Тонкие бледные пальчики рассеянно пробегали по корешкам книг. Дыхание немного сбивалось от волнения. За каждой обложкой прятался кладезь тайн, притягательных, запретных и иногда страшных. Лили Поттер почти забыла, за какой книгой на самом деле пошла в Запретную секцию, с трудом до этого выпросив разрешение у профессора Флитвика. Книги для неё всегда являлись настоящим сокровищем, а уж такие, доступ к которым не всем разрешался, тем более.
Когда девушка коснулась тонкого корешка книги в неприметной тёмной обложке без какого-либо заголовка, она помедлила пару секунд, а затем интуитивно вытащила её, почти уверенная, что там нет ничего интересного. Но ведь не зря эта книга была в Запретной секции, не так ли?
Раскрыв, Лили принялась читать её. Через минуту она полностью погрузилась в содержимое страниц. На них раскрывалась история создания Хогвартса, давно известная ей. Упоминалось среди прочих фактов и то, что Салазар Слизерин как-то разругался с Годриком, Кандидой и Пенелопой и отправился путешествовать по Европе. Позже маг вернулся и снова приступил к работе в школе. А спустя время проболтался своим бывшим друзьям, что в странствиях нашёл способ вернуться в этот мир даже после смерти. Приводилось и необходимое заклинание, написанное совсем уж неразборчиво. Лили упорно принялась его разглядывать, пытаясь прочитать. И сама не заметила, как начала произносить его вслух.
Ничего не произошло. Ветер не пробежал по библиотеке, взметнув её рыжие волосы. Холод не коснулся кожи своими щупальцами. Жар не опалил лицо дыханием. Поттер почти разочарованно захлопнула книгу и отложила её в сторону.
- Интересно? – скучающий мужской голос прорвался сквозь её пелену отчуждённости от окружающего мира. Лили вздрогнула и обернулась.
Неподалёку, облокотившись о стеллаж, стоял юноша примерно её лет. Темноволосый, с немного резкими чертами лица и, стоило признать, довольно привлекательный.
- Не слишком, - отозвалась Лили.
- Реагируешь так, будто застигнута на месте преступления, - усмехнулся он.
- Вовсе нет, - возразила она. – У меня есть разрешение от профессора Флитвика.
- Не сомневаюсь, - промолвил парень, разглядывая её с интересом, будто изучая. Лили чуть прищурилась, пытаясь вспомнить его имя. Безрезультатно.
- На каком факультете ты учишься? – полюбопытствовала она.
- На Слизерине, седьмой курс, - ответил он. – А ты Лили Поттер, Гриффиндор, шестой курс. Я не ошибаюсь?
- Всё верно, - кивнула девушка, удивляясь, откуда он знает её, при том, что сама его абсолютно не помнила. С другой стороны, Лили являлась дочерью знаменитого Гарри Поттера, так что и на его детей падал отсвет его славы.
Подумав, что книгу нужно всё-таки поставить обратно на законное место, она взяла её и втиснула на полку между двумя толстенными томами. Когда же обернулась, слизеринца и след простыл.

Позже Лили пыталась выяснить чуть больше о загадочном незнакомце от Ариадны Нотт, подруги, учившейся на Слизерине. Но та ответила, что на седьмом курсе нет никого похожего по описанию. Забини более-менее под него подходил, но его Поттер прекрасно знала, и он определённо не являлся тем парнем из библиотеки.
Почему Лили вообще непрестанно думала о нём? Наверное, потому, что обожала загадки и тайны, а он её действительно интриговал. Что-то не сходилось в его словах. Не было на седьмом курсе змеиного факультета такого ученика. Если честно, девушка не могла вспомнить, чтобы когда-либо сталкивалась с ним в Хогвартсе.
Погружённая в свои мысли, Лили шагала по коридору с учебниками и свитками, прижатыми к груди. И тут внутри неё словно что-то щёлкнуло. Она подняла взгляд.
На противоположном конце коридора стоял тот, кто не выходил у неё из головы последние пару дней. Стоял, глядя прямо на Лили, а его насмешливый взгляд, казалось, говорил: "Я в курсе, что ты постоянно обо мне думаешь, малышка Поттер". Нахмурившись, она поспешила к нему, но юноша повернулся и зашагал прочь. Несколько учеников по пути преградили ей дорогу, но Лили упорно шла к своей ускользающей цели. Она дошла до поворота, огляделась. А его будто след простыл.

На следующий день Лили увидела его вновь. Её загадочный слизеринец - в чём девушка уже сомневалась - невозмутимо сидел на подоконнике большого арочного окна и, казалось, поджидал её. Она ожидала, что тот опять попробует скрыться из виду, но ничего подобного не последовало.
- Вот ты и попался, - проговорила Поттер, схватив его за рукав мантии.
- А разве я убегал? - вскинул он брови.
- Вчера, вообще-то, - напомнила она. - Ты будто прячешься.
- А зачем, интересно, тебе меня искать? - юноша скрестил руки на груди и ухмыльнулся. Эта кривоватая ухмылка, похоже, никогда не сходила с его лица.
- Я узнала, что на Слизерине на седьмом курсе не учится никто, хоть мало-мальски напоминающий тебя, - уверенно заявила Лили. – Объяснишь, почему так?
- Может, потому, что я солгал? – в его глазах плясало лукавство, но слова прозвучали абсолютно искренне, и оттого ещё более неожиданно. Она готова была задохнуться от возмущения, а её собеседник только забавлялся её реакцией.
- Ты хочешь знать ответы на все вопросы, но уверена, что некоторые загадки стоит разгадывать? – он подмигнул и скрылся в толпе, оставив Лили растерянно стоять, всё так же прижимая к себе учебники, будто это могло удержать её шаткое равновесие.

- Ты же не отстанешь от меня, не так ли? – промолвил он, подняв на неё взгляд смеющихся чёрных глаз, когда Лили подсела к нему в библиотеке. Девушка вгляделась в книгу, которую тот читал. Похоже, это был один из классических справочников по зельям.
- Если ты меня так хорошо знаешь, как тебе кажется, можешь сам ответить на свой вопрос, - она откинула за спину рыжие волосы, с вызовом глядя на него.
- Лили Поттер, ты такая же уверенная в себе и дерзкая, как твоя мать, и так же постоянно находишь приключения на пятую точку, как твой отец, - покачал головой он.
- Если ты знаешь моё имя, скажи хотя бы, как называть тебя, - скорее потребовала, чем попросила Лили.
- Называй меня… Салазар, - предложил юноша, задумчиво взмахнув рукой.
- Очень смешно, - вздохнула она. – Уж не Слизерин ли, случайно?
- А знаешь… Всё может быть, - протянул он. Девушке отчаянно захотелось запустить в него учебником. Посмеиваясь, он встал со стула и пошёл к выходу из библиотеки.
- Я всё равно узнаю правду… Салазар, - крикнула ему вслед Лили, когда тот уже скрылся из виду. Проходившая мимо мадам Пинс сердито шикнула:
- Мисс Поттер, прошу вас соблюдать здесь тишину.
- Простите, мадам Пинс, - промолвила Лили, не желая разгневать строгую библиотекаршу.
- И с кем вы разговаривали, интересно, если добрых полчаса сидите здесь одна, - недовольно пробурчала та, шагая между стеллажей. Девушка, уже собравшаяся найти книгу, по которой собиралась заниматься, вдруг замерла.
- А как же молодой человек, который только что вышел отсюда? – немного нерешительно произнесла Лили.
- Какой молодой человек? – удивлённо переспросила мадам Пинс. – Я же сказала, что вы были совершенно одна.
Поттер потрясённо молчала, переваривая услышанное. Это невозможно, бред какой-то! И всё-таки, если подумать…

Лили торопливо перебирала книги в Запретной секции, отыскивая необходимую. Она же стояла на том стеллаже, она должна найтись… Тонкие пальцы почти лихорадочно бегали по корешкам, совсем не так рассеянно-задумчиво, как недавно. История про то, что Салазар Слизерин однажды вернётся, была невероятной, но разве Лили сама не являлась волшебницей? Сколько чудес, сколько необычных явлений она успела повидать за свою недолгую жизнь! Но неужели какое-то заклинание, прочитанное шестнадцатилетней девчонкой, способно вернуть могущественного древнего волшебника?
- Не эту книгу ищешь? – раздался знакомый до боли голос...

Легенда о возвращении Слизерина была истинной правдой. Скитаясь несколько лет по Европе, вызнавая секреты у различных волшебников, маг нашёл заклятие, которое может вызвать привязанный к нему дух даже спустя столетия. Но лишь дух, видимый, слышимый и осязаемый для того, кто его призвал. Годрик, Кандида и Пенелопа после его смерти постарались, чтобы заклинание затерялось, считая своего бывшего друга слишком опасным. Но, видимо, кто-то успел переписать его и сохранить, чтобы спустя несколько столетий девушка по имени Лили Поттер нашла его и прочла.
Только Салазар хотел вернуться полностью, в прежней телесной оболочке, исполненный силы, потому и разработал рецепт зелья, способного завершить начатое. Осталось заставить Лили сделать остальные шаги к его возвращению. А пока под своей молодой личиной он вотрётся к ней в доверие, сделав для этого всё возможное.
- Салазар? – проговорила она чуть растерянно, глядя на юношу, подбрасывающего в руке небольшую книгу в тёмном переплёте.
- Именно, - произнёс маг, поставил книгу обратно на стеллаж, затем подошёл ближе к Лили, зачарованно и одновременно испуганно смотревшую на него. Коснулся её рыжих волос, убрал за ухо выпавшую прядь и улыбнулся:
- Мы с тобой обязательно подружимся, я уверен.

Ариана всегда старалась найти ответ на любой вопрос, который вдруг возникал у неё. Иногда ей казалось, что некоторые вопросы в её голове зародились раньше, чем она научилась говорить. Хотя ничего не изменилось даже после – она не могла ничего сказать. Не хотела, не получалось. А вопросы никуда не исчезали, напротив, словно старые друзья, они всегда были с ней, проникали под кожу и стучались внутри головы. Некоторые из них грели изнутри, стоило над ними задуматься, а некоторые неприятно кололи, как будто иголки… как в Мунго.

Но иногда наступали моменты, когда Ариана не задумывалась ни над чем. Это были те редкие секунды, когда неведомая для неё сила начинала колотиться за рёбрами, норовя расплескаться её собственным криком. В такие мгновения перед глазами крутились листья, как в самый страшный ураганный ветер. Ариана боялась этих секунд, она забывала обо всём на свете, стоило им подступить. Мысленно она размахивала руками и ногами и припускала, что было сил, сжав зубы, точно и вправду бежала от урагана. Иногда ей удавалось умчаться прочь от бури внутри самой себя. Иногда…

Она плохо помнила маму. Та осталась в её памяти лишь с красивой книжкой в руках – подарком на Рождество. Книжка была толстая, в изумрудно-зелёном переплёте с какими-то причудливыми знаками. Мама рассказывала Ариане, что в книжке автор-волшебница говорила о чудесах, которые можно сделать из простой бумаги. Ариана знала, что среди множества чернильных картинок ей особенно запомнились цветы: до того удивительной красоты, что, казалось, стоило вытянуть шею и принюхаться, как можно было услышать самый прекрасный аромат на свете. Мама научила её складывать их из желтого ворсистого пергамента, который предназначался для братьев. Когда из-под её пальцев расцвел первый такой цветок, Ариана почувствовала, что в её теле запрыгали тысячи маленьких огоньков – тёплых, даже обжигающих, из-за них хотелось кричать. И она стала кричать – просто так, широко улыбаясь и не складывая крики в слова. Мама тогда почему-то испугалась и спрятала книгу далеко-далеко, на самую верхнюю полку.

С тех пор Ариана с тихим, но неистовым упортсвом пыталась сложить цветок из книги. Но как бы она ни старалась, пергамент превращался в чудовищные комки, больше походящие на вороньи гнёзда. И взгляд её, полный необъяснимой тоски, часто падал на заветный изумрудный корешок, запрятанный под тяжёлыми учениками Альбуса.

Но однажды всё изменилось. Так… «крушительно» изменилось. Ариана вдруг выкрикнула это слово в тишине, отчего Аберфорт схватился за бок, чтобы перевести дух. К Ариане вновь вернулись вопросы, только на этот раз они были совершенно особенными: они не мучили её мыслями о самой себе, о матери, о том, почему братья не пускают её гулять одну даже во внутренний двор и о том, почему ей не пришло то самое письмо, когда ей было одиннадцать. Вопросы, которые в один миг растерзали её изнутри, были о другом человеке. О том, кто всегда приходил к Альбусу. Она не могла выговорить его имя, но она молча созерцала его, когда никого не было рядом. Тот человек стал одним большим вопросом, ответ к которому Ариана так и не смогла найти, и это было к её счастью, ведь она никогда бы не смирилась, если бы узнала.

Геллерт всегда здоровался с ней. Он приходил в её комнату, чтобы просто сказать: «Здравствуй, Ариана» и, улыбнувшись, молча скрыться за обшарпанной дверью. А Ариана оставалась одна, с кучей мучительных вопросов и с непонятным бурлящим чувством где-то между рёбрами. И в те секунды ей ужасно хотелось выбежать на улицу и закричать. Но этому не дано было случиться. И тогда Ариана вновь принималась молча и усердно складывать бумажные цветы. Листок за листком, она тщетно разглаживала каждую складку, но не могла ничего сделать, пока однажды…

В тот день Геллерт и Альбус были особенно веселы: они громко смеялись и совершенно не обращали внимание не Аберфорта, что угрюмо пыхтел в своём кресле. Ариана, хоть и была в своей комнате, могла слышать каждое слово. И всё, что бы ни говорил Геллерт, отзывалось гулким эхом в её собственной голове. И каждое его слово будто бы подсказывало ей, как быть дальше – как сложить пергаментный цветок необычайной красоты. Ариане казалось, что в её комнате витает ветер – неистовый, буйный, но такой тёплый и мягкий, как если бы это было весной. И тот ветер сам сворачивал шершавый листок под её пальцами. Она оказалась где-то далеко, в совершенно ином месте, нежели их родном с братьями доме. Ариана опустила глаза на свои пальцы, кончики которых чуть онемели от сильных нажатий, затем, так же медленно перевела взгляд на цветок, распустившийся на её столе. И тогда ей захотелось плакать – громко и безудержно, счастливо плакать, чтобы все услышали и узнали, что она смогла ответить на один из миллионов мучивших её вопросов. Однако ответ на другой последовал сразу же, ударив её, точно страшная молния. Она услышала слова Геллерта. Он говорил о ней с Альбусом и Аберфортом. Они начали кричать…

В тот миг Ариана почувствовала, как тонкая струйка крови стекла из носа по подбородку и расплылась удивительным узором на пергаментном цветке. Ариана слышала, что в гостиной началась ссора. И последним, что она ощутила перед тем, как вмешаться, был холод. Пронизывающий и густой.

А когда всё закончилось, на столе в её комнате вместо бумажного цветка оказался удивительно прекрасный бутон красной магнолии – истинно красивое волшебство, сотворённое в ответ на все вопросы, мучившие Ариану всю её жизнь.

Драко Малфой просто родился не в той семье, не в то время, не в том мире. Словно все сказки об аистах оказались правдой, и его аист заблудился где-то во времени и пространстве, а после скинул тяжёлую ношу первым попавшимся родителям. Не самым лучшим, честно говоря. Драко искренне любил маму и так же искренне ненавидел отца, пока любые чувства и эмоции у него не атрофировались, словно мышцы без минимальных нагрузок. Малфой их просто не использовал. Любовь к матери, ненависть к отцу стали чем-то фоновым, циклическим алгоритмом на который парень уже не обращал внимания. А больше никто не вызывал в его душе или даже сознании отклика. Драко придумал себе образ, Драко его успешно поддерживал и иногда, на долю секунды ему становилось тошно от самого себя. Но за столько лет игры в слизеринского принца, Малфой просто потерял себя, чтобы сейчас что-то менять. Драко Малфой стал заложником событий, окружения, жизни в целом.

Кажущийся со стороны самовлюблённым эгоистом и трусом в придачу, Драко на самом деле являлся обычным мальчишкой без будущего или даже настоящего. Он чувствовал себя вещью, которую подкинули семейству Малфоев только для того, чтобы разогнать скуку. Его использовал отец, его использовала мать, сумасшедшая тётка и не менее сумасшедший Тёмный Лорд. Драко использовали «друзья», враги, казалось даже незнакомые люди не прошли мимо и получили свою выгоду из его существования. И как следствие такой жизни, таких мыслей Малфой смог вырастить в себе одно единственное чувство. Любовь. Не та любовь которую он когда-то испытывал к матери, не та любовь которую испытывает Грейнджер к тупоголовому Уизли. Особенная любовь к самому себе. И Драко не был эгоистом, нет. Он был просто мальчишкой, которому не перепало даже капли любви, которой были окружены все остальные. Малфой просто решил восполнить то, что ему не досталось при рождении. Начал он к слову в самый опасный для подобных решений момент. Драко впервые воспротивился воле родителей, остался на стороне Поттера и даже с места не двинулся, когда запуганные до остановки сердца родители звали его к себе. Просто Драко знал, что всё это напускное беспокойство было лживым, Люциус и Нарцисса тряслись за свои собственные жизни. Ничего более.

Началось с первого непослушания, закончилось полным крахом того образа Драко, который знали все кто хоть раз о нём слышал. От того прежнего Малфоя осталось только раздутое самолюбие как это называли другие, попытку быть любимым хоть кем-то, как это называл сам молодой волшебник. Но Драко даже не думал открывать всем правду, доказывать то, что он не самовлюблённый павлин, как его большинство магов называли. Так было удобно, так его не трогали, не использовали и его чувства больше не отключались. Не исчезали, и пусть оно было одно. После многочисленных скандалов с отцом, после игнорирования просьб матери, Драко решил идти дальше одного непослушания. Малфой-младший вопреки убеждениям его семьи ушёл из мира магии, стал актёром в мире маглов и не жалел. Да, его вновь начали использовать, но зато теперь это было с его разрешения, после самостоятельно принятого решения, а не чьего-то указа. Драко видел себя везде, Драко любил себя, Драко не подпускал к себе никого. Малфой слишком хорошо помнил, чем заканчивалось общение с людьми, и намерено прятался за маской самовлюблённого, избалованного принца, чтобы ни у кого даже мимолётного желания сблизится с ним, не возникло. Малфой берёг свою любовь и даже не обращал внимания на то, что его всё чаще стали звать Нарциссом. Ему просто не было до этого дела.

Он был наказан любовью. Был наказ её отсутствием и, решив эту проблему, не хотел возвращаться к начальной точке. Нарцисс так Нарцисс, Малфой лишь самодовольно улыбался и отказывал очередной девушке после признания ему в любви. Он не считал их недостойными, как предполагали другие. Он просто не верил в их искренность. И вечеринки присуще магловским он не любил именно поэтому, но нынешний статус обязывал на них хотя бы появляться.

— Драко! — Малфой услышав своё имя, замер на месте. Его имя, его настоящее имя знают только маги, и встретить одного из них на вечеринке устроенной одним из коллег Драко, он совсем не ожидал. И молодой волшебник хотел неожиданную встречу избежать, затеряться в толпе, однако так он мог раскрыть ложь о своей биографии маглам.

На самом деле Малфой ожидал увидеть кого угодно кроме Луны Лавгуд, но перед ним стояла именно она, кажется не повзрослевшая ни на год, за прошедшее время. Кивнув девушке в знак приветствия, Драко сделал несколько шагов по направлению к ней, ожидая увидеть ещё и Долгопупса. Однако тот в поле зрения не попадался. Лишь широкая, мечтательная улыбка Луны, которая отрицательно качнула головой и принялась рыться в своей сумке, неуклюже выронив из неё пару номеров «Придиры». Драко закатил глаза, но поднять помог.

«В тот день я ему отказала. Неправильно мучить человека, когда любишь другого», — Луна сунула Малфою листок с коряво написанным текстом прямо в лицо, а после смущённо отвела взгляд.

— Сказать язык отвалиться? — несколько грубо отозвался Драко, вообще не понимая, зачем реагирует на данную информацию. Ему плевать на всех, кроме себя. Должно быть плевать. Он ведь не из-за признания Долгопупса Луне в день битвы разочаровался в любви других людей. Это было бы слишком глупо. Но задумавшись, парень пропустил новую записку и едва не проглотил её, когда открыл рот, чтобы возмутиться поведением Лавгуд.

«Проказы фей, я могу говорить одно слово в день», — убедившись в том, что записка была прочтена, Луна пожимает плечами и после восторженно распахивает глаза, когда на плазме появляется сцена не вышедшего ещё фильма с Драко.

Малфой вдруг вспоминает день когда решился на первое непослушание и решает для себя, что пусть даже он и Нарцисс, коим его все считают. Одну молчаливую и до ужаса наивную нимфу к себе подпустить попробует.

Рита Скитер всегда любила собирать и распространять сплетни. Так любила, что даже обратила это хобби в прибыльную профессию, превратившись в главную журналистку магического мира с самым быстрым самопишущим пером на всю Британию. А уж теперь-то её перо работало втрое больше обычного, изводя одну чернильницу за другой. Совы едва успевали носить её бумаги, письма, записки, заготовки для статей и заголовков редакторам и директору на одобрение. Хотя, леди Скитер уже давно не требовалось ничьё одобрение. Без нее «Ежедневный пророк» превратился бы в одну из тех бесчисленных газет, в которые бабушки заворачивают внукам гостинцы и которыми топят печи и бани. А уж в такие тяжкие дни одна лишь Рита была законом во всей огромной редакции.
«ГАРРИ ПОТТЕР ПРОПАЛ БЕЗВЕСТИ ПОСЛЕ НАПАДЕНИЯ НА МРАКОБОРЧЕСКИЙ КОРПУС В ГИМАЛАЯХ»
Это был первый и, пожалуй, единственный полностью честный заголовок, который красовался на первой полосе «Пророка» после того, как стало известно об исчезновении главного народного героя. Все остальные пестрели неуместными оборотами, вопросами и попытками выдавить сенсацию из и без того шокирующего события.
«ГДЕ ГАРРИ ПОТТЕР? КАКОВЫ ШАНСЫ УВИДЕТЬ ГЕРОЯ БОРЬБЫ С ВОЛДЕМОРТОМ ЖИВЫМ? ЧИТАЙТЕ В СЛЕДУЮЩЕМ ВЫПУСКЕ ИНТЕРВЬЮ С НАЧАЛЬНИКОМ ЭКСПЕДИЦИИ»
Старый, потертый в боях начальник аврората сверкал лысиной под вспышками камеры и что-то неразборчиво мямлил совсем не командным голосом.
—Шансы какие… — замешкался вояка при виде назойливой журналистки в морковно-оранжевой мантии, – да какие шансы… его лавиной в ущелье снесло, а в том ущелье-то о-о-о-о-о,— протянул он и взмахнул рукой, краснея от волнения. — Невелики шансы у Поттера. А там, кто знает…
«МАЛЬЧИК-КОТОРЫЙ-ВОЗМОЖНО-ВЫЖИЛ. ГЛАВА АВРОРАТА ВЫКАЗАЛ НАДЕЖДЫ НА СПАСЕНИЕ ПОТТЕРА»
— Да ничего я не выказывал! — разгневанно рявкнул начальник, когда его снова настигла неугомонная репортерша, алкавшая всё новых подробностей и комментариев. — Я же сказал: шансы невелики!
— Но они есть, — хитро подмигнула ему Рита, и её перо снова зацарапало свиток.
— Так, дамочка! Не переворачивайте! Я же сказал, в том ущелье…
— Что в том ущелье? — журналистка округлила глаза и приготовилась поглощать новую информацию. Аврор мог даже поклясться, что увидел, как дернулись её уши, готовые слушать.
— Высота метров двадцать и острые камни на дне, — буркнул он. — Сами шансы посчитайте, если умеете. Хотя в Хогвартсе математике не учат.
— А Вы разве не в Хогвартсе учились?
— А это к теме не относится.
«ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ НАХОДИТСЯ В УЩЕЛЬЕ, В КОТОРОМ ПРОПАЛ ПОТТЕР? С КАКОЙ ЦЕЛЬЮ ТАМ БЫЛ МРАКОБОРЧЕСКИЙ КОРПУС И ЧТО СКРЫВАЕТ МИНИСТЕРСТВО МАГИИ?»
Рита схватила своего незадачливого колдографа Марка, новенького, который едва управлялся с огромной камерой, и заявилась на порог дома Поттеров.
— Мы не общаемся с журналистами, — сухо ответила ей Джинни, пряча за спиной Лили.
— Ну, пожалуйста, миссис Поттер, всего пара вопросов.
— Нет, — жестче сказала Джинни, и даже её малышка дочь насупилась, готовая, кажется, кинуться на назойливую муху Скитер со своими маленькими кулачками.
— Хорошо-хорошо, всего один! — запричитала женщина, пытаясь протиснуться в дом хоть бы и без своего неумехи-колдографа, которого уже планировала уволить.
— Мисс Скитер! — повысила голос Джинни. — Или Вы сейчас исчезаете отсюда, или я за себя не отвечаю!
— Миссис Поттер, Мерлина ради, мы цивилизованные люди… — Рита так настойчиво продолжала пытаться, что дождалась главного ответа на все свои домогательства. Джинни Поттер, окончательно выведенная из себя, резко зажала ногу журналистки между дверью и порталом, от чего та заверещала, как мандрагора, и отскочила прочь, скатившись кубарем с высокого крыльца. Пока она лежала на мокром от недавнего дождя асфальте, Марк чесал голову и натирал уже чистую линзу.
— Вам помочь или сами подниметесь?
«УБИТАЯ ГОРЕМ ЖЕНА ПОТТЕРА ПРОЯВЛЯЕТ АГРЕССИЮ! В БЕЗОПАСНОСТИ ЛИ ДЕТИ ГЕРОЯ?»
— Горбатого могила исправит, — устало сказала Джинни и бросила свежую, еще пахнущую краской газету на столик. Гермиона приобняла подругу за плечи.
— Зря ты спускаешь всё на тормозах. Эту выскочку надо прищучить и немедленно!
— У меня нет сил на борьбу, Гермиона. А ты…делай, что хочешь…
Грейнджер-Уизли скоро засобиралась домой, одновременно с этим обещая поставить зарвавшуюся журналистку на место, но вдруг замедлилась у входа, натягивая серое маггловское пальто на плечи.
— Кстати, — наконец сказала она, явно сомневаясь в том, следует ли ей говорить остальное, — ребята из Министерства почти добрались до дна ущелья. Но там очень сильная защитная магия. Дальше пройти пока не получается. Возможно, Гарри как-то прошел через чары. Возможно, он спасся.
— Конечно, — закивала Джинни, а на глазах у нее вскипали слёзы, — он победил Тёмного Лорда, что ему какие-то защитные чары?
Женщины обнялись, и Гермиона ушла. И зелёный жук вспорхнул с холодного оконного стекла и юркнул в распахнутую форточку в дождливое лондонское утро. Марк сидел напротив дома Поттеров на лавочке, закрывая лицо свежим номером «Ежедневного пророка», а в маленькой голове Риты Скитер уже созрел заголовок, который должен был сразить мир завтра.
«СПАССЯ ЛИ ПОТТЕР? ЗАЯВЛЕНИЕ ГЛАВЫ ОТДЕЛА МАГИЧЕСКОГО ПРАВОПОРЯДКА ГРЕЙНДЖЕР-УИЗЛИ»
— Миссис Грейнджер-Уизли не делала никаких заявлений по поводу исчезновения мистера Поттера. Это откровенная ложь, – заявил министр магии. — Недопустимо, чтобы подобное печаталось в газетах уровня «Ежедневного Пророка». Такие серьёзные издания обязаны проверять правдивость информации.
«МИНИСТЕРСТВО ПРЕПЯТСТВУЕТ СВОБОДЕ СЛОВА И НАМЕКАЕТ НА ВВОД ЦЕНЗУРЫ! ПРИВЕДЁТ ЛИ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ НАРОДНОГО ОСВОБОДИТЕЛЯ ПОТТЕРА К НОВЫМ ТЁМНЫМ ВРЕМЕНАМ?»
– Я удавлю эту гадину! — вспылил Рон, увидев новый заголовок. – Ей-богу, размажу, мокрого места не останется! Да как она смеет приплетать Гарри и так клеветать?
— Не волнуйся, Рон, — спокойно ответила ему жена и ещё раз внимательно оглядела комнату на наличие насекомых. Таковых обнаружено не было. — Я на неё управу найду. Я уже однажды предупреждала её, чем могут кончиться вещи подобного рода. Если уж четырнадцатилетней школьницей я смогла её запугать, то сейчас и подавно.
— А что про ущелье? Есть новости про Гарри? Джинни сама не своя уже неделю, дети тоже не в себе.
— Пока ничего особенного. Под защитными чарами оказались ещё и усыпляющие. Если Гарри жив, то он спит. Крепко спит.
— Спящий герой под горой, — горько усмехнулся Рон. — Десять лет под лестницей, а теперь под горой… Сколько?
— Кто бы знал.
Гермиона дрожащей рукой поправила лацканы своего полосатого пиджака и вышла из кабинета в министерский коридор. Уизли вышел за ней и случайно налетел на нескладного парня, разносившего кофе.
«НОВЫЙ КОРОЛЬ АРТУР. КАКУЮ ПРАВДУ СКРЫВАЕТ МИНИСТЕРСТВО О ПРОПАЖЕ ПОТТЕРА?»
Когда до дна пещеры все-таки добрались, Рита Скитер уже покинула свой пост и предстала пред Визенгамотом за несанкционированную анимагию. Тот факт, что главная журналистка страны, разменявшая уже восьмой десяток на тот момент, попала под стражу, почему-то оказался упущен СМИ из внимания. Равно как и то, что на дне ущелья герой всех новостных сводок последнего месяца найден не был ни живым, ни мертвым. Он исчез, как будто его никогда и не было. Гарри Поттер действительно покинул этот мир, но уже почти никого этот факт не волновал и не пугал. Он потерялся в шумихе новостей, кричащих статей и заголовков, навсегда оставшись лишь эхом былых побед на страницах учебников истории. Народ только и говорил о прошлом великого Поттера, внезапно ушедшего в никуда, и о том, что, говорят, он заснул волшебным сном, чтобы проснуться в момент тяжёлых бед, когда над магическим миром снова нависнет угроза. Но это была откровенная бредовая байка, которая забылась так же скоро, как была создана. А вот про то, что Рита Скитер — настоящая гидра, шутили ещё долго, да и до сих пор продолжают. После её ухода, место редактора «Ежедневного Пророка» заняли сразу две молодые энергичные девицы, которые могли за ночь настрочить сенсационных статей на неделю вперед. Когда по настоянию министра Грейнджер-Уизли их попросили освободить занимаемый кабинет, туда наняли целых четырёх ребят. Они до сих пор летают по всей Британии в погоне за новостями и отправляют на первые полосы несусветную чушь, но Министерство с ними уже ничего не собирается делать. Это бесполезно, ведь они, и правда, гидра, и это уже не шутки, а суровая реальность.

Я внимательно наблюдаю, как ты зачёсываешь волосы назад, продолжаешь движение рукой, невесомо касаясь длинными изящными пальцами острой скулы, проводишь ими по чувственным губам, к которым я всегда желал припасть в жадном поцелуе, но этот голод так и остался неутолённым. Твои мягкие черты лица будто дразнят меня своей сокрушительной недоступностью. «Так близко и так недосягаемо далеко». Ещё никогда банальная, избитая, затёртая до дыр фраза не была настолько неисправимо, болезненно точной.

Впервые увидев твой образ в зеркале Еиналеж, я посчитал себя самым счастливым человеком на свете, но быстро понял, как жестоко ошибался. С годами моё тело старело, менялось, становясь всё более уродливым и отвратительным с каждым созданным крестражем, пока, наконец, от меня не осталось даже имени, которое сменилось на безликое Тот-Кого-Нельзя-Называть.

А твой образ оставался неизменным. Твоё тело — прекрасное, молодое, полное энергии — и дразнило, и завораживало меня одновременно. Иногда я мог часами смотреть на тебя, не отрываясь. Без устали. Самозабвенно. И в эти минуты не существовало в мире ничего важнее изгиба твоей шеи, твоей молочно-белой кожи, твоего аристократично-прекрасного, идеального лица.

Сейчас ты стоишь в двух шагах от меня. Улыбаешься, растягивая свои чувственные губы в тонкую полоску, за которой скрывается моя боль. Я протягиваю ладонь, но пальцы натыкаются на холодную преграду, и я вздрагиваю в бессильной и беспомощной злобе. За что мне было суждено полюбить единственное существо, которое всегда принадлежало мне и одновременно никогда не сможет мне принадлежать?! Зачем мне власть над миром, если даже она не сможет заполнить зияющую дыру в груди, образовавшуюся там, когда я с болезненной ясностью осознал своё бессилие?

В порыве ярости я наклоняюсь, подхватываю с пола тяжёлый камень и со всей силы швыряю его в улыбающееся лицо. Камень врезается в твоё бесплотное тело, и ты, мой прекрасный, мой любимый Том Марволо Реддл, сотней острых осколков осыпаешься к моим ногам.

Пояснение: По преданию молодой Нарцисс во время охоты увидел в реке своё отражение, влюбился в самого себя, не смог с ним расстаться и умер от голода и страдания. Когда пришли за его телом, его там не было, но на том месте вырос цветок нарцисс. По имени юноши было названо психическое расстройство — нарциссизм, который проявляется в восхищении собой, любви к самому себе, в постоянном самолюбовании, удовольствии от созерцания собственного тела.