Минерва Макгонагалл вертела в руках конверт и просто глазам не верила! Что это за… глупости?! Возмутительное ребячество! Да ещё и анонимное! Нет, снаружи это был конверт как конверт, из плотной желтоватой бумаги, но внутри… Внутри была… Ох, Мерлин… Там была валентинка! Абсолютно глупая, премерзко розовая, в форме сердца! И никакой ошибки — школьная сова доставила это сегодня утром в её спальню, на конверте было её имя, и на самой, Моргана её задери, открытке — тоже!

Минерва ещё раз внимательно изучила конверт и его содержимое, помедлив, проверила эту ерунду на какую-либо магию — никаких следов отправителя, всё чисто. И от того ещё более возмутительно! За всю жизнь — а это ни много ни мало шестьдесят один год — она не получала анонимок. И пусть эта была в целом безобидной, но, позвольте, кто станет посылать наивную девчачью валентинку почтенной женщине, профессору, декану?! Не иначе шутки какого-нибудь студента. Минерва, конечно, была уважаемым преподавателям, но этим сорванцам никто не авторитет! Наверняка отправил какой-нибудь слизеринец, а, может, и кто-то из своих решил подшутить над старой каргой.

— Нет уж, мои милые, — стягивая длинные волосы в привычный пучок, пробормотала профессор Макгонагалл, — вам не вывести меня из равновесия!

Она почти покинула спальню, но у самой двери остановилась, глянула через плечо на свой стол, на которым всё ещё вызывающе лежала валентинка, решительно левитировала эту гадость в камин и подожгла.



За завтраком Минерва внимательно оглядывала факультетские столы. Даже хаффлпаффцы и равенкловцы начали казаться подозрительно весёлыми... Слишком, слишком весёлыми! И дело, конечно, вовсе не в дне Святого Валентина!

— М, Минерва?

Она не сразу поняла, что к ней кто-то обращается, отозвалась только после того, как этот кто-то тронул её за плечо.

— Гораций? Что вы хотели?

— Хотел сказать, что вы, кажется, забыли про свой пирог с патокой, — Слизнорт широко улыбнулся и кивнул на кусок пирога, который Минерва взяла, но так и не донесла до рта. Теперь патока капала с него прямиком ей на колени.

— Ох! — Она поспешно удалила пятна с мантии и отложила пирог — есть всё равно не хотелось. Как бы Минерва не зарекалась быть невозмутимой, проклятая утренняя валентинка никак не выходила у неё из головы. Кто же всё-таки позволил себе такую дерзость?

— Похоже, вас что-то беспокоит?

— Вовсе нет, с чего вы взяли?!

Она явно ответила слишком резко: дружелюбная улыбка, от которой даже его моржовые усы чуть топорщились, медленно сползла с лица Слизнорта.

— Простите, это, разумеется, не моё дело, — смущенно пробормотал он, переключаясь на тост с паштетом. — Я просто подумал… Простите.

— Не обращайте внимания, Гораций, — смягчилась Макгонагалл. В конце концов, бедный добрый Слизнорт не был виноват в утреннем происшествии, не стоило ей на него срываться. Вместо этого она поспешила покинуть Большой зал, перед уходом бросив ещё один подозрительный взгляд на учеников. Увы, никто не глядел на неё с ехидством, никто не хихикал, тыча в её сторону пальцем.

Дойдя до своего кабинета, Минерва почти успокоилась. Ну да, кто-то решил подшутить, прислав ей валентинку. Но он же не сделал это при всех, скажем, за завтраком. Если подумать, об этой возмутительной открытке знает только она да анонимный отправитель, который ничем себя не выдаёт. Так что стоит просто забыть об…

Из щели между косяком и дверью в её кабинет торчал конверт. Не такой, как она получила утром, нет. Этот был… бледно-розовый!

Минерва застыла, будто кто-то зарядил ей в спину Петрификус Тоталус, не в силах что-либо сделать. В это время мимо как раз проходили две студентки-слизеринки. Одна определённо заметила конверт, шепнула что-то подруге, и обе захихикали. Этот ужасный звук вывел Минерву из оцепенения. Она строго зыркнула на девочек, выдернула конверт из щели и с самым невозмутимым видом удалилась с ним в кабинет. И, лишь оказавшись за дверью, она позволила себе возмущённо фыркнуть.

— Ну, это уже наглость! — заявила Минерва герани, ютящейся на подоконнике. — Слать мне валентинку в спальню — это одно, но оставлять в двери кабинета, где её любой может увидеть, — это… это…

Она разорвала конверт и лишь шумно выдохнула, когда подол её мантии осыпали блёстки. Блёстки!!! Складывалось впечатление, что валентинки ей отправляла наивная первокурсница. На выпавшей из конверта прямоугольной открытке приплясывал пухлый амур. Он игриво подмигивал Минерве, испепеляя своей дерзкой улыбкой последние крохи её самообладания.

— Так, ну это уже… Ни в какие рамки! — фыркнула Макгонагалл, испепеляя мерзкую открытку и очищая мантию от блёсток. Нужно немедленно выяснить, кто позволил себе подобную вольность! Слать вызывающие, слащавые, а, главное, анонимные валентинки декану факультета — на это способен либо кто-то особенно бесшабашный, либо… слабоумный!

Всё ещё кипя от негодования, Минерва отправилась в класс, где её ожидала шумная толпа первокурсников Гриффиндора и Слизерина. Обычно эти мелкие гиперактивные волшебники вызывали в ней сдержанное раздражение: большинство — те ещё шалопаи, которым не светит по трансфигурации и Удовлетворительно. Однако, будучи профессионалом, Минерва Макгонагалл со всеми держалась одинаково строго и вежливо. Но этот день не задался с самого утра…

Едва переступив порог кабинета, Минерва обнаружила стайку бумажных розовых птичек, вьющихся над партами. В другое время она просто не обратила бы внимание на подобную ерунду, в конце концов, день Святого Валентина всегда сопровождался всей этой жуткой слащавой атрибутикой, но сегодня…

— Что это такое? — невербально подзывая к себе розовую стайку, строго спросила Минерва у притихшей аудитории.

— Просто… валентинки, — пропищала наконец Эмили Мейсон, нервно теребя свой красно-золотой галстук.

— Урок — не место для легкомысленных записок! — отрезала Минерва и резким взмахом палочки отправила птичек за пределы классной комнаты. Краем глаза она заметила, что несколько девочек встрепенулись, возможно, желая поспорить, но никто в итоге не решился что-то сказать. Удовлетворённая, Минерва собиралась уже приступить к занятию, когда одна из недавно выдворенных птичек впорхнула обратно и бесцеремонно приземлилась на учительский стол.

В классе и до этого было не слишком шумно, но с появлением бумажного нарушителя воцарилась практически осязаемая тишина. Минерве понадобилось ровно две секунды на то, чтобы заметить на розовом крыле собственное имя, после чего она изящным взмахом (хотелось верить, что у неё получился именно изящный взмах, а не раздражённый тычок) подожгла птичку. Эмили Мейсон ойкнула с первой парты и тут же зажала рот ладошкой. Времени гадать над тем, заметила ли юная особа, кому была адресована валентинка, у Минервы не было, поэтому она предпочла всё же приступить к и без того преступно сократившемуся занятию.

Однако мысль о треклятом анониме, атакующем её легкомысленными открытками, не давала покоя до конца занятия. Да и весь следующий урок с третьекурсниками Минерва каждую секунду ждала новых возмутительно пошлых знаков внимания. Но шутник то ли успокоился, то ли затаился — во всяком случае поток птичек и сердечек временно прекратился. И всё же Минерва благоразумно решила пропустить обед в Большом зале — не хватало ещё получить очередную глупую валентинку перед всей школой. Вместо этого она отправилась в свою спальню, распорядившись, чтобы один из школьных домовиков принёс ей туда обед.

Худосочный эльф, завёрнутый в полотенце с символикой Хогвартса, постучал в дверь спустя три минуты. В его узловатых руках был поднос с несколькими тарелками, среди которых… Нет, это невозможно!

— Что это такое?! — едва сдерживая ярость, спросила Минерва, выдёргивая бледно-лиловый конверт из-под блюдечка с сыром.

— Вам просили передать, мадам, — пискнул эльф, с небывалой расторопностью втиснул поднос в руки Минервы и исчез прежде, чем она успела ещё хоть что-то спросить.

Есть моментально расхотелось. Левитировав поднос на рабочий стол, Минерва опустилась в кресло и задумчиво повертела конверт. Как обычно без подписи — только её имя и фамилия, выведенные аккуратным, уже знакомым её почерком. Пожалуй, слишком аккуратным для первокурсника, хотя какая-нибудь девчонка могла бы постараться… То-то эта выскочка Эмили так активно защищала розовых птичек!

— Так, стоп! — резко остановила себя Минерва и прикрыла глаза ладонью. — Вот только паранойи на почве идиотских валентинок мне не хватало! Обвинять собственных студентов в подобной нелепой… вульгарной… бессмысленной… авантюре!

Она распечатала конверт — больше по привычке, нежели от желания получить очередную гнусную почеркушку на сердечке — и удивлённо ахнула. В этот раз в конверте не было ни глупых амуров, ни легкомысленных птах — на колени Минерве выпал заключённый в овальную рамку портрет. Её портрет. Да, да, это не было банальной колдографией — это совершенно точно был рисунок, выполненный тушью. И, хотя, в отличие от портретов на стенах замка, этот не двигался, в нём и без того хватало магии: он был завораживающе прекрасен.

Минерва поймала себя на том, что улыбается, разглядывая дивную вещицу, и попыталась вернуть лицу привычное суровое выражение, но у неё не вышло. Портрет был необыкновенно хорош, хоть на нём Минерва и была изображена в своём нынешнем возрасте. Да, она прекрасно понимала, что, прожив на свете шестьдесят с лишним лет, перенеся массу невзгод, потеряв всех, кого любила, она уже не была той миловидной девушкой с густой копной чёрных волос и огромными глазами, что смотрели на мир вокруг с восторгом. И каждый день, глядя на себя в зеркало, Минерва Макгонагалл с тоской отмечала новые морщины, новые седые волосы и ставший уже привычным безрадостный тяжёлый взгляд. Но на этом портрете… На нём была совсем другая Минерва Макгонагалл. Да, всё такая же пожилая, но отнюдь не лишённая жизни, с лёгкой улыбкой на пусть не таком молодом, но всё ещё красивом лице.

Отложив портрет, Минерва подошла к зеркалу и попыталась посмотреть на себя глазами неизвестного художника. Чуть приподняла подбородок, расслабила брови, вечно стремящиеся к переносице, улыбнулась своему отражению и, о чудо! увидела совершенно другую женщину!

— Что за… магия? — пробормотала Минерва, разглядывая себя в зеркале и всё ещё решительно не понимая, кто мог прислать ей портрет. На детскую шутку это уже не тянуло, однако её по-прежнему смущала анонимность тайного воздыхателя. Не мог же это быть кто-то из преподавателей! Взрослых мужчин в замке было мало — четверо, если не брать в расчёт Филча — и ни от одного из них Минерва не ожидала подобного…

Конечно, можно было предположить, что Альбус таким образом пытался подбодрить её, но кому, как не Дамблдору знать, насколько сильно Минерва Макгонагалл не приемлет всех этих… финтифлюшек! Он мог заказать её портрет, но не стал бы перед этим слать наивные валентинки без подписи. Оставался Снейп, годящийся ей в сыновья и ещё больше ненавидящий праздничную мишуру (Минерва лично видела, как Северус поджёг гирлянду из сердечек, что висела над его местом за обеденным столом), Рубеус Хагрид, который по разумению Минервы не способен был на подобные жесты, и Гораций Слизнорт, который если кому и мог слать валентинки, то разве что себе любимому.

Это ставило Минерву в тупик. Не Филч же слал ей все эти открытки! Да и портрет — он окончательно сбивал с толку! От безысходности она вновь исследовала конверт и обнаружила в нём записку. В ней всё тем же почерком было выведено: «Надеюсь увидеть вас на вечеринке в честь дня Святого Валентина!»

Вечеринка? Какая ещё вечеринка? Минерва нахмурилась, пытаясь припомнить, слышала ли она о чём-то подобном. Да, кажется, Слизнорт приглашал её на какую-то вечеринку в честь дня всех влюблённых… А перед этим на вечеринку по случаю Рождества, и ещё на празднество Хэллоуина… Этот старый плут просто обожал веселиться и постоянно организовывал какие-то гулянки. Обычно Минерва их игнорировала — не потому, что плохо относилась к Горацию, а потому что считала неприемлемым развлекаться вместо со студентами. Наверное, она не пошла бы и в этот раз, но сейчас её охватило давно забытое чувство… Смесь любопытства и предвкушения чего-то… Приятного. Внезапно все предыдущие открытки начали казаться Минерве милыми, она даже пожалела, что уничтожила их. Да и выходка с птичками на уроке, если подумать, была некрасивой.

— Не удивлюсь, если бедные первоклашки прозовут меня злобной старухой, — пробормотала Минерва и усмехнулась.

Несмотря на лёгкое чувство стыда, настроение её заметно улучшилось, так что последующие занятия прошли в привычном режиме. За маленьким исключением: обычно такую спокойную и уравновешенную Минерву Макгонагалл разбирало несвойственное ей нетерпение. Ей даже стало немного неловко за собственное возбуждение, которое она старательно скрывала от студентов. В конце концов, встреча с анонимным воздыхателем могла стать разочарованием. И всё же, всё же… Впервые за много лет Минерва ощущала себя не бесполым профессором, а женщиной, что вдохновила кого-то на чудесный портрет, который она, к слову, всю вторую половину дня носила с собой, то и дело украдкой поглядывая на него и подпитываясь от него позитивной энергией. В конце концов она решила, что личность анонима не так уж важна. Ей просто хотелось узнать, кто он.

Вечер принёс ещё один сюрприз: в спальне её ждала веточка нежно-розовых фрезий. Удивительно, но этот цвет больше не бесил Минерву, напротив, она с явным удовольствием прицепила цветы к шляпе, предварительно заговорив их так, чтобы они не завяли. Взглянув на себя в зеркало перед выходом, Минерва заметила ту самую улыбку, которая играла на её губах, нарисованных неизвестным художником.

— И это в такие-то непростые времена, да ещё и в твоём возрасте! — заявила она своему отражению, которое, впрочем, продолжало улыбаться. Что ж, может, это именно то, что ей нужно в это нелёгкое и опасное время? Минерва пожала плечами и покинула свою спальню, окутанная ароматом фрезии.

Из кабинета Слизнорта доносилась музыка и гомон голосов. Минерва застыла в тёмном коридоре, в нескольких шагах от приоткрытой двери, и попыталась представить, как будет выглядеть её появление на подобном мероприятии. Наверняка, вызовет массу пересудов… Возможно, стоит развернуться и уйти, пока никто…

— О, Минерва! Вы всё-таки пришли! — пробасил Гораций Слизнорт, появившийся в дверях. — Я бесконечно рад.

— Вы… знали, что я приду? — отгоняя от себя нелепую догадку, пробормотала Минерва, и тут заметила в петлице необъятной мантии профессора зельеварения розовые фрезии. — Так это… это вы?!

— Хмф, надеюсь, вы простите мне эти маленькие сегодняшние шалости? — усмехнулся Слизнорт, и заговорщически подмигнул. — Не желаете ли войти?

— Но я… Я не понимаю… Гораций! — не двигаясь с места, воскликнула Минерва. — Все эти глупые валентинки — я думала, меня разыгрывает кто-то из студентов. Но портрет…

— Мне говорили, что я похоронил в себе дар художника, — кивнул Слизнорт, вышел наконец из кабинета и прикрыл за собой дверь, отрезав шум вечеринки. — Не поймите меня неправильно, моя милая Минерва, — я вовсе не набиваюсь вам в ухажёры. Я и не надеюсь, что столь юная особа…

— Не паясничайте, Гораций, — строго оборвала его Минерва.

— Но это правда! По сравнению со мной вы ещё молоды и полны жизни! Но я заметил, какой вы в последнее время стали хмурой и грустной…

— Какие времена… — пробормотала Минерва.

— А ведь я помню вас ещё чудесной юной феей, что впорхнула в школу, чтобы нести свет знаний, — продолжил Гораций и, приблизившись к Минерве, приобнял её за плечи.

— Слишком много лет прошло с тех пор...

— Да, немало, но вы всё так же прекрасны, как и сорок лет назад! Я просто хотел напомнить вам об этом. Не сочтите это за насмешку…

Минерва поняла, что снова улыбается. Как днём, при виде портрета, как сорок лет назад, когда она, по словам Слизнорта, «впорхнула в Хогвартс» юной преподавательницей трансфигурации.

— Спасибо, Гораций, это… Очень мило. Только… Ох! Я ведь думала, что все эти легкомысленные открытки — глупая насмешка! Поэтому я их… уничтожила.

— Ничего страшного, — Слизнорт одарил её улыбкой из-под своих роскошных серебристых усов. — Я припас для вас ещё парочку легкомысленных открыток на вечеринке. И парочку бокалов вина, если вы не против.

С этими словами он отошёл чуть в сторону, церемонно подставил ей локоть и торжественно произнёс:

— Минерва Макгонагалл, окажите мне честь — будьте моей валентинкой в этот вечер!

Что ей оставалось? Только взять Горация Слизнорта под руку и отправиться с ним на вечеринку. В конце концов, иногда даже строгому шестидесятилетнему профессору трансфигурации стоит вспоминать, что она — вполне себе привлекательная женщина, — и вопреки всему немного расслабиться.