Нельзя сказать, что в доме более пусто, чем обычно. Здесь у каждого было своё место, и они могли бы не видеться неделями, если бы не регламентированные приёмы пищи.

Десять лет назад он наконец обрёл своих родителей. Навсегда, как он думал. Теперь, думал он, они всю жизнь проведут так, как те несколько часов в Большом зале Хогвартса - тесно прижавшись плечом к плечу, окружённые возбуждённой толпой победителей, которой не было никакого дела до троих побеждённых. И ему тоже не было дела - почти ни до кого. Нарцисса и Люциус вросли в него с двух сторон, и он был счастлив - впервые в жизни.

И первые несколько месяцев так оно всё и было - они практически не расставались. Сидели втроём у камина, молчали. Или плакали. Или тихо смеялись - Нарцисса вспоминала детство, изображала в лицах свою чокнутую семейку, и на несколько минут им удавалось забыть, что наследником Блэков является щенок оборотня, что грязнокровки на коне, что Тёмного Лорда больше нет. Забыть о собственной скудеющей крови. Спрятаться в прошлом, которое тоже не было особенно счастливым, но в котором были юность и надежда. Таков удел побеждённых. А ещё - жить, продолжаться. И он женился.

Он всё ещё мог выбирать. Он был высоким, стройным, белокурым и принадлежал к одному из старейших магических родов. Его душевных сил хватало только на привязанность к родителям, поэтому он выбрал Асторию - за полную дезэкзальтированность, заставляющую вспомнить известный анекдот о неотличимости живой англичанки от мёртвой француженки. Внешнее сходство с Нарциссой, деловая хватка её отца, чистокровность наконец - были лишь приятным дополнением к её бездонному и безграничному равнодушию.

Астория идеально вписалась в его битую армаду. И они поплыли дальше - без руля и без ветрил, по привычке.

Когда родился Скорпиус, Драко не почувствовал ничего, кроме ноющей тоски - всё опять начиналось сначала. Полное сходство ребёнка с отцом, дедом, и так далее, наводило на мысли о дурной бесконечности, семейном проклятии и прочем в том же духе.

Позже к тоскливой неприязни прибавилась ревность - Нарцисса и Люциус совершенно свихнулись на самом младшем Малфое. То, как они смотрели на мальчика, брали его на руки, кормили (Люциус и Нарцисса! С ложечки!), доводило Драко до ярости. Он сам понимал, что смешон, но ничего не мог с собой поделать - ему казалось, что его предали. На попытку тряхнуть стариной и закатить истерику отреагировала только Нарцисса - оскорбительным хихиканьем. Драко понял, что остался один.

В этом был и положительный момент - финансы требовали постоянного внимания. Люциус на всё плюнул и, когда не занимался внуком, не занимался вообще ничем. Забота о бюджете легла на плечи Драко, и Драко заботился. Сидел в кабинете сутками, копался в ненавистных пергаментах, а также, к его удивлению, в бумагах. Или же мотался по всей Европе - налаживал старые связи, искал новые.

Зелья. Компоненты для зелий: резервации магических животных, дендрарии, колдовские болота и родники. Водяные, нимфы, лешие - несговорчивые, тупые, похотливые. Они все были под эгидой отдела по контролю за магическими существами, в котором заправляли грязнокровки. Грязнокровки, пытаясь привлечь нечисть в своё братство угнетённых-но-дорвавшихся, развели среди лесного сообщества ужасно просветительскую работу. К счастью для Драко и для немногих настоящих алхимиков, не весьма результативную. Не понимали вчерашние угнетённые, что каждому своё. Грязнокровкам - гражданские права, водяным - дешёвый огневиски, нимфам - леших, лешим - нимф. И Драко, не сумевший договориться с собственной семьёй, прекрасно находил общий язык со всей этой нечистью - помогало полное отсутствие иллюзий на её счёт. Взамен - компоненты, которых больше ни у кого не было. Имя Малфой не внушало ни страха, ни уважения, но репутация у него со временем появилась - не слишком лестная, как всегда, зато, как всегда, полезная. Денежные дела восстановились, - правда, семейство не обратило на это специального внимания.

Потом, неожиданно для Драко, восстановилась Астория. Откуда ни возьмись, в ней появился огонь, и вспыхнула страсть - он так и не удосужился поинтересоваться, к кому именно. К лекции о загубленной юности и безответной супружеской любви он отнёсся спокойно, к попытке разгрохать фамильный чайный сервиз - с интересом. Сервиз принадлежал роду Блэков без малого триста лет, и ни на одном блюдце не было ни царапины. Реликвия не подвела - первая же брошенная в стену чашка заверещала: "Истеричка!", её товарки, как по команде, слетелись к Астории и синхронно перевернулись кверху дном, залив оборзевшую молодую хозяйку ледяной водой. Драко получил моральное удовлетворение и мгновенно согласился на развод. Он вообще был на всё согласен, радуясь ворвавшемуся в жизнь свежему ветру, не понимая ещё, что терпит самое обыкновенно крушение. Ветер перешёл в шторм, разогнавший армаду в разные стороны.

Астория укатила наслаждаться любовью куда-то на банановые острова - чего-чего, а такой безвкусицы он от неё не ожидал. Родители обвинили - почему-то Драко - в равнодушии к судьбе ребёнка и, прихватив означенного ребёнка, убыли куда-то в район Ниццы - тоже, если подумать, безвкусица. А он сидит в сгущающихся сумерках в своём - бывшем отцовском - кабинете, смотрит в тёмный камин. Флагман без флотилии. Да какой там флагман - остов, обломок гальюнной фигуры. Шторм потрепал его слегка и вынес на берег.

На берег необитаемого острова.

Можно представить себе, что семья сидит в столовой, и что его вот-вот пригласят к ужину, но зачем? Он один, дом пуст, камин чёрен, и в комнате почти темно, только в Руке Славы мертвенно светит болотный огонь.

Отчаяние? Нет. Пустота, а значит - смерть. Он сидит долго, у холода и темноты было достаточно времени, чтобы растворить его в себе. Он уже не чувствует своего тела, только в ушах глухо постукивает, стало быть, и в груди ещё пока тоже... Сердце? Насос для перекачки старой, отравленной вырождением крови. Надоедливое, неотвязное биение. Хватит, остановись, ничего уже не будет. Ты своё отработало. У родителей есть Скорпиус, у Астории - как-его-там... Замри, отдохни.

Он перевёл взгляд с камина на стол - даже это движение далось с трудом.

Его палочка. Стойкий боярышник, беспорочный единорог. Палочка выбрала Драко, очевидно, в насмешку - что общего у него со стойкостью и непорочностью?

А может быть, палочка ждала именно этой минуты?

Протянул руку, взялся за рукоятку негнущимися пальцами. Направил острие на себя. Успеет ли он увидеть чистую зелёную звезду Всеизлечивающего Заклятия? Хотелось бы увидеть...

Полыхнуло. Сначала оранжево-красным, потом всё-таки зелёным - не из палочки, правда, а из камина. И в зелёном пламени появилась растрёпанная голова.

- Есть разговор, - без обиняков сообщила голова. Голос у головы был неприятно знакомый.

Любопытно, он десять лет не видел её, но узнал сразу. Не иначе, от шока. Он же, баньши всем в глотку, запретил разжигать камины!

Его обожгло стыдом и гневом - как будто грязнокровка ворвалась прямиком к нему в клозет. Пусть проваливает, пока заготовленное Смертельное не полетело в торчащую из камина голову. Интересно, можно ли заавадить через камин?

Он хихикнул и слегка оправился. Послать бы её подальше, да неразумно это. Министерский работник, как-никак. Министерский работник, которому что-то очень нужно от Малфоя. Какие перспективы...

- Входи, - сказал он и зажёг свечи.

Зелёные языки взметнулись выше каминной полки и вынесли на ковёр грязнокровную звезду Гриффиндора, надежду Министерства Магии и прочая.

Малфой молча выпрямился в кресле, скрестив руки на груди, ожидая, пока нечаянная гостья счистит с себя сажу и остатки Пороха. Как-то странно она двигается. Как-то с трудом. И вообще - он прищурился - и выглядит странно. Очертания фигуры словно бы не в фокусе. И всмотреться нельзя - глаза болят. Отводящие чары?

Она медленно выпрямилась и взглянула на него. Он почувствовал этот взгляд, но глаз не увидел. Он и лица сначала не увидел - мутный блин, на котором прорезались вдруг глаза, вылепился короткий кукольный нос... Замерев от жути, он понял, что сам, своей памятью рисует её облик, и что лица у неё больше нет. Его затошнило от страха, и он почти выкрикнул:

- Грейнджер. Зачем ты здесь?

Она, видимо, раздумывала, с чего начать. Неуверенная Грейнджер - лет двенадцать назад он бы насладился этим зрелищем. Но теперь ему хотелось, чтобы она скорее ушла.

- Понимаешь, тут такое дело, - сказала она, - короче, вот что, - и провела палочкой перед своим лицом, словно сдвинула занавеску.

Малфой отшатнулся, ударившись затылком о спинку кресла - по семейному преданию, сработанному из железного дуба.

- Да чтоб тебя, Грейнджер!
- Уже, как видишь, - ответила ему стоящая перед ним незнакомая старуха.

Бледная, сморщенная, сгорбленная. Птичьи лапы. Вывернутые веки. Седая трясущаяся голова...

- Чтоб мне сдохнуть... - пробормотал Малфой.
- Неплохо бы, - проскрипела старуха. - Ну как, насмотрелся?

Малфой встряхнулся. Всё-таки он был магом, а перед ним была, скорее всего, жертва проклятья. Кроме того, перед ним была весьма пожилая леди. Малфой встал и сделал жест в сторону стоящего у камина кресла.

- Прошу.

Старуха хихикнула с влажным клокочушим звуком, от которого его передёрнуло.

- Какой воспитанный молодой человек!

Она медленно уселась, отчётливо хрустнув суставами, и юмористически уставилась на Малфоя.

- Может, угостишь стаканчиком?

Малфой ощутил приступ давно забытой зависти. Мерлин, что даёт ей силы так держаться? Попасть под проклятье, придти в дом старого недруга, очевидно, за помощью, да ещё и потешаться над ним. Нет, чтобы в ногах валяться...

Впрочем, она даёт ему время взять себя в руки.

Он направился к бару.

- Огневиски?
- Коньяку у тебя, конечно, нет, - капризно прошамкала она.
- Ноближ? - осведомился он.
- В смысле?... А, давай.

Драко, хмыкнув, подозвал бутылку и два пугающей красоты бокала - алых, с аспидно-чёрной резьбой. Повернулся к Грейнджер. В тот же миг к её креслу подъехало другое, стоявшее дотоле в углу. Между креслами утвердился низкий дубовый столик. Грейнджер следила за всеми этими передвижениями с неодобрением.

- Рабовладелец, - заявила она.
- Да, - ответил он, разливая коньяк по бокалам и садясь. - И все мои рабы живы и здоровы. За вольноотпущенных, к сожалению, я ручаться не могу...
- Да, не уберегли. Но это был его выбор. Добби погиб свободным, в бою, защищая дорогих ему людей. Тебе не понять.
- Так не трать на меня, непонятливого, время. Пей и говори, зачем пришла.
- Не хами бабушке, - строго сказала она и сунулась в бокал носом, похожим на ноздреватую картофелину. Одобрительно сморщилась - жуткое было зрелище - и сделала хороший глоток.
- Меня прокляли, - ссобщила она.
- Представь себе, я догадался. И как получилось, что он до сих пор жив?
- Кто?
- Тот, кто проклял.
- Не он, а она, - Грейнджер снова глотнула коньяку, и Малфой едва не отобрал у неё бокал. Ну кто так пьёт коньяк, что, в конце концов, за плебейство. - И с чего ты взял, что она жива?
- Проклятье держится, - осторожно заметил Малфой, видя, как дрожат её руки.
- Держится. И будет держаться. Меня прокляла Вальбурга Блэк.
- Кто?!
- Твоя двоюродная бабка... Или троюродная?
- Двоюродная, - пробормотал Драко и залпом осушил свой бокал.
- Ты расстроен? - осведомилась Грейнджер.
- Я, скажем так, озадачен, - мягко ответил Драко. - Я, скажем так, никогда не слышал о проклятьях, налагаемых портретами, призраками и прочими изображениями - объёмными или плоскими.
- Плохо, - сказала Грейнджер и ушла в глубину кресла.
- Что именно?
- Что не слышал. Я ведь тоже не слышала. Невербальным .... Я потеряла сознание, прихожу в себя, уже такая, - Грейнджер нервным движением провела ладонью по лицу. Драко сглотнул. - А вместо портрета кучка золы. Так и не знаю, я её сожгла, или она сама...

Она помолчала, тяжело дыша. Драко ждал.

- Я перерыла библиотеки Хогвардса и Дурмштранга. Я говорила с нежитью Трансильвании и Уэльса. Я даже консультировалась с японскими демонологами. Никто и ничего. А нежити и вовсе проверили меня на Заклятье Забвения, а потом, как и ты, решили, что у меня крыша поехала, и я не помню, как всё произошло. Иди, говорят, в св. Мунго... Наконец я написала Андромеде Тонкс. Сказала, что провожу исследование. Она мне осторожно посоветовала обратиться к тебе. Так получилось, что ты моя последняя надежда.
- Кто-то ещё знает?
- Кроме нежитей - никто. Им глаза не отведёшь...

Он слегка обалдел.

- То есть как - никто? А Уизли? А Поттер? Та же Андромеда?
- Никто - это значит, никто, Малфой. Из живых - ты да я.

Воистину, рехнулась. Не сказать никому и придти... сюда?

- Ты считаешь меня полным ничтожеством.

Он, не глядя, почувствовал её удивлённый взгляд.

- Интересный вывод...
- Единственный возможный. Ты знаешь, как я тебя ненавижу. Всегда ненавидел. Брезгал. И ты пришла сюда на ночь глядя, одна, никого не предупредив. - Он стискивал витую ножку бокала всё крепче. - Все карты у меня. Ты можешь сгинуть здесь, в логове чёрных магов. - Он хотел было иронически усмехнуться, но щёку свело судорогой. - Но ты точно знаешь, что у меня не хватит духу разделаться с тобой. Ты пришла, чтобы ещё раз вытереть об меня ноги...

С нежнейшим стоном бокал сломался у него в руке.

- Эй, - сказала она тем же настороженно-мягким тоном, каким он говорил с ней минуту назад. - Посмотри на меня.

Он не мог повернуть голову. Он невидяще смотрел в огонь, давя в себе истерику. Оказывается, все эти глухие годы он ждал её, чтобы высказаться... Смешно.

- Малфой, повернись. Не бойся.

Он взглянул. Какой всё-таки кошмар.

- Видишь? Прости, я ни секунды не думала о тебе. Я думала о себе и о детях.
- Хьюго и Роза.
- Скорпиус Гиперион.
- Следишь за мной?
- А как же. Знаешь, где я работаю?
- Отдел МАГИП.
- Правильно. И ты первый в списке неблагонадёжных.

Умная, умная грязнокровка. Маленький, белобрысый, трусливый гадёныш, никоим образом не повзрослевший и цепко руливший сознанием высокого белокурого мужчины, был абсолютно удовлетворён. Да, он неблагонадёжен. Он, подери вас всех кентавры, опасен. И то, что Грейнджер без запинки произнесла имя его сына в ответ на имена своих детей, доказывает - она боится его.

Грязнокровка у него в руках. Он может выгнать её. Это будет очень легко и, при этом, равносильно убийству. Не нужно махать палочкой и швыряться фамильными подсвечниками. Просто сказать "уходи". И она уйдёт со своей смертью, а он останется - со своей.

- Пошли, - буркнул он вставая.
- Так-таки и пошли? - подозрительно осведомилась Грейнджер.
- Пока да, - сказал он. - Там видно будет.

Старческие руки вцепились в подлокотники. Драко резко отвернулся. На него опять накатил ужас. Даже если теперь она сумеет снять проклятье - всё равно, через шестьдесят, восемьдесят, сто лет она станет такой, как сейчас. Беспомощность, безобразие, распад. Смерть...

Через целых сто лет. Не сейчас.

Время, перед которым бессильна самая мощная, самая тёмная магия, приняло облик полоумной Вальбурги и возжелало Грейнджер. Но Вальбурге он Грейнджер не отдаст.

Раз уж она пришла к нему - ни к муженьку своему, обладателю бладжероподобных кулачищ, и ни к своему всемогущему очкарику. Раз уж в целом свете ей может помочь только её старый враг...

Быть по сему.

Он повернулся, подхватил старушонку, всё воевавшую с глубоким креслом, под костлявый локоток и рывком поставил на ноги.

- Смерти моей хочешь! - ахнула она, одной рукой хватаясь за грудь, а другой - за Малфоя.

Драко расхохотался.

Десять лет летаргии - женитьба, рождение сына, запутанные денежные дела, развод - канули в прошлое. Это не прОклятая старуха, это жизнь пришла к нему сегодня. От него сейчас зависело всё. Он больше не был потерпевшим, жертвой, неудачником. Его не надо было спасать-вытаскивать-защищать. Он снова стал собой - Принцем Слизерина, надеждой, опорой и знаменем. Да. И он был не один. Мрачный дом, замерев, внимал этому смеху.

- Пошли, грымза, - приговаривал Малфой, таща Грейнджер к двери, - пошли, пошли.
- За грымзу ответишь, - задыхаясь, пообещала она. - Ох, ответишь... потом когда-нибудь.

Громадное помещение. Мрачное, разумеется, высоченное, но сухое и тёплое. Чересчур даже сухое, воздух почти как в сауне, только прохладнее. Гермиона принюхалась.

- Сухо как. Для пергаментов вредно.
- Кончай лезть не в свои дела, - посоветовал Малфой. Он держал её на пороге, потирая подбородок и озираясь.
- Грейнджер...
- Уизли, - машинально поправила она.
- Что? - высокомерно переспросил Малфой.
- Моя фамилия - Уизли, - въедливо пояснила она, - миссис Рональд Уизли.
- Нет, - сказал он после паузы, - исключено. Называть тебя Уизли я не в состоянии.
- Отчего же? Представь себе, что я его прабабка.
- Маггла - прабабка Уизли?
- Представь, что я - чистокровная в десятом поколении.
- Размечталась... Постой-ка.

Он отпустил её руку и шагнул в библиотеку. Встал в пол-оборота к двери.

- Войди.

Тяжело быть злым волшебником - собственного дома человек боится. Она вздохнула, привычно подавила кашель и переступила порог.

Из тёплого сумрака потянуло на мгновение шершавой подвальной сыростью С почерневших портретов уставились на неё невидимые в полутьме глаза. Уставились враждебно.

Но больше ничего не происходило.

- Достань палочку.

Гермиона послушалась. Её тревожила не столько неприятная атмосфера этого места, сколько сам хозяин - побледневший до свинцового оттенка.

- Я сейчас выйду. Я не знаю, что произойдёт. Не нападай. Поняла? И постарайся всё запомнить.

Она кивнула. Он встал на пороге.

- Грейнджер... Ты должна запомнить всё, слышишь?
- Ты нормально можешь объяснить?

Он угрюмо молчал. Она сердито махнула на него рукой.

Он отступил от двери.

Дверь захлопнулась со страшной силой, отрезая её от Малфоя. И от света.

Могильная тьма, глухая тишина. Шёпот... нет, шипение? Откуда-то издалека. Ближе, ближе, как шорох волны по песку. Шуршание чешуи? Как странно, что она, старуха, слышит это. Всё-таки шёпот, какие-то слова...

- Маггла!.. - выкрик. Отвратительный голос миссис Блэк.

Со всех сторон послышались шепчущие голоса. Злорадный смех.

- Маггла... Проклятая маггла...

Во тьме замелькали смутные белые пятна. Они сливались, являя некие неясные образы. Она невольно зажмурилась.

Яркий прохладный свет. Свежий сырой ветер. Две женщины - постарше и помоложе, с уродливо остриженными волосами соломенного цвета, голые по пояс, руки скручены за спиной, - привязаны спинами к деревянному, грубо оструганному столбу. У подножия столба - вязанки хвороста, вокруг небольшая толпа. В толпе - девушка лет пятнадцати, по виду судя, крестьянка, пышные каштановые кудри, румяные щёки, милые заячьи зубки. Нагибается, поднимает с земли острый каменный обломок...

- Нет, - шевелит губами Гермиона, - это не я...

Девушка размахивается. Гермиона очень хорошо знает это движение. Она всегда любила это чувство твёрдости в руке, всегда уважала себя за меткость...

- Нет...

Камень летит, попадает в низ живота той, что постарше. Гермиона вся покрывается потом от боли, подгибаются ноги...

- Нет!

Молодая бьётся и кричит. Старшая, превозмогая боль, выпрямляется. Она смотрит поверх толпы, ищет кого-то.

Следующий камень летит в молодую. Гермиона чувствует и её боль, и одновременно - жадный восторг крестьянской девушки.

- Ведьма!

Это горло Гермионы сжимается, издавая бешеный визг.

- Ведьма! Сука!

Высокий русый парень крепко берёт девушку сзади за локти.

- Уймись, Бесс.

Девушка на мгновение застывает. Её поза - с заведёнными за спину локтями - напоминает позу казнимых ведьм, и беспомощная ярость, одинаковая у всех трёх, душит Гермиону.

- Ах, ты!.. - Бесс с исступлённой силой вырывается из рук парня, бьет его по щеке так, что он шатается. - За шлюху свою заступаешься?

Она толкает парня в грудь, снова поворачивается к ведьмам, брызжа бешенством. В этот момент старшая увидела того, кого искала. Проследив за её взглядом, увидела его и Бесс.

- Вон он! - пухлая, ещё детская рука с ямочками у локтя, вытягивается, загрубевший от работы палец тычет в толпу. - Вон! Там! Ведьмак, ведьмино отродье!

Длинный, тощий, голенастый, беловолосый, прятавшийся, оказывается, совсем рядом, в ветвях старого приземистого дуба, спрыгивает с дерева и бежит петляя, как заяц. Толпа хохочет, и Бесс хохочет, вновь подбирает камень и швыряет - Гермиона чувствует - уже без всякой злобы, а только с презрением и со всегдашней меткостью. Белобрысый не успел отбежать далеко, камень рассекает ему лодыжку. Мальчишка спотыкается, чуть не падает, оборачивается. Гермиона знала, кого увидит - бледная перепуганная мордочка была знакома ей так же, как цветущее лицо Бесс. Этот Драко ощутимо моложе этой Гермионы, ему на вид лет двенадцать, совсем ребёнок. Гермиона чувствует жалость, но только до того момента, когда мальчик и Бесс встречаются глазами. Нет, он смотрит прямо в глаза Гермионе.

Знакомые белёсые гляделки наливаются знакомой ядовитой злобой. Знакомая гаденькая усмешка обнажает верхние острые зубы. Ответная брезгливая ненависть толкает Гермиону куда-то в желудок, и уже с радостью она чувствует колючую тяжесть камня в руке...

- Vetula senectus!

Ах ты, гадёныш.

Что это? Опять?!

Тело охватывают боль и жар. Сердце не бьётся, а дрожит, жилы и кожа вот-вот лопнут под напором крови, дышать с такой быстротой нельзя, да похоже,уже и незачем. Бесс хрипит, скрюченными пальцами силясь разорвать невидимую удавку, её лицо уже жёлтое, серое, морщинистое, волосы грязно-седые. Толпа молчит, поражённая ужасом, слышен только хрип Бесс, и вдруг молодая у столба, о которой все забыли, истерично, с визгом, хохочет.

- И тебе он не достанется, старуха! - кричит она, - не миловаться тебе с ним, детей своих не видеть! Скоро сдохнешь, скоро, скоро!

Она выкликает, сверкая закаченными белками, судорожно дёргаясь, хохоча и рыдая. Русый юноша в ужасе глядит на неё, потом на упавшую ничком обезображенную Бесс. Его сгибает пополам жестокая рвота.

Толпа, точно разбуженная, грозно ворча, поворачивается к ведьмам, на Бесс, неподвижно лежащую на земле, уже никто не обращает внимания. И на мальчишку тоже. Хотела того молодая или нет - она отвлекла всеобщий гнев на себя.

Старшая лицом, глазами, всем телом велит мальчишке - беги! Он потеряно качает головой, по грязным щекам бегут слёзы. Хворост уже дымится, старшая воспалёнными глазами вглядывается в белобрысого, что-то шепчет. Portus, угадывает Гермиона по движению спёкшихся губ. Мальчишку нелепо дёргает за ногу - не иначе, заклятие наложено на башмак - крутит вокруг оси, и его уже нет здесь, а огонь - вот он, бежит, и она кричит, и ведьмы кричат, и воет в смертной тоске пришедшая в себя старая, необратимо старая Бесс...

Хью... Роз...

...трещит и лопается кожа, вытекают глаза, обугливаются кости...

Сукин же сын, думает Гермиона, бросил меня здесь одну.

И умирает.

¹ "Колдуньи не оставляй в живых!" - Книга Исхода.

Она очнулась в мягком тепле. Полежала немного, пытаясь не просыпаться, не возвращаться в явь. Но действительность требовала осмысления, и, прежде всего, определения местонахождения, и Гермиона открыла глаза.

Комната большая, но уютная. Камин. На прикроватной тумбочке несколько склянок. Оливковые шторы задёрнуты и свет сквозь них сочится зеленоватый. Даже свет напоминает о Слизерине. А то ещё гости позабудут, где находятся.

Она села на постели. Задумчиво оглядела незнакомую ночную рубашку. Что-то она не помнит, как укладывалась. А что она помнит? Пришла, рассказала, попросила. Малфой согласился, повёл её в библиотеку... И велел ей всё запомнить. А она не помнит ничего. Старость не радость.

Старость? Чувствовала она себя довольно неплохо, лучше, чем обычно. Вдобавок, ужасно хотела есть

Она взяла одну из склянок и настороженно понюхала. Запах слабый, но такой горький, что сводит скулы. Секуринега¹? Хорёк очень уверен в себе, если применяет такое сильное средство... Или хочет её отравить.

Ладно. Если он её лечил, то, может, и накормит?

Где тут её вещи?

Она осмотрелась в поисках одежды. Взгляд её упал на камин. Вид оранжево-серого пламени, струящегося вверх по черным телам поленьев, вдруг окатил тошным ужасом.

Она вспомнила.

Он действительно хотел её убить? Или просто покуражиться? А она-то поверила - кому? Совсем из ума выжила...

Невысоко над полом сгустился и хлопнул воздух. Старый-престарый домовик, на вид ещё старше Кричера, явился перед Гермионой и слегка поклонился.

- Госпожа Гермиона ищет свою одежду, - утвердительно сообщил он.

Голос у него был совершенно к его облику и возрасту не подходящий - густой и мягкий баритон. Вообще, он был странный: одет не в постельное бельё, а в какую-то вязанную кишку с отверстиями для рук - вылинявшую, но чистую и тёплую. Приглядевшись, Гермиона решила, что это рукав старого свитера. То ли благодаря этому подобию одежды, то ли ещё по какой-то причине, эльф был исполнен чувства собственной значимости - старый верный слуга из хорошего дома. Тот, на ком всё держится. Совершенно непохож на беднягу Добби.

Гермиона взяла себя в руки. Войди сюда Малфой, непременно схлопотал бы для начала парочку нарывных проклятий, а то и просто раскалённой кочергой по голове, но домовик-то ни в чём не виноват.

- Да, я хотела бы одеться, - ответила она.
- Сию минуту. Чаю?
- Ээээ...
- Грамблер, к услугам госпожи Гермионы.
- Ты можешь звать меня миссис Уизли.
- Грамблер не может, - величественно возразил эльф. - Молодой хозяин велел Грамблеру называть гостью госпожой Гермионой.

Молодой хозяин так перетрусил, что подослал к ней старого домовика. Чаю предлагать. Дурак. И она хороша - расселась, как у себя в Норе. Бежать отсюда надо, вести сюда авроров, уничтожить это змеиное гнездо - и куда министерство смотрело все эти годы? Впрочем, Хорёк везде пролезет... И способен, как всегда, почти на всё.

- Госпоже Гермионе не стоит сердиться, - тихо сказал домовик. - Библиотека Малфоев является запретным местом даже для членов семьи, не достигших одиннадцатилетия. Всякий же взрослый волшебник, входящий туда впервые, подвергается искусу...
- Издевательствам он там подвергается, - проворчала Гермиона, зябко поёживаясь. Домовик величественно повёл тощей ручкой - одеяло поплзло вверх по её спине и укутало плечи. - Так и умереть недолго!
- С тех пор, как туда пробрался молодой хозяин, библиотека потеряла способность умерщвлять посетителей...
- И сколько лет было молодому хозяину?
- В тот день ему исполнилось восемь.

Гермиона испытала смешанное с жалостью удовлетворение, представив себе восьмилетнего Драко, попавшего во власть библиотечных кошмаров. Он там всё разнёс, как пить дать. Перепуганный Малфой - это страшная сила.

Грамблер, видимо, оценил перемену в выражении её лица. Столик с чашкой чая и вазочкой печенья подъехал и остановился перед ней.

- Госпоже стоит подкрепиться. Хозяин ждёт её к завтраку только через час.
- А сколько, кстати, времени?
- Восемь утра. Двадцать седьмое октября, вторник.

Она чуть не поперхнулась.

- Я что, уже сутки здесь?
- Госпожа была в беспамятстве, - сочувственно сообщил домовик.- Молодой хозяин и Грамблер выхаживали её.

С ума сойти.

- Я очень благодарна тебе, Грамблер, - сказала она, - мне, право, неловко...
- Госпожа Гермиона - желанная гостья в этом доме, - заявил Грамблер, выпрямившись и расправив для внушительности уши.

Гермиона всё-таки поперхнулась и поспешно схватила салфетку. Мир вывернулся наизнанку. Малфоевский эльф называет её желанной гостьей. А Малфой откачивает её после посещения собственной библиотеки. Что дальше?

Она поставила пустую чашку на столик.

- Ванну? - осведомился Грамблер.

А почему бы и нет? Правда, там зеркало. А в зеркале...

- Грамблер? Ты не мог бы чем-нибудь занавесить зеркало в ванной?
- Зеркало запотело, госпожа. Кроме того, я настоятельно рекомендовал ему воздержаться от комментариев.
- Спасибо, Грамблер...

...Скучный свет пасмурного дня, проходя сквозь прозрачные до невидимости стёкла высоких окон, наполнялся переливами бледных цветов. Вся столовая казалась уставленной косыми опаловыми столбами.

Малфой поднялся ей навстречу. Очевидно, при свете она выглядела ещё хуже, чем вечером - он взглянул на неё один раз, поспешно отвёл глаза и больше не смотрел.

Она удивилась тому, как это её задело.

Он сделал молчаливый приглашающий жест. Один из стульев отъехал от стола.

Ей опять до тошноты хотелось есть, но...

- Ты мог хотя бы предупредить.
- Мог бы - предупредил бы, - буркнул он, - Пойми, в первый раз через это должен пройти каждый. Если бы я тебя предупредил, ты бы просто не смогла войти. И я тоже. Давай, садись, ешь... Ты больше суток провалялась.

Она села. Чашка - черная, с зеленью и серебром - немедленно наполнилась дымящейся кремово-оранжевой жидкостью. Хороший чай. И чашка хороша. И скатерть хороша - аж хрустит, А уж ложки хороши так, что до них страшно дотронуться - казалось, полированное серебро исколет пальцы бесчисленными искрами. Но не руками же овсянку есть. Она решительно взялась за ложку.

- Слушай, - некоторое время спустя спросила она, с трудом отрываясь от овсянки, - чем ты меня пичкал?
- Что-то не так?
- Наоборот. Я вроде бы вижу лучше. И слышу. И овсянка какая-то... вкусная. В моём возрасте, знаешь ли, такая острота ощущений ненормальна. Начинаю думать, что Снейп не зря держал тебя в любимчиках...
- А начинать думать в твоём возрасте - это нормально?
- Вот я и спрашиваю - чем ты меня пользовал?
- Много будешь знать... - начал было Малфой и вдруг зажмурился. - Блин...

Гермиона захихикала. Драко тоже улыбнулся, правда, довольно криво.

Он тоже выглядел неважно - ссутуленный, серо-бледный, с кругами под глазами. Но выбрит гладко, шелковистый белобрысый хвост перехвачен синей лентой. Ничего не ел - попивал чай и старался не смотреть на сотрапезницу.

- Может, мне зачароваться? - раздражённо спросила она.

Малфой вздрогнул.

- Ни в коем случае. Лучше так... А чары твои никуда не годятся. Ты позавчера ввалилась ко мне практически без лица.
- Чары рассчитаны на тех, с кем я каждый день вижусь - пояснила она, - а ты меня видел в последний десять лет назад.
- А на улице?
- А по улице можно ходить, как есть. Мало ли старых ведьм...
- А ночью?
- А ночью меня никто не видит.
- Вот даже как...
- Мог бы догадаться, - буркнула она, утыкаясь в опустевшую тарелку.
- Как я мог догадаться? Я тебе - Грейнджер, а ты мне - я Уизли, Уиииизли, - провизжал Драко, несколько оживившись. Гермиона молча погрозила ему сморщенным кулаком, и он опять поскучнел.
- Не до догадок мне было, Грейнджер. Тебя лечил, дверь восстанавливал...
- Какую ещё дверь?
- Библиотечную, конечно.
- А что с ней случилось?

Глаза Малфоя вдруг блеснули - бесцветно и весело, как лёд на солнце.

- Я её сжёг!
- Зачем?!
- Минут, наверное, двадцать прошло, ты не выходишь, дверь не открывается. Ну, я и занервничал.

Малфой и теперь занервничал - принялся жевать булку с джемом.

- Хорошо горела, - с удовольствием сказал он.
- Слушай, ты что, ненавидишь свой дом?
- Библиотеку, - поправил он, - тебе Ворчун разве не рассказывал?
- Говорил, что ты в детстве туда забрался... Я ещё подумала, как ты не побоялся?
- Глупый был. Задиристый.
- Ты и сейчас такой же.
- Ничего подобного. Я сдержанный и мудрый - иначе бы ты здесь не сидела... Можешь не извиняться.
- Я и не собиралась. Но мне всё ещё интересно - как ты не побоялся? Ты же, ко всему, ещё и трус, Малфой.
- Трус. Поэтому не выношу, когда меня пугают. Родители пугали - я решил, что они меня дразнят.
- Они боялись за тебя.
- Да, конечно. За библиотеку они боялись! Ты же знаешь – ребёнок способен сломать всё на свете. Тем более - ребёнок-маг. В общем, перестарались они, и я пошёл.
- И?..
- Два портрета сжёг - стихийным выбросом. Нарушил равновесие, библиотека перестала убивать. Исправить ничего было нельзя, таких портретов тогда уже не делали. Отец рвал и метал, да я и сам расстроился...
- Подожди. Причём тут портреты?
- Как причём? Они и охраняют библиотеку. Наводят всякие видения, если выживешь - стало быть, чистокровный, добро пожаловать.
- Ты серьёзно?
- Конечно. Ты думаешь, почему у нас её не конфисковали? Боялись заходить.
- Боялись? Ты же там поломал всё.
- Ага. А потом встал на Трафальгарской площади и всем об этом громко рассказал. Думай, что говоришь. Кроме меня, отца и Ворчуна об этом никто не знал. Для всех библиотека Малфоев оставалась комнатой-убийцей. Странно, что ты об этом не знала. Я думал, о нашей библиотеке в Министерстве легенды ходят.
- Так, болтают что-то. Ничего определённого.
- Боятся, - вывел Малфой, очень довольный. - И все боялись. Даже Лорд боялся, знаешь ли...
- Твой Лорд вообще всего на свете боялся. Нашёл, кого в пример ставить.
- Я и забыл, с кем разговариваю. Гриффы, красные трусЫ.
- Слайт, зелёная сопля!
- Грейнджер. Не за столом же.
- Ты первый начал. И вообще, ты мне наврал!
- Я? Не может быть. Я знаю, когда я вру.
- Ты мне что сказал, когда я пришла? Что портреты проклятий не налагают.
- Так и есть.
- А в библиотеке они, по-твоему, чем занимаются?

Глаза Малфоя стали оловянными. Он медленно выпрямился и положил недоеденный кусок булочки на тарелку.

- Повтори, - потребовал он.
- Портреты. В библиотеке.
- Вот что значит привычка. Мне такое и в голову не приходило.

Он посидел ещё минуту, машинально складывая салфетку и глядя в пространство. Потом перевёл взгляд на Гермиону.

- Хорошо. Это после. Теперь расскажи мне, что ты видела.
- Тебя, - после паузы сказала она. - Ты проклял меня.

Малфой задрал белёсые брови.

- А поподробнее?

Поподробнее не хотелось. Жалкий гадёныш из видений далёкого прошлого ничем не отличался от Драко Малфоя - такого, каким он был в школе. Гермиона успела многое позабыть за прошедшие мирные годы: Малфой-стукач, Малфой-провокатор, Малфой-прихвостень Амбридж, Малфой-Пожиратель - почти стёрся из памяти, как второстепенный персонаж детской книжки.

Но позавчерашней ночью она его вспомнила. И теперь снова удивлялась себе - как она решилась ему довериться?

Впрочем, было ещё одно воспоминание.

Как-то летним вечером, вскоре после победы, они собрались у камина в доме Блэков - Гарри, Рон и она. Джинни возилась на кухне, помогая матери, а точнее, хлопоча вместо неё - первое время у Молли всё валилось из рук. Рон уснул на диване, а они с Гарри сидели на подушках на полу и глядели в камин, лениво творя узоры из рассыпающихся искр. Разговор шёл о тех, кто выжил, и, конечно, съехал на тех, кто выживал всегда - на Малфоев. Гермиона сообщила, что начинает завидовать их непотопляемости. Гарри посерьёзнел. "Знаешь, - сказал он, - тогда, в особняке, он узнал меня с первого взгляда. Узнал, без всякого сомнения. Он трясся так, что у него чуть зубы не выскочили. Но он меня не выдал. Не выдал – нас." Очередная туча искр превратилась в подобие Тёмной метки. Выползавший из мёртвого рта змей изогнулся назад и ударил череп прямо в пустую глазницу...

- Грейнджер, - позвал Малфой. - У тебя нет времени на раздумья. Ты умираешь.

Жестокость некрасива. Но очень заразна. Глядя в угрюмое лицо Малфоя, Гермиона рассказала всё - ни его, ни себя не щадя. К концу рассказа его глаза совсем выцвели - остался острый металлический блеск и скважины зрачков.

Закончив, она залпом допила остывший чай. Послышался протестующе-испуганный писк, из-под стола выскочил незнакомый эльф с дымящимся чайником и прижатыми от ужаса ушами.

Взвинченная собственным рассказом, она почти выкрикнула:
- Если он сейчас выльет на себя кипяток, я уйду!
- Что? - Малфой остутствующим взглядом посмотрел на домовика. Потом на Гермиону. Потом расплылся в нехорошей улыбке.
- Вижу, общение с Добби оставило неизгладимый след в твоём нежном сердце, Грейнджер.

Она, не глядя, схватилась за полную чашку, обожглась и зашипела. Из-под стола запищали совсем уж отчаянно.

- Цыц! - рявкнул Малфой. - Брысь! Чтоб духу не было!
- Малфой!
- И ты цыц! Дай подумать.

Думать - это святое. Но позволять Хорьку на себя орать? Она открыла было рот, но Драко быстро сказал:

- Я тебя очень прошу, помолчи.

Хорошо, она замнёт на время. И допьёт чай, пока бедняга домовой и вправду не учинил себе членовредительства.

- Ведьмы, ведьмы, - задумчиво протянул Малфой. - Это, должно быть, тысяча шестьсот сорок пятый. Охота на ведьм в Вильтшире. Тогда спасся только Бэзил Малфой, тринадцати лет.
- Вот так память, - агрессивно сказала она, чтобы скрыть неловкость. Тощий замученный мальчишка, камень в руке...
- Семейная история.
- И зачем всё это помнить?

Малфой сверкнул глазами, как змея.

- Чтобы знать, на что способны магглы!
- А на что способны маги?
- Не беспокойся, - хмыкнул он, - всё записано...
- А проклятье?
- Это самое Сенектус? В первый раз слышу, сквибом буду.
- Да ну тебя...
- Честное префектское, - он подозрительно развеселился, - но теперь хоть понятно, в каком времени искать. Так что пошли.
- Куда?!
- Туда.
- Не пойду.
- Не трусь, Гриффиндор! Ведь они тебя приняли.
- Кто?
- Портреты.
- Ну ни фига себе...
- Да-да. На вопрос они тебе ответили?
- Ох...
- Объективнее, Грейнджер!
- Ну, если объективнее, тогда конечно. Заклинание назвали и даже продемонстрировали...
- Вот! И этого мало. Ты горела - вместе с ведьмами. Они признали тебя ведьмой, Грейнджер!
- Вот спасибо! Век не забуду такой доброты!
- Тебе этот век ещё прожить надо. Так что пошли, пошли, пошли!

Следующий промежуток времени был довольно странным. Тёплым и тихим, заполненным шелестом страниц и сухим скрипом свитков, шоколадным запахом старой бумаги и едким - выделанной кожи. Тихие разговоры. Сосредоточенное молчание. Тощая ручка Грамблера, сующая под нос склянку с горьким варевом...

- Малфой, я на это не подсяду?
- Как раз это я и проверяю!

- ... А это у тебя откуда? Это же подлинная рукопись Ноланца!
- Откуда... Есть, и хорошо. Ты что, читать собралась?
- Ага. Раз уж так повезло.
- Положи на место, ненормальная! Иди сюда и читай хронику. Я тебя на год здесь запру, обещаю, но только потом, потом!
- А если у нас ничего не получится, и я умру?
- Я призову твой призрак, Грейнджер, и он станет вечным хранителем библиотеки Малфоев...
- Призрак грязнокровки?
- Зацени мою терпимость.

- ... Ужин на столе, сэр.
- На каком столе?
- На обеденном, сэр.
- Давай его сюда.
- Не дам, сэр.
- Вот зануда. Грейнджер, пошли ужинать.

- ...На чём мы остановились?
- На тысяча шестьсот сорок девятом...

- ... Грейнджер, который час?

Ветхая старуха подняла глаза от ветхих страниц.

- Поздно. Спи.

-... Сколько времени, Малфой?
- Спи. Ещё рано.

Пусть поспит. Дела плохи и пара часов сна ничего не изменит.

Хроника рода Малфоев касается только Малфоев. В ней содержались сведения лишь о Бэзиле Малфое, вернувшемся в родные места через пять лет после гибели семьи, отстроившем каменный дом на месте деревянного и зажившем тихо-мирно. Если не считать того, что население ближайшей деревни, присутствовавшее при казни Ортанс Малфой, тридцати девяти лет, и Флоранс Малфой, семнадцати лет, вымерло от чумы летом пятьдесят первого - до последнего щенка!

Драко осторожно перевёл дыхание и разжал кулаки. Долгая память...

Чтобы успокоиться, он прибегнул к старому способу - опёрся подбородком о ладонь и уставился на пламя свечи сквозь мерцание собственных ресниц.

Элизабет, прОклятая дочь кузнеца, упоминалась в хронике - в назидание и устрашение. О её дальнейшей судьбе ничего не было известно. Проклятье Старости дословно нигде не приводилось. О нём знали только портреты. Портреты. Портрет миссис Блэк...

- Малфой!

Ну, кто там ещё?

- Драко Люциус Малфой!

О как.

- Как посмел ты принять в своём доме грязнокровку?

Это его дом. И он будет решать, кто тут грязнокровка, а кто нет. К тому же...

- Вы впустили её, предок.
- Она заинтересовала нас. Волею слепого случая её магия сильна. Но речь не о нас, а о тебе!
- Она заинтересовала меня, - мстительно сказал Драко. – Её магия сильна, а грязнокровки ныне в чести.
- Чего же ты хочешь?
- Мне нужен способ снять проклятье.
- Такого способа в этом мире нет.

Он был готов к этому. Но всё равно, ответ оглушил его, и прошло несколько секунд, пока он понял, что собеседник всё ещё здесь.

- Что случилось с Элизабет, дочерью кузнеца?
- Спроси туатов.

- Уж послал, так послал, - услышал Малфой скрипучий старушечий голос, вздрогнул и открыл глаза.
- Ну и семейка, - сказала Грейнджер.


¹ Секуринега - (Securinega), род растений семейства молочайных. В листьях и молодых побегах этого вида содержится алкалоид секуринин, действующий (подобно стрихнину) возбуждающе на центральную нервную систему. (Википедия)

- Ты всё слышала?
- Да, - ответила она так спокойно, что он удивился.
- Они могли и вовсе не ответить, - пояснила она, - информации маловато, конечно, но и на том спасибо...
- Они не могли НЕ ответить, - высокомерно заявил он. - Они принадлежат Малфоям и обязаны отвечать на мои вопросы. На любой правильно поставленный вопрос.
- Правильно поставленный...
- Да. Но они, конечно, чего-то недоговаривают. Потрясём их ещё?
- Что ты хочешь узнать? Где врата в страну Вечной Весны? В Ирландии.
- Спасибо.
- На здоровье. Ты прекрасно знаешь, что точного места нет. У каждого свой путь и свой способ...
- Я сейчас знаю только то, что я вторые сутки толком не сплю. Я устал. Давай поговорим часа через четыре?
- Да, конечно. Извини.

Он отправился было к дверям, но обнаружил, что за ним никто не следует. Обернулся и строго посмотрел на Грейнджер. Она кивнула на груду книг на столе.

- Ты уверена? Вырубишься опять на сутки, возись тут с тобой...
- Ты же сам говорил, что эти штучки срабатывают только по первому разу. Не волнуйся, Малфой. Посижу тут, почитаю, может, найду что-нибудь полезное.
- Знаешь, мне кажется, что ты выдумала всю эту историю, чтобы добраться до моей библиотеки.
- Дурак ты, Малфой, и шутки твои - дурацкие!
- Не был бы дурак, не связался бы с тобой, так что цени мою глупость. Ладно, Ворчун за тобой присмотрит, а я пошёл.
- А Грамблер, по-твоему, спать не должен?
- Не имею права, пока во мне нуждаются, леди, - сообщил невесть откуда взявшийся домовик, - и, смею заметить, я могу за себя постоять.
- Вот именно, - поддержал Драко.
- Сговорились, - буркнула Гермиона, демонстративно отворачиваясь и утыкаясь в книгу.
- Полюбуйся, Ворчун. Она обзывает меня дураком. А сама поворачивается спиной к Малфою. Как по-твоему, кто из нас глупее?
- Из всего, что я слышал, сэр, следует, что вы обладаете примерно равными умственными способностями.
- Поняла, Грейнджер? - ухмыльнулся Малфой. - Это означает - сама дура.

И гордо удалился.

Заснуть не удавалось. Ему было тревожно. Портретам что-то очень нужно от них. Портрет проклял Грейнджер, портрет отправляет их в страну Вечной Юности. Их загоняют в ловушку, а они идут, мало того, ещё и прикладывают усилия, чтобы не свернуть с предписанного пути.

Малфой сел, упираясь кулаками в постель. Он не выносил, когда им пытались манипулировать. Тёмный Лорд был бездарным интриганом, и Малфой был почти благодарен ему за это. Под рукой Лорда он мог чувствовать себя тряпкой, ничтожеством, палачом, кем угодно - но только не марионеткой. И до чего он докатился - родной хлам пытается его использовать! Грейнджер права, семейка ещё та...

Страх был где-то рядом, но пока не касался его. Вряд ли груда антиквариата злоумышляет против Драко Малфоя. Им нужна Грейнджер. А он просто случайно оказался рядом. Может быть, и к лучшему.

С каких пор он сделался оптимистом?

С тех самых, как в его дом ввалился мозговой центр гриффиндорского трио. Носительница золотисто-алой удачи...

Но ведь удача изменила ей. Рыжий муженёк, вечный второй номер, свалил, очевидно, в припадке самоутверждения, Рыжая свекровь, по старой привычке, загребла детей, а сама она боится своего отражения...

- Ворчун, - негромко позвал Драко.

Домовик объявился.

- Ты помнишь, что позавчерашним вечером я запретил разжигать камины?
- Конечно, сэр. Грамблер очень стар, но Грамблер ещё не выжил из ума...
- Так почему же ты развёл огонь в кабинете?
- Хозяин очень озяб.
- Ты знал, что Грейнджер идёт сюда.
- Нет сэр. Грамблер не мог этого знать.
- Ну, положим, - пробормотал Драко.

Вредный старикан говорит о себе в третьем лице - стало быть, упёрся, и правды из него теперь клещами не вытянешь. Да и надо ли? Почуял ли Грамблер, что кто-то идёт, или Грейнджер сама угодила в камин точно в момент разблокировки - так или иначе, её удача всё ещё при ней.

- Ладно, ступай. Как она?
- Читает, сэр.

Каждому своё. Лично он - спать...

После полубредовой, полубессонной ночи старушенция была вполне себе бодра и энергична. А вот у Малфоя раскалывалась голова.

- Малфой! Ты дал зарок не есть, пока я в твоём доме?
- Голова болит.
- На, - она вытащила из кармана тёмную склянку и подтолкнула по столу по направлению к Малфою, - теперь ты будешь подопытным паучком.
- Шла бы ты с такими сравнениями, - проворчал Малфой, поймав склянку. Откупорил, проглотил содержимое и весь сморщился. - Слушай, горько же! Как ты это пила?
- Ты что, даже не пробовал?
- Нет. Зачем? Я же не себе, я тебе варил...
- Вот паршивец.
- Зато я лучший ученик зельевара! Где тут моя овсянка?
- Овсянка, сэр! - пискнул давешний домовик, высунувшись из-под стола, шлёпнув на тарелку Малфоя большущую ложку каши и без малого забрызгав хозяйскую мантию.
- Брысь! - прикрикнул Малфой. Домовик ахнул и юркнул под стол.
- Перестань наконец его шпынять!
- Кого? - удивился он, - никого я не шпыняю. Зовут его так - Брысь.
- Не морочь мне голову.
- Я и не морочу. Он новенький. Здесь всех новеньких зовут Брысь... Ладно, не заводись. Лучше рассказывай, чего ты там вычитала.
- Нам необязательно тащиться в Ирландию.
- Хорошо! Чем докажешь?
- Мы маги. И нам достаточно любой магической рощи. Где-нибудь среди холмов...
- На Запретный Лес намекаешь? - брякнул Малфой и прикусил язык.
- Да ты, оказывается, гений, Малфой. И столько лет это скрывал.
- Я бы не сказал, что это гениально. Во-первых, тоже далеко...
- У меня есть зарегистрированный портал. Хагрида навещать.
- Во-вторых, Хагрид! Спорим, он убьёт меня, как только увидит?
- Ты достал своими предрассудками! Хагрид ещё никого не убил.
- А меня убьёт. Он меня с детства не переносит.
- И я тебя с детства не переношу. Но сдерживаюсь. И он будет сдерживаться, обещаю.
- Ладно, тогда в-третьих. Даже если в Запретном Лесу есть Врата - как их открыть?
- Как-нибудь откроются...
- Не пей зелье так часто. У тебя, похоже, передозировка. Что за легкомыслие?
- Знаешь, в жизни не поверю, что у тебя нет ничего, помогающего пролезть туда, куда не пускают.
- Типа Мантии-Невидимки? - осведомился он.

Гермиона изумлённо уставилась на него.

- Мерлин, ты до сих пор завидуешь Гарри!
- Ага. Всегда завидовал. А уж с тех пор как он женился - просто погибаю. Мне бы и в голову не пришло жениться на женщине по имени Джиневра!
- Женщина по имени Джиневра не каждому по зубам, Малфой.
- Тем более всяким завистникам...
- С чего это ты так разошёлся? Ты уже придумал, как мы пройдём в Сид?
- Нет, ты не уводи разговор! Ответь, ты действительно считаешь, что я завидую Поттеру? Полукровке-сироте? Вечному мальчику для битья? Герою поневоле? Человеку, у которого н и к о г д а не было выбора?
- Был. Всегда. Со дня Распределения и до последней минуты, когда он использовал Разоружающее, а не Смертельное...
- Он просто не смог. - Всё шутовство слетело с Малфоя. Он уже стоял наклонившись, опираясь ладонями о стол, и сверлил исподлобья почерневшими глазами. Сухое лицо дрожало и шло красными пятнами. - Его не учили...
- А тебя?

Спокойный вопрос подействовал, как пощёчина. Малфой зажмурился и резко втянул воздух сквозь зубы.

- И я не смог. Тоже... Меня не растили героем...

Он пошатнулся.

Злоба, стыд, ярость, бессилие. Отвращение. Поражение...

Сквозь гул в ушах он услышал скрип отодвигаемого стула, звук медленных шагов. Сухая ладонь невесомо легла на его руку.

- И убийцей тебя не сделали, - мягко сказала Грейнджер. - Как ни старались. Сядь, Драко, успокойся...

Он почувствовал её слабые руки на своих плечах, и, подчиняясь им, опустился на стул. Глубоко вздохнул. Вторая пара высохших ручек, гораздо меньших, поставила перед ним стакан с водой.

- Пей, Драко, - его невесомо погладили по голове. К нему уже сто лет никто не прикасался, и с непривычки он весь покрылся гусиной кожей.
- Спасибо, бабуля, - пробормотал он, приходя в себя, и жадно выпил воду.

Грейнджер и Грамблер смотрели на него с совершенно одинаковым выражением настороженности. Ему стало смешно.

- Испугались, старичьё?
- Ты настоящий истерик, - сообщила Грейнджер.
- Но любите вы меня не только за это, - машинально отозвался Малфой, не отводя взгляда от рук Грамблера.
- Эй, - позвала Грейнджер.
- Да, - откликнулся он, - не только за это, а ещё за огромную интеллектуальную мощь!
- Грамблер, ещё воды, - велела Гермиона. - Ледяной. Ведро.
- Тебе за шиворот! - огрызнулся он.
- Ты всё-таки придумал? - догадалась Гермиона.
- Рука! - Провозгласил Малфой. - Пошли!
- Я же не могу так быстро, Малфой!

Малфой схватил её подмышку и почти бегом потащил в кабинет.

- Вот! - сказал он, останавливаясь перед столом.
- Это же... - Грейнджер неуверенно протянула руку. Малфой удержал её.
- Не трогай чужие вещи. Мало ли, как она на тебя отреагирует.
- Действительно, похожа на руку эльфа. Только очень большая...
- Ну вот. Если уж она не откроет Врата - значит, нет на свете магии.
- Малфой. Я могу послать Молли сову?
- Сову. Не филина.
- Ясно, ясно...
- Что ты хочешь сообщить?
- Что задержусь в командировке, - хмыкнула она, зашаркав по направлению к двери.
- С ума сошла, старая? Собралась со мной в Запретный Лес?
- Для начала прикрою тебя от Хагрида, - ядовито ответствовала она, - ты же боишься. А там посмотрим.

И уплелась.

Да, он боится. Блин, надо было быть безбашенным гриффом, чтобы не бояться полувеликана. Тупым, безбашенным гриффом, чтобы не бояться Хогвартса.

У Лорда хоть было понятно, чего ожидать и к чему быть готовым. А можно ли быть готовым к тому, что творилось в этой, с позволения сказать, школе? К троллям, драконам, трёхглавому псу, Василиску, кентавру в качестве преподавателя, Кровавому Барону, если уж на то пошло? К Запретному Лесу?

Он представил себе, как бредёт по корягам, заболоченным полянам, всё глубже в чащу... и тащит с собой Грейнджер. Н-да. А с другой стороны, разве решится он пойти в одиночку?

- Чего ты ждёшь? - сварливо спросила вернувшаяся Грейнджер. - Одевайся, бери свои склянки, пошли!
- Это, скорее, твои склянки, - поправил он, заворачиваясь в поданную Грамблером тёплую мантию. Вторую мантию домовик протянул Гермионе.
- Не нужно, Грамблер, спасибо, - смутилась она.
- Октябрь, леди. - Сообщил домовик. - Шотландия. Лес.
- Возьми, Гранж¹, - рассеянно сказал Малфой, рассовывая по карманам всякую мелочь, - он ведь не отвяжется...
- Как ты меня назвал?!
- Да так, фамилия твоя навеяла.
- Пишется, между прочим, по-другому.
- Зато слышится именно так. Ну, и прикид у тебя соответствующий. Сейчас, говорят, модно выглядеть так, будто тебя на помойке нашли. Или в твоём случае так оно и есть, а, Гранж?
- Harkirvis...

Малфой моментально пригнулся.

- ...Machav²!!

Чучело совы на камине встрепенулось, выплюнуло пару слизней и застыло вновь.

- Любимое заклятье семейства Уизли, - ностальгически вздохнул Малфой. - И оба вы не умеете его накладывать. - он самодовольно ухмыльнулся и обернулся, чтобы посмотреть, как Грейнджер пытается метать молнии из старых глаз.

- Я вам очень благодарна, мистер Малфой. Ваша помощь поистине неоценима. Не смею более вас затруднять.
- Из благодарности мантии не сошьёшь, мисс Грейнджер. Моя помощь имеет цену, и вы вполне можете её заплатить.
- И какова же ваша цена?

Мерлин, сколько презрения в голосе.

- Запретный Лес, мисс Грейнджер. Единственный магический заповедник, куда до сих пор мне не было доступа.
- Ты так боишься Хагрида?

Драко жалостно поднял брови.

- А может, мне перед ним стыдно!
- Что ж. По рукам - с условием, что ты перестанешь меня оскорблять.
- Обещаю сдерживаться, но поклясться не могу. Ты постоянно меня провоцируешь.
- Что?!
- Ладно, ладно, я же сказал, что постараюсь. И сделай милость, оденься. Ворчун тебе мою лучшую дорожную мантию притащил. Верблюжья шерсть, двойной слой непромокаемых чар, сумасшедших денег стоит. А ты брезгаешь...

Она завернулась в серую мантию (Грамблер засуетился вокруг, подгоняя по размеру) и мрачно уставилась на Малфоя.

Тот подозвал Руку Славы и махнул Грамблеру, чтобы тот отошёл подальше.

- Портал, Гранж...Грейнджер?

Она вынула из кармана и увеличила нечто настолько неуклюжее, что даже нельзя было понять, что это.

- За что здесь держаться? - озадаченно спросил Малфой.
- За ...! - рявкнула она и закашлялась.

Малфой ахнул и схватился за сердце.

- Можно и так, - Грейнджер перешла на нормативную лексику, - но лучше держись вот здесь...

Похоже, это полувеликанья кружка. Они в четыре руки взялись за ручку, и осталось ещё много свободного места.

- Хижина Хагрида.

Новое обиталище Хагрида отличалось от старого лишь меньшим количеством мха на стенах. Запах тоже не изменился - пахло деревом, зверинцем, болотом, словом, чем угодно, только не человеческим жильём. Драко сморщился и тут же получил локтём в бок.

- Только попробуй скорчить Хагриду такую рожу, - прошипела Грейнджер.- Превращу... сам знаешь, в кого.

Драко содрогнулся. Про себя.

- В кого-в кого ты меня превратишь?! - восхитился он.
- В хорька, придурок, - фыркнула она и подняла руку, чтобы постучать в дверь.
- Думаешь, он тебя узнает? - спросил Драко, на всякий случай держась позади Гермионы.
- Проверим, - раздумчиво ответила она. - обычно Хагриду всё равно, как я выгляжу.

Малфой сдержал улыбку. Кажется, он плохо влияет на Грейнджер.

Звука от её кулачка почти не получилось, тогда Малфой машинально шагнул вперёд и крепко стукнул в дубовую дверь.

Дверь открылась, и Малфой попятился. Он предпочитал вообще не вспоминать о Хагриде, и вот результат - забыл, насколько тот огромен.

Не то, чтобы он никогда не видел великанов. Приходилось, но давно. На заре туманной юности он пытался наладить с ними обмен, но они оказались тупее троллей. А уж представить себе смешанную семью... нет, у Малфоя просто не хватало воображения. Это же Мерлиново чудо, что Хагрид овладел человеческой речью! Малфой всё ещё продолжал считать Хагрида кем-то вроде дрессированного медведя, а кто знает, на что способен медведь - учитывая, что гениального дрессировщика более десяти лет нет в живых... Одним словом, Малфою сделалось очень не по себе.

- Мистер Малфой, - неприязненно пророкотал Хагрид. Без удивления, впрочем. Может быть, он не умеет удивляться?
- У вас ко мне дело?
- Здравствуй... те, мистер Хагрид, - ответствовал Драко, в замешательстве оглядываясь на Гермиону. Хагрид тоже перевёл на неё взгляд и смотрел долго, наверное, целую минуту. Потом уставился на Малфоя. Выражения чёрных мохнатых глаз Драко не понял, но на всякий случай быстро сказал:
- Это не я.

Хагрид вопросительно взглянул на Гермиону. Та хихикнула.

- Точно, Хагрид, это не он. Впустишь нас?
- Надо же, беда какая, - вздохнул Хагрид и посторонился, пропуская их в дом.

Малфой сидел на громадном табурете, одним глазом следя за ворочающимся у плиты Хагридом, другим - за Грейнджер. Она уже оставила попытки свернуться клубком в огромном кресле - в её теперешнем состоянии эта, очевидно, привычная поза была невозможной - и просто болтала недостающими до полу ногами, изредка постукивая каблуками о деревянный цоколь, точно отбивала такт своего рассказа. Этот стук действовал Драко на нервы - как будто в гробовую крышку, честное слово...

Гермиона рассказывала. Хагрид не поворачивался к ней, но его огромная спина, до половины закрытая седеющей гривой, выражала огромное сочувствие. Малфой прислонился к тёплой бревенчатой стене, прикрыл глаза...

Внезапно в окно вломилось нечто большое и чёрное. Драко вскочил, выхватив палочку, Гермиона ахнула, Хагрид даже не обернулся.

- А, Черныш, - сказал он.

Громадная летучая мышь облетела комнату, вцепилась когтями в закопчённую потолочную балку и повисла точно над головой Гермионы. Драко подумал, что, будь он летучей мышью, сделал бы то же самое и получил бы удовольствие от стараний Грейнджер не смотреть вверх.

И хорошо, что она не смотрит. Драко усёк с первого взгляда - южноамериканский Большой Десмод. Вампир. К тому же - ненормально огромный, раза в два крупнее, чем положено. Ещё и чёрный. Жуткое чудище, в стиле всех Хагридовых питомцев.

- Ох, - сказала Гермиона, - это что, новый любимец?
- Или всё-таки любимица? - уточнил Малфой.

Когда выяснилось, что Хагрид растил дракона, а вырастил драконессу, слизеринские виршеплёты разразились целым фонтаном неприличных эпиграмм. Декану, разумеется, не зачитывали, но он, как обычно, был в курсе и поглядывал на остряков с угрюмым одобрением...

- Перво-наперво, не "что", а "кто", - строго сказал Хагрид, - и лучше вам это запомнить. За "что" он и на голову наделать может. А насчёт мальчик или девочка - самец, как пить дать. Уж вы мне верьте.

Драко закашлялся. Гермиона строго посмотрела на него.

Тварь тихонько покачивалась и, казалось, дремала. Драко готов был поклясться, что она прислушивается.

- Где ты его взял? - настороженно спросила Гермиона.
- Я его не брал. Он сам прилетает, когда захочет.- сказал Хагрид. - Ты говори, говори, я слушаю.

Гермиона продолжила. Хагрид уставлял стол кружками, тарелками и прочими атрибутами чаепития. С годами он, кажется, стал ещё более неуклюжим, к тому же, сильно хромал, и Драко безотчётно отодвинулся подальше от стола, и не особенно удивился, когда десмод, забавно перебрав лапами по потолку, сделал то же самое.

- Что же, - сказал Хагрид по окончании рассказа, - это вам, стало быть, в Тайную Логовину...
- Где это? - спросила Гермиона.
- Там, - Хагрид махнул ручищей куда-то в сторону Леса. - На противоположной опушке, ближе к холмам. День ходу, наверное, а тебе, Герми, как бы не все три... И то, если дойдёшь...
- Спасибо, Хагрид, - серьёзно сказала она, - ты настоящий друг.
- Ну, а чего?- виновато пробубнил он. - Дорога трудная. А проводить я вас не смогу - нога у меня болит. Да и в лучшие времена фэйри меня близко не подпускали...

Драко сделал над собой героическое усилие.

- Давай, я один пойду, - предложил он Гермионе, - и всё выясню.

Она задумчиво посмотрела на него.

- Испугаешься один, - сказала она.

И тут десмод спланировал из-под потолка прямо на плечо Малфою. Тот едва удержался, чтобы не заорать. Гермиона, судя по лицу - тоже.

- Точно! - обрадовался Хагрид. - Черныш проводит. Он Лес знает прям как свои пять. С ним не пропадёшь.

Послал Мерлин проводника, подумал Малфой. Тварь впивалась когтями в плечо, топорщила крылья и тихонько посвистывала. И на Драко вдруг снизошёл покой.

- Да, - тихо сказал Гермиона, - с ним ты, пожалуй, дойдёшь.
- Вот и ладно, вот и хорошо, -- бодро сказал Хагрид. - Только скоро темнеть начнёт...

Надо идти, подумал Драко, обязательно нужно идти.

- Малфой?
- Я пойду, - ответил он. - А ты возвращайся домой и жди.
- Драко...
- Я вернусь, и скоро. - Он ухмыльнулся. - Им не нужен я, им нужна ты. И они знают, что времени у тебя мало.
- Ты...
- Я ничего не боюсь, - ответил Драко несколько даже удивлённо. - Со мной там ничего не случится...

Хагрид вдруг пошёл вон из дома, бормоча что-то вроде "Корма гиппогрифам задать". Десмод снялся с плеча Малфоя и устремился вслед за полувеликаном, не преминув задеть крылом седые волосы Гермионы. Она нервно провела рукой по голове, не сводя с Малфоя испытующего взгляда.

- Я расскажу тебе, что я видел в библиотеке, тогда, в самый первый раз, - тихо сказал он. - Я видел почти то же, что и ты. Костёр, ведьм, Бесс, швыряющую в меня камнями. Я видел и понимал, что моя мать и моя сестра горят сейчас на костре, потому что маггла донесла на них, потому что моя сестра снизошла до маггла... до деревенщины. И я поклялся, что больше в моей семье этого не будет.
- Драко...
- Молчи. Я видел рожу того, кто погубил мою сестру. Я чувствовал боль от камней. Смотри!

Он наклонился и резко дёрнул штанину вверх. На открывшейся лодыжке - длинный, блестящий, белый от старости шрам.

- Я запомнил всё, что мне показали. Но мне не показали главного - проклятья. Мне показали только часть правды. А я хочу знать всё.
- Ты видел Бесс?
- Ага.
- Толстая такая...
- И взрослая, - с ухмылкой подхватил Драко. - Но одно лицо с тобой. Я узнал тебя с первого взгляда, в вечер Распределения. Счастье, что я не хотел связываться с бешеными гриффами и подставлять факультет, а не то плеваться бы тебе слизнями прямо из-под Шляпы...
- Какой ты ответственный.
- Разумеется, я же префект. И теперь я отвечаю за тебя. Я обещаю, что выясню всю правду о прошлом, настоящем и будущем, касающуюся тебя. Вернусь и расскажу тебе всё, как есть. Идёт?

Она слабо улыбнулась, и он увидел её - настоящую. Вспомнил всю, целиком, с коротким носом и длинными зубами, волосами и ресницами. Прикрыл глаза, чтобы удержать воспоминание.

- Что ж, - почти весело сказала она. - Когда нет выбора, приходится довериться Малфою. - И протянула руку.

Он встал на колено и прикоснулся губами к сухоньким пальчикам.

- Удачи, прекрасный сэр, - скрипуче проворковала она.

За окном раздался сердитый писк.

- Пора, - сказал Малфой, вставая.
- Не забудь портал, - буркнула она, сунув ему в руку громадную кружку.



¹ Гранж (Grunge)- американский сленг, обозначающий нечто отвратительное, неприятное, отталкивающее. Также стиль одежды -длинные волосы, вытянутые свитера и рваные джинсы, одежда second hand, грубые ботинки.

² Harkirvis Machav! - Жри слизней!

Драко Люциус Малфой на природе удивительно быстро дичал - не иначе, оборачивался Блэком. Он легко ориентировался в чаще, находил дорогу хоть в трясине, хоть в скалах и ел всё, что растёт, благо, отличал ядовитое от неядовитого. Но все эти способности оказались сейчас ни к чему - путь был лёгок. Тропа стелилась под ноги редкой мёртвой травой, красное солнце светило в спину сквозь почти голые деревья. Десмод дремал, свесившись с мантии вниз головой. Время от времени тропа разветвлялась, и тогда он тихо попискивал и указующими движениями крыльев выправлял курс. Было холодно, сухо и безветренно - просто прогулка по Гайд-Парку. Драко шагал и пытался понять, что именно удерживало его вдали от Запретного Леса все эти десять лет. Неужели, действительно, чувство вины? Выходя из Хагридовой хижины, идя к Лесу, входя в Лес - он так и не решился оглянуться на громаду Хогвартса. Старый замок был полон страшных воспоминаний, оглянись - и налетят, обрушатся, задавят... Первую милю Драко почти бежал следом за неровно летящим десмодом, пока тот не заложил вираж, не уселся Малфою на плечо и не впился когтями, давая понять, что тряски не потерпит. Драко волей-неволей пошёл медленнее.

Красный свет мерк. Через чащу придётся идти ночью, это ясно. Надо было остаться у Хагрида, но и сейчас, когда Хогвартс исчез за деревьями, что-то гнало его вперёд - он смутно подозревал, что передвигается намного быстрее, чем положено пешеходу и, скорее всего, дойдёт до холмов уже к утру. Его явно ждали, и в нём нарастало почти радостное предвкушение, почти детское ожидание праздника. Сиды - вечные, юные, сиды - властители времени, хранители Сокрытого Края, открыли путь торговцу!

О чём это говорит? О том, что и вечность, и юность, и время - это товар...

Драко опять припустил было быстрее, но протестующий писк и царапанье заставили его вновь перейти на шаг.

Подумай о цене, Драко Малфой. Какова цена вечной жизни?

Нетрудно догадаться. Жизнь за жизнь.

Грейнджер.

Он споткнулся на ровном месте и упал бы, но десмод воспарил, растопырил крылья и удержал его за шиворот. Малфой застыл, невидяще глядя перед собой.

Ах, какой сюрприз. Нужно ли себя обманывать - он догадывался, знал, с самого начала.

Он никогда не верил в добрые сказки. Он верил в холодные легенды. В легенды, в которых красота отнюдь не равнялась доброте. В легенды, в которых душа, не рассчитанная на вечность, старела, умирала, превращалась в труху, выветривалась из зажившегося тела, и оставался неизменно прекрасный, вечно юный труп. Труп, не осознающий и не помнящий свою потерю, но стремящийся заполнить пустоту - чужой душой и чужой жизнью. Мёртвый, хватающий живых. Знакомство с Тёмным Лордом только подтвердило несовместимость бессмертия и человечности. И если так...

Пойти дальше - значит, предать Грейнджер. Вернуться - значит, лишить её последней надежды. Всё упирается в Грейнджер... А кто она ему, в конце концов? Она и собственной семье не слишком нужна, а ему и подавно. Одной грязнокровкой меньше, только и всего. Стоит ли так терзаться? Стоит ли лезть прямо в пасть тысячелетним бессмертным?

Но он обещал ей всё выяснить. А последние десять лет он ужасно ответственный.

Десмод издал странный, похожий на хихиканье, звук. Драко вздрогнул и огляделся с внезапным ощущением жути.

Небо погасло. Лес навалился чёрной удушающей громадой, стало очень холодно. Но впереди, очень далеко, почти за гранью восприятия, вспыхнул чудный золотисто-зелёный свет.

Он ведь может и ошибаться, приписывая свои низменные мысли прекрасным бессмертным. В конце концов, жизнь бывает и доброй - взять, скажем, Хагрида. Или огромного крылатого вампира, любезно не позволившего Драко упасть...

Зелёный свет впереди на мгновение усилился - и в Малфое вновь проснулось требовательное нетерпение. Он засветил Люмос и пошёл вперёд, всё вперёд - без раздумий и колебаний...

Под утро Драко внезапно устал до дурноты. Он бы упал и уснул прямо на тропе, но вспомнил, что ночные кровососы, вроде того, который болтался сейчас у него за плечом, не переносят голода вообще. Правда, десмод не пытался напасть, но не стоит злоупотреблять его терпением. Укусит - ладно, но при таких размерах может и досуха высосать. Надо бы отправить его на охоту как-нибудь повежливее - на то, чтобы назвать чудище Чернышом, у Малфоя не хватало наглости.

- Простите, сэр, - сказал он наконец в направлении левого плеча, - не знаете ли вы, есть ли поблизости поляна? Я бы мог подождать вас там, пока вы утоляете голод.

Ощутив похлопывание крылом с правой стороны спины, Драко послушно свернул и через сотню ярдов обнаружил небольшую поляну, окружённую зарослями вереска.

Он валился с ног, но машинально делал всё правильно - вытоптал круглую площадку, натаскал туда сухой травы и соорудил лежанку, выговорил вон всякую мелкую живность, зажёг по окружности Сторожевое Пламя - тускло-багровое и медленное, улёгся в центре огненного круга. Успел ещё наложить на мантию согревающие чары и увидеть метнувшуюся прочь крылатую тень, и канул в сон - как в тёмную воду.

...Очнулся он уже на ногах и с палочкой наперевес.

Звон хрустальных колокольчиков... Смех.

- Ты пробудился, о прекрасный рыцарь!

Его колотило крупной дрожью - со сна и перепуга. Он глубоко вздохнул и постарался взять себя в руки. Великаны не умеют связно разговаривать, а кентавры смеются, мягко говоря, по-другому. У русалок специфические голоса из-за вечно застуженных связок, и специфический лексикон - из-за привычки лечить простуду горячительными напитками.

Ничего подобного этой хрустальной музыке Малфой раньше не слышал. Похоже, он дошёл до цели - или цель нашла его.

- Освободись от недоверья, гость! Приди, не дай погибнуть в ожиданьи!

Если так просят, да таким чудным голоском - устоять невозможно. Только куда идти? Кругом всё ещё темно... хотя нет, листья деревьев на дальнем краю поляны светятся... не светятся, а просто слишком ярко блестят в сером звёздном свете. Даже искрятся. Листья - в конце октября?

Памятуя о том, что Сид - страна женская, Драко машинально наложил Очищающие чары на мантию и физиономию, привёл в порядок волосы. И двинулся через поляну, выпрямившись, держа палочку в опущенной руке. Хрустальный смех сопровождал каждый его шаг, но он не поддался и палочки не убрал. Дойдя до края поляны, остановился, поднял голову. Листва засверкала сильнее.

- Открой врата, и выйдем мы к тебе.

Это значит - все на одного? Ну, что ж. Когда-то в Беловежской Пуще он отбился от целой толпы пьяных кикимор...

Ему было страшно так, как давно не было, и он вдруг подумал, что присутствие десмода избавляло его от страха - подсознательно он был уверен, что самое жуткое лесное чудовище висит у него на плече, и поэтому больше к нему никто не сунется. И что самое обидное, он сам отпустил тварь на охоту. Как бы сейчас пригодился сторожевой вампир. Он хихикнул. С другой стороны, приходить в гости со сторожевым вампиром - дурной тон. Он хихикнул ещё раз, вынул из кармана и увеличил Руку Славы. Вопросительно взглянул на искрящиеся листья.

- Оставь в траве и отдались немного, - пропели из чащи.

Он отступил на несколько шагов.

От Руки туманом поползла темнота - в стороны, по окружности поляны, вверх, туманные щупальца сливались, образовывая непроницаемый купол. Темнота придавила Малфоя приступом клаустрофобии, и он судорожно глотнул воздуха, но вот уже окружающие поляну вересковые кусты вспыхнули прозрачно-розовым, белым, нежно-лиловым светом.

Рука Славы выпрямила все пять мумифицированных пальцев и резко сжала их в кулак, словно срывая завесу. И верно - образовался в тёмном куполе проём с клубящимися краями, и в него, как в ворота, вступили они.

Туаты.

Нет, он, конечно, ожидал какой-то неземной красоты, но к встрече с ней оказался совершенно не готов. По всей видимости, общаясь с Грейнджер, он растерял все эстетические критерии, уронил планку, и сейчас испытывал настоящий шок.

Теперь он понимал тех, кто попал сюда и не захотел возвращаться. Можно было отказаться от любви, души, разума, славы-почестей-богатства -за один взгляд на них.

За одну лишь надежду увидеть их вновь. Этой надежды хватило бы для счастья - невозможного в обычном мире счастья.

Какая невыносимая, обжигающая красота.

Драко преклонил колено - не в приступе шутовской учтивости, просто побоялся упасть. Опустил голову и закрыл глаза. Время, несколько секунд, чтоб хоть немного прийти в себя. Он был потрясён до немоты, до слёз. Прекрасные лица отпечатались... выжглись, кислотой въелись во внутреннюю поверхность век, в мозг, горели перед закрытыми глазами. Было трудно дышать.

Так не годится. Надо открыть глаза и смотреть. Надо найти что-то, какую-то неправильность, она есть, и он безотчётно воспринимает её - иначе бы он уже ослеп, сошёл с ума, умер. Не дано человеку воспринять совершенство, стало быть, здесь совершенства нет.

Он несколько раз зажмурился и рывком поднял голову.

Они стояли перед ним свободной группой, однообразные и ослепительные, как зимние звёзды. Но глаза... конечно же, глаза - пустые, полупрозрачные, отсвечивающие размытой синеватой радугой, как лунные камни. Вроде бы и красиво, но настолько не совместимо с человеческим обликом, что вызывает чуть ли не отвращение. Ещё несколько секунд сознание Малфоя металось между восхищением и отвращением, пока не установилось некое шаткое равновесие. Драко вновь обрёл власть над своим телом, поднялся на ноги и ещё раз поклонился - теперь уже в качестве приветствия. В ответ ему вновь зазвенел смех.

- Сколь быстро одолел свою ты слабость, - пропела одна из двух красавиц, стоявших впереди всех, - не оскорбляйся нашим смехом, родич, ведь вечной юности приличен вечный смех...

Малфой сосредоточился.

- Да если б даже оскорбился я, хотя далёк ваш смех от оскорбленья, не должно ль рыцарю сносить покорно насмешки совершенной красоты? Я счастлив, что присутствие моё приносит радость сказочным созданьям. Я счастлив, что прекраснейшая дама своё родство со мною признаёт. Но поражён я свыше всякой меры и умоляю чудо красоты не презирать мой слабый смертный разум. О, назови своё мне имя, дева. Развей простительное недоверье, ведь в череде моих ушедших предков, и их потомков, здравствующих ныне, нет и намёка на красу такую. Моё же имя, полагаю, вам известно. Я - Драко Люциус Малфой.

- Простительно тебе меня не помнить, ведь много лет назад меня ты видел - в тяжёлом сне...

- В тяжёлом - быть не может!

- Тебя не буду боле мучить. Когда-то смертным я была известна под именем Флоранс Малфой.

- Ах, не был ли я прав, когда сказал, что красота твоя затмила разум?

- Ты чересчур уж вежлив, малыш! - вмешалась вторая девица. Она выглядела старше и решительней, и, если бы не красота, была бы вылитой Беллатрикс. Кошмар какой. А он только-только начал успокаиваться.

- Меня ты не узнаешь, Драко. Ты никогда не видел меня молодой.

Вот и ответ на все вопросы. Драко широко улыбнулся.

- А сквернословить тебе здесь не разрешают, верно?
- Молодец, быстро соображаешь. Удачная смесь Блэков и Малфоев.
- Прекрасно выглядишь, Вальбурга.
- Здесь это нетрудно. - Она обернулась к остальным. - Оставьте нас. Нам нужно объясниться.

Туаты отошли к краям поляны. Флоранс замешкалась, глядя на Драко с выражением некоторой ностальгии. И тут из толпы выступил высокий, русый, такой же юный и прекрасный, как и все здесь, но, в отличие от остальных, явный мужчина. Коснулся руки Флоранс. Драко едва удержался, чтобы не броситься между ними. Он забыл лицо Флоранс - прошло двадцать лет с того бредового вечера в библиотеке, - но рожи маггла он не забыл.

Из-за него она попала на костёр! И он здесь! С ней!

- Пойдём же, Флёр, им нужно время... - голос маггла звенит не хрусталём, но сталью.
- Иду, мой Робин, - кротко отозвалась Флоранс, и пошла за ним... как овца...

Малфоя всего свело от ненависти. Он не мог оторвать от них взгляд, и когда кто-то рядом прошипел: "Проклятый маггл!", он решил, что сказал это сам. Но это была Вальбурга. В глазах её сверкало такое бешенство, что они казались чёрными.

- Как он сюда попал? - спросил Малфой. - И Флоранс? Видение о казни было ложным?

- Нет. Бэзил отобрал молодость у магглы и тем самым спас жизнь сестры, - с гордостью сказала Вальбурга. - Она попала сюда. Но маггла была ещё жива. Легенды привели её и этого... - от презрения Вальбурга даже не договорила, - в Тайную Логовину...

Драко всё смотрел на Флоранс и маггла. И видел их такими, какими они были триста лет назад - высокий, крепкий деревенский парень и белобрысая, востроносая ведьмочка, малокровная, как все Малфои. Конечно, она тянулась к нему, как травинка к солнцу. И, как все Малфои, она была способна на что угодно, чтобы получить солнце в личное пользование... Схема стара, как мир: Приворотное зелье, взбесившаяся от ревности соперница, донос, костёр. Ох, и дура.

- Дурочка Флоранс выскочила ему навстречу...

Такая, как сейчас - глазам больно.

- И он сделал выбор, - сказал Драко.

...или не дура? Вечность рука об руку - Флоранс добилась своего. Вечность с тем, кто предал и её, и Бесс...

- О, выбор был очевиден, - согласилась Вальбурга. - Он бросил магглу в лесу и ушёл в Сид, к Флоранс.

Смерть Бесс была платой за вход.

- Одной жизнью заплачено за двоих? - деловито спросил Малфой.
- Можно заплатить чужой молодостью и чужой смертью. Старость - вторая ступень смерти, исчезновение - третья.
- А первая?
- Рождение, разумеется.

Драко пробрало ознобом и он решительно перешёл на практический язык.

- Стало быть, ты заплатила молодостью Грейнджер. Только не пойму, тебя ведь уже лет сорок как в покойниках числят?
- Портреты, малыш. Портреты. Пока жив портрет - жива частица того, кто ушёл. В моём портрете было достаточно магии, чтобы...
- Ясно. Не подскажешь имя художника? На будущее. Вдруг пригодится.
- Зачем же на будущее? У тебя уже есть, чем заплатить
- Что-то я не чувствую себя готовым, - торопливо сказал Драко.
- Сейчас почувствуешь, - пообещала Вальбурга и крепко взяла его за виски узкими ладонями. - Смотри мне в глаза. Сейчас я покажу тебе, к чему ты не готов. Смотри, вот он, Сид...

... Он проснулся поздним утром на своём травяном ложе. Голова была ясная и холодная, и он сразу начал думать, что соврать Грейнджер. И быстро понял, что проще всего сказать правду. Ей и в голову не придёт, что он согласился на такое. Он ухмыльнулся сведённой щекой и достал Хагридов портал, попутно убедившись, что Рука Славы находится в том же кармане.

Хагрид встретил его без враждебности. Сообщил, что Малфоя не было всего-то два дня и две ночи, и что он, Хагрид, не волновался, потому что Черныш прилетел спокойный и сразу уснул. Осмыслить логику этого заявления Малфой даже и не пытался. Просто выпил горячего настоя веника, судя по запаху, после чего был препровождён Хагридом до границы антиаппарационного барьера.

Тридцать первое октября. Вечером всё закончится.

Грамблер встретил его в холле.

- Грейнджер? - вполголоса спросил Малфой.
- Спит. Не спала две ночи, хотя лесник и уведомил, что не стоит волноваться.

Верно, не стоит. Всё идёт, как надо. Хорошо, что она спит.

- Подашь обед в библиотеку, Ворчун. Сообщишь мне, когда Грейнджер проснётся...

Сначала в лабораторию. Потом в библиотеку. Когда Грейнджер проснётся, всё должно быть готово.

И, когда она проснулась, всё было готово. Ужин был на столе, угрюмый Малфой - за столом, Рука Славы - на камине.

Она вошла и выжидающе уставилась на него. За эти два дня она заметно сдала.

- Привет, - сказал Малфой. - Сядь, поешь. Силы тебе понадобятся.

Она прикрыла глаза. Ещё в обморок хлопнется...

- Плохи дела, верно? - спросила она.
- Верно, - откровенно сказал он. - Но это не повод голодать.

Его трясло от предвкушения, страха, возбуждения. Он почти не скрывал своего состояния - Грейнджер всё равно подумает, что он расстроен из-за неё.

Еле дождавшись, пока она закончит ковыряться в тарелке, он рассказал ей всё, кроме того, что показала ему Вальбурга. Страна Сбывшейся Мечты, заветной мечты каждого - но Грейнджер туда не попасть.

Потом он замолчал. И весь мир, казалось, замолчал. Грейнджер сидела, низко опустив голову, и он не видел её лица.

- Что ж, - она вдруг подняла голову, взглянула на него и даже улыбнулась. - С самого начала всё было безнадёжно. Но я тебе благодарна, Малфой, за приют и помощь...
- Ты мне ещё денег предложи, - машинально огрызнулся он, не сводя с неё глаз. Что она собирается делать?
- А что, не возьмёшь?
- Ты мне столько должна, что выплатить сможешь лишь в рассрочку. Лет на сто. А времени у тебя нет, - он сам не понимал, что несёт. От страха у него немели губы.
- Спасибо, что напомнил. К сожалению, у меня нет времени даже на то, чтобы упомянуть тебя в завещании. Но я черкну Гарри пару слов, пусть внесёт тебя в списки претендентов на орден Мерлина.

Она упёрлась руками в подлокотники и с трудом встала. Не взглянув на Малфоя, направилась к камину. Вежливому хозяину полагается гостью проводить, тем более, обиженную гостью. Он быстро выхватил из кармана тёмную склянку, выплеснул в рот содержимое и поспешил за Грейнджер.

- Далеко собралась? - осведомился он, идя за ней по пятам.
- Куда глаза глядят, - буркнула она, не оборачиваясь. - Запомни, Малфой, умирать надо в дороге.
- Запомню, - пообещал он, - и даже помогу.

Она прошаркала ещё несколько шагов, потом до неё дошло.

Остановилась, обернулась, зашарила в карманах в поисках палочки - медленно, слишком медленно. Малфой выбросил вперёд руку с палочкой.

- Accio, палочка Грейнджер!

Чужая, лёгкая и короткая, палочка легла ему в левую ладонь. Малфой ухмыльнулся прямо в лицо Грейнджер.

- Что, грязнокровка, думала, так легко отделаешься? - Он держал её под прицелом двух палочек и стискивал зубы, чтобы унять дрожь.
- С ума сошёл? - спросила она довольно спокойно.
- Ты это только сейчас заметила? - хрипло хохотнул он. - А не тогда, когда пришла ко мне, и я не вышвырнул тебя вон?
- Кончай дурить, Малфой.
- Я только начал, - Он задыхался. - Incarcerous!

Она даже не пробует сопротивляться. Ослабела? Не отдала бы концы раньше времени...

- Mobilicorpus.

Хрупкая старая женщина, связанная по рукам и ногам, подплывает к нему по воздуху. Молчит - значит, испугалась. Молчит, только смотрит. Смотрит. СМОТРИТ.

Надо быть терпеливым. Оглушающее может её убить. Раньше времени.

- Грамблер, портал! - Домовик возник, с поклоном поставил у ног Малфоя Руку Славы и исчез, даже не взглянув на Грейнджер. Почему-то для неё это оказалось последней каплей - по старческим щекам медленно поползли слёзы. Да, Грейнджер, такие ренегаты, как Добби, рождаются раз в тысячелетие. Для настоящего родового эльфа не существует никого, кроме представителей хозяйской семьи.

Он вбросил её палочку в рукав мантии, взял Руку и своей палочкой подтянул Грейнджер поближе. Крепко взялся за стянувшие её веревки, прижал высохшую пятерню к её руке - почти такой же высохшей.

- Запретный Лес, Тайная Логовина.

Он устоял на ногах и удержал Грейнджер. Огляделся. Чёрный лес и серебряная от инея трава стыли в ледяном свете месяца. Ни движения. Он высоко поднял Руку Славы.

Белый огонь вспыхнул в чёрных скрюченных пальцах, и умираюший лунный серп в ответ брызнул ярчайшей белизной. Свет встал стеной по правую руку от Малфоя. Держа Руку Славы как факел, а Грейнджер - как штандарт, он прошёл сквозь стену и очутился в свежей прохладе и медвяном аромате весенней ночи. С облегчением опустил Грейнджер и Руку на траву.

- Вот и все, - тихо сказал он. - Это место требует жизни, и я отдам твою. Тебе терять нечего. А я обрету блаженство.

Лежащая на земле связанная старуха презрительно улыбнулась.

- Оставишь меня здесь умирать? - спокойно спросила она. - Похоже на тебя, Малфой.
- Нет, - в тон отозвался он. - Я убью тебя.

Она закудахтала от смеха.

- Ты? - она закашлялась. - Ой, не могу! Убьёшь меня?
- Смейся. У тебя есть ещё несколько минут. - Короткими движениями палочки он поднял её с земли, подвел к каменному столбу посреди поляны и привязал.
- Несколько минут, - нараспев повторил он, - а потом придут они. Туаты. Возьмут твою жизнь и станут ещё прекраснее... И возьмут меня - в страну Вечной Юности.

Она всё ещё была спокойна и чуть иронична. Она всё ещё не верила.

- Надо же, не побрезговали, - хмыкнула она, - ни жизнью грязнокровки, ни тобой. Неужели им до такой степени не хватает мужского общества?
- Спроси их сама, - предложил Малфой.

Стройные фигуры выходили из душистой чащи. По мере их появления на поляне становилось всё светлее. Золотое сияние заливало всё вокруг, подчёркивая вечную красоту Весеннего Мира, его многочисленных обитательниц и немногочисленных обитателей.

И дряхлость Грейнджер.

- Отвратительно,- прозвенело за спиной Малфоя. - Зачем ты привёл её сюда? Здесь ей не место - ни мёртвой, ни живой. Ты мог умертвить её за Порогом.

- Как давно ты посещала Смертный Мир, прекрасная дама? - ответил он, не оборачиваясь. - Нынче маг не хозяин своим свершениям. И ежели хочет он совершить суд над своим врагом или отнять жизнь ничтожной магглы ради магической потребы, собратья по дару волшбы преследуют его. Знай, что Проклятье Гибели тотчас привлечёт бдительных стражей к Вратам - и тайность места сего может быть нарушена.

- Сколь ужасен Смертный Мир,- равнодушно отозвался другой, не менее хрустальный, голос. Голос Флоранс. - Что ж, место сие сокрыто и недосягаемо - делай, сударь, что должно. Воистину, прервав прозябание сей магглы, будешь милосерд...

- Слышишь, Грейнджер? - ухмыльнулся Малфой, жадно глядя в её тусклые глаза, - милосердие! И, во имя милосердия, обещаю - тебе недолго оставаться одной среди мертвецов. Обещаю! Твои ублюдки скоро последуют за тобой.

Она рванулась и плюнула ему в лицо.

Он бешено улыбнулся и вскинул руку. В кулаке были зажаты две палочки - его и Грейнджер.

Бессмертные красавицы вдруг разом завизжали - невыносимым скрежещущим визгом.

- Avada Kedavra!

...долю мгновения не существовало ничего, кроме тьмы и и изумрудной молнии во тьме. Начало мира.

"Не смотри!" - рявкнул в голове кто-то знакомый, и Драко послушался бы, потому что привык слушаться этого голоса, но разве можно не смотреть, как сбывается мечта? Как изумрудное лезвие вонзается в грудь Грейнджер... как она выгибается дугой, как вспыхивает зелёным пламенем и осыпается окалиной проклятая сморщенная кожура, и лицо, и руки сверкают зеленоватой белизной, и зелёный вихрь взвивает тёмную гриву. Драко заорал от торжества, но через мгновение понял, что кричит от боли.

Бешеное зелёное пламя скрутилось в спираль, живым, злым, змеиным броском ударило Малфоя в грудь...

Кто сказал, что это не больно? Он в секунду сорвал голос, упал на колени, скорчился как обожжённый паук...

... в лицо, в глаза, охватило правую руку - палочки в сведённом кулаке мгновенно обуглились...

Сейчас всё кончится...

...сгорели, рассыпались пеплом, но изумрудное копьё не исчезло, и Грейнджер умирала на одном острие, а Малфой - на другом. Возмездие.

Сквозь боль, сквозь хрип, сквозь незамолкающий вой сотен ведьминых глоток, голос Робина прошёл, как раскалённый нож сквозь масло.

- Прости меня, Флоранс.

Драко широко раскрыл обожжённые глаза.

Режущая боль и зеленоватый туман. Он не столько увидел, сколько почувствовал, как большое, тяжёлое тело выметнулось откуда-то сбоку. Робин мягко, как тигр, приземлился на четвереньки между Драко и Гермионой, выпрямился и встретил грудью изумрудное копьё.

Короткий дикий вскрик Гермионы - она закричала только сейчас.

- Мне не больно, Бесс... - Имя прозвучало, как лопнувшая струна. Совсем невыносимая вспышка ударила по глазам, Драко зарычал и зажмурился.

Зеленое плямя погасло. И миру настал конец.

Больно и холодно. Очень больно и очень холодно. И темно. Он лежал ничком, лицом на чём-то ледяном и обжигающем. Это мёртвая трава терзает обожжённую кожу... Он попробовал поднять голову, и ему это удалось. Попробовал открыть глаза и так и не понял, получилось это, или нет - было темно. Абсолютно. Тогда он захотел снова потерять сознание, но боль не позволила.

Помогая себе левой рукой, он перекатился на спину. Полез левой рукой в правый карман и поранился стеклянными осколками.

Конец. Палочек нет, а если бы и были, что толку, он ведь не левша. Склянки с зельями перебились, он ослеп. А где Грейнджер? Он убил её? Если да, то всё просто, он будет лежать и ждать смерти. Если нет... Всё равно, легче сдохнуть...

Где она? Он упал ничком, стало быть, ползти надо вперёд.

Он снова перекатился на живот и пополз на животе, помогая левой рукой и правым локтём, изо всех сил стараясь не забирать вправо.

О правой руке он старался не думать. Не думать. Нет.

И задел проклятый столб именно правой рукой. Захрипел, извиваясь от боли. Даже слёз не было, даже пота, проклятый зелёный огонь высушил, выжег его изнутри...

Дотла. Чего-то ещё не хватало, привычного, как часть тела. Чего-то...

Он поднялся на колени. Он, конечно, не столб задел, а мантию Грейнджер.

- Эй, - прохрипел он.

Тишина. Ну, твою же мать...

Он карабкался по столбу, по Грейнджер, цепляясь за что попало левой рукой и зубами, пока не поднялся на ноги. Повёл рукой, нащупал её плечо, шею под спутанными волосами, попытался найти пульс, но онемевшие пальцы ничего не чувствовали. Тогда он согнулся чуть ли не вдвое и прижался ухом к её груди. Глухо, слабо, но стучит. Жива, жива, магглова кукла...

Он сухо всхлипнул и выпрямился. Полез в карман с осколками, выбрал самый крупный и долго перепиливал верёвки, поддерживая Грейнджер всем телом – если она упадёт на землю, он тоже упадёт и не встанет, и гори всё огнём. Зелёным.

Закинул её связанные руки себе на плечо, повесил её на себя, как почтальон сумку. Прислушался – не журчит ли где вода. Он умирал от жажды, и надо бы попробовать привести в себя Грейнджер, может быть, её зрение не пострадало, и она сможет хотя бы видеть дорогу.

Тишина, только слабый шум листьев. Предрассветный ветер. Может быть, дождаться солнца? Тогда он сможет сориентироваться, не по свету, так по теплу. Нет, надо идти, не может он здесь больше... Ночью месяц стоял прямо над столбом, стало быть, надо идти от столба направо. И вперёд.

И он потащился, придерживая Гермиону локтём правой искалеченной руки и вытянув вперёд левую, липкую от крови. Он был исполнен угрюмой боевой решимости и упорства. Он дойдёт, назло всему миру. Назло Грейнджер, которая висит у него на шее и цепляется, блин, ногами за каждую кочку. Хорошо устроилась. И сукину сыну Робину тоже было хорошо, ему даже больно не было. А Драко – БОЛЬНО.

Он ступал очень осторожно, по дюйму. Почти на краю поляны ему повезло – наступил на сухой сук. Надо наклониться и подобрать, будет вместо посоха. Наклониться...

Над головой раздался чудовищный по накалу ярости писк. Драко втянул голову в плечи, но это не помогло: взбешённый десмод так съездил ему крылом по затылку, что Драко всё-таки упал на колени и согнулся, инстинктивно прикрывая собой Грейнджер, хотя и понял уже, что на сегодня всё страшное закончилось. Голова кружилась, он уплывал, но держался за действительность и за Грейнджер изо всех сил.

Знакомые когти вцепились ему в воротник. Десмод пискнул вопросительно.

- Держу... – хрипнул Драко.

Тошнотворный рывок аппарации чуть не доконал его. Нет, ещё немного... Хватит ли у него сил отцепиться от Грейнджер, когда будет можно?

Запах очагового дыма, мягкая трава. Лужайка перед хижиной Хагрида. Всё, можно...

- Осторожно, Рубеус. Вот так.
- Держу. Давай парня.
- Ты уверен, что сможешь унести обоих?
- Давай уже...
- Голову осторожнее...
- Опалило-то как, ох...
- Ничего, главное, живой. Дуракам везёт.
- Ты не ругай его очень-то. Хорошо он поступил, и ты это знаешь.
- Зато ты не всё знаешь, так что погоди заступаться. Боюсь, плохи их дела.

Пауза. Слышно только мощное дыхание Хагрида. Того, другого, не слышно совсем.

- А, ты про это. Да лишь бы выжили. Живут люди и без...
- Ч-шшш. Держишь крепко?
- Спрашиваешь!
- Тогда бери портал.

Интересно, как Хагрид возьмёт портал, смутно подумал Драко, у него обе руки заняты...

- Скажешь, что нашёл их в лесу.
- А где ж ещё-то...

Опять аппарация. Нет, они хотят его убить...

Жар, дурнота, полутьма. Чьё-то бесшумное присутствие. Гермиона приоткрывает глаза, но от колеблющегося света свечей ей становится ещё хуже. Она снова зажмуривается.

- Где я? – это её голос, а не старушечий скрип. – Кто здесь?
- Лежите спокойно, Грейнджер. Вы в Мунго, и вы живы.

Бред. Сон. Тяжёлый сон, печальный сон. Когда нельзя верить живым, к нам приходят мёртвые.

- Сэр...
- Грейнджер, вы понимаете, что вам говорят? Не болтайте!
- Какой хороший сон...

Холодное прикосновение ко лбу. Потом её голову приподнимают вместе с подушкой. Гладкое стекло у губ.

- Пейте, у вас жар.

Перечная мята и анис, брррр. Но всё равно, какой хороший сон. Потому что можно попросить прощения.

- Простите, сэр.
- Что? – рука со склянкой на мгновение застывает, и, воспользовавшись моментом, Гермиона хватает эту холодную руку и быстро прижимает к губам.
- Грейнджер! – её буквально отшвырнули. – Что вы себе позволяете?
- Простите, сэр...
- И за что же? – такое знакомое раздражение, как будто и не было всех этих десяти лет. Тебе опять восемнадцать, ты отворачиваешься от трупа предателя и уходишь спасать мир.
- Мы вас бросили. Тогда, в Визжащей Хижине.
- Я умер. И ни в чьём присутствии больше не нуждался.

Гермиона всхлипнула, не открывая глаз.

- Грейнджер, в конце концов! Вы мне здесь ещё поревите!
- Мы могли вас спасти... Хотя бы попробовать.
- Знаете что, Грейнджер? Только вас мне там и не хватало. Спите, всё прошло и забыто.
- Нет. Не забыто! – крикнула она и расплакалась по-настоящему.
- Хорошо, хорошо. Не забыто. И я принимаю ваши извинения. Но...
- Что? – тихо спросила она.
- Старайтесь ценить живых. Честное слово, покойники мало нуждаются в признании. Вытереть вам слёзы?
- Да, - буркнула она. Сам довёл, пусть сам и вытирает.

Мягкая салфетка словно бы самостоятельно вытирает глаза и щёки, останавливается у носа.

- Сморкаться будете?

Она хихикнула.

- Нет. Не буду.
- Вот и хорошо. А спать будете?
- А я и не просыпалась, - сообщила она и повернулась набок.

Тело стало лёгким, а мир – тёплым и спокойным. Но что-то ещё мешало заснуть.

- Малфой, - шепнула она.
- Жить будет. – Голос преисполнился яда. – Если, конечно, вы его не убьёте.

... Он бесконечно сгорал в зелёном пламени под злорадный вой бессмертных блядей, под страшные вскрики Грейнджер, и всё ждал, чтобы кто-то встал между ним и пламенем, но никто не приходил. Тогда он захотел умереть, но и это ему не удалось.

Тогда он захотел жить.

И у него выросла пара чёрных перепончатых крыльев, и он взлетел над пламенем...

- Ты идиот, Драко, - сказано было ему.
- Возьмите ваши крылья, профессор, - ответил он. – Они мне очень помогли.
- Лучше бы ты одолжил у кого-нибудь голову! Ты знаешь, что ты натворил?
- Забавно, - сказал он, - стоит связаться с кем-нибудь из гриффов, и тебя сразу же начинают считать дураком.
- Потому что только дурак... Ладно, потом. Глаза болят?
- Нет. Но я ничего не вижу.
- Здесь довольно темно, и у тебя повязка на глазах. А руки?

Драко сжал и разжал пальцы.

- Действуют.
- Обошлось...
- Повезло, - возразил Драко.
- Ты считаешь?
- Я уверен, - снисходительно поправил Малфой.
- Ах, уверен!

Воздух всколыхнулся, Малфоя схватили за плечи и крепко встряхнули.

- Ты уверен, сопляк! Ты чуть не убил её! Ты чуть не погиб! Ты применил Непростительное Проклятие...
- Докажите, - нагло сказал он, и его опять встряхнули.
- Ты мог остаться слепым! Мерлин, ты не сделал элементарного Путеводителя!¹
- А какой в нём прок – для слепого?
- Тебе же сказано было – не-смо-три!! – и его встряхнули три раза в такт последним трём слогам.
- Это было так красиво, сэр. Я так этого ждал...
- Красиво... Ты... - его почти бросили на подушку. Движение воздуха - собеседник отошёл от кровати.
- Не нужно волноваться, сэр. Что бы ни случилось – я прав. Поверьте мне хоть раз в жизни.
- Что же ты сделал?
- Старый метод, сэр. Немного везения.

Тишина. Абсолютная. Драко встревоженно повернул голову туда, где должен был находиться невидимый собеседник. Оттуда донёсся вздох.

- Что ж. Похоже, ты сделал то, что не удалось мне. Но ты дорого заплатил. И заставил заплатить её. Она не простит тебя.
- Наверное, нет. Но если бы тридцать лет назад у вас была подобная возможность, вы бы отказались от неё из-за того, что вас не простят?

Опять долгое молчание. А потом – жёстко, тяжело, обречённо:

- Нет.



¹ - Путеводитель - автору представляется некая помесь Заворожённого Пудинга и знаменитого волшебного клубочка Бабы-Яги.

Добился, добился своего, тварь, гадина, мерзавец...

Она была - как такыр² в пустыне. Как вечная мерзлота. Спёкшаяся глина, а может, промёрзшая земля - растрескавшаяся, бесплодная. Но, к сожалению, не мёртвая. Мёртвое боли не подвластно.

Днём страдать было некогда. Нужно было улаживать сопутствующие разводу формальности, искать квартиру, обустраивать быт. Работать, зарабатывать, подрабатывать. Держаться на плаву, будь оно всё проклято. Восстанавливать подростковые навыки ведения хозяйства. Разговаривать с Хью и Роз ровным голосом, как будто ничего не случилось, как будто она прежняя. Как будто она не слепнет от яростных слёз каждый раз, когда...

Как будто ей не хочется убить собственных детей за каждый выброс стихийной магии.

Магии.

Магии больше не было. Гермиона Грейнджер более не была ведьмой. Она даже не была сквибом, но обыкновенной магглой - вход в магический мир был для неё полностью закрыт. В уважение к её знаниям и заслугам её оставили при Министерстве, перевели в отдел по связям с магглами с разрешением работать на дому. Гермиона консультировала проект о сплаве магии и технологии в наиболее рискованных для магглов областях - воздушных сообщениях и медицине. Кроме того, приработка ради, она переводила с рунического оригинала древние магические сказания и пристраивала их в издательства под видом литературно обработанных народных сказок. Вернувшихся молодых сил хватало на всё, и она работала, как проклятая, до тошноты и до рези в глазах, до полуобморока, чтобы можно было наконец упасть и уснуть...

Уснуть. Не мучаться повторяющимся кошмарным воспоминанием: изумрудный клинок в груди, короткое беспамятство, хриплый оборвавшийся вопль, смутно знакомое лицо с неуместно блаженной, и оттого ещё более страшной улыбкой, исчезающее "мне не больно, Бесс"...

А ей - больно.

Сукин сын Малфой отобрал у неё магию, втоптал её в грязь, откуда она, по его мнению, вышла. Она сама дала ему шанс разделаться с ней, и он прекрасно этим воспользовался. Вернул туда, где ей самое место. Лучше бы он её убил - зачем ей возвращённая молодость, зачем жизнь? Как жить, если нет магии?

Так же, как все. Как её родители, как миллиарды магглов во всём мире. Она коченела от одной этой мысли. Это было хуже смерти. Это было - как погребение заживо...

Она была совсем одна. Рон даже не появлялся, дети, чувствуя её постоянное истерическое напряжения, шарахались от неё и дрались друг с другом. Родители в своём сочувствии были неловки и неискренни. То, что для неё было страшной потерей, уродством, несовместимой с жизнью раной, для родителей было настоящим чудом - как будто их дочь выздоровела от неизлечимой болезни. Гермиона могла понять их облегчение и радость, только вот простить не могла.

Один Гарри был, как обычно, на недосягаемой высоте. Он помогал ей устраиваться на новой квартире: пилил, красил, прикручивал, вешал - только вручную, безо всякой магии. Он приносил почту, потому что даже совы не могли найти магглу Грейнджер. Он получал за неё жалование и ходил за неё в Гринготтс, где менял галлеоны на фунты. Он появлялся, как тролль из табакерки, чутьём угадывая момент, когда напряжение в доме становилось совсем невыносимым, и корректно уводил Роз и Хью к себе, или к Молли, или к старшим Грейнджерам. Она была бы благодарна ему, но мешало понимание, что он заботится не о ней, а о детях - всем известно было, как болезненно относится герой волшебного мира к теме обиженных детей. Гарри всеми силами охранял Хью и Роз от Гермионы, ожидая, пока пройдёт острая стадия её душевной болезни. И Гермиона тоже ждала этого. Единственное, что ей оставалось - ждать, пока пройдёт...

Пройдёт, обязательно пройдёт. Перегорит, выветрится, кончится. Придёт покой, равнодушие. Пусть равнодушие, только пусть перестанет болеть...

Не переставало. Было ещё кое-что, то, о чём она никому не могла сказать - шрам посередине груди. След Смертельного Проклятья. И главная боль засела там - постоянная, ноющая... нудная, как плач чужого ребёнка. Сначала ей всерьёз думалось, что Смертельное, по каким-то причинам не подействовавшее сразу, убивает её постепенно, вот этой изматывающей болью. Но в какой-то момент она вдруг поняла, что болит не у неё...

Она не расспрашивала Гарри ни о чём, но однажды он, забирая детей "на квиддичный матч с ночёвкой", якобы забыл у неё старый, двухмесячной давности, номер "Пророка". Гермиона час шарахалась от газетного листа, как от навозной бомбы. Потом решилась. И, натурально, обнаружила заметку о старших Малфоях, вынужденных - о ужас - прервать свой отдых и вернуться в связи с тяжёлой болезнью сына. Загадочная болезнь, сокрушённо сообщала Скиттер, привела к полной потере магических способностей...

Обломался, Хорёк.

Она замерла с газетой в руках, потом скомкала её и запустила в стену.

- Обломался,- сказала она вслух. Потом громче: - Обломался! Обломался!!

Она заплясала по дому, распевая во весь голос: "Обломался!", дотанцевала до кухни и там, с наслаждением неизъяснимым, расколотила дюжину тарелок. Потом, не переставая петь, но уже сквозь спазмы истерического смеха, собрала осколки. С теми же выкриками, уже напрочь лишёнными мелодичности, затопила колонку, наполнила ванну и, окончательно охрипнув, влезла в горячую воду, и в ней затихла, дрожа.

У неё почему-то сложилось стойкое мнение, что Малфой пытался и убить её, и присвоить её магию - как Вальбурга присвоила её молодость. Она плохо представляла себе, как такое возможно, но раз уж можно пережить Смертельное Проклятье, то почему бы и нет? С Хорька станется. И привычная до маниакальности мысль - это же надо было связаться с Малфоем. И такой же привычный толчок боли в шраме. Словно в ответ. Или это от горячей воды? Нет, они теперь связаны через шрам, теперь они всегда будут чувствовать боль друг друга.

Но её злорадству это ничуть не мешало, даже наоборот. Она точно знала, как ему плохо...

У него ничего не вышло. Она выжила. И пусть она больше не ведьма, но и Драко Малфой больше не маг. Первый сквиб в роду Малфоев... Нет, даже не сквиб. Маггл! Она прыснула и в восторге забила ладонями по воде, подняв тучу брызг.

Боль в шраме усилилась.

- Так-то, Хорёк, - сказала она вслух, - мне всё равно лучше, чем тебе...

И тут вдруг боль исчезла. Совсем. Это подействовало оглушающе.

- Эй,- встревоженно позвала она и села в воде. Облепившие её мокрые волосы она ощутила, как чужие, и вздрогнула в отвращении. Прижала ладонь к шраму.

- Эй, - повторила она, суетливо выбираясь из ванны, - ты чего надумал?

Она понеслась в спальню, вытираясь на ходу, впрыгнула в джинсы, нырнула в старый "беременный" свитер, обмотала шарфом мокрые волосы. "Ну, куда, куда тебя несёт?" - увещевала она себя, хватая сумку и машинально проверяя наличие кошелька и ключей,- "ты же просто не сможешь попасть в дом Малфоев. Ты и приблизиться к нему не сможешь. И даже если Хорёк решил над собой что-нибудь сделать - туда гаду и дорога!"

Но вдруг они связаны не только в жизни, но и в смерти? Вдруг, умирая, он потянет её за собой?

Она и сама не могла сказать, за кого больше боится, за себя или за Драко. Ненавистная несколько минут назад жизнь вдруг приобрела ценность, а ненавистный враг вдруг сделался ближе собственной кожи. Неудивительно, ведь столько месяцев он болел в ней...

Ничего сложного. У неё есть мобильный, у Гарри есть мобильный с единственным - её - номером. Сейчас она позвонит и убедит Гарри, что нужно бежать спасать Хорька. Только где эта долбанная трубка?! Ага, вот...

Она схватила мобильник, сумку и помчалась к двери, на ходу ища номер Гарри. Рванула дверь на себя...

- Ты просто превзошла самоё себя, Гранж, - сообщили ей. - Где ты взяла этот свитер? Обокрала домовика?

Она уронила сумку, отшвырнула трубку и без единого звука набросилась на Малфоя, норовя выцарапать ему глаза.

Он чётко перехватил её руки, завёл ей за спину и прижал её к себе. Она бешено вырывалась.

- Всё. Всё. Всё. Всё, маленькая, всё. Прости меня, пожалуйста, нельзя было по-другому. - Она вцепилась зубами ему в плечо. - Ну, перестань, Герми, ну, прости-прости-прости...

Он бормотал, шептал, хихикал и прикрикивал всё время, пока она билась и кусалась у него в руках, прижимался щекой к её волосам. Наконец она ослабела и разрыдалась.

Он пинком захлопнул дверь, взял Гермиону на руки и пошёл по квартире. Нашёл гостиную, свалил свою ношу на диван и сел рядом.

- Тварь, - хрипло сказала Гермиона откуда-то из волос, свитера и подушек. - Сволочь. Гадина.
- Спорим, я умею ругаться лучше тебя? - предложил он.
- Предатель!
- А вот это - не ругательство. Это, знаешь ли, почётное звание...

Она села и яростно уставилась на него. Он спокойно улыбнулся.

- Ты... - сказала она, не находя слов, - ты...
- Ну, я. И попробуй сказать, что ты меня не ждала.
- Проваливай.
- Не сейчас. Сначала ты меня выслушаешь, а потом я уйду. Без обид.
- Ах, ты ещё и обижен!
- Конечно. То есть, я где-то читал, что добрые дела наказуемы, но согласись, потеря магии - это перебор.
- Ах, ты ещё и добрый?!
- Я тебя расколдовал, между прочим.
- Ты хотел меня убить! Ты лишил меня магии!
- Хотел бы - убил бы, - жёстко ответил он. - Без этих, знаешь ли, дурацких размахиваний палочкой. Ты думаешь, я не знаю, как правильно ошибиться в приготовлении Напитка Живой Смерти?

С минуту они сверлили друг друга глазами, потом Малфой опустил ресницы.

- Если будешь так смотреть, то я не буду рассказывать, - сказал он. - Ты меня с мысли сбиваешь.
- Ничего, - ответила она, - меньше соврёшь.
- Я тебе никогда не врал. Да, я не рассказал тебе о том, что задумал. Но ты бы ничем не смогла мне помочь! Ты бы только помешала...
- Нет, раз уж начал, давай по порядку!

Он улыбнулся, но глаз не открыл.

- Хорошо, - согласился он, - по порядку.

Он коротко пересказал ей старую историю любви и предательства. Предложение Вальбурги. Своё согласие. Потом замолчал и осторожно выглянул в белые и пушистые щели между веками.

- И что я пропустила? - спросила Гермиона.
- Маленькую деталь. Бесс умерла в лесу. Не в Сиде. В Сиде смерть под запретом. Там никто не умирает, значит, и убийство невозможно. А что возможно?

Широко раскрыл глаза и резко подался вперёд – змея змеёй.

- Что возможно, когда не хочешь убить? Когда нет ненависти? Когда хочешь... вылечить? Ты же знаешь, Смертельное ещё называют Всеизлечивающим. Это не только ирония, когда-то оно действительно лечило. От всех скорбей... Но как? Я искал, но всё зашифровано, а времени на разгадывание старых загадок не было. И шансов у тебя не было, кроме этого, последнего. Смертельное Проклятье в месте, где смерти нет. И я решился.

Врёт, врёт. Невозможно в такое поверить, нельзя такое просчитать. Но - она жива.

- Исцеление... Но такого же просто не может быть.
- Такое может быть. Вот оно, сидит передо мной, - Малфой протянул руку и щёлкнул Гермиону в нос. Она быстро поймала его зубами за палец и прикусила - с детской злостью и острым, до слёз, наслаждением. Малфой сидел и терпел, укоризненно глядя. Она с трудом разжала зубы (Малфой принялся усиленно дуть на палец) и уткнулась лицом в колени.

- Кидается, - пожаловался он, - кусается, обзывается...
- Извини, - буркнула она, не поднимая головы. - Продолжай.
- Сейчас...
- Ты куда?
- Где тут у тебя этот... никак не запомню... ледник? Мне нужен лёд.
- Сам ты ледник, - не хватало ещё, чтобы он шарил у неё на кухне. Она слезла с дивана, пошла в кухню, вытрясла из морозильника в чашку несколько ледяных кубиков и принесла Малфою. Тот немедленно сунул в лёд покусанный палец.

- Потом надо будет сделать... Как это? Прививку, вот. От бешенства.
- Ведёшь себя... Как подросток.
- Сама-то! – он с чмоканьем облизнул палец.
- Что, так больно?
- Представь себе, да. Будешь слушать?

Она опять забилась в угол дивана.

- Продолжай.
- Главная проблема была в том, что мне было страшно, а тебе нет. Я руки не мог поднять, а ты смеялась. Мне нужен был какой-то толчок – ярость, ненависть, хоть что-нибудь. И я сказал про детей и разозлил тебя. А ты разозлила меня. А дальше... - он замолчал, поставил чашку со льдом на столик. Бессознательно коснулся груди - тем же привычным движением, что и Гермиона.

- Я до сих пор не знаю, что было бы, если бы он не встал между нами. Не знаю. Наверное, мы бы так и горели там. Вечно. Но он разорвал проклятье.
- Совесть, - шепнула Гермиона.
- А может, скука, - убил пафос Малфой. - Ты только представь себе, триста лет с овцой!
- Не называй её так. Она любила, как умела.
- Да, - непонятным тоном сказал Драко, - Малфои любят свои игрушки.
- Я тебе не игрушка, - яростно сказала она.
- А разве я о тебе говорил? - очень удивился он.
- Пошёл ты. - Она смутилась и ещё больше разозлилась.
- Сейчас пойду, только закончу, - пообещал он, доставая из кармана чёрных джинсов маленькую тёмную склянку.- Вот. Я теперь её всё время с собой ношу, на удачу... Ты чего смотришь?
- Ты в джинсах.
- Заметила наконец. Я ещё и в водолазке, - он демонстративно оттянул от шеи высокий воротник, - и в плаще. А в чём я должен быть? В факультетской мантии?
- Действительно, - она взяла склянку. Открыла и осторожно понюхала.

Склянка была пуста, но запах не оставлял сомнений.

- Felix Felicis.
- Молодец, - он забрал склянку и сунул в карман.
- Малфоевская удача, - ядовито сказала она. - Подставить кого-нибудь вместо себя.
- Он сам подставился, - огрызнулся Малфой. - И не вместо меня, а вместо тебя!
- Скорее, вместо Бесс...

Когда проклятье Вальбурги сгорело, Робин увидел свою Бесс. Сможет ли Гермиона забыть эту бессмысленно-счастливую улыбку? Забыть глаза Малфоя – пустые, безумные, отражающие белую луну и зелёное пламя? Забыть мёртвую тоску последних месяцев? Убитую магию?

- Магия, - с трудом сказала она.

Он кивнул – очень спокойно.

- Я думал об этом. Скорее всего, это цена. За всё надо платить, Гранж. Особенно за использование Тёмной магии, прямо скажем, не по назначению. – Он помолчал, прикрыв глаза. Желваки на сухих скулах так и ходили. Худой он был, как скелет, морщины у губ и между бровей стали глубже, но стрижен, выбрит и одет – один восторг. А она на кого похожа? Она натянула свитер на колени и обхватила ладонями зябнущие ступни. Туфли где? Она не могла вспомнить.

Он открыл глаза и скорчил ей рожу.

- Мы живы, Гранж. И это главное.
- Стало быть, нам повезло, - медленно сказала Гермиона.
- Да, - твёрдо ответил он. - И тебе пора это понять.
- Хорошо, - она покивала, глядя мимо него. - Я очень постараюсь. А теперь уходи.
- Уйду, - согласился он. - На кухню. Умираю от голода. Хочешь овсянки?
- Малфой, - сказала она ровным голосом. - Уйди.
- Нет, - он поднялся с дивана и нагло встал перед ней.

Глаза у него азартно горели, опять он что-то затевал, опять провоцировал её, она поняла это, но поздно. Вся кровь в ней вскипела от гнева, она вскочила...

И Малфоя отнесло прочь, проволокло по всей комнате и ударило спиной о противоположную стену. Со стены с дребезгом, грохотом и звоном рухнуло идиотское фаянсовое блюдо с рельефным изображением средневекового замка. На каминной полке лопнула ваза, люстра сорвалась с крючка и повисла на одном проводе. Взвизгнув, треснуло оконное стекло, задымилась портьера.

Ничего ещё не понимая, она смотрела, как Малфой, согнувшись, держится за стену и пытается отдышаться. Наконец он выпрямился, взглянул на неё и хихикнул.

- Мерлин сильный, ну и выброс...
- Что?... - она уставилась на свои руки, сжала и разжала пальцы. Ладони казались горячими и тяжёлыми, кончики пальцев покалывало. Голова кружилась, в глазах плавали багровые пятна, в шраме остро, ликующе бился пульс, по телу тяжкими неритмичными волнами расходилась сила - с болью, с гулом, как проламывается сквозь окаменевшую землю вновь забивший родник. Как мутная весенняя вода сносит плотину. Это было мучительно, это было невыносимо сладостно, и она бессознательно сжала кулаки, и застонала...

Жёсткие горячие ладони обхватили лицо, подняли кверху. Жёсткие губы коснулись, прижались, впились, вытягивая стон за стоном, заставляя изгибаться, льнуть, врастать... В кого? Она не помнила, но без него ничего не было. Ни магии. Ни жизни.

А с ним - ничего не нужно, даже дышать...

Надо сказать ему об этом. Она слишком долго молчала.

- Ты...
- Ч-шшш...
- Как хорошо, что ты здесь...
- Я с тобой. Я никуда не уйду.

Нет, не уйдёт. Она не отпустит, не сможет оторваться... Прижаться к его груди, вот так, и слушать, как бьётся в нём злая весенняя вода...

Но половодье не вечно, поток входит в берега, и руки уже не сжимают, а только держат... придерживают, отпускают. Напоследок прикосновение к волосам – губы? подбородок? – и вот уже он просто стоит и ждёт, пока она вспомнит, кого обнимает.

Только не думать. Не помнить. Не имя!

Малфой...

Она отступила на шаг. Стало нестерпимо, до слёз стыдно... хотя позвольте, он же первый целоваться полез! Он же...

Она резко вскинула голову. Он сделал успокаивающий жест.

- Ты знал.
- Грейнджер, - предупреждающе сказал он.
- Я контролирую себя. Отвечай, ты знал?
- Скажем так, я надеялся. Магия не исчезла, она осталась. Здесь. – Он указал на грудь. – Но она как-то... закуклилась, что ли. Уснула. Я подумал, что наша встреча послужит катализатором... Да не смотри ты на меня так! В конце концов, всё получилось...

Он тяжело опустился на диван, сгорбился и спрятал лицо в ладонях.

- Получилось, - пробормотал он. – Ох, Салазар, ни фига я не надеялся. Даже и думать не смел...

Всё, с неё довольно.

- Уходи Малфой. Я тебе страшно благодарна, и всё такое, но я так не могу. Я тебе не подопытный паучок.
- Гранж...
- Хватит! Моя фамилия Грейнджер!
- О! Развелась наконец? – Малфой блеснул глазом сквозь щель между пальцами.

Она набрала было воздуху, и Малфой убрал руки от лица, и заинтересованно посмотрел на неё.

Она выдохнула и помотала головой. Как ему это удаётся? Он вертит ею, как хочет... Нет, всё, всё, пора с этим кончать.

- Уходи, Малфой. Ты получил, что хотел.
- Не совсем. – Малфой развалился на диване и задрал ногу на ногу.
- Что?
- А что слышала. Я тут воспользовался твоим, ээээ... возбуждённым состоянием, но я и сам был, как ты понимаешь, слегка на взводе. - Он с горделивой скромностью пригладил бровь мизинцем. - И вот мне показалось, что ты классно целуешься. Сейчас я немного успокоился и хочу получить ещё поцелуй. Для сравнения. И потом уйду. Сразу. Честно. – И он вытянул губы дудкой.

У неё брызнули слёзы.

- Шуток не понимаешь, Грейнджер, - вздохнул он и поднялся. – Ладно, не реви, я пошёл. Может, увидимся.

Он вышел, подняв ветер серым плащом. Проскрипели старые половицы. Хлопнула входная дверь. Всё.

Гермиона пошла на кухню и принялась пить воду из-под крана.

Ублюдок. Да что же это за человек – он спас ей жизнь, вернул магию, он целовал её так, как ей и не мечталось – а ей хочется его убить. Не просто убить, а замучить до смерти.

Она оторвалась от крана, и губы немедленно пересохли вновь. Ублюдок.

Ну-ну. В одном он прав – теперь всё в порядке. Можно идти покупать палочку, мириться с детьми, восстанавливаться на рабочем месте и вообще... жить.

Она машинально потрогала языком саднящую и солёную нижнюю губу. Когда он успел её укусить? Как есть хорёк...

И она заревела в голос, благо никто не слышит.

Сама, сама во всём виновата. Угораздило её связаться с Малфоем... целоваться с Малфоем, а главное – прогнать Малфоя...

Прогнала, и Салазар с ним. У неё куча дел. Гостиная в таком виде, как будто в ней гиппогрифы танцевали. Послезавтра отчёт. Ванная мокрая, бельё нестиранное... Начнём с главного.

Она поплелась в ванную, умылась и принялась расчёсываться, глядя в зеркало. Ну и морда. А нечего рыдать из-за Малфоя...

И тут – чётко, явственно, как будто кто-то включил радио – она услышала.

- Старайтесь ценить живых. Честное слово, покойники мало нуждаются в признании.

Рука с расчёской замерла.

Угомону на вас нет, сэр, подумала она и услышала словно бы хмыканье... так мог бы хмыкнуть, исчезая, Чеширский Кот.

Слизеринцы слишком многое себе позволяют. Что она им – игрушка? Она решительно направилась в прихожую.

Она готова спорить на бутылку Ноближа, что Малфой сидит под дверью.

Малфой не сидел под дверью, и ей опять захотелось плакать. Даже не мог подождать, пока она успокоится...

И тут она его увидела. Он неспешно шёл по противоположной стороне улицы. В одной руке у него был чемодан, а в другой – бумажный пакет, и этим пакетом он ей помахал.

- Сэндвичи, Гранж,- сообщил он, перейдя дорогу. – Я голоден, как три хорька. А у тебя можно выпросить только чашку льда...
- Откуда ты взял чемодан? – спросила она, с трудом шевеля губами.
- Я и был с чемоданом. Оставил в прихожей. Я его забрал, когда уходил, подумал, ещё вышвырнешь со злости, а там коньяк!
- Коньяк - это взятка? Работнику министерства?
- Я сам – готовая взятка. Берёшь?
- Беру!

Они ели сэндвичи и оливки, и пулялись друг в друга шершавыми оливковыми косточками. Потом они пили коньяк, ели апельсины и пулялись друг в друга скользкими апельсиновыми косточками. После коньяка он заявил, что вполне способен починять сломанные вещи и без помощи волшебной палочки, и, действительно, восстановил настенное блюдо. Правда, теперь на нём был изображён не древний замок, а нечто вневременное и ужасно неприличное. После этого он заявил, что в нём погиб художник, и свитер Гермионы оскорбляет его вкус. И решительно вытряхнул её из свитера...

- Гранж, я зря старался. Я чуть не убился, возвращая тебе молодое тело, а ты его даже не кормишь. Ты посмотри, посмотри, одни рёбра!
- На себя посмотри. Настоящий дементор.
- Ах, дементор?..
- Помогите...
...
- Это ты надо мной смеёшься?
- Над собой. Чувствую себя папашей-извращенцем. Ведь я это всё создал. Я вырвал это из небытия, это всё моё, - он едва касался кончиками пальцев век, висков, губ, шеи, груди – и её выгнуло дугой, из горла рванулся стон, но Малфой поймал его на выходе, впился, сжимая руками шею – настоящий дементор...
...
- Драко... Пожалуйста...
- Мучаешься... – тихо, в самые губы. Глупый, злой мальчишка – она не мучается, она умирает...
- Драко...
- Я здесь. И здесь. И здесь...

Что же это такое. Она почти не чувствует его прикосновений и тела своего не чувствует – только воздух обжигает горло, только боль в затылке, там, где его рука в её волосах, и внизу – как странно, это растущее напряжение сродни тошноте. Это должно прекратиться, иначе... что?

-... посмотри на меня, посмотри. Открой глаза. Ну! – он крепче вцепился ей в волосы, потянул...

Зачем смотреть? Чтобы увидеть ту самую улыбку?

- Смотри, смотри...

Нет. Шёлк и лён его волос под ладонями, его горячий рот шарит по груди, он над ней и в ней, и вокруг неё, но она не хочет этого видеть...

- Не думай ни о чем. Посмотри на меня. Ну же... Ну же...
- Нет...
- Пожалуйста. Девочка моя. Не бойся.

Это настоящая пытка. Он целую вечность держит её на грани, но на этот раз ему не победить. Нет.

И тут он замер. От возмущения она широко открыла глаза, увидела его лицо, верхнюю губу, поднятую в торжествующей улыбке, рванулась то ли к нему, то ли из-под него – и забилась, вскрикнула свозь сжатые зубы, пытаясь перебороть, перебороть...

Он каркнул хриплым смехом, перешедшим в стон, запрокинулся... она намертво обхватила его ногами, торопливо гладила его грудь, руки, лицо... он вцепился зубами ей в ладонь...

... и обессиленно рухнул на неё.

- Кусаешься, - сообщила она, слегка отдышавшись.
- Квиты, Грейнджер, - ответил он ей в самое ухо.
- Ты даже в постели воюешь...
- А ты? – сонно возмутился он.

Дело того стоило, подумала Гермиона. Ещё она успела подумать, что надо бы спихнуть его с себя, и уснула...

Утром они отправились на Диагон-Аллею. По настоянию Малфоя, по маггловскому Лондону. Он, видите ли, вошёл во вкус пеших прогулок. Ругаясь на нескольких языках, он перетряхнул весь гардероб Гермионы, выудил тёмно-синие джинсы, которые она не надевала с добеременных времён, и которые, к её безмерному удивлению, пришлись впору, серую водолазку, велел накрасить хотя бы глаза и повздыхал над её чёрным пальто, но другого не было. Потом он долго и вдумчиво разглядывал груду одежды, и вдруг, издав хищный вопль, выдернул из-под самого низа чудовищный малиновый шарф – подарок Молли.

- Ни за что! – сказала Гермиона.
- Еще как! – сказал Малфой. И оказался прав.

Они вышли в город, держась за руки, как студенты. Доехали до центра на метро, вышли у Гайд-Парка и пошли по Оксфорд-стрит в направлении Трафальгарской площади.

- Знаешь, о чём я думаю? – спросил Малфой.
- Знаю, - рассеянно ответила она. – О том, что я – твой хоркрукс. А ты – мой.
- Вот! И что мы будем делать, когда захотим умереть?
- Что-нибудь придумаем, - она становилась всё более рассеянной. – Или Гарри попросим. Он у нас специалист.
- Если он к тому времени будет жив... Послушай, куда ты смотришь?
- Да так... Показалось. Пошли, пора сворачивать. – Она потянула его за руку, но он уже тоже увидел.

Высокий парень роскошно-бомжеватого вида шёл навстречу, и толпа раздавалась перед ним, Лучи бледного лондонского солнца становились золотыми в его волосах, а отражение неба в его глазах было ярче и бирюзовее оригинала.

- До чего я невезучий, - задумчиво сказал Малфой.

Она едва слышала его. Конечно, это было не то живое золотое изваяние, которое они видели в Сиде. Но и такой – взлохмаченный, небритый, в драных джинсах – Робин был недопустимо красив для Смертного Мира. От него невозможно было оторвать взгляд.

Робин увидел их, и его широкое лицо застыло золотой маской.

- Слушай, Гранж, - тоскливо сказал Малфой, - неужели я никогда не смогу никого убить?!

Она притянула его к себе и крепко обхватила поперёк железного живота.

- По-видимому, нет.

Робин подходил всё ближе и смотрел только на Гермиону. И улыбался.

- Мало ему того, что он воспользовался чужой удачей, - возмутился Малфой, - он ещё зарится на чужую девушку!
- Ты сам виноват, - рассудительно заметила Гермиона, на мгновение взглянув на Драко, и тут же снова уставляясь на Робина, - зачем же ты колдовал двумя палочками?
- Это не я! Это проклятая Капля Везения! Я бы в жизни не додумался... Каков сукин сын!
- Не ругайся, - попросила она. В её слабеющем голосе отчётливо слышались интонации дуры Флоранс...

Все бабы одинаковы. Рыцарь совершает кучу подвигов, спасает принцессу от смерти, от депрессии... От одиночества, в конце концов! А потом появляется смазливая рожа, и принцесса забывает обо всём.

Он посмотрел сверху на её выпуклый фарфорово-белый лоб. Врезать бы разок - так, чтоб трещины побежали... Сдержавшись, он запустил пальцы ей в волосы - нежные и шелковистые, но до того густые, до того упруго-вьющиеся - овчина и овчина.

Надоели ему дуры. И овцы.

- Красавчик, - признал Малфой. – Хочешь к нему?

И с удовлетворением почувствовал, как окрепло кольцо её рук.

- Вот ещё. – Буркнула она. – Зачем мне красавчик, когда у меня есть ты?
- Тогда закрой рот, - он легонько приподнял пальцем её подбородок, и она машинально сжала губы. – У тебя непристойное выражение лица.

Она зажмурилась и уткнулась лицом ему подмышку.

Робин прошёл мимо них. На него оборачивались.

- И как это я так сумел? – вопросил Малфой.
- Просто ты отобрал у него вечность, - объяснила она. – И подарил время.

Робин, не оглядываясь, поднял руку, помахал. И завернул за угол.

- И мы пойдём, – сказала Гермиона. – Время – не вечность, его мало. А у нас ещё куча дел.

Конец.



¹ "Мой белый герой" - Василий К. "Землемер"
² Такыр (тюркский — гладкий, ровный, голый) - форма рельефа, образуемая при высыхании засолённых почв (такырных почв) в пустынях и полупустынях. (Википедия)