— Профессор Блэк! — позади послышались торопливые шаги. — Профессор! Подождите!

— Да, мисс Лавгуд?

— Профессор, я хотела спросить, — Луна с трудом переводила дыхание, восстанавливая его после быстрой ходьбы, — не могли бы вы позаниматься со мной? У меня никак не получается справляться с боггартами, а контрольная уже завтра. А вы замещаете профессора Люпина, — она так умоляюще посмотрела, словно от положительной оценки на контрольной зависела её жизнь.

— У вас же сейчас нет занятий, не так ли? Так что приступить немедленно. Проходите, — с этими словами Сириус открыл дверь кабинета.

— И что мне делать? — немного растерянно спросила Луна.

— В этом шкафу — боггарт. Все, что вам нужно, мисс Лавгуд, это вспомнить то, чему вас учил Ре… профессор Люпин и применить знания на практике. А я посмотрю, что же тут не так.

Повинуясь заклинанию, дверцы шкафа распахнулись и Сириус замер в ожидании. Секунда, две, три… Ничего.

— Вот видите, профессор! А я так боюсь, что никогда не увижу морщерогого кизляка вживую!

— Мальчик мой, ты ведь понимаешь, что сразу после школы идти преподавать неуместно, — Дамблдор улыбнулся той самой добродушной улыбкой, которая всегда безумно бесила Риддла. — Студенты не будут воспринимать тебя как профессора, ведь вы будете почти ровесниками. Надеюсь, что мои слова не расстроили тебя, Том.

— Спасибо за всё, директор Дамблдор. Я вернусь позже, когда разница в возрасте станет не такой существенной, — сказал, вставая, Риддл. "Тогда я стану сильнее и ты пожалеешь о своем решении, старый маразматик".

Спустя много лет, вспоминая эту сцену, Дамблдор жалел, что не оставил Тома под своим присмотром. Возможно, останься Риддл в Хогвартсе, он бы не стал таким.

Раннее утро, солнце только-только встало, а Молли Уизли уже на ногах: готовит завтрак, убирает в доме, хотя разве можно придать дому номер двенадцать на площади Гриммо хоть какой-нибудь уют? Этот вопрос всегда занимал Ремуса Люпина, видящего в родовом гнезде семейства Блэков лишь запустение и холод.

Вот и сегодня, как обычно, Молли с воодушевлением, понятным лишь ей одной (да и у кого может быть столько энергии в такую рань?), готовила завтрак. Ремус зашел на кухню и устало опустился на стул. Сразу же перед ним появилась большая кружка с дымящимся чаем и ароматные тосты с повидлом. Люпин поднял голову и посмотрел в глаза миссис Уизли, светящиеся материнской любовью и добротой. На душе у него стало тепло, а дом номер двенадцать показался ему не таким уж и плохим местом: ведь здесь была Молли, которая абсолютно для всех была Матерью.

— Люпин, — этот голос едва слышен для человека, но для чуткого слуха оборотня он словно раскат грома.

Ты снова и снова приходишь к моей клетке и стоишь не шевелясь. Мне не ясны твои мотивы, да я и не хочу их знать — что хорошего может быть на уме у Пожирателя, правой руки Того-Кого-Нельзя-Называть?

После убийства Гарри и Альбуса и падения Хогвартса немногие выжили, а те, кто избежал смерти, оказались игрушками в руках победителей. Нас бросили в клетки, чётко обозначив нашу будущую судьбу — заточение, а затем и вовсе смерть. Но смерть извращённую и мучительную. И я в предстоящем развлечении дорвавшихся до власти ублюдков, как оказалось, играю главную роль.

Каждое полнолуние меня выталкивают на арену, там уже ждут мои друзья, знакомые и товарищи, обреченные на смерть от когтей и клыков оборотня. И каждый раз после обратной трансформации я лежу в своей крошечной клетке, перепачканный кровью моих близких, и мечтаю сдохнуть.

А ты приходишь и мне не ясны твои мотивы — ты не ведёшь меня на арену, не провожаешь в клетку, не издеваешься и не оглушаешь меня резким звоном решёток, а просто стоишь и смотришь. И я решаюсь.

— Малфой, — я опускаюсь до просящего тона. Ты смотришь все так же непроницаемо, безразлично. А мои глаза умоляют о вспышке зеленого света, о скорой смерти, что избавит меня от душевных мучений.

Ты неспешно достаешь палочку и неспешно же направляешь её в мою сторону. Тихо произносишь:

— Алохомора. Пора на арену, оборотень.

Теперь они — изгои, каждый по-своему.

Невилл, предавший по собственному незнанию Светлую сторону и убивший Луну, отказался давать объяснения своему поступку, лишь молча кивнул на выдвинутые обвинения.

Белла, полностью потерявшая рассудок после смерти Лорда, не узнавала никого и, в то же время, видела в каждом его… и её исступлённый шепот сводил с ума.

Люциус, дважды сменивший сторону в этой войне, чтобы спасти свою семью, так и не смог воплотить это в реальность — Драко и Нарцисса были мертвы, а он заслужил лишь презрение от обеих сторон.

И приговор — не смерть, так яро ими желаемая, не поцелуй дементора, который навсегда бы забрал грызущее чувство вины за смерть своих любимых, а пожизненное заключение. Наедине с собой и своим поступком, за который нет прощения ни от себя, ни от окружающих.

Тёплый дождь мягко шелестит по крышам теплиц, делая этот угрюмый вечер ещё более тяжёлым. Блейз смахивает намокшие пряди с лица и устало опускается прямо на мокрую траву — ощущение безысходности не покидает его. С утра прилетела сова из дома — нужно было решать свою дальнейшую судьбу: примыкать к Пожирателям или нет, это мать оставила на его выбор. Блейз вздыхает и смотрит в темноту, постепенно погружаясь в свои мысли. Время для него словно бы остановилось и лишь тихие шаги, практически неотличимые от шуршания дождя, выводят его из этого состояния. Ближе, ближе... И вот из темноты выныривает чёрный мокрый пёс и участливо кладёт морду ему на колени.

— Ты намекаешь на то, что мне можно тебе выговориться?

Взгляд глаза в глаза и тихое дыхание.

— Да что ты в этом понимаешь, тебе бы только по Запретному лесу бегать и играть с этим полувеликаном...

Сердитое сопение в ответ.

— Ну тебе же никогда не приходилось выбирать сторону в войне, ты же всего лишь псина. На тебя не давили твои друзья и родственники, заставляя идти с ними.

Пёс лишь утыкается носом Забини в бок и тихо скулит.

— Пф-ф! Ты так делаешь, словно понимаешь меня.

Жалобное повизгивание.

— Как думаешь, стоить пойти по одной дороге с Малфоем?

Пёс резко отскакивает от него и разражается словно бы гневным лаем.

— Это стоит понимать, как "нет"?

Ещё немного, и успокоившийся мигом пёс кивнул бы… но враз передумав, он растворился в темноте.

— Вот и понимай тебя как знаешь, — вздыхает Забини. — Но я рад, что хотя бы ты против моего решения.

— Лав-Лав! — громогласно прозвучало из коридора.

Лаванда в ужасе забилась под парту в пустом кассе.

— Лав-Лав, сахарная моя! Где ты?

Это прозвучало совсем близко и она затаила дыхание. Судя по звукам, доносящимся из коридора, Рон Уизли как раз стоял перед дверью того самого кабинета. Томительные мгновения ожидания и Лаванда с радостью вслушивается в удаляющиеся шаги.

Ну вот кто мог знать, что Бон-Бон начнёт копировать её поведение? И кто мог знать, что это настолько отвратительно и невыносимо?

Когда я нёс бережно завёрнутый в тряпицу Кубок-портал в сердце лабиринта, на меня напала мантикора. Ничего страшного для того, кто верой и правдой служил Господину, убивая ради него. Ничего страшного для того, кто произносил: "Авада Кедавра" и не задумывался о последствиях. Абсолютно ничего страшного. Но моя рука дрогнула и луч убивающего проклятия прошёл чуть выше головы скалящейся твари. Это не опасно — всегда есть второй шанс, которого в этот раз мне никто не предложил. Раззявив безобразную пасть, разозлённая мантикора с утробным рыком прыгнула на меня. В голове было абсолютно пусто, рука не направила палочку ей прямо в сердце, губы не произнесли заветного: "Авада Кедавра". Только Кубок-портал полетел ей в морду. За миг до их столкновения, казалось, я заметил недоумение в глазах мантикоры. Потом они пропали, а я остался стоять посреди лабиринта. Растерянный, недоумевающий, испытывающий к себе жгучую жалость. И что-то словно упало с моих плеч, что-то, весом с гранитную плиту, что давила на меня практически всю сознательную жизнь.

Подняв взгляд к небу, я словно впервые его увидел. Раннее утро было прекрасным. Слабый ветер гулял где-то в вышине. Солнечный свет заливал самые верхушки насаждений, которые образовывали лабиринт. В тишине я, кажется, даже услышал как шуршат листья и нежные колючки, тянущиеся к свету, к жизни.

И тут я словно увидел себя со стороны — жалкий, мерзкий, копощащийся в самом низу, в грязи. Предавший свою семью и пресмыкающийся перед человеком, который давно уже перестал быть им — и внешне, и внутренне. Волдеморт давно утратил всё то, что пленило нас когда-то давно, став тираном, маньяком и фанатиком, обуреваемым одной лишь идеей — убить Гарри Поттера.

Как низко я пал. Как я мог стать подобным жалкому червю?

Чертыхнувшись, Гермиона спряталась за доспехами - не хватало ещё, чтобы кто-то увидел её с Маховиком во время перемещения. Предупреждала же её МакГонагалл, что всё это секретно и что она получила бесценный артефакт только потому, что блестящая ученица и хочет знать больше, чем остальные.

Шаги послышались уже совсем рядом и Гермиона вжалась в стену - ниша была совсем неглубокой, а ей явно не хватало изящества какой-нибудь феечки. Человек остановился напротив доспехов, где притаилась Грейнджер, и пробормотав что-то в духе: "Можно и здесь", полез прямо к ней. Карие глаза встретились с серыми, Гермиона испуганно взвизгнула и в мгновение ока осталась одна в своей нише.

Ей показалось или она видела на шее у Малфоя цепочку, а в руках Маховик? Значит, она не одна такая умная и у неё по-прежнему есть соперник по борьбе за место лучшего ученика!

— Белла! Белла, где ты? — голос Нарциссы эхом отдавался от стен пустынных коридоров Малфой-мэнора. — Лорд зовёт тебя!

Всё было безрезультатно — вот уже целый час она сбивала ноги в поисках своей сестрицы, пропавшей в недрах мэнора. Нарцисса остановилась и устало облокотилась о древнюю китайскую вазу эпохи Дзынь.

— Белла! — в который раз крикнула она и в этот раз не молчание было ей ответом — откуда-то издалека доносилась незатейливая песенка, напеваемая голосом пропавшей Беллатрисы.

— Белла, чтоб тебя Мерлин и Моргана забрали, — выругалась Нарцисса и направилась к малой серебристой гардеробной, что давно стояла позабытой и заброшенной.

Открыв дверь, она остолбенела от увиденного: Белла, её кровожадная сестра, одна из самых сумасшедших Пожирателей, валялась на диване, задрав ноги на его спинку. Её волосы были выпрямлены и заплетены в две косички, увенчанные белоснежными бантами, вместо привычных корсета и длинной юбки она облачилась в коротенькое синее платьишко с оборочками и рюшечками. И в довершении всего она напевала писклявым голоском: "Я ненавижу корсеты, кудри и мантии, они мне в тягость, они мне в дурость".

Глухой удар упавшего в обморок тела не был даже услышан ею.

Регулус сидел на берегу озера, скрытый от посторонних глаз огромным валуном, и украдкой, боясь выдать себя, разглядывал её. Она была однокурсницей его бестолкового брата и одной из подружек рыжей ботанички, над которой постоянно кудахтал лохматый дружок Сириуса. Дженни. Он сходил по ней с ума, украдкой любуясь ею, когда выпадало время, но никогда... никогда он не смел заговорить с нею или мимолётно коснуться. Забывшись, он чуть выглянул из своего укрытия и тут же был замечен.

— О-о-о! Смотрите! — загоготал Сириус, — Кто это у нас тут?

Небольшая компания гриффиндорцев сразу же прекратила разговоры и дружно посмотрела туда, куда указывал Блэк.

— Малыш Рег влюби-и-ился в Дже-е-нни! — продолжал издеваться Сириус, сообщая всем его самую страшную тайну.

Регулус почувствовал, как краска заливает его щёки. Он хотел что-то сказать, опровергнуть эти слова, врезать по ухмыляющейся роже братца, но смог лишь заползти обратно за валун и затаиться там, обняв колени руками.

— Не обращай на него внимания, он просто глупый выпендрёжник, — нежный голос прозвучал над ухом и Регулус почувствовал прикосновение к своему плечу.

После тюрьмы Петуния стала совершенно другим человеком. Плохим человеком. Хотя, до неё тоже не была идеальной, но она правда старалась ею быть. Идеальной женой, кормящей мужа вкусными завтраками-обедами-ужинами. Идеальной матерью, балующей и любящей своего ребёнка больше жизни. Идеальной хозяйкой, содержащей дом в идеальном порядке и чистоте.

Когда Петунию выпустили из ворот тюрьмы на все четыре стороны, то никто её не встречал — все отвернулись, всем было наплевать на ту, что убила своего обожаемого мужа, защищая горячо любимого сына. Как сообщили ей позже, спустя два года отсиженного срока, Дадли скончался от передозировки наркотиков, а их дом сгорел от непотушенной сигареты, которая в тот момент находилась в пальцах её несравненного сыночка.

Сейчас ей уже было нечего терять, равно как и приобретать. Петуния уже-снова-Эванс стала очень плохой. Она снова вышла замуж. Снова пыталась стать идеальной. Безрезультатно. Но в этот раз она уже была научена прошлым и ей нравилось убивать жирных тупых козлов.

Она чуть слышно шептала ночами вычитанную в каком-то вульгарном романчике фразу: "Сильнее ненависти только ревность". Глупо, пафосно — что вообще её ровесницы находят в подобном чтиве? — но так правдиво.

Малыш Сири вырос и она стала для него недоступной. Теперь нельзя с ним баловаться и играть, дурачиться. Маленький братик вырос и перестал так ярко реагировать на её подколки, ехидные фразочки. Их перепалки перестали гореть ярким огнём, огнём ненависти, что светил так ярко, что мог в безлунную ночь озарить целый город. Мальчик Сириус вырос и не над кем теперь издеваться. Кто будет теперь яростно сверкать ясными синими глазищами в ответ на её оскорбления магглолюбцев, предателей крови и грязнокровок? Особенно грязнокровок. Сириус Блэк вырос и хочет её убить. Вот только внимания столько она уже не получает - всё направлено на его чёртова дружка, крысёныша-Поттера. И на всю шайку его подхалимов.

Беллатриса сходила с ума от ревности - ведь всю сознательную жизнь Сириус Блэк ненавидел её и только её.

— У тебя, оказывается, не только пальцы длинные, — задумчиво произнесла Гермиона, лёжа с ним в постели и лениво перебирая чёрные завитки волос.

— Мисс Грейнджер, не ожидал, что вы так внимательно изучаете мои анатомические особенности, — ядовитым тоном процедил Снейп. — Но уверяю вас, связь между пальцами и... волосами, на мой взгляд, весьма нелогична.

— Снова язвишь? — она подняла голову с его груди и посмотрела практически в упор. — Сев, мне уже далеко не семнадцать, я не твоя студентка и мне совсем не страшно, когда ты вот так злобно сверкаешь глазами.

— А вот так? — ухмыльнулся тот и, прищурив один глаз, смешно скосил к сморщенному носу второй.

Гермиона покатилась со смеху и, фыркая, уткнулась лицом Северусу в шею.

— Мне показалось, или ты только что хрюкнула?

Она сдавленно простонала от смеха, ещё сильнее утыкаясь ему в шею, словно надеялась там спрятаться.

— Ну вот опять. Ты хрюкнула, — с усмешкой констатировал сей факт Снейп и взъерошил Гермионе волосы на затылке.

И ей ничего не оставалось, кроме как снова хрюкнуть от смеха.

— Так, так, так... — насмешливо протянула Гермиона, наблюдая за тщетными попытками Риты Скитер освободиться. — И кто это у нас тут?

Та лишь злобно зашипела на неё, сильнее задёргавшись и ещё больше усугубив своё положение. Да уж, застрять в оконной раме — не самое приятное, что может случиться. А когда тебя при этом поймали ещё и на незаконной анимагии, то вообще можно вопить: "Караул, насилуют". Впрочем, Рита совсем не стремилась оглашать своими криками Хогвартс и его окрестности — если уж засветила свой секрет перед одним человеком, то не стоит увеличивать количество приобщённых к нему.

— Мне стоит рассказать об этом профессорам? Или директору? — задумчиво произнесла Гермиона, легко постукивая враз замершую от этих слов Риту по позвоночнику. — А может, мне стоит обратиться сразу в комитет по магическим нарушениям?

Палочка неторопливо переместилась на копчик, а Рита взвыла:

— Не на-а-адо! Не рассказывай! — и снова дёрнулась в тщетной попытке высвободиться из плена оконной рамы — ой не стоило ей радовать себя булочками с вишнёвым джемом.

— А что мне будет за молчание? — елейным голосом пропела Гермиона и легко стукнула волшебной палочкой по обтянутой ядерно-зелёной юбкой заднице Риты.

— Всё, что хочешь! — та явно была готова на многое, лишь бы сохранить свой секрет.

— Ну если совсем всё... — протянула Гермиона ставшим совсем уж слащавым голосом и прошептала раздевающее заклинание.

— Он крайне филигранно пользуется заклятием левитации, — пьяно хмыкнул Снейп и скрыл усмешку стаканом с виски.

Флитвик поперхнулся содовой и густо покраснел.

— Северус! — Макгонагалл укоризненно взглянула на него и чуть не расплескала мятную настойку. — Как не стыдно! Филиус — уважаемый профессор, а ты говоришь про него такие... такие вещи. — От негодования она всё-таки пролила настойку на мантию и тут же принялась бестолково растирать её по ткани.

— Позвольте, Минерва, я помогу, — учтиво произнёс Флитвик и лёгким движением палочки избавился от пятна.

— Идеальное владение палочкой, — пробормотала Макгонагалл, завороженно наблюдая за ним.

На заднем плане продолжал вещать Снейп:

— А ещё он носит каблуки, чтобы казаться выше. И заклинанием увеличения ему явно не нужно пользоваться... Удачливый гоблин, — хмыкнул он в сторону удаляющихся Флитвика и Макгонагалл.

Празднование Рождества явно шло удачно.