С самого утра ты на ногах: убираешь, готовишь, приводишь себя в порядок, раздумываешь, в каком платье будешь выглядеть лучше. Все время смотришь то на часы, то на все еще не наряженную елку, коришь себя за то, что не занялась украшением дома заранее. Но времени совсем не было: работа, работа и еще раз работа. Я, кажется, говорил тебе, что ты себя совсем не бережешь?
Ты порхаешь по дому словно бабочка, палочку не выпускаешь из рук. То наколдуешь омелу над зеркалом и дверью, то узорами разрисуешь окна, то поменяешь цвет гирлянды на елке. Улыбка не сходит с твоих губ. Ты счастлива. Рождество уже у порога, и ты ждешь свой подарок. Скоро он появится.
Ты боишься не успеть приготовить всё к его приходу: тебе хочется, чтобы все было идеально. Возвращаешься к елке, присматриваешься к огонькам на ней — хорошо смотрятся; несколько взмахов палочкой, и на ветках появляются шары. Золотые похожи на снитчи, и ты добавляешь им крылья. Тебе хочется, чтобы ему понравилось.
Оставляешь в покое елку и несешься в спальню. Перестилаешь простыни, расставляешь везде свечи.… Опять смотришь на часы и бежишь в ванную — убираешь с лица следы усталости и укладываешь волосы заклинаниями, которым тебя научила Джинни. Надеваешь платье, а на шею — жемчужное ожерелье. Кажется, все готово.
Индейка! — Вспоминаешь ты и спешишь на кухню. Но с птицей все хорошо, она почти готова. Облегченно вздыхаешь. Тебе следует успокоиться, ведь все, кажется, идет по плану. Возвращаешься в гостиную, опускаешься на диван напротив камина и смотришь на огонь: раньше он вызывал в тебе болезненные воспоминания о горящей Выручай-комнате, но со временем ты снова его полюбила. Ты ощутимо нервничаешь, и несколько раз прокручиваешь кольцо на пальце.
Раздается стук в дверь, и ты вскакиваешь с дивана, спешишь в коридор, бросаешь быстрый взгляд на себя в зеркале и открываешь дверь. Там ждет он — твой самый желанный подарок. Переступает порог, а ты кидаешься ему на шею. Он прижимает тебя к себе, гладит по спине и целует куда-то в макушку.
— Грейнджер, — шепчет твой гость, приподнимая твою голову, чтобы ты посмотрела на него. — Ты меня сейчас задушишь. Зачем я тебе мертвый?
В ответ ты смеешься, целуешь его в губы и снова сжимаешь в объятиях. Ты так по нему скучала, что не можешь оторваться, хоть и понимаешь, что вот он, с тобой, здесь. Твой.
— Проходи, — ты делаешь приглашающий жест в сторону гостиной. — Мне нужно проверить индейку.
Малфой кивает и начинает снимать теплую мантию; ты еще мгновение смотришь на него, а затем резко разворачиваешься и спешишь на кухню. Тебе страшно, что он исчезнет или уйдет. Достаешь из духовки индейку, перекладываешь ее на большое блюдо. Грязный противень отправляешь в мойку и уже моешь руки, когда на твою талию ложатся холодные руки. Ты чуть ли не вскрикиваешь от неожиданности. Малфой целует тебя в шею, но ты выворачиваешься в его объятиях, хочешь посмотреть на него еще раз.
Он напряжен, хоть и улыбается.
— Возможно, нам не… — Начинает он, но ты быстро накрываешь его губы ладошкой.
— Не говори ничего, — шепотом просишь ты.
Малфой замирает и смотрит в твои глаза, в них он видит страх вперемешку с радостью. Не прерывая зрительного контакта, он убирает ладонь с губ и целует твои пальцы, а затем и кольцо. Ты чувствуешь, как по спине пробегают мурашки.
— Я без подарка, — с извиняющейся улыбкой сообщает Малфой.
— Ты сам подарок. Мой самый желанный подарок, — отвечаешь ему ты и целуешь в его чуть приоткрытые губы.
— Знаешь, эта индейка чудесно пахнет, — Малфой делает шаг в сторону стола. — Наконец-то научилась готовить?
— Да, — киваешь ты, и твои щеки предательски краснеют.
— По книжкам или кто помогал?
— Конечно же, по книжкам, — несколько возмущенно отвечаешь ты. — Бери индейку и ставь на стол в гостиной, а я достану вино. Ты, кажется, любил… то есть, любишь красное?
Малфой напрягается, как струна, и кивает, а ты спешишь за вином. Вы словно ходите по тонкому льду. Один неверный шаг, и один из вас очутится в холодной темноте. Малфой с блюдом в руках выходит из кухни, а ты прислоняешься лбом к стене. Это ваше первое Рождество, ничего страшного не случится, тебе следует взять себя в руки.
Ты заставляешь себя улыбнуться и идешь в гостиную. Он стоит у каминной полки и рассматривает колдографии. Приблизившись, ты становишься рядом, крепко сжав его руку. Ты не уверена, что это того стоило, но вернуть обратно ничего нельзя.
— Пойдем ужинать, — ты тянешь его за руку. Малфой, словно очнувшись, отворачивается от колдографий, и вы идете к столу.
Как и полагается, он отодвигает для тебя стул, помогает сесть, целует руку и садится напротив. Взмах палочкой — пробка аккуратно вылетает из бутылки, и Малфой разливает вино.
— За тебя! — Он салютует бокалом.
Ты делаешь маленький глоток и отставляешь бокал в сторону: не любишь алкоголь. Накладываешь себе в тарелку еду, но так нервничаешь, что и кусок в горло не лезет.
— Как у тебя дела? — Спрашивает Малфой, а ты сдерживаешь нервный смешок: как же неуместен сейчас этот вопрос!
— У меня все хорошо, — ты улыбаешься. — Все время пропадаю на работе, заканчиваю один законопроект, касающийся заработной платы для домовых эльфов.
Малфой тихо смеется, но ты не обижаешься на него, зная, что он не со зла. Просто он такой. Его рука тянется через стол и сжимает твою. Раньше его ладони никогда не бывали такими холодными. Но это было раньше, и сейчас совсем не время об этом вспоминать.
— Ты совсем не изменилась, — Малфой улыбается, но его слова попадают в самое сердце.
Ты изменилась, ты знаешь об этом, просто он не замечает — он давно тебя не видел. Все дело, конечно же, в том, что он давно тебя не видел. Ты хочешь так думать.
С твоих губ почти сорвалось «ты тоже», но ты вовремя успела прикусить себе язык. Ты чувствуешь, как под тобой трещит лед. Помни, Гермиона, шаг в сторону — и ты уйдешь под воду, а Малфой от тебя.
— Расскажи мне о своей жизни… — Просит он, и ты понимаешь: он с трудом сдержался, чтобы не добавить в конце «без меня».
— Жизнь бежит, и мне кажется, что я не всегда успеваю за ней, — ты делаешь глоток вина — для храбрости, конечно, и неважно, что ты гриффиндорка. — Вернула родителям воспоминания, боялась, что они не простят меня, но они приняли то, что я сделала. Поняли, почему я так поступила. Мама было обиделась, но когда узнала все, обняла меня и не отпускала долго-долго. Словно боялась, что я снова исчезну. Папа в первое время несколько с опаской следил за тем, как я доставала палочку, и я не виню его за это. Не знаю, какая была моя реакция на то, что кто-то заставил меня забыть моего ребенка.
Ты замолкаешь, вытираешь выступившие слезы, шлешь Малфою слабую улыбку. Он встает из-за стола, берет тебя за руку, обнимает за плечи и тянет на диван возле камина. Ты удобно устраиваешься в его объятиях, по которым так сильно скучала. Малфой гладит тебя по спине и ждет, когда ты снова заговоришь.
— Когда мы с родителями наладили отношения, мы вернулись в Лондон, но купили новый дом. В старый, понятное дело, никто не хотел возвращаться. Я сначала жила с ними, и каждый вечер, перед тем, как лечь спать, мама приходила ко мне, рассказывала о своей жизни в Австралии, либо слушала то, что рассказывала я.
— И о чем же ты ей рассказывала?
— О Гарри, о Роне, да и вообще обо всех Уизли. О том, как мы бежали со свадьбы Билла и Флер, как жили в лесу. О предательстве Рона и его возвращении, о том, как оказались в плену и как спаслись. Не рассказала только о пытках Беллатрисы.
Ты вздрагиваешь от воспоминания, а Малфой крепче прижимает тебя к себе. Целует в макушку и шепчет что-то успокаивающее.
— Рассказывала о тебе, — твой голос срывается на шепот. — О том, как ты нас спас, как соврал отцу и тетке. Мама сказала, ты сделал это, потому что на самом деле очень хороший человек.
— Твоя мама просто не знала меня.
— Зато знала я, — возражаешь ты. — Ты всегда был хорошим. Помнишь, тогда на четвертом курсе во время Чемпионата мира по квиддичу ты предупредил меня об опасности? Ты же сделал это по своему, чтобы никто не догадался, что тебе не все равно. Только спустя время я поняла: ты не хотел, чтобы меня убили.
— Может быть, я сам хотел тебя убить? — В его голосе слышатся знакомые нотки, он кажется таким, каким был раньше.
— Просто признай, что уже тогда любил меня, — ты смеешься и заглядываешь Малфою в глаза.
— Так я тебе и признался, — он пытается сказать это безразлично, но его выдает улыбка. Он наклоняется и целует тебя. Поцелуй можно считать ответом: он действительно любил тебя.
Ты отстраняешься от Малфоя, когда слышится стук в окно. Одергиваешь платье, нервно подбегаешь к окну — на подоконнике сидит министерская сова. Ты бросаешь нервный взгляд на своего гостя, и впускаешь птицу внутрь. Малфой сидит на диване и наблюдает, как ты открываешь письмо с министерской печатью. Твои руки едва заметно дрожат: ты надеешься, они не узнали о том, что ты снова нарушила правила и законы магического мира.
Из конверта выскакивает поздравительная открытка, фальшиво поет рождественскую песенку и желает мисс Гермионе Грейнджер счастливого Рождества. Ты кидаешь открытку в огонь и нервно смеешься, Малфой притягивает тебя обратно к себе. Это просто открытка, вам нечего опасаться.
— Знаешь, Гарри хочет сделать Джинни предложение, — говоришь ты, чтобы разрушить окружающую вас тишину.
— Чтобы она нарожала ему кучу рыжих детей?
Ты пихаешь его локтем под ребра.
— Тебе бы следовало говорить о Гарри с большей благодарностью, — с упреком говоришь ты, и ловишь себя на мысли, что вы тратите время на пустые ссоры.
— Грейнджер, — вздыхает Малфой; по выражению его лица заметно: он тоже считает, что вы зря тратите время. — Почему я должен быть ему благодарен?
— Он спас твою маму.
— А она спасла его, — он пожимает плечами в ответ.
— И он избавил твоего отца от пожизненного заключения.
— Грейнджер, давай не будем о святом Поттере и моих родителях, ладно? У нас слишком мало времени.
— Ладно, — киваешь ты, достаешь палочку и разжигаешь огонь сильнее.
— Что еще интересного в мире?
— Ты знаешь, Блейз женился на Панси? — Сообщаешь ты и сразу жалеешь, что во время не успела прикусить язык.
— Как у них дела? — Он не смотрит на тебя.
— Блейз часто пропадает на работе, вечные инспекции виноградников во Франции, Испании и Италии… Но ему нравится, говорит, что самое замечательное в командировках — это возвращение домой, к жене. Мы с Панси видимся в обеденный перерыв по четвергам. Она ждет ребенка.
— Значит, счастливы? — Горечь вопроса сложно не заметить, и чтобы как-то это сгладить, ты крепче прижимаешься к Малфою и соглашаешься:
— Да, счастливы. Оба скучают по тебе.
— Передавай им привет, — Малфой пытается улыбнуться. — Извинись перед ними за то, что не успел к ним зайти.
— Хорошо, — шепчешь ты. — Я им обязательно передам.
Какой-то миг ты колеблешься, а потом все же говоришь:
— Панси бы хотела, чтобы ты был крестным ее девочки.
Малфой выдыхает сквозь плотно сжатые зубы. Но ты не жалеешь, что сказала ему об этом.
— А я хочу бросить работу, — вдруг признаешься ты. — После того, как закончу новый законопроект, конечно же.
— И чем будешь заниматься?
— Путешествовать по миру, искать себя.
— А что сейчас не так? — Малфой внимательно смотрит в твои глаза.
— Работа не приносит мне удовольствия. Не уверена, что принесу много пользы на этой должности. Мне чего-то хочется, но я не знаю чего.
— Спасать людей? Ловить плохих парней?
— Не знаю, — ты качаешь головой и косишься на шрам на руке. — В авроры я точно не пойду. Своё отвоевала. Стать целителем? И без меня много хороших специалистов, и это не совсем то, чего я, кажется, хочу.
— Ладно, — он гладит тебя по голове. — Ты не обязана сразу же найти свое призвание. Посмотри мир, поучи языки. Твоя жизнь в твоих руках, — Малфой сжимает твои ладони. — Возможно, ты создана быть женой и матерью?
— Это вряд ли, — ты качаешь головой. — Со временем, возможно, я начну к этому стремиться, но сейчас семья не на первом месте…
— Как дела в Хогвартсе? — меняет тему Малфой после нескольких секунд молчания.
Ты улыбаешься:
— Макгонагалл по-прежнему директор. Наконец-то, нашли преподавателя для Защиты от Темных искусств. И ты не поверишь, кто преподает Травологию!
— Только не говори, что Лавгуд! Хотя нет, она скорее бы преподавала Уход за вымышленными магическими животными.
Ты снова смеешься и качаешь головой.
— Невилл Лонгботтом преподает Травологию, — улыбка не сходит с твоих губ, пока ты наблюдаешь за реакцией Малфоя.
— Шутишь! Он же… ну ты сама знаешь, какой он. Преподаватель? Как жаль, что я не смогу этого увидеть.
— Эй, Невилл очень хороший преподаватель, — пропуская мимо ушей последние слова Малфоя, отвечаешь ты. — Дети его очень любят.
— А ты сама никогда не думала о том, чтобы стать преподавателем? Уверен, у тебя отлично получится.
— Откуда такая уверенность? — ты прищуриваешься и закусываешь губу: кажется, ты никогда не задумывалась о себе в такой роли.
— Просто поверь мне. Я же хорошо знаю тебя в деле, — Малфой смотрит тебе в глаза. — Ты учила меня.
— Да ну, — отмахиваешься ты. — Тебе просто нужно было выбрать нужное воспоминание, чтобы получился Патронус.
— Моим воспоминанием была ты, — усмехается Малфой.
— Я же говорила, что ты всегда меня любил, — довольно улыбаешься и целуешь его. — Если бы я знала, что твой Патронус — хорек, научила бы тебя этому заклинанию раньше.
Малфой выглядит обиженным, а ты снова смеешься.
— У тебя прекрасный смех, я по нему скучаю.
Смех обрывается. Ты обхватываешь лицо Малфоя и целуешь его — отчаянно, словно в последний раз. Он прижимает тебя к себе, и тебя больше не волнуют его холодные руки. У вас есть только сейчас, ты хочешь запомнить каждую черточку на его лице, каждый его вдох, каждое его прикосновение.
Малфой с усилием прерывает поцелуй и просто любуется тобой: щеки и губы раскраснелись, прическа растрепалась… Он тоже хочет запечатлеть тебя в памяти.
Внезапно Малфой отворачивается к камину, и ты напрягаешься.
— Ты… давно видела моих родителей?
Он спрашивает едва различимым шепотом, и ты прижимаешься к его груди, видя, как ему тяжело. Блики огня завораживают, и ответ приходит не сразу.
— Иногда пересекаемся с Люциусом в Министерстве по работе.
— А с мамой?
— Она долго лежала в Мунго, — тебе сложно об этом говорить. — Сейчас она в Провансе, в поместье Забини, вместе с Андромедой и Тедди.
— Они помирились? — В его голосе явственно слышится радость.
— Да, — ты украдкой вытираешь выступившие слезы. — Они случайно встретились в Мунго, я видела, как они смотрели друг на друга тогда в коридоре. Напряжение было ощутимым, было непонятно, что может произойти. Они делали осторожные шаги друг к другу, ни одна не была уверена в том, как поведет себя другая. А потом они обнялись, и, кажется, между ними в один момент рухнула стена.
— Я рад, — негромко произносит Малфой. — Видно было, как маме не хватало сестры.
В ответ тебе нечего сказать, да и вряд ли Малфою нужны какие-то слова. Он снова обнимает тебя, и вы сидите так, пока ты не начинаешь зевать.
— Пойду, сделаю кофе, — ты встаешь с дивана, но Малфой хватает тебя за руку.
— Не нужно, — он говорит это тихо и властно; ты смотришь на него широко распахнутыми глазами. — Пойдем в спальню.
— Но…
— Ты устала, — в его голосе слышится забота. — Просто полежишь. Я буду рядом. Обещаю.
— Я люблю тебя, — ты обвиваешь его руками.
— Я знаю, — он целует тебя в макушку. — Я тоже тебя люблю.
В спальне вы ложитесь поверх одеяла, от взмаха палочки вспыхивают свечи. Малфой прижимает тебя к себе гладит по голове и начинает рассказывать «Сказку о трех братьях». Ты прижимаешься к нему, чувствуя, как от него исходит холод. Кусаешь губы, чтобы не заплакать. Чувствуешь, как усталость дня наваливается на плечи, сон мягко и уверенно забирает тебя, и ты не в силах с ним бороться. Голос Малфоя едва различим. Ты уснула.
Проснувшись утром, пытаешься нащупать его рядом с собой: ощущение его объятий все еще свежо. Но его рядом нет. Проводишь руками по лицу и чувствуешь, как что-то холодное чиркнуло по лицу. Смотришь на руки. Грубый черный камень из кольца контрастирует с твоими тонкими бледными пальцами.
Ты встаешь с постели, идешь в ванную, приводишь себя в порядок. Собираешься, хмуришься, думая о чем-то. Все время смотришь на входную дверь, надеешься, что Малфой сейчас войдет. Спускаясь в гостиную, ты чувствуешь, что лед треснул, ты провалилась под воду, а Малфой — ушел.
Ты аппарируешь к моему дому на площади Гриммо, стучишь в дверь. Сонный, я открываю тебе дверь. Ты не смотришь мне в глаза, увлеченно рассматривая носки ботинок, а я не решаюсь заговорить первым.
— Спасибо, — ты поднимаешь на меня глаза, и я понятия не имею, что ты чувствуешь, но киваю. Ты снимаешь кольцо с пальца, и черный камень отблескивает в лучах утреннего солнца. Я сжимаю его в ладони.
— Гермиона, — мой голос хриплый ото сна. — Возможно…
Ты меня перебиваешь.
— Гарри, не стоит. Это был прекрасный подарок на Рождество. Спасибо.
— Зайдешь в дом, выпьем чаю?
Ты колеблешься, но все равно входишь. Снимаешь теплую мантию, а я продолжаю смотреть на кольцо в моей руке, провожу пальцем по черному камню с зубчатым разломом посередине. Я боялся, что соблазн будет слишком велик, что ты мне его не вернешь. Воскрешающий камень слишком опасен для нас.
Мы молча проходим на кухню. Ты садишься за кухонный стол и смотришь в окно. Тихо, чтобы ты не услышала, достаю палочку из кармана, направляю ее тебе в затылок и шепчу:
— Отключись.

* * *

Тяжело дыша, выныриваю из воспоминаний Гермионы и сажусь в кресло возле дивана, на котором она спит. Мне нужно прийти в себя. Я смотрю, как с каждым вздохом вздымается ее грудь. Скоро она проснется, так что мне нужно решаться. Делаю глубокий вдох, подхожу к Омуту памяти, вынимаю из него ее воспоминания и аккуратно перемещаю их в стеклянный сосуд. Взмах палочкой, и на нем появляется надпись: «Гермиона Грейнджер. Рождество 1999 года». Сжимаю в руке сосуд, подхожу к картине с изображением Хогвартса и произношу пароль, открывающий тайник. Не дав себе времени на сомнения, ставлю сосуд с воспоминаниями внутрь, рядом с точно таким же сосудом, на котором написано: «Джордж Уизли. Рождество 1998 года». Взмахом палочки запираю тайник, поправляю картину, возвращаюсь в кресло возле спящей Гермионы. Она чуть слышно стонет во сне и шепчет: «Драко». Я крепко сжимаю ее руку. Так будет лучше для нее — не помнить об этом Рождестве, не знать, что есть возможность его вернуть. Я ее лучший друг и я должен о ней заботиться.
________________
Примечания автора:

* Воскрешающий камень — легендарный артефакт, способный вернуть жертвы Смерти в мир живых. Для того чтобы возродить умершего, надо подумать о нём и повернуть камень трижды в руке. (Автор сделал свойства камня, такими, как требовалось ему для сюжета)
* Отключись — Усыпляющее заклятие.