— Я же говорил тебе не ходить туда, — возмущённо прошипел Манфред, яростно вылизывая лапу. Его белая шерсть всегда выглядела идеально, но сам он так не считал и бесконечно приводил себя в порядок.

— Кошки гуляют сами по себе, — возразила Асти. — Это известно всем.

— Ты не понимаешь, что рискуешь жизнью? — Манфред оставил своё занятие и уставился на неё огромными глазами: жёлтыми остались лишь узенькие ободки вокруг расширенных зрачков. — Меня может не оказаться рядом! Они просто разорвут тебя в клочья только за то, что ты рождена не такой, как они.

— Думаю, ты преувеличиваешь, Манфред, — Асти вздохнула и вытянула вперёд длинные лапы, выпустив когти и жмурясь от удовольствия. — Я не идиотка и не попадусь.

— Не понимаю, зачем вообще тебе нужны эти драные псы, — буркнул он, возвращаясь к лапе. Внимательно изучил её, успокаиваясь; потом фыркнул, подводя черту под разговором, и закогтил бархатный диван.

— Мне просто интересно всё неизведанное, — пробормотала Асти и шепнула себе под нос: — И невыносимо скучно торчать тут целыми днями.

Манфред посмотрел на неё подозрительно, но она уже мирно щурилась, скрывая то, что он мог прочесть в её голубых глазах.
Некоторое время его хвост размеренно постукивал по дивану и наконец улёгся, раскинув шелковистую шерсть красивым веером.

***

Асти появилась в Особняке крохотным котенком, когда Манфред уже жил здесь и поэтому искренне считал ее своей собственностью. Как и Особняк, и всех, кто жил в нем. Первое место в гамме чувств Манфреда занимало презрение. Оно просто было частью него и примешивалось к любой его эмоции.
В Асти он презирал ее молодость, неопытность, любознательность и неразборчивость в круге общения — так считал сам Манфред. Старого метиса добермана по кличке Север презирал за нечистокровность и неутомимо выказывал ему свое фи. Манфред обожал перечислять составляющие своего сложного полного имени, записанного в родословной, подчеркивая короткую кличку Севера. Север так же неутомимо плевал на презрение Манфреда, как, впрочем, и на него самого. Асти, чья цепочка изысканных имен была не короче, не могла их запомнить и постоянно путалась, если пробовала повторить. Манфред помнил ее полное имя за нее. В эту игру они играли вечно.
Сложнее всего было отношение Манфреда к хозяину.
Хозяин был богат и безроден, но женат на сумасбродной родовитой аристократке, влюбленной в него без памяти. Свою Беату тоже любил и снисходительно прощал ее спонтанные выходки и траты. Мистер Рейдел женился не на титуле, а по любви. Снисходителен и добродушен он был ко всем живым душам в своем доме. Каким он был за пределами Особняка, Асти не знала и не интересовалась. В эту сторону ее любопытство не смотрело. Зато Манфред крайне ревностно следил за всеми перемещениями Хозяина и Хозяйки, тщательно отслеживал дозы внимания, отпущенные ему и остальным обитателям Особняка, претендуя на львиную долю любви и заботы, и оскорблялся, когда считал свою долю недостаточной.

А за пределами Особняка существовал совсем другой мир. О нем Асти узнала сначала из высоких стрельчатых окон, а затем — когда научилась удирать наружу через лаз Севера. Ее бархатная шкурка не оставляла на пути ни шерстинки, потому что их у нее просто не было. И сначала ей даже удавалось проделывать свои вылазки тайком. А потом, когда ее вычислили Манфред и Север и попытались запретить, она лишь отмахнулась. Ни за что она не откажется теперь от этих фантастических запахов земли, травы, ветра; от неумелой поначалу охоты на насекомых, мелкую луговую живность и птиц; от простора и воздуха. Воздух на свободе был непохож на воздух Особняка.
Лишь однажды она испугалась — когда ее преступление вскрылось Хозяином. Прижав большие уши, она затрепетала всем телом, ожидая сама не зная чего: может, ее посадят в клетку на радость Манфреду, или еще что-то в этом роде. Но Хозяин остался верен себе, потрепал ее по спинке и велел Хозяйке обзавестись антиблошиными ошейниками для всех животных в доме.
После этого Манфреда стали еще больше бесить ее прогулки; Север остался к обновке равнодушным. Асти перевела дух и с новыми силами принялась исследовать параллельную вселенную.

В один из дней в темной подворотне она нашла их.
Они были невероятны. Их запах — грязный, грубый, незнакомый, — будоражил и пугал. Все внутри нее словно ощетинилось, инстинкт кричал «Беги!», нагоняя панику. Асти замерла, прижавшись к земле, и расширенными глазами наблюдала за Ними. Это были псы, как и Север. Но разные и какие-то другие.
Один вроде метис немецкой овчарки, черный и лохматый, деловито грыз огромный мосол, время от времени помахивая хвостом. Еще один оказался самкой — с кудрявой коричневой шерстью и огромным животом. Ее породу Асти определить не смогла. Кудрявая лежала на боку, вытянув лапы, и тяжело дышала. Асти заворожил ее живот: периодически то тут, то там изнутри выпирало что-то маленькое и пряталось, чтобы вылезти в другом месте. Если бы у Асти была шерсть, она встала бы дыбом. Третий — тоже лохматый, но огненно-рыжий, несмотря на грязь, в которой была вымазана его шерсть. Рыжий крутился вокруг Кудрявой, сочувственно тыкаясь носом ей в шею. В конце концов, он плюхнулся рядом, шумно вздохнул и вытянул передние лапы.
И увидел Асти.

Его оглушительный лай пригвоздил ее к месту. Мысленно Асти сорвалась и во весь опор летела в Особняк, но в реальности еще сильнее вжалась в грязную землю, парализованная страхом.

— Ты с ума сошел, Рэдди?! Что ты орешь?

— Там крыса, Грэмми! Гигантская крыса! Сейчас я с ней покончу…

— Да погоди, какая крыса?

— Да вот же, Годрик, ты что, ослеп? Во-он, сидит под воротами.

— Хм, сидит. Чего она не убегает, может, больная? Не трогай ее, Рэдди.

— Вы оба дураки, — проворчала Кудрявая, которую Рыжий назвал Грэмми. — Никакая это не крыса, а кошка.

— Кошка? — прорычал Рыжий. Точнее, Рэдди. — Никогда таких кошек не видел.

— Ну это же не значит, что их нет, — фыркнула Кудрявая Грэмми. В ее голосе Асти уловила превосходство, знакомое ей по Манфреду. — Голая кошка… сейчас, я вспомню… сфинкс. Вот как они называются: сфинксы.

— Это как те, что в Египте? — озадаченно вклинился Черный. Кажется, Годрик.

— Да. Приятно, что ты немного разбираешься в культуре, Годрик.

— В Египте бывала моя мать, с хозяевами, — пробурчал уязвленный Рэдди, враждебно поглядывая на Асти. Та все еще не могла сдвинуться с места, но уже не от страха. Она поняла, что ее, возможно, не разорвут прямо сейчас, и ее просто заворожили их голоса и диалоги. Да и к запаху она притерпелась.

— Ну, значит ты тоже должен иметь представление о сфинксах, — назидательно заметила Грэмми. Она тяжело поднялась на лапы и встряхнулась. — Как вот сюда ее занесло, непонятно. Может, потерялась.

— Эй, ты! — окликнул Рэдди, приближаясь на пару шажков. — Сфинкс, или как тебя там? Чего ты тут потеряла?

Асти не нашлась с ответом. Рэдди еще приблизился, и она угрожающе зашипела, поводя хвостом из стороны в сторону. Пока она решала, как поступить, инстинкты просто работали. Рэдди пригнул голову, шерсть на холке вздыбилась.

— Слышишь или нет? Это наша подворотня. Тебя никто не звал, — его голос звучал угрожающе.

— Ты ее совсем запугал, — проворчала Грэмми. — Эй, лысенькая, ты, верно, из Особняка?

Асти настороженно молчала, таращась на ее раздутые бока.

— Так ты возвращайся лучше домой, — посоветовала Грэмми, — здесь тебе не место. Не все будут с тобой разговаривать. С нами тебе просто повезло.

— Дай-ка я с ней поговорю, — Черный Годрик тоже поднялся и неторопливо пошел к Рэдди.

Асти не стала дожидаться его аргументов, подскочила с места и молнией бросилась откуда пришла.


Благополучно вернувшись в Особняк, она долго и тщательно вылизывалась, избавляясь от запахов подворотни. Вечер провела, притворяясь дремлющей, чтобы избежать разговоров с Манфредом и Севером. Ей совершенно не нужны были лишние мнения, хотелось уложить сумбурные впечатления и разобраться в собственных чувствах самой.
Она думала о Кудрявой Грэмми и ее круглых шевелящихся боках. О Черном Годрике и его обманчивой безмятежности. И она думала о Рыжем Рэдди, гадая, почему ее задело, что он сравнил ее с крысой, тогда как «лысенькая» от Грэмми совсем не обидело.

Согласно учению великого Манфреда, бродячие псы (и коты) были безымянны, и лишь самые везучие по нелепой случайности носили клички. Клички, не имена. Но Грэмми, и Годрик, и даже Рэдди звучали как настоящие имена, если она представляла их владельцев.
И еще Асти постоянно возвращалась мыслями к словам Грэмми — о том, как ей с ними повезло. Выходит, есть и другие, как раз те, о ком говорит Манфред?
Голова шла кругом, и Асти так ни в чем и не разобралась.



Когда она появилась в подворотне на следующий день, ее обитатели как будто не удивились. Асти медленно прокралась на вчерашнее место и села, аккуратно сложив голые лапы.

— Кто это тут у нас? — проворчал Рэдди, поднимаясь и напряженно помахивая хвостом из стороны в сторону.

— Ты что, не слышала, что я тебе вчера сказала? — сурово напомнила Грэмми. Сегодня она даже не встала, и дышала еще тяжелее. С высунутого языка капала слюна.

— Я слышала, — с достоинством ответила Асти. Сегодня она была намерена не сдавать позиций.

— Тогда что ты здесь делаешь? — спросил Годрик, лениво встряхивая ушами.

— Вы не такие, — ответила Асти, подумав. Ей трудно было говорить с ними, но непреодолимо тянуло. — Вы мне интересны.

— Слыхали? — хмыкнул Рэдди. — Мы интересны барышне из Особняка. Наскучила сладкая жизнь?

— Да, — просто ответила Асти. — Мне рассказывали о вас, но вы не такие.

— А какие мы? — ровно спросил Годрик. — Что ты вообще о нас можешь знать? Ты, сытая неженка из теплого богатого дома.

— Годрик, — укоризненно сказала Грэмми, но тот уже встал на лапы и снова встряхнулся. Черные вихры воинственно торчали в стороны.

— Я знаю о вас совсем мало: то, что вижу и слышу. Я уже поняла, что прежние мои знания неверны. Не люблю лжи, предпочитаю доверять себе самой.

— Ишь, как красиво, — проворчал Рэдди, невзначай вставая между Годриком и Асти. — Ты просто ищешь приключений от скуки, лысенькая.

— Я сфинкс, — уязвленно возразила Асти. Теперь она чувствовала себя неуютно в своей бархатистой шкуре. Слишком много буйного меха вокруг.

— И это не отменяет того, что ты лысая, — осклабился Рэдди.

Он будто нарочно задирал ее, но Асти не знала, какой реакции он ждет. Ей захотелось развернуться и удрать, как вчера, но она попыталась сдержаться.

— Ты лохматый, но это не отменяет твоей грубости, — неуверенно парировала она.

Рэдди казался озадаченным. Она и сама не поняла, есть ли смысл в произнесенной фразе, но задрала нос повыше.
Грэмми тихо засмеялась.

— Слушай, ты тоже не такая. Раз уж тебе интересно, приходи, — предложила она. — Но учти, у нас тут совсем не так тепло, сыто и стабильно, как в твоем Особняке. Неизвестно, что будет завтра… — она внезапно осеклась и коротко заскулила. — Хотя… кое-что уже известно.

Годрик и Рэдди разом подскочили к ней и стали тревожно обнюхивать.

— Нечего суетиться, — проворчала Грэмми и снова взвизгнула. — Так… мне пора, — она с трудом поднялась и заковыляла куда-то вглубь подворотни. Там смутно виднелось что-то вроде гнезда из тряпок и ветоши под неряшливо разросшимся кустом.

Асти завороженно вникала в ситуацию всеми органами чувств. Ей бросилось в глаза, как провис большой живот Грэмми и прогнулась спина. Кажется, она понимала, что происходит.
Годрик нервно зевнул, встряхнулся и улегся, положив морду на передние лапы. Уши его стояли торчком и ловили малейший звук из темноты, куда ушла Грэмми. Рэдди подошел поближе к выходу из подворотни и уселся прямо перед Асти, как верный страж. Она почувствовала себя лишней.

— Я пойду, — с достоинством сказала она и поднялась с места, подергала хвостом.

— Ага, — кивнул Рэдди. — Нам сегодня не до гостей, как видишь.

Ну и пожалуйста, почти обиженно подумала Асти, хотя понимала, что он прав. Но почему-то все равно казалось обидным быть вычеркнутой из этого странного маленького сообщества, которое она нашла только вчера и с тех пор только о нем и думала.
Она развернулась и неспешно дошла до угла, завернула и лишь тогда пустилась бежать бесшумными легкими прыжками.


На следующее утро она уже осторожно обнюхивала крохотные пищащие комочки, вперемешку рыжие и коричневые, облепившие обмякший живот Грэмми. Слепые и глухие, совсем неуклюжие, они, тем не менее, уже умели пронзительно заявлять миру о себе и своих желаниях. Асти обуревали странные смешанные чувства. Главным, пожалуй, было острое ощущение жизни: здесь, в грязи и заброшенных развалинах, жизнь кипела и сияла, являя самую свою суть и торжество бесконечности.
Грэмми беспрестанно вылизывала своих малышей, подталкивая носом тех, кто не доставал до сосков, и сильно беспокоилась.

— Слишком прохладно для них, — тихонько сказал Рэдди над ухом, и Асти вздрогнула.

Не отдавая себе отчета, она вдруг улеглась прямо рядом с щенками, подперев их своим голым боком. Грэмми щелкнула на нее зубами от неожиданности. Асти зажмурилась, прижав уши, и коротко зашипела в ответ, но не ушла. Через некоторое время насосавшиеся детеныши один за другим отвалились от сосков и засопели, пригревшись.

— Похоже, им нравится новая грелка, — растерянно хохотнул Рэдди.

Годрик фыркнул, но вполне дружелюбно. Грэмми положила морду на попискивающих во сне малышей, и тоже сонно заморгала, не сводя глаз с Асти, а вскоре и задремала.
Так они и лежали, грея друг друга, собаки и кошка.
От внешнего мира их охраняли черный и рыжий псы.
Асти понимала, что все они здесь не такие.


— Вы знаете, что от вас несет, Асти? — скрипуче спросил Север, брезгливо принюхиваясь к ней издалека.

— Чем несет?

— Псиной. Грязной бродячей псиной.

Асти фыркнула, не найдясь с ответом.

— Боже, ты что, валялась в их логове? — зашипел Манфред. Как всегда, он подкрался абсолютно бесшумно и в самый неподходящий момент.

— Я просто гуляла, — сердито бросила Асти, — гуляла с друзьями.

— И давно они стали твоими друзьями? — У Манфреда даже усы топорщились от злости.

— Недавно, ну и что? Все друзья однажды появляются впервые.

— Не может кошка дружить с собаками!

Асти мельком взглянула на Севера.

— То есть, мы тут враги?

Манфред тоже взглянул на Севера, глядящего в сторону с безразличным выражением на морде.

— Это другое, не передергивай!

— Это ты передергиваешь, Манфред, — сказала Асти. — Ты лицемеришь и живешь двойными стандартами. И ты мне лгал.

— В чем же я лгал? — вытаращился он.

— В том, что все бродячие псы — ничтожества и убийцы.

— Я не собираюсь обсуждать никчемных бродяг, ни с тобой, ни с кем-либо еще, — Манфред фыркнул, постаравшись вложить в один звук всю переполнявшую его ярость, и удалился, задрав хвост.

Асти посмотрела на Севера. Тот едва заметно качнул головой, стукнул хвостом по полу, поднялся и побрел к камину.



Щенки подрастали на глазах. Параллельно крепла странная дружба странных собак и странной кошки. Асти и не представляла, какой пустой была ее жизнь без всего этого и без них. И без Рэдди. Он был каким-то особенным, но Асти не могла понять, что его делало таким. В отличие от Годрика и Грэмми, в нем жила какая-то горечь, словно их души были цельными, а его — с надломом, с трещиной.
Однажды вечером, разнежившись в теплых летних сумерках, он проговорился.

— Почему ты ненавидишь нас?

— Кого это нас? — тут же ощетинился он.

— Тех, кто живет в особняках.

Рэдди помолчал, потом мрачно вздохнул.

— Я сам когда-то жил в особняке.

— Правда?.. — Асти была поражена. Рэдди был последним из троицы, о ком она подумала бы такое.

— Правда. Я, мои родители, братья и сестра.

— А… что произошло?

— Ничего, — резко ответил Рэдди, пряча нос между лапами. — Кроме того, что появились мы: я, мои братья и сестра.

Асти не знала, что спросить дальше, и тихо ждала, пока он сам соберется с духом говорить дальше. Или не соберется.

— Нас было слишком много, мы были метисами и вообще не должны были появиться. Наша мать и наш отец не смогли справиться со своими чувствами, а наши Хозяева… — в общем, вся эта история в их планы не входила. — Рэдди снова помолчал, борясь с комком в горле. Асти боялась пошевелиться и спугнуть его неожиданную откровенность. Она словно видела его обнаженное сердце сейчас. — От нас избавились, очень просто и быстро, выкинули из своей красивой жизни и сделали вид, что нас в ней не было. Мы выжили не все. Фрогги, мой старший брат, попался догхантерам. Дженни, единственной девочке в помете, повезло: ее подобрали какие-то небогатые, но неплохие люди — ребенок приволок ее с улицы, и так она там и поселилась. Остальные… мы постепенно потеряли друг друга из виду. И к дому нашей матери мы никогда больше не приходили.

Асти молчала, опустив голову. Ей нечего было сказать ему, нечем помочь или поддержать, ни в чем не разубедить.

— Ты не грусти, — неожиданно тепло сказал Рэдди, — я не всех ненавижу из особняков. Теперь вот не всех. Потому что есть ты. Ты не такая, — со смехом вернул он ее фразу с начала знакомства.

На сердце потеплело. Асти подошла к Рэдди и свернулась клубком у него под боком. Он положил морду ей на голову и прикрыл ее голый бок своим лохматым хвостом. Ну и пусть от нее несет псиной. Зато она чувствует себя живой.


А вечером она встретила их — тех самых, таких. И впервые в жизни ощутила настоящий страх, дикий и первобытный. Они возникли ниоткуда, с жутким гортанным рычанием, и окружили, приперев к стенке. Молниеносный бросок, и сразу назад, а в промежутке — боль, острая и нестерпимая, и что-то горячее бежит по бедру из-под треснувшей бархатистой шкурки. Асти услышала невообразимый пронзительный вопль и не сразу поняла, что издала его сама. Она выпустила когти и оскалила зубы, чувствуя себя непоправимо беззащитной, готовясь к смерти. И в следующий момент ее сбил с ног мохнатый снаряд, сбил, протащил по брусчатке и отбросил в сторону. Вытаращив глаза и ловя ртом воздух, Асти смотрела, как бешено крутится по мостовой ком рыжего, серого, грязно-белого меха, придушенно рыча, лязгая зубами, взвизгивая и хрипло лая. Сама она сидела, истекая кровью, и жалобно плакала по-кошачьи, от боли и ужаса — уже не за себя, за Рэдди, за сердитого Рыжего Рэдди.
Над головой распахнулось окно, раздались гневные человеческие вопли, и на дерущуюся кучу собак вылилось ведро воды. Клубок псов с визгом распался на изрядно потрепанные составляющие, трусливо брызнувшие в стороны, оставив на месте драки одинокое рыжее пятно.
Асти с трудом поднялась и, всхлипывая и прихрамывая, заковыляла к Рэдди.
Его раны оказались неопасны, — по его словам, — и она ему поверила. У нее в этот вечер не осталось сил и мужества на иное. Они отползли подальше от злобного окна и некоторое время сидели, привалившись друг к другу, приходя в себя.

Дальше Асти помнила все отрывками… Как Рэдди нес ее за шкирку зубами, как щенка, и она вспоминала, как носила ее мама, так же удивительно бережно, не оставив ни царапины на нежной шкурке… Как бесконечно долго, ей казалось, они искали Особняк… Как Рэдди осторожно положил ее у ворот… как тщательно зализывал ее раны, а она в ответ лизала его разодранный нос… Как он громко лаял, пока в Особняке не захлопали двери и не раздался грозный лай старого Севера… Как причитала Хозяйка, как взревел Хозяин, утратив свое добродушие… И как прогремел выстрел, а за ним — жалобный отчаянный визг, и тишина.

***

— Хорошо, что ты поправляешься, — промурлыкал Манфред, ласково тычась ей в шею маленьким холодным носом. — Мы ужасно переживали, а ведь я говорил, что твои похождения до добра не доведут…

— Замолчи, Манфред, — слабо уворачиваясь, приказала Асти. Нога все еще плохо слушалась и этим раздражала невероятно. Давно следовало выбраться на улицу и проведать, наконец, своих друзей и своего спасителя. — Если бы не Рэдди, я бы не выжила.

— Рэдди? — брезгливо выговорил Манфред, вытаращив свои желтые лицемерные глаза. — Это тот грязный бродяга, что едва тебя не убил?

— Что? — от неожиданности Асти хватило сил поднять голову и уставиться на Манфреда. — Что значит «едва не убил»? Он меня спас! Он нес меня бог знает сколько времени, хотя сам был изранен, защищая меня же. Что за чушь ты несешь…

— Хм, — фыркнул Манфред, начиная вылизывать свою безупречную лапу. — Ну, это уже неважно. Больше он тебя не побеспокоит.

— Манфред, будь ты проклят, оставь свою чертову лапу, — выпалила она, ощутив мимолетное удовольствие от опешившей морды белого кота. Кажется, впервые в жизни она выразилась так емко и красочно. — Объясни толком, что тогда случилось? Я помню все какими-то урывками…

Видимо, под впечатлением от ее резкости, Манфред — может, тоже впервые в жизни, — ответил на вопрос коротко и по сути.

— Хозяин пристрелил бродягу, и поделом. А на следующий день вызвал догхантеров, и они зачистили район от всей этой швали, — он мотнул головой, будто слова о них жгли ему язык. — Забудь о своих дурацких прогулках, Асти, и повзрослей уже. Ты — кошка, и кошка из высшего общества. Научись соответствовать, будь добра, — с этими словами он повернулся, спрыгнул с Хозяйкиной кровати, где временно располагалась лежанка Асти, и вальяжно вышел из комнаты.
Для замка в облаках не бывает архитектурных норм. И без норм такие замки рано или поздно обрушиваются в пустоту, на которой выстроены.

***

Она не могла отмстить Хозяину, после того как увидела его иное лицо, после того, что он совершил. Не могла вернуть к жизни ни Рэдди, ни Годрика, ни Грэмми и ее детей. Но как только нога окончательно зажила, Асти сделала единственное, что могла: ушла из Особняка.
Она шла в никуда без страха, весь страх остался в той ночи, а вся боль — в тех днях после нее. Асти не знала, сколько она будет идти, куда придет и придет ли, станет ли новой Королевской Аналостанкой или одной из множества бродяжек Лондона, — никакой исход, знай она наперед, не изменил бы ее решения.
Уходящее лето научило ее многому и необратимо перевернуло жизнь. Одно Асти знала точно: никогда больше она не поверит никому на слово, не поверит никому, кроме себя. Ведь сколько живучей лжи, в которую тысячелетиями верят люди и звери, например, выражение «жить, как кошка с собакой». Да что они знают о такой жизни?
Асти упорно шла вперед, а Особняк позади становился все меньше и меньше, пока не исчез, словно и не было его никогда.