Чтобы ужиться с Олимпией Максим, надо было обладать поистине олимпийским спокойствием. И Рубеус Хагрид несомненно им обладал. В его обществе даже эта женщина меняла свой крутой нрав на более спокойный.

Стоит отметить, что с его опытом общения со всякого разного рода монстрами можно было не опасаться никаких женщин, даже таких грандиозных, как Олимпия. Ведь женщинам, как и его обожаемым зверушкам, что надо для счастья? Много внимания, любви и ласки. И всё это на сытый желудок, да. Поэтому от совместного проживания с Олимпией и её матерью Эдит Хагрид не ожидал ничего плохого.

А ещё он был страшно горд собой, поскольку построил на окраине Хогсмида весьма приличный двухэтажный коттедж соответствующего масштаба (мать Олимпии тоже была слегка "широка в кости"). Так что лето обещало быть весьма приятным. Как и этот тёплый вечер.

— О, Рубеус, любимый! Здравствуй, мон шэр! — нежно поприветствовала свежеиспечённого мужа появившаяся из исполинского камина Олимпия Максим-Хагрид. Она порывисто обняла его и крепко поцеловала, между делом придерживая на плече объёмистую сумочку. — Там у мамы остался ещё один чемодан. В нём вещи, которые нельзя подвергать чарам уменьшения веса. Поможешь его перенести сюда?

— Конечно, Олимпушка, — с энтузиазмом согласился Хагрид.

Он тут же кинул в камин щепотку дымолётного порошка, шагнул и исчез.

В доме Олимпии его ожидала Эдит. Эта помпезная женщина с безупречной осанкой и короткими тёмными волосами сидела в кресле у камина, держа на коленях большую дамскую сумочку такого же тёмно-малинового цвета, как и мантия, и нетерпеливо притопывала ногой. С гордым видом она повернула голову к Хагриду и окинула его надменным взглядом.

— Наконец-то, молодой человек! Я уже заждалась вас, — заговорила она удивительно высоким пронзительным голосом. — А где Олимпия? Она же должна закрыть за нами особняк. Не понимаю, зачем надо было скакать туда-сюда, когда можно было сразу просто позвать вас через камин, — продолжила она ворчать вполголоса.

В это время камин снова полыхнул зелёным и оттуда появилась Олимпия, уже без своей сумочки.

— Мамусик, ты готова?

— Я уже полчаса как готова! Сколько можно ждать? Чемодан в соседней комнате.

Чемодан оказался гораздо тяжелее, чем можно было ожидать. И что это за таинственные вещи такие, которые не терпят уменьшения? Неужели без них нельзя обойтись в течение двух летних месяцев? Вот, например, когда они с Олимпией ходили к великанам, та никаких чемоданов с собой не брала — и ничего, жива-здорова, рассудком не повредилась…

— Лампушка, дорогая, — пропыхтел Хагрид, отдуваясь, — а если не секрет, что в этом чемодане?

— Здесь швейная машинка и оверлок, маман обожает шить! И тебе обязательно тоже что-нибудь сошьёт! Чего тебе не хватает, мон шэр?

— Э-э, да я вот давно хотел себе штаны для тёплой погоды, — без задней мысли легко поддался на смену темы Хагрид. — А то жарковато иногда бывает, летом-то.

— О, чудесно, чудесно! Мы с маман как раз купили великолепный рулон льна! — обрадовалась Олимпия. — Это то, что надо! И благородный цвет весенней коры тебе очень пойдёт! — с этими словами она подтолкнула Хагрида к камину.

Почти сразу же следом за ним из пламени появилась Эдит, а потом и Олимпия. Эдит заняла комнату на первом этаже, а молодожёны отправились наверх.

Олимпия ушла принимать ванну, а Хагрид прилёг вздремнуть, но ещё долго слышал, как Эдит напевает что-то по-французски, хлопает дверцами шкафов и ящиками комодов. Ну, как долго — минут пять точно. Для Хагрида — рекордно долгое время засыпания.

— Рубеус, милый, ты спишь? — донёсся до Хагрида сквозь сон шёпот Олимпии. — Маман уснула, слышишь? Ну же, мон шэр, просыпайся! — настойчиво толкала она его. — Я так по тебе соскучилась!

— Лимпопусик? — удивлённо прогудел открывший глаза Хагрид. — Что слу… — но жаркий поцелуй Олимпии заставил его замолчать.

— Олимпушка, милая, а твоя мама точно крепко спит? Как-то неловко мне, — вяло пытался отбиться Хагрид от настойчивой жены.

— Но Руби, я же наложила заглушающие чары! Чего ты боишься? Как маленький, честное слово!

— Вряд ли заглушающие чары погасят вибрацию, — тихонько пробурчал он.

— О, вибрация? Хм, об этом я не подумала. Да, действительно, этот коттедж совсем не то, что наш особняк под Парижем, — чуть приуныла она. — Я же говорила, Руби, надо было тебе приезжать к нам!

— Но крошечка моя, как же я могу-то? Это ж значит оставить лес и зверушек моих. Как они без меня тут будут?

— Твои звери вообще-то дикие! Они должны уметь жить без участия человека! Про лес я и вовсе молчу! — завелась Олимпия.

— Челове-е-ека, — Хагрид невольно расплылся в улыбке. — Олимпушка, я уже говорил тебе, что ты самая добрая женщина на свете? — зашептал он ей на ухо, обнимая и притягивая ближе к себе.

— Прекрати подлизываться, Рубеус! — шлёпнула она его по руке. — Мало мне того, что тебя не выманить из твоего Хогвартса! Так ты тут ещё и сцены стеснения устраиваешь! Ты же знаешь, что я не могла оставить маман из-за этого ужасного синдрома Штарвенгауптве! Приступ может повториться в любой момент, — Олимпия взволнованно вздохнула.

— Лимпопусик, ну не переживай ты так! В Мунго у нас хорошие специалисты, глядишь, вылечат маму твою. А на меня не злись. Ну, крохотулечка моя, я исправлюсь, — промурлыкал Хагрид.

Наверное, так могла бы мурчать нунда.


* * *
— Рубеус! Олимпия! Спускайтесь завтракать! Я приготовила вам кашу! — разбудил их утром крик мадам Эдит.

Олимпия сладко потянулась и обняла Хагрида, слегка пощекотав его под мышкой.

— Руби, маман зовёт завтракать. Надо идти, а то она обидится.

— Хр-р-р, м-м-м, угу, — промычал сонный Хагрид. — Сейчас, ещё минуточку.

— Я пошла, а ты догоняй.

Как только за Олимпией закрылась дверь, Хагрид на цыпочках подкрался к окну, открыл его и перегнулся через подоконник.

— С добрым утром, мои пушистики! Как вам спалось на новом месте? Никто не обижал вас? — заворковал он с ярко-бирюзовыми пушистыми птенцами, которые сидели в импровизированном гнезде из плетёной корзины. Те радостно зачирикали и замахали малюсенькими крылышками. — Сейчас-сейчас, я вас покормлю, — заверил их Хагрид, поднял с пола свои скомканные штаны и принялся рыться в карманах. — Вот, пожалуйте, питание по высшему разряду! — довольно сообщил он им, высыпая из пригоршни зёрна. Птенцы с громким писком накинулись на угощение. — Вот умницы! Папочке пора уходить, но я скоро вернусь. Не шалите тут без меня.


* * *
— Месье Хагрид, встаньте сюда, мне надо снять с вас мерки, — распорядилась мадам Эдит после завтрака.

Хагрид послушно замер, и вокруг него быстро заплясала заколдованная рулетка.

— Олимпия, освободи мне стол. Да протри хорошенько! Ещё не хватало испортить хороший материал случайной жирной крошкой!

— Дык, давайте я сам приберусь, — робко предложил Хагрид. — Чего это Олимпия будет тут…

— Порядок в доме — дело женщины, Рубеус! Олимпия, не позорь мать! — прикрикнула Эдит. — Как будто я тебя не учила вести хозяйство! Вот неспроста всё-таки Эмильен с тобой развёлся! Я прекрасно понимаю бедного мальчика! Дома должен быть покой и уют, а у тебя что было? Да я после каждого визита к вам по неделе с высоким давлением мучилась! А всё почему? Потому что переживала за тебя, непутёвую!

— Но маман, мы это уже обсуждали! — по-девчоночьи жалобно взвизгнула Олимпия. — У меня много работы! Я вообще-то директор школы! И можно хотя бы не при Хагриде?

— Олимпия! Я тысячу раз говорила тебе, что работа — это не оправдание! — Эдит мельтешила около камина, экспрессивно размахивая руками. — И что такого, что Хагрид это услышит? Пусть знает, какая жена ему досталась! Глядишь, воспитает из тебя нормальную хозяйку!

— Э-э, мадам Эдит, вы бы не горячились так, а? Олимпия чудесная. И я люблю её такой, какая она есть. А по хозяйству я и сам много чего умею.

— Ох, ну что за мужчины нынче пошли?! Тряпки и подкаблучники! — резко развернулась Эдит, полы её мантии пролетели в опасной близости от огня, взметнув сноп искр. — Никакого характера! О чём вообще с вами разговаривать? Позовёте меня, когда приберётесь тут! — и она хлопнула дверью своей комнаты.

— О, Рубеус, спасибо тебе за поддержку! Маман иногда просто невыносима! — прошептала Олимпия на ухо Хагриду.

Тот аккуратно обнял её и погладил по голове. Олимпия со вздохом отстранилась, взмахнула палочкой, а потом ещё прошлась по столешнице чистым полотенцем.

— Готово, мам, — крикнула она.

— Вот и умница, — выглянула Эдит из-за двери. — Всё, теперь не мешайте мне. Идите, идите! — замахала она руками.

Хагрид и Олимпия отправились наверх.

— Олимпушка, а у меня для тебя есть сюрприз! — с заговорщицкой улыбкой начал Хагрид, когда они снова оказались в своей спальне. — Подойди сюда, — позвал он её к окну и показал своих новоиспечённых питомцев.

— О, Рубеус! Какая прелесть! Кто это? Неужели это fugite ignis carbunculus?

— Э-э, какие ещё фурвункулюс? Это ж птенцы синей огнеплюйки, — растерялся Хагрид. — Вчера нашёл их. А мамку их, видать, слопал кто-то. На земле под гнездом я целую кучу голубых перьев нашёл. Вот, а не пропадать же малышам, — принялся оправдываться он. — Они ж маленькие ещё совсем. Сами пропитание себе добыть не могут.

— Конечно, Руби! Ты молодец! Ах, какие они хорошенькие! — прижала ладони к груди Олимпия. Птенцы, которые поначалу настороженно притихли, теперь снова распищались. — Ты только маман не говори. С ней в школе какая-то неприятная история приключилась. Она не рассказывает подробности, но птиц с тех пор не любит жутко.

— Хорошо, как скажешь, любимая.

— Может, прогуляемся? — предложила Олимпия. — Погода чудесная, а маман ещё долго будет с шитьём возиться, и лучше её не отвлекать.

— Конечно, Олимпушка, пойдём! А я как раз заодно червячков для птенчиков накопаю!


* * *
Рубеус и Олимпия вышли из дома рука об руку и направились в сторону леса. У его границы цвели пышные кусты жёлтой акации. Олимпия сорвала одну веточку и шутливо воткнула её в бороду Хагрида. Тот смутился и собрался в ответ сорвать цветочек для Олимпии, но она вывернулась из его объятий, а Хагрид, потерявший равновесие, надломил толстую ветвь куста почти у самого основания. Олимпия умилённо улыбнулась, взмахнула палочкой и восстановила куст.

Червяков Хагрид нашёл чудесных: жирных и длинных. Олимпия же из нескольких травинок трансфигурировала для них коробочку.

А на обратном пути Олимпия вдруг хлопнула Хагрида по спине с громоподобным криком: "Ты водишь!" — и сразу отбежала на несколько шагов, кокетливо оглядываясь. Они так увлеклись своей игрой в догонялки, что чуть не затоптали зазевавшегося кота, который грелся на солнышке посреди дороги.

Дома на обеденном столе стояла швейная машинка и лежали уже выкроенные и частично соединённые между собой детали будущих штанов. Мадам Эдит что-то сосредоточенно строчила и даже не подняла голову на вошедших. Молодожёны на цыпочках, чтобы не потревожить её, поднялись наверх.


* * *
— Оли-и-импия! Оли-и-импия! Оли-и-и… — ревел Хагрид. — Как же так? Куда ж птенцы-то пропали-и-и? Неужель правда кто из хищников добрался до сюда? Я-то думал, они тут в безопа-а-асности-и-и, — подвывал он, уткнувшись в её плечо.

— Спокойствие, Рубеус! Не убивайся так раньше времени, — утешала его Олимпия. — Может, они уже летать научились?

— Да куда им летать-то? Я ж пробовал их подбрасывать. Рано им пока.

— Ну а из людей кто-нибудь мог это твоё гнездо снять? Может, соседи?

— А чем птенцы-то соседям мешают? Они ж смирные. Да и у соседей тут вона какая высокая живая изгородь. Наверняка зачарованная и от лишних звуков, и от птиц-зверей.

— Хм, ну а кто же тогда? — задумалась Олимпия. — Мы гуляли, гостей у нас не было... Неужели это маман?

— Как это? Неужто мадам Эдит стала бы лазать за гнездом? — от удивления Хагрид даже перестал подвывать.

— Она вполне могла воспользоваться заклинанием, — пожала плечами Олимпия. — Хотя я всё равно не понимаю. Если она всё время занималась шитьём, то…

— Что это у вас тут за вой? — на пороге комнаты, уперев руки в бока, появилась недовольная Эдит.

— О, вот сейчас-то мы всё и выясним! — оживилась Олимпия. — Мамулечка, ты случайно не видела птенцов Хагрида?

— Каких таких птенцов? — слегка растерялась Эдит. — Или что, у этого импосибль гран гарсон ещё и внебрачные дети есть?! — завелась она. — Олимпия! Почему ты мне не рассказала?

— При чём тут дети?! — удивилась Олимпия. — Я говорю о птенцах fugite ignis carbunculus! Ещё утром они были тут, за окном, в гнезде. А теперь они пропали! Как прикажешь это понимать?

— Fugite ignis? В доме? Орлеанская Дева, мы все умрём!

— Так нету их теперь! — всхлипнул Хагрид.

— Нет в гнезде? О, это ещё хуже! Не бойся, когда видишь скорпиона, бойся, когда потерял его из виду! — ещё больше запаниковала Эдит.

— Дык, это ж не скорпиён, и не мантикора какая, и даже не дракон, — попытался успокоить тёщу Хагрид.

— Дракон? Да эти птицы хуже дракона! Они подпаливают всё, что им под клюв попадётся!

— Да ну? Быть такого не может, — удивился Хагрид. — Живут же они как-то в своих гнёздах, да и леса не горят в местах их обитания.

— Ох, так то на природе. А всё человеческое им враждебно! Вы чувствуете? — насторожилась мадам Эдит. — Горелым запахло!

— Мамусик, у тебя расшалилось воображение, — попыталась успокоить её Олимпия.

— Да нет же! Смотрите! — перегнулась она через перила лестницы. — Аугавенти! — завизжала Эдит, направляя свою палочку куда-то вниз. — Агуаленти! Ау… Агу… Агуам-м-м… — она мертвенно побледнела и заикалась, не в силах правильно выговорить заклинание.

Олимпия в панике оглядывалась по сторонам, пытаясь вспомнить, где оставила свою палочку, Хагрид же в немом изумлении открыл рот, не отрывая взгляда от Эдит. Наконец он очнулся и со всех ног бросился вниз, где без всяких заклинаний, буквально в два шага, попросту затоптал горящую циновку, вокруг которой скакали бирюзовые птенчики.

— Пушистики! Вот вы где! Милые! Живые! — обрадовался Хагрид.

— О, Рубеус, ты спас нас! Мы бы непременно сгорели! Сгорели! Ох, как глупо! — обняли его с обеих сторон Олимпия и Эдит.

— Да чего уж там! Скажете тоже, спас, — скромно отмахнулся Хагрид. — Ай!

— Ой!

— Ой-ой!

Закричали все, пытаясь сбить вновь вспыхнувшее пламя: женщины — с мантий, а Хагрид — со штанов.

Вокруг них носилась сине-бирюзовая птица и плевалась огненными шариками.

Птенцы вдруг запищали с утроенной силой, и птица порхнула к ним. Выслушав своих детёнышей, она взлетела на кухонный шкаф и пристально уставилась на Хагрида, с любопытством крутя головой.

— Привет, птичка! — поздоровался с ней Хагрид. — Ты прости, видать, недоразумение вышло. Я-то думал, деток твоих спасать надо. Кормил их, да. А тут вон оно как. Простишь меня, хорошо? — приговаривал он, медленно отступая назад, чтобы открыть входную дверь.

Птичка чирикнула и на бреющем полёте пронеслась над своими птенцами. Те радостно запищали и, отчаянно замахав крылышками, последовали за ней. Так эта сине-бирюзовая процессия и скрылась за дверью.

— Так кого же тогда съели там в лесу под гнездом, Руби? — поинтересовалась Олимпия.

— Ну, дык, наверное, это второй родитель ихний. Что-то я не заметил, чтоб у этой птицы где-то перьев не хватало.

— Да, похоже на то, — согласилась Олимпия.

— Ох, и хлопотное это дело — птенцы. Но и радостное тоже, — умилилась Эдит, затем бросила на зятя суровый взгляд. — У вас должно быть как минимум двое! — отчеканила она с невозмутимым видом. — И не забудьте запастись терпением и олимпийским спокойствием!