Я ложусь на жёсткую кровать. Наконец, я сумел взять себя в руки, но... Это всё так относительно. Я не знаю, смогу ли я вообще когда-нибудь жить по-прежнему... Жить.

Я выжил тогда — когда остался совсем один. Когда потерял их всех разом. Тогда хотелось выть, пронзительно и долго. Я выжил, но жил ли? Я жил этот год, рядом с Бродягой... Я...

Я крепко зажмуриваюсь и пытаюсь выбросить из головы мысли о том, что причиняет нестерпимую боль. Не здесь. Не здесь.

Я ухожу. Так глубоко, как удаётся. Глубоко в себя. Там темно и пустынно... серо... сыро... мертво...

Я сажусь на траву на опушке безотрадности и поднимаю голову. И вижу глаза небес. Глаза на фоне синего сумеречного неба. Они всегда здесь и всегда смотрят. Конечно, Он здесь. Он и Его взгляд. Я почему-то говорю "Он", хотя не знаю — кто. Это не имеет значения.

— Добрый вечер.

Я всегда приветствую Его. И всегда произношу "добрый вечер". Ведь здесь всегда сумерки. Эта фраза словно заклинание — будто без неё Он не будет слушать.

— Я давно не приходил. Извини. Хотя... Мне ведь не нужно было. А сегодня... Сегодня мне тяжелее, чем когда-либо. Ты ведь знаешь, я обычно сам справляюсь, но... Мне необходимо было обратиться к Тебе. Именно к Тебе. Попросить. Нет, не спасти его! Его ведь не спасёшь уже, я знаю. Знаю, его не вернёшь. Знаю...

Я замолкаю и на мгновение покидаю Его — столько мне требуется, чтобы стереть горячую слезу в уголке глаза.

— Наверное, я говорю сейчас пустые слова. "Боль утраты" — я не знаю более бессодержательных слов. Более никчёмных, беспомощных. Ты знаешь, на самом деле я рад. Слышишь — я смеюсь. Они научили меня смеяться. И хотя их нет, я рад. Да, я рад! Рад... Что ещё шаг — просто шаг... И мне нечего будет терять. Уже некого, кроме себя. Знаю, что этот путь — легчайший из всех. Но мир... Жестокий, безумный... Разве он оставил выбор за мной?

Я качаю головой. Я жалею, что не могу закрыть глаза — они ведь и так закрыты... А если я сделаю это снова — я не увижу Его. Мне некого будет просить.

— Объясни. Ты ведь можешь объяснить. Почему для многих не писан закон? Почему у них в головах ветер? Почему они теряют контроль? Когда им так легко подчинить свою волю разуму. Мне — нелегко. Когда я волк — я инстинкт. Почему они не ценят того, что им дано? Почему из-за малого страдают все? Почему слова дороже жизни? Почему он должен был отдать свою, когда цена стояла всего лишь за глупое предсказание? Почему тогда из-за него я должен был потерять их всех разом? Почему фигуры расплачиваются за ошибку гроссмейстера? Объясни. Почему с неба падает алый дождь? Падает, питая землю. Что из неё потом вырастет? Почему он льётся на меня, не на ту белую голову, что решила за нас — чтобы упорно шли вперёд. Даже если навстречу выходит сама смерть. Смерть, которой бояться в таком возрасте — когда голова не так бела — ещё не стыдно. Почему... Объясни.

Я провожу сухой ладонью по цветку надежды в сумеречной траве. И он мгновенно реагирует — ласкается к руке. Удар кулака — и стебель никогда не разогнётся. Я замечаю, что Он смотрит неодобрительно.

— Извини. Я ещё не умею молиться за павших... друзей... За врагов — тем более.

Я смотрю на костяшки пальцев, испачканные землёй и зеленью. Или кровью — чего уж тут придумывать.

— Я видел кровь. Я давно на войне. Я с детства веду бой. С собой сложнее, чем с врагом. С друзьями ещё сложнее. Я на войне. Я не знаю, чем всё закончится на этот раз. Я обещаю дождаться исхода. Тебе обещаю. И тогда я приду и расскажу Тебе. Я вернусь и расскажу. Я вернусь. Обещаю. Я вернусь победителем. Иначе — и смысла не было столько бороться. И столько терпеть. Стольких лишаться. Терять столько слёз.

Я вытираю костяшки о левый рукав плаща.

— Свою вину лучше всего смывать кровью. Позор — кровью. И засохшую грязь — кровью. Неважно, чужой или своей. Я вернусь. Когда сыграю до конца свою роль. Когда все долги выплачу. Вернусь. Буду держать себя. Чтоб не спиться. А предавать я никогда не умел. Ускорить конец? Этот путь легчайший из всех, и он не для меня. Но... Мне нужна Твоя помощь. Я прошу — не оставь меня сейчас. Ты поможешь?

Я обрываю стебель погибшей надежды и прячу за пазуху.