Тень в углу. Тень на стене.
Он был тенью, крадущейся по дому, призраком прошлого, привязанным к одному месту, что не мог и не желал покидать. Как побег плюща намертво вцепляется в балки и опоры, так и Кричер всей душой прикипел к дому Блэков. Сморщенный и сгорбленный, он бродил по комнатам под невнятный шёпот бывших обитателей особняка. Кричер глядел на них, занявших величественные позы на картинах, и раскланивался, подолгу застывая у облупленных рам.
В полутьме его тусклые глаза-светляки не замечали слои пыли, покрывшей мебель, паутину под потолком, разводы на окнах и мышиный помёт у камина.
Он вспоминал хозяев и представлял их лица так ясно, словно думал о вчерашнем дне. Здесь остались следы их присутствия. В стенах особняка ещё теплилась магия, и магглы проходили мимо, не замечая обветшалого крыльца.
Послеполуденные часы на площади Гриммо всегда были самыми знойными в летнее время и, казалось, тянулись бесконечно.
Кричер задёргивал шторы, из которых сыпалась мошкара, когда за окнами раздались шаги.
Выжидающий, дремлющий дом открыл двери. С пышущей жаром улицы дохнуло теплом. Половицы в холле недовольно закряхтели. Они поняли сразу — явились не хозяева, а чужаки.
— Делаем всё быстро и тихо, — произнёс хриплый мужской голос с порога. — Здесь опаснее, чем снаружи. Дружки Снейпа уже сотню раз могли сюда наведаться.
— Мне так не кажется.
Тусклый огонёк Люмоса всколыхнул темноту коридора, словно подол пыльной мантии.
— Ха! Неужели? Со смертью Дамблдора хранителями стали все, кому был доверен секрет Фиделиуса. Думаешь, Снейп не воспользуется случаем? Только дурак станет рисковать при подобных обстоятельствах.
— Как скажешь, Аластор. Тебе виднее.
— Гоменум Ревелио!
Кричер сжался за шкафом, скрючился в три погибели, не дыша, не шевелясь, не моргая. Полумрак особняка скрыл его от глаз вошедших. Полоска света пробежала возле его ног юрким солнечным полозом и пропала в глубине особняка, так и не встретив в опустевших коридорах человека.
— Здесь никого, старина.
— Это к лучшему.
Кричер узнал их, узнал почти сразу. Первого, старого хромого аврора с безобразным глазом навыкате, бывший хозяин насмешливо звал Грозным Глазом Грюмом. Второго, паршивого оборотня, своим добрым другом Ремусом. Хозяйка же величала их иначе.
— Отсутствие врагов ещё не значит, что они не явятся сюда через минуту. Мы могли не заметить сигнальные чары на ступенях или дверном косяке.
— Или Снейп не ожидал, что кто-то сюда вернётся. Думаю, он и сам рад забыть о доме Сириуса.
— Сириуса? Теперь это собственность Поттера, — заметил Грозный Глаз. — Держись настороже, Ремус!
— Мы могли бы вовсе сюда не приходить.
— Нет, чем меньше знает противник, тем лучше. Поторопимся. Забираем бумаги и уходим.
Теперь шаги раздались на лестнице прямо над головой Кричера. Лампы на стене зашипели, выплюнув искры.
— Не хватало ещё, чтобы проснулась старая гарпия. При жизни была та ещё мегера, а после смерти и подавно. Разорётся так, что не успокоишь. Сириусу следовало избавиться от картины первым же делом.
— Она приклеена намертво.
Холл заполнился неприятным смехом.
— Когда такие мелочи останавливали волшебника, а? Даже портрет может быть глазами и ушами врага. Будь у нас время, я бы покончил с этой проблемой. Тьфу! Совсем забыл об этих рылах. Много повидал я мерзости за свою жизнь, но эти головы на стене наводят ужас.
— Эльф! — внезапно произнёс Люпин. — Слуга Блэков должен быть где-то поблизости. Как же его звали? Кричер!
Домовик вздрогнул, услышав своё имя, и скорчился от омерзения.
Оборотень посмел позвать его. На что только рассчитывал? Неужто думал, будто эльф благородного дома Блэков появится перед ним? Никто не смел ему указывать, никто, кроме хозяйки, спящей за занавесками. Никто! Разве что ненавистный мальчишка Поттеров. Но тот не показывался уже год. Волей Мерлина и не покажется.
— Нет? — выждав пару секунд, произнёс Грюм. — Ну и ладно. Глядишь, этот старый цапень уже помер в каком-нибудь углу.
Волшебники пробыли на верхних этажах несколько минут.
В гнетущем безмолвии Кричер ждал, когда чужаки спустятся. Тут бы и сидеть ему, погруженным в вечную дрёму, но деревяшка Грюма всё стучала и стучала по паркету гостевых комнат, потом опять на лестничной клетке.
Спускаясь, Грозный Глаз чуть не навернулся. Доски так и подпрыгивали под его искусственной ногой, и Кричер жаждал помочь им спихнуть незваного гостя с лестницы.
Но он один, а волшебников было двое, и они начеку. Стоило ли выдавать себя ради одной сломанной шеи?
— Колдографии можно оставить, пикси с ними. Снейп знает каждого в лицо. Ему не понадобятся снимки и бумажки. На месте Артура я бы не думал сейчас о развлечениях и отложил свадьбу сына. Мало того, что он пригласил к себе в дом иностранцев, так ещё созвал кучу гостей, любой из которых может быть потенциально опасен.
Люпин устало вздохнул.
— Пусть порадуются, Аластор. Ближайшие месяцы будут не из лёгких. Им ничего не грозит. «Нора» под защитой Министерства магии.
— Министерства, говоришь? — переспросил Грюм, на ходу сжигая внушительную стопку бумаг. — Это-то меня и беспокоит. Боунсы тоже были под защитой, и чем все закончилось? Полный провал операции.
— Флетчер тоже куда-то пропал…
Кричеру почудилось, что воздух в доме разом загустел, и он не может его вдохнуть. Флетчер. Эта фамилия заставила эльфа содрогнуться.
Портьеры портрета вдруг раздвинулись, и миссис Блэк разразилась жуткими воплями.
— Кто это? Кто тревожит дом моих предков? Оборотень! Отвратительная тварь! Убирайся!
— Силенцио! — скомандовал Грозный Глаз.
Мадам Вальбурга замолчала, беззвучно проклиная волшебников, оказавшихся перед ней, но даже столь возмутительное поведение по отношению к хозяйке не задело Кричера сильнее, чем прозвучавшее имя.
Флетчер.
Вор, забравшийся в дом и обокравший семью!
Мерзкий ворюга!
— Ведьма. Её счастье, что мы ограничены во времени, — разбушевался Грюм, задёргивая портьеры. — О Флетчере можешь не беспокоиться. Этот пройдоха не упустит случая набить брюхо за чужой счёт, так что он ещё напомнит о себе и явится к Уизли.
— Едва ли ему будут рады.
— Иногда он был весьма полезен Дамблдору. От него был бы пущий толк, если бы он больше слушал и меньше пил. Нимфадора предложила заменить его, используя свои штучки для маскировки. Что, не знал? Я ей быстро мозги вправил. Неразумное дитя. Поговори со своей женой, Ремус! Пусть лучше думает о будущем ребёнке.
— Хорошо, — смущённо пробормотал Люпин.
Кричер схватился за голову. Что бы сделала его бедная хозяйка, услышав такие новости? Вонзила бы нож в своё сердце, чтобы не жить с позором. Неужели в семье Блэков появится выкормыш оборотня, внук грязнокровки?
— Нам пора, — бросив взгляд на часы, сказал Люпин. — Кингсли ждёт.
— Да, осталась самая малость — подарочек для Снейпа, если поганец всё-таки решит сунуть сюда свой длинный нос.
Грозный Глаз вытащил из кармана плаща коробок и вытряхнул из него нечто похожее на летучий порох или перемолотые в крошку бобы. Порошок завис в нескольких дюймах над полом. Внутри сгустка пыли что-то пульсировало, кружилось, корчилось, потом появилась фигура, окружённая сизой дымкой.
От одного её вида Кричера от пяток до макушки пробил озноб, хотя за долгую жизнь среди волшебников он насмотрелся на всякую магию вдоволь.
«Дементор!» — содрогнулся эльф, но от тумана не веяло холодом.
Из него явилось то, чему не было названия. Безымянная тень росла и росла, пока не достала до потолка. Она облизала стены, затем конвульсивно сжалась и разом уменьшилась вдвое. У тени появилось лицо, шея, руки…
Люпин поморщился, глядя на неё, а Грюм, явно оставшись довольным зрелищем, криво улыбнулся, так что зачарованный глаз почти съехал ему на лоб.
— Почему оно так выглядит?
— Потому что Снейп должен видеть это лицо в ночных кошмарах! Если это пока не так, надеюсь, я исправил недоразумение. Ещё парочка проклятий лишней не будет.
Когда Грюм закончил колдовать, иллюзорное создание высотой с человека призывно вытянуло руку и с присвистом произнесло:
— Северус Снейп?
— Нет, Альбус. Мы тебя не убивали, — мрачно ответил Грозный Глаз.
Призрак тяжко вздохнул и рассыпался в прах.
— Сириус называл это место тюрьмой, — сказал Люпин, обернувшись у самой двери. — Теперь здесь есть и сторож.

Гермиона погладила Живоглота, отдыхавшего на подоконнике. Кот всматривался в лондонский туман, пахнущий дождём, и нервно подёргивал хвостом. Как чувствовал, что больше не вернётся. Но кто знает, может, просто следил за ласточкиными гнёздами на карнизе соседнего дома…
Сегодня он был ласков и долго тёрся о ноги миссис Грейнджер, выставившей ему завтрак. К часу дня его корзинка исчезла из комнаты Гермионы, как и следы пребывания в спальне самой хозяйки. Свет из коридора падал на безупречно застеленную кровать. Пустые полки, безликие стены… На уборку ушло минут пятнадцать — всего ничего для восемнадцати лет, прожитых в родном доме.
Решение было принято, и не в духе Гермионы Грейнджер поворачивать назад.
Живоглот насторожился и передёрнул ушами. Что-то привлекло его внимание снаружи. Ветви растущей рядом с домом яблони колыхнулись, и кот спрыгнул вниз, скрывшись в листве.
Гермиона перегнулась через подоконник и увидела его рядом со стоявшим под деревом человеком. Высоким и от того всегда сутулившимся, с тёмно-русыми волосами и добрыми усталыми глазами.
Слишком рано. Он пришёл слишком рано.
Возможно, это и к лучшему. Ещё немного, и она начала бы ходить по комнате взад и вперёд, заламывая руки, переживая…
Гермиона перекинула ремень бисерной сумочки через плечо и спустилась на первый этаж.
Мама что-то делала на кухне, а отец щёлкал пультом телевизора в поиске спортивных новостей.
— Нашёл что-нибудь интересное, пап? — спросила Гермиона, опустившись на диванчик рядом с ним.
— Летом кабельное телевидение бесполезнее коронки на зубах сына миссис Фенвик. О не-ет, — простонал отец. — По пятому каналу повторяют «Гордость и предубеждение»!
Гермиона лукаво улыбнулась.
— С красавчиком Колином Фёртом!
— Тише, а то мама услышит, — в притворном ужасе прошептал мистер Грейнджер и поцеловал дочь в макушку. — Верну-ка я рекламу шоколадных хлопьев. Мне кажется, её я вижу реже.
Когда отец приобнял её, Гермиона почувствовала запах любимого папиного одеколона. Авторучка, которую он вечно таскал в нагрудном кармане рубашки, вдавилась в плечо. Даже дома в кругу семьи он оставался доктором Грейнджером и частенько посматривал на телефонную трубку.
Вчера отец вернулся с семинара знаменитого бельгийского стоматолога, добившегося невиданного прогресса в лечении повреждённой зубной эмали, и не успел распаковать вещи. Отцовский чемодан, переживший около сотни поездок, обклеенный стикерами из разных стран, нельзя было спутать ни с одним другим. Мистер Грейнджер — заядлый путешественник. Он обожал демонстрировать свои «трофеи», и пока отец переключал каналы, Гермиона разглядывала цветные наклейки, появившиеся за последние месяцы, проведённые ею в Хогвартсе. Почётное место возле ручки чемодана до сих пор пустовало. Отец с незапамятных времён грезил о поездке в Австралию.
На его переносице залегла морщинка. Он снова потряс пульт.
— Батарейки устарели. Волшебники могли бы придумать им замену.
Гермиона хмыкнула.
— Большинство волшебников даже не знают, что такое телевизор.
— Счастливые люди, — проворчал отец. — Ну хоть что-то! — воскликнул он, увидев знакомого ведущего на фоне карты Британии.
Диктор БиБиСи монотонно передавал погоду, как обычно не обещая ничего хорошего для Лондона и его окраин. Однако мистер Грейнджер считал, что плохой погоды попросту не бывает, бывает плохое настроение.
— Слушай, предлагаю наделать куриных сэндвичей и никуда сегодня не ходить. По такому случаю, думаю, мы можем отступить от принципов и открыть припрятанную бутылочку фанты.
Гермиона изобразила возмущённое удушье.
— Вредной фанты!
Подыгрывая ей, отец понурил голову.
— Супервредной.
— Я так люблю тебя, папа, — пробормотала Гермиона, когда он весело посмотрел на неё, оторвавшись от прогноза погоды. — Я обо всём позабочусь, обещаю.
— Позаботишься? О чём это ты, зайчонок?
Гермиона направила на него волшебную палочку и, смахнув подступившие к глазам слёзы, быстро прошептала заклинание.
Отец всё ещё глядел на неё, но теперь совершенно пустыми глазами.
— Мистер Уилкинс, — набрав больше воздуха в лёгкие, заговорила Гермиона. — Дорогой Венделл. Вы так долго отодвигали поездку в Мельбурн. Мечте пришло время сбыться! Чемодан уже собран, и я думаю, не стоит больше откладывать.
— Да?
— Да! Скажу больше, вам надо перебраться в Австралию насовсем, купить там дом, разбить сад, вести там практику. Вы меня слышите? Я хочу, чтобы вы отправились туда как можно скорее. Нет, вы сами этого хотите.
Она сидела неподвижно, затаив дыхание. Ждала.
— Ну, ладно, — не слишком уверенно сказал отец.
«Получилось».
— Там тепло, — дрогнувшим голосом продолжила Гермиона. — Океан рядом… и во всех супермаркетах продаётся тростниковый сахар, который ты… вы рекомендуете своим пациентам. Он ведь гораздо полезнее…
Мистер Грейнджер широко улыбнулся, как младенец, услышавший знакомое слово, и согласно мотнул головой.
— Пожалуй, стоит попробовать.
— Здорово, — выдавила Гермиона, стараясь вернуть ему улыбку. — Как только я уйду, вы обо мне и не вспомните. Поезжайте с женой. Это как раз то, что ей нужно. Ждите человека из агентства и ни о чём не переживайте: ни о паспортах, ни о билетах, — она поднялась и, крепче сжав в руке палочку, направилась на кухню, где мама снимала с плиты свистящий чайник.

На улице Гермиона поёжилась. День выдался сырым и ветреным — подходящее время для «домашней кухни», просмотра фильма в кругу семьи и любимой маминой «монополии».
Она отпустила ручку и прижала ладонь к двери. От дерева исходило едва уловимое тепло. Сердце Гермионы сопротивлялось, но разум настойчиво твердил: пора уходить.
Она обернулась и встретилась взглядом с Люпином, всегда понимающим, робким и надёжным. На нём был старый потёртый плащ с локтями, обшитыми кожей.
— Здравствуйте, Ремус.
Люпин кивнул в знак приветствия. Пряди волос, которых уже коснулась седина, упали на его лицо, исполосованное шрамами.
— Кингсли позаботится о твоих родителях. Мы переправим их завтра. Никто и опомниться не успеет.
— Думаете, Министерству нельзя доверять?
Люпин нахмурился.
— Новый министр — человек сложный, но порядочный. Скримджер был аврором, вряд ли можно найти лучшую кандидатуру на этот пост в наше время. И всё же некоторые называют его вторым Краучем, а это уже о многом да говорит. Грозный Глаз, — продолжил Ремус, с трудом подбирая слова, — полагает, что некоторые чиновники уже находятся под контролем Волдеморта.
— Постоянная бдительность, — безрадостно подытожила Грейнджер.
— Готова?
— Ага, — Гермиона взяла на руки кота, не дав ему обнюхать пожарный гидрант, обклеенный предвыборными плакатами консерваторов. — Ну что, пойдём, Глотик?
Чем больше она отдалялась от дома, тем интенсивнее росло желание повернуть назад. Гермиона подозревала, что уже не вернётся сюда, и пыталась запомнить каждую деталь, любую мелочь. На повороте дороги она крепко зажмурилась, и вот в её ушах появился свист чайника, под рукой — диванные подушки — подарок тёти Луизы, и диктор обещал проливные дожди на все выходные.
В воздухе пахло грозой. В утренней тишине все звуки были отчётливы как никогда — типичный спальный район. Мистер Лугоши шумел газонокосилкой в конце улицы.
В последний момент Гермиона обернулась.
Дом Грейнджеров скрылся из вида за серебристым мини-купером и кустами гибридной сирени. Почтовый ящик на краю тротуара — всё, что можно разглядеть. Она будет помнить эту минуту всю свою жизнь. Но как быстро этот пейзаж забудут её родители?
— Ты по-прежнему убеждена, что поступила правильно? — спросил Ремус, словно прочитав её мысли. — Орден мог бы защитить их, спрятать…
Гермиона покачала головой.
— У меня было достаточно времени, чтобы подумать. Когда всё закончится, и мы победим, я найду их и верну воспоминания. Если же со мной что-то случится, или Пожиратели смерти всё-таки найдут их… Нет! — твёрдо произнесла Гермиона. — Монике и Венделлу Уилкинс не стоит знать о мире магии.
— Эта тайна не уйдёт дальше меня и Кингсли, если ты так решила, — пообещал Люпин и добавил, немного помолчав: — Аппарируем на заброшенной детской площадке, там нас никто не увидит. Мы отправимся сразу в Оттери-Сент-Кэчпоул, а оттуда дойдём до «Норы».
— Почему так далеко?
— Грозный Глаз просил не рисковать. Пожиратели смерти не должны знать, где границы барьера, окружающего дом Уизли.
— Если только они не пробрались в Министерство. Иначе всё бессмысленно, — устало отозвалась Гермиона, — и толку от этого «Адрианова вала» никакого.
— «Нора» отлично защищена к приезду Гарри, — с олимпийским спокойствием возразил Люпин.
Собственный голос показался Гермионе детским после него. Хотелось бы ей пребывать в такой уверенности.
— Я так по нему соскучилась!
— Аластор заберёт Гарри тридцатого числа.
— А Дурсли?
Ремус дёрнул уголком губ.
— Переговоры с ними прошли труднее, чем дипломатическая встреча с троллями.
Они свернули на площадку, скрытую заросшей вьюном решёткой. Цветы, облюбовавшие тень, радовались пасмурному дню, глядя в небо сиреневыми граммофонами. Здесь никого не было. Качели давно покрыла ржавчина. Дети не приходили сюда даже в ясные дни.
Живоглот завертел головой, учуяв кошачью мяту.
Люпин протянул Гермионе руку, и стоило ей вложить свою ладонь в его, как мир вокруг них завертелся в стремительном темпе. Реальность стянулась в трубочку.
Путешествие в пространстве длилось всего ничего, но Грейнджер, в одно мгновение пролетев многие мили и мили, ощущала себя вывернутой наизнанку.
Июльское солнце зазолотило землю под её ногами.
Южное побережье Англии радовало жителей ясной погодой.
Гермиона много раз бывала у Уизли и не припоминала, чтобы в Оттери-Сент-Кэчпоул хоть раз шёл проливной дождь, бушевала непогода. Было ли это дело рук волшебников, облюбовавших просторы вокруг маггловской деревни, или сама природа благословила эту землю — Гермиона не знала. Однако сейчас, в эту минуту, шагая с Ремусом Люпином по просёлочной дороге, заросшей по бокам сорняком, она мечтала вернуться в туманный лондонский пригород, где наверняка разыгралась гроза.

Тускло-красный луч солнца скользнул в окно, выхватив из утреннего полумрака спальни кружево ночной рубашки, спутанные волосы и сонное лицо хозяйки дома.
Андромеда вслепую попыталась нащупать одеяло, но потерпела неудачу. Оно сбилось в ногах, к утру отброшенное за ненадобностью. Солнце настойчиво заполняло комнату, как бы говоря: сопротивление бесполезно.
Андромеда приоткрыла один глаз и потянулась.
Ну, конечно, Тед, ранняя пташка, опять забыл задвинуть шторы.
Середина лета, на улице висела такая жара, что охлаждающих чар в комнате хватало лишь на несколько часов. К полудню пригород Лондона превращался в джунгли с их тяжёлым, насыщенным влагой воздухом. Дышать становилось невозможно. Но утром ещё была надежда на мелкий дождь.
В такие дни Андромеда плохо спала, мечтая оказаться за городом, где-нибудь на берегу моря или в беседке среди густой зелени дикого сада. Она скучала по дому, в котором выросла, по тенистым аллеям и противоестественно разросшимся деревьям, скрывающим особняк Блэков от любопытных магглов.
Наяву Андромеда не любила говорить о том доме, той жизни и том времени, но в полудрёме, на границе между сновидениями и реальностью, вновь и вновь возвращалась в родные места и, как это свойственно человеческой натуре, гадала о том, как бы всё могло сложиться, будь она смелее, умнее или менее впечатлительной.
Балансируя на пороге сна, она вновь была в саду, где сладко пахло сыростью. На листьях дрожали капли влаги до тех пор, пока какая-нибудь птица не садилась на ветку, вызвав дождь из брызг.
Энди вновь было одиннадцать, она лежала на полотенце канареечного цвета животом вниз и болтала ногами. Капли то и дело попадали на кожу, но быстро высыхали.
День выдался на редкость жаркий.
Регулус шлёпал ладонью по поверхности пруда, и от его касаний бежали круги. Первый, второй, третий. Вода казалась чёрной из-за тянущихся со дна тёмно-синих водорослей. Иногда между их колышущимися лапами проскальзывала рыбёшка. Андромеда подозревала, что кузену просто нравилось глазеть на неё, и поэтому он битый час торчал у водоёма, грозя подхватить простуду.
Сириус строил из песка пирамиду для короля слизняков. Украшенная сверху донизу веточками и ракушками береговых улиток она так и просила, чтобы её снесли, что и сделала подошедшая Беллатриса, от души пнув песчаную конструкцию.
Сад наполнился гневными воплями Сириуса. Он толкнул кузину в воду. Регулуса с Андромедой тотчас окатила волна ледяных брызг. Энди не знала, кому помогать в первую очередь: Сириусу в его попытке отцепить от себя кузину, похожую на келпи, или самой Белле, рвавшейся затащить его в пруд и скормить крабам.
На крики примчалась Нарцисса и, увидев испорченное платье Беллатрисы, собралась разрыдаться.
— Если ты начнёшь реветь, — предостерегла её Белла, перелезая через каменный бортик, — я превращу твоего Плюшку в пикси!
Эта угроза подействовала не только на Нарциссу, но и на Регулуса, так резко замолчавшего, что Андромеда испугалась — не проглотил ли он муху.
После угрозы сестры Цисси крепче притиснула к себе кролика, прижала к губам покрытую мелкими веснушками ладошку и, стараясь сдержать слёзы, смешно задёргала носом.
— Ну хватит, Беллс, — сказала Андромеда, выжимая волосы, — папа отобрал у тебя палочку, ничего ты не сделаешь.
Беллатриса резко обернулась к ней, едва не свалив Сириуса, подкравшегося сзади, обратно в пруд.
— Рано или поздно я всё равно получу её назад! — заявила она, оправив мокрое платье, ещё недавно идеально пригнанное по фигуре. Белла сердито повела подбородком, почему-то этот жест казался ей особенно устрашающим.
Сириус и Энди встретились взглядами и схватились за животы в приступе смеха.
Беллатриса использовала нехорошее слово, за которое Сириусу однажды «посчастливилось» получить по мягкому месту, и гордо удалилась по тропинке между клумбами, оставляя за собой блестящие лужи.
— Ты похожа на русалку, Энди, — сказал Регулус, протягивая ракушку, пару минут назад украшавшую жилище короля слизняков.
Она вставила её в волосы и проносила до самого вечера.
Ровно столько же злилась на неё сестра.
Солнце уже зашло за дом, а Беллатриса не сказала Энди ни слова.
Она сменила третье платье и всё равно осталась недовольна выбором. Белла крутилась перед говорящим зеркалом, окидывая отражение цепким взглядом. На кровати в чудовищном беспорядке были свалены отвергнутые наряды.
Андромеда не могла без боли смотреть на это безобразие, у неё буквально чесались руки — так не терпелось разложить и развесить вещи по местам. Приверженка порядка с ранних лет, она стойко переносила кавардак, который на каждом шагу оставляла старшая сестра.
— Уродство, — сказала Белла, отметая очередное платье.
Она с радостью бы надела любимое чёрное с блестящими пуговицами из агата, но мама сказала, что оно ну никак не годится для празднества, и попросила выбрать что-нибудь светлое и воздушное. Беллатриса ненавидела платья «принцессок» и особенно не любила то, что лежало испачканным возле трельяжа.
Что-то подсказывало, что Белла была благодарна неугомонному кузену и подумывала залить платье несмываемыми чернилами. Тогда домовики уж точно не избавятся от пятен.
Белла остановила выбор на платье бледно-синего оттенка. Она рывком оправила юбку и небрежно заколола волосы. Никаких косичек и хвостиков. Она слишком взрослая для них.
Белла рассеянно провела пальцами по ключицам.
Мама считала, что драгоценности созданы для зрелых волшебниц, а не для детей, и дочери это прекрасно знали.
«Но ракушка — не драгоценность, — оправдала себя Энди. — Её носить можно».
Беллатриса не могла отказать себе в удовольствии время от времени примерить что-то из украшений матери. Когда она с хитроумной улыбочкой взглянула на Андромеду, та быстро замотала головой.
— Влетит тебе, вот увидишь.
Белла показала язык.
— А я попробую.
— Мама будет ругаться! Если тебя застукает домовиха тёти Элладоры…
Сестра, не дослушав, выбежала из комнаты. Андромеда кинулась за ней.
Они проскользнули в спальню родителей, где Белла без труда нашла мамину шкатулку и выудила на свет жемчужное ожерелье.
— Положи назад, слышишь, — прошипела Андромеда.
— Мерлин, я же его верну, — сказала Белла и потянула Андромеду к выходу. — Пошли. Я покручусь в нём у зеркала и дам примерить тебе.
— Больно надо, — ответила Энди, вырвав ладонь.
— Ну и трусиха же ты, Энди. Ужас! Мне за тебя стыдно, — с насмешкой сказала Белла.
Андромеда зарычала от досады и, немного успокоившись, направилась за сестрой.
Беллатриса обнаружилась за ближайшим поворотом. Она стояла посреди коридора и беспомощно смотрела на то, как по паркету вслед за Плюшкой прыгали перламутровые бусины.
Андромеду затопило чувство удовлетворения. Мерлин свидетель, шалости слишком часто сходили Белле с рук.
Она вдруг ясно представила, будто всё произошло на её глазах, как белое пушистое пятно метнулось под ноги Беллатрисы, а та от неожиданности порвала мамины бусы.
Бестолковый кролик Нарциссы никогда не давался в руки Беллы и, едва завидев её, ретировался. Сколько девочка ни пыталась его подержать или потискать — не получалось. Зверёк охотно давал себя гладить всем младшим Блэкам, кроме неё. Так произошло и на сей раз. Он забился под стол, тупо хлопая глазками, а самой Белле хотелось вопить от ярости.
Андромеда решила, что сестра достаточно наказана, и сделала шаг навстречу, когда поняла, что они больше не одни. Кто-то приближался.
Энди нырнула за штору.
Белла же ничего не замечала от злости. Она наклонилась за бусиной, но та буквально выскочила из-под её пальцев, поднялась в воздух и ловко нанизалась на нить. Через несколько секунд ожерелье миссис Блэк было цело и плавно опустилось в руку мужчины, появившегося перед Беллатрисой.
Андромеда затаила дыхание, разглядывая загадочного господина.
Перед ней был самый красивый мужчина, которого ей доводилось видеть, и она тут же его вспомнила — волшебника со странным именем «Волдеморт» на колдографиях газет, что выписывал отец.
— Кажется, передо мной одна из внучек Поллукса Блэка.
— Старшая из внучек. Меня зовут Беллатриса, — важно сказала Белла. — А вы один из гостей дедушки?
Она никогда не интересовалась той чепухой, что занимала почти все страницы «Ежедневного пророка», но Волдеморта тоже явно узнала.
Он странно улыбнулся, словно прочёл все мысли Беллы по её лицу. Энди это не понравилось. Когда Волдеморт протянул ожерелье, сказав: «Видимо, это ваше, юная мисс», Андромеда не сомневалась, что ему прекрасно известно, кто настоящий владелец бус.
— Оно не моё, — с неохотой призналась Беллатриса. — Мне нельзя носить украшения.
В этот момент из-под стола показался кролик Нарциссы. Белла попыталась схватить его, но он отпрянул назад.
— Маленькая дрянь! — выругалась Белла и прижала ладонь к губам.
— Совершенно согласен, — усмехнулся Волдеморт.
— Это питомец моей младшей сестры, — осмелев, продолжила Беллатриса. — Плюшка. Глупая тварь. Всё время от меня убегает.
— Это можно исправить.
Волдеморт сделал пасс рукой, после чего кролик сам выскочил из-под стола и прильнул к ногам Беллы.
Она сгребла его за уши и подняла над полом. Плюшка дрожал, но не вырывался, он даже не вздрогнул, когда Белла провела рукой по его шерсти и, разумеется, почувствовала, как бешено стучало крохотное сердце.
— Больше убегать не будет, — равнодушно сказал Волдеморт.
— Как вы это сделали? — с восхищением прошептала Беллатриса. — Ему страшно… или даже больно?
— Какое это имеет значение, если ты получила то, что хотела?
Белла удивлённо посмотрела на Волдеморта. Его глаза казались непроницаемыми. Вряд ли на свете был человек, способный понять, о чём он думает.
— Тебя это пугает?
— Если бы на моём месте была Цисси или Энди, в общем они бы упали в обморок, — с пренебрежением сказала Беллатриса. — И так, — она облизала пересохшие губы, — можно сделать с кем угодно? Ну, как с кроликом?
В глазах Волдеморта появилась заинтересованность.
— Мозг кролика меньше, чем грецкий орех, — сказал он. — Мне даже не понадобилась палочка, чтобы заставить это существо выползти наружу. С людьми волшебство происходит несколько иначе, но — да. С кем угодно.
Белла обдумывала услышанное. Андромеда догадывалась, о чём та размышляла. Странно, сестра так хотела, чтобы это существо, замершее в её руках, хоть раз прибежало к ней, дало себя погладить… Теперь Белла могла сделать с кроликом всё, что угодно, но, кажется, не испытывала никакого желания играть или делиться лаской. Плюшка перестал быть ей интересен.
Волдеморт обошёл девочку и двинулся дальше по коридору в сторону выхода.
— Вы ещё придёте? — выкрикнула Беллатриса, сжав ожерелье.
— Чтобы укрощать очередной комок шерсти?
— Вам не придётся это делать, — пообещала Белла, ничуть не смутившись. — В следующий раз я сама смогу справиться, если только захочу!
Волдеморт склонил голову набок, а затем протянул руку к букету роз, стоящих рядом на столике.
Андромеда высунулась из своего укрытия чуть больше, когда Белла ахнула. Волдеморт обхватил цветок пальцами, а затем резко сжал его. Она подняла руку, когда он попросил, и ей на ладонь упала брошь в виде распустившейся розы, аспидно-чёрной с медно-красными прожилками.
— Это будет нашим секретом, — сказал Волдеморт на прощание.
Беллатриса приколола брошь к платью и кивнула.
«Это будет нашим секретом».
Что подразумевалось под этими словами: порванное ожерелье, брошь или волшебство, заставившее кролика забыть свой страх? У Андромеды не было ответа.
— Сними её! — потребовала она, подлетев к сестре. — Нельзя принимать подарки от незнакомцев, Беллс!
Андромеда протянула руку к броши, но Беллатриса больно ударила по пальцам.
— Не смей меня трогать! — взвизгнула она и, преисполнившись достоинства, важно двинулась по коридору.
Энди почувствовала, что готова заплакать. Нельзя встречать гостей дедушки с красным опухшим лицом.
От обиды Андромеда развернулась и побежала в обратную сторону, понеслась без оглядки, представляя, как становится легче воздуха и поднимается ввысь, чтобы улететь как можно дальше отсюда.
Она опомнилась только у ограды, когда ноги совсем ослабли, а родной дом превратился в серый прямоугольник на фоне зелёной массы деревьев. Тяжело дыша после бега, Андромеда упёрлась в каменную кладку руками. С годами стена сильно раскрошилась, но почти все её изъяны скрыла льнущая к нему бирючина. Через расщелины виднелись колосья высокой травы, растущей с другой стороны ограды — в низине холма, где не действовали магглоотталкивающие и морочащие чары.
Жирная земля налипла на туфли, пока Андромеда в неуверенности топталась на месте.
«Ну и трусиха же ты, Энди. Ужас!» — издевательски громыхнуло в её ушах, и Андромеда стала карабкаться вверх, цепляясь за выступы. Ветка кустарника попыталась удержать её, но даже затрещавший подол платья был безнадёжно бессилен в тот час.
Сердце Андромеды наполнилось азартом, о котором она так часто читала в статьях Медоуз Доркас — отважной исследовательницы колдовских местечек Восточной Африки. Она училась с дядей Альфардом на одном курсе, и пару месяцев назад он, вернувшись из совместной экспедиции, представил её дедушке Поллуксу.
В тот день Энди с упоением слушала рассказы о гробницах, заполненных прожорливыми скарабеями, схватке с нунду и сплаве по быстроходной реке прямо над головами злющих гриндилоу. Дядя Альфард солнечно улыбался, глядя на бывшую однокурсницу, и впечатлённая блистательной знакомой Андромеда не сразу заметила, когда непринуждённая атмосфера в гостиной изменилась.
— Да, я так считаю, мистер Блэк! — горячо сказала Медоуз. — Вы называете этих людей примитивными, а я — прогрессивными. Аэроплан. Эта, как вы выразились, «убогая громадина», называется аэропланом, и, клянусь, в ней больше магии, чем в ваших «Чистомётах».
— Кого ты привёл в дом, Альфард?! — заверещал Поллукс, схватившись за сердце. — Дети не должны слушать бредни этой предательницы крови! Нет, я не даю тебе разрешения связать с ней жизнь, слышишь! Не бывать в роду Блэков проходимкам!
— Да я скорее проглочу штырехвоста, чем породнюсь с таким закостенелым смеркутом как вы, — с апломбом заявила Доркас и скрылась в пламени камина.
Вот она-то не была трусихой. Никто просто так бы не выкрикнул подобное дедушке Поллуксу в лицо.
Наконец Энди залезла на ограду и восторженно ахнула. Перед ней открылись просторные луга — море колосящейся на ветру травы, среди которой в лучах полуденного солнца паслись маленькие шетландские овцы.
Андромеда спрыгнула вниз, отряхнула шершавые от каменной крошки ладони и, чуть прихрамывая на правую ногу из-за неудачного приземления, зашагала с холма.
Овцы не проявляли к Андромеде ни малейшего интереса.
Она прошла мимо них и села на перевёрнутую колёсами вверх телегу. Запрокинув голову и прищурившись, Энди увидела ныряющего в облаках воздушного змея.
— Ты девочка из дома-призрака?
Андромеда едва не полетела вниз от неожиданности.
В траве, облокотившись на телегу с противоположной стороны, где был привязан змей, сидел загорелый мальчишка.
— Прости, что напугал тебя, — сказал он, таращась на Андромеду. — Ты первая на меня страху нагнала, когда спустилась.
— Почему это? — удивилась Энди, пытаясь придать себе невозмутимый вид.
— Потому что ты пришла из дома, которого нет.
— Что за чушь ты несёшь, глупый! — фыркнула Андромеда, пренебрежительно осмотрев его. Перед ней был маггл, вне сомнений. Волшебник никогда бы не оделся так неряшливо. Тётушка Элладора предупреждала, что маг, общающийся с магглами, кната ломаного не стоит. Только слабые окружают себя недостойными. А ещё она говорила, что от магглов воняет, как от искупавшихся в грязи поросят.
— А вот и не чушь! — насупился мальчик и воинственно выпятил подбородок. — Я видел богатый дом за каменной оградой, когда залезал на неё прошлой весной, хотя остальные утверждают, что там только непроходимое болото, а когда я стал с ними спорить, они назвали меня чокнутым. Плевать, что они говорят! Пусть себе обзываются, мне-то что!
Андромеда уставилась на него.
— Я не буду обзываться, — серьёзно сказала она. — Как тебя зовут? Ты местный?
Он привстал с земли, чтобы не упустить из вида всех разбредшихся по округе овец.
— Я живу во-о-он там — на окраине Бери.
Энди приложила ладошку ко лбу, чтобы разглядеть крыши домов, стоящих на другом берегу реки, разделяющей луга от Бери-Сент-Эдмендса.
— А ты тоже видишь его — ну… дом на высоком холме?
— Конечно, ведь я там живу, — усмехнулась Энди, с удовольствием отметив, как вытянулось лицо мальчишки.
— Так это же здорово! Знаешь, я уже и сам начал сомневаться, что видел его. Со мной вообще-то постоянно происходит «всякое»… — сказал он особенно доверительным тоном и сел рядом с Андромедой.
Она непроизвольно принюхалась, но почувствовала только аромат земляники.
— Маме это жуть как не нравится! Она часто водит меня в церковь, чтобы мою душу оставили злые духи.
Энди расхохоталась.
— Помогает? — спросила она сквозь смех.
— Ничуточки. Раньше я рассказывал родителям о том, что вижу, а теперь — помалкиваю.
— Так ты сквиб! — объявила Андромеда.
— Не обзывайся!
— Да нет же. Сквиб — это не ругательство, просто… ты замечаешь то, что многие другие не могут, даже если очень-очень захотят, — воодушевлённо сказала Энди. — Кто-то из твоих родных умеет так же?
— Мой отец работает пекарем в местной богадельне, а мама — швея, — сказал мальчик, мысленно перебирая возможных кандидатов, но, как видно, с каждой секундой список становился короче, а настроение — хуже. — Один мой дедушка был фермером, а второй умер на войне. Постой-ка, значит, ты тоже — сквиб?!
Андромеда замотала головой. Если бы подобное спросил Крауч, Малфой или Нотт, она бы обиделась и при первой же возможности подсыпала им икотного порошка. Только сейчас она вспомнила, что дома её ждут, и гости уже прибыли!
— Так как тебя зовут?
Мальчик наморщил лоб, но всё-таки выдавил:
— Эдвард.
— А меня — Андромеда, и мне уже пора. Пачулю могут отправить на мои поиски.
— Ты точно не привидение или фея? — поинтересовался Эдвард, подав руку. — Твоё платье — самая настоящая древность. Я похожее только на обложках маминых романов видел. Нормальные девчонки такое не носят.
— Можно подумать, ты видел много нормальных девчонок, — парировала Андромеда, вырвав ладонь из его пальцев, пахнущих ягодами, и побежала к ограде, стараясь не хромать.
Улыбка против воли поползла по её лицу, когда за спиной раздалось:
— Ты придёшь завтра?!
Энди оглянулась.
— Приду, если не будет дел интереснее. Только ты никому не говори, что меня видел. Это… это будет нашим секретом!
До самого ужина она нервничала, боясь, что её отсутствие заметили. Мыслями она была далеко — за полуразрушенной оградой и едва не пропустила мимо ушей слова Сириуса.
— А давайте подбросим Белле лягушачью икру под одеяло, — предложил он, шагая в столовую, — не пропадать же ей. Вон у меня сколько! Я стащил банку из подвала!
Удивительно, что он вообще ограничился только этим, потому что в подвалах особняка Поллукса Блэка хранились вещи гораздо интереснее и опасней, нежели банка с икрой. Глава благороднейшего и древнейшего семейства коллекционировал артефакты, редкие зелья и старинные книги. Его «сокровищница» изрядно пополнялась каждый год в середине лета, когда пожилой волшебник справлял день рождения, приглашая в поместье всех родных. Или почти всех, ведь даже семейные праздники не становились поводом для того, чтобы забыть разногласия. Впрочем, для младших Блэков политические темы являлись самыми скучными на свете.
Поэтому, сидя за общим столом во время ужина, они терпеливо выжидали, когда бабушка отпустит их снисходительным кивком на свободу.
Это был последний круглый юбилей Поллукса Блэка, на котором присутствовала Энди. Тогда она не понимала, почему дедушка ненавидел свои дни рождения. Ей было одиннадцать лет, и самое большое опасение вызывала сова, приносившая отказ из Хогвартса.
Страх маленькой инфантильной девочки, далёкой от реального мира.
Ей понадобилось немало времени, чтобы прозреть, перерасти предрассудки и заблуждения, которые пестовали Блэки. Вместе с ней повзрослели её страхи.
Сначала Андромеда Тонкс боялась за мужа. Отец грозился найти его и убить. Затем переживала за кузенов. Она написала тётке, когда Регулус пропал, но наткнулась на стену молчания. Потом в беду угодил Сириус. Весь мир хотел заставить её поверить, что он — убийца, Пожиратель смерти, шпион...
Совы улетали на Гриммо, но не возвращались.
Андромеда смирилась и с этим.
Спустя почти двадцать лет в копилку её страхов добавился ещё один. В тот день Нимфадора привела в дом своего избранника.
Андромеда не имела права противиться выбору дочери, желанию Доры связать судьбу с оборотнем, опасным как для окружающих, так и для неё самой.
Однако в голову лезли мучительные мысли, картины, одна ужаснее другой, а о ребёнке, который мог родиться с присущей его отцу «проблемой», не хотелось даже думать! Если он будет уродом или чудовищем, придётся его скрывать.
— Тогда это будет нашим секретом, — шептала Андромеда себе под нос. На протяжении многих лет эта фраза не потеряла чудодейственную силу. Она удивительным образом убаюкивала беспокойную душу Энди, точно сон-трава серьёзно больного.
Им оставалось только ждать.
Себя Андромеда относила к людям, для которых стакан скорее пуст, нежели полон.
Но Тед... он всегда надеялся на лучшее. Иногда она удивлялась, как двадцатилетний романтик превратился в солидного врача, ко мнению которого прислушивались более опытные целители Мунго. Недаром их дом походил на хранилище справочников по основам анатомии, биологической химии и хирургии, трактатов как магглов вроде Томаса Моралеса и Рональда Росса, так и магов.
Солнце как раз добралось до них, оранжевыми лапами цепляясь за книжные корешки томов на столе.
Андромеда не находила сил выбраться из постели и задёрнуть шторы.
— Дорогая, тебе два письма! — крикнул Тед из коридора и, не дождавшись ответа, вошёл в спальню. — Первое — от Уизли. Приглашают на свадьбу их старшего сына с какой-то француженкой по фамилии Делакур.
— Ещё одна свадьба, — пробурчала Андромеда, натягивая на плечи халат. Тайное венчание дочери до сих пор горько отзывалось в груди.
— Дромеда… — негромко произнёс Тед.
Он протянул ей конверт с красной сургучной печатью. Лист бумаги внутри него был украшен гербом Министерства.
«Миссис Андромеде Тонкс!
С прискорбием сообщаем вам, что третьего числа этого месяца уважаемый волшебник, почётный член магического сообщества, кавалер Ордена Мерлина первой степени, последний представитель чистокровного рода Блэков, господин Арктурус Блэк отошёл в лучший мир».

Джинни третий раз переплетала косу, но снова выходило неважно. То ли волнение давало о себе знать, то ли ещё что…
В детстве её расчёсывала мама. Она могла это делать двадцать минут подряд, а дай ей волю — все тридцать.
— У тебя такие красивые волосы, милая, — восторгалась она. — Шелковистые, блестящие.
В такие минуты мать казалась ей девочкой, не наигравшейся в куклы. Джинни была её куколкой в нарядном платьице, ведь до этого в семье рождались только мальчики. У Чарли тоже были длинные волосы, только маме они почему-то не нравились. Она их отстригала, но они быстро отрастали. Джинни бы тоже хотела отстричь свои. Длинные волосы мешались: топорщились после ванны, лезли в глаза во время полёта…
— Нет, никуда не годится, — раздражённо сказала Джинни, вновь распуская косу. Она наскоро сделала прямой пробор и собрала волосы узлом на затылке.
Её комната находилась на первом этаже. Неудивительно, что аромат свежей выпечки, доносившийся с кухни, уже стоял в воздухе.
— Когда мама нервничает, то всё время что-то печёт, — Джинни поймала в зеркале полусонный взгляд Гермионы. — Должно быть, блинчики. Или тосты. Собирайся и поскорее выходи на завтрак, иначе наши обормоты всё подъедят до крошки!
— Мне кусок в горло не лезет.
— Неудивительно. Здесь все как на иголках, с тех пор как папа превратил наш дом в штаб-квартиру Ордена, — сказала Джинни. Она приоткрыла дверь, и в образовавшийся проём тут же выскользнул наружу Живоглот. — Слышишь? Рон несётся с самого верха. Топает так, будто у него не две ноги, а пять.
— Я скоро, — пообещала Грейнджер.
— Ну как знаешь, — сказала Джинни и вышла следом за котом.
Утренний воздух ещё оставался прохладным. На черепице, покрывавшей сарайчик возле террасы, весело поблёскивала дождевая вода. В «Норе» Гермиону всегда встречали как родную, словно ещё одну Уизли, но даже после тёплого приёма она не чувствовала себя по-настоящему дома. Это всегда было видно.
Они так и не стали подругами в полной мере. Гермиона не нуждалась в этом, ведь у неё были Рон и Гарри. Она не играла во взрывные карты, не интересовалась квиддичем, не запускала шутихи, но оказалась им ближе любой другой девчонки, ближе Джинни, такой свойской и раскованной в мужской компании.
Гермиона была никудышной соседкой по комнате, она ворочалась, плохо спала в последние дни и подолгу читала при свете колдовского огонька. Джинни это бесило.
Глянув во двор и борясь с остатками сна, она увидела горбатую тень на лужайке, едва различимую под светлеющим небом, но её в одно мгновение смело ветром.
Когда Джинни вошла в кухню, Джордж уже допивал кофе, Фред размазывал кленовый сироп по блюдцу, а Рон увлечённо накладывал порцию тостов.
Мама отвлеклась от плиты и взмахом палочки переправила тарелку блинчиков на стол.
— Билл и Флёр ещё не спускались? — спросила Джинни. Слово «Флегма» так и крутилось на языке, но она сдержалась.
— Флёр села на новомодную диету, — с ехидцей сказал Фред, — собирается сидеть на ней до самой свадьбы. Могла бы заказать у нас блевательных батончиков.
— Билл ушёл в банк час назад, — добавил Джордж, разворачивая газету на спортивной колонке. Его глаза метнулись поверх головы Джинни. — Привет, Гермиона! Ты что-то долго. Каникулы дурно на тебя влияют?
— Доброе утро!
Рон махнул рукой на соседний стул.
— Мне кажется, или в прошлом году в это время уже прибыли совы из Хогвартса со списком учебников? — спросила миссис Уизли, оторвавшись от плиты.
Рон перестал жевать и переглянулся с Гермионой. Со стороны они походили на заговорщиков, готовивших налёт на Гринготтс.
— Нет, пока рано, — заверила Грейнджер с насквозь фальшивой улыбкой. Как же! Сова из Хогвартса прибыла три дня назад. Джинни видела её своими глазами.
— Представь, какая неразбериха сейчас в Хогвартсе, мам! — с ложкой в руке разглагольствовал Рон. — Не удивлюсь, если они опомнятся за неделю до начала учебного года.
— А что насчёт выбора предметов? — зевнув, спросил Джордж.
— Выбор предметов? — спросил Рон, прикинувшись дурачком. — Не имею ни малейшего понятия. Пусть остаются те же самые. Какая разница?
— Выбор очень важен! Ты сам говорил, что хотел стать аврором, — заметила Гермиона.
— Ну уж нет! — воскликнула мама. — Не для того я растила детей, чтобы они бросались под заклятья.
— А чем же ты хочешь заниматься? — спросил Фред, щёлкнув палочкой по семейным часам, стрелки которых ни в какую не хотели сдвигаться с отметки «В опасности».
— По мне бы, так лучше вовсе не работать, — поделился Рон, закинув руки за голову, — быть успешным спортсменом и иметь кучу денег. Я, между прочим, недурно играю в квиддич.
— Недурно, — повторила Джинни с откровенным скепсисом в голосе.
Джордж захихикал.
Мать неодобрительно покачала головой. В последнее время любую шутку она принимала в штыки.
— Всё лучше, чем сидеть от зари до зари за ненужными бумажками.
— Эти бумажки называются деньгами, — весело заметил Фред.
Настроение у обитателей «Норы» было приподнятое, ведь с минуты на минуту здесь ждали Гарри.
Дом Уизли считался безопасным местом для Поттера. Здесь же раз в неделю проводились собрания Ордена Феникса. Папа принимал всех: Грюма, Кингсли, Тонкс, Люпина, Джонс, Дингла с глазами преданного пса, даже пройдоху Флетчера.
Только Мерлин знал, почему остальные доверяли ему. Джинни не разделяла эти чувства. Мама, видимо, тоже, потому что при его появлении исправно прятала в буфет единственный ценный предмет на кухне — серебряный подстаканник дяди Игнатиуса.
Последнее собрание прошло позавчера. Орденовцы долго совещались, решая, как вызволить Гарри из невольного плена на Тисовой улице.
Сеть летучего пороха была под контролем Министерства, перемещение с помощью порт-ключа под запретом, не говоря уже об аппарации и других заклятиях перемещения чуть ли не в радиусе семи миль — Пий Тикнесс поспособствовал. Кингсли не сомневался в том, что Пий либо изначально шпионил для Пожирателей смерти, либо подвергся мощнейшему заклятию Империус. Проверить это было невозможно. У него было много друзей в Департаменте магического правопорядка, не беря в расчёт безоговорочно доверяющего ему министра.
Джинни хотелось быть полезной, разработать такой план, чтобы взрослые наконец-то её оценили.
«Бедная, маленькая деточка, — сказал бы ей Риддл, Том Риддл из дневника, когда притворялся её другом. — Это нормально в твоём возрасте — требовать внимания».
Гарри и Гермиона называли его Волдемортом, но только для Джинни он навсегда останется мальчиком из тетрадки, который чуть её не убил.
Итоговый план был до нелепого прост, и придумала его Гермиона.
— Они здесь! — воскликнула мама, поспешно развязывая передник. Близнецы и Рон моментально прилипли к окну, загораживая Джинни обзор. Она выскочила из-за стола и выбежала на крыльцо, комкая край кофты. Гарри Поттер, Ремус и Дора приближались к «Норе», спускаясь с холма.
Через минуту Гарри оказался в объятиях друзей.
— Ну и заставил же ты нас поволноваться, — сказал Рон, подхватив его рюкзак.
Гарри широко улыбнулся окружившим его встречающим. На Джинни он взглянул почти украдкой, а когда решился открыть рот, то заговорил одновременно с ней.
— Как дела?
— Как ты?
Сложно сказать, кто из них испытывал большее волнение.
— Отлично! — доложила Джинни.
— Идёмте в дом, — распорядилась мама. — Мальчик мой, ты утомился с дороги? Твоей сове я тоже кое-что приготовила.
— Да я не успел устать. Мистер Тонкс ждал меня в машине в трёх кварталах от Тисовой улицы. Он отвёз меня к себе домой, и через несколько минут я уже здесь. Грюм передал мне гору всякой всячины и велел всё на себя навешать перед выходом, — пожаловался Гарри, взглянув на Фреда и Джорджа. — Я весь взмок в этой «амуниции». Чувствую себя яйцом, сварившимся всмятку. Мантии-невидимки вполне хватило для безопасности.
— Нет, ты слышал его, Фордж? Никакой благодарности! Это наша последняя наикрутейшая разработка — куртка из зачарованной кожи. Аврорат заказал целую партию на прошлой неделе. Материал отражает десяток заклинаний за раз!
— Ты не заметил ничего необычного? — спросил Люпин, сжав плечо Гарри.
— Вы имеете в виду шпионов Волдеморта в тётиных рододендронах? Нет. Я вылез через окно, как и велел Грозный Глаз. Мантия папы не подвела.
— А где сам Аластор?
— Может, наведался на чай к моей соседке — миссис Фиг?
— Смотри, услышит, — усмехнулась Дора. — Вдруг у него не только глаз волшебный, но и ухо.
— Ага, только свистни — он появится!
Грюм показался в «Норе» только к обеду следующего дня. Здесь все изнывали от жары, но Аластор даже не подумал снять чёрный дорожный плащ.
Грозный Глаз вытащил из кармана номер «Ежедневного пророка» и протянул Поттеру.
Джинни сидела напротив него, но всё же разглядела снимок в газете: чёрная метка, уродливая и пугающая, висела в небе над горящим домом на Тисовой улице. Заголовок над снимком гласил: «Магглы подверглись нападению».
— Они накинулись на дом всем роем, — мрачно сказал Грюм. Меж его поседевших бровей пролегла глубокая складка. — Им хватило пяти минут, чтобы разнести всё в щепки.
— Как Пожиратели смогли попасть внутрь?! — воскликнул Рон.
— В ту минуту, когда Гарри вылез через окно и ушёл оттуда с вещами, он перестал считать это место своим домом, — объяснила Гермиона, не в силах оторвать взгляд от жуткого снимка.
Гарри покачал головой.
— Главное, никто не пострадал, — а потом безрадостно усмехнулся, бренча кубиками льда в опустевшем стакане колы. — Дядя поседеет, когда увидит это. Он ведь всерьёз считал, что я задумал обмануть его и захватить недвижимость в свои руки.
— Дом меня мало тревожит, — недовольно произнёс Грюм. — Главное, что они нас поджидали. Ублюдки пронюхали, что мы забираем тебя именно в эту ночь, но, похоже, не рассчитывали, что ты воспользуешься мантией. Скверно всё это, очень скверно.
Когда Грозный Глаз ушёл, мама нагрузила всех работой, не давая Гарри, Рону и Гермионе остаться наедине. Она как чувствовала: в школу эти трое не вернутся, так что обсудить визит Грюма ребятам удалось только к ночи.
Джинни несла полотенца в комнату, приготовленную для родни Флёр, когда услышала недовольный голос брата.
— Мама следит за нами в оба глаза, — жаловался Рон, — точно надсмотрщик на плантации.
— Вы поняли, что произошло? — шёпотом спросил Гарри. — Грозный Глаз сказал, что десятки Пожирателей смерти караулили меня в небе. Они знали, что я попытаюсь покинуть дом Дурслей, но они не ожидали…
— Что ты исполнишь роль Гудини, — подхватила Гермиона.
— Кого?
— Я потом объясню, Рон, — ответила она фирменным тоном старосты. — Только члены Ордена были в курсе спасательной операции, даже в Министерстве думали, что переезд назначен на тридцатое.
— Это что же получается — в Ордене Феникса предатель! — воскликнул Рон.
— Не знаю, — с сомнением проговорил Гарри. — Ай, Хедвиг! Прости, совсем забыл про тебя, сейчас покормлю.
— Сиди, я подам, — пробормотала Грейнджер.
Джинни прижалась спиной к стене, чтобы Гермиона её не увидела.
Послышался шорох пачки печенья и последовавшее за ним довольное уханье совы. Потом снова голос Гарри:
— В это трудно поверить.
Рон присвистнул.
— Не так уж трудно. Снейп сколько прикидывался добреньким?
— Поэтому Грозный Глаз и выглядел таким встревоженным, — сказала Гермиона. — Кое-что меня смущает. «Сам-Знаешь-Кто» знал точное время, но не то, что ты воспользуешься мантией-невидимкой.
— Ещё одна загадка, — проворчал Рон. — Ладно. Уже поздно, и я так измотан работой по дому, что плохо соображаю. Давайте соберёмся и обсудим всё завтра.
Джинни оторвалась от стены и двинулась дальше по коридору. Её эти трое, конечно, звать не собирались.