Пролог.

[i]Быть женщиной — великий шаг,
Сводить с ума — геройство.

(Б. Пастернак)[/i]

Калейдоскоп

[i]«Калейдоскоп… Жизнь — это тот же самый калейдоскоп»,[/i] — размышляла Гермиона Грейнджер, сидя в собственной Лондонской квартире тихим апрельским вечером.

Надеюсь, друзья мои, вы знаете, кто такая Гермиона Грейнджер. Это гениальная или (как выразился однажды Ремус Люпин) наиярчайшая ведьма её поколения, героиня магической войны, мозг Золотого Трио, лучшая подруга легендарного Гарри Поттера (упокой его душу, святой Мерлин). Да, да, да, дорогие мои, это была она — единственная и неповторимая Гермиона Грейнджер!

Итак, как я уже говорила, Гермиона Грейнджер — эта живая легенда магического мира — сидела в гостиной своей лондонской квартиры, меланхолично покачивая бокалом изысканного, весьма вкусного португальского «Мальбека», и размышляла о тех восьми годах, что прошли с момента окончания магической войны.

Аналогия, которую она провела между жизнью и узором обыкновенного калейдоскопа, который запросто можно приобрести в любом маггловском магазине игрушек, была вполне логична и очевидна. Всем известно, как работает это занятное устройство: всего лишь нужно направить его на какой-либо источник света и начать поворачивать, одновременно заглядывая внутрь. Разноцветные осколки стекла, бисер и ещё чёрт знает что словно по волшебству (которое в данном случае обеспечивают крошечные зеркала), объединяясь и вновь рассыпаясь, создают гармоничные, прекрасные, геометрически идеальные узоры.

Жизнь всего магического общества в целом и Гермионы Грейнджер в частности за эти годы тоже не раз меняла характер и направление движения. И точно так же состояла из крошечных осколков: рождений, смертей, браков, разводов, мелких личных побед и крупных общественных фиаско. Как и в глупой детской игрушке, все эти фрагменты людских судеб складывались в яркую, пёструю, замысловатую картинку.

За прошедшие восемь лет в калейдоскоп жизни Гермионы Грейнджер добавилось много новых эпизодов и неожиданных поворотов, приведших её к нынешним размышлениям.
Пожалуй, стоит кинуть взгляд в прошлое, дорогие читатели, и посмотреть, какие же перемены произошли за эти годы в судьбах некоторых людей, имеющих непосредственное отношение к этой истории.

К третьей годовщине Победы над Волан-де-Мортом, Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер и Рон Уизли — знаменитое Золотое Трио, спасшее весь магический мир — были вполне довольны тем, как сложились их мирные жизни.

Гарри и Рон работали в отделе магического правопорядка.

Гарри благополучно встречался с ведьмой своей мечты, более известной как Джинни Уизли, а слухи о предстоящей свадьбе уже превратились в официальные новости.

У Рона тоже имелась девушка мечты, однако ему не столь повезло на любовном поприще, как другу. Гермиона встречалась с ним три года, но по истечении этого срока оба убедились в том, что, к сожалению, не являются половинками друг друга, а потому лучше им, пожалуй, остаться просто друзьями. Одно радовало: карьера его развивалась довольно удачно.

Гермиона Грейнджер была одной тех из немногих энтузиастов, которые после войны вернулись в Хогвартс доучиваться. И, конечно же, сдала Ж.А.Б.А. с максимально возможным баллом. После окончания школы она продолжила своё образование. Несмотря на в некотором роде печальный, но, несомненно ценный опыт неудавшейся личной жизни, Гермиона чувствовала себя уверенно, рассчитывала на работу в министерстве магии и с нетерпением ждала того дня, когда сможет осуществить собственные идеи на практике.

Северусу Снейпу не позволили умереть. Спасла его одна очень упрямая и настойчивая ведьма (да-да, снова Гермиона Грейнджер). Бывший профессор Хогвартса и Пожиратель Смерти был полностью реабилитирован, а все его поступки, имевшие место в течение долгих и мучительных лет шпионажа, оправданы. Верность Альбусу Дамблдору и Ордену Феникса, годы жизни на самом острие ножа, готовность жертвовать собой ради победы светлой стороны и, наконец, его огромный вклад в победу над Волан-де-Мортом были признаны магическим обществом. Северуса Снейпа причислили к героям, заслужившим уважение. Был ли он рад этому? Конечно, нет… Ну, по крайней мере, именно это он сказал Рите Скитер, прежде чем заклинанием отправил её неугомонную задницу в… Ну, сами знаете, куда…

Семейство Малфоев реабилитировали, хотя Люциусу и пришлось предстать перед Визенгамотом и ответить на ряд весьма неприятных и раздражающих вопросов. Неудивительно, что нашему скользкому другу и настоящему слизеринцу в очередной раз удалось выйти из воды сухим и незапятнанным… Ну, то есть, почти незапятнанным. Зеркально гладкая до этого момента поверхность личной жизни лорда Малфоя всё же дала нечто вроде трещины: от него ушла жена, Нарцисса Малфой. По её мнению поступила она вполне справедливо: Люциус разрушил их семью, но, что было хуже всего, подверг жизнь единственного ребенка смертельной опасности. Леди Малфой просто не смогла простить мужа, поэтому развелась с ним и переехала жить в виллу на Лазурном берегу.

Драко Малфой довольно сильно изменился после войны. Вера в авторитет отца умерла окончательно, а убеждения, в которых его воспитывали всю жизнь, оказались серьёзно подорваны. Однако, образование — вещь, необходимая всем и всегда, независимо от направления взглядов на жизнь, так что Драко вместе с Гермионой вернулся в Хогвартс. А затем, по после сдачи Ж.А.Б.А., продолжил учиться где-то во Франции, неподалёку от матери.

Постепенно волшебный мир оправлялся после страшных потерь, зализывая незаживающие раны. Радостно было сознавать, что теперь можно любить, работать, восполнять упущенные встречи и удовольствия с друзьями в «Дырявом котле», не оглядываясь тревожно в ожидании преследующей по пятам смерти. Всё, вроде бы, шло хорошо, можно даже сказать, прекрасно: люди, от мала до велика, были оптимистично настроены и наслаждались счастьем, которые называется «жизнь», а будущее виделось в радужной перспективе как никогда до этого.

Увы, потребовался всего лишь один поворот этого пёстрого жизненного калейдоскопа, нелепая случайность, не более, чтобы по воле злого рока всё, абсолютно всё развалилось на тысячу болезненно острых осколков.

Трагедия произошла четыре года назад.

История оказалась чрезвычайно, отвратительно проста: Гарри Поттеру снова, в последний раз, удалось оказаться в неправильном месте и в неправильное время. Его пристрелил какой-то жалкий маггловский воришка, пытавшийся ограбить маггловский же продовольственный магазин. Скорей всего, Гарри даже не успел сообразить, что произошло. Он всего лишь открыл входную дверь, а шальная пуля в тот же миг угодила ему в голову… И легендарного Гарри Поттера не стало… Что именно он хотел купить в этом магазине, так и осталось тайной.

Излишне объяснять, дорогие читатели, степень потрясения, всколыхнувшего волшебный мир. Слишком трудно оказалось осознать, понять и принять эту неожиданную бессмысленную потерю. Жизнь, словно рисунок калейдоскопа, снова разлетелась на кусочки, и волшебное сообщество погрузилось в траур. По вполне понятным причинам больше всех пострадали близкие и друзья Гарри.

Безумный, нелепый поворот на жизненном пути Гарри Поттера изменил будущее множества людей.

Джинни, бедная, несчастная Джинни, у которой война забрала брата, теперь потеряла ещё и любимого, почти мужа. Она находилась в полном отчаянии, впрочем, как и все. Рон, Гермиона и семейство Уизли оказались сокрушены жестким ударом судьбы.

Однако, человеческая природа обладает замечательным качеством: умением стойко переносить невзгоды и залечивать мучительные раны. В конце концов, друзья и близкие смирились с потерей и начали обустраивать собственные жизни. Теперь, четыре года спустя, изображение в калейдоскопе жизни снова радовало гармонией и красотой, с одной лишь маленькой разницей: в нём не хватало маленького осколка — Гарри Поттера.

Джинни со всем нерастраченным пылом увлеклась профессиональным квиддичем, заявив, что семейная жизнь, со всеми прилагающимися к ней атрибутами — это не её стезя. Позже к ней присоединился и Рон: откровенно говоря, после смерти Гарри, работа в отделе магического правопорядка утратила для него свою привлекательность. К сожалению, первая влюблённость, а затем и дружба между ним и Гермионой тоже постепенно сошли на нет. Как-то так вышло, что без Гарри, как без связующего звена в механизме, отношения между ними медленно, но верно разрушились.

Удивительно, но ещё одним человеком, болезненно воспринявшим смерть Гарри Поттера, оказался Драко Малфой. Необъяснимо, но факт: смерть извечного соперника и, одновременно, спасителя стала переломным моментом в жизни несчастного юноши, после которого в нём что-то сломалось. Драко попрощался с матерью, разорвал все связи с отцом и… исчез.

Ходили слухи, что он живёт в Париже с никому неизвестной, разведённой ведьмой гораздо старше его. Вы, дорогие читатели, возможно, догадываетесь какое отчаяние и потрясение вселила эта новость в Люциуса Малфоя. Злой рок настиг его: сначала от него ушла жена, теперь же он почти потерял единственного сына и наследника. Что и говорить, невообразимо катастрофическая развязка.

Правда, в жизни Люциуса Малфоя появилось и что-то приятное: его отношения с Северусом вышли на новый уровень. Они стали близкими друзьями, регулярно встречались за бокалом огневиски, развлекались игрой в шахматы и покер. Смерть Гарри Поттера и значительный период времени, прошедший со дня окончания войны, поспособствовали тому, что Малфою снова практически удалось восстановить своё положение в министерстве и магическом обществе. Он ещё не добился окончательно того уровня власти, которым обладал ранее, но не оставлял упорных и по большей части успешных попыток достичь цели.

Северус не только не вернулся в Хогвартс, но и вовсе оставил преподавательскую деятельность. Купив на юге Англии скромную виллу, он создал там небольшую лабораторию и был счастлив тем, что варил зелья для ограниченного круга клиентов.

Гермиона работала в министерстве магии, стремясь достичь всего, о чём они мечтали вместе с Гарри. Дружба с ним обязывала её заняться этим. Иногда она чувствовала себя невыносимо одинокой, хотя, справедливости ради, надо сказать, со стороны всё выглядело не так уж и печально. У неё по-прежнему хватало друзей и замечательных коллег по работе, вот только… они не были ни Гарри, ни Роном, а ей их ужасно не хватало. Однако, несмотря на подобные временами возникающие вероломные ощущения, Гермиона чувствовала себя вполне довольной собственной жизнью. Она стала восходящей звездой в министерстве и на политической арене магического мира и чувствовала, что идёт верной дорогой к достижению идей и мечтаний, которые они вынашивали вместе с Гарри.

Итак, как я уже говорила, апрельским вечером 2006 года оставалось всего несколько недель до восьмой годовщины Победы над Волан-де-Мортом, что, видимо, и стало причиной вышеизложенных философских размышлений Гермионы Грейнджер.

Правда, после того, как более половины бокала опустело, мысли её быстро перетекли к теме, тесно связанной с реальностью: министерскому балу в честь надвигающегося праздника. Ведь, несомненно, предстояло приобрести массу необходимых вещей (как, например, платье и туфли), справиться с несколькими проблемами (вроде выбора причёски) и решить самый главный вопрос: кого взять сопровождающим?!



___________________________________________________
Собственно, само стихотворение:

Объяснение
Жизнь вернулась так же беспричинно,
Как когда-то странно прервалась.
Я на той же улице старинной,
Как тогда, в тот летний день и час.

Те же люди и заботы те же,
И пожар заката не остыл,
Как его тогда к стене Манежа
Вечер смерти наспех пригвоздил.

Женщины в дешевом затрапезе
Так же ночью топчут башмаки.
Их потом на кровельном железе
Так же распинают чердаки.

Вот одна походкою усталой
Медленно выходит на порог
И, поднявшись из полуподвала,
Переходит двор наискосок.

Я опять готовлю отговорки,
И опять всё безразлично мне.
И соседка, обогнув задворки,
Оставляет нас наедине.

Не плачь, не морщь опухших губ,
Не собирай их в складки.
Разбередишь присохший струп
Весенней лихорадки.

Сними ладонь с моей груди,
Мы провода под током.
Друг к другу вновь, того гляди,
Нас бросит ненароком.

Пройдут года, ты вступишь в брак,
Забудешь неустройства.
Быть женщиной — великий шаг,
Сводить с ума — геройство.

А я пред чудом женских рук,
Спины, и плеч, и шеи
И так с привязанностью слуг
Весь век благоговею.

Но, как ни сковывает ночь
Меня кольцом тоскливым,
Сильней на свете тяга прочь
И манит страсть к разрывам.

(Б. Пастернак, 1947г.)

Синие босоножки, синие трусики… или куда исчезает уверенность?

[i]«Они сели идеально! Что называется, пришлись в самый раз!»[/i]

Когда две недели назад Гермиона увидела их стоящими на полке обувного магазинчика, сразу поняла: [i]это[/i] как раз то, что она искала, именно [i]эта[/i] модель была нужна ей больше жизни (Ну, вы же понимаете, девочки, все мы когда-нибудь испытывали нечто подобное).

Кобальтово-синего цвета, с отделкой из органзы, шелковисто-атласными перемычками и завораживающей надписью «Маноло Бланик», парящей в воздухе… Это были самые изысканные босоножки, которыми Гермиона когда-либо владела. Они являли собой греховное слияние двух миров: викторианской чувственности и современных технологий. И конечно же, составляли идеальную пару с изящным платьем без бретелек, которое мадам Малкин заказала специально для прекрасной мисс Грейнджер и подогнала исключительно под её фигуру.

Ах, знали бы вы, насколько счастлива была наша «золотая» девушка в тот момент, когда босоножки стали принадлежать ей! Приятное тепло угнездилось в сердце, когда она наконец почувствовала вес свисавшего с руки обувного пакета. Мерлин свидетель, это упоительное ощущение в чём-то сродни влюблённости. Гермиона ясно поняла: теперь ничто в мире не в силах испортить ей настроение, унизить или лишить уверенности, абсолютно ничто… пока ноги её украшены подобной прелестью.

Идеальная пара босоножек «Маноло Бланик» оказалась окончательным и бесповоротным аргументом в длившейся почти месяц мучительной борьбе Гермионы Грейнджер с самым трудным противником из всех возможных — с собой. Прогрессивно развитая, уверенная в себе и ни от кого не зависящая часть личности знаменитой ведьмы находилась в состоянии перманентной войны с застенчивой, нерешительной и довольно консервативной половиной самой себя и уже практически предвкушала триумф. Ведь очевидно было, что с приобретением шёлковых, кобальтово-синих крошек, что до поры прятались в шкафу, сильная сторона Гермионы победила более слабую и воспарила в восторге от победы.

Наша ведьма всё-таки решила пойти на бал. Причём безо всякого сопровождения!

[i]«У меня хватит смелости! Прочь сомнения! Я не нуждаюсь в мужчине, который осторожно поддерживал бы под локоток, словно силы вот-вот покинут меня. И мне совершенно не нужно крепкое, широкое плечо рядом и сильная рука, обнимающая талию… Нет, не сейчас, когда я просто переполнена чувством упрямой независимости!»[/i]

В прошлом году Гермионе не хватило смелости пойти на празднование одной, потому что она всё ещё не оправилась после ухода Рона. Тогда Невилл заботливо предложил сопровождать её, и они отправились на бал вместе. Для него тот вечер оказался чрезвычайно удачным: оказалось, Ханна Эббот тоже там присутствовала. Они довольно быстро и тесно спелись, так что теперь собирались посетить приём в качестве счастливой пары.

В этом году для Гермионы всё поменялось. Она чувствовала себя победительницей, лёгкие вдыхали не воздух, а уверенность. Восходящая звезда министерства была абсолютно готова идти на бал. Без сопровождения.

[i]«Да… Готова… Ну то есть… По крайней мере вплоть до сегодняшнего утра я считала именно так…»[/i]

Никогда не задумывались, дорогие друзья, куда девается наша уверенность в себе? Неважно, как долго мы работаем над ней, сколь педантично, крошка за крошкой, собираем её, независимо от того, насколько уверены в том, что ухватили за хвост эту капризную птицу… Один неверный выдох в нашу сторону, одно слово, произнесённое не с той интонацией, и вся наша уверенность вдруг «Пф!»... необъяснимым образом исчезает!

В точности такая метамофоза и произошла с Гермионой в день бала. Ей бы следовало остаться дома, но она не могла позволить себе подобной роскоши. Всё началось, когда её помощница по административным вопросам и просто хорошая знакомая Лора ворвалась в рабочий кабинет мисс Грейнджер со стопкой утренних газет, распираемая новостями. Руки её были заняты папками, которые Гермиона попросила принести, но мысли вертелись исключительно вокруг одной темы: бал в честь Победы.

— Доброе утро, — ликующе пропела она. — Не могу поверить, что сегодня наконец-то произойдёт это!

Гермиона подняла недоумённый взгляд от документов, которыми занимала в данный момент, на гостью, а та торопливо пояснила:

— Бал. У меня всё готово. Закари заберёт меня в семь. А ты решила, с кем пойдёшь?

Заметив на лице мисс Грейнджер тень недовольства, она сразу же дала задний ход.

— О! О… Точно… Я и забыла… Кстати… Я очень тобой горжусь! Всё-таки двадцать первый век на дворе… — неубедительно забормотала она, отводя взгляд, суетливо свалила принесённые бумаги на стол Гермионы и, одарив начальницу неловкой улыбкой, поспешно скрылась за дверью.

Это был первый тревожный звоночек, разбудивший червя сомнений, до сего момента спокойно дремавшего где-то в тайных глубинах сердца. Лениво шевельнувшись, он тут же принял боевую стойку, всколыхнув улёгшийся было туман неприятных мыслей и тошнотворных эмоций. Всё, что последовало далее, лишь подпитывало ненасытного монстра, помогая ему становиться всё толще и сильнее.

Как и ожидалось, в районе двенадцати часов Гермиона получила отправленную совой записку от Невилла, в которой тот заботливо спрашивал: не желает ли она присоединиться к их с Ханной паре?

В 14:30 заявился Джордж и с порога поинтересовался: может, Гермиона отправится на бал вместе с ним и Анджелиной?

Апофеоз и предел всему наступил, когда сам министр, Кингсли Шеклболт, вызвал мисс Грейнджер в свой кабинет и (вы правильно поняли) предложил сопроводить бедную, одинокую ведьму на министерский приём. Как он вполне убедительно выразился:

— Как друг. Просто ради того, чтобы не пострадало ваше достоинство, дорогая. Без каких-либо дальнейших обязательств.

Можете себе представить, как нестерпимо чесались кончики пальцев у мисс Грейнджер, когда она легонько поглаживала в кармане палочку? Хорошо, что правильное воспитание и уважение к старшим каким-то чудом всё же восторжествовали.

Справедливости ради надо сказать, что Кингсли официально просил разрешения сопровождать её на бал в честь Победы ещё месяц назад, но Гермиона вежливо отклонила его безвозмездную спонсорскую помощь. Мимолётная вспышка разочарования, что мелькнула в глазах министра, заставила её крепко задуматься.

После нескольких неудачных свиданий с магами близкого возраста в течение двух последних лет мисс Грейнджер твёрдо решила, что ей нужен мужчина постарше, более зрелый и решительный. Но Кингсли Шеклболта в её списке возможных кандидатов на романтические отношения точно не было. Честно говоря, и самого списка как такового пока в природе не существовало, но если Гермиона и решит составить такой когда-нибудь, то министра в нём точно не окажется, в этом она была стопроцентно уверена. Даже представить ничего подобного с ним не могла! Кроме того, Гермиона была вовсе не прочь стать его правой рукой в министерстве, а вы ведь помните, что говорят в подобных случаях?.. Вот именно!

[i]«Работу с удовольствием смешивать не стоит».[/i]

К тому времени, когда наша храбрая гриффиндорка вернулась домой и достала из шкафа невообразимо прекрасные босоножки, её ранее поверженная вторая половина (застенчивая, робкая и консервативная) мало того что вернулась, она полностью контролировала ситуацию, с позором изгнав уверенность прочь. Теперь Гермиона стояла в собственной спальне в босоножках глубокого синего цвета и такого же оттенка трусиках, тщетно пытаясь отыскать неизвестно куда подевавшуюся смелость взамен намертво вцепившихся в душу страха и горького чувства разочарования.

Кстати, о синих трусиках… Появились они тоже благодаря простому совпадению и совершенно не свойственному Гермионе спонтанному решению. На следующий день после приобретения босоножек трусики привлекли её внимание в витрине магазина нижнего белья. Они состояли сплошь из кружев и имели точно такой же оттенок, как и новая обувь. Конечно, Гермиона тут же купила их. Разве могло быть иначе?

Так вот… Пятничным вечером, около шести пополудни, за два часа до начала праздничного бала в Министерстве магии, Гермиона Грейнджер стояла перед зеркалом в собственной спальне, облачённая лишь в синие трусики и потрясающе красивые синие босоножки, а бледно-фиолетовое платье без бретелек лежало на кровати, ожидая своей очереди.
Гермиона безуспешно пыталась вернуть потерянное мужество, чтобы найти силы отправиться на приём. Тяжёлый вздох и тихий шёпот:

— Всё-таки нет во мне этого… — подтвердили, что её уверенность потерпела сокрушительное поражение под натиском робости и застенчивости.

А теперь, дорогие читатели, оставим нашу любимую львицу дальше вести бой с самой собой и отправимся на виллу некоего зельевара.

Два друга-гусара

В ту же пятницу, в 6:03 вечера, Северус Снейп, небрежно одетый в чёрные брюки и чёрный жилет поверх как следует накрахмаленной белой рубашки, стоял в собственной лаборатории и со всем тщанием сверял список ингредиентов, попутно делая короткие заметки в лежащем перед ним пергаменте. Как и обычно в этих числах каждого месяца он пополнял запасы материалов для зелий и продуктов в кладовой.

В общем и целом, Северус Снейп выглядел хорошо. Ну, насколько это возможно, конечно, учитывая, что основные черты его внешности практически не изменились: чёрные, кажущиеся чуть сальными волосы, крупный нос с горбинкой, зубы… хм, всё те же… Поменялось в нём только одно: манера держать себя. Теперь Снейп выглядел спокойным, умиротворённым, если не сказать больше, беззаботным человеком.

Со стороны могло показаться, что он с головой погружён в, несомненно, полезное и крайне целесообразное занятие, однако внимательный наблюдатель непременно заметил бы, что Северус сосредоточен на нём чуть меньше обычного. Старинные часы пробили шесть раз, и стало ясно: зельевар чем-то обеспокоен. Видимо, тревожился он не зря. Спустя всего три минуты в другой части дома начался какой-то переполох. Снейп только и успел нахмуриться и пробормотать:

— Мерлин, помоги мне… — как в лабораторию ворвался донельзя взволнованный домовой эльф, которого звали Казимир, и объявил:

— Мистер Люциус ищет хозяина. Очень взволнованный мистер Люциус хочет видеть хозяина сейчас же! — и, не мудрствуя лукаво, исчез, громким хлопком продемонстрировав собственное недовольство.

Спустя несколько секунд, предшествуя появлению владельца, раздался знакомый протяжный голос:

— Северус, ты опоздал. На часах уже 6:04, а тебя всё нет и нет. Предполагалось, что в шесть часов мы встретимся в Мэноре. Может, соизволишь объяснить, почему ты до сих пор дома? — и на пороге комнаты во всей красе наконец-то появился единственный и неповторимый Люциус Малфой.

Снейп окинул друга внимательным, натренированным взглядом, и его тонкие губы тронула кривая ухмылка. Люциус заявился при полном параде: в белоснежной батистовой рубашке, зелёном шёлковом галстуке, зелёном жилете с отделкой из парчи, чёрной кашемировой мантии и с неизменной тростью, увенчанной змеиной головой. В свою очередь оценив наряд Северуса, он возмутился:

— Я так и знал! Почему ты всё ещё здесь и почему до сих пор не одет? — и уставился на стоящего перед ним оппонента с высокомерным ожиданием в прозрачных, словно первый лёд, серых глазах.

Безукоризненно подстриженные светлые брови изящно изогнулись в недоумении, грудь надменно выпятилась колесом… О да, Люциус Малфой на самом деле был единственным и неповторимым… актёром.

Северус на весь этот фарс даже глазом не моргнул, не скрывая, что ждёт от друга, когда же тот закончит представление.

— Не думаю, что я должен сегодня находиться где-то поблизости от твоего поместья, Люциус. Это [i]ты[/i] собирался посетить отвратительный министерский приём, [i]я[/i] же, как и планировал, остался дома.

— Мы договаривались, Северус. [i]Ты[/i] сказал, что мы пойдём вместе. [i]Ты[/i] так решил. В Мэноре. После нескольких бокалов огневиски и выкуренных сигар, — в который раз затянул Малфой знакомую песню.

— Я не делал ничего подобного, Люциус. Твои скользкие трюки со мной не пройдут, тебе это прекрасно известно, так что даже не пытайся.

— Но, Северус…

— Я сказал «нет», Люциус. Пожалуйста, прекрати бесполезные домогательства. Я не пойду туда. Точка! — в глубоком баритоне Снейпа начали проявляться признаки раздражения. — Я сказал тебе «нет» вчера и позавчера, и на прошлой неделе, и в начале месяца. И (вопреки здравому смыслу и только потому, что я называю тебя другом, Люциус) повторю снова: я не собираюсь идти на этот отвратительный приём в министерстве, — выговаривал другу Северус, подчёркивая каждое слово. — В прошлом году я согласился участвовать в подобном фарсе последний раз.

Любой другой человек на месте Малфоя решил бы, что это окончательное решение Снейпа и любые попытки обречены на провал. Но нам-то прекрасно известно, что Люциуса Малфоя не просто так отправили учиться в Слизерин.

В мгновение ока его поведение поменялось на диаметрально противоположное. Вся прежняя напыщенность и спесь пропали, будто их и не было. В ссутулившихся плечах любой желающий мог прочитать непомерную усталость и крушение надежд. Выразительные глаза тоскливо блеснули непролитой слезой, и коварный блондинистый пройдоха, еле слышно прошептав:

— Я прекрасно тебя понял, Северус, — тихо забубнил: — Что ж… Тогда отправлюсь домой, разденусь и лягу в кровать. Я чувствую себя таким старым, одиноким и никому не нужным… Это элементарная истина, болезненная, но несомненная… — очень медленно Люциус начал поворачиваться в сторону двери, словно собираясь уходить, между делом мученически бормоча вполголоса: — Глупо было надеяться, что ты изменишь решение. Просто…

Раздражённо вздохнув, Северус несдержанно рыкнул и перебил страдающего друга:

— Пресвятой Мерлин! Кто бы не был ответственен за эту пытку, надеюсь, сейчас он от души веселится! Вот же гадство! Люциус, старый склизкий хрен, твой зад сам напрашивается на проклятие! Ты и так из меня верёвки вьёшь! Мало мне того, что хогвартские тупицы долгие годы меня в тряпку превращали, теперь ещё ты достаешь! Это просто издевательство какое-то! — однако, досадливо вздохнув и некоторое время помолчав, почти спокойно добавил: — Чёрт! Я пойду с тобой, Люциус. Последний раз. Через полчаса встретимся в Мэноре.

— В этом нет необходимости, Северус, не беспокойся. Я подожду тебя прямо здесь.

Дорогие читатели, можете не переживать: никто из действующих лиц в дураках не остался. Оба друга прекрасно разучили свои роли. Для них это была своеобразная игра, особый, возможно слегка извращённый, «гусарский» способ развлечь самих себя.

Два Гусара… Два Друга?

Признаюсь как на духу: у столь быстрой капитуляции Северуса существовала определённая причина, конкретная такая кудрявая и кареглазая причина. На протяжении примерно восьми лет служившая источником его тайных мучений.

Думаю, разъяснений не требуется, друзья мои? Да, виной всему снова оказалась она — Гермиона Грейнджер. С непреклонной самоуверенностью первостатейной всезнайки она спасла его, выхватив из-под самого носа у смерти. Гермиона оказалась единственной, кто сообразил наложить заклинание Стазиса на его рану, прежде чем выйти на разборки с Волан-де-Мортом (чёрт бы их побрал, этих сдвинутых на собственной отваге гриффиндорцев!). И она была единственной, кто вернулся и отлевитировал Северуса Снейпа в госпиталь к Поппи Помфри.

А ещё мисс Грейнджер стала единственной и самой верной сиделкой, которая в течение первой недели неотлучно находилась возле постели больного, меняя повязки на ранах, строго по часам поила зельями и заботливо смахивала с его лба волосы, утирая пот. Она и только она, вооружённая присущим ей исключительным упрямством, смогла достичь невозможного: вопреки всему маленькая ведьма спасла профессора Снейпа, вырвала его из цепких лап смерти и заставила жить.

После чего, быстро и невесомо чмокнув в щёку, просто исчезла из его жизни, оставив в сердце Северуса огромную, зияющую дыру. Из-за чего все эти годы его мучил один вопрос:

[i]«Как Гермиона Грейнджер может быть такой доброй и жестокой одновременно? Как она посмела спасти меня, приручить, вновь подарить жизнь и надежду только для того, чтобы бессердечно бросить, пусть живого и здорового, но одинокого и обездоленного в безбрежном океане опустошённости?

Как смогла эта тоненькая девушка (практически девочка!) добиться того, что я, человек хладнокровный и сдержанный, привык к мягким прикосновениям кончиков её пальцев, к её тёплой ладони на лбу, к приглушённому журчанию её девичьего голоса за то время, пока она выхаживала меня, возвращая к жизни? Глупая девчонка! Она заставила меня жаждать всего этого каждое утро и каждый день с того самого момента, как оставила одного. Показала, каково это, когда кто-то заботится о тебе, а потом безжалостно лишила всего».[/i]

Правда, если уж совсем строго следовать фактам, мисс Грейнджер не бросала его. Нет. Просто однажды наступил момент, когда Северус стал чувствовать себя достаточно хорошо для того, чтобы вернуться домой, а Гермионе пришлось остаться в Хогвартсе. Она должна была закончить образование, а бывшему профессору пришло время начать новую жизнь. И всё же незаживающая рана в его сердце по-прежнему ныла, причём довольно сильно. Он не роптал. Ему просто было больно. За прошедшие годы эта непреходящая боль несколько притупилась, а затем постепенно трансформировалась в лёгкое волнительное возбуждение, которое Северус чувствовал каждый раз, когда видел молодую ведьму. К счастью (или к несчастью — кто знает, чёрт возьми?) наш зельевар не так уж часто встречался с ней. Точнее, видел он её всего лишь раз в году — на балу в честь Победы. Тем не менее, эти редкие свидания были ему необходимы. Каким-то образом они стали неотъемлемой частью его жизни.

Так вот, пятничным вечером, с того момента как старинные часы пробили шесть раз и до внезапного объявления Казимира о прибытии Люциуса Малфоя, ровно четыре минуты жизни Северуса Снейпа были наполнены концентрированной агонией. По правде сказать, наш хладнокровный профессор просто не знал, что ему пришлось бы предпринять, если бы его заносчивый друг не появился вовсе. Так что, как бы странно это не звучало, Люциус с неизменной страстью к публичным приёмам оказался истинным благословением для Северуса. Его настойчивость стала настоящим даром небес, так как эффективно устраняла необходимость мучиться самооправданиями. Год за годом, бал за балом Малфой преследовал друга, чуть ли не доводя его до смертного греха, и вынуждал ходить на министерские приёмы. И это настолько упрощало жизнь Снейпа, что необходимость анализировать мотивы посещений совершенно отпадала.

В этот раз, однако, Снейп рассчитывал на новое, существенно отличающееся от прежних версий развитие событий. Сказать по правде, отсутствие Рона Уизли рядом с мисс Грейнджер на прошлогоднем балу заставило его сердце встрепенуться радостно и пылко. Сегодня же необходимость увидеть её сжимала и скручивала это самое сердце с вопиющей назойливостью. Само собой, его владелец и не думал обращать внимание на сокращения какой-то там мышцы. Ни в малейшей степени, конечно же.

Взбудораженный подобными размышлениями, воспоминаниями и намерениями, кружащими голову, Северус завершил наконец праздничный туалет. Отточенными движениями поправив воротничок накрахмаленной белоснежной рубашки, выглядывавшей из-под тяжелой чёрной вечерней мантии и, кинув напоследок взгляд в зеркало, наш профессор отправился навстречу блондинистому другу, терпеливо ожидавшему его в библиотеке.

А между тем, с удобством расположившийся в стенах означенной комнаты Люциус налил себе щедрую порцию огневиски, которую неспешно и потягивал, пока его проницательные серые глаза задумчиво разглядывали несметные ряды книжных корешков. Он был уверен, что ожидание не затянется надолго: Мерлина ради, всё-таки Северус столько лет являлся шпионом. И всегда был готов к тому, что капризная судьба в любой момент может подкинуть неожиданное испытание: будь то опасная миссия, острая необходимость в зелье, вопрос жизни и смерти или, как в данном конкретном случае, всего лишь министерский приём.

Их привычный короткий спектакль на тему «идти или не идти» в очередной раз несколько позабавил Люциуса. Тем не менее, кое-что для лорда Малфоя всё ещё оставалось загадкой:

[i]«Почему Северус каждый год буквально вынуждает меня тащить его туда? Что такого привлекательного он нашёл в этих балах?»[/i]

Люциус Малфой никогда не был дураком, поэтому у него даже тени сомнений не появлялось: если бы Северус на самом деле не желал появляться на министерских приёмах, никто из ныне живущих на земле, какой бы властью не был наделён, не смог бы переубедить его.

[i]«Совершенно очевидно, что в этих балах кроется что-то, чрезвычайно интересующее Северуса, вот только что именно? —[/i] Люциус даже языком с досады прищёлкнул. — [i]Ну да, у моего так называемого друга нелёгкий характер, полный тайн. Что ж я и сам — отнюдь не открытая книга. Но всё-таки мы идеально дополняем друг друга: зовёмся товарищами, но никогда на самом деле не доверяем нашей дружбе безоглядно. Одно слово — слизеринцы…»[/i]

Сам-то Малфой точно знал, почему в этом году решил посетить Бал Победы. Ему потребовалось несколько лет, чтобы пережить предательство Нарциссы и исчезновение Драко. Но в конце концов Люциусу удалось оправиться от ударов судьбы. Теперь перед ним стояло несколько задач кряду: восстановить старые связи, поправить собственную репутацию и найти подходящую ведьму, новую леди Малфой. А в перспективе, пожалуй, даже не поздно было ещё и родить нового наследника.

[i]«Кто знает, может, фортуна расщедрится, и мне наконец-то повезёт? Ещё один шанс, почему бы и нет?»[/i]

Другими словами, сейчас Люциусу жизненно необходимо было общение.

Звук энергичных шагов возвестил о появлении в библиотеке Северуса.

— Готов? — спросил Люциус, вставая с дивана.

— Разве можно подготовиться к подобной пытке? — проворчал черноволосый друг.

— В жизни каждого мага, друг мой, бывают моменты, когда настоящая дружба требует определённых жертв, — произнес белобрысый пройдоха, принимая издевательски торжественный вид.

— Люциус, заткнись, пожалуйста. Тебе прекрасно известно, что жертв, принесённых мной, хватит как минимум на несколько жизней вперёд.

И спустя пару секунд друзья-волшебники шагнули в зелёное пламя камина.

Кричали женщины «Ура» и в воздух чепчики бросали

Гермиона вышла из камина в западном крыле министерства. Она опаздывала, злилась, одним словом, была в растрёпанных чувствах. Вы спросите, где она нашла мужество, чтобы всё-таки явиться на бал? Уверяю вас, друзья мои, ничего она не нашла. Однако, кроме катастрофически недостающих храбрости, бравады и уверенности в себе она обрела кое-что другое. Все три отсутствующих элемента она заменила тем, что само по себе было гораздо более мощным — раздражением с большой буквы «Р». И, честно говоря, эта неприятная эмоция действовала на неё не менее, если не более сильно всех вышеперечисленных позитивных.

Кто же был тем дерзким, бесстрашным, а точней сказать, потерявшим последние крохи разума идиотом, который осмелился рассердить столь взрывоопасную в гневе ведьму?

Им оказался Кингсли Бруствер, министр. Возможно, как раз в эти дни с его мозгом случилось что-то неладное, кто знает? Чем иначе объяснить этот глупый поступок?

Когда примерно в половине седьмого вечера, после долгой и довольно бурной дискуссии с самой собой, наша львица окончательно решила, что никуда не собирается идти, камин в её доме ярко вспыхнул, и из него раздался знакомый властный голос:

— Гермиона, дорогая, ты же понимаешь, что игнорировать министерский приём — это не выход из ситуации? Ты нужна здесь в качестве официального представителя. Так что надеюсь, ты уже собралась. Хочешь, я сопровожу тебя туда?

Этот вопрос и стал переломным моментом. За секунду Гермиона взвинтила себя до состояния кипения и была готова взорваться тут же.

Да кому нужна эта чёртова уверенность в себе, когда вы в высшей степени раздражены? Так ведь?

Вспыльчивая ведьма ответила резко и ясно:

— При всем уважении, министр, в последний раз вам повторяю: Я. Не нуждаюсь. Ни в чьём. Сопровождении… Большое спасибо, ещё увидимся. А теперь прощайте.

Растерянный и даже чуть оробевший от подобной отповеди Кингсли скомканно попрощался, и зеленое пламя камина с сердитым рёвом поглотило контуры его лица.

А в результате теперь Гермиона в ярости мчалась по коридорам министерства в изысканном наряде, а шоколадного цвета кудри, словно взбесившиеся змеи, вились вокруг её лица. Спустя пять минут после появления она, всё ещё возбуждённая и запыхавшаяся от того, что пришлось почти бежать на десятисантиметровых каблуках, стояла перед входом в праздничный зал. Слава Мерлину, уровень злости был ещё достаточно высок для того, чтобы сделать последний, маленький шажок и войти внутрь.

В тот момент, когда Гермиона пересекла порог, у неё отпали последние сомнения в целесообразности появления здесь, ведь вокруг мелькало так много знакомых лиц: Молли и Артур, Джордж с Анджелиной, профессор МакГонагалл, Невилл с Ханной, Луна. Спустя примерно полчаса сердце её наполнилось чувством глубокой благодарности по отношению к настырному министру. Она по-настоящему оценила его старания и уговоры и на самом деле наслаждалась вечером и собой. Официальная церемония, последовавшая за коктейлями, как обычно вызвала у Гермионы слёзы. Она оказалась единственной, кто встал и предложил минутой молчания почтить память погибших. Все последовали её примеру, и это был печальный, но прекрасный момент. Маги и ведьмы молча стояли, вспоминая и поминая родных и близких, которых потеряли в те страшные годы.

Как и всегда, в начале прозвучало несколько официальных речей, а продолжили приём танцы. К тому времени наша ведьма уже успела пригубить не одну порцию горячительных напитков, поговорила почти со всеми, с кем хотела пообщаться, и в общем-то была готова покинуть мероприятие. Однако на пути к выходу заметила некоего волшебника, как обычно одетого во всё чёрное, за которым невольно следил весь вечер. Кроме того, этот конкретный человек довольно часто в последнее время посещал сны Гермионы, возможно даже чаще, чем это было уместно. Но кого это волновало? Уж конечно, не нашу гриффиндорскую принцессу.

Таким образом, когда Северус Снейп внезапно появился неподалёку от нашей «золотой девушки», та не нашла в себе сил остановиться. Напитки, потреблённые ранее, вкупе с теми самыми распроклятыми снами подтолкнули мисс Грейнджер практически на подвиг. Искренняя улыбка осветила её лицо, когда она решительно подошла к бывшему преподавателю.

Гермиона скучала по нему, просто и незатейливо скучала. Она на удивление ярко и отчётливо помнила то послевоенное лето. И особенно всё, что касалось [i]его[/i]. Помнила, как поначалу все её усилия по спасению Северуса Снейпа казались тщетными и безнадёжными, а сам он напоминал скорей призрака. Помнила, как после множества бессонных ночей она наконец уловила еле заметные признаки улучшения у её особенного пациента. И отлично помнила, каким красивым мирным и спокойным выглядел этот потрясающий мужчина во сне, когда всё самое страшное осталось позади. Да, она помнила всё — и его пылающий лоб, когда Северус сгорал от лихорадки, и нездоровый жар кожи под кончиками её пальцев.

За последние восемь лет у мисс Грейнджер редко выдавалась возможность элементарно остановиться, сесть и вспомнить. В послевоенной жизни оказалось достаточно сложностей, на которые тратилось много времени и душевных сил. Лишь с недавнего времени, когда было покончено с учёбой в университете, когда она пережила трагическую гибель Гарри и расставание с Роном, Гермиона довольно часто оказывалась вечерами и по выходным в одиночестве. В связи с чем размышления о том лете и бывшем преподавателе зелий стали её новым увлечением (вторым после чтения, само собой).

Отважная и дерзкая ведьма быстро преодолела расстояние, разделяющее её и Северуса Снейпа, и в виде приветствия выдохнула:

— Как ваши дела, профессор Снейп?

Один неверный шаг. Прелюдия

Северус силился понять, что происходит.

[i]«Как, чёрт возьми, всё зашло настолько далеко? Чем это закончится, и какие ужасные последствия принесёт в мою жизнь?»[/i]

В последнем, кстати, он был совершенно уверен.

Должна вас успокоить, любимые читатели: «это» стало полной неожиданностью для всех, включая и меня. Хотите знать, что скрывается под словом «это»? Ладно, дорогие мои, только помните, вы сами напросились.

Итак, оказалось, что Северус Снейп (к его абсолютному удивлению) крепко-накрепко прильнул губами к бешено пульсирующей венке, расположенной на чрезвычайно чувствительном участке шеи мисс Грейнджер, прямо под линией подбородка. Ну, вы знаете... Чуть левей… Ага, именно там…

Так вот… Нашего преподавателя зелий чуть не прикончило осознание того, что он не только прикоснулся к этому месту на шее Гермионы, но к тому же ещё и посасывал его, а временами даже и прикусывал нежную кожу, издавая при этом благодарные стоны, от одного звука которых ранее сгорел бы со стыда. Кроме того, его крепкое мускулистое тело, оказывается, довольно энергично впечатывало тёплую и податливую Гермиону в стену за её спиной. Ну и, как будто всего этого было недостаточно, руки вели себя совершенно недопустимым образом! О, Мерлин, какую небывалую ловкость обрели вдруг его пальцы!

— А-а-ах… — тут же отозвалась мисс Грейнджер.

— М-м-м… — всё, чем смог ответить наш непредсказуемый зельевар.

А вот чем именно закончился вечер министерского приема после неожиданного порыва профессорского тела, разочарованием или удачей, я собираюсь рассказать вам в следующей главе.

Адью, мои дорогие!