Могло быть хуже. Твой враг мог быть твоим другом.
Станислав Ежи Лец

То была суровая зима. Жестокие и беспощадные северные ветры пробирали до костей, отнимая и те остатки тепла, которое дало вино, выпитое полчаса назад в качестве прощального плевка в сторону одной из древнейших дурмсрангских традиций. Юноша не чувствовал хмеля – немая ярость сжигала любой эффект, который мог оказать алкоголь. Кутаясь в шубу, он едва не по грудь в снегу пробирался от Герлахов в сторону леса, где должен был встретиться с отцом. Палочки не было – её предусмотрительное школьное начальство ещё предыдущим вечером успело отобрать и отправить родителям в Англию, – поэтому колдовство не могло облегчить его участь. Остановившись на минуту, Скорпиус посмотрел на укрытые льдом, бесстрастно взиравшие на мир горы и глухо зарычал. Клокотавший внутри гнев грозил вырваться наружу жгучими слезами, но юный Малфой никак не мог этого допустить. Хватит. Его щёки до сих пор горели от острого стыда, который ему довелось испытать, позорно пройдя мимо выстроившихся в стройную шеренгу теперь уже бывших однокурсников: кто-то смотрел на него с сочувствием, кое-то – с почти нескрываемым злорадством, иные и вовсе старались не глядеть, уставившись в пол.
Поплотнее запахнув отвороты шубы и крепко сжав руки в кулаки, Скорпиус продолжил прорываться к месту назначенной встречи. И вот, наконец, окончательно застыв, он добрался до дерева, на котором кто-то когда-то вырезал двуглавого орла – герб Дурмстранга, – и без сил прислонился к его стволу. К счастью, ждать ему пришлось недолго: вскоре раздался характерный хлопок. Скорпиус тут же распрямился и повернулся в ту сторону.
- Отец, – прерывисто прошептал он.
- Здравствуй, сын, – с тёплой, чуть печальной улыбкой приветствовал его вновь прибывший.
Пару мгновений оба стояли неподвижно, пристально глядя друг другу в глаза, но вот, поддавшись порыву, Скорпиус рванул вперёд и очутился в последние годы таких редких и всё же, как и всегда, по-настоящему искренних объятьях отца. Опять захотелось плакать, но он вновь сдержался, а только покрепче, будто ребёнок, вцепился в родителя. Прошла минута, другая… и ещё одна, когда, наконец, старший Малфой похлопал сына по плечу, дав понять, что им пора трогаться в путь.
- Идём. В Трнаве нас уже ждёт номер на постоялом дворе, – сказал он.
- Трнава? Почему не сразу домой? – с равной степенью удивления и подозрения спросил Скорпиус.
- Я решил, что так лучше. Нам нужно поговорить, и твоя мать…
- …расстроена, – с горькой усмешкой завершил за отца Скорпиус.
- Да, расстроена. Ведь мы всего две недели назад провожали тебя в школу после рождественских каникул, и вот ты снова возвращаешься домой, да ещё и при таких обстоятельствах. – Договорив, старший Малфой подождал с полминуты, ответит ли что на это сын, но тот лишь, потупившись, едва заметно кивнул. Скорпиус был пристыжен, наверняка чувствовал себя виноватым, но не этого пытался добиться своими словами Драко, так как сам слишком хорошо знал, что такое «опозорить семью». Однако время было поздним, место – неподходящим, чтобы что-то прояснять, поэтому он протянул руку сыну, подмигнул и спросил:
- Ну что, готов покинуть ледяной пояс?
- Можно подумать, что там, куда мы направляемся, пояс жаркий, – закатив глаза, но вместе с тем робко улыбнувшись, заметил тот, и взялся за протянутую руку.
- Всё равно в Англии теплее, чем в этой вечной мерзлоте.
Скорпиус не успел ни возразить, ни согласиться, так как тут же ощутил, как пространство будто сжимается, всасывая его в себя, а через пару мгновений уже, спотыкаясь, неуверенно шагал по щербатым камням дорожки, огибавшей постоялый двор для волшебников в Трнаве.


Вот уже Скорпиус с отцом успели сытно поужинать в одном из самых дорогих номеров на удивление роскошной для этих мест гостинице (ведь хотя Малфои и утратили былое влияние и авторитет, богатства своего не лишились), которую лишь по старой памяти все звали постоялым двором, а серьёзного разговора всё не следовало. Юноша начинал нервничать, предпочитая поскорее проглотить горькую пилюлю отцовского наставления, но тот молчал, задумчиво глядя на игриво полыхающий в камине огонь.
- Ложись спасть, сын, поговорим завтра, – услышал он, наконец, спокойный, почти бесстрастный голос отца. Другой бы обрадовался шансу отложить неприятную беседу и наказание, но Скорпиус, будучи дурмстрангцем, желал покончить с этим как можно скорее и приступить уже к искуплению своего досадного, глупого, безрассудного промаха.
- Давай сейчас, – почти дерзко возразил он. Драко не стал спорить, а жестом пригласил его занять соседнее кресло.
- Из-за чего была эта дуэль? – мягко спросил он. Скорпиус закатил глаза, пожал плечами, будто ответ был очевиден и он не видел необходимости давать его, но отец терпеливо ждал.
- Из-за чего обычно назначают дуэли? – неохотно ответил вопросом на вопрос он.
- Девушка? – с намёком на иронию в голосе предположил Драко.
- Из-за неё, да.
- Кто она? – не унимался отец. Скорпиус застонал, чем вызвал тихий смешок собеседника. С тяжким вздохом он выложил:
- Её зовут Златослава Тодорова. Она на год младше меня и моего… соперника, – споткнулся он на последнем слове, ясно дав отцу понять, что ещё до недавнего времени тот пребывал в совершенно ином статусе.
- Тот юноша, которого ты вызвал на дуэль, кто он?
- Рэжван Мазилеску. Его отец – министр магии Румынии.
- Он был твоим другом?
- Скорее, товарищем. Соседом по комнате. И всё, – слишком уж торопливо и немного обиженно произнёс Скорпиус, вновь выдав, что преуменьшает степень близости, которая была у него ранее с Рэжваном.
- Кого в итоге выбрала девушка? – будто не замечая смятения и раздражения сына, продолжил расспрашивать Драко и услышал очередной стон.
- Того, кто остался рядом, в Дурмстранге, – пробурчал Скорпиус.
- Полагаю, ей хватило порядочности сообщить тебе об этом в лицо?
- Да. Но лучше бы ей в своё время хватило порядочности не флиртовать с нами обоими. – На это Драко добродушно улыбнулся и снова погрузился в молчание, которое на сей раз Скорпиус встретил почти с благодарностью: ему необходима была передышка от вопросов, ответы которые были болезненны и до сих пор ядом разъедали сердце и ранили гордость.
Когда старший Малфой заговорил вновь, голос его звучал негромко, но вкрадчиво:
- Знаешь, порой каждому из нас приходится проходить через унижение, а иногда и не раз. Некоторые извлекают из этого урок и двигаются дальше, другие – начинают строить планы мести. Хотелось бы мне, чтобы ты относился к числу первых, но так как ты Малфой… – Последние слова тяжело повисли в воздухе, как и всякая фраза, полная торжественности и неудобной правды. Скорпиус не знал, что ответить. Отец был прав: ему очень хотелось отомстить; сейчас он не верил, что уродливость и ужас пережитого унижения с годами сгладятся, и быть может, однажды он сможет вспоминать об этом инциденте с ностальгической улыбкой. Однако рана была слишком свежа: его сердце разбили, а честь растоптали.
- До конца лета ты будешь продолжать обучение дома, потом сдашь экзамены за шестой курс, а также испытания по трансгрессии и осенью отправишься в Хогвартс, – твёрдо сообщил сыну о своих планах на его счёт Драко.
- Вижу, ты всё устроил, – глухо откликнулся тот. Ответом ему была мягкая улыбка и спокойное «Скажем так: вчерашний день был чрезвычайно занятым».
- И меня примут в Хогвартс? – больше с унылым смирением и покорностью судьбе, чем с удивлением спросил Скорпиус.
- Ты – Малфой, а Малфои на протяжении веков оканчивали эту школу, – мрачно произнёс отец. – А теперь иди спать.
- Спокойной ночи, отец, – поднимаясь с кресла, почтительно простился до утра юноша.
- Спокойной ночи, Скорпиус, – впервые с начала разговора посмотрев ему прямо в глаза, твёрдо сказал Драко. – И помни: ты меня не разочаровал.
На душе юного Малфоя стало гораздо легче… и всё же недостаточно, чтобы перестать думать от мести.


Остаток зимы и весна прошли для Скорпиуса быстро, хотя и рутинно, но он любил рутину, любил порядок, который она под собой подразумевала, за долгие годы обучения на Севере был приучен к нему. В целом, ему нравилось домашнее обучение, потому что так он мог усваивать знания в своём темпе: какие-то предметы быстрее, какие-то – медленней. К тому же родители наняли ему превосходных наставников. Чего ему не хватало, так это товарищей, зато он гораздо больше времени проводил с отцом.
В начале лета он отправился в Хогвартс, чтобы сдать экзамены и получить право заканчивать обучение там.
Впечатления его от первого посещения старинной школы, которую когда-то окончили его отец, дед, прадед и десятки других предков, у Скорпиуса были смешанные: почти месяц он жил в Хогсмиде, посещая Хогвартс лишь во время экзаменов, а потому не смог вполне вкусить все прелести проживания там. Однако с особой остротой он понял, что всегда будет здесь чужаком: ничто в сердце его не отдавалось сладким трепетом родственного узнавания, он не чувствовал близости с этим местом, более того – презирал хогвартцев. Они не знали, что такое физический труд, с лёгкостью пользуясь услугами домовиков. И Скорпиусу было непонятно, как могли эти ленивые, недисциплинированные, разъевшиеся недоволшебники развивать дух, который и был источником магии, не тренируя тело. Особенно ему не нравились гриффиндорцы, беззастенчиво, на его взгляд, пользовавшиеся плодами победы своих родителей. В Дурмстранге всё было иначе. Там старший отпрыск министра магии, мальчик из семьи магглов и сын бывшего Пожирателя смерти вместе, наравне драили полы, топили камины, готовили пищу, учились, терпели нападки старших… а по окончании – поднимали первые в жизни кубки с крепким валашским вином.
Ступая по коридорам альма-матер своего отца, юный Малфой не мог не чувствовать на себе взглядов: любопытных, осторожных, вызывающих. Он выделялся: внешностью, выправкой. Кроме того, кое-кто прослышал о его «переводе», прознал о скандале, которым тот сопровождался. И люди смотрели, шептались, и чем сильнее смотрели и шептались, тем упорней он игнорировал их. Тем не менее, с парой людей он сумел установить контакт. Вернее сказать, восстановить его, так как семьи их были связаны давним знакомством и в детстве им не раз доводилось вместе проводить время. Это были Эдэйн Забини и Лахлан Гилмур, оба учившиеся на Слизерине, утратившего звание факультета аристократов и презрительно именовавшегося теперь факультетом трусов и предателей.
Скорпиус не догадывался о том, что пока он сдаёт экзамены, одни хогвартцы мечтают о его провале («От греха подальше»), другие – слизеринцы – надеются, что он успешно пройдёт испытания, попадёт к ним на факультет и сможет стать их лидером и вытащить из социальной ямы, третьи – часть представительниц прекрасного пола ученического состава школы – томно вздыхают, находя его непреодолимо привлекательным, и втайне называют «северным принцем». Да уж, воистину, среди таких интриг и горячих чаяний это место в сравнении с родным Дурмстрангом могло считаться жарким поясом.


Первого сентября Скорпиус впервые в жизни появился на платформе 9 ¾, однако, кажется, отец его пребывал в гораздо большем восторге от перспективы посещения этого места, чем он сам. Многочасовая поездка на Хогвартс-экспрессе, по мнению юного Малфоя, никак не могла сравниться с путешествием на абрацанских крылатых конях.
После успешной сдачи экзаменов, Скорпиус сразу же в приватной обстановке прошёл процедуру распределения и, как и ожидалось, был зачислен на Слизерин, в вагон со старшими студентами которого и направился, сдержанно попрощавшись с родителями на платформе. Путь до школы показался ему слишком утомительным из-за вынужденной бездеятельности. Праздная болтовня, которой его пытались занять попутчики, скорее раздражала, чем развлекала, потому что руки при этом оставались праздными. Большинству одноклассников его отца это могло бы показаться весьма ироничным: Малфой страдает от ничегонеделанья. Поэтому, когда поезд наконец остановился на станции Хогсмид, Скорпиус не смог сдержать полустона облегчения, чем заработал недоумённые взгляды от своих попутчиков.
- Умираешь с голоду? – весело спросил его Лахлан.
- Скорее, не терпится размять мышцы, – хрустнув шейными позвонками, ответил тот и, подхватив клетку со своим филином по имени Октавиан, бодро зашагал в сторону выхода.
Поездка в карете, запряжённой фестралами, показалась ему довольно занятной, однако лишь потому, что ему предстояло совершить её в первый последний раз в жизни. Рассказы новых приятелей об общежитии факультета змей также малость заинтриговали Скорпиуса, однако больших надежд он не строил, тем более что втайне ужасно тосковал по Дурмстрангу и тамошним своим друзьям.
Впрочем, предвкушение от знакомства с новыми спальнями и общей гостиной, которое разделяли с ним первокурсники, разбилось в дребезги, когда сразу после традиционной церемонии распределения на факультеты и до начала ужина директор Макгонагалл обрушила на школьников невероятную новость: после долгих совещаний было решено предпринять ещё одну попытку возродить знаменитый Турнир трёх волшебников, честь проводить который в этот раз выпала «нашим северным товарищам» – школе магии и волшебства Дурмстранг.
В то время как все кругом одобрительно галдели и ликовали, Скорпиус впал в своего рода транс: некая не то эмоция, не то мысль, овладела им, но в чём заключалась она, он не мог определить. Из ступора его вывел толчок локтём в бок и фраза, которую с кривой усмешкой произнёс Эдэйн Забини:
- Это до чёртиков забавно: если пройдёшь отбор, то сможешь победить на турнире кого-то из бывших своих, да ещё и на их территории.
- В Дурмстранг поехать смогут только те желающие попытать счастья на Турнире, которым исполнилось семнадцать лет. Сопровождать их буду я, а обязанности директора во время моего отсутствия будет исполнять профессор Флитвик. Признаться, я до сих пор полна сомнений насчёт того, следовало ли давать согласие на возобновление Турнира, учитывая его печальную историю, однако меня заверили, что… – продолжала вещать директор, но Скорпиуса целиком и полностью поглотила идея, высказанная Забини: она раздувалась внутри него, словно воздушный шар, заполняя грудь, голову, затрудняя дыхание, мешая слышать что-то ещё. Вот он его шанс! Представился внезапно. И он не упустит его, даже если для этого придётся защищать знамёна школы, которая так и останется для него чужой и незнакомой, и выступить против той, что взрастила его, против тех, кто были свидетелями его блестящих побед и самого сокрушительного поражения.
И тут слова отца вторглись в его мысли: «Одни извлекают урок и двигаются дальше… Хотелось бы мне, чтобы ты относился к их числу…» – однако Скорпиус изо всей силы постарался отмахнуться от них. Это две недели спустя, когда Кубок огня исторгнет клочки пергамена наряду с именем Луи Мезьера, имя самого Скорпиуса и, вопреки чаяниям последнего и к его ужасу, не Рэжвана Мазилеску, а Златославы Тодоровой, юному Малфою придёт в голову, что, быть может, действительно пришло время извлекать уроки, а мне мстить. Однако пока он, как типичный хогвартец, наслаждался тайными фантазиями о том, как сокрушит своего соперника с лицом бывшего лучшего друга, и ещё более тайно предвкушал возвращение в ледяной пояс – домой.