруга и хмурится. — Ты же чистокровнее некуда, Мелисса. Тебе это в голову с самого детства вдалбливали. Ты должна понимать.

— А я не понимаю. И ничего мне не вдалбливали, вот ещё. Меня просто... любили. Ведь есть же среди маглорожденных и хорошие люди. А профессор Керроу говорит, что они все — паразиты и портят нашу жизнь. Не дают построить лучшее будущее.

— Я полукровка, Мел, — выдыхает Игритт, а в голосе — отчаянья целое море. — Вас ведь учат таких, как я, презирать и использовать. Ты слизеринка, у тебя отец Пожиратель смерти, и брат тоже. Почему ты со мной дружишь?

— Ты чего, Игритт? — пораженно шепчет Мелисса в ответ, покраснев то ли от обиды, то ли от растерянности. — Ты чего? Мы же поклялись в поезде, ты что, забыла? Мы дружить будем до конца жизни! А кровь... кровь у всех нас одинаковая. Красная.

Игритт улыбается несмело и сжимает сильнее руку подруги.

Они так и входят в кабинет — держась за руки. Садятся на свою третью парту у окна и молчат. Зачем говорить ещё что-то? Самое главное уже сказано в коридоре.

Когда начинается занятие, в помещение входит профессор Керроу. Мелиссе хочется рассмеяться, когда она его видит — уж больно похож суровый профессор на свинку: сам толстый, глазки маленькие, нос пятачком. Но смеяться страшно — профессор злой, он сам не улыбается никогда, и другим не разрешает. Говорит, что к его предмету все должны относиться предельно серьезно.

— Сегодня мы будем говорить об одной из самых мощных и величественных ветвей магии. Заклинания, о которых пойдет речь, обладают огромной силой, они могут помочь вам подчинить, усмирить, заставить сказать правду. Они помогут вам сделать человека кротким, словно послушный котенок, помогут выйти победителем в споре и получить всё желаемое... — голос у профессора Керроу монотонный и тихий, и Мелиссе хочется лечь на парту и подремать часок. А вот Игритт сидит напряженная, боясь даже пошевелиться, следит испуганными глазами за подолом черной мантии профессора и, кажется, пытается слиться со стеной. — Вы, к сожалению, еще слишком малы, чтобы сотворить это заклинание самостоятельно. Но я не могу лишить вас удовольствия наблюдать, как его практикуют старшекурсники. Сегодняшнее наше занятие пройдет в соседнем кабинете, там когда-то работал дуэльный клуб, и места куда больше, чем здесь. Пройдите за мной.

Ученики послушно следуют за профессором в коридор, а затем входят в просторный кабинет, где их уже ждут семикурсники. Мелисса находит взглядом брата, тот стоит у стены рядом со своим неразлучным другом Винсентом, и машет ему радостно рукой, улыбаясь на все тридцать два. А еще видит брата Игритт — теперь она знает, что его зовут Дин — пробует улыбнуться и ему, но тот не отводит взволнованного взгляда от сестры.

— Итак, сегодня мы будем наблюдать действие заклинания Круциатус. Профессор Керроу на вчерашнем занятии рассказала вам о разнице между чистокровными волшебниками и грязнокровными ворами. Вы уже знаете о той ужасающей ситуации, что сложилась в наше время. И все благодаря Министерству, которое много лет сквозь пальцы смотрело на оккупацию магглами и их детьми-выродками магического сообщества. Заклинание Круциатус поможет вам поставить на место грязнокровного выскочку. И для демонстрации этого крайне полезного заклинания нам потребуется мишень, — профессор недобро сощуривается и останавливается возле Игритт, которая замерла, не двигаясь и втянув голову в плечи, не решаясь даже поднять на него глаза.

Амикус Керроу наклоняется к девочке и тихо-тихо, почти ласково шепчет ей на ухо:

— Мисс Томас, будьте добры, выйдите на середину кабинета.

Мелиссе кажется, что всю её опутали ледяными веревками. Холод затапливает сердце, заполняет всё тело, и она не может двинуться, не может говорить, не может даже топнуть сердито ногой в дорогой замшевой туфельке, крикнуть профессору о том, что все происходящее — ошибка, страшная, холодящая душу ошибка. Они не могут причинить Игритт вред, они не могут!

— Оставьте её в покое! — истошно кричит где-то с другой стороны аудитории Дин, пока Игритт медленно, едва передвигая ноги, идёт в центр круга. — Оставьте её! Ей одиннадцать лет, изверги! Возьмите лучше меня! Возьмите меня!!

Его крик обрывается резко, Дин замирает под действием заклинания Петрификус Тоталус, что так легко и быстро слетело с палочки профессора. И Мелисса понимает, что защитить Игритт она тоже не может.

—Тише, мистер Томас. Вы мешаете учебному процессу, — ухмыляется криво Керроу и обводит жадным взглядом старшекурсников. — Кто же продемонстрирует нам свои умения? Может быть вы, мистер Лонгботтом?

Высокий крепкий парень смотрит на учителя так, словно увидел его впервые.

— Вы хотите, чтобы я пытал Круциатусом одиннадцатилетнюю сестру моего друга у него на глазах? — спрашивает, презрительно и удивленно приподнимая брови.

— Да, я этого хочу, — хриплый голос профессора разрывает ледяную тишину, окутавшую Мелиссу, врывается в её уши пронзительным воем, и ей хочется зажмуриться, ущипнуть себя, проснуться — нет, нет, не может быть, этого не может быть, это всё страшный сон, это невозможно, только не с ней, только не с ней...

— Если вы и вправду думаете, что я это сделаю, то вы — старый больной маразматик, — говорит отчётливо тот парень, и в глазах профессора вспыхивает зловещая ярость, он взмахивает палочкой резко, голос срывается на визг:

— Круцио!

Парень падает на пол, его тело выгибается дугой, он с такой силой закусывает губу, что из уголка рта начинает стекать тоненькая струйка крови. Первокурсники, испуганно охнув, отшатываются к стенам.

— Ну что вы, не надо бояться, — говорит профессор Керроу, не отрывая взгляда от извивающегося на полу парня и не опуская палочки. — Это всего лишь урок для него. Урок… вежливости.

Игритт, как и все, смотрит на семикурсника с красно-алым галстуком, смотрит испуганно, загнанно и обреченно. Она глядит на то, как он молотит кулаками по холодному каменному полу, как приглушенно рычит, из последних сил сдерживая крик боли, как безумно вращаются глаза, ища помощи. Она смотрит на это все, маленькая, худая девочка с копной непослушных темных волос и невозможными зелеными глазами, и думает, что еще несколько мгновений — и то же сделают с ней. Ручки сами по себе стискиваются в кулачки, а коленки начинают дрожать от страха. Неужели это настолько больно?

— Итак, кто продемонстрирует всем свои умения? Кто готов поднять палочку и ясно показать разницу между чистокровными волшебниками и грязнокровными выродками? — говорит профессор, все еще не снимая гриффиндорца с прицела.

— Я это сделаю, — басит вдруг уверенно Грег и делает шаг вперед. Словно сквозь пелену Мелисса видит, как старший брат, который обещал построить для неё лучшее будущее, поднимает руку, направляя палочку на маленькую беззащитную девочку.

И только когда напряженную тишину аудитории разрывает отчаянный вопль Игритт, только когда она изломанной куклой падает на пол, не в силах устоять на ногах, только когда Мелисса видит на щеках подруги слезы, холод и оцепенение отпускают ее, и она выбегает вперед, повиснув на руке у Грегори, отчаянно крича:

— Нет, Грег, не тронь ее, не смей ее трогать! Она мой друг!!

Грегори Гойл медленно опускает палочку и смотрит на младшую сестру так, словно следующий Круциатус достанется ей.


* * *

— Ты не должна с ней дружить!! — орет он, тряся сестру, словно нашкодившего котенка. Мелисса не плачет, она ревёт, всхлипывая в голос, а сильные руки брата снова встряхивают её — маленькую тряпичную куклу. — Не смей больше с ней общаться!! Никогда!! Не смей, слышишь?!

— Но почему? — выдавливает она из себя сквозь рыдания, бьет маленькими кулачками брата что есть сил, но тот даже не замечает её потуг.

— Она уродка! Как ты не понимаешь?! Ты опозорила меня сегодня перед всем курсом! Она не такая, как мы!

— Ты сделал ей больно! — кричит Мелисса, яростно сверля брата взглядом, и горячие слезы обиды и страха опаляют, текут ручьями по милому полненькому личику маленькой принцессы. — Это ты урод!!

Она выворачивается и пробует убежать, скрыться за ближайшим поворотом, но Грегори настигает её за несколько шагов, хватает за руку, разворачивает лицом к себе и шипит, не скрывая злости и ярости:

— Если ты ещё хоть слово ей скажешь, я за себя не ручаюсь!

Мелисса зыркает на него злобно сквозь пелену слез, вырывает руку и бежит. Бежит что есть мочи, заливаясь слезами, бежит, чтобы спрятаться. Не надо ей их лучшего будущего, и теперешнего — такого — не надо. Уж лучше бы никогда не приезжать в эту школу, жить с мамой и папой, быть их доченькой-цветочком, девочкой-лапочкой, навеки маленькой принцессой...

Мелисса бежит, не оглядываясь, пролетает повороты, мелькают перед глазами угрюмые сварливые портреты, ныряет в один из проходов, мчится по нему, не обращая внимания на сбившееся дыхание и боль в ногах. Туфельки совсем не созданы для пробежек наперегонки с собственной болью. А тоннель всё ниже и ниже, стены всё ближе и ближе подкрадываются к ней, и потолок словно хочет раздавить...

Когда проход заканчивается, Мелисса с удивлением понимает, что находится уже не в замке, он мерцает огнями за её спиной, а впереди — только далекое туманное сияние над Хогсмидом.

Сентябрьский холодный ветер треплет тёмные кудряшки.


* * *

— Не делай такого больше, хорошо? — говорит Игритт тихо. — Или они сделают больно и тебе.

Они сидят на берегу тёмного озера, сидят, не двигаясь и не глядя друг на дружку. У Игритт глаза пустые, обреченные, у Мелиссы — серьезные и растерянные. Ветер гоняет опавшую листву, а небо хмурится — того и гляди, начнётся дождь. Девочки плотнее запахивают мантии и прячут носы в шарфы — гриффиндорский и слизеринский.

— Не делай такого больше, — повторяет воробышек, дрожа от холодного ветра. — Пообещай, что не сделаешь. Я не хочу, чтобы ты страдала из-за меня.

Мелисса поворачивает голову к подруге, набирает побольше воздуху в грудь, скрещивает решительно ручки на груди и говорит уверенно:

— Вам нужно бежать отсюда.

В зеленых глазах Игритт появляется далекий, невнятный огонёк надежды.


* * *

Она ведёт их уже знакомым переходом, ступая во главе маленького отряда. Она поворачивает в нужных местах, уверенно чеканит шаг. И сердце в груди стучит спокойно и размеренно — она всё делает правильно. Она спасает сейчас их — брата и сестру, единственных друзей, которых узнала за свою недолгую жизнь. Единственных людей, которые никогда не смотрели на неё, как на принцессу.

Мелисса дышит глубоко, она понимает — с каждым шагом вперёд для этих двоих спасение всё ближе. И кто знает, может быть, они когда-нибудь ещё встретятся, и Игритт приедет к ней в гости в поместье, и она научит её кататься на лошади. Да что там — она подарит ей лошадку, гнедую, молоденькую, чтобы вместе ездить на прогулки. А если им удастся сбежать из-под опеки эльфов-домовиков, то, возможно, Мелисса и на дерево какое-нибудь взберется.

Но сейчас главное — покинуть территорию замка, покинуть как можно скорее, и тогда у этих двоих появится то, с чем они уже попрощались. У них появится шанс. Шанс на ещё один день, ещё один шаг, ещё один вздох. Шанс на жизнь.

Они выходят на свежий воздух, и Мелисса вздыхает облегченно — добрались. Теперь Игритт и Дину — вправо, к лесу, а оттуда можно уже перемещаться куда угодно. А ей — обратно, в замок, пока брат не заметил её отсутствия. Но ничего, если даже заметил — можно сказать, что была у профессора Керроу, отрабатывала наказание за срыв урока. Никто не осмелится спросить.

Они стоят друг напротив дружки, две маленькие девочки, худющая и полненькая. Они смотрят друг дружке в глаза, и в одних — океан любви, а в других — бездна признательности. Игритт несмело делает шаг навстречу, обнимает тонкими ручками подругу за шею, прижимает к себе так сильно, как только может, зарывается холодным носом в кудрявые темные волосы, шепчет горячо на ухо:

— Спасибо огромное. Спасибо. Спасибо. Спасибо.

И кажется, что это «спасибо» застряло надолго у неё в голове, и что других слов сейчас не подыскать, их нет — все выдул вечерний ветер осени.

— Мы еще обязательно увидимся, — говорит уверенно Мелисса, обнимая подругу в ответ. — Я точно знаю.

Игритт кивает, не разрывает объятий.

— Нам пора, — тихонько шепчет Дин, нервно оглядываясь по сторонам и стискивая в руке волшебную палочку.

Игритт снова кивает и делает шаг назад. Она смотрит в глаза своему другу — настоящему, верному, нежданному. Брат берет её за руку, они разворачиваются и идут к лесу. Мелисса не может не смотреть им в след. И кажется, надо бы спешить назад, в замок, надо бежать к брату в гостиную, но она всё стоит недвижно и смотрит в спины уходящим друзьям. Так странно — они знакомы-то всего ничего, несколько недель, а вот ушли — и без них стало вдруг безумно холодно.

Так холодно, что руки начинают дрожать, и Мелисса опускает на них удивленный взгляд. Ведь на улице всего-то сентябрь, мантия хорошая, тёплая, а температура, кажется, даже ниже ноля. И что это за отчаянье и страх, заполонившие внезапно душу?

Они летят к ней, чёрные плащи. Один, два, три... десятки, десятки летят к ней, и Мелисса не успевает понять толком, что происходит, но в ушах почему-то звучат крики Игритт и не голос — рычание её брата. И радости с каждым мигом становится всё меньше и меньше... Мелисса понимает теперь — она уже никогда не будет счастлива. Ужас, леденящий, ядовитый ужас разливается внутри, опаляет внутренности, тяжёлым, душным пологом падает отчаянье, страх, боль и паника. Обреченность. И бежать некуда, и нет сил на этот побег... А через мгновение становится уже всё равно.

Где-то совсем недалеко бьётся в стальной хватке брата Игритт, бьётся, вопя от ужаса и пытаясь вырваться, но Дин держит сестру крепко, ему хватает одной руки, чтобы удержать её, ведь в другой он сжимает палочку, подпитывая своей магией серебристого вепря, разгоняющего дементоров вокруг них. Дин взрослый, он понимает, что стражей слишком много, одного Патронуса не хватит, чтобы сдержать их всех, тут выбор прост — либо они с сестрой, либо маленький колобочек Мелисса Гойл. И для него выбор очевиден.

Игритт захлёбывается криком, царапается и брыкается, она рвётся назад, к подруге, которой уже совсем не видно за безумным мельтешением черных плащей. Игритт маленькая, она плачет в голос и зовёт подругу по имени, она еще не понимает, что у них нет другого выхода. Дин понимает, что сестра его, наверное, никогда теперь не простит. Но лучше уж пусть не прощает, но дышит.

Он прижимает её к себе крепче, поворачивается резко вокруг своей оси и аппарирует.

Мелисса Гойл безучастно смотрит недвижными глазами в тяжелое хмурое небо.


* * *

Кейтилин Гойл выкинулась из окна собственной спальни в первую же ночь после того, как узнала о том, что её младшую дочь лишил души дементор.

Через три дня после того, как нашли тело его сестры, Грегори Гойл впервые убил.

Война только начиналась.