Прошло два года спокойной и безбедной семейной жизни. Локи и Гермиона пытаются ужиться друг с другом, но смогут ли они смириться с его высокомерием и её занудством? Особенно тогда, когда выпадает такой прекрасный шанс все поменять... *** "Ты не наш!" - в синих окнах трепетали огни. "Ты продашь, ты предашь за гривну" - знали они..." Мельница - Чужой
Этот фест придуман в самых лучших упоротых традициях наших сайтов (да, если кто еще не знает, встречайте новичка: МарвелSфан) с одной единственной целью — получить фан в процессе и вдохновить других на творчество. UPD. Фест подарил нам множество увлекательных и неожиданных работ, которые никогда бы не родились при иных обстоятельствах. И у нас уже есть итоги. Первое место разделяют Хогс и
Вы очень поможете нашему проекту, если
распространите баннер Хогса:
Чтобы предотвратить апокалипсис, Гермионе Грейнджер предстоит отправиться в прошлое и принять облик одного из членов «Гидры». Однако осуществлению ее цели — найти и уничтожить артефакт, который в будущем приведет к гибели миллиардов людей, — внезапно мешают закулисные интриги, борьба за власть и нависшая над ней опасность. Для своей защиты она решает привлечь Зимнего солдата.
Никогда не верь своим глазам. Любая истина, кажущаяся непреложной, может оказаться мифом, и привычный мир в одночасье перевернётся.
Действие разворачивается после печально известных событий 31 октября 1981 года. Невеста томящегося в Азкабане Сириуса Блэка вынуждена вести двойную жизнь, чтобы не выдать своих истинных мыслей и чувств. В это время Сириус получает помощь с весьма неожиданной стороны и, спасаясь от погони, находит человека, который давно считается мёртвым. Все на первый взгляд не связанные между собой события в итоге оказываются звеньями одной цепи. Героям предстоит разгадать крайне сложную головоломку, не потерять веру в себя и близких, а также по возможности остаться в живых.
Фанфик героически разморожен спустя шесть (!) лет, и автор будет рад вашим отзывам :)
Лондон середины XIX века. Том Риддл — внук богатого герцога, известный своей дерзостью. Увидев на балу леди Гермиону Грейнджер, он решает проверить, так ли сильна ее воля, как говорят. Все это окажется лишь игрой или за хлесткими словами может крыться что-то большее?
Чем дольше Сивилла горела и не сгорала, тем сильнее пузырилась кожа её палачей. Чем громче они кричали, тем тише молчала она, теперь и сама превратившись в зрителя.
— Мы никому не расскажем... — прошептала она, когда Гарри прижал ее к холодному стеклу. — Это принадлежит нам. Только нам... — подтвердил он, дергая пояс ее халата.
Конец марта 2018 года. Гарри и Гермиона отправляются на двухдневный рабочий семинар в Париж, и что-то неотвратимо меняется между ними.
Гермиона Грейнджер не думала, что однажды ей придется столкнуться с миром супергероев. Оставив приключения в прошлой жизни, она занималась наукой, пока не приблизилась к разгадке гена магии настолько близко, что бывший директор ЩИТа командировал для ее поимки самого Капитана Америку. Но кем станет для нее Стив Роджерс, проклятием или... спасением?
У нее было все: громкое имя, непростой характер, крупный счет в Гринготтсе и шлейф слухов за спиной. Лили Поттер просто была лучшей. Лучшей для любого. Кроме него.
Она помнила Хогвартс другим: разрушенным и залитым кровью детей и их родителей. Она видела мириады неупокоенных духов, готовых стать призраками школьных руин. Замок пах смертью... Но сейчас у нее был шанс все изменить, стереть, словно чей-то уродливый рисунок на песке. И она собиралась сделать это, чего бы ей это ни стоило...
"Во тьме под рукою рука, И броня оперенья легка, Из подземного мира — и вверх, Поверь, я верю, и ты поверь, поверь, поверь". Мельница – «Поверь» *** Четвертая часть из серии "Любовь во время зимы". Первая - Любовь во время зимы Вторая - Чужой Третья - Дорога в огонь
Альбус Поттер, к удивлению всей своей семьи, попадает на Слизерин. Как сложится его судьба? Кем будут друзья юного Альбуса? И сможет ли он иначе взглянуть на окружающую действительность?
Когда Баки не может больше оставаться в Ваканде, Стив забирает его к себе. Оказывается, за прошедшие полгода он обзавелся не только тайным убежищем, скрытым от всего мира мощнейшими чарами, но и девушкой-ведьмой, прошлое которой столь же туманно, как и ее личность. Стив просит Баки присмотреть за ней в его отсутствие, даже не догадываясь о том, к чему в итоге это приведет.
Путешествия во времени — опасная игрушка, которая часто приводит к непоправимым последствиям. Но Гермиона не была бы собой, есди бы не попыталась все исправить. Особенно, когда рядом надежный союзник.
Путешествия во времени — опасная игрушка, которая часто приводит к непоправимым последствиям. Но Гермиона не была бы собой, если бы не попыталась все исправить. Особенно, когда рядом надежный союзник.
– Мисс Грейнджер? Я вас напугал? – Черта с два, – процедила Гермиона. – У меня есть «палка», помните? Я не боюсь вампиров. – Тогда нам определенно есть о чем поговорить.
Кроссовер с сериалом "Дракула" (2020). Дракула в исполнении Класа Банга - это что-то крышесносное.
В таймлайне третьего курса у профессора Люпина выдалась паршивая ночка. Но у кое-кого она оказалась ещё хуже. И если наутро профессор Дамблдор не досчитался кое-кого из учеников, то об этом никто так и не узнал.
Мгновения тянулись невообразимо медленно, будто капли густой, почти застывшей смолы, которые не могли сорваться с кончиков ветвей. Безнадёжность захлестнула каждый закоулок души, каждую клетку тела. Узкие бескровные губы побледневшей, как тень, Барретт быстро шевелились в непрерывном потоке слов, беззвучном для Стеллы, у которой в ушах звенел лишь безостановочный гул отчаяния... Прямо сейчас... Барретт возьмёт себя в руки, отправит в Министерство Патронуса, и сюда явится весь Аврорат во главе со Скримджером. Никакая защита не выдержит массированного напора. Застигнутые врасплох, они не смогут сопротивляться. А дальше только тьма.
Хлопок — невыносимо громкий, выворачивающий душу наизнанку — резко ударил по барабанным перепонками и снова вернул ощущение реального времени. Они уже здесь. Так быстро. Хотя какая разница — минута, пять или час... Приговор подписан, и задержка лишь продлит агонию наступления неизбежного. Скримджер уже готов раздавать указания... Краем сознания Стелла уловила, как Барретт метнула быстрый взгляд ей за спину. Но вместо неприкрытого торжества в её глазах почему-то застыло крайнее замешательство, и в следующий миг аврор замерла на месте. Не успела Стелла толком осмыслить, что произошло, как издалека, будто из другой жизни, где ещё осталось место надежде и свету, послышался... Наверное, она бредит...
— Милая, прости, что так долго.
Боясь, что подсознание просто выдало желаемое за действительное, что мираж растворится без следа и вернёт неумолимость кошмарной реальности, стоит только посмотреть, Стелла медленно начала оборачиваться. Сейчас созданная насмехающимся над ней собственным разумом иллюзия моментально рухнет, разобьётся вдребезги и... Стелла не стала заканчивать эту и так очевидную мысль и всё же нашла в себе силы повернуть отяжелевшую, будто налитую свинцом голову. Но там, в конце коридора, вопреки самым пессимистичным ожиданиям стоял Сириус с направленной на Барретт волшебной палочкой в руке. Его взгляд, тёплый, участливый и немного виноватый, был устремлен на Стеллу. Повинуясь порыву безотчётного ликования, она импульсивно ринулась было к Сириусу, но сразу с ужасом отпрянула, отрезвлённая пронзившей сознание жуткой догадкой. Нет, нет, это же просто очередная уловка, жестокий мираж, призванный похоронить едва вспыхнувший робкий лучик надежды и окончательно погрузить мир в беспробудный мрак.
Словно угадав все её мысли, «Сириус» мягко улыбнулся (абсолютно точно как настоящий — когда они научились всё так идеально копировать?!) и вдруг плавным движением опустил палочку, будто хотел успокоить охваченную паникой Стеллу. Ну уж нет, дважды она не поведётся, хватит! Действовать поддельный Сириус пока почему-то не спешил, и Стелла лихорадочно огляделась в поисках хоть какого-нибудь решения. Взгляд сразу наткнулся на Барретт застывшую у двери, словно статуя. Идея пришла молниеносно. Одним прыжком — откуда только взялась прыть! — Стелла преодолела короткий коридор, выхватила палочку из обмякших пальцев аврора, стремительно обернулась, и, не полагаясь на невербальную магию, для надёжности во весь голос выкрикнула:
— Экспеллиармус!
Палочка подозрительно слишком спокойного и ничего не предпринимавшего «Сириуса» тут же вылетела у него из рук, с размаху стукнулась об стену и упала на пол.
— Ну, и кто ты? Где остальные? Врать не советую! — выразительно наставив свою только что возвращённую палочку точно на грудь неприятеля, с вызовом выпалила Стелла и истерично махнула свободной рукой в сторону неподвижной Барретт. — И выкладывай, для чего весь этот цирк?
Но он продолжал смотреть на неё с неподдельным беспокойством и участием и держался на расстоянии, словно не хотел пугать ещё больше. Самым логичным и безопасным было бы тут же оглушить самозванца без всяких разговоров, но Стелла почему-то медлила, в глубине души всё ещё хватаясь за ничтожную ниточку надежды.
— Коридор, странная вспышка, портал в стене. И тьма, — вдруг тихо заговорил «Сириус», не пытаясь подойти. — Туман, серое небо, мрачные дома, — спокойно продолжал он, а Стелла слушала, как заворожённая, всё больше расширяя глаза от изумления. — Полуразрушенная арка за спиной. И в такой вот, согласись, крайне неподходящей обстановке я тебя поцеловал, — на губах заиграла озорная улыбка, от которой на миг защемило в груди.
Нет, поддаваться нельзя! Всё ненастоящее, чужое, фальшивое. Они снова хотят обвести её вокруг пальца, как неразумное дитя. Правда, к чему сейчас это лишнее нагромождение откровенной лжи? Капкан уже захлопнулся, и она попала в их лапы, сломленная и раздавленная. Наверное, хотят поиздеваться, продлить муки и бесконечно растянуть момент сокрушительного поражения для её бьющегося в конвульсиях разума...
— Ты не можешь этого знать, — едва шевелившимися губами произнесла Стелла, но голос прозвучал слишком неуверенно.
Мозг пытался отчаянно соображать. Почему же, почему каждое его слово с убийственной точностью попало в самую суть? Они не сумели бы так быстро порыться у Сириуса в воспоминаниях. Барретт узнала буквально только что... Никто ещё не успел добраться до тайника. Всё-таки это не минутное дело, там же защита. А что, если... Наученная дьявольским трюком Барретт, Стелла усиленно пыталась отогнать иллюзии, всё больше затягивающие в свой соблазнительный водоворот, но тщетно. Тем временем он не сводил с неё взгляда — такого проникновенного, наполняющего душу магическим светом и убеждающего оставить все сомнения далеко позади. Да разве они в состоянии за столь короткое время так безупречно подделать этот неповторимый, единственный в своём роде взгляд? А ещё жесты, голос, манеру речи, наклон головы... И Стелла сдалась.
— Сириус?.. — с придыханием спросила она, хотя вопрос прозвучал, скорее, утвердительно.
— Наконец-то, — облегчённо вздохнул тот, очевидно, уловив, как потеплел её взгляд. — Всё хорошо, солнышко. Это я, правда.
Он медленно приблизился и осторожно притянул Стеллу к себе. Родные объятья сразу привели её в чувство, и одолевавшее душу нагромождение страшных подозрений показалось совершенно нелепым. Сириус. Её Сириус... Он здесь, он пришёл, чтобы спасти от боли и ужасов, готовых сплошным потоком обрушиться на неё из каждого уголка враждебного мира.
— Решил всё-таки наладить прослушку квартиры из тайника, как чувствовал. Только вчера с Регом сделали, — признался Сириус и виновато добавил: — Собирался сразу сказать, но не хотелось тебя волновать. А видишь, как получилось. И, как назло, надо было выжидать, чтобы выяснить, что конкретно им там известно. Прости, что тебе пришлось такое пережить...
Стелла едва улавливала значение слов и просто наслаждалась мягкими интонациями его голоса. Хотелось, чтобы этот миг никогда не заканчивался, чтобы все невзгоды в одночасье развеялись по ветру, и в мире остались только они вдвоём. Но краткий момент эйфории тут же сменился острым волнением: опасность ещё далеко не миновала, хотя самого страшного пока удалось избежать. Стелла с трудом собралась с мыслями и глубоко вдохнула.
Затем нехотя отстранилась от Сириуса и с тревогой заглянула ему в глаза:
— Они всё-таки узнали.
— Не так уж и много, — небрежно склонил голову тот, но голос слегка напрягся. — А то сразу пожаловали бы всей толпой, как они любят… Рег, давай сюда, — чуть громче позвал он.
Тут же прозвучал хлопок, но на этот раз Стелла восприняла его относительно спокойно, насколько позволяли нещадно измотанные последними событиями нервы.
— Вижу, моя помощь уже не требуется, — иронично обронил появившийся в коридоре Регулус, кивнув на всё так же пребывавшую в полной неподвижности Барретт.
— Её Виктор подослал, это и флобберу понятно! — с отвращением передёрнула плечами Стелла и решительно подалась в сторону аврора. — Надо срочно вычистить ей мозги! Чтоб ни намёка на тайник не осталось!
— Постой, — Сириус аккуратно придержал её за локоть. — Нельзя вот так запросто выкинуть абсолютно всё из её памяти. Если её отправил Викторинус, про тайник в курсе и он. Не знаю, как ему удалось разнюхать, сейчас не это главное. Но он явно ждёт от Барретт новостей, и очень удивится, если она вообще ничего не вспомнит.
— Точно, я как-то об этом не подумала, — воинственный настрой Стеллы и желание полностью и бесповоротно удалить Барретт из их жизни быстро улетучились. — Но что ж тогда делать? Уверена, ты уже что-то придумал! Да ведь, Сириус? Однако тот с ответом не торопился, лишь одарил её печальным пронзительным взглядом. Сердце Стеллы заныло от дурного предчувствия, а во рту пересохло: Сириус явно не горел желанием озвучивать свой план.
* * *
— ...я здесь не в качестве уполномоченного представителя Министерства. По крайней мере, пока. И я надеюсь, мы сможем урегулировать ситуацию без лишней огласки, — безапелляционно заявила Барретт.
— Что ж, как вам будет угодно, — холодно произнесла Стелла и, чтобы не показаться чересчур сговорчивой, добавила: — Но на вашем месте я бы вошла в моё непростое положение и закрыла глаза на это небольшое нарушение. Всё-таки трагедия прошлого Хэллуина, жертвой которой я, увы, оказалась, могла бы стать причиной для снисхождения.
— Не пытайтесь со мной торговаться, не поможет, — Барретт осталась непреклонной, но Стелла и не надеялась переубедить аврора.
Пускаться в пререкания она не собиралась и лишь с неудовольствием слегка качнула головой, однако под напускной маской тщательно скрывалась целая гамма переполнявших душу истинных чувств. Всё мастерство притворства и выдержка уходили на выражение правдоподобных и уместных для изображаемой ситуации эмоций: досада вкупе с раздражением в нужных пропорциях вполне подходила. Главное — не переигрывать: это чревато лишними подозрениями со стороны столь опытного противника, что только усугубит и без того весьма шаткое положение. И самое важное: ни при каких обстоятельствах нельзя позволить Барретт добраться до самого сокровенного, тщательно подавляемого и спрятанного в глубинах памяти под хаотичной вереницей обманных и сбивающих с толку мыслей. Права на ошибку больше нет.
— Так, не будем терять время, — не отводя наставленную на Стеллу палочку, Барретт приглашающим жестом указала на открытую дверь комнаты. — После вас.
По спине предательски пробежал холодок: Мерлин, они знают даже расположение тайника в квартире! А вдруг где-то допущен просчёт, и выбранная тактика всё же неверна? Стелла спохватилась и поспешно отбросила опасную мысль, снова заполнив сознание поверхностной палитрой «правильных» эмоций. Нужно строго придерживаться наскоро сконструированного плана.
— Разумеется, — Стелла изобразила кислую улыбку и нарочито неторопливым шагом направилась в единственную комнату.
Взгляд сразу упал на высокий шкаф из тёмных лакированных досок, столько месяцев являвшийся прикрытием так трепетно оберегаемой другой жизни, пусть далеко не лёгкой и отягощённой грузом постоянных страхов и переживаний, но такой желанной и настоящей. Сердце на миг замерло. Всё существо Стеллы противилось тому, что ей сейчас предстояло сделать, но иного выхода не оставалось. Не оборачиваясь на почти наступавшую на пятки Барретт, она подошла к шкафу и отворила тяжёлую дверцу. Несколько дежурных нарядов, одиноко висевших на деревянных плечиках в качестве декораций для излишне любопытных, одним движением руки отправились в сторону, и Стелла привычным жестом аккуратно надавила на ничем не отличавшееся от остального полотна место на оголившейся задней стенке, которая тут же бесшумно отъехала.
— Впечатляющая конструкция, — хмыкнула Барретт. — Вашу бы выдумку направить в иное русло...
Стелла не ответила на колкость и молча перешагнула импровизированный порог.
— Посмотрим-посмотрим... — раздражающе медленно протянула проследовавшая за ней Барретт и принялась внимательно изучать окружающую обстановку.
Стелла демонстративно сложила руки на груди и отошла в сторонку, с грустью глядя на значительно уменьшившееся и словно осиротевшее убежище, ещё совсем недавно служившее уютным пристанищем для... Усилием воли Стелла оборвала разоблачительную ниточку мысли: пусть Барретт в данный момент полностью поглощена делом, рисковать не стоило. Тем временем та с видом скрупулёзно выискивающего улики детектива придирчиво осматривала каждый участок маленькой комнатки. Стандартный набор сложенных слегка небрежной стопкой на вытянутом столе магических книг имелся в доме у каждого уважающего себя волшебника, но Барретт недоверчиво поводила палочкой над обложками и тщательно пролистала каждый том. Не забыла она заглянуть и в стоявший рядом котёл, но он, к её явному неудовольствию, совершенно недвусмысленно пустовал. Придвинутый к столу диван тоже не остался без внимания. Но с особой дотошностью аврор исследовала пузатые флакончики с зельями и десяток волшебных вещиц, расставленных на длинном стеллаже вдоль стены. С помощью заклинаний Барретт проверила и стены в поисках возможных тайников, но обнаружила лишь никак не замаскированную крохотную ванную комнату. Вся процедура выглядела довольно унизительно, но Стелла безропотно терпела тотальную ревизию, на всякий случай угрюмо склонив голову и всем видом выражая недовольство от досадного обнаружения устроенного со всей любовью комфортного уголка в недрах магловской многоэтажки.
Наконец, Барретт проинспектировала последний участок и, так и не найдя ничего хоть сколько-нибудь предосудительного, повернулась к Стелле.
— Да, неплохо вы здесь обосновались, мисс Кентберри, — язвительно подытожила она. — Надеюсь, вы понимаете, что я не имею права оставить всё, как есть?
— Более чем, — без всякого энтузиазма кивнула Стелла, сознательно обходясь максимально лаконичным ответом, чтобы случайно не выразить неуместные эмоции.
— В таком случае, самое время вам начать освобождать апартаменты, — Барретт саркастическим жестом обвела комнату. — Ну, и вряд ли стоит напоминать, что сохранность всего магического от глаз маглов — полностью ваша ответственность. Сами выбрали это странное место жительства...
Готовая к подобному развитию событий Стелла под цепким взглядом Барретт послушно принялась складывать волшебную утварь в небольшой железный ящичек, заколдованный чарами расширения пространства. Пока что ни одно из действий аврора не было сюрпризом, и всё шло в соответствии с весьма неприятным, но единственно возможным планом.
Но стоило Стелле вскользь об этом подумать, как Барретт с подозрением поинтересовалась:
— Всё-таки не пойму я вас: какой смысл жить в квартире и всё время сидеть в этой каморке?
А вот это уже лишнее. Выходит, они каким-то образом выяснили, что Стелла в последние дни вообще не выходила из убежища… На секунду она замерла над ящичком с очередным пузырьком зелья в руках, но сразу вернула самообладание и не стала затягивать с ответом.
— Поначалу просто не хотела выставлять всё это на обозрение хозяев-маглов, — пробубнила Стелла, не отрываясь от складывания вещей. — Как вы верно заметили, я несу ответственность за секретность. Но ходить туда-сюда не очень удобно…
Она прервалась, чтобы не сболтнуть лишнего: неизвестно, как долго за квартирой велась слежка и какой именно информацией обладала Барретт. Но, предвосхищая дальнейшие расспросы, всё же рискнула продолжить:
— Понимаю, переезд сюда выглядит нелогично, но я должна была что-то поменять в жизни. Иначе давно сошла бы с ума. Любое напоминание о пережитом было невыносимым. А тут худо-бедно удалось немного отрешиться от призраков прошлого. Да, я нарушила закон с этой комнатой, признаю, и сейчас готова добровольно её уничтожить.
Стелла слушала свой голос будто со стороны и не верила сказанному — казалось, эти слова произносил кто-то другой. Но жёсткие обстоятельства вынуждали наступить на горло своим желаниям и действовать трезво и рассудительно. Ну а Барретт предпочла никак не реагировать на объяснения, и оставалось лишь надеяться, что она не сделала изобличительных выводов. Наконец, последняя книга отправилась в переносное хранилище, и Стелла тоскливо окинула прощальным взглядом место, с которым было связано столько воспоминаний.[hide][/hide]
С отсутствующим видом Эвелин перекладывала из одной неровной стопки в другую широкие разглаженные листы пергамента, исписанные с двух сторон, безуспешно пытаясь сосредоточиться на работе. Составление договоров на поставку редких ингредиентов для зелий из Франции сейчас интересовало её меньше всего. Постоянное прокручивание в голове вариантов того, что именно предпримет (а скорее всего, уже предпринимает прямо сейчас) отец, во что бы то ни стало задумавший разоблачить Стеллу, сильно выматывало и ослабляло совсем не привыкшую к столь суровой реальности Эвелин. Распалённое воображение посещали предположения одно хуже другого. Но больше всего пугало чёткое осознание того, что в любой момент одним выверенным решением отец может пустить под откос ревностно оберегаемую тайную жизнь, которая притаилась в неприметной квартире, затерянной среди сотен других в густонаселённом магловском квартале.
И только одна светлая мысль грела душу и позволяла держать себя в руках, не давая негативным эмоциям переполнить чашу терпения и выплеснуться наружу. Образ того, кто стойко ждал встречи каждый вечер, всегда был с ней, в самом потаённом уголке сердца. Эвелин ни минуты не жалела о своём решении в тот знаковый день дать магическую клятву, которая навсегда бесповоротно изменила её жизнь. Иронично, но в той самой клятве, с которой всё началось, давно уже не было никакой необходимости: теперь Эвелин всё равно ни за что не раскрыла бы тайну по своей воле.
Стремление построить успешную карьеру и стать гордостью семьи, истинной наследницей известного и влиятельного семейства магической Британии — всё это казалось очень далёким, неважным и несущественным на фоне переполнявших душу упоительных чувств и замиравшего каждый раз при мысли о нём сердца. Раньше она не понимала Стеллу, которая без колебаний пошла против воли близких, решив связать свою жизнь с врагом семьи. Не понимала лишь потому, что сама никогда не любила. И как же больно и обидно было от того, что теперь, когда она обрела настоящий смысл существования и познала сладкую нежность любви, все мечты могли в одночасье разрушиться, а надежды на светлое будущее обернуться жестоким кошмаром неумолимого настоящего.
Устав от бесполезных стараний вникнуть в текст, а ещё больше от сверлящих мозг неутешительных раздумий, Эвелин с тяжёлым вздохом отложила очередной пергамент и потёрла болевшие от напряжения глаза, но тут же вскинула голову и метнула взгляд на размеренно отсчитывающие секунды массивные настенные часы. Осталось чуть-чуть. Предвкушение скорого свидания ненадолго притупило страхи, чёрным облаком заслонявшие сознание, и на миг даже показалось, что из маленького иллюзорного окна на противоположной стене тесного кабинета взаправду слегка повеяло свежим воздухом и сладковатым ароматом летних цветов. Коротко выдохнув, Эвелин усилием воли заставила себя погрузиться в работу: если не успеть вовремя, Крауч велит торчать в Министерстве допоздна, а это отнюдь не входило в её планы.
Спустя три четверти часа Эвелин, наконец, торопливо сложила ворох документов в объёмную папку с эмблемой Министерства и с облегчением поднялась из-за стола. Осталось только отнести документы Краучу и коротко отчитаться о проделанной работе. Украдкой озираясь, Эвелин вышла из кабинета и заперла дверь на ключ. Понятно, что в данный момент она не делала абсолютно ничего противозаконного, но всё равно не могла вести себя раскрепощённо: грозно нависшая тень вероятной слежки не давала расслабиться ни на мгновение. Через пять минут Эвелин уже машинально кивала в ответ на реплики Крауча и односложно отвечала на его придирки по тексту документов и советы насчёт дальнейшей работы. Всё это по понятным причинам совершенно её не интересовало и выглядело лишь назойливой помехой на пути к действительно важному.
— Надо успеть всё закончить к завтрашнему полудню! — сменившийся с монотонного на ворчливый тон начальника ознаменовал окончание экзекуции. — Кстати, лучше бы тебе задержаться на пару часов и как следует перепроверить уже написанное.
После этой фразы пребывавшая в оцепенении Эвелин немедленно встрепенулась:
— О, право, не стоит! Обещаю, завтра всё будет в лучшем виде, не беспокойтесь, — она состроила заискивающую подобострастную гримасу, надеясь, что достаточно убедительно изображает рвение к работе.
— Что-то сомневаюсь, — насмешливый ответ Крауча не предвещал ничего хорошего. — В последнее время работа у тебя явно не в приоритете, а ведь мне давали отличные рекомендации на твой счёт. Не поделишься, в чём причина?
Эвелин набрала побольше воздуха в грудь, готовясь на ходу сочинить хоть сколько-нибудь правдоподобную историю и убедить начальника отпустить её «домой», но тут в кабинет постучали.
— Войдите, — раздражённо отозвался Крауч, и дверь сразу же неприятно заскрипела.
Сидевшая спиной к двери Эвелин не могла видеть вошедшего, но от слов Крауча, резко изменившего тон на благожелательный, она тотчас рефлекторно сжалась в комок:
— А, мистер Уайтс, добрый вечер. Не ожидал вас здесь увидеть. Какое-то дело ко мне?
— Добрый вечер. Нет, не к вам, — лаконичный ответ отца, каждое слово которого звоном отдавалось в ушах, неуклонно начал подтверждать худшие опасения.
— Ой, пап, привет! — с невероятным усилием Эвелин заставила себя обернуться и изобразить беззаботную улыбку.
Лицо слегка кивнувшего ей отца выглядело непроницаемым и оттого ещё более пугающим. Но призрачная надежда на пустяковую причину визита всё ещё теплилась в измученной чёрными предчувствиями душе.
— Эвелин, я хотел бы, чтобы сегодня ты пораньше вернулась домой. Лучше прямо сейчас, — безапелляционно завил он, и Эвелин почувствовала, как внутри всё похолодело. — Вы же не возражаете, мистер Крауч? Рабочий день, насколько я могу судить, уже окончен.
— Конечно, я её не задерживаю, — без особого энтузиазма отозвался тот, и Эвелин тут же пожалела, что не остаётся: перспектива сидеть до ночи над бумагами теперь не казалась столь беспросветной.
Не помня себя от страха, она вяло попрощалась с начальником и вместе с отцом вышла из кабинета. Неужели он всё-таки... Но закончить ужасную мысль она не успела.
— Эвелин, сегодня я планирую обновить защиту дома и хочу, чтобы ты тоже приняла в этом участие.
«И всё?» — осознав смысл сказанного, чуть было не ляпнула на радостях она, но вовремя одумалась:
— Конечно, пап, идём.
Пока они добирались до атриума, где располагались камины, один из которых должен был переправить их в фамильный особняк, первоначальное воодушевление Эвелин стало улетучиваться. Защита дома? Почему именно сейчас? И зачем непременно нужно её присутствие? Раньше отец никогда не доверял ей заниматься укреплением защиты и проводил эту процедуру сам, иногда вместе с мамой. Тревога усиливалась, и реальная цель появления отца виделась во всё более мрачном свете. Он, однако, никаких признаков беспокойства не подавал, уверенной походкой шагая по министерским коридорам, но Эвелин не собиралась обманываться: умение отца в нужный момент прятать истинные эмоции за невозмутимой маской было ей слишком хорошо известно. До последнего она ждала какого-то подвоха, поспешно перебирая в уме все заклинания, которые могут помочь в непредвиденных обстоятельствах, но отец бросил щепотку летучего пороха в камин и произнёс знакомый с детства адрес.
В гостиной их с широкой улыбкой встретила мама.
— О, кого я вижу! В кои-то веки семья весь вечер проведёт дома. Просто замечательно, — она ласково потрепала Эвелин по щеке.
— Знаю-знаю, — с притворным недовольством закатила глаза мама. — Но сначала извольте поужинать, мои дорогие слишком занятые волшебники.
Эвелин не знала, как реагировать на ситуацию, и, хотя родители вели себя естественно, всё по-прежнему казалось чётко спланированным фарсом. Отец наверняка просто усыпляет бдительность, чтобы обрушить свой гнев и разоблачительные доказательства, когда она меньше всего будет этого ожидать. Ну а мама, возможно, даже не в курсе его планов.
За ужином Эвелин, как могла, старалась поддерживать малозначащую беседу, всё время следя за своей речью и манерами, чтобы выглядеть непринуждённо и уверенно. Ставший на фоне её регулярных визитов к Стелле более строгим и холодным отец сегодня вёл себя гораздо доброжелательнее, чем обычно, что только увеличивало самые неприятные подозрения. После неторопливой и обстоятельной трапезы он повёл Эвелин на чердак, откуда планировал начать перестройку защиты особняка, и они приступили к работе. Нудное и монотонное накладывание различных типов чар выводило Эвелин из себя. Хотелось поскорее вырваться из окутанного ложным спокойствием дома на свободу и отправиться туда, но отец, увы, никуда не спешил, а ускорять темп было очень рискованно... А ведь он там места себе не находит, она же обещала обязательно прийти.
— Та-а-к, а теперь займёмся гостевыми комнатами, — убаюкивающе медленно произнёс отец, и тут Эвелин внезапно осенило: он специально тянет время, чтобы как можно дольше задержать её дома.
В душе нарастала паника, но всё бросить и убежать прямо сейчас — значит, окончательно себя раскрыть. Нельзя было исключать вариант, что отец просто проверяет её реакцию, поэтому пришлось покорно плестись за ним следом.
До позднего вечера они провозились с защитой. Отец скрупулёзно обшарил каждый уголок особняка, подробно объясняя дочери нюансы применения и сочетания всевозможных видов заклинаний. К ним периодически присоединялась мама и добавляла в тонко настроенную сеть мощных чар свои штрихи. Эвелин трясло от вынужденного заточения в собственном доме, сердце нестерпимо рвалось к нему, а предчувствие чего-то ужасного усиливалось с каждой минутой. И лишь несколько применённых украдкой от отца заклинаний позволяли сохранять шаткую видимость спокойствия.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем пытка закончилась. Родители пожелали Эвелин спокойной ночи и удалились восвояси. Дождавшись, пока дверь спальни захлопнется, она опрометью кинулась в свою комнату и тщательно заперлась. Наконец, долгожданный взмах волшебной палочкой, несколько случайных мест назначения, чтобы предотвратить возможное отслеживание и... Ничего не произошло. Только не это! Не желая верить в правдивость теснившихся в мыслях кошмаров, Эвелин переместилась обратно в комнату и повторила попытку. Ещё раз. И ещё. Бесполезно. Конечный пункт аппарации не отзывался на привычные чары, будто безвозвратно потерялся в пространстве и времени. Эвелин продолжала с остервенением повторять одно и то же заклинание в надежде на чудо, но разум твердил, что всё зря. После очередной бесплодной попытки она совершенно подавленной опустилась на кровать. Всё кончено. Их раскрыли. Глаза заволокло мертвенным туманом, а в сознании не осталось ничего, кроме лица Регулуса. Оно был таким, каким она видела его в последний раз. С лёгкой лукавой улыбкой и заглядывающими прямо в душу пронзительными серыми глазами. Мерлин, его, наверное, уже тащат в Азкабан, чтобы передать в смертельные объятья дементоров, которые выпьют всю жизнь без остатка, бросив на пол темницы лишь пустую бездушную оболочку.
Не в силах выносить жуткие картины, неумолимо встававшие перед глазами, Эвелин вскочила и принялась в отчаянии метаться взад-вперёд по комнате, обхватив голову руками. Это отец! Он во всём виноват! Как же она его ненавидела. Все эти годы он постоянно влезал в её жизнь и указывал, что делать. Надо было давно освободиться от его влияния и стать самостоятельной, как Стелла... Стелла. Их с Сириусом тоже схватили. Лучше бы они тогда стёрли ей, Эвелин, память. Тогда ничего этого не случилось бы... Но как же так? Они же все так старались, были так осторожны. В последние дни вообще реагировали на каждый шорох и придумали сложную систему аппараций. Стоп. Яркая вспышка неожиданной догадки прорезала сплошную завесу бездонного мрака, и Эвелин резко остановилась посреди комнаты. А вдруг ещё ничего не потеряно, и это просто меры предосторожности? Она шагнула было к двери с намерением незаметно выскользнуть из дома и ринуться к Стелле, чтобы проверить свою теорию, но сразу передумала. Нет, нельзя там показываться, это может всё испортить. Надо как-то дожить до утра.
* * *
Никогда ещё обычный домашний завтрак не казался таким долгим и угнетающим. Всю ночь Эвелин так и не сомкнула глаз, беспрерывно прокручивая в голове одни и те же пессимистичные мысли. Надежда слабела час от часу, а страхи приобретали всё более осязаемую форму, и наутро Эвелин чувствовала себя совершенно разбитой. Склонив голову, она сидела за столом и машинально теребила пальцами ручку чашки. Аппетита, естественно, не было вовсе. Несколько раз Эвелин порывалась вскочить и немедленно броситься в Министерство, но тогда неудобных вопросов от мамы точно не избежать. Хотя та наверняка всё равно заметила её удручённое состояние.
— Милая, что-то случилось? — обеспокоенный мамин голос тут же подтвердил её опасения. — Ты совсем ничего не ешь.
— Не, мам, всё нормально. — Эвелин заставила себя поднять голову, улыбнуться и непринуждённо отхлебнуть небольшой глоток чая. — Просто прикидываю, как лучше распланировать работу. Сегодня нужно кучу всего успеть.
— Вся в отца, — вздохнула мама. — Оба слишком много работаете.
Отец, к счастью, пока не спустился в столовую: мама уже успела посетовать, что он с раннего утра засел за какие-то бумаги в кабинете и просил не отвлекать. Правда, его поведение и настроение могли бы пролить свет на занимавшую всю сущность Эвелин ситуацию, но его цепкого испытующего взгляда она бы точно не выдержала. Со скрываемым отвращением проглотив пару хрустящих тостов, она под встревоженные взгляды мамы торопливо начала собираться.
* * *
Раздававшийся почти ежесекундно знакомый мягкий свист, с которым из расположенных в стенах каминов появлялись вновь прибывшие волшебники, сегодня звучал крайне раздражающе и заставлял невольно вздрагивать. Весь атриум наполняли звуки шагов и шелест мантий многочисленных сотрудников, спешащих на рабочие места. Чувствовавшая себя абсолютно чужой среди обыденной суеты министерского утра Эвелин прокладывала себе путь через длинный зал атриума и тревожно прислушивалась. Пока что доносившиеся до её ушей обрывки разговоров звучали вполне буднично. Уж такая сенсационная новость, как поимка двух давно объявленных мёртвыми преступников, да ещё и вместе с сообщницей, не могла пройти незамеченной и явно с азартом обсуждалась бы в магических кругах. Только если верхушка власти не собиралась до поры до времени сохранить всё в тайне... Очередной виток переживаний опять начал погружать мысли в вязкую паутину мрака. Нет, сначала нужно лично во всём убедиться, надежда ещё не потеряна. Эвелин встряхнула головой и решительно зашагала в сторону лифтов. Но лишь впереди показались золотые ворота, ей тут же пришлось отпрянуть: у ближайшего лифта нетерпеливо переминался с ноги на ногу Крауч. Ну конечно, именно его сейчас и не хватало... Пока Крауч её не заметил, Эвелин подалась в сторону и, смешавшись с группой идущих мимо волшебников, незаметно обогнула начальника и направилась к самому дальнему лифту. Через несколько томительных минут ожидания с изводящей неторопливостью и противным лязгом подъехала кабина, и Эвелин вместе с ещё несколькими сотрудниками ступила внутрь. Протиснувшись к кнопкам, она судорожно нажала на цифру девять, и спустя ещё десяток долго тянущихся секунд, лифт с режущим слух дребезжанием поехал вниз.
Освещённый зловещим светом факелов каменный коридор ещё сильнее усугубил паническое состояние Эвелин. Почти задыхаясь и с остервенением теребя пальцы, она сиротливо стояла напротив закрытой чёрной двери. Входить в Отдел тайн ей, конечно же, было запрещено. Ну где же, где она...
— Эй, вам сюда нельзя!
От внезапно раздавшегося позади в полной тишине громкого голоса поглощённая ожиданием Эвелин едва не подпрыгнула на месте. Она быстро обернулась и увидела грузного пожилого мужчину в очках, который важно шествовал по коридору, опираясь на трость.
— Простите… — промямлила с трудом возвращавшаяся в реальность Эвелин, но тут же опомнилась и возбуждённо выпалила: — А вы случайно не видели Стеллу Кентберри? Она здесь?!
Едва дыша, она умоляюще уставилась на собеседника, степенно подходившего к двери.
— Кентберри? Понятия не имею, я только пришёл, — поравнявшись с Эвелин, соизволил ответить он.
— Прошу, если Стелла в Отделе, пусть выйдет! — она еле сдерживала подступавшие к горлу слёзы. — Скажите, её спрашивает кузина. Пожалуйста.
— Ладно, ладно, — хмыкнул мужчина и скрылся за дверью.
И снова тишина. Ожидание становилось совсем нестерпимым, а от наполнявшего коридор затхлого воздуха было трудно дышать. Измотанная бездействием Эвелин приложила ухо к гладкой поверхности двери и вся обратилась в слух, надеясь уловить долгожданный звук шагов. Ничего. Ладно, наверное, специальные чары наглухо отгораживают Отдел от «внешнего мира»... Но самоуспокоение уже не действовало, и, не в силах больше терпеть, Эвелин выпрямилась и потянулась к ручке. Но в ту же минуту дверь медленно бесшумно приоткрылась, и из проёма показалось знакомое лицо, крайне настороженное и, казалось, заметно осунувшееся всего за одну ночь.
— Стелла, слава Мерлину! — в глазах потемнело, и Эвелин тяжело привалилась спиной к холодной стене. — Ну, так что случилось?! Вчера...
— Сначала расскажи, что насчёт того соглашения с немцами? — громко перебила Стелла, так и оставшись стоять в проёме. — Ну, по поводу возврата двенадцати шкатулок. Ты вчера не договорила.
— Шкатулки? — ошарашенная странным вопросом растерянно протянула Эвелин. — Какие ещё немцы? Да не было такого, ты чего? И к чему это вообще, Стелла?
Та не ответила, только внимательно всматривалась в лицо ничего не понимающей кузины. Наконец, отчуждённый взгляд Стеллы немного потеплел, и, нервно озираясь, она вышла в коридор, плотно закрыв за собой дверь.
— Извини, мера предосторожности. С некоторых пор я не верю своим глазам, — туманно пояснила Стелла и достала из кармана ключ. — Поднимайся в папин кабинет. Он вроде пока на совещании, ну а мы лучше поговорим у него. Я подойду минут через пять.
Деловитые распоряжения Стеллы, хоть и выглядевшей замученной и явно подавлявшей сильные эмоции, немного приободрили Эвелин и вселили надежду, что самого страшного всё-таки не произошло. Она послушно последовала к лифту и направилась прямиком на шестой уровень. Ожидание в кабинете дяди Винса показалось не очень долгим и изнуряющим, и вскоре в дверях появилась Стелла. Она надёжно заперла кабинет изнутри несколькими заклинаниями, а Эвелин, быстро подхватив намерения кузины, наложила на пространство вокруг три слоя сильных заглушающих чар.
Лишь убедившись в полной непроницаемости кабинета от посторонних глаз и ушей, Стелла, наконец, сообщила то, что Эвелин жаждала услышать больше всего на свете:
— Они в безопасности.
Волна сильного напряжения разом схлынула, и Эвелин без сил плюхнулась на стул для посетителей, с облегчением потирая покрытый испариной лоб. Однако счастливый вожделенный миг ликования тут же оборвался вместе со следующей фразой Стеллы:
— Но убежища больше нет.
Сердце снова пронзило острой болью. Эвелин резко вскинула голову и с ужасом посмотрела на переставшую сдерживаться Стеллу, по щекам которой покатились слёзы.
— Им пришлось уйти, — словно оправдываясь, всхлипнула она. — Иначе всё бы раскрылось.
Сочувственно глядя на Эвелин, болезненно замершую в преддверии явно безрадостных известий, Стелла тяжко вздохнула и с горечью поведала о том, как их жизнь едва не уничтожила Мартина Барретт, коварно принявшая облик Эвелин. По мере того, как Стелла говорила, Эвелин мрачнела всё больше и больше, однако осознание того, что ситуация могла закончиться гораздо хуже, не позволяло полностью погрузиться в уныние. Завершив драматичный рассказ, Стелла замолчала да так и осталась понуро стоять посреди кабинета. Эвелин тоже долго не могла нарушить воцарившуюся тишину, тщетно пытаясь прийти в себя после столь обескураживающих новостей. Мучившая со вчерашнего вечера тягостная неопределённость сменилась полным опустошением. Сколько всего пережито вместе за эти пролетевшие горящей стрелой недолгие месяцы. Сколько чувств, эмоций, планов, надежд, и вот...
В груди мучительно заныло. До Эвелин дошло самое прискорбное последствие разоблачения тайника:
— Когда же мы теперь сможем увидеться?
Увы, она и так догадывалась, каков будет ответ.
— Пока нельзя, — было заметно, как сильно неизбежность вынужденной разлуки ранила и Стеллу. — Только когда они найдут четвёртый амулет. А нам придётся просто ждать. Одним, — голос предательски задрожал, и Стелла поспешно спрятала взгляд.
Картины грядущей удручающей реальности всё сильнее захватывали Эвелин. Перед глазами вопреки воле снова яркой звездой пронёсся образ Регулуса. Больше не будет никаких вечерних посиделок в уютной секретной квартирке. Тёплых слов, нежных прикосновений, долгих поцелуев. Жизнь снова превратится в сплошную серость однообразных бессмысленных дней. Амулет... Что если они вообще никогда не смогут его найти? Да и кто даст гарантию, что охота прекратится? И разве можно надёжно укрыться от всего магического мира? Столько вопросов в пустоту... Вдруг по телу прошла конвульсивная дрожь. Погружённая в водоворот переживаний Эвелин до сих пор не спросила главного:
— Постой, так где они сейчас?
Стелла подняла мокрые от слёз глаза и печально прошептала:
Продолжение фанфиков "Любовь во время зимы" и "Чужой" *** "Как бы ты ни бежал от предначертанного, оно свершится, но лишь от тебя зависит, что ты в этот момент потеряешь или приобретешь" *** "Я иду, через лето иду к тебе по горячим шпалам. Каждый шаг — дорога в огонь, дорога к огню. Мне тебе необходимо сказать, что времени так мало И что я тебя люблю…" Мельница - Дорога в огонь
В 1991 в школу Чародейства и Волшебства "Хогвартс" едет не только всемирно известный Гарри Поттер, но и внук одного из самых опасных тёмных волшебников XX столетия.
14 июля 2017 года, где-то в космосе Он снова и снова проваливался в пучину собственных кошмаров, между которыми был лишь липкий, холодный туман. Те картины, что рисовало его сознание и чары сестрицы, медленно выпивали из Локи все силы. Сопротивляться, пытаться вырваться? Нет, он едва умудрялся осознавать, что это все нереально. В какой-то момент Локи понял, что кошмары крутятся вокруг него, но он сам был просто тенью себя, безвольной, бессильной куклой, которой остались лишь боль и страх. Он умирал, это было совершенно ясно. Ну и пусть, Руну только было жаль — бедняжка потеряла обоих родителей. Но Поттеры присмотрят за ней, Локи в этом не сомневался. Забавно, что, похоже, некоторая его часть не хотела умирать, цепляясь за малейший шанс. Нет, это было очень уж на него похоже, не зря Тор порой говорил, что Локи тот еще жук, который вывернется из любой передряги. И еще было неудивительно, что тем самым шансом, за который цеплялся Локи, был голос Гермионы. Он слышал его, тихий, отдаленный, словно через стекло или толщу воды, но не мог до конца понять, откуда он исходил. Между тем кошмары стали короче, но при этом еще страшней и больней. В них Локи видел смерти всех, кто был ему дорог, и какая-то отстраненная его часть умудрялась удивляться, что таких людей было на удивление много. Брат, Мышка, дочь... Бездыханное, искалеченное тело Руны приносило неимоверно много боли, от которой невозможно было укрыться. В какой-то момент Локи перестал быть действующим лицом своих видений, они крутились в его сознании, но при этом он сам не принимал в происходящем непосредственного участия, а был лишь сторонним наблюдателем. На прочее просто не было никаких сил, последние уходили на попытки раз за разом сделать вдох. Он не хотел умирать, но чары, навеянные Хелой, были сильнее его. Даже держать глаза открытыми было выше его сил. Мир окончательно погрузился в темноту, из глубины которой доносился полный боли, сводящий с ума крик, и его невозможно было разобрать. Но Локи не нужно было слышать слова, чтобы понимать, кому принадлежал этот детский голос... Внезапно хлынула сила. Немного, но по сравнению с зияющей пустотой в груди это был неостановимый, бурный поток. Локи сделал глубокий вдох и осознал, что до этого не дышал полной грудью. В смрадном тяжелом воздухе вокруг отчетливо повеяло запахом полевого разнотравья, и Локи не мог до конца поверить тому, что он чувствовал. Он убедил себя, что голос Гермионы, который он слышал прежде, был лишь миражом, видением, созданным подарить ему надежду, а после беспощадно отобрать ее, чтобы сделать еще больнее. Тем не менее теперь сил хватало на то, чтобы открыть глаза и подняться. Вокруг снова был липкий туман, который сменился очередным кошмаром. В нем два года назад Ньерд добился своего, и вместо живой дочери Локи нашел лишь ее труп. Затем спустя несколько мгновений ему показали, как он-юноша собственноручно убивает обоих своих братьев, одного за другим. Силы вернулись, но это означало и еще более рьяные нападки видений. Он утопал в них, блуждал, как усталый путник, и это безмерно пугало. Предчувствие приближающейся смерти отступило, но сменилось страхом попросту никогда отсюда не вырваться. Локи просто не знал, как спастись. Чары здесь не действовали — он ощущал свою магию, но не мог в полной мере ее контролировать; попытки управления собственным сознанием тоже ни к чему не привели, и это все вселяло в него страх, почти животный ужас. Если та робкая надежда, которую подарил ему легкий привкус магии Гермионы, не была каким-то мороком, то где-то там, в реальном мире Локи ждала его Мышка, вполне себе живая и, хотелось верить, здоровая. Но кошмары даже подумать толком об этом не дали, снова утягивая Локи в свои непроглядные пучины. — Папочка! — звенит в ушах дикий крик. — Папочка, помоги мне! Мне больно! Нет! Спаси меня! Спаси меня, папочка! Почему ты не хочешь меня спасти?! Крик переходит в громкий, визгливый вой, от которого холодеет в груди. Локи всерьез кажется, что сейчас сердце его окончательно не выдержит. Голоса и лица сменялись одно другим, чары, видимо отчаявшись выпить из Локи все жизненные соки, вознамерились свести его с ума этой нескончаемой пыткой. Холод, вызванный страхом, пробирался прямо под кожу, проникал до самых костей. Он устал от всего этого, безмерно, невозможно, его попытки спастись не давали никакого результата. Локи не собирался сдаваться, но и что делать, тоже не знал. Вдруг откуда-то извне, он четко это ощутил, пришло тепло. Оно омыло его лицо, снимая липкое и противное, словно паутина, ощущение безысходности, и вновь позволило сделать полноценный вдох. — Локи! — донесся до него тихий, едва слышный шепот. — Локи! — уже громче. Стоило сделать шаг навстречу голосу, как его тут же утянуло в новое видение. Вдвоем с Мышкой они в доме у Поттеров. Он хорошо помнит их ритуальный зал, хотя с того самого дня почти пятилетней давности не был здесь ни разу. Гермиона под ним мягкая и податливая, Локи слегка отклоняется, отвлекаясь на трепет полуопущенных ресниц и крошечные бисеринки пота, что появились на ее виске. От ее стона внутри все скручивает, и Локи, уткнувшись ей в шею лицом, кончает, чувствуя, как холодная ётунская магия наполняет тело. Когда он принимает свой истинный облик, Мышка, вместо того чтобы слегка вздрогнуть от неожиданности, в ужасе вскрикивает и с удивительной для нее силой спихивает Локи с себя, отодвигаясь как можно дальше. — Чудовище! — выдыхает она побледневшими губами, на ее лице написан непритворный страх. Локи приходится прилагать неимоверные усилия, чтобы помнить, что это все — не реально, но даже мысль об этом не делает его состояние лучше. Казалось бы, после сотен видений о смерти ее и их дочери это не должно было причинить хоть какую-то боль, но причиняет. Он уже и забыл, насколько дорого ему было ее принятие. — Ты — мерзкий монстр! — тем временем вскрикивает Гермиона и крепко зажмуривается, словно не найдя в себе смелости и сил смотреть на него. — Убирайся! Он опускает взгляд на свои посиневшие, покрытые узорами ладони и понимает, что те дрожат. — Локи! — окрик заставил его вздрогнуть. Ладони больше не были синими, но по-прежнему дрожали, и Локи сжал их в кулаки — крепко, до боли. Нет! Он не даст этим чарам себя растоптать. — Я здесь! — продолжал взывать к нему голос. Тепло распространилось уже и на тело. — Прошу, вернись ко мне! В груди снова защемило, но уже не от боли и страха, а от тех чувств, что он, казалось, успел похоронить. Локи следовал за голосом, и кошмары пытались остановить его, утянуть обратно, но уже не имели над ним такой всеобъемлющей силы. С каждой секундой он ощущал себя свободнее и счастливее, а после все погрузилось в темноту, но не холодную и страшную, а уютную и родную. Теперь он просто спал. Проснулся Локи внезапно, но вряд ли бы мог сказать, что именно его разбудило. Веки были тяжелыми, а все тело слегка одеревеневшим, да и в целом ощущал он себя разбито. Так, как мог бы после продолжительной болезни, когда уже идешь на поправку, но до полного выздоровления еще далеко. Он находился в какой-то совсем небольшой комнате, вмещавшей в себя узкую односпальную кровать, маленький столик, тумбочку и шкаф. Напротив кровати было большое окно, на деле оказавшееся иллюминатором, — за ним застыли яркие, но не очень далекие звезды. Это был космический корабль. Но волновало Локи больше всего не это, и не обстановка окружающей его комнаты, а хрупкая девичья фигурка, примостившаяся на широком, словно кресло, подоконнике. Мышка дремала, укутавшись в небольшой сиреневый плед, и Локи, сделав над собой усилие, поднялся, прогоняя ненужное, мешающее онемение. Устало опустившись на подоконник у нее в ногах, он протянул руку, чтобы коснуться щеки, но внезапно не нашел в себе сил и едва не одёрнул ее. В голову ворвался безотчетный страх, что все это морок, совсем нереально и сейчас, коснись он Гермионы, видение развеется, а Локи был к этому не готов. Разозлившись на себя, он свистяще выдохнул сквозь зубы, чем, видимо, разбудил Мышку. Она вздрогнула и распахнула глаза, встретившись с ним взглядом. — Локи! — одними губами выдохнула она и стиснула его в объятиях прежде, чем он успел отреагировать. В ответ он лишь крепче прижал ее к себе, спрятав горящие от влаги глаза в пушащихся локонах на ее макушке. Сердце гулко билось в груди, казалось, ему там было тесно и оно пыталось вырваться на волю. — Я люблю тебя, — произнес Локи сорвавшимся, охрипшим голосом. Гермиона отстранилась и посмотрела на него в легком удивлении, правда, продлилось оно недолго. Сморгнув застывшие в глазах слезинки, Мышка улыбнулась и ответила: — Я знаю. Фыркнув, он уткнулся лбом в ее лоб, прикрыв глаза и сделав несколько глубоких вдохов, чтобы вернуть себе ясность мысли и контроль над своими действиями, но выходило откровенно плохо. К Суртуру все! Он накинулся на нее с поцелуем с жадностью усталого путника, отыскавшего в пустыне живительный источник. Ему отчаянно хотелось доказать себе, что они вместе, они выжили и все самое дурное осталось позади. Локи зарылся пальцами в ее волосы, другой рукой распутывая Мышку из ее кокона и притягивая к себе за поясницу с такой силой, что она едва могла дышать, но ему было мало, он хотел растворить ее в себе, в своем безумии, сделать ее своей частью, чтобы больше никогда не потерять. Когда он стал покрывать ее шею быстрыми, но наверняка болезненными поцелуями, Гермиона не выдержала. — Ш-ш-ш-ш… — зашипела она ему успокаивающе. — Я здесь и никуда больше не денусь. Локи оторвался от нее, тяжело дыша, и улыбнулся слегка извиняющейся улыбкой, признавая тем самым, что на самом деле потерял контроль. Очередной поцелуй был по-прежнему требовательным, но более мягким. Он снова опустил ладони на ее талию, но на этот раз его руки отправились выше, забираясь под футболку, но внезапно пальцы наткнулись на совершенно другую ткань, грубую и жесткую, и это отрезвило Локи похлеще ведра холодной воды, вылитой на голову. Бинты. Да, она ведь была ранена Хелой, а он, дурак, даже не вспомнил об этом, тут же бездумно накинувшись на нее со своими глупыми желаниями. Отстранившись, Локи задрал футболку повыше, чтобы увидеть белую плотную ткань без следа крови, перетягивающую живот и низ ребер. — Со мной все в порядке, — заверила его Гермиона, наверняка прочитав на его лице беспокойство и чувство вины. — Все уже зажило, просто еще… — …болит, — сквозь зубы закончил за нее Локи. — Ты ни в чем не виноват. Хорошо бы еще убедить в этом самого себя. Он не смог защитить ее — и едва не потерял. И пусть даже не пытается напомнить ему, что сама во все это влезла. — Хватит, — отрезала Мышка, не став мириться с его мрачным выражением лица. Вместо этого она затянула его в долгий, головокружительный поцелуй, а затем оттащила обратно к постели, буквально силой заставив лечь, и Локи не стал сопротивляться. Им обоим было это нужно. * * * — Как тебе удалось спастись? — спросил Локи, прижимая к себе обнаженную Гермиону. — Мне повезло, — хмыкнула она ему куда-то в ключицу. — Когда меня выбросило из Моста, меня сразу же подобрали очень хорошие ребята. Они вылечили меня, добросили до Асгарда и помогли вытащить тебя. Сейчас мы где-то на расстоянии одного гиперпространственного скачка от Асгарда. — Я должен сказать им огромное спасибо, — заключил он без какой-либо иронии или сарказма. — Скажешь. Я познакомлю тебя с ними. Они обещали подождать меня, чтобы вместе поужинать, а я, похоже, уснула. Напоминание об ужине заставило живот Локи предательски заурчать. Последние дни он не то чтобы очень плотно питался, да и вообще с момента фееричного возвращения сестрицы ему кусок в горло не лез. Кроме того, о себе напомнили и другие вполне себе приземленные желания, так что нехотя пришлось подниматься, одеваться и уточнять у Гермионы, где здесь ванная комната. Душ они принимали вместе, Локи банально не мог себе позволить выпустить Мышку из поля зрения хотя бы на минуту. Ему не нравилась эта слабость, уязвимость, и он дал себе зарок разобраться с ней, но… не сейчас. — Локи, — позвала Гермиона, приобняв его со спины. Они уже успели вернуться в комнату, одевались в новую, чистую одежду, которой, у Гермионы, слава богам, было в запасе. Ее ладони скользнули по его обнаженной груди, и он перехватил одну руку и коснулся губами пальцев. — А что в это время происходило с тобой? — вопрос застал его врасплох. Локи зажмурился, отгоняя от себя страшные воспоминания. — Я просто был в аду. Он крепко сжал ее ладонь в своей, а потом резко отпустил, разворачиваясь к Гермионе лицом. — Я не хочу сейчас все это вспоминать, — добавил Локи. — Это был самый тяжелый месяц в моей жизни, и я… — Месяц? — Мышка недоуменно уставилась на него, заглядывая в глаза. Пришлось вкратце рассказать про Сакаар и его временную аномалию. — Я когда-нибудь поведаю тебе, — пообещал Локи, когда Гермиона снова его обняла. — Если ты захочешь. Но не сейчас. Спорить она не стала, а вместо этого улыбнулась и потянула за собой, предложив, наконец, познакомить с ребятами. Они вышли в общую комнату, держась за руки и перешучиваясь о каких-то глупостях, которые вылетали из головы сразу же, как были произнесены. Здесь царила точно такая же непринужденная атмосфера какого-то дружеского шутливого спора. — Ребята, — широкая улыбка Мышки делала ее еще моложе, сейчас она выглядела недавней школьницей, простая футболка и джинсы не помогали исправить впечатление. Так легко было позволить себе забыть о трудностях и опасностях, что ждали их за пределами этого корабля. И Локи позволил — хотя бы на час, хоть на пять минут. Просто быть рядом с Гермионой и наслаждаться тем, что она здесь и смотрит на него с нескрываемой радостью. — Это мой муж, Локи, — тем временем представила она его остальным. — Питер Квилл, — невысокий, чуть полноватый парень поднялся и по-земному протянул ему руку для рукопожатия. — Больше известен как Звездный Лорд. Последняя фраза была произнесена с таким пафосом, что Локи с трудом удержался, чтобы уточнить, где конкретно известен, потому что он сам о нем не слышал. Правда, последнее время он не слишком-то часто путешествовал. Видимо, не дождавшись какой-то определенной реакции, парень продолжил уже слегка потухшим тоном: — Это мои друзья: Ракета, Грут, Дракс, Мантис и Гамора, — представил он остальных по часовой стрелке, на последнем имени его голос заметно потеплел. Локи усмехнулся. — Давно не виделись, Гамора... — Лет пять как, Локи, — ответила она не слишком воодушевленно. Их диалог заставил лица остальных удивленно вытянуться. — Почему ты мне не сказала, что знаешь его? — возмущенно воскликнул Квилл, обратившись к своей подруге. В его голосе отчетливо можно было услышать обиду и даже ревность. — Сперва — потому что не узнала, — сказала Гамора, хотя Локи не думал, что так уж сильно изменился за пять лет. — Потом... Она было хотела продолжить, но в итоге запнулась и не стала заканчивать мысль. Зато за нее это сделала Гермиона: — Чтобы никто не воспринимал его предвзято. Гамора утвердительно кивнула. С Гаморой они встретились в не самый лучший момент его жизни, и при должном старании из ее рассказа о нем можно было вынести вполне себе однозначные выводы. — Не ожидал встретить здесь одну из дочерей Таноса. Он знал ее не то чтобы очень хорошо, она тогда казалась ему высокомерной и полностью приверженной своему отцу. Раз она здесь, не были ли это последователи Ордена? Если так, то дело совсем плохо. — Гамора больше не служит Таносу, она пошла против отца и не дала ему завладеть одним из Камней Бесконечности, — встал на ее защиту краснокожий Дракс. — Люди могут меняться, — криво усмехнулась Гамора. — Не так ли? — с намеком добавила она. — Истинно так, — ответил ей усмешкой Локи. — Именно потому я и не выдала тебя, — пояснила она. — Гермиона многое рассказывала о тебе. Такого, что я сперва, увидев тебя, не поверила, что речь шла именно о тебе. Хмыкнув, Локи повернулся к пунцовой Мышке. — Хорошо, что мы все выяснили, — делано радушно прервал их Квилл. — Рад приветствовать тебя на нашем корабле, — продолжил он и, наклонившись к Локи ближе, добавил шепотом: — Будешь доставлять проблемы, я тебя в блин раскатаю. — Если я решу доставить проблем, ты будешь сидеть вот под этим столом и думать, что ты цыпленок, — не остался в долгу Локи. Он не любил, когда ему угрожают. Впрочем, они друг друга поняли, хоть ему самому и достался грозный тычок в бок от жены. Постепенно все сгладилось, разношерстная компания весело загудела, внернувшись к обсуждению какого-то шуточного вопроса. Локи даже с удовольствием участвовал, отпуская забавные комментарии. Не потому что пытался понравиться ребятам, что так понравились Мышке (а они ей понравились, Локи даже в этом не сомневался), а просто потому что был безмерно, до неприличия счастлив. Возможно, опрометчиво, потому что ещё ничего не кончилось, но он отчаянно хотел сохранить в себе эту легкость и душевный подъем, что дарило тепло тела любимой женщины под боком. Они доели, и Локи притянул Гермиону к себе еще ближе, почти вплотную, приобняв за плечи. — Прекрати, Локи, — сдавленно шикнула на него Мышка, попытавшись слегка разорвать между ними дистанцию до более приличной. — Все смотрят. — Ты думаешь, после всего, что я пережил, это меня остановит? — усмехнулся он, удивленно приподняв одну бровь. Во взгляде Гермионы снова появилось чувство вины, но это было совсем не то, что Локи сейчас хотел в ней увидеть. Вместо того чтобы отпустить ее от себя, он провёл носом по ее щеке, щекоча дыханием кожу и замечая, что та приятно покраснела. — Ну хорош, — протянул Ракета тоном подростка, заметившего поцелуй родителей, — а то меня сейчас стошнит. Да, Грут? — Я есть Грут. — Что? Мило? Ладно у Квилла и Дракса мозги разъело, но ты-то?.. К дальнейшему разговору он не прислушивался, все его внимание отняло очаровательное аккуратное ушко, призывно торчащее из-под копны темных кудрей, но следующий вопрос Ракеты вернул его в жестокую реальность. — А что мы, собственно, планируем делать дальше? Гермиона напряглась в его объятиях и в этот раз легко отодвинулась, не получив никакого сопротивления, да и сам Локи ощутил, как что-то внутри него оборвалось. Очарование момента было окончательно разрушено. В это мгновение он всерьез рассматривал идею как-нибудь незаметно отомстить надоедливому еноту. Бросив на помрачневшего Локи долгий взгляд, Мышка повернулась к остальным и хотела уже что-то сказать, но Квилл перебил ее: — Но прежде, чем решать, вы, возможно, захотите еще немного отдохнуть... Они, естественно, хотели. Локи бодрствовал всего ничего — и уже ощущал заметную усталость, еще немного, и он вряд ли сможет самостоятельно добраться до кровати. Но слова Квилла прозвучали так, словно они сами не были уверены, что готовы в чем-либо участвовать. На этом и разошлись. — Локи, — позвала его Гермиона уже в комнате, но он не дал вопросу прозвучать, смяв ее губы в требовательном, жестком поцелуе. Поняв его невысказанную просьбу, она больше ничего не говорила, и вскоре Локи уснул, крепко прижимая Мышку к себе. * * * Пробуждение было намного более легким, чем предыдущее, пожалуй, сейчас он чувствовал себя вполне бодрым и здоровым. Гермиона еще спала, и Локи позволил себе немного полюбоваться ей, но совсем недолго. Все же вопрос, заданный Ракетой, был очень животрепещущим и требовал скорейшего решения. Поднявшись, Локи начал одеваться и услышал, как Мышка завозилась. Обернувшись и встретившись с ней взглядом, он улыбнулся и получил ответную теплую улыбку, которая, к сожалению, быстро сошла с ее лица под гнетом нависших проблем. Впрочем, как и его собственная. — Локи, — снова позвала Гермиона, но на этот раз Локи не был намерен ее затыкать. Как бы он ни хотел, от этого вопроса невозможно бегать вечно. — Что мы теперь будем делать? Он молчал, обдумывая ответ. Он обдумывал его еще с самого своего первого пробуждения, еще даже до того, как этот вопрос был озвучен. — Мы будем бороться. У них просто не было иного выхода. Хела могла уничтожить все то, что им дорого, и Локи просто не мог этого позволить. Нет, идея схватить в охапку Руну вместе с Мышкой скрыться в каком-нибудь мирке до сих пор казалась вполне перспективной, но… Локи осознавал, что прежде в противостоянии с Хелой основной его движущей силой была месть, он мечтал расквитаться с сестрицей за жену, но, узнав, что Гермиона жива, вдруг понял, что для него ничего не изменилось. Мышка бы вряд ли согласилась бежать, оставив в опасности своих друзей и близких, которые, как ни странно, за это время стали дороги и ему, Локи, а взять с собой тех же Поттеров или еще кого-то… У всех этих людей, в свою очередь, были свои друзья и близкие, у тех — свои, и так далее до бесконечности. А эвакуировать всю планету… Увольте. Хелу надо было остановить еще здесь, в Асгарде. Знать бы еще как. Посмотрев на Гермиону, Локи вместо одобрения и согласия увидел в ее глазах плохо прикрытое сомнение. Мышка сомневалась? — Гермиона? — позвал он, не веря собственным глазам. — Ты едва не погиб, — ответила она, отведя взгляд. — Ты тоже, — усмехнулся Локи. — Но бывают ситуации, когда кому-то надо встать и бороться. Она посмотрела на него, явно вспомнив свои же собственные слова, и изобразила на губах призрачную улыбку. Подойдя к ней, такой уязвимой и испуганной, он обнял ее, прижав к себе. Так они стояли блаженных несколько минут. — Если я попрошу тебя прямо сейчас вернуться на Землю, ты согласишься? — Только если ты отправишься вместе со мной, — ожидаемо ответила Гермиона. Фыркнув, Локи зарылся носом в ее волосы. Будто бы он мог сомневаться в этом. Локи мечтал оградить Мышку от опасностей, но успел понять, что если она сама не согласна с его планом, то сделает все, чтобы вмешаться и настоять на своем. А сам Локи в таком случае просто окажется неспособен ее защитить. — Пожалуйста, — выдавил из себя он. — Не проси меня об этом… — не менее умоляющим тоном произнесла она, вцепляясь пальцами в его рубашку. — Я не выдержу, если снова потеряю тебя, — добавил Локи совсем уж севшим голосом. — Я тоже. Они стояли, крепко держась друг за друга. Разомкнуть объятия было смерти подобно. — Ну что ж, тогда пора, — он, наконец, нашел в себе силы отстраниться. — Пора, — кивнула Гермиона с улыбкой.
15 июля 2017 года, где-то в космосе — В первую очередь надо заняться эвакуацией жителей, — объяснял Локи, стоя над развернутой голографической картой Асгарда. Оказывается, Ракета умудрился отсканировать поверхность планетоида, когда висел над ним в поде. — Большая их часть должна находиться вот здесь, — Локи ткнул пальцем куда-то в горную местность к югу от столицы. — Есть также немало маленьких городков и деревень, разбросанных по большей степени здесь, — он обвел рукой южные окраины планетоида, — и вот здесь, — теперь он указал на обширные равнинные земли на востоке. Запад был в основном покрыт горами, и там мало кто жил. — Звучит так, словно ты хочешь эвакуировать всю планету, — хмыкнул Ракета. — Примерно так оно и есть, — не стал отрицать Локи. — Я не знаю, на что окажется способна Хела, если начнет сражаться в полную силу. Я слышал, она тем сильней, чем дольше находится дома, Асгард питает ее, дает ей силы. — Лучше увести людей, неспособных биться, подальше, — поддержала его Гермиона, — чтобы они в итоге не оказались в заложниках у царицы. — Нам нужны корабли, и много. — Сколько? — уточнил Квилл. — Сколько вообще асгардцев? Локи задумался. — Около полусотни тысяч. Кажется, примерно такие цифры Квилл и ожидал услышать, но они не сильно его вдохновили. Он не слишком радостно переглянулся с Гаморой и остальным, а затем снова посмотрел на Локи и Гермиону. — Мы что-то подобное ожидали, — выдохнул Квилл, — потому подняли кое-какие связи, бросили клич по знакомым, так что какое-то количество кораблей у нас будет, но... — Но не все такие добрые и альтруистичные, как мы, — пояснила вместо него Гамора. Ее слова заставили Локи нахмуриться. — Тогда скажите, что мы заплатим, — решил он. — Царская сокровищница полна различных богатств и крайне ценных артефактов, которые вряд ли пригодятся асам, если никого из них не останется в живых. — Локи... — выдохнула Гермиона, до конца не веря собственным ушам. Сейчас перед ней был не просто ее любимый муж, это был Принц Локи — изгнанный, лишенный своих сил, но не сломленный и не сдавшийся. — У нас нет иного выбора, — сдержанно улыбнулся он ей, — так что обновите информацию и скажите, что корабли нужны срочно. Пусть прибудут как можно скорее. Квилл согласно кивнул. — А что будет потом? — обеспокоенно и не слишком довольно уточнил Ракета. — До этого гипотетического «потом» еще надо дожить. Сейчас наша главная задача увести людей, а после, вероятно, дать бой Хеле. — У тебя есть какой-то план? — спросил Квилл. Локи промолчал. Нет, у них не было пока совершенно никакого плана, кроме самого банального — идти напролом и победить Хелу в открытом бою. Для остального они о ней слишком уж мало знали. — Круто, — скривился енот недовольно, поняв, что плана нет. — Мы обязательно что-нибудь придумаем, — заверил его Локи. — Убить можно любого, — неожиданно согласился с ним Квилл. — Он знает, о чем говорит, — согласно кивнул Дракс. — Он своего отца убил, а тот целестиалом был. — Целестиалом? — в один голос спросили Гермиона и Локи, только если она уточняла, потому что прежде не слышала об этой расе, то он — потому что явно слышал и крайне удивился. Из объяснений Локи она поняла, что целестиалы — очень могущественные, можно сказать, бессмертные существа. Квилл же рассказал, что его отец пытался захватить Вселенную и Питер, узнав об этом, ему помешал. Рассказ Квилла заставил Локи задуматься, а Гермиону — зажечься надеждой. Но в любом случае, обо всем этом следовало отдельно подумать. На такой позитивной ноте совещание было закончено. — Я пойду еще немного отдохну, — не слишком тихо сказал Локи, чтобы его услышали все, но обращался он при этом к Гермионе. Она сжала его руку, решив пойти с ним, но он остановил ее: — Узнай, пожалуйста, как у нас будет обстоять дело с кораблями, — попросил он, а потом добавил, спохватившись: — если ты, конечно, сама не устала. Гермиона даже слегка растерялась. — Нет, я не устала, — улыбнулась она. — Иди, я приду, как все узнаю. Его можно было понять. Он пережил немало, и, конечно, присутствие Гермионы являлось для него чуть ли не жизненно важным, но были вещи, с которыми хотелось справиться в одиночку. Просто побыть наедине с собой. А у нее и правда было немало дел. — Иди, отдохни. Вместо ответа Локи крепче сжал в руках ее ладонь, а затем поднес к губам и несколько раз поцеловал, не сводя с Гермионы взгляда. — Иди, — со смешком поторопила она его. Дальше тянуть Локи не стал и отправился на выход. Проходя мимо Ракеты, он наклонился к нему и что-то прошептал на самое ухо, отчего кислое, скучающее выражение морды сменилось сначала на сомнение, а затем почти детский восторг. — Да ты заливаешь! — воскликнул он, на что Локи отрицательно помотал головой и, усмехнувшись в своей язвительной манере, продолжил путь. — Ловлю тебя на слове, спящая красавица! — крикнул ему вдогонку Ракета уже радостно, чуть ли не с торжеством. — Давай, Квилл, — обратился он к товарищу, — шевели задницей, нам нужно еще кучу кораблей найти... Гермиона сейчас не могла не удивляться, что Стражи все-таки решились и дальше им помогать. Ночью, когда Локи уснул, до конца не восстановившийся после потери магии и воздействия чужих чар, Гермиона все никак не могла последовать его примеру, потому аккуратно поднялась, выбравшись из крепкой хватки, отправилась попить воды и немного проветриться, и застала на капитанском мостике активное обсуждение сложившейся ситуации. Квилл был не очень-то доволен, что Гамора скрыла от него факт знакомства с Локи, и теперь не то чтобы был против дальнейшей помощи своим гостям… просто в своей привычной манере бурчал и возмущался. Его поддерживал Ракета, так и не добравшийся до сколько-нибудь ценной награды за труды. Мантис и Гамора напротив, пытались каждая по-своему вразумить друзей, Дракс и Грут по большей степени отмалчивались. Она так и не узнала, чем закончилась их дискуссия, оставлять Локи одного надолго не хотелось, да и быть замеченной в подслушивании — тоже, так что она быстро вернулась к себе. Впрочем, разговор Стражей оставил в душе неприятный осадок — нет, она понимала, что они не обязаны сломя голову бросаться на помощь малознакомым людям, но их сомнение, их недоверие печалило и даже злило. Сейчас для сомнений не было времени. Потому, выйдя с утра из каюты, Гермиона всерьез ожидала, что им с Локи вежливо укажут на дверь, в лучшем случае — предложат подбросить до нужного места, но в итоге так ни слова об этом и не услышала. Стражи вели себя так, будто и не было никакого ночного разговора, похоже, они для себя все решили. Даже енот не спешил слишком громко высказывать мнение. Теперь же он и вовсе как-то лучился хитрым довольством под косыми взглядами товарищей — всем было интересно, что же такого ему сказал Локи, что на Ракету это так повлияло. Почти полчаса Гермиона следила за тем, как Стражи связываются со своими знакомыми через специальные передатчики. Но чем дольше она следила за ними, тем острее понимала тщетность своего занятия: информации было мало, многие «Опустошители» (так их назвал Квилл) не спешили сразу же давать конкретный ответ, беря паузу на раздумья. Так что за это время они обзавелись только двумя кораблями, которым еще требовалось несколько дней, чтобы добраться до Асгарда. Решив, что ее присутствие здесь более не требуется, она вернулась к себе и застала Локи сидящим на подоконнике. Он расположился боком к ней, опустив голову и прикрыв глаза — будто бы погрузившись вглубь себя. Он даже не обратил внимание на дверь, отъехавшую в сторону с тихим шипением. — Локи? — обеспокоенно позвала его Гермиона, сделав к мужу неуверенный шаг, но он снова никак не отреагировал, и это неожиданно сильно напугало ее. В голове роем пронеслось множество самых разнообразных мыслей, но одно Гермиона знала точно — сидя Локи спать не мог, не было ни смысла, ни нужды. В несколько шагов преодолев разделявшее их расстояние, она коснулась его плеча, он вздрогнул и повернулся. Только сейчас она увидела, что его правый глаз был закрыт смутно знакомым окклюдером*. (*Окклюдер — повязка на один глаз.) Локи открыл глаза, и окклюдер упал ему прямо в руку, сам он выглядел при этом слегка дезориентированным. — Что происходит? — нахмурилась она и кивнула на металлическую бляшку, внутри обитую мягким мехом. — Что это? Повертев безделицу в пальцах, Локи как-то туманно, печально улыбнулся, медля с ответом. — Скажем так, — выдохнул он наконец, когда Гермиона всерьез решила, что ответа не услышит, — это — личный дневник моего отца. Тайный настолько, что нашел я его только после его прямой подсказки. На этот раз окклюдер удостоился еще более внимательного изучения, правда, коснуться его Гермиона так и не решилась. — И что там? — спросила она, с трудом переборов неожиданную робость. Она все-таки не была до конца уверена, что имела право во все это лезть. — Правда, — не стал увиливать от ответа Локи. — Правда о Хеле и о том, откуда она взялась. — И… — Гермиона облизнула враз пересохшие губы. Это все в корне меняло дело, — откуда? Долго думать он не стал, практически сразу решив: — Я покажу тебе. Протянув ей окклюдер, Локи помог Гермионе приложить его к правому глазу. Это было странное ощущение: когда кругляшек коснулся кожи, она невольно зажмурилась, но стоило мягкой ткани плотнее прижаться к ней, как окружающее пространство внезапно вспыхнуло ярким белым светом. Вокруг было пусто, и в этой пустоте раздался голос Одина. — …В отличие от моего старшего брата Вили, рожденного еще до Переселения, я не знал ничего, кроме того Асгарда, что мой отец построил на небольшом, но щедром на магию планетоиде. Когда мы прибыли сюда впервые, здесь уже обитали Темные альвы, коих очень заинтересовала эта земля. Они были первыми, но мы в своем самолюбии и эгоизме не собирались отступать, но ни альвы, ни асы не ведали, что решать судьбу планетоида им было не суждено. У этих мест был свой хранитель. Белый свет перестал слепить, и, проморгавшись (она даже успела подзабыть, что сидела в тот момент в каюте космического корабля с окклюдером на глазу), Гермиона, наконец, смогла разглядеть окружающее ее пространство. Она была в поле, вокруг нее ковром раскинулись удивительной красоты травы и цветы. Легкие наполнили чудесные ароматы, сладкие и пряные. Она обернулась, чтобы увидеть, что это прекрасное море, изредка нарушаемое валунами и небольшими скалами, сзади оканчивалось бескрайним лесом, спереди же цветочные волны ласково льнули к подножию величественных гор. Эти самые горы, куда более далекие, Гермиона нередко наблюдала из окон дворца. Где-то сбоку шумела широкая, полноводная река. Внезапно мимо Гермионы, едва не коснувшись ее плечом, прошел статный, высокий мужчина, одетый в золоченый доспех и яркий алый плащ. Она вздрогнула и отшатнулась — только что сзади нее ровным счетом никого не было, — но мужчина не обратил на Гермиону никакого внимания, будто совсем не видел. — Мой отец, Бёр, — снова раздался голос, и Гермиона только сейчас узнала отца Одина, прежде виденного лишь на картинах и статуях, — встретил ее, когда странствовал по миру в поисках наиболее подходящего места для своего народа. Впереди, у подножия гор, словно из тумана соткалась высокая женская фигура. Черные волосы ее трепал ветер, как и простое, похожее на сорочку белое платье без рукавов. Босые ноги ее утопали в ковре из трав и цветов. — Аске*, так назвалась она Бёру, поведала, что этот мир со всей его магией принадлежит ей, и если он хочет подчинить его себе мечом, то пусть лучше воткнет его в свое сердце, ибо ничего у него не выйдет, а люди его умоются собственной кровью. (*Aske (норвеж.) — ясень.) Гермиона лишь издали видела, что Бёр и та самая Аске о чем-то говорят, но ветер не доносил до нее ни звука, сама же она не могла сделать вперед и шага. — Отец ощущал ее силу, а потому не стал рисковать собой и своими людьми, что и так натерпелись за последние годы, он лишь спросил, чего именно желает хозяйка за свое гостеприимство, и та ответила: «Дитя». Ее дитя должно было занять асгардский трон. Гермиона видела, как мужчина в сомнении оглянулся назад, где за лесом его ждал народ. Но не только. — Но Бёр любил мою мать, свою супругу Бестлу, и не мог помыслить не то что жениться на другой, но даже просто возлежать с ней одну ночь для того, чтобы зачать дитя. У него уже был сын, и Аске пообещала, что дождется, пока его сын достаточно возмужает, чтобы выполнить свой долг. А пока она предложила асам чувствовать себя как дома. Картинка, распавшись туманом, сменилась, и через секунду Гермиона уже стояла на балконе знакомого дворца рядом с Бёром. Отсюда открывался изумительный вид на город. — Также Аске дала Бёру и его людям прикоснуться к своим силам — она даровала им магию, а также возможность за секунды путешествовать в принадлежащие ей миры. Именно этот ее дар переломил ход войны с альвами, не желающими смиряться с тем, что в желанном им мире ныне живет другой народ. Туман снова зашевелился, и вокруг Гермионы забурлила битва — асы бились против знакомых уже альвов на пустошах Свартальфхейма. — При помощи Аске мир альвов превратился в бесплотную пустыню, и их уже ничто не могло спасти. Дни Темных эльфов были сочтены. Картины битв сменялись одна другой. — К сожалению, обещанный Аске Вили погиб в войне, по моей глупости ушел и Ве, остался лишь я, что был слишком молод, чтобы стать царем, а это было главным условием соглашения. Уже немолодой Бёр о чем-то разговаривал с по-прежнему юной и прекрасной Аске, одетой едва ли не в то же самое легкое платье и все так же босой. Туман сдвинулся, и перед Гермионой предстал Один во всей его молодой удалой красе. — Я мужал, не зная предначертанной мне судьбы. Лишь спустя столетия, когда Бёр возвел меня на царство, он открыл правду о том, что мне предстоит сделать. Вокруг был тронный зал дворца, битком набитый придворными. Один в своей золоченой броне, с красным, развевающимся за плечами плащом, потрясал в воздухе мечом перед ликующей толпой и торжественно шествовал по широкому проходу к крылатому трону, перед которым опустился на колено. Бёр возложил венец на его голову. — Так я впервые увидел ее. Вместе с Одином и Бером Гермиона двигалась к горам, а затем оказалась в каких-то каменных залах — наверняка, внутри того самого горного массива. Несмотря на то, что их окружали камень и грубое, необработанное дерево, здесь было приятно находиться. По стенам и переходам раскинулись живые цветущие лозы, небольшие кусты и даже деревца. В самой крупной зале, в которой они остановились, у дальней стены за обвитым плющом каменным троном стояла высокая чаша с пылающим в ней огнем. На троне сидела все та же вечно молодая Аске, Один подошел и преклонил колено уже перед ней. — Ни одна из женщин, что я видел прежде, не вызывала во мне такой страстной жажды обладания. Мне тогда казалось, что Аске воплощала собой все, о чем я только мог мечтать. Ее лицо, ее тело, голос — все будто было создано, чтобы мне угодить. Картина сменилась скромной свадьбой во дворцовом саду. — Я с радостью принял свою судьбу, и даже брак не страшил меня — я осознавал, что, надев на голову царственный венец, буду обязан взять себе супругу, и не обязательно, что она будет мне по сердцу. Но Аске — это лучшее, о чем я тогда мог только мечтать. Со своего места Гермионе было видно, что Один глупо, по-мальчишески улыбается. — Она настояла, чтобы обряд не был шумным, минимум гостей из тех, кто знал о ней и о ее роли в становлении Асгарда. И правда, человек двадцать-тридцать — даже для простой земной свадьбы это был довольно маленький список, что уж говорить о свадьбе самого царя Асгарда? — Но после первой же брачной ночи Аске исчезла. Я искал ее, поднял на ноги всю стражу, но так и не смог найти. Даже в той цитадели в горах, в которой она жила, было пусто. Кадры поисков Одина сменялись один другим, мужчина рвался вперед, но в один из моментов Бёр придержал сына. — Спустя пару месяцев она объявилась сама и накинулась на меня, будто голодная тигрица, без извинений, без объяснений. Но я не мог так просто этого снести и крупно повздорил с ней. Грозный, злой Один что-то кричал своей новоиспеченной супруге, расшвыривая в разные стороны окружающие его вещи, но Аске не выглядела напуганной. Она смотрела на супруга словно на несмышленого ребенка, пытающегося добиться внимания матери капризами. В один момент она плавно двинулась вперед и, подойдя к бушующему Одину, успокаивающе положила ладонь на его щеку, и ярость его стала заметно стихать. — Прости меня, мой воинственный Игг, — внезапно услышала Гермиона ее голос, и правда глубокий и очень мелодичный, — но тебе стоит смириться. Я не буду тебе той прилежной женой, что ты себе вообразил. Прясть и вязать на ступенях твоего трона, улыбаться твоим людям и вить никому не нужные кружева словес — не мой удел. — Но почему? — сейчас в его голосе было больше обиды, чем злости, а Гермиона отметила про себя, что Тор все-таки немало походил на своего отца в молодости. — Однажды я скажу тебе, — пообещала Аске, — но не сейчас… Притянув Одина к себе, она вовлекла его в долгий поцелуй, а затем туман снова сменился. — Почему «Игг»? — спросил Один супругу. Обнаженные, прикрытые одной только простыней, они лежали в огромной царской кровати. — Я видела тебя, пылающего огнем битвы, — с улыбкой пояснила Аске. — Игг — самое меньшее, что могла бы я сказать... Немного интересовавшаяся в свое время этой темой, Гермиона знала, что «Игг» означало «Страшный». — Тогда, — молодой царь проказливо усмехнулся. Такого выражения лица Гермиона даже представить себе не могла на его более пожилой версии, — тебе имя — Иггдрасиль. Услышанное заставило Гермиону захлебнуться воздухом, причем больше всего от того, насколько похабно и двусмысленно это прозвучало из уст Одина. «Скакун Игга»... Тем не менее Аске не оскорбилась. — Да будет так, — кивнула она согласно. — Мое имя — не то, что мне бы хотелось полоскать в устах людей. Пусть Аске я буду лишь для тебя... Даже в иллюзии Гермиона ощутила мощный всплеск магии. — Годы медленно превращались в десятилетия, те — в столетия. Аске все так же огорчала меня своим непостоянством. Иногда она была рядом неделями, иногда — не выжидала и ночи. Однажды я не видел ее четыре года, за которые едва не успел ее похоронить… — Я думал, что больше не увижу тебя... — Один неверяще протягивал к Аске свою руку, и на лице его было написано неверие пополам с искренней радостью. За это время он успел отрастить себе знатную бороду, которую заплел в косу, Аске же вновь не постарела ни на день. — О, мой славный Игг... — тепло улыбнулась она. — Поверь мне, когда я уйду навсегда, ты обязательно об этом узнаешь... — Но чем же ты все-таки... — Тш-ш-ш-ш... — Аске приложила палец к его губам. — Меньшие знания — меньшие беды, поверь мне. Но кое-что я все-таки покажу тебе. Идем... Туман дрогнул, и Гермиона увидела себя на Радужном мосту. Царь с царицей стояли чуть поодаль и одновременно заглядывали в Бездну, где в тумане, вызванные желанием Аске, плавали еще восемь сфер, связанных с Асгардом призрачными нитями. — Мой мир не ограничен одним Асгардом, еще восемь миров требуют моего внимания. Все они — часть меня, и я не могу их бросить. Один, устыдившись, отвел взгляд. — Я показываю их тебе, потому что мне нужна твоя помощь. Эти миры — прекрасны, но не во всех спокойно. Народы, что живут в них, воюют как сами с собой, так и друг с другом, разрушая все то прекрасное, что я им даровала, и это печалит меня... Аске и правда выглядела опечаленной. — Я приведу их к миру — для тебя, моя царица. — Аске исчезла снова, я же принялся за ту миссию, что сам себе назначил, — объединить и примирить все Девять миров и сложить их к ногам любимой женщины. Дипломатия не была моей сильной стороной, я был юн, взбалмошен и импульсивен, и дела продвигались крайне медленно, без какого-либо успеха. Бёра уже не было рядом, а просто так присягать асам никто не хотел, даже после нашей победы над альвами, и торговля не сильно спасала то зыбкое перемирие, что я пытался выстроить. Я боялся сделать неверный шаг, боялся встретить неодобрение своей Иггдрасиль. Но она не корила меня — никогда. Зато всегда помогала. Именно она открыла мне тайны магии, ее истинную силу и предназначение. Гермиона осматривалась вокруг, и под ее взглядом картины сменялись одна другой: Аска лечит магией раны Одина, полученные в бою; вдвоем они в дворцовом парке склоняют голову над опавшим листом и Один при помощи своих сил пытается поднять его в воздух; в очередном из боев Один активно помогает себе магией — и одерживает сокрушительную победу. — Те мгновения, что она была рядом, я ощущал себя счастливейшим человеком в Девяти мирах. Сейчас я осознаю, сколь разными мы были, но тогда тот неуловимый флер загадки не давал мне прозреть. Я многое предпочитал не замечать... Прежние картины, полные мирной и счастливой жизни омрачаются тревожными знаками. Гермиона видела, что Аске слабела: порой ее не держали ноги и ей приходилось хвататься за что-то, чтобы не упасть; в один момент она сильно закашлялась, оставляя на ладони что-то мерзкое, черное. Один всего этого не видел, Аске старательно скрывала свое состояние. — Со временем я смирился с тем, как мы жили, потому предпочитал наслаждаться теми мгновениями, что мы были вместе. Они были в дворцовом саду, полном диковинных цветов и растений, Аске улыбалась, слушая какой-то рассказ Одина. Оба они выглядели беззаботно, что в сочетании с предыдущими картинками казалось пугающим затишьем перед бурей. Чуть отстав от супруга, Аске ненадолго замерла у одного из деревьев, поглаживая его по шершавой коре. Она в принципе была очень близка к природе и любила растения, это легко было проследить по тем видениям, что Гермиона уже успела просмотреть. Заметив, что супруги нет рядом, Один вернулся к ней и приобнял за плечи. — Когда мой путь закончится, я бы хотела превратиться в какое-нибудь растение... Один нахмурился, словно не представляя, как воспринять слова Аске всерьез, но Гермиона видела, что она не шутила. Туман сдвинулся. — Я любил мою Аске, предпочитая слепо не замечать, что с ней что-то не так. В следующем видении Один и Аске о чем-то разговаривали, из окна его спальни наблюдая за мерцающими звездами, как вдруг она обмякла прямо в его руках. Ее пустой взгляд был направлен в никуда. — Когда, наконец, мне показалось, что части мозаики сложились в верную картину, я решил поговорить с Аске начистоту, но та вновь исчезла — почти на год. Моему беспокойству не было предела — я, наконец, осознал, что некая хворь съедает мою Аске изнутри, и считал, что должен помочь ей найти лечение. Гермиона видела Одина бледного, осунувшегося, не вылезавшего из библиотеки. — Я созвал лучших лекарей Девяти миров, твердо намеренный настоять на своем мнении, невзирая ни на какие возражения. Но все мысли об этом стерлись из моей головы при следующем появлении Аске. Потому что вернулась она не одна. Аске, закутанная в легкий плащ, прижимала к себе крохотный шевелящийся сверток. Прямо посреди покоев Одина она создала из воздуха колыбель и уложила туда младенца. — Это наша дочь, — без всяких предисловий произнесла Аске, с нежностью смотря на девочку. Очевидно, тут не могло быть никаких сомнений, что это действительно так — маленькая Хела была удивительно похожа на обоих родителей сразу. Гермиона стояла достаточно близко, чтобы можно было легко склониться над колыбелью. Склонился и Один. Сейчас, глядя на этого младенца, нельзя было сказать, что из нее вырастет ужасное, кровожадное чудовище. Никаких эманаций смерти, никакой давящей ауры. Лишь дитя, что сладко посапывало во сне. Переведя взгляд на Одина, Гермиона могла видеть смятение и радость на его лице. За прошедшие годы о детях он и думать забыл, как и об основном условии, на котором зиждился этот брак. — Она красавица, — улыбнулся Один и поднял голову, но Аске в комнате уже не было. Недолго думая, он ринулся за ней по коридорам дворца. Нашлась царица лишь в саду на небольшой полянке в самом дальнем его уголке, где обычно они прятались от чужих глаз. — Аске, — позвал Один, заметив замершую на поляне фигуру. Она стояла, подставив свое лицо под лучи закатного солнца, и улыбалась. Один замер в нескольких шагах от нее в странной нерешительности. — Нам придется попрощаться, — первой прервала она молчание. Смысл ее слов не сразу дошел него, Гермиона видела, что он несколько раз пытался что-то сказать, но не мог найти слов. — Но наша дочь... — Ты справишься, — Аске обернулась, глядя на него с нежностью. — Почему? — едва слышно проговорил Один. — Я угасаю, — пояснила она мягко. — С каждым днем мне все труднее оставаться собой. Я слишком много отдала Девяти мирам и теперь теряю саму свою суть. Выдохнув, Аске вновь отвернулась, и Гермиона успела заметить, что по щекам ее текли слезы. — Не ведают люди, — заговорила она совсем другим, декламаторским тоном, — какие невзгоды у ясеня Иггдрасиль: корни ест Нидхёгг, макушку — олень, ствол гибнет от гнили...* (*Старшая Эдда.) Закрыв глаза, Один продолжал стоять в молчании. — Я давно знала, что все этим кончится, — продолжила Аске. — Я готовилась. Я не умру в обычном для тебя понимании, я... закончу все так, как и хотела. Моя сила будет жить и питать Девять миров, управлять же ей суждено моей дочери. Она обернулась на дворец, и Гермиона проследила за ее взглядом. Невольно стало жалко маленькую Хелу — Один убежал, оставив девочку в комнате одну. — Эти годы... я пыталась произвести на свет сильное дитя. Много лет бесплодных попыток... Наша девочка... она будет сильной. Научи ее тому, чему обучала тебя я, и ее могуществу не будет предела в Девяти мирах. А после, — она протянула ему свиток, туго перевязанный лентой, — передай ей это, и тогда она сможет занять мое место и делать все то, что могла я. Только ей для этого не придется жертвовать собой. — Не делай этого... — попросил Один непривычно жалобно. — Если не сделаю — судьба Свартальфхейма, если не еще более ужасная, постигнет и остальные миры. И Асгард — в том числе. Я не смогу управлять собой, и миры ждут хаос и разрушение. Глядя на Одина, легко можно было предположить, что до остальных миров, и даже до Асгарда, в этот момент ему не было никакого дела. — Аске... Не выдержав, она подошла к нему и запечатлела на его губах почти целомудренный поцелуй. — Прости меня, мой славный Игг, — прошептала Аске. — И прощай. Она отступила от него, и Гермиона всерьез задумалась, а не наложены ли на Одина чары, потому как смотрел на супругу он с непередаваемой мукой, но двинуться с места не мог. Аске сделала шаг вперед по направлению к солнцу, раскинула руки в стороны и произнесла что-то на незнакомом Гермионе языке. Вспышка света заставила ее на мгновение зажмуриться; проморгавшись же, Гермиона увидела, что силуэт Аске стремительно рос и ширился, в процессе видоизменяясь. Всего несколько секунд — и на поляне во всем своем великолепии стоял по-настоящему огромный ясень. От его ветвей в разные стороны расходилось множество призрачных нитей, уходящих, казалось бы, в никуда. Гермиона помнила это древо. В настоящем под ним стояла беседка, в которой так приятно было отдыхать после долгих прогулок по саду... Проморгавшийся Один со страхом и болью смотрел на великое древо. Ноги не удержали его, и он рухнул на колени, пряча лицо в ладонях. Тело его содрогалось в рыданиях. Позабыв, что ее здесь на самом деле нет, Гермиона хотела положить ладонь Одину на плечо. Ей было жаль его, она могла прекрасно себе представить, что он чувствовал в этот момент. Но рука ее прошла сквозь доспех и плащ, отчего туман завихрился.
Голос Одина-старика в ушах заставил ее вздрогнуть. — Особо странно в это время было осознавать, что о существовании царицы никто толком и не знал. Аске не представляли народу официально, она избегала празднеств и пиршеств. Это было ее желание. Но я сделал все, чтобы никто не забыл об Иггдрасиле и его роли в существовании Девяти миров... Это был один из самых печальных дней в моей жизни. Я обрел дочь, но потерял жену, и эта потеря волновала меня больше, чем что-либо еще. Я погрузился в пучину отчаяния. Вместе со мной в бездну безумия погрузились и Девять миров. Войны, полное пренебрежение к дарам Иггдрасиля... Я не мог смотреть на то, как жители Девяти миров превращают все то, что было дорого Аске, в выжженную или вымороженную пустыню. То, что видела Гермиона, и правда потрясало: войны, смерти и разрушения, потребительское отношение к дарам природы. Одни только ваны достойно чтили Аске, как богиню, как символ природы, но при этом их спесивость и высокомерие не слишком способствовали дружбе с иными мирами. — Дипломатия не помогала, да и я был не сильно в то время к ней склонен. Тогда я решил, что раз народы не хотят приходить к миру и гармонии словом и делом, то я приведу их к нему огнем и сталью. И началась война, и некому было ее остановить... Это уже был не тот Один, что Гермиона привыкла наблюдать в этих видениях. Жесткость, граничащая с жестокостью, непримиримость и близкое к бесчеловечности хладнокровие — вот что представлял собой царь асов в то время. — Наша с Аске дочь росла в одиночестве. Практически сразу я поручил ее воспитание слугам, сбежав на войну. Мне было тяжко видеть ее, замечать в ней черты ее матери. Картина того, как печальная маленькая девочка издали наблюдала за отцом, которому до нее не было никакого дела, разрывала Гермионе сердце. Даже если вспомнить, что этой девочкой была Хела. — Папочка, мне кошмар приснился, — пожаловалась маленькая Хела, заглянув в рабочий кабинет к отцу. Он поднял на нее беглый, мимолетный взгляд, на секунду отвлекшись от дел. — Это всего лишь сон. Ступай к себе. — Посиди со мной, пожалуйста, — почти моляще попросила она. — С тобой Лана посидит, ступай, я занят. — Но она тянулась ко мне, отчаянно, болезненно. И со временем сделала вывод, что присоединиться ко мне в моей войне было лучшим способом обратить на себя мое внимание. Чуть подросшая Хела, внешне ненамного старше Руны, в изнеможении размахивала на тренировочной площадке слишком тяжелым для нее мечом. — Талант и упорство, доставшиеся от меня, а также магия и выносливость, перешедшие от матери, делали ее по истине умелой и сильной воительницей. И, на всеобщую беду, я ее заметил. Спустя годы — всего, может, с дюжину — девочка, уже намного более умелая, заметив одобрительный взгляд отца, счастливо просияла. Один стал заниматься с ней, но Гермиона видела, что в его взгляде не было того тепла, что она замечала у Локи, смотрящего на дочь. Хладнокровный расчет и критичность — вот и все, чего заслуживала Хела. — Из года в год я ковал ее, словно лучшее в своей жизни оружие. Хела еще немного подросла. Одетая в черную кожаную броню, с шипастым шлемом, она уже выглядела довольно впечатляющей силой. Вдвоем с отцом они возглавляли Асгардскую армию — из битвы в битву, рука об руку. Но снова — без семейного тепла. Во взгляде Хелы, украдкой бросаемом на Одина, боль и обида. — Я открыл Хеле все то, чему меня учила Аске, но никогда не заговаривал о ней и не передавал ей свитка матери, а дочь вскоре перестала спрашивать. Вдвоем медленно, но верно мы завоевывали миры — один за другим, и мне казалось, что для нее этого должно быть достаточно. Но ошибался. Сам тон картин сменился, наполнившись кровью и грязью. — Я не понимал, что именно взращиваю в собственной дочери. Она не знала, что такое сострадание, милосердие, зато прекрасно понимала путь меча, путь насилия. «Если враг сопротивляется — ударь посильнее, чтобы он сопротивляться больше не мог, — вот чему я ее учил. — Если тебя ударили по правой щеке — отруби руку тому, кто посмел это сделать». Лицо Хелы, уже не девочки, но молодой девушки, — забрызганное чужой кровью, — лучилось самой настоящей эйфорией. — Кому было учить мою дочь милосердию, если я сам забыл, что это такое? Но нашлась та, что была готова напомнить мне, научить. Не то чтобы увидеть ее было совсем неожиданно, но тем не менее Гермиона удивилась — совсем еще юная Фригга шла по коридорам дворца в компании подружек. Их, как дочерей знатных вельмож, с изрядным постоянством приглашали на пиры в царском дворце. Один шел компании навстречу, и взгляд его невольно остановился именно на Фригге. Гермиона усмехнулась — этот прием был стар как мир. Будущая царица — единственная из всей толпы, что не смотрела на царя с выжидательным обожанием. Вежливо поклонившись, она тут же вернула свое внимание собеседнице, которая, к слову, ее даже не слушала, а едва ли не пускала слюни на Одина. — Уставший от грязного лизоблюдства, я в лице Фригги ощутил приток свежего воздуха. Сперва я гнал от себя любые мысли о каких-либо теплых чувствах. Боль потери, тоска по Аске были со мной почти неизбывно. У меня уже была дочь, а остальное, я полагал, мне более было не нужно. Но у судьбы были совсем иные планы. То, что показывали Гермионе видения, утверждало ее в мнении, что «иные планы» были совсем не у судьбы. Фригга открыла на Одина тихую охоту — она всегда была где-то поблизости, не пропускала ни одного пира, но при этом ни разу не выказала приязни большей, чем стоило выказывать царю его верноподданной. Казалось бы, Один совсем ее не интересовал, но Гермиона видела, как смотрела на него Фригга, когда он этого не замечал. Взглядов не замечал, но ее саму — заметил. Красивая, неглупая девушка, которая не стремилась упасть к его ногам… разве могло его мужское эго подобное пропустить? Но было видно, что, поймав себя на этой заинтересованности, Один отверг это чувство — жестоко и беспощадно — начав всячески избегать встреч. Та самая неглупая Фригга прекрасно это поняла, потому — отступилась. К тому же у нее явно появились совершенно иные проблемы. Как ни избегал Один юную красавицу, все же порой сталкивался с ней в коридорах дворца, так произошло и в этот раз. Фригга, тревожно мнущая в ладонях то ли салфетку, то ли белый платок, замерла в одном из переходов у оконного проема, из которого открывался хороший вид на тренировочную площадку, где в тот момент бились друг с другом эйнхерии в тренировочном бою. Один замедлил шаг и, несколько раз переведя взгляд с девушки на солдат и обратно, нахмурился. — Леди высматривает себе жениха? — с некоторой холодной язвительностью спросил он. И будто бы сам себе удивился. Вздрогнув, Фригга бросила на Одина неожиданно разгневанный взгляд, но тут же обрела над собой контроль. Уже тогда будущая царица поражала самообладанием. — Там мой младший брат, мой царь, — ответила она и запоздало присела в приветствии. — Так он среди тех, кто послезавтра отправится в Муспельхейм? — Да, — кивнула Фригга. И добавила чуть слышно: — к сожалению. Но, на ее беду, Один услышал. — Они прослывут героями за свою доблесть. — Или бесславно погибнут в чужом краю. — Погибнуть героем на поле боя — почетно, — его лицо застыло в мрачном, холодном и отпугивающем выражении. — Но это не умаляет моей тревоги и горя, — мягкая, немного смущенная и виноватая улыбка Фригги возымела свое действие, и Один слегка растаял. — А ваш брат знает, что вы загодя уже его похоронили? — он поравнялся с ней и улыбнулся девушке в ответ — уже без холода. — Зачем ему это знать? — округлила она глаза. — У него достаточно и своих страхов, но, как и всякий муж, он будет их отрицать. Ее слова заставили Одина приглушенно фыркнуть, и между ними воцарилось молчание, не кажущееся неловким. — Я предпочту видеть живого воина, чем мертвого героя, — добавила Фригга задумчиво. — Даже если эта битва — за правое дело. За правое… — хмыкнула она в конце, скривившись. Вдруг, опомнившись, она нервно поджала губы. — Простите меня, мой царь, — снова присела Фригга в поклоне. — Мне… слегка нездоровится. Позвольте, я пойду, — и сбежала, не дождавшись ответа. Один проводил ее долгим, задумчивым взглядом. — Ее слова что-то всколыхнули в моем сердце, но в то время оно еще было слишком черствым и сухим, чтобы это движение затронуло его глубины. Но тем не менее я не мог оставить все как есть. Картина неуловимо сменилась — тот же дворец, но явно другой день и другой коридор. Один стремительно шагал прямо по направлению к промелькнувшей на другом конце коридора Фригге, пару раз окликнув ее. Девушка остановилась, смотря на царя с вежливым вниманием. — Леди может быть довольна, — сказал Один после приветствия, — ваш брат не покинет Асгарда и будет охранять гарнизон. На обеспокоенном лице Фригги застыло смешанное выражение, но, несмотря на упавшую на него тень, Фригга сделала над собой усилие и вежливо улыбнулась. — Спасибо за столь трепетное отношение к тревожащемуся женскому сердцу, мой царь, — произнесла она сдержанно, заставив Одина нахмуриться: — Чем вы недовольны? — Завтра я не потеряю брата, — ответила Фригга после некоторого колебания, — но сколько матерей, жен, дочерей потеряют своих мужчин? — И чего же вы хотите? — на скулах Одина заиграли желваки, но это, как ни странно, не испугало Фриггу. — Быть услышанной и понятой, — выдохнула она с ноткой усталости в голосе и продолжила, оценив его взгляд: — но мне кажется, что сейчас, в предвкушении хорошей битвы, у вас нет ни времени, ни желания меня услышать. Буду рада объясниться при вашем возвращении, мой царь. Если вы вообще захотите видеть вашу недостойную слугу. Поклонившись на прощание, Фригга поспешила ретироваться. Туман снова сдвинулся, и Гермиона осознала себя в толпе на дворцовой площади. По широкому проходу от радужного моста на сером, в яблоках, коне ехал Один. По ликованию толпы, а также широким улыбкам царя и следующей за ним на огромном волке принцессы легко было догадаться, что вернулся Всеотец с победой. Рядом с Гермионой в толпе стояла грустно улыбающаяся Фригга. Новое движение — и уже Один с Фриггой прогуливаются по дворцовому саду. Гермиона прислушалась и поняла, что попала на середину разговора. — …в других мирах нас чтут за диких варваров, что несут лишь боль и смерть, — печально закончила какую-то свою мысль девушка. — Это не то, чем бы я хотела гордиться. — Откуда в столь прекрасных устах столь предательские речи? — насмешливо поинтересовался Один. Очевидно, он был в довольно благодушном настроении. — Да простит меня мой царь, если речи мои ему неугодны, но я чту истину выше лизоблюдства. Вы умны и дальновидны, мой царь, и посему предположу, что лести вы предпочтете правду, пусть и не столь сладкую. Фригга задумчиво посмотрела на махину дворца, возвышающуюся сбоку. — Я люблю Асгард и его народ, — продолжила она свою мысль, — а вы — тот, кто способен привести наш мир к благоденствию, и я уверена, что именно его вы и ищите для своих людей, но далеко не всегда благоденствия можно достичь лишь войной. Кровь ведет лишь к крови, никак не к миру. — И что же, по-вашему, я должен делать? — вопрос прозвучал с некоторым вызовом. — Показывать людям, что вы можете быть человечным, можете быть и милосердным и справедливым. Быть ближе к своему народу… Один не был согласен со словами Фригги. — Просто попробуйте, мой царь, — мягко предложила она, сильно не давя и не настаивая. — Хоть где-то в каких-то мелочах. Милосердие и человечность — не есть проявления слабости, но проявления вашей воли и силы духа. — Я не мог согласиться с ней, мне казалось, что слова ее по-девичьи наивны и полны розовых грез. Но мне хотелось показать ей, доказать, что излишнее милосердие ведет лишь к поражению, потому я выслушал ее советы и решил прибегнуть к ним — всего раз. В тронном зале проходило какое-то судилище, перед крылатым троном на коленях стоял неизвестный мужчина, склонив голову. Один стоял, чуть выйдя вперед, и что-то говорил своим подданным, а те взирали на него с удивлением и изрядной долей недоверия. Лишь два взгляда выбивались из всей плеяды: Хела косилась на своего отца с возмущением и злостью, где-то в толпе же сверкали радостью глаза Фригги. — Но именно в тот раз оказалось, что она не ошиблась. Чуть позже тот самый мужчина, очевидно помилованный, передал Одину какой-то свиток, и тот, прочитав написанное, удовлетворенно улыбнулся. — Мне понадобились время и силы, чтобы до конца увериться, что в словах Фригги было рациональное зерно. Да, женское сердце излишне мягко, но это не означало отсутствие ума и хитрости. Некоторые ее идеи я брал в расчет, некоторые долго обдумывал, некоторые — отметал. Но изо дня в день она заново учила меня быть более человечным. Прогулки и беседы, споры и дискуссии мелькали перед взором Гермионы вспышками. Кроме того, Фригга вытаскивала Одина на тайные прогулки по городу, во время которых показывала те или иные проблемы жителей, их нужды и чаяния. Возвращаясь, Один издавал те или иные указы, принятие которых вызывало все большую радость у асов. — Я сам не заметил, сколь сильно стал нуждаться в ее неоценимой помощи. И в ней самой. Общение царя с понравившейся ему девушкой становилось все теплее и душевнее. — Несмотря на это, на что-то решиться я так и не мог. Боль прошлых потерь гнала меня прочь. Несколько раз он порывался коснуться ее или даже задумывал поцеловать — в уединении дворцовых садов — как тут же тень огромного ясеня омрачала его намерения, заставляла одергивать руку и отводить взгляд. — Но однажды мне пришло осознание, что Аске хотела бы, чтобы я просто жил дальше… В какой-то момент Один, оставшись в саду один, не выдержал и подошел к Иггдрасилю, что-то прошептав, его ладонь легко касалась грубой, шершавой коры. Прошелестевший в кроне древа ветер толкнул Одина в грудь, заставив его отступить на шаг, подхватил опавшие листья и унес их в сторону дворца. Вздохнув полной грудью, он усмехнулся и ушел в том направлении, в котором его подтолкнул ветер. — Только принятое решение не помогло мне сделать решительного шага. Помог случай. С каждой встречей Фригга начала казаться все задумчивей и мрачней. На очередной встрече, стоило Одину попытаться коснуться ее ладони губами в приветствии, она тут же отстранилась. — Мне очень жаль, мой царь, но больше мы не сможем видеться, — произнесла она с горечью. — Мои родители желают выдать меня замуж и не хотят, чтобы моя честь была скомпрометирована даже встречами с вами. Не дав ему хоть как-то ответить, Фригга убежала. Кадры хмурого Одина, никак не находящего себе покоя, сменялись один другим. — Я хотел отпустить ее, но вскоре осознал, что не вынесу мыслей о том, что она теперь принадлежит другому. Потому решил опередить события. Один в богато украшенном доме о чем-то разговаривал с высоким, дородным, светловолосым мужчиной. Чуть в стороне стояла Фригга в сопровождении другой женщины, очень сильно на нее похожей. Взор будущей царицы был стыдливо опущен, губы же с трудом сдерживали радостную, победную улыбку. Мужчины, придя к какому-то соглашению, пожали друг другу руки. — Лишь много позже я узнал, что никаких договоренностей о браке пока не было… — в голосе Одна слышалась теплая улыбка. — На нашей свадьбе присутствовал едва ли не весь Асгард, — продолжил Один, и Гермиона с интересом оглядела большой пиршественный зал, битком набитый людьми. За центральным столом чуть в возвышении сидели Один и его молодая жена, влюбленно не сводящая с царя взгляда. — Но не все радовались торжеству, — голос Одина упал, и Гермиона невольно скосилась на принцессу, нутром ощущая, о чем идет речь. Хела, не желавшая сменять доспехи на платье, сидела по правую руку от Одина, как наследница, но на отца она принципиально не смотрела, и на лице ее царило скучающее, слегка презрительное выражение. — Я рассчитывал, что Хела, как и я, благодаря Фригге отогреет свое сердце, проникнется ее добротой и мягкосердечностью. Но ошибся. Фригга раз за разом пыталась наладить отношения с падчерицей, но выходило из рук вон плохо — жестокая и непримиримая Хела ни в какую не хотела идти на контакт. Вероятно, она опасалась, что с приходом Фригги отец и вовсе о ней забудет, а после появится другой ребенок, которого Всеотец уже будет по-настоящему любить и ценить. Хела была еще достаточно молода, чтобы все комплексы старшего ребенка проявлялись в ней едва ли не в гипертрофированном виде. — К сожалению, в чем-то я был виноват и сам, я не стремился общаться с дочерью больше необходимого, все сильнее она тяготила меня — как памятью о ее родной матери, так и своим поведением. Я все больше дистанцировался от нее, и это погружало мою дочь в пучину злости. Она во всех своих бедах обвиняла ту, что разрушила ее мир своим появлением. Конфликт Фригги и Хелы набирал обороты, несмотря на старания молодой царицы сгладить углы. Интриги, скандалы, нападения исподтишка — Хела была готова практически на все, чтобы выжить мачеху из дворца, но на счастье Фригги и беду Хелы — дочери Один не верил. — Я все дальше и дальше отстранял ее от власти, от дворца, от наконец забеременевшей супруги. Тогда, осознав всю шаткость своего положения, Хела пошла на решительный шаг. Она вместе с верными ей людьми попыталась убить и Одина, и Фриггу, но их план провалился, многие из людей Хелы погибли, сама же она сбежала. — Я должен был отправиться за ней сам, лично, но… не смог. Один снова стоял под сенью Иггдрасиля, удрученно склонив голову, как и много столетий назад. — Что мне делать, Аске? — спросил он едва слышно. — Ты говорила, что я справлюсь, но… я не смог. Она стала совсем неуправляема… Неужели мне придется заточить нашу с тобой дочь?.. Ответом ему была лишь тишина. — Валькирии, посланные мной разобраться с Хелой, не вернулись с поля боя, и мне понадобилось немало сил, чтобы решиться выступить самому. Несмотря на то, что я не испытывал к Хеле отцовских чувств, она была моей дочерью, частью меня. И главное — частью женщины, что я когда-то любил… Но я должен был ее остановить. Один настиг Хелу в Хельхейме, том оплоте, что она выстроила для себя, сбежав из Асгарда. Несмотря на то, что она была далека от источника своих сил, ей хватило способностей разобраться с сопровождавшими царя элитными эйнхериями, оставшись с отцом один на один. Один уже был ранен, более того, само происходящее причиняло ему не только физическую, но и душевную боль. Хела же практически не обращала внимания на собственные ранения, нависая над почти поверженным отцом с победной усмешкой. — О, как же ты размяк… — протянула она грустно, почти с презрением. — Что она сделала с тобой? — Открыла мне глаза, — процедил Один сквозь зубы. — Что ж, тогда мне придется их навсегда закрыть, — пожала Хела плечами, — вам обоим. Битва разгорелась с новой силой. Но в этот раз, похоже, мысль о смерти — даже, наверное, не столько своей, сколько своей любимой супруги, — и нежелание видеть на троне собственную дочь заставили Одина бороться яростнее. Умопомрачительный бой, за ходом которого Гермионе с трудом удавалось следить просто потому, что скорость и реакция обоих бойцов были ошеломляющими, вскоре закончился победой Одина. — Ну, давай же! — крикнула Хела, поверженно распластанная. — Чего ты ждешь? Убей меня! Она знала, что Один не убьет ее, это видела и Гермиона, как и муку, написанную на лице Всеотца. — Так и знала… — презрительно оскалилась Хела. — Ты даже не можешь исполнить тот приговор, что мне вынес… Один колебался. — Я не смог поднять на нее меч, ровно как и знал, что заточение в дворцовых темницах никак не поможет — Хела была достаточно сильна, чтобы выбраться оттуда. Но и отпустить ее — значило подписать смертный приговор себе, Фригге и нашему еще не рожденному ребенку. — Ты сама выбрала себе свою темницу, — наконец заговорил Один, стерев с лица любое проявление эмоций. — Отныне ты никогда не покинешь этого дворца. Именем моего отца, отца моего отца я, Один-Всеотец, изгоняю тебя и заточаю твоих залах в Хельхейме. Волна магии едва не сбила Гермиону с ног, заставив зажмуриться. Когда она открыла глаза, вокруг снова было ослепительно бело. — Возлюбленные мои сыновья. Если вы видели все это, значит, меня более нет с вами. Хуже того, я так и не смог завершить начатое и избавить Асгард от вашей сестры, и это бремя теперь ложится на ваши плечи. Простите меня… Но я верю, что вам это под силу — вместе. Тор, ты силен, сильнее, чем ты думаешь. Асгард по праву рождения принадлежит Хеле, но ей более никогда не суждено узнать, что для нее это значит на самом деле, поскольку я сжег оставленный Хелой пергамент. Тебя же я три дня и три ночи после твоего рождения держал над Вечным пламенем, чтобы впитал ты сосредоточие силы Аске. Возможно, только тебе по-настоящему под силу остановить вашу сестру. Локи, я бы хотел вернуть тебе твои силы, но, вероятно, когда у меня выдастся возможность, то уже не будет времени. Но не в иллюзиях и чародействе твоя сила. Ты умнее и хитрее, чем кто бы то ни было из тех, кого я знаю. Твои смекалка и целеустремленность, твои познания в магии — помогут вам прийти к успеху. Когда-то я сам разделил вас, теперь же молю встать плечом к плечу. Спасите Асгард… Голос стих, и Гермиона вдруг резко куда-то провалилась. Секунда — и она оказалась в объятиях Локи, сидящей на все том же подоконнике. Голова кружилась, перед глазами все плыло, тело налилось свинцовой тяжестью. Чтобы окончательно не потерять сознание, Гермиона прислонилась к Локи и положила голову ему на плечо, прикрыв глаза, перед которыми мелькали разноцветные пятна. — Это с непривычки, — пояснил он, погладив ее по плечу, и коснулся губами макушки. Чтобы прийти в себя, Гермионе потребовалось некоторое время, на протяжении которого она наслаждалась тишиной и старалась обдумать увиденное и услышанное. Локи также не торопил ее с разговорами, погрузившись в себя. — Я по-прежнему не представляю, что делать с Хелой… — призналась, наконец, Гермиона. — Я тоже, — усмехнулся в ответ Локи. Он задумчиво крутил в руках окклюдер, и было в его выражении лица что-то печальное, но теплое. Быть может, он вспоминал сейчас о Фригге? Несмотря на то, что по сути эти воспоминания должны были стать ответом, они им так и не стали, оставив после себя еще больше вопросов. — Что же мы будем делать? — спросила Гермиона, взяв его ладонь в свою. — Я бы предложил ограбить сокровищницу Асгарда и вместе со стражами отправиться в путешествие по мирам, — ответил Локи с усмешкой. — Но вряд ли ты на это согласишься, — добавил он. — Заманчивое предложение, но не думаю, что в таком случае наше путешествие продлится слишком уж долго… — постаралась она поддержать его шутку, намекая на то, что в итоге рано или поздно экспансия Хелы настигнет их. — Ну, нам-то должно хватить времени. А вот Руне… Мысль о дочери заставила любой намек на шутливость исчезнуть с их лиц. — В любом случае стоит начать с эвакуации, а после… ну, у меня есть мысль, где можно почерпнуть идей, но для этого стоит сперва вернуться в Асгард и все же начать с эвакуации… На том и порешили. Стражи уже ждали их, полностью готовые к скачку. — Три корабля должны прибыть к сегодняшнему вечеру, — сказал им Квилл. — Еще четверо — в течение ночи, но это всего лишь для нескольких тысяч человек. Максимум для десяти, если загружать корабли под завязку, но с таким уровнем численности не факт, что многие долетят в целости и сохранности. — Один из кораблей подвезет еду для беженцев, но на всех ее не хватит, — добавила Гамора. — Все эти проблемы будут решаться по мере поступления, — произнес Локи. — Мы даже толком не можем знать, надолго ли людям придется бежать. Перво-наперво всех нужно эвакуировать вот сюда, — он ткнул пальцем в равнинную местность рядом с горными массивами. — Долина Вигрид удобна для посадки кораблей, и, кроме того, если Хела попытается нас остановить, у нее не получится застать нас врасплох. — У нас есть Хаймдалл… — напомнила ему Гермиона, не сомневаясь, что он и не сбрасывал его со счетов. — Даже он не всесилен и всеведущ, — подтвердил ее мнение Локи, — так что лучше подстраховаться, — и продолжил, обведя Стражей взглядом, от которого Гермиону невольно снова бросило в дрожь. — Как раз здесь, в эвакуации, и понадобится ваша помощь. Большая часть жителей столицы пройдет подземными и горными переходами, мы с Гермионой будем их сопровождать. Но жители южных и восточных земель тоже должны узнать об эвакуации. — Мы отправим туда один-два корабля, — успокоил его Ракета. Именно Стражи должны были координировать ход эвакуации, это немного успокоило Квилла, не слишком довольного, что на его собственном корабле командовал чужак, впрочем, Локи умудрялся всего лишь парой фраз успокаивать подозрения парня до следующей вспышки: — Тогда не будем медлить. Командуй, капитан, — кивнул Локи Квиллу, и тот, высокомерно фыркнув, начал раздавать указания своим товарищам. По Локи Гермиона видела, что у того прямо зудело понасмехаться над таким хрупким мужским эго, но он усиленно сдерживал себя — накалять обстановку было не время и не место. Бенатар стремительно приближался к Асгарду, облетая столицу стороной. Уже почти над самой поверхностью корабль разделился — основная часть со Стражами отправилась на юг, под же, управляемый Ракетой, вез Локи и Гермиону в «цитадель предков», прежнее жилище Аске, где теперь прятались жители столицы. Оставив Локи и Гермиону на скалистой гряде, енот улетел к товарищам. Спустя каких-то пару минут неподалеку с тихим скрежетом в сторону отъехал камень, и из образовавшегося проема вышел Хаймдалл. — Люди ждут вас, мой принц, — склонился перед ними Страж, заставив Локи невесело усмехнуться, словно бы он сомневался, что люди и правда его ждали. — Веди, — бросил он, не меняя выражения лица. Хаймдалл поманил их за собой в длинный темный тоннель, который Страж освещал тусклым факелом. Спустя всего пару минут блужданий во мраке Хаймдалл вывел их на свет. Открывшаяся перед глазами пещера поражала своими размерами. Подобного Гермиона не видела в воспоминаниях Одина, но, возможно, те залы Аске были не единственными здесь. Наверное, даже тронный зал в асгардском дворце не настолько поражал своими габаритами, сколько эта огромная зала. Здесь, словно флоббер-черви в банке, набилась целая толпа людей — тысячи, десятки тысяч. Приглушенные разговоры, детский плач, звуки, издаваемые животными — все это смешалось в дикую какофонию. Кроме того, здесь было довольно душно, очевидно, ни естественная вентиляция, ни магическая не справлялись с таким объемом воздуха. Стоило Локи и Гермионе войти в основной зал, как взгляды тех, кто был ближе всех к этому входу, тут же устремились в их сторону. Здесь были в основном эйнхерии, что казалось логичным, в случае нападения именно им предстояло взяться за оружие и защищать остальных. Женщины и дети виднелись ближе к центру. Не успела Гермиона моргнуть, как воины тут же обнажили свои оружия, готовые напасть на «вторженцев». — Отставить, — попытался осадить их Хаймдалл, и это, в принципе, помогло. По крайней мере, те эйнхерии, что уже сделали шаг, замерли на месте, хоть и не опустили оружия. — Ты привел к нам предателя, — прорычал один из воинов. — Неужели Страж Моста оказался одурачен Богом обмана? Многие явно были согласны с этими словами, их решительность выдавала стремление сражаться до конца. Сама Гермиона крепче сжала в руках палочку, не собираясь пока ее ни на кого направлять, чтобы не ухудшать и без того не самое приятное положение — вдвоем (в лучшем случае втроем) против целой армии. Локи же выглядел так, будто ничего не происходило. Он смотрел на окружавших его воинов со своей привычной усмешкой, которую любому нормальному человеку обычно хотелось стереть с его лица. Желательно кулаком. Все же Гермиона никогда до конца не понимала это стремление Локи доводить всех вокруг до белого каления. Это ее сильно беспокоило, ведь им требовалось спасти находящихся здесь людей, а для этого желательно, чтобы сами люди шли за своим принцем. Но пока повиновением даже и не пахло. Несмотря ни на что, Хаймдалл заступил дорогу эйнхериям, встав прямо перед Локи и Гермионой, но это не привносило спокойствия. Первые ряды стояли напряженно замерев, но Гермиона видела, что где-то в толпе люди шевелились, и вскоре вперед вышагнули несколько человек, которые стремительно неслись к «гостям». Рука с зажатой в ней палочкой дрогнула, и Гермиона решительно шагнула вперед, поравнявшись с Локи. Она бы встала перед ним, все же она ощущала себя в меньшей опасности, чем та, в которой оказался ее муж, но он едва заметно шевельнул рукой, подав знак остановиться. На этот раз Гермиона не стала спорить, все же у нее еще была возможность защитить Локи, но зато она не выставила его слабаком. Вдруг те самые люди, что спешили к Локи, не дойдя нескольких футов, развернулись, став еще одной линией защиты принца от остального народа. — Альрик? Рагнар? Бьерн? — раздавались недоуменные выкрики. Несмотря на это, стража стояла решительно и непоколебимо. Поднялся гул, который резко стих, стоило Хаймдаллу поднять руку. — Нравится вам или нет, но он по-прежнему ваш принц, — заговорил он в полной тишине. — Благодаря ему многие из вас сейчас здесь в сравнительной безопасности, а не удобряют столичные улицы собственной кровью. Он выступил против Хелы и отвлек ее от эвакуации. Он создал те порталы, благодаря которым вы и ваши семьи сбежали из столицы. — Так что прошу, дайте мне пройти, — закончил за него сам Локи, но таким тоном, что Гермиона с трудом сдержалась, чтобы не хлопнуть себя ладонью по лбу. Ну вот вроде бы взрослый человек в опасной для жизни ситуации… Не дожидаясь ответной реакции, Локи двинулся вперед, подавая пример для своей новоявленной свиты. Когда вся их группа достигла первого ряда, воины расступились, создавая для них коридор, но при этом Гермиона видела, что люди по-прежнему напряжены и недоверчивы. Пусть, главное, что они не нападали и не чинили препятствий. Они шли в полной тишине, лишь только где-то далеко впереди слышались приглушенные шепотки — ближние к процессии ряды передавали информацию остальным по цепочке. Хаймдалл целенаправленно вел их к широкой, толще остальных, колонне по центру залы. При ближайшем рассмотрении оказалось, что целая сеть сталактитов и сталагмитов превратилась в отдельный закуток с дюжиной широких арок-проходов, не отделяющих от остальных до конца, но при этом дающих некоторое подобие уединения. Внутри посередине закутка стоял широкий каменный же стол с раскинутой на ней голографической картой Асгарда. Место для собраний командования. Здесь, вокруг карты, уже собралось полтора десятка человек, при желании закуток вместил бы еще столько же. Не слишком много, но при этом достаточно, чтобы полноценно совещаться друг с другом. — Мой принц, — синхронно вежливо, но не слишком радостно раскланялись Локи собравшиеся командиры эйнхериев. — Миледи, — обратились они к Гермионе, вызвав у ее мужа более теплую, уже не похожую на его привычный оскал улыбку. — Господа, что я пропустил за последние сутки? Доклад был не слишком-то большим. Из него выходило, что асы с частью ванов и муспелов подняли бунт и, воспользовавшись суматохой, эвакуировали мирных жителей и немалую часть эйнхериев сюда, в безопасное место. Несколько тысяч воинов бежали из сталицы в леса и теперь по-возможности мешали людям Хелы взять след и отправиться на поиски. — Им следует отступать, — велел Локи. — И нам тоже. Передайте людям, чтобы собирались — мы выходим через два часа. — Но, мой принц, здесь безопасно, — попытался переубедить его один из командиров. — Ни одно место в Асгарде не может считаться безопасным, пока Хела жива, — оборвал его Локи. — А мы не можем выступить против нее, пока за нашими плечами тысячи женщин, детей и немощных стариков. Или вы хотите принести их в жертву? — уточнил он с ядовитой насмешкой. — Ход хороший, но сегодня я слишком уж добр, чтобы ему последовать. Собеседник покраснел от злости и некоторой доли смущения, было видно, что он совсем не это имел в виду. — Мы эвакуируем людей, — перестав нарываться на скандал, продолжил Локи. — Несколько кораблей будут ждать нас здесь после заката, — он указал на окраины долины Вигрид. — Еще несколько прибудут к утру. — Насколько велики означенные корабли? — прозвучал немного щекотливый вопрос. — Достаточно, чтобы спасти на них тысячи наших детей, — не стал в этот раз шутить и издеваться Локи. — И, возможно, эти семь кораблей — не единственные, которых нам нужно будет ждать. Главное — протянуть достаточно долго. Командиры сомневались, некоторые переглядывались в безмолвных диалогах, но в итоге сошлись во мнении, что принц прав. Дальнейший разговор представлял собой обсуждение деталей эвакуации и того, как все это лучше организовать, прежде чем огласить свое решение для всех, — им следовало избегать паники и толкотни во время всей операции. Проработка всех мелочей заняла не меньше часа, и в итоге весть об эвакуации разнеслась по всему лагерю. Первыми отправлялись доверенные, отобранные лично Хаймдаллом и Локи воины, которые должны были проверить путь и расчистить его от возможных опасностей, следом выпускались мирные жители — сравнительно небольшими группками в сопровождении тех же эйнхериев. Следя за тем, как отправляется группа за группой раз в десять-пятнадцать минут, Гермиона не могла не думать, что вся эта затея растянется на неимоверно долгое время. Но это в любом случае было лучше, чем ничего. Одно успокаивало — Хаймдалл в тот момент следил за Хелой и должен был предупредить, если вдруг произойдет что-то потенциально опасное. Локи казался задумчивым и обеспокоенным, хоть и старался скрыть это за своей привычной маской язвительности и сарказма. Хоть он не мог в этом признаться, возможно, даже самому себе, но судьба этих людей волновала его, и Гермиона не могла ничем помочь, кроме как просто находиться рядом верной тенью и правой рукой. Ей самой, обычной смертной, к тому же не повенчанной с Локи по асгардским законам, не было места здесь, в этом мире, этом обществе, и она видела это. Ее сторонились и не воспринимали всерьез — несмотря ни на что, и Гермионе с трудом удавалось убедить себя, что ее это не волнует. Она собиралась спасти всех этих людей, что бы они сами об этом ни думали. — Пойдем, встретим первую группу, — отвлек ее Локи от невеселых мыслей, протянув руку. — Я бывал в Долине, так что смогу нас аппарировать. Улыбнувшись, Гермиона вложила свою ладонь в его. Она не сомневалась — вместе они справятся с чем угодно.
14 июля 2017 года, Асгард Давно залы и коридоры дворца не казались ей настолько пустыми. Асгард будто повымер, и это было практически правдой. Нет, на самом деле умерло не так много народа, как можно было бы предположить, при условии, что у царицы «сорвало резьбу». Немало кому все же удалось бежать. Набат застал Фрейю на выходе из собственных комнат — все ближе и ближе было начало свадебной церемонии, и, хоть она и знала, что все вот-вот сорвется, сигнал заставил ее вздрогнуть от неожиданности. Фрейя, как была в свадебном платье, вышла на балкон, чтобы увидеть, как к дворцовой площади по центральной улице размеренно двигалась одинокая, хорошо знакомая фигура. Если Хела шла сюда одна, это, скорее всего, могло значить только одно — то, что Фрейя не могла проговорить для себя даже мысленно. На дворцовой площади собирался народ — все те, кто не был приглашен на церемонию, сейчас толпились здесь. Но даже несмотря на многолюдность, было видно, сколь многих нет. От общего числа асов присутствовала едва ли половина, быть может даже треть, но это зрелище странным образом успокаивало. Значит, Локи старался не зря. Его жертва была не напрасной. Так дико и больно было думать о нем в прошедшем времени… Впрочем, она привыкла скрывать свои эмоции и чувства, но сейчас это далось ей крайне тяжело. Где-то чуть позади за спиной стояла Лив, и ее взгляд, направленный куда-то вглубь себя, заставлял Фрейю немного волноваться, но у нее не было сил во всем этом разбираться. Пройдя к территории у самого дворца, Хела, недолго думая, одним огромным прыжком преодолела расстояние до самого балкона. — Мне очень жаль, моя дорогая, — без капли сожаления в голосе произнесла царица, — но твоя свадьба отменяется… Было неимоверно трудно найти подходящий ответ, поэтому Фрейя лишь кивнула, словно ее подобный поворот нисколько не взволновал. В конечном итоге, она с первой секунды знала, что вся эта затея со свадьбой обречена на провал и что это — лишь глупая, грубая насмешка над ее прежними девичьими мечтами. Только сама причина оставляла на языке стойкий привкус горечи. Тем временем Хела развернулась к собравшимся на площади горожанам. Фрейя видела, от нее также не укрылось, что людей слишком уж мало, но царица пока решила проигнорировать этот факт. — Я пыталась быть доброй и справедливой царицей, — разнесся по площади голос Хелы, заставив Фрейю подавиться воздухом. Да, сама доброта и милосердие. — За это я лишь получила кинжал, воткнутый в спину, — Фрейя нервно облизнула губы на слове «кинжал». Уж не в буквальном ли смысле? Ран на Хеле не было, но она прекрасно знала, что это на самом деле ничего не значило. — Верный Страж, что столетиями служил царской семье и отвечал за безопасность Радужного моста, сегодня стал вором и предателем. Отныне его и всех, кто как-то замешан в этом преступлении, ждет неминуемая смерть. Она также грозит тем, кто думает, что молчание — не считается предательством. Так что если кто-то из вас знает, где скрывается Хаймдалл, то у вас есть шанс все мне рассказать. По толпе прошлась волна приглушенных перешептываний, которые быстро стихли, но при этом со своего места Фрейя не видела никого, кто бы взаправду желал поделиться с царицей информацией. — Скурдж, — бросила Хела стоявшему под балконом мужчине. Тот понятливо кивнул и без какого-либо удовольствия на лице вышел вперед, выхватив прямо из толпы какую-то женщину, на которую царица указала пальцем. Палач усадил ее на колени и обернулся, будто бы ожидая подтверждения, но откровенно при этом надеясь, что ему не придется выполнять эту работу. Но Хела не была милостива ни к кому из своих подданных, а потому крикнула с усмешкой: — Палач? Чего ждешь? Сглотнув, Скурдж занес огромный, сотворенный силой Хелы топор, что держал в подрагивающих руках. — Стой! — раздался из толпы громкий голос. Из оцепления эйнхериев, окруживших собравшуюся на площади толпу, вышло несколько дюжин воинов, отчего Хела изогнула бровь в легком изумлении. В первую секунду сложилось такое впечатление, будто они сейчас дружно о чем-то доложат, но вместо этого пара человек вскинула орудия, и Скурдж вместе со своим топором отлетел от женщины, врезавшись в стену дворца. Следующий залп эйнхерии произвели уже все вместе, нацелившись ровно в неподвижно застывшую царицу. Раздался оглушительный взрыв, саму Фрейю, успевшую прикрыть щитом себя и Лив, закинуло в раскрытые двери балкона. Снаружи шел бой. Хела, спрыгнув с балкона, начала атаковать эйнхериев. С трудом поднявшись на ноги, Фрейя смогла увидеть, что площадь стремительно пустела, люди отбегали назад, на боковые улицы, откуда исчезали целыми группами. Хеле же было не до того, она вела в бою с поразительным счетом, но само сражение перетягивало все ее внимание на себя. Лив пошевелилась, неуклюже поднимаясь с пола, и Фрейя, оторвавшись от наблюдения, поспешила к ней. Недолго думая, она сунула дочери в ладонь небольшую цепочку. Эту цепочку ей на днях отдал Локи, и она тогда не смогла сказать ему, что вряд ли сможет ею воспользоваться. Проклятье отца все еще довлело над ней, не давая сбежать. Но Лив — она могла. И сейчас был как раз подходящий момент. — Нет! — воскликнула девчонка, то ли догадавшись, то ли точно зная, что это за предмет и что он с ней сделает. У Фрейи не было ни желания, ни времени слушать ее возражения — короткий магический импульс, и Лив исчезла в мгновенной вспышке. В груди, где и так было пусто, теперь царило противное, сосущее чувство. Пустота пульсировала, остро, болезненно, но так было правильно. Когда она вновь вышла на балкон, Хела уже закончила — усеянная трупами площадь явно говорила, на чьей стороне победа. Но в данном случае Фрейя бы не стала так категорично судить, ведь можно выиграть битву, но проиграть войну. Очевидно, это понимала и сама Хела. Взгляд, которым она окидывала окружающее пространство, был полон холодной ярости. Ваны, муспелы — здесь полегло до трети от их и без того не слишком большой численности, немало пало и асов, но многие из них в основном встали против нынешней власти. Те же горожане, что были за Хелу, оказались в меньшинстве. Несколько десятков разрозненных групп по паре сотен человек — вот и все, что осталось от населения славной столицы. — Скурдж, — окликнула Хела палача, что только-только приходил в себя. Тот с видимым трудом поднялся, опираясь на длинную рукоять топора, как на трость. Но вряд ли Хелу волновало состояние своих слуг. — Снова созови всех, — велела она, предполагая, что кто-то, возможно, убежал в суматохе домой. Они ждали, но прозвучавший по городу сигнал не возымел никакого эффекта. — Что ж, — проронила Хела, и на лице ее появилась кровожадная усмешка. — Они выбрали свою судьбу… Мгновение — и царица вновь оказалась на балконе. — Пройдешься со мной, — пригласила она Фрейю повелительным тоном. Кивнув в ответ, она последовала за своей «подругой». — Даже не спросишь, куда мы идем? — спросила Хела, когда они стали спускаться все ниже и ниже. Она выглядела так, словно ее нисколько не трогало предательство собственного народа. — Куда мы идем? — послушно отозвалась Фрейя. — Когда-то наших воинов почитали и хоронили под этим самым дворцом… — вдруг бросила Хела совсем невпопад. Фрейя никогда об этом не слышала, но со слов Хелы получалось, что здесь, во дворце, была усыпальница. — Но что нам мертвые? — нахмурилась она. Довольная, что «подруга» разгадала ее ход мыслей, Хела усмехнулась. — Что такое смерть для Богини Смерти? Огромные кованые ворота, никем более не охраняемые, распахнулись перед ними. — Сокровищница Одина?.. Сюда не пускали ни единой души без позволения и сопровождения самого Одина, так что об этом месте Фрейя лишь слышала, Хела же наверняка не заглядывала сюда больше тысячи лет. Так что они обе с интересом оглядывались по сторонам. Хела чаще всего высокомерно кривилась на те или иные безделки. На какое-то мгновение она замерла у постамента с огромной, выкованной для какого-то великана перчаткой, почти любовно проведя рукой по холодному металлу, но тут же скривилась? — Подделка. Тут практически все подделка… Правда, некоторые вещицы, такие как Тессеракт, заставили ее удовлетворено кивнуть. Но направлялись они, очевидно, не к нему. — Вот оно… — Хела довольно смотрела на пылающий в высокой чаше огонь. — Вечный пламень. Засунув руку прямо в огонь, Хела словно бы достала оттуда сгусток, который продолжил полыхать на ее ладони, не причиняя самой царице никакого видимого вреда или дискомфорта. Свободной рукой создав прямо из воздуха увесистую секиру, Хела замахнулась и пробила пол прямо посередине прохода. — Сейчас ты узришь мощь, о которой и не ведала, — обратилась она к Фрейе и спиной рухнула в провал. Чуть поколебавшись, Фрейя спустилась вниз вслед за ней, невзирая на то, что на ней по-прежнему было свадебное платье. Это была темная и влажная пещера, чьи границы утопали во мраке. Здесь не пахло смрадом и тленом, но в то же время Фрейя легко бы догадалась, что это склеп, даже если бы Хела не дала ей никаких намеков. Почти прямо под провалом, чуть в стороне, располагался огромный пьедестал, на котором лежала туша не менее огромного волка. Печально известного к тому же, поскольку тысячелетие назад каждый житель Девяти миров втайне молился никогда не оказаться добычей этой зверюги размером едва ли не больше мидгардского слона. — Фенрир, дорогой, что они с тобой сделали? — жалостливо произнесла Хела, глядя на своего любимца. Эта тварь была ей и вместо лошади, и вместо домашнего питомца. На ней она вымещала всю свою нерастраченную любовь, но при этом нрав у Фенрира был под стать хозяйке — кровожадный и беспощадный. Фрейя с трудом подавила в себе нервную дрожь от воспоминаний о том, как эту зверюгу, уже после заточения Хелы, загоняли эйнхерии. Несколько сотен воинов были жестоко растерзаны, прежде чем Фенрира удалось, наконец, упокоить, не без помощи самого Одина. Несмотря на прозвучавшую в голосе печаль, внимание царицы не задержалось на любимце надолго, Хела уже осматривалась по сторонам, и Фрейя вместе с ней. Вокруг пьедестала с Фенриром располагались постаменты значительно меньше, на которых возлежали тела павших в боях эйнхериев. Последнюю тысячу лет традиция была изменена, и тела воинов предавались огню, но здесь и без того было немало тел. Сотни, если не тысячи, Фрейя точно не могла сказать, поскольку стройные круги уходили в темноту. — В извечном пламени восстаньте вновь, — воскликнула тем временем Хела, вскинув пылающую руку, и пламя прямо на глазах преобразовывалось в зеленый некромантский огонь, который разлетелся во все стороны, стоило Хеле ударить им в пол. Тела, от которых за тысячи лет остались одни скелеты и полуржавые доспехи, зашевелились. Глаза эйнхериев загорались зеленым. — Дети мои, — удовлетворенно протянула Хела, — как я по вам скучала… Эти инферналы оказались куда проворнее, чем можно было представить: стоило Хеле вскинуть руку, как они ловко, перепрыжками по камням и выступам, стали взбираться наверх, слава богам, проигнорировав присутствующую здесь Фрейю. — Почему ты не сделала этого раньше? — нахмурилась она, чего-то недопонимая. Если за Хелой стояла целая армия живых мертвецов, то зачем было все остальное? Союзники и прочее? — Хотела оставить сюрприз на сладкое, — скривилась она. — Знаешь, когда есть возможность действовать честно и правильно, пытаешься избегать нечестных ходов. К тому же мои мальчики пригодились бы мне при завоевании Вселенной, и тратить их на Девять миров было бы крайне расточительно… О, — обрадованно вскинулась Хела, когда оставшийся в подземельях последним Фенрир подошел к ней и ткнулся мордой в плечо. — Мой хороший… А для тебя у меня будет отдельное задание. Из пространственного кармана возник знакомый золотой шлем Стража Радужного моста. — Найди мне его, — велела Фенриру Хела. — Найди и притащи сюда вместе с ключом от Моста… Понюхав шлем, волк подпрыгнул и, выбравшись из ямы, исчез. — А нам останется только ждать… — усмехнулась Хела. Но, как оказалось, усмехалась она зря, поскольку к вечеру зверюга не вернулась. Сама царица в это время была слегка занята — «общением с поддаными». Ее неприятно тронул тот факт, что от населения города остались сущие крохи и, что самое обидное, она сама не приложила к этому свою руку. Потому царица вновь собрала на площади всех, кто не сбежал, и старалась выпытать у этих людей, что они знали, видели или слышали. Фрейе было очевидно, что ничего путного Хела этим бы не добилась, — в столице остались лишь те, кто присягнул Хеле по зову черного сердца, потому посвящать их в планы побега никто бы не стал. Допрашивать же Фрейю Хеле пока и в голову не пришло, хотя сама она с некоторым содроганием ждала того момента, когда у царицы возникнут вопросы. Впрочем, ни Локи, ни Хаймдалл не впутывали ее в свои дела в полной мере, так что она оставалась в безопасности. Вопросы, правда, все же появились, когда вскрылась пропажа тела Локи. Скурдж, отправленный на Мост, вернулся ни с чем. Сама Фрейя не понимала, как можно было бросить без присмотра такого, как Локи. У него же на любую проблему находилась тысяча различных планов разной степени хитрости и каверзности… — Я не имею к этому никакого отношения, — заверила «подругу» Фрейя, максимально раскрываясь ментально и эмпатически. — Так же, как и не знаю, кто помог ему скрыться и где сейчас он находится. И не соврала, знать и предполагать — две совершенно разные вещи. — Я все это время провела во дворце под присмотром слуг, некоторые из них еще здесь. Я узнала, что он пошел против тебя, только тогда, когда ты сама мне об этом сказала. Поверь мне… — Я верю, — кивнула Хела благосклонно, сменив гнев на милость. — Я ценю твою дружбу и не стану подозревать тебя только за то, что у тебя были к Локи чувства… — Благодарю, — кивнула Фрейя немного суше, чем ей бы хотелось. Упоминание собственных чувств к Локи неприятно резануло сознание. Все же Хела обожала топтаться по больному. — Но это значит, что здесь, в столице, еще остались предатели… Вряд ли в столице, сама бы Фрейя на месте Локи бежала бы отсюда без оглядки. Забрать девчушку и скрыться где-нибудь, куда не достанут загребущие руки Хелы… Фрейя озвучила свою мысль, точнее, ее первую часть, на что Хела усмехнулась. — В любом случае, Фенрир найдет их всех… Но Хела ошиблась. Фенрир вернулся под утро, и, пообщавшись с питомцем каким-то своим особым образом, царица проговорила: — Он путается в следах… — Быть может, они все уже… — попыталась вклиниться Фрейя, но Хела не дала ей этого сделать. — Нет, Хаймдалл здесь, если бы его не было, мой мальчик бы совсем ничего не нашел… Но Страж, оказывается, хорошо умеет заметать следы. И он видел, что я его ищу… — Тогда мы?.. — Выдвигаемся. Если нужно, мои воины прочешут весь Асгард, сравняют с землей любое препятствие, но достанут мне Хаймдалла. И Локи. Но покинуть столицу они не успели, на выходе из города дорогу им заступила многочисленная группа воинов во главе с огневолосой предводительницей. — Синмара? Королева Муспельхейма выглядела донельзя раздраженной и даже, можно сказать, злой. — Моя царица! — заговорила она требовательно. Все это время Хела не то чтобы скрывалась от Синмары, но довольно виртуозно избегала встреч, сетуя на большую загруженность и неимоверное количество неотложных дел. И теперь, очевидно, Синмара решила пойти ва-банк и добиться разговора — у царицы было меньше шансов сбежать. По крайней мере, Синмара, вероятно, именно так и думала. — Я сейчас несколько занята, Синмара... — откликнулась Хела со сдержанным выражением лица, но вот в ее взгляде полыхнуло нечто такое, что откровенно говорило, что прощать подобное поведение она не намерена, сколько бы ни был союзник для нее ценен. — Я не займу много вашего времени, царица, — владычица Муспельхейма медленно приближалась. Над Синмарой дрожал воздух от удушающей жары. — Я хочу знать, когда я увижу своего супруга. — Всему свое время, — ответила Хела, и в ее словах легко было услышать предупреждение. Нет, Фрейя отчетливо его слышала, и от этого по спине ее побежали крупные мурашки, а ноги стали ватными. Сила царицы, тяжелая и удушающая, разливалась над широкой улицей. Это было противостояние двух крайностей — адской жары и смертельного холода, и меньше всего Фрейе хотелось оказаться между ними. Ей отчетливо казалось, что в происходящем каким-то боком замешан Локи, и это ощущение усиливалось с каждым словом. — Где принц Локи? — внезапно спросила Синмара, в какой-то степени подтверждая подозрения Фрейи. — Я хотела бы поговорить с ним… — Он вряд ли сейчас сможет чем-либо помочь… — ответила Хела. Тут же один из муспелов, что стоял в толпе за спиной своей предводительницы, подошел и сказал ей что-то на их грубом, рычащем языке, отсюда было плохо слышно, что именно. — Правда ли, что принц Локи назван предателем и объявлен в розыск? — вопрос заставил Хелу нахмуриться сильнее прежнего. — Мой брат оказался в числе заговорщиков и решил пойти против меня, — не стала юлить она. Реакция Синмары заставила Фрейю напрячься. Владычица Муспельхейма буквально взорвалась жарким, удушливым пламенем, и она вместе со стоявшим по правую руку от царицы Скурджем невольно отшатнулись. Сама Хела и ее армия остались недвижимыми — жар их особо не волновал. Синмара бросилась в атаку, и Хела не стала отступать, отвечая на выпады и удары, но Фрейе некогда было следить за боем царицы, потому что следом за Синмарой в атаку ринулись и ее воины. Правда, не все, часть из них, те, что стояли поодаль, скрылись за домами. — Они прорываются к дворцу, — озвучила Фрейя свою мысль, и Хела, уделив ей секунду своего времени, глухо рыкнула. — Отступаем! — велела она недовольно. Нет, останься все муспелы здесь, Хелла бы вряд ли стала переживать, У Фрейи не было никаких сомнений, что царица может перебить всех едва ли не в одиночку. Ну, возможно, с помощью своих инфернальных эйнхериев — точно, потому что муспелы были хоть и не настолько проворны, но более живучи и крепки. В прежние времена асы успешно боролись с этими существами, беря их численностью, умениями и оружием. Хела же, как человек-армия, вообще могла не беспокоиться. Но завязни она здесь — и рассредоточившиеся муспелы прорвутся во дворец и вернут своего владыку. И никакие защитные чары, якобы наложенные Фриггой (в чем Фрейя, опять же, сомневалась), от них не спасут. Сама Синмара не была для Хелы серьезной соперницей, если бы не необходимость отступать, то царица давно бы зажала ее в угол, а так она отмахивалась от нее, словно от назойливого насекомого, пытающегося ужалить побольнее. Предчувствуя мнимую победу, Синмара ошиблась, пропустив удар, за что поплатилась жизнью. Теперь ей не суждено увидеть своего супруга. Но муспелы не собирались сдаваться, продолжая исполнять последнюю волю своей королевы. Часть воинов осаждала дворец, часть же рассредоточилась по городу и занималась погромами и пожарами. Фрейя знала, что Хеле не было никакого дела до имущества своих подданных, но она хотела править, а для этого ей нужно было править чем-то и кем-то. То есть допускать разрушения столицы она совершенно не планировала. Именно потому Фрейя вместе со Скурджем должны были возглавить группу зачистки и уничтожить всех муспелов в городских стенах, сама же Хела уничтожала те орды воинов, что пытались проникнуть во дворец. Это был тяжелый, крайне продолжительный день. Покрытая копотью, гарью и пылью, Фрейя вернулась во дворец с победой, но этот факт не вызывал у нее совершенно никаких радостных чувств, кроме ощущения отупляющей апатии. — Ты хорошо поработала сегодня, — похвалила ее Хела. Сама царица выглядела так, словно не она сражалась с полчищами огненных демонов. — Отдохни. Она бы при всем желании не стала напоминать Хеле, что они планировали покарать отступников, но той и не надо было. — Предатели никуда от нас не денутся, — заверила Фрейю царица, словно читая ее мысли. — Уже завтра утром мы выдвинемся в путь. Что-то подсказывало Фрейе, что отдыхать сама Хела и не думала, возможно, вместе с верным Фенриром она планировала охотиться на предателей. Да, впрочем, это было неважно. Точнее, быть может, и важно, но ей, Фрейе, совсем не интересно. То чувство апатии и опустошенности, что завладевало ею с момента возвращения Хелы (на самом деле началось все намного раньше, но, пока была жива Фригга, у Фрейи был шанс вырваться из этого кошмара), окончательно взяло верх. Ночь Фрейя провела в своей комнате совершенно одна, лежа на кровати и бездумно глядя в потолок. Сил не было, глаза ломило от желания поспать, но стоило ей их сомкнуть, как сон не шел. Совсем. Поутру Хела вызвала ее в тронный зал. Облачившись в свое привычное платье с укороченным передом и спрятав тело за доспехом, Фрейя предстала перед царицей. Но Хела в тронном зале была не одна, кроме нее там стояли Скурдж и, к вящему ужасу Фрейи, Ньерд. — Подойди, дорогая, — ободряюще улыбнулась ей Хела, хотя эта улыбка была больше похожа на оскал. — Знаешь, очень печально, когда в важном деле тебе совершенно некому довериться, — произнесла она печально. — Ты своими делами и словами показала, что можешь быть хорошей подругой и верной слугой, ваша семья прочно заслужила мое доверие. Но, как говорится, обжегшись на молоке — дуешь на воду… Поднявшись с трона, Хела опустилась к Фрейе, стоявшей у первой ступени. Фрейя смотрела на царицу пустым, незаинтересованным взглядом. Сил притворяться не было совсем. Хоть присутствие здесь отца и пугало каким-то глубинным, неизбывным страхом на уровне рефлексов, сама Фрейя уже устала бояться. И сражаться тоже. Если все равно итог один — смысл пытаться что-то делать? — Пока я навожу порядок и караю мятежников, — продолжила Хела, — ты присмотришь за столицей и дворцом. Если кто-то из муспелов попытается проникнуть в сокровищницу, ты с этим разберешься. — Да, моя царица, — отозвалась Фрейя холодно и безэмоционально. Хела коснулась лица Фрейи холодными длинными пальцами, невольно вызывая по телу нервную дрожь, но взгляд ее остался прежним. — Но я хочу быть уверена, что ты будешь верна мне и не предашь… — закончила Хела почти ласково. Стоило ей это произнести, как заговорил отец: — Ты будешь верна Хеле, будешь исполнять ее приказы и не помыслишь о предательстве, — слова Ньерда железными оковами ложились на сознание Фрейи, впрочем, их и так там было предостаточно, так что лишние не приносили такой уж сильной боли и страданий. Фрейя должна была следить, чтобы никто посторонний не проник в замок, для этого на нее даже перевели сигнал от следящих чар, но самой ей запретили прикасаться к экспонатам. Фрейя должна была сообщить, если в городе или во дворце будет слишком неспокойно, для этого здесь, рядом с троном оставили Гунгнир — на большее в руках Фрейи он не был пригоден. Ну и много других мелочей, буквально связывающих Фрейю по рукам и ногам. — Хорошая девочка, — похвалила ее Хела, потрепав по щеке, когда Ньерд закончил. От этих слов стало по-настоящему тошно. Но ничего другого она и не ожидала. С отстраненным безразличием Фрейя с балкона смотрела, как Хела вместе со своими воинами покидает столицу, забирая с собой Ньерда — для подстраховки в качестве лидера ванов, да и чтобы держать при себе «ключ» от своей наместницы. Когда войско царицы скрылось с глаз, Фрейя вернулась в тронный зал и обессиленно опустилась на трон, теперь она имела на это полное право. Не то чтобы она в полной мере когда-то этого хотела, зато мечтал отец, и в этом Фрейя видела некую иронию. Несмотря на теплые дни и заливающие зал лучи утреннего солнца, Фрейе было холодно, она поджала под себя ноги, обхватив их руками в тщетной попытке согреться. Прикрыв глаза, она уткнулась носом в колени, осознавая, что поза ее выглядит жалкой и беспомощной, но Фрейе было плевать. Некому было увидеть ее в таком уязвимом состоянии, дворец опустел, лишившись практически всех слуг. Город также обезлюдел, лишь несколько тысяч тех, кто по-глупости все же решил остаться с Хелой, но и у них теперь хватало ума не высовываться из домов. Фрейя осталась совсем одна, именно поэтому чей-то до боли знакомый голос, послышавшийся из дверей, заставил ее вздрогнуть. — Ну, привет, подруга. Она не сильно изменилась за эту тысячу лет. Да, лицо, украшенное белыми полосами, было заметно старше, иной доспех, будто собранный на барахолке по частям… Но зато — все та же хитрая, шальная улыбка, темные глаза, в которых кроется радость от встречи, перемешанная с опасением. — Привет, — отозвалась Фрейя чуть более живо, чем прежде, но тут же снова став мрачной и холодной: — И проваливай. Тебе нечего здесь делать. Она не ожидала увидеть ее здесь. Да, мысль о том, что старая подруга жива, была приятной, но также она оказалась полна горечи. Почему она пропала и даже не дала о себе знать за эти годы? Почему заставила все это время оплакивать ее смерть? — Не скажи… — протянула Брунгильда. — Брун, — осадила ее Фрейя. У нее не было настроения на всякие шуточки. Где-то изнутри, понукаемая магией, поднялась волна болезненной дрожи, и Фрейя встала, не в силах ее переносить. Она должна была бороться с тем, кто проник во дворец без ведома царицы, несмотря на собственные мысли и чувства. Фрейя знала: попробуй она сопротивляться, и вскоре боль станет по-настоящему нестерпимой. — Да, это я, живая и невредимая… — на этот раз улыбка подруги стала заметно теплее. — Ну, может, с печенью проблемы, но… — Проваливай, — вновь оборвала ее Фрейя. Челюсть свело фантомной болью. — Слушай, я понимаю, как все это выглядит, но я… Я ничего не помнила, понимаешь. Это, по крайней мере, многое бы объяснило. Брун не выглядела той, что бросила бы все, бросила бы Фрейю просто так. Но было ли это так важно сейчас? Сейчас, когда все летело в Хельхейм. — Я догадалась. Но это ничего не меняет. Уже ничего не меняет. Тебе лучше уйти, пока мне не пришлось выбить из тебя всю дурь. — Пришлось? — зацепилась за слово Брун, правильно поняв подоплеку слов и воинственный вид, с которым подруга медленно, будто нехотя, шаг за шагом приближалась к ней. — Пока царицы нет, я охраняю покой государства, — пояснила Фрейя с кривой усмешкой. — Но тебе же самой этого не хочется… — Зато хочет мой отец, а я не могу, никогда не смогу сказать ему нет. Новый приступ заставил Фрейю скривиться, ведь говорить о своем проклятии она так же не имела права. — Почему? — спросила Брун. Фрейя молчала, понимая, что не выдержит нового приступа. Но, похоже, Брун и не надо было все раскладывать по полочкам. — Магия? — догадалась она. — Так ты… все это время? Боги! Стало совсем невыносимо, и Фрейя сделала первый выпад — слабо, не слишком целясь и прикладывая силу, но этого пока хватало. Прежде отец не давал заданий, выполнение которых требовалось оттягивать настолько упорно, а потому Фрейя была неприятно удивлена результатом. — Я не знаю, что он с тобой сделал, — недовольно сказала Брун сквозь стиснутые зубы, отступая и отбивая удар за ударом, — но ты выше этого. Борись! — Я старалась, — призналась Фрейя, продолжая идти в атаку почти поневоле. — Много лет старалась, но все тщетно. Поэтому уходи, пока не поздно. Это было легче сказать, чем сделать. Надежды на победу давно уже умерли в ней, так что любые слова здесь были ни к чему. — Фри… — выдохнула Брунгильда с жалостью и какой-то толикой разочарования. Да, наверняка она тоже совсем не так представляла себе встречу двух старых подруг. Фрейя с некоторой долей усилия подавила в себе раздражение. Брунгильде ли ее судить? — Уходи! — вновь попыталась вразумить подругу Фрейя, когда та схватила ее за плечо в попытке контратаковать. Они почти минуту боролись в ближнем бою, пока Фрейе не удалось выбить меч из рук Брун. Развернув спиной к себе, она оттолкнула подругу от себя, с трудом удержавшись от того, чтобы не подопнуть подругу вдогонку. Брунгильда всегда была упряма, но сейчас это упрямство вредило им обеим — Фрейе очень не хотелось быть причиной смерти подруги, чудом вернувшейся из мертвых. — Нет, — яростно бросила ей в ответ Брун. — Если ты не можешь бороться за себя, тогда это буду делать я. Ее решимость злила и пугала. Вскинув руку с зажатой в ней небольшой металлической пластиной, Брун нажала на ней какую-то кнопку, и Фрейю внезапно ударило мощным зарядом тока, от которого она потеряла сознание.
15 июля 2017 года, Асгард Весь день до самого вечера Локи и Гермиона занимались контролем за эвакуацией. Приходилось стараться быть везде и всюду, так что от колличества совершенных аппараций начинала понемногу кружиться голова. В какой-то момент, спустя час-полтора от начала эвакуации, было принято волевое решение наплевать на осторожность, и теперь асы двигались по горным ущельям и перевалам длинным, нескончаемым многотысячным караваном. Естественно, не обходилось без своих трудностей и проблем, которые своевременно позволял замечать Хаймдалл, а Локи и Гермиона — вовремя регулировали. Они помогали ослабшим, заботились о раненых, подгоняли отстающих, находили потерявшихся — все это выматывало, но в то же время позволяло отодвинуть нависшую над ними всеми угрозу на второй план, занять себя полезными делами, Гермиона всегда так делала, когда нервничала, что обычно вызывало в Локи уйму насмешек, но сейчас он держал себя в руках и следовал ее примеру. Люди не то чтобы ценили его и доверяли ему, но сейчас именно он — вечно отвергаемый и нелюбимый всеми принц — был их единственной надеждой на спасение. Была в этом какая-то особая ирония. Конечно, не будь рядом Гермионы, Локи, возможно, вел бы себя немного по-другому. Нет, он бы не наплевал на нужды и потребности людей, но, скорее всего, был бы менее заботлив и сердоболен. Гермиона отдавала себе отчет, что именно она, его жена, была его совестью, его человечностью. К вечеру первые группы добрались до долины, где их уже ждал корабль. С трудом удалось не допустить давки, все спешили убраться от царицы как можно дальше, невзирая ни на что. Именно здесь Локи сыграл на руку его не слишком-то (мягко говоря) положительный имидж. Одной лишь угрозы отправить нарушителей в конец «очереди», ну и еще молчаливой поддержки присутствующих эйнхериев, хватило, чтобы остудить торопливых смутьянов, решивших, что их собственные жизни важнее жизней остальных. В конце концов, многие боялись, что принц Локи внезапно вспомнит, что никто из присутствующих для него особенно не важен, потому спорить не спешили. И пусть мрачная толпа, медленно втекающая в корабль, не казалась довольной и счастливой, зато она была упорядоченной и, что самое ценное, не мертвой. Пока Локи и Гермиона наблюдали за посадкой людей на достаточно массивный, большой корабль, к ним подошел Квилл в сопровождении высокого, худого, немного чудаковатого парня с металлическим ирокезом на голове. — Это мой хороший друг, капитан команды Опустошителей и внештатный член Стражей Краглин Обфонтери, — представил его Квилл. — Он самым первым откликнулся на призыв. — Просто был рядом, — не слишком уверенно ответил парень и улыбнулся. В свое время Гермиона слышала об Опустошителях, и они вызывали в ней смешанные чувства. По рассказам Квилла получался образ романтичных пиратов — этаких очаровательных мерзавцев, которым, тем не менее, не чужды доброта и сочувствие. — Я нашел еще пару ребят, — обрадовал их Краглин. — С большими грузовыми кораблями. Они согласились помочь и уже направляются сюда, будут, быть может, к утру. — Благодарю, — протянул ему руку Локи. — Нет проблем. Квилл наш брат, мы ради него все сделаем. Эти слова заставили Звездного Лорда самодовольно выпятить грудь. Убедившись, что команда корабля следит за порядком и что, по словам Хаймдалла, Хеле немного не до асов и их спешной эвакуации, Локи и Гермиона отправились проверить, все ли покинули цитадель предков. Пока первые беженцы уже грузились на корабли, последние только-только выдвинулись в путь. Внезапно среди мерно бредущей толпы Гермиона увидела знакомое лицо. И даже не одно. — Сигюн! — она бросилась к бывшей фрейлине Фригги, которая прижимала к себе Лив. Та выглядела потерянной. Отсутствие реакции на окружение и направленный в никуда взгляд говорили о том, что что-то произошло. Даже появление Гермионы не вызвало у нее никаких эмоций. — Что случилось? — спросила она и, осознав, что девушка просто не в состоянии ответить, перевела свое внимание на Сигюн. Фрейлина, обеспокоенно поджав губы, крепче прижала к себе мальчика лет пяти, очевидно сына. — Она уже прибыла такой в цитадель, и я… даже и не знаю, — попыталась оправдаться Сигюн. Было видно, что и она на пределе. Все эти люди, вся топла, что рекой стекала с гор в долину, были перепуганы и опустошены. Потому подобный взгляд, что был у служанки, можно было увидеть на каждом втором лице. Хорошо хоть сама Сигюн держалась, ей было ради кого. — Она не говорила, что с Фрейей? — обратился Локи к Сигюн, но от прозвучавшего вопроса служанка вздрогнула и спрятала лицо в ладонях. Гермиона отчетливо услышала тихое, обрченное: — Я снова все потеряла… Приобняв Лив за плечи, она прижала ее к себе, не скрывая сочувствия. Жизнь служанки во дворце очень зависит от ее госпожи, между ними зачастую устанавливались теплые, доверительные отношения, а бедная девушка потеряла уже двух хозяек за короткий срок. Нет, Фрейя была жива, Хаймдалл отслеживал передвижение всех важных лиц в столице, и ванахеймская принцесса была одной из них. Например, буквально пару часов назад Фрейя занималась зачисткой города от муспеллов и была при этом вполне цела и здорова. Но… долго ли это продлится? Фрейя фактически была заложницей рядом с Хелой, не имея возможности спрятаться или сбежать, а это как минимум необходимость находиться рядом с царицей, пребывающей в дурном настроении. От попыток успокоить Лив их отвлек голос Хаймдалла в наушнике — прибыл второй корабль, и следовало пообщаться с капитаном и проконтролировать погрузку. Гермиона, не сдержавшись, обернулась на Локи в некотором сомнении. Ей, с одной стороны, хотелось остаться здесь и поддержать девушку, с которой она за последние годы сильно сдружилась, но с другой, совесть не позволяла ей поставить интересы одного человека выше интересов всех остальных. Локи мог бы оставить ее здесь, но при этом он явно этого не хотел. Но сама Сигюн разрешила все ее сомнения. — Идите, — натянуто улыбнулась она, заметив их переглядывания. — Я присмотрю за ней. Я уже занимаюсь этим почти сутки, так что ничего страшного. Гермиона сердечно поблагодарила Сигюн и протянула ей монетку, сказав, что, если случится что-то серьезное, девушке лишь стоит сжать монетку в руке — и они с Локи тут же придут на помощь. Такие же монетки, сотворенные магей, они раздавали по всей процессии — там, где бывали сами. И отдельно упоминали, чтобы использовались они только в крайнем случае, потому что ни Гермионе, ни тем более Лок не хотелось мчаться на выручку тому, кому просто отдавили ногу в толпе или слегка подтолкнули. Первый корабль, споро загрузившись людьми под завязку, уже собирался улетать, второй активно загружался, и они познакомился с его капитаном, правда, в отличие от Краглина, образ которого ярко отпечатался в сознании Гермионы, этот мужчина казался каким-то серым пятном. Да и сам Квилл, как оказалось, знал капитана лишь опосредованно и особо не стремился с ним говорить, уделяя все внимание своей девушке и тому, как медленно копошащаяся лента толпы втекает в просторное брюхо грузового судна. Своевременно прибыл и третий корабль, так что человеческий поток разделился на оба судна, достаточно объемных, чтобы вместить сотни, если не тысячи асгардцев. Но в то же время Гермиона отчетливо осознавала, что это — лишь капля в море. Больше двух третей всех асов останутся здесь как минимум на ночь, половина вообще не сможет улететь, если ситуация с кораблями не изменится. Так и вышло. Когда последний, третий, корабль, сверкнув сигнальными огнями в вечереющем небе, скрылся в вышине, в долине остались еще тысячи людей — испуганных, обездоленных, загнанных и безмерно уставших. — Трубите привал, — велел Локи. — и обеспечьте караул и охрану порядка. Самое опасное сейчас — склоки и ссоры, которые легко могут перерасти в серьезные беспорядки. Но хотелось надеяться, что это понимал не он один, в вопросе поддержания порядка требовалось участие остальных эйнхериев. Сейчас как никогда все зависело от их сознательности и того, насколько они готовы подчиняться нелюбимому, всеми презираемому принцу. Гермиона перевела свой взгляд на Локи. Они вдвоем стояли на небольшом возвышении, откуда открывался вполне пристойный вид на развернувшийся в долине лагерь. Люди уходили не совсем налегке, кто-то успел прихватить с собой какие-нибудь полезные вещи, кто-то изначально владел магией достаточно, чтобы обеспечить себе и окружающим достаточно комфорта. Так что лагерь быстро обретал жилой облик, тут и там возникали шатры, в которых селились семьи и даже целые группы семей — хоть и в тесноте, но не под открытым небом на продуваемой всеми ветрами равнине. Тем, кто не мог самостоятельно обеспечить себя всем необходимым, помогали Локи и Гермиона. Конечно, сила их чар заметно уступала асгардским, зато в мастерстве плетения им не было равных. Ну и что, что необходимые предметы обихода, на ходу сотворенные из всяких камней и палок, через день-два развеятся сами собой? Большего им всем и не надо. Это был кропотливый и времязатратный труд, но вскоре к ним присоединились и другие асы, владеющие различными чарами. Которые могли помочь соседям обустроиться на ночлег, так что буквально спустя час-два необходимость в помощи от Локи и Гермионы отпала сама собой, и они могли хотя бы ненадолго спокойно вздохнуть. Командный шатер был разбит в северной части лагеря, на самой его окраине. Еще севернее располагались только шатры эйнхериев, которые должны были охранять лагерь от возможного нападения. Вообще, насколько Гермиона успела понять, воины также располагались и с других сторон лагеря, но здесь их было несоизмеримо больше. Собрание командиров прошло едва ли не мимо внимания Гермионы. Краем разума она, конечно же, вслушивалась в разговоры, но конкретно сейчас речь шла о прибытии новых кораблей, но эту информацию ей уже сообщили Стражи, и о том, как люди устраивались в лагере, а это она уже видела своими глазами. Локи выглядел собранным и заинтересованным разговором, хотя Гермиона заметила, что и он устал и явно хотел бы поскорее все свернуть, но оставался ряд вопросов, которые все же требовалось обсудить. Идеальный план вылядел так: они эвакуируют большую часть женщин и детей, а те, кто может сражаться, должны отправиться на столицу с боем. Но для всех было очевидно, что вряд ли Хела стала бы сидеть сложа руки и ждать, пока в столицу ворвется армия и убьет ее. — Она выступит утром, — подтвердил их подозрения Хаймдалл. — Тогда мы сделаем то же самое, — криво усмехнулся Локи, хотя вряд ли кто из окружающих мог бы понять, чему именно он усмехается. — Встретим ее на полпути и постараемся задержать, чтобы как можно больше людей смогло уйти. Он замолчал, не заканчивая свою мысль, и она повисла в воздухе нервным напряжением. Все думали о том, как же много людей останется… Чем дольше Гермиона находилась здесь, тем больше она понимала, что в асах, даже в собравшейся в шатре верхушке власти, царит отчаяние. Никто из них не верил, что Хелу удастся остановить здесь и сейчас, они рассматривали эвакуацию как возможность сохранить будущее нации, ее достояние, традиции и устои. Но также Гермиона понимала и то, что если те, кто останется здесь, проиграют царице, то ничто уже не спасет тех, кого успели эвакуировать. Что-то подсказывало, что Хела не простит предательства, она не позволит асам сбежать и предпочтет убить всех несогласных, чем просто забудет об их существовании и отпустит на все четыре стороны. Она не говорила об этом с Локи, но была больше чем уверена, что им придется остаться здесь. Но при этом Гермиона была настроена выжить, она верила, что они найдут способ победить, остановить экспансию Хелы и всех спасти. Пусть сейчас дело и казалось почти невыполнимым. Обсуждение постепенно свернулось, многие разошлись — у кого-то еще остались здесь семьи, с которыми хотелось провести время перед эвакуацией и прощанием, у кого-то были и другие дела. А кто-то просто уже не мог мусолить всю эту тему опасности и близости смерти. Многие из таких, тех, кому некуда было идти, но и продолжать совещаться не хотелось, собрались у костра рядом с командным шатром. Здесь было много смутно знакомых лиц, многие из присутствующих здесь людей были приближены к прежней царской семье, и Гермиона видела их пять лет назад во дворце. Конечно, много кого не хватало. Не было почти всей команды Тора, Гермиона знала, что все его друзья, кроме съежившейся сейчас у костра Сиф, погибли, рискнув перечить Хеле. Сама воительница была где-то на южных рубежах, и о произошедшем в столице узнала намного позже. Когда она, готовая без огладки броситься в смертельный бой, уже подъезжала к столице, Хаймдалл успел ее перехватить и уберечь от необдуманных поступков. От новых попыток самоубиться о царицу Сив спасло только известие, что Тор жив и здоров и вот-вот вернется в Асгард. Но тем не менее потеря друзей сказалась на ней не самым лучшим образом. Посеревшее лицо казалось мертвенно бледным, тяжелая челюсть выглядела еще более ярко выраженной на фоне проявившейся худобы, а поза выдавала потерянность и боль. Но еще больше ее тяжелое состояние выдавало то, что периоды «спокойствия» быстро сменялись буйной активностью, когда Сиф мерила поляну резкими, рваными шагами, будто готовая прямо сейчас ринуться в бой. На поляне было довольно шумно. Сперва, когда она только вышла из шатра, Гермионе показалось, будто окружающий ее лагерь — не военный, а туристический. Она не раз бывала в подобных, как в магловском мире, так и в магическом. Никакие Чемпионаты мира по квиддичу не обходились без подобных городков, а Рон прежде не пропускал ни единого финала, пользуясь наличием денег и собственной славой. И Гермионе, конечно же, приходилось его сопровождать. Здесь, как и везде, люди общались, пили и ели, шутили, смеялись. Откуда-то издали, от одного из многочисленных костров, раздавалось приглушенное пение. — А чего ты хочешь от тех, кто верит, что попадет в рай, если только погибнет в бою? — с горькой усмешкой сказал Локи на ее слегка удивленный взгляд. Самой Гермионе хотелось сказать ему, что совсем недавно, при погрузке, она видела совершенно иную картину, но тут же остановила себя. Там были простые обыватели, люди, что хоть и принадлежали к воинственной расе, сами не были столь же воинственными и не спешили хвататься за меч. Они жили обычной мирной жизнью и сейчас ощущали то же, что и любой другой обычный человек, когда в его дом постучалась война. Страх. Они испытывали страх. Те, кто окружал Гермиону сейчас, были воинами. Они тоже испытывали страх, но этот страх был им привычен, они знали, как с ним бороться, и, Гермиона была уверена, именно это они и делали в этот момент. Более того, эти люди знали, что, скорее всего, не выживут. Если у мирных жителей был шанс сбежать, спастись от Хелы, то эйнхерии были готовы биться до конца, до последней капли асгардской крови. А если участь предрешена, то зачем ее бояться? Локи крепко сжал ее руку и подвел поближе к огню. Вечерело, становилось прохладно, и наличие костра было как нельзя кстати. Подумав о костре, Гермиона на секунду обеспокоилась, что такое число ярких огней в ночи может их выдать, и присутствие Хаймдалла не сильно успокаивало. Все же в прошлом он нередко ошибался и пропускал важные вещи. — Если Хела вознамерится нас найти, ее не остановят никакие защитные или скрывающие чары, какими бы сильными они ни были, — объяснил ей Локи. — А людям нужны тепло и свет. Что-то подсказывало Гермионе, что говорил он не столько в прямом, но еще и в переносном смысле. Начали раздавать еду, которую было приказано приготовить еще в самом начале совета — не следовало к целой череде переживаний простого народа добавлять еще и голод. Хорошо, что продовольствие для людей было заготовлено загодя, еще несколько дней назад. Гермиона обхватила замерзшими пальцами поданную ей золоченую пиалу от какого-то служки и благодарно улыбнулась. Примерно в середине «трапезы» с противоположного конца поляны послышалась лютня, сперва тихо и не слишком разборчиво, словно невидимый из-за мельтишивших у костра людей просто в задумчивости перебирает пальцами струны, но уже спустя десяток секунд мелодия зазвучала громче. Люди, заслышав ее, расселись вокруг костра, и Гермиона, наконец, смогла увидеть Рагнара, что-то наигрывающего с мрачным выражением лица. — У ветра узкие глаза и жёсткое крыло, — запел он. — И мокнет белая коса под ледяным дождём. Я объясню тебе войны скупое ремесло, я покажу тебе маршрут, которым мы идём. Атмосфера на поляне сгустилась, словно невидимый, сырой и тягучий туман. Стало тихо, лишь только треск костра да гулкая, словно потусторонняя, песня, разрезали повисшую над ними тишину. — Ни надежды, ни веры не надо нам, — затянул Рагнар в этой тишине. — Нам тревога родная сестра. Я запомнил бы все имена героев, гордость их, честь и страсть, но в конце им останется страх…* (*Мельница — Темные земли.) Во втором куплете неожиданно вступили еще двое эйнхериев, нестройно, сбивчиво, как это иногда бывает на пьяных посиделках, тем самым разряжая атмосферу. Песня враз перестала казаться такой уж мрачной и гнетущей. Тем не менее ее заунывный мотив заставлял собравшихся хмуриться. На припеве песню уже пел целый хор. Когда же отзвучал последний аккорд, над поляной вновь повисло гнетущее молчание. — Суртур, парень, ты бы мог сыграть что-нибудь повеселей, — не выдержав, хмыкнул другой эйнхерий, один из самых возрастных здесь, который больше всего походил на хрестоматийного викинга с посеребренной сединой бородой, заплетенной в несколько замудренных кос. Хмыкнув, Рагнар вновь коснулся пальцами струн. Эта мелодия оказалась на порядок веселее предыдущей, это была какая-то застольная, немного похабная песенка про воина, которому страсть как хотелось вернуться домой из битвы увидеть свою красавицу-жену, которая по описанию совсем уж красавицей не была. Мелодии и песни сменяли одна другую, какие-то пелись в одиночестве, какие-то — хором. Даже Локи не смолчал и исполнил песню на староасгардском языке о девушке, что ждала любимого домой, несмотря ни на что. В тот момент никто не воспринимал Локи чужаком, он был здесь своим, тем, кто вместе с остальными испытывает на себе все тяготы эвакуации, тяготы такой «походной» жизни. Они хлопали ему, пели вместе с ним, делились с ним едой и вином… В этот момент Гермионе казалось, что что-то в Локи, тот зверь, что отвечал в его душе за чужое внимание и одобрение, наконец пресыщенно выдохнуло и, заурчав, отправилось на покой. Что бы он ни говорил, это был его мир и, Гермиона не сомневалась, он по нему сильно скучал. И сейчас ему было особенно тяжко от того, что здесь происходит, она остро ощущала эту его грусть. Но, конечно же, Локи ни за что в ней не признался бы даже собственной жене. Женский голос внезапно разбил преимущественно мужской хор. Многие, не только Гермиона, перевели удивленный взгляд на Сиф. Становилось очевидно, что даже для собравшихся на поляне пение главной воительницы Асгарда было чем-то удивительным и новым, хотя пела она вполне неплохо, неожиданно высоко и сильно. — Вам не счесть земных красот, любовь здесь ждёт своих творцов. Дай боже знать, о чём молчат, те двое спят, сомкнув уста…* (*polnalubvi — Лишь бы не снилось.) Гермиона не понимала почему, но по ее коже побежали крупные мурашки. Слова, в которых, вроде, ничего такого не было, тем не менее вызывали глухую тоску и боль, вороша воспоминания о тех временах, когда Гермионе казалось, что добиться от Локи ответных чувств будет совершенно невозможно. Несмотря на то, что голос Сиф не дрожал, было видно, что она плакала. До какой степени отчаяния нужно было дойти этой девушке, чтобы окончательно потерять самообладание? — Лишь бы не снилось счастье в ночи. Все ль позабылось? Только молчи. Слёзы катились сквозь сердце в ручьи. Ночью приснились руки твои… Локи обхватил ее своими сильными, теплыми руками, прижимая к своей груди и нежно целуя в макушку. Только уткнувшись ему в грудь, Гермиона осознала, что тоже плачет. Впрочем, остальные тоже выглядели подавленными. То ощущение наигранной, залихватской веселости, что царило на поляне последний час, окончательно сошло на нет. — Идем, — вдруг потянул ее Локи, поднимаясь на ноги и помогая встать Гермионе. — Нам пора. — Куда? — нахмурилась Гермиона, позволив ему оттеснить себя в тень у ближайшего шатра. До этого он не говорил ей, что они куда-то отправятся. — За ответами, — просто ответил он, сжав ее ладонь и потянув куда-то в сторону. Несколько минут они шли молча, мимо разных шатров, палаток и костров, пока не достигли наспех сколоченного загона. Здесь располагались лошади, которых успели забрать из столицы перед и во время эвакуации. — Куда мы направляемся? — спросила Гермиона шепотом, все же не выдержав собственного любопытства и напряженного опасения. — К тем, кто ведает о прошлом и будущем, — криво усмехнулся Локи. Потребовалось несколько секунд, чтобы до конца осознать, о чем идет речь. — Ты имеешь в виду норн? — нахмурилась она, отчетливо вспоминая свой прошлый визит в их обиталище. Гермиона вообще не слишком-то любила предсказания и предсказателей, а тем более если за эти самые предсказания приходится очень дорого платить. Тору тогда повезло, что Гермиона все-таки смогла его вытащить из опасных вод, пускать же в подобное место Локи у нее не было никакого желания. Но и понять, что делать дальше, тоже нужно было, поэтому и отговорить мужа она не могла. — Не переживай, здесь, у истока их сил, мне не будет нужды нырять в их воды, чтобы получить ответ… — попытался успокоить ее Локи. Улыбнувшись ей, он разом перемахнул через ограждение загона, но направился не к основному табуну, а к большому, мощному коню, пасущемуся чуть в отдалении от остальных. Гермиона, не став перелезать, обошла загон по краю, чтобы подойти ближе. Только тогда она, наконец, заметила, что конь был не совсем обычным, вместо привычных, задуманных природой четырех ног, у него были все восемь. Слейпнир, конь Одина, это не мог быть никто иной. Локи приближался к коню медленно, с опаской, наблюдая, как тот тревожно переступает с копыта на копыто и прядает ушами. — Ну же, малыш, — позвал Локи ласково, протягивая раскрытую ладонь с каким-то угощением, — иди к папочке… Не сдержавшись, Гермиона фыркнула, невольно вспомнив о легендах, что ходили по Мидгарду о сотворении этого коня. Но больше всего смешило возмущение Локи, когда он слышал эти инсинуации. — Ни слова! — вспылил он и на этот раз резким шепотом, явно раскусив причину ее веселости. Гермионе пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать в себе чуть истерический, нервный хохот. Тем временем ее муж продолжил общаться со Слейпниром. Тот, наконец, позволил ему подойти, и теперь Локи мягко поглаживал свое детище по голове, успокаивая и давая возможность вновь к себе привыкнуть. — Я не так уж и часто проведывал его после того, как подарил отцу, — с немалой долей грусти бросил Локи. — Не хотел, чтобы Один заподозрил меня в каком-нибудь подлом трюке. Опасался подарка, но при этом не стеснялся его использовать? Что ж, Всеотца и его мотивы всегда было непросто понять, а особенно если речь заходила о его отношениях с приемным сыном. Их последнее объяснение не сделало для Гермионы образ Одина хоть сколько-нибудь более приятным. Наколдовав Слейпниру красивую, пижонски-позолоченную сбрую, Локи резво вскочил в седло и подъехал на коне к самой ограде, давая Гермионе возможность к нему присоединиться. — Почему мы не можем туда просто аппарировать? — с сомнением уточнила она, неуверенно хватаясь за предложенную Локи руку. — Потому что я там ни разу не был, — пожал он плечами с легкой насмешкой. Естественно, он знал причины неуверенности Гермионы. — Не переживай, Слейпнир домчит нас до места в мгновение ока. Спустя несколько мгновений она смогла на собственном опыте убедиться в правоте слов Локи. Очевидно, это была какая-то магия, но Слейпнир на своих восьми ногах несся настолько быстро, что окружающий их пейзаж смазывался, из-за чего Гермиона мысленно ругалась. Ни вынужденные полеты на метле, ни многочасовые перелеты вместе с Тором на его молоте, ни такие вот поездки на безумных волшебных лошадях не могли заставить полюбить ее подобные способы передвижения. Спустя пару часов умопомрачительной скачки по разным лугам, холмам и пролескам Слейпнир остановился у кромки непролазного леса. Огромные толстые деревья с исчезающей в вышине листвой и кривыми, изломанными стволами, густые непролазные кусты с острыми ветвями, тянущимися вверх, словно лапы чудища. Этот лес выглядел сошедшим со страниц детских страшных сказок, и даже хорошо известный Гермионе Запретный лес на его фоне представал приятнейшим на свете местом (с его-то нелюдимыми кентаврами, дикими оборотнями и опаснейшей колонией акромантулов). — Идалиир, — произнес Локи, своим голосом разрушая пугающую тишину этого места. Не было слышно ни зверя, ни птицы… — Отсюда берет исток река Урд, в которой обитают норны… — кивнула своим мыслям Гермиона. — Что-то вроде того, — не стал спорить Локи, привязывая Слейпнира к небольшому, чахлому деревцу, явно не относившемуся к лесу и стоявшему чуть обособленно. Взяв ее за руку, Локи зажег на конце своей палочки огонек и решительно шагнул под своды леса. Узкая тропинка петляла меж деревьев, то и дело теряясь вдали. Пару раз они даже упускали ее, запутавшись в кустарнике, но, слава Мерлину, вскоре находили. Порой тропинка ветвилась, но Локи, не задумавшись, шел по одному ему известному маршруту. — Откуда ты знаешь, куда именно нам надо идти? — все же спросила Гермиона, внешне стараясь сохранять спокойствие, но вместе с тем до побелевших пальцев сжимая в руке палочку. — А кто сказал, что я знаю? — усмехнулся Локи проказливо. — Ведь знаешь же, да? — с надеждой переспросила Гермиона, но муж в своей привычной манере не ответил. Что ж, хотелось верить, что Локи понимал, что затеряться в далеком чужом лесу — меньшее, что им обоим сейчас было нужно. Несмотря на беспокойство и определенного рода сомнения, в итоге они вышли на небольшую круглую поляну, прижавшуюся к высокой скале. Со скалы вниз шумным потоком стекала вода, образуя не слишком крупное озерцо с черной, словно смола, водой, блестящей под ярким светом местной луны. В принципе, местность сильно напоминала ту пещеру в Норвегии, куда в свое время Гермиона наведалась с Тором, только здесь вместо скал вокруг озера была густая непроходимая чаща. Потянув Гермиону за руку, Локи подвел ее ближе к воде, но заставил остановиться в паре десятков футов, сам же подошел к самой кромке. Гермиона на секунду испугалась, что он сейчас полезет в воду, но вместо этого он опустился на колени прямо на влажный, зыбкий от близости воды грунт. — Подстрахуй меня, — бросил Локи ей через плечо, и, дождавшись ответа, опустил голову и погрузил пальцы в жижу у берега. Он заговрил, но слова его заглушались шумом водопада так, что Гермиона не могла их разобрать. Потом Локи заговорил снова, но какого-либо ответа так и не было. Возможно, норны не были в настроении давать им ответы. Похоже, Локи пришел к точно такому же мнению, потому что поднялся, глубоко вздохнув. — Мы и без этого что-нибудь придумаем, — ободряюще крикнула ему Гермиона, попытавшись тем самым успокоить и свое нервно стучащее сердце. Не то чтобы она сильно на что-то надеялась… Но тут Локи обернулся, и Гермиона вскрикнула от неожиданности и обуявшего ее ужаса — его глаза светили в ночной мгле двумя яркими ядовито-зелеными угольками, а от ног в разные стороны начала расходиться бледно-зеленая дымчатая поземка. Склонив голову вбок, Локи, а точнее, то, что проникло в него, смотрело на Гермиону с легким, ленивым интересом. — И зная цену, глупцы по-прежнему приходят, чтоб услышать слово… — произнесло оно сонмом десятка голосов. — Мне нужды ответы, — отмерев, сказала Гермиона. Чем быстрее она сможет узнать все, что нужно, тем быстрее к ней вернется ее Локи. Она позволит себе его потерять. Благо вопросов в этот раз было совсем немного. — Как нам победить Хелу? — Дитя Великого Древа не может быть убито, покуда питается молоком своей матери. — Но ее нужно как-то убить! — сказала Гермиона, облизнув пересохшие губы. — Она не оставит от Девяти миров камня на камне. — Она будет убита лишь тогда, когда свершатся слова Вельвы, — не своей улыбкой усмехнулся Локи. Слова Вельвы? — Рагнарек?.. — Грядет. Неисчислимы были павшие в нем, пока ты не вмешалась, но придет тот, что завершит начатое и лишит тебя того, что тебе дорого… Всему своя цена. Последние слова отдавали жуткой издевкой, и Гермиона, не выдержав, вскинула палочку, выдергивая Локи из этого плена. С трудом устояв на ногах, Гермиона аккуратно помогла ему опуститься на землю. — Ненавижу тебя за подобные фокусы! — рыкнула на него она, на что Локи лишь усмехнулся — и потерял сознание.
16 июля 2017 года, Асгард Пробуждение было не из приятных. Общение с норнами оставило свой гадкий осадок в виде жуткой слабости и головной боли, и Локи искренне хотелось верить, что это скоро пройдет. — Локи! — встрепенулась Мышка, очевидно заметив, что он начал приходить в себя. Все это время они по-прежнему находились на той самой поляне, чуть в отдалении от пруда и водопада, за мощным куполом из защитных чар. Не без труда заняв вертикальное положение, Локи постарался размять затекшую спину. — Сколько я спал? — чуть подхриповато спросил он. — Спал? — раздраженно зашипела на него Гермиона, похоже подражая своему другу в умении говорить на змеином языке. — Да это был самый настоящий обморок! Локи, как можно было поступить настолько безот… Договорить ей Локи не дал, прекрасно зная один отличный способ заставить Мышку замолчать. Сперва она пыталась оттолкнуть его, била кулаками в грудь, но быстро сдалась, ответив на его поцелуй. — Прости, — повинился Локи, оторвавшись от ее губ и прижав Гермиону к себе. — Я должен был узнать ответ, а иначе я бы его не получил. Его пальцы мягко гладили ее по волосам. Локи на самом деле ощущал себя виноватым: он заставил Мышку беспокоиться о нем, не дал отдохнуть и восстановиться перед тяжелым днем. — Рагнарек грядет, — вдруг произнесла она настолько тихо, что Локи едва расслышал за шумом водопада. Очевидно, норны сказали ей. — Я уже понял, — заверил ее Локи. Он тоже кое-что видел и, наверно, мог рассказать Мышке больше, чем она ему. Все же ей были доступны лишь слова, Локи же были показаны видения. В них он видел Древо, что раскидало свои семена в восемь приглянувшихся миров. Древо, слишком много от себя отколовшее и не сумевшее сдержать собственного разрушения… Локи, наконец, понял, кем была Аске, но до конца не мог этого осознать. Это было совсем не то, к чему он мог так легко привыкнуть. Узнав от Одина про его первую супругу, Локи подумал, что она умерла или переродилась, но сейчас стало очевидным, что Иггдрасиль по-прежнему была жива и осталась самой собой, по большей своей части. Ее состояние сложно было назвать сном или комой, Локи догадывался — то, что произошло с ней, было необратимо, именно поэтому ей нужно было дитя по крови. Тот Ясень, что растет в дворцовых садах, — не был всей Аске, она была намного большим. Асгардом. Местом, что стал для асов новым домом. Появившись на свет могущественным, почти всесильным существом, Аске тем не менее не была похожа на других представителей своей расы — целестиалов. Она была добра и мягка, она хотела дарить жизнь, а потому выбирала пустынные планеты и оставляла на них части себя. Довольно крупные к слову, эти части были источником жизни там, где были посеяны. Аске старалась не повторяться, она следила за тем, как проходит эволюция в подвластных ей мирах, заботилась о своих «детищах» по мере сил. Только этих самых сил со временем становилось все меньше и меньше — у всего того, что Аске сделала, была слишком высокая цена. Но сейчас вопрос был не в том, что Аске сделала или не сделала, вопрос в том — что делать с тем, что Хела унаследовала от матери способность управлять ее силами. Пусть неосознанно, пусть не в полной мере, но из-за этого она была неимоверно опасным и могущественным противником. И убить ту, что питается силами окружающего ее мира, почти не представлялось возможным. Не представлялось бы, если бы не прямой ответ, что был дан Вельвой еще задолго до того, как сам вопрос был задан. Локи отчетливо помнил тот день. Раз в пять тысяч лет царская семья Асгарда могла обратиться к духу давно почившей пророчицы, которая выдавала предсказание о будущем народа и его правителей. И так вышло, что очередной «пророческий сеанс» выпал на самую юность Локи. Ради такого важного события в тронном зале собрался весь цвет Асгарда. Толпа пестрела праздничными нарядами и улыбчивыми лицами, царская семья привычно стояла на возвышении у трона, молодые Локи и Тор в предвкушении переглядывались друг с другом, ощущая себя частью особого священнодейства — детей не особо пускали на подобные мероприятия, но у них, как у сыновей царя, были свои особые привилегии. Слуга вынес в зал крупный позолоченный ларец и установил его перед троном на появившиеся из ниоткуда белые ножки. Ларец открылся по мановению руки царя, и оттуда полился яркий, но не слепящий свет. Шагнув вперед, Один заговорил на древнем асгардском, в то время Локи понимал лишь каждое четвертое слово, но голос отца завораживал и без сути магически усиленной речи. Оглядываясь сейчас назад, Локи осознавал, что ни фокусы Фрейи, ни волшба матери не убедили его в силе и красоте магического искусства, хотя к тому времени Локи успел оценить и пользу, и великолепие правильно сотканных чар. Именно этот момент, когда Один призывал силы, прежде неведомые и невиданные, оставил в душе Локи неизгладимое впечатление, восхитил и заставил страстно желать достигнуть того же, если и не более высокого уровня. И желаемое таки сбылось, поскольку последние несколько столетий равных Локи в магическом мастерстве было не найти. Да, Один превосходил его в сырой силе, но вот в умениях отставал. Но тогда Локи с неподобающе для принца открытым от восторга ртом следил за отцом и его манипуляциями с магией. Когда Всеотец закончил говорить, в зале воцарилась тишина, даже едва слышный шепот стих, а затем раздался холодный, пугающий до дрожи женский голос: — Слушайте, вы, превышние роды, меньшие, старшие — все Одина чада! Коль Всеотец просит, я расскажу вам о судьбах минувших, о прошлом, как помню…Немного переделанная часть Старшей эды. Позже Локи объяснят, что все то, что для них настоящее и будущее, для Вельвы — лишь прошлое, поскольку зрела она далеко вперед еще при жизни, в посмертии же и вовсе, похоже, видела события на многие тысячелетия в будущее. — Богов древних помню, до начала рожденных, кои меня древле родили, и девять знаю земель — все девять от древа предела корня земные. В начале не было ни берега моря, ни волн студеных, ни тверди снизу, ни неба сверху, ни трав зеленых — только бездна зевала… Вельва все говорила, витиевато описывая прошлое асов и Девяти миров, и Локи, прежде знакомый с несколько иным вариантом истории родного края, воспринимал все по-своему. Теперь же в словах ее он видел совсем иной смысл. Прошлое плавно перетекло в настоящее, а после — и в ближайшее будущее, где описывались грядущие победы и успехи божественного народа. Йотуны и муспелы преклонятся перед Асгардом, ваны будут бунтовать, но у них ничего не выйдет — и далее, и далее. После практически каждого своего предсказания Вельва спрашивала будто в насмешку: «Еще мне вещать? Или хватит?» Но Один молчал, молчали и остальные. Люди не хлопали и не выражали свои овации бурно, чтобы не перебить или вовсе не сбить предсказание, но при этом улыбались и переглядывались, горделиво задирая нос — они все принадлежали к великому и могучему народу… — Еще я провидела истекшего кровью отпрыска Одина, принца судьбину — тонкий и долгий побег смертоносный, в руках его брата будет причиной печали. Вся столпившаяся в зале знать перевела свои взгляды на Тора и Локи. Быстро стало очевидно, что именно Локи пророчили в убийцы. Тогда речь о Бальдре еще не шла, так что все подумали, что Локи ради власти посягнул на старшего брата, но в те годы он даже о подобном и не помышлял. Он хотел быть равным Тору, чтобы отец любил его так же, как и наследника, чтобы не делал между ними до боли обидных различий. А ему сказали, что он будет причастен к смерти брата. Причем такое вот единодушие знати не особо его удивило, они и прежде обожали Тора и насмехались над Локи, и он, в свою очередь, научился отвечать им тем же… Но вот то, что во взгляде отца было точно такое же подозрение, больно его уязвило. Вельва продолжала, и по ее предсказанию становилось понятно, что смерть «отпрыска Одина» была лишь началом, самой первой костяшкой домино, следом за которой повалится все остальное. Интриги, загадки, недоверие, смерти — вот что ждало Асгард и его царскую семью, и сейчас, оглядываясь назад, Локи осознавал, что так все и было. Пренебрежение семьи и двора заставляло его, словно загнанного волчонка скалиться и кусаться в ответ, плести заговоры, лгать и притворствовать. Он хотел обратить на себя внимание и, возможно, выбрал не самый верный путь. Но именно этот путь привел его туда, куда привел, и Локи бы не о чем было сожалеть, и он не сожалел рядом с любимой женой и дочерью. Теперь не сожалел. Но ему не давала покоя мысль, что именно его действия привели Асгард к тому, что происходит сейчас. Смерть Бальдра, нагнетание обстановки в верхах власти, ссоры с Одином, изгнание Тора, ситуация с читаури, темными эльфами, изгнанием Локи и побегом наследного принца… Все это так или иначе привело к ослаблению Всеотца и почти полному падению царской семьи Асгарда. Все это привело к возвращению Хелы. — Я, вещая, вижу богов могучих последнюю битву: брат на брата — и гибнут в бранях, родич на родича — режутся рати, мерзость в мире настало время меча и блуда, щита разбитого, ветра, волка, погибели мира; человек человека не пощадит; Суртур идет с севера — огонь всепалящий солнцем блестит на мечах у богов, рушатся горы, мрут великаны, все Смерть пожирает, небо трещит… Таков был итог. Вельва назвала все это «Рагнарек» и буквально объявила, что Локи будет в нем повинен. Прежде это пугало, но сейчас… был ли у них другой выход? «Как бы ты ни бежал от предначертанного, оно свершится, но лишь от тебя зависит, что ты в этот момент потеряешь или приобретешь», — до сих пор слышался ему шепот норн. Гермиона слушала рассказ Локи напряженно, не скрывая опасений и неуверенности. — Локи… — Если это единственный шанс, я готов на него пойти. Помнишь, Квилл рассказал, что, только уничтожив ядро, можно убить… это. — Да, — согласно кивнула Мышка в некотором смятении. — Но мы не знаем, где это самое ядро. Опрометчиво думать… — …что оно в самой середине, — продолжил ее мысль Локи и добавил, стараясь придать голосу побольше уверенности: — Именно поэтому мы последуем пророчеству Вельвы и уничтожим все. Смерив Локи обескураженным взглядом, Гермиона не смогла вымолвить ни слова, а затем, устало сникнув, длинно выдохнула и прижалась к мужу. — Тогда мы правильно поступаем, что эвакуируем людей, — проговорила она в его шею. — Но я не уверена, что мы сможем спасти всех… Это ее пугало, Локи не надо было видеть ее глаза, чтобы понимать это. Нельзя спасти всех, но они сделают все возможное, даже если ради этого придется перегружать все имеющиеся корабли. Но для этого еще следовало вернуться назад в лагерь. Мышка выглядела измотанной, сейчас, когда самый пик переживаний схлынул, едва ли не засыпала в его объятиях, и Локи не стал этому препятствовать. Напротив, аккуратно и незаметно вытащив из рукава палочку, Локи набросил на Гермиону легкое сонное заклинание. Ей нужно было отдохнуть хоть немного, и он был готов предоставить ей такую возможность. Поднявшись, он поднял ее на руки и, не стесняясь помогать себе магией, понес Гермиону обратно к выходу из леса. Идти было не то чтобы очень просто: в скудно освещенном палочкой полумраке, с хоть и облегчённой, но все же весомой ношей в руках — но Локи некому было жаловаться. Он мог бы, конечно, дойти с Гермионой до окраины леса и наложить на нее чары там, но он опасался, что в таком случае путь мог занять в несколько раз больше времени, которого у них не было. Слейпнир был там же, где Локи его и оставил, так что уже скоро он смог отправиться обратно к лагерю — пока неторопливым шагом. Правда, что для Слейпнира был неторопливый шаг, для любой обычной лошади был самый настоящий галоп, но при этом двигался конь достаточно мягко, чтобы Локи мог не беспокоиться о прижимаемой к груди Гермионе и ее отдыхе. В эти мгновения стало почти нестерпимым острое желание наложить на Мышку еще более крепкий сон, а по прибытии в лагерь на первом же корабле отправить в безопасное место. Сейчас выдалась просто фантастическая возможность провернуть все это, и в какой-то момент ему даже пришлось сделать над собой усилие, чтобы не схватиться за палочку. С одной стороны, подобный поступок не вызвал бы у него прежнего никаких сомнений или возражений, еще две недели назад Локи был уверен, он именно так бы и поступил, но сейчас… Он снова оставался перед трудным выбором: позволить Гермионе решать за себя самой или попытаться уберечь ее от грозящей ей опасности. Локи уже размышлял об этом — тогда, на корабле Стражей, — но в тот момент страх расстаться с Мышкой взял над ним верх, теперь же боязнь потерять Гермиону в очередной раз подняла свою уродливую голову. Но Локи также знал, что, очутившись на чужом корабле, преданная из лучших побуждений, она все равно постарается вернуться, чтобы как минимум доходчиво объяснить, почему так делать не следует, а как максимум — помочь ему выкрутиться из опасной ситуации. При этом, вероятно, попав в собственные переделки, но рядом уже не будет самого Локи, чтобы ее защитить. И, признаться, хоть рассудок и твердил ему, что он идиот, Локи все же не мог позволить себе решать за Гермиону. Они уже обсуждали это, и, невзирая ни на какие доводы, Мышка хотела остаться с ним. Это было ее решение, ее желание, и пойти сейчас против — значило проявить неуважение к той, которую он любил. Вбиваемая столетиями, но прежде вечно отвергаемая ответственность за семью, за жену и дочь, имеющую все шансы остаться полной сиротой, — на одной чаше весов, на другой же — нежелание предавать Гермиону. Хоть она и поймет, вероятно, скажет, что это в его стиле и подобных ход от него мог быть ожидаем, но в то же время это безмерно ее разочарует… И это, как ни странно, был совсем не тот вид разочарования, которым Локи готов был поступиться. Позволив себе какое-то время не думать ни о чем, он поддался покачиваниям от мерного шага коня и тепла прижавшегося к нему тела. Путь обратно по понятным причинам занял больше времени, но тем не менее рассвет еще только-только забрезжил, когда Слейпнир пересек черту защитных чар, окружающих лагерь. — С возвращением, мой принц, — раздался в ухе голос Хаймдалла, который, похоже, все это время бдел. — Собери командиров, мне есть что сказать. Впереди маячил огромный корабль, пока один, но скоро должны были прибыть еще два, как успел сообщить ему Квилл, и Локи поспешил как раз к той самой импровизированной взлетной площадке — время еще было. Чем ближе он подъезжал, тем яснее становилось, что это был один из самых крупных транспортных кораблей, который Локи только видел. Но, к сожалению, его вряд ли бы хватило на всех. Мышка завозилась в объятиях, и он сглотнул, слегка сбавив ход. Впрочем, когда Слейпнир остановился у трапа, по которому, несмотря на ранний час, торопливо поднимались люди, она дернулась и проснулась. Крепче сжав в руке палочку, Локи… ослабил поддерживающее Гермиону заклинание, спустился с коня и помог спуститься ей. — Мы приехали, — удивленно проговорила Мышка, смотря на корабль. — Да, — кивнул ей Локи, и Гермиона заметно напряглась, увидев его выражение лица. Он же просто искренне пытался убедить себя, что не пожалеет о своем решении. — Пойдем, — все с тем же натянутым выражением лица Локи подвел ее к Рагнару, отвечавшему за «погрузку». Ему лишь требовалось отдать распоряжение, чтобы корабль загружали как можно плотнее. Когда они отошли обратно к Слейпниру, Мышка расслабленно выдохнула и, практически не стесняясь, прижалась к Локи, и он мог ее понять. Она была готова отстаивать себя и свое решение до последнего, но мысль ссориться с мужем здесь и сейчас была ей крайне неприятна. Тем не менее обсуждать произошедшее они не стали. В командирском шатре их уже ждали. — Она уже выдвигается, — первое, что сказал Хаймдалл, когда Локи и Гермиона зашли внутрь. — Значит, нам стоит поторопиться. Мы должны эвакуировать всех до единого. Что с кораблями? — спросил Локи у Квилла, стоявшего чуть в стороне. Тот вскинул голову, радуясь собственной важности и откровенно красуясь, что слегка раздражало. — Три улетели вчера вечером, еще три прилетели ночью, — это легко было понять по беспорядку, что остался от опустевшей, эвакуированной части лагеря. — Сейчас грузится четвертый, и на подлете еще три. Кроме того, мне удалось найти два корабля, которые готовы помочь и подвезти для остальных кораблей провизию, но им надо будет за это хорошо заплатить. В таком случае они согласны взять на борт часть людей и доставить их куда скажете. — Скажи, что им заплатят. И передай Ракете, что мы будем ждать его во дворце. Сказанное вызвало в толпе легкий гул, и Локи рассказал им о том, что поведали им норны. — У нас не будет иного выхода, это — наш единственный шанс на победу, — закончил он свою речь. Окружавшие его воины переглядывались в сильном недоверии. Подозрительное отношение к принцу, взращиваемое в них долгими столетиями, сейчас распускалось в полной мере. На лицах людей был написан вопрос — не являлось ли это местью асгардцам за все прошлые обиды? Многие оглядывались на Хаймдалла, как на негласного лидера, но он не выказывал ни недовольства, ни сомнения, выражая всем своим видом лишь смирение и сожаление. Это немного примирило людей с необходимостью столь жестоких и разрушительных мер. — И как ж ты, мой принц, собираешься совершить задуманное? — с легким сарказмом уточнил один из капитанов эйнхериев, тех, кто сперва не очень-то хотел идти за Локи. Его можно было понять. Идея разрушить Асгард звучала бредовой и невыполнимой, но это если не помнить предначертанного Вельвой. — Для того у нас есть Суртур. Да, Тор победил его, но ему хватило ума (или глупости, как посмотреть) приволочь корону Суртура прямо в Сокровищницу Одина, туда, где хранился Вечный Огонь. Лица присутствующих стали еще менее довольными. Сколько асгардских воинов, отцов и дедов собравшихся здесь сложили свои головы в бесчисленных попытках усмирить Суртура и его войско? Но выбора, как Локи и сказал, у них уже не было. — Прибудет принц Тор и… — И мы не знаем, сможет ли он одолеть нашу сестрицу. — Он наш будущий царь, и только ему принимать подобное решение. С этим аргументом спорить было уже сложнее, потому что в какой-то степени Локи был с ним согласен. Именно братцу, как будущему царю, следовало выбирать судьбу родной планеты, Локи не имел на это особого права. Но Тор пропадал неизвестно где, возвращаться в Асгард не спешил, несмотря на то, что Хаймдалл утверждал, что тот в пути. Может статься, что он прибудет слишком поздно. Так что, пока Тора нет, принимать решение следовало Локи, но хоть он все и решил, принимать это решение вот так просто окружающие его эйнхерии не собирались. Но, в любом случае, бросаться во дворец прямо сейчас, сломя голову, он не планировал. Время еще было. — И у него будет возможность принять такое решение, если, конечно, судьба родного народа для него — не пустой звук и он поторопится в своем путешествии, — произнес Локи с изрядной долей издевки, с некоторым трудом удержавшись от ехидного комментария, что ему-то понадобилось всего-то ничего времени, чтобы вернуться из той дыры. — Она уже близко, — напомнил Хаймдалл, вместе с тем пресекая любые споры и возражения. — Поднимайте и стройте людей, — велел Локи, — дадим ей бой и постараемся задержать. Главное сейчас — эвакуация. Подобный подход, слава богам, ни у кого не вызвал возмущений. Лагерь зашумел сильнее прежнего, кто-то собирал вещи и направлялся в сторону посадочной площадки для кораблей, кто-то прощался с семьями, облачался в броню и вставал в строй, что должен был стать стеной от надвигающейся на лагерь армии Хелы. Сами Локи и Гермиона уже были в полном боевом облачении еще с высадки с Бенатара, потому они остались в командном шатре, морально готовясь к грядущему. Сложного выбора перед Локи уже не стояло, было поздно и совсем уж бесчестно предпринимать что-то прямо сейчас. Хотя на некоторую сделку Локи все же мог пойти. — Я прошу тебя, когда все начнется, приглядывать за эвакуацией, — сказал он Мышке, и та тут же помрачнела. Она ясно осознавала, что это была наглая, хитрая уловка, и не собиралась идти у него на поводу. Но, по правде, у самого Локи было отличное обоснование своему предложению: — Стоит убедиться, что будущее Асгарда в безопасности. Как только эвакуация закончится, ты вернешься ко мне, и мы вместе завершим начатое, — он не сдержал грустной улыбки. И добавил, надавливая: — Ты единственная здесь, кому я могу довериться в полной мере. Посмотрев на него сардонически, Гермиона все же улыбнулась в ответ и обняла Локи, уткнувшись ему в плечо. — Ты так просто от меня не отделаешься, — заверила она. — Я уже это понял. Он бы с удовольствием не отпускал Мышку из своих объятий как можно дольше, но, к сожалению, у них не было на это никакого времени. Сжав ее ладонь в своей, Локи вышел из командного шатра, ведя Гермиону за собой. Им следовало убедиться, что все идет без проблем и накладок, показать остальным, что все будет хорошо и о людях заботятся. Сейчас, конечно же, это было прямой инициативой Гермионы — сам Локи не был до конца уверен, что его присутствие успокоит хоть кого-то, он предпочел бы… Сам не знал, что он бы предпочел, но мысль хотя бы на время скрыться ото всех его не отпускала. Как, впрочем, и Мышка, которая продолжала водить его по лагерю. Стоило отдать ей должное, большую часть внимания она забирала на себя, и Локи рядом с ней был… Он просто был рядом с ней, поддерживая, помогая и защищая. По отдельности в толпе они были бы чужими, ненужными и, наверное, даже презираемыми (Локи — за прошлое, Гермиона — за происхождение), но вместе представляли собой нечто такое, за что люди предпочитали цепляться. Их небольшой обход закончился внезапно у одного из небольших шатров, рядом с которым сидела Сигюн со своим сыном, что-то ему рассказывая, пока ее руки, словно бы сами собой, укладывали в сумку вещи, вынутые оттуда за вечер и ночь. Лив, очевидно, пришедшая в себя, но молчаливая и мрачная, вовсю помогала. Гермиона подсела к Сигюн и ободряюще, как могла, улыбнулась Лив, получив в ответ сдержанный кивок. Уже хотя бы что-то. — Вилфред уже отправился к остальным, — тем временем рассказывала Мышке Сигюн о своем супруге, бывшем одним из военачальников. — Заходил… попрощаться. Последнее слово она произнесла тихо, чтобы крутившийся рядом сын, игравшийся с деревянным мечом, ее не услышал. Гермиона ободряюще сжала ее руку, тем не менее не став убеждать Сигюн, что все образуется. Произойти могло все что угодно, особенно с теми, кто шел на передовую. Но при всей своей вредности Локи понимал, что об этом сейчас все помнили и без его замечаний и острот. — Я тоже хочу сражаться! — с комичной серьезностью заявил мальчишка. Еще забавнее стало оттого, что он, попытавшись сделать шаг к матери, запутался в собственных ногах и упал. Впрочем, стоило отдать ему должное — плакать он не стал. — Хочу быть таким же смелым и сильным, как папа. Женщины практически в один голос заверили его, что однажды так и будет, но пока он вынужден остаться здесь, что заставило мальчишку насупиться. — Такому бравому воину, — хитро усмехнулась Гермиона, — следует остаться с матерью и защищать ее от возможных угроз, раз уж вашего отца нет рядом. Посерьезнев, мальчишка важно и деловито кивнул, заставив Локи подавиться смешком. Мальчишка чем-то отдаленно напоминал Тора — он в юном возрасте тоже был таким порывистым и воинственным, пытаясь казаться большим, чем он был на самом деле. Но ему, как и братцу, слегка не хватало ловкости. При взгляде на мальчишку вспоминалась Руна, которая осталась в Мидгарде под защитой других людей, и мысль о дочери вернула стойкое желание насильно отправить Мышку домой, чтобы в случае чего у нее хотя бы осталась мать. Но нет, он не собирался впустую гонять по кругу эти мысли. Решение принято, и не следовало от него отступать. Гермиона уже потянула Локи дальше, как одновременно произошло сразу два события: в небе появился еще один корабль, меньше того, что уже отлетал, но все равно довольно крупный; и с северной части лагеря раздался звук боевого рога. Враг близко. Локи не надо было смотреть на жену, чтобы знать, что лицо ее стало белее мела. Он и сам ощущал предательскую дрожь во всем теле, для укрощения которой потребовалось определенное усилие. Но медлить больше было нельзя, место самого Локи было не здесь. — Локи… — тревожно позвала его Гермиона. Он обернулся, чтобы убедиться, что, несмотря на страх, на лице у нее написана решительность. — Останься здесь, — сказал ей Локи, стараясь смягчить свой тон просьбой. — Локи… Мышка готова была спорить — снова и снова, но у них на это уже не было никакого времени. — Пожалуйста! — с нажимом попросил Локи и добавил, не стесняясь ни умоляющего тона, ни того, что его при этом слышали Сигюн и Лив: — Прошу! Она хотела возразить еще, но он не дал ей и шанса. — Ты нужна здесь. Нужна всем этим людям, — он обвел рукой гомонящий, переполошившийся лагерь. — Ты сама понимаешь, что если сейчас начнется атака, то здесь разверзнется самый настоящий Муспельхейм. Ты знаешь, к чему все идет, и я хочу убедиться, что здесь останется как можно меньше асов. — Но… — А когда с эвакуацией будет покончено, ты сможешь меня найти. Это обещание примирило Мышку с действительностью. Сглотнув, она стремительно преодолела разделяющее их расстояние и обхватила Локи руками в крепком объятии. — Будь осторожен, — попросила она полушепотом. — Ты тоже, — ответил он ей тем же тоном и запечатлел на губах жены мимолетный поцелуй. Как ни странно, несмотря на здравый смысл и все планы держать Гермиону подальше от битвы хотя бы так, отпускать ее не хотелось. Но пришлось. Хотелось верить, что вдали от основного поля боя ей ничего не грозит, хотя Локи и делал скидку на то, что во всеобщей суматохе произойти может все что угодно. Мышка не была в полной безопасности, но если речь шла хотя бы о ее подобии, то он мог с этим смириться. Вернувшись сперва к командному шатру, Локи вновь оседлал Слейпнира, чтобы уже на нем отправиться к северной части лагеря. Чем ближе он был к окраине, тем меньше становилось простых жителей и тем больше — эйнхериев. Люди расступались перед Локи, но он не тешил себя иллюзией — уважения в данном действии практически не было. Были опасливое ожидание и глубокая обреченность вынужденных слушаться приказов того, кому совершенно не было веры. Сложно было отмахнуться от ироничности ситуации. В свое время Локи мечтал о власти, хотел, чтобы его ценили, чтобы перед ним преклонялись. Он мечтал обойти братца и сесть вместо него на асгардский трон — просто потому что знал, что сможет лучше. Но сейчас, оказавшись для этих людей единственным представителем царской династии, он ощущал, насколько это тяжкий труд. Именно сейчас, когда он фактически добился своего, больше всего Локи хотел бросить все и вернуться домой, к тихой и размеренной жизни в маленьком уютном домике с женой и дочерью. Прежде Локи жил, во многом поступая так, как ему заблагорассудится, но именно сейчас он не мог себе позволить так поступить. Ни с собой, ни с Мышкой, ни с Руной. И не с этими людьми. Напряженно оглядывая собравшееся войско, Локи с некоторым ужасом понимал, насколько мало у него людей. Большая часть войска полегла в Ванахейме несколько недель назад, некоторых репрессировала царица. Часть оставшихся предпочла эвакуироваться вместе со своими семьями. Впрочем, было немало добровольцев, не слишком умелых, но отчаянно желавших защитить родину. Локи насчитал порядка тех же десяти тысяч, которые собирал для Хелы сам, но теперь ему казалось, что даже этого количества совершенно недостаточно. Вот только был ли смысл на что-либо сейчас сетовать, если практически ничего нельзя изменить? На передовой Локи уже ждал Хаймдалл, облаченный в свой позолоченный доспех, увенчанный рогатым шлемом. Его гнедой скакун нетерпеливо переступал копытами, наверняка ощущая надвигающуюся на них смрадную ауру смерти. За плечами Стража был впечатляюще большой двуручный меч — но не тот, что был ключом к Радужному мосту. Было бы опрометчиво нести ключ прямо Хеле в руки, настоящий меч улетел на одном из первых кораблей. Возможно, позже, если все обернется плохо, Хела сможет изготовить новый, но на это ей потребуется время. Чем четче ощущалось приближение самоназванной царицы, тем тише становилось в рядах воинов. Смолкли напряженные, вымученные разговоры, прекратилось даже лишнее шевеление — без какого-либо принуждения войны сами становились в строй и замирали так, словно были бледными статуями самих себя. Где-то далеко вдали, у подножия гор, видневшихся на той стороне долины, возникла черная, шевелящаяся полоса, с каждым мгновением все расширяющаяся и растягивающаяся вдоль. Вскоре уже можно было различить знакомые доспехи — испокон веков эйнхерии использовали их в качестве своего обмундирования, но только на них не было яркой позолоты. Надвигающаяся на них армия была черна, как ночь. Только некоторая доля цветастых одежд и доспехов виднелась по самому центру — те, кто не захотел бежать, преклонив колено. Ну и, возможно, некоторая доля ванов там тоже была. Впереди всех вальяжно шагал могучий зверь, на спине которого прекрасно угадывалась всадница с ощерившимся шипами шлемом. Объективно, противников было меньше как минимум в два раза, но Локи и не думал недооценивать войско сестрицы. До конца не известно, что это за существа составляли большую его часть и откуда они взялись, но можно было быть уверенным, что у Хелы в рукаве не один туз. Для того, кто больше тысячи лет готовился возвратиться домой и вернуть себе трон, было бы логично придумать какой-нибудь заковыристый ход. Локи практически спиной ощущал страх стоящих позади него людей. Люди не дрожали, твердо держа строй и не собираясь отступать, но между тем воздух вокруг них сгущался от спонтанной магии, вызванной эмоциями, и даже он, почти полностью лишенный своего чутья, ее отчетливо ощущал. Нет ничего хуже смотреть на то, как к тебе медленно приближается смерть. Возможно, людей следовало как-то приободрить… — Воины ждут твоего слова, мой принц, — разбил звенящую тишину голос Хаймдалла, вторя мыслям Локи. Что он мог им сказать? Захотят ли они его послушать? Но в любом случае, если он собирается вести их в бой, эти люди должны за ним пойти — по доброй воле. Облизнув пересохшие губы, Локи выдвинулся немного вперед и развернул коня, поймав на себе чужие взгляды. После нескольких секунд молчания он все же заговорил, и магия разносила его слова на многие мили вперед. — Все вы знаете, кто я. И я знаю, что не меня вы хотели бы видеть на этом самом месте. Некий гул согласия прошелся по войску, заставив Локи сардонически усмехнуться. — Многие из вас считают, что я не такой, как вы, что мне не место среди вас. И в другой раз я с вами соглашусь. Но сегодня, здесь и сейчас, нас всех объединяет один очень важный факт: почти у каждого из нас вон там, — он указал на два корабля, виднеющихся в некотором отдалении, — находится человек, который безмерно дорог. Такой человек есть и у меня, и я готов положить свою жизнь на то, чтобы и ноги моей сестрицы не было у тех кораблей. Я не трушу, и в открытую иду на бой, и не думаю, что кто-то из вас может оказаться трусливей меня. Воины возмущенно загомонили. — Мы будем сражаться! — заговорил Локи еще громче, и в этот раз его поддержали радостным гулом. — До победного! До последней капли асгардской крови! Покажем ей, что не она — сила и доблесть Асгарда! Каждое его слово принималось с согласным выкриком. Глядя в глаза, загорающиеся отвагой и жаждой битвы, Локи и сам ощущал в груди это свербящее, давящее в груди предвкушение хорошего боя. Прежде он не помнил за собой подобного, в основном оставаясь с холодной головой, впрочем, он никогда прежде и не командовал такой толпой людей. — За Асгард! — взревел он, и этот рев разнесся по долине тысячей голосов.
16 июля 2017 года, Асгард Сердце Гермионы заходило в бешеном ритме с того самого мгновения, как спина Локи скрылась между шатров. Разумом она понимала доводы мужа и была согласна с ними на все сто процентов, но душа ее рвалась туда, на поле боя, — не потому что она ощущала в себе такой уж воинственный настрой и желание обагрить руки чужой кровью. Нет. Просто там, среди других воинов, был ее Локи, и ей отчаянно хотелось встать с ним рука об руку, помочь и защитить. Но она согласилась с его словами, и теперь Гермионе ничего не оставалось, кроме как быть здесь, на южной оконечности лагеря, у импровизированной посадочной площадки, и следить за тем, как женщины, старики и дети Асгарда грузятся на корабли, чтобы покинуть родной дом. Скорее всего, навсегда. Их было жаль, но зато оставался шанс, что выживут. Здесь же у них шансов не было — не после того, что задумали Локи и Гермиона. Взлетел один из кораблей, на его место сел еще один, последний — и это не могло не пугать. Еще стольких требовалось увезти. Впрочем, Гермионе некогда было об этом думать, вокруг творился самый настоящий хаос — еще больший, чем в начале эвакуации. Чем меньше оставалось шансов на спасение, тем агрессивнее и бездушнее действовали некоторые асы, их приходилось окорачивать, порой не без применения магии. Это было тяжелое, неблагодарное занятие, и уже спустя некоторое время Гермиона ощущала себя выжатой досуха — даже не физически, а, скорее, эмоционально. Сама она старалась не думать о том, что для них с Локи и еще десятка тысяч человек места на кораблях, вероятнее всего, не хватит. В груди встрепенулась привычная уже боль — за Руну, которая с не меньшей вероятностью может остаться сиротой. Но если Хелу не остановить, все может быть намного хуже. К тому же самой Гермионе было не впервой жертвовать родными ради общего блага… Эта мысль отдавала горечью. Одно успокаивало — о малышке будет кому позаботиться. Еще радовало, что Сигюн с сыном и сопровождающая их Лив были среди тех, у кого имелись все шансы попасть на последний из кораблей. Хотелось спасти как можно больше людей, особенно тех, кто был близок и дорог. Голос Локи, разнесшийся по всему лагерю и долетевший даже до сюда, заставил многих замереть и прислушаться. Его слова трогали за душу, проникая в самое нутро, и, похоже, подобное ощущала не она одна — все войско, выстроившееся севернее, в один голос взревело вслед за принцем: «За Асгард!» — и строй бросился вперед. Сердце Гермионы замерло, но она силой заставила себя отвернуться от надвигающегося сражения. — Не будем медлить! — окрикнула она эвакуирующихся, как и она замешкавшихся. — Им будет спокойнее, когда они будут уверены, что мы в безопасности. Не все были с ней согласны, например те, кто предпочел бы сейчас быть там, среди других сражающихся, а не трусливо прятаться за их спинами. Среди таких была Сиф, которую, как и Гермиону, фактически заставили охранять эвакуируемых. Все же, несмотря на недовольных, своего Гермиона добилась — Лагерь снова ожил, продолжая эвакуацию. Предпоследний корабль загудел и начал набирать высоту, когда Гермиона с содроганием услышала чей-то вскрик: «Они прорываются, прорываются!» Обратив свой взор на поле битвы, она увидела, что дела плохи: если левый фланг и центр асгардского войска еще держали оборону, но правый оказался смят, и теперь несколько сотен существ в черных латах с горящими зеленым огнем глазами спешили прямо в сторону кораблей, возглавляемые огромным черным волком — ладно что без седока. Выйдя вперед, Гермиона покрепче сжала в ладонях палочку. Именно за этим она и была здесь — сражаться. Точно с такой же решительностью в паре ярдов от нее замерла Сиф. Следом за ними один за другим в строй вставали женщины и совсем уж молодые мальчишки, более-менее уверенно держащие в руках мечи, а также старики — из тех, кто покрепче. Сама Гермиона едва не задохнулась негодованием, когда рядом с ней плечом к плечу встала Сигюн. Девушка совсем не выглядела сильным воином, меч в ее руке лежал не то чтобы очень крепко, но тем не менее Гермиона не нашла в себе сил возмутиться, слишком уж решительным и непреклонным был взгляд асиньи. Заметив ее эмоции, Сигюн печально улыбнулась и крепче перехватила меч. Где-то там впереди шумели звуки боя: лязг оружия и крики людей, залпы выстрелов пода Бенатара, управляемого Ракетой, но здесь было предельно тихо. Казалось, женщины даже не дышали, ожидая, когда вроде и небольшая, но смертоносная волна до них доберется. Защитников все же было не так много, не больше тысячи. Для тех нескольких сотен существ хватило бы, но все спутывал гигантский волк, внушающий страх одной своей скалящейся пастью. Люди дрожали, словно готовые сдаться без боя, отступить. — Ночь придёт, и луна взойдёт, — зазвенел высокий, тонкий голос, слегка нервно подрагивающий. Сигюн стояла прикрыв глаза, и ветер колыхал ее платье и волос. — Ты на бой, простившись, отправишься вперёд.* (*Green Apelsin — Ангелы и демоны.) Над лагерем повисла звенящая тишина. Даже, казалось, умолкли звуки сражения, хотя Гермиона отдавала себе отчет, что это, скорее всего, не так. — С неба обрушены отрезанным ломтём. Отстроим заново наш просторный дом… Второй куплет неожиданно подхватила Сиф, следом за ней и другие женщины. На лицах окружающих проявлялась обреченная решимость. Песня, казалось бы, подбадривающая, о том, что беды пройдут и все наладится, но последний прозвучавший куплет сбил все ожидания. — Коли не дожить мне, то в пучину тёмных вод в путь отправь последний, не испытывай вины. Погибаю, чтобы больше не было войны. Волк был уже совсем близко. Пара мощных прыжков, и он бы достиг цели, но вдруг откуда-то из-за спин защитников выскочило громадное зеленое нечто — намного меньше самого волка, но крупнее человека. Бросившись на животное голой грудью, существо нанесло сокрушительный удар и отшвырнуло зверя назад, в строй его союзников. Пропахав собой огромную борозду, зверь, слегка пошатываясь, поднялся на лапы и утробно зарычал. Впрочем, существо от него не отстало, приняв боевую стойку и издав громогласный рев. Только сейчас Гермиона осознала, что знала существо, но при этом не могла поверить своим глазам. — Здесь Халк! — передала она по общей связи стражам и Локи. — Задам простой вопрос: что за Халк? — тут же спросил Квилл. — Можно еще проще, — отозвался Дракс. — Зачем Халк? — Это супергерой с Земли, — пояснила Гермиона, пропустив мимо ушей последний вопрос и пытаясь понять, откуда здесь было взяться Брюсу Беннеру в его звериной ипостаси. Эта информация, в принципе, была и не для Стражей: они сейчас находились на юге, собирая людей по деревням и небольшим поселениям, поэтому их особо не касалось то, что происходило на поле битвы. Она говорила с Локи, но он молчал в ответ, как и Хаймдалл. По общей связи не передавались никакие сообщения с места основной битвы, и это пугало, но прямо сейчас Гермиона ничего не могла с этим поделать. Ее заботой было защитить людей от подошедших к ним вплотную вражеских воинов, кроме того, она успела заметить, что прорыв далеко впереди еще больше расширился, и к эвакуационной площадке направлялась вторая волна нежити. Отчетливо стал слышен шум двигателей, и из-за двух «припаркованных» кораблей вылетел третий, объемный и мощный транспортник. Зависнув в нескольких ярдах над землей, он выпустил из своих недр корабль поменьше, который тут же открыл огонь по нежити из бортового оружия. Затем большое судно опустилось на землю, позволяя замершим у самого трапа людям спуститься вниз. — Привет от Бога Грома! — жизнерадостно воскликнуло нечто, стоящее в самом центре. Существо выглядело как человекоподобная груда камней. — Такси вызывали? Без всякой команды вновь прибывшие ринулись вперед. Это были воины в разномастных доспехах, порой полуголые, но при этом вооруженные асгардским оружием. Защитники еще больше воспряли духом, что так или иначе помогло им с достоинством встретить первых противников, все-таки прорвавшихся через залповый огонь кружащего над лагерем корабля. Гермиона была одной из первых, кому пришлось столкнуться с нежитью, и то, что на них не действовали многие заклинания, стало для нее неприятным сюрпризом. Лишь мощные разрушающие заклятия позволяли уничтожить оболочку, чтобы выпустить вселенный в нее дух. Мелькнула мысль, что есть шанс убивать их при помощи Авады, и эта идея в кои-то веки не вызвала отторжения — эти существа не были живыми людьми, на которых могла не подняться рука. Это олицетворения самой Смерти, ее жнецы, что уже собирали свой урожай чужих душ. Гермиона видела, как то тут, то там падали люди, не сдержав натиска настоящих безжалостных чудовищ. Руки нежити не дрожали, эти существа не испытывали ни страха, ни сострадания, они просто сражались, зачастую лучше, чем те, кто защищал два последних эвакуационных корабля. Лишь краем глаза Гермиона заметила, как из последних сил сражалась Сиф, не обращая внимания на рану в собственном боку, как Сигюн падает навзничь от вражеского удара. Решимость и стремление биться до конца не позволяли защитникам сдаться, сдерживая натиск и отражая все новые и новые атаки. Одно радовало — противник рано или поздно должен был закончиться, он и закончился пару минут спустя, позволяя уцелевшим оценить масштаб бедствия. Сотни раненых, десятки убитых… Они отбились, но дорогой ценой. — Уводите раненых на корабли! — велела Гермиона, взяв себя в руки, и люди, окрыленные отсутствием поражения, вернулись с небес на землю и занялись работой. На помощь пришли также и те воины, что прислал им на помощь Тор. Сама же она с заметным трудом сделала десяток шагов, чтобы добраться до Сигюн. Ей потребовалось сделать некоторое усилие, чтобы перевернуть девушку на спину — все ради того, чтобы понять, что та мертва. Окунуться в печаль и самобичевание Гермионе не дали оглушительные звуки ударов, не просто разнесшихся по всему полю. Этот звук был везде и проникал в самое нутро, вызывая ответную дрожь, но это было на удивление приятное чувство. — Царь здесь! — закричали люди, не скрывая своей радости.
16 июля 2017 года, Асгард — Я думала, больше его не увижу… — задумчиво протянула Брун, глядя в иллюминатор корабля. — А я — что он живописнее, — добавил стоявший рядом с ней Беннер. — Нет, он хорош, но… он полыхает… Огромный транспортник завис над Радужным мостом, откуда открывался отличный вид на столицу — пустынную, объятую дымом и гарью. Так торопиться, столько сражаться… и он все равно, кажется, опоздал. Тору нужен был отвлекающий маневр, чтобы благополучно покинуть Сакаар с Валькирией и Беннером, и они постарались его создать со всем возможным рвением. Планета потонула в революции — слишком много было тех, кто бесчисленное количество времени провел под гнетом дисциплинарных дисков, а также тех, кто просто хотел в разверзнувшемся хаосе занять позицию повыше, чем имел до этого. Понадеявшись на быстрый старт, Тор никак не ожидал, что все же придется задержаться дольше, чем на месяц. Грандмастер забаррикадировался в своей башне, в которую пришлось прорываться с боем, для чего следовало сперва обезопасить тылы — охрана и сторонники Грандмастера скрывались в городе, не давая атаковывать башню. Быть может, все ускорилось, если бы им помог Халк, но Беннер наотрез отказывался выпускать своего яростного и могучего «друга» на свободу, боясь окончательно раствориться в нем. Тору, с одной стороны, было обидно, но с другой — а имел ли он право требовать от Беннера подобного? Отчетливо казалось, что нет, а потому со временем он отступился от этой идеи, работая с тем, что есть. Брун, узнав правду об их товарище, заявила: — А Халком ты мне больше нравился… Но ничего поделать было нельзя. К слову, также нельзя было сказать, что Беннер мотался за ними ненужным балластом в надежде на их хвосте вернуться обратно в Мидгард. Нет, за это время он крайне успешно доказал, что ученые степени тоже чего-то да стоят. Во-первых, ему необычайно легко давалась инопланетная техника, вплоть до кораблей, основы владения ей он схватывал буквально на лету. А когда Тор с Валькирией прорывались за сменившимися кодами доступа, он практически единолично отвлекал на себя внимание охраны, обстреливая башню из Варсонга, корабля Брун. Во-вторых, спокойный и рассудительный ученый был голосом разума в их троице. Если Брун и Тор нередко позволяли эмоциям брать над собой верх, то Беннер не мог себе такого позволить, он прекрасно умел контролировать себя и в некоторых случаях успевал предостеречь товарищей от необдуманных шагов. В-третьих, оказалось, что Беннер обладал довольно обширными познаниями в лекарском искусстве, потому в возвращении революционеров в строй он принимал далеко не последнее участие. В итоге не без трудностей и потерь главную башню Грандмастера удалось взять, только сам свергнутый властитель Сакаара умудрился скрыться. Впрочем, это Тора уже не волновало — он, наконец-то, мог вернуться домой. Вместе с ним внезапно вызвались лететь Корг, и Миек, и еще больше сотни бывших рабов. — Ты дал им свободу, — пояснил за всех Корг. — Они просто хотят отплатить тебе тем же. А мне просто скучно, хочу мир повидать. К тому же ты мой друг, друзей в беде не бросают даже существа с каменным сердцем, такие, как я. От их слов на душе стало необычайно тепло. Вспоминались прежние оставленные Тором в Асгарде друзья, судьба которых была ему неведома. Этих новоприобретенных товарищей, с которыми Тор успел крепко сдружиться за время, проведенное здесь, тоже не хотелось терять, несмотря на крайнюю нужду в их помощи. Тор предпринял убедительную попытку уговорить их остаться здесь, на Сакааре, где они могли, как победители, диктовать свои правила и порядки, жить так, как им заблагорассудится. Но никто, ни один человек из числа тех, кто вызвался лететь с Тором, не отступил от своего первоначального слова. Это была если не армия, то довольно обширный отряд, причем довольно большую его часть составляли опытные воины, способные дать серьезный отпор силам Хелы. Оставалась проблема с оружием, немало местных пушек и бластеров вышли из строя в процессе госпереворота, все более-менее пригодное пришлось отдать оставшимся на Сакааре воинам для сохранения текущей политической обстановки. То, чем мог вооружиться отряд Тора, в основном было мусором, упавшим из червоточин. Далеко не все было в нормальном состоянии, так что Тору оставалось только надеяться, что он каким-то образом сможет вооружить своих людей по возвращении в Асгард. Для перелета они выбрали самый крепкий, хоть и громоздкий транспортный корабль. Остальное либо не выдержало бы перемещения через Клоаку, либо было недостаточно вместительным для всей группы. — Жалко, этот прохвост Локи забрал Коммондор, — недовольно проворчала Брун, оглядывая капитанский мостик Властителя. — На нем бы мы домчались в два счета. Недовольство Валькирии было направлено в том числе и на Тора. Некоторое время назад ему пришлось сознаться, что тот «прохвост», укравший корабль, был не кем иным, как его братом. Казалось еще более очевидным, что никаких теплых чувств к Локи Брун не испытывала, а потому свое недовольство она выливала прямиком на Тора, позволяя себе подкалывать его. Впрочем, со временем стало понятно, что она это не то чтобы всерьез. Даже с погрузившимися на борт гладиаторами Властитель был по большей части пуст, но Тор полагал, что это даже хорошо. Раз Беннер не хотел участвовать в битве, он мог заняться защитой и эвакуацией жителей. Только по первости оказалось, что эвакуировать уже особо некого. Город превратился если не в руины, то в некоторое их подобие, виднелись целые участки улиц с выгоревшими дотла зданиями и полуобвалившимися остовами домов. На фоне этого погрома царский дворец стоял позолоченной, одинокой и пустынной горой. Нигде не было ни души, по крайней мере, так ощущалось на первый взгляд. Но Брун, сверившись с бортовыми показателями, поспешила его успокоить: — Тепловые сигнатуры, много людей за горами, — но тут же тень упала на ее лицо: — И Хела идет туда. — Высадите у дворца, попробую отвлечь сестрицу, — решился Тор. — Что, не терпится умереть? — возмутилась Валькирия. — Люди в ловушке, остальное неважно. Пока я бьюсь с Хелой, вы поможете тем, за горой, покинуть Асгард. Найдите Хаймдалла, он поможет. «И, хотелось бы верить, Локи тоже», — все же Тор не озвучил эту мысль. Он опасался — и, стоит заметить, не без оснований, — что брат все же каким-то образом водит всех за нос. На чьей он стороне в данный конкретный момент? Тору хотелось еще раз увидеть брата и самолично попытаться во всем разобраться, хоть он и отдавал себе отчет, что времени катастрофически не было. Тем не менее подобное решение разделиться вызвало море негодования, которое Тору пришлось тут же подавить. — Другого решения я не вижу. Люди сейчас важнее всего, да и сестрица задолжала мне разговор… и не только его. Было решено сперва вооружить их небольшой отряд. Стоило надеяться, что в оружейной было что брать, в противном случае ситуация выходила не слишком хорошая. В оружейную Тор отправился лично, а не выпускать гладиаторов в городе, словно лисиц в курятнике. Хотя, глядя на эти руины, думалось: разве могли гладиаторы сделать еще хуже? Но, с другой стороны, тогда бы их пришлось отлавливать и заново собирать по всему городу… Тем не менее с Властителя отпросилась и Брун — по каким-то личным делам, и Тор не стал ей препятствовать, только напомнил, что долго задерживаться не стоит. Она и не задержалась. Когда Тор подтаскивал к кораблю несколько парящих ящиков с оружием, Валькирия уже вернулась с ношей на плече. Знакомое темно-сиреневое платье, черные кожаные штаны под ним и массивные армейские сапоги родом из Мидгарда... И все это было надето на не менее знакомой девушке. — Серьезно? — уточнил он у Брун, когда она сгрузила свою ношу у самого трапа. Фрейя была без сознания, и причины такого ее состояния тоже вполне угадывались: на плече воительницы можно было заметить пресловутый дисциплинарный диск. — Отдаю долги, — невозмутимо пожала плечами Брун. — У тебя как дела? — Ваше вооружение, — он махнул рукой на позолоченные металлические ящики, зависшие за его спиной. Валькирия довольно хмыкнула. — Дальше мы сами. Она хотела отвернуться, но Тор вновь привлек ее внимание легким покашливанием. — Нашел кое-что в оружейной, — он протянул ей объемный сверток светло-голубой ткани, который, он был уверен, она отлично узнала, и это вызвало на лице Брун смешанные чувства. — Думаю, пора возрождать славные традиции наших предков. Прости, белого не нашел, да и… — Тор слегка смутился, скосившись на Фрейю. Это все еще стоило тщательно обдумать. Если они выживут, конечно. — В общем, удачи. Замявшись, Тор отступил. Властителю пора было отправляться на свою миссию. Обоим Властителям. — Ваше величество! — внезапно окликнула его Брун. Ее руки слегка подрагивали, что не укрылось от внимания Тора. — Не умирать! Понял меня? Кивнув, Тор скрылся в глубине дворца. На сердце было не очень спокойно, и он не мог до конца оформить в мыслях это чувство. Тронный зал, куда, наконец, пришел Тор, казался неузнаваемым. Мраморный пол, позолоченные колонны, массивный трон впереди — все было как прежде, при отце. Изменился только барельеф, что столетиями украшал потолок, на нем теперь не было ни Тора, ни Локи. Только Один и Хела. В картинах, отражавших яркие вехи истории, теперь виднелись лишь боль, смерть и страх народов, что умывались кровью собственных людей. Нет, вряд ли сестрица за столь короткий срок могла создать здесь что-то новое, да и, если присмотреться, в углах и у колонн еще виднелись не отпавшие куски камня. Это был не новый барельеф, а старый, что прятался под тем, к которому Тор привык. Но даже не столько это оказывало свое впечатление. Вроде не так и много всего изменилось, но при этом атмосфера в зале стала мрачной, тяжелой и смрадно-удушающей. Хотелось поскорей уйти, оставить это место и забыть, как страшный сон. Где та светлая, полная воздуха и свободы зала, в которой прежде Тор мог находиться часами? Впрочем, все эти мысли промелькнули и исчезли в его голове, пока он спешил к трону, рядом с которым на полу лежал отцовский Гунгнир, всеми брошенный, никому не нужный. Пальцы с трепетом подхватили прохладное позолоченное древко, он ощутил под пальцами не только твердость металла, но и ту силу, которой, казалось бы, Тору никогда не достичь. Прежде ему по глупости казалось, что сидеть на троне просто. Люди выполняют твои желания и прихоти, идут туда, куда ты им укажешь, но отец преподал сыну отличный урок, и последние шесть лет Тор никак не мог отделаться от мысли, что не достоин всего этого. У него не было ни ума, ни мудрости Одина, ни его силы. Мог ли он отвечать за целый народ — и еще восемь в придачу? Только сомнения эти сейчас мало что значили. Как бы он ни был плох для трона, Хела была еще хуже, и ее следовало остановить. Внезапно то чувство, что все это время сопровождало Тора при мыслях о сестре, наконец обрело свое имя. Страх — вот что он ощущал, и он не помнил чувства сильнее этого. Нет, он боялся, нельзя жить ничего не боясь, но этот нынешний страх затапливал его с головой. Хела победила его, словно младенца, когда он был в полной своей силе, так что же он мог противопоставить ей сейчас? Тем не менее, несмотря на ощущающуюся неуместность, несмотря на почти животный ужас перед сестрой, Тор опустился на трон и трижды ударил Гунгниром об пол. Несколько ударов сердца — и вот уже из полумрака в конце зала возникла призрачная темная фигура в ощерившемся шипами шлеме. Хела шагала неторопливо, на ходу дематериализуя шлем и превращая свой доспех в некоторое подобие полуплатья, похожего по стилю на наряд Фрейи. Ее неспешность радовала — чем дольше Хела тут, тем больше людей спасут Беннер и Брун. — Сестра, — вежливо кивнул Тор, когда та подошла к самому подножию лестницы. Он всячески старался скрыть свои реальные ощущения при ее приближении, а потому улыбался — сдержанно, но вполне открыто. — И ты тоже жив… — Хела выглядела не слишком довольной. — И где Фрейя? — Скажем так, отправилась отдохнуть. А ты, погляжу, ремонт затеяла. Живенько так стало… В тот момент Тор был готов болтать о любой ерунде. — Вместо того, чтобы ломать голову над проблемой, наш отец закрывал на нее глаза, — фыркнула Хела. — Ну, или с глаз долой… — с намеком бросил Тор. — Он считал тебя достойной? Вот и меня тоже. Хела посмотрела на него с наигранной жалостью. — О нет, он был не таким, — мягко произнесла она. — Ты просто не знаешь. С Одином мы топили цивилизацию за цивилизацией в слезах и крови. Откуда, как ты думаешь, взялось это золото?.. Но тут она переменилась в лице, будто вспомнила что-то крайне неприятное. — И вдруг одна маленькая птичка напела ему, что стоит быть великодушным. Забота о мире, благо народа… Она покрутила перед ним своим пушистым хвостиком — и он тут же растаял, как дурак… — Фригга была самой лучшей царицей, какую только знал Асгард, — холодно ответил Тор. Он не мог позволить очернять имя матери. — Она была лживой, наглой лицемеркой, которой кровь из носу хотелось выйти замуж за царя. Она годами вила вокруг него свои сети, и он угодил в них, как жалкое насекомое. — Она могла бы стать для тебя хорошей матерью… — Мне не нужна была такая мать! — внезапно Хела перешла на крик. — Мне вообще не нужна была мать, у меня был отец, но она забрала его! — она успокоилась так же неожиданно, как и вспылила, и следующую фразу уже произнесла все тем же ровным, мягким тоном: — Она рассчитывала подарить Одину дитя — на замену мне, — и как же мне приятно было раз за разом травить маленьких ублюдков в ее чреве. Жаль, до тебя не добралась — отец обо всем догадался… Тор невольно зажмурился, ощущая боль и печаль за Фриггу. Матушка почти не говорила о своих первых беременностях, но если вдруг заходила речь, то вспоминала о них с горечью матери, потерявшей огромное число детей. И если задуматься, то действия Хелы оказали на Фриггу очень серьезное действие: всего двое детей за целую тысячу лет — даже для асиньи это довольно мало. Ему пришлось взять себя в руки, чтобы продолжить разговор. — Я понимаю, почему ты злишься. Ты моя сестра и имеешь все права на отцовский трон. Я бы с радостью отдал кому-нибудь бразды, но не тебе. Ты же все загубишь… Услышанное не слишком-то понравилось Хеле, потому она, проведя по волосам руками, превратила их в шлем и процедила: — Попрошу мой трон освободить. Нехотя, Тор поднялся и с Гунгниром в руках стал спускаться по ступенькам. — Отец как-то сказал мне: «Мудрый царь не жалует войну»… — «…но быть готовым к ней обязан», — закончила за него сестра и бросилась в атаку. В ее руке за секунду возник короткий черный меч, который Тор не без труда отклонил копьем. Оружие было непривычным, прежде он крайне мало времени уделял тренировкам с подобным, предпочитая свой молот или, на худой конец, меч, но сейчас он четко осознавал, что никакое другое оружие не сдержит мощь сестры. Не без труда Тор принял удар меча на древко Гунгнира, все больше и больше поражаясь силе и неистовости Хелы. Она со звериной яростью обрушивала на брата свои удары, уворачиваясь и избегая его контратак. А если ей все же приходилось встречать удары, то блок ее был бесподобен. Ни один гладиатор на Сакааре, ни один противник, встреченный Тором прежде, не мог сравниться с ней в мастерстве. Сама Хела, похоже, тоже была удивлена, и тоже не очень приятно. — И это наш могучий Тор? — с сомнением и откровенным презрением спросила она, после чего с удивительной легкостью отшвырнула его от себя, отбивая очередной удар. Она продолжала гонять его по тронному залу, насмехаясь при этом так, как тому же Локи и не снилось. Сестрица все глубже и глубже втаптывала в грязь остатки его чувства собственного достоинства. Сил становилось все меньше, будто само присутствие Хелы высасывало их, и в один момент Тор, оказавшись на полу, не смог даже сразу подняться, чем сестра, естественно, не преминула воспользоваться. Взмах меча, и жуткая боль въелась в правую глазницу, а мир на несколько мгновений — в полную темноту. Но нет, левый все же продолжал видеть, просто его ненадолго ослепило от болевого шока. — Вот теперь вылитый отец, — резюмировала Хела и подняла Тора за шкирку, как нашкодившего щенка. — Никто никуда от меня не уйдет, — зловеще прошептала она ему на ухо. — Я все равно добьюсь своего, даже если придётся вырезать асгардцев всех до одного. Тор никак не мог допустить подобный исход событий. Извернувшись, он нанес Хеле серию ударов, перейдя в наступление. Пропустив первый, сестра увернулась от следующих трех и еще два смогла заблокировать, после чего ударила в ответ, перенимая инициативу обратно и все больше тесня Тора к балкону. — Достойный отпор, но у тебя не было ни шанса, — заметила Хела, прижав брата к ограждению за шею и перекрыв ему доступ к кислороду. — Видишь ли, я не властитель и не чудовище, я Богиня Смерти, — и тут же спросила насмешливо: — Напомни мне, а чем ты повелевал?.. Воздух, и без того выбитый из легких ударами сестры, закончился совсем, и Тор понимал, что окончательно теряет сознание. Что ж, он, во всяком случае, пытался. Стоило надеяться, что хоть кому-то из асгардцев удастся сбежать и что найдется тот, кто остановит Хелу… Сквозь туман небытия проступала знакомая фигура, замершая вдали. Тор до конца распахнул глаз и, наконец, вдохнул полной грудью запах полевого разнотравья. Оглядевшись по сторонам, он увидел бескрайнее поле, усеянное высокой, выше колена, травой. Впереди, в десятке ярдов стоял его отец в своем полном боевом облачении. Сделав несколько нетвердых шагов к Одину, Тор от обуревающей его слабости рухнул на колени. — Я мертв? — задал он глупый, в общем-то, вопрос. Что еще могло произойти? — А разве это место похоже на Вальхаллу? — ответил Один. — Но… ты здесь? — Лишь чтобы проведать тебя и дать последнее отцовское наставление… В голове не укладывалось. — Даже имея два глаза, порой ты бывал слеп, — выдохнул Всеотец печально. — Как и я, впрочем. Всю жизнь закрывал глаза на то, что делаю со своей дочерью… да и с сыновьями поступал не лучше. А теперь вынуждаю их разгребать мои же ошибки. У Тора не было своих детей, но вместе с тем он мог понять отца и не собирался его винить. К чему это сейчас? Но если Один не брался бороться с Хелой, то как это сделать ему, Тору? — За ней Сила, — озвучил он свои мысли. — Мне не победить без молота. — Разве Тор — Бог Молотов? — усмехнулся Один. — Мьельнир был призван сдерживать твою мощь, фокусировать, но не был ее источником. Не оглядывайся на костыли и иди без них. Главное — помни, кого ты защищаешь и от чего. — Слишком поздно. Она захватила Асгард… — Ты всегда был плох в истории родного народа… Асгард — не точка в пространстве, не место. Мы несколько раз меняли миры, прежде чем найти этот, и каждый из них мы называли своим. Асгард там, где асгардцы, и именно сейчас им нужна твоя помощь. Один сделал шаг назад, будто готовясь исчезнуть, но Тор не был готов так быстро его отпустить. Он все еще не видел в себе способности победить. — Я не обладаю твоей силой… — Нет, — не стал спорить отец. — Твоя больше. Я пришел в этот мир почти без магии, всему, что я знаю сейчас, меня научили. Ты же был рожден с этим. Три дня и три ночи я держал тебя над Вечным Пламенем, чтобы Иггдрасиль благословила тебя, дала тебе свою силу. И она сделала это — именно поэтому я уверился в том, что именно тебе позволено занять Асгардский трон. — Я не смогу стать таким же хорошим царем, каким был ты, — выдохнул Тор и то, что терзало его последние несколько лет, с изгнания в Мидгард. — Тебе не нужно становиться лучше, чем был я. Если ты будешь каждый день стараться быть лучше, чем ты был вчера, — тогда ты добьешься успеха и станешь хорошим царем. А этого, поверь, достаточно. А теперь соберись, прекрати размазывать сопли и возвращайся. Твои люди ждут тебя. С этими словами Тора будто что-то толкнуло в грудь, и он провалился обратно, в свое задыхающееся тело. Ничего не изменилось, он по-прежнему был слаб. Только в этот раз вместо отчаяния мысль принесла злость на самого себя. Тор вспомнил, сколько зла Хела причинила тем, кто был ему дорог, сколько людей уже погибло по ее вине и еще погибнет, если прямо сейчас он не возьмет себя в руки и не сделает хоть что-нибудь. Чем сильнее разгорался в груди праведный гнев, тем ярче вспыхивали на кончиках пальцев всполохи молний. Тор сконцентрировал в себе эту силу и выпустил ее прямо в сестру. Последовали ярчайшая вспышка и долгий вскрик, который быстро стих вдали. Хелы на балконе уже не наблюдалось — молния унесла ее куда-то и выбросила в городе. Тор сполз с перил на пол и предпринял вполне удачную попытку подняться — та магия, что бурлила сейчас в его крови, бодрила и приводила в себя, но он ощутил, что ему требовалась минутная передышка, прежде чем отправляться на поиски сестры. Немного оклемавшись, Тор сиганул с балкона на дворцовую площадь и сделал вперед несколько шагов, как его внезапно окликнули: — Тор! Он обернулся, чтобы в ту же секунду увидеть спешащего к нему Локи. Подобная прыть напрягала (кто знал, на что была способна Хела, да и Локи… Локи), и Тор остановил его несколькими всполохами молний. — Тише, братец, — попытался успокоить его Локи. — Ты же не хочешь прожарить меня до хрустящей корочки? Кстати, интересный был салют. Недовольно поджав губы, Тор окинул брата взглядом, все же до конца не зная, что у того творится в голове. И дальнейшая его фраза спокойствия не принесла: — Слушай, на самом деле некогда объяснять, но… Нам нужно разрушить Асгард.
16 июля 2017 года, Асгард Войско, последовав за Локи, волной хлынуло в долину, не желая ждать, пока противник сам к ним подойдет. Чем дальше держать Хелу и ее исчадия ада от зоны эвакуации — тем лучше. Огромный волк, на котором сидела верхом «царица», прорезал толпу эйнхериев, как нож масло, и с легкостью углубился в строй. Локи успел ткнуть в массивную лапу своим мечом, но складывалось ощущение, что для зверюги это не было какой-то проблемой. Эйнхерии, что были поблизости, отвлеклись на волка, который, похоже, даже и не замечал атак, перекусывая воина за воином своей массивной челюстью, и это было самой большой их ошибкой. Потому что следовавшая за ним нежить в черных доспехах была не менее опасным противником. Не знающие боли и страха, бездушные солдаты умело орудовали мечами и, в отличие от людей, не боялись ран и увечий. Уничтожить их оказалось не очень-то просто: словно сделанные из камня, они рассыпались прахом, только оставшись без головы или получив значимый урон туловищу. Тем не менее Локи пока справлялся, размахивая мечом или виртуозно выписывая знаки палочкой, к тому же Слейпнир тоже был неплохим подспорьем в битве, лягаясь и кусая врагов. Тут перед ним вырос огромный черный шип, едва не проткнувший его насквозь. Отшатнувшись, Локи все-таки рухнул с коня, но тут же поднялся на ноги, чтобы через секунду увернуться от еще одного черного шипа. Почти минуту он «танцевал» между снова и снова вырастающими вокруг него кольями, оставляя за собой целый пролесок из них. — Неужто так и не удосужишься выйти ко мне лицом к лицу? — крикнул он, не выдержав. Ну и чтобы отвлечь ее внимание на себя. — Кошка не борется с мышкой на равных, — ответила Хела, неожиданно появившись сбоку. — Она с ней играет. Хела наступала на него, преследовала по пятам, швыряя в него кинжалы и мечи, пытаясь проткнуть вырастающими из земли шипами. Локи уворачивался — во многом потому, что в это же время ее на себя отвлекали и другие эйнхерии. Все понимали, что главное — вывести из боя Хелу, и тогда ее армия уже не будет казаться настолько устрашающей, однако ни у кого не хватало сил и умений, чтобы на самом деле ее победить или хотя бы ранить. Если нападки других воинов и вызывали у нее затруднения, то не слишком большие, они скорее раздражали, мешая окончательно раздавить ту цель, которую она беспрестанно преследовала. Локи при всем желании не мог к ней приблизиться для нанесения удара, да и что бы это дало? Отчего-то он не сомневался, что любая возможная атака стала бы для него самоубийственной и, кроме того, не принесла бы никакого результата. Будь у него возможность применить какую-либо хитрость, еще можно было бы как-то извернуться, но идеи отсутствовали напрочь. Но он по крайней мере мог потянуть время. Тут, словно бы в ответ на его мысль, в наушнике раздался голос Хаймдалла: — Ее воины прорвались по правому флангу и идут в сторону кораблей. Это была самая отвратительная новость, которую Локи предпочел бы сейчас не слышать. Она заставляла нервничать и переживать за Гермиону, за всех тех, кто оказался под ударом из-за слабости войска, из-за неумения Локи вести за собой армию. Но в то же время он осознавал, что не простил бы Хаймдаллу, если бы тот промолчал. Он попытался перестроить правый фланг и часть центра, чтобы как-то исправить ситуацию, но, во-первых, в хаосе битвы действовать было неимоверно тяжело, а во-вторых, почувствовав слабину противника на участке, нежить ударила туда с новой силой, запустив еще один отряд к кораблям. — Здесь Халк! — вдруг воскликнула Мышка в явно смешанных чувствах. Что он мог здесь делать? Локи не слышал паники и страха в голосе жены, напротив, он звучал бодро, с некоторой надеждой. Вероятно, зверь выступал на нужной стороне. В любом случае, долго размышлять о Брюсе Беннере Локи не дала дражайшая сестрица, и очередная ее атака, более злая и опасная, едва не принесла свои плоды в виде проткнутого насквозь братца. Но Локи удалось в последний момент увернуться, и шип лишь процарапал его по боку. — Ты думаешь, подмога вас спасет? — ехидно уточнила Хела, приблизившись к нему на опасное расстояние. — Может, и нет, но вот твоей дворовой псинке намнут бока, — не стал молчать Локи. Чем сильнее сестра злилась, тем больше было шансов на ее ошибку. — Фенрир проглотит вашего защитника, даже не подавившись, — презрительно выплюнула она. Но все же хотелось надеяться, что за годы, что Локи не видел Беннера, тот понабрался ярости и агрессивности. Хотя куда уж больше? Какое-то время Локи и Хела снова играли в «догонялки», то сближаясь, то отдаляясь друг от друга. Было ясно, что долго так длиться не могло, все же ему давно нужно было исполнить задуманное. А Тора как не было, так и нет. В ответ на мысли Локи по всей долине раздался оглушительный тройной стук, заставивший замереть буквально всех, и он не сдержал едкой усмешки. Вспомнишь солнце… — Как очаровательно, все члены семьи в сборе… — не слишком довольно скривилась Хела. — Ну, братец никогда не отличался пунктуальностью, — пожал плечами Локи с кривой усмешкой. — Что ж, пора подучить его уму-разуму, если уж у отца не доходили руки… — бросила она и мгновенно исчезла в черной туманной воронке. — Хэй, — крикнул ей вдогонку Локи. — Саму давно манерам не учили? Кто же убегает в середине разговора? В принципе, Локи мог ее понять: Тор был для нее «лакомым кусочком», тем, от кого ей действительно следовало избавиться в самую первую очередь. Наследник трона, тот, кого выбрал Всеотец ей на замену, любимец народа. Убери его — и асы сломаются окончательно, а добить убежавших не доставит особого труда. Да и Локи не казался ей таким уж важным противником — так, блошка, которую прихлопнуть можно и чуть позже. Ну, это она так думала. Сам же Локи радовался, у него теперь могло появиться время для всего того, что он запланировал. Битва разгорелась с новой силой, все же воины Хелы в ее отсутствие не стали стоять столбами, а вновь атаковали свои цели. Локи же, внезапно оставшийся без противника, огляделся по сторонам и наткнулся взглядом на того, с кем уже давно хотел поговорить по душам. Ньерд, занятый боем, не сразу заметил обращенное к нему внимание принца, потому, когда их мечи скрестились, сбледнул с лица, но тут же вернул себе самообладание. Все же и он однозначно не считал Локи достойным противником. Что ж, это он тоже зря. Локи, отпустив всю свою злость на человека, покусившегося на его дочь, набрасывался на вана с незнакомым для себя остервенением. Даже Хела при здравом размышлении не вызывала в нем столько глухой ярости и гнева, хоть и могла быть для Руны во сто крат опаснее. Но она была лишь гипотетической, хоть и довольно близкой опасностью, Ньерд же уже успел знатно накуролесить, за что однозначно должен был поплатиться. Поняв, что быстрой победы не будет, Ньерд бросил взгляд в сторону кораблей, а после… внезапно расплылся в хищном оскале, которого прежде Локи у этого человека и не видел. — Что, юный принц, мечтаешь поквитаться? Осознать, что Ньерд просто тянет время, дожидаясь непонятно чего, оказалось не слишком трудно. Именно поэтому Локи не собирался позволять ему это делать, тут же попытавшись усилить напор. Нет, он бы хотел поговорить, он бы с удовольствием начал монолог из разряда «Почему ты говно», но в данном случае Локи осознавал, что легко может заиграться и проиграть. Да и ярость, клокотавшая в душе, совершенно не сподвигала на долгие пространные разговоры, несмотря на любовь Локи к ним. «С трупом твоим поговорю», — вот что он подумал, не став озвучивать собственную мысль. Вот только силы атакам, как физическим, так и магическим, все-равно не доставало, все же ваны были равны асам по силе и бессмертию, Локи же оставался практически простым смертным. Зажать Ньерда в угол к торчащим посреди поля глыбам камня оказалось не так-то просто, и, когда Локи таки это удалось, его кто-то сшиб с ног сильным ударом. Это было удивительно, потому что во время боя они с Ньердом несколько отдалились от основного сражения и рядом никого не должно было быть. Вскочив обратно перекатом, Локи в последний момент выставил меч и принял на него удар мелькнувшей перед ним голубой стали. — Что ты тут делаешь? — удивленно воскликнул он, отражая удар за ударом. Фрейя с зажатым в руках Клыком Дракона наступала на него, но что-то странное было в ее облике — неприсущая ей скупость движений и отстраненность вкупе с абсолютно пустым взглядом крайне сильно пугали. Что-то подсказывало, что ванахеймская принцесса была не в себе. Истеричный смех Ньерда сбоку также позволил смутно догадаться о причинах такого ее поведения. Несмотря на то, что Фрейя явно действовала под принуждением, довольно быстро ей удалось прижать к камням самого Локи, во многом потому, что рисунок боя складывался не в его пользу. Да и навредить Фрейе не было никакого желания, все же он слишком многим был ей обязан. Вот только он не учел, что в таком состоянии ей было совершенно все-равно. Удерживая его предплечьем за шею, она занесла меч, и его конец оказался прямо перед носом Локи. Сначала он всерьез полагал, что Фрейя пустит его в ход, но вместо этого она опустила руку ниже, и меч вошел в левое плечо, проткнув его насквозь, и застрял в камне. Ньерд посмотрел на дочь с легким недовольством, словно на механизм, что работал неисправно, но потом махнул рукой — и так сойдет. Боль ослепила Локи на несколько мгновений, но он постарался как можно быстрей прийти в себя. — Что ты сделал с ней? — сдавленно прошипел он, скосив взгляд на Ньерда, который подошел ближе и встал у дочери за спиной, наслаждаясь страданием противника. Глупец, на его месте Локи бы сперва довел дело до конца, а после радовался. Впрочем, зачем подавать человеку умную идею, если он до нее сам не дошел? — Сейчас? Практически ничего. Я столько лет опутывал ее приказами, что оставалась самая малость до того, чтобы сделать ее своей марионеткой. А еще к тому же кто-то додумался лишить ее сознания, облегчив мне все дело. Она же все это время подспудно сопротивлялась. Но зато теперь она стала по-настоящему хорошей девочкой. Да, моя дорогая? Он приобнял Фрейю за плечи и любовно погладил по щеке. От увиденного Локи неподдельно затошнило. — Ты самый настоящий ублюдок, — выплюнул он, глядя Ньерду прямо в глаза. — Нет, мальчик. Единственный ублюдок здесь это ты. Я же — законный король всего Ванахейма, а скоро займу трон и здесь, в Асгарде. — Не слишком ли большой для тебя кусок? Не боишься… Внезапно стремительная серо-голубая тень сбила обоих с ног — и Ньерда, и Фрейю, — и Локи с запозданием закончил: — …подавиться? Переведя взгляд на своего спасителя (он хотел надеяться, что спасителя), Локи увидел другое неожиданно знакомое лицо. — И ты здесь? Впрочем, как раз ее-то присутствие здесь было легко объяснимо. Увязалась за Тором, глупышка. Сталкер, одетая в полное боевое облачение валькирий, скосилась на Локи и бросила, не скрывая своего презрения: — А с тобой я позже разберусь, — и кинулась к Ньерду. Фрейя уже успела подняться и заступила ей путь. — Фри! — воскликнула Сталкер. — Зачем ты сюда пришла? Я же оставила тебя на корабле! — Он полностью ее контролирует, — ответил на ее вопрос Локи. На несколько секунд Сталкер застыла, глядя, как Фрейя подходит к ней — без всякого оружия, но явно не с самыми мирными намерениями. — Ты же сильная! — пыталась она вразумить подругу, но было тщетно. — Борись! Этот крик не возымел никакого эффекта. Фрейя с совершенно пустым взглядом бросилась на Сталкера, и той приходилось обороняться, к тому же так, чтобы ее ненароком не поранить. Эта осторожность вышла Валькирии боком, потому что уже скоро она сама оказалась безоружна, и схватку они продолжили врукопашную. — На ней дисциплинарный диск! — подсказал Локи. Он заметил его еще в процессе битвы и догадывался, кто пустил эту вещь в ход. — Выруби ее! — Не могу! — откликнулась Сталкер. — Пульт в другом доспехе. Локи с трудом удержался от того, чтобы хлопнуть себя ладонью по лбу. Пока Ньерд был отвлечен этой битвой, Локи схватился рукой за торчащий из плеча меч и тут же ощутил, как горит правая рука в буквальном смысле — клинки валькирий были зачарованы так, чтобы ни один муж не мог взять их в руку (и обернуть против их владелиц, например). Стиснув зубы, он дернул меч, постаравшись абстрагироваться от боли, которая с каждым мгновением расползалась от руки дальше к телу. Впрочем, далеко заходить Локи и не надо было, как только клинок вышел из раны, Локи тут же отшвырнул его от себя, а сам рухнул на землю, тем самым вернув себе внимание Ньерда. Он, не торопясь, подошел к Локи — довольно близко, чтобы спокойно поговорить, но достаточно далеко, чтобы избежать разных фокусов. — Знаешь, в какой-то момент я даже ставил на тебя, — признался Ньерд. — Убедить Одина поженить вас, устранить старшего недалекого принца — и вот он, заветный трон… — Я бы не дал тебе править вместо себя, — процедил Локи, с трудом подняв голову. — Мне тогда это и не надо было, — пожал плечами Ньерд. — Быть рядом, знать, что моя кровь течет в жилах будущих царей… Хватило бы и этого. Но Один заупрямился, плюнул мне прямо в лицо… Не удержавшись, Локи фыркнул. Для него причина такого отношения Всеотца была ясна, как белый день. — Военным трофеям не место у власти… Собравшись с силами и превозмогая боль и слабость, Локи вскинулся и нанес удар, несмотря на то, что ладонь, в которой он держал меч — уже свой собственный, — горела огнем. Ньерд отразил его и попытался достать Локи, но он увернулся. — Ты ведь и сам отлично это знаешь, да, сын Лафея? — оскалился Ньерд. — Ненавидишь меня? А скольких ты сам убил ради того, чтобы достигнуть вершины? Что самое противное, замечание попало точно в цель. Если поразмыслить, они с Ньердом мало чем отличались друг от друга. Локи в прошлом тоже не гнушался самых грязных ходов и маневров, лишь бы добиться своего. Если бы все не обернулось так, как обернулось, еще неизвестно, куда бы его привела та кривая дорожка. Одно Локи знал точно. То, что отличало их с Ньердом на сто процентов. — По крайней мере, я никогда бы не смог сотворить такое с собственной дочерью. Он невольно скосился на Фрейю. Та как раз в тот момент нанесла по своей подруге последний удар и, поднявшись, повернулась к ним лицом. Сталкер осталась лежать без каких-либо признаков сознания. — Я ничего не мог поделать, — горестно посетовал Ньерд, также переводя взгляд на дочь. — Она оказалась слишком своенравна, чтобы спускать ей разные шалости. Я просто помогал ей стать по-настоящему хорошей девочкой. Уже сам Ньерд бросился в атаку, но не прошло и полминуты, как Локи оказался на земле, а его меч — в траве в нескольких ярдах сбоку. Фрейя подошла к отцу, и тот потрепал ее по голове. — Что, моя дорогая, пора, наконец, завершить начатое? — и продолжил оценивающе: — А такой ты мне нравишься гораздо больше. Пусть Локи никогда и не испытывал к Фрейе особенно трепетных чувств, но они долгое время были вместе, многое делили… да и чисто по-человечески за нее было безмерно обидно. Под принуждением отца Фрейя сделала шаг, затем другой… Сил почти не было, даже чтобы подняться, потому Локи продолжал лежать, наблюдая, как Фрейя неотвратимо приближается к нему. Когда она подошла, закрыв собой обзор Ньерду, Локи едва заметно вскинул палочку, все еще зажатую в левой руке, и невербально произнес: «Энервейт». Фрейя вздрогнула, но все равно занесла над собой подняла по пути меч, перехватив его острием вниз. Тем не менее опускать его она медлила. Локи видел, что затянутые поволокой зрачки дергались, будто Фрейя пыталась перевести взгляд, вернуть контроль хотя бы над глазами, но у нее не выходило. — Давай же, дорогая, сделай это, — неторопливо подойдя к ним, проговорил Ньерд. Он встал за спиной у Фрейи, положив ладонь ей на плечо. Видимо осознав, что ментального внушения недостаточно, Ньерд решил надавить вербально: — Ты же хотела бы поквитаться с ним за все твои не оправдавшиеся ожидания, не так ли? — Фрейя, ты лучше всех знаешь, с кем и за что тебе нужно поквитаться, — сказал в свою очередь Локи. Крепче сжав в руках палочку, он собирался с силами и готовился к какому-нибудь маневру. Руки Фрейи все-таки дрогнули, она вновь замахнулась и начала опускать меч. Подгадав момент, Локи наконец перекатился и услышал звук вонзившегося острия. Он присел и вскинул палочку, чтобы тут же увидеть, что зря. Фрейя пропустила меч под своей рукой, и его острие вошло Ньерду точно в грудь. Свет в глазах вана померк, он стал заваливаться набок, и Фрейя — вместе с ним. Она издала громкий, душераздирающий крик и, упав на землю, свернулась в клубок, обхватив ладонями свою голову. — Фри! — вскинулась Сталкер, придя в себя, и они одновременно с Локи поспешили к принцессе. Крик оборвался — Фрейя потеряла сознание, но продолжала вздрагивать и стонать. — Фри! — Валькирия попыталась растормошить подругу, чем вызвала у нее новый стон, и Локи уверенно и резко отстранил ее. — Прекрати! Ей сейчас лучше не приходить в себя, — сказал он и, встретив опасный, неприязненный взгляд, все же снизошел до объяснения: — Она нарушила наложенный на нее запрет, противилась принуждению. Сейчас магия наказывает ее, и эту боль лучше пережить вот так. Он не стал говорить, что далеко не факт, что пережить это все Фрейе таки удастся. Было бы это так просто, она бы убила отца давным-давно. — Ты что, не мог сам его убить? — А ты могла не играться с ней в поддавки, а мне помочь? — ответил Локи ей в тон. Она замолчала, но не смирилась. — Нужно доставить ее на корабль, — проговорил он самому себе, осматриваясь по сторонам. Локи не рискнул бы аппарировать: раненый, с ослабленной чарами ношей — следовало придумать другой вариант. Заодно удалось оценить то, что происходило вокруг. Битва сместилась ближе к кораблям — воины Хелы не знали ни усталости, ни пощады, ни отступлений, потому остатки ее войска продвигались вперед медленно, но верно. Эйнхериям же нужны были хотя бы короткие передышки, которые они обеспечивали себе, то и дело разрывая расстояние с противником. Бой кипел, но сейчас, в принципе, у асов были все надежды на победу. Да, их потреплет, да, немало людей погибнет, но народ выстоит. Осталось убрать Хелу. — Мой корабль вон там, — Сталкер вернула его к насущному вопросу, ткнув пальцем куда-то за большие валуны. — Тогда идем, — несмотря на ее отношение, Локи решил довериться. Не будет же она действовать во вред подруге? За валуном и правда одиноко стоял небольшой кораблик, в который они вдвоем погрузили Фрейю, все еще пребывающую без сознания. Сев в кресло, Сталкер подняла машину в воздух и, облетя место основного сражения по кругу, направилась прямиком к последнему оставшемуся кораблю. — Хаймдалл, — почти прокричал Локи в наушник, бросив тщетные попытки разглядеть Стража в толпе. Почему-то он был свято уверен, что тот еще жив. — Да, мой принц, — ответил ему Хаймдалл, запыхавшийся, но довольно бодрый. — Командуй отступление. Уходите на корабль и взлетайте. — Вас понял. Сейчас уже не было смысла биться до последнего. По пути Локи смог увидеть сквозь стеклянное днище, как Халк вбивает в землю Фенрира, и это зрелище вызвало у него определенное удовольствие. Хотя полноценной радости от встречи с Беннером Локи все равно не испытывал. Корабль Сталкера опустился рядом с большим кораблем, и они так же вдвоем вытащили Фрейю наружу. Здесь только недавно прошел бой, и теперь бандитского вида воины перетаскивали в корабль раненых из тех, кто не мог идти сам. — Локи! — подбежала Мышка, обеспокоенно оглядывая всех троих. Сам же Локи с беспокойством окинул взглядом ее. — Как ты? Каких-то видимых ран или повреждений на ней не было, что немного успокаивало, да и выглядела она лишь немного измотанной. Если бы Мышку что-то серьезно беспокоило, и она пыталась это скрыть, Локи бы заметил. — Все в порядке, — отмахнулась Гермиона, перехватывая левитацией тело Фрейи и облегчая им двоим ношу. Он снова подавил желание хлопнуть себя ладонью по лбу, потому что в запале совершенно позабыл о такой возможности. Впрочем, так даже лучше, негоже было тратить лишнюю магию, а так большую часть ноши он все равно свалил на Сталкера. Ей полезно. — Что с ней? — Она убила Ньерда, и теперь… — …магия мстит ей, — с лету догадалась Гермиона. Фрейю занесли на большой корабль и аккуратно уложили в отсеке, куда сводили всех раненых. — Ей можно помочь? — спросила Сталкер. Мышка на мгновение задумалась, а затем провела над Фрейей волшебной палочкой, мрачнея с каждой секундой. — Прямо сейчас я ничем не могу помочь, — вынесла она вердикт, вызвав у Сталкера глухое раздражение, которое она тут же собиралась выплеснуть, но взгляд Гермионы ее остановил. — Больше всего пострадало не тело, а разум, — пояснил Локи, который следил за результатами диагностики, — а это не то, что стоит сейчас лечить впопыхах — так можно сделать только хуже. — О ней позаботятся, — заверила Сталкера Мышка. — А потом я поговорю с одной очень хорошей девушкой, лучше меня разбирающейся в подобных вопросах, и мы вместе что-нибудь придумаем. Поверь, мы не оставим ее умирать. Сталкер позволила себе некоторое сомнение во взгляде, но говорить ничего не стала. Вместо этого она поджала губы и взяла руки Фрейи в свои. Тем временем Гермиона обратила свое внимание на Локи и его состояние. — На тебе кровь… — вздрогнула она, теперь внимательно осмотрев мужа. «Не моя», — хотел успокоить ее Локи, но понял, что это было бы ложью. Кровь как раз таки была его. — У нас нет на это времени, — отмахнулся он и попытался встать, но встретился с огненным нравом своей жены. — Сиди на месте, Локи Лафейсон, пока я тебя не уложила насильно, — процедила она, освобождая его раненное плечо от доспеха. — Я, конечно, не против, — привычно оскалился Локи, — но не на людях же. За что получил очередной уничижительный взгляд. Гермиона, получив доступ к плечу, магией прочистила рану и наложила на него плотную повязку. Получив возможность накинуть обратно доспех, Локи не преминул ей воспользоваться. На все ушло не более нескольких минут. — Нам пора поздороваться с моим братцем, — напомнил Локи и, прижав палец к уху, сказал: — Ракета, давай в город, как договорились, и жди нас там. — Понял, — в голосе енота прозвучало радостное возбуждение. Локи поднялся и собирался сделать шаг в сторону от койки, на которой лежала Фрейя, когда понял, что кто-то схватил его за руку. Сперва он бросил взгляд на Сталкера, которая сидела у койки с другой стороны, но она смотрела на подругу, и обе ее руки держали ту за ладонь. Это была сама Фрейя. Она держала Локи неожиданно крепко, но это скорее было результатом судороги. Возможно даже, она так и не пришла в сознание… Но нет, когда он попытался вытащить свою руку из захвата, она чуть повернула к нему голову и приоткрыла все еще туманные, подернутые поволокой глаза. — Больно… — прошептала она едва слышно. — Тш… — попыталась успокоить ее Сталкер. — Все будет хорошо, ты выкарабкаешься… — Локи… — Я здесь. — Поцелуй меня… Последний раз… Пожалуйста… Он поджал губы и кинул взгляд на Гермиону. Она смотрела на Фрейю со странной гаммой чувств, а затем повернулась к Локи и медленно, будто сомневаясь, кивнула. Мысль, что это могло быть последнее желание Фрейи, решило дело, и Локи, склонившись, легко коснулся уголка ее губ своими в прощальном поцелуе. Он начал отстраняться, когда Фрейя прошептала что-то одними губами, лишь для него, заставив Локи вздрогнуть. Стараясь не измениться в лице, он поднялся и кивнул, хотя голова Фрейи уже завалилась набок — она снова потеряла сознание. — Идем, — Локи не стал задерживаться и потянул Мышку за собой. Они вышли из отсека, оставив там Сталкера, и, не сговариваясь, переместились в столицу. — Ракета уже должен быть тут, помоги ему собрать самое ценное, — велел Гермионе Локи. — А я попытаюсь найти Тора. На этот раз спорить она не стала и, кивнув, поспешила на встречу с енотом, сам Локи отправился на поиски брата. Правда, долго искать не пришлось, салют из молний, разнесшийся в разные стороны с балкона дворца, дал тонкую, прозрачную подсказку о том, где можно искать Тора. Когда Локи подоспел на место, брат уже спрыгнул с балкона и собирался куда-то идти, в буквальном смысле метая гром и молнии. — Тор! — окликнул его Локи, но был встречен мощным электрическим залпом. Правда, предупреждающим, поскольку в цель не попал. — Тише, братец, — попытался успокоить его он. — Ты же не хочешь прожарить меня до хрустящей корочки? Кстати, интересный был салют. Всполохи спали, и Локи наконец удостоился лицезреть полный холодного недоверия взгляд брата, у которого недоставало одного глаза. Что ж, все как всегда. Вот только в этот раз у Локи совершенно не было времени плести словесные кружева, чтобы убедить Тора в своей правоте. — Слушай, на самом деле некогда объяснять, но… Нам нужно разрушить Асгард. Возможно, звучало не лучшим образом. Это Локи понял сразу. — Нам надо найти Хелу. — Поверь, братец, она сама с удовольствием нас найдет. Или ты думаешь, что твой салют смог ей сильно навредить? Тор в некоторой задумчивости отвел взгляд. — Отец говорил, что Асгард питает ее… — Верно, — более воодушевленно кивнул Локи. — Ты не поверишь, насколько он ее питает… Настолько, что я боюсь, у нас не хватит силы с ней покончить. «Ну же, братец, давай!» — несмотря на то, что Локи уже называл самый логичный выход, ему хотелось, ему нужно было, чтобы Тор сам это произнес. Против воли царя никто не смог бы возражать. Братцу явно не хотелось идти на подобный шаг, и Локи его понимал. Но медлить было нельзя. — Асгард не место, а люди, — проговорил Тор едва слышно. В этот момент где-то в городе что-то рухнуло, что-то взорвалось, и на центральную дорогу выскочила Хела — целая и невредимая. — Значит, Рагнарек? — кисло усмехнулся Тор и тут же ответил самому себе: — Будет ей Рагнарек. Давай закатим вечеринку, какой еще Асгард не видывал, — добавил он, скосившись на Локи. — Только попроси, — пожал плечами он, усмехнувшись в своей привычной манере. — Тогда будь добр, пригласи почетного гостя. Не став дожидаться других слов, Локи аппарировал во дворец.
16 июля 2017 года, Асгард Хела шла к нему, совершенно никуда не торопясь. В это время откуда-то из бокового проулка выскочила Брун, мрачная, подавленная, но полная решимости сражаться. Сам же Тор подавил в себе приступ неуместного восторга — Валькирия была в своем полном боевом облачении. Он с детства ими восхищался, даже сам в свое время мечтал стать валькирией… ну, пока до него не дошло, что все они — девы. — Последний корабль готовится к взлету, — доложила она ему хоть какую-то хорошую новость, и Тору пришлось вернуться в реальность. Народ в безопасности, это успокаивало. — Отлично, значит, ничто не помешает нам исполнить план. Тор покрепче сжал руки в кулаки, пытаясь собраться с духом и до конца убедить себя в том, что они не совершают безумную ошибку. — И каков он, этот план? — с некоторым сомнением спросила Брун, вставая с ним плечом к плечу. — Устроить Рагнарек, — ответил Тор как можно более беззаботно. — Ты с ума сошел?! — воскликнула она, но, покосившись на неумолимо приближающуюся фигуру, сбавила тон: — Это же форменное безумие? — Иначе никак, — убежденно произнес он. — Хелу питает сам Асгард, если его не разрушить — нам конец. Несколько мгновений Брун молчала и только после этого бросила: — Я искренне надеюсь, что ты понимаешь, что делаешь… «Я тоже…» — подумал он про себя. Но выбора и правда не было. И Локи, и Один говорили об этом, и Тор был настроен им поверить. — Ты готова? — спросил он у Брун, видя, как та нервничала. Это было понятно, тысячу лет назад она чудом выжила после столкновения с его сестрой и потому сейчас опасалась, что в новом сражении ее постигнет та участь, которой ей удалось избежать. Но тем не менее она здесь, и Тор был ей за это благодарен. Нет, будь его воля, он бы отослал ее подальше, но он четко понимал, что в одиночку не сможет протянуть столько времени, чтобы хватило Локи для исполнения их плана. — После тебя, — ответила Брун, и уголок ее губ нервно дрогнул. — Главная задача — не пускать ее к дворцу, — озвучил он очевидное, и она просто молча кивнула. — Не думала, что еще хоть когда-нибудь увижу эти идиотские плащи, — скривилась Хела, бросив беглый взгляд на Валькирию. — Я посмотрю, ты все еще жива, девочка… — К твоему сожалению… — процедила Брун. — Мне не о чем сожалеть, — рассмеялась сестрица, — поскольку жизнь твоя сейчас и оборвется. Она замахнулась, и из ее руки вылетел короткий меч, который Брун отбила своим. В это мгновение Тор бросился вперед, напитывая все свое тело силой. Хела отражала удар за ударом, пока не отопнула его в сторону, и на его место встала Брун. Так они сменяли друг друга, переключая на себя внимание Хелы. Если кто-то выходил из боя, на его место вставал второй, а первый пытался подняться как можно скорее. Иногда им удавалось нападать одновременно, но Хела умудрялась противостоять обоим сразу. Она перетекала из стойки в стойку, как вода, лавировала между ними с удивительной проворностью, а если им и удавалось нанести ей какой-либо удар, то ссадины и раны заживали на глазах. Что же она такое? В какой-то момент, когда бой длился, казалось, уже вечность, на земле оказались и Тор, и Брун. Оба с трудом могли отдышаться, но если он еще с горем пополам поднимался на ноги, то Валькирия даже не пыталась. Хела медленно подходила к ней с не самыми добрыми намерениями, из ее руки выскользнуло очередное черное лезвие. — Хела, довольно! — крикнул он, когда сестра подошла к Брун уже непозволительно близко. — Хочешь Асгард? Он твой! Пытаясь отвлечь Хелу диалогом, внутренне Тор весь извелся. Ну куда там подевался Локи? По его подсчетам, брат уже давно должен был достигнуть Сокровищницы. Неужели что-то могло пойти не так? — Надумал сыграть в поддавки? — Хела изогнула бровь в насмешке. — Ну и напрасно. Он и так принадлежит мне, тебе меня не одолеть! Внезапно Тор ощутил, что под ним дрожит земля и дрожь эта расходится со стороны дворца. Поднявшись на ноги, он отряхнулся и ехидно усмехнулся. — Быть может, мне и вправду не под силу одолеть тебя, сестра… — не стал спорить он. Похоже, сама Хела тоже что-то почувствовала, потому что на ее лице возникло легкое беспокойство. — …а вот ему? — закончил Тор и ткнул пальцем себе за спину, в громаду дворца. Внутри будто что-то взорвалось, и центральная часть крыши разлетелась на куски. В проломе стояла огромная фигура, увеличивающаяся в размерах с каждой секундой, и рев существа был оглушителен. — Нет! — пораженно воскликнула Хела, и впервые за все это время Тор увидел в ее взгляде неподдельный испуг. Она отступила на несколько шагов в растерянности и страхе, и на мгновение ему даже стало жаль сестру. Правда, при взгляде на Валькирию, избитую Хелой, жалость как-то поутихла. — Трепещи передо мной, Асгард! — взревел Суртур, которому остатки дворца уже едва достигали до пояса. — Я — твое возмездие. Возрожденный в Вечном Пламени владыка Муспельхейма должен был стать еще сильнее, чем прежде. Сейчас его рост увеличивался по экспоненте, а вместе с ним — и сила, так что еще немного, и ему хватит мощи завершить то, что не смогли исполнить Тор и Локи. Ждать больше не было смысла, здесь, на площади, становилось крайне опасно из-за рушащихся обломков и все увеличивающегося жара. — Уходим! — подбежав к Брун, Тор не без труда поднял ее и, закинув ее руку себе на плечо, поволок в сторону Радужного моста. Спустя несколько минут Валькирия нашла в себе силы двигаться самостоятельно и уже не так сильно оттягивала плечо, и к площади у Моста они прибежали быстро. Здесь хотя бы можно было отдышаться. Суртур все рос, и теперь он с легкостью вышагнул за пределы дворца, размахивая своим мечом, руша все на своем пути. Хела уже давно сбросила оцепенение и пыталась сразить противника поистине гигантскими черными шипами, но тот, подпитанный Пламенем, не обращал на это никакого внимания. Смотреть, как рушится и горит все то, что ты знал, то, что тебе было дорого, оказалось неимоверно больно, и Тор прикрыл глаза, ощущая безграничную вину перед своим народом. — Все в безопасности, остальное неважно… — произнесла Брун, положив ладонь ему на плечо, и Тор вымученно ей улыбнулся. — Ненавижу пророчества… — выдохнул он, и Валькирия согласно кивнула. — Но так нам было суждено. Суртур уничтожит Асгард, расправится с Хелой, чтобы наш народ мог уцелеть. Но надо дать ему закончить, иначе… Договорить Тор не успел, поскольку его отвлек очередной взрыв. — Я тут подумал, что предпочту наблюдать за зрелищем с балкона, — нервно усмехнулся он. — Где там твой Ворсонг? Он испытующе посмотрел на Брун, и то, как она посерела лицом, ему отчего-то не понравилось. — Он… — она сглотнула. Раздался еще один взрыв, который сотряс землю и едва не повалил их обоих с ног. — …был у дворца. Стало понятно, что с очень большой вероятностью от корабля Валькирии ничего не осталось. Им не на чем было отсюда сбежать… Они с Брун едва успели обеспокоенно переглянуться, как вдруг с одной из улочек вырулил маленький кораблик. Судно затормозило рядом с ними, крышка фонаря поднялась, и перед ними предстал Локи, расположившийся в проходе со скрещенными на груди руками. — Не ждали? — расплылся он в ехидной усмешке, но, несмотря на такое выражение его лица, Тор был искренне рад видеть брата. — Залезайте бегом! Он отстранился, и Тор с Брун как можно быстрее заскочили внутрь, после чего корабль мгновенно стал набирать высоту. Места здесь было совсем мало, он постарался протиснуться дальше, чтобы никому не мешать, как тут его за талию обхватили две тонкие девичьи руки. — Гермиона! — радостно воскликнул Тор, когда осознал, кому эти самые руки принадлежат. — Ты жива! Локи, Гермиона жива! — Представь себе, я в курсе, — хмыкнул брат со своего места. — И я буду премного благодарен, если ты прекратишь лапать мою жену. Тор, который и не думал ни о чем подобном, продолжал радостно улыбаться, проигнорировав слова Локи, поскольку знал, что он это не всерьез. Впрочем, сама Гермиона довольно быстро разорвала объятия и, улыбнувшись, посмотрела на Тора. — Я рада, что ты тоже в порядке. «В порядке» было понятием растяжимым. Несмотря на всю свою силу, Тор всерьез предполагал, что завтра просто-напросто не сможет встать, потому что болело все, а вырезанный глаз — особенно. Но жаловаться он не стал бы ни при каких условиях. На самом деле то, что Гермиона каким-то чудом оказалась жива, сняло огромный груз с души Тора. После слов Локи, да и, признаться, до этого, он всерьез считал себя виноватым во всем, что произошло. Если бы Тор не отправился тогда за помощью к брату, возможно, тому бы не пришлось переживать потерю, хоть и мнимую, своей жены. — Хорош лобызаться, от дела отвлекаете, — прокаркал кто-то, и Тор обратил свое внимание на человека, занявшего место капитана. Точнее, оказалось, что не человека — в кресле сидел зверь, похожий на кролика, одетый в кожаный защитный комбинезон. — Не нуди, Ракета, — отмахнулся от него Локи. — Давай к остальным на большой корабль. Властитель висел над Асгардом чуть в стороне, и их маленький кораблик добрался до него в шустром темпе, так что уже скоро Тор мог наблюдать за творившимся в городе «с балкона», как он и хотел. Бой Хелы с Суртуром достиг своего апогея. Царица вырастила из земли огромнейший шип, который тянулся вверх, и пыталась проткнуть им противника, в дополнение швыряя в него не менее большие колья. Но все было тщетно, Суртур в очередной раз замахнулся и воткнул свой меч в землю прямо в том месте, где стояла Хела. Корг, находившийся тут же, у огромного панорамного окна, попытался подбодрить собравшихся, что они смогут в будущем вернуться и отстроить все заново, но внезапно раздался взрыв — мощнее и больше всех предыдущих, от которого весь планетоид разнесло на мелкие куски, а с ним и Суртура и, однозначно, Хелу. — Вот и все, — проговорил негромко Локи, который смотрел на все точно таким же, как у Тора, тоскливым взглядом. Гермиона прижалась к нему, обхватив своими руками, и брат уткнулся носом в ее волосы, вместе с тем не отрывая взгляда от осколков их мира. Тор же попытался убедить себя, что пустота вокруг него его нисколько не тревожит. Конечно же, не только они сейчас испытывали горечь утраты, множество людей, собравшихся в огромном зале Властителя испуганно взирали, как окончательно рушится все то, к чему они привыкли. — Зато мы все остались живы, — высказал свою мысль Хаймдалл, и никто не стал с ним спорить. Несколько минут они все стояли молча, пока, наконец, Локи первым не отмер. — Следует осмотреть всех раненых и оказать им первую помощь, распределить людей по помещениям и устроить им все удобства, а также проверить запасы еды и определиться с порциями, чтобы хватило до первой остановки… Тор согласно кивнул, но все еще пребывал мыслями там, среди руин, потому, недовольно цокнув языком, его брат стал лично раздавать указания эйнхериям. В зале воцарилось гробовое молчание, и это в конце концов привлекло внимание Тора. Оказалось, люди не спешили исполнять отданные Локи приказы, переводя взгляды на Тора и обратно, причем младший принц выглядел мрачнее тучи, что вот-вот готова была разразиться грозой. — Вы не слышали приказов своего принца? — многозначительно поинтересовался Тор, тем самым развеивая любые сомнения собравшихся, большинство из которых сразу замельтешили, начав исполнять приказания. Вскоре в зале почти никого не осталось. Локи тем не менее по-прежнему был мрачен, и это сильно обеспокоило Тора. Ему бы не хотелось, чтобы брат после всего этого вновь погрузился во мрак. — Они привыкнут, — попытался он приободрить его. Брат кивнул, мускулы на его лице задергались, и уже через мгновение практически ничего не говорило о недовольстве Локи. Выражение его лица оставалось ровным, и лишь только в самой глубине глаз по-прежнему скрывалась тяжелая, мрачная тень. Которая, правда, исчезла, стоило Гермионе невзначай поцеловать супруга в щеку. Он тут же посмотрел на нее с непередаваемой теплотой, от которой у Тора заныло сердце — от умиления и тоски. — Пойду помогу раненым, — сказала она и, дождавшись его согласного кивка, скрылась в толпе. — Надеюсь услышать от вас невероятную историю вашего чудесного спасения, — улыбнулся Тор, постаравшись разрядить обстановку, но, по своему обыкновению, сделал только хуже. Видимо, не до конца отпустивший ситуацию Локи неожиданно вспылил, проговорив холодным, язвительным тоном: — В нашем спасении чудесным было только воссоединение. Я месяц прожил на Сакааре, изо дня в день теряя веру в то, что та, кого я люблю всем сердцем, жива. Если ты хочешь услышать об этом во всех подробностях… — Локи, прости… — остановил его Тор, вновь придавленный своей виной. Сможет ли он когда-нибудь избавиться от этого чувства? Остановленный братом, Локи замолчал, прикрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул. Тор ожидал многого, но не того, что брат вдруг скажет: — Нет, это ты меня прости, Тор. Локи посмотрел на него и выглядел слегка смущенным. — На самом деле я просто слегка… не в себе от всего этого, — он обвел рукой корабль, медленно отдаляющийся от остатков планетоида, некогда зовущегося Асгардом. — Пожалуй, я тоже пойду, — замялся он, — очень много важных дел… А ты бы отдохнул, брат, тебе это нужно. В этот раз Тор не услышал в словах брата ни издевки, ни сарказма. Он на самом деле выражал беспокойство и предлагал взять небольшую передышку, чтобы прийти в себя, самому при этом себе в ней отказывая. Не дождавшись ответа, Локи развернулся, чтобы уйти, но Тор остановил его: — Локи… Недолго думая он подошел к брату в несколько размашистых шагов и крепко-крепко его обнял. — У меня из-за тебя рана на плече откроется, — прошипел Локи, но не со злобой, а как-то… смущенно. Сколько лет они держали отчуждение друг с другом, избегая даже объятий? — Спасибо тебе, — Тор слегка сбавил напор, отстранившись и придерживая Локи за плечи без всякого нажима. — Я безумно рад, что ты здесь, со мной. Тот улыбнулся, открыто, с теплой насмешкой, и ответил: — Я всегда буду рядом, если нужен тебе, брат. Эти слова вызвали в Торе острое желание снова стиснуть Локи в объятиях, но он вовремя вспомнил о плече брата, а потому лишь, улыбнувшись, кивнул и убрал от него свои руки. — Кстати… — вдруг обернулся Локи, уже собираясь уходить. — Я нашел это в кабинете отца, — он протянул ему небольшой металлический кругляшек, в котором Тор не сразу распознал нашлепку, которую Один всегда носил на глазу. — Там его воспоминания… о многом. Думаю, ты оценишь. Да и теперь это тебе нужнее. Локи многозначительно посмотрел на пустую глазницу Тора, и тот лишь хмыкнул, принимая «подарок»: — Спасибо. Тор вслед за Локи удалился к себе, стараясь отмахнуться от угрызений совести. Что он за царь, который в трудную минуту идет отдыхать? Но вместе с тем он понимал, что у него нет совершенно никаких сил. Он был растерян, опустошен и измотан, ему и правда требовался хотя бы небольшой перерыв, чтобы прийти в себя. Пытаясь понять, что делать дальше, Тор натыкался лишь на пустую стену в своей голове — результат полного морального истощения. В какой-то степени он завидовал Локи — человеку, который с ходу разобрался в ситуации и точно знал, что надо делать. Что ж, ему дали немного времени, стоило этим временем воспользоваться. Вернувшись в капитанскую каюту, которую ему выделили еще при отлете с Сакаара, Тор собирался уже прилечь, как в комнату стремительно влетела Инга, по своему обыкновению всем недовольная. Несмотря на возражения Тора, который убеждал ее сперва осмотреть остальных, она обработала его глаз и другие мелкие раны и так же стремительно скрылась, бормоча себе под нос: — Что ни принц — то упрямый баран! И я еще должна их обоих по коридорам отлавливать… Только после ее ухода Тор, наконец, смог лечь. В руках он крутил отцовский окклюдер, набираясь решимости посмотреть его воспоминания. История Одина и его первой супруги поразила Тора до глубины души, воспоминания о матери — умилили и вызвали глухую тоску вкупе со скупой мужской слезой. А он ведь даже не знал, что стало с ее телом… Размышляя обо всем этом, Тор сам не заметил, как задремал. Проснулся он достаточно скоро, судя по бортовым часам, и, не видя смысла и дальше нагружать на остальных свои обязанности, собрался и вышел из каюты. Локи нашелся в одном из коридоров. Он разговаривал с каким-то эйнхерием и выглядел уставшим, все в тех же запыленных доспехах. Когда к ним подошел Тор, эйнхерий тут же вытянулся, прислонив кулак к своей груди. — Мой царь… — Вольно, солдат, — отпустил его Тор. — Свободен. Тот стремительно унесся куда-то по коридору. — Тебе к лицу… — задумчиво проговорил Локи, не отрывая взгляда от его правого глаза. — На отца похож, только бороду с волосами отрастить. — Спасибо, — кивнул Тор, не зная, как еще отреагировать на такой комплимент. — Отдохнул? — Вполне. Теперь ваша с Гермионой очередь, а я за всем тут послежу. Брат явно собирался возразить, но Тор не дал ему этого сделать: — Себя не жалеешь, жену пожалей, она ведь без тебя не угомонится. Ведь все еще по раненым бегает? — Большая часть раненых уже получила помощь, но ты прав, все еще… — он усмехнулся, — бегает. — Отдохните. Это приказ. — Слушаюсь, мой царь, — ответил Локи с заметной долей издевки. — Что у вас тут происходило? Локи обстоятельно отчитался обо всем, что за эти несколько часов произошло на корабле, и что они почти долетели до остальных кораблей с беженцами. На совете оставшихся командиров эйнхериев было принято решение сперва собрать всех вместе, при необходимости перераспределить людей по кораблям, а уже после отправиться по курсу, который выберет новый царь. Отчитавшись, Локи взял на себя смелость высказать несколько предложений о дальнейших необходимых действиях, и сперва Тор хотел по привычке отмахнуться, но вовремя себя сдержал. «Негоже царю отметать чужой совет, особенно если он дельный», — вспомнились слова отца. А советы Локи и правда были дельными. — Я понял, спасибо тебе, Локи, — улыбнулся Тор. — Я за всем прослежу, иди. Кивнув, Локи скрылся в коридоре. Следующие часы слились для Тора в череду беспрерывных докладов и разговоров. В какой-то момент к нему присоединился Хаймдалл, так что стало чуть проще. Иногда возникали какие-то экстренные ситуации, на разрешение которых Тор посылал эйнхериев, в крайнем случае — шел сам. Было тяжело. В свое время Один пытался подготовить старшего сына к будущему царствованию, но Тор был не слишком радивым учеником, да и как-то не думалось, что царем придется становиться резко и в такой катастрофической ситуации. Как ни странно, Локи рядом не хватало. Несмотря на прошлое, именно на брата и его жену Тор мог положиться целиком и полностью, доверить им решить тот или иной важный вопрос, спросить совета. Но сейчас приходилось справляться самому. — Тебе не о чем переживать, по крайней мере пока, — заверил его Хаймдалл, и Тор решил пока отбросить от себя все эти ненужные сейчас мысли. Совершенно случайно Тор узнал судьбу Беннера — тот снова превратился в Халка, и неизвестно, закончится ли когда-либо это превращение. Причем выбор сделал сам Брюс: увидев, что на эвакуационные корабли несется огромный питомец Хелы, он решил, фактически, пожертвовать собой ради общего блага. Одно радовало — Халк почти не буйствовал, обжившись в одном из освобожденных складских помещений, куда его определил Локи. Как-то внезапно многие острые вопросы куда-то рассосались — стоило только по совету Стража выбрать ответственных за тот или иной участок, так что к моменту состыковки с остальными эвакуационными кораблями большая часть проблем была решена. Что нельзя было сказать о других кораблях. Тор вместе с Хаймдаллом, Локи и Гермионой, уже отдохнувшими и переодевшимися в чистую одежду по асгардской моде, обошел их все, оценив условия и обстановку, выбрал на каждом ответственных, где было необходимо — разобрался с платой под слегка виноватый взгляд брата. Оказалось, тот кролик под руководством Гермионы помародерствовал во дворце и на некоторых самых богатых улицах столицы, собирая все ценное, что могло заинтересовать тех или иных торговцев. Далеко не все найденные братом и его новыми товарищами корабли были готовы работать за «спасибо». Так что приходилось вносить авансы, вместе с тем велев Ракете разделить все собранное между всеми кораблями соизмеримо численности асов на них. В любом случае, глупо было выражать какие-то претензии, потому что главную задачу — спасение тысяч жизней асгардцев — Локи выполнил с лихвой. За это стоило хвалить, а не ругать. Что, собственно, Тор и сделал. — Вы молодцы, — проговорил он, полностью оценив знатно оскудевшую казну, и продолжил задумчиво: — Жаль только, пропало почти все наследие нашего народа. Сокровища Одина, асгардская библиотека… Удивительно, насколько это все вдруг стало важно. А ведь прежде Тор никогда этим не интересовался… От мыслей его отвлекло деликатное покашливание Гермионы. — Ну, насчет библиотеки я бы не стала говорить столь категорично… — она со значением побарабанила пальцами по своей внешне небольшой сумочке, заставив Тора подавиться воздухом. — Да и насчет сокровищ тоже… — внезапно добавил Локи, старательно отводя шкодливый взгляд. — Ну вы и… — восхищенно протянул Тор, не найдя подходящего эпитета, и заключил обоих в объятия. — Спасибо вам… — Не за что, — ответила Гермиона, слегка покраснев. — Рано благодаришь. Я не обещал, что хоть что-то верну, — бросил Локи, но явно в шутку. В шутку ведь? — По крайней мере, за просто так, — добавил он, немного подумав, и невозмутимо пожал плечами под многозначительный взгляд Гермионы. Огромный конструктор из самых разных состыкованных друг с другом кораблей завис прямо в космосе на расстоянии одного гиперпространственного скачка от бывшего Асгарда. Удерживать такое большое количество кораблей в одном месте казалось нелогичным просто потому, что далеко не все капитаны кораблей были лояльны друг к другу. Было объявлено временное перемирие, которое могло кончиться в любой момент, поэтому вскоре всю новоиспеченную верхушку асгардской власти собрали на Властителе для формальной коронации Тора. Здесь же были Хаймдалл, Локи с Гермионой, Валькирия, Халк и команда, спасшая в свое время Гермиону, — Стражи Галактики, а также все капитаны кораблей. В такой скромной обстановке Тор просто прошел сквозь большой зал и сел в вычурное серо-голубое кресло, которое прежде скорее всего принадлежало Грандмастеру. — Что же, Тор, царь Асгарда… — произнес Хаймдалл, как самый старший из приближенных к Тору людей. — Куда летим? Вопрос слегка поставил Тора в тупик. Они даже не удосужились обсудить этот вопрос — просто не было на это времени. И он даже подумать не мог, что решать придется в одиночку. В общем и целом разницы особой не было. Вернуться на Сакаар? Мало кому из асов этот мир-помойка придется по душе. Летать от планеты к планете в поисках подходящего места? Сейчас у этих обездоленных, осиротевших людей не было ни сил, ни желания скитаться. Сам Тор, признаться, склонялся к определенному выбору. У него был еще один мир, в котором он мог хотя бы попытаться почувствовать себя своим. Мир, где его знали и принимали. Почему бы не остановить свой выбор на нем? Выдохнув, он произнес тоном, не терпящим возражений: — Курс на Землю. Конец 3 части
— Брось, достаточно поставить надежную защиту, и мы в безопасности. Ни одного печального случая еще не зарегистрировано, значит, ничего страшного не произойдет. Да хоть бы и так — что за удовольствие без элемента риска?
Иногда кажется, что весь мир перевернулся с ног на голову. И нужен кто-то, кто не даст тебе ни упасть, ни свихнуться. (Писалось на музафик на фанвэе к коллажу Vasilina Desperate souls Осторожно: присутствует уизлигадство)
Роза заливисто смеется и обвивает его шею руками. От нее пахнет сандалом и выпитым шампанским, и этот запах кружит ему голову сильнее любого алкоголя. Сегодня она не сбежит. Не посмеет.
А завтра он сделает так, чтобы она осталась навсегда.
Иногда кажется, что хуже уже просто некуда. Но жизнь умеет удивлять, и минута слабости оборачивается для Джинни Уизли новыми проблемами. И новым знакомством.
(Еще одна работа с ЗФБ, к которой медленно, но все же пишется продолжение).
Прошло уже два года, а Гарри до сих пор не знал, поступил ли он тогда правильно или упустил свой шанс на счастье. (Еще один текст, написанный под впечатлением от видео Далилы, а именно Let Me Burn)
В поместье Малфоев творятся странные дела. Старшее поколение пытается решить проблему и обезопасить наследника, а он в свою очередь находит приключения везде, где может.
— Драко, — смущенно прошептала Гермиона, на несколько секунд закрыв лицо ладонями. — Все хорошо, — Малфой улыбнулся, взглянув на Уизли. Она все еще удивленно смотрела на него. — Я всегда знал, что ты та еще штучка, Уизли и, рано или поздно, твоя рука проберется в трусики моей девушки. — Малфой! — возмущенно вскрикнула Гермиона. Она дернулась в его сторону и толкнула кулаком в плечо.
Уникальные в своем роде описания фильмов и книг из серии Поттерианы.
Раздел, где вы найдете все о приключениях героев на страницах книг и экранах кино.
Мнения поклонников и критиков о франшизе, обсуждения и рассуждения фанатов
Биографии всех персонажей серии. Их судьбы, пережитые приключения, родственные связи и многое другое из жизни героев.
Фотографии персонажей и рисунки от именитых артеров
Кубок Хогса 2020 
