Холст изрезанный не в силах художник кистью воскресить; разбитой арфы струн унылых перстам певца не оживить... И взор уж пуст, и чувства немы, и склепом мнится сад в цвету.
Этот фест придуман в самых лучших упоротых традициях наших сайтов (да, если кто еще не знает, встречайте новичка: МарвелSфан) с одной единственной целью — получить фан в процессе и вдохновить других на творчество. UPD. Фест подарил нам множество увлекательных и неожиданных работ, которые никогда бы не родились при иных обстоятельствах. И у нас уже есть итоги. Первое место разделяют Хогс и
"Расчёт. Применить план на практике". Карта Стратег, колода Симболон
На первый взгляд, на дне рва не было ничего такого уж страшного. Никто не тонул в нечистотах и не торчал вверх ногами из камня. Толпы, как таковой, тоже не было. Каждая медленно бредущая, нагая фигура, была отделена от остальных тем барьером одиночества, который характерен, скажем, для посетителей торгового центра. То есть, специального внимания никто ни на кого не обращал, но никто ни на кого и не натыкался. В этом сумраке, с этого расстояния, не было видно, действительно ли их головы вывернуты назад на пол-оборота, но ступали они неестественно, как люди, вынужденные ходить спиной вперёд. И даже не то, чтобы ходить. Они двигались не по своей воле. Что-то их тащило…
В самом рве, обычном, на первый взгляд, ущелье со скалистыми отвесными стенами, была какая-то неправильность. Искажение какое-то. Нечто почти невидимое, как плёнка поверхностного натяжения, только воздушная, а не водяная. Это пласталось на всём протяжении рва, сколько хватало глаз, от стены до стены, на высоте.. ну да, человеческой шеи. Понятно, что у всех разный рост, но эта… пусть плёнка, была натянута так, что проходила через шею каждой тени. Голова, стало быть, была над плёнкой, а всё остальное – под плёнкой. Когда единорог подскакал поближе, Гермиона разглядела, что плёнка ползёт, как движущийся тротуар, как конвейер, и тащит тени. За шеи. Закручивается вокруг этаким водоворотом и выворачивает головы налево-назад, на сто восемьдесят градусов…
Единорог опустился на колени. Гермиона сползла с его взмыленной спины и уткнулась лицом ему во влажную шерсть. От него разило козлом, он был тёплым, живым, и у него была нормально вставлена голова…
Единорог фыркнул и легонько повёл боком – отойди, мол. Гермиона оттолкнулась от него, отошла прочь, села на землю и спрятала голову в колени. Через минуту голос Малфоя предложил:
- Виски? - Нет, - ответила Гермиона и, проанализировав своё состояние, попросила: - Лучше сигарету. - Бери.
Она протянула руку, и Малфой вложил ей в пальцы сигарету. Тут, волей-неволей, ей пришлось поднять голову от колен, чтобы прикурить. Она, не открывая глаз, взяла сигарету губами, но что-то её насторожило. Она выхватила изо рта и изумлённо уставилась на скрученный из листьев цилиндрик – индийскую вонючую "бади". Малфой прыснул.
- Знаешь, это уже свинство! – сказала она ему, на что он немедленно отрастил пятачок. - Придётся наложить табу на слово "свинья" и все его производные, - вздохнула Гермиона, - иначе образование пятачка войдёт у тебя в привычку, что для принца Слизерина вовсе негоже… - Я уже давно не принц, Грейнджер, - ответил он, - а потому могу позволить себе, хоть пятачок, хоть хвост, хоть копыта, хоть…
Малфой попытался сохранить привычную лёгкость тона, но конец фразы потонул в совершенно змеином шипении. Что его так расстроило? Сделав ассоциативный шаг от "принца" Драко до "короля" Люциуса и вспомнив, как ужасно выглядит отец в воспоминаниях сына, Гермиона отбросила сигарету, поднялась с земли, шагнула к Драко, взяла его за щёки и крепко поцеловала.
Минуту спустя он запустил пальцы ей в волосы, осторожно отстранил её и смотрел ей в глаза, пока она не сумела ответить ему более или менее сфокусированным взглядом. Тогда он сказал:
- Шла бы ты, Бяша, лугом - со своей жалостью. - Я иду Адом, - ответила она со всё ещё хмельной от поцелуя торжественностью. – С жалостью, с тобой и с… ой!
На груди ворохнулась жемчужина. Гермиона оттолкнулась от Малфоя и закрутила головой. Малфой, в свою очередь, выставил вперёд левую руку, как будто в ней был компас. Или счётчик Гейгера.
- Туда, - сказал он.
Гермиона уже и сама разглядела слабое сине-красное мерцание и маленькую оранжевую искру - на этом берегу рва, далеко слева. Они были неподвижны и Гермиона, запоздало испугавшись, рванула к ним, не разбирая дороги. Хорошо, что дорога эта была проплавлена на совесть. Потребовалось минуты две, чтобы добежать до её конца и обнаружить, что демон покачивается в воздухе и тихонько наигрывает "Les chats attendent à la porte" 1, а Живоглот вольготно разлегся на выступе отвесного склона, на дюйм выше ползучей плёнки. Котище валялся на боку, поигрывая хвостом, скорее, по обязанности, чем в качестве реальной угрозы, раздувался и сжимался, как кузнечный мех, и урчал, как танк на холостом ходу. Над котом реяла бледная, но и в бледности смуглая рука. Рука не касалась шерсти, а словно бы гладила окружающий воздух, каким-то образом высекая из торчащего дыбом рыжего ворса облака золотых искр. Искры почти сплошь покрывали руку, плечо, всю фигуру высокого черноволосого мужчины, стоящего на дне рва. Искры отталкивали плёнку, и плёнка обтекала шею Снейпа, не в силах сдвинуть его с места. Снейп стоял - спиной и лицом к коту.
- Да что же это за ёбаное … !!! – сказала Гермиона. Снейп поднял к ней лицо и сказал: - Мисс Грейнджер, - лицо было грозное, и угроза был в сдавленном голосе. Только вот скрученная шея и Живоглотовы искорки, посвёркивавшие на бровях, ресницах и дремучей щетине, подобно пыльце феи Динь-Динь, как-то портили эффект. - Ну да, сто баллов с Гриффиндора! За дурной французский в присутствии учителя! Только я давно не ваша ученица, ясно вам?!
Глаза Снейпа полыхнули, как два смоляных факела. Гермиона замолчала, отвернулась от него, и встретилась взглядом с Малфоем.
- Что вы все на меня уставились? – спросила она, вытирая злые слёзы . – Что теперь делать?! - Идите сюда, сэр, - буднично-вежливо обратился Малфой к Снейпу, но добился только того, что Снейп принялся палить взглядом его, а не Гермиону. - Он не может, - объяснила Гермиона и всхлипнула, - эта дрянь его там держит. - Ты так полагаешь? – задумчиво произнёс Малфой, - тогда я сейчас с удовольствием спущусь и поставлю ему голову на место… - Нет, это сделаю я! – заявила Гермиона. - Стоять, вы, оба, - тихо велел Снейп. - Стоя на месте, дела не сделаешь, - огрызнулась Гермиона. Её била истерика, и молчать было выше её сил, даже если один их этих двоих сейчас сожжёт её в уголь своими глазищами, а второй – глазищами же - превратит уголь в ледяной алмаз.
Живоглот муркнул и перевалился на другой бок. Новая партия золотых искорок осыпала слизеринского декана.
- Поцелуемся? –предложил Гермионе Малфой. - Не поможет, - монотонно проскрипел Снейп, и Малфой тут же обнаглел. - Предпочитаю убедиться лично, - хмыкнул он, - я вам не доверяю. - Не забывайтесь, мистер Малфой, - процедил перекрученный и искрящийся слизеринский декан. - Прошу прощения: я вам не доверяю, сэр. Грейнджер, иди-ка сюда… - Самый умный, да? - осведомилась Гермиона, - директор Дамблдор профессору Снейпу доверял, а Малфой, видите ли, не доверяет. - А мне Дамблдор не указ, - распоясался Малфой, - у Дамблдора свои резоны, а у меня - свои. - Если вы хотите преуспеть в манипулировании людьми, мистер Малфой, - бесстрастно проговорил Снейп, - я настоятельно рекомендую вам взять за образец методы директора Дамблдора. - Ах вы, ползучий слизеринский герб! - вспылила Гермиона, и Малфой быстро зажал ей рот ладонью. - Огромное вам спасибо, сэр, - прочувствованно сказал он, - может, к вашему мнению она прислушается? Быть идеалисткой в её возрасте просто смешно…
Гермиона с наслаждением укусила его в ладонь. Малфой зашипел и перехватил её за горло.
- Молодые люди, - устало сказал Снейп, - мне трудно оставаться на месте. У меня меньше времени, чем я думал.
Золотые искры медленно гасли, и новых Живоглот не производил. Ползучая плёнка, подрагивая от жадности, стала сжиматься вокруг шеи Снейпа.
- Скоро меня отсюда унесёт, и вы меня не достанете. Думайте быстрее, чёрт побери! Грейнджер!
Для начала она оттолкнула Малфоя, потом зажмурилась. Думать, да ещё быстрее, и при этом смотреть на удушаемого зельевара не было сил. Но темнота под закрытыми веками оставалась панически пустой. Она не могла думать быстрее, им не хватит времени…
- Силы вашего… полуниззла… - он говорил со всё более длинными паузами, слабеющим голосом,- не… безграничны… - голос прервался.
Силы Глота - нет, не безграничны. Но силы демона? Он ведь может противостоять адским силам. Так-так, дальше…
- Грейнджер, его уносит! - в голосе Малфоя послышался нервный смешок.
В общем, надо использовать демона, только пока непонятно, как. Значит, теперь надлежит обдумать образ действий, а во время обдумывания не потерять профессора из виду. Второй раз может и не повезти.
- Демон, держись над ним! Глот! - кот слабо мяукнул и не двинулся с места. Гермиона с проклятьями подхватила обмякшую рыжую тушу и устремилась за мерцающим маячком демона. Тот, как было велено, держался точно над головой профессора. Профессора влекло прочь. Чёрный косматый затылок и передняя часть туловища были обращены к Гермионе. Гермиона нервно хихикнула, как минуту назад Малфой.
- Есть идеи, Грейнджер? - деловито осведомился Малфой ей в спину. - Надо поставить ему голову на место, - откликнулась Гермиона. Она крепко прижимала к себе тяжёлого Живоглота и одновременно смотрела под ноги. Очень внимательно. Поскольку демон не мог быть одновременно и маяком, и дорогоукладчиком. - Каким образом? - Я как раз над этим думаю. Интересно, он может как-нибудь повернуть голову… в противоположную сторону? - Сам, наверное, не может. - Значит, надо ему помочь, - сказала Гермиона. Решение приобрело какие-то очертания. По крайней мере, можно было попытаться претворить его в жизнь. Она крикнула:
- Демон!
Лиловая искра взлетела повыше, померцала, усваивая ментальный посыл, и, наверное, - с этого расстояния не было слышно - пожужжала, как перегруженный компьютер. Потом демон осторожно, медленно начал закручивать спираль по часовой стрелке, одновременно спускаясь на уровень глаз зельевара. Точнее, на уровень ушей. Очутившись рядом с правым ухом, он вдруг сипло гаркнул:
- I was looking back to see!..
Снейп инстинктивно отмахнулся от источника шума и, при этом, попробовал разглядеть, кто же это так орёт. То есть, должен был попробовать...
Демон уже орал в левое ухо:
- … if she was looking back to see!..
Голова повернулась вправо! Чуть-чуть, но повернулась. А демон орал опять в правое ухо:
-… if I was looking back at her!!
И закрутился, запел всё быстрее, превратился в сверкающий обруч, а хриплый испитый голос взвился на высоту ультразвука:
- I was looking back to see if she was looking backtoseeifIwaslookingbackather!..2 - Не смотри, - сказал Малфой, но предупреждение запоздало, да и невозможно было оторвать глаз от этого дикого зрелища – головы профессора Снейпа, смазанной от скорости, с которой она вертанулась вправо и встала, как положено, без всяких лишних перекрутов. - Ой, - болезненно сказала Гермиона и зажала уши ладонями. Наверное, ей только послышался тихий хруст шейных позвонков, потому что - какие у тени позвонки? Да и расстояние довольно велико. Она надеялась, что послышался…
Профессор несколько раз осторожно наклонил голову и без всякого усилия зашагал сквозь ползучую плёнку. Тени равнодушно убирались с его дороги. Вокруг него вился демон. Более самодовольной мерцающей искры свет ещё не видывал.
- Опять песенки, - хмыкнул Малфой. – Знаешь, я вспомнил - я когда-то читал о подобном волшебстве. Это разновидность ирландской песенной магии, верно? - А? – не поняла Гермиона, - ах, да. Что-то вроде.
Расшалившийся демон опять попробовал спеть про оглянулся-оглянулась-оглянулся, но Снейп взмахнул рукой и поймал демона в кулак. Совершенно по-мальчишески. Демон сначала почти погас от растерянности, потом засветился гневно-красным через призрачную плоть, зажужжал, вылетел сквозь кулак и сиганул прямиком Живоглоту в шерсть на загривке. Кот тут же очнулся от обморока, заорал, зацарапался, вывернулся из рук Гермионы и тяжело шмякнулся оземь. Демон вылетел из его шерсти и, всё ещё горячий от обиды, забрался Гермионе в рукав. Гермиона взвизгнула и стала осторожно дуть в рукав, стараясь не обидеть малыша ещё больше.
- Ну, ну, не кипятись, фу-фу. Понимаешь, он ведь учитель, фу-у-у, больно. Учителя очень не любят, когда им действуют на нервы… - А кто любит? – рассеянно поинтересовался Малфой. - Ты ещё повыступай!.. Ну, всё, маленький, всё. Ты такой молодчина, ты даже не представляешь, какой ты молодец… - Простите, мисс Грейнджер, что помешал воспитательному процессу…
Нет, если они втроём…
- Мя-а-а-у-у-э-э!
...да-да, конечно, вчетвером, начнут качать права, они точно сведут её в могилу.
- …но нам незачем здесь задерживаться, - Снейп уже выбрался из рва и протягивал ей руку.
Гермиона протянула руку Снейпу, и из рукава у неё высунулся демон. Он немного остыл, но всё ещё дулся.
Снейп серьёзно сказал ему:
- Спасибо.
Надутый демон улез обратно в рукав. Снейп сказал Гермионе:
- Спасибо.
Она обеими руками приняла его руку, вновь почувствовала почти живое тепло. Вдруг, словно включённое прикосновением, вспыхнуло старое детское воспоминание о том, какие чуткие у него пальцы. Отвратительно-чуткие, как змеиное жало, так ей казалось в школе. Одно время она даже думала, что он может пальцами различать запахи. Особенно при виде того, как изжелта-бледная пясть профессора Зельеварения парит над разложенными ингридиентами и безошибочно выбирает нужный - без всякого участия самого профессора Зельеварения, который в этот момент орлом, или точнее, вороном озирает класс в поисках нарушителей дисциплины.
А сейчас эти пальцы скользили по её руке, по голой коже, и казалось, жалили, как крапива. Яд этого потустороннего прикосновения проник в кровь, обжёг сердце, сбил дыхание, сотряс всё тело – до слёз, до стона. Она быстро, пока его рука была ещё здесь, прижала её к губам. Ей было бы стыдно перед Малфоем за то, что с ней творилось, если бы она помнила о его существовании. Если бы в мире оставалось ещё что-то, кроме тёмного хмурого взгляда и этой руки…
- Очнись, впечатлительная моя, - воззвал Малфой, - здесь мы закончили, и пора нам отсюда бежать. И быстро.
Плёнка наползала на стену рва. Она обнаружила побег, а главное, поверила, что побег произошёл, и теперь намеревалась вернуть беглеца на место. А беглец – вот он, зажат в кулаке, бе-бе-бе!
Плёнка рывком выплеснулась под ноги Гермионе. Гермиона взвизгнула и отскочила, торопливо вбросила жемчужину в ладанку и повернулась к Малфою. Он обращался и раздевался практически одновременно. Гермиона со нечеловеческой силой сгребла Глота за шкирку и влезла к Малфою на спину, не дождавшись окончания процесса, и Малфой рванул с места всё ещё на двух ногах.
Единорог домчался до каменной арки моста, взбежал на мост, и понёсся, как будто убегал от пожара. Может, они зря так паникуют? Ведь когда шея профессора пришла в нормальный вид, плёнка ничего не смогла с ним сделать – это при том, что он тень. Стало быть с живыми ей и подавно не справиться. Но Снейп не позволял им спуститься за ним в ров, а Снейпу виднее…
Гермиона выбросила Отталкивающие чары в сторону подползающей плёнки - безрезультатно. Может, прижечь Воспламеняющим? А вдруг эта дрянь горючая? Тогда пламя перекинется на тени, и...
Нет, она всё-таки дура.
- Демон! – прокричала она.
Этот мелкий паршивец, видимо, ждал отдельного приглашения. Он неторопливо вылетел из рукава, и пошёл чертить защитный круг около бегущего единорога - фиолетовым светом по камням. При начертании такого круга принято было призывать Ариэля, духа воздуха, и Гермиона машинально произнесла формулу призыва, и только потом подумала, что не стоило бы этого делать - здесь, в Аду. Но ничего особенного не произошло. Демон исправно чертил круг, и ползучая плёнка, притекавшая со всех сторон - и спереди, и сзади, и с краёв моста - не могла преодолеть световую линию. Ну, ещё пять ярдов, ещё два…
Мост и ползучая плёнка, наконец, остались позади, но единорог продолжал бежать. А бежать было опасно, потому что демон решил, что он своё дело сделал, и залез в рукав, вместо того, чтобы плавить дорогу.
- Стой! - крикнула Гермиона единорогу, - мы выбрались!
Тот продолжал мчаться. Совсем, бедный, обалдел от страха.
- Тпр-ру, скотина, стой! Ноги сломаешь!
Ноль реакции. Ну, и что должна делать слабая женщина, которую понёс взбесившийся единорог? Был бы он ростом с нормального козла, можно было бы с него спрыгнуть. Но он ведь вдвое крупнее английского тяжеловоза!
Гермиона попробовала было наложить на него какой-нибудь Конфундус, но при такой тряске и думать нечего было о правильном движении палочкой. Тогда Гермиона, цепляясь за шерсть, переползла поближе к голове и крепко дёрнула за ухо. Единорог мотнул головой, сбился с ритма, замедлил шаг, наконец остановился и лёг - сразу тушкой. Гермиона едва успела выдернуть из-под него ногу. С ноги, разом разжав все когти, свалился кот и лёг рядом с единорогом - тоже тушкой.
- Чума на оба ваших дома! - сказала им Гермиона. Глот повёл на неё угасающим глазом и безжизненно уронил башку.
Гермиона не знала, кого первого приводить в чувство, и тут Глот вдруг всхрапнул и перевалился на спину. Спит, тварюга. Стало быть, начнём с вас, мистер единорогий Малфой.
После энергичной десятиминутной возни единорогий мистер открыл тусклый, словно подёрнутый патиной, глаз.
- Ох, - сказала измотанная Гермиона и наколдовала ему бадью с водой. Единорог приподнялся, выпил всю воду и попытался положить голову Гермионе на колени.
- Нет, - категорически воспротивилась она, - во-первых, ты мокрый, во-вторых, тяжёлый. А в-третьих - я устала, чёрт возьми!
Единорог укоризненно фыркнул мокрыми губами.
- Фу! - Гермиона оттолкнула мокрую морду и сердито отвернулась. Полминуты спустя к её спине прислонилась голая спина Малфоя. Гермиона обязательно вскочила бы, как подброшенная пружиной, если бы у неё остались на это силы. Она только и смогла, что стукнуть его затылком в затылок. Малфой погладил затылок и сказал:
-Вот это и называется ментальным насилием. Но если ты не потеряла мою мантию, я тебя, так и быть, прощу. Я злопамятный, но не злой. - А я, стало быть, злая? – спросила она, сунув ему мантию. - Конечно, злая. Ты же всё время меня бьёшь. - А ты меня всё время провоцируешь. - Я тебя провоцирую не на драку.
Он накинул мантию, встал, потянулся, огляделся и спросил:
- А кормить меня сегодня будут?
После ужина он достал из кармана склянку.
- Это что? – подозрительно спросила Гермиона. - Это зелье Сна-Без-Сновидений. Ты – как хочешь, а я выпью. Не желаю, знаешь ли, смотреть сны о том, как у декана хрустят позвонки…
Гермиону так и передёрнуло.
- … и как он тебя лапает. Всему есть предел.
Гермиону обдало жаром
- Ничего он меня не лапал! - Ну да, рассказывай. Одним словом, я собираюсь выспаться.
Почему бы и нет? Правда, если на них нападут… Но до сих пор на них ни разу не напали на привале. На всякий случай надо добавить к обычным охранным заклинаниям сигналку погромче.
Малфой лежал в спальном мешке, с котом на животе и руками под головой, и, хлопая тяжёлыми от усталости веками, следил, как Гермиона устанавливает защитный периметр. Гермиона заключила периметр Сигнальными чарами и тоже забралась в мешок.
- Поделишься с дамой? – спросила она.
Он широким жестом протянул ей склянку.
- Полглотка, - предупредил он, - иначе проспишь трое суток. - Такая концентрация? – удивилась Гермиона. – Как ты этого добился? - Я тебе потом расскажу, ладно? – умоляюще сказал он, - Грейнджер, я так устал! - Да-да, извини.
Она сделала указанные полглотка и едва успела отдать склянку Малфою, как тёмное и тёплое одеяло сна накрыло её с головой…
… Гермиона вскочила как встрёпанная. Сизая тьма была вокруг, тьма и чудовищный, давящий, оглушительный рёв. Сработали Сигнальные чары.
- Грейнджер, - спросил Малфой, стоя над ней и светя палочкой, - ты совсем с ума сошла? Что это было? - Я поставила сигналку-ревуна. Боялась, что в случае нападения мы не проснёмся из-за твоего зелья… Подожди, кто-то пытался нарушить периметр? - Не кто-то, а я.
Гермиона сморщилась и потёрла лоб.
- Я ошиблась в установке? – растерянно сказала она, - сигналка сработала, когда ты вышел за границу Охранных чар? - Нет, в этом смысле всё в порядке, - успокоил её Малфой, - она сработала, когда я заходил внутрь. Снаружи.
Гермиона, наконец, проснулась настолько, что почувствовала гнев.
- Куда тебя понесло? – рявкнула она. - Куда-куда, - проворчал Малфой, разулся и полез в мешок, - туда. Зелья зельями, а нужды, знаешь ли, нуждами. Я и не думал, что ты повесила такую сирену. – Он с наслаждением потянулся и доверительно сказал: -Я в жизни не слышал ничего более пугающего. Я чуть не умер, когда она загудела. - Зачем ты вообще вышел за периметр? – не успокаивалась Гермиона. - Ну, знаешь! – возмутился Малфой, - даже твой кот не справляет нужду там, где спит.
Живоглот зашипел.
- Смотри-ка, не оглох, - обрадовался Малфой.
Тут демон подал нежнейший из всех голосов, которые когда-либо подавал:
- "Close your eyes, close your eyes and relax, think of nothing tonight". - Не самый плохой совет, - согласился Малфой, наклонился над Гермионой и чмокнул её в макушку. - Спи, Грейнджер. Прости, что разбудил.
Она физически чувствовала, как он весь играет от радости, словно шампанское.
- Что, неужели так полегчало? - не удержалась она.
Он счастливо засмеялся.
- Ничего ты не понимаешь, Грейнджер. Ничего!
1 “Кошки ждут у двери”. Даниель Лавуа 2 “Looking back” by Gary Moore.
"Двигаться, несмотря ни на что. Дорогу осилит идущий.". Карта Несчастье, колода Симболон
Ясно было, что пятый ров придётся проверить на всём его протяжении. И ясно было, что легче ехать вдоль берега, чем идти. По крайней мере, для Гермионы это было ясно, как день. Малфою же это было совсем не ясно. Малфой на повышенных тонах заявил, что он не гужевой транспорт и не верховой дромадер. Напомнил, что Гермиона, будучи эталонной железной девой по характеру, технически таковой не является, а потому не имеет морального права разъезжать на единороге. Напомнил, что жемчужина души профессора Снейпа уже вполне способна давать чёткие ответы на конкретные вопросы. И почему бы Гермионе не задать этот самый конкретный вопрос – взяточник профессор Снейп или нет?
Гермиона демонстративно задала конкретный вопрос. Оба варианта. Ответа не было.
- Я ведь тебе говорила, что он и сам не знает. Придётся нам обойти весь ров. Если не хочешь меня везти – пойдём пешком. Если вообще не хочешь идти со мной – оставайся здесь и жди. Я с удовольствием отдохну от твоего нытья! - Нет, один в Аду я не останусь. Я боюсь. А ты этим пользуешься. Тебе должно быть стыдно. - Я не ослышалась, меня стыдит Драко Малфой? Значит, жизнь прожита не зря.
Малфой хихикнул и сказал.
- Хорошо, я повезу тебя. Но только после дополнительной проверки. - Какой ещё проверки? Что ты собрался проверять? - Твоего… пассажира, - Малфой подбородком указал туда, где под мантией у Гермионы висела ладанка. – Мне не нравится, что он не отвечает на вопросы. Вдруг с ним случилось что-нибудь нехорошее? Давай проверим? – и он раскрыл объятия. - Иди ты на фиг, - Гермиона попятилась от него. - Тогда в качестве платы за проезд. - На фиг, я сказала!
Он прищурился.
- Ну, тогда из жалости к моим мучениям? - Фиг! - Тогда потому, что тебе самой этого хочется, - вкрадчиво произнёс он. - В данный момент мне больше всего хочется посылать тебя на фиг, - с удовольствием ответила она. - Я так и понял. Ладно, тогда я сам.
Гермиона и ахнуть не успела. Стало тепло щекам, и губам стало тепло, и знакомая ненавистная истома поползла по телу. Тварь ядовитая. Гермиона сделала попытку оттолкнуть белобрысую голову, но в руках не осталось сил. Господи, что же это такое…
- Bésame, - знойным голосом попросил демон, - bésame mucho, como si fuera esta noche la última vez…
Огромное тебе спасибо, малыш.
Малфой слегка отстранился, так, чтобы можно было говорить, касаясь губами губ, и проворчал:
- Грейнджер, ты ведёшь себя неэротично. Кончай ржать, когда тебя целуют! - Бэсамэ му-у-у-чо, - промычала Гермиона, обняла Малфоя за шею и сделала сальса-шаги вправо и влево.
Малфой снял руки Геримионы со своей шеи и с достоинством поправил воротник мантии.
- Я ещё не встречал человека легкомысленней тебя. На месте декана я бы тебе ни за что не доверился. - Ни у тебя, ни у твоего декана нет выбора, - упомянутый декан, словно разбуженный, шевельнулся в своей ладанке. Гермиона сжала мешочек в кулаке, сделала сальса-шаги взад и вперёд, остановилась на полушаге и спросила, - ну, мы идём или скачем? - С условием, что ты не будешь танцевать у меня на спине, - Малфой с обречённым видом стянул мантию через голову и подал Гермионе, - вот, и держи мою палочку покрепче.
Гермиона, всё ещё находясь во власти фривольных настроений, протянула руку совсем не к той палочке, которую подал Малфой. Он закатил глаза и сунул ей в руку волшебную палочку. И продолжил со всей строгостью:
- Кроме того, скажи своему коту… - Леди не должна произносить таких слов, мистер Малфой. - Объясни своему коту, - раздельно повторил Малфой, - что он должен держаться за мою гриву, а не за шкуру. Объясни так, чтобы он, наконец, понял!
В пятом рву был настоящий, общепринятый Ад. По берегам рва трещали, гудели, пылали чёрно-багровые костры, над кострами висели громадные закопченные котлы с медленно пузырящейся смолой. Именно от котлов по всем Кругам распространялся августовский аромат расплавленного асфальта. Бесы-нагревальщики хватали котлы и лили кипящую смолу в ров почти непрерывно, но всё равно – теней во рву было больше, чем смолы.
Их было столько, что во рву им не хватало места, и они проникали друг в друга, тонули друг в друге, и пытались выбраться одна из другой, и пытались избавиться от той, что занимала тот же объём пространства. Можно было видеть, как в безнадёжной попытке придушить ближнего, а точнее, внутреннего своего, тень вцеплялась в горло самой себе, как из тех же плеч протягивалось ещё множество рук, точно у чудовищного спрута, чтобы добить, растерзать хоть кого-то, чтобы можно было высунуть голову, глотнуть воздуха. И когда кому-нибудь, да не одному, а целой грозди слипшихся, слитых воедино, рвущихся друг из друга теней, удавалось на мгновение вынырнуть из общей массы, на них набрасывались с вилами остервеневшие, замученные работой бесы-стражи. Загребалы, как их называл Данте. Загребалам было не до издевательских высказываний, кривляний и глумлений. А если они и изображали иногда пресловутую "трубу из зада", то только по причине крайнего утомления. Правда, нужды в стражах особой не было - тени успешно топили друг друга. Они так были поглощены усобицей, что и не успевали заметить, что им удалось вырваться, как соседи тут же утягивали их обратно. И едва ли не ежесекундно ко рву подбегали бесы-подавальщики, нагруженные новыми тенями, и сбрасывали их в ров.
Гермиона поймала себя на том, что если ей кого-то здесь и жаль, то именно бесов. Они намного больше походили на людей, чем обитатели пятого рва. В своих асбестовых передниках и прожжённых ватных рукавицах они выглядели рабочими времён начала промышленной революции. Старыми, изробленными, отупевшими от тяжкого, однообразного труда, обозлёнными от усталости…
И ей так вдруг показалось муторно ехать вдоль берега, смотреть на этих топящих друг друга тварей и на их заморенных палачей, что она даже зубами заскрипела. Единорог приостановился и вопросительно оглянулся на неё.
- Не могу, - объяснила Гермиона, - меня от них тошнит.
Единорог насмешливо мекнул.
- Я не верю, что профессор здесь, но мы ведь обязаны в этом убедиться! - Мхм, - согласился единорог. - Придумай что-нибудь, а? - Мэ-э? - Потому что мне ничего в голову не приходит. - Бр-бр. - Тогда я прямо сейчас прямо здесь умру.
Гермиона легла на спину единорога и закрыла глаза. Единорог сделал движение сбросить её в ров.
- Давай, давай, - подбодрила его Гермиона. – Кто-то совсем недавно боялся остаться здесь один. - Бр, - грустно сказал единорог. - Что ж, делать нечего. Начинай идти потихоньку. А я полежу. - М-м-э! - Ну хорошо, хорошо…
Гермиона выпрямилась, не открывая глаз. Единорог встряхнулся и зацокал по проплавленной демоном тропе. Сам демон и друг его Живоглот давно удалились за пределы видимости.
Много времени спустя они настигли дремлющий на обочине рыжий, заляпанный смолой клубок. Гермиона подобрала его Манящим заклинанием. Глот мякнул, цапнул её когтями за руку, взглянул золотыми щёлками, узнал и уснул, как убитый. Гермиона и сама два раза в засыпала прямо на спине единорога, на всякий случай крепко зажав в кулаке ладанку с жемчужиной. Засыпала у бредущего единорога на спине, просыпалась на спине единорога спящего, будила его, и он покорно брёл дальше.
Постепенно утрачивалось ощущение реальности происходящего. Гермиона забыла о еде и питье, и даже о сне. Ею овладело тупое бесчувствие. Треск костров под котлами, тяжёлый плеск льющейся смолы, хриплые выкрики демонов, вопли и ругань теней слились в сплошной фон. Идеальный фон для кошмарного сна - но во сне, тем более, в кошмаре, не существует усталости. А она устала смертельно, как устают только от заведомо бесплодных усилий. Несмотря на страшную жару, Гермиону всё крепче сковывало оцепенение, словно она замерзала. Очевидно, и единорог испытывал то же самое, потому что в какой-то момент он лёг. Гермиона сползла с него и, не оглядываясь, потащилась дальше по бесконечно разматывающейся тропе. Она шла не потому, что помнила о цели пути, а потому, что ей не приходило в голову остановиться. Единорог следовал за нею, всё больше отставая, как будто повисший на его шее Живоглот был бог знает, как тяжёл. Потом Гермиона забыла о своих спутниках. Она брела в этой вечной мгле, мимо негреющего пламени, надрывающихся демонов, мимо вечной, жестокой, бессмысленной, жестокой от бессмысленности борьбы теней. Всё было жестоко и бессмысленно, всё потеряло значение. Отсюда нет выхода. Конец жизни, бессмысленное движение по кругу мертвецов – без памяти, без надежды, в смертной тоске.
В какой-то момент тоска обрела голос. Холодный, негромкий голос одиночества. Окончательного одиночества. Как будто последний человек во вселенной сидел на краю обрыва, свесив ноги в никуда. Сидел и пел о чём-то, давно потерявшем значение - во мраке конца времён, под небом, в котором не горело больше ни одной звезды.
- He deals the cards as a meditation And those he plays never suspect He doesn't play for the money he wins He don't play for respect…
Слова, слова…
He deals the cards to find the answer…
Гермиона ощутила, как нечто пробило ледяную скорлупу тоски. Раздражение. Что за глупость – искать ответ в картах!
-The sacred geometry of chance…
Шансы - тоже глупость. Велики ли были шансы на то, что она и Малфой живыми дойдут до Восьмого круга Преисподней?
- The hidden law of a probable outcome...
Исход - вот это верно. Пора замыкать этот чёртов круг и уходить отсюда.
- The numbers lead a dance…
Поводили - и хватит.
- I know that the spades are the swords of a soldier I know that the clubs are weapons of war I know that diamonds mean money for this art…
Гермиона почувствовала, как шевелятся её губы, и слова с хрипом пробиваются сквозь застывшее горло. А ведь она была уверена, что превратилась в лёд. Но вот – губы двигаются, и слёзы жгут щёки, и жжёт глаза белая сияющая искра во тьме, и этот голос:
- But that's not the shape of my heart…
Всё это не по мне. Не по мне…
- He may play the jack of diamonds…
Голос одиночества умолк. Демон кинулся к Гермионе, толкнул её в щёку, в лоб, в нос, забрался в рукав и - холодный, как ледышка - выскочил обратно, заметался вокруг неё, как комар вокруг лампы.
- Прости, прости. Я не должна была отпускать тебя одного. Тебе было страшно?
Демон забился ей в волосы и притих там - грелся. А Гермиона сотворила и выпила воды, и вот тут-то ей наконец пришло в голову оглядеться и обнаружить, что она и в самом деле одна, если не считать демона.
- Животные, - сказала она и бросилась обратно со всей возможной быстротой. Только бы не опоздать.
За десять бесконечных минут спотыкающегося панического бега она уверила себя, что уже поздно. Она бросила Драко и Глота одних, и теперь они мертвы. И то, что она и была в помрачении ума, её не оправдывает.
На самом деле, всё было не так уж и страшно. Наверное, единорог, как и Гермиона, впав в бессознательное состояние, продолжал двигаться, натолкнулся на один из котлов, опрокинул его, и увяз в смоле вместе с Глотом. Бесы же, как оказалось, совершенно не умели справляться с нештатными ситуациями. На вилы накалывать нарушителей порядка - но они мало того, что не тени, так и не люди вовсе. Вытаскивать из смолы - должность не позволяет. Поэтому бесы только и смогли, что поднять и установить упавший котёл, и теперь бестолково топтались около незадачливых посетителей.
- Расступитесь, господа, - скомандовала Герамиона, - прошу в стороны.
Заслышав её уверенный, хотя и запыхавшийся, голос, бесы с облегчением убрались с дороги. Глазам Гермионы открылась словно бы пародия на полотно прерафаэлитов: блестяще-чёрная лужа, полуутонувший в ней белоснежный (местами) единорог, а на спине единорога лежал ярко-рыжий (местами) кот. Оба не двигались, но, судя по движению боков, ещё дышали.
Гермиона немедленно выволокла оба тела из липкой горячей лужи – заклятием Mobilicorpus. От приставшей к "животным" смолы несло жаром, но и Глот, и Малфой оказались, на удивление, целёхонькими, даже шерсть не обгорела. Отложив выяснение на потом, Гермиона с помощью демона принялась энергично приводить своих сподвижников в чувство. Точнее, этим занимался именно демон. Участие Гермионы ограничилось десятком Очищающих. Демон же челноком сновал над недвижными телами и ткал, тянул, шептал лучшее заклинание Британских островов:
- He may play the jack of diamonds He may lay the queen of spades…
Глот слабо мяукнул. Единорог вздрогнул, сказал: "Бр-р" и поднял голову. Не дожидаясь, пока он окончательно придет в себя, Гермиона запустила в него Разанимирующим заклинанием Пока он обращался, она выдернула из сумочки мантию, закутала Малфоя - белого, застывшего - обняла и прижала к себе. Намертво. Навсегда, пропади всё пропадом...
Он замер у неё в объятиях на несколько мгновений, потом начал дрожать.
- And if I told you that I loved you You'd maybe think there's something wrong… - трудился демон.
Малфой глухо сказал:
- Я согласен. С тобой что-то не то. Откуда такая нежность?
Гермиона не стала ему отвечать. Пусть его лежит и болтает. По крайней мере, до тех пор, пока она сумеет разжать руки.
- Well, those who speak know nothin'...
Малфой просунул нос в щель между пуговицами на рубашке Гермионы - ужасно холодный нос. Гермиона вздрогнула и обняла Малфоя ещё крепче.
- And those who fear are lost…
Малфой вдруг молча выпростал из мантии длинные свои руки, обхватил Гермиону, сжал, как железным обручем, и после того, как песня кончилась, молчал ещё, наверное, секунд пятнадцать. Потом глухо пробормотал в щель между пуговицами:
- Грейнджер, я пить хочу. И дышать. Отпусти меня, пожалуйста. - Это ещё вопрос, кто кого должен отпустить, - обиделась Гермиона и демонстративно развела руки в стороны. Малфой лег на спину, головой на колени Гермионы, потянулся, зевнул и сказал:
- Что ж, дышать можно. А теперь - пить! - Хочешь холодненькой? - ласково спросила Гермиона. Малфой сразу помрачнел, запахнул мантию и сел. - Нет, спасибо, - сипло буркнул он, - я и так едва насмерть не замёрз, и это в расплавленной смоле! Что это было, а, Грейнджер? - Мы слишком удалились от нашего проводника, - объяснила Гермиона, посмотрела на пересохшие губы Малфоя и полезла в сумку за чашкой. Воду для него и Живоглота - серьёзно - пришлось греть, почти до кипения. После третьей чашки Малфой уточнил:
- Хочешь сказать, что без демона мы здесь погибнем? - Вот именно. Вспомни, как быстро здесь истаивают чары, как быстро мы устаём. Любая энергия здесь вырождается и исчезает… - Это, согласись, логично - всё-таки мы в царстве мёртвых. - Несомненно. Именно поэтому я всегда был уверена, что Данте выжил благодаря тому, что Вергилий не просто сопровождал, а хранил его.
Малфой посмотрел на демона. Демон задумчиво мерцал и издавал хаотически-мелодичные звуки настраивающегося оркестра.
- Демон-хранитель. А ты говорила, что он только греет и морозит. - Вот он нас и согревал. Кстати, и мы его грели. Когда я на его нашла, он тоже был очень холодный…
Они уставились друг на друга. Потом Малфой перевёл взгляд на демона и спросил:
- И что с ним будет, когда… - Не знаю.
Гермиона быстро поднялась на ноги.
- Чёрт, не хочу сейчас ещё и об этом думать. Не могу. Пойдём отсюда, Малфой. Пожалуйста.
Она машинально коснулась холщового мешочка. Жемчужина была тёплой и мерно пульсировала. Подбрёл, спотыкаясь, Глот и сделал то, чего никогда не делал – вскарабкался, цепляясь когтями, Гермионе на плечи и прикинулся воротником.
- Ничего себе! – сказала Гермиона и попыталась подвигать плечами, - я с таким грузом далеко не уйду. - Зато почувствуешь, каково это, когда на тебе ездят, - хмыкнул Малфой. - Если я правильно понял, ты замкнула круг и декана не нашла. Мы можем двигаться дальше? - Да-да-да. Пошли уже отсюда!
Они пересекли ров по первому попавшемуся мосту. Сойдя с моста, Малфой с любопытством обернулся. Гермиона взвыла сквозь зубы и прибавила шагу. Она была сыта пятым рвом по горло.
- Оглянись, Грейнджер, - позвал Малфой, - дело того стоит. - Нет! - Хорошо, тогда хотя бы подожди меня.
Что он опять задумал? Гермиона обернулась.
Малфой выщелкнул из портсигара две сигареты – какие-то совсем дешёвые, кажется, “Mayfair“ – и наложил на них своё излюбленное Близнецовое заклинание. Когда у его ног образовалась порядочная сигаретная горка, он снял заклинание, собрал сигареты в шар и запустил на противоположную сторону рва, в небольшую толпу бесов. Бездельничавших бесов, с удивлением поняла Гермиона.
Наверное, именно эти бесы надзирали за котлом, который опрокинул единорог. Вынужденный перерыв в работе заставил их оглядеться, оценить обстановку и обнаружить, что они вполне могут немного отдохнуть. И теперь большинство просто повалилось, где стояло, и уснуло. Меньшинство же, менее усталое, более азартное, а может быть, и более злобное, столпилось на берегу рва и подбадривало дерущиеся тени футбольными выкриками. Этим-то болельщикам Малфой и подарил сигареты.
Когда бесы-болельщики окутались сизым дымом, Гермиона предложила:
- Теперь накорми их хлебами и преврати смолу в вино. - Ты меня с кем-то путаешь, - ухмыльнулся Малфой. Выдержал паузу и добавил, - это ты у нас всех кормишь. А я специализируюсь по развлечениям.
Муравьиная суета у соседних котлов, насколько можно было заметить в смолисто-огненной мгле, стал стихать. Учуяв резкий табачный запах, бесы приостанавливались, и те, кто бежал порожняком, решали, что большого вреда не будет, если подойти и проверить – что это там так пахнет? И вообще, что происходит? В результате толпа забастовщиков всё густела.
Малфой крепко взял Гермиону за руку.
- Бежим, Грейнджер. Если каждый из них захочет по сигаретке, мы рискуем надолго здесь задержаться!
Они зашагали по свежевыплавленной тропе прочь от рва. Демон сверкал далеко впереди, но за пределы видимости не удалялся.
- Умный, ну умный же!- восхитилась Гермиона.
Малфой промычал что-то неопределённое. Он всё время оглядывался.
- Я не думаю, что они будут нас преследовать, - сказала Гермиона. - М-м-м? - Я говорю, не бойся. - Я не боюсь. Мне интересно, как будет развиваться ситуация. - Никак, - пожала плечами Гермиона, - придёт какой-нибудь главный и разгонит бесов по местам. И всё пойдёт по-старому.
Малфой искоса посмотрел на неё.
- Не ожидал от тебя, Грейнджер, подобного пессимизма. - Это не пессимизм, а реализм, - вздохнула Гермиона, - плод опыта. До сих пор нам не удалось взорвать здешнюю систему изнутри, и сейчас не удастся. - Мы, собственно, не за этим сюда пришли. - Вот именно. И того, за кем мы пришли, там нет. Так зачем же ты оглядываешься?
Он вздохнул и пожал плечами.
- Наверное, я забыл оставить надежду у входа. И всё ещё надеюсь на лучшее. Например на то, что какая-нибудь тень вылезет из рва, чтобы стрельнуть у беса сигарету…
Гермиона притянула к себе его руку.
- Надейся на лучшее, - сказала она и потёрлась о руку щекой, - готовься к худшему, - и она собралась укусить руку, но рука проворно ухватила её за нос. - Я всегда готов к худшему, - заявил Малфой, и был тут же наказан за самоуверенность. Его укусил Живоглот.
"Сегодня вы можете научиться пользоваться энергией коллектива, управлять и подчинять ее себе.". Карта Чёрная месса, колода Симболон
В шестом рву, прежде всего, поражало отсутствие вечного кругового движения. Обитатели рва, облачённые в сверкающие золотом плащи и столь же светозарные остроконечные клобуки, не тащились, стеная под неподъёмной тяжестью своих одеяний, как описывал Данте. Они чинно прогуливались – небольшими группами или в одиночку. Они приветствовали друг друга и останавливались, чтобы побеседовать. Они вели себя, как гости на светском рауте. Или как зрители в фойе театра перед началом представления. Только буфета не хватало, зато, напоминая о первоначальном смысле слова "фойе", имелась своеобразная жаровня – по дну рва, у дальнего склона, полз узкий ручей расплавленной лавы. Из рва доносился гомон голосов и непрерывный металлический звук – то ли тихий звон, то ли звонкое шуршание.
- Ничего не понимаю, – заявил Малфой так надменно, как будто ответственность за его непонимание ложилась на всё мироздание, - насколько я помню, их одежда отлита из свинца и позолочена только сверху. Как же они могут так легко передвигаться? - Знаешь, если бы эти плащи были целиком из золота, они были бы ещё тяжелее. Плотность золота… - Грейнджер, не заносись. Золото, свинец... Они ведут себя так, будто одеты в шёлк! - Это очень странно. Я разве спорю?
Малфой сделал бинокль из кулаков и стал смотреть в ров. Целую минуту смотрел, а потом протянул:
- Да-а… Интересно… - Дай взглянуть, - не выдержала Гермиона. - А волшебное слово? - Я не знаю, какое именно, - подумав, призналась Гермиона, - Accio подойдёт?
Малфой фыркнул, сказал: "Лучше не проверять", и протянул ей правый кулак, продолжая смотреть в левый.
Увеличение позволило разглядеть, что сверкающая поверхность плащей морщит от малейшего движения и издаёт металлическое шуршание. Тени отточено-церемонными движениями призрачных рук периодически разглаживали сморщенные участки своих мантий. И весьма любезно предлагали помощь тем, у кого плащ морщил в труднодоступном месте, скажем, на спине.
- Фольга! – сказала Гермиона, - лицемеры – они и в Аду лицемеры. - Когда ты поймёшь, что люди не меняются? – рассеянно спросил Малфой. - Ты же вроде изменился. - Я просто стал самим собой… Давай не будем отвлекаться . Давай предположим, что они каким-то образом носят позолоту, которую сняли со свинцовых мантий. В связи с этим мне очень любопытно, куда они девали свинец?
Во рву царила своеобычная тьма, подсвеченная лавовым ручьём и серными огнями. Золотая фольга блестела и при таком освещении, но разглядеть свинец было невозможно.
- Полагаю, во-он тот ручеёк - это не столько лава, сколько свинец. А почему это тебя так интересует?
Малфой скрестил руки на груди и посмотрел на Гермиону.
- Ты полагаешь, - медленно спросил он, - декан способен разгуливать здесь в плащике из фольги?
Гермиона уставилась на него, чувствуя, как охватывает её удушающая дурнота. Фольга? О нет, он честно тащит на себе свой персональный свинцовый гроб, свинцовый клобук, без глотка жаркого воздуха, без луча тусклого света...
- Грейнджер. Грейнджер! - Всё нормально.
Она отстранила его и быстро (Глот едва успел увернуться из-под ног) зашагала вдоль рва, туда, куда стекались и где усиленно роились золотые плащи. Глот обиделся и ускакал вперёд, вслед за демоном. Малфой не без труда нагнал Гермиону.
- Не пойму, что там за возвышение? - проговорил он непринуждённым тоном, - алтарь? Жаровня? А, главное, зачем они туда все сползаются? Что там будет? - Аутодафе? - мрачно предположила Гермиона. - Собрание Упивающихся? - Чёрная месса, - продолжил Малфой.
Выждав паузу, он возгласил тоном заправского аукциониста:
- Чёрная месса – раз. Чёрная месса – два… Будут ещё предложения? Чёрная месса – три! Продано! - Предположим. Но что там, всё-таки, такое - алтарь или жаровня? - В отдельных случаях разница исчезает… - Заткнись пожалуйста, а?
Они увидели Живоглота. Кот стоял горбом и пялился в ров дикими глазами. Шерсть на его загривке поднялась дыбом и мерцала - там сидел демон. Впрочем, он тут же перелез в рукав Гермионы.
У расплавленного ручья возвышался помост. Как показал кулачный бинокль Малфоя, помост был сложен из обломков застывшей лавы. Вокруг возвышения собралась толпа сверкающих теней. По бокам возвышения стали две фигуры в золотой фольге, а на вершину неспешно взошла третья фигура, слишком приземистая, чтобы казаться величественной.
- Интересно, это не Амбридж? - спросила Гермиона. - Ты всё-таки свела её в гроб? - осведомился Малфой. - Когда же ты успела? Всего месяц назад я её видел - она была вполне жива, хотя конечно, не совсем здорова... - Ты невнимательно читал, - рассеянно отозвалась она, вглядываясь в фигуру сквозь кулак Малфоя, - Данте пишет, что человеку не обязательно умереть, чтобы его душа оказалась в Аду. Некоторые души попадают сюда, когда их тела ещё живы. Конечно, нужно постараться, чтобы заслужить подобное. Амбридж, полагаю, постаралась достаточно…
Кулак Малфоя вдруг стал как каменный. Изображение помутнело.
- Что случилось? - встревожилась она, - ты нашёл его, ты его видишь? Где?
После паузы Малфой процедил:
- Не вижу. Просто показалось…
Изображение прояснилось. Стало видно, как приземистая тень приветственно вскинула руку, дождалась ответного жеста от толпы и заговорила.
- Не слышно, - сказал Малфой с сожалением.
Гермиона вынула из сумочки пару удлиннушей (Малфой поднял бровь), вставила один в ухо себе, а другой в ухо Малфою (Малфой хихикнул и жеманно поджал к уху плечо). Розовые трубочки потянулись-поползли к говорливому недомерку.
Голос был неприятно-высокий, но мужской. Речь произносилась, кто бы сомневался, на латыни. На совсем уж архаической латыни.
- … днесь собрались мы, дражайшие святецы1-братия, дабы с сердечной любовию срести2 пришлецов3, а такоже увещевати блудных ангцев споведатися в беззаконии своем…
Малфой фыркнул:
- Беззаконные ангцы... -… и примеситися4 в семейственном лоне нашем… - заливался недомерок. - Не дай бог, - пробормотала Гермиона. - …предъизмытися5 в свЯтом огне!
Что?! Опять?!
- Куда? Стоять. - Пусти! Я им покажу "святый огнь"! Я здесь всё выжгу! - И чего ты добьёшься? Вреда ты им не причинишь, декана не найдёшь. Подожди, давай посмотрим, что будет… - Как будто неясно, что здесь будет, - сквозь зубы процедила Гермиона и рванулась снова, но бдительный Малфой железно держал её поперёк живота. - Тихо, - шепнул он, - слушай! - Братие! - … и сестрие, - добавил Малфой, но Гермионе было не смешно. - Добровонныя сестрия! - О господи, – пробормотал поражённый Малфой, и Гермиона всё-таки улыбнулась. - Возрадуемся очищению!
Толпа теней, похожая на рой золотых пчёл, двигаясь странными рывками, словно толкая нечто, невидимое в сверкающей массе, но тяжёлое, приближалась к возвышению. Сопровождалось это волочение заунывным хоровым пением. Голоса повышались на очередном рывке, после чего понижались. Эти переливы тона вызывали нехорошие ассоциации с сиреной воздушной тревоги. Гермиона передёрнула плечами.
Толпа дотащила свою ношу до подножия лавового постамента и разошлась в стороны. На освободившемся пространстве остался сверкающий плащ. Он был похож на колокол - гладкий, без единой морщинки, и тяжёлый настолько, что под ним просела застывшая лава.
- О, - сказал Малфой, - это настоящий. Наверное, новоприбывший. Точнее, новопреставленный.
Пение стало тише, так, что можно было различить слова недомерка:
- Новообретенный брате наш! Очистившиси, да приидешь в объятия наши пречистым, аки адамант небесный!
Закованный в плащ никак не отреагировал на этот призыв. Но недомерка это нисколько не обескуражило, и он воззвал:
- Братие! Споспешествуйте!
Пение усилилось, рой золотых пчёл снова налетел, окружил, поволок неофита к лавовому ручью.
У Гермионы сработал рефлекс спасателя, и Малфой бы, наверное, не справился с нею в одиночку, но к нему на помощь пришёл Живоглот и повис на ногах Гермионы, как тяжёлые и мягкие кандалы. Гермиона упала, сверху на неё навалился Малфой, и через мгновение ей в затылок ткнулось острие палочки. Малфой прошипел сдавленным от ярости голосом:
- Прекрати истерику!
Пришлось прекратить. Малфой полежал на ней ещё немного, потом сполз, и она смогла поднять голову.
Она увидела раскалённую докрасна мантию, погруженную до половины в ручей и обтекающую расплавленным свинцом. Удлиннуш выскочил у неё из уха при падении, но он был больше не нужен. Заунывная литания гремела, казалось, на весь Ад, но сквозь неё всё же пробивался полный боли вопль неофита. Поскольку Малфой запретил ей закатывать истерики, оставалось только потерять сознание…
Очнулась она оттого, что на неё махал демон, и, к тому же, её толкнула жемчужина. Она хотела было вскочить, но головокружение повалило её обратно… головой на колени Малфоя. Он поддержал её за плечи, помог выпрямиться и вложил ей в руку открытую склянку с Тонизирующим зельем. Сделав два глотка, она сунула ему склянку, вскочила на ноги и подбежала к самому краю рва.
- Грейнджер, - хрипло сказал Малфой, - не смей лезть в ров! - Не волнуйся, - бросила она, всматриваясь в ров.
Она бы узнала Снейпа и без помощи жемчужины. Во-первых, его плащ был серым, как и положено свинцу, без следа позолоты, и был весь покрыт вмятинами, глубокими царапинами и окалиной. Во-вторых, сверкающие тени никак не "споспешествовали" его передвижению. Он шёл сам. Щебень под его ногами дробился в песок. Какая-то неосторожная тень в фольге не успела убраться с его дороги, и он подмял её под себя, как асфальтоукладчик, только фольга захрустела. Гермиона поморщилась, испытывая смешанное с жалостью злорадное удовлетворение.
- Это новенький, - пояснил подошедший Малфой, - тот, кого освобождали от свинца, когда ты лишилась чувств.
Растоптанный в лист неофит кое-как поднялся, и заковылял, переваливаясь, а точнее, кантуясь с ноги на ногу, в толпу сочувствующих теней, которые сразу взялись приводить смятую фольгу собрата в божеский вид.
Снейп застыл перед помостом. В своей глухой, видавшей виды броне, он выглядел среди мишурных плащей неуместно, как танк на балу. И так же устрашающе.
Гермиона подобрала и вставила в ухо удлиннуш, но особой надобности в этом не было, ибо недомерок на возвышении опять понёс высокопарную галиматью, смысл которой был довольно прост – многажды упорствующий в заблуждениях агнец должен был очиститься в “святом огне”.
- Многажды, - хмыкнул Малфой, - понятно, почему он весь оплавленный. - Посмотреть на него, так он единственный здесь настоящий лицемер, - вздохнула Гермиона, - сколько в человеке выразительности. Как он из своего гроба умудряется обливать презрением всю эту гламурную компанию, непонятно, но ведь умудряется! Смотри, кажется, недомерок даже начал запинаться. - Что думаешь делать? – Малфой решительно прервал поток дифирамбов. - Слушай, я его сейчас позову, - сказала Гермиона, - ходить он в состоянии, а эти, - она кивнула на золотые плащи с чисто снейповским презрением, - похоже, его боятся. Вряд ли они смогут ему помешать. - Ну-ну, - с сомнением сказал Малфой, - хотя, конечно, попробовать можно.
В это время недомерок закончил витийствовать, и Снейп тяжко затопал к огненному ручью. Пение теней вновь сделалось оглушительным.
- Вот болван свинцовый, - горько сказала Гермиона, набрала в грудь воздуха и крикнула: - Северус! Идите сюда!
Малфой глянул на неё с единорожьей надменностью, приставил палочку к горлу и гаркнул во весь Сонорус:
- Профессор! Сюда!
Профессор услышал (ещё бы). Остановился и сделал попытку развернуться – и не смог. Его тащило к лавовому ручью, теперь уже явно против воли.
- Чёрт, - расстроено сказал Малфой, опустив палочку, - мне казалось, что они здесь пользуются свободой передвижений. - Наверное, только те, кто прошёл "очищение", - мрачно сказала Гермиона, - да и для тех свобода довольно ограниченна, Иначе они все разбежались бы. - Зачем? – пожал плечами Малфой, - им и тут неплохо… Знаешь, мне кажется, дело в этом мерзком пении. Видишь, декан шагает в такт, хотя я бы не сказал, что ему этого хочется. Может, демон сыграет что-нибудь громкое, что бы заглушить их вой?
Демон вылезать отказался. Гермионе показалось, что он выдерживает какую-то внутреннюю борьбу. У неё было ощущение, что он вцепился ей в рукав мёртвой хваткой.
- На него это тоже действует, - сообщила она Малфою. Тот устало потёр ладонью глаза и лоб, и тут взгляд его упал на Живоглота. -- Посмотри-ка на своего рыжего. Мы тут замучились в поисках выхода, а он и в ус не дует.
Глот очень даже дул. Точнее, мурлыкал, работая всеми боками и требовательно глядя на Гермиону круглыми глазищами. Не имея ни единой отчётливой мысли, действуя по наитию, которого, по мнению Трелони, была лишена, Гермиона наложила на кота Сонорус.
Ритмичный гром сотряс окрестности. Гермиона поняла, с чего вдруг у неё сработала интуиция - наверное, она увидела, что ритм мурлыканья кота совпадает по частоте с ритмом адского песнопения, только вот усиление мурлыканья совпадало с ослаблением литании. Мурлыканье шло, так сказать, в противофазе мрачному хоралу. Результатом, натурально, оказался ровный, очень громкий гул, надо полагать, лишённый гипнотической или какой там ещё силы.
Снейп пошёл медленней, медленней… Остановился и стал разворачиваться.
- Ну-ну-ну, - шептала Гермиона, - скорее же, ну…
Очень медленно, очень тяжело Снейп направился к ней.
Очевидно, плавление Снейпа в огненном ручье было любимым развлечением золотых теней. Ничем другим нельзя было объяснить того упорства, с которым они старались загнать его в ручей. Они притекали со всех сторон, сбивались во всё более плотную толпу, голосили всё громче, пока наконец не заглушили мурлыканье Живоглота, в результате чего Снейп замедлил шаг и собрался вновь менять направление движения.
- Ох, нет! - простонала Гермиона.
У Малфоя вдруг блеснули глаза, и он полез в карман.
- Лицемеры, говоришь? - протянул он, - ну-ну… - Эй? - осторожно спросила она. - Эй, эй, - согласился он и вытянул из кармана склянку. Подмигнул Гермионе: - Сотвори-ка, Бяша, благородным нам по Головному Пузырю. Во избежание. - Ты что задумал? - Клянусь деканом, Грейнджер, тебе это понравится!
Он взял её руку и крикнул в рукав, как в колодец:
- Демон! Выходи! Есть де-ло!
Демон, дрожа, как мышиный нос, робко и заинтересовано высунулся из рукава. Малфой бережно принял его в обе руки, что-то прошептал ему и грозно велел Гермионе:
- Кому сказал - твори Пузыри!
Гермиона послушалась и с любопытством уставился на Малфоя. Тот вытряхнул из склянки и скатал в шарик… воду, подумала Гермиона, чистую воду.
Малфой, заставляя шарик покачиваться вверх-вниз при помощи палочки, весело взглянул на Гермиону.
- Тролль тебе, Грейнджер, по зельеварению!
Гермиона прищурилась на прозрачный бесцветный шарик и вдруг догадалась:
- Веритасерум! - Поздно, Грейнджер, всё равно Тролль! Слышите, сэр? У Гре-е-йнджер Тр-о-о-лль!
Малфой засмеялся и метнул в золотую толпу сначала шарик и вслед за шариком запустил демона. Тот мигом раскалился докрасна и превратил шарик в облако пара. Облако накрыло лицемеров и…
Ничего не произошло.
- Мало, - с отчаянием сказала Гермиона, - одна-единственная склянка на всё это стадо… - Не торопись, - процедил Малфой, - они ведь всего-навсего тени, много ли им надо? Подожди, сейчас их выведет на чистую воду!
Голоса стали сбиваться - тени словно забыли слова и мелодию, каждый тянул своё. Потом голоса затихли, тени начали растерянно переглядываться, и обнаружили, что в тесноте золотые плащи утратили всю презентабельность. Тени принялись разглаживать свои одеяния, закономерно мешая друг другу. И вот уже в толпе сложилось мнение, что надобно слегка толкануть соседа, чтобы привести себя в порядок…
Пока Малфой и Живоглот любовались зарождающейся кучей-малой - с совершенно одинаковыми плотоядными ухмылками на физиономиях - Гермиона с нарастающей тревогой следила за медленно, ох, как медленно идущим к ней Снейпом, и за демоном. Последний в азарте погнал облако Веритасерума к реке расплавленного свинца.
Поздно. Облако расстелилось над ручьём, и ручей словно проснулся. Вал жидкого свинца с шипением, раскалённым свистом, дымом и рёвом выплеснулся на берег и покатился к дерущимся золотым теням. Настиг, накрыл, обездвижил и начал застывать на тенях, принимая форму плащей и клобуков…
Демон совсем не был обескуражен тем. что натворил. Он припустил вдогонку за Снейпом, и даже подбодрил его бессмертным:
- Hey Jude, don't be afraid! You were made to go out and get her! - И где он только всё это берёт? - изумился Малфой, - неужели в твоей голове столько музыкального мусора?
Его ухмылка была вымученной. Он не сводил глаз с недавно столь активной толпы. Сейчас придавленные свинцом фигуры казались вросшими в землю идолами. Гермиона, тем временем безуспешно пыталась поднять Снейпа со дна рва заклятием Mobilicorpus. Сил у неё не хватало, и она бесцеремонно прервала печальные думы Малфоя.
- Помогай, же, чёрт!..
Драко очнулся, заглянул за край рва, хмыкнул и сказал:
- Не так, Грейнджер. Надо Levicorpus.
Гермиона дико взглянула на него, но он уже взмахнул палочкой. Снейпа бросило наземь. Гермиона скрипнула зубами и тоже наложила заклятье. Зельевара, наконец, перевернуло вниз головой, и свинцовая броня с грохотом свалилась с него. Освободившегося от груза профессора подбросило высоко над краем рва и швырнуло к лапам Живоглота. Кот с мявом отскочил. Гермиона рванулась к Снейпу, упала рядом с ним на колени, взяла в ладони его голову, встретила его мрачный взгляд.
- Это… унизительно… - прохрипел он. - Вызовите своего любимчика на дуэль, - огрызнулась она, -Levicorpus - это его идея. А вас ваша дьявольская гордость заставляла таскать на себе свинец, когда можно было этого избежать! - Это… моё наказание… - Я вас сейчас зашвырну обратно! - со слезами сказала Гермиона, наклонилась и прижалась лбом к его лбу. Он погладил её руку своей исчезающей рукой…
Когда она, уложив в ладанку жемчужину, повернулась к Малфою, то увидела, что он всё ещё портит себе нервы, а именно пялится в ров.
- Знаешь, - сказал он задумчиво, - а ведь всё не так уж плохо. Я был уверен, что эта штука внутри устроена на манер “железной девы”6.
Упавший со Снейпа свинцовый плащ торчал в лаве перевёрнутым колоколом. Внутри он был гладкий.
- Далась тебе эта “железная дева”, - вздохнула Гермиона, взяла его за руку и потянула к мосту через ров, - пойдём, Малфой.
Рука у него была холодная. И лицо у него было серое и осунувшееся. Гермиона сообразила, что пока она отлёживалась в обмороке, Малфой видел, как плавится в огне неофит. Она погладила его запавшую щёку. Он накрыл её руку своей и на мгновение закрыл глаза. Она шагнула к нему ещё ближе, и притянула к себе, и целовала его, целовала, пока его губы и руки не стали тёплыми.
Рука в руке, с демоном и котом в авангарде, они перешли мост. И Малфой снова оглянулся. Нехотя оглянулась и Гермиона.
Огненный ручей исчез, ибо весь тёкший в нём свинец занял своё законное место на плечах лицемерных теней. Обросшие позолотой поверх свинца, тени уныло брели по кругу.
- Кажется, мы восстановили порядок вещей, - сказала Гермиона, - и я не знаю, как к этому относиться.
Не ответив ни слова, Драко Малфой повёл её прочь от шестого рва.
1 - первое значение - святой, второе - святоша, лицемер 2 - встретить 3 - новообращённый 4 - соединиться 5 - предварительно очиститься 6 - того, кто не знает, как устроена “железная дева” - милости прошу в Википедию. Я отказываюсь это описывать.
"Сегодня важно осознать чужие мотивы по отношению к вам". Карта Марионетка, колода Симболон
- Малфой, ты долго собираешься здесь стоять? Кого ты высматриваешь? Своего Лорда - расхитителя гробниц? - М-м-м? - Я говорю, идём отсюда! - Мгм. - Глотик, будь добр, приведи мистера Малфоя в чувство. - Мр-р-ряк! - Брысь! Грейнджер, ты рехнулась? - Я подумала, что ты в ступоре. Что ты там увидел? - Сама ты в ступоре! – Малфой замахнулся ногой на "Глотика". Сукин кот заорал так, как будто его убивают, и спрятался за Гермиону. - Всё равно, - сказал Малфой, схватил Гермиону за ухо и принялся таскать. Она в ответ завизжала и вцепилась ему в волосы. - Hey, hey, hey, hey! – подлетел демон, но Гермиона и Малфой не обратили на него внимания, и тогда он вылил на них чуть ли не ведро воды. - I said hey, what's going on? – поинтересовался он сорванным контральто. Гермиона отмахнулась от него и принялась выжимать полу мантии. Малфой же, будучи умнее, подставился под тёплый ветерок демона.
- Пойдём сушиться, Бяша.
Гермиона показала ему язык и наложила на себя Осушающее заклятие. Малфой сделал терпеливое лицо.
- Знаешь, - сказал он, - либо ты мне в ближайшее время дашь, либо мы друг друга убьём. Невозможно всё время быть в таком напряжении. - Вот теперь точно не дам. Ненавижу шантажистов! - Я тебя не шантажирую, а предупреждаю. Видишь, мы уже дерёмся, - Малфой отстранил демона и поправил волосы.
Гермиона зябко повела плечами. Ей было нехорошо. На сегодняшней ночёвке её одолел внеурочный эротический кошмар. Наверное, из-за того, что Малфой весь вечер изводил её чтением вслух избранных мест из "Божественной Комедии". Точнее, сочных описаний седьмого рва. Тамошние кенхры, якулы, ехидны и прочие мифические пресмыкающиеся проникли в сон Гермионы, обрели упругую и гладкую, противоестественно тёплую плоть, гибко льнули к коже, обвивали ноги, стягивали запястья. Изумрудно-серебряные (разумеется), гады впивались в шею, в беззащитный живот, в соски, на мгновение экстатически вытягиваясь, застывая стрелами, исходя и отравляя не ядом, а яростным наслаждением. Гермиона расстоналась так, что перебудила всю свою свиту. Позже выяснилось, что Живоглот и демон - в порыве то ли стыда, то ли великодушия - ушли прогуляться в пустыню. Душа профессора Снейпа сидела в своей ладанке тихо, как мышь в норе, и если бы не Малфой, Гермиона досмотрела бы сон до закономерного конца. Но Малфой, чуждый как великодушия, так и стыда, разбудил её. И только быстрота реакции – всё-таки Ловец – спасла его от тяжкого увечья, а может, и от смерти.
Он увильнул от одного Тыквоголового, двух Раздувающих, одного Нарывного, одного Воспламеняющего, а Летучемышиный Сглаз у Гермионы не получился, потому что от вида Малфоя её разобрал хохот. Дело в том, что он не ожидал нападения и не озаботился вылезти из спального мешка перед тем, как разбудить Гермиону. И так, в мешке, и перекатывался с места на место, уворачиваясь от заклинаний. Воспользовавшись тем, что она отвлеклась от боя, Малфой выхватил палочку и врезал было по Гермионе заклинанием Ватных Ног, но промахнулся, потому что именно в этот момент Гермиона согнулась от смеха:
- В-ватными… ой, не могу!.. Ватными Ногами, дурак, целятся в ноги! А не в голову! Ой, умру!
Малфой вылез из мешка – лохматый, раскрасневшийся, перепачканный в пыли, - сел на камень и злобно сказал:
- Да, здесь я погорячился. У тебя и так голова ватная. Незачем было на тебя заклинание тратить.
Гермиона отвесила ему подзатыльник.
- Во-первых, вульгарно, Грейнджер, - сказал Малфой и, дав ей подсечку, поймал её в объятия, - а во-вторых, неосторожно. Очень неосторожно с твоей стороны подходить ко мне так близко...
Тут подоспел Живоглот, о котором в данный момент они как-то забыли, и выразился в том смысле, что раз все уже проснулись, то он согласен что-нибудь съесть. Известная логика в этом, конечно, была.
Одним словом, к седьмому рву они отправились несколько взвинченные. И вот результат – сцепились. Но Малфой сам виноват. Они ведь не собирались здесь задерживаться, ибо профессор Снейп не был вором. Но Малфой вдруг встал на мосту, как семафор и принялся пялиться в ров через кулаки, хотя зрелище было достаточно отвратительным и без бинокля. Оно соответствовало описанию Данте, и даже кошмару Гермионы, только было значительно менее красочным. Змеи были пород самых обыкновенных, хотя и самых ядовитых, как догадалась Гермиона, разглядев мамб, тайпанов, кобр и прочих аспидов. Никаких неизвестных науке кенхров или хотя бы, яркополозов, в седьмом рву не имелось. Люди, в смысле, тени, во рву имелись, но было их меньше, чем змей. Кроме того, во рву было полно, как сначала показалось Гермионе, мусора. Какие-то черепки, ошмётки, лоскуты, осколки покрывали дно рва, и минувшие века катком прошлись по ним, изуродовали до неузнаваемости, утрамбовали их в камень. Надо было полагать, что это остатки украденных ценностей. Точнее, тени оных. Ну вот, а говорят, что с собой, мол, не возьмёшь…
Шевелящаяся масса гадов свивалась в клубки, растекалась потоком, стремительно струилась-катилась по слежавшемуся хабару. В стороне от змеиной тропы брели, внимательно глядя под ноги, редкие тени воров. Время от времени кто-нибудь нагибался, с трудом выковыривал из общей массы приглянувшийся обломок, по виду, точно такой же, как и остальные. Не успевал он выпрямиться, как из ближайшего змеиного клубка выстреливало длинное тело и впивалось стяжателю в основание шеи. Ужаленная тень падала наземь, начинала корчиться и извиваться, приобретая всё более змеиные черты, и через минуту, шурша чешуёй, вливалась в змеиный коллектив. Ужаливший же гад становился на хвост и устраивал нечто вроде Пляски Голода, которую Каа танцевал перед бандар-логами. Каждое последующее движение было менее гибким, чем предыдущее. Наконец, хвост разделялся надвое – это сопровождалось истошным воплем боли – и принявший человеческий облик змей пускался в обход седьмого рва. Внимательно разглядывая слежавшийся мусор.
У обоих видов превращений была серединная стадия, которую следовало бы назвать стадией Волдеморта. Очень было похоже.
Гермиона подавила дрожь и ещё раз спросила:
- Так кого ты ищешь? - Нагайну, - ухмыльнулся Малфой. - Кого?! - Не только у тебя были любимцы. Ты ведь встретила здесь свою куролошадь, почему же я не могу встретить Нагайну? - Неужели ты по ней соскучился? - Не особенно. Но знаешь, было бы спокойнее знать, что она в Аду. К сожалению, - он снова уставился в кулаки, - я не вижу ни одного колдовского пресмыкающегося. - Надо было заглянуть в дом твоей тётушки, когда мы были во Втором Круге. Думаю, Нагайна именно там. Хоронится, бедняжка, под лавками, чтобы не попасть Беллатрикс под горячую руку. - Может быть, может быть… Пойдём? - Господи, я тебе уже полчаса твержу – пошли отсюда!
Они, наконец, зашагали по мосту к противоположному краю рва. Малфой рассеянно спросил:
- Что ты там говорила про Лорда? Почему ты решила, что он может быть здесь? - Потому что он похитил Старшую палочку из гробницы Дамблдора. Ты не знал об этом? - Ах, да-да. Что ж, если бы не моя неоднократно помянутая тётушка, он, быть может, и угодил бы сюда. Хотя, если подумать, это не столько грех, сколько смех. Взломать гробницу, чтобы забрать величайшее магическое оружие, принадлежащее любому, кто сможет им завладеть, а на самом деле… - он сочувственно покачал головой, - вложить в руки своего врага средство для собственной погибели. Вдобавок, палочка оказалась не его, а моей! – он вздохнул, - знаешь, старик, конечно, гений провокации. - Дамблдор? Ты серьёзно думаешь, что он всё это подстроил?
Малфой мученически закатил глаза:
- Грейнджер!
Но Гермиона уже думала о другом:
- Подожди, так ты знал?! - О чём? Смотри под ноги! Мы всё ещё на мосту. Свалишься в ров, и… - О Старшей палочке. О том, что она была твоей. Ты знал об этом?
Он молчал. Она пытливо заглянула снизу ему в лицо и увидела, что он улыбается – одновременно язвительно, снисходительно и самодовольно.
- Грейнджер, я принадлежу к одному из старейших магических родов. Сказку о трёх братьях я выучил наизусть прежде, чем начал говорить. Мало того, если помнишь, я очень хорошо учился в школе. Памятуя о том, что Смерть сделала Старшую палочку из бузинной ветки и узнав на уроках Спраут, как эта самая бузина выглядит, я сумел сделать правильный вывод из двух предпосылок! Чёрт побери, я узнал Старшую палочку в руках старика!
Мост кончился. Малфой соскочил с последнего камня, развернулся, принял Гермиону подмышки, стащил с камня, встряхнул, обнял и оттолкнул - всё это со сдержанным, но явным гневом.
- С тебя, тем более, с Поттера, спрос невелик. Вы выросли с магглами. Но Уизли! Пусть он из семьи предателей крови, но он маг, плоть от плоти магического мира! Рон Уизли должен был рассказать вам о Старшей палочке. Рон Уизли должен был быть вам проводником и опорой в волшебстве, а вместо этого он целиком положился на вас и совсем перестал думать. Грейнджер, как ты могла выбрать – его?! - Куда-то тебя не туда занесло… - Что ты хочешь знать? Почему я не забрал палочку у старика, раз уж мне удалось его обезоружить? - Вот именно. - Да потому, что я не так глуп, чтобы становиться между Лордом и Старшей палочкой!
Он круто развернулся и отошёл на несколько шагов. Постоял с минуту спиной к Гермионе, потом чуть повернул к ней голову и закончил:
- И будь уверена, что Дамблдор именно на это и рассчитывал. Он знал, что я позволю Поттеру обезоружить себя при первой же возможности. Знал, что я не посмею воспользоваться Старшей палочкой…
Она подошла к нему, крепко обняла вокруг пояса, прижалась щекой к его спине и сказала:
- Правда ведь, глупо обижаться на человека за то, что он рассчитывал на твой ум? - И на трусость, - буркнул Малфой.
Гермиона ткнула его подбородком под лопатку. Он зашипел, завёл руку назад и ткнул Гермиону пальцем в ребро. Она дёрнулась, но рук не разомкнула и посоветовала:
- Ты бы лучше обижался на своего Лорда. Он-то на что рассчитывал, посылая семнадцатилетнего мальчишку убить Верховного Чародея Визенгамота? - Шестнадцатилетнего, - педантично поправил Малфой. - Прости. Я и забыла, что ты у нас маленький. - Ничего, Грейнджер, я же понимаю. Возрастное ухудшение памяти, всё такое...
Гермиона ткнула его подбородком ещё раз:
- Не уходи от ответа! На что рассчитывал Волдеморт? - Во-первых, на то, что у Верховного Чародея не поднимется рука на мальчишку. А во-вторых, он знал, что старик взял на себя проклятие кольца, очень ослабел и умирает, и полагал, что я легко справлюсь с ним. А самое главное, что он не оставил мне выхода. Моя жизнь, жизни моих родителей были в его руках. - Он просто хотел поиздеваться над твоим отцом. Смешно было и думать, что ты…
Он так отчуждённо выпрямился, что Гермиона невольно опустила руки.
- Чушь, Грейнджер. На карту была поставлена Старшая палочка. Он бы не послал меня только для того, чтобы лишний раз унизить Люциуса. Незачем было. Отец к тому времени… был полностью раздавлен. Нет, он послал меня потому, что верил – страх заставит меня сделать то, что нужно. - А ты верил в другое.
Он поднял голову и уставился туда, где высоко, далеко, в другом мире - было небо.
- Во что же? - В то, что в Хогвартсе каждый, кто просит помощи, получает её. - Я не просил. - Но ты ждал. - И дождался того, что пришёл Снейп и сделал мою работу? Вот так помощь… - Какая есть. Ну же, Малфой, пойдём. Я всё равно не поверю, что ты десять лет жалеешь о том, что не убил Дамблдора. - Можешь не верить, но иногда очень жалею! И очень завидую Снейпу, когда представляю себе, какое он получил удовольствие, убивая старика. - Врежу. - Напомнить тебе, при каких условиях срабатывает Смертельное проклятие? - Зачем? Я и так помню. Как посмотрю на тебя, так и вспоминаю!
Она собралась дать ему по шее, но он опять оказался быстрее, всё-таки Ловец. Она и моргнуть не успела, как он развернулся к ней, схватил её за запястье и заставил её ощутить ладонью жар, твёрдость и тяжесть. Она задохнулась, пошатнулась и он поддержал её свободной рукой за спину, под лопатками. Мягкая фланель рубашки заскользила под его ладонью, лаская, и спина выгнулась по-звериному, и застучали зубы.
Она угадала своё имя по беззвучному движению его губ… укусить бы эти губы, так, чтобы кровь брызнула… эти губы, эта морщинка в правом углу рта, нежная, злая, только ей предназначенная, она появлялась всегда, когда он смотрел на неё, всегда, или это ей только кажется… губы холодны, и лицо у него гладкое и холодное, как камень, нет, просто её губы слишком горячи…
- Я – мужчина… - Да. Да. - Я пошёл за тобой в Ад… - Господи, да…
Он давно уже выпустил её руку, она сама прижимает, сжимает, ласкает, а он поднял её рубашку, мимоходом откинув ладанку ей за спину, накрыл рубашкой её лицо, а она кричит, рычит и стонет, как бесноватая, потому что никто… потому что так не бывает наяву, только во сне, в сегодняшнем сне небывалые змеи мучили её грудь так же сладостно, как сейчас - его змеиный рот… Он уже целует, кусает её лицо через душную ткань, а она всё кричит, потому что теперь его пальцы истязают, царапают, сдавливают, вытягивают… словно жизнь вытягивают, словно ему тоже хочется увидеть её кровь, как она выступит на горящих сосках… Драко, Драко…
- Драко… - Люблю тебя…
Напрасно он это сказал.
Она застыла, все ещё дрожа, но уже от трезвости, от холода этой лжи. Он ещё не понял, он продолжал целовать её, а она продолжала стоять, запрокинув голову, и лицо её было накрыто рубашкой. В клеточку. Она представила, как это выглядит со стороны и засмеялась. Он сразу перестал её целовать. Он больно сдавил её плечи и принялся трясти её изо всех сил:
- Твою мать! Что! В этом! Смешного?!
Ей под рубашкой стало ещё смешнее. Её так разобрало - или растрясло - что она стала икать. Тогда он прекратил её трепать, только сжимал её плечи, как клещами. Она слышала его тяжёлое дыхание. Гермиона выдавила сквозь смех и икоту:
- Малфой… у меня все плечи… отнялись… если останутся… синяки… я на тебя в суд подам… в маггловский!
Он сдёрнул с её головы чёртову рубашку и прошипел:
- Ну? Что смешного? - Твоё враньё… ик! Ой… - Какое враньё? Когда я тебе врал!? - Всякий раз, когда кидаешься меня целовать. Всякий раз, когда говоришь о любви! Ик! – Гермиона задержала дыхание. - О! По-твоему, я профанирую это великое чувство?
Икота мгновенно прошла.
- По-моему, всякий раз, когда ты хочешь что-то скрыть от меня, отвлечь меня от чего-то, ты начинаешь меня лапать! Ты прекрасно знаешь, что я постоянно на взводе! Ты знаешь, что меня достаточно тронуть пальцем, чтобы я перестала соображать, где я нахожусь и что вокруг происходит, но ты! - она наставила на него обвиняющий перст, - ты прекрасно контролируешь обстановку! И себя! И меня! Так вот, я этого больше не потерплю. Я, гнида слизеринская, запрещаю тебе ко мне прикасаться! Я тебя засыплю фурункулами с головы до пят, ты меня знаешь!
Он растерялся. У него стало совсем детское лицо.
- Грейджер, - выговорил он, - я ничего против тебя не замышляю, правда. - Я знаю, - кивнула она, - у меня не очень хорошее чутьё на опасность, но у меня есть, во-первых, Глот, а во-вторых, вредноскоп. Так что я знаю, что никакой угрозы от тебя не исходит, по крайней мере, пока. А потому я говорю тебе - плевать я хотела на твои гешефты! Проворачивай, что хочешь, но не смей меня трогать. А если тебе уж очень будет нужно сделать что-то, не предназначенное для моих глаз, то, чёрт возьми, попроси меня отвернуться, а не лезь с поцелуями! - она вытерла рукавом рот, но прикосновение ткани к губам тут же воскресило недавнее ощущение поцелуев через рубашку, и Гермиону вновь ударила дрожь. Она крикнула на Малфоя:
- Гадина!
Он некоторое время смотрел, как она утирает злые слёзы, потом сказал, всё ещё растерянно:
- Грейнджер, нельзя быть такой прямолинейной, это как-то… даже пугает. - Зато экономит время. Ты всё понял? - Нет, подожди. Послушай, - он глубоко перевёл дыхание, - я не лгу. Я… хорошо, не любовь. Давай скажем так: я очень хочу тебя… очень. Гораздо больше, чем убить. Это не гарантия твоей безопасности, но… - Я уже сказала, что не боюсь тебя, - презрительно ответила она, - но я ненавижу, когда мне пытаются заморочить голову. Если тебе не хватает духа рассказать мне, в чём дело, если ты не можешь или не считаешь нужным попросить моей помощи – блин, да это твои проблемы! Но не смей использовать меня!
Он угрюмо смотрел на неё.
- Грейнджер, почему бы тебе просто не поверить, что ты – та самая женщина, за которой мужчина готов спуститься в Ад? - Потому что всё обстоит наоборот. Это я спустилась в Ад… - За Снейпом. - Да. Потому что он сумел до меня докричаться. Он попросил помощи. А ты даже и не пробуешь. Ты… А-а, да что с тобой разговаривать!
Она зашагала мимо него в пустыню, где мерцал демон и нетерпеливо завивался штопором Живоглотов хвост.
- Грейнджер, - окликнул он её. - Ну? – не оборачиваясь, спросила она. Он не ответил, и тогда она обернулась, и увидела направленное на неё остриё палочки. Господи, ну Хаффлпафф, первый курс. - У меня было множество возможностей причинить тебе вред, - ровным голосом сказал Малфой.
Гермиона безотчётно упёрла кулаки в бока и выставила локти на самый простонародный манер:
- Ну? - Я этого не сделал. - Ну? - И не сделаю. Ты мне веришь? - Время покажет. – она отняла кулаки от боков и молитвенно сложила ладони, - слушай, пошли, а? Меня здесь всё достало, включая тебя. Давай закончим нашу великую миссию поскорее и думать друг о друге забудем. Ты только представь себе, какое это будет облегчение!
Она была так зла, что обогнала долгоногого Малфоя, и даже Живоглота, хотя дороги, как таковой, не было, была россыпь разновеликих каменных обломков, результат давнего, но сильного землетрясения. Демон вился у неё над головой, как мошка, и его беспорядочно мигающий свет скорее ослеплял, чем освещал. Гермиона велела ему либо лезть в рукав, либо убираться к Малфою. Демон обиделся и убрался. Гермиона запрыгала дальше по камням, очень внимательно следя за каждым шагом. Так внимательно, что чуть не загремела в восьмой ров, который предательски разверзся в полутора шагах от неё.
Она застыла на одной ноге, потом медленно опустила другую и осторожно отступила от обрыва. Споткнулась сначала о Живоглота, потом натолкнулась на Малфоя и чуть не упала.
- Разрешите предложить вам руку, леди? - осведомился Малфой, демонстративно разведя руки в стороны, мол, я тебя не трогаю. Интересно, может он прожить хотя бы минуту без того, чтобы не паясничать? Она сердито отстранилась от него и, наконец, осмотрелась.
Восьмой ров, как и все предыдущие рвы, был скалистой расселиной глубиной футов в восемь и шириной ярдов в двадцать. Только в отличие от всех предыдущих рвов, а так же Кругов, он был совершенно пуст. По крайней мере, насколько хватало глаз в серном сумраке.
Гермиона, пребывая в состоянии “всё осточертело”, выхватила палочку и запалила такой Люмос, что демон в ужасе юркнул к ней в рукав, а Живоглот и Малфой выразили единогласный протест. Ей и самой пришлось зажмуриться, поэтому замечательный, солнечно-яркий Люмос пропал втуне. Но она хотя бы выпустила пар, успокоилась и припомнила, что души лукавых советчиков сокрыты внутри огней. А использовать Люмос для того, чтобы разглядеть огни - это…
Малфой у неё за спиной зашелестел страницами и хихикнул.
- Да-а, Грейнджер, - протянул он, - на этот раз твой интеллект упал решкой. - Есть предложения? - спросила она, обернувшись. - Есть, - кивнул он, - заглянуть под мост. Там темно, больше шансов что-нибудь разглядеть. - Ты похож на бродягу из анекдота, который искал монету под фонарём, не потому, что он её там потерял, а потому, что там светлее. Тоже мне, дракон интеллекта… - Не забывай, что монета обычно лежит там, где её обронили, а эти огни, - он ткнул пальцем в книгу, - “движутся в гортани рва”. Каково сказано, Грейнджер? - Там ещё сказано, насколько я помню, что восьмой ров “искрится огнями”. Ну, и где он искрится?
Малфой вздохнул, огляделся и зашагал к ближайшему мосту. Гермиона пошла за ним. Она не чертыхалась вслух только потому, что Глот проделывал это намного лучше.
Малфой взошел на мост, торжественно опустился на колени, картинно расправил мантию, улегся на живот, ухватился руками и зацепился ногами за трещины и выступы - горлум, горлум, - и заглянул за край моста. Гермиона вынула палочку. Из-за того, что ров был пуст, ей стало жутко. Появилось чувство, что сейчас из темноты под мостом вылезет чудовище и откусит Малфою голову.
- Вижу, - гулко сказал Малфой, - они совсем тусклые, и… Фу!.
Он поднялся на ноги и принялся отряхиваться. Гермиона поклялась, что откусит себе язык, но вопроса не задаст. Малфой закончил отряхиваться, посмотрел на её насупленное лицо и сказал:
- Очень тусклые, бледные огни. И почему-то от них несёт тухлой рыбой, - он скривился. - Болотные огни, - сказала Гермиона, - вот чёрт.
За болотным огнём они будут гоняться до самой смерти. Вот чёрт.
А, собственно, кто сказал, что нужно за ним гоняться? До сих пор как-то удавалось договориться.
- Малфой, кто у нас здесь? - Лукавые советчики, - немедленно ответил он и уставился на неё с большим интересом. - И что ты мне посоветуешь? - осведомилась она и сжала ладанку в кулаке, для контроля.
Малфой блеснул глазами:
- Например, причесаться.
Гермиона машинально попробовала провести пятернёй по волосам. Они отросли уже настолько, что пальцы застряли а в крутых завитках.
- Нет, - с сожалением сказал этот провокатор, - в твоём случае данный совет бесполезен. - Я бы посоветовала тебе заткнуться. - А этот совет бессмыслен. Ты не можешь одновременно просить моего совета и советовать мне заткнуться. Так что я советую тебе сначала думать, а потом говорить.
Показалось? Или в сумраке рва, у края моста, действительно что-то блеснуло? Может, демон? Нет, он сидит в рукаве. Тогда продолжим.
- Могу посоветовать тебе примерно то же самое - сначала думать, а потом хамить. Я ведь и обидеться могу. - Я тебе советую не обижаться. Глупо обижаться на правду. - Советую не называть меня дурой. Здоровее будешь.
Зеленовато-белёсое округлое пятно тусклого света обозначилось более или менее отчётливо. Оно парило чуть ниже уровня моста. Обитатель ладанки потеплел, хотя ещё неизвестно, на что он реагировал – может, на кусок души, а может, ему просто нравилась их перебранка. Тут Гермиона вспомнила ещё кое-что о болотных огнях.
- Я бы посоветовала сотворить Головные Пузыри.
Жемчужина стала ещё теплей, а только-только успокоившийся блудный бес топнул копытцем. Гермиона сжала зубы.
- Зачем? Здесь пока рыбой не пахнет. - А затем, что неизвестно, из чего состоит болотный огонь. Предполагается, что это горящий фосфористый водород, фосфин. Запах рыбы это подтверждает. А фосфин – что? - Маггловская химия? – предположил Малфой. - А фосфин – ядовит. Когда твой декан выберется из рва, он запросто сможет нас отравить, понял?
Она нахлобучила Пузырь на голову дремавшего Живоглота, потом сотворила по Пузырю себе и Малфою и выжидательно замолчала.
- Раз уж мы защищены, я бы посоветовал декану не тянуть время, - ухмыльнулся Малфой, - чем раньше он выберется из рва, тем быстрее мы пойдём дальше.
Белёсое пятно возмущённо подлетело кверху, почти выскочило на мост, но снова потеряло высоту и закачалось, как поплавок, на поверхности сумрака.
- А вы что посоветуете, сэр? – вежливо спросила Гермиона.
Белёсое пятно медленно поплыло вдоль края моста, к противоположному берегу рва. Живоглот проснулся, вскочил и, хищно пригнувшись и сверкая глазами, покрался за пятном.
- Верно, - согласилась Гермиона, - нам ведь всё равно на ту сторону. Советую последовать совету.
Они последовали за белёсым пятном и рыжим котом.
- А он нас не заманивает? - усомнился Малфой, - у болотных огней есть такое свойство.
Белёсое пятно потускнело.
- Я советую тебе больше доверять своему декану, - сказала Гермиона, и пятно стало ярче. - А где доказательство, что это мой декан? – сварливо сказал Малфой, - я бы не сказал, что эта штука на него похожа.
Тусклее.
Гермиона показала Малфою ладанку. Он пожал плечами. Тогда она показала пальцем на себя и волнообразным жестом снизу вверх изобразила, как разбирает её блудный бес. Малфой приосанился и сказал:
- Это из-за меня.
Белёсое пятно почти совсем исчезло, и Гермиона сказала ему:
- Советую вам, сэр, не обращать на Малфоя внимания. Он только делает вид, что ревнует. Я ему не верю и вам не советую.
Ярче.
- Я, в свою очередь, не советую вам, сэр, связываться с Грейнджер. Свет ещё не видел более вздорной, упрямой и холодной особы.
Ярче! Вот сволочи, что один, что другой.
- Советуете мне отдаться Малфою прямо сейчас? – кротко спросила она.
Пятно стало зелёным и замерцало. Малфой фыркнул. Живоглот прыгнул на пятно, чуть не свалился с моста и обиженно взвыл.
- Советую вам, сэр, оставить попытки угробить моего кота. Своё истерзанное тело я вам, так и быть, прощаю, но тушки Живоглота не прощу!
Ярче и зеленее.
- Советую вам, сэр, ей не верить. Она никому ничего не прощает. Именно поэтому от неё сбежал муж. Мужчина может её выносить только тогда, когда у него нет выхода, как, например, у вас и у меня.
Ярче. Ну ничего, мост скоро кончится.
- Советую вам обоим об этом не забывать. - О чём, Грейнджер? - О том, что у вас нет выхода!
Мост кончился. Гермиона остановилась, повернулась к зелёному огоньку и протянула руку ладонью вверх.
- Очень вам советую, сэр. Пока я не передумала.
Зелёный огонёк медленно выплыл из рва. Живоглот сжался в комок. Демон врубил сирену, вылетел из рукава, и, ярко мигая из синего в красный, забрался Гермионе под Пузырь. Гермиона зажмурилась и прикрикнула на него:
- Отбой!
Демон пригас и притих, зато забеспокоился Малфой:
- Осторожно, Грейнджер. Ты говорила, что он может быть ядовитым. - Не ядовитее тебя, - огрызнулась Гермиона и сказала потускневшему пятну: - Не беспокойтесь, сэр. Вдохнуть вас через Пузырь я не смогу. Правда, вы можете меня обжечь, но Малфой у нас крупный специалист по ожогам, как-нибудь справится.
Зелёный огонёк неощутимо, как лунный зайчик, опустился Гермионе на ладонь. Живоглот вякнул и прыгнул, но Гермиона сжала пальцы и показала коту язык.
- Всё-таки очень жаль, что у нас нет с собой колдокамеры, - сказал Малфой.
"Подчинение себя партнеру или партнера себе. Недоверие.". Карта Золотая клетка, колода Симболон
"Удержать любой ценой". Карта Цепи, колода Симболон
- Почему ты не спишь? - Завидую. - Интересно, кому? - Твоему коту. Представляю себе, какое ему завтра предстоит пиршество. - Вообще-то он Живоглот, а не людоед. - Ну да, ну да. А в девятом рву бродят не люди с кишками наружу, а тени людей с тенями кишок. Но всё равно – представляю себе.
Гермиона посмотрела на его каменный профиль, освещённый синеватым ночником демона. Профиль выражал каменное намерение бессонно пялиться в мрачный свод до самого завтрака. Надо же, какой впечатлительный, а ещё Пожиратель. Она тихонько вздохнула и спросила:
- У тебя ещё осталось немножко зелья Сна-Без-Сновидений? - Поцелуешь –дам, - отрубил каменный профиль.
Гермиона, помолчав, вкрадчиво произнесла:
- Знаешь, каждый раз, когда обитатели девятого рва замыкают круг, их раны зарастают, и приходится тамошнему Стражу резать их заново… - Чёрт! – Малфой рывком сел, выпрямился, глубоко дыша. - Ну да, чёрт, - согласилась Гермиона, - такая уж у него работа.
Малфой, не открывая глаз, нашарил в кармане склянку и сунул Гермионе. Она понюхала недоверчиво – оно ли? - и сказала:
- Если ты завтра будешь ни на что не годен, я пойду дальше одна.
Так-то вот, моя прелесть.
Она накапала на ладонь три капли, слизнула их и протянула кулак со склянкой Малфою. Он обхватил кулак длинными пальцами, сказал: "Видишь, до чего ты меня довела: я у тебя с рук пью", и пригубил. Потом посидел несколько секунд, прижавшись лбом к её руке.
- Ты умеешь уговаривать, - услышала она сквозь подступающий сон. Волны сна шли накатом и шипели, как волны морские, и шевелили мокрую сверкающую гальку. Мокрая сверкающая дорожка, дрожа от напряжения, притягивала галечный берег к алому закатному солнцу, и шёл по дорожке кто-то длинный и тощий, то есть, высокий и стройный. Драко или… не Драко? Телосложением они похожи, и даже, кажется, одного роста, а против солнца цвет волос неразличим. Хороший сон. Но под этим зельем ничего не должно сниться! Чего Малфой туда намешал?!
Длинный и тощий вышел из воды, растянулся рядом с ней на мягкой гальке и сказал:
- Зануда ты, Грейнджер.
Всё-таки Малфой.
- Конечно, я. Это ведь моё зелье.
Мягкая тёплая галька окружала её, упруго прогибалась под нею, образуя удобное ложе. Малфой, облокотясь на левую руку, взял в правую мягкий округлый камешек и провёл им от подбородка Гермионы до низа живота. Она вздрогнула, и он торжествующе ухмыльнулся.
- Как ты это сделал? - Расслабься, отличница. Все вопросы потом.
Он склонился к ней, близко, близко и прошептал, почти касаясь губами губ:
- Ну? Сама, сама…
Она упрямо сжала губы. Какого чёрта? Восьмой круг Ада, девятый ров на очереди, а Драко Малфой не нашёл ничего лучшего, чем показывать ей эротические сновидения. Хорошо, хоть тараканом не прикинулся.
- Спасибо.
Он удивился:
- За что? - За то, что снишься мне в человеческом облике, в отличие от твоего декана. - Наверное, я не так уверен в себе, как мой декан. Всё, не заговаривай мне зубы, - он опять склонился над ней. Она мотнула головой, точнее, хотела мотнуть. Оказалась, что мягкая тёплая галька неодолимо сковывает движения.
Её охватила паника, достаточно сильная для того, чтобы проснуться от обычного кошмара. Но это не был обычный кошмар.
- Грейнджер, - жёстко сказал Малфой, - у тебя нет другого выхода.
Похоже, что нет. Стоит только представить себе, как поднимаешь руку, кладёшь её на белобрысую голову, прижимаешь эту голову губами к своим губам, и сопротивление исчезает. Но любая попытка пошевелить этой же рукой просто так, без всякой цели, пресекается в зародыше. А что, если… Она представила, как проводит пальцем по губам Малфоя. Рука свободно поднялась, но замахнуться Гермионе не дали, рука мгновенно налилась тяжестью и упала обратно в гальку. Малфой ухмыльнулся, и Гермиона почувствовала раздражение.
- Знаешь, - сказала она, - я просто полежу и подожду, пока не кончится действие твоего зелья. Спокойной ночи, - она закрыла глаза.
И с закрытыми глазами почувствовала, как он окаменел над нею. Потом ощутила голым животом его ладонь, влажную от морской воды, коротко втянула воздух сквозь зубы, но глаз не открыла.
- Грейнджер, - медленно и хрипло произнёс он, - рано или поздно ты должна будешь мне довериться. Целиком, без всяких условий, без отговорок, без твоего проклятого упрямства.
И без страха, подумала она, но вслух сказала:
- Может быть. Но тебе придётся придумать другой способ убедить меня. Этот, - она с трудом подняла указательный палец, - мне не нравится. - Так уж и не нравится?
Ладонь на животе источает горячую истому, заставляет чувствовать гладкость собственной кожи. При этом Малфой и пальцем не шевелит, просто наложил лапу, и всё. Гермиона заново удивилась тяжести и твёрдости его руки. Из-за своей худобы и белобрысости Малфой всегда казался до нелепого хрупким, словно сделанным из фарфора. Его сила обнаруживала себя только в квиддиче и в драке. И, как выяснилось, в нежности. Малфой едва ощутимо погладил её кончиками пальцев и проговорил – тихо, но так, что она всем телом отозвалась на его голос:
- Я тоже просто полежу и подожду. Поиграем в кто кого переждёт.
Подождёт, пока она к чёртовой матери не растает под тяжестью и жаром его ладони. И ведь знает, гад, за что хватать. Самая беззащитная часть тела – живот, именно поэтому его так любят хищники. Мягко, сочно, никаких костей. Цепочка ассоциаций протянулась за пределы сна.
- Драко, - прошептала она, - девятый ров. - О господи, - он вздрогнул и убрал руку, - а я ещё сетую на богатство своего воображения. - Да уж, тебе до меня далеко, - она зевнула. Как только Малфой убрал вражью длань, сонливость заявила свои права, - дай поспать, а? Завтра… - Я помню, - вздохнул он и лёг навзничь, заложив руки за голову. Гермиона приоткрыла глаза, покосилась на его тело, залитое закатным, алым, гриффиндорским светом, на сияющие волоски, прилегающие к сияющей коже. Руки стали искушающе лёгкими, так и потянулись - не приласкать, а так же, как и Малфой - наложить лапу, почувствовать, как его сердце забьётся о её ладонь. Она снова зажмурилась. Спать. Только вот гриффиндорское солнце слепит даже сквозь веки. И ни отвернуться, ни прикрыться рукой невозможно.
- Слушай, - капризно сказала она, - твоё солнце ужасно красное. - В твою честь, - угрюмо ответил он, - но можно, конечно, и вот так...
Стало стремительно темнеть, и Гермиона от любопытства приоткрыла глаза.
Солнце быстро втянулось за горизонт, и прощальный его луч был зелёным. На потемневшем небе проступили влажно дрожащие звёзды, крупные, как бараний горох. Стало жалко засыпать.
- Спи, Бяша. Ты права, завтра тяжёлый день.
Этот день был ужасным настолько, что сознание и память отторгли, стёрли, отменили его. Остались какие-то обрывки, точнее, осколки, как те гвозди, которыми начиняют самодельные бомбы. Ржавые уродливые острия торчали из темноты благословенного бесчувствия, вновь и вновь раздирая память.
… они взошли на вал, окружающий ров, и увидели внизу…
… человека с выжженными глазами, бредущего с вытянутыми перед собой скрюченными руками… человека, спотыкающегося о собственные внутренности, человека с разрубленной головой, вытирающего с лица кровь и мозг, человека…
… толпу смертельно изувеченных, и всё же идущих, ползущих по кругу, и где-то там, куда они шли, сверкало, взлетало и опускалось что-то острое, металлически свистящее, и нёсся оттуда крик, крик, крик… и смрад, знакомый, сырой - кровь...
Наверное, её сознание помутилось сразу же. Наверное, сознание Малфоя тоже. Неизвестно, что вело их вперёд. Может быть, сияющий белой звездой демон? Может быть. Она не помнит.
… и когда из толпы выступил Северус Снейп с рассечённым лицом, с разверстой пустой грудью, с кровавым, бьющимся комком в ладонях, она только и смогла, что упасть на колени, протягивая к нему руки. Кажется, Малфой стоял рядом с ней, покачиваясь и закрыв глаза. Кажется.
Она рыдала, стоя на коленях, а он проталкивался сквозь толпу, высоко поднимая пульсирующий, брызжущий кровью кусок мяса. Он был весь залит кровью, и потому казался живым. Это было так невыносимо, что она, наверное, на какое-то время отключилась полностью, а когда очнулась, он уже стоял у самой стены рва, и тянулся к ней, пытался отдать кровавое сердце. Он открывал рот, пытаясь что-то сказать, и было видно, что почерневший язык тоже рассечён надвое. Она рванулась к нему - туда, вниз, но Малфой навалился на неё, удержал, не столько ослабевшими руками, сколько собственным весом. И она сумела дотянуться, схватить склизкий тёплый комок.
- Малфой, - прохрипела она.
Он стал сползать с неё и тащить её за собой, а она глаз не могла оторвать от мертвеющего лица Снейпа, совсем как десять лет назад. Но теперь его сердце, бьющееся, истекающее кровью было у неё в руках, и она вонзила в него ногти, чтобы не выронить. Малфой скатился с неё и, кажется, остался лежать, а она сжимала в руках сердце, пока оно не остыло, не уменьшилось и не отвердело. И тогда тело Снейпа рухнуло, разваливаясь в падении надвое, и по нему толпой пошли тени, раздавили, втоптали в кровавое месиво, покрывавшее дно рва…
… руки, скользкие от крови, пытаются распустить шнурок ладанки, и ничего не выходит - ладанка затягивается ещё туже…
… руки Малфоя, тоже окровавленные, помогают ей протолкнуть жемчужину в ладанку…
...потом она перешла мост, нет, переползла, нельзя было иначе. Лицом в землю, не глядя по сторонам, хватая воздух ртом, и только покрываясь потом при каждом новом крике… Наверное, и Малфой тоже.
… она несколько раз впадала в беспамятство, и Малфой, наверное, тоже, но их тела знали, что надо уходить прочь, как можно дальше от этого места, и они шли, падали, ползли, пока не утих вопль всё вновь рассекаемых теней, пока не растворился в серном воздухе запах крови, пока они не скатились в неглубокую лощину, на дне которой было совсем тихо…
Она очнулась от раскалывающей боли в голове, во всём теле. По лицу стекала вода. Слёзы? Нет, слёз давно нет. Лицо до сих пор сведено судорогой плача, но внутри всё ссохлось, неоткуда взяться слезам. И дождю взяться неоткуда. Значит, демон. Она попробовала сказать “спасибо”, но не было голоса. Впрочем, демону хватило и шевеления губ - от счастья он обрушил на неё настоящий водопад, небольшой, но достаточный для того, чтобы захлебнуться. Пришлось сесть, схватиться за голову и застонать от боли. Демон растерянно замерцал.
- Подожди, - пробормотала Гермиона, - сейчас.
Она подставила ему сложенные лодочкой ладони, и увидела, что они покрыты засохшей кровью.
Впервые в жизни она поняла истинный смысл выражения “вывернуться наизнанку”.
Когда рвота, наконец, перестала её корёжить, она вновь протянула демону руки, дрожащие от слабости и отвращения.
- Лей, - прохрипела она.
Когда стекающая с рук вода стала почти прозрачной, Гермиона принялась за Очищающие заклинания, потом за Укрепляющее и Успокаивающее зелья, и только потом, наконец, вспомнила, что, кроме демона, у неё есть ещё два спутника. Она огляделась и обнаружила обоих. Драко Малфой, такой же наспех почищенный, как она сама, полулежал на плоском валуне, точно на оттоманке, и поглаживал Живоглота. Этакий принц на пикнике - если бы не обморочная муть в глазах. Кот же был, как огурчик – пушистый рыжий огурчик, крайне недовольный жизнью. Он постукивал хвостом и неприветливо пялился на Гермиону.
- Ну ладно - я, - хрипло сказал Малфой, - в конце концов, кто я тебе? Но как ты могла забыть о коте?!
Гермиона оценила его высказывание. Если бы у неё были силы, она бы, наверное, даже засмеялась. Но сил не было, и она просто подошла, села рядом с ним на камень и стала дрожать.
- Нет, так не пойдёт, - решительно сказал Малфой и вытащил фляжку, - пей.
К горлу опять подкатила тошнота.
- Пей, пей, - велел Малфой, и тени гуще легли на его серо-бледное лицо, - помогает. Поверь специалисту.
Гермиона открутила крышечку, понюхала - пахло спиртным, и крепко пахло, но непонятно, каким именно. Она нерешительно посмотрела на Малфоя. Он строго кивнул, и она сделала глоток словно бы тёплой, странно лёгкой воды.
Сначала она ничего не почувствовала, потом в груди будто взорвалась маленькая шаровая молния, и она закашлялась.
- Ты с ума сошёл, Малфой?! Это же спирт! - Причём здесь я? – слабо возмутился он, - ты прекрасно знаешь, как работает моя фляжка.
Он сделал глоток и тоже закашлялся.
- Suum cuique 1, - выдавил он.
Гермиона хихикнула. Пережитый ужас занялся по краям синим спиртовым огоньком, почернел, сморщился и рассыпался пеплом. Пепел, наверное, так и останется в ней, в груди, но с этим можно жить. И даже смеяться. И даже хотеть есть.
Они наелись крекеров с ветчиной, выпили целый термос кофе, предусмотрительно сваренного на прошлом привале, закурили. Малфой вдруг сказал:
- А ведь тебе этот ров должен был понравиться.
Гермиона попробовала тыльной стороной ладони, нет ли у него жара. Малфой блеснул глазами и пояснил:
- По сравнению со вторым рвом, я имею в виду. Никакого дерьма, и всё было так жутко, романтично и пафосно, вполне в духе декана. Ну признайся, тебе понравилось? - А тебе? - мрачно спросила она. - Я под сильным впечатлением.
Он взял её руку. Под ногтями всё ещё оставались следы засохшей крови.
- Имей в виду, моё сердце ты держишь точно так же. - Как? - агрессивно спросила она. - Как, как - когтями! Хорошо, что они у тебя длинные…. нет, плоховато у меня с пафосом. - Зато с романтикой хорошо. Зелёный луч и звёзды над морем были чудесные.
Теперь уже Малфой попробовал, есть ли у неё жар.
- Заговариваешься, - озабоченно сказал он, - какое-то море, солнце, да ещё впридачу и звёзды... - Я не говорила о солнце. Я говорила о луче. Ты попался. - Я ещё как попался.
Он помолчал, разглядывая её руку, словно выискивал местечко почище.
- Спорим, я тебе сейчас сделаю предложение, от которого ты не сможешь отказаться? - И спорить не буду. От тебя я никаких предложений не приму, это же понятно. - Если ты заранее так уверена в выигрыше, почему бы не поспорить? Так как? - На щелбан? – предложила Гермиона. - Щелбан – это щелчок? – уточнил он. - Сильный щелчок, - уточнила она. - Идёт. Я тебе предлагаю ещё по десятку Очищающих – и спать. Каждому в своём мешке. И никаких наведённых сновидений.
Гермиона вздохнула и подставила ему лоб. Он тщательно наложил на лоб Очищающее заклятье и крепко прижался к нему губами. Гермиона обняла Малфоя.
- Какая ты всё-таки стерва, - сказал он спокойно, - поняла, что я сейчас ни на что не гожусь, и лезешь обниматься. Надо было дать тебе щелбан. - Надо было, - кротко согласилась она.
Помолчав, Малфой сказал злорадно:
- По крайней мере, завтра обойдёмся без романтики. В запаршивевшем декане ничего романтичного быть не может!
Они проснулись злыми и невыспавшимися. Долго наливались кофе, сидя спиной к спине – не могли уже смотреть друг на друга. И потащились к десятому рву в таком же тоскливом настроении, в каком Невилл, бывало, шел на урок Зельеварения.
Постепенно они расходились. Движение вымыло ноющую усталость из тела, да и постоянный уклон облегчал "дорогу в Ад", хотя и не в той мере, в какой принято считать. Но настроение у Гермионы было непесенное, наверное, поэтому и демон помалкивал. Зато Малфой по какой-то причине размузицировался. Сначала он мурлыкал "Милого Августина", но, когда Гермиона заявила, что мелодию эту следует играть на губной гармошке, сидя на ещё раскалённой после боя танковой броне, пожал плечами, сообщил, что не понимает гнусных намёков и перешёл на "Оду к радости", после чего съехал было на Селестину Уорбек, но устыдился удивлённого взгляда Гермионы и принялся начитывать по-французски нечто, подозрительно напоминающее рэп.
- Господи, этому-то кто тебя научил? - Услышал как-то на улице и запомнил. Я, знаешь ли, очень музыкален, и память у меня хорошая. Кстати, о памяти. Ты помнишь, чем они страдают в десятом рву? - Они - в смысле, алхимики? Кажется, чесоткой. А что? - А то, что имея в своём распоряжении такое количество серы, - он обвёл рукой пылающий синим пламенем пейзаж, - любой мало-мальски грамотный алхимик вылечит любую паршу. А значит, одно их трёх: либо уважаемый классик опять наврал… - Наврал... - Ну хорошо, скажем, предоставленные им сведения несколько устарели, и эпидемия чесотки в десятом рву давно угасла. Либо там сидят никуда не годные алхимики. Либо именно там нет серы, хотя она тут везде, - Малфой подпинул попавший под ноги жёлтый кристалл, - даже не знаю, что более невероятно… - Знаешь, я скорее поверю в то, что в десятом рву нет серы, - подумав, сказала Гермиона, - чем в то, что твой декан - плохой алхимик. - Вот! - Малфой поднял палец и внимательно огляделся. Неподалёку обнаружился демон, с независимым видом парящий над россыпью жёлтых мутных кристаллов и озаряющий их ярким светом. Малфой взмахами палочки приманил к себе несколько жёлтых камней, выбрал самый крупный, поднёс его к уху и кивнул: - Потрескивает - значит, годится. - Ты бы руки поберёг, - буркнула Гермиона, - сейчас вот ка-ак вспыхнет синим пламенем… - Мя? – удивился Живоглот.
Малфой, сделавший было движение отшвырнуть серный самородок, подозрительно взглянул на кота, ещё более подозрительно – на Гермиону, напустил на себя терпеливый вид и снисходительно произнёс:
- Очень смешно.
После чего заклятием Contundo смолол кристалл в порошок и ссыпал в склянку. Сунул склянку в карман и взглянул на Гермиону, как генерал на ординарца. Гермиона скорчила ему рожу. Малфой вздохнул и протянул ей руку:
- Бери.
Демон расшевелился и заиграл лёгонькую мелодию – танец булочек из "Золотой лихорадки". Под бодрый клавишный перебор они зашагали быстрее. И буквально через несколько десятков шагов обнаружили, что верным было третье предположение.
Окрестности были густо усеяны своеобычными огнями, синими, как бесконечно долгие вспышки великанских спичек. Эти самые огни стали быстро редеть и вскоре совсем пропали, оставив вместо себя непроглядную тьму. Малфой заявил, что он боится потеряться и пойдёт дальше только в связке, и, не дожидаясь согласия спутницы, наколдовал верёвку. Не без садистского удовольствия перетянул верёвкой талию Гермионы так, что у неё вырвался сдавленный звук, больше всего похожий на кряканье, и она быстро стукнула Малфоя кулаком в лоб. Малфой хихикнул, обвязался сам, засветил свой зеленоватый Люмос, Гермиона – свой золотистый, а демон загорелся синим пламенем, гораздо более ярким, чем иссякшие серные светильники. Украсившись этой праздничной иллюминацией и врубив погромче музыкальное сопровождение, они продолжили путь. Идущий впереди Глот время от времени останавливался, оборачивался и жутко посвечивал глазами, как катафотами. Это значило, что он наткнулся на трещину, провал, оползень или ещё на какую-нибудь прелесть бездорожья. Одним словом, идти было можно, только страшно. Иногда даже очень страшно, почти до потери сознания. В мгновения такого помрачения Гермионе казалось, что вся тьма Преисподней наваливается на их бродячий карнавал, и вот-вот задавит, поглотит, растворит в себе - вместе с жалкими светочами. Тогда она налетала на Малфоя, а он принимался шипеть, охать, говорить, что она оттоптала ему ногу, к чёртовой матери сломала спину, и, кроме того, напрочь забыла о его существовании. С поцелуями не лез, памятуя об угрозе Нарывного проклятия, но щипался. Или дёргал за ухо, или на ногу наступал. Приходилось отбиваться. Это, конечно, снижало скорость передвижения, зато отвлекало от ужаса, не хуже поцелуев.
Малфой вдруг застыл на месте и сказал:
- Что за чертовщина?!
Гермиона посмотрела на него, проследила за его взглядом и обнаружила впереди высокий вал - надо полагать, берег десятого рва. На верху вала силуэтом рисовался Живоглот. Гермиона сперва не сообразила, почему это зрелище кажется одновременно и будничным - подумаешь, кот на насыпи - и совершенно невероятным. Потом до неё дошло. Фоном для кошачьего силуэта служило холодное, яркое электрическое зарево. Что за чертовщина?
Они, оскальзываясь, взлезли на вал. Раскрывшееся внизу пространство напоминало не столько ров, сколько огромный цех. Или, точнее, лабораторию.
На дне рва, там и сям, сложены были очаги из плоских камней. Лежали на очагах решётки и стояли на решётках котлы. Но пламени под котлами не было, а светили там багровым светом…
Да нет, быть не может.
Гермиона протёрла глаза, посмотрела в ров, на потускневшего демона, на таращившего глаза Живоглота, потом взглянула на Малфоя. Малфой смотрел в кулаки.
- Я поражён, - сообщил он и протянул ей левый кулак.
В кулак стало отчётливо видно, что в очагах были установлены самые обыкновенные спирали накаливания. Мало того, возле очагов на каменных столбиках стояли дуговые лампы и свечи Яблочкова. Они мерно мигали, но всё же,довольно ярко освещали рабочее пространство. И в этом свете колдовали над котлами тени. Тени имели вид уважаемых специалистов, занятых серьёзным и ответственным делом. Впечатление портило то, что были они голыми и время от времени принимались яростно чесаться.
- Грейнджер, я правильно понимаю, что электричество - это не Люмос, и наколдовать его нельзя? Что у него должен быть источник? - У тока? Есть у него источник. Вон, видишь, кабели?
От ламп и спиралей куда-то в темноту тянулись по земле кабели, изолированные лубками из обожжённой глины. Из темноты доносилось далёкое, едва слышное жужжание и постукивание. Неужели генератор? Ай да алхимики…
- Нет слов, - сказал Малфой. - Что тебя смущает? На то они и алхимики, чтобы не сидеть в темноте. Небось, пытаются создать зелье от чесотки. А серы-то и нет. Утончённая пытка. - Я почти восхищён. Я как никогда близок к тому, чтобы преклониться перед силой человеческого разума… - И что тебе мешает? - Опасение, Грейнджер. Я очень боюсь, что мы не сможем увести отсюда декана. Здесь такие условия для работы, что он просто не захочет уходить! - Ну, не настолько здесь хорошие условия. Свет мигает, нагреватели слабые. Серы, опять же, нет. Как-нибудь уговорим. Пошли?
Малфой ещё с минуту оглядывал ров.
- Нет его здесь, - нетерпеливо сказала Гермиона, - надо идти дальше.
И она зашагала в направлении далёкого жужжания.
- Нам обязательно идти именно туда? – спросил Малфой. Он и с места не двинулся. - А какая разница? Ты чего, Малфой? Забыл, что ров идёт по кругу? - Ничего я не забыл. Я просто думаю, что если мы пойдём в другую сторону, у нас больше шансов найти декана до того, как мы набредём на источник, э-э-э, тока.
Гермиона внимательно посмотрела на него.
- Слушай, да ты боишься! Чего? - Этих ваших… агрегатов. Шум, вонь, грязь, это, как его… радиирование. - Радиация. От генератора, ну-ну. Хотя вру, и такое бывает, но, судя по всему, - она махнула рукой в сторону архаичных электроприборов десятого рва, - здесь не тот технический уровень. Так что в тебе, бедный ты, бедный, просто-напросто вопиёт твоё дремучее чистокровие… - Во-первых, чистокровность. А во-вторых, я пока ещё богатый! – он улыбался, но продолжал стоять столбом. Гермиона погрозила ему пальцем. - Я знаю, чего ты добиваешься. А вот фигу тебе, целоваться не будем!
У него из-под сонных ресниц ядовитым живым серебром блеснули глаза. У-у-у, ведьмино отродье.
- Ты уверена? – уточнил он и шагнул к ней. Она отступила. - Упадёшь в ров, - предупредил он и ступил ещё шаг. - Упаду. И тебя с собой утяну, - она подёргала верёвку. - Вот. - Не валяй дурака, - он шагнул. Она отступила, и из-под неё ноги в ров сорвался камень. Глот и демон заорали. Малфой и Гермиона застыли, причём Гермиона застыла на одной ноге. Потом она осторожно поставила ногу, а Малфой облегчённо вздохнул и сказал:
- Видишь, как опасно мне отказывать.
Гермиона фыркнула. Малфой грустно улыбнулся и сказал:
- Ладно, Грейнджер, уговорила. Поворачивайся лицом вперёд, и пойдём.
Они зашагали вдоль берега, с любопытством поглядывая в ров. У Гермионы было такое ощущение, что они забрели в Лондонский музей науки. Только все экспонаты были действующими. Волны жара и технических едких запахов накатывались из рва, всевозможные устройства совершенно жюльверновского вида искрились, исходили паром, свистели и скрипели, крутились, тикали и стучали. Булькали в толстостенных колбах, в керамических котлах густые вонючие варева, стучали молоты, визжали пилы, и сновали вокруг каменных столов, очагов и верстаков, трудились голые тени, прерываясь только для того, чтобы почесаться. И нигде ни язычка живого огня, только угрюмый свет спиральных нагревателей.
- Ничего не понимаю, - сердито сказал Малфой, - неужели вся эта адская кухня нужна исключительно для того, чтобы попытаться вылечить чесотку?! - Не только, - возразила Гермиона, - посмотри-ка вон туда. Узнаёшь?
Малфой уставился в кулаки. Это было лишним, потому что огромный старик, бородатый, волосатый, величественный, как Посейдон, был прекрасно виден и невооружённым глазом, хотя до него было почти полмили. Он стоял, безжизненно перекосившись, белки огромных закаченных глаз сверкали в красном свете, а тени, казавшиеся издалека совсем крошечными, ловко, как мартышки, сновали по нему вверх-вниз, что-то приколачивая и завинчивая. И, опять же, почёсываясь.
- Харон, - мрачно произнёс Малфой, опустив кулаки, - а я тебе сразу сказал, что он механический. Они что, чинят его? - Может быть. Но скорее всего, собирают нового. Ты же знаешь, как быстро здесь всё изнашивается. .. Ух ты, смотри, смотри, вон там! - Голем! Страж гневных! Или унылых? Только почему-то глаза не горят...
Гермиона хихикнула и предположила:
- Они его выключили. Чтобы не перегорел раньше времени. А вон, видишь, и второй, страж унылых. Или гневных. - Интересно, - задумчиво произнёс Малфой, - а запасных гиппогрифов здесь не выпускают? - Лучше бы ты поинтересовался, выпускают ли здесь запасные уши для блондинов, - посоветовала Гермиона и взяла его за ухо, но дёрнуть не успела, потому что Малфой высвободил ухо очень быстрым движением головы, поправил волосы и сказал: - А ты лучше бы прислушивалась к своим… ощущениям. Пропустишь декана! - Не пропущу, - буркнула Гермиона, - мои ощущения захочешь - не проигнорируешь.
Жужжание усилилось до рёва, постукивание - до грохота, химическая вонь, доносившаяся из рва, перебилась отчётливым тухлым душком. В красном раскалённом свете обрисовалось нечто, напоминающее чёртово колесо, только без кабинок. Колесо вращалось с абсолютно недозволенной скоростью. По мере приближения стало видно, что колесо, конечно, не само по себе вращается. Что из центра колеса торчит изогнутая рукоять, и крутит её вроде бы человек, вполне пропорционального сложения, разве что немного слишком высокий - головы на две выше окружающих теней. И движения какие-то странные, ломаные. И…
Геримиона взвизгнула. Малфой мгновенно оказался рядом с палочкой наготове.
- Что?! Где?
Гермиона махнула рукой на крутильщика. Малфой немного расслабился, поняв, что непосредственной опасности нет, но, посмотревши в кулаки, поспешно убрал их от глаз и сказал:
- Страшное какое. Говорил я тебе, пойдём в противоположную сторону! Вот упрямая...
Гермиона примерно представляла, что он увидел, но ей захотелось убедиться в своей правоте. Поэтому, несмотря на страх, она взяла руку Малфоя, сложила её в кулак и посмотрела на колесо.
Колесо оказалось составной частью гигантской динамо-машины, как Гермиона и предполагала, а крутильщик был чудовищной пародией одновременно и на человека, и на лоскутную куклу, потому что был слеплен и грубо сшит из плохо подогнанных кусков костей, плоти и кожи. Кое-где изношенный кожный покров отставал и свисал клочьями, обнажая мясо, казавшееся чёрным в красном тусклом свете. Крутильщик безучастно, неуклюже и неустанно вращал рукоять динамо, обеспечивая электричеством десятый ров.
- Я так и знала, - сказала Гермиона, - это чудовище. - Да что ты? Ни за что бы не догадался. - Это чудовище Франкенштейна, - пояснила Гермиона, - плод неудачного эксперимента. Или, наоборот, удачного, как посмотреть…
Малфой опять взглянул в кулак.
- Франкенштейн, полагаю, маггл, - утвердительно произнёс он, помолчал, вглядываясь, вздрогнул и зябко засунул руки в карманы мантии, - прав был Лорд, магглов надо убивать. По крайней мере, за такое вот - обязательно.
- Оно и убило, - грустно сказала Гермиона, - своего создателя, его семью и его друзей. В обратном порядке. - О, - отозвался Малфой. В этом междометии было всё, кроме сочувствия. После чего он решительно зашагал вперёд. - Интересно, - думала вслух Гермиона, поспевая за ним - где сам Франкенштейн? - Как и все они, - Малфой, не оглянувшись на Гермиону, махнул рукой в сторону рва, - занимается этим самым… - Чем-чем? - Ну, этим вашим тех-об-служиванием. Держит своё детище в исправности. Кстати, из чего оно сделано? - Из трупов, - охотно ответила Гермиона. Живоглот, до этого шедший рядом с ней, взглянул на неё с упрёком и ускакал вперёд. Малфоя перекосило так, что со спины было заметно. Но он нашёл в себе силы сказать: - Ну, в них-то недостатка не бывает, так что у здешних обитателей никогда не будет перебоев с электричеством.
После этого оптимистического прогноза он надолго замолчал, а потом вдруг сказал:
- Любопытно, чем здесь занимается декан.
А мне нелюбопытно, подумала Гермиона, и думать об этом не хочу. Всё равно скоро узнаем.
Они подходили к одному из мостов, когда у Гермионы “взволновалась внутренность”, она застыла на месте, схватила ладанку в кулак и завертела головой. Малфой, остановленный натянувшейся верёвкой, недовольно оглянулся, узнал характерную позу Гермионы, выставил перед собой левую руку и принялся медленно водить ею из стороны в сторону.
- Туда!
Туда - это довольно далеко от берега, но достаточно близко к мосту. Глот и демон оказались на месте раньше Гермионы и Малфоя, и теперь кот выгибал спину, шипел, а хвост его с яростным свистом разрезал воздух. Демон же, возбуждённо сверкая, завис надо рвом в нескольких ярдах от моста, как осветительная ракета, заливая едким, резким светом профессора Снейпа – голого, покрытого паршой и донельзя сосредоточенного.
Сосредоточенный профессор трудился, как пчела над сотами. По левую руку от него стоял верстак и высилась большая печь для обжига керамики. Перед ним на спиральном очаге булькал большой котёл. А справа от него…
- Грейнджер, - чужим голосом произнёс Малфой, - это ведь не… не то, что я думаю?
Кукла, сверкающая фарфоровой белизной, кукла в человеческий рост, с чудесными рыжими волосами, которые ниспадали до талии и в свете демона отливали бриллиантовой синевой, с розовыми ноготками, с золотыми веснушками по всему белому телу, с грудью безупречной, как грудь Марии-Антуанетты, с гладким животом и пушком внизу, янтарным, как у Поппеи, жены Нерона… с едва заметными штрихами стыков там, где крепились руки, ноги, шея, голова… с пустыми чёрными прорезями на месте глаз.
Гермиона изо всех сил прикусила нижнюю губу и не почувствовала боли.
- I'm a Barbie girl, in the Barbie world Life in plastic, it's fantastic! - разразился вдруг демон, и Гермиона нервно расхохоталась.
Профессор Снейп поднял голову на демона, потом посмотрел на Гермиону и Малфоя и требовательно осведомился:
- Принесли? - Что принесли? – оторопело спросила Гермиона. - Глаза, - нетерпеливо ответил Снейп, и положил одну руку на плечо фарфоровой копии Лили Поттер. Другой рукой он яростно чесал спину, - мне нужны глаза, разве вы не видите? Когда у неё будут глаза, она снова станет живой.
Гермиона посмотрела на Малфоя. Он был серым, на лбу его блестели капельки пота, и толку от него не было никакого. Придётся ей самой вправлять мозги слизеринскому декану, этому сбрендившему Пигмалиону, этому, прости господи, Песочному человеку. Лучше бы он занимался Стражами, чем вот этим...
- Возьмите мои, - серьёзно предложила она. Малфой сразу пришёл в себя и сильно ткнул её кулаком в бок. Она нетерпеливо отмахнулась. - У вас глаза карие, - раздражённо отмёл предложение Снейп, - мне нужны зелёные!
Кто бы сомневался.
- Надо было прихватить с собой Поттера, - шепнул Малфой и заработал в бок локтём, но не угомонился, и продолжил: - Вот что случается с теми, кто пытается воскресить мёртвых… ох, ну и локоть! Ты его затачиваешь, что ли?
Гермиона фыркнула. Снейп, между тем, не получив ожидаемого, перестал обращать на них внимание и вновь с головой ушёл в работу и в чесотку.
- Надо его оттуда выманить, - тихо сказал Малфой, - на берегу он должен очнуться. - Как? Глаз у нас нет, а больше его ничего не интересует.
Малфой залез за пазуху и вытащил серебряное кольцо в виде змейки с изумрудными глазками. Гермиона узнала его. В своё время Люциус Малфой произвёл на неё известное впечатление манерой одеваться и украшать себя.
- Это кольцо твоего отца. - Вообще-то уже моё. Но я подозревал, что ты его хорошо запомнила, поэтому при тебе и не надевал. Не хотел тебя злить без надобности. Но теперь, может, пригодится. Может, декан клюнет на изумруды.
Гермиона задумалась. Идея была как будто неплохая, но что-то мешало ей согласиться.
- Нет, - сказала она, - это обман. Предложи ему выбор. Честный выбор.
Малфой поглядел на неё, насмешливо приподняв брови. Потом вдруг тяжело вздохнул погладил её по голове.
- Грейнджер есть Грейнджер, - сказал он, - что ж, попробуем по-твоему.
Он вытащил из кармана склянку с измельчённой серой. Потом сел на край моста, свесил ноги и позвал:
- Сэр! Может, вас устроят изумруды в качестве исходного материала? Вашего мастерства достаточно, чтобы превратить их в прекрасные глаза, - он продемонстрировал Снейпу кольцо.
Снейп поднял голову, прищурился на кольцо и подошёл поближе, чтобы лучше разглядеть. Малфой вкрадчиво продолжил:
- А может быть, вы предпочтёте серу? – и другой рукой поднял склянку, наполненную благотворным жёлтым порошком.
Снейп вздрогнул, словно проснулся. Оглянулся на своё жуткое творение и весь перекосился от отвращения. Вернулся к верстаку, схватил молоток и...
Гермиона ахнула.
...занёс его над рыжей склонённой головой. Но не ударил, не смог. Выронил молоток, провёл ладонью по фарфоровому телу сверху вниз...
Гермиона скрипнула зубами, а Малфой злокозненно захихикал.
...развернулся и почти бегом бросился к мосту. А у него за спиной сбылась его мечта - ожила фарфоровая кукла.
Она издала нечленораздельный вопль, повернула незрячее лицо в сторону Снейпа и погналась за ним. Стало видно, каков Снейп мастер – движения идеально подогнанных частей куклы были плавными и стремительными… чёрт, намного более стремительными, чем движения её создателя! Кроме того, она ни разу не споткнулась, хотя и не могла видеть, куда ступает. А вот Снейп два раза чуть не упал.
- Грейнджер, - позвал Малфой, - как бы эта тварь не лишила декана того единственного, что тебя в нём интересует!
Гермиона очнулась от шока и протянула руку:
- Дай склянку. - Рано, - возразил Малфой, - он ещё не вылез… - Демон его подхватит, - нетерпеливо оборвала она, - дай!
Малфой вложил склянку в его ладонь. Кукла тем временем нагнала Снейпа, повалила наземь и, хвала небесам, впала в некоторый ступор. Наверное, решала извечную проблему любого кадавра женского пола – разорвать ли создателя на куски или отдаться ему? На то, чтобы сообразить, что оба этих действа можно совместить, к вящему удовольствию, у рыжей куклы явно не хватало ума. Как, впрочем, и у любого кадавра, вне зависимости от пола.
Гермиона призвала себя к порядку – кукла, хоть и перестала двигаться, но держала Снейпа мёртвой хваткой, так, что он и звука издать не мог, а уж высвободиться – тем более.
Гермиона прикинула расстояние, размахнулась и метнула склянку в Снейпа, а Малфой разбил её заклятием reducto точно над головой декана. Жёлтая пыль осыпала Снейпа, и он вспыхнул как спичка, и почти мгновенно сгорел дотла.
- Демон, смерч! – велела Гермиона. Демон взвыл, копируя рёв динамо-машины, закрутил смерч, втянул внутрь смерча чёрный пепел, подлетел к Гермионе и, обсыпав её ещё горячим пеплом, уронил ей в подставленные ладони жемчужину. Гермиона поспешно сдула с жемчужины пепел и сунула её в ладанку. Тут вдруг Малфой взял Гермиону за затылок и прижал её лицо к своей груди.
- Эй! – трепыхнулась она. - Нет, - непреклонно ответил он, - не смотри пока. Тебе нельзя, ты впечатлительная.
Кто бы говорил, подумала Гермиона. Но, пожалуй, он прав, смотреть не стоит.
Послышался заунывный вой кадавра и, неожиданно, сочувственный отклик Живоглота.
- Братство рыжих, - сдавленным голосом пояснил Малфой и крепче прижал к себе Гермиону.
Звон бьющегося фарфора.
Гермиона с трудом высвободилась из окаменевших от напряжения рук Малфоя и заглянула в ров. У опустевшего верстака Снейпа стояла фарфоровая кукла и сжимала в поднятой руке молоток. Головы у куклы не было, только торчал из разбитой шеи арматурный стержень. Огненные волосы ковром стелились по земле, и запутались в волосах фарфоровые осколки разбитого черепа. Живоглот тоскливо мяукнул.
Гермиона заплакала. Над той, давно мёртвой и этой – погибшей только что. Над нелепой и горькой, и жестокой любовью, мукой для живых и мёртвых, над этой проклятой землёй, на которую повалилась, которую била кулаками и ногами, над проклятой жизнью, не желающей смириться со смертью, над смертью, с которой никогда, ни при каких обстоятельствах смириться нельзя…
Сквозь рыдания она слышала тихий голос Малфоя. Он не успокаивал её, а совсем наоборот, повторял:
- Всё верно, Грейнджер, всё правильно, плачь, плачь…
И вдруг он закричал:
- Смотри, Гермиона, смотри! – таким голосом, что она сразу перестала плакать, поднялась на колени и посмотрела туда, куда он указывал, а именно – в ров.
Золотая звезда парила над осколками фарфоровой куклы, яркая, как кусочек солнца.
- Смотри, смотри, - шептал Малфой Гермионе на ухо, - это ты сделала. Ты отпустила её. - O-ops, - скрипуче сказал демон, когда золотая звезда, оставляя за собой пылающий след, рванула в тёмную вышину. Глот встал столбиком, поднял морду и озадаченно мяукнул. Гермиона взглянула в ров - натурально, ни осколков, ни рыжей гривы, ни обезглавленного тела там больше не было. Малфой повернул Гермиону к себе, наложил Очищающее на её запачканное золой и землёй лицо и принялся крепко целовать в щёки. Ошеломлённая Гермиона перетерпела штук пять поцелуев, потом в ней шевельнулся блудный бес, и она сильно толкнула Малфоя.
- Но-но, - сказала она севшим от рыданий голосом, - я тебе не кадавр для любовных утех. Нечего меня чмокать.
Малфой повалился на спину и блаженно потянулся всем телом.
- Это разве чмоканье, Грейнджер, - пренебрежительно сказал он, - вот когда выберемся отсюда, тогда я тебя чмокну. Ох, как я тебя чмокну!
"...не позволяйте себя излишне опекать и/или позвольте другим совершать свои ошибки.". Карта Вызов, колода Симболон
- Уверен, Грейнджер, даже ты не знаешь, что это такое. - Это треножники. - Это я и сам вижу. Понятно, что любая штука, у которой три ноги, называется треножником, пусть даже эта штука высотой с Хогвартс. Хотелось бы более точного определения. - Пожалуйста. Это боевые треножники. А если хочешь ещё точнее – это боевые марсианские треножники. - Именно марсианские?
Гермиона задержала дыхание, чтобы унять нервный смех. Как-то это невоспитанно - встречать смехом каждое адское явление. И, если разобраться, ничего тут нет такого уж смешного. Подумаешь, железные самоходные ящики на высоченных подпорках. Причём не такие, как у Спилберга – сверкающие, по-живому гибкие, стремительные, почти неуязвимые, а такие, как на первых иллюстрациях к "Войне миров" – нелепые ржавые скворечники-переростки, словно сделанные из гигантских мусорных баков, с треугольными крышами, к которым так и просится печная труба, с круглыми, выпученными, как глаза, окнами. Типа иллюминаторы. Гермиона спряталась от смеха лицом в коленки.
Их маленький отряд стоял на привале под крутым берегом пройденного, наконец-то пройденного десятого рва. Он был самым широким из всех, к тому же, в него было интересно смотреть, по крайней мере, Малфою. Гермиона, выплакавшись, впала в апатию, но Малфой периодически застревал на мосту, пытаясь разглядеть и разгадать, для чего предназначено творение очередного алхимика, и Гермиону тормошил, и приговаривал: “Нет, ты только посмотри!”. Довольно скоро, впрочем, выяснилось, что творения относятся в основном, к трём видам: резервные копии адских стражей, воплощения болезненных мечтаний в механическом теле и – Гермиона даже немного пришла в себя и долго вглядывалась, не желая поверить собственным глазам – трещотки, рогатки, плётки, предназначенные для того, чтобы отгонять "поддельщиков людей", иначе, самозванцев. Эти несчастные бешено носились среди алхимиков, неподвижных от занятости, и фальшивомонетчиков, обездвиженных болезнями - и натурально кусали их за разные чувствительные места. В лёжку болящие фальшивомонетчики вовсе бессильны были с ними бороться. Но и чудеса изобретательности, проявляемые дееспособными алхимиками, не особенно помогали.
В конце концов и Малфой преисполнился то ли впечатлений, то ли отвращения, заскучал, перестал дёргать Гермиону и они пошли, наконец, прямиком к противоположному берегу, не останавливаясь и не обращая более внимания на происходящее во рву. Потому, видимо, и пропустили цех, где клепали этих вот трёхногих уродцев. Уродов. Уродищ.
Они так устали, что не сошли, а буквально скатились с высокого берега и уснули там, где оказались, не потрудившись толком осмотреться. Через какое-то время Гермиона проснулась, обнаружила, что кругом, как ни в чём не бывало, горят серные огни, установила Сигнальные чары, вытащила спальные мешки, набросила один на Малфоя, другой на себя и снова уснула. И проспала бы неделю, да-да, если бы не Живоглот. На этот раз он не мяукал от голода, а рычал от ярости, сжавшись в комок и сверкая глазами на марширующую вдалеке вереницу треножников, подсвеченную серным заревом. Это было настолько бредовое зрелище, что Гермиона исщипала себе все руки, надеясь проснуться, пока не догадалась ущипнуть спящего Малфоя. Малфой, не открывая глаз, сообщил, что такой способ пробуждения кажется ему слишком грубым. Пусть Гермиона придумает что-нибудь понежнее. Хотя нет, лучше не надо. А то она опять заведётся, начнёт к нему приставать, а потом полезет в драку, обвиняя во всех смертных грехах. Он, Малфой, знает этот сценарий наизусть…
Гермиона поняла, что добром он не заткнётся и вообще нарывается, и ущипнула его покрепче. Тут уж он взвился, как шутиха, взорвался, как хлопушка и осыпал Гермиону ругательствами, словно целым мешком конфетти. Больше всего Гермиону поразило то, что он ни разу не повторился и ни разу не назвал её грязнокровкой. По крайней мере, по-английски. За немецкий ручаться было нельзя. Потом взгляд его упал на шипящего Живоглота, а потом и на то, на что кот шипел. Тут и его словарный запас иссяк, минуты на две. Потом он высокомерно заявил, что даже Гермиона не знает, что это такое. А вот фиг ему, она знает.
- Слушай, ну откуда тут марсианские треножники, да ещё и боевые? А главное, зачем? - Их придумал один умный человек. А другой умный человек, видимо, придумал, как приспособить их для охраны спуска в Девятый круг...
Малфой полез было грязной рукой в карман за книгой, но увидел грязь, сморщился, посмотрел на Гермиону, сморщился ещё сильнее и сказал:
- Давай почистимся. - И поедим. - А потом подумаем. - И покурим. - В твоём возрасте, Грейнджер, пора курить свои. - А если я погибну в Девятом круге? Ты всю жизнь потом будешь вспоминать, как пожалел мне сигарету перед смертью, и в конце концов тебя сгрызёт совесть. Что, в конце концов, и к лучшему - вы с ней хоть познакомитесь.
Он возвёл очи горе, вздохнул и упрекнул:
- Знаешь, достаточно было бы напомнить мне, что я ем твои припасы, причём гораздо чаще, чем ты куришь мои сигареты. Нет, вольно же тебе рассказывать всякие ужасы про какую-то совесть….
После трапезы он всё же предложил ей портсигар, и Гермиона вытянула ментоловую “Salem” с сине-зелёным ободком вокруг фильтра, и обрадовалась ей, как родной. Всё её детство прошло под гнётом родительских попыток бросить курить. Попытки сопровождались бурными ссорами, а возвращение к дурной привычке приносило тишину и покой, по крайней мере, на ближайшую пару недель. Поэтому, застав родителей в кухне с одной сигаретой на двоих, Гермиона вздыхала с облегчением. Она вовсе не жалела об их слабохарактерности, наоборот, гордилась отцом, который не терпел вкуса мяты, но героически дымил именно материнской ментоловой сигаретой, принося свои вкусы в жертву семейной гармонии. И негодовала на мать, которая ни разу в жизни не согласилась отпраздновать примирение отцовскими “Мальборо” - от них, видите ли, в горле першит. Как бы то ни было, длинная сигарета с синеватым ободком и мятной начинкой - аналог трубки мира в семействе Грейнджер. Интересно, а как Малфой относится к ментолу?
Гермиона протянула Малфою сигарету. Он скосил на сигарету глаза, заявил, что Гермиона хочет его смерти, издевается над ним и буквально сосёт из него кровь, после чего несколько раз со вкусом затянулся. Вернул же сигарету со словами: “Ненавижу мяту” и тут же вытащил из портсигара “Мальборо”. Гермиона точно вернулась в детство. Малфой заметил, что у неё поднялось настроение, грустно покивал, заявил, что это благотворное влияние его чистой крови, и предложил ей поработать головой, пока благотворное влияние не кончилось.
- Потому что новой порции я тебе сегодня не дам, - заявил он, - в крайнем случае предложу тебе пососать что-нибудь другое, вместо крови. Но только, если ты очень попросишь… Ты что, с ума сошла?!
Гермиона уже расстегивала вторую пуговицу его брюк (да-да, не “молния”, а именно пуговицы. Костяные). Он сделал движение оттолкнуть её, но вдруг загасил сигарету и приглашающе развёл руки в стороны. Гермиона почувствовала, как жемчужина толканула её в грудь и прекратила предосудительные действия.
- И это всё? - осведомился он. - Драко, я тебя прошу… - сказала она, не поднимая головы. - Я понял, что ты просишь. Я тебе уже всё разрешил и жажду продолжения. - Я очень тебя прошу - не провоцируй меня. Как ты не понимаешь, чем ниже мы спускаемся, тем хуже я владею собой. У меня просто башню рвёт! - По-моему, ты прекрасно собой владеешь. Ты вовремя остановилась… почти.
Гермиона отстранилась от него, выразительно ткнула пальцем в ладанку и спрятала лицо в ладони.
- Хотя бы застегни, как было… - Не буду, - мрачно ответила Гермиона в ладони, - ты меня разочаровал. Костяные пуговицы - какое убожество! - Убожество, Грейнджер, это не отличать кость от рога. Пуговицы выточены из рога нарвала, ясно тебе?
Гермиона заинтересовалась и подняла голову.
- Зачем? Ты что, и там ядовитый? - Как тебе сказать? Пока никто не отравился, но ведь на тебе я ещё не проверял. М-м-м? - Откушу. - С тебя станется, - хмыкнул он и застегнул злосчастные пуговицы. Посмотрел на руку Гермионы, безотчётно сжавшую ладанку, и преувеличенно громко спросил: - Хочешь я его выброшу? - Хочу, - ответила она тоже громко, - только тогда наше путешествие станет совсем бессмысленным. - Но не перестанет быть интересным. Например, мне очень интересно, какое отношение эти треножники имеют к Аду? Спуск в Девятый круг должны стеречь гиганты - тут же написано: Бриарей, Антей… - Ты же видел, в десятом рву полным ходом идёт промышленная революция. Технический прогресс, понял? - Понял. Хочешь сказать, алхимики решили модернизировать производство. Предположим. Но чем им не угодили именно гиганты? Смотри, что про Антея написано: “От чресл до шеи ростом в пять аршин”! Однако. Сколько же это вместе с ногами? - Может гиганты были слишком неповоротливыми. Или не такими уж гигантами. В Антее, получается, было ярдов двенадцать росту, а треножники - посмотри - мне кажется, раза в три выше. Потом, они вооружены! - Треножники? Господи, чем? - Тепловыми излучателями!- торжественно ответила Гермиона и хихикнула. - Это смешно? - Ну в общем, да. Понимаешь, это всё равно что… ну, не знаю. Видел когда-нибудь угольный утюг? - Я вообще никогда не видел утюга. - Блин… - Но я понимаю, о чём ты говоришь. Об устаревшем вооружении. - Хуже. О воплощённой фантазии на тему устаревшего вооружения. Построили бы, скажем, танки - так нет, сконструировали этот ходячий ужас… - Танки, - задумчиво повторил Малфой, - танки? А, это такие… - он обеими руками изобразил, как сумел, гусеничную передачу, - нет, зачем нам танки? Нам танки не нужны. А вот данный ходячий ужас очень может быть полезным. - Ты, по-моему, бредишь. - А по-моему - нет. Ты мне скажи вот что - там ведь кто-то есть, в этих ящиках наверху? - Марсиане. - По-моему, это ты бредишь. - При чём тут я? Что читала, то и пересказываю, от себя не добавляю.
Малфой, добыв, закурив и зажав в зубах новую “Мальборо”, разглядывал в кулаки маячившие вдалеке треножники. Его характерный длинный профиль, рисовавшийся на фоне серной зари и боевых марсианских машин - профиль, окутанный дымом, подсвеченный багрово-лиловым сиянием демона - являл собою зрелище даже не фантастическое, а просто-таки сюрреалистическое. У Гермионы даже глаза заболели, и она зажмурилась. Под ладонь ей сунулась круглая голова Глота, она машинально приласкала голову и решительно поднялась на ноги.
- Пошли. - Не спеши. Давай сначала подумаем, что делать. - С такого расстояния всё равно ничего полезного не разглядим. Подойдём поближе, там и подумаем. - А если они нас заметят и прижгут этим твоим тепловым лучом? - А Хамелеонские чары на что? Пошли, пошли,не можем же мы сидеть здесь до конца жизни! - Хорошо, пойдём. Под чарами, осторожно и без подсветки.
- What do you mean by that?! - с расстановкой вопросил демон дрожащим баритоном и разразился гневными вспышками. Гермиона подставила ему ладонь и заворковала, легонько подкидывая его и ловя:
- Мы идём на разведку, поэтому нам нельзя привлекать к себе внимание. А вот когда мы всё разведаем, когда составим план действий, тогда мы точно без тебя не обойдёмся. Ты же знаешь, мы не можем справиться без тебя…
Глот взирал на эту сцену с вельможной снисходительностью, а Малфой иронически улыбался. Демон страшно и красно сверкнул в лицо Малфою, и сиганул Гермионе в рукав.
- Совсем обнаглел, - сказал Малфой, величественно протирая заслезившиеся глаза, - ты, Грейнджер, воспитываешь исключительно хамов. Когда я тебя возьму за себя, тебе придётся пересмотреть свои методы. Не желаю, чтобы мои дети вели себя подобным образом. - Не беспокойся ты так, я за тебя в любом случае не выйду. - А в койку? - Малфой, я же просила! - Ну, ладно, ладно… Эй, ты куда? А Хамелеонские чары, а связка?
Они связались верёвкой, прикрылись Дезиллюминационнными чарами и направились к треножникам тропою Живоглота. Кот вновь показал себя достойным проводником - если путники и оступались иногда, то не по вине Глота, а потому, что очень трудно ходить в полутьме, не видя при этом собственных ног.
Чем ближе они подходили, тем отчётливее видели, как цилиндры мерно поворачиваются из стороны в сторону, освещая окрестности резким зеленоватым светом, бьющим из круглых окон, и тем яснее слышали, какой адский скрип и скрежет сопровождает эти повороты.
Вдруг ближайший треножник перестал вертеть цилиндром и уставился окнами прямо на них.
- Стой! - шёпотом сказала Гермиона.
Малфой поразился:
- Эта штука нас заметила! Как такое может быть?
Треножник стоял, покачиваясь, слегка приседая на своих суставчатых опорах, а свет в иллюминаторах разгорался всё ярче.
- Ложись! - крикнула Гермиона, упала и услышала шум падения Малфоя. В ту же секунду воздух прорезал не то свист, не то вой, и её опалил страшный жар. Земля впереди, ярдах в десяти, раскалилась докрасна. Глот с криком поскакал куда-то назад, Гермиона нащупала мантию Малфоя, вцепилась в неё и потянула, поползла назад, пятясь и не сводя глаз со зловещих иллюминаторов. Они вновь стали наливаться жаром. Мало того - чёртова машина, пронзительно скрипя, медленно и неуклонно зашагала к ним! Гермиона взвизгнула и вскочила на ноги.
Они отбежали на несколько десятков шагов. Только Гермиона подумала, что скрип не приближается, а затихает, как Малфой сказал, слегка задыхаясь, но с глубоким удовлетворением:
- Так я и думал.
Гермиона оглянулась. Треножник стоял, переминаясь с опоры на опору и угрожающе клонясь вперёд, к ним, и не сводя с них пылающих иллюминаторов. Это выглядело так, будто кто-то держит его за все три ноги и не даёт сдвинуться с места.
- Мы в нейтральной зоне, - пояснил Малфой, - ближе он не подойдёт, но и нам не подойти к колодцу. Тебе, Грейнджер, есть что сказать по этому поводу? - Только то, что у этого козла... - Я бы попросил, - чопорно произнёс Малфой. - Ты не в счёт, ты единорог. А вот у него, у козла, явно инфракрас… короче, он чует тепло наших тел. А может, запах. Тут Хамелеонские чары нам не защита. Я предлагаю прорываться к колодцу под чарами Морозного Пламени. А теперь я с удовольствием выслушаю тебя. У тебя явно есть более конструктивные предложения. - Что ж, могу сказать, что нам мало прорваться к колодцу, нам ещё нужно спуститься по нему в Девятый круг. Данте, - Драко назидательно поднял руку с “Божественной комедией”, - спускался на ладонях гиганта по имени Антей. Гиганты были призваны охранять колодец-спуск в Девятый круг. Мы не имеем гигантов. Мы имеем чудо враждебной техники. Я вижу в чуде огромный неиспользованный потенциал, и предлагаю - захватить чудо и спуститься на нём в Девятый круг Ада! - Гениально! - восхищённо сказала Гермиона, - а как ты его захватишь? - Во-первых, есть заклятие Порабощения… - У треножника радиус поражения больше, чем радиус действия заклятий. - Думаешь, и ты его не достанешь?
Гермиона ещё раз прикинула расстояние.
- Думаю, нет. - Тогда у нас есть демон.
В рукаве у Гермионы защекотало.
- Нет! Категорически! - В чём дело? - Я его не пущу! Ты с ума сошёл - посылать малыша к этой громадине? Да от него и воспоминания не останется!
Демон уже выпорхнул из рукава и повис в воздухе почти неподвижно - надо полагать, оценивал противника.
- Он гораздо проворней “этой громадины”. Пока цилиндр наведёт прицел, демон сорок раз успеет увернуться. - Предположим. Но что ты хочешь, чтобы он сделал? Он может, разве что, взорвать цилиндр, но нам же не это нужно! - Нет, не это. Но демон сможет отвлечь его внимание, пока мы не приблизимся настолько, что сможем наложить на него заклятие. - Не факт, что заклятие на него подействует. Помнишь, Цербера ничто не брало? - Вот тут у меня есть идея, даже две. Во-первых, если демон будет маячить перед ним в определённом ритме, то сможет ввести его в нечто вроде транса… - Господи, - сказала Гермиона, - ты, похоже, решил исходить из того, что внутри цилиндров действительно кто-то есть. Но если их собирали в десятом рву, как големов, как Харона, то скорее всего это просто механизм! Как ты введёшь механизм в транс? - Посмотри на него, - предложил Малфой, - и докажи мне, что он не бесится от того, что не может нас достать! Где ты видела такой эмоциональный механизм?
Словно в доказательство его слов, треножник прижёг почву ярдах в тридцати от них, надо полагать, со злости, потому что достать их он всё равно не мог. Гермиона заслонилась ладонью от жара, подняла голову и посмотрела прямо в горящие иллюминаторы.
- А вторая идея? - спросила она. - М-м-м? - У тебя было две идеи. Первая - послать малыша воевать с великаном. А вторая? - Ах, это и не идея вовсе. Просто нужна подходящая мелодия, чтобы помочь демону ввести Стража в транс. Что-нибудь… как это? Гипнотическое.
Гермиона поглядела на демона. Он подскочил, щекотно толкнул её в нос и в обе щёки, точно нетерпеливо и умоляюще расцеловал. Гермионе вдруг ни с того, ни с сего пришло воспоминание о Роне. Как бы Рон отнёсся к демону, Рон, панически боявшийся всего мелкого и щекотного? Она представила себе его реакцию и прыснула.
- Конечно, - проворчал проявившийся Драко, - когда я тебя целую, ты дерёшься. А когда он - хихикаешь. Что я должен подумать?
Демон гордо сверкнул и залез Гермионе в волосы.
- Ни одного полноценного соперника, - вздохнул Малфой, - рыжий муж, недоумерший покойник и мелкий демон. И я, Малфой, дошёл до такого...
Тут подошёл Глот и подрал Малфою когтями штанину вместе с коленом. Малфой серьёзно сказал ему:
- Прошу прощения. Один полноценный соперник у меня, конечно, есть. И он сейчас получит по заслугам!
Он с некоторым усилием поднял Живоглота за шкирку. Видимо, до сих пор это мало кому удавалось, потому что благородный полуниззл натурально обалдел. Он целую секунду провисел неподвижно, тараща глаза, после чего взвыл и принялся лягаться, как кенгуру.
- Малфой, прекрати! - Он меня поцарапал! - Оба прекратите! Нашли время... - Ты уже подобрала подходящую мелодию? - Отпусти Глота, тебе говорят!
Их перепалку прервал механический рёв, точно многократно усиленный гудок клаксона. Малфой обернулся на рёв. Гермиона тут же выхватила из его рук кота и тоже обернулась на рёв.
Демон метался из стороны в сторону перед иллюминаторами цилиндра, и тот, не успевая поворачиваться за шустрой алой искрой, невыносимо, раздирающе скрежетал ржавыми суставами и ревел от злости.
Гермиона ахнула, выронила Глота и бросилась к демону, но запнулась о Глота, и Малфой успел схватить её за ремень джинсов.
- Пусти! - Не мешай ему, Грейнджер. У него всё получится, вот увидишь.
Демон замедлил движение так, чтобы не вылетать из поля зрения цилиндра. Цилиндр всё ещё скрежетал и ревел, но как-то без огонька, и на опорах своих покачивался в том же ритме, в каком маячил перед ним демон.
- Вы нарочно меня отвлекли! - прошипела Гермиона, замахиваясь ногой на Живоглота. Кот величественно отошёл в сторонку, а Малфой хихикнул.
- Конечно, нарочно. Но надо же было как-то бороться с одолевшим тебя синдромом гиперопеки. “Не пущу, не пущу” - что он тебе, лялька?
Гермиона вынуждена была признать, что демон ей, конечно, никак не “лялька”. Он явно побеждал, громадный железный монстр поддавался ему, покачивался всё медленнее, рёв переходил в затихающее гудение, в стон, и сквозь стон этот прорывался едва слышный, словно из огромного далека, из другого мира, дробный барабанный бой.
Цилиндр перестал покачиваться и вдруг осел на трёх своих опорах, сложившихся, как лапы паука. Глот сказал: “П-пах!” и помчался к цилиндру так, что только камешки летели из-под лап.
Малфой и Гермиона побежали за котом. С каждым шагом барабанный бой звучал всё громче, всё отчётливей. Когда они приблизились к обездвиженному стражу, к барабанному бою присоединилась флейта. Странная какая-то флейта. Какая-то агрессивная. У Гермионы не было времени разбираться в своих ощущениях. Она вскинула палочку.
- Лучше я, - быстро сказал Малфой.
Гермиона мысленно отрепетировала движение палочкой. Посмотрела на Малфоя, на цилиндр, на демона, звучащего всё более громкой флейтой, на Глота - тот медленно моргнул. Да, Малфой сделает это лучше. И она сказала Малфою:
- Действуй, опытный наш.
Малфой кивнул, вынул палочку и сказал:
- Опыт мой, сила - наша.
Гермиона положила ладонь поверх его руки.
- Горячая, - заметил Малфой и велел, - учись, пока я жив.
Его рука двинулась - случайно ли, нарочно подчиняясь устрашающему ритму флейты. Гермиона сама ощутила, что её рука стала ещё горячей.
- Imperio!
Металлическое тело чуть вздрогнуло, скрипнули ржавые суставы.
- Кажется, получилось, - сказал Малфой, слегка задыхаясь. У Гермионы тоже билось сердце, как после бега. - Командуй, - сказала она и сняла ладонь с его руки.
Малфой подумал и неуверенно сказал:
- Открой дверь.
Раздался скрип, как от заржавленных дверных петель, но больше ничего не произошло.
- С той стороны, - первой догадалась Гермиона. Малфой чмокнул её в макушку и похвалил: - Умница!
Они осторожно обошли цилиндр. Гермиона почти с суеверным ужасом углядела на опорах громадные железные когти, каждый коготь с неё ростом.
- А ведь я прав. На когтях он, пожалуй, сумеет спуститься, - сказал предовольный Малфой.
Гермиону не оставляло опасение, что этакая громадина просто обязана сопротивляться заклятию и вполне способна сломать его, если захочет. Но цилиндр, надо полагать, просто не понимал, что его закляли, а может, не понимал что значит “сопротивляться”, и оставался совершенно неподвижным.
Они увидели железную дверь - обычную дверь, подвешенную на петлях, и её можно было открыть при помощи обыкновенной ручки. Собственно, она была открыта, и в проёме уже имел место нетерпеливо орущий Живоглот, и нетерпеливо сверкающий, гремящий жуткой музыкой демон. Демон присоединил к одинокой, агрессивно-монотонной флейте целый агрессивно-монотонный оркестр, нарастающий, наступающий, ползущий на скрипучем двойном ритме, как на танковых гусеницах. Танки...
… танки шли и шли, по асфальту и брусчатке, по камням и грязи, по болотам и полям, по оврагам и по телам, давили, дробили, перемалывали всё в кровавую, костяную, грязную кашу. Шли - неотвратимые, почти неуязвимые, тупо-смертоносные, и нескончаемый двойной ритм, не дающий вздохнуть, оглядеться, задуматься, нёс их вперёд.
Вперёд. Вперёд.
Седьмая Шостаковича…
- Грейнджер!
Гермиона глотнула воздуха и обнаружила, что стоит зажмурившись и зажав уши ладонями. Это мало помогало.
- Убери музыку! - рявкнул Малфой на демона, и тут же в ладанке тревожно ворохнулась жемчужина. - Нет, - без голоса сказала Гермиона. Подняла голову и прохрипела: - Нет. Его, - она коснулась ладонью ржавой стены и тут же отдёрнула руку, - держит в повиновении музыка. Нельзя переставать. Слышишь? Играй!
Она первая шагнула в тёмное нутро цилиндра. Обиженный Малфой вошёл следом за ней, ворча:
- При чём тут музыка? Его держит заклятие Подвластия! - Без музыки не сработало бы, - с трудом сказала Гермиона, - ты же хотел “чего-нибудь гипнотического”, так вот тебе. И не ворчи, ради бога, нет у меня сил с тобой пререкаться, я сейчас с ума сойду от этого скрежета!
Вперёд. Вперёд.
Малфой прислушался и одобрительно сказал:
- А по-моему, гениальная вещь. - Безусловно. Просто я не могу её выносить. Поехали быстрее, а?
Они огляделись. Внутри глухого цилиндра было почти пусто и кисло пахло ржавчиной, и приторно - машинным маслом. Где находилось загадочное нечто, которое можно было подчинить заклятием Подвластия - непонятно. Разве что в громоздком механизме, установленном напротив входной двери. Надо понимать, это был генератор тепловых лучей. А судя по тому, что больше здесь не было ничего, это был и двигатель тоже.
Малфой вынул палочку и нацелил на механизм.
- Спускайся вниз, - сказал он механизму.
Вперёд. Вперёд.
Загудело, заскрипело, потянуло железным теплом, потом заскрипело снаружи - это выпрямлялись коленчатые опоры. Цилиндр накренился, и все его пассажиры, кроме демона, поехали по клёпанному полу к двери. Гермиона быстро наложила на дверь Запирающее заклятие, а Малфой столь же быстро наколдовал железные цепи, вытянувшиеся прямо из стены и охватившие всех, кроме демона, вокруг пояса. Потом он крикнул механизму:
- Будь очень осторожен! Тебе нужно сохранить нас целыми и невредимыми во что бы то ни стало!
Гермиона спохватилась и торопливо проглотила таблетку от укачивания. “А мне?” - обиделся Живоглот. Гермиона с сомнением посмотрела на него, но всё же сунула ему таблетку в пасть. Кот облизнулся.
- И мне, - угрюмо сказал Малфой. Гермиона воздержалась от комментариев и протянула ему таблетку.
Вперёд. Вперёд.
Наверное, цилиндр был очень осторожен, просто Гермионе было не с чем сравнивать. В конце концов, она отродясь не ездила на боевом марсианском треножнике, хотя когда-то, очень давно, ещё до Хогвартса, сильно этого хотела. Отцу стоило огромных усилий убедить её, что никакого марсианского нашествия не было. (Вперёд. Вперёд). Гермиона поддалась давлению отцовских аргументов, но втайне ещё очень долго мечтала проехаться на боевой машине марсиан. Что ж, мечты сбываются, чтоб им пусто…
Во-первых, спуск проходил вслепую. В цилиндре не было никаких отверстий и, если бы не демон, царила бы кругом тьма кромешная. Во-вторых, стены колодца были, надо полагать, совершенно отвесными, и цилиндр несчётное число раз повисал на одной ноге, нащупывая опору оставшимися двумя. В-третьих, выедающая душу Седьмая симфония. А в-четвёртых, как раз в тот момент, когда истеричные скрипки провизжали атаку, их цилиндр был атакован. Донёсся сверху рёв и скрежет, и от той стены, где был генератор, пахнуло жаром. Цилиндр повис на одной ноге, и эта нога соскальзывала, сползала - вот-вот сорвётся.
- Держись, - строго велел Малфой, - крепче.
Цилиндр послушно отыскал опору, утвердился, железными когтями впился в скалу.
- Контратака, - невозмутимо продолжал Малфой, - внимание, целься…
Сейчас умру, подумала Гермиона. Мерцающая багровая тьма, убийственная музыка, ощущение бездны под ногами, а тут ещё остальные стражи сообразили, что их собрат захвачен, открыли огонь, и следующий залп тепловых лучей наверняка спалит их в угли, и угли полетят в колодец на дно, в Десятый круг. Вперёд. Вперёд.
Нет, спалить она никого не позволит. Она ведьма, чёрт возьми! И Гермиона наложила на себя, Малфоя, кота, демона, на стены, пол и потолок, на двигатель - заклятие Морозного Пламени. А вот хрен вам всем, теперь не сгорим!
Вой скрипок перебил барабанный бой контратаки, похожий на автоматную очередь, и Малфой выкрикнул:
- Пли!
Взвыло пронзительно, всё вокруг задрожало так, что зачесалось в дёснах и ушах, сверху, издалека, послышался нечеловеческий, с детства памятный, рыдающий вопль гибнущего марсианина:
- Ул-ла, ул-ла…
И загромыхало сверху, всё ближе и ближе, заглушая шквал контратаки - механическую флейту, барабаны и скрипки, трубы и фаготы. Раскалывалось в падении, визжа железом по камню, воняя гарью, пролетая мимо, вниз, в пропасть. И вдруг совсем рядом:
- Ул-ла-а-а!
Железный гулкий удар, железные ноги их треножника срываются со скалы, и они летят, запертые наглухо в железном баке, летят в бездну...
"Вызов, угроза, намерение добиться результата любой ценой. Агрессия вызывается страхом или безвыходным положением. Действия просты до примитивности. Аутоагрессия.". Карта Воин, колода Симболон
"Когда б мой стих был хриплый и скрипучий, Как требует зловещее жерло, Куда спадают все другие кручи, Мне б это крепче выжать помогло Сок замысла; но здесь мой слог некстати, И речь вести мне будет тяжело…". Божественная Комедия, Песнь тридцать вторая, Круг Девятый.
Для чего, спрашивается, дано магу заклятие "Aresto momentum"? Вот именно для подобных случаев. Когда валишься в пропасть в наглухо закрытой, раскалённой железной бочке, кругом орут от ужаса, и ты тоже орёшь, остро воняет ржавчиной и страхом, и только дурачок демон считает, что это всё очень весело, сверкает радужными цветами и гремит великой симфонией, всеразрушающими залпами финала-а-а-а-а!..
Их здорово тряхнуло, приложило ступнями о железный пол и чуть не перерезало цепями пополам – так, что Гермиона едва удержала заклинание. Злосчастная трёхногая бочка ещё несколько мгновений падала, всё медленней, потом закачалась в воздухе вверх-вниз, как на огромной резинке, постепенно замедляя качания, поскрипывая безвольно свесившимися ногами. Она была чудовищно тяжёлой. Гермиону мгновенно залило потом, багровой мутью заволокло глаза, руку с палочкой свело судорогой. Гермиона - как никогда - боялась надорваться.
- Locomotor tripode! - голос Малфоя. Сообразителен, как крыса. Это надо же – в такой ситуации вспомнить, как по-латыни "треножник".
Стало немного легче, словно под груз подставили плечо. Рассеялся красный туман, и она увидела оскаленного от напряжения Малфоя. Ну крыса и крыса – куда там Хвосту…
Тут вдруг треножник затрясло мелкой дрожью и закрутило вокруг оси. Какого чёрта?
Лицо Малфоя заблестело от пота, он зажмурился, и Гермиона вновь ощутила судорогу в руке.
- Помоги… - прохрипел Малфой.
Сейчас он лишится сознания. Пусть она вдвое сильнее него, но и ей не удержать треножник в одиночку.
- Держись!
Стараясь действовать очень быстро, Гермиона отменила заклятие Aresto Momentum (треножник дал просадку, Малфой скрипнул зубами), убрала цепи, подскочила к Малфою, поднялась на цыпочки и обхватила обеими ладонями его кулак. Тряска прекратилась, вращение – тоже. Вот, значит, что бывает, если наложить на один и тот же предмет два разных заклятья!
- Давай опустим руки, - мягко сказала она и потянула вниз его словно закаменевшую руку. – Держи заклинание. Осторожно, - подчиняясь ей, он опустил и согнул руку в локте, - вот так. Намного удобнее, правда?
Он не ответил, только глубоко перевёл дыхание. Его рука под её горячими ладонями согрелась, шевельнулась, и крепче обхватила палочку. Гермиона рассудила, что одной её правой руки будет вполне достаточно для подпитки заклинания, а левой желательно ухватиться за что-нибудь более надёжное, чем полуобморочный Малфой - потому что мало ли, что. Треножник хоть и не крутился больше, но плавно кренился с края на край, кроме того, сверху на них мог сигануть ещё какой-нибудь ржавый камикадзе. Ремнем бы пристегнуться, так ведь нет ремня, сгорел в Круге еретиков. Вместо ремня джинсы поддерживает кусок верёвки. Сойдёт. Гермиона, неловко действуя левой рукой, распустила узел и привязала себя к цепи, которой Драко был прикован к стене. Расставила ноги для устойчивости, отёрла рукавом пот со лба и покосилась по сторонам в поисках кота и демона. Кот цеплялся за свою цепь всеми когтями и даже хвостом, и имел очень недовольный вид, а демон висел под чёрным от ржавчины потолком и светил неуютным, резким жёлтым светом, как электрическая лампочка без плафона. Надо полагать, тоже был недоволен. Гермиона подмигнула ему, но он никак не отреагировал. Тогда Гермиона сказала ему:
- Спасибо за свет. В темноте я бы умерла от страха.
Демон секунду выдерживал характер, а потом смущённо порозовел. Кот коротко прошипел.
- Ты просто молодец, - сказала ему Гермиона. – ты замечательно владеешь собой. Любой кот на твоём месте закатил бы истерику. А любой низзл вообще бы всех разорвал со злости.
Глот пренебрежительно фыркнул. Как всякий уважающий себя полукровка, он свысока относился к чистокровным родичам с обеих сторон – и к котам, и к низзлам. И, будучи начисто лишён лицемерия, никогда своего презрения не скрывал.
- А мне ты что скажешь? - слабым голосом спросил Малфой. - А ты держи заклинание, - сказала ему Гермиона, - не отвлекайся.
Малфой покосился на неё.
- Как насчёт тех твоих заклинаний, на которых мы спускались в Первый круг? - Они действуют только на те предметы, на которых можно хоть как-то парить. На зонт, например. Или на самолёт, потому что у него крылья. А у нашего гроба… - Типун тебе на язык! - ...ничего такого нет. Так что держи своё заклинание. - Я могу и тебя подержать, для надёжности.
Он обнял её левой рукой за талию, развернул и прислонил спиной к себе.
- Я тебя держу, - сообщил он.
Он её держит! Горе луковое. А с другой стороны, хоть какая-то опора. Гермиона потёрлась затылком о жёсткое плечо Малфоя и проворчала:
- Кормлю тебя, кормлю, а из тебя как торчали кости, так и торчат. - И не только кости, - немедленно ответил Малфой.
Очнулся, слава богу. Гермиона даже не стала огрызаться, только выпрямилась, чтобы как можно меньше касаться его. Он тихонько хихикнул, и Гермиона ткнула его локтём - для порядка и в виде предупреждения. Не вечно же им падать, скоро они достигнут дна колодца, и там уж она ему всыплет за то, что распускает язык, руки и прочие части тела. А пока всё честью: судорога в руке почти прошла, тяжести особой не ощущается, спуск идёт плавно и равномерно, а палочка Малфоя так и гудит, как трансформатор, надо полагать, под напором их общей магической силищи. Малфой типа незаметным движением привлёк её поближе, положил ей на макушку подбородок и удовлетворённо вздохнул. Стало ещё немного легче. Как интересно. А что, если?..
Она взяла, как вещь, его ладонь и решительно передвинула её с талии на низ живота. Сразу стало жарко и томно до стона. Кровь чёрной, густой, раскалённой почти до боли волной прокатилась по телу, и – да, и так и есть! – тяжесть проклятой железяки совсем перестала давить.
- Грейнджер, кончай меня лапать, - требует этот тип. Руку, впрочем, и не пытается убрать, только слегка прихватывает её пальцы. Её исступлённые пальцы, бессознательно то ласкающие, то отталкивающие его руку. Прихватит, подержит, отпустит, опять поймает… - Ты что, не чувствуешь? - оказывается, она ещё может говорить. - Как – не чувствую? Очень даже чувствую. Ты что, не чувствуешь, что я чувствую? Ты совсем бесчувственная! - Дурак… не в этом... смысле. Легче держать заклинание…
Помолчав, Малфой подытожил:
- Мораль: в Аду от любого беса есть польза. Даже и от блудного. Грейнджер, а если я перехвачу тебя ещё ниже?
Гермиона на миг отрезвела.
- Попробуй. Но предупреждаю, у меня сразу откажет инстинкт самосохранения, и я нас всех уроню, так и знай! - Неужели всех? - восхитился Малфой, - и котика? - Мр-р-р? – переспросил Живоглот. Гермиона посмотрела на него. У него на рыжем лбу, там, где разводы более тёмной шерсти образовывали (по утверждению Виктора) кириллическую букву "Ж", сидел демон и заинтересованно светился. Оба они без всякого стыда пялились на, между прочим, обнимающихся людей. Пришлось Гермионе устыдиться вместо них. Она зажмурилась. И тут же палец Малфоя пролез под пояс её джинсов. Это было трогательно, прямо-таки по-детски. Гермиона со всхлипом втянула воздух и вцепилась ногтями в запястье вражьей лапы.
- И демона уронишь? – второй палец протискивается в джинсы. Решил, гад, воспользоваться благоприятным моментом в полной мере. И ведь ничем его, гада, не проймёшь. - И декана?
Тут Гермиона обнаружила, что жемчужина по-своему активно участвует в происходящем. Что она тяжело пульсирует в такт бою сердца Гермионы, что она горячая, но не гневно-обжигающая, а томительно-жаркая, и жар медленно охватывает грудь, покалывает сладкими иголочками, разгоняет, распаляет чёрную кровь. Она слабо вскрикнула, выпустила руку Малфоя, и беспомощным движением схватила ладанку.
И немедленно Драко Малфой прекратил развратные действия, вытащил вражью лапу из джинсов и заявил, тяжело дыша:
- Нет, я так не могу. Мне всё время кажется, что нас трое! – и стал зализывать царапины. - Тебе не кажется, - протянула Гермиона и снова потёрлась затылком о его плечо, на этот раз этак по-кошачьи томно, - нас действительно трое, кроме того, у нас есть зрители.
Она кивнула на Глота и демона. Глот тут же сделал вид, что спит, а прямодушный демон сипло заметил:
- And I don't know how you do it Making love out of nothing at all..
- Почему же - несмотря ни на что, - возразила Гермиона, поглаживая пальцем вздрагивающую ладанку, - мне как раз нравится, когда на меня смотрят. Особенно, во время love и особенно, втроём.
Малфой возмущенно ахнул, а жемчужина оскорблённо притихла. Гермиона хихикнула.
- Так вам и надо, - сказала она им обоим, - впредь не будете набрасываться вдвоём на одну слабую, беззащитную женщину. - Беззащитную?! - взвыл Малфой так, что Глот выбрался из-под своей цепи и пошёл на Малфоя, хлеща хвостом и сверкая глазами. - Не ори, - сердито сказала Гермиона, - видишь, из-за твоего крика кот с цепи сорвался. И положи руку на место. Вот сюда. - Хватит. Хватит, я сказал, надо мной издеваться! - Это ещё кто над кем издевается… Ты что же, не чувствуешь, как стало жарко? - Меня это не удивляет. - Не потому, о чём ты думаешь, а потому, что Чары Морозного Пламени иссякают. Мне придётся восстановить их, поэтому во-первых, держи меня… - Пусть декан тебя держит! -… а во-вторых, держи свой Локомотор. - Он у меня и сам прекрасно держится. – Малфой не желал униматься, - я ещё довольно молод… - Ещё минута болтовни, - Гермиона попыталась вытереть потный лоб о плечо, - и ты останешься молодым навсегда! Глот! Брысь на место.
Глот обиженно вякнул и забрался обратно в цепь, повернувшись к Гермионе задницей. Нашёл время дуться. Гермиона фыркнула, сжала свою палочку в левом кулаке и принялась обновлять Чары Морозного Пламени. Сосредоточилась на этом так, что не уловила, как инертное покачивание и поскрипывание треножника сменилось дрожью, скрежетом и воем. А когда уловила, то скорее обрадовалась, чем испугалась.
- Живой! – прокричала она Малфою, - очнулся! - Заклятие иссякло! – крикнул в ответ Малфой. - Какое ещё? - Империус, дура!
Вот чёрт. И что теперь делать? Наложить Подвластие левой рукой она не сумеет. Как, впрочем, и правой.
Гермиона повернулась к Малфою. Он блеснул глазами ей навстречу:
- Хочешь подержать мой Локомотор?
В этот момент треножник накренился в сторону двери, сама же дверь, железная и ржавая, начала выгибаться наружу. Похоже было на то, что цилиндр пытается открыться и вытряхнуть из себя пассажиров, но Запирающее заклятие ему не даёт. Но, во-первых, оно тоже может иссякнуть, а во-вторых, то, что нельзя открыть, вполне можно сломать.
- Улла, - тихо и угрожающе простонали, казалось, сами стены, - ул-ла...
Гермиона быстро поменяла ладони на руке Малфоя - левую на правую. Сжала свою палочку в правой руке и крикнула:
- Locomotor tripode!
Она умрёт под этой тяжестью.
- Imperius! - голос Малфоя.
Треножник опять затрясся, набрал обороты двигатель-генератор, тяжесть возросла - боевая машина всем железным телом сопротивлялась Подвластию. Гермиона услышала стон Малфоя, визг Глота, собственный сдавленный вскрик, вой треножника. И вплёлся в этот вой новый голос, женский и низкий, вкрадчивый и грозный:
- Get down, get down, little Henry Lee, And stay all night with me…
Ну-ну.
- You won't find a girl in this damn world That will compare with me.
У Малфоя вырвался хриплый смешок. Не так уж и плохи наши дела, враг мой.
- And the wind did howl and the wind did blow La la la la la, La la la la lee, A little bird lit down on Henry Lee…
Она тоже захихикала, уткнувшись Малфою в грудь.
- Демон - умница. - А я? - А ты - мастер Подвластия. - А ты? - А я только и могу, что тяжести таскать… - Не только...
Они стояли, и крепко сжимали палочки в правых руках, и крепко держали друг друга левыми руками, и крепко и долго целовались. Треножник покачивался в ритме мрачного вальса, а демон разливался замогильным соловьём:
- I can't get down and I won't get down, And stay all night with thee, For the girl I have in that merry green land I love far better than thee!
- Ну и дурак, - прокомментировал Малфой, оторвавшись от губ Гермионы. Она воспользовалась этим, глотнула воздуху и подхватила припев:
- And the wind did howl and the wind did blow: La la la la la... - La la la la lee! - вступил Малфой, - а little bird lit down on Henry Lee!
- She leaned herself against a fence Just for a kiss or two…
- Мне уже страшно, - сказал Малфой. Его зубы блеснули в полутьме, и Гермиона рванулась, впилась поцелуем в эту ухмылку.
- And with a little pen-knife held in her hand She plugged him through and through!
- Это такой совсем маленький ножичек, правда, Грейнджер? Неужели, насмерть? - Ты не болтай, ты держи заклинание, а то.. - А то - что? У тебя тоже есть такой ножичек?- вражья лапа залезла Гермионе под рубашку.
- La la la la la, La la la la lee…
- Come take him by his lilly-white hands, - Гермиона вытащила вражью лапу из-под рубашки и накрыла ею своё лицо. - Come take him by his feet, - Малфой приглашающе отставил ногу, а когда Гермиона за это укусила его в ладонь, шлёпнул её по губам, схватил её за курчавый затылок, прижал её - ртом, зубами - к своей шее, к горлу, где бился пульс.
- And throw him in this deep deep well Which is more than one hundred feet!
Выдержать это было невозможно, и они захохотали, уткнувшись друг в друга головами.
- And the wind did howl and the wind did blow… - La la la la la, - La la la la lee! - Малфой, запрокинув голову, подставлялся поцелуям Гермионы, пел и дирижировал палочкой, и бедолага треножник, подчиняясь дирижированию, описывал в воздухе круги. - Грейнджер, а давай сделаем мёртвую петлю! И-и-и раз!
Малфой вскинул руку с палочкой, и Гермиона, ахнув и забыв о том, что именно она поддерживает треножник в воздухе, вцепилась в его руку обеими руками и дёрнула вниз.
Тошнотворная невесомость, жёсткий удар, со скрежетом подламываются железные ноги, ещё удар. Малфой - идиот...
Из чёрного беспамятства её вывел странный звук. Гулкий железный стон заполнял железную бочку, проникал в словно забитые ватой уши. От него дрожало всё тело и хотелось убежать. А когда Гермиона поняла, что это такое, убежать захотелось ещё больше.
- Ул-ла… ул-ла… ул-ла-а-а… - Бежим, - прохрипела она и убрала цепь, - скорее… Скорей!
Багровое мерцание демона освещало повисшего на цепи неподвижного Малфоя и Глота, царапающего искорёженную, но всё ещё наглухо закрытую дверь.
- Alohomora!
Безрезультатно. А предсмертный вопль всё усиливается. Минутку, треножник ведь под Империусом!
Гермиона повернулась к двигателю-генератору и просипела:
- Открой дверь! Ты должен слушаться! Ты должен беречь нас!
Ул-ла, ул-ла. Треножник умирал, и плевать ему было на все заклятия мира. Ул-ла.
Ул-ла. Боль, страх, злоба, тоска. Главным образом, конечно, боль.
Гермиона нацелила палочку:
- Anesthesio!1
Стон немного утих, и в нём послышалось словно бы недоумение. Треножник искал свою боль и не мог её найти. Ну-ка, а теперь?
- Alohomora! - велела она двери. Дверь вновь её проигнорировала.
Ну, ёлки же палки! Гермиона подошла к двери и изо всех оставшихся сил саданула по ней ногой. Дверь со скрежетом приоткрылась.
- Надо было с самого начала так сделать, - слабо проскрипел Малфой у неё за спиной. - Вот и сделал бы, - огрызнулась она. - Я не мог, я… был без памяти. Но я бы не стал ломать… ноги, я бы… демона подключил. - Он с трудом выговаривал слова. - Он бы эту дверь… - Ул-ла, - налился угрозой железный вопль, - ул-ла! - Бежим, Грейнджер, - Малфой уничтожил свою цепь и, весь перекосившись на правую сторону, подковылял к Гермионе.
Они протиснулись сквозь приоткрытую дверь и со всей возможной скоростью бросились прочь от треножника - все, кроме демона. Отбежав на приличное расстояние, они обернулись и обнаружили, что демон продолжал реять над гибнущим металлоломом. Живоглот раздражённо окликнул его, но демон никак не отозвался.
- Что он делает?! - Решил, наверное, побыть с умирающим. Есть в нём что-то ирландское, не находишь? - А в тебе есть что-то идиотское, не находишь? Какого чёрта ты стал размахивать палочкой?! Какая ещё тебе мёртвая петля?!! - она посмотрела на него и вдруг поняла, - господи, да ты хотел нас убить!
Малфой поморщился и сказал:
- Не ори. У меня голова раскалывается. И ребро болит, опять. - Сам лечись, - буркнула Гермиона. - Сам - так сам, - покладисто согласился Малфой, взял палочку в левую руку и нацелился себе в правый бок. Гермиона отвернулась от него и тревожно уставилась на демона. Треножник ведь может взорваться в любой момент, успеет ли демон удрать?
Демон играл мрачнейшими тонами спектра, кружил, парил, нырял, и разносилось над Адом угрюмое песнопение:
- Lie there, lie there, little Henry Lee - Till the flesh drops from your bones…
- Улла…
- For the girl you have in that merry green land Can wait forever for you to come ho-o-ome.
Жемчужина медленно пульсирует в ладанке. В ритме вальса. И даже кажется, что ещё один низкий тяжкий голос присоединился к беспросветному дуэту.
- And the wind did howl and the wind did moan… - Ул... - ... la la la la la, La la la la lee…
Гермиона, раскачиваясь, бьёт в ладоши. Живоглот подпевает во всю рыжую глотку.
- A little bird lit down on Henry Lee.
Скрежет. Цилиндр восстаёт из ржавого праха, неуклюже покачиваясь на двух ногах. "Колено" третьей ноги выбито из сустава, и металлическая лапа беспомощно волочится по земле. Единственный уцелевший излучатель-иллюминатор наливается зелёным жаром. Белым. Синим. Фиолетовым, а потом свет чернеет, сжирает сам себя от неистового накала.
- Демон, назад! - заорала Гермиона и выбросила щит, - берегите глаза! – она зажмурилась.
- Ул-ла-а-а-а-а!
Страшный грохот, твёрдый горячий воздух ударяет в щит – боль пронизывает руку с палочкой, но пальцы Малфоя сжимают запястье, и вдвоём они удерживают щит. Взрывная волна взмётывает в воздух щебень по краям щита, пылающие обломки соскальзывают с его поверхности, а вконец обнаглевший демон распевает на весь Ад:
- La la la la la, La la la la lee,
Гермиона осторожно разжмурилась. Увидела шатающийся треножник, окружённый тучей пыли и дыма, пляшущего над ним демона, алого и синего. Обнаружила, что Малфой всё ещё сжимает её запястье, раздражённо высвободила руку и отменила щит.
Металлические лапы несколько мгновение скребут землю и застывают.
- La la la la lee... A little bird lit down on Henry Lee-e-e.
Гермиона всхлипнула. Убрала палочку и обернулась к Малфою. Он стоял, склонив голову. Потом отсалютовал треножнику палочкой, вбросил её в рукав и взглянул на Гермиону.
- Хочешь пить?
Гермиона вдруг поняла, что у неё всё внутри горит от жажды. Она кинула взгляд на демона, и тот мгновенно оказался рядом, и сотворил фонтанчик. Гермиона с наслаждением окунула в фонтанчик лицо, напилась, умылась, снова посмотрела на Малфоя и встретила его взгляд. Губы у него были потрескавшиеся и сухие, а вокруг него мельтешила стайка водяных шариков.
- Во имя всего святого, Грейнджер. Что опять не так?!
Она вздохнула и сказала.
- Попей, пожалуйста.
Чувствуя на себе его взгляд, она отошла от него на несколько шагов и остановилась. У неё всё ещё текли слёзы, и в голове гудело от потрясения, и вдобавок, оказывается, её била дрожь. Наверное, целую минуту она простояла, обхватив себя руками, бездумно смаргивая слёзы и безразлично думая, что не стоит поворачиваться спиной к Малфою. Можно, конечно, объяснить его выходку с "мёртвой петлёй" опьяняющей вседозволенностью, которую даёт заклятие Подвластия тому, кто его накладывает. Но к Драко Малфою это не относится. Уж она-то знает, как он умеет владеть собой, а значит… Драко, ах, Драко. Она потрясла головой. Он пытался убить не её одну, а всех, и себя тоже, стало быть, это не нападение, а акт отчаяния. Что ж, она даст ему шанс объясниться. Потом. Через несколько минут, когда она немного успокоится. А пока можно осмотреться, и даже нужно, потому что, чёрт возьми, они достигли дна Преисподней!
Прежде всего Гермиона удивилась тому, что вокруг тепло, даже жарко, ведь, по Данте, в Девятом круге царит трескучий мороз. Потом долго всматривалась в серый сумрак, в призрачно светящуюся белёсую равнину. Она расстилалась во все стороны, и если у неё и были границы, то их не было видно в сгущающейся тьме. Надо понимать, что вокруг и под ногами пролегает озеро Коцит, и состоит оно, как и сказано, изо льда, но какой может быть лёд при такой жаре? Гермиона засветила Люмос, и наклонилась над твёрдой полупрозрачной поверхностью. Свет проникал в мутноватую толщу совсем неглубоко, поэтому казалось, что у застывшего озера нет дна. Превозмогая накатившую жуть, Гермиона потрогала белое вещество. Нет, не лёд. Тёплое и недостаточно гладкое. Что же это такое?!
- Соль, - сказал Малфой у неё за спиной.
Она резко выпрямилась и огляделась.
Коцит, озеро слёз. Конечно, при чём здесь лёд? Тысячелетиями все слёзы мира стекали сюда, стыли здесь и каменели, и росла, росла соляная глыба, и врастали в неё...
- Как их много, - почти неслышно произнёс Малфой.
На первый взгляд они кажутся сростками кристаллов соли, рассыпанными по глади озера, потому что то, что выступает над поверхностью - у кого головы, а у кого ноги - заросло колючей, искрящейся соляной корой. Но если присмотреться, то можно различить под соляными глыбами уходящие в полупрозрачную твердь тёмные тела, застывшие, словно мухи в янтаре. Расстояние между ними довольно велико. Но они кругом, везде, насколько хватает глаз...
Слёзы брызнули фонтаном, упали на белёсую гладь и сразу застыли соляными крупинками. Гермиона поспешно вытерла глаза. Только её слёз здесь не хватало. Да, успокоиться не получилось, а оттягивать разговор дальше - уже некуда. Она обернулась к Малфою.
Над головой Малфоя висел угрюмо-красный демон. У ног Малфоя сидел и угрюмо щурился Живоглот. А сам Малфой стоял, демонстративно выставив вперёд безоружные руки, и смотрел на неё угрюмо и выжидающе.
- Ну? – спросил он, - в чём дело, Грейнджер? - В чём дело, Малфой? – эхом отозвалась она, - за кем ты пришёл сюда? И почему пытался нас убить?
1- Обезболивающее заклинание. Совершенно не помню, есть ли оно в каноне. В фаноне - есть.
Генри Ли (перевод Tanya Grimm из St. Petersburg) (оригинал Nick Cave and PJ Harvey)
Спускайся, спускайся, юный Генри Ли, И проведи всю ночь со мной. Во всем этом чертовом мире ты не найдешь девушки, Которая может сравниться со мной.
Припев: А ветер выл, а ветер завывал Ла ла ла ла ла Ла ла ла ла ли Пташка кружит над Генри Ли.
Я не могу и не спущусь И не проведу всю ночь с тобой, Потому что в счастливой зеленой стране у меня есть девушка, Которую я люблю больше, чем тебя.
Припев.
Она склонилась над забором, Словно для пары поцелуев, И маленьким перочинным ножиком, что был у нее в руке, Исполосовала его вдоль и поперек.
Припев.
Давай же возьми его за лилейные руки, Давай же возьми его за ноги И брось его в глубокий-глубокий колодец, Который глубже сотни футов.
Припев.
Лежи там, лежи там, юный Генри Ли, Пока плоть не отпадет с твоих костей, А твоя девушка в счастливой зеленой стране, Пусть ждет тебя хоть целую вечность.
“Смелость в принятии ответственности за других.” .Карта Эго, колода Симболон.
"Ведь вовсе не из легких предприятий — Представить образ мирового дна;" .Божественная Комедия, песнь тридцать вторая, Круг девятый.
- Нас? – он усмехнулся, - вас, - он сделал жест, охватывающий Гермиону сотоварищи, - а точнее - тебя, - он указал на неё странным, отстраняющим движением раскрытой ладони. - Меня довольно сложно убить… на данный момент.
В глубине души она всё ещё надеялась, что он сможет объяснить свою выходку как-нибудь иначе, и поэтому признание подействовало на неё, как удар. Вместо того, чтобы взять его на прицел, она прижала кулак с палочкой к груди, к забившемуся сердцу.
- Почему же ты решил убить меня только теперь? - она удивилась спокойному звучанию собственного голоса. - Потому что без тебя бы я досюда не дошёл, а с тобой я отсюда не выйду, - ответил он, - это ведь Девятый круг, круг предателей. Вывести ли отсюда душу, выйти ли самому - можно только через предательство. Предательство доверившихся. Ты ведь мне доверяла, Грейнджер?
Она молчала, не отводя от него глаз, только смаргивала слёзы. У ног её, наверное, образовалась приличная соляная горка из застывших слёз.
- Похоже, что да, - сказал Малфой, - что ж, тем лучше.
Лицо его было совершенно неподвижным, глаза отражали багровый свет демона.
- И кого ты собрался отсюда выводить? Неужели Снейпа? Не верю, - Гермиона помотала головой, достала салфетку и решительно высморкалась. Хватит реветь. - Правильно не веришь. Выводить его отсюда я не хочу. Я хочу от него избавиться. Очень хочу. Гораздо сильней, чем ты..
Малфой чуть повернул голову вправо и раздвинул волосы над левым виском. И среди волос стал виден в багровом свете зигзагообразный шрам.
Это было как-то чересчур, и Гермиона, ослабев, села наземь.
- Волдеморт? - прошептала она. - Ты - хоркрукс Волдеморта?
Лицо Малфоя обрело человеческое выражение - сделалось озадаченным.
- Лорд? Нет, при чём здесь он? Ты что, не слышишь, что я говорю? Это Снейп.
Час от часу не легче.
- Как? Когда?!
Малфой испытующе смотрел на неё и молчал, словно бы ждал чего-то. И в её привычной к поиску решений голове возник ответ.
- Конечно. Гарри ведь рассказывал: когда Снейп убивал Дамблдора - ты стоял совсем рядом…
Жемчужина вздрогнула. Гермиона зажмурилась. Голос Малфоя доносился глухо и невнятно, как сквозь вату. Гермиона и не пыталась понять, что он говорит. Северус. Драко.
- Он сказал, что сумеет заставить тебя пойти со мной. Сказал, что с твоей помощью я верну то, что мне доверено. - Зачем же возвращать? Ведь ты обеспечиваешь ему бессмертие. - Если ты заметила, ему не нужно бессмертия. Ему нужна… целостность души, хотя я не понимаю, зачем. Мне же, как ты понимаешь, этот его… осколок только мешает. Я одиннадцать лет мечтаю от него избавиться. - Избавиться… От меня?
Она заставила себя смотреть в его жуткие, отсвечивающие багровым глаза.
- От меня? - И от тебя тоже. От тех, кого я якобы мог спасти. От навязанной мне совести… - Совесть слизеринцев, - пробормотала она, - слово бандерлогов…
Малфой её не слушал.
-...от чувства вины, чужой вины, потому что я - я! - ни в чём не виноват, ни перед тобой, ни перед кем бы то ни было. Я - Драко Люциус Малфой, потомок искони чистокровного рода, не виноват ни перед одним магглом, мёртвым или живым! Всё, что заставляет меня чувствовать себя виноватым, всё, что влечёт меня к тебе, сидит здесь, - он поднёс руку к виску, не касаясь, словно бы брезгуя, - и сегодня так, или иначе, но я от этого избавлюсь. - Как ты от него избавишься? - спросила Гермиона. - Ты знаешь, как высвободить душу из хоркрукса, не уничтожив ни её, ни хоркрукс? - Знаю. И ты тоже скоро узнаешь.
Господи, вылитый отец. Не жалкая тень Люциуса Малфоя, какую она видела в воспоминаниях Драко, о нет. Тот, памятный с детства - воплощение ледяного брезгливого высокомерия. И тут она испытала то, что зовётся озарением.
Люциус.
Малфой уловил изменение выражения её лица и так и впился взглядом.
- Это ведь не всё, Малфой, так? Твой отец тоже здесь. Ты пришёл сюда за ним. Ты…
Он снова усмехнулся, и Гермиона вновь едва не закрыла глаза. Эта усмешка была более, чем омерзительна. Она была - не его, он не умел так, хотя когда-то и старался. Только Люциус умел так усмехаться.
- … собирал его по частям? Как Снейпа? - она хихикнула, но взяла себя в руки. Времени на истерику не было.
- Ты ведь несколько раз едва не поймала меня Грейнджер, помнишь? Когда сказала, что некоторые души попадают в Ад заживо. Когда устроила мне сцену на мосту через седьмой ров, кричала, что тебе плевать на мои тайны. Ты ведь очень быстро поняла, что я веду собственную игру. Как ты могла мне довериться?! - С чего ты взял, что я тебе доверилась? – сказала она, но он слушал только себя - Это оказалось так легко. В Шестом круге мне помог декан – его зов снёс тебе крышу, ты полезла за ним в огонь и… какое-то время ты совсем мне не мешала. Я почуял отца через Метку, нашёл его и сжёг заклятьем Солнечного Света. Я вытащил часть его души из огня, так же, как ты - душу Снейпа. - Это не душа. Это что-то другое. У вас… нет души.
Гермиона говорила и смотрела на него. Главное сейчас было – смотреть в ненавидящие глаза Малфоя, сосредоточиться на его смертельно ядовитых словах и изгнать из головы малейшую мысль о Живоглоте. Забыть о самом существовании рыжего умницы. Старательно представлять себе эту дивную картину – прикованный к столбу и горящий Люциус Малфой, всю жизнь внушавший сыну ложные идеалы и, как выяснилось, вполне в этом преуспевший. Она почувствовала свой презрительный прищур и злорадно улыбнулась, увидев, как дёрнулось лицо Малфоя. Точно он едва удержался, чтобы не ударить её. Продолжил говорить - сквозь сжатые зубы.
- …в круге самоубийц помог случай. Помнишь златопёрую гарпию? - Она ранила дерево. И ты отскрёб от ствола каплю застывшей крови… - Капля в моей ладони стала жемчужиной, а ты и не заметила, ты ведь была пьяна, как прачка. А-то я мучился, придумывал, как бы мне сделать вид, что я случайно повредил дерево, и так обрадовался, что, благодаря гарпии, всё выглядело естественно. Мерлин, я бы мог вырубить весь лес, и ты бы ничего не заметила!
Блажен, кто верует.
- Как, интересно, мистер Малфой оказался среди самоубийц? - Не твоё дело! – выкрикнул он и сразу замолчал, словно сам себе зажал рот. Нет, молчать ему нельзя. Пусть он взвинчен до предела, до звона в ушах, но в тишине, огромной тишине этой неохватной пещеры гулко отдается малейший звук, и рано или поздно Малфой обратит внимание на непрерывное деловитое похрустывание. Нужно заставить его говорить.
- Он пытался покончить с собой? Как-то совсем на него не похоже, - она усмехнулась. - Ты ничего о нём не знаешь, Грейнджер.. - Знаю достаточно, чтобы предположить, что следующая частица его души была во рву льстецов. Так? - Ты шла за мной с закрытыми глазами. Грейнджер, я вертел тобою, как хотел! Ты совсем забыла, кто я…
Забудешь тут, как же.
- Стало быть, мистер Малфой барахтался в дерьме. Собственно, ему не привыкать.
Он холодно проговорил:
- Ты изо всех сил пытаешься облегчить моё положение, Грейнджер. Не скрою, мне неприятна необходимость принести тебя в жертву - после всего, что мы преодолели вместе, но если ты будешь позволять себе подобные высказывания, необходимость эта, пожалуй, начнёт доставлять мне удовольствие.
Ей стОит сбавить обороты? Или, напротив, продолжать злить его? А, терять нечего.
- А в колдуны его что же, не приняли? Через четвёртый ров я переехала верхом на тебе и с открытыми глазами, я точно помню. Ты не смог бы забрать Люциуса так, чтобы я не заметила.
Малфой вздёрнул подбородок.
- А-а-а, я знаю. Ночью ты вышел за защиту и вернулся к четвёртому рву. А когда вошёл в периметр снаружи, сработала сигналка, - она опять хихикнула, - а мне сказал, что ходил по нужде.. - И ты опять поверила. Такая… - он зажмурился и покачал головой.
Говори, мой Пожиратель, продолжай, мой славный, не молчи!
- Среди мздоимцев его не было? Странно.
Малфой надменно усмехнулся.
- Ну, в шестом, среди лицемеров он просто обязан был быть. Ты вытащил его, пока я лежала в обмороке? - Так и было… Знаешь, я так и не понял, за что он туда попал. Он ведь никогда не скрывал ни чувств своих, ни мыслей… Ну, что ты опять плачешь?! - Просто я подумала, что Снейпа мы выручали вдвоём, а отца тебе приходилось вызволять в одиночку. Почему ты ничего мне не сказал? Я ведь предлагала тебе помощь, дурак… - А ты бы согласилась? - кажется, он действительно удивился. - Дурак. Дурак!
Он почти по-старому улыбнулся.
- Ты мне помогала. Без тебя бы я не справился. И здесь – я тоже не справлюсь. Без тебя…
Он запнулся, провёл ладонями по лицу:
- Грейнджер! Ты хоть понимаешь, до чего тебя довела твоя доброта? Ты понимаешь, что я сейчас тебя убью? - Думаешь, это так уж обязательно? – деловито осведомилась она, шмыгая носом и утирая слёзы, - ты можешь просто обездвижить и бросить меня здесь. Тоже вполне себе предательство.
Малфой в замешательстве уставился на неё. Обнаружив, что наступившая тишина не нарушается более никаким хрустом, а скорее, подчёркивается довольным урчанием, Гермиона сказала с оттенком сожаления:
- Боюсь, ты не сможешь сделать ни того, ни другого, разве что голыми руками, - и посмотрела на Живоглота. Малфой тоже посмотрел на Живоглота. Кот уютно свернулся ярдах в пяти от них и лениво жмурился, положив тяжёлую башку на палочку Малфоя.
Малфой весьма технично (всё-таки Ловец), метнулся к коту, но тот мгновенно поднял голову, неуловимым движением лапы ударил по палочке, по подгрызенной её середине – и пополам! Гермиона завизжала, затопала ногами и захлопала в ладоши. Малфой застыл на месте и медленно повернулся к ней. У него было такое лицо, что Гермиона и не заметила, как приняла боевую стойку. Умница Глот отбежал подальше, сел и принялся лизать доблестную лапу, кося сощуренным глазом на Малфоя.
- Грейнджер, - выговорил Малфой медленно и очень громко, чтобы перекрыть эхо её визга и аплодисментов, - я советую тебе меня обездвижить. Прямо сейчас. - Ой, как страшно, - ответствовала Гермиона. - Ну смотри, - он грустно кивнул, - я тебя предупредил.
Он сжал правый кулак. Неужели и вправду собрался драться? Кажется, всё-таки придётся его обездвижить… Гермиона нехотя подняла палочку и произнесла заклятье Окаменения, но Малфой заслонился щитом.
С помощью палочки.
В руке Малфоя была палочка - тёмного дерева, старинной, вычурной, незабываемой формы. Она была длиннее и массивнее современных проводников магии. Чувствовалось, что создавалась она ещё в те времена, когда волшебные палочки гордо именовались магическими жезлами.
- Я тебя предупредил, - повторил Малфой.
Ощущая обморочную слабость, Гермиона выбросила Разоружающее заклятие, но Малфой с лёгкостью отбил и его.
- Она только кажется тяжёлой, - пояснил он, - в обращении она поразительно послушна. - Где ты нашёл её? – она не услышала себя. Наверное, она и не произносила этого вслух, но он понял и ответил: - Мне незачем было её искать. Старшая палочка признаёт лишь силу, а здесь, в Аду, я самый сильный из всех её хозяев - хотя бы потому, что я жив. И она сама нашла меня, точнее, - он криво улыбнулся, - находила, везде понемногу. В Круге еретиков я подобрал её на ступенях зиккурата - мои пальцы проходили сквозь неё, она была почти бесплотной, но она признала меня и осталась со мной. В Круге насильников я выловил её в кровавом Флегетоне, в четвёртом рву, рву колдунов, она валялась прямо на берегу, я нашёл её, когда пришёл за отцом… - Малфой почти пел, - на мосту через воровской ров, когда я целовал тебя, помнишь? Помнишь, как ты стонала? Ты ничего не видела под своей рубашкой, а она сама появилась у меня в руке, такая… настоящая, что я мог бы трахнуть тебя ею… - Ну, разве что ею. Ничем другим ты меня трахнуть так и не смог.
Сбитый влёт Малфой глотнул воздуху и закончил севшим голосом.
- В девятом рву, рву провокаторов, она появилась у меня в руке в последний раз... - Вся в кровище, - вставила Гермиона, но он не удостоил её внимания. - …и ею уже можно было колдовать. - Но как, как ею колдовать, она же… тень! Кроме того, Гарри лишил её силы, она уже не Старшая!
Он покатал палочку на ладони и снова взял её наизготовку, уловив угрожающее движение Гермионы. От его замешательства не осталось и следа.
- Поттер лишил её силы на земле. А здесь…
Он со свистом крутанул палочку в пальцах и вновь мгновенно прицелился в Гермиону.
- Вдумайся, Грейнджер, она ведь здесь тысячу лет. Всё её владельцы – кроме твоего обожаемого Дамблдора - попадали сюда, и каждый приносил с собой её тень, и с каждым погибшим хозяином эта тень становилась всё гуще. Тысячу лет она копила в себе мощь - насилия, лжи, предательства. Теперь она моя, и со мной она вернётся в мир. Я – сильнейший хозяин Старшей палочки. Я завладел ею в самом Аду, а значит… - Отобрал её у смерти, - закончила Гермиона. Её пьянил азарт отчаяния. Жемчужина, горячая, как живое тело, билась в грудь в такт ударам сердца Гермионы, усиливала их – вразнос, в разрыв. Обморочная, нет, смертельная лёгкость. Нечего терять, нечего. - Что ж, мастер, - сказала Гермиона, - убей меня, если сможешь.
У Малфоя закаменели скулы.
Запрещённые проклятия, как известно, не требуют виртуозного обращения с палочкой. Поэтому Малфой просто поднял палочку и уставил её остриём на Гермиону. Но она не смотрела на палочку. Она смотрела ему в глаза. Адреналиновый кураж сменился чуть ли не разочарованием. Ни черта он её не убьёт. Кишка тонка.
Малфой болезненно нахмурился и опустил палочку.
- Нет, - сказал он, непроизвольно поднеся руку к виску, - нет, пока он во мне, я не смогу этого сделать. Сначала ты найдёшь его, Грейнджер, а потом... - Я, что ли, хоркрукс твоего декана? - осведомилась Гермиона, усаживаясь поудобнее - это ты его хоркрукс. К тому же, у тебя есть Метка. Ты его и ищи. Может, подберёшь по дороге ещё кого-нибудь. Тут должно быть полным-полно твоих… товарищей по партии. Вернёшься в мир живых во главе целого войска мертвецов, со Старшей палочкой наперевес. Кто сможет тебе противостоять?
Он покачал головой.
- Много званых, но мало избранных, Грейнджер. Войска мне не нужно. Мне нужен Снейп. И ты - чтобы избавиться от него. Кроме того, с тобой я найду его быстрее. Ты чувствуешь его лучше. Не знаю, с чем это связано. Может быть, всё дело в том, что ты женщина. - И как женщина, я посылаю его на хуй, - ответила Гермиона, - и тебя - тоже на хуй. Вот, - она сорвала с шеи ладанку, швырнула под ноги Малфою, - ищи своего декана. Ищи, кого хочешь - хоть своего папашу, хоть своего Волдеморта, вытаскивай их из Ада, из гроба, откуда угодно. Владейте Старшей палочкой, поубивайте друг друга из-за неё. А мне резона нет. Я с этого места шагу не ступлю. - Ещё как ступишь, - прошипел Малфой и наложил на Гермиону Подвластие, кажется, даже не заметив выброшенного ею щита. Подошёл к ней, повесил ладанку обратно ей на шею, подобрал палочку, выпавшую из её безвольных пальцев, вложил ей в руку и заставил сжать кулак. - Держи крепко. Может быть, она тебе ещё понадобится. Вставай, иди вперёд.
Она покорно поднялась с места и потащилась по соляной равнине. Живоглот ускакал вперёд, демон же закрутил смерч, втянул в него обломки малфоевской палочки и, ритмично постукивая ими, переливаясь волнами алого света по всей высоте смерча, наигрывая “Караван”, пошёл вдогон коту- этакой уменьшенной копией огненного столпа. Свита, одним словом, вела себя, как ни в чём не бывало. Должно быть, с точки зрения свиты, ничего особенного и не происходило. Поругались и пошли дальше, всё как всегда…
Они шли довольно долго, вокруг ничего не менялось, джазовые импровизации демона ушли за грань нормального восприятия, и соскучившийся Малфой решил поговорить. Он сказал:
- Демон всегда казался мне немного слабоумным. Ты согласна? Отвечай. - Нет. - А твой полукот бросил тебя и сбежал, его уже и не видно. Он тебя предал. Согласна? Отвечай. - Нет.
Малфой произнёс вкрадчиво:
- Ты должна быть со мной согласна. Во всём, слышишь? Отвечай.
Гермиона не отозвалась, и Малфой прибавил шагу, чтобы нагнать её, но тут она остановилась, простонала, сжала в горсти ладанку, другой рукой схватилась за низ живота, - зов был такой силы, что у неё подогнулись ноги. Она пошатнулась и упала бы, не подхвати её Малфой.
- Где? - крикнул он, - в какой стороне?
Она не видела его лица - глаза её были закрыты. Дыхание со свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы, тело словно окаменело. Казалось, в следующую секунду она повалится наземь в кликушеском припадке, сдирая с себя одежду, рыча, воя и корчась.
- Грейнджер! - он встряхнул её, дал пощёчину - безрезультатно. Втянул воздух – так же, как она, со свистом. Прижался ртом к её оскаленному рту. Она застонала - на этот раз от его поцелуя. Зубы её разжались, стукнулись о его зубы, и он запустил в неё жало, как в яблоко, запустил пальцы в её спутанные волосы – обе руки…
И в подбородок ему остро ткнулась палочка.
- Petrificus totalus, - сказала Гермиона.
Выпростала из своих волос его застывшие пальцы, отступила на шаг и полюбовалась на дело рук своих.
- Ты допускаешь слишком много ошибок, враг мой, - осуждающе сказала она. – Во-первых, - она громко постучала по носу Малфоя своей палочкой, - проверяй, дур-рак, сработало ли твоё заклинание. В следующий раз вели жертве Подвластия… ну, хотя бы на руках пройтись, что ли – для контроля. Во-вторых, - она с интересом посмотрела на другую палочку, которая появилась… образовалась… короче, была у неё в левой руке. Тяжёлая и длинная палочка старинной формы. Гермиона вздохнула и перевела взгляд на Малфоя. – Никогда не признавайся Старшей палочке в своей слабости. Ты должен был сказать, что убить меня ты можешь в любой момент, только вот пока я нужна тебе для поисков Снейпа… – Тут её крепко лягнул блудный бес. Пришлось сесть наземь, туго обхватить коленки и уткнуться в них лбом. Немного успокоившись, она подняла взгляд на склонённое, застывшее лицо Малфоя, на невидящие его глаза, и закончила, - вот так надо было сказать. А ты – "не могу, не могу"… Оттого и не получился твой Империус, что палочка бросила тебя, слабака, и ушла ко мне.
Опять дрогнуло, сжалось, пробежало волной внутри, внизу. Раскалилась жемчужина в ладанке. Гермиона спрятала свою палочку в рукав, переложила Старшую палочку из левой руки в правую и провела кончиками пальцев по гладкому дереву. Палочка дрогнула, как бок Живоглота и выбросила облачко алых искр.
- На вашем месте, сэр, - сказала она в пространство, - я вела бы себя очень тихо.
И стало тихо, и снаружи, и, главное, внутри. Гермиона насторожено прислушалась к себе, засмеялась, вольно, с наслаждением потянулась и вскочила на ноги.
- Ах, как хорошо, - сказала она Малфою, - спокойно.
Малфой, натурально, не ответил. Стоял в нелепой позе человека, обнимающего пустоту, смотреть было больно.
- В-третьих. Ты, конечно, прав, предать можно только доверившихся. Но чёрт тебя побери, Драко Малфой – с чего ты взял, что я тебе доверяла?!
Она подошла к нему вплотную, потёрлась головой о его руки, щекой о щеку. От рук ощущение было, как от тёплого полированного мрамора, а от щеки – как от железной щётки, которой она расчёсывала Глота. Надо полагать, из-за щетины. Она коснулась губами его гладких каменных губ и прошептала:
- Я тебе не доверяла. А ты мне доверял. Мне и ей, - она посмотрела на палочку, - и это четвёртая ошибка.
Она отступила от него, развернулась и не смогла удержаться, чтобы не бросить через плечо:
- Я сейчас вернусь, ты только никуда не уходи.
Огляделась. Кругом были тысячи соляных наростов – неправильной формы, но в общем, одинаковой величины. Эта белая равнина с белыми, колючими, бесформенными изваяниями казалась – да, собственно, и была – кладбищем. Ледяным кладбищем Снежной королевы. Или нет, скорее, её погребом. С соленьями. Гермионе представилось, что в каждом наросте законсервировано по Каю. Она устало хихикнула, провела ладонями по лицу и позвала:
- Сэр, где вы? Профессор Снейп! Северус!
Жемчужина легонько и словно неуверенно – уже можно? – дрогнула, и так же легонько Гермиону тронула истома - тёплой и зябкой лапой. Гермиона передёрнула плечами, огляделась и зашагала к соляному бугорку ярдах в двадцати от неё. Бугорок был как бугорок – такой же, как тысячи других. Она опустилась перед ним на колени, присмотрелась, - голова или ноги? Определённо, голова.
- Могло быть хуже, - сказала она, - вы могли бы торчать тут ногами кверху. Или вовсе свешиваться из пасти Люцифера, - она хихикнула, - или же, учитывая вашу манеру дробиться на кусочки, из всех трёх его пастей… Ох… А ещё вы могли бы заполнить своей раздробленной персоною весь Ад… как наистрашнейший грешник в истории человечества…
Она, смеясь и плача, уткнулась лбом в колючую глыбу. Истерика всё-таки накрыла её.
- Вылезайте… сейчас же, и объясните, как вы собираетесь вынимать… душу из Малфоя, то есть, вашу душу? Если для этого вам нужно… ха… его убить, то я целиком за!..
Она не замечала, что её слёзы застывают, даже не коснувшись поверхности озера, не успев соскользнуть с её щёк, век, ресниц, не замечала, как лицо и руки, вся она покрывается всё утолщающейся соляной коркой, сливается с соляной глыбой, заключающей в себе профессора Снейпа. А если и заметила бы, то не стала бы возражать. Пусть так, пусть вечно будет так, пусть вечно текут и застывают её слёзы, пусть греет её жемчужина на груди, пусть отплясывает в ней вечную джигу блудный бес…
Только кто же ей даст? Бац – короткий удар когтистой лапы, и трескается соляная скорлупа. Выясняется, что она приросла к коже, и трескается вместе с ней, и белая соль окрашивается кровью. Бац! Бац! Яростное шипение, боевой вой, лапы и жёсткий шершавый язык проворно очищают лицо Гермионы от соляных наростов. А ей-то всегда было интересно, для чего кошкам тёрка во рту? Оказывается, очень полезная вещь.
Гермиона со стоном глотнула воздуха, заскулила от невыносимой саднящей боли лица и рук, выпрямилась, стряхивая с себя соль, поднялась на ноги, а вошедший в раж Живоглот всё лупил лапами, драл когтями, откалывая куски и крошки, вылущивая, словно скульптор из мраморной глыбы, голову, плечи, торс профессора Снейпа. Гермиона, вскрикивая от боли, залезла ободранными руками в сумочку, достала склянку с бадьяном, щедро плеснула на руки и в лицо. Боль резко усилилась, потом стала ослабевать. Куски соляной корки застряли в волосах, но с этим приходилось обождать. Гермиона, не сводя глаз с постепенно оживающего профессора (хотя зрелище было довольно противное. Точь-в-точь оживающий после зимовки альпийский скорпион: тает лёд под солнцем, и вросший в лёд черный паук начинает непроизвольно дёргать жалом и конечностями, каковые подёргивания ломают истончившийся ледяной панцирь и… на этом месте у Гермионы не выдержали нервы и она переключила телеканал), так вот, тут вам был не телевизор, и брезгливость тут была неуместна. Поэтому, не сводя глаз с оживающего (бр-р-р) профессора, она закупорила склянку, положила наземь и подпинула её носком ботинка по направлению к Снейпу, потом вытащила из ладанки и зажала в кулаке жемчужину. В левом кулаке. В правом кулаке у неё была Старшая палочка.
Живоглот дал Снейпу заключительного тумака, хрипло выкрикнул нечто бранное, брякнулся на задницу и принялся яростно вылизываться. Снейп упёрся окровавленными руками в края своей ямы и с трудом вытянул из неё нижнюю половину тела, пополз к Гермионе (она попятилась), не дополз, лёг лицом в соль, тяжело дыша.
- Пить, - прохрипел он.
Гермиона глянула на демона, и тот пролился на Снейпа водопадом.
Снейп тяжело перевалился на спину, лёг, раскинув руки, под искусственный дождь. У Гермионы создалось впечатление, что он жадно дышит водой. Ещё бы, десять лет по макушку в соли – такой жажды и верблюды не испытывают. Она отступила от расширяющейся, розовой от крови лужи.
Наконец Снейп сел, потом медленно поднялся во весь рост и принялся натуральным образом купаться, брызгаясь и отфыркиваясь. Если раньше смотреть на него было противно, то теперь стало неловко. Но всё равно, она глаз с него не спустит. Отныне она ни с одного слизеринца не спустит глаз. И разговаривать со слизеринцами она будет только с волшебной палочкой наготове.
Снейп вышел из-под демона (тот выключил воду), отжал воду из волос, подобрал склянку и обтёрся бадьяном, сказал Гермионе:
- Благодарю вас, мисс Грейнджер.
И зашлёпал к ней по розовой луже.
Он вдруг показался ей совсем молодым, ведь мёртвые, как известно, не стареют. В отличие от живых. Насколько она моложе его теперь? Лет на десять, не больше… Стоп, речь сейчас не об этом.
Гермиона взяла жемчужину двумя пальцами, подняла её повыше, демонстративно нацелила на неё Старшую палочку и сказала:
“Эмоциональная неуравновешенность сегодня станет вашей сутью. В течение дня взгляды на то или иное могут меняться диаметрально”. Карта Ложный нимб, колода Симболон.
Снейп, словно не слыша её, выбрался на сухое место, и только тогда остановился.
- У вас что, нервный срыв? – хмуро поинтересовался он. - О да, у ж а с н о нервный. Поэтому рассказывайте, что вам надо от Малфоя - да покороче. - Это всё, что вас интересует? – осведомился он. - Для начала.
Снейп молчал. Гермиона нетерпеливо постучала палочкой о жемчужину.
- Что вам рассказал Малфой? – медленно спросил он. - То, что он считал нужным. Теперь ваша очередь. Говорите.
Снейп помолчал ещё.
- Драко Малфой - мой хоркрукс, - сказал он наконец. Он сильнее, чем обычно, запинался на согласных, и Гермиона вдруг подумала, что он, наверное, заикался в детстве. Она тряхнула головой, чтобы избавиться от посторонних мыслей. Снейп, меж тем, продолжал: - это вышло случайно. Я вложил слишком много ненависти в убийство Дамблдора, и это раскололо мою душу. Осколок засел в Малфое… Впрочем, я вижу, вы всё это знаете. - Продолжайте.
Гермиона устала стоять с поднятыми руками и согнула их в локтях, продолжая держать жемчужину на прицеле, хотя Снейп относился к этой угрозе с явным и обидным небреженьем.
- Раскол - довольно неприятное состояние, особенно для того, кто не желает бессмертия. Я, кроме покоя, не хотел ничего. Но для раздробленной души покой невозможен. Для начала нужно было собрать её воедино. Сам я не мог этого сделать, хотя бы потому, что большую часть времени моё сознание не было ясным.
Это, пожалуй, к лучшему.
- Но я смог попросить помощи, хотя до сих пор не пойму, как мне это удалось.
Может быть, из-за Малфоя. Из-за того, что засевший в нём кусок не попал в Ад.
- Не знаю, сколько времени прошло, наверное, годы, и в конце концов меня услышали вы, двое. Малфой - понятно, почему, но вы?..
Он вопросительно-иронически посмотрел на Гермиону. Она почувствовала, что краснеет, но не дала сбить себя с толку.
- По показаниям Драко Люциуса Малфоя, - холодно сказала она, - вы сообщили ему, что он сможет избавиться от вашего "осколка" и спасти своего отца, только предав меня… - Я этого не говорил. Я сказал, что ему понадобится ваша помощь, и… да, я сказал, что смогу сделать так, что вы пойдёте с ним. Но о предательстве я не говорил ничего. Вы уверены, что правильно его поняли? - Пожалуй, от вашего имени он этого не говорил. Достаточно, что он сказал это от себя. А вы, вы!... Заставили меня… - Во-первых, я дал вам свою силу. А во-вторых, я ведь не отправил вас одну. Я дал вам Малфоя в спутники… - Малфоя - мне или меня - Малфою? - Не вижу принципиальной разницы. Вы оба шли со спасательной миссией, действовали, насколько я могу судить, на равных, невзирая на то, что, повторю, вы, мисс, располагали двойным магическим потенциалом. На мой взгляд, Драко Малфой был вам весьма достойным спутником. И Старшая палочка в ваших руках есть лучшее тому доказательство.
Гермиона глубоко перевела дыхание.
- У меня такое интересное чувство, что всё сейчас зависит от меня. Поэтому, сэр, злить меня сейчас очень неразумно. - Вы и так злы до неразумия, - припечатал он, - или, может быть, постарели? С каких пор вам нужно всё разжёвывать? - С сегодняшних! – рявкнула она.
Он прищурился и привычно скрестил руки на груди – голые руки на голой груди.
- Думайте, - велел он, - заодно и успокоитесь.
Гермиона занесла палочку над жемчужиной. Снейп скептически поджал губы, а Глот, про которого она забыла и который, вылизываясь, забыл обо всём, глянул на неё между вытянутых задних лап, презрительно фыркнул и снова истово взялся за гигиену. И только у демона хватило порядочности на подсказку.
- It is a gift, - сообщил он полным энтузиазма голосом Шона Бина. - Какой, на фиг, дар?! – взъярилась на него Гермиона, и демон замолчал с видом: "ну нет - так нет".
Значит, Старшая палочка - дар? Какой же она, на фиг, дар? Гермиона отвоевала её, да не как-нибудь, а хитростью.
Тут весь вопрос в том, чьей хитростью.
Общеизвестно, что палочку, имеющую хозяина, нельзя подарить или передать. Палочка не признАет нового владельца. Но напасть, продемонстрировать слабость, спровоцировать контратаку и заставить противника взять палочку, как трофей - очень даже можно.
А она, дура, радовалась, что сумела обставить Малфоя. Где уж ей, хорошей, доброй, прямодушной девочке тягаться с этим гадом...
- Гад.
…с этими гадами, считая Малфоя-старшего, зельевара, да к ним ещё Глота и демона, которые явно соображают быстрей, чем она.
- Гады!
Снейп смотрел на неё внимательно и непроницаемо.
- Судя по накалу ваших эмоций, всё встало на свои места, - заметил он.
Гермиона молчала. Не могла она с ним разговаривать, даже смотреть на него не могла. Зажмурилась, сжала зубы и кулаки, трясясь от ярости. Главное - подавить магический выброс, потому что после него она будет ни на что не способна.
- Here and now, boys, - хрустально и тревожно пропел демон, - here and now.
И он был прав. Здесь и теперь - не время для истерик. Надо было выбираться отсюда и выводить отсюда гадов, потому что здесь, в Аду, ни единого гада она не бросит. А там, в подлунном мире, она сможет сделать так, чтобы никого из них никогда больше не видеть.
Она процедила, не глядя на Снейпа:
- Стойте здесь. Я приведу Малфоя. - Я здесь, - сказал Малфой, появившись откуда-то сбоку.
Конечно. Может быть, волшебство Старшей палочки и не ослабевает в Аду, но Малфоя-то она окаменила своей палочкой, наверное, подсознательно боясь причинить белобрысой гниде серьёзный вред. А надо было проклясть его Старшей палочкой, вогнать его в соль – вниз головой, да по самые по пятки, до скончания времён. Гермиона застонала от злобы. И ведь ни демон, ни Глот ни намёком не дали понять, что он прячется тут, рядом!
- Here and now, boys, - настойчиво и даже властно повторил демон, - here and now.
Глот бесстрашно подошёл к Гермионе и потёрся головой о её колено. Она оттолкнула его и повернулась к Снейпу и Малфою, устремив взгляд между ними.
- Что нужно делать? – спросила она с усталым отвращением. - Для начала восстанови мою палочку, пожалуйста, - с точно таким же отвращением отозвался Малфой.
Вражий подпевала демон немедленно поднёс Гермионе обломки малфоевской палочки. Гермиона равнодушно восстановила её и снова уставилась в пространство.
- А теперь, - сказал Малфой высоким наглым голосом, - я должен сказать, что кое-какие намёки, проскользнувшие в речи уважаемого профессора, мне не нравятся. Поэтому мне хотелось бы выяснить у профессора, что он собирается делать со своей душой после того, как мы её восстановим.
А не всё ли равно? Душа принадлежит ему, вот пусть он и делает с нею, что хочет. Пусть хоть в унитаз спустит.
- Нет, не всё равно, - сказал Малфой бешено. Гермиона невольно глянула на него, но он смотрел только на Снейпа и весь шёл красными пятнами от ярости. Снейп буравил его ответным тяжёлым взглядом исподлобья, и были они похожи на котов, готовых к драке.
- Ты! – не отводя глаз от своего декана, Малфой ткнул палочкой в направлении Гермионы, - горела, падала в пропасти, тонула в дерьме, ломала рога блудному бесу, ты привела нас всех сюда и притащила его, - он невежливо ткнул палочкой в Снейпа, – на своей груди, через весь Ад! Тебе не может быть всё равно! Спроси его, что он собирается делать! Скажите ей, профессор Снейп! Скажите, что всё напрасно!
Напрасно?
- Не напрасно, - тихо и убеждённо возразил Снейп. – Вы выручили вашего отца, Драко. Вы спасли мою душу от адских мук. Что может быть дороже этого? - Жизнь! – выкрикнул Малфой.
Пока это слово ходило по дну Преисподней, отдаваясь от далёких невидимых стен и свода, Гермиона осознавала его значение. И, осознав, сломалась.
- К чёрту, - прошептала она, - всё к чёрту. Не хотите жить – не надо. Хотите исчезнуть – ваше право. Я в этом не участвую. Всё.
Она швырнула жемчужину Снейпу под ноги. Снейп поднял жемчужину и сжал её в кулаке.
- Правильно, - сказал он, - всё правильно.
Демон взвыл сиреной. Гермиона подпрыгнула от неожиданности и вдруг поняла, что падает, что в сердце боль, как игла, что оно не может биться… Что побелевший Малфой схватился за голову и тоже упал на колени, а Снейп, только что живой, тощий, чёрный, сутулый, совсем настоящий, тает, как привидение на солнце.
- Нет, - прорычал Малфой.
Хватая ртом воздух, Гермиона смотрела, как он корчась, пытается обернуться, и не может – не хватало сил, жизнь уходила... Видела, как Глот, выгнув спину дугой, трётся о ноги Малфоя, высекает золотые искры из шерсти, но их было мало, и гасли они быстро. Скоро конец. Не было ни страха, ни жалости, было всё равно, потому что очень больно, и она только хотела, чтобы боль кончилась.
Сирена смолкла. И вспыхнул свет.
Демон сиял, как Утренняя звезда, как синяя Вега, как алый Антарес, как вся - невиданная здесь - звёздная слава.
- Himmelsreich! 1 – сипло каркнул Малфой.
И ударился оземь из последних сил, и встал белым единорогом. Блеснул в звёздном свете серебряный загнутый клык и вонзился в жилу над серебряным копытом, и заструился по копыту серебряный сияющий ручеёк. Прихрамывая, держа истекающую ногу на весу, приблизился к тающему Снейпу и взмахом окропил его светоносной кровью. Одна из капель свернулась, отвердела и потемнела, стукнула Снейпа в грудь, и Снейп, глухо охнув, мгновенно обрёл плоть и боль, и со стоном упал ничком.
- М-м-х! – сказал единорог презрительно и, прихрамывая, спотыкаясь от слабости, направился к Гермионе.
У неё не было времени удивляться тому, что её боль не исчезла и продолжает убивать. Она попыталась отползти прочь от единорога. Не потому, что испугалась проклятья, просто табу на кровь единорога сидело даже не в памяти – в подсознании.
- It is a gift! – прикрикнул на неё демон и страшно сверкнул.
То есть, проклята она не будет, даже если высосет из Малфоя всю его чистую, сияющую кровушку? Ну и что? Ничего, ничего ей не надо от Малфоя.
Словно подкошенный этой мыслью, единорог упал, но упрямо продолжал ползти к ней, протягивая окровавленное копыто, хрипя и задирая голову, чтобы вздохнуть. Кровь продолжала струиться, потому что все единороги – гемофилики, и малейшая рана обрекает их на смерть. Чтобы остановить кровотечение, Малфою нужно принять человеческий облик, но сам он не сможет, ослабел, а помочь ему некому, ибо Снейп лежит трупом, а она, Гермиона, решительно и непреклонно умирает - в шаге от всеизлечивающего бальзама, со Старшей палочкой в руке.
Только кто же ей даст? Откуда ни возьмись, появился Глот, грозный, как зверь гишу, ужас ночей. Он хрипло взвыл и вгрызся Гермионе в руку, и эта боль на мгновение заглушила боль в сердце.
- Ёб твою мать, - прошипела Гермиона, выдернула руку из Глотовой пасти, перевернулась на живот и поползла к единорогу. Он слабо фыркнул и уронил голову в натёкшую лужу. Рука Гермионы коснулась сияющей крови, и её пронизал холод – свежий, яркий, живительный, как горное солнце. Она поднесла руку ко рту и слизнула несколько капель. Холод стал невыносим, и на миг Гермионе показалось, что смерть всё-таки взяла своё. Но в следующий миг она вскочила, оторвала подол от рубашки, наложила жгут на белую жилистую ногу, выхватила палочку и произнесла Разанимирующее заклятие. Оно получилось непривычно слабым. Единорог вздрогнул, как от боли, но и только.
Тогда Гермиона схватила Старшую палочку.
Ей показалось, что через неё прошла молния и с грохотом вонзилась в единорога. Демона отнесло в сторону, Глот ускакал за ближайший соляной бугор, единорога вздёрнуло в воздух, закрутило, заволокло облаком и швырнуло обратно - человеком. Палочка в руке Гермионы треснула вдоль, и тестралов волос унесло рукотворным ураганом куда-то в бескрайний сумрак, и стало тихо. Гермиона отбросила бесполезные обломки и кинулась к Малфою.
Он был белый, как бумага, холодный… пустой. Гермиона била его по щекам, пробовала делать массаж сердца…
- Get out! Get out! - провизжал фальцетом демон.
Куда?! Пустыня, соляная пустыня, адское дно, и два умирающих человека.
Глот раздражённо мяукнул. Гермиона, не выпуская руки Малфоя, посмотрела на него - он округлыми движениями передних лап сгребал серебряную кровь в круглую лужу, и рыжая его морда, и блистающий демон отражались в луже, как в зеркале.
Зеркало. Зеркало.
В зеркале - пыльный круглый подземный зал, на полу куча пепла, мусор и - совсем рядом, руку протянуть - чашка, та самая, из которой она пила, прежде чем сделать первый шаг на пути в Ад.
Не откликнулись - ни тот, ни другой. Гермиона своей палочкой подтащила к себе Снейпа - получилось, хоть и с трудом, столкнула его в лужу - и вот уже он валяется на грязном полу. Так, теперь Малфоя туда же.
Она отряхнула руки и обернулась к демону. Он подлетел, быстро стукнулся ей в лоб, нос, щёки и отлетел в сторону.
- Пойдём! - крикнула Гермиона, - скорее!
На воздухе кровь высыхала, отражающая поверхность покрывалась матовой плёнкой.
- It's my life and I'll do what I want, - возразил демон агрессивным баритоном. - Что? - прошептала она. Глот потрясённо мяукнул. - Ты хочешь остаться? Не может быть! - It's my house and I live here, - объяснил он попсово-жизнерадостным голоском. - Но это же… здесь…
Гермиона решила не тратить больше слов и попробовала поймать демона в кулак, но промахнулась. Он отлетел в сторону и задушевно сказал:
- Fly, you fools.
И с разлёту дал Гермионе подсечку. От неожиданности она не удержала равновесия и упала в лужу, и на живот ей свалился тяжеленный Живоглот. А потом она больно села на грязный каменный пол. Вскочила и бросилась к зеркалу.
Там, в мрачной глубине, подмигнула, метнулась в сторону и пропала крошечная яркая искра. И зеркало стало обычным зеркалом.
Гермиона отвернулась от своего жуткого отражения и вдруг почувствовала слабость и дурноту, да такую, что легла на пол между неподвижными Снейпом и Малфоем. И прошептала немеющими губами, не надеясь перекрыть требовательный вой Живоглота:
- Ник… Барон… Пивз… кто-нибудь… на помощь…
Кажется, прошло всего несколько секунд, и над головой у неё взорвалась знакомая визгливая скороговорка:
- Хей, учитесь, соплячки, у нашей заучки, как хватать мужиков за причинное место! Сразу двое, да голых - ах, рукастая, сучка! Наша Грейнджер - Малфоя и Снейпа невеста!
Всё-таки демон воспитан намного лучше, подумала Гермиона и облегчённо лишилась чувств.
"Мотив: Раскрытие через партнёрство. Один не потянет, нужен помощник." Предостережение: Есть вещи, которые нужно делать самому." . Карта Влюблённые, колода Симболон
- Спасибо тебе большое, Гермиона, - торжественно произнёс Гарри, - огромное спасибо. Если ты хотела меня порадовать, то тебе это удалось. Профессор Снейп жив! Я вне себя от счастья.
Гермиона хихикнула и съела дольку апельсина.
- Не вижу ничего смешного, - мрачно сказал Гарри, - он меня вывел из себя через пять минут после того, как очнулся. - Профессионал, - уважительно сказала Гермиона, - всегда в форме. - И зачем он тебе понадобился? - тоскливо спросил Гарри. - За этим, - плотоядно ухмыльнулась Гермиона, - за самым.
Скабрёзная речёвка Пивза ушла в народ со скоростью и неотвратимостью Запретного Проклятья. Вся, блин, магическая Британия знала, что после долгого отсутствия экс-миссис Рон Уизли объявилась в подвалах Хогвартса в компании мистера Драко Малфоя и мистера Снейпа, десять лет считавшегося геройски павшим, причём - вообразите, милочка! - оба мистера были абсолютно, так сказать, обнажены. Гермиона примерно представляла себе, как по этому поводу ведут себя упомянутые мистеры, и сама пыталась вести себя так же, а именно - нагло и высокомерно, но получалось у неё плохо, потому что ей было смешно.
- Вам что – трахаться не с кем? - хмуро спросил Гарри. - Кому это – нам? – ощетинилась Гермиона. - Вам. Вам… женщинам.
Гермиона подумала и серьёзно ответила:
- Я бы не стала обобщать. Лично мне – да, не с кем. То есть, было не с кем, зато сейчас у меня богатый выбор. Я даже думаю, а зачем мне выбирать? Всех захапаю!
Гарри угрюмо смотрел в сторону. Гермиона съела дольку апельсина, подумала ещё и продолжила:
- И ты бы меня лучше не задевал. Потому что я сейчас знаешь, какая? Я сейчас – у-у-у, какая. - Она сделала ему страшные глаза. - Я и тебя… захапаю.
Гарри сжал кулаки, сунул их в карманы, вскочил, пробежался по палате и остановился у окна.
- Малфой уже встаёт с постели, – сообщил он, - надеюсь, через несколько дней я смогу набить ему морду… - Ему-то за что? За то, что он нас всех вытащил? - Он мне сказал, что всех вытащила ты. А Снейп мне сказал, что его вытащили вы с Малфоем. Кому верить? - Ты у кого спрашиваешь? У окна? - У тебя. - Тогда обращайся ко мне, а не к окну. Эй! Я у тебя за спиной!
Гарри вытащил из кармана правый кулак и потёр им лоб.
- Да, - сказал он, повернувшись к ней, - прости, что я на тебя набросился. Не хотел портить тебе праздник… - Какой ещё "праздник"? - Как – какой? Первый день в сознании! - А, - мрачно сказала Гермиона, - ну да... – и съела дольку.
Вообще-то, третий. Но первые двое суток она чувствовала себя такой усталой, что почти непрерывно спала.
- …но, знаешь, я тут чуть с ума не сошёл, когда ты пропала. Исчезновение Малфоя я с тобой как-то не связывал. А когда вы вернулись вместе, да ещё и Снейпа с собой притащили…
Гермиона со вкусом облизала пальцы и мечтательно сказала:
- Ах, какой повод для сплетен! Какая веская причина порассуждать о "женщинах, которым не с кем трахаться"! Знаешь, что? Набей-ка ты лучше морду не Малфою, а Джинни... - Что-о-о?! - Не хочешь? Тогда разводись. - Гермиона, с тобой всё нормально? - Со мной всё нормально - нос сухой, лоб холодный, вон, даже пятки розовые, спасибо домовикам, - она выставила ступню из-под одеяла и спрятала её обратно. - А вот что сделалось с тобой, победитель, блин, Волдеморта, зам. главы аврората? Почему ты сходил с ума, когда исчезла я? Почему ты не сходишь с ума, когда каждый вечер исчезает твоя собственная жена?! - Надо же. Вчера только на ладан дышала, а сегодня уже такая агрессивная… - Надоело на тебя, на такого, смотреть. Ходишь, как побитая собака. Кончай себя жалеть и сделай хоть что-нибудь!
Гарри молчал. Гермиона принялась очищать следующий апельсин, третий по счёту. Или четвёртый.
- Ты не понимаешь, - сказал Гарри, - ты сама никогда не хотела детей, ты не в состоянии понять, что для Джинни значит бесплодие. Это ведь практически смертный приговор!
Гермиона сбросила апельсиновую корку в урну и со злостью постучала кулаком о ладонь.
- Гарри Джеймс Поттер, - раздельно сказала она, - в последний раз повторяю: не трать времени на жалость. Это контрпродуктивно. Это унизительно, в конце концов! Джинни выходила замуж за героя, а не за тряпку.
Гарри смотрел на неё не столько обиженно, сколько озадаченно.
- Ага, - сказала Гермиона, - а ведь Малфой тебе то же самое сказал. И за это ты хочешь набить ему морду. Правильно, а то он совсем оборзел - лезет не в своё дело. - Не так, как ты. По крайней мере, слова “тряпка” он не произносил. Но лезет, действительно, абсолютно не в своё дело! - Потому что жизнь, - Гермиона с подчёркнутой назидательностью подняла палец, - во-первых, одна, а во-вторых, она коротка. Я понимаю, ты ждёшь, что Джинни одумается, обретёт душевное равновесие, новый смысл жизни и так далее. Но, пока ты ждёшь, эта самая жизнь проходит, понимаешь? Другой жизни не будет! - она вновь стукнула кулаком в ладонь. - А Джинни тонет в своём отчаянии, и жалость твоя её только топит… Что, и это Малфой тебе сказал?
Гарри криво усмехнулся:
- В общем, не напрямую мне. Миссис Малфой сидела у него, когда я зашёл, но сразу собралась уходить. А он ей сказал, что они дома поговорят, а пока чтобы она поменьше жалела Люциуса. Сказал, что жалость его погубит, и при этом смотрел на меня. Тут-то я и решил набить ему морду… когда он немного окрепнет. - Что же там такое со старшим Малфоем? – спросила Гермиона риторически, но Гарри, к её удивлению, ответил: - Насколько я знаю, он за последние два года раза четыре оказывался в Мунго. В отделении для душевнобольных. - Душевная болезнь, душа в Аду… - пробормотала Гермиона, - понятно. Но почему Драко мне так ничего и не рассказал? Стыдится спятившего отца? Это на него непохоже.
Гарри покачал головой, присел на край койки, с боем отколупнул от апельсина две дольки и сказал:
- Мутная там какая-то история. Похоже, наркотики.
Какое-то время спустя он отколупнул ещё дольку, но на этот раз Гермиона этого даже не заметила. Она смотрела в пространство. Тогда он сказал:
- Жалость контрпродуктивна. - Да, - согласилась Гермиона, - спасибо, что напомнил, - и снова уставилась в пустоту. Гарри подождал немного и поинтересовался: - А почему ты ничего не спрашиваешь о профессоре Снейпе? - Ну, если зельевар варит зелья, стало быть, с ним всё в порядке. - А с тобой и Малфоем всё в порядке, благодаря ему. Вам бы конец пришёл, если бы он не отпоил вас какой-то дрянью. - Спасибо, что напомнил, - мрачно сказала Гермиона, посмотрев на часы. Взяла с тумбочки склянку с делениями, откупорила и отпила до следующего деления. Бр-р-р! Она торопливо закусила апельсином. - Ты даже не представляешь, до какой степени это дрянь. Это он нам отомстил страшной мстёю за то, что мы его вытащили с того света… Что, он тебе то же самое сказал? - Ну, не этими словами, но по смыслу похоже… Слушай, сложная у тебя ситуация! Как ты будешь из неё выкручиваться?
Гермиона с чмоканьем облизнула от апельсина средний палец и выставила его перед собой.
- Вот им - выкручиваться, - сказала она, любуясь пальцем, - оба пусть идут на!.. Хватит с меня фронтового братства. В мирной жизни от него ни пользы, ни удовольствия, сплошные фантомные боли… Извини, я говорю только о себе. - А Рон? - С ним-то что? - Он хочет к тебе вернуться. - Во-первых, это до первой толстомясой блондинки. А во-вторых, он ведь тоже... фронтовой братец.
Она доела апельсин, тщательно вытерла руки, скомкала салфетку и зафигачила её в камин. После чего легла и натянула одеяло до подбородка.
- Хватит с меня, - заявила она, - я больше никого не лечу, я больше никого не спасаю. Я больше не боец. Я слабая, хрупкая женщина. Я только что вернулась с того света… во всех смыслах. У меня нервное истощение и эмоциональное выгорание. Это меня надо лечить и спасать. Всё. – И она закрыла глаза.
Гарри громко сказал:
- У тебя кот пропал. - Вот и возьми с него пример, фронтовой братец, - не открывая глаз, посоветовала Гермиона. - Ладно, - вздохнул он, - поправляйся, - и вышел.
Гермиона полежала ещё несколько минут, прислушиваясь, потом взяла палочку с тумбочки и помахала ею над одной из подушек. Подушка стала рыжей, шерстяной, четырёхлапой и очень недовольной.
- Извини, - покаянно произнесла Гермиона, - Гарри долго не уходил.
Глот потянулся, зевнул с мявом и сверкнул глазами.
- Сам виноват, - Гермиона погладила его по могучему лбу, - ты ведь мог и у родителей пожить, и в Норе – Молли тебя уважает…
В св. Мунго, как и в любую другую больницу - не ветеринарную – и котам нельзя, и с котами нельзя. Но в Нору, традиционно полную рыжих младенцев мужского пола, котам нельзя намного больше – того и гляди, останешься без выступающих частей тела, и Молли не спасёт, потому что не успеет. Родители же Гермионы относились к Живоглоту с вежливым равнодушием, оскорбительным для его самолюбия. Поэтому Глот, нагулявшись за ночь по окрестным кошкам, каждое утро возвращался в палату Гермионы. Его могли, больше того, обязаны были выгнать больничные эльфы, но он как-то с ними поладил - может, запугал, может, обаял - и они молчали в тряпочку, и подкармливали его, и даже умудрились расчесать, а ведь это было практически невозможно, ибо за время похода его шерсть сбилась в натуральный войлок. Одним словом, ежеутреннее превращение в подушку не казалось Глоту очень уж большим неудобством, тем более, что в таком виде ему прекрасно спалось. Кроме того, Гермиона всегда ждала пока он заснёт, и только потом превращала, чтобы свести к минимуму неприятные ощущения. Глот был настоящим героем, вернувшимся домой, то есть наслаждался жизнью на полную катушку, без всякого там выгорания и истощения. Мудрейшее существо, недаром у него лобешник, как у Сократа.
У самого пола хлопнуло, появилась миска. Глот встал горбом, спрыгнул с кровати и принялся, жмурясь, штевкать. Гермиона сползла с койки и по стеночке поплелась в душ. Снейп, конечно, выдающийся зельевар, но и у него бывают проколы: аппетит вернулся, а силы – нет. А может, и не в зелье дело, а просто Гарри совсем измотал своей депрессией. Или же утомила её вспышка педагогического рвения. Просто рефлекс какой-то. Надо от него избавляться. Написать на бумажке и вслух читать каждый вечер перед сном: Гарри давно не маленький, сам разберётся, кому морду бить, от кого по морде получать, аминь! Чёрт, голова кружилась, ноги были ватные, а просить помощи не хотелось, потому что больничные эльфы буквально обмирали от ужаса, когда Гермиона обращалась к ним. Наверное, боялись, что она вот-вот примется всучивать им шапочки и носочки. Это злило Гермиону, и она пообещала себе, что, как только выздоровеет, наведёт порядок в этом доме рабства. Десять лет прошло после войны, в Хогвартсе все домовики давным-давно работают по договору, а тут…
В душе она проторчала минут сорок. Третий раз за сегодняшний день она пыталась смыть с себя въевшийся во все поры запах серы, но от горячей воды он только усилился. Ничего, смоется когда-нибудь.
Вернувшись, она обнаружила, что Глот уже урчит в ногах койки, блестя золотыми щелями глазищ. Он тоже всегда ждал, пока Гермиона заснёт, и только потом отправлялся в ночь. Она, трясясь от слабости, забралась под одеяло, свернулась калачиком. Сердце билось устало, тяжело, удары отдавались во всём теле, в голове ещё и с болью. Глот поднялся, протопал, прогибая матрас, к голове Гермионы, улёгся, положив подбородок ей на висок и снова загудел, заглушив и больничные звуки, и бой усталой крови в ушах. Спасибо, Глотик, лохматое золото, усатое солнце, фронтовой братец. Она справится. Вот отдохнёт немного и справится с чем угодно – здесь и теперь, в этой жизни. Другой жизни не будет.
***
Гермиона со злостью отодвинула от себя проплесневевшую инкунабулу в фут толщиной. Она бы и на пол её швырнула, без всякого пиетета, если бы древняя книжища не весила целую тонну.
Объективно говоря, дела обстояли не так уж и плохо. Больше не нужно было сидеть сутками в Запретной секции библиотеки Хогвартса. Рецепт был составлен, запрещённых ингридиентов было в нём всего-навсего пять, и достать их не составляло труда. В любой лавочке Лютного переулка ей выложат требуемое в ноль секунд, и денег не возьмут, да что там, доплатят, чтобы побыстрее выпроводить. Как оказалось, её боялись не только больничные эльфы. Всем, даже собственным родителям, она внушала не то страх, не то отвращение. Считалось, что никто не знает, откуда именно они с Малфоем вызволили профессора Снейпа, но ведь необязательно знать, достаточно чувствовать. Вот окружающие и чувствовали исходящий от неё метафизический серный дух. А уж обитателям Лютного она внушала прямо-таки обморочный ужас. Нужно будет этим воспользоваться…
Словом, рецепт был составлен. Беда была в том, что зелье, приготовленное по этому рецепту, было одним из тех окончательных, необратимых решений, которых, по мнению одних, следует всячески избегать, а по мнению других, просто не существует.
На самом деле, существует всё, что можно придумать, в том числе и окончательные решения. Зелье Далёкой Луны избавит её от пожирающей телесной тоски - навсегда.
Гермиона свернула пергамент с рецептом, сунула его в рукав, при помощи палочки отправила по местам старые страшные книги. Подумала о том, что и её допуск в богатейшую библиотеку магического мира, в святая святых Запретной секции, есть результат внушаемого ею страха. Интересно, у Снейпа и Малфоя такая же история? Очень может быть. Малфой, говорят, от родителей съехал. Гермиона решила, что он, наконец, повзрослел, но, скорее всего, сын, прошедший через Ад ради своего гадского папаши, попросту наводит ужас на этого папашу. А Снейп? Бедные первокурсники. Они и раньше боялись зельевара до психического паралича, а уж теперь… Всё-таки, МакГонагалл – самая настоящая кошка, и чувство юмора у неё кошачье. Взяла на работу выходца с того света, и ухом не повела. И теперь он сидит здесь, в Хогвартсе, в своём подземелье и занимается любимым делом – пугает детей.
Гермиона проверила вредноскоп. Он был настроен на Снейпа, что позволяло ей избегать ненужных встреч с жертвой своего вынужденного милосердия. Вредноскоп успокоительно светил зелёным огоньком. Гермиона вышла из библиотеки, вежливо попрощавшись с мадам Пинс.
Интересно, как она будет себя чувствовать после приёма зелья? Его ещё называют водой Артемиды, утренним напитком Гекаты. Когда-то его давали блудливым домашним кошкам, пока часть компонентов не угодила под запрет. Трезвость и холод, девственная отстранённость на всю жизнь. Фригидность, да. Она, Гермиона Грейнджер, считает контрпродуктивным тратить свои ночи на горячечные сны, а дни – на обессиливающее томление. Она, Гермиона Грейнджер, полезла в Ад за слизеринским деканом вовсе не из человеколюбия. Она надеялась, что, когда задача будет выполнена – в чём бы эта задача ни заключалась – приступы болезненной гиперсексуальности перестанут её мучить! А коль скоро не перестали, коль скоро медицина и колдомедицина здесь бессильны, по крайней мере, в законных своих проявлениях - то придётся ей самой решить эту проблему. Окончательно.
Вредноскоп, безусловно, прибор полезный. Но целиком доверяться приборам не стоит, надо всё-таки поглядывать по сторонам. Особенно, если точно знаешь, что человек, которого ты избегаешь, как чумы, находится где-то поблизости. Ещё особенней, если стоишь одной из хогвартских лестниц, которая должна отвезти тебя вверх, а вместо этого едет вниз. Вниз, ещё ниже, в подземелья!
Но Гермиона так глубоко задумалась над своей горькой долей, что ничего вокруг не замечала. Она даже не сразу почувствовала, что лестница остановилась, и сделала шаг вперёд только тогда, когда ступенька, на которой она стояла, нетерпеливо подпрыгнула.
А сделавши этот шаг, налетела на высокого человека в чёрном.
- Мисс Грейнджер, - неприветливо сказал он. - Простите, сэр, я вас не заметила, - пробормотала Гермиона, оглядываясь назад в поисках предательской лестницы. Но деревянная сволочь уже уехала высоко вверх, к пасмурному свету, падавшему через световой колодец в замковой крыше. А здесь был факельный багровый полумрак, знакомый сводчатый коридор, уходящий направо-вниз, к слизеринской гостиной, слева был знакомый каменный тупик с дверью в кабинет зельеварения - морёного дуба, в два дюйма толщиной. И хозяин кабинета, стоявший со скрещенными на груди руками, несокрушимо, как камень Стоунхенджа.
Что ему нужно?
- Вы были здесь семь раз, мисс Грейнджер. Почему вы ни разу не зашли ко мне? - Зачем? – буркнула Гермиона, не глядя на него, – я приходила не к вам, а в библиотеку. - Тем не менее, вы навестили всех учителей, всех, кроме меня. Могу я узнать, чем я заслужил подобное пренебрежение?
Чего, спрашивается, пристал к девушке?
- Я вас чем-нибудь обидел? - Нет, - злобно ответила она, - вы спасли мне жизнь и здоровье, и я вам очень благодарна. - Предположим. Тогда чем вы так расстроены? Может быть, я могу вам помочь? - Можете. Вызовите лестницу, я хочу уйти отсюда.
Пауза. И вдруг резко:
- Что у вас в рукаве? - Не ваше дело! – сдерживаемое бешенство взмыло в ней, вырвалось криком, и она, забыв об осторожности, уставилась ему прямо в глаза.
В глаза легилимента.
Осознав свою ошибку, она отскочила от него и выхватила палочку. Но он не двинулся с места. На лице его было выражение, которое при желании можно было бы назвать растерянностью.
- Я был уверен, что у вас всё прошло…
Гермиона держала его на прицеле, сопя от ненависти.
- Почему вы сразу не обратились ко мне? - А то вы не понимаете.
Он слегка пожал плечами.
- Нет.
Она зажмурилась, чувствуя, как жаркая кровь заливает щёки и выжимает слёзы из глаз, и прошептала:
- Мне стыдно. Стыдно. - Кого вы стыдитесь, меня? Глупая девчонка.
Она нервно хихикнула, обиделась на себя за это и ещё больше рассердилась на Снейпа. Открыла глаза и заявила:
- Я хочу уйти! - Нет, - ответил он, - никуда вы не пойдёте. Сейчас вы на себе почувствуете, каково это – когда вам не позволяют сделать глупость.
Он оглянулся на дверь в кабинет.
- Пойдёмте лучше в гостиную. Там есть кресла. - Не пойду. - Не валяйте дурака! Не съем же я вас, в конце концов. - А кто вас знает? - Вы. Вы меня знаете, лучше, чем кто-либо. Поэтому вам нечего меня стыдиться и бояться. Подумайте об этом и скажите ещё раз – хотите ли вы уйти? И помните, я знаю, когда мне лгут. - Сэр, я… не хочу вас обижать. - Господи, как будто я хочу вас обидеть! - Тогда постарайтесь понять – это унизительно. Вы мне неприятны, вы совсем чужой мне человек, и всё, что я о вас знаю, мне не нужно, раздражает меня, чуждо мне… противно, в конце концов! И я вам ни за чем не нужна, я знаю. Но вы сидите во мне, как заноза, я смотрю на вас, и… - она прерывисто вздохнула. - Я не хочу так! - А как? – спросил он тихо, едва ли не вкрадчиво. - Никак! – рявкнула она на него. Эхо укатилось в коридор. Он подождал, пока затихнут отзвуки её крика и сказал, всё так же тихо и низко: - Вы не ответили на мой вопрос. - Я хочу уйти. - Что ж, идите.
Она оглянулась. Лестница была у неё за спиной. Гермиона развернулась, от души пнула нижнюю ступеньку и снова повернулась к Снейпу.
- Ладно, я не могу уйти, - призналась она, - хочу, но не могу. Вы это хотели услышать?
Он вздохнул.
- Пойдёмте. Подумаем, что можно сделать. Я ведь всё-таки зельевар.
И она спрятала палочку, и пошла за ним, как гаммельнское дитя-переросток за пришлым дудочником. И ощутила неприличное для переростка облегчение при мысли о том, что существуют на свете не только окончательные решения.
В гостиной было почему-то пусто.
- Каникулы, - напомнил Снейп.
Как же она забыла – ни один слизеринец не остаётся в школе на каникулы. Это считается дурным тоном. Чёртовы снобы.
Было, кроме того, почти темно. Зелёный колышущийся полумрак, от которого кружилась голова. Но вот вспыхнули разом все низко парящие в воздухе свечи и огонь в камине. Кровавый барон коротко поклонился Снейпу, внимательно посмотрел на Гермиону и вдруг поклонился и ей. Тоже, наверное, чует адский дух. Гермиона сделала книксен. Барон чинно удалился в дымоход.
Гермиона огляделась. Блестит каминная решётка и щипцы, блестит большое зеркало у входа, блестят потолочные окна, лоснятся столы и поручни диванов и кресел. Идеальная чистота, для любой гостиной, не только для школьной.
- Присаживайтесь, мисс. - Я не могу сидеть, - ответила она. – Нервы не позволяют.
Он тоже остался стоять.
- Давайте сюда, - брезгливо сказал он.
Гермиона норовисто тряхнула головой, но всё-таки достала из рукава и протянула ему пергамент. Он развернул и начал читать. Гермиона, чувствуя себя, как на экзамене, следила за его лицом. И, как на экзамене, лицо его ничего не выражало, кроме брезгливого неудовольствия.
Он свернул пергамент и сказал:
- Вы правы, мисс. Вам есть, чего стыдиться. Это, - он поднял пергамент, - составлено грубо, по-дилетантски поверхностно. Безобразно, мисс Грейнджер. Не ожидал от вас.
Конечно, хотела сказать Гермиона, это ведь только первое приближение, вы что, не понимаете? Этому рецепту лет семьсот, его нужно перевести в современные аналогичные составляющие, современные меры веса… Тут она сообразила, что собирается оправдываться. У неё даже во рту пересохло от злости.
- Это всё? – спросила она. - Отдавайте обратно.
И сделала попытку выхватить у него пергамент, но он просто поднял руку повыше. Не карабкаться же на него…
- Успокойтесь, - велел он, - хотите воды?
Она вытащила палочку, демонстративно сотворила горсть воды и напилась. Он почти улыбнулся.
- У Драко Малфоя железное терпение, - заметил он, - вы умеете быть невыносимой.
Гермиона и ему сделала книксен. Какой-никакой, а комплимент.
- У вашего любимчика не было выхода, - объяснила она, - он поставил на меня, поэтому вынужден был меня терпеть… - Как это верно, Грейнджер… - свистящий шёпот Малфоя вонзился в спину, как стрела. Он-то здесь откуда? Гермиона мгновенно повернулась к нему, выхватывая палочку, но он, оказывается, был совсем рядом, выдернул палочку из её руки, отшвырнул в сторону, одним движением сорвал с неё мантию, развернул, как куклу, спиной к себе, и толкнул её на Снейпа, так, что она потеряла равновесие. Снейп поймал её, взял за плечи, чего-то ждал, высматривал что-то в её глазах.
Нет. Нет. Разве этого она хотела?
Разве она хотела – не этого?
Он уловил отзвук этой мысли, этого согласия. Сжатые его губы дрогнули, он взял в ладони её лицо, горячими пальцами коснулся мочек ушей, век, губ. Не было нежности в этом прикосновении, не было тепла, только безличная жажда чужого тела, жажда такая, что Гермиону ударила дрожь. Он провёл руками вниз по шее, ниже, под рубашку, и когда Гермиона вся подалась к нему, рванул от ворота в стороны, (разлетелись пуговицы), вниз, до локтей (Гермиона вскрикнула), толкнул Гермиону ладонью в грудь, спиной на Малфоя. Тот поймал её, мгновенно скрутил ей руки за спиной рубашкой, подхватил под груди, медленно, надавливая, повёл ладонями снизу вверх, остановился, не коснувшись сосков, хрипло засмеялся в ответ на её стон, коснулся губами шеи, прошептал:
- Дрожишь… - и Снейпу: - Чего вы ждёте?
Ничего не стоит освободиться. Растоптать Малфою ноги, вонзить ногти в напряжённый срам (тем более, что Малфой сам бесстыдно и бесстрашно прижимается к её связанным рукам), а когда он повалится, корчась, наступить каблуком, а потом…
- Давай, Грейнджер, - змеиный удар зубами в основание шеи, голос, словно яд, проникает в кровь, - давай, раздави меня.
Собственное тело предаёт Гермиону, покоряется власти дикого возбуждения. Она сжимает его в руках, плача от злости, извиваясь от вожделения. Малфой сдавливает её соски между пальцами. Гермиона вскрикивает от желания, от ненависти, вновь сжимает на нём руки - Малфой стонет, вгрызается в её шею, в спину между лопатками, как волк, как гиена…
Сквозь слёзы она увидела надвигающегося Снейпа и попыталась лягнуть его, и скорчилась, почувствовав руку Малфоя между ног. Она зажмурилась, вызвала в памяти образ голой фарфоровой куклы с разбитой головой, открыла глаза и выбросила из себя это воспоминание Снейпу в лицо – как плевок.
Лицо его отяжелело, потемнело на мгновение.
- Хорошая попытка, - цедит он, - вы боец.
И, не отводя глаз, проводит по ней рукой сверху вниз, как по фарфоровой своей кукле. Отвратительно, но вся кровь Гермионы устремляется к его руке, она не выдерживает, стонет почти болезненно, и Малфой, вздрогнув, прижимается к ней крепче, и Снейп наклоняется к ней, приоткрыв губы, вдыхает этот стон. Она зажмуривается, чтобы не видеть своего отражения в его глазах. Закрывает глаза. Сдаётся.
Ладони Малфоя скользят к плечам, освобождая грудь, и к груди приникает черноволосая голова, прижимается холодной колючей щекой, впивается сухими, как шерсть, губами. Гермиона рычит от ярости, пытается свести плечи, спрятать грудь, наклонить голову, чтобы хотя бы дёрнуть Снейпа зубами за волосы, но Малфой, пропустивший ментальную атаку, на этот раз начеку, он захватывает локтём её шею, запрокидывает её голову, демонстративно наклоняется ухом к её стонущему рту:
- Что? – громко спрашивает он, - что ты говоришь? – и сдавливает зубами ухо, больно, больно…
Снейп истязает левую грудь, и Малфой вцепляется в сосок правой - кажется, ногтями.
- Не слышу ответа, – шипение, - чего ты хочешь? Говори!
… где-то она видела такую свечу – женская грудь, и фитили вставлены в соски, и горят, горят... один чёрным огнём, другой белым. Ещё и коптят, наверное. Гермиона слабо, жалко хихикнула. Если бы это был сон, её обычный кошмар, она бы проснулась от смеха. Но нет ей пробуждения, нет спасения из этого Ада танталовых мук, неутолимой жажды, двух безжалостных огней…
Между ног – сквозь джинсы - давящая истомная боль, от которой подгибаются колени. Малфой охватывает талию, не давая упасть, и локтём другой руки всё ещё не позволяет ей наклонить голову, и она не видит, что делает Снейп, только чувствует, а Малфой приблизив рот к её рту, не касаясь, упивается её стонами.
Убить. Вырваться, вывихнув суставы, ободрав кожу, вырваться из этих рук и убить, убить, убить!
- Чего ты хочешь, Грейнджер? Ну? - По…жалуйста… - её собственный невнятный, захлёбывающийся шёпот, - скорей, пожалуйста… - Слышите, сэр, - с коротким, рычащим смехом, - дама просит.
Короткий взвизг – молния на джинсах. Гермиона изо всех сил сжимает колени.
- О, будьте же последовательны, - прикосновение, скользкое движение по ткани трусиков сверху вниз, от которого тает, исчезает самая мысль о сопротивлении. Талия словно бы в железном обруче, но “удушающий захват” снят, освободившаяся рука Малфоя мечется по телу, жадно схватывает губы, горло, острые, растревоженные соски, и Гермиона в ответ на это бессознательно вскрикивает, но по-настоящему она чувствует только руку Снейпа и наклоняется вперёд, прижимается горящими щеками, воспалёнными губами к металлическим пуговицам его сюртука, они холодные, утоляющие, милосердные...
Снейп ладонью отстраняет от себя её лицо, заставляет её выпрямиться, поворачивает её голову, прикладывает её губы к губам Малфоя.
Нет. Нет.
Но от злых пальцев Малфоя, от его горячей тяжести, а главное - от сознания, что это видит Снейп, что он смотрит на это, что он… они! - ласкают, мучают её в одном издевательски неспешном, властном, порабощающем ритме - Гермиона окончательно утрачивает власть над собой. Она вскрикивает, разжимает зубы, впускает, впивает чужой змеиный язык…
…и в тот же момент она ощутила в себе, внутри – чужие пальцы, забилась, как бесноватая, чуть не вырвавшись из их рук, но её удержали, вцепились и стиснули, шарили по ней руками и ртами, не упустили ни единого содрогания, ни единого стона, ни одной слезы.
Гермиона жалобно всхлипнула, обвисла в жестоких объятиях, всё ещё вздрагивая, и пальцы Снейпа всё ещё были в ней, жили в ней, пытали её. Потом было мгновение относительного покоя, пока с неё сдирали одежду, всю, кроме рубашки, а потом руки Снейпа сдавили её талию.
- Тва-арь, - выдыхает ей в ухо Малфой, заводит обе руки ей в промежность, - падаль, сучка, - шипит он, раскрывая, растягивая её, скользкую, а рука Снейпа так и ходит по животу, и Гермиона, не успев остынуть, плавится вновь. Оба мучителя кажутся обезумевшими, только кажутся, потому что оба, истязая её, внимательно следят за тем, чтобы не коснуться центра напряжения. Она, извиваясь, плача от беспомощности, пытается прижаться к их рукам, но ей не позволяют. Она умоляюще смотрит в глаза Снейпа, а тот откровенно наблюдает за нею, и когда ей перестаёт хватать воздуха на стоны, наклоняется и впивается в сосок, и его язык заставляет её кричать – без голоса, без дыхания. Малфой, застонав от ненависти, вцепляется скрюченными пальцами, раздвигает её бёдра, они вдвоём приподнимают её, и в неё, бьющуюся, вонзается Снейп.
Она закидывается, хрипя, и остервеневший Малфой, выплюнув, наконец, заветное, нутряное, ядовитое “грязнокровка”, обеими руками насаживает её на этот живой кол. И всё повторяет и повторяет, исходя ядом, ненавистью, грязью – вот-вот кончит - и толкает её собою, и натягивает её руками на Снейпа, и тот вбивается в неё всё глубже, и она стонет всё громче и чувствует, как, не успев опасть, вновь поднимается в ней, вздымает её жаркая, грязная волна, смывая боль, гнев, протест и ярость. Но она не позволяет волне смыть себя. Она овладевает волной, обвивает ногами Снейпа, поворачивает голову и – заткнись, гадина - кусает скверный рот Малфоя и вталкивает в него язык – заткнись. Заткнись. Заткнись…
Малфой затыкается, затаивает дыхание, весь уходит в этот поцелуй, затягивает с собой Гермиону, но Снейп, почуяв, что она ускользает от него, забился в неё с удвоенной силой. Гермиона глухо крикнула, и Малфой, оторвавшись от её губ, шепнул:
- Давай.
И Гермиону пронзила судорога.
- Послушная моя…
Она всхлипывает от злости - больше ни на что нет сил. Оба мерзавца тихо смеются.
Снейп выскальзывает из неё, её ставят на пол, Малфой развязывает ей руки и куда-то исчезает, по крайней мере, сзади его больше нет - холодно. Она приникает к Снейпу, тяжело дыша, слыша своё невнятное, как в бреду, бормотание:
- Не могу, не могу… не могу больше, не надо…
Он рукою испытывает её лоно, губами - её пересохший рот.
- Жажда, - говорит он, - это всего лишь жажда.
Губ касается гладкое стекло, такое холодное, что можно, кажется, напиться только этим холодом, поэтому какое-то время она просто блаженно водит губами по краю стакана. Холод вызывает вдруг очень здравую мысль – нельзя это пить, ничего нельзя пить из рук Снейпа! Но он наклоняет стакан, влага касается губ, и Гермиона жадно выпивает до дна терпкое холодное вино. В голове словно бы прояснятся, но ноги не держат, и она снова прислоняется к Снейпу, слушает биение его сердца и ждёт, пока восстановится дыхание, пока кровь вернётся в онемевшие руки, вернётся власть над телом, и тогда она всё здесь разнесёт - по-нашему, по-маггловски. Эта секс-вечеринка им дорого станет... Тут он берёт её за плечи, резко встряхивает, она гневно и изумлённо взглядывает на него и вдруг понимает, что в крови бродит вновь, невыносимо жжёт желание.
Нельзя было это пить.
Она выдавила сквозь сжатые зубы:
- Гори в Аду, - и ещё раз в это внимательное, склоненное к ней лицо, - в Аду… - и мучительно выгнулась в его руках. - Ты вытащила меня оттуда, - близко у её оскаленного рта, - так получай свою награду, - это уже поцелуй, и он отдаётся глубоко в её теле, в самой жаркой его темноте.
Она ничего не осознаёт, не чувствует, кроме душного, ослизлого вожделения. Вновь возникает Малфой, её кладут на пол, на мантию, расстеленную поверх ковра, распинают, раздвигают ноги, и каждое прикосновение к голой коже вырывает у неё стон. Слышно, как Малфой усмехается перехваченным горлом:
- Что вы ей дали? - Вам не нужно знать. И тем более, не нужно знать об этом мисс Грейнджер. Достаточно и того, что до утра с ней можно делать всё, что угодно, - Снейп проводит пальцами по её губам, и у неё сводит скулы от сладости, и она целует его пальцы. - Я знаю, что это, - прерывисто шепчет она, - это Венерино Солнце. Противоположность Далёкой Луне.
Повисает потрясённая тишина.
- Ну, Грейнджер, - с восхищением говорит Малфой, - так ты всё желание отобьёшь, останется одно уважение. - Сейчас я вам такое расскажу, что отобьёт вам и уважение тоже, - обещает Снейп. Он лежит на боку, она затылком чувствует его напряжение, и гладит её ладонью, горячей и тяжёлой, как утюг, и она тихонько рычит сквозь зубы. - Наша умница вознамерилась напиться Фригидного зелья. - Свежее решение! - Вполне оправданное в её ситуации. Но, как все дилетанты, она составила рецепт по первому попавшемуся описанию… - И? - Постоянного действия.
Малфой присвистнул:
- Бяша, ты совсем рехнулась? А посоветоваться? Не с профессором, так со мной. Ты что, и меня стесняешься? Отвечай, когда тебя спрашивают! – он снова сухо усмехается и касается кончиками пальцев тонкой кожи над лобком. Гермиона вскрикивает, выгибается и снова падает навзничь, не открывая глаз. - Не смотрит, - говорит Малфой. - Стыдится, - поясняет Снейп. Он покачивается, прижимается к её волосам и рукою ласкает её пылающее лицо. Наверное, сейчас он похож на сатира. - Но стыдиться тебе нечего, разве что собственной… опрометчивости. Что до зелья, то я готовил его специально для тебя. Даю слово, ты не сможешь с собою справиться, не стоит и пытаться. Просто наслаждайся. - Плохо вы её знаете, - возражает Малфой, - она не стыдится, она презирает.
Он всовывает в неё пальцы, она со всхлипом втягивает воздух.
- …презирает себя, меня, вас…
Двигает пальцами в такт словам.
- Мы можем выжать её досуха…
Пальцы сгибаются, Гермиона хрипит, комкает и рвёт мантию под собой.
- …высосать из неё все соки…
Рука Малфоя движется всё быстрее.
-…она сдохнет здесь, кончая, но взглядом она нас не удостоит, - сорвавшимся от злобы голосом, - и как я это переживу?!
Он выдёргивает из неё пальцы, хватает её за бёдра, рывком придвигает к себе её содрогающееся тело, всаживается в неё - сразу весь. Гермиона, ахнув, обеими руками хватается за руку Снейпа. И Снейп склоняется над ней - она чувствует, как тяжело и горячо он надавливает и раскрывает её дрожащие губы - и в этом поцелуе она забывает о Малфое. И взрывается от этого поцелуя, и Малфой выскальзывает из неё… кажется, недостаточно быстро.
- Чёрт, - выдыхает он, - вот чёрт…
Гермиона слабо хихикает. Малфой шлёпает её по животу, от чего она хихикает громче.
- Я тебе посмеюсь.
Она, опираясь на локти, отползает назад, кладёт голову Снейпу на бедро, открывает глаза и показывает Малфою язык.
- Ах ты!.. - кажется, впервые в жизни у него нет слов, поэтому он шлёпает её ещё раз, звонко и больно. - Давай… скажи… кто я? - последнее слово вырывается со стоном. Минутное облегчение проходит, невидимый ворот внутри поворачивается, натягивая все жилы, она тоже поминает чёрта и изо всех сил обхватывает себя руками.
- Просто вы ещё очень молоды, - снисходительно говорит Снейп Малфою, - возьмите, там на столе, с краю - склянка. - Сам справлюсь! - Справляйтесь, - разрешает он, обнимая и поглаживая сжавшуюся Гермиону, как кошку, - но помните, дама не может ждать. - М-м-м? - уточняет Малфой, глядя на неё.
Он что, издевается?
- Сами справимся! - вспылила она, потому что нет, действительно, никакой возможности терпеть. Пытается лягнуть его, но он ловит её за ногу, придвигается ближе. - Психованная, - полушёпотом тянет он, невесомо лаская её, - вредная, жадная, упрямая… Эгоистичная! - Ой! - Вот! Правда - страшная сила! - Тогда скажи... всю правду... - Какую тебе ещё? - Скажи, кем ты меня считаешь? Скажи ещё раз. Не в спину, а в лицо. В глаза. Ну? - Гермиона… - встревожено произносит Снейп. - Молчите. Говори, Малфой.
На мгновение у него каменеет лицо, потом он жалобно поднимает брови и жалобно говорит:
- Я лучше пойду, - он встаёт. - Я её боюсь, такую. Вы с нею справитесь?
Она вырвалась из рук Снейпа, метнулась к ногам Малфоя, обняла их.
- Скажи же, - молит она, - пожалуйста, скажи! - Господи, Бяша, не сходи с ума! - он опускается на колени и принимается обнимать Гермиону. - Чёрт бы вас подрал с вашими зельями, она совсем не в себе!.. Ну сболтнул я, ляпнул! Ну прости, прости мой грязный язык! - Скажи, - шепчет она, целуя и гладя его лицо, - скажи… - Маленькая, не надо. Прости. - Скажи, - она целует его шею, плечи, выступающие жёсткие кости ключиц, грудь – здесь в неё так страшно ударяет его сердце, что она замирает, прижимается лицом, зубами, стонет, пугаясь себя, своего жуткого, противоестественного желания выгрызть, вырвать из него это сердце, почувствовать его в руках, как когда-то сердце Снейпа.
Он обнимает её – прости-прости – потом отстраняет её от себя, целует в веки, в губы – успокойся…
Он беспомощно опускает руки. Она снова кидается целовать его – грудь, живот…
- Проклятая маггла, - обречённо говорит он. - Не то, - горячо выдыхает она. - Стерва, - цедит Малфой сквозь зубы. - Не то! - Уйди! - вскрикивает он, когда она берёт его в рот. Гермиона выпускает его изо рта - чмок! - и говорит: - Уйди - кто? Скажешь, тогда уйду, - и снова хватает его губами и щекочет языком, и неторопливо всасывает. Малфой со стоном вытягивается на полу. У Гермионы всё сжимается внутри, она тоже стонет, но чёртова солёного корня не выпускает.
Подозёрный зал заполняется табачным дымом: надо полагать, у слизеринского декана, бойца невидимого фронта, героя двух Магических, не выдерживают нервы.
Вверх-вниз. Она взяла руку Малфоя, приложила к лицу, к горлу - чувствуешь, вот здесь? - вверх-вниз…
Он сел, аккуратно, но крепко взял её за горло, оторвал от себя - чмок! - несколько мучительных секунд смотрел на неё, потом всё так же, за горло, потянул к себе, подхватил под колено, усадил на себя. Откинулся назад, опираясь на кулаки. Вверх… ох… вниз. Медленно и страшно, как на мёртвой зыби.
- Никогда меня не провоцируй, слышишь? - А то - что? - Ты чёртова маггла, стерва, шлюха, слышишь? - Тц-тц-тц, - с оттяжкой, раскачиваясь на мёртвой зыби, издаёт Гермиона, - нельзя так ругаться, да ещё в присутствии учителя… - Я убью каждого, кто назовёт тебя как-нибудь ещё. - Так убей себя! - Весёлая злость вспыхивает в ней, помогая перебарывать тягучий яд в крови. Она сжимает Малфоя коленями и задаёт свой ритм - злой и весёлый, скачущий, нетерпеливый, чтобы не выдержал, чтобы опять облажался! Но и он уже в азарте, запускает обе руки ей в волосы, отстраняет от себя, чтобы видеть её глаза, её лицо… нет, чтобы показать ей язык! Резко выставить между острых зубов острый змеиный кончик. Этого оказывается достаточно.
- Гад! - визжит она охрипшим голосом, корчится на нём, колотит по плечам, по груди, по чему попало, - гад, гад-гад-гад! А-а-ах! - Х-ха! – отзывается он, перехватывая и сжимая её запястья, разводит её руки в стороны, так, что она вынужденно прижимается к нему грудью, и качает её, качает на мёртвой зыби. И Снейп оказывается сзади, принимает её в объятия, ребром ладони раздвигает её сжатые зубы, и резко, со свистом втягивает воздух, когда она в конвульсиях прикусывает кожу. Потом укладывает головой себе на колени, она поворачивает голову, не открывая глаз, нашаривает ртом его чёртов корень…
Малфой щипает её за внутреннюю сторону бедра и вопрошает неизвестно кого:
- Ну, не шлюха ли?
Гермиона – чмок! – поворачивает голову на голос и говорит:
- Не нравится – проваливай. Сами справимся. - В прямолинейности есть своя прелесть, - замечает он, но она уже не обращает на него внимания. Вверх-вниз. Качает. Качает.
Качалась ночь от бреда к ясности, от страсти к ненависти, от крика к шёпоту, от смеха к слезам, качалась, несла, нежила, терзала, захлёстывала, топила и выбрасывала на берег, и, не давая отдышаться, вновь смывала в себя. Йо-хо-хо, всё равно за борт!
- Вы хоть понимаете... что я с вами сделаю… когда из меня выйдет ваша отрава? - Знали бы вы, мисс, что вы со мной делаете сейчас...
- Вы даже не побрились. - Это тебе для контраста. Он колючий, я гладкий.
- Грейнджер, кончай… я хотел сказать, кончай кусаться. Ты бы хоть дослушала! - Зат…кнись...
- Хотите… прижечь меня сигаретой? - Из ваших слов я понял, что мне терять нечего, поэтому могу делать, что хочу. Но прижигать я вас не хочу, а хочу я затянуться и … - Сейчас он как дунет дымом тебе прямо в... Ух ты, сработало! - Сволочи...
- Я даже дотронуться не успел! Ну, так не интересно. - Тогда посторонитесь. Дайте дорогу тому, кому интересно.
- Черви… мерзкие… вы… - Ваше тело с вами не согласно. Держите её, Драко! - Пусти! А-ах!
- Если кто-нибудь из вас ещё хоть раз капнет на меня воском… - Ты сама ногами размахиваешь во все стороны, вот и сбила свечу! Все тебе виноваты, кроме тебя самой.
- Сэр, а для чего вы на неё переводили ваше зелье? Она и без того бешеная. - Она ведь ещё и упрямая. А сейчас ей, как видите, не до упрямства. - Вижу. И чувствую.
- Ну, чего ты ревёшь, что тебе опять не так? Сегодня ты нас насмерть затрахала, а завтра ты нас посадишь на… какой нынче у магглов срок за изнасилование? - Завтра узнаешь! - Должен вам сказать, Драко, что чем дольше мы с вами продержимся, тем позже узнаем, какой у магглов срок за изнасилование. - Отстаньте, не могу больше. - Это я сегодня от вас уже слышал. Ещё бокал вина? - Надо будет ещё выяснить, какой там срок за попытку отравления... - Раз ты больше не плачешь, иди-ка сюда. - Я очень занята. У меня тут... отработка. Иди лучше ты сюда. - Сногсшибательное зрелище. Жаль, никто не видит. - Если только здесь нет Скитер. - Я же вам сказал, сэр, её здесь нет! Я всё проверил и залил инсектицидом все щели... кроме твоей, Грейнджер… ай, больно же! - Цыц ты. Скитер у меня дома. В спичечном коробке. - Как, опять? - Я её за сегодняшнее утро три раза ловила и выбрасывала в окно. Она не унималась, вот и пришлось мне её изолировать. - А лапки она там не протянет? - Не должна. Я ведь её не поливала ин-сек-ти-цидом. Наоборот, я ей хлебных крошек насыпала. - У тебя золотое сердце, любимая. По отношению ко всем, кроме меня. - И меня. - Хотите поговорить об этом? - После...
- Идите сюда. - Не пойду. Во-первых, вы меня плохому научите… - Когда это я учил вас плохому? - Недавно. Три позы тому назад. - Это ещё большой вопрос, кто кого учил… - А во-вторых, тут один единорог меня за ногу держит. И ведь спит, но держит! - Во-первых, я всё слышу. Во-вторых, всему завидую. - Тогда просыпайся! - Устал. - Там, на столе, с краю. - Грейнджер, а ведь он нас когда-нибудь обязательно отравит. У него… как это называется?.. Рефлекс! - Меня он уже отравил. Чёрт, или пусти меня, или делай со мной что-нибудь! Я сейчас с ума сойду! - С ума? - Ой, да иди ты!
- Спит, единорог. - Он ещё слаб после кровопотери. - Ни-че-го себе - слаб! Что же будет, когда он восстановится?
- Никогда не надо суетиться. Никогда не надо волноваться… - Это всё вы и ваша отрава! - Всё ещё злитесь? - Так нельзя с людьми. Это… неправильно. - А так - правильно? - А-а-ах…
- Скоро рассвет. - Да. И когда солнце взойдёт, ты будешь свободна. Я больше не буду тебя мучить. - Тогда помучай меня ещё. Пока солнце не взошло. - Где солнце?! А-а-а, напугали… подождите, я уже ползу… - Двое на одну? - Ты только сейчас это заметила?
Рассвет они проспали.
Зелёные, прошедшие сквозь всю толщу озёрной воды, лучи солнца осветили троих, спящих на ковре перед угасающим камином. Гермиона спала на спине, поэтому солнце уставилось ей прямо в закрытые глаза и разбудило её. Она села, болезненно сморщилась, даже покряхтела тихонько. Вспомнила старый анекдот: “Корова, ты откуда? От верблюда”. А если от целых двух верблюдов? Бедная корова…
“Верблюды” держали её за руки, оказывается. Драко за левую, Снейп за правую. Спали оба при этом, как убитые - ещё бы. Она осторожно высвободила руки и пошла разыскивать свою палочку и несчастные свои шмотки. Хотя они-то не такие уж и несчастные, их разок рванули и отбросили, а вот ей хуже пришлось. Ой-ёй-ёй. Ванну бы. Нет, дома, всё дома.
Одевшись и кое-как приведя себя в порядок перед большим тёмным зеркалом, она огляделась, проверяя, не забыла ли чего, и вдруг увидела на полу свой рецепт. Подобрала его, развернула, перечитала. Повернулась к спящим. Драко спал в знакомой позе, на боку, руку под щёку, и лицо у него было ясное, как у ребёнка. Или, скажем, как у детёныша. Например, крысиного. Снейп спал тоже на боку, но под голову подложил не ладонь, а локоть. И, в отличие от тихого Драко, слегка похрапывал.
Нет, не спит он. Гермиона не знала, почему она так в этом уверена, но уверенность была железная - не спит, притворяется. Наверное, боится сцен. Хотя он же у нас ничего не боится. Значит, не хочет её смущать. Как мило. Она сказала:
- Спасибо вам за то, что вы спите. Я вам сейчас скажу одну вещь и только один раз. Больше я вам этого не скажу никогда: вы правы.
Она подошла к камину, бросила пергамент в засыпающий огонь, поворошила угли. Пергамент, натурально, горел неохотно, пришлось добавить Испепеляющего заклятья и снова поворошить угли. Убедившись, что осталась от злополучного рецепта одна зола, она снова повернулась к Снейпу. Он всё спал.
- Во всём правы. Я вам благодарна… за себя. И я вас больше не побеспокою. Ни вас, ни Малфоя.
Потом наклонилась к нему и произнесла - совсем тихо и очень отчётливо:
- И вы, оба - держитесь от меня подальше.
Чёрные колючие ресницы не дрогнули. Она выпрямилась и добавила:
- Прощайте.
Лестница была на месте и, видимо, только её и дожидалась, потому что сразу поехала наверх. Гермиона решила пойти на кухню, потому что есть хотелось до обморока, страшно было подумать, что придётся тащиться в Хогсмит на пустой желудок. И она нашла кухню и получила от деловитого домовика сэндвич с ветчиной и большую кружку дымящегося какао, и примостилась с ними в углу огромного рабочего стола. Для начала духом выпила полкружки, и только принявшись за сэндвич, обнаружила, что никто её здесь не боится. Домовики деловито сновали вокруг неё, кто-то поглядывал на неё доброжелательно, кто-то раздражённо – расселась тут – но никто не шарахался с писком, прижав уши. То ли домовики в Хогвартсе такие крутые, то ли два похотливых слизеринца всё-таки вышибли из неё адский дух. Надлежит выйти в мир и проверить. Она поставила пустую кружку на стол, поднялась, поблагодарила и пошла на выход. В мир.
В мире было нормально. Равнодушно-раздражённо, натужно-легкомысленно, мелочно-суетливо. Мир перестал обращать на неё специальное внимание, перестал шарахаться от неё, обтекать её, давать ей дорогу, в чём она убедилась, оттоптав пару ног и огребя пару ругательств. Мир принял её в себя, и это было хорошо… наверное.
Она аппарировала из Хогсмита в свой дворик. Входная дверь была отперта, стало быть, Глот был дома. Был, был, и жрать просил, уж так просил, что пришлось сначала его накормить, а уж потом, наконец, лезть в ванну. В ванне она, наверное, и пролежала бы остаток дня, да только кто же ей даст? Зазвонили, застучали в дверь.
- Открыто! – крикнула она. Всё равно, Глот кого попало не впустит.
Она с сожалением вылезла из ванны, влезла в халат, обмотала голову полотенцем и пошла на звуки хлопанья, звяканья и бульканья, иначе говоря, на кухню. По кухне гулял небольшой пожар в лице взбешённой, униженной и оскорблённой Джиневры Поттер.
- Он меня выгнал! – завопила она при виде Гермионы, - как тебе это нравится?
Гермиона поймала её за вихор, усадила на стул, отобрала стакан с неразбавленным виски и выплеснула в раковину, налила в стакан воды, налила воды в джезву и с плеском грохнула джезву на плиту. Зажгла под джезвой газ и только тогда спросила:
- А чего ты ожидала?
Джинни выпила воды. И ещё воды. И кофе. И ещё воды. И всё это время её крутило вокруг бесплодия, вины, невиноватости, детей и их отсутствия: она не виновата, это Гарри виноват, а не она, в её семье все женщины залётные, а Гарри… И хрен с ним, она всё равно родит, от первого встреч…
- Куда тебе рожать, ты же полгода не просыхаешь! Так, - Гермиона встала, - сейчас я оденусь и пойдём. - Куда?! - Для начала по магазинам. А потом надерёмся где-нибудь вусмерть. Но на двух условиях: во-первых, никаких первых встречных. Каждому, кто сунется, я лично яйца отобью. Во-вторых, это будет последний раз. Согласна? - Ладно, - помолчав, угрюмо сказала Джинни, - пойду умоюсь, пока ты собираешься.
Они выполнили программу по максимуму. Они накупили шмотья и косметики, они не пропустили ни одного паба, и после их ухода почти из каждого паба выскакивал уборщик с забытым пакетом и бежал за ними по улице. Они слушали уличную певицу, маленькую и смуглую, с глазами узкими и дерзкими, тёмными и печальными. Голосом глухим и звенящим выводила она непонятную, шершавую азиатчину, от которой перехватывало горло:
-Yur, muhabbat, yur ketdik, ketdik bu yerdan…
Это было грустно само по себе, а Гермиона, вдобавок, вспомнила демона. Она разревелась, Джинни тоже, и они сбежали от этого голоса, чтобы плясать на барных стойках и горланить непотребное, и накладывать Забвение на свидетелей этого безобразия, и отбиваться от всех любителей рыжих и щуплых, каковых любителей внезапно оказалось - полный Лондон.
Они два раза улизнули от патруля авроров, один раз из лесбийского бара и три раза от полиции. Они возвращались домой к Гермионе далеко заполночь. Они шли по улице в обнимку и зигзагом, поминутно подбирая падающие пакеты и, чтобы окончательно заглушить азиатскую тоску ("Уйдём, любовь, уйдём отсюда прочь"), нестройно, но громко и дружно исполняли "Песню про ёжика":
- Можно козла - привязав за копыта, Можно свинью - придавивши корытом, Крепко схватив поперёк живота, Можно попробовать даже кота! Можно и кошку – только немножко, Можно у страуса – если в ладошку, Можно аИста – нежно и чисто! Можно басиста и можно флейтиста! Много на свете людей и зверей – Только про ёжика думать не смей!
Кухонные окна светились. Кого там черти принесли? Дверь опять открыта. Не дом, а проходной двор какой-то. Куда Глот смотрит?
Они ввалились в прихожую, пороняли там свои пакеты, споткнулись об них, упали и с хохотом поползли на кухню. И застряли в дверях, обалдев до полного почти протрезвления.
В кухне можно было вешать топор, но не это было главное. За столом сидела компания и резалась в кости. Компания была странная, и игра тоже была странная. Стаканчик для костей был пластиковый, одноразовый, в кромке его друг против друга были проделаны отверстия, а в отверстия продета и натянута одёжная резинка. На глазах Гермионы Живоглот просунул лапу под резинку, плотно закрыв таким образом стакан и, одновременно, прикрепив стакан к лапе, поднял лапу со стаканом и принялся трясти его. Загремели кости. Живоглот поставил стакан на стол, вытянул лапу из-под резинки и подтолкнул стакан. Стакан упал, кости выкатились на стол. Гермиона, цепляясь за дверной косяк, поднялась на ноги и взглянула на кости. Шестёрки.
- Гениально, - сказала она сипло.
Малфой надменно взглянул на неё, потом, приподнявшись, посмотрел через стол на сидящую на полу Джинни, сел обратно и сказал с отвращением:
- Срамные девки. – И потрогал языком разбитую губу.
Снейп и Гарри бешено глянули на него. Под левым глазом у Гарри был синяк, и на костяшках пальцев правой руки у него были ссадины.
Гермиона захихикала. Снейп строго посмотрел на неё. Глот опять выбросил шестёрки.
- Нет смысла играть, - сказал Гарри, - он всё время выигрывает. – И тяжело уставился на беспутную супружницу.
Супружница встретила его взгляд, вызывающе вскинув твёрдый подбородок, усыпанный веснушками, словно крошечными солнечными зайчиками. С разбросанными по плечам огненными волосами, с горящими щеками, с глазами, полными слёз, она была так бесспорно и тревожно хороша, что Гермиона с беспокойством взглянула на слизеринского декана. Учитывая его слабость к рыжеволосым красавицам...
Декан, впрочем, на красавицу и не глядел. Он не сводил глаз с Гарри, явно готовясь перехватить его, если тот снова вздумает распускать руки.
- А почему кости? – спросила Гермиона, чтобы хоть как-то разрядить напряжение. - Мы хотели играть в бридж, но кот не может удержать карты, - объяснил Малфой. Он не сводил с Поттеров блестящих глаз, даже слюнки глотал в предвкушении скандала. И при этом трепался: - да и с костями была проблема, пока Поттер не приладил резинку…
Гарри вдруг поднялся – слишком стремительно, так что Снейп вскочил следом за ним и сделал движение, словно собирался загородить Джинни, но Гарри просто протянул ей руку и помог подняться с пола.
- Дома поговорим, - сказал он и потащил жену к выходу. По-английски, не попрощавшись. Малфой разочарованно вздохнул. Гермиона хотела дать ему подзатыльник, но, взглянув на его битую физиономию, решила, что с него хватит.
Живоглот соскучился играть и вспомнил о еде. Гермиона сыпанула ему корма, села на его место и сказала:
- Я просила меня не доставать. - Когда ты об этом просила? – удивился Малфой. - Сегодня утром. - Во-первых, я не слышал. А во-вторых, сейчас уже вечер… э-э-э, ночь.
Снейп взял со стола пачку, обнаружил, что она пуста, скомкал, буркнул: "Сейчас вернусь" и вышел.
- Куда это он? – спросила Гермиона, - какие сигареты в два часа ночи? - Без десяти три, - поправил Малфой, - но вообще-то в квартале от тебя есть "24 часа". Ты не знала? - Нет. Он, наверное, открылся, пока нас не было… Подожди, а где твой портсигар? Ах, ну да… - И фляга тоже там осталась, и книга. Вот и доверяйся женщине. - Да, лучше бы я тебя там оставила, вместе с твоим деканом.
Малфой крутил в пальцах стаканчик.
- Как отец? – спросила Гермиона.
Малфой пожал плечом.
- Душу я ему вернул и сказал, что больше я за ней никуда не пойду. Дальше пусть поступает, как знает, в конце концов, это его душа и его жизнь! - Эй, - сказала Гермиона, - я ведь Снейпу в Аду то же самое сказала и чуть его совсем не угробила! - Здесь немного другой случай… Давай сменим тему. - Нет, подожди. Почему ты мне всё-таки ничего о нём не сказал? - Сначала я действительно боялся, что ты откажешься мне помогать. Нет, правда, боялся. А потом я нашёл Старшую палочку и сразу стал думать, как мне её тебе передать. Решил, что надёжней всего провокация…
Гермиона злобно фыркнула. Малфой не обратил на это внимания.
- А успешная провокация требует, прежде всего, соблюдения тайны. Вот я и соблюдал. - Но почему ты сам ею не воспользовался? Неужели не хотел? - Ещё как хотел. Именно поэтому безопаснее было передать её тебе. Безопасней и надёжней - если не ошибаюсь, ты испытываешь к ней отвращение, стало быть, злоупотреблять не станешь. Кстати, где она? Ты её выбросила? - Она сломалась, когда я тебя разанимировала. - Ты, всё-таки, страшный человек. Но палочке туда и дорога, - он поморщился и попробовал языком зуб.
Гермиона с любопытством спросила:
-.Из-за чего вы с Гарри подрались?
Малфой ухмыльнулся.
- Из-за женщин. - А конкретней? - Я сказал Поттеру, что все гриффиндорки – срамные девки, - он картинно отмахнулся ладонью от исходящих от Гермионы алкогольных паров, - ты же сама слышала, любимая, я при тебе это повторил. Кстати, вы с леди Гиневер являли собой очень яркое подтверждение моим словам. - А Снейп тебе за твои слова не врезал? - От него я увернулся, а от Мальчика-Выживальчика – не успел. Он быстрее меня, глупо это оспаривать.Но я ему дал сдачи. – Он всё вертел в руках стаканчик.
Гермиона, закипая, осведомилась:
- И за каким же хуём принесло к срамной девке столь достойного джентльмена? - За этим, за самым, - ухмыльнулся он, скривился и снова потрогал языком ссадину. - Пошёл вон! - Если только вместе с тобой. - Слушай, ну чего тебе надо? - Тебя. - А Снейпу? - Того же самого, полагаю. - А мне что делать?! - Что ты орешь на меня? Что ты вообще бесишься? Ну, нужны тебе мы оба – бывает! Я не возражаю, он не возражает. Обрати внимание – никто ведь не возражает, кроме тебя. - Это неправильно.
Драко со стоном лёг головой на стол.
- Чего ты стонешь? Ты же сам меня всю ночь называл шлюхой! - Я тебе и руки связывал, а Снейп тебя зельем поил. В койке все средства хороши. - Срамной девкой ты меня не в койке называл. - Ну, это не столько тебя, сколько Гиневер. Очень уж хотелось задраться с Поттером. - Нет, ты сказал, что все - все! - гриффиндорки… - Срамные девки!
Она бешено уставилась на него.
- Видишь, ты опять завелась. Меняй сексуальные предпочтения, Грейнджер. Как только ты начнёшь кончать от того, что тебя называют ангелом и душенькой, я немедленно начну тебя так называть, и декану скажу. Представляешь, как мы оба над тобой курлычем: “Ангел, душенька”? - Пошёл. Вон. - Чёрта с два. Грейнджер, - он заглянул ей в глаза, - мы прошли через Ад, мы исполнили свою миссию - потому, что были вместе! Я впервые в жизни сделал, что должно, и сделал это хорошо. С тобой я такой, каким всегда хотел быть. Я не собираюсь от этого отказываться. Вот так.
Хлопнула дверь, в прихожей послышался шорох снимаемого плаща, повеяло дождливым воздухом и табачным дымом, и в кухню вошёл Снейп. Посмотрел на Малфоя и молча протянул ему початую пачку. Малфой выщелкнул сигарету и наябедничал:
- Упрямая, как ослица. Может, свяжем её?
Снейп посмотрел на Гермиону.
- Боги азбучных истин, - процитировала она в виде объяснения – сказали: "Гибель за блуд!" - Мне тоже когда-то нравились его баллады, - согласился Снейп, усаживаясь. – Правда, к вашему возрасту у меня это прошло. - Чьё это? – ревниво спросил Малфой, но на него не обратили внимания. Он обиделся и закурил. - Сэр, вы же взрослый человек. - Я уже, можно сказать, старый. И у меня нет в этой жизни никого, кроме вас. - Ерунда. К вам небось очередь стоит. Старшекурсницы кипятком брызжут, без всяких возбуждающих зелий, скажете, нет?
У него насмешливо сузились глаза, и Гермиона шарахнула ладонью по столу так, что подпрыгнули игральные кости.
- Ревнует! – оживился Малфой и тут же вызвал огонь на себя. - А ты? Единственный сын, наследник, белая кость, чистая кровь! А сейчас ты ещё репутацию восстановил, и твои акции взлетели до небес. Тебе мама невесту подберёт хоть завтра, и не одну. Зачем. Тебе. Я?! - Я ведь тебе уже объяснил – зачем, - сказал Малфой. – Но, если ты настаиваешь, я женюсь на чистокровной блондинке. Она родит мне чистокровного блондина, он будет учиться в Слизерине, будет враждовать с гриффами, влюбится в девочку, подружку главного гриффиндорского заводилы… Простите, сэр, кажется, это уже про вас? – он раздавил недокуренную сигарету в пепельнице. - Грейнджер, тебе нас не жалко? - Жалость контрпродуктивна, - огрызнулась Гермиона.
Они замолчали. Потом Снейп предложил, не очень уверено:
- Поговорим о любви? - Не стоит, - буркнула Гермиона.
Он заглянул ей в глаза, она тут же зажмурилась, но видимо, недостаточно быстро, потому что он сказал:
- Тогда о фронтовом братстве? - Непригодном для мирной жизни! – отрезала она. - Где ты её видела – мирную жизнь? – мрачно спросил Малфой. - М-р-р? – поддержал его вскочивший на стол Глот.
Гермиона посмотрела на них - живых, здоровых, наглых. М-да, награда иногда принимает странные формы, но, тем не менее, остаётся наградой. Здесь и теперь.
- Вы голодны? - Не то слово. Твой холодильник абсолютно пуст, если, конечно, не считать коньяка. - У тебя за спиной шкафчик, в шкафчике - тушёнка. Наклонись, достань, пожалуйста.
Эта пауза была, пожалуй, драматичнее всех предыдущих.
- Тушёнка! – с надрывом сказал Малфой и схватился за губу. – И почему я не ушёл, когда меня гнали? Что дёрнуло меня остаться? - Любовь, - сказала ему Гермиона с выражением, - любовь, что движет солнце и светила.
Снейп засмеялся. По-настоящему засмеялся, уткнувшись лбом в сплетённые пальцы. Малфой от удивления тоже рассмеялся.
И полез за тушёнкой.
Здесь изнемог высокий духа взлет; Но страсть и волю мне уже стремила, Как если колесу дан ровный ход, Любовь, что движет солнце и светила.
Холст изрезанный не в силах художник кистью воскресить; разбитой арфы струн унылых перстам певца не оживить... И взор уж пуст, и чувства немы, и склепом мнится сад в цвету.
Путешествия во времени — опасная игрушка, которая часто приводит к непоправимым последствиям. Но Гермиона не была бы собой, если бы не попыталась все исправить. Особенно, когда рядом надежный союзник.
Сделано на конкурс «Школьная лихорадка или trick ot treat» специально для hogsland.com Рон замечает, что медальон Слизерина странно действует на Гермиону: у неё появляются галлюцинации и кошмары...
Уникальные в своем роде описания фильмов и книг из серии Поттерианы.
Раздел, где вы найдете все о приключениях героев на страницах книг и экранах кино.
Мнения поклонников и критиков о франшизе, обсуждения и рассуждения фанатов
Биографии всех персонажей серии. Их судьбы, пережитые приключения, родственные связи и многое другое из жизни героев.
Фотографии персонажей и рисунки от именитых артеров
Кубок Хогса 2020 
