Кромешная тьма занимала абсолютно всё вокруг. Казалось, она была внутри него, заполняла всё его существо. Холод сковывал каждый позвонок, каждую клеточку тела. Почему, почему он до сих пор чувствует? Почему не исчез без следа в чёрном водовороте смерти?
Сколько раз он пытался кричать, но крик застревал в горле, тонул в бездонной пустоте и не мог вырваться наружу.
Он звал. Звал Гарри, звал Джеймса, звал даже мать. Бесполезно.
Он не знал, прошёл год, столетие или целая вечность. А может, весь мир уже вернулся в исходную точку, и начался новый отсчёт времени.
Он всё ещё был здесь. Здесь, в абсолютном одиночестве.

***

На улицах царила предпраздничная суета. Люди торопливо сновали между магазинчиками с яркими витринами, расцвеченными множеством переливающихся огней. Крупные редкие снежинки лениво опускались на землю и изящно дополняли мягкое белое покрывало под ногами, создавая ощущение настоящей рождественской сказки.
Несмотря на всеобщее оживление и воодушевление вокруг, Гермиону одолевала грусть. Нет, она ни на что не жаловалась. Семейная жизнь не сложилась, но с кем не бывает? Они с Роном остались хорошими друзьями. К тому же – дети. Роза и Хьюго. Её радость, её гордость. Нет, ей определённо нечего унывать. В тридцать пять лет жизнь только начинается!
Но всё равно сердце щемила непонятная тоска. Какая-то пустота поселилась в душе – где-то в глубине, в самом скрытом и потаённом от всех уголке. Гермиона с головой погрузилась в работу, и даже самые близкие друзья не замечали перемен в её состоянии.
Рассеянным взглядом она рассматривала витрины, пытаясь сосредоточиться. В этом году она решила купить детям несколько обычных магловских игрушек в подарок и сейчас выбирала подходящий магазин.
Наконец, тряхнув головой, Гермиона решительно вошла в одну из дверей, украшенную разноцветными нитями гирлянд, и тут же вздрогнула от звона висящего над проёмом колокольчика. Изнутри витрины выглядели не менее красочно, чем снаружи, и она поймала себя на мысли, что всё это великолепие почему-то её раздражает.
Услужливый продавец сразу же подскочил и начал взахлёб рассказывать о замечательных товарах своего магазина. От его стрёкота Гермионе стало немного не по себе, и она вежливо, но твёрдо попросила позволить ей посмотреть ассортимент самостоятельно.
Дверь с мелодичным позвякиванием колокольчика отворилась, и снаружи повеяло морозным воздухом. Гермиона невольно обернулась и увидела старика без головного убора, одетого в коричневое пальто. Он бросил на неё быстрый взгляд и улыбнулся. Гермиона почему-то растерялась и отвернулась обратно к витрине.
Старик начал что-то говорить продавцу, но Гермиона слушала в пол-уха, сосредоточившись, наконец, на выборе подарков.
Колокольчик зазвенел снова: наверное, старик собрался уходить, так ничего и не купив.
– Ох, вы забыли! – вдруг закричал продавец, но дверь с негромким стуком захлопнулась.
Гермиона посмотрела в его сторону: на витрине лежала маленькая коробочка.
– Я догоню его! – повинуясь внезапному порыву, воскликнула Гермиона и схватила коробочку.
Вихрем вылетев на улицу, она быстро огляделась, но старика нигде не было. Словно он просто исчез, растворившись в пелене усилившегося снегопада. Гермиона лихорадочно вглядывалась в толпу, силясь разглядеть знакомый силуэт сквозь крупные снежные хлопья.
Наконец у поворота на другую улицу мелькнуло коричневое пальто. Она устремилась туда, на ходу запахивая шарф.
– Мистер, вы оставили... – выдохнула запыхавшаяся Гермиона, догнав неспешно шагавшего по тротуару старика и коснувшись его плеча.
– Эх, что-то совсем я стал рассеянным, – спокойно, будто ждал её, остановился он, одновременно роясь в кармане. – Спасибо, милая, – он заглянул Гермионе в глаза.
– Счастливого Рождества! – та протянула ему коробку.
– А знаешь что? – старик вдруг лукаво улыбнулся. – Оставь её себе.
– Ну что вы! – запротестовала Гермиона. – Я не могу...
– Бери, бери. Думаю, я вполне обойдусь без неё. Пусть это будет моим маленьким рождественским подарком.
– Ну, даже не знаю, – Гермиона неуверенно вертела коробочку в руках. – Ведь у меня для вас ничего нет...
– Просто будь счастлива, – подмигнул ей старик. – Вам, молодым, это так к лицу.
Прежде чем Гермиона успела ответить, он зашагал прочь. А она так и осталась стоять посреди шумной улицы. Одна, в этот чудесный зимний вечер.
Раскрыв ладонь, она рассмотрела свой нежданный подарок. Невзрачная серая коробочка была простой прямоугольной формы и такая лёгкая, что казалась сделанной из тонкого пергамента. Но снежинки таяли на ней, не оставляя следов.
Осторожным движением Гермиона сняла крышку и в первый момент едва сдержала разочарованное восклицание: пусто. Но тут же увидела, что дно было зеркальным и, прищурившись, различила надпись на внутренней стороне крышки: «Посмотри и загадай желание».
Гермиона усмехнулась. Понятно. Милый рождественский сувенир.
Желание... Тут и магия не поможет. Не то что...
Хватит! Такими темпами она ничего сегодня не успеет. Она сердито сунула коробку в карман и уверенно направилась обратно в магазин. Однако, не пройдя и десяти шагов, снова остановилась.
Это было глупо, по-детски и совсем не в её стиле.
Но рука сама потянулась к карману, и вот Гермиона уже всматривалась в собственное отражение, кажущееся немного нереальным в свете мерцающих огней.
Задержав взгляд ещё на несколько секунд, Гермиона, стыдясь самой себя, нахмурилась и поспешно закрыла коробочку.

***

Бездействие было невыносимым. Тьма не рассеивалась ни на секунду, не давая возможности сдвинуться с места или хотя бы пошевелиться.
Он никогда не боялся смерти, но это было гораздо хуже. Он словно погрузился в абсолютное ничто, неподвластное человеческому пониманию. Он предпочёл бы ничего не чувствовать и обрести вечный покой, но кто-то не желал его отпускать.
Никто не откликался на зов. Он давно уже отступился от этого занятия, отчаявшись быть услышанным. Он один.
Боли здесь не было, только холод. Но холод леденящий и пронзающий душу насквозь.
Душу... Он не знал даже, дышит ли, или всё это лишь иллюзия, горькая насмешка судьбы...
И вдруг, сквозь мрак и отчаяние, в истерзанное сознание ворвалась мысль. Резко, без предупреждения.
Он вспомнил. Вспомнил её. Именно сейчас, в совершенно неподходящем месте и времени. Вспомнил её жесты, пышные волосы... И глаза, полные решимости, но в то же время светящиеся теплотой и сочувствием.
Тогда он считал её ребёнком, но она была невероятно взрослой и рассудительной. Не то, что он... Почему-то он понял это только сейчас.
Великий Мерлин, к чему весь это бред? Как такие мысли вообще могли прийти в голову? Его больше нет в том мире.
Надо просто перестать сопротивляться, и вечность в конце концов поглотит его и избавит от тягостных мучений.
Но её образ не желал выходить из головы. Навязчивая мысль стучала в сознании, не переставая.
А что если... Нет, это полное безумие! Наверное, прошло уже много лет, и она... Да и с какой стати сейчас это подействует? Он пытался миллионы раз, но ответом была только тишина.
Но вопреки здравому смыслу и своему положению, он сосредоточил всю свою волю и закричал.

***

С трудом приходя в себя, Гермиона присела на постели. Три часа.
Один и тот же сон. Уже четвёртую ночь подряд.
Она отдышалась и доковыляла до окна. Тонкий серп месяца на ясном морозном небе и дрожащие холодные звёзды. Звёзды... В груди кольнуло. Странное чувство.
Через мгновение всё прошло, и Гермиона, постояв у окна ещё несколько минут, вернулась в постель.
Праздники уже закончились, и завтра - то есть уже сегодня - рано вставать. А может, попросить ещё пару выходных? Или вообще взять отпуск и съездить куда-нибудь с детьми?
С этими мыслями она начала засыпать.
Ты слышишь? Слышишь меня? Гермиона! Я здесь...
Она моментально вышла из состояния дремоты. Опять! Что же происходит? Она закрыла лицо руками.
Кто-то звал её, надрывно и настойчиво. Этот голос... Казалось, она уже слышала его раньше, когда-то очень давно.
Нет, она просто сходит с ума. Пора признаться хотя бы себе, в каком душевном состоянии она пребывает. Длинные, серые вечера и одинокие бесконечные ночи. Ничто не проходит даром... Но что же делать? Нет никого, кто бы оказался рядом...
Вопреки желанию она снова забылась беспокойным сном.

***

Первый рабочий день определённо не задался с самого утра. Гермиона чувствовала себя совершенно разбитой. Обычно собранная и внимательная, сегодня она была такой рассеянной, что не могла даже сосредоточиться на проблемах, обсуждаемых на совещании Министерства.
Клонило в сон. Странный ночной голос не выходил из головы.
– ...иначе это дело будут вынуждены передать в Отдел тайн... – будто в тумане услышала она монотонный голос одного из чиновников.
«Отдел тайн...» – мысленно повторила она, безуспешно пытаясь вникнуть в суть разговора.
Стоп! Отдел тайн!
Сонливость как рукой сняло. Она вспомнила, вспомнила!
Но... как такое возможно? Ведь он... Нет, она точно уверена! Ошибка исключена!
Оставшаяся часть совещания была безнадёжно пропущена. Весь день Гермиона односложно отвечала на вопросы и машинально выполняла свою работу. В сознании билась только одна мысль.
С огромным трудом Гермиона дождалась вечера и специально легла спать пораньше. Но уснуть никак не получалось. Сердце предательски колотилось и ни на минуту не давало сомкнуть глаз.
В окне забрезжил холодный рассвет. Неужели больше ничего не будет? И тут незаметно подкралась лёгкая дымка мимолётного сна, и она услышала.
Она попыталась закричать, позвать его, но ничего не вышло. Он не слышал.
Через мгновение сон растаял. Но теперь сомнений не осталось. Это был он.
Это было давно, и его образ уже почти стёрся из памяти. По крайней мере, раньше она так думала. Но этот голос...
Воспоминания восстанавливались буквально на ходу. Она вспомнила этот взгляд, как будто они виделись вчера. Почему-то казалось, что он бы понял и принял её сейчас. Он был ей нужен...
Великий Мерлин, такая глупость... Откуда это всё взялось? Она давно уже не наивная девочка. Но душа вопреки здравому смыслу улетала куда-то ввысь, и Гермиона уже не могла его забыть.

***

Теперь это повторялось каждую ночь. Каждую ночь Гермиона с замиранием сердца ждала, когда он её позовёт. Она кричала, но крик безнадёжно тонул в бесконечном лабиринте затуманенного разума.
Голос манил и казался таким близким, что стоит лишь протянуть руку... Но Гермиона понимала, что это не так. Зачем тешить себя напрасными иллюзиями? Надо отпустить несбыточные мечты и начать жить настоящим.
Она с тоской вгляделась в своё отражение в зеркале. Усталые, измученные практически бессонными ночами глаза. На лбу залегли морщины. В кого она превратилась...
Вдруг взгляд упал на серую коробочку, лежавшую на столике перед зеркалом. Она всё это время была здесь, и Гермиона о ней ни разу не вспоминала.
С горькой усмешкой она взяла коробочку в руки.
Загадай желание... Дешёвая магловская поделка.
Но внезапно её осенило. Она ведь загадала... Может, эта штука не такая уж и магловская? Или это очередной бред, и она просто пытается найти хоть какую-то зацепку?
Как бы то ни было, всё случилось совсем не так, как она думала. Его нет. Давно. Если бы можно было всё исправить... Она тяжело вздохнула и открыла коробочку, чтобы немного отвлечься.
И здесь отражение... Она скривилась и отвела взгляд, но тут же снова прильнула к зеркальному дну.
Маленькое прямоугольное зеркало! Ну конечно! Как она не догадалась сразу!
В сердце вспыхнула новая надежда, и Гермиона, стараясь не раздумывать о шаткой логике своих суждений, схватила пальто.

***

– Что-то случилось? – сразу спросил Гарри, с беспокойством вглядываясь ей в лицо.
Они не виделись с самого Рождества. Ей совершенно не хотелось нагружать Гарри своими проблемами. Но теперь...
– Ты же сохранил зеркало? Правда? Оно у тебя? – нетерпеливо выпалила Гермиона.
– Зеркало? – растерянно переспросил Гарри.
– Сквозное... – выдохнула Гермиона.
Гарри побледнел.
– Я знаю, мы договаривались не вспоминать о... – Гермиона запнулась. – Но сейчас это очень важно, – она почти умоляюще посмотрела на Гарри.
– Может, всё-таки объяснишь, что происходит? – тот немного пришёл в себя.
Неловкое молчание затянулось. Гермиона не хотела давать ложную надежду. Ведь Гарри до сих пор не смог победить в себе эту боль. Потом будет только тяжелее. Она это знала. Но ничего не предпринимать тоже не могла.
– Ну и? – выжидающе уставился на неё Гарри.
– Всё очень странно, – Гермиона опустила взгляд. – Я сама до конца не понимаю, но... он зовёт меня.
Гарри шумно выдохнул.
– Знаю, звучит фантастически, – быстро, пока он не начал возражать, сказала Гермиона. – Но я чувствую, – она заглянула Гарри прямо в глаза.
– Конечно, оно у меня, – глухо ответил тот. – Пойдём.
Он всё понял.
– Но... – вдруг неуверенно продолжил он. – Я ведь тогда пытался. Оно не действует там.
– Я попробую ещё, – Гермиона нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, пока Гарри рылся в шкафу. – Мы ведь никогда не возвращались к этому после, правда? – она больше пыталась убедить себя саму, чем Гарри.
– Вот, – наконец тот извлёк из-под груды вещей маленький ящичек и дрожащей рукой достал с самого дна мутный пыльный осколок.
Гермиона осторожно взяла его и виновато улыбнулась:
– Прости, что потревожила. Но вдруг...
Она не договорила, но глаза Гарри на миг вспыхнули.

***

На столе высились две стопки увесистых фолиантов. В этот поздний час в министерской библиотеке уже никого не было, и Гермиона сидела в дальнем углу при свете несгораемой свечи в полном одиночестве.
Она чувствовала себя неловко: детей пришлось отправить к бабушке. А их мать в это время гонялась за несбыточной иллюзией... Ладно, ещё рано унывать.
Но гора книг неумолимо уменьшалась, а ответов по-прежнему не было.
Гермиона ни на минуту не переставала думать о нём. За прошедшие дни его образ так прочно вошёл в её сознание, что, казалось, так было всегда. Удивительно, она ведь так мало о нём знала. Любил ли он когда-нибудь, и любили ли его?
Незаметно для себя она задремала, подложив руки под голову.
Гермиона! Гермиона! Помоги мне... Я здесь...
Она мгновенно очнулась.
Почудилось, что голос стал ближе и чётче. Она с надеждой постучала по осколку зеркала, но увидела лишь своё отражение.
Что же делать? Что?
В отчаяньи Гермиона закрыла лицо руками. Ни в одной из этих дурацких книг не было ни слова!
Хватит! Она подскочила, повинуясь внезапно возникшей в голове мысли, и вихрем вылетела из библиотеки.

***

Он звал её. Звал, не переставая.
Иногда казалось, что он слышит собственный голос – где-то далеко, будто в другом измерении. Но через миг всё вокруг снова окутывал беспросветный вакуум, не пропускающий абсолютно ничего.
Почему, почему он до сих пор не перестал бороться? Ведь это так просто. Отпустить всё и позволить чёрной пучине поглотить его. И больше не будет никаких мучений.
Но её глаза, тёплые и улыбающиеся, заполняли всё сознание. Она не может не услышать. Нет. Он был уверен.

***

Чёрный изорванный занавес колыхалась буквально в нескольких дюймах от её руки. Потусторонние приглушённые голоса были совсем рядом. Они пугали и затуманивали сознание, но в тоже время непреодолимо манили к себе. А если один из них – его?
Гермиона внимательно прислушалась, но разобрать слов было невозможно.
Наконец, собравшись с духом, она громко и чётко произнесла:
– Сириус! Я здесь! Я пришла! Ответь, прошу тебя!
Тишина.
Она повторила. Потом ещё и ещё. С каждым разом её голос становился всё громче и вскоре перешёл на крик.
Она выкрикивала его имя. Она умоляла сквозь слёзы, перехватывающие дыхание и застилавшие глаза.
Но ответа не было.
– Сириус, вернись! Я люблю тебя! – прокричала она в последний раз.
Снова ничего не произошло.
С ненавистью она подняла заплаканные глаза на чёрный проём, и вдруг, не думая ни о чём, протянула руку вперёд.
Великий Мерлин, что она делает?! Но рука уже была внутри Арки.
Гермиона, не успев даже удивиться собственному поступку, застыла на месте и с ужасом ждала неминуемой смерти.
Холод медленно приникал в каждую клеточку тела. Всё кончено.
Но тут всё тело обдало волной невыносимого жара, и через мгновение какая-то неведомая сила отбросила её прочь от Арки.

***

Он услышал. Нет, почувствовал. Почувствовал свет. После бесконечной тьмы он казался несбыточным и нереальным. Он просто не мог физически здесь оказаться.
Но свет настойчиво бил в глаза, становился ярче и завлекал вечного пленника Арки в какой-то бешено вращающийся поток.
Голова закружилась, и свет превратился в беспорядочные размытые пятна.
Он попытался зажмуриться, но ничего не вышло. Свет гипнотизировал и не позволял ни на миг отвести взгляд, вытесняя мрак и холод, столько времени казавшиеся непреодолимыми, и проникая в самое сердце.
Наверное, судьба, наконец, сжалилась и решила отпустить. Навсегда.
Но внезапно беспорядочное движение вокруг прекратилось, и всё исчезло без следа.

***

Глаза застилал туман, сквозь который едва просматривались смутные очертания.
Она умерла? Конечно, разве могло быть иначе?
Гермиона! Я здесь!
Голос... Совсем близко...
Она попробовала пошевелиться, но ничего не почувствовала.
Через мгновение, а может быть, целую вечность, голос раздался снова.
Гермиона!
Кто-то прикоснулся к её лицу.
Наконец, собравшись с силами, она открыла глаза и увидела...
Сириус. Он улыбался и нежно гладил её по щеке.
– Ты... – ошеломлённо прошептала она.
Он был точно таким же, как в тот самый день, когда они виделись в последний раз.
– Я здесь... – едва слышно сказал он. – Я вернулся.
Только сейчас она заметила, что всё ещё находится в Отделе тайн, в комнате Смерти. Но это значит...
Она несмело коснулась его руки:
– Не может быть...
Вместо ответа он просто поцеловал её в губы.
Тепло, сладкое и томное, мгновенно разлилось по всему телу, заставив поверить в реальность происходящего.
Он был здесь. Настоящий. Живой. Он был с ней.

Отражения тех, кто ушел, остаются - отпечатком, который сохранится навсегда. Иначе как объяснить, что зеркала со временем тускнеют, и если взглянуть в мутную гладь краем глаза, - на одно мгновение - покажется, что кто-то с той стороны только что наблюдал за тобой из-за грани тьмы?
После окончательной победы над Волдемортом, я поселилась вместе с мальчишками на Площади Гриммо и с этих самых пор окончательно забыла, что такое спокойный и здоровый сон. Просыпаясь среди ночи, прислушиваясь к скрипу ветхих ступеней, я чувствую на себе чей-то пристальный взгляд. Замечаю, как шторы колышутся, словно от сквозняка, хотя перед сном плотно закрываю оконные рамы; колышутся, будто кто-то только что прошел мимо. И слышу тихий шепот древних портретов, пустых и навсегда покинутых, затянутых плотной тканью.
Гарри считает, что этот дом живет сам по себе, насквозь пропитанный магией прошлых поколений, и нужно просто привыкнуть. Я же не обращать внимания на это не могу. И пока они с Роном крепко спят, а Кикимер, как и всегда, ворчит, ковыряясь на кухне, я лежу на кровати с открытыми глазами и наблюдаю, как тени от тлеющих свечей на потолке складываются в причудливые темные фигуры.
Мама всегда говорила: чтобы перебороть страх, нужно взглянуть ему прямо в глаза. Но я не могу. Не могу выйти ночью и остаться один на один с моими призраками в мрачных коридорах. Но это ведь глупо, правда? Нерационально и очень по-детски. Гермиона Грейнджер, лучшая студентка за всю историю Хогвартса, почувствовавшая на собственной шкуре все ужасы войны, боится темноты древнего пустого дома, хозяева которого давно мертвы?
Слышу гулкий звук шагов, движущийся к концу коридора, и выбегаю из спальни: в ночнушке и босиком. Но на этаже пусто, лишь дрожат в пляске тени от канделябров, и я смотрю испуганным зверем на приоткрытую дверь в комнату Регулуса Арктуруса Блэка. Дверь, которую так и не смог взломать даже заклятиями никто из нас. Убеждаю себя, что мне не холодно, я не боюсь, хотя волосы на затылке шевелятся от сковавшего меня ужаса. Но я делаю шаг внутрь комнаты, а палочка, направленная вперед, освещает мой путь.
Осматриваясь, тяжелым дыханием сдуваю нить паутины, притаившуюся под дверным косяком. Странно, что даже Кикимер в своей нездоровой любви к чистокровным владельцам особняка не смог пробраться в эту комнату. Свет от палочки падает на стену, и я шумно втягиваю воздух заледеневшими легкими: передо мной портрет. Мне кажется, что молодой мужчина, изображенный на нем, следит за мной взглядом, но, видимо, это лишь игра теней: портрет неподвижен.
Картина завораживает меня, и я, словно мотылек, летящий на свет, невольно тяну к ней руку. Регулус Блэк, несомненно, очень красив. Правильные черты лица аккуратно выведены талантливым мастером - губы изогнуты в мягкой улыбке, глаза будто лучатся светом. С пальца срывается капля крови и падает на дорогую раму (я, как всегда, неосторожна: поранилась острым углом). Но не обращаю на это внимания - картина манит меня, и я не нахожу в себе сил даже на удивление.
Встряхнув головой, стараюсь избавиться от наваждения и отворачиваюсь. Взгляд падает на незначительные детали комнаты: кровать с резными ножками, старое пыльное зеркало в человеческий рост, подростковые журналы о квиддиче. Аккуратно присаживаюсь на деревянное кресло и откидываюсь на спину. Глаза закрываются, а тихий голос, звучащий изнутри и извне, наяву и во сне, словно затягивает меня, и я теряю ощущение реальности.
Зеркало идет зыбкой рябью, и я вижу: появляется человек. Он словно что-то плохое заглушает во мне, и я наблюдаю, как длинные пальцы очерчивают линию моего подбородка, невесомым касанием убирают прядь волос с лица. В голове возникает нелепый вопрос: кто мы, незнакомцы из разных миров? Явь это или бред?
Тянусь к нему, но он отстраняется, а у меня не хватает духу заговорить. Я слежу за каждым движением, взмахом темных ресниц, а Регулус наклоняется все ниже. И вот уже чувствую такое желанное прикосновение его губ к моим. Дыхание срывается, и я будто лечу в пропасть, между выдохом и вдохом мир вокруг меня словно осыпается. Совершенная нежность превращается в совершенное зло. Ощущаю, как нити неведомого заклятия словно опутывают меня, но не могу даже закричать. Комната погружается во мрак, в голове шумит, но Регулус все не выпускает меня из своих объятий, а я не могу разорвать поцелуй по своей воле.
Молюсь, чтобы все это оказалось далеким от реальности сном, дрожу, а губы в месте соприкосновения сочатся кровью. Когда кажется, что сейчас я распадусь на части, мир на мгновение замирает, а через секунду я прихожу в себя - всё также сижу в кресле напротив высокого зеркала, а со стены на меня смотрит Регулус Блэк.
Сердце разорвано ночной тишиной, а голос охрип, поэтому я просто срываюсь с места, цепляясь за шершавые стены, добираюсь до своей комнаты и запираюсь в ней до самого утра.
Просыпаясь в холодном поту, я ищу выключатель в темноте. Смотрю на часы - рассвет еще не наступил, но Гарри и Рон, должно быть, уже отправились в аврорат. Мои друзья единодушно решили не заканчивать свое обучение, раз уж Министерство предоставило им такой шанс, так что я осталась одна в доме на каникулах и готовлюсь к экзаменам. Не смешно ли?
Распахиваю шторы, впуская в помещение тусклый свет серого лондонского утра. Мерно тикают часы, Живоглот ворочается на подушке, я возвращаюсь в размеренный ритм жизни, а ночной кошмар меня отпускает.
Отпускает, пока взгляд не цепляется за пораненный указательный палец. И снова звучит тихий голос, он тише любых голосов. Периферийным зрением замечаю призрачные силуэты, Живоглот шипит и забивается под кровать. А я осознаю, что, кажется, сегодня не кончится никогда.
Возможно, я потеряла счет времени. Не знаю, какой сейчас день. И кажется, что близка неизбежность. Заперлась в комнате, не могу смотреть в лица друзей, просивших меня открыть дверь. Когда я смотрю им в глаза, вижу, как зрачки затягивает черной поволокой, рты - словно дыры в бездну, такие же темные, жуткие. Наверное, я схожу с ума.
Душа трепещет и плачет от того, что творится в уме. Когда я пытаюсь найти отражение в зеркале, ко мне лезут холодные скользкие щупальца, обвивают запястья, оставляя бордовые отметины, и я отдергиваю руки. Поэтому зеркало в моей комнате плотно завешено.
Регулус, почему ты не можешь меня отпустить? Ты будто за каждым углом, из крана твой смех, вижу твой силуэт в отражении окна... Регулус, ты ранишь меня сильней, чем ранят кожу стекло и железо, оставляешь на душе ожоги и ноющие порезы...
Ты рядом, я знаю! Страх душу губит, как чума, и иногда я спрашиваю себя: жива ли я еще сама? Что хочешь от меня ты, чего добиваешься? Почему до сих пор ни разу не заговорил?
Рон с Гарри оставляют на время попытки до меня достучаться, и в комнате воцаряется неспокойная тишина. Боже, как же я боюсь...
Единственно верным решением кажется снова пойти в ту самую комнату. Собираюсь с силами и на негнущихся ногах преодолеваю короткое расстояние. Дверь плотно закрыта, и вздох облегчения готов сорваться с моих губ: я малодушно рассчитываю, что не смогу попасть сюда и все станет как прежде.
Но дверь распахивается с тихим скрипом, и я по инерции делаю шаг назад.
С картины на меня смотрит Регулус, и я с опозданием понимаю, что этот портрет, такой же, как и все в волшебном мире. Он движется, ухмыляется и многозначительно изгибает бровь, приглашает войти, небрежно взмахивая рукой.
- Я ждал много лет, - наконец, я слышу его настоящий голос, - наступления этого дня.
- Что за игру ты ведешь? - сама не верю, что разговариваю с Регулусом таким будничным тоном, но не прекращающийся на протяжении часов (недель? месяцев?) страх выжег дотла все эмоции.
- Очередной темномагический обряд семьи Блэков. Ничего личного. - Я притворюсь, сглотнув комок, что не слышу в этом голосе иронии, заставляющей меня дрожать еще сильнее, а Регулус продолжает:
- Несколько десятилетий назад глупый мальчишка отправился на верную смерть в пещеру, полную инферналов, чтобы попытаться сделать мир немного лучше. Семья же, как видно, после побега старшего сына сделала верные выводы, поэтому, погибнув там, через несколько мгновений я очутился... здесь. Отец не смирился с моей смертью, принес в жертву демонам или божеству, этого я не знаю, себя, и вот - часть моей души заперта в ветхой раме, дверь в комнату с портретом - заколочена, и лишь дом и домовик признают во мне прежнего хозяина.
Набрав полную грудь воздуха, на выдохе произношу:
- Тогда зачем тебе я?
И слышу пробирающий до костей ответ:
- Кровь, небрежно пролитая на мой портрет, снова запустила ритуал. Кажется, я становлюсь сильнее. - Регулус расправляет плечи и выпрямляется. - Намного сильнее. - Отряхивает с рубашки призрачную пыль и делает шаг вперед. - Кажется, теперь я по-настоящему существую.
И исчезает из рамы.
Я оглядываюсь по сторонам, но все свечи гаснут, а комната погружается во мрак. Чувствую его, ощущаю. Каждое движение Регулуса Блэка отдается в моем теле приступом боли и неконтролируемой паники. Пытаюсь найти выход из ситуации, но не вижу его.
Он холоден, хмур, и если он попытается еще как-нибудь прикоснуться ко мне, возможно, я осыплюсь кучкой пепла к его ногам.
Я попалась во все ловушки и черные дыры, гуляла над бездной по краю реального мира... Регулус возникает прямо передо мной, делаю шаг назад и упираюсь спиной в пустой холст. Меня начинает затягивать, темные щупальца обвивают руки и ноги, сжимаясь, протискиваясь в рот, и меня затягивает, затягивает, затягивает... Я закрываю глаза и вижу звезды...

***

- Что с ней будет дальше?
Гарри Поттер бережно опускает тело лучшей подруги на кушетку одной из палат Святого Мунго.
- Она останется в этом состоянии, - высокий колдомедик стоит спиной к окну, опираясь на подоконник и разглядывая хмурое небо. - Будет дышать, возможно, слышать, но никогда не вернется в сознание. На самом деле, осталась лишь тело-оболочка, а ваша Гермиона Грейнджер ушла.
В палату протискивается Рон, тяжело вздыхая, озвучивает не высказанный Гарри, но мучающий их обоих вопрос:
- И с этим ничего нельзя сделать?
Колдомедик отодвигается от окна.
- Мне нечем вас обнадежить. Ее состояние - как после поцелуя дементора.
Во взглядах обоих друзей читается ужас.
Колдомедик оборачивается, и девушка бьется в конвульсиях, плача, вырывая волосы на голове, кричит, и ее вопль разносится по всей больнице. Вбегают санитары, произносят несколько заклятий, и тело Гермионы Грейнджер обмякает.
Когда Поттер с Уизли уходят, Регулус Блэк снимает с себя медицинский халат и поправляет растрепавшиеся волосы. Теперь он может жить дальше...
... А в мрачном особняке на Площади Гриммо, в давно заброшенной комнате, беззвучно кричит Гермиона Грейнджер, запертая в облупившемся холсте. Но ее никто не слышит. Дом пуст.

Когда Сириус упал за завесу в Арке, Гермиона знала, что он обязательно вернется. Рано или поздно, но опять шагнет в их мир, отыщет ее и улыбнется так, как умел только он.
У Гермионы Грейнджер имелся маленький секрет, который она не смогла бы доверить никому: знак на коже, под правой лопаткой — силуэт Гримма, воющего на луну. При первой встрече с Сириусом кожу обожгло огнем, словно ее ужалили, оставили навеки след, не выводимый никакой магией. Сириус тогда смотрел на нее и улыбался. Тихо, печально, словно хотел сказать — зачем, мол, я тебе такой нужен? Не повезло тебе, девочка.
Но Гермиона была уверена: нужен, важен. И именно такой. Один-единственный, надломленный, с шальным ярко-синим взглядом. Притягательный, родной.
На запястье Сириуса тут же проявилась тонкая вязь из слов неизвестного языка. Это могло значить, что Гермиона дарована ему судьбой и теперь его фава, а могло не значить ничего, абсолютно ничего. Но она надеялась, что знаки на коже у них взаимные, олицетворяющие предназначение. Вера, что удастся вытащить Сириуса Блэка из Арки, не умирала в ней никогда.
Пятнадцать лет непростых и опасных поисков растянулись в вечность и напоминали тяжелый изнуряющий сон. Было всё: боль и отчаянье, усталость, упрямство и уйма старинных фолиантов, непонятные и жестокие заклятия, напоминающие темномагические, недосып, сорванные нервы, проблески надежды, а иногда и разрывающая душу тоска, и горение знака под кожей. И только любовь питала силой, служила утешением. Предназначение. Надежда. Упорство. И тонкая грань между верой в чудо и отчаяньем. Надо было выстоять. Гермиона любила и ждала. Она искала. Ведь знала, что магия фавы, дарующей крылья по предназначению, должна вытащить из любой беды, приманить, обезопасить, стать опорой.
И вот теперь, спустя столько лет, короткая запись на сохраненных магией листах полуистлевшей книги жгла Гермионе глаза смутно узнаваемыми письменами, такими же, как когда-то на запястье Сириуса. Что это? Долгожданная подсказка или злая ловушка? Чтобы понять смысл, пришлось согласно инструкции на магическом шумерском капнуть собственной кровью на пергамент. Буквы сразу вспыхнули ярче и, перемешавшись, расползлись в строчки с внятным содержанием. Три слезы и немного любви — вот и всё, что нужно для заклинания-путеводителя, возвращающего в реальный мир. Риск был большим. Тоска по потерянному предназначению — еще больше. Гермиона медленно выдохнула, решилась и зачитала вслух нужные слова.
Три слезы: грусть о прошлом, сожаление о настоящем и затаенная надежда на счастливое будущее. Всё так просто: слёзы и кровь, немного любви. В инструкции так и было написано: «Немного любви, самая малость». На коже под лопаткой завозился Гримм, перебирая лапами, будто ему захотелось бежать быстро-быстро, преодолевая в прыжке непробиваемую преграду.
Три слезы. Капля крови. И тихий шелест в воздухе от сработавшего древнего заклинания.
— Фава, я пришел. Не мог не прийти.
Пронизывающий до костей ветер бился в тонкой такни шторы на распахнутом окне. Гермиону передернуло. Совсем как та страшная вуаль в Арке в Отделе тайн. Совсем как тогда… И слишком реалистично.
— Сириус, я сплю? Мне холодно. Почему так холодно?
— Капля твоей крови. Всё решено. Мы будем счастливы. Предназначение. Ты же этого хотела? — его взгляд почти тот же, иссиня-яркий, а на губах привычная улыбка. — Что нам преграда между мирами? Что нам время? Ты же этого хотела, фава моя?
— Я хочу проснуться, Сириус. Ты меня пугаешь… — его пальцы были холодны, а на запястье — никаких слов, нет знака предназначения. Что-то не так. Всё неправильно.
— Ты призвала меня. Я пришел. Уже не разбить завязанного на крови.
— Сириус! — позвала Гермиона, с трудом преодолевая морок и превозмогая нестерпимую головную боль. — Сириус! Только ты! Я зову только тебя, предназначенный судьбой, оберегаемый моим предназначением по судьбе.
Штора дрогнула на окне и опала. Ветер стих, письмена в книге перестали гореть огнем и посыпались серым пеплом на скатерть. В комнате уже никого не было. Страшный призрак ушел, ошибившийся , чуждый, перепутавший миры, вырвавшийся не к той фаве.
— Сириус… Как больно. Ты должен был меня слышать. Должен! Мой Сириус. Мой анимаг-пес. Пятнадцать лет поисков и надежды… Ну же, Сириус!
На небе проступил тонкий месяц, разгоняя тучи и разрывая темноту ночи. Больше не было холода. Можно не кутаться в домашний халат и старый плед, доставшийся в наследство от прадеда.
Печально выдохнув, Гермиона захлопнула книгу и отложила ее в сторону. Что ж, придется опять искать. Столько, сколько понадобится. Немного любви… Какое странное условие к произнесенному заклинанию. Всего малость… Но так не бывает. Любовь не измеряется, частями не продается, не выплачивается.
За окном вдруг послышался отчаянный лай, будто подтверждая правильность ее мыслей. Кто-то заскребся во входную дверь: решительно, громко, отчаянно. Не как гость, но как имеющий право, как ожидаемый фавой.
Гермиона мгновенно преодолела длинную лестницу в несколько проемов, перепрыгивая ступени и позабыв, как дышать. Трясущиеся пальцы никак не справлялись с задвижкой и замком, а сердце было готово выпрыгнуть от радостного понимания: он нашел её, узнал, вернулся! Свой. Родной. Такой родной Сириус!
И уже на рассвете в лучах восходящего солнца двое, сидящие на пороге у распахнутой двери, смогли преобразиться. Пес принял человеческий облик, и на его запястье проступило имя Гермионы, а та, уставшая и изможденная долгим ожиданием, помолодела и расправила за спиной крылья — символ дождавшейся и счастливой фавы. Теперь она сможет летать.
— Заклинание сработало, не зря я потратила столько лет.
— Это не заклинание, — тихо зашелестел незнакомый голос у ее уха; Сириус этого не слышал. — Всё потому, что ты сделала правильный выбор. Ты могла забрать у Арки только свое. Перепутала бы, не признала настоящего и упала бы за вуаль сама, — голос был неприятен и сух, будто песок пустыни.
— Кто здесь?
— Что было — то было, что есть — забирай. Сможешь удержать — будет твоим. Он отвык от солнца. Любви-то хватит?
Гермиона подскочила, осматриваясь. Предназначение. Оно говорит с ней. Кто же придумал эту Вселенную, когда при первой встрече предназначенные получают знак на кожу, символ, что обрели друг друга? Почему таких мало? Почему повезло именно Гермионе? Все эти вопросы готовы были сорваться с языка, но она тут же всё забыла, как только заметила, как вдруг побледнел Сириус, стоящий под лучами солнца. Он будто таял, истончаясь…
— Сириус! — Гермиона прильнула к нему, обхватила руками, пытаясь удержать, прикрыть своими крыльями. — Сириус! Не покидай меня. Ты так нужен!
Он смотрел и верил ей, тянулся ближе, прижимал к себе, вел уже полупрозрачными пальцами по ее щеке.
— Я всегда это чувствовал… Что нужен тебе. Всегда.
Минуты тянулись мучительно медленно и вместе с тем рвались, как короткие мгновения, как струны на сломанной скрипке. Воздух звенел от напряжения, стук двух сердец разрывал томительную тишину. Как больно… Но нужно удержать. Удержаться самой. Крыльям не хватает сил… Не отпускать… Каждая секунда шуршала, как опадающий песок.
«Я смогу. Я сильная. Столько лет. Он мой. Он нужен… — думала Гермиона. — Моей любви хватит…»
Очнулись они одновременно, все так же отчаянно вцепившись друг в друга. Солнце было уже высоко над горизонтом, а равнодушный песок давно перетек в невидимых часах, отмерив пройденный этап. Бледный, но вполне себе живой и дышащий Сириус стоял рядом, довольно щурился на солнечные лучи и тихо шептал:
— Сколько лет прошло, моя фава? Я много пропустил. Так много…
— Ты успеешь наверстать, — улыбнулась ему Гермиона, пряча за спину крылья, маскируя их от окружающих незаметным заклинанием. — Пошли. Гарри тебя заждался. Все будет хорошо. Теперь — непременно будет. Любые заклинания не важны. Я это поняла.
— А что же важно?
— Уметь чувствовать свое.
— И откликаться, — согласился Сириус.

Она устала.
Душу не грело даже то, что она осталась жива.
Она упала в пропасть... Уже давно достигла самого дна, но всё равно продолжала бездействовать.
Она не могла вернуться к тому, что можно называть жизнью.
Она потеряла всё: друзей, семью, даже врагов.
Забрезжил рассвет. Или, может быть, закат? Она уже не помнила разницы.
Можно выкинуть всё из головы и заполнить её чем-то другим. Но если нет ничего, абсолютно ничего, твоя душа умирает. Умирает каждый день.
Поэтому Гермиона умирала каждый миг, каждую минуту.
Но по какой-то неизвестной причине сегодня она решила выяснить, что же это всё-таки было – восход или закат?
Заставив себя подняться с постели, она подошла к двери. Долгое, бесконечно долгое время она не могла преодолеть эти несколько метров. Сколько часов, дней, а может быть, даже лет она провела в постели? Кто знает... Она потеряла счёт неотвратимо уходящего времени.
Слабой рукой она потянула ручку двери.
Её приветствовало бледное утреннее небо, наполняя лёгкие свежим воздухом.
Её волосы были растрёпаны, глаза опухли, а вокруг, наверное, застыли тёмные круги.
Она отвела взгляд, заметив какую-то непонятную точку за дорогой. Нет, это не просто точка: она приближалась.
Он был полностью чёрным. Четыре длинные, тонкие лапы и опущенный хвост.
Гермиона хотела спросить, что он здесь делает. Нет, хотела накричать на него, ударить и выместить свой гнев. Но чувства внутри боролись между собой и никак не могли вылиться в слова и действия.
Сириус Блэк остановился, обнюхивая её ноги и жалобно скуля.
Она стояла, как вкопанная, глядя на него и недоумевая, почему он здесь. Нет, не потому, что он здесь, перед ней, а потому, что он всё ещё жив. Ведь в этом не было никакого смысла.
Все были мертвы, все без исключения. Даже Луна, рука об руку с Невиллом. Даже Драко. Все были мертвы, кроме них двоих.
Они были единственными выжившими. Ужасно больно и несправедливо.
Но сейчас обида почему-то отступила, и Гермиона отворила дверь, впуская Бродягу внутрь.
На её глазах анимаг принял свой человеческий облик.
Сириус стоял, опустив глаза и явно не зная, что сказать. Когда он всё же открыл рот, чтобы начать, Гермиона его опередила:
– Что ты здесь делаешь? – спросила она почти шёпотом, но голос был таким ледяным, что крик звучал бы уместнее.
– Я... – начал Сириус.
– Почему ты жив? Почему все умерли, кроме тебя? – её вопросы хлестали так больно, словно удары в грудь, словно Круцио.
Он не мог ответить. Наверное, он сам задавал себе те же самые вопросы на протяжении нескольких месяцев.
«Тёмный Лорд повержен! Мы победили!» – радовались первокурсники, только прибывшие в Хогвартс.
Да, победили, но только он знал, что они при этом потеряли.
Он, который остался в живых, и она, которая тоже избежала смерти. Они были равны.
Никто не знал, что значит потерять всё только лишь за одну ночь.
Никто, кроме них двоих.
– Не знаю, – дрожа, ответил Сириус.
– Где все? Где Джинни? Фред и Джордж? Невилл и Луна? Где Ремус? И Тонкс? Где Гарри и Рон? – Гермиона была в ярости, но голос срывался от слёз, которые впервые за эти месяцы струились по лицу.
– Не знаю, – печально повторил Сириус.
– Это несправедливо. Почему ты жив, а они нет? Почему ты здесь, передо мной, на месте Гарри и Рона? Какого чёрта ты тоже не погиб?! – она перевела дыхание.
Она выпалила всё это в огромной спешке, потому что была уверена: остановись она хоть на секунду, сил продолжать уже не найдется.
Сириус выглядел очень уставшим. Ввалившиеся щёки и тёмные круги под глазами.
А взгляд был наполнен невообразимой болью.
– А почему ты жива? – он задал тот же самый вопрос.
Гермиона нахмурилась.
– Почему ты дышишь, а они нет?
Оказавшись на его месте, Гермиона поняла, что бессильна. Они были одинаковы.
Они могли задать друг другу одни и те же вопросы.
– Где Джеймс и Лили? Где Ремус? Где Гарри?
– Хватит... Прекрати... – умоляюще пробормотала Гермиона, закрыв уши руками.
Сириус подошёл ближе и мягко убрал её руки с лица.
– Не знаю, почему мы живы. Не знаю, почему наши сердца всё ещё бьются, но одно я знаю точно: мы должны жить ради тех, кто погиб, должны продолжать эту жизнь за тех, кого больше нет с нами. И я знаю ещё кое-что... – Сириус затаил дыхание, проведя рукой по её лицу.
– Что? – со слезами на глазах спросила Гермиона.
Он сделал вдох и посмотрел ей прямо в глаза.
– Что я тебя люблю, – прошептал он.
Пытаясь подавить комок в горле, Гермиона изумлённо уставилась на него опухшими от слёз глазами.
Разве это могло быть правдой? Как она могла поверить ему даже на мгновение? Наверное, всё, что происходит – просто ещё один болезненный сон. Но эти тёплые руки были такими реальными, голос таким проникновенным... А глаза...
Нет, это был не сон, всё было наяву. Но разве он может полюбить её? Ведь она такая неправильная!
– Ты поэтому пришёл? – смущенно спросила она.
– Я должен отдать тебе вот это, – Сириус порылся в карманах и извлёк оттуда небольшую шкатулку.
– Что это?
– Открой.
Вытерев слёзы, Гермиона вздёрнула подбородок и открыла шкатулку.
Там лежали маленькие карманные часы в золотой оправе.
Она вопросительно взглянула на Сириуса.
– Открой, – повторил он.
Гермиона повиновалась.
Внутри лежал сложенный листок бумаги. Приглядевшись, она поняла, что это фотография.
Рассмотрела внимательно: на ней был самый разгар осени и Гремучая Ива, дерущаяся с птицами.
– Это место, где мы встретились в первый раз, помнишь? – Сириус попытался улыбнуться, но получилось совсем не убедительно.
– Да, я помню...
Воспоминания невольно пронзили её память.
Гарри кидается вперёд, чтобы забрать свою волшебную палочку. Ремус и Сириус разоблачают Хвоста. Рон хромает. Ремус превращается в оборотня. Сириус в облике пса стоит между их троицей и Ремусом. Сириус падает, почувствовав приближение дементоров.
– Гермиона! Гермиона, хватит! Перестань убивать себя! – будто откуда-то издалека раздался голос Сириуса.
Но она не могла даже сдвинуться с места, лихорадочно дрожа и заламывая руки.
Сириус обнял её.
– Пожалуйста. Прошу, не оставляй меня. У меня осталась лишь ты. Не уходи. Ты мне нужна, – шептал он ей на ухо, нежно гладя по волосам.
Всё сходится. Он любит её, потому что он такой же, как она. Они одинаковые. Как же она не поняла сразу? Ведь она тоже его любит. Он ей нужен. Почему она не хочет признаться в этом даже себе самой?
Гермиона пришла в себя. Она готова была принять его.
– Сириус? – прошептала она.
– Что?
– Аромат... – только лишь сказала она.
Это была неправда. Он промок от дождя, прошедшего прошлой ночью, был весь потный и искусанный блохами. Но ей почудился аромат... Его кожа пахла. Пахла жизнью. Пахла любовью.
Сириус негромко рассмеялся: она вернулась.
Он нежно провёл рукой по её щеке.
Хотел поцеловать, но она его опередила.
Сначала это казалось немного странным. В конце концов, она осталась всё той же Гермионой Грейнджер, а он – всё ещё Сириус Блэк. Но через мгновение они утонули в поцелуе. Казалось, они летели куда-то невообразимо далеко, чтобы умереть и возродиться на губах друг друга.
Казалось, весь мир вращается вокруг них, вокруг этого поцелуя и этих объятий. Так жарко, но в тоже время так больно...
Они стали свидетелями настоящего ада. Все их друзья умерли за одну ночь. Они остались одни.
Но, в противовес всему, они ещё никогда не были так счастливы.
Теперь на их губах отпечаталась сама любовь, которая победила всё другое, каким бы мучительным оно ни было. Любовь стала противоядием от смерти.

Ему абсолютно не нравилось возвращаться домой. Он поклялся себе, что ноги его больше здесь не будет, а Сириусу не нравилось нарушать свои обещания. И особенно, когда это были двери в прошлое – то самое, которое он желал забыть. Да, желал, но не смог, как бы ни старался. Смешнее всего было то, что воспоминания о лучших и худших моментах его жизни были так схожи, так противоречивы. Блэк не хотел заходить туда, но это было неминуемо. Он был сильным. Он сталкивался со многими вещами. Но вот с собственными воспоминаниями не совладал. Как и с этим запахом, проникающим в ноздри. Гнилостным, разъедающим, пропитывающим душу. Он был всем, что осталось - Блэк ухмыльнулся. Но почему она тоже оказалась частью этого? Она. Все напоминало ему о ней.

- Сириус, это мое! Отдай! - кричала маленькая девочка, молотя своего кузена кулачками. Ее собранные в конский хвост черные волосы растрепались от многочисленных прыжков.
- Вот как? Тогда подойди и забери, - он провоцировал ее, размахивая плюшевым единорогом над своей головой, где она не могла его достать.
- Я расскажу маме!
- Давай. Меня это не пугает.
- Ты идиот! - она подошла, пытаясь взобраться к нему на плечи, чтобы достать игрушку. И они оба скатились к подножию каменной лестницы, на которой стояли.
- Я отдам тебе ее при одном условии, - сказал он с озорной улыбкой под яростным взглядом Беллатрикс.
- Быстро говори и отдай ее мне! - несмотря на то, что они уже стояли на полу, она все равно не могла дотянуться до его руки.
- Успокойся... я отдам тебе игрушку, если ты поцелуешь меня.

Ему не хотелось возвращаться туда, не хотелось потому, что он ненавидел это место. Сириус ненавидел его всеми фибрами своей души. Он не мог вынести того, что Беллатрикс была частью этого и что она выбрала эту отвратительную эгоистичную жизнь. Да, жить своей жизнью, отнимая жизни других людей, было эгоистично. Ему хотелось хотя бы понять ход ее мыслей, и то, почему она сделала такой выбор. Это могла быть гордость. Да, ее гордость была непомерна. Она могла противостоять своим желаниям во имя гордости. Чертова гордость! Сириус должен был предвидеть это, ведь она всегда думала только о себе. Беллатрикс не могла так сразу измениться, как бы он ни желал этого, как бы ни пытался…

- С Рождеством, Белла! - он невинно улыбался, но все знали, что Сириус Блэк и невинная улыбка были несовместимыми вещами.
- С Рождеством, да? Тебе не обмануть меня, Сириус. Что ты задумал? - спросила она, приподнимая бровь.
- Ничего. Я только пожелал моей дорогой кузине счастливого Рождества, - заявил он как можно увереннее. - Смотри, у меня есть для тебя подарок.
- Хмм... - протянула она, беря маленькую цветную коробочку, которую он вытащил из своего плаща. - Если это какая-то шутка, то ты пожалеешь об этом.
- Это не шутка, ты увидишь.
Но не менее, чем через секунду после того, как он это сказал, коробка взорвалась, запачкав лицо и одежду Беллы пеплом.
- ИДИОТ! ПОСМОТРИ, ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ! - ее измазанное пеплом лицо покраснело от ярости, и она начала бить Сириуса тем, что осталась от упаковки.
- Эй, подожди-ка. Кто сказал, что я говорил про этот подарок? - возразил Сириус, обхватывая ее за запястья и опуская руки вниз.
- Что ты имеешь в виду?
- Это... - он воспользовался своим положением и притянул ее к себе, и прежде чем она смогла хоть как-то среагировать, они уже целовались.

Это был первый раз, когда Сириус видел ее расслабленной, когда мог чувствовать ее губы, и это было так хорошо. Блэк был единственным человеком, который смог пересечь тот барьер, что выстроила вокруг себя Беллатрикс. Он был единственным, у кого было хоть немного власти над ней; или, по крайней мере, он так думал.

Ему хотелось, чтобы она не была такой эгоисткой, хотелось, чтобы она тогда подумала дважды. Но все было в прошлом. Она разрушила их жизни и уже ничего не исправишь. Белла не была счастлива, в этом он был уверен: счастье для нее не было важным. А если бы и было, то она приняла бы его предложение, и все сложилось бы хорошо. Ничего плохого бы не произошло, они просто были бы собой и никто бы это не испортил. Ему не пришлось бы проходить через все, что он прошел, ведь все было бы иначе.

- Белла, - прошептал он, лаская ее мягкие как шелк волосы.
- Хм, - пробормотала она вопросительно, пряча лицо на его голой груди.
- Ты хочешь выйти за меня замуж? - его голос слегка дрогнул, когда он сказал это, но он быстро справился с собой, продолжая массировать пальцами ее шею.
- Сириус, я... - она отстранилась от него, сев на постели.
- Что случилось? - он тоже сел, взяв ее руку в свои. Ее трясло. - Посмотри на меня.
- Я... Я не могу, Сириус. Я не могу... - она подняла голову, и по ее щеке покатилась слеза.
- Почему, Белла? Ты не любишь меня?

Это был единственный раз, когда он видел ее плачущей. Возможно, это был единственный раз, когда она плакала вообще – он не знал. Без сомнения, Беллатрикс Блэк не плакала. Целый континент боялся ее не просто так. Эта глупая гордость была всему виной. Она отреклась от себя, отреклась от собственного сердца. Как она мирилась с этим? Как? Белла была хладнокровна во всем: любви, дружбе, боли, чувствах, неопределенности. Неопределенность. Беллатрикс Блэк тонула в море неопределенности, но она спаслась, спаслась не на той лодке. То, что, как она думала, было спасением, стало ее погибелью. Беллатрикс Блэк больше никогда не была прежней, умерев в тот день, когда отклонила его предложение. С тех пор была только Беллатрикс Лестрейнж, отрекшаяся от любви, которую познала однажды.

- Мм... Не останавливайся, - прошептала она, открывая глаза.
- Ха, у нас есть все время мира.
- Ты сумасшедший.
- Я люблю тебя.
- Навсегда?
- На все дни моей жизни... пока смерть не разлучит нас.

«На все дни... моей жизни»... Ха! Он был прав. Он любил бы ее все дни своей жизни, отказался бы ради нее от всего. Всего, от чего она не смогла отказаться ради него.

Он упал на пыльный диван, зарывшись одной рукой в спутанные волосы, а другой нащупав что-то мягкое рядом со своей головой. Плюшевый единорог.
- Да, Белла... Пока смерть не разлучит нас.

Роняя бисер тихих слёз,
Её глаза глядят куда-то.
Грустит... Но разве всё всерьёз?
У смерти нет путей возврата.
Любовь, как горький полусон,
У дома бродит зыбкой тенью.
Скажи, зачем явился он
И сердце мучает виденьем?
Гонимый ветром силуэт
Едва в дали дрожит туманной.
Развеять грезит пропасть лет,
Мерцаньем манит беспрестанным.
И вот во тьме зажглась звезда...
Он знает, чувствует, стремится!
Ночь свяжет души сквозь года,
А утром призрак растворится.

Непонятное чувство исчезает также внезапно, как появляется. Сквозь боль и ужас, сотворённые стражниками Азкабана, проступает что-то другое. Странное, незнакомое.
Я не один. Чувствую... Кто-то наблюдает за мной. Молча, терпеливо.
Оглядываюсь. В камере никого.
Кажется, кто-то вот-вот отворит наглухо запертую дверь и войдёт. Всматриваюсь, не отводя взгляд. Ничего. Только душераздирающие крики и стоны заключённых.
Внезапно понимаю: всё происходит внутри, в моём сознании.
Тело пробирает зловещая дрожь. На пустой стене мерещатся косые острые тени. Бросаюсь туда, но всё исчезает. Наверное, схожу с ума...
Мимолётное наваждение улетучивается, и я снова остаюсь один. Один со своими страхами и бесконечно повторяющимися мыслями.
Проходят дни, а может быть, недели. Ничего не меняется и не изменится никогда.
Но вдруг в сознание врывается шёпот. Вкрадчивый, осторожный. Ощущаю присутствие чужака. Совсем близко.
Шёпот далёкий, приглушённый, но не замолкающий. Не могу разобрать слова...
Всё растворяется в новом приступе леденящего ужаса. Теряю связь с реальностью и погружаюсь в воспалённое забытьё.
Но шёпот снова прокрадывается. Накатывает с удвоенной силой, заставляя холод потесниться на крохотный шажок.
Прислушиваюсь, напрягаю все оставшиеся чувства.
Всё-таки он прорывается в мозг. Методично, шаг за шагом отвоёвывая пространство.
Наконец, завеса падает. Шёпот становится громче и отчётливее, отдаваясь в висках с каждым ударом сердца.
Дыхание перехватывает от посыпавшихся прямо в сознание слов.
Его зовут Коул. Он невинный, ставший жертвой жестокого демона Бальтазара. Теперь его душе суждено вечно скитаться на перепутье миров.
Зачем он здесь? Что ему нужно? Хочу закричать в пустоту, но страх сковывает горло.
Резко вздрагиваю. Он слышит. Понимает мои мысли. Он мечтает вернуться. Просит уступить.
Разве мне есть, что терять? Ведь я почти, что мёртв. Отпустить всё, расстаться с жалким существованием... Это так легко.
Но душа вспыхивает от ужаса? Уступить? Уйти? Добровольно?
Он нервничает. Просит снова. Очень нужно... Там осталась она.
На мгновение голос затихает. В голове отчётливо бьётся тишина. Но вот разум захватывает чужая реальность.
Вижу девушку. Её печальные глаза смотрят куда-то вдаль, поверх всего. Наблюдаю издалека, но не могу подойти. На пути стоит непреодолимая стена смерти.
Видение растворяется, и я снова оказываюсь в камере.
Ему есть, ради чего возвращаться, а мне...
Почти поддаюсь. Почти согласен.
Внезапно Коул, сжавшись в комок, забивается в самый угол сознания. За дверью слышатся шаги.
***
Перед глазами стоит лишь колдография из «Пророка». Душу переполняет ненависть.
Крыса.
Коул молчит. Но я чувствую напряжение.
Нет, не могу уйти сейчас. Я должен что-то предпринять. Должен выбраться.
Голос возвращается. Звучит неторопливо, успокаивающе... Предложение неожиданно. Коул может помочь. Но я должен позволить ему – по спине пробегает дрожащий холод – расширить влияние на моё сознание.
Бросает в жар. Лоб покрывается испариной. Впустить...
Он убеждает. Мягко, но настойчиво. Почему-то верю. Из головы не выходит жажда мести. Ослабляю работу мысли и медленно опускаюсь во мрак.
В глазах темнеет, контуры окружающего пространства смазываются и расплываются. Кричу изо всех сил, но не слышу своего голоса.
Но тут же всё встаёт на свои места. Снова возвращаюсь в собственную оболочку. Удивительно, но боль и страх отступают на второй план, затаиваются в самой глубине. Что-то удерживает их. Точнее, кто-то. Коул.
Теперь могу сосредоточиться на главном. Принимаю анимагическую форму и опрометью рвусь прочь. Туда, на свободу.
***
Упускаю Крысу. Всё-таки упускаю.
Гиппогриф уносит меня в спасительные объятья ночи, но я уже ничего не могу сделать. Враг скрылся. Исчез без следа.
Всё бесполезно. Все усилия напрасны.
Пустоту, словно нож, прорезает голос. Опять. Он не появлялся долгое время, с самого дня побега, позволив мне попытку осуществить свой план.
А теперь Коул снова просит уступить.
Он помог мне вырваться, теперь моя очередь. Всё равно я ни на что не гожусь. Никому не нужен.
Но в сознании отчётливо всплывают наполненные надеждой глаза Гарри. Разве я могу его бросить?
Отказываюсь. Однозначно отказываюсь. Я нужен Гарри, нужен!
Коул начинает злиться. Его гнев заполняет мой разум, выталкивает меня из собственного тела. Ярость кипит ключом и толчками вырывается наружу. Едва удерживаю равновесие. Сквозь резкие всполохи боли проступает воспоминание. Он хочет удержать его, но, увлекаемое порывом гнева, оно всё же срывается и затуманивает мой мозг.
Иду по длинному, освещённому лишь тусклым светом факелов коридору. Выхожу в просторный зал, заполненный людьми. Нет, это не люди... Демоны преклоняют передо мной колени, с благоговейным ужасом глядя в моё нечеловеческое лицо.
Я Бальтазар.
Внезапная мысль огненной стрелой пронзает сознание. Коул и Бальтазар – две стороны одной и той же сущности.
Зал пропадает. Накатывает волна чудовищного жара... Я горю. Пламя расщепляет меня, пожирает без остатка. Слышу свой... нет, его предсмертный крик.
Он лгал. Лгал всё это время.
Он уничтожен, заточён в преисподней, но снова рвётся на свободу.
Не могу этого допустить. Сопротивляюсь, отчаянно пытаясь вырвать его из своего сознания. Но он не сдаётся. Понимаю, что начинаю терять контроль. Судорожно цепляюсь за призрачные нити ускользающей реальности. Не справлюсь...
Вдруг меня осеняет... Изо всех сил посылаю ему молниеносную мысль: я спрыгну с гиппогрифа, улечу в пропасть и разобьюсь, если он не остановится. Пауза... Последний толчок и он нехотя отступает на один шаг.
***
Бальтазар не отпускает меня. Борюсь. Борюсь с ним каждый день. Порой кажется, что его нет рядом, но тут же, сделав короткую передышку, он обрушивается вновь.
Хочу рассказать кому-то, поделиться своим неотвязным кошмаром. Но стоит лишь подумать об этом, как разум пронзают сотни осколков жгучей боли. Все думают, что моё состояние связано с последствиями пережитого в Азкабане.
Временами мелькают моменты, когда я могу его контролировать, и он падает куда-то на самое дно души. Но длятся они недолго.
Тяжело. Очень тяжело.
***
Отдел Тайн. События разворачиваются стремительно.
Бальтазару, видимо, тоже не сладко. Нет привычной пульсирующей боли в висках. Даёт передышку. Надолго ли?
Белла хохочет и насылает на меня одно заклинание за другим. Уворачиваюсь, попутно отвечая тем же.
Но вот разум затмевает очередной приступ. Он возвращается. Как не вовремя...
Глаза застилает тёмная дымка. Не могу сориентироваться...
Помню, что стою прямо напротив Арки. Надо отступить, переместиться, но ноги будто приросли к полу.
Волна боли поражает прямо в грудь. Белла всё-таки попала...
Падаю. Второй разум внутри меня не даёт потерять сознание. За долю секунды вспоминаю: Арка! Сейчас всё закончится... Нет!
Есть единственный выход... Сдаюсь. Резко ослабляю напряжение, позволяя Бальтазару завладеть моим сознанием.
Душа улетает куда-то прочь, в пугающую пустоту.
Как странно... Вижу со стороны, как я с взглядом, в котором смешались изумление и ужас, исчезаю в чёрном проёме Арки. Нет, не я... Бальтазар.
Демон, столько времени рвавшийся занять моё место, наконец, получает желаемое.
А я остаюсь здесь... Мой разум больше ничего не сковывает.
Но Гарри... Выкрикивает моё имя, задыхается от приступа безграничного отчаяния. Парю рядом с ним, буквально в дюйме от его лица, но не могу ничего сделать. Не могу ответить, что я здесь. Душа разрывается на части...
Теперь я занял место Бальтазара. Место скитающегося духа, обречённого на бесконечные странствия в междумирье.
Кто знает, смогу ли я когда-нибудь освободиться?

Здесь всё постоянно менялось. Не с течением времени: его не было. Просто в какой-то миг возникали иные оттенки черного и грязно-серого, шуршали другие тени вокруг. И с каждым разом он сам тоже изменялся, растворяясь, превращаясь в беззвучное эхо самого себя. Пока однажды не увидел ее. Он уже замечал подобный мягкий белый свет у вновь прибывших теней, но они никогда не оставались такими больше пары мгновений. Этот мир тут же окутывал серостью чуждую ему чистоту, как испуганный осьминог выпускает чернила. А Она стояла растерянная и беззащитная. Но ничто не в силах было замарать ее безупречно-белый магический свет, и Регулус ринулся к ней.
Два человека; две души из разных миров, из разных времен. Волшебник и ведьма. При жизни они никогда не смогли бы встретиться. Так что же это: злой рок, нелепая ошибка или же, наоборот, жестокая насмешка судьбы, даровавшей им друг друга, перед этим отобрав жизнь? Но, быть может, утешение?
Теперь Регулус осознал, что давало ему силы сопротивляться и оставаться самим собой. Он ждал ее, Прю. А из ее взгляда тут же исчезли страх и затравленность, стоило ей только встретиться с ним глазами. Что же тогда привлекло их к друг другу? Отчаянье, магия, желание близости или же возможность ощущать себя живыми?..
Регулус давно перестал задумываться над этим. Он полюбил. Исступленно и самозабвенно, отринув все воспоминания о прошлом и не думая о будущем.
С тех пор он больше не боялся молчаливых теней и безвременья этой стороны. Его не трогали сумрак и отсутствие красок. Смерть стала даром, и он был готов умереть вновь и вновь. Тут, на другой грани, Регулус Блэк обрел жизнь, лишившись ее в уже почти забытом, наполненном красками мире...
Они занимались любовью. Нежно и отчаянно одновременно, давно изучив каждый изгиб тела друг друга, малейший жест, безошибочно предугадывая желания, предвосхищая любой следующий шаг. Но близость оставалась такой же острой и волнительной, как и в первый раз. Регулус так же ненасытно пробовал губы Прю на вкус, а она неизменно трепетала от предвкушения ласк в его объятиях. И сейчас он упивался ее гладкой кожей, сжимая в ладонях упругие груди. Ее руки и губы дарили ему тепло, разжигая пламя возбуждения. Тишину наполняло сбившееся дыхание. Его пульс учащался от острого волнения и умиротворяющего покоя, которые он испытывал в одночасье, когда Прю была рядом. Он чувствовал, как ее разгоряченное тело стало податливым и послушным, заставляя его кровь кипеть, обжигая гулко ухавшее в груди сердце. Ее мышцы расслабились, она открылась и приняла его в себя, отдаваясь до последней капли, до последнего вздоха. Они двигались в едином ритме: то взмывая на вершину, то срываясь в бездонную пропасть. Каждый мощный толчок эхом отдавался в них обоих. Ошеломляющее наслаждение затягивало в бурлящий водоворот ощущений. Он смотрел ей в глаза, и она крепко переплела их пальцы. И когда их губы сомкнулись, с последним глубоким толчком он перестал сдерживаться...

Прю забралась с ногами на старый стул. Регулус, опустившись на колени, присел рядом. Ее задумчивый взгляд из-под полуопущенных век был отстранен. Оба молчали, каждый думая о своем.
- Как думаешь, - первой нарушила тишину Прю, - мы когда-нибудь сможем вернуться?
Регулус задумался лишь на одно биение сердца и произнес:
- Я не хочу туда, где жил без тебя.
Она не ответила, лишь прикрыла глаза, улыбнувшись краешком губ.

Очень узкая и глубокая расщелина прорезала землю извилистой змейкой и терялась из виду в зарослях колючего кустарника. Дрожащие струйки полупрозрачного голубоватого дыма неторопливо поднимались из расщелины и таяли, заставляя воздух чуть колыхаться. Всё вокруг пронизывал незнакомый сладковатый запах.
Сириус стоял у самой кромки расщелины, сосредоточенно вглядываясь вниз и пытаясь хоть что-то разглядеть. Но провал был абсолютно чёрным и казался бездонным.
– Не увидишь, не старайся, – насмешливый голос дяди Альфарда вернул Сириуса к реальности.
Сириус не знал, зачем дядя привёл его сюда, но это место притягивало чем-то неуловимым и заставляло сердце замирать в необъяснимом волнении. Здесь чувствовалось присутствие волшебства. Волшебства таинственного и незнакомого.
– Древняя магия... – будто в ответ на его мысли задумчиво проговорил дядя. – Это разлом – связь с давними временами. В юности я часто бывал в этих краях и однажды встретил пожилого волшебника. Он-то и показал мне это удивительное место. Здесь прошлое и настоящее встречаются, переплетаясь в одной канве времени, и две реальности могут встретиться в одной и той же точке.
Рассказ был очень туманным и расплывчатым, и Сириус уже открыл рот, чтобы попросить разъяснений, но дядя положил руку ему на плечо:
– Пойдём, кое-что покажу, – он кивнул в сторону густых, усыпанных колючками кустов.
Сириус мгновенно вскинул голову. Сердце так и прыгнуло в ожидании предстоящего приключения.
За кустарником расщелина продолжалась, и они пошли вдоль неё, обходя то и дело встречавшиеся на пути причудливые нагромождения камней.
В этой скалистой местности растительность попадалась не слишком часто, но здесь, по обе стороны от разлома, тянулись полоски яркой зелени. Словно это был не зияющий провал, а живительный ручей.
Наконец, дядя остановился.
– Смотри, – он указал рукой куда-то вниз, в сторону расщелины.
Сначала Сириус не заметил ничего необычного, только неторопливо вьющиеся струйки дыма. Но, присмотревшись внимательнее, всё-таки разглядел: у самой кромки расщелины, в траве примостилась россыпь полупрозрачных голубых кристаллов.
Дядя наклонился, легко отломил один из них и протянул Сириусу. В ладонь опустилось прохладное стекло. Шестигранный кристалл немного неправильной формы был величиной с мизинец. Поверхность прорезала сеть тонких извилистых трещин, и Сириусу даже показалось, что она складывается в какой-то символ.
– Старик поведал мне легенду, – таинственным тоном начал дядя. – Будто в этих кристаллах запечатана сила древней магии, и в минуту смертельной опасности её можно призвать на помощь. Но для этого надо знать формулировку. Три слова. Он не сказал, какие. Намекнул только, что они сами придут к тебе, когда настанет время. Связь с прежними магическими поколениями всегда живёт внутри нас.
– Ты всё время говоришь загадками, – Сириус недовольно поморщился.
– Это всё, что я знаю, – дядя лишь улыбнулся в ответ. – Оставь его себе. Может быть, это просто красивая сказка, но я чувствую, что всё здесь пронизано магией. Кто знает... Грядут тёмные времена... – он не договорил и, сложив руки за спиной, неспешно зашагал вперёд.
Сириус кивнул и нахмурился. Ему было всего десять, и он пока ещё не совсем осознавал, о чём шла речь. Но слова дяди заставили задуматься.
***
Сириус понял всё окончательно, когда Регулус вернулся домой на каникулы.
Ледяной взгляд, презрительная усмешка.
Если раньше они общались – холодно, сухо, сквозь зубы – но общались, то теперь всё изменилось.
Сириус попытался заговорить, но в ответ услышал лишь два слова. Пренебрежительные, больно ранящие в самое сердце.
Приспешник грязнокровок.
Это конец. Тьма окончательно завладела сознанием Регулуса, окутала пьянящим дурманом мнимой свободы и навсегда заключила в свои чёрные объятья.
Сириус до последнего надеялся, что сможет повлиять, сможет открыть брату глаза. Но всё тщетно. Он здесь один. Один среди совершенно чуждых устоев и идеалов.
Гроза надвигалась – он чувствовал. Маг, именующий себя Волдемортом, похоже, полностью проник в умы многих чистокровных волшебников.
Тёмные времена...
Он вздрогнул. Слова, сказанные когда-то дядей Альфардом, начали сбываться. Неизбежно, неумолимо.
Сириус будет бороться до конца, а вот брат... Сириус что-то упустил, был слишком резок и нетерпелив. И вот – результат.
Он чувствовал ответственность, чувствовал, что должен защитить Регулуса от такой соблазнительной, но такой губительной тьмы... Нет, он уже не мог ничего поделать. Абсолютно ничего.
В голове снова настойчиво забилась та фраза. Тёмные времена.
Внезапно он подскочил, повинуясь вспыхнувшей, как искра, мысли, и ринулся к шкафу.
Где-то здесь, здесь... Не может быть, чтобы он потерялся...
Сириус лихорадочно перерывал вещи на полках и, наконец, вскрикнул от радости. Нашёл!
Голубоватый полупрозрачный кристалл снова, как и в тот самый день, лежал на раскрытой ладони.
***
Брат сидел за столом в библиотеке, сосредоточенно изучая толстый фолиант в потёртом чёрном переплёте.
– Рег... – хрипло начал Сириус, шумно выдыхая воздух.
Тот даже не пошевелился.
– Знаю, ты не хочешь меня видеть, – Сириус старался говорить как можно спокойнее. – Больше не буду тебе ничего навязывать. Поступай, как знаешь. Это твоя судьба. Только твоя. Но я должен отдать тебе это...
Сириус достал из кармана кристалл, положил на стол перед братом и торопливо поведал рассказанную дядей историю.
– Это всё, что я могу для тебя сделать, – тяжело вздохнув, закончил он.
Регулус не проронил ни слова и так и не оторвался от книги. Но Сириусу показалось, что его рука слегка дрогнула.
Постояв ещё минуту, Сириус молча вышел.
Вечером, не удержавшись, он снова заглянул в библиотеку. Кристалла на столе не было.
***
Скользкие, мертвенно-ледяные руки неумолимо затягивали его всё глубже и глубже, с каждой секундой приближая момент неминуемой гибели.
Регулус отчаянно сопротивлялся, но это было выше его сил. Трепетавшие где-то глубоко в душе чувства ослабевали, падая в бездонный водоворот смерти, словно последние ветхие листья, срывающиеся с деревьев поздней осенью.
Он задыхался. Жизнь по капле угасала, растворяясь без следа в чёрной безжалостной пучине, которая не оставляла ни единого шанса на спасение. Перед глазами начали мерещиться огромные клубящиеся тени, увлекающие жертву куда-то далеко, за грань человеческого понимания. В другой мир, полный непреодолимой боли, тоски и отчаяния.
Регулус что есть мочи замахал руками, пытаясь выскользнуть и избавиться от жутких смертельных пут.
Всё бесполезно.
Казалось, прошла целая вечность. Время словно остановилось, растянув короткий последний миг в бесконечный кошмар.
Может быть, он уже мёртв?
Регулус содрогнулся от этой мысли, заставив всколыхнуться сознание, едва державшееся на неотвратимо рвущейся тонкой ниточке жизни.
Он знал, что это случится. Он был к этому готов, но...
Его захлестнула волна страха.
Неужели это всё? Неужели уже ничего нельзя изменить?
«Великий Мерлин, помоги!» – прошептал он, а быть может, просто подумал, из последних сил направляя поток мыслей в пустоту.
Он знал, что это не поможет, но так уж устроен человек...
Правый бок обожгла сильная боль, стремительно распространяясь по всему телу, пульсируя в каждой клеточке резкими толчками.
Вот она, смерть.
Его существо охватило нечто вроде облегчения. Сейчас, сейчас всё прекратится. Осталось чуть-чуть...
Вдруг некая сила потянула его куда-то... Почему-то не вниз, а вверх. Воздух неистовым потоком закрутился вокруг, выталкивая пленника прочь.
Воздух? Но разве он мог дышать?
Это была последняя промелькнувшая в голове мысль.
Сознание утратило чувство реальности. Пространство и время сжалось в одну крохотную бессмысленную точку.
Наступило такое пугающее и вместе с тем такое долгожданное ничто.
***
Тепло. Мягкое, обволакивающее тепло растекалось по жилам, даря чувство безмятежности и успокоения.
Но постепенно оно уходило, уступая место глухой боли, полностью заполнявшей собой едва проглядывающую сквозь бесконечную пустоту реальность.
Сознание возвращалось. Наверное, он бы закричал, если смог.
Всё тело болело и содрогалось, но он чувствовал... Чувствовал, что его сущность снова наполняется жизненными силами. Медленно, по крупице.
Это было невозможно, невероятно... Но он ощущал собственное дыхание.
Кто-то коснулся его лица.
Сделав над собой усилие, Регулус слегка приподнял веки. Смог. Но это значит, что он и в самом деле...
Над ним склонился незнакомый молодой человек. Увидев, что Регулус пришёл в себя, он улыбнулся.
– Ты... – начал Регулус, едва шевеля губами.
– Ты звал меня, – мягко сказал незнакомец. – Надеюсь, я всё сделал правильно.
– Я... звал... тебя? – отрывисто повторил ничего не понимающий Регулус.
– Думаю, всё будет в порядке, – не ответив, снова улыбнулся тот. – Но мне пора.
Регулус не успел его поблагодарить, не успел даже ничего увидеть. Незнакомец просто исчез, словно его никогда и не было. Словно всё это просто привиделось.
Но Регулус был здесь, глядя широко распахнутыми глазами вверх, где по бледно-голубому небу медленно плыли полупрозрачные облака. Небу, которое он уже не надеялся больше увидеть.
Внезапно его осенило.
Звал.
Неужели это был он? Но как же... Регулус представлял его себе совершенно иначе, да и разве он мог здесь появиться? Как? Откуда?
Воспалённый, измученный разум пронзило воспоминание, и рука сама потянулась к правому карману.
Да, кристалл всё ещё был здесь.
Регулус мгновенно прокрутил всё в памяти. Перед тем, как навсегда покинуть дом, он в последний раз окинул комнату взглядом и вспомнил... Вспомнил рассказ Сириуса, вспомнил его дар...
Сириус... Спустя столько времени...
Как же ты был прав, брат.
Регулус вновь и вновь всматривался в переливающуюся в солнечных лучах частичку той далёкой эпохи. И только сейчас заметил, что причудливые переплетения трещин, для невнимательного взгляда казавшиеся беспорядочными, складываются в букву.
Букву «М».

Ледяные руки схватили за лодыжки и тянули вниз. Под водой становилось тяжелее дышать, воздух в легких заканчивался, отчего казалось, что они горят огнем изнутри. Он пытался вырваться из костлявых, но цепких рук инферналов. Однако попытки не увенчались успехом. Мертвецы не желали упускать свою добычу, и он все глубже погружался в пучины озера. С губ сорвался протяжный стон и только два слова: «Моргана, помоги».
Моргана во сне беспокойно металась по кровати. Ей снова снился кошмар. Каждую ночь. Один и тот же. Черноволосый парнишка в воде, который изо всех сил пытается выжить, отбиваясь от мертвецов, но все равно тонет. Каждую ночь он умирает, обращаясь за помощью к ней. Каждую ночь она видит его смерть, но ничем не может помочь. И только под утро она просыпается с отчаянным криком, рвущимся из горла: «Регулус!»
Кошмары давно не мучили ее. С тех самых пор, как ее, едва живую, забрала из Камелота Моргауза, ее родная сестра. Но этот сон…
Наверное, Регулус – его имя. Чудное такое. Она повторяет его несколько раз, словно пробуя на вкус, и оно ей нравится. Каждый раз она пытается более детально рассмотреть его лицо, но понимает, что вряд ли когда-либо его увидит вживую. Он кажется ей нереальным, абсолютным другим, как будто из другой жизни, из другого времени.
Сестра пыталась как-то исцелить Моргану от этого кошмара, но и ее сил оказалось недостаточно. Моргауза говорила, что, возможно, это видение из будущего. Но Моргана и так это понимала. Как и то, что в этом будущем она жить не будет. Но каждую ночь она искала ответы, способы спасения…
И однажды она увидела другой сон. Черноволосый парень пил какое-то зелье из каменной чаши, которая находилась на небольшом утесе посреди озера. Солнечный свет не доставал сюда, ведь озеро находилось в пещере, но, невзирая на это, было светло. Она видела свет, исходящий из его палочки, и странное маленькое существо с огромными глазами и ушами, словно крылья летучей мыши. Он пил зелье и, казалось, сходил с ума. Он корчился в агонии, а существо со слезами на глазах умоляло остановиться. Но парень продолжал до тех пор, пока не выпил всю чашу до дна. И тогда она увидела, как он меняет медальоны. И каково же было ее изумление, когда в медальоне, забранном этим парнем из чаши, она узнала ту безделушку, которую нашла среди других амулетов своей сестры. Янтарно-желтый с зеленой змеей, скрученной в виде буквы «S»… Екнуло сердце. Она проснулась и поняла, что только что во сне нашла способ излечить себя от этого кошмара. И тогда Моргана решила спасти Регулуса.
Моргауза была не в восторге от идеи сестры. Она не понимала, почему ее сестра так упорно желает спасти какого-то неизвестного парня, да и еще таким столь сложным образом. Моргана и сама до конца не осознавала, но сердцем чувствовала, что должна это сделать, что этот парень… И снова сердце пропустило удар. Он так странно действует на нее, хотя они незнакомы.
Ритуал связи – очень древнее и опасное заклинание, требующее от мага максимальной концентрации сил. И куда опаснее это заклинание становится, если маг или ведьма желают связать чью-то душу с Авалоном. Не каждому после смерти будет дарована возможность отправиться на Остров блаженных, и хранители острова очень ревностно охраняют врата Авалона. Но могущественные маги способны заключать сделки с хранителями, чтобы душа после смерти отправлялась именно сюда.
Именно такой обряд Моргана попросила помочь провести свою сестру. Она понимала, что ее силы пока недостаточно для такого, а Моргаузе это под силу. Сестра долго сопротивлялась, но наконец сдалась и согласилась.
Для начала Моргана решила, что необходимо знать, когда именно произойдет событие из ее сна. Ведь врата Авалона не могут быть постоянно открыты. Для этого она решила связать тот медальон с парнем, как только его рука коснется медальона, Моргана будет знать, что время пришло. Достав медальон, она попыталась как можно четче воскресить в памяти образ Регулуса и, сжав в ладони украшение, начала шептать заклинание: «Adiuro vos, cum hoc phylacterium, hoc phylacterium ego socius cum te. Sit vinculum erit infragilis, et da mihi signum, cum te tangere phylacterium manu». На мгновение медальон засиял, словно в нем зажегся огонек. Теперь оставалось самое сложное – договориться с хранителями, чтобы после смерти душа этого парня попала на Авалон. Моргауза спрашивала сестру, зачем необходимо связывать его душу с Авалоном, но та, поджав губы, упрямо качала головой. Моргана не знала, а только чувствовала, что должна поступить именно так. Словно какое-то ранее неведомое ей чувство подсказывало дальнейшее решения.
Моргауза сумела достучаться до хранителей Авалона, но те потребовали, чтобы разговор вела Моргана. Девушке ничего не оставалось делать, как взять сестру за руку, чтобы та могла говорить через нее с хранителями.
– Приветствую вас, Хранители Авалона! – сказала Моргана и поклонилась.
– Приветствуем и мы тебя, будущая Великая жрица!
Моргана немного удивилась титулу, которым одарили ее хранители Острова блаженных, но быстро взяла себя в руки и продолжила:
– Я потревожила вас, дабы просить о помощи. Мне нужно, чтобы душа человека, чей образ связан с этим медальоном, после смерти отправилась на Авалон.
- Кто это человек для тебя? – спросил один из хранителей, яростно впиваясь взглядом в глаза Морганы, словно пытаясь уличить ее во лжи.
– Я не знаю его.
– Но ты просишь связать его душу с Авалоном. Почему?
– Не знаю… Он просил меня о помощи в моем видении, но я понимала, что вживую не смогу оказать ее, - ответила Моргана и вновь почувствовала, как сердце пропустило удар.
– Твое сердце бьется чаще при упоминании о нем… Что ж, это весьма любопытно. Давно у нас не было подобных случаев, – задумчиво проговорил хранитель.
– Что это значит? И какой будет цена спасения его души? – осторожно спросила Моргана.
– Увидишь, - многозначительно ухмыльнувшись, ответил хранитель. – Что ж, да будет так!
И трижды стукнув посохами, хранители произнесли заклинание на неизвестном Моргане языке. Облачко с образом Регулуса вырвалось из медальона и запечатлелось в посохах хранителей.
– Когда наступит час, ты встретишь своего спасенного, - с этими словами хранители исчезли, оставив Моргану теряться в догадках.

* * *

Она умирала… Моргана Пендрагон, Верховная Жрица древней религии, последний раз вдыхала воздух. Предсказание сбылось: она умирала от рук своего заклятого врага, Эмриса. Но на душе теперь было спокойно, не было прежнего безумного желания мстить, захватить трон и власть… Только покой и блаженство. Моргана закрыла глаза, а когда открыла их вновь, то стояла перед вратами Авалона в сияющем белом платье с зажатым в руке янтарно-желтым медальоном с зеленой змеей. Хранители склонили головы в знак приветствия и молча открыли врата. Теперь Моргана все поняла, теперь ей оставалось только ждать…

* * *

Регулус Блэк тонул… Инферналы тащили его под воду, вцепившись костлявыми руками. Он уже не пытался высвободиться, он смирился с осознанием того, что больше никогда не увидит свет. Вряд ли Пожиратели смерти попадают в рай. Последние слова сорвались с его губ: «Моргана, помоги». И это был не призыв о помощи, Он знал, что навряд ли ему кто-либо поможет. Но упоминание древней ведьмы почему-то грело душу. Он медленно шел ко дну, но чем глубже погружался в пучину озера, тем отчетливее становились контуры ворот. Яркий свет исходил от них, и Регулус плыл на него. Когда он уже почти достиг ворот, те внезапно начали отворяться. Из них вышла девушка в белом платье, в руке она держала какой-то медальон. Она шла ему навстречу и приветливо улыбалась. Совсем как в его сне, который снился ему с самого детства. Красивая черноволосая девушка, спешащая ему навстречу из ослепительного царства.
– Ну здравствуй, Регулус! Наконец-то мы встретились, – проговорила она и улыбнулась еще шире. Затем взяла удивленного Регулуса за руку и повела за собой. Они шли по дорожке и говорили. Говорили так, как будто никогда этого не делали. Впрочем, так оно и было. Наверное…

Главный зал фамильного замка Блэков был переполнен. Лорды соседних земель, знатные семьи, их многочисленная стража и слуги заняли свои места. Сегодня должна была состояться помолвка младшего сына лорда Блэка и младшей из трех дочерей лорда Холливелла. Этот брак был взаимовыгоден для обеих семей, и ни о какой любви между будущими женихом и невестой речи не шло. Род Блэков был одним из самых богатых и влиятельных в этих землях, а Холливеллы, хоть и переживали не лучшие времена, но владели значительными плодородными угодьями, которые пребывали сейчас в запущении из-за отсутствия средств у хозяина их обрабатывать. Но не только расширение владений привлекало лорда Блэка в слиянии двух семей. Младшая из трех наделенных волшебными силами сестер Холливелл обладала особенным даром. Она могла видеть то, чего еще не случилось, и проникать в далекое прошлое. А еще люди судачили, что дочь лорда способна читать мысли. В этом мире, где магия правила наравне со звоном мечей, это было бесценно. Поначалу лорд Блэк хотел женить на ней своего старшего сына, Сириуса, но тот наотрез отказался. Отец был в гневе, но ведунья напророчила Фиби Холливелл младшему сыну, и он согласился...

Прибытие невесты ожидалось с минуты на минуту. Регулус заметно нервничал, хоть и старался не показывать этого. Он был очень похож на отца: честолюбивый и стремящийся к власти. В своих мечтах он видел себя великим правителем. Такие слабости, как любовь, не входили в его планы. И если старший брат был категорически против брака по расчету, младший был готов на все, что приближало его к трону великого лорда. Но он был привлекательным юношей, и жить, хотя бы для видимости, в браке с уродиной было бы ему в тягость.

Гул стих, когда огромные двери распахнулись и лорд Холливелл с дочерью вошли в зал. Сириус тяготился происходящим, но правила требовали, чтобы хозяева замка в полном составе приветствовали будущих родственников. Отец с матерью сидели в высоких креслах на возвышении в дальнем конце зала, сыновья стояли позади них. Регулус напряженно всматривался, пытаясь разглядеть невесту за широкой спиной будущего тестя. Сириус лишь мельком отметил, что девушка не похожа на ту, которую он себе представлял. Братья никогда не видели Фиби раньше. Сириус ожидал испуганное создание, разодетое в самые лучшие одежды. Даже желал брату, чтобы будущая жена оказалась не страшненькой. Зная характер Регулуса, он бы ей не позавидовал, не оправдай она ожиданий брата. Но никаких дорогих шелков и шитых золотом плащей. На девушке было простое платье незатейливого кроя, но подчеркивающее стройную фигуру. И она ничуть не смущаясь скромного одеяния, спокойно шла за отцом, склонив голову. Длинные темные локоны спадали на плечи. Когда отец с дочерью подошли ближе, Сириус отметил, что девушка не дурна собой. Не пухленькая белокурая милашка, какие нравились брату, а именно красива. Четко очерченные скулы, тонкий правильный нос, пухлые губы, чистая кожа. Сириус усмехнулся, когда послышался вздох брата. Видимо, к своему облегчению, Регулус убедился, что невеста хороша, пусть и не в его вкусе. Лорд Блэк начал приветственную речь, когда лорд Холливелл и его дочь приблизились к возвышению хозяев замка. Сириус внимательно слушал лишь до того мгновения, когда Фиби вскинула голову и посмотрела на него. Когда их глаза встретились - мир перевернулся, и два сердца на миг остановились, чтобы забиться вновь в одном ритме навсегда.

Лорды, пожав друг другу руки, решили, что свадьба состоится через год. На лице Регулуса играла довольная улыбка. Сириус был мрачнее тучи, понимая, что без невесты брата ему больше не жить...

Год пролетел быстро. Дата свадьбы неумолимо приближалась. Регулус с нетерпением ожидал этого дня. Будущий брак сулил не только выгоду: ему нравилась Фиби. Все эти месяцы ожидания он слал невесте подарки, просил отца приглашать будущих родственников в гости, чтобы видеть девушку как можно чаще. Она принимала все с неизменной благодарностью и холодной вежливостью, но никогда не позволяла большего, чем дозволено. Жених объяснял это природной скромностью и правильным воспитанием будущей жены. А Фиби с самой первой встречи полюбила, но не жениха, а его брата...

- Ты не должна выходить за Регулуса, - в который раз настаивал Сириус, когда они с Фиби вновь встретились в их тайном месте.
- Ты знаешь мой ответ, - прижавшись к плечу любимого, горько ответила Фиби. - Мой отец дал слово твоему, и я никогда его не подведу.
- Но ведь это же твоя жизнь, наша жизнь! - горячо убеждал ее Сириус.
- Моя жизнь, - горько усмехнулась Фиби. - Я владею мечом и сижу в седле не хуже любого из мужчин, но в этом мире я всего лишь женщина, и моя жизнь уже принадлежит твоему брату, моему будущему мужу. Если я откажусь, отец нарушит свое слово и семья будет опозорена. В лучшем случае он сошлет меня в монастырь, а в худшем...

Она не договорила, но Сириус и так знал, что может быть в худшем. И был согласен с правильностью всех доводов Фиби, но оне мог позволить любимой принадлежать другому.

- Ты же можешь видеть будущее... - начал он.
Фиби не дала ему договорить, накрыв ладонью его губы.
- У нас нет будущего, любимый, - тихо проговорила она и покачала головой. - Я не хочу этого видеть. Но у нас есть настоящее и в нем здесь и сейчас я только твоя.
Глаза Сириуса наполнились тоской. Он поцеловал внутреннюю строну ладони Фиби и мягко отстранил ее от своего лица.
- Я никогда не смирюсь, слышишь, - твердо произнес он. - Нам надо бежать.
- Это безрассудство, - покачала головой Фиби, - нас найдут и ни одному из нас не выжить.
- Нет! - горячо запротестовал Сириус. - Я сделаю все, чтобы этого не случилось.

И они сбежали. За день до свадьбы, когда невеста с семьей и многочисленные гости прибыли в замок на церемонию.

Сейчас, по прошествии нескольких дней, беглецы расположились на ночлег в старой хижине на окраине леса. Все эти дни они были очень осторожны, избегая больших деревень и мелких поселений. Сириус хотел добраться до далеких и мало обжитых земель. Там их никто не смог бы узнать.

Фиби спала на постели из собранных им веток, накрытых плащом. Сириус еще раз обошел их временное пристанище, внимательно вглядываясь в темноту. Ничего подозрительного. Только обычные шорохи леса и крики ночных птиц. И лишь в который раз удостоверившись, что опасности нет, Блэк опустился рядом со спящей Фиби. Он любил ее до беспамятства. Она была так непохожа на всех женщин и девушек, что он знал. Сильная, смелая, привычней чувствовавшая в доспехах, чем в изысканном платье, но при этом любящая и нежная. Он просто не понимал, как жил без нее раньше. Легко коснувшись губами ее лба, Сириус поудобней устроился на жестком ложе, сжав пальцами рукоятку меча. Его выковал старый кузнец отца, когда Сириусу исполнилось тринадцать. Кузнец утверждал, что меч наделен магией и будет верно служить хозяину. С тех пор Сириус не расставался с мечом. Он не смог сдержаться от улыбки, когда заметил, что небольшой, но острый и проворный меч Фиби лежит рядом с ней. И она действительно управлялась с ним лучше многих знакомых ему воинов. Сириус обнял любимую и закрыл глаза, попытавшись уснуть.

Раздавшийся шум заставил его мгновенно проснуться и вскочить, сжав меч. Фиби тоже уже была на ногах. Обхватив меч двумя руками, она прижалась к плечу Сириуса. Регулус. Сейчас его люди, плотным кольцом окружили беглецов.

- Ты глупец, если думал, что тебе удастся от меня уйти, - высокомерно бросил он брату и дал команду своим людям атаковать: - Взять их, но помните - они нужны мне живыми.

Силы были не равны, и хоть беглецы дали напавшим достойный отпор, отобрав жизни нескольких воинов из стражи Регулуса, бой оказался коротким...

Сириус безуспешно пытался вырваться и рычал от бессилия, не чувствуя боли. Его руки были заломлены за спину двумя верзилами из личной стражи брата. Фиби с крепко связанными руками стояла на коленях, шагах в пяти напротив. В ее глазах были растерянность и страх. Между ними стоял Регулус.

- Отпусти ее, - сквозь зубы процедил Сириус, - если хоть волос упадет с ее головы, я убью тебя.

Младший брат рассмеялся ему в лицо.

- Не кажется ли тебе, что ты не в том положении, чтобы угрожать? Она предала меня, и я волен наказать ее так, как сочту нужным. Так же, как и тебя! - повысив голос, с ненавистью выплюнул Регулус.

Сириус снова дернулся, но сильный удар в живот, который нанес один их стражников, заставил его со стоном согнуться пополам. Фиби вскрикнула и подскочила, намереваясь кинуться к любимому, но рука воина в тяжелой железной перчатке, стоящего рядом, грубо сжала ее плечо, вынудив снова опуститься на землю. Слезы отчаяния хлынули по щекам.

- Не надо, Регулус, - с мольбой в голосе обратилась она к бывшему жениху. - Прикажи им не бить его! Прошу тебя. Ведь он же твой брат! Накажи меня, но не его...
- Брат? - вопросительно приподнял бровь Регулус. - Брат бы никогда не поступил так. Отныне у меня нет брата.
Он с презрением бросил взгляд в сторону Сириуса, который, оправившись от удара, снова пытался высвободиться, и тут же получил рукояткой меча в лицо. Из разбитого носа и разорванного рта хлынула кровь. С губ Фиби сорвался стон.
- Умоляю, Регулус, прекрати! - закричала она.
- Ладно, - неожиданно согласился младший Блэк, махнув рукой в сторону стражника все еще державшего руку занесенной для очередного удара. Тот послушно кивнул и опустил меч. - Я не стану избивать тебя, хотя ты заслуживаешь даже не побоев, а самой медленной и мучительной смерти. Но будущий лорд ведь должен быть великодушным, не так ли? Я пощажу тебя.
В его голосе слышалась напускная миролюбивость.
Фиби выдохнула с облегчением.
- Но также он должен быть справедливым, - продолжил Регулус. - И воздать виновным по заслугам. Ты умрешь, - после небольшой паузы твердо закончил он, медленно двинувшись к пленнице.
- Нет! - закричал Сириус. - Не смей! Убей меня! Не ее!
- Как трогательно. Какое самопожертвование, - с приторным восхищением произнес Регулус, остановившись. И уже совершенно другим, полным злобы и ярости тоном добавил: - Я могу оставить ее вживых, но отдам моим воинам. Они знатно повеселятся с твоей шлюхой. А ты будешь на это смотреть. Хочешь?
На лице стражника, все еще держащего руку на плече Фиби, заиграла похотливая ухмылка.
Сириус взвыл от безысходности.
- Ты не сделаешь этого.
- Не сделаю, - кивнул Регулус. - Твоя грязная ведьма не стоит того, чтобы мои люди о нее марались. Потому она умрет. Умрет на твоих глазах по твоей вине от твоего меча. И ты будешь жить с этим, и всю твою оставшуюся жалкую жизнь гнить в подземелье и помнить о том, что ты сотворил. Именно поэтому я не стану тебя убивать.
Сириус с отчаянием раненого зверя, угодившего в капкан, яростно рвался из крепкой хватки стражников, когда Регулус медленно двинулся в сторону сжавшейся на земле Фиби. Глаза Сириуса застилала кровавая пелена, а сквозь сжатые до скрежета зубы рвался животный рык. Но тут в его голове зазвучал голос, ее голос, и Сириус затих. Фиби, не отрываясь, смотрела в его глаза, не произнося ни звука.
«Прости меня, любимый. Я должна была это предвидеть, но испугалась заглядывать в наше будущее. Прости. Не вини себя, молю. Ты лучшее, что случилось со мной в этой жизни. Мы встретимся. Обещаю. Я люблю тебя, Си...»

Голос оборвался, когда Регулус сильным резким движением вогнал меч Сириуса прямо в сердце Фиби...

Спустя пятнадцать лет

- Господин, - тихо проговорил стражник, легко коснувшись плеча спящего лорда. - Проснитесь, господин.
Регулус повернулся на кровати и распахнул веки.
- Как ты смеешь врываться сюда? - хриплым сонным голосом прошипел он недовольно.
- Простите меня, мой лорд, - почтительно склонил голову пред своим хозяином стражник. Только что прибыл посланник. Ваш брат сбежал из крепости.
Регулус резко сел на постели.
- Как он мог сбежать? Оттуда невозможно сбежать...

После той ночи прошло почти полгода. Долгие шесть месяцев безуспешных преследований, ложных следов, десятки невинно отрубленных верными подданными голов в надежде на обещанную щедрую награду от Лорда за жизнь Сириуса Блэка. И страха... Регулус боялся мести брата. Он втрое усилил свою охрану и никогда не находился в одиночестве. Почти не спал и постоянно озирался по сторонам. И вот, однажды, когда из беспокойного короткого забытья, мало похожего на ночной сон, его вырвало ощущение холодного металла на собственной шее, Регулус понял, что это конец. Несколько дней назад ему доложили о пропаже меча Сириуса, надежно спрятанного в тайной сокровищнице.
- Сириус, - сбивчиво прошептал он, едва слышно, - мы же братья, прости меня...
- У тебя больше нет брата, забыл? - коротко бросил Сириус Блэк и, сильно замахнувшись, резко опустил меч.

Спустя минуту он распахнул двери опочивальни лорда. Когда в него вонзились стразу несколько мечей подоспевшей стражи, Сириус умер с улыбкой на губах.


Лондон. Наши дни

- Черт, - едва слышно выругалась миловидная девушка, с досадой покачав головой. - Ну вот, кажется, я заблудилась.
Поездку в Лондон ей подарили на двадцатилетие сёстры. Она была несказанно рада неожиданному и щедрому подарку. Но сейчас все ее воодушевление испарилось. Потому что вместе с растерянностью снова появилось то самое чувство, которое преследовало ее все время на пути в Англию. Оно не было пугающим, скорее, волнительным, но совершенно непонятным, и от этого она теряла уверенность в себе. Не было привычных видений, просто ощущение, что что-то должно случиться. И ей никак не удавалось понять, чего ожидать: хорошего или плохого. Все это порядком действовало на нервы и портило всю прелесть от путешествия.
- Ну хватит! Ты должна вести себя, как нормальная туристка, а не как ненормальная ведьма. И сейчас надо просто найти на карте эту дурацкую площадь... Гриммо, - внимательней присмотревшись к табличке на ближайшем здании, приказала сама себе она.
Достав из сумочки карту и внимательно ее изучив, «нормальная туристка» резко развернулась, намереваясь продолжить наслаждаться созерцанием достопримечательностей и налетела на человека, едва не сбив его с ног.
- Ох, простите, я не хотела. Надо же быть такой неловкой. Я вас не ушибла?
Пострадавший прохожий оказался высоким привлекательным молодым человеком с черными чуть не доходящими до плеч волосами. Он недовольно поморщился, выслушивая сбивчивые оправдания, намеривался ответить неуклюжей незнакомке что-то резкое... Но когда их глаза встретились, мир перевернулся, и два сердца на миг остановились, чтобы забиться вновь в одном ритме навсегда.
- Меня зовут Фиби, - представилась девушка, не отрывая взгляда.
Душа молодого человека засияла, словно солнце наконец-то прорвавшееся через черные грозовые тучи.
- Сириус, - произнес он в ответ.
- Сириус, - медленно повторила необычное незнакомое имя Фиби. Необъяснимо, но губы произнесли его так привычно, будто уже миллион раз повторяли раньше. А странное чувство испарилось, сменившись ощущением облегченного умиротворения, словно у путника, вернувшегося домой после долгого изнурительного странствия...

В Визжащей хижине неярко мерцал свет. Никто особого внимания на эту странность не обращал, приписывая все аномалии привидениям или другим подобным существам, которые, согласно легенде, активно обитали в этом обветшалом доме. Тем временем внутри дома посреди одной из комнат в оловянном котле булькало какое-то варево насыщенного фиолетового оттенка. Четверо подростков сидели на полу и время от времени поглядывали в котел.
– Бродяга, ты уверен в правильности рецепта этого зелья?
– Лунатик, до передлунного синдрома еще далеко. Успокойся и не переживай ты так. Все будет отлично. Наверное, – весело ответил Сириус. – Это зелье позволит нам переместиться в прошлое всего на один час. Что за один час может измениться?
– Вы с Сохатым и за час успеете наломать дров, – буркнул Ремус.
– Эй, Рем, не будь занудой. Будет весело, – поддержал Блэка Джеймс.
– Я тут придумал, как успокоить Луни. Давайте мы зелье сначала испытаем на ком-то одном, – предложил Сириус, поглядывая на Питера, который с опаской косился на фиолетовое варево.
– Поддерживаю данное предложение, – воскликнул Джеймс.
– Только давайте не будем делать из Питера подопытную крысу, – мрачно возразил Люпин.
Ему это зелье категорически не нравилось.
– Из нас только он в крысу превращается, так что… – театрально вздохнул Блэк.
Петтигрю только жалобно пискнул. Ему эта затея нравилась еще меньше, чем Люпину. И его глаза умоляюще уставились на Поттера, у которого Питер всегда искал защиты.
– Ну уж нет. Давайте сделаем по-честному и потянем жребий, – вступился за Питера Джеймс. – Кому достанется короткая палочка, тот и будет пробовать наше варево.
– Ладно, как скажешь, Сохатый.
Через несколько минут в руках Люпина было четыре палочки разной длины. Друзья по очереди вытянули жребий.
– Ха! Не повезло, Бродяга, – весело отозвался Джеймс. – Ты заварил – тебе и хлебать.
Сириус повертел в руках короткую палочку и, томно вздохнув, ответил:
– Что ж, такова моя нелегкая участь на сегодня. Где зелье мое, други?
Джеймс уже стоял возле котла и наливал варево в пробирку. Набрав полную, он торжественно вручил ее Сириусу:
– До дна!
– Только так, Мерлин меня побери, – горделиво кивнул Сириус и опустошил пробирку одним глотком.
Все вокруг завертелось, а потом резко потемнело. Сириус ощутил, как внизу живота странно дернуло. Он провалился в темноту.
Когда он открыл глаза, то обнаружил, что лежит посреди леса, а на него смотрят два парня. Один был облачен в рыцарские доспехи, позади него развевался длинный красный плащ. Он держал перед собой меч. Второй был одет в обычную одежду, на шее у него красовался красный платок.
– Ты кто такой и что здесь делаешь? – спросил второй парень.
– Простите, ребята, но для начала вы не подскажете где я? – немного смущенно спросил Сириус, продолжая смотреть на них ошарашенным взглядом.
И куда только ему угораздило попасть?

* * *

Мерлин и Мордред патрулировали лес. Обстановка в Камелоте нынче была неспокойной. То и дело поступали вести о том, что Моргана собирает войско, а значит, быть войне. Поэтому Артур велел своим рыцарям вести патрулирование. Сэр Мордред, которому выпал черед отправляться в патруль, попросил короля отправить с ним Мерлина. Артур немного удивился такой просьбе своего рыцаря. Ему-то было известно, что от Мерлина в бою толку немного, но все же согласился.
Юный друид не просто так настаивал на этой просьбе. Он все никак не мог понять, почему маг его избегает и относится с заметной прохладцей. И совместное патрулирование должно было поспособствовать выяснению причин такого отношения. Мордред намеревался всерьез поговорить с Мерлином.
Мерлина сия перспектива порадовала примерно же столько, сколько чистка бутыля с пиявками у Гаюса. Магу было невыносимо тяжело находиться в компании того, от чьей руки было предсказано умереть его королю и лучшему другу. Но Артур был непреклонен, и Мерлину пришлось смириться.

Они вместе шли по лесу, и внезапно где-то впереди них раздался треск. Мордред выхватил меч и легким шагом побежал на звук. Мерлин не отставал от рыцаря, мысленно придумывая себе врага: от разбойника до самой леди Морганы. Через несколько минут они очутились на небольшой поляне, посреди которой лежал черноволосый юноша в странной одежде. Он открыл глаза и поднялся на ноги, удивленно взирая на них.
– Ты кто такой и что здесь делаешь? – спросил Мерлин.
– Простите, ребята, но для начала вы не подскажете где я? – вытаращив глаза, спросил парень.
Мерлин с Мордредом удивленно переглянулись. Парень явно был не в себе. Мордред, все еще держа меч перед собой, ответил:
– Ты в лесу неподалеку от Камелота.
– Мерлиновы кальсоны! Камелот?! Тот самый Камелот с королем Артуром и рыцарями Круглого стола?! – восхищенно воскликнул парнишка.
Мордред затрясся от беззвучного смеха.
– Да, очевидно, тот самый, только я не понимаю, причем здесь мое белье? – возмутился Мерлин.
Сириус удивленно моргнул, не понимая, о чем спрашивает маг.
– Я Мерлин. – терпеливо представился маг. – И не совсем понимаю ваши речи.
Глаза у Сириуса округлились еще больше.
«Надо же! Сам Мерлин! Но какой-то он совсем молодой» – пронеслось в голове у Сириуса.
Он только присвистнул и сказал:
– Мордред меня задери, настоящий Мерлин! Извините меня, пожалуйста, не хотел вас обидеть, просто представлял вас немного постарше и с бородой.
Теперь настал черед Мерлину давиться со смеху. А тем временем рыцарь возмущенно добавил:
– Я, пока что, никого задирать не намерен. Но могу это исправить. Кстати, меня зовут Мордред, – проговорил он с укором в глазах.
Сириус опешил от такого поворота событий. Мда… Нежданчик, так нежданчик.
– Эм… Пожалуй, Моргану упоминать не стоит.
Мордред опять затрясся от смеха, а Мерлин только поджал губы.
– Простите еще раз, я, правда, не хотел никого обидеть. Меня зовут Сириус Блэк, я волшебник, – сказал Блэк и продемонстрировал свою волшебную палочку.

Маг и друид уставились на него, и по взглядам можно было сделать вывод, что они считают Сириуса явно не в своем уме.
– Волшебник? – с подозрением спросил Мерлин.
– Ага, – кивнул Сириус. – Вот, смотрите: Лакарнум Инфламаре, – из палочки вырвался небольшой язычок пламени.
Мерлин и Мордред удивленно таращились на странного парня. Переглянувшись, они поняли, что пришли к одинаковым выводам: парню не место в Камелоте.
– Погоди, погоди… Спокойнее. Держи свою магию при себе. Здесь не лучшее место, и вообще тебе не стоит так открыто демонстрировать свой дар.
– Это может плохо для тебя закончиться, – сказал Мерлин.
– А разве вы не владеете магией? – удивленно поднял брови Сириус. – Вы же самый могущественный волшебник.
«О, Боги! Откуда он все это знает? Кто ему рассказал? А вдруг он шпион? Хотя не похоже: слишком уж невинный у него взгляд. Ага, у Мордреда тоже невинный, но это не помешает ему убить Артура» – такие мысли крутились в голове у Мерлина, которого заявление повергло в самый настоящий ступор.
– Я только одного не могу понять, – продолжал рассуждение Сириус. – Как вы можете быть друзьями?
– А что не так? – оживленно спросил Мордред, явно подозревая, что паренек может ему помочь понять то, ради чего он притащил сюда Мерлина.
– Ну как же что? – немного смущенно проговорил Блэк. – Согласно преданиям, Мерлин защищает Артура, а Мордред должен его убить.
– Так вот почему ты так ко мне относишься! Ты думаешь, что я убью Артура! – Мордред посмотрел на мага.
Мерлин уже проклинал этот день и этого несчастного юнца, который свалился на его голову и теперь только порождает проблемы. Но выхода не было, и отпираться дальше не имело смысла.
– Во-первых, Сириус, откуда тебе о нас известно? Во-вторых, откуда ты прибыл и почему на тебе такая странная одежда? – проигнорировав слова Мордреда, спросил Мерлин.
– Я прибыл из Школы чародейства и волшебства Хогвартс. А легенду о короле Артуре знают все: самый великий король Камелота и его бессменный помощник, великий маг Мерлин. Но и он не смог спасти своего короля от руки Мордреда, – судя по вытянувшимся лицам своих собеседников, он Сириус понял, что сболтнул лишнего.
– Так вот, что тебя беспокоит Мерлин! - продолжал упорствовать Мордред. – Ответь же мне, наконец!
– Да, Мордред! – не выдержав, воскликнул Мерлин. – Это меня очень сильно беспокоит! Именно тебе суждено стать погибелью для Артура, а я должен этого не допустить.
– Поэтому ты решил, что лучшим способом защитить Артура будет убить меня?
– Я должен исполнить свое предназначение, я должен защитить Артура и Камелот!
– А тебе не приходила в голову мысль, что мне незачем убивать того, кто спас мне жизнь? Что он тоже мой друг? И что я за него так же, как и ты, готов пожертвовать жизнью? – почти кричал Мордред.
Сириус ошалело смотрел на «разборки» этих двух и мысленно проклинал себя за болтливость. «Надо как-то исправлять ситуацию, не то в будущем меня может ожидать полный коллапс!» – пронеслось в голове у Блэка.
– Ребята! Позвольте мне вмешаться, раз уж из-за меня у вас тут разгорелся такой скандал.
– Вот именно! Кто тебя за язык-то тянул? – нахмурился Мерлин. – Кто тебя просил трепать обо всем?
– Я сожалею об этом и искренне прошу прощения. Но позвольте сказать, что такой расклад, возможно, даже и к лучшему, – осторожно начал Сириус.
– Это почему же? – недоверчиво спросил Мерлин.
– Раз уж вы друзья, – на этом слове Мерлин возмущенно фыркнул. – И я так понимаю, Мордред пытался понять, почему вы к нему относитесь весьма негативно, то теперь ему все известно, и, вполне возможно, он не станет убивать Артура. Ведь никто точно не знает своего будущего, и все может изменить одно только наше слово или поступок.
– Вот именно, Мерлин! Неужели ты думаешь, что я и вправду желаю Артуру смерти?
– Это предсказание я слышал не из одних уст, – продолжал упрямствовать Мерлин.
– Но все может измениться. Возможно, уже меняется, – пытался достучаться до мага Сириус.
– Мерлин, я прошу тебя, дай мне шанс доказать, что этого не случится. Что я не стану убийцей Артура. Тем более мы с тобой не так уж и различны и хотим только, чтобы магия вернулась в Камелот.
Мерлин посмотрел на Мордреда, потом – на Сириуса. Его душу раздирали сомнения. С одной стороны, возможно, в словах юнца есть истина, и теперь все сложится по-другому.
«А вдруг не сложится? Вдруг, несмотря ни на что, пророчество сбудется? Что же мне делать?» – Мерлин устало потер виски.
Он должен сейчас принять решение, от которого, возможно, зависит все.
– Ладно, я даю тебе шанс, Мордред. Больше никаких недомолвок. Надеюсь, я не пожалею о своем решении, иначе берегись: я найду тебя, где бы ты ни спрятался.
– Спасибо тебе, Мерлин. Я не подведу тебя и Артура. Ты воистину великий маг, – проговорил Мордред и склонил голову в знак почтения.
Сириус смотрел на эту сцену и боялся даже предположить, что же он натворил.
«Будем надеяться, что пронесет!» – мелькнуло в голове Блэка.
Внезапно он ощутил уже знакомое подергивание в животе. Это значило, что его время на исходе.
– Эй, ребята! Мне пора возвращаться, – воскликнул Сириус и почувствовал, как закрутилось все вокруг. – Берегите себя, берегите Артура и Камелот! Прощайте!
– Куда это ты собрался? Как возвращаться?! – удивленно вскрикнули теперь уже точно два друга и кинулись к Сириусу. Но тот медленно растаял у них на глазах.
– Что это вообще было? – продолжая смотреть на место, где только что стоял Блэк, спросил Мерлин.
– Не имею ни малейшего понятия, – ответил рыцарь. – Но я буду ему благодарен до конца жизни, наверное.
Мерлин взглянул на Мордреда и улыбнулся. Кажется, он только что спас Артура.

* * *

Когда Сириус вновь открыл глаза, то понял, что вернулся назад. Над ним склонились обеспокоенные лица друзей.
– Вот и наш бродяжка вернулся, – с облегчением улыбнулся Ремус.
Он до последнего переживал за друга.
– Ну как? С тобой все в порядке? Где ты был? Что там было? – нетерпеливо сыпал вопросами Джеймс.
– Ребята, постойте, у меня только один вопрос сейчас: как умер король Артур? – обеспокоенно спросил Сириус.
– Эй, ты там ничего не повредил? Бродяга, с чего такие вопросы? – уже встревожено заговорил Люпин.
– Просто ответьте на вопрос.
– Да как умер-то… Умер – и все. От старости, наверное, – ответил Поттер, явно ничего не понимая.
Услышав ответ, Блэк с облегчением рассмеялся.
– Ты можешь объяснить, что случилось, в конце-то концов? – хором спросили Ремус и Джеймс.
– Ох, вы все равно не поверите. Но представьте только: я, кажется, спас короля, – с гордостью в голосе ответил Сириус.