Наверху, на втором этаже, что-то просвистело и разбилось о стену. Потом еще раз. И еще. И еще.

— Сервиз? — осторожно спросил Рабастан, косясь в потолок. Родольфус прислушался, сощурился, словно вспоминая что-то, и покачал головой:

— Нет, сервиз был полчаса назад. А это, похоже, бабкина коллекция вазочек. Ну, и драккл с ней, давно хотел от нее из…

Его слова прервали оглушительный грохот и жалобный звон. Потолок заходил ходуном.

— А это уже люстра, — Родольфус поднялся и достал палочку. — Пойти, попытаться утихомирить, что ли?..

Идти никуда не пришлось. Спустя пару минут на лестнице раздался топот, и в комнату влетело это — черноволосое, растрепанное и очень, очень злое.

— Ну?! — прорычало оно, переводя взбешенный взгляд с отца на дядю. — Что еще хорошего мне скажете?!

Рабастан переглянулся с братом, и они синхронно уставились на Сигнуса — тот в данной ситуации был единственным, кто мог бы успокоить сестру без членовредительства. Однако сын и племянник, этакое дракклово отродье, спрятался за увесистым томом «Теории темной магии» и не отсвечивал, притворяясь деталью интерьера — ему явно не улыбалось попасть под горячую руку.

— Ты не кипятись, — неожиданно мирно и спокойно, как маленькому ребенку (или душевнобольной) сказал Родольфус дочери. — Давай сядем и поговорим, как взрослые люди. И пожалуйста, не кричи и не роняй ничего — мама спит.

Гвен посверкала глазами, но в кресло все же плюхнулась. Молча. Рабастан мысленно поаплодировал дипломатическому таланту брата — хоть на то крыло, где находилась едва пришедшая в себя после битвы при Хогвартсе Белла, и наложили заглушающие чары, едва только Гвен собралась разносить дом, лишнее упоминание больной матери подействовало на нее… ну, скажем так, отрезвляюще. Чего им и было нужно.

— И? — прозвучало это отнюдь не миролюбиво, но, судя по интонации, становиться отце-, дяде— и братоубийцей (последнее — по обстоятельствам) Гвен не собиралась в ближайшие четверть часа. — Только не говорите, что вы передумали. Не поверю.

— Мы бы и рады передумать, — все так же осторожно начал Родольфус. — Но, дочка, пойми и ты нас…

— Это семейная традиция, а от них никуда не денешься, — встрял Рабастан. Зря.

— Ах, традиция?! — заорала Гвен, подрываясь с кресла. — Да в рот я… — и тут она загнула такой пассаж, что даже Рабастан, небезосновательно имевший среди Пожирателей репутацию отъявленного сквернослова, чуть не покраснел, — …эти ваши… тьфу ты, наши традиции! Особенно такие! — она рухнула обратно. — Вы вообще уверены, что он — Темный Лорд?

— А ты сходи, посмотри, — вякнул Сигнус, высовываясь из-за книги. — Антонин говорил, что за посмотр денег не берут, если это не зоопарк…

Следующие десять минут ему и Рабастану с Родольфусом пришлось держать тройной щит, дабы не поймать в голову что-нибудь тяжелое, острое или темномагическое. Неизвестно, что насчет отца и дяди, но насчет братоубийства Гвен явно передумала.

— А ну, тихо! — гаркнул Родольфус, когда стало ясно, что выдыхаться Гвен не собирается. — Если ты… то есть, мы разнесем этот дом, то окажемся на улице! Куда прикажете возвращаться — в недобрую старую Англию?

Это было истинной правдой. Из Англии семейству Лестрейнджей, прихватив тяжелораненую Беллу, пришлось выметаться со скоростью звука, едва только стало понятно, что Темному Лорду пришел полный и окончательный конец. Как они с Руди вытаскивали из кучи трупов еще живую Беллатрикс и как выбирались из Хогвартса — это была отдельная история, про которую Рабастану даже думать не хотелось, но главное, что все они — он, брат, Белла и дети — в итоге оказались в Берлине, в бабкином особняке. Деньгами Руди озаботился заранее, в правительстве магической Германии у них даже после Азкабана сохранялись весьма весомые связи, так что ни бедствование, ни депортация на историческую, мать ее, родину им не грозили. Казалось бы — живи и радуйся…

До последних дошедших из Англии вестей. После которых им пришлось вспомнить про парочку семейных традиций, и… да, племянница права: там этим традициям и место и именно это с ними нужно сделать. В идеале. А идеал был недостижим, как нормальные условия в Азкабане после первой магической.

— Да с чего вы вообще взяли, что это Поттер? — раздраженно повторила Гвен, остывая. — Только вслушайтесь: Темный Лорд Поттер! Да и газеты британские молчат, а они бы такое точно не пропустили.

— Вот с этого и надо было начинать, — наставительно произнес Родольфус. — Не верь газетам, дочь моя, там сплошь обман и пропаганда. На стенах и заборах, как известно, тоже пишут, а там только камень и дрова.

— Кому же тогда верить?

— Оперативным источникам. А согласно нашим оперативным источникам, Поттер послал Уизли, Грейнджер и остатки Ордена туда же, кхм, куда и ты наши семейные традиции…

— Это вряд ли, — вставил Сигнус. — Поттер коронного загиба Антонина не знает, а Линн именно его и выдала. Первую часть.

— …и заперся в особняке на Гриммо, предварительно притащив туда Малфоев, — продолжал Родольфус. — Сейчас рассылает письма Паркинсонам, Гринграссам и прочей шушере, пытается что-то затевать с гоблинами, и по всему похоже, что он собирается строить дивный новый мир. Без нашего Лорда и старых друзей, — Родольфус пристально посмотрел на дочь. — Теперь смотри: амбиции есть? Злость на весь мир — Мерлин разберет, откуда — есть? Интерес к темной магии — источник докладывает, что Поттер пытался в блэковскую библиотеку забраться; не откроется она ему, само собой, но сам факт — есть? Чем тебе не Темный Лорд?

— Да ну, — Гвен поморщилась. — Неубедительно как-то. Такое ощущение, что ему милордова Авада все-таки в голову ударила, и он крышей немного поехал, но и только.

— Вот ты и сходи, посмотри, только или не только, — проникновенно сказал Родольфус. — Если только — то возвращайся, а если нет — ну, не обессудь.

— Слушайте, — встрепенулся Сигнус. — А это не может быть ловушкой? Ну, чтобы как-то выманить нас всех?

Рабастан на секунду задумался. В словах племянника определенно был здравый смысл.

— Нет, — покачал головой Родольфус. — Вряд ли . Никто не знает про эту нашу традицию… во всяком случае, не знают, что это именно традиция, но риск все равно остается. Так что, дочь, рискнешь?

Гвен посмотрела на них так, будто они были чьим-то плохо переваренным ужином.

— Придется, — отрезала она и решительно поднялась. — Раз уж традиция.

— Э, ты куда? — крикнул ей вслед Рабастан. — Поттера у нас в доме нет!

— Поздравляю, дядя, ты балбес, — съехидничал Сигнус. — Наряжаться она пошла. Не в таком же виде к Поттеру идти.

Рабастан задумчиво посмотрел на него, потом на валявшийся на полу подсвечник, но только тяжело вздохнул. Нет, нельзя — Белла и так слишком часто роняла парня головой на пол, не стоит еще и усугублять.

* * *

Гарри Поттер, победитель Темного Лорда и первый претендент на его освободившееся место, сидел в особняке на площади Гриммо, двенадцать, и бесился. За последние несколько дней это стало его любимым занятием.

О, как он их ненавидел! Старого хрыча Дамблдора, всю жизнь растившего его как свинью на убой, Орден, Уизли и Грейнджер — поганые предатели не могли не знать о планах гнусного старикашки, а значит, были возле него только ради его денег! Но ничего, он всем отомстит… жаль только, гоблины отказываются говорить об истинных размерах его наследия, твердя, что все, что ему принадлежит — гринготтский сейф, дом на Гриммо и развалины в Годриковой Лощине… и жаль, что дом Блэков не открывает ему свои тайны, а Кричер, после того как он, Гарри, выкинул отсюда предателей, вновь превратился в злобного уродца времен Сириуса… но как только он со всем эти разберется, он сразу отомстит! Всем! Жестоко!

В таких приятных размышлениях Гарри добрел до гостиной и, едва войдя, замер. В его любимом кресле у камина сидела неизвестная красивая девица в откровенном наряде; это мог бы быть ну очень роскошный сюрприз, если бы девица не смахивала так сильно на недоброй памяти Беллатрикс (чье тело, кстати, таинственно исчезло) и не смотрела на него с таким выражением лица, будто он изнасиловал, убил, а потом еще раз изнасиловал ее парализованную тетушку, и теперь просто обязан быть подвешен на ближайшем фонаре за причинное место.

— Ты, что ли, Поттер? — выдала она после затянувшейся паузы.

— Ага, — Гарри на время позабыл про месть и сглотнул набежавшую слюну. — А ты кто?

— Гвен Лестрейндж, — девица была предельно кратка. — Ну, говори, что мне делать?

— Извини, что? — Гарри судорожно соображал: Драко как-то рассказывал ему что-то про кузенов… нет, только про кузена, и то матерно, из чего Гарри сделал ввод, что этот кузен в свое время выпил у Малфоя на порядок больше крови, чем Дадли у Гарри. Про кузину Драко смолчал. Для себя хотел оставить, поганец!

Оная кузина тем временем закатила глаза:

— Ты идиот? Нет, пардон, ты — Темный Лорд. Я — Лестрейндж. Говори, что мне делать.

— Прости, не понял.

Девица — Гвен — посмотрела на него, как на умственно отсталого, затем выудила откуда-то (из кресла, не иначе — в таком платье было попросту негде спрятать) портсигар, вынула одну сигарету и прикурила от палочки. Гарри это показалось очень… порочным, но в то же время привлекательным.

— Традиция у нас семейная, — соизволила пояснить она. — Женщины нашей семьи находятся рядом с Темными Лордами и служат им верой и правдой. Ты — Темный Лорд?

— Ну да… наверное, — замялся Гарри. — Да.

— А я — женщина Лестрейнджей, — Гвен развела руками. — Вот я здесь. Какие приказы, пожелания… милорд?

Гарри открыл рот и тут же закрыл. До него медленно, но верно начал доходить смысл сказанного.

— Погоди, это что… ты теперь при мне будешь? Мне служить?

— А то, — Гвен выпустила дым, сложив накрашенные вишневой помадой губы трубочкой. — Думаешь, моя мать просто так вокруг твоего предшественника крутилась? Традиция такая.

Гарри задумался.

— А если я не хочу, чтобы ты мне служила?

— Хочешь — не хочешь, а я буду, — Гвен затушила сигарету о каминную решетку. — Мне деваться некуда. От традиций, знаешь, никуда не денешься.

Гарри еще чуть-чуть подумал. С одной стороны, странная ситуация, а с другой — лишний союзник не помешает.

— И что, ты будешь делать все, что я тебе прикажу?

— Абсолютно, — заверила его Гвен.

— То есть… если я тебе прикажу всю твою семью убить, ты убьешь?

— Нежелательно мне такое приказывать, — поморщилась Гвен. — У нас убийц родственников варят в котле с кипящим маслом — тоже традиция. Если я всю семью убью, то придется мне самой в этот котел сигать. Хотя… как говорили наши предки — то, что мертво, умереть не может, так что моя семейка с гарантией вернется из преисподней и отправит туда нас обоих.

— Хорошо, а если не семью — просто пытать, убивать? — Гарри решил пока оставить скользкую тему лестрейнджевских семейных традиций.

— Опять? — вздохнула Гвен. — Поттер, да я этим с тринадцати лет занимаюсь. Не то чтобы я против, даже нравится… но надоедает со временем, знаешь ли.

Гарри сглотнул. В памяти внезапно всплыла старая фраза, что если на родителях природа отдыхает, то на детях она отрывается. На Гвен Лестрейндж природа, похоже, ушла в длительный загул.

— А если я прикажу тебе… ну…

— Поттер, даже если ты прикажешь мне спать с тобой и рожать тебе детей, я все равно буду это делать, — мрачно сообщила Гвен. — Традиция, дракклы ее дери.

— Что-то ты от нее не в восторге, — буркнул Гарри.

— Конечно, не в восторге! — Гвен всплеснула руками. — У меня, может, свои планы на жизнь сложились, и всяких очкастых дрищей с манией величия они в себя уж точно не включали. Но…

— Традиция, — закончил за нее Гарри, даже не обидевшись на «очкастого дрища». — Я понял.

Ситуация, такая привлекательная поначалу, переставала нравиться ему с каждой минутой. Всегда иметь под боком неуравновешенную стервозную маньячку, да еще и без возможности от нее избавиться… бр-р-р. И ведь девчонка — его ровесница, а что будет дальше?

Не-ет, такого счастья ему точно не нужно.

— А это обязательно? — на всякий случай уточнил он. — Ну, следовать этой традиции?

— А как же, — кивнула Гвен. — Вон, у отца с дядей сестер не было, и кузин тоже не нашлось, так пришлось предыдущему Темному Лорду мою мать подсовывать. Она тоже не слишком рада была… первое время точно.

— А Гриндевальд? — уцепился за соломинку Гарри. — У него, вроде, никого не было из вашей семьи.

— Как это? — подскочила Гвен. — А бабка Лета? Не из нашей ветки, правда, из боковой, но кака-а-ая это была женщина, Поттер! Чуть Гриндевальда у покойного Дамблдора не свела, жаль, герру Геллерту рыжие больше нравились, а она темненькая была, в мать.

Гарри с пугающей ясностью осознал, почему и Гриндевальд, и Волдеморт были такими чокнутыми. И с еще более пугающей ясностью осознал, что ему грозит то же самое, если не хуже.

— Что, совсем никак не отказаться? — жалобно спросил он.

— Только если ты — не Темный Лорд, — пожала плечами Гвен. — Вот если ты это скажешь и подтвердишь, тогда я уйду к своей семье, и больше ты с нами не встретишься. Насчет остального мира гарантий не дам — если где-то начнется приличная заварушка, мы в нее влезем. Тоже семейная традиция, не обессудь.

— Да у вас есть хоть одна нормальная традиция?! — взвыл Гарри.

— Сходу не вспомню, — Гвен прикусила губу. — Вроде, нет. Так как?

Не хотелось ему этого говорить, но… избавиться от этой чокнутой и ее чокнутой семейки с ее чокнутыми традициями определенно стоило.

— Ты ошиблась, — решительно сказал Гарри. — Я — не Темный Лорд. Иди отсюда, здесь тебе делать нечего.

— Как это — не Темный Лорд? — уперла кулачки в бока Гвен. — Магией темной интересуешься, раз в библиотеку лазил? Мир поработить хочешь? И не ври, что нет!

— Нет! — крикнул Гарри, даже не спрашивая, откуда она знает про библиотеку. — Не хочу и не интересуюсь! Завтра же из «Гринготтса» все письма отзову, библиотеку на ключ запру и Кричеру велю ключ утопить… только уйди, Мерлина ради! Не хочу быть Темным Лордом, хочу быть Гарри… просто Гарри!

Гвен долго посмотрела на него, затем поднялась, подошла ближе и… положила ему руки на плечи. Гарри зажмурился — сейчас совращать-уговаривать начнет, чего доброго — но она просто спросила:

— Поттер, совет хочешь?

Гарри открыл один глаз:

— Какой?

— Если будут спрашивать, что на тебя нашло — вали все на белобрысого чернокнижника, — ответила Гвен. — Ему все равно, а тебе приятно.

— На какого? — Гарри открыл второй глаз. — На Драко, что ли?

— При чем здесь Драко? — возмутилась Гвен. — Из него чернокнижник, как из меня монашка.

— А мне он говорил, что владеет Темной магией…

— Он тебе, поди, и про любовные победы врал, — отмахнулась Гвен. — А на деле ему любая девчонка если и даст, то только Ступефаем в зубы. Нет, я про Люциуса.

— А. — Гарри облегченно выдохнул. Вытащить старшего Малфоя из Азкабана стоило ему больших усилий, но этим усилиям, похоже, не суждено было окупиться, что Гарри не радовало. — Это запросто. Что, еще одна семейная традиция — валить все на белобрысых чернокнижников?

— Скорее, мудрость предков, — Гвен убрала руки с его плеч. — Ну, бывай.

И исчезла, как будто ее и не было.

Гарри тряхнул головой и пошел к себе. Дел было невпроворот: отозвать все письма от гоблинов, привести в порядок дом… помириться с семьей Уизли и Гермионой…

А ведь и правда — что это на него нашло? Как он мог так о них подумать?

* * *



Громкий процесс по делу Люциуса Малфоя, при помощи наитемнейшей магии подчинившего себе разум национального героя Поттера, шел полным ходом. Пострадавший сейчас находился в больнице святого Мунго, где сутками дежурили его ближайшие друзья. Само собой, они приняли его назад с распростертыми объятиями, как только выяснилось, что все его действия были результатом проклятья…

Во всяком случае, так твердили британские газеты, а то, что они не расходились в данных с оперативными источниками Родольфуса, говорило лишь о том, что пропаганды и обмана там в кои-то веки не было.

— Говорила же я — ерунда, а не Темный Лорд, — Гвен расстроенно смяла газетный лист. — Хотя, сам он вроде ничего. Если б милорда не убил, так он бы мне даже понравился.

— Забудь, — посоветовала ей Беллатрикс. — Ты у меня молодая, красивая, хватит на твой век нормальных Темных Лордов, — она выразительно покосилась на мужа, который даже спустя неделю после «разговора по душам» сверкал фингалами под обоими глазами, как очковая кобра. — Не то, что этот задохлик.

Рабастан хотел было возразить, что этот задохлик как бы спровадил в преисподнюю их Повелителя, но пощупал недавно вправленную челюсть и передумал.

Кажется, скоро у них появится еще одна традиция — как можно меньше спорить с женской половиной семьи.