30 октября 2012 года, Лондон
Они вновь оказались на территории того же заброшенного завода, где Джейн нашла Эфир, а Тор нашел ее. Была, по всей видимости, только середина дня, но тучи над городом казались слишком тяжелыми и превращали свет в вечерний полумрак.
Только когда пространство за Гермионой схлопнулось, Джейн с Тором увидели, что находились в этой местности не одни. К ним спешили те же странные люди — кто-то из них был в черных костюмах, но большинство — в тяжелых серых плащах.
Они быстро окружили Тора и Фостер и направили на них длинные тонкие палочки — такая же была у Гермионы. Маги.
Невольно Джейн и Тор сразу подняли руки вверх, всячески давая понять, что не собираются сопротивляться. У них обоих уже не было никаких сил…
— С возвращением, мистер Одинсон, мисс Фостер, — из окружения вперед выступил один человек, опустив свою палочку, и все остальные маги последовали его примеру.
— Здравствуйте, мистер Грей, — поздоровалась Джейн, поджав губы. Ей было сложно удостовериться, угадала ли она, потому что лица всех присутствующих неуловимо менялись и казались похожими одно на другое. — Рада встрече, но нам пора…
Им на самом деле нужно спешить — до Схождения оставались какие-то сутки, и за это время надо было сделать хоть что-то, придумать какой-то план, чтобы противостоять Малекиту.
— А я бы настаивал на вашем присутствии, господа, — произнес мужчина уверенным тоном, не терпящим возражений.
— Вы не понимаете, — вспыхнула Джейн. — Это очень важно, мне срочно нужно увидеться с моей ассистенткой…
— Ваша ассистентка у нас, мисс Фостер, — остановил ее мистер Грей, и девушка шагнула вперед, но Тор придержал ее за плечи.
Что они сделали с Дарси?
— Что вы имеете в виду? — нахмурился Громовержец, Фостер ощутила его раздражение легким гулом электричества на самых кончиках пальцев.— Вы посадили ни в чем не повинную деву в темницу?
— Нет, что вы… — казалось, мужчина вообще не оскорбился, хотя и мог бы. Его голос был каким-то тусклым, слишком холодным. — Они… в гостях. Для их же пользы.
На несколько мгновений воцарилась тишина.
— У нас нет времени на шутки, — рявкнул Тор грозно, и одновременно с ним Джейн бескомпромиссно проговорила:
— Я должна ее увидеть.
— Что я, собственно, и предлагаю, — криво усмехнулся мистер Грей, махнув в сторону стоявших в отдалении машин.
Джейн бросила на Тора слегка неуверенный взгляд, но он ободряюще улыбнулся ей, одним этим стараясь показать, что будет рядом и защитит, что бы ни случилось.
— Хорошо, — выдохнула она, и Грей повел их к одной из машин.
В последний момент Джейн хотела свернуть к красной машине Дарси, стоявшей чуть в стороне, но волшебник остановил ее, заступив дорогу.
— Там, куда мы отправимся, вас не пропустят на вашей машине. Поедем со мной.
Недолгая дорога прошла в молчании — мистер Грей уверенно вел автомобиль по улицам на довольно высокой скорости, ловко маневрируя между встречающимися на пути препятствиями, некоторые из них, казалось, даже отпрыгивали в сторону, словно здесь была замешана какая-то магия.
Возможно, так оно и было.
Беспокойство, поселившееся в Джейн с момента попадания в Асгард, по-прежнему не давало вздохнуть. Последние несколько дней она ощущала себя крайне слабой, едва держащейся на ногах, и даже извлечение Эфира это никак не изменило. В чем дело? Быть может, весь этот стресс, свалившийся на нее, вконец ее измотал или, возможно, асгардские целители ошиблись в сроках, «точка невозврата» была пройдена и теперь Фостер медленно умирала от губительного воздействия артефакта?
Тор слегка сжал ее ладонь в своих руках, и Джейн ответила ему улыбкой, несмотря на мерзкое чувство, скребшееся в груди.
Все: Тор, Локи, даже Гермиона — хоть как-то отличились в противостоянии Малекиту, она же не сделала ровным счетом ничего. Да, если здраво рассуждать, то она и не могла ничего сделать, но тем не менее ощущение полного своего бессилия было гадостным.
Им чудом удалось выжить во всей этой заварушке, Гермиона едва не родила ребенка там, на кровавых пустошах Свартальфхейма, но сейчас они были здесь, в безопасности. Пока.
Потому что еще ничего не было кончено. Малекит вернется уже завтра, а у них не было никаких идей, как ему противостоять.
Переведя взгляд на возлюбленного, Джейн увидела его нахмуренное, мрачное выражение лица. Посередине лба залегла упрямая морщинка не желавшая исчезать, и Фостер могла бы поклясться, что переживал Тор совсем не о завтрашнем дне.
Точнее, не только о нем.
Джейн росла единственным ребенком в семье, потому ей сложно было представить, каково это — видеть, как умирает твой брат. Пусть между Тором и Локи было слишком много разногласий, пусть Локи совершил множество неблаговидных, а чаще всего откровенно ужасных поступков, в нем была маленькая толика доброты и человечности. В ином случае он бы ни стал никого спасать — ни ее, ни брата, ни Гермиону.
Поймав себя на таких мыслях, Фостер резко одернулась — вряд ли бы кому бы то ни было, особенно самому Локи, понравилось, если бы она стала сочинять эпитафии. Еще ничего не кончено, у мужчины был шанс выкарабкаться, и в этот момент, как ни странно, она хотела бы, чтобы он им воспользовался.
Пусть лучше всю оставшуюся жизнь отсидит в тюрьме мерзавцем, чем умрет героем…
Какое-то время путь пролегал по оживленным центральным улицам, но вскоре они свернули к целой веренице заброшенных зданий. Подъехав к одному из них, машина не остановилась, а вдруг двинулась прямо сквозь стену и оказалась в длинном, освещенном тусклыми лампами, закрученном вниз тоннеле.
Мистер Грей сразу же остановился у невысокого шлагбаума с небольшой черной управляющей коробкой. Постучав по ней палочкой, он произнес бессмысленный набор букв и цифр, который, в большей части, даже сложно было разобрать. На коробочке зажегся маленький зеленый огонек, и машина поехала дальше.
Спускались они также довольно быстро несколько долгих минут, по спирали, разделенной на две полосы массивными бетонными столбами. Затем тоннель резко закончился просторной парковкой, где в ряд стояли точно такие же автомобили. Все одинаковые, как на подбор.
— Пойдемте, — произнес мистер Грей, остановившись и открыв дверцу машины. Тор и Джейн последовали за ним.
Он повел их к простой, совершенно непримечательной светлой металлической двери — таких на Земле было миллиарды.
— Не так уж и часто мы пускаем к себе в отдел посторонних, — начал мужчина. — Особенно посторонних-маглов. Но вы, в принципе, не обычные маглы.
Металлическая дверь бесшумно открылась, и они оказались в длинном коридоре без каких-либо ответвлений и выходов по бокам — лишь еще одна, на этот раз деревянная, дверь в самом конце.
— Если бы не ваша вовлеченность во все происходящее, мисс Фостер, — продолжил мистер Грей после небольшой паузы, — то вы бы уже давно забыли о нашем существовании. Вы же, мистер Одинсон, вообще отдельный случай, который любой здравомыслящий человек хотел бы изучить тщательнее.
Мужчина бросил беглый взгляд на свой сотовый телефон и снова сунул тот в карман пальто.
— Он не какое-то там подопытное животное, — Джейн почувствовала, что краснеет от злости.
— Конечно же, нет, — подтвердил ее слова мужчина, хотя по его голосу можно было предположить, что думал он как раз наоборот. На мгновение в нем промелькнуло что-то хищное, почти безумное. — Но речь не об этом. Мы крайне рады, что вы, вы оба, смогли вернуться в наш мир, потому что сами мы прежде практически не сталкивались с подобным. Люди пропадают. Тысячи людей по всему миру. Секунду назад были — а сейчас уже нет.
Деревянная дверь возникла перед ними как-то неожиданно — вот она была, вроде, далеко впереди, а сейчас — уже перед самым носом. Не медля, мистер Грей потянул за ручку и дернул дверь на себя.
— Это все из-за Схождения, — пояснил Тор слегка надменно, но Джейн предположила, что эта надменность вызвана скорее его неприязнью к собеседнику, чем ко всему человечеству в целом.
Хотя Громовержец частенько был надменным, только в этот раз в ней не было мягкой снисходительности.
Перешагнув через порог, Джейн увидела большую круглую комнату, по периметру которой располагались точно такие же двери, как та, через которую они сюда вошли.
— О, поверьте мне, я знаю о Схождении, — бросил мистер Грей крайне похожим тоном. Совершенно неподходящее время для ксенофобии. — Но его последствия поражают воображение. Потому мне и нужны вы, мисс Фостер, как независимый астрофизик, изучающий гравитационно-пространственные аномалии. И вы, мистер Одинсон, тоже — как человек, знающий о других мирах больше всего моего отдела, вместе взятого.
Грей вывел их на середину комнаты и замер. Уже в следующую секунду Джейн не бралась сказать, из какой двери они вышли, так они все были похожи одна на другую. Мужчина продолжал стоять даже тогда, когда молчание затянулось — можно было предположить, что он не знал, куда следует идти дальше, но его лицо было спокойным и невозмутимым, будто он чего-то или кого-то ждал.
Тор и Джейн одновременно сделали вдох, чтобы что-то сказать, но тут одна из дверей сбоку открылась, и в помещение вошел Гарри Поттер, лучший друг Гермионы. В этот раз на нем была какая-то специальная форма — бордовое пальто до середины бедра, перетянутое черным кожаным поясом. Не хватало только черной мохнатой шапки — и точно вылитый часовой у Букингемского дворца.
И выправка у него была под стать, в первую встречу это было не так заметно, но зато теперь, когда Джейн примерно представляла, кто перед ней, она видела военного, закаленного в многочисленных боях.
Даже сейчас он шел стремительно, но как-то напряженно, будто постоянно готовый к атаке, и взгляд мужчины, мрачный и злой, был направлен прямо на Тора.
— Рад, что вы смогли появиться столь быстро, мистер Поттер, — ответил мистер Грей с заметной усмешкой в голосе. Он что, со всеми так разговаривал? Его, похоже, не волновало настроение собеседника.
— Да, — коротко процедил Поттер и вновь стал сверлить взглядом Громовержца. — Вы обещали защитить ее…
В его голосе звучали боль и негодование одновременно.
— Я сделал все, что в моих силах, — прогремел Тор грозно, но во взгляде его проскользнуло чувство вины.
— Значит, недостаточно! — внезапно рявкнул Поттер, и Джейн заступила ему дорогу.
— Довольно! — резко воскликнула она и, когда все замолчали и обратили на нее свое внимание (наверняка были в шоке, что командует какая-то «магла»), продолжила более спокойно: — Гермиона отправилась в больницу, и все было не так уж плохо…
— «Не так уж плохо»? — вместо крика мужчина перешел на шипение. — Меня даже к ней не пустили…
— Неудивительно, — пожал плечами мистер Грей, на его лице было выражение «я же говорил». — Элизабет Смитсон очень щепетильно относится к своим пациенткам и не позволяет присутствовать при родах даже отцам, чего там другу… А ведь я вам говорил.
Удивительно, что Гарри Поттеру сообщили о возвращении подруги. Хотя, быть может, все дело в том, что он — начальник местной полиции… Или сама Гермиона могла ему сообщить.
— Это — не первоочередная проблема, — медленно проговорила Фостер. — И даже исчезновения людей — тоже.
— Что вы хотите этим сказать? — волшебники синхронно нахмурились.
— Сначала отведите меня к моей ассистентке, — отрезала Джейн, и мистер Грей, кивнув, взмахнул рукой.
Зал вокруг пришел в движение, двери закрутились, а когда остановились, одна из них открылась.
— Прошу, — мужчина махнул рукой, и они все вместе последовали за ним.
Они вошли в коридор, очень похожий на предыдущий, но здесь по обеим сторонам располагалось по полдюжины дверей. Подойдя к третьей слева, мистер Грей резким движением распахнул ее и жестом указал Джейн и Тору войти.
— Посидите пока здесь, а мы с мистером Поттером подойдем через пять минут, — пояснил он, и Фостер ничего не оставалось, кроме как выполнить его «просьбу».
Комната была просторной и больше всего напоминала обычное офисное помещение, скрещенное с конференц-залом, — посередине располагался огромный круглый стол, в центре которого была подсвеченная объемная карта Великобритании (изображение слегка мерцало, и Фостер задумалась, не была ли это какая-то волшебная голограмма); вокруг него, у стен, стояло восемь или девять обычных, заваленных бумагами офисных столов, на половине из них стояли настоящие компьютеры — совсем не то, чего Джейн ожидала от Министерства Магии.
Но и волшебного здесь было предостаточно — на одном из дальних столов бумаги из одной стопки копировались на стопку чистой бумаги и сами по себе складывались в третью; над еще одним столом без какой-либо опоры повис шар света наподобие того, какой в пещере зажгла Гермиона; на третьем столе стояли какие-то необычные приборы, которые дымили, жужжали и фырчали (даже крутился какой-то небольшой металлический волчок); а под потолком стайкой кружили живые птицы, которые при ближайшем рассмотрении оказались бумажными и оживленными какой-то магией.
Быстро осмотревшись, Джейн перевела взгляд на людей, находившихся на тот момент в комнате. За ближайшим компьютером сидел худой, нескладный молодой человек со слегка взъерошенными каштановыми волосами; чуть поодаль, положив голову на сложенные руки, дремала Дарси, а рядом с ней сидел пришибленный и явно обеспокоенный Йен, но не их присутствие больше всего поразило Джейн, а личность последнего.
— Эрик? — неверяще спросила она, сделав шаг к старому другу.
— Здравствуй, Джейн! Ты из Асгарда? — радостно отозвался он, и в этот момент Джейн осознала, что что-то не так.
Эрик Селвиг, хоть и был человеком веселым и довольно легким в общении, тем не менее всегда казался собранным и стойким, каменной скалой, обернутой в мягкое покрывало, но сейчас это был совершенно другой человек…
Нет, Фостер знала, что мужчина никак не мог восстановиться после того, как Локи мастерски попользовался его мозгами, но она даже не могла представить, что это повлекло за собой такие серьезные последствия. Вместо опрятного немолодого ученого она видела всклокоченного, дерганного, полубезумного человека с откровенно сумасшедшими глазами.
Джейн стало стыдно, что она, занятая поисками Тора, бросила своего друга и ближайшего товарища на произвол судьбы в трудную для него минуту. Именно тогда, когда ему особенно нужна была поддержка.
— Да, — заторможенно ответила она, не зная, как реагировать на внешность и повадки Селвига. — Как ты, Эрик?
— Отлично, — ослепительно улыбнулся он, но от Джейн не ускользнул проблеск застарелой душевной боли, на мгновение отразившийся в его глазах. — Нет ничего прекраснее, чем осознание, что мир вокруг тебя намного безумнее, чем ты сам…
Он махнул на порхавших под потолком бумажных птиц. Другие миры, магия, убийственные силы — и правда слишком много для понимания.
— Джейн! — разнесся по комнате звонкий голос Дарси. Девушка, проснувшись, подняла чуть взъерошенную темноволосую макушку со стола и радостно улыбнулась. Вскочив, она бросилась к своей начальнице. — Куда ты пропала? Весь мир свихнулся, та ерунда из ангара ползет по планете! Люди пропадают… — она замолчала на полуслове, оценив состояние одежды Фостер: порванное, обугленное платье, копоть, пыль и песок на одежде и в волосах… — Вы что, на войне были?
Она окинула Тора внимательным взглядом, но тот выглядел практически безупречно — раны и синяки уже зажили, а грязь и кровь с лица он вытер еще в машине.
— Практически, — процедила Джейн. Вспоминать о произошедшем в Свартальфхейме не хотелось.
В это время Тор и Эрик пожали друг другу руки.
— Как здоровье, Эрик? — спросил Громовержец. От него, очевидно, также не укрылся внешний вид Селвига.
— Нормально, — на этот раз улыбка мужчины была слегка натянутой, но, как оказалось, вызвано это было не заданным вопросом. — Твой брат не придет?
Эрик боялся Локи, боялся того, что асгардец мог с ним сотворить. Когда ты, поддаваясь чужой воле, впускаешь в родной мир целую армию — это не проходит бесследно.
— Нет, Локи, он… при смерти, — Тор нахмурился.
— О, отлично! — радостно воскликнул Селвиг, но, увидев выражение лица собеседника, тут же исправился: — То есть я соболезную…
— Спасибо.
Тор не стал винить Эрика в бестактности. Никто бы не стал. Джейн и сама не знала, как относиться к Локи. Да, он был жестоким, жадным до власти ублюдком, но в то же время он только за этот день несколько раз спасал ей жизнь. Фостер была бы последней тварью, если бы не принимала это во внимание.
Джейн выдохнула. Они потратили достаточно времени на пустые разговоры, надо было заняться делом.
— Эрик, — позвала она, — мне нужны все ваши наработки. Все, что у вас есть по гравометрическим аномалиям…
Он слегка нахмурился.
— Хорошо, — кивнул Селвиг. — Правда, эти ребята забрали у меня бо́льшую часть моих исследований, так что…
Он махнул рукой в сторону сидевшего здесь юноши.
— Здравствуйте, доктор Фостер, — улыбнулся он, подняв голову от монитора компьютера. — Я — большой поклонник ваших работ по изучению моста Эйнштейна — Розена*. Меня зовут Уолтер Фоули, кстати.
(*Речь идет о Радужном мосте.)
Юноша робко улыбнулся и от этого стал выглядеть еще моложе, чем было до этого: Джейн и прежде не могла дать ему больше восемнадцати, но сейчас он показался пятнадцатилетним подростком.
— Я артефактор, — продолжил он после небольшой паузы. — Техник, проще сказать, хотя занимаюсь не только техникой.
— Он работает над моими штифтами, — пояснил Эрик Селвиг. — Мы хотим если не нивелировать разрывы в пространстве, то хотя бы уменьшить частоту вспышек и ограничить перемещения только Землей.
Смущенно отвернувшись, Фоули запустил пятерню в волосы и вновь вернулся к изучению чего-то в компьютере.
— Мы не знаем, что произойдет в тот миг, когда Схождение войдет в свой пик, и поэтому…
Джейн и Тор переглянулись.
— Как раз из-за этого мы здесь, — ответила Фостер.
— И мы внимательно вас слушаем, — отозвался мистер Грей, вошедший в комнату вместе с Поттером и закрывший за собой дверь.
Он указал на стулья, стоящие вокруг центрального стола, и Джейн могла поклясться, что еще мгновение назад этих стульев там не было.
Все расселись по местам: Фостер уселась с одного края стола, справа от нее сел Тор, слева — Дарси и Йен, справа от Тора примостился Селвиг. Напротив расположился мистер Грей, причем если Уолтер Фоули сел к мужчине достаточно близко, то между начальником Отдела Тайн и начальником Аврората можно было легко усадить еще одного человека. Или даже двух.
Джейн кожей ощутила, что все взгляды устремлены в ее сторону. Не на Тора, на которого почему-то никто практически не обращал внимания, а именно на нее. Требовалось собраться с мыслями, у них было не так много времени…
— Задолго до рождения света существовала тьма, — голос Тора, глубокий и неожиданно завораживающий, зазвучал по комнате, и все стали жадно его слушать. — И из этой тьмы вышли темные эльфы. Много тысячелетий назад самый беспощадный из них — Малекит — поклялся вновь погрузить нашу Вселенную в бездну вечной ночи…
Похоже, он сам слышал эту историю не один раз — звучало как сказка, рассказываемая на ночь детям. Не самая добрая сказка, но если вспомнить, что Тор был родом из более сурового времени — времени викингов и постоянных битв, — в этом-то как раз и не было ничего странного.
— А помочь ему в этом черном деле должен был Эфир, — продолжил Громовержец. — Древнейшее оружие беспредельной, разрушительной силы. И была великая битва меж воинством Асгарда под предводительством моего деда — царя Бёра — и исчадиями мрака. Малекит ждал момента, когда Девять миров сойдутся в единую ось, дабы обрушить на них мощь Эфира, но асгардцы успели завладеть Эфиром, а без него темные эльфы пали. Малекит был разбит, и Эфира не стало. Вернее, нам так внушили…
Тор задумчиво замолчал, и какое-то время никто не смел вклиниться в повисшую в комнате тишину.
— И что же произошло потом? — спросил мистер Грей, откинувшись на стуле.
В его голосе сквозил неприкрытый скептицизм.
— Несколько дней назад, когда в ткани миров стали появляться первые разрывы, — заговорила Джейн, — я попала в один из них и случайно наткнулась на Эфир. Он проник в меня и благодаря этому покинул то место, где был спрятан. Когда мы поняли, что со мной что-то не так, Тор забрал меня в Асгард, где меня попытались вылечить, но найти решение проблемы мы не успели — эльфы каким-то образом узнали, что Эфир у меня, и похитили нас с Гермионой. Малекит извлек Эфир и забрал его себе, мы же чудом смогли спастись…
— Малекит закончит то, что начал пять тысячелетий назад, — мрачно продолжил Тор, опустив голову.
— Он ударит по точке соприкосновения миров, — подтвердила Джейн. Они уже говорили об этом.
— Отчего его сила возрастет, — медленно, едва слышно пробормотал Эрик, но его легко услышали все. — Для каждой новой мишени мощь нарастает по экспоненте… до вселенского масштаба.
— Что же мы будем делать? — в глазах Дарси можно было увидеть неподдельный страх. Она переглянулась с Йеном и сглотнула.
— Готовиться к войне, — Гарри Поттер поднялся на ноги и оперся ладонями о стол.
Его взгляд был каким-то отчаянно решительным, а губы — сжаты в тонкую линию. Именно такое выражение лица было у Гермионы во время похищения в Асгарде и в плену в Свартальфхейме — непреклонный, несгибаемый дух и необъяснимое стремление во что бы то ни стало пройти все испытания и выжить.
От мужчины исходила особая аура, будто одним своим видом он поддерживал остальных и призывал идти за собой в бой. Джейн не могла найти этому названия. Лидерская харизма?
— Да, но Схождение недолговечно, — вклинился Фоули. — Этот Малекит должен оказаться в нужном месте в нужное время.
— И как узнать, где и когда? — подал голос Поттер
— Мне нужна карта, — сказал Тор, также поднимаясь на ноги.
Мистер Грей указал на зависшую над столом призрачную карту.
— Карта мира? — поинтересовался он.
— Нет, — произнес Громовержец, немного подумав и внимательно изучив расположенное перед ним изображение. — Я изучил карты последних сражений с эльфами, там довольно точно указаны места. И я уверен, что финальная битва проходила здесь, на этом острове.
Его уверенность совсем не удивила Фостер. Как-то, еще в первую их встречу, Тор рассказывал Джейн, что многие асы обладают фотографичной памятью, к тому же Громовержец умел неплохо читать карты. «Единственное, что я когда-либо вообще читал», — смеялся он.
— И где же? — спросил Грей, когда все склонились над картой.
— Здесь, — указал Тор, и след от его пальца загорелся красным.
Он убрал руку, и, наконец, все могли увидеть, о каком месте шла речь.
Господи. Лондон! Исторический район!
— Гринвич? — переспросил Поттер, поправив съехавшие на нос очки-велосипеды.
Только возмущаться и охать не было никакого смысла — это был единственный шанс поймать Малекита и всю его армию в ловушку. В этом смысле у землян было преимущество — они знали, где и когда произойдет нападение, и могли подготовиться.
— Я подниму Аврорат по общей тревоге, — проговорил Поттер, оглянувшись на мистера Грея. — Все двести сорок семь человек.
— Добавьте сто пятнадцать… нет, сто сорок четыре человека из Отдела Тайн. — ответил мужчина, сложив руки на груди. — Какова численность эльфов?
Взгляды устремились на Тора, но тот лишь сильнее нахмурился.
— Что? — поинтересовался мистер Грей, приподняв одну бровь.
— Неизвестно, — произнес Громовержец приглушенно. — Никто не в курсе, сколько их — альвы прятались пять тысяч лет, и я даже не могу представить, где и как они жили все это время. И жили ли вообще… Локи предположил, что они наложили на себя какое-то проклятье — остановка времени или что-то очень похожее — и все это время просто спали.
— Это уже неважно, — отрезал Поттер. — Важен сам факт — завтра они нападут на Лондон, на мирных жителей. Мы должны…
— Оставь патетику для своих подчиненных, парень, — резко бросил мистер Грей. — Сомневаюсь, что в этой комнате найдется хоть кто-то, кто откажется защитить нашу планету…
Йен шумно выдохнул, явно давая понять, что уж он-то не горел желанием геройствовать. Но, стоило сказать, несмотря на явные опасения, юноша промолчал.
— Меня больше интересует, готовы ли асы выполнить договор, который был заключен сравнительно недавно… — мистер Грей перевел взгляд на Тора, и все остальные последовали его примеру. — Один-единственный воин — не то, чего мы ожидали.
— Откуда вы знаете про договор? — Громовержец подался вперед. Мьёльнир ненавязчиво покачнулся на его бедре, звякнув о позолоченную защитную пластину на ноге.
— Я знаю больше, чем вы можете представить, — ответил мужчина. — Так что, нам ждать армии?
Тор отвел взгляд.
— Обещание было дано ДО недавних событий, — процедил он. — Но я уверен, что отец…
Громовержец замолчал, шумно выдохнув.
— В любом случае, я буду защищать Мидгард… — он вновь заговорил, но мистер Грей резко перебил его:
— Нам не нужна ваша «защита», мистер Одинсон, — мужчина сорвался на глухой рык. — Земляне давно перестали быть невежественным, беспомощным скотом. Мы способны постоять за себя, что бы вы там ни думали. Вы бросили нас тысячу лет назад, но мы выжили, выстояли, несмотря ни на что, и теперь не нуждаемся в вашей опеке. Мы рассчитывали на взаимодействие, дипломатическое соглашение между равными, но вы, видимо, продолжаете смешивать нас с грязью, давать и забирать обещания, когда вам заблагорассудится…
— Вы сами прогнали асов со своей земли! — в тон ему рявкнул Тор, но мистер Грей вновь оборвал его, воскликнув еще громче:
— Потому что то, что происходит сейчас, происходило постоянно! Вы ввязывали нас в свои междоусобные разборки, делали нашу планету плацдармом для кровопролитных битв. Пусть маглы всего этого не помнят — но мы помним! Вам дали второй шанс, возможность заключить мирные договоренности, и вы тут же все нарушаете!
— Хватит! — Джейн, как ни странно, не выдержала первой. — Можно обвинять кого угодно в чем угодно, но Малекит от этого не передумает и не исчезнет с горизонта. Надо что-то делать! Сражаться будет практически невозможно: грани между мирами почти растворятся, — предупредила она. — Физика? Забудьте про физику. Всплески и провалы гравитации, искажения пространства… Вся ткань мироздания затрещит по швам.
— Возможно, это даже и к лучшему… — медленно, задумчиво проговорил Фоули. — У меня появилась идея…
31 октября 2012 года, Лондон
Прохладный осенний ветер приносил со стороны реки влажный, слегка затхлый запах. Тор в очередной раз осмотрел раскинувшуюся перед ним практически пустую площадь — кроме находившихся там нескольких магов, посторонних не было — и досадливо поморщился. Останется ли здесь хоть что-то после атаки темных эльфов? Еще один разрушенный по вине асгардцев город… Хорошо, что человеческих жертв должно было быть в разы меньше — часть города, ближайшую к эпицентру Схождения, оцепили и эвакуировали, сославшись на какой-то там выброс. Тор не вникал.
Джейн можно было увидеть на другом конце площади, в окне старинного (по местным меркам) здания. Она о чем-то негромко переговаривалась со стоящим рядом Уолтером Фоули — они активно жестикулировали, громко споря, но со своего места Тор не мог расслышать, о чем именно идет речь. Нетрудно было догадаться, что дело в тех самых приспособлениях Селвига, которые еще ночью были расставлены по нужным местам.
Девушка сама вызвалась управлять гравиметрическими штифтами, и Тор, как ни старался, не мог ее переубедить.
Когда они только вернулись в Мидгард, Джейн явно была чем-то обеспокоена и опечалена. Нет, конечно, причин для беспокойства и печали было вполне достаточно — Малекит скрылся, забрав с собой Эфир, и грозился утопить весь мир в хаосе и мраке, — но что-то подсказывало Тору, что дело не только и не столько в этом.
Она хотела участвовать, разбить армию эльфов, отомстив тем самым за свое похищение и за угрозу родной планете, и Тор не мог винить ее за это стремление. Но и видеть, как возлюбленная вот так просто рискует своей жизнью, было не в его силах, но, когда он попытался объяснить это Джейн, она просто сказала, что раз он тоже сражается, то и она будет. В конце концов, это был ее мир, ее планета…
Тор рассказал землянам все, что знал о темных эльфах: их сильные и слабые стороны, основное оружие — в общем, все, что только сам смог узнать за те проведенные в библиотеке дни. После составления какого-никакого плана им с Джейн дали возможность привести себя в порядок, перекусить, а Тору даже удалось уговорить девушку немного подремать. Сам же он не сомкнул глаз, но для него, как для асгардца, это не играло никакой роли. В некоторых походах он мог не спать сутками и оставаться при этом собранным и здравомыслящим. Сравнительно здравомыслящим, надо признать, но не в этом суть…
Сейчас, после отдыха, Джейн выглядела более спокойной и уверенной в себе, ее взгляд горел решимостью и стремлением дойти до конца и выжить, и Тор, с одной стороны, гордился ей, но с другой — не мог не беспокоиться.
До пика Схождения оставалось меньше часа, и все уже давно заняли положенные позиции. Маги разделились: часть из них (те, что работали в Отделе Тайн) рассредоточились по возможному периметру битвы и должны были отслеживать любые изменения окружающей среды; другая часть распределилась внутри оцепления, изображая простых прохожих — темные эльфы могли насторожиться, увидев, что их ждут или, напротив, что рядом никого не было.
Ко второй группе магов присоединились немногочисленные сотрудники Щ.И.Т.а — те, кого смог выцепить Фьюри и кто уже был в курсе существования магов. Тор не до конца понимал, почему нельзя было обратиться к простым людям, военным, позвать тех же «Мстителей». Насколько он успел понять, их технологии и численность позволили бы землянам с легкостью отбиться от надвигающейся опасности, но ему объяснили, что маги скрывали свое существование, а поскольку возникшая проблема была завязана на магии, волшебники хотели решить ее сами. Не самый логичный поступок, но Тор не взялся спорить с учетом того, что его в очередной раз ткнули в отсутствие помощи от асов. Как он ни звал отца или Хаймдалла — небо оставалось безмолвным к его мольбам.
Маги, насколько Тор знал, обратились к волшебникам других стран, но многие не поверили в грозящую опасность и не собирались ввязываться.
Неожиданно для многих, и для самих местных магов в том числе, на помощь вызвались волшебники из Штатов — три с лишним сотни человек — слишком близко к сердцу принявшие битву с Читаури. И это единственные, кто отозвался.
Напряжение росло с каждой минутой — Тор чувствовал это кожей, да и сам он поддавался всеобщему настроению: небо заволокли тяжелые грозовые тучи, готовые в любую минуту пролиться дождем, а верный Мьёльнир нетерпеливо покачивался на бедре.
Атака началась внезапно — в одно мгновение над рекой прямо из воздуха стали возникать мрачные, черные остовы кораблей. Один, второй, третий… Они рассредоточивались над площадью и ближайшими улицами, прикрытые алой сетью защитных чар. Четвертый, пятый, шестой… Каждый из них был настолько огромен, что мог вмещать в себя до тысячи солдат. Сколько эльфов было на самом деле? Почему все это время они прятались?
Хотя ответ был прост: сколько бы ни было темных альвов, они уступали асам в военном искусстве, и то, что они сделали, было для них самым лучшим выходом. Затаиться, дождаться очередного Схождения, ударить исподтишка… Единственным слабым местом в их плане был Эфир — если бы Джейн не нашла и не впитала его, смогли бы эльфы его найти?
Правда, что-то подсказывало Тору, что, если бы Эфир не нашла Джейн, его нашел бы кто-то другой, даже те же дети, которых она встретила у аномалии. Полуразумный реликт сам призвал к себе носителя, он жаждал свободы, жаждал пищи…
Смог ли Малекит совладать с этой жадной до крови силой? Вероятно, да, иначе он не появился бы здесь.
Впрочем, думать об этом было некогда, корабли начали опускаться на землю. С момента появления их принялись обстреливать из разнообразного оружия, и магического, и обычного, но взрывы и заклинания увязали в защитной сетке, не причиняя кораблям никакого урона.
По спущенным трапам под прикрытием корабельных щитов на улицы города хлынули эльфы. Магам и агентам пришлось также рассредоточиваться, чтобы не упустить из виду ни один корабль. Волшебники, охранявшие периметр, начали воздвигать огромный матовый купол, больше похожий на мыльный пузырь, закрывший место битвы и отрезавший его от остального города. Никто не хотел повторения трагедии Нью-Йорка, а потому безопасности простых жителей было уделено много внимания — это, по словам мистера Грея, был самый мощный щит, на который оказались способны ныне живущие маги.
Оставалось непонятным, как в таком случае маги собрались скрывать свое существование от простых людей, если один этот щит выдавал их с головой…
Эльфы были в ловушке, но то же самое относилось ко всем, кто находился внутри купола.
Чуть более тысячи человек вызвались отразить атаку темных эльфов, противников же было, на первый взгляд, в четыре раза больше.
Радовало одно — высыпавшие на улицу люди сражались на своей земле, они знали город и могли подготовиться к встрече.
Тор нетерпеливо дернулся вперед — его основной задачей было дождаться появления Малекита и завязать с ним бой, но он пока не видел среди прибывающих эльфов знакомого обезображенного лица. На других наблюдательных точках тоже не было ничего нового, лишь сообщали о все увеличивающемся числе противников.
Конечно, всегда оставался шанс, что Малекит решил схитрить и слиться с другими своими воинами, но даже если так, рано или поздно он должен был показать себя.
До Схождения осталось всего каких-то двадцать минут…
Эльфы сразу же бросились в атаку, видимо решив выиграть на эффекте неожиданности. Они не предполагали, что их уже ждали.
Сперва численность альвов давала им возможность атаковать, они быстро разбегались по территории, но и люди не кучковались, работая в командах по пять человек: двое простых солдат и один маг были ударной силой, еще двое магов отвечали за защиту. В некоторых командах все трое атакующих были простыми людьми, впрочем, на эльфов неплохо действовало и обычное оружие.
Сами альвы были довольно скудно вооружены — бо́льшая часть держала в руках мечи, меньше половины отстреливали противников из коротких энергетических копий. Магические щиты трещали, но выдерживали натиск. Хуже было, когда в ход шли эльфийские кристаллы, — тогда все, что попадало под их воздействие, затягивало в воронку, и от этого не спасали никакие защитные заклинания.
Джейн и еще несколько человек, управлявших гравиметрическими штифтами, стали менять расстановку сил в пользу землян. Целые группы эльфов исчезали в одном месте и появлялись в другом, попадая прямо в расставленные ловушки — по всему району были созданы области, в которые было легко попасть, но невозможно выбраться.
Устав ждать, Громовержец бросился в атаку, вылетев прямо из окна второго этажа. Брошенный им молот пропахал длинную борозду в рядах альвов и вернулся назад, призванный хозяином. В этот же момент Тор увидел, как из ближайшего корабля, того, что приземлился в самом центре площади, вышагнул Малекит. Он шел не торопясь, медленно чеканя шаг, так, как может идти только человек, полностью уверенный в своей неуязвимости. Но, возможно, он на самом деле был неуязвим — практически сразу во Владыку эльфов влетел темно-сиреневый луч, но тот был поглочен кроваво-красной рябью, прошедшейся по телу мужчины.
Эфир защищал своего носителя.
Не став тратить время, Тор запустил Мьёльнир в Малекита, но тот увернулся от молота и направил в ответ небольшой сгусток темно-бордовой энергии, отшвырнувший Тора в стену ближайшего здания и слегка опаливший кожу. Та практически сразу регенерировала, став совершенно нормальной.
Громовержец использовал молнию, и на этот раз удар достиг цели, но Малекит прикрылся щитом и, несмотря на то, что его провезло по земле почти пять ярдов, легко устоял на ногах. Его кулаки заволокло бордовой дымкой, часть которой переходила с правой руки на лезвие меча.
Они несколько раз сходились и расходились, с лязгом встречаясь оружием и пробуя защиту противника. Эфир увеличивал силу и скорость своего носителя, позволяя ему сравняться в показателях с Громовержцем.
Внезапно Тор ощутил, как его выдернуло из пространства, и в следующую секунду он уже стоял за спиной врага — видимо, Джейн постаралась. Малекит в последний момент понял, куда же делся его противник, но не успел отстраниться или увернуться — искривший молниями Мьёльнир ударил его точно в грудь, только это, как оказалось, не нанесло ему серьезного урона. Отлетевший в сторону мужчина ловко поднялся на ноги.
Плечо прострелило болью — один из эльфов попал в Тора со спины, вторая вспышка сверкнула слева, и он едва успел отшагнуть в сторону.
Новый рывок — и Громовержец уже в сотне ярдов от прежнего места, практически на пустом пространстве, остальные эльфы и сражающиеся с ними люди остались позади, секунда — и Малекит оказался рядом с ним. Похоже, защита Эфира нисколько не спасала от разрывов в пространстве.
Владыка эльфов выстрелил сгустком энергии, но Тор загородился Мьёльниром, а от следующего выстрела увернулся, и если на молоте не осталось и следа, то вот стена, в который попал второй удар, оказалась опаленной.
Ударив молотом об землю, Громовержец послал в Малекита ударную волну, и того подкинуло и сразу же переместило на несколько ярдов вверх. Упав на землю, он поднял облако пыли.
Пару секунд Тор ждал, что Владыка эльфов поднимется и ринется в атаку, но ничего не происходило. Со всех сторон раздавались выстрелы, взрывы и крики, но Громовержец не отводил взгляда от места падения противника.
Он собрал самый мощный заряд, который только мог выдать, таким же Тор в Свартальфхейме превратил Эфир в осколки, и молния стрекотала несколько секунд, пока Громовержец окончательно не выдохся.
Отдышавшись, Тор сделал несколько шагов вперед и замахнулся молотом, но в этот момент бордовый сгусток ударил ему в грудь, сминая и расплавляя доспех. Следом из облака пыли выскочил Малекит и, бросившись к Тору, навалился на него всем телом. Его руки по плечи заволокло эфиром, и это выглядело как огромные, несуразные перчатки. Такие, что несут смерть одним прикосновением.
Дышать стало практически невозможно, Эфир, что туманом стекал с рук Владыки эльфов, заползал в нос и рот, проникал в легкие, не давая сделать вдох, прижимал все тело к земле неподъемной тяжестью, обжигая и разъедая одежду и кожу.
— Ты и весь твой род должны быть уничтожены! — гневно прорычал Малекит, крепко сжимая пальцами горло Тора. В глазах мужчины застыло холодное торжество.
Легкие разгорались болью — Громовержец хоть и мог задерживать дыхание намного дольше, чем простые смертные, но Эфир, будто яд, жег изнутри, причиняя немало страданий.
Красная вспышка оторвала Малекита от земли и отбросила в сторону, тут же над Тором пролетела еще одна, а затем над ним мелькнуло лицо в круглых очках.
— Живой? — поинтересовался сын Поттеров. Он был в пыли и грязи, на боку в плаще зияла обугленная дыра, но взгляд мужчины был тверд, а руки крепко держали зажатую в пальцах палочку.
Это был хороший вопрос. На самом деле это было не настолько уж больно, Тор буквально жил с оружием в руках и получал на своем веку предостаточно травм, так что ему было не привыкать. Тело регенерировало на пределе своих возможностей, внутренние повреждения залечивались, пока Громовержец искал в себе силы подняться на ноги, так что все могло бы быть гораздо хуже. Возможно, потребовалась бы целая минута, чтобы воздействие Эфира оказалось для Тора фатальным, а за это время он, скорее всего, и сам нашел бы выход из положения.
— У меня все было под контролем, — выдохнул Тор, усмехнувшись. Хотя на самом деле не умалял заслуги мужчины в своем спасении.
— Я заметил, — криво усмехнулся в ответ Поттер, выставляя перед собой щит.
Оглянувшись, Тор увидел, что Малекит уже поднялся с земли, его плечи и спина утонули в Эфире, отчего кожа казалась еще более землисто-серой на алом фоне. Вместе с Поттером на площадь выскочили несколько других магов в красных, как у Гарри, плащах, часть из них соорудила вокруг щит, остальные обстреливали Владыку эльфов заклинаниями, но тот защищался, прикрываясь выросшими из эфира дымными щупальцами.
— Я твой должник, — Тор поднялся, и Гарри согласно кивнул.
Как ни странно, Малекит не спешил нападать всерьез, он, похоже, сосредоточился на себе и управлении своей силой. Возможно, власть над Эфиром не давалась так уж легко. Тем не менее щупальца будто бы жили своей жизнью, на лету перехватывая всполохи заклинаний и делая редкие, но опасные выпады в сторону противников. Они уплотнялись и уже практически не казались газообразными.
— Как наши дела? — спросил Тор. Отвлекшись на битву с Малекитом, он совсем перестал слушать болтовню в наушнике.
Поттер бросил на него не слишком довольный взгляд. Где-то на соседней улице с грохотом обрушилось здание.
— Больше трети уже в Мунго, эти гады пробивают щиты и выбивают защитников.
О чем-то таком и говорил мистер Грей — магические щиты, закрывавшие команды, не выдерживали постоянного огневого натиска. Если у групп получалось отстоять удобные позиции, защитники поочередно сменялись — когда один маг опускал свой щит от усталости, ему на смену приходил второй. Но защитное поле было не сферическим, и некоторые команды попадали в ситуации, когда обоим магам приходилось держать щиты одновременно.
Хорошо, что Отдел Тайн озаботился порталами для экстренной эвакуации тяжелораненых, возможно, благодаря этому число жертв удастся хоть немного снизить.
— И их Проклятые — самые настоящие исчадия Ада… — закончил свою мысль Поттер.
И это он еще ни слова не сказал о взрывных и схлопывающих пространство кристаллах. У землян вообще есть хоть какой-то шанс?
Им надо продержаться всего ничего… До Схождения осталось где-то минут семь.
Тор поднял взгляд на небо. Порталы-червоточины, похожие на тот, что открыл Локи в Нью-Йорке, зависли над головой и выстраивались в ровную линию. Еще совсем чуть-чуть.
Додумать Тор не успел — Малекит ударил резко, выбросив вперед бордовое туманное щупальце и описав им круг вокруг себя. Щупальце было настолько стремительно, что первые двое магов даже не успели среагировать, оказавшись поглощенными этой странной субстанцией, которая казалась то текучей, то газообразной. Остальные успели отскочить, избежав первого выпада, но за ним мгновенно последовал второй, и третий волшебник тоже оказался внутри, остальные трое успели аппарировать.
Следующая атака направилась в сторону Громовержца и его компаньона, но Поттер ожидал удара и принял его на свой щит. Тот, однако, не выдержал и распался, пропуская щупальце дальше. Тор, схватив Поттера за рукав плаща, выдернул мужчину из-под атаки и одновременно с этим выстрелил в противника молнией.
— Один-один, — нервно усмехнулся Поттер и, вместо того чтобы выставить щит, отправил в Малекита очередную цветастую вспышку, которую легко поглотил Эфир.
— Мы не сможем его убить, — Тор кивнул в сторону Малекита. — Эфир его защищает.
— Переходим к плану «Б», — ожил наушник голосом мистера Грея. — Только дайте мне еще хотя бы полторы минуты.
Бордовое облако вокруг Малекита вновь разрослось, и теперь вся его фигура была сокрыта Эфиром, лишь только лицо оставалось свободным. Число «щупалец» тоже возросло, они клубились вокруг, растягиваясь в разные стороны, их сила, кажется, стала еще разрушительнее, сам же Эфир теперь больше напоминал жидкость.Что случилось с плененными магами? Они будто растворились внутри этого облака. Похоже, как и предсказывал Эрик, Эфир, подпитываясь силами бессмертного существа и его случайных жертв, становился сильнее с каждой минутой. Растягивать схватку было не в интересах землян.
Тора вновь перенесло Малекиту за спину, почти вплотную, и он ударил, но Мьёльнир увяз в Эфире, будто в смоле, и воину пришлось приложить недюжинные усилия, чтобы его вытащить. Хищное щупальце рвануло следом, но новое перемещение спасло мужчину от захвата. Молот выглядел слегка обугленным с одного края, но Тор не ощущал изменений в его свойствах.
— Ребята, — голос Джейн в наушнике слегка дрожал. — Еще немного, и я перестану видеть Малекита и не смогу его переправить. Эфир слишком сильно ослабляет возможности штифтов…
Чтобы полноценно пользоваться штифтами, люди, ими управляющие, должны были видеть то, что перемещают, — это было выяснено опытным путем еще утром. Зато не было необходимости видеть конечный пункт — иначе Джейн пришлось подвергнуть себя серьезной опасности. Точнее, еще большей, в которой она находилась прямо сейчас.
— Еще полминуты! — рявкнул мистер Грей. — Держите его!
— Попытаюсь сбить облако… — едва слышно пробормотала Джейн. — Тор, молнию на десять часов.
Собрав силу, Тор развернулся и выпустил молнию, в ту же самую секунду на месте удара оказался Малекит. Облако Эфира вокруг него было раза в два меньше, чем до этого, но это не помешало Владыке эльфов защититься от атаки. Практически сразу вокруг стали вырастать новые щупальца, и уже через мгновение объем Эфира вернулся к прежнему состоянию.
Еще две попытки — на этот раз отрезать от Малекита сам реликт — не увенчались успехом, объем вещества тут же восстанавливался, если не увеличивался.
— Это не работает, — чертыхнулась Джейн.
— Давай, — отозвался мистер Грей.
Новая вспышка унесла Малекита, но в зоне видимости он так и не появился. Тор и Гарри одновременно рванули друг к другу, и их тоже перенесло. Они оказались в просторном зале библиотеки, том самом, из окна которого всего пятнадцать минут назад выпрыгнул Громовержец, но сейчас многое изменилось — рисунок на полу, выполненный каким-то специальным зельем, был закончен, а посреди него возвышалась огромная каменная арка, проход которой был завешен клубившимся серым туманом, будто призрачной вуалью. По контуру каменного свода были вырезаны руны сдерживания и защиты.
Так называемая «Арка Смерти».
Тору рассказывали про ее свойства. Замкнутый в камне портал в никем не изведанный мир, из которого не было выхода, — то, что было нужно, чтобы справиться с практически неуязвимым существом.
Именно мистер Грей предложил попробовать запереть Малекита, если того не удастся убить, и это была неплохая идея. Оставался последний шаг…
Владыка эльфов стоял рядом с Аркой, и бордовые щупальца рассредоточились в разные стороны. Те, что оказались слишком близко к артефакту, залипли в вуали, будто в паутине. Неразличимый шепот, раздающийся с той стороны Арки, стал громче, но остался по-прежнему бессвязным.
Кончики щупалец окрасило в серый цвет, и Малекиту пришлось приложить явные усилия, чтобы освободиться от захвата Арки, как ни странно, но ее сила, какой она ни была, оказалась могущественнее возможностей древнейшего реликта Вселенной.
Малекит отшагнул от Арки, но ему не дали возможности продолжить отступление — в него тут же со всех сторон врезались молнии, выпускаемые двадцатью волшебниками из палочек. Тор и Гарри присоединились к атаке, им требовалось только дожать Малекита, столкнуть его внутрь…
Владыка эльфов сопротивлялся изо всех сил, его защита не истончилась ни на дюйм и, казалось, стала еще крепче, но напор противников был столь велик, ноги Малекита скользили по полу, несмотря на разъедающее воздействие Эфира, и его все больше сдвигало в сторону Арки
Предчувствуя победу, земляне поднажали еще сильнее, и где-то из глубины Эфира раздался отчаянный рев Малекита.
Но тут все резко оборвалось — с оглушительным хлопком, похожим на тот, с которым возникали разрывы в пространстве, Малекит просто… исчез. Он не мог провалиться в Арку, потому что до нее оставалось чуть меньше ярда, и телепортироваться вряд ли умел, это не входило в умения эльфов.
Молнии по инерции еще почти секунду били вглубь Арки, исчезая в ней безвозвратно, и только потом волшебники остановились и заозирались по сторонам.
— Что происходит? — непонимающе спросил мистер Грей, казалось, у него единственного из магов сейчас не дрожали руки от перенапряжения.
Все присутствующие бросились к окнам, просто чтобы посмотреть, изменилось ли что-то еще, и пропажа была практически сразу найдена.
Малекит находился в самом центре площади, он припал на одно колено, тяжело дыша, и Эфир клубился за его спиной, уходя вверх. Владыка эльфов неверяще посмотрел на свои ладони, будто тоже не до конца понимал, что произошло, а затем решительно сжал их в кулаки и поднялся на ноги.
Похоже, Эфир был более многогранен, чем можно было предположить. Сколько еще сюрпризов он хранил?
Тор, раскрутив молот, сиганул из окна, чтобы приземлиться уже на площади, в полусотне ярдов от противника. Тут же рядом с ним с хлопками оказались все те маги, что пытались загнать Малекита в ловушку.
— У нас проблемы, — произнес мистер Грей в микрофон. — Противник избежал ловушки. Нужно подкрепление.
Услышав эти слова, Малекит усмехнулся и прикрыл глаза, сосредоточившись.
Перед ним из красного щупальца все с тем же хлопком возникли сразу трое эльфов, отчего усмешка Владыки стала еще шире. Его армия стала расти с неумолимой скоростью, но одновременно с этим за спиной Тора и всей его группы стали раздаваться другие хлопки — маги телепортировались сами, людей же переносили те, кто управлял штифтами.
Положение стало не таким бедственным, но тем не менее ужасало — численность эльфов превышала людскую раз в пять, если не больше. Альвы стали расходиться по площади, стараясь замкнуть людей в кольцо, и те решили не дать им это сделать, первыми начав атаку, но Эфир, разросшийся до размеров приличного дома, защитил их от пуль и заклинаний.
Кто-то из землян не стал появляться прямо на площади, а рискнул отстреливаться из ближайших зданий, и Малекит выбросил в стороны щупальца.
— Джейн, уходи оттуда! — крикнул Тор, понимая, к чему все идет.
Щупальца дотянулись до здания справа и проделали в нем знатную дыру, то же самое произошло со зданием слева. Под воздействием Эфира разрушения уходили дальше и вскоре оба строения обрушились внутрь самих себя. В одном из них находилась Арка, но количество укрепляющих конструкций вокруг давало надежду, что с той ничего не случилось. Вышедший из-под контроля портал в мир, из которого не было выхода, — меньшее, что сейчас было нужно этому городу.
Ужасало другое. Сердце Тора на секунду остановилось, сам он замер, неверяще глядя на то здание, в котором находилась его возлюбленная.
— Уже, — вдруг откликнулась Джейн. — Но теперь я точно не смогу отправить его в ловушку.
Земляне пытались одновременно отбить натиск бросившихся в их сторону эльфов и не дать щупальцам расползаться дальше, но ни то, ни другое не выходило именно в той мере, в какой хотелось бы.
— Надо было в самом начале поставить на Малекита маячок, — чертыхнулся смутно знакомый высокий мальчишеский голос. Уолтер Фоули, он тоже занимался гравиметрическими штифтами.
Эфир разрастался с катастрофической скоростью — большая его часть столбом поднялась вверх, стремясь разрушить висевший над улицами купол, и лишь некоторые самые короткие и тонкие щупальца остались на уровне земли, продолжая причинять серьезные разрушения на площади.
Людям пришлось отступить — под натиском эльфов и древнего реликта у них не было никаких шансов. Вот только отступать, по сути, было совершенно некуда.
Щупальца коснулись вершины купола и заклубились под ним, будто продавливая и растягивая. Порталы над ним выстроились в единую ровную линию — идеальная мишень для грезившего местью монстра.
Самого Малекита уже совсем не было видно, лишь только в бордовой глубине мелькала неверная темная тень.
— А если поставить маячок на что-то или кого-то другого и отправить его к Малекиту? — спросил Тор, отстреливаясь от хищных щупалец.
— Может выйти… — задумчиво протянул Фоули. — Только я не очень понимаю…
— Тор, нет! — прикрикнула на него Джейн. О, она, похоже, отлично все поняла.
— Да, Джейн. Я не вижу других вариантов.
— В чем дело? — присоединился к обсуждению мистер Грей. Его голос был запыхавшимся. За развернувшейся вокруг суматохой Тор даже не мог понять, где тот находился, хотя еще недавно, казалось, мужчина был рядом с ним.
Ударив Мьёльниром об землю, Громовержец заставил эльфов слегка притормозить атаку.
— Он хочет поставить на себя маячок и отправиться прямиком к Малекиту, — ответила Джейн. В ее голосе смешались недовольство, страх и отчаяние.
— Нет, — отозвался Поттер.
— Возможно, у нас нет другого выбора, — произнес мистер Грей одновременно с ним. — Не одному тебе постоянно жертвовать собой, парень.
— Люди погибают даже от соприкосновения с Эфиром… — продолжил спорить Поттер.
— Но я не человек, — просто сказал Тор. Хотелось верить, что этого будет достаточно, чтобы выжить.
— Мы на парковке за университетом, — сдавленно проговорил Фоули. Ему тоже не очень нравилась эта идея.
Тор видел на картах это место и мог бы добраться туда за считанные секунды, но ему казалось, покинь он сейчас поле боя, и для немногих оставшихся это будет смертельным приговором. Его молнии неплохо сдерживали натиск врагов, не давали эльфам подбираться ближе и позволяли землянам благополучно отступать. Как он мог их бросить?
С оглушительным звоном купол над ними лопнул, осыпаясь вниз мутными осколками, которые на полпути истаивали в воздухе. Это зрелище на несколько мгновений заставило замереть обе стороны, оно и ужасало, и поражало одновременно.
Это был последний рубеж. Отчаяние и безысходность были написаны у землян на лицах, они готовились сражаться, но понимали, что все тщетно…
Яркий радужный всполох рассек воздух, устремившись вниз, и, как только искристый светящийся столб коснулся земли, он тут же погас, оставляя за собой выжженный в земле круг, но тут же вспыхнул в другом месте, затем еще и еще.
После каждой такой вспышки в круге оставалась дюжина полностью экипированных, готовых к бою асгардских воинов.
Один прислал армию.
Он вообще любил подобные ходы: тянуть до последнего, поставить чужую жизнь под угрозу и прийти на помощь, когда человек уже отчается. Правда, раньше Тора это не сильно волновало, он сам старался не попадать в такие ситуации, когда ему требовалась помощь отца. Единственный раз, когда это произошло, был полтора года назад, как раз перед изгнанием, но тогда такое запоздалое спасение казалось ценным уроком, сейчас же многие гибли просто из-за того, что помощь не пришла вовремя.
Не медля, асы бросились в атаку, их численность росла с каждым мгновением. Вот только это, в общей сложности, практически ничего не меняло. Эфир был непобедим.
Удостоверившись, что перевес теперь на стороне землян, Тор улетел и приземлился на той самой парковке.
— Что происходит? — крикнула Джейн, кинувшись к нему.
— Асы, — коротко бросил Громовержец и обратился к стоящему рядом мальчишке: — Действуй, у нас мало времени.
Уолтер Фоули, взволнованный, похожий на взъерошенного воробья, хмуро кивнул и стал водить вокруг Тора своей палочкой, а затем ткнул ей в прибор, что Джейн держала в руках, до судороги стискивая пальцами.
— Тор, — девушка поджала губы. Она явно хотела попытаться отговорить его, но не знала как. В конце концов, сама она наотрез отказалась спрятаться или сбежать, когда Тор просил ее об этом, и она наверняка понимала, что и он скажет «нет».
— Я единственный, кто может это сделать, Джейн, — произнес Тор решительно.
— Больше нет, ты же сам сказал, что асы пришли на помощь.
— Я не могу отправить никого из них на такую опасную миссию.
Тогда это уже был бы не Тор. Довольно, он и так часто и необдуманно рисковал жизнями своих подданных.
— Готово, — отрапортовал Фоули и, выхватив у Джейн прибор, показал на мелькающую на экране светящуюся точку.
— Тогда мне пора.
— Даю тебе ровно десять секунд, — сказала Джейн, взяв себя в руки. — Даже если не достанешь Малекита — я все равно тебя вытащу. Нет смысла умирать безо всякой цели.
Ему ничего не оставалось, кроме как согласно кивнуть. Если эта идея не выгорит — смысла умирать на самом деле не было.
Огромный столб дорос до первого портала и был готов погрузиться в него. Мешкать было ровным счетом некогда.
Позволив себе маленькую слабость, Тор притянул Джейн к себе, страстно ее поцеловал и практически сразу отпустил. Она была напугана, и он хотел бы приободрить ее, сказать, что все будет хорошо и он вернется, но, признаться, и сам в это не до конца верил. Не хотелось давать пустых обещаний, которых он не смог бы выполнить.
Не найдя слов, Громовержец лишь улыбнулся и отправился обратно на поле боя.
С высоты было неплохо видно, как асы вполне успешно теснили эльфов. За это время сюда прибыла почти тысяча асгардцев, и теперь перевес был на стороне землян, но Малекит продолжал использовать Эфир, его щупальца мгновенно выстреливали из облака, чтобы схватить кого-либо из защитников и утащить в самое нутро этого чудовища.
Тор стремительно пронесся над головами у эльфов и направился прямо к облаку, где в самой глубине застыла высокая фигура Малекита.
Скорее всего, разъедающая сила Эфира не дала бы Тору возможности спокойно проникнуть внутрь и атаковать, чем дольше он находился внутри, тем больше травм получал. Значит, надо было идти на таран.
Со всей возможной скоростью Громовержец вонзился в облако, целясь точно в тень Малекита, но тело его достаточно быстро увязло. Очевидно, Эфир сопротивлялся тем больше, чем сильнее была атака.
Кожу обожгло кислотой, но Тор, стиснув зубы, опустился ногами на землю и с усилием шагнул вперед, про себя отсчитывая секунды. Одна, две, три…
Он чувствовал себя мухой, увязшей в смоле. Неизвестно, где был Малекит, и Громовержцу пришлось открыть глаза. Изнутри Эфир был полупрозрачным, как вино, и Малекита можно было довольно неплохо разглядеть: совершенно невредимый мужчина спокойно стоял, раскинув в сторону руки и запрокинув голову вверх. Его прежде хмурое, непроницаемое лицо сейчас сияло торжеством, он был безумно доволен открывшейся перед ним силой и тем, что она позволяла ему делать. Четыре, пять…
Тор сосредоточился и сделал отчаянный рывок — до Владыки эльфов оставался какой-то ярд, но тело практически не слушалось, поглощенное неведомой прежде агонией от нахлынувшей боли. Шесть, семь…
Малекит, оторвавшись от зрелища творимых разрушений, посмотрел прямо на Тора, и сила, давящая на него, стала еще более неприподъемной. Глаза, и до этого едва видевшие, ослепли совсем, и очередной рывок Громовержец совершил в надежде, что успеет дотянуться. Восемь, девять…
От провала Тора отделяла всего секунда, когда его пальцы едва-едва коснулись заветной цели. Если бы Малекит решил оттолкнуть своего противника, то у того, скорее всего, ничего не вышло, но вместо этого, не удержавшись, Владыка эльфов шагнул ближе и схватил Тора за горло.
Не мог избежать соблазна убить сына Одина собственноручно. Что ж, хотелось верить, что именно это его и погубит. Десять.
Рывок перемещения прошелся по Тору новой вспышкой боли, но он нашел в себе силы оттолкнуться и навалиться на Малекита всем весом. Мужчина, дезориентированный после перемещения, не устоял на ногах и стал заваливаться на спину, утягивая за собой и Тора.
Вскрик Малекита резко прервался, и в лицо Громовержцу пахнуло смрадом потустороннего мира.
Похоже, несложно было догадаться, куда вела Арка и почему было так важно нанести на пол все эти укрепляющие рисунки, чтобы два мира не схлопнулись. Никто не хотел отправляться в Царство Смерти раньше времени.
Но, видимо, у Тора не было выбора — он летел вперед прямо в Арку…
1 ноября 2012 года, Лондон
Тишина комнаты казалась практически звенящей, что еще больше усиливало противное, ноющее гудение в голове.
Тело ниже шеи практически не ощущалось — не так, как если бы Гермиону парализовало совсем, скорее, словно она долго спала в неудобной позе и отлежала себе все, что только можно. Не открывая глаз, она с трудом пошевелила пальцами правой руки, и те неприятно закололо.
Чувствительность возвращалась медленно, скачками — сперва отпустило грудь, и дышать стало заметно легче, потом ожили руки, затем эта теплая волна перекочевала на талию и спустилась ниже, и Гермиону тут же обожгло болью. Не такой резкой и мучительной, что схватывала во время родов, а тянущей, и Грейнджер все же не сдержала стона.
Дверь в палату открылась тихо, с легким, едва слышным шелестом, и Гермиона невольно напряглась.
— Ну, здравствуй, девочка, — мягкий, вкрадчивый тон Элизабет Смитсон заставил ее облегченно выдохнуть. — Ну и переполошила же ты всех…
Гермиона с трудом открыла глаза — веки казались тяжелыми, а внутрь будто насыпали песка — так сильно жгло. Она вновь была в палате, подключенная к различным приборам.
— Мы едва смогли остановить кровотечение, — проговорила целительница с укором.
— Что… с ребенком? — спросила Гермиона на выдохе. В горле тут же запершило, и она закашлялась, отчего боль в голове и пояснице стала практически невыносимой.
Но не боль волновала Гермиону, а то, что в палате отсутствовала кроватка для новорожденного.
— В полном порядке, — Смитсон улыбнулась. — Здоровая, хорошенькая девочка, 19 дюймов, 5,5 фунтов*. Она все это время была в детской палате, ты пролежала в коме целые сутки. Сейчас 8:30 утра 1 ноября.
(*Примерно 47 см и 2,5 кг.)
Сутки? Значит, Схождение было вчера. Если они все живы и все в порядке — означает ли это, что Малекит побежден?
— Я могу увидеть дочку? — прошептала Гермиона, прикрыв глаза.
Хоть на мгновение, удостовериться, что с малышкой на самом деле все в порядке.
Легкая рука в ласковом прикосновении коснулась ее растрепанных, спутанных волос.
— Только ненадолго, тебе надо еще поспать, — выдохнула целительница и вышла.
Она вернулась спустя пару минут с маленьким свертком в руках. Девочка, завернутая в теплую пеленку, спала, несмотря на то, что ее переносили с места на место. Смитсон аккуратно положила малышку рядом с матерью и деликатно отступила на шаг назад.
Гермиона ощутила, как снова жжет глаза, но на этот раз от непрошеных слез. Сколько испытаний и невзгод им пришлось перенести, чтобы дожить до этого самого момента?..
Маленькая, непередаваемо трогательная крошка причмокнула во сне губами и рвано, с перерывом, выдохнула. Подняв ладонь, Гермиона, едва касаясь пальцами, провела по щеке малышки, ощущая тепло и мягкость кожи.
Как она была похожа на Локи…
У девочки была светлая кожа, острый, как у отца, нос, его четко вычерченный излом губ, а на макушке темнел черный пушок. Можно было подумать, что от самой Гермионы ей не досталось ровным счетом ничего.
— Я… — Грейнджер подняла затуманенный взгляд от малышки и посмотрела на Смитсон.
Она хотела спросить, что той известно про Локи, про Гарри, про битву. Что вообще произошло за те сутки, пока она спала, но вдруг Гермиона заметила, что целительница находится в палате не одна.
— Целитель Сметвик… — сглотнув, проговорила она.
Мужчина стоял у двери, прислонившись спиной к стене и сложив руки на груди. Взгляд его был нечитаемо хмурым, а губы — сжаты в тонкую линию. Сейчас он выглядел практически на свой реальный возраст, шестьдесят с хвостиком: глаза запали из-за длительного недосыпа, а на бледной коже отчетливо выделялись полосы морщин.
— Как… он? — спросила Гермиона, совладав с голосом. — Тот мужчина, с которым мы…
Горло сдавило спазмом, но девушка надеялась, что уточнять не стоило. Как объяснить постороннему человеку, что для нее значил Локи?
— Как, как! — голос целителя был немного охрипшим, будто он долго и громко говорил. Или даже кричал. Зная, как Гиппократ Сметвик общается со своими стажерами, Гермиона ничуть не удивилась. — Сгинул! Нет его больше.
— Что?..
Горло окончательно сдавило, и Гермиона захлебнулась воздухом. Слезы, едва прекратившиеся, снова заструились из глаз.
Как? Она же так старалась! Неужели, они не смогли его спасти? Никто не смог?... Что же теперь…
— Иппи, не пугай девочку! — процедила целитель Смитсон строго. В ее взгляде полыхнула злоба. — Ей нельзя нервничать!
— Я и не пугаю… — мужчина невозмутимо пожал плечами. Очевидно, его нисколько не пугал грозный тон коллеги. — Его на самом деле нет. Здесь нет, забрали его куда-то сегодня ночью.
— Кто?
Неужто до него добрался Отдел Тайн?
— Дружок твой непоседливый вместе с Греем.
Сглотнув, Гермиона наконец смогла сделать полноценный вдох. И тут отметились «серые мантии»…
Радовало одно — с Гарри все в порядке. Но тем не менее Гермионе еще о многом хотелось спросить…
— Бэтти, не могла бы ты оставить нас ненадолго? — попросил Сметвик, прищурившись. — Нам с твоей пациенткой нужно немного посекретничать…
— Так, никаких секретных разговоров! — отрезала Смитсон. — Гиппократ, я тебя вообще пускать не хотела, а ты…
Но Гермиона прервала целительницу:
— Миссис Смитсон, прошу, мне нужно знать…
Она выдержала почти десять секунд пристального, недовольного взгляда Смитсон, после чего та сдалась первой.
— Что ж, как хочешь! — отмахнулась женщина. — Но у вас всего пять минут, потом я дам тебе снотворное — и ты будешь спать.
Целитель Смитсон забрала малышку и вместе с ней вышла из палаты. Гермиона проводила дочь долгим, тоскливым взглядом, но постаралась убедить себя, что ей нужно придти в норму, чтобы полноценно заботиться о ребенке. Сейчас Грейнджер не находила в себе никаких сил.
— Не помню, когда последний раз меня опутывали столькими обетами и статутами, — выдохнул Сметвик, опускаясь в кресло для посетителей. — Но мне дали понять, что ты в курсе всего происходящего, так что…
— Если бы, — выдохнула Гермиона и устало прикрыла лицо ладонями.
Спать хотелось и без всякого зелья, сил не было даже не то, чтобы подняться и дойти до уборной, шевелиться — и то было напряжно. Но она должна узнать хоть что-то…
— Парня твоего еле-еле вытянули, — проговорил целитель задумчиво. — Почти сутки возились — извлекали яд, разобрались с внутренним кровотечением, стабилизировали чудом. Быть может, если бы он был обычным… человеком… то не выжил бы.
По тому, как Сметвик выделил слово «человек», было несложно догадаться, что ему известно об истинном происхождении Локи. Наверно, Гиппократу Сметвику было крайне обидно — первый в его практике случай лечения инопланетянина, а он не может никому об этом рассказать.
— Едва мы успели закончить — подоспели ребята из Гринвича… — продолжил целитель. — Целая толпа, только их уже ждали все мобилизованные целители, Отдел Тайн похлопотал.
Значит, сражение происходило в Гринвиче…
Голос Сметвика был задумчивым и негромким, Гиппократа редко можно было увидеть в таком состоянии. Похоже, его еще не отпустила работа, монотонная, но пугающая в своей кровавости.
Двести семьдесят три мага погибли на улице или сразу же по прибытии в Мунго, еще пятьдесят три — на операционных столах. Двести восемь находились в тяжелом, но стабильном состоянии. Погибших же маглов насчитывалось более трех сотен.
Цифры ужасали и радовали одновременно, ведь погибших могло быть в десятки больше, но защитникам удалось оградить место боя от простых обывателей, и те не пострадали.
— А ночью эти двое заявились в отделение, — раздражение, появившееся в голосе Сметвика, можно было пощупать. — Они сначала забрали парня, сказали, что отправят его домой, а затем всю душу из меня вытрясли.
Скорее не душу, а отчеты по лечению Локи.
Гермиона достаточно хорошо знала Гиппократа Сметвика, чтобы понимать, что все возмущение мужчины вызвано именно объемами бумажной работы и необходимостью держать рот на замке. В остальном же целителя стоило охарактеризовать как увлекающегося гениального врача.
Локи решили отправить домой? Как такое возможно? Почему за всем этим не следил Тор? Информации не хватало.
— Я знаю, тебе интересно, что все-таки произошло, — вздохнул Сметвик. — Но я мало что могу тебе рассказать, сама понимаешь, последние двое суток выдались для меня довольно сумбурными.
Этого сложно было не понять.
— Мне больше интересно, как такая девушка, как ты, докатилась до жизни такой…
Ответить Гермиона не успела, дверь негромко распахнулась, и на пороге появилась Смитсон.
— Все, все шпионские беседы окончены, — отрезала она сухо, избавив свою пациентку от необходимости что-либо объяснять. Ее голос слегка смягчился, когда она подошла к Гермионе и протянула ей фиал. — На, выпей, здесь специальное снотворное, тебе надо восстанавливать силы.
Возможно, Гермиона бы попробовала возразить, ведь у нее было еще столько вопросов, но глаза, и без того нывшие, сейчас горели огнем. Да и Сметвик, похоже, исчерпал себя, он выглядел по-настоящему усталым и непривычно серьезным, и девушка сдалась, приняв предложенное зелье и практически сразу провалившись в глубокий, без всяких сновидений сон.
Следующее пробуждение далось ей намного проще. Голова перестала казаться мешком, набитым всякой гремящей рухлядью, да и телу стало легче — несмотря на ноющее ощущение в мышцах, вызванное, скорее всего, долгим лежанием, чувствовала себя Гермиона вполне неплохо. Даже глаза перестали так сильно саднить.
За окном уже смеркалось, скорее всего, проспала она часов шесть или семь. Грейнджер хотела вызвать Темпус, но с горечью вспомнила, что ее палочка была сломана во время похищения. Можно было купить новую, но ведь та, из виноградной лозы и сердечной жилы дракона, служила ей верой и правдой долгие двадцать лет и была для Гермионы настоящей боевой подругой…
Едва Гермиона подняла голову от подушки, в палату вошла целитель Смитсон.
— Добрый вечер, — улыбнулась она. — Как себя чувствуешь?
— Лучше, — подтвердила Грейнджер, вымученно улыбнувшись.
— Отлично, — обрадовалась женщина, но тем не менее подняла палочку, чтобы провести проверку. — И правда, показатели уже выше, так что, если хочешь, можешь понянчиться со своей малышкой. Но только до отбоя, на ночь снова примешь зелья, зато с утра — будешь как огурчик.
Хвала магической медицине!
На самом деле Гермиона жутко хотела увидеть дочь — она единственное, что ей осталось от Локи. Мерлин, она ведь даже не знала, что с ним!
От этих мыслей к горлу подступил ком, не дававший сделать вдоха. По щекам непроизвольно потекли слезы
— Так, и чего ты опять разнюнилась? — беззлобно пожурила ее целительница. — Или дочку видеть не хочешь?
— Хочу, — поспешила заверить ее Гермиона, быстро вытерев щеки тыльной стороной ладони.
Она и вправду была немного не в ладах с собой. Скорее всего, виной тому были гормоны, но девушка не собиралась поддаваться.
— Ладно, — миссис Смитсон ободряюще улыбнулась и похлопала Гермиону по коленке. — Жди свою малышку, но если будешь чувствовать себя плохо — тут же зови медсестру.
Грейнджер клятвенно заверила, что не будет перенапрягаться, и целительница ушла, оставив ее одну.
Минут через пять дверь вновь открылась, и на пороге стояла медведьма, левитирующая перед собой небольшую кроватку. Приставив ту рядом с кроватью Гермионы на выдвинувшиеся из днища ножки, девушка напомнила пациентке не перенапрягаться и в случае чего звать на помощь медперсонал.
Оставшись наедине с дочерью, Гермиона склонилась над кроваткой, любуясь спящей малышкой. За несколько прошедших часов кожа девочки стала будто бы еще светлее, и темные брови и волосы на этом фоне казались более черными, а губы и щеки — ярко-розовыми.
«Настоящая Белоснежка», — грустно улыбнулась Гермиона, проведя пальцем малышке по переносице.
Вернулась медсестра, принесшая легкий, диетический обед — куриный бульон и чашку слабозаваренного чая, и Гермиона без аппетита съела предложенную еду, не отрывая взгляда от дочери.
Когда спустя еще десять минут дверь в палату снова открылась, Грейнджер испугалась, что малышку заберут. Но на этот раз вошла не медсестра, и даже не целитель Смитсон.
Поправив на плечах халат для посетителей, Джинни Поттер перешагнула порог, ослепительно улыбнувшись.
— Гермиона! — радостно произнесла она слишком громко, но, увидев кроватку, тут же стушевалась и продолжила уже тише: — Прости. Поздравляю, дорогая!
— Спасибо, Джинни, — в этот раз улыбка Гермионы была нисколько не натянутой. Девушка была несказанно рада увидеть подругу спустя два месяца разлуки.
Но улыбка тут же сошла с лица Грейнджер, когда она увидела, что Джинни пришла не одна.
— Гарри, — произнесла она, облизнув враз пересохшие губы.
Дело было не в том, что Гермиона не рада видеть своего лучшего друга, нет, все эти месяцы в Асгарде она безумно скучала по нему, ей не хватало его крепкого плеча, искренней поддержки. Но вот то, с каким выражением лица Гарри шагнул в палату, пугало до дрожи. Он был мрачен, как грозовая туча, глаза смотрели колко, с непримиримой жесткостью и нескрываемым недовольством. Не так Гермиона представляла себе эту встречу, совсем не так…
— Здравствуй, Гермиона, — произнес Гарри сухо. — Поздравляю.
Он едва заметно улыбнулся, кинув беглый взгляд на кроватку, но улыбка практически сразу сошла с его лица.
— Гарри, я… — она хотела спросить, как прошла битва, но Поттер резко оборвал ее:
— Гермиона, ты мне задолжала объяснение, — процедил он, прищурившись.
— Но… — попыталась возразить Гермиона.
— Никаких «но», Гермиона! Тебя не было два месяца, я с ног сбился, разыскивая хоть какой-то способ до тебя добраться…
— Гарри! — шикнула на него Джинни, но он будто не услышал голоса жены.
— Я написала записку… — Гермиона попыталась оправдаться, но сразу же поняла, насколько жалко это звучит.
— Записку? В которой говорится: «Я не скажу, где я и когда вернусь, просто ждите»? Это жестоко, Гермиона. Я тоже могу быть жестоким — я не отвечу ни на один твой вопрос, пока ты не расскажешь, что с тобой произошло.
Гермиона спрятала лицо в ладонях и пыталась отдышаться. Джинни обошла кровать и приобняла Гермиону, прижав ее к своей груди.
— Прекрати, Гарри, — строгости тона миссис Поттер могла бы позавидовать и Молли Уизли. — Ей нельзя волноваться, а ты…
— Нет, Джинни, я расскажу, — пробормотала Гермиона, убрав ладони. — Вы оба имеете право знать. Если я не могу рассказать вам, то не смогу никому, а мне это нужно.
Выдохнув, она посмотрела Гарри прямо в глаза и начала свой рассказ с самого начала, с того треклятого вечера, как застала Рона с любовницей и решила заглушить боль предательства в ближайшем баре. Гермиона рассказала все: и о том, как Незнакомец, показавшийся ей учтивым и сочувствующим, использовал ее, как последнюю шлюху; о том, как узнала, что ждет ребенка; о ледяной магии Ётунхейма, грозящей ей смертью; о возвращении Локи и его истинном происхождении; о том, сколько он сделал для того, чтобы спасти и Гермиону, и ребенка; о путешествии Гермионы в Асгард и жизни на чужой планете; о похищении и спасении.
Часть истории в измененном виде Поттеры уже знали, но Гермиона добавляла новые факты, объясняла свои мысли и чувства в тот момент. Рассказ получился обстоятельным и долгим, но закончив, она ощутила невиданное облегчение, будто часть груза свалилась с ее души. Хотя, увидев взгляд Гарри, она поняла, что не сбросила эту тяжесть с себя, она переложила свои переживания на друга. Тот был еще более угрюм и недоволен, чем прежде, и всем своим видом напоминал вулкан, готовый вот-вот взорваться.
— То есть ты доверилась инопланетному существу, — голос Поттера звенел от едва сдерживаемого гнева, — заведомо зная, что его руки по локоть в крови, жила с ним целый месяц под одной крышей…
Не выдержав, Гермиона вновь спрятала лицо в ладонях.
— Гарри, — тихо позвала Джинни, но он проигнорировал ее.
— …провела с ним опасный ритуал, а затем сдуру последовала за ним непонятно куда…
— Гарри, — повторила Джинни уже более настойчиво и твердо.
— …а потом, вместо того чтобы вернуться домой, как тебя и просили, ты подвергла опасности твою собственную жизнь и жизнь твоей дочери? Ты хоть понимаешь, что…
— Гарри! — на этот раз Джинни практически шипела, не скрывая своего раздражения, но Гарри продолжил делать вид, что не слышит.
— …могла тогда погибнуть? И все из-за человека, который, не моргнув глазом, прилюдно убил магла, а затем хладнокровно натравил на город целую армию инопланетян? Никогда не подозревал, что ты настолько недальновидна и доверчива, я удивляюсь, что он…
— Гарри Джеймс Поттер! — рявкнула Джинни на всю палату. Малышка в кроватке всхлипнула, но не проснулась, и девушка вновь сбавила голос до злобного шипения. — Если ты сию же секунду не закроешь свой рот, я тебя прокляну так, что ты месяц разговаривать не сможешь, и никакие целители тебя не расколдуют.
Гарри замолчал, но по его тяжелому, прерывистому дыханию было понятно, что он не договорил и не смирился. Секунд десять они молчали, стоя по разные стороны кровати Гермионы, пока сама девушка лежала прикрыв лицо руками. На душе было гадко — несмотря на грубость слов, Гарри практически во всем был прав.
— Ты что, так и не понял? — выдохнула Джинни, и голос ее на этот раз был более мягким, почти жалостливым. Миссис Поттер погладила подругу по голове, притянула ее к себе поближе, вновь слегка приобняв за плечи, и прошептала: — Она любит его.
Эти слова каленым железом обожгли Гермиону. Все это время она опасалась анализировать свои чувства к Локи: страх и влечение, неприятие и интерес, злость и доверие — все смешивалось в дисгармоничных пропорциях, бурлило и завихрялось. Когда он был рядом с ней, она металась из крайности в крайность, ощущая порой совершенно несовместимые эмоции, и поэтому не хотела лезть в это болото, несмотря на свою любовь к упорядоченности, и боялась завязнуть там без возврата.
Поразительно, что Джинни хватило всего часа, чтобы разложить все по полочкам и расставить акценты.
«Она любит его».
Так ли это? Знала ли Гермиона, что такое любовь? Сейчас, оглядываясь назад, она понимала, что не любила ни одного мужчину, что был в ее жизни. Да, был Гарри, но это скорее братско-сестринская любовь, настоящая дружба, которая так редко случается между мужчиной и женщиной; был Крам, но там скорее был простой интерес к иностранцу и желание показать досужим сплетницам и выскочкам, что она, «бобриха-заучка» тоже чего-то стоит; был Маклагген и другие школьные приятели, но все они вызывали скорее отторжение и неприязнь, чем хоть какой-то интерес; были ухажеры и после школы, но никого из них Гермиона никогда не подпускала близко, потому что знала, чего стоит их внимание, к тому же у нее был Рон.
Рон, который прошел с ней огонь, воду и медные трубы, но не вынес испытаний простых серых будней. Тот, кто, наверно, всегда оставался для нее лишь другом и так и не смог стать чем-то большим, несмотря на все попытки.
Гарри всегда будет ее другом, ее братом, которого у Гермионы никогда не было, остальные же исчезали из жизни без каких-либо последствий. Даже расставание с Роном уже не вызывало грусти или злости — пустота, совершенно ничего.
Мысли же о том, что она может больше никогда не увидеть Локи, заставляли сердце иррационально ныть от тоски и боли утраты. Гермиона знала его всего три месяца, и все просто кричало о том, чтобы она держалась от него подальше, но она не хотела.
Хотя сейчас даже не это было важно. Гермиона была готова провести вечность вдали от него, лишь бы Локи выжил и поправился.
— Это ничего не меняет, — бросил Гарри холодно, и от его тона по коже поползли мурашки.
Мордред, как же он прав. Вот только, как ни странно, Джинни была готова спорить:
— Меняет, Гарри. Я бы на месте Гермионы смертельно на тебя обиделась и перестала с тобой общаться. Неужели ты настолько плохого мнения о ней, что думаешь, что она бы влюбилась в отъявленного мерзавца? Локхарт не в счет. И Рон тоже.
Все трое непроизвольно фыркнули, даже Гарри — его отношения с лучшим другом тоже заметно охладились за последние полгода.
— Локи на самом деле мерзавец, Джин, — выдавила Гермиона, опустив голову. — Он делал ужасные вещи, много ужасных вещей, на его руках столько крови, что хватило бы на целое море…
В комнате повисла напряженная тишина.
— Что-то мне подсказывает, что ты хочешь сказать «но»… — выдохнул Гарри, будто сдаваясь.
Гермиона улыбнулась сквозь слезы и посмотрела на друга.
— Но он спас меня, спас нашу дочь. Он делал это не единожды, хотя не был обязан. Каждый раз у него была возможность уйти или хотя бы отказаться, но он соглашался, снова и снова.
Гарри недовольно отвел взгляд.
— Я пыталась хоть как-то отдать долг, помочь ему, спасти его, но каждый раз терпела поражение. Он едва не погиб из-за меня, и мне никогда этого не искупить. И я даже не знаю, где он и что с ним сейчас…
Под конец Гермиона начала тихо всхлипывать, и Гарри, не выдержав, перехватил ее у Джинни и прижал к себе.
— Теперь я вижу, что Джинни права, — пробормотал он Гермионе в макушку и коснулся ее волос губами. — Ты его любишь.
— Да, — только и смогла ответить Гермиона, прижавшись к другу плотнее и вцепившись пальцами в накинутый на его плечи белый халат.
— Я не знаю, что с ним, Гермиона, — сказал он негромко, и теперь в его голосе не было металла, напротив, это был тот самый Гарри, ее Гарри, что всегда был рядом, поддерживал и дарил свое тепло в трудную минуту. — Возможно, ты будешь проклинать меня за мой выбор. Когда я узнал, кто такой Локи, что он находится здесь, я… Не знаю, что бы я сделал. Я был зол, но Сметвик не пускает посторонних в операционные, а я не хотел в тот момент портить с ним отношения. Затем была битва, появились другие асгардцы во главе с Одином, и когда он спросил, где Локи, — я ответил. И отдал его. Сам.
С усилием подавив вскипевший в душе гнев, Гермиона глубоко выдохнула. Джинни рядом недовольно цокнула языком.
— Один? — спросила Грейнджер холодно. Дела были плохи. С одной стороны, она сама вначале хотела отправить Локи в Асгард, там ему могли оказать полноценную помощь, но с другой… Хотелось, чтобы все это контролировал Громовержец. — Я надеюсь, он не появлялся в Мунго?
Она с беспокойством окинула дочь взглядом. Приходил ли он сюда? И мог ли Всеотец навредить девочке?
— Нет, он ждал нас снаружи, — заверил ее Гарри, будто бы переняв беспокойство подруги.
Мордред, если бы Один захотел навредить малышке, он бы мог сделать это так, что никто не заметит.
— И что Тор? — процедила Гермиона. Она была полна злости, но понимала мотивы Гарри. Вот только от этого становилось не легче. — Неужели он совсем никак не вмешался?
Если Тор будет следить за лечением брата и держать Локи подальше от Одина, то Гермиона может быть спокойна.
Но Гарри вдруг рвано выдохнул и посмотрел на нее с сожалением и печалью.
— Тор… он… — произнес Поттер и замолчал, видимо, не найдя подходящих слов.
— Нет… — ахнула Гермиона, предполагая самое худшее.
Мордред! Тор казался ей могучим, по-настоящему неуязвимым и бессмертным существом, и одна мысль о том, что он не ушел живым с поля боя, по-настоящему страшила.
— Что? — Гарри вырвался из задумчивого состояния и, видимо, далеко не сразу понял, какой эффект его слова возымели на Гермиону. — Он жив, Гермиона! Жив, но… он пожертвовал собой, чтобы победить Малекита… Сначала нырнул в Эфир, который разъедал кожу как сильнейшая кислота, а затем нашел в себе силы толкнуть Малекита в Арку Смерти. Он едва сам туда не угодил, я успел выдернуть его за ногу в последний момент.
— Арку Смерти?
Выдохнув, Гарри приподнял очки и сжал переносицу пальцами, и Гермиона только сейчас задумалась, а отдыхал ли он сегодня? Или он, как Сметвик, разгребал последствия атаки эльфов. И ведь, несмотря на усталость, он пришел навестить ее в больнице…
— Похоже, стоит начать с самого начала.
Рассказ был не слишком объемным или эмоциональным, но Гермиона понимала, что таким образом Гарри абстрагировался от произошедшего. Он рассказал ей, как удивился, получив от Гермионы СМС с предупреждением о нападении; о том, как узнал, что Гермиона в Мунго, и попытался попасть к ней, но потерпел провал; о том, как его вызвал мистер Грей и они вместе с Тором, Джейн и ее коллегами придумывали способ победить Малекита. Изначально они хотели просто победить Владыку эльфов, убить его, но никто не воспринимал всерьез этот план, потому что понимали — Эфир не позволит так легко расправиться со своим носителем. То же самое касалось и попыток заточить Малекита в любую из земных тюрем. Вряд ли тот же Азкабан был способен сдержать мощь древнего реликта.
Потому был разработан план «Б» — отправить эльфа вместе с поглощенным им Эфиром в дальние дали через Арку Смерти. Джейн, ее друг Эрик Селвиг и помощники Дарси и Йен вместе с Уолти изготовили специальные приспособления, предназначенные для того, чтобы управлять разрывами в пространстве. С их помощью они переместили Арку Смерти ближе к полю боя, а Джонатан Грей с командой невыразимцев подготовили площадку для ее установки, причем работы было столько, что успели, как всегда, в самый последний момент.
Теперь Арка Смерти располагалась не в недрах Министерства, а посреди руин Университета Гринвича. Место уже оцепили, и даже не столько из-за Арки, сколько из-за того, что все, что было подвержено воздействию Эфира, оставалось опасным.
Сама схватка была стремительной и кровопролитной, и если бы не асы, то землянам, да и всем жителям Девяти миров, пришел бы конец.
По сути, маги должны были обратиться за помощью к маглам, использовать арсенал простых военных — этого было бы достаточно, чтобы минимизировать число жертв. Но все дело было в том, что из-за Статута волшебники не имели права раскрываться перед простыми людьми, хватало и того, что агенты Щ.И.Т.а были в курсе. Как Гермиона поняла, сражаться вызвали только тех агентов, кто был на это способен и уже по каким-либо причинам знал о существовании магического мира.
Для маглов же все странности списали на происки инопланетян, присутствия агентов Щ.И.Т.а было достаточно, чтобы сказать, что земные спецвойска отбили атаку. В общем, прикрыли тылы и дыры в Статуте.
Но кое-что до сих пор оставалось непонятным.
— Почему Кингсли сразу не обратился к премьер-министру? — Грейнджер не могла скрыть изумления.
Да, его бы потом подвергли наказанию и, скорее всего, сместили с поста Министра Магии, но он мог бы рискнуть. Это был выбор между сохранением Статута и спасением семи миллиардов человек, и странно, что Бруствер сделал неправильный, как казалось Гермионе, выбор.
Поттер недовольно поджал губы.
— Потому что Кинга заставили уйти, — ответила за него Джинни. — Еще в начале сентября. После событий в Министерстве в прессе поднялась шумиха, люди спрашивали, как он может управлять страной, если не в силах навести порядок в собственной семье. Там много чего было, на самом деле…
Стало понятным, почему друзья тогда не спешили приносить Гермионе газеты. Впрочем, ей и самой тогда было не до прессы, все ее мысли занимал предстоящий ритуал.
— Ходили совершенно разные невообразимые слухи, в том числе и о тебе… — продолжил Гарри.
Гермиона представляла, о чем идет речь.
— Все думают, что ты была беременна от Кингсли и что он тебя потом спрятал, чтобы не подставлять под удар. Мы думали, он опровергнет весь этот бред, но он даже не стал — он просто сложил с себя полномочия и уехал, увез Оливию в Штаты, занялся ее лечением…
— И кто же теперь занимает кресло министра? — нахмурилась Грейнджер, слишком уж ей не понравились эти беспочвенные инсинуации.
Гарри и Джинни переглянулись.
— Тревор Пратчет, — одновременно сказали они.
Эти слова прозвучали как приговор. Пратчет в кресле министра — практически худшее, что могло случиться с Магической Британией. Хуже этого мог быть только Люциус Малфой в этой должности. Но его бы, как бывшего пожирателя, никто и не пустил…
Вот только Гермиона знала, что Пратчет был консервативен и в какой-то степени придерживался нацистских идей господства над маглами.
Перед носом мелькнула первая страница «Ежедневного пророка», которую ей протянул Гарри. Пратчет после окончания сражения выступил перед журналистами с заявлением, и все, о чем он говорил, смердело жутким маглоненавистничеством…
«Маглы не способны защитить ни себя, ни нас. Более того, они опасны. Доподлинно известно, что бесчеловечная атака на Нью-Йорк — дело рук магловских ученых и военных, их глупая попытка изучить и использовать древний могущественный артефакт. Все мы знаем, во что это вылилось. Мы должны ужесточить меры безопасности, отслеживать, чтобы никакие достижения магических наук не попадали в жадные руки маглов. Иначе они подвергнут опасности нас и наш мир…»
И ни слова о том, что эти самые маглы участвовали в защите города и гибли сотнями, лишь бы отбить натиск. Ни слова, что именно изобретение магловского ученого (что самое смешное, того же самого) помогло спасти сотни жизней, взяв под контроль гравитационно-пространственные аномалии.
Кому как не Гарри и Гермионе было знать, к чему все идет.
— Надо что-то делать, — процедила она, сминая в руках клочок бумаги. — Мы не можем…
— Я знаю, Гермиона, — жестко оборвал ее Гарри. — Мы не можем сидеть в стороне, но и выступать против Пратчета — тоже не выход. По крайней мере, пока.
— Люди напуганы, Гермиона, — добавила Джинни. — Все то, что сейчас происходит в мире, пугает магов. Они уже не думают, что открыться маглам — самый лучший выход. Им кажется, что даже ассимиляция — такой уж хороший вариант…
Мордред! Ужесточение Статута о Секретности — совсем не то, что следовало делать!
— К тому же ты не можешь сейчас все бросить и начать воевать с системой. Больше не можешь.
Гарри кинул многозначительный взгляд в сторону кроватки, и Гермиона невольно сжала руки в кулаки. Он был прав, она не могла бросить открытый вызов Пратчету, но ведь были и другие пути.
Надо было все продумать. В ближайшее время, конечно, министр поостережется закручивать гайки, и несколько месяцев или даже лет в запасе еще было, так что…
— Гермиона, успокойся, прошу… — мягко произнесла Джинни, и Гермиона поняла, что до побелевших костяшек сжимает в пальцах одеяло. — Все будет хорошо. Не надо бросаться в первую же схватку… Я понимаю, что тебе хочется отвлечься, но…
Да, они были правы. Грейнджер просто попыталась занять себя чем-то привычным, лишь бы не думать о том, чего она не могла изменить. Судьба Локи и его жизнь совершенно от нее не зависели, и от этого было страшно.
— Спасибо, ребята, — она выдавила из себя улыбку.
Гермиона понимала, что должна в первую очередь думать о дочери. Остальной мир прожил тысячи лет и, возможно, протянет еще немного.
— Иди сюда, — усмехнулся Гарри, вновь прижав подругу к себе. Какое-то время они стояли в полной тишине, пока он тихо не произнес: — Я скучал, Гермиона. Хорошо, что ты вернулась невредимой.
— Я тоже скучала, Гарри, — ответила Гермиона сдавленным от чувств голосом.
— Эй, ребята, я тут тоже есть! — возмущенно воскликнула Джинни и, обойдя кровать, обняла обоих. — И тоже скучала, Гермиона.
По телу разнеслось приятное тепло. Страх за Локи, за их дочь, за происходящее в стране уже не так оттягивал душу, пригибал ее к земле. По крайней мере, друзья были рядом и могли поддержать Гермиону в трудную минуту, она теперь больше не будет одна.
При этой мысли взгляд поневоле скользнул к кроватке. Нет, она и правда больше никогда не будет одна.
— Как назовешь? — спросила Джинни, проследив за ее взглядом.
Хороший вопрос. У Гермионы все это время было слишком много вариантов, чтобы выбрать какой-то один. Родители, в первую очередь Джин, настаивали на каком-нибудь имени из произведений Шекспира, сама же Гермиона думала о скандинавских именах, но так и не выбрала ничего определенного. Те, что прежде казались интересными, сейчас не выглядели подходящими девочке. Хоть и правда называй малышку Белоснежкой…
— Не знаю, — призналась Гермиона. — Никак не могу придумать.
— Как так? — удивилась Джинни. — Не думала, что у тебя с этим будут проблемы.
— Ты говоришь о человеке, назвавшем своего кота Живоглотом, — заметил Гарри с усмешкой. — Я не удивлюсь, если Гермиона придумает ужасно мудреное и странное имя.
Ну да, удивительно, что Поттер не припомнил ей «Г.А.В.Н.Э.». Аббревиатуры у Грейнджер выходили тоже не ахти.
— Хорошо, что никто не будет знать о ее происхождении, — задумчиво произнесла Джинни, когда все отсмеялись.
Гермиона не могла не согласиться. Лучше, чтобы это так и оставалось тайной, люди не любят того, что не вписывалось в их представления о нормальности.
На задворках сознания мелькнула мысль по поводу имени, но Гермиона не успела ее ухватить. Что ж, у нее оставалось еще немного времени подумать. По крайней мере, сейчас не нужно было бояться нападения или ждать каких-либо проблем…
Сославшись на то, что им запретили слишком длительное посещение, ребята заторопились домой, но Гермиона была рада и такому их недолгому визиту. Обещав прийти завтра, Гарри и Джинни ушли, оставив подругу наедине с дочерью.
Та как раз завозилась и захныкала, видимо проголодавшись или напачкав подгузник, и Гермиона позвала медведьму. Девушка, конечно, и сама знала, как обращаться с малышкой, все же ей много раз доводилось сидеть с младшими Поттерами, но она не чувствовала в себе достаточно сил, чтобы быть уверенной, что не выронит младенца при попытке взять его на руки.
К тому же кормить девочку было решительно нечем, да и нельзя, потому что те зелья, что Гермиона принимала, могли попасть в молоко…
Их снова оставили одних — у Гермионы было несколько часов до отбоя. К тому же, наевшись, малышка вновь крепко уснула, и Гермиона устроилась в своей кровати поудобнее, чтобы хорошо видеть дочь.
Терзавшие голову мысли не давали вздремнуть, и Грейнджер раз за разом прокручивала последние события. Выживут ли Тор и Локи? Оба брата находились в крайне тяжелом состоянии…
Вся кожа Тора была разъедена Эфиром, его регенерация едва справлялась с ожогами, сгорели все волосы, глаза оказались сильно повреждены, и еще неизвестно, восстановится ли это все хоть когда-нибудь. Как сказал Гарри, Один сразу же приказал доставить сына в Асгард к лекарям, и, зная их уровень медицины, можно было предположить, что все будет хорошо, но никто не мог дать гарантий.
Локи же напротив слишком долго ждал помощи — сложно сказать, не нанес ли эльфийский яд каких-нибудь непоправимых повреждений. Хоть Сметвик и говорил, что Локи был стабилен, но мог ли он знать достаточно много о строении инопланетян? К тому же никто не мог встать на защиту мужчины, для всех он был преступником, изменником — кто станет всерьез о таком заботиться. Правда, остановила себя Гермиона, Фригга выжила, а значит, скорее всего, не даст сына на растерзание стервятникам.
Тем не менее неприятные, мрачные фантазии сводили с ума — слишком много опасений и страхов. Что, если Фригге станет хуже и она не сможет контролировать процесс лечения Локи? Что, если Один решит не отправлять Локи в Асгард, а бросит умирать где-нибудь, где его никто не найдет?
Другой плодородной почвой для страхов были мысли о дочери. Захочет ли Один навредить девочке? Решит ли он убить ее или просто заберет магию? И не лучше ли Гермионе схватить дочь в охапку и исчезнуть в неизвестном направлении, как только у нее появится такая возможность?
Время неумолимо близилось к отбою, когда дверь в палату едва слышно открылась, и Гермиона подняла голову от подушки, чтобы посмотреть на посетителя. В дверном проеме стоял тот, кого она меньше всего ожидала здесь увидеть, но с кем мечтала пообщаться уже пару месяцев. Правда, она рассчитывала это сделать на нейтральной территории и желательно тогда, когда дочь будет находиться под бдительным присмотром того же Гарри.
Она бы припомнила этому человеку поимку Локи — он, узнав асгардца на балу, сдал его Щ.И.Т.у. И именно его она видела тогда, когда Мстители бились с Локи.
Невольно потянувшись к тумбочке за палочкой, Гермиона тут же вспомнила, что этой самой палочки у нее нет. Он явно заметил это ее движение, и сквозь чопорно-вежливое выражение лица промелькнула насмешка.
— Здравствуй, Перси, — процедила Грейнджер раздраженно, чувствуя себя без палочки слишком неуверенно и беспомощно.
— Здравствуй… Гермиона, — ответил он прохладно, с вежливой улыбкой на губах. В выражении его лица не было ни капли теплоты или участия — холодная, бесчувственная маска. Как Гермиона раньше не замечала этого?
Перси явно хотел назвать ее «мисс Грейнджер», ему так было комфортнее, но подобное обращение было неуместно — они слишком давно знали друг друга, чтобы переходить в официоз. Хотя сама Гермиона бы с удовольствием обращалась к нему «мистер Уизли». Мордред, как она могла ему когда-то доверять?
Хотя нет, она никогда ему не доверяла. Она просто не замечала его, как впрочем, и все остальные. Серая тень на фоне братьев и сестры, вот только никто не подумал, что в темном омуте водятся черти…
— Поздравляю, — он склонил голову в легком полупоклоне. Было заметно, что он говорил совершенно неискренне.
— Спасибо, — проговорила Гермиона, поджав губы. Если бы не собственное желание поговорить, она бы грубо спросила, зачем же он пожаловал.
— Не против, если я присяду? — спросил Перси и тут же, не дожидаясь ответа, опустился в кресло для посетителей.
Сейчас, глядя на него, сложно было предположить, что Персиваль Уизли был выходцем из бедной семьи, — он держал себя как аристократ, как и должно тому, чья фамилия стояла в списке Священных двадцати восьми.
Его курчавая темно-рыжая шевелюра была аккуратно уложена специальным гелем, в волосах, несмотря на не слишком преклонный возраст, уже виднелась седина, и Гермиона задумалась, а не подкрашивался ли он, чтобы выглядеть солиднее. Одет Перси был по-магловски, но элегантно — в терракотовый костюм-тройку, его рубашка сияла белизной, а бордовый галстук был завязан идеально ровным узлом. Он закинул ногу на ногу, представляя взору начищенные до блеска кожаные ботинки. Повесив на подлокотник кресла черный теплый плащ, Перси положил на колени перед собой обычный магловский зонт-трость, и одно то, что волшебнику было незачем таскать с собой эту ненужную вещь, говорило о том, что зонт не был таким уж простым.
Знала Гермиона одного человека, носившего в зонте волшебную палочку. Точнее, ее обломки, но не суть…
С одной стороны, Перси выглядел и вел себя как обычно, ни в его мимике, ни в жестах ничего не изменилось, но сейчас Гермиона видела, что вся эта показная вежливость и скромность — напускное. Вероятно, дело в том, что она знала правду, знала то, что Перси Уизли был совсем не тем, кем казался с виду.
— На кого ты работаешь, Перси? — не выдержала Гермиона, когда пауза слегка затянулась. Перси недовольно скривился. Быть может, он чопорно хотел потратить час на переливание из пустого в порожнее, на никчемные разговоры о погоде и прочей чепухе, но Гермиона натерпелась подобного в Асгарде и не собиралась выносить то же самое от человека, повинного в том, что Локи поймали.
— На Министерство, конечно же, — опять эта вежливая улыбка. — Я все еще первый помощник министра…
— Ты знаешь, что я имела в виду.
Во взгляде обычной министерской шестерки мелькнул опасный проблеск жестокого, безжалостного человека.
Кто же ты, Перси Уизли?
— Я работаю не на кого-то, а во благо страны.
Негласный лозунг Отдела Тайн. Что ж, прекрасно. Кроме того, из рассказа Гарри стало понятно, что Отдел Тайн был каким-то образом связан с Щ.И.Т.ом, так что все сходилось.
— Странное благо, — невольно вырвалось у Гермионы.
— Вполне понятное, — пожал Перси плечами. — Если ты о том, что я помог поймать опасного преступника, подставившего под удар многомиллионное население огромного мегаполиса, — то я не мог этого не сделать. Но меня больше интересует, почему этого не сделала ты, Гермиона. Я помню тебя человеком, не просто чтущим букву закона, но особо радеющего за справедливость. Скажи мне, разве я поступил несправедливо?
Выдохнув, Гермиона зажмурилась.
— У меня не было иного выхода.
— Выход есть всегда, — стали в его голосе мог бы позавидовать даже профессор Снейп.
Легко ему было говорить!
— Ты просто не знаешь его, он…
— О, Гермиона, избавь меня от дифирамбов убийце, — проговорил он, закатив глаза. Впервые за все это время — хоть одна нормальная, кажущаяся настоящей эмоция. Хотя Гермиона уже и в этом сомневалась.
— Зачем ты пришел, Перси? — процедила Грейнджер. Ей уже это надоело, само присутствие Уизли заставляло ее нервничать, ожидать подвоха или удара со спины.
— Скажем так, предупредить, — ответил он чуть задумчиво. — Мы знаем друг друга… сколько? Уже лет двадцать?
Гермиона кивнула, но искренне считала, что это вопрос был показным. Такие люди, как Перси, ничего не забывают.
— Так вот, хочу предостеречь тебя, Гермиона. Далеко не все в магической Британии верят сплетням, кроме того, некоторые знают, кем был твой кавалер на приеме в Министерстве. Есть люди, способные сложить два и два и в результате получить верный ответ, помни об этом. Не лезь на рожон, не привлекай к себе ненужное внимание, если не хочешь, чтобы твоей дочерью и ее происхождением заинтересовались те, кому не следует…
Подавшись вперед, Гермиона нависла над ребенком, будто пытаясь прикрыть ее собой от возможных опасностей.
— Это угроза? — спросила она, прищурившись, но голос ее не дрогнул и был предельно спокоен.
— Ничуть, — Перси едва заметно усмехнулся, будто ее потуги несказанно его смешили. — Я же сказал, лишь предупреждение.
— И ты считаешь, что нынешний курс Министерства — правильный? — она не могла не спросить.
— Мое дело не считать, а лишь наблюдать, — заметил он, но Гермиона предположила, что Перси соврал. — Последний раз по-дружески прошу, будь благоразумна. Доброго вечера.
Кивнув ей, Перси поднялся и двинулся к выходу. В дверях он столкнулся с медведьмой, и по ее удивленному и недовольному взгляду было понятно, что она была не в курсе присутствия здесь постороннего. Можно было бы возмутиться данным обстоятельством, но Грейнджер знала, что дело не в безалаберности медперсонала, а в высоком доступе и крайней хитрости первого помощника министра.
— Вам пора спать, — заметила медведьма, отбросив раздражение.
— Еще пять минут, — взмолилась Гермиона.
Ей хотелось, несмотря на усталость, еще немного побыть с дочерью. В конце концов, визит Перси выбил ее из колеи, и присутствие малышки могло привести в норму ее расшатанные нервы — пока девочка была рядом, у Гермионы была бледная иллюзия, что она сможет ее защитить.
Сжалившись, медведьма вышла, обещав вернуться ровно через пять минут.
Гермиона склонилась над кроваткой и погладила дочку по груди, а затем обхватила маленькую ладошку рукой. Тоненькие пальчики тут же обхватили палец девушки мертвой хваткой.
Нет, Гермиона обещала себе сделать все, чтобы ее дочь была в безопасности. Она на самом деле была готова бежать, скрываться, причинив огромную боль семье и друзьям.
Но пока это был единственный способ защитить девочку — убежать туда, где никто, кроме самой Гермионы, не будет в курсе происхождения малышки. Это будет ее секрет, ее тайное знание…
Неожиданно мысль об имени обрела четкость. Возможно, оно было слегка странным, но…
Посмотрев на дочь, Гермиона приняла окончательное решение. Имя подходило дочери как никакое другое.
Ее Руна*. Она никогда не даст ее в обиду.
(*Слово «Руна» со скандинавского переводится как «Тайное знание».)
5 ноября 2012 года, Лондон
Их выписали только в понедельник, пятого числа, полностью удостоверившись, что Гермиона оправилась после сильной кровопотери и серьезного магического истощения. Быть может, она сбежала бы из Мунго и раньше, но здраво полагала, что должна быть здоровой и сильной, чтобы иметь возможность заботиться о Руне.
У Гермионы было достаточно времени, чтобы тщательно обдумать мысль о побеге. Все эти дни она ощущала, что ее разрывает на две равные половины: «героиня Гермиона» и «мама Гермиона», и это было не самым приятным ощущением, просто потому что у обоих путей были серьезные минусы, а она не любила задачи, где все решения казались в корне неверными.
«Мама Гермиона» выла и умоляла схватить дочь в охапку и скрыться там, где их потом никто не найдет. Появление Перси явно говорило, что о них помнят и вряд ли когда-нибудь забудут. Да, сейчас ни Отделу Тайн, ни кому-то еще не было дела до Руны и ее происхождения, но только пока Гермиона вела себя «хорошо». Где были границы этого самого «хорошо»? Кроме того, не стоило упускать из вида наличие асгардцев — пока Один не предпринял никаких действий в отношении Руны (точно ли не предпринял?), но это могло измениться в любой момент. Грейнджер не хотела провести всю жизнь в страхе за себя и своего ребенка.
«Героиня Гермиона» твердо была намерена остаться в Британии. И дело было даже не в ее стремлении влезть в политику и рисковать своей жизнью и жизнью дочери. Нет, она не была настолько глупой и самоотверженной.
К тому же Гермиона всерьез полагала, что Отдел Тайн вряд ли станет что-либо официально предпринимать против нее, им это было невыгодно, особенно с учетом того, что любые их нападки могли вылиться в прессу, и тогда скандал был обеспечен. А Грейнджер была готова использовать любые рычаги, лишь бы обезопасить себя и свою семью, у нее было на кого положиться в случае опасности.
Тот же дом на Гриммо был самой настоящей магической крепостью, и Поттеры, в случае чего, вряд ли бы отказали Гермионе в приюте. Да и свой дом можно было бы предельно усилить, наложив более мощные охранные чары…
Один тоже, после здравого размышления, не казался такой уж неотвратимой опасностью — у него была возможность навредить, но он не использовал ее. Да и вряд ли Фригга позволит угрожать своей «внучке», а царица, насколько знала Гермиона, имела на мужа немалое влияние.
Но даже не столько это отпугнуло Грейнджер. Обдумывая побег, она начала прикидывать, что собрать с собой, и эти размышления стали для нее чем-то вроде дежавю: пятнадцать лет назад она точно так же собирала сумку и планировала побег, собираясь скрываться с друзьями от Пожирателей.
Воспоминания об ужасах того года вылились на Гермиону будто ушат холодной воды. Сама она еще бы вынесла такую повстанческую жизнь, но тащить «в никуда» младенца пару дней отроду? Девушка еще не сошла с ума.
Да и бросать семью на произвол судьбы, снова оставлять родителей в безвестности о судьбе их единственных дочери и внучки? Это было слишком жестоко.
Гермиону и Руну пока не трогали, но кто мог дать гарантии, что за ними не погонятся, как только она попробует скрыться. Побег сам по себе выглядел подозрительно, и такое ее поведение можно было бы счесть угрозой: как для Министерства, так и для Асгарда.
Потому Гермиона решила, что пока будет достаточно просто быть начеку: усилить защиту на доме, собрать сумку и всегда носить с собой портключ для экстренного перемещения.
К тому же успокаивало то, что все те дни, которые Гермиона с дочерью провели в Мунго, их больше никто не беспокоил. То и дело заходили Поттеры, передавая привет от Грейнджеров и многочисленных друзей, сама Гермиона каждый день навещала Ханну — бедняжка лежала здесь же на сохранении в соседней палате.
Несмотря на все страхи, безумно хотелось домой — Гермиона не была там два месяца и успела соскучиться по родителям, по своей скромной библиотеке, даже по остальным комнатам, которые раньше вызывали лишь тоску и отторжение…
Когда Гермиона, прижав к себе сладко спящую Руну, активировала принесенный Гарри портключ до дома, она ощущала что-то сродни настоящему благоговению. Портал вынес ее к самому крыльцу, в пределах защитных чар, и Грейнджер на секунду замерла, не в силах оторвать взгляда.
Дом теперь играл совершенно другими красками. Это было место, где Гермионе было по-настоящему хорошо рядом с человеком, которого она любила…
Отогнав от себя тоскливые мысли, она выдохнула и поднялась по ступенькам к двери. Она не успела даже коснуться ручки, как дверь отворилась сама, и на пороге показалась Джин Грейнджер. Родители были здесь, они ждали ее…
— Гермиона, — женщина расплылась в широкой улыбке, а на ее глазах блестели слезы.
— Мам, — в горле Гермионы застрял тугой ком.
Как же она скучала!
Джин поцеловала дочь в щеку и аккуратно приобняла за плечи, чтобы не потревожить спящую у нее на руках Руну.
— Какая кроха, — с умилением выдохнула миссис Грейнджер, глядя на внучку, одетую в теплый белый комбинезон.
Гермионе и самой было страшно — малышка больше походила на слишком реалистичную, но маленькую куклу, чем на настоящего ребенка, она казалась слишком крохотной и хрупкой. Рядом с ней и дышать-то было боязно.
Перехватив у Гермионы Руну, чтобы дать дочери снять верхнюю одежду, Джин сделала несколько шагов в сторону, и только после этого Гермиона увидела отца.
Джон Грейнджер стоял на пороге кухни, сложив руки на груди и практически не мигая смотрел на дочь.
— Пап, — выдохнула Гермиона, поджав губы.
Он пять лет разговаривал с ней сквозь зубы, и вряд ли ее бесшабашная выходка с исчезновением могла улучшить их и без того натянутые отношения. Мистер Грейнджер сделал к ней несколько стремительных шагов, и Гермиона сжалась, не зная, чего ожидать.
Крепкие теплые руки обхватили ее за плечи, и Гермиона, всхлипнув, уткнулась носом отцу в ключицу, прижавшись щекой к мягкому кашемировому темно-синему свитеру.
— Мне кажется, ты должна нам многое объяснить, юная леди… — проговорил Джон, но не настолько строго и холодно, как раньше.
Словно не было всех этих лет и того треклятого заклятья, которое разверзло между Гермионой и ее отцом огромную пропасть.
— Да, — тихо сказала она, прикрыв глаза и вновь ощутив себя маленькой девочкой.
— Это немного подождет, — заметила Джин, слегка покачивая Руну. — Другой юной леди стоит, наконец, посмотреть свою комнату.
Вместе с родителями Гермиона поднялась наверх и проследовала за ними в детскую. Пока она прохлаждалась в Асгарде, мать навела порядок в комнате и полностью подготовила ее для приезда Руны: кроватка была застелена красивым светло-бежевым постельным бельем с нарисованными на нем зайчиками; сверху на специальном кронштейне висел плотный, в цвет белья, балдахин; полки в шкафу были до отказа набиты разными игрушками, в том числе и куклами, которые, очевидно, появились лишь в последние несколько дней.
В комоде стопками была разложена детская одежда, пеленки, постельное белье и еще много-много разных немаловажных мелочей.
— Спасибо, — улыбнулась Гермиона. Она была искренне благодарна родителям за их заботу и участие.
Руну переодели, покормили и вновь уложили спать, и Грейнджеры утянули дочь на кухню, чтобы пытать расспросами.
— Что вы хотите услышать? — вздохнула Гермиона, когда перед ней поставили кружку ароматного Эрл-Грея.
— Куда и почему ты пропала на целых два месяца? — тон отца по-прежнему был не слишком-то довольным.
И неудивительно. Сейчас, став матерью, Гермиона могла себе представить, что ощущали ее собственные родители. Если Руна, став старше, начнет с целеустремленностью матери влипать в разные опасные ситуации, Гермиона, скорее всего, сойдет с ума.
Лгать родителям отчаянно не хотелось, но и говорить правду тоже было решительно нельзя: могли они понять дочь, влюбившуюся в отъявленного негодяя, преступника и лжеца? С их точки зрения все будет выглядеть именно так.
— Мама, ты помнишь, я летом плохо себя чувствовала? — обратилась Гермиона к Джин. — Оказалось, что во всем виновато… проклятие, доставшееся Лукасу еще от его отца. Мы с Руной обе могли погибнуть, но он помог мне. Мы уже собирались разойтись, и я совершенно случайно попала вместе с ним в воронку портала, оказавшись на его родине, мне было очень сложно вернуться домой…
— Тебя что, удерживали там? — охнула мама, прикрыв рот ладонью.
— Нет! — воскликнула Гермиона. — Конечно, нет. Я могла добраться домой, и меня бы отпустили и даже, возможно, помогли с перемещением, но… Мама Лукаса убедила меня остаться, она сказала, что после воздействия проклятья в конце беременности или во время родов могут возникнуть разные осложнения, а их… семейный врач — очень опытный специалист, такого здесь вряд ли можно найти.
— Но ведь ты все равно рожала здесь, так зачем все это было нужно? — нахмурилась женщина.
— Нам с Лукасом пришлось убежать, у их семьи возникли кое-какие проблемы со старым неприятелем, и… — Гермиона замялась. — Получилось так, как получилось.
— Самое главное — что с вами все в порядке, — улыбнулась Джин и сжала руку дочери в ладонях.
Но отец явно считал по-другому.
— И где же этот твой Лукас сейчас? — спросил он недовольно, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди.
Горло Гермионы снова сдавило.
— Он… пострадал во время побега, — ответила она, не глядя отцу в глаза. Ей казалось, что он видел, что она слишком о многом недоговаривает. — Его сначала лечили в Мунго, но практически сразу его отец забрал Лукаса домой. Я пока даже не знаю, что с ним…
— Потому что там не берет сотовая связь… — проговорил Джон, иронично изогнув бровь.
— Да, — сказала Гермиона, не моргнув глазом. В конце концов, именно это ложью и не было. Там, в Асгарде, связи на самом деле не было.
— Но он хотя бы вернется?
— Не знаю! — воскликнула Гермиона и тут же пожалела о своей несдержанности — взгляд отца вновь похолодел. — Я сейчас вообще мало что понимаю…
— И вы за все это время ни о чем не договорились? — удивился мистер Грейнджер. — Ты месяц жила с ним здесь, потом два месяца у него. И за это время — ничего?
— Сложно договориться, когда ты практически не знаешь человека, — выдохнула Гермиона. — Все, что было между нами, даже сама беременность, — случайность, нелепое стечение обстоятельств. Мы за это время ни разу не говорили о чувствах, о планах…
У них были проблемы важнее, чем эта возникшая меж ними химия.
— Но он тебе небезразличен, — прозорливо заметила миссис Грейнджер.
— Мне кажется, что я люблю его, — проговорила Гермиона, глядя на свои ладони.
Вот только Гарри был прав, ее чувства ничего не меняли. Даже если Локи поправится, он будет вынужден всю свою оставшуюся вечность провести в темнице Асгарда. И чем раньше Гермиона примет это, тем легче будет смириться.
Самое главное — знать, что он жив, цел и невредим, а остальное она уж как-нибудь вынесет.
Мелькнувшая в голове мысль напугала Гермиону: она-то вынесет, но как собственное заключение выдержит Локи? В какое чудовище превратят его столетия, проведенные в замкнутом пространстве без возможности с кем-то нормально поговорить?
Конечно, Фригга не бросит сына, но будет ли этого достаточно?
А она даже не сможет увидеться с ним, как прежде, поддержать.
Но нужна ли ему ее поддержка? Как ни старалась, Гермиона никак не могла избавиться от воспоминаний о негромком, презрительном шипении: «А кто тебе сказал, что мне была нужна твоя помощь?» Для Локи она с первого момента была обузой, неверным, случайным выбором…
Джин вновь сжала ладонь дочери, не давая той еще глубже уйти в склизкий омут своих мрачных мыслей.
— Я уверена, что вся эта ситуация разрешится к лучшему, — заверила Гермиону мама. — Главное — не падать духом.
Согласно кивнув, Гермиона натянула на лицо улыбку.
Чтобы отвлечь дочь, миссис Грейнджер стала без умолку рассказывать о том, что происходило с ней и мистером Грейнджером за те два месяца, что Гермионы не было рядом. Отец в конце сентября посетил какой-то съезд, посвященный медицине, все остальное время же безвылазно сидел в клинике. Он даже слегка оттаял, рассказав, что недавно был наплыв сбрендивших клиентов, захотевших себе клыки, как у вампиров, — пересмотрели, бедолаги, какой-то там фильм про отношения смазливого кровопийцы и простой девушки и будто с ума посходили.
Мама с грустной, ностальгической улыбкой рассказала, что, наконец, разобрала чердак и нашла детские вещи Гермионы — ее любимые куклы, плюшевого енота и даже тот телескоп, что ей подарили на семилетие.
— Ты тогда так любила звезды… — вздохнула миссис Грейнджер и тут же усмехнулась: — Даже говорила, что станешь ученым, найдешь инопланетян и обязательно выйдешь за одного замуж.
Гермиона подавилась чаем.
— Почему я этого не помню? — удивилась она, откашлявшись.
— Тебе было три или четыре, ты первый раз посмотрела «Звездные войны» и сказала, что найдешь себе Хана Соло и будешь путешествовать с ним по галактике. Это потом, когда ты от фантастики перешла на научные фильмы, а также поссорилась в школе с Мэтью Фуллером, ты решила, что станешь путешественницей сама по себе, «без всяких дрянных мальчишек».
Удивительно, в каком искаженном виде настигают нас наши детские мечты и фантазии. Гермиона путешествовала по Вселенной, встретилась с инопланетянами и даже родила ребенка от одного из них… Но счастливее от этого не стала.
— В тебе с самого детства жила тяга к приключениям, — подтвердил отец, и Гермиона грустно улыбнулась.
Эта самая тяга к приключениям слишком уж дорого ей обходилась.
Вскоре родители засобирались домой — как бы им ни хотелось подольше побыть с дочерью, они понимали, что она устала и хотела отдохнуть. Гермиона в самом деле желала побыть одна, в Мунго у нее не было такой роскоши, несмотря на отдельную палату.
Правда, остаться совсем в одиночестве девушке не грозило — вскоре после ухода мистера и миссис Грейнджер радионяня ожила, показывая, что Руна проснулась, но мириться с таким «соседством» было несложно, к тому же девочка была довольно тихой и некрикливой и почти все время спала.
Покормив малышку и вновь уложив ее спать, Гермиона застыла рядом с кроваткой. Ее снедала мысль: правильно ли она сделала, что осталась? Грейнджер не привыкла сомневаться в своих поступках, но сейчас кроме сомнения и тревоги не было ничего.
В любом случае, для безопасности малышки нужно было сделать очень многое, и в первую очередь — подобрать себе палочку. Но это все завтра…
Выдохнув, Гермиона склонила голову набок. Еще в больнице она часами не могла оторвать взгляда от Руны, ей казалось, стоит просто моргнуть — и та исчезнет, как предутренний туман.
Схожесть малышки с отцом поражала и навевала глухую тоску. Похоже, Гермиона была обречена всю жизнь видеть в дочери отражение Локи и страдать от невозможности быть с ним вместе…
Чтобы не терзаться горькими чувствами, Гермиона, окинув спящую Руну долгим ласковым взглядом, вышла и аккуратно прикрыла за собой дверь.
Она надеялась, что в домашней обстановке ей станет легче, но куда там! Взор против воли устремился к закрытой двери гостевой комнаты, и Гермиона, не удержавшись, преодолела коридор и распахнула дверь.
Комната казалась такой же обезличенной, как и до появления в доме Локи. За месяц жизни под одной крышей Гермионе пару раз приходилось заглядывать к нему, и она видела, как менялось все вокруг, обретая жилой вид: некоторые личные вещи, висевшие и разложенные тут и там; смятая постель; забытые на прикроватной тумбочке книги…
Сейчас ничего этого не было, все свое Локи забрал с собой, а Джин, видимо, перед возвращением дочери навела уборку во всем доме, в том числе и здесь, полностью уничтожив дух асгардца, которым была насыщена спальня.
Закусив губу, Гермиона развернулась и вышла, чувствуя себя самой настоящей дурой, следующей за призраками прошлого.
Не торопясь, она спустилась на первый этаж и вошла в гостиную, но воспоминания настигли ее и здесь, не давая сделать вдох. Гермиона подошла к дивану и опустилась на самый край, проведя пальцами по обивке. Несмотря на два проведенных в Асгарде месяца, казалось, что Локи сейчас спустится вниз или зайдет из кухни и усядется с другого края, увлеченный одной из любимых гермиониных книг.
Но нет. В доме было пугающе тихо, ни один лишний звук не привлекал к себе внимания.
Обхватив руками подушку, Гермиона опустила голову на спинку дивана и прикрыла глаза. Их жгло, но слез не было, в душе царило неприятное опустошение, грозящее перерасти в апатию.
Разум твердил сделать хоть что-нибудь, но появление Руны сильно ломало любые возможности. Гермиона не могла ни бороться с Пратчетом и его маглоненавистническим режимом, ни попытаться попасть в Асгард, чтобы узнать, что с Локи и не нужна ли ему ее помощь, — все это сильно ставило малышку под удар, потому что мало вписывалось в любые представления о «хорошем поведении».
Негромкий деликатный стук в дверь вырвал Гермиону из размышлений.
Кто мог придти к ней так поздно вечером?
Поднявшись, Гермиона вытащила из кармана одолженную ей Поттером блэковскую волшебную палочку и подошла к двери. Похоже, у нее вошло в привычку всегда быть во всеоружии… Да и, опять же, мало кто знал, где она живет, а кто знал — того сама Гермиона не хотела видеть. По крайней мере, многих из них.
Напомнив себе усилить охранные чары, она дернула ручку на себя.
В тусклом свете уличной лампы Гермиона с удивлением узнала человека, которого меньше всего ожидала здесь увидеть.
— Моя царица? — охнула она, тем не менее крепче сжав руку с палочкой.
Могла ли Фригга оказаться здесь?
— Здравствуй, Гермиона, — улыбнулась женщина ласково.
— Что вы здесь?... — девушка прищурилась.
— Не сомневайся, это на самом деле я, — сказала Фригга, с легкостью догадавшись о подозрениях Гермионы. — Но если не веришь — на твои именины я при помощи своей силы помогла тебе увидеться с Локи.
Сглотнув, Гермиона опустила палочку. Никто, кроме них с царицей, об этом не знал, а значит, это на самом деле была она.
— Безумно рада, что с вами все хорошо, — улыбнулась Гермиона, впуская Фриггу в дом.
Следом за царицей в прихожую вошла Лив, ненавязчиво поддержав ту за локоть. Как раз в тот момент, когда Фригга вышла под более яркий свет в помещении, хозяйка дома смогла разглядеть, насколько болезненный вид был у царицы.
Нет, она, конечно, выглядела по-прежнему царственно и невозмутимо, но лицо ее было бледным, глаза уставшими, а движения скованными, что неудивительно — сколько прошло дней после ранения? Неделя? Чуть больше, дней девять так точно, но это ничего не значило.
Гермиона привела их в гостиную и попыталась усадить обеих на диван, но Лив, отказавшись, скромно отошла в угол комнаты. Переведя взгляд с одной на другую, Грейнджер поймала себя а мысли, насколько гостьи выглядели странно и чужеродно в современном декоре. Словно пришельцы из другого мира… коими они, по сути, и являлись.
— Как вы нашли мой дом? — спросила Гермиона.
Никто в Асгарде не знал ее адреса, она раскрыла Тору только место жительства своих родителей, чтобы он доставил записку, но ее собственный коттедж был магически защищен он взора одного слишком глазастого асгардского стража.
— У тебя мое кольцо, — просто, без лжи и прикрас ответила царица тут же продолжила, чтобы перевести тему: — Твое жилище выглядит очень милым, Гермиона.
Искренне верилось. Общая площадь комнат царицы во дворце в пару раз превышала площадь дома Гермионы, а про богатство и лоск нечего было и заикаться. На фоне элегантной, утонченной и нежной Фригги коттедж казался убогой хибарой отшельника…
— Спасибо. Чаю?
— Не утруждай себя, дорогая, — произнесла царица и похлопала по обивке рядом с собой, приглашая присесть и Гермиону, и та не нашла в себе сил отказаться. — Тем более что я не могу позволить себе отлучаться надолго. Если Один прознает, что меня нет в лазарете, — он будет метать молнии похлеще Тора.
Гермиона изобразила на лице улыбку. Если бы она своими глазами не видела подтверждения любви между правящей четой Асгарда, то до сих пор считала бы, что Всеотец лишен возможности испытывать какие-то теплые чувства, будь то любовь, преданность, гордость.
— Не думала увидеть вас так скоро, — призналась Гермиона. — Особенно после того, что произошло.
Конечно, раны на асах и асиньях заживали с умопомрачительной даже для магов скоростью, но это не укладывалось у Гермионы в голове.
— Помнится, я получала и более опасные ранения, — в глазах Фригги мелькнули лукавые огоньки. — Будь я на полтысячи лет моложе, Малекит не ушел бы от меня живым.
— Нисколько не сомневаюсь, — на этот раз Гермиона усмехнулась искренне, но эта усмешка тут же померкла. — Как они?
Выражение лица Фригги из озорного превратилось в настоящую фарфоровую маску, на которой улыбка была лишь небрежным, кривым штрихом, и Гермиона не могла ее за это винить. Что может ощущать мать, которая видела обоих своих сыновей на грани жизни и смерти?
Ей и самой было неимоверно, дико больно, но она предпочитала не мучить себя страхом и неизвестностью и сразу узнать пусть горькую, но правду.
— За ними следят лучшие целители, я сама не отхожу от них ни на шаг… — выдохнула царица с той же печальной, вымученной улыбкой, тем не менее дарующей Гермионе надежду на то, что все не совсем уж плохо. — Тор получил серьезные ожоги, часть которых уже почти регенерировала, но времени на полное восстановление уйдет много. Глаза тоже оказались серьезно повреждены, но надежда есть. Локи же…
— Что с ним? — встрепенулась Гермиона, не дождавшись продолжения.
— Я восстановилась быстрее, потому что практически сразу мной занялись лекари, они вывели яд, и тот не оказал на регенерацию сильного воздействия. В случае Локи яд слишком долго находился в его крови, хоть ты и нейтрализовала какую-то часть, но другая осталась внутри и сильно замедлила восстановление. К тому же неизвестно, как это скажется на здоровье Локи после. Он борется, до сих пор борется.
Последние слова прозвучали настолько проникновенно, что Гермиону буквально погребло под необузданным чувством вины.
— Я старалась… — прошептала она, отведя взгляд. — Очень старалась.
— Я знаю, — произнесла Фригга с теплотой в голосе и взяла ладони Гермионы в свои. — Ты сделала все, что могла, и даже больше. Я пришла сюда не для того, чтобы обвинять тебя, а чтобы сказать спасибо. Ты спасла его, сохранила жизнь моему сыну, и за это я никогда не смогу в полной мере тебе отплатить.
— Вам и не надо.
В конце концов, она это делала не для того, чтобы заслужить благодарность царицы.
— Если честно, — сказала Гермиона после небольшой паузы, — я думала, что вы все время будете рядом с ними…
Точнее, она на это искренне надеялась. Если у Тора были друзья, которые могли приглядеть за ним и не дать в обиду, то Локи был совсем один и, в случае чего, вряд ли бы кто-то встал на его защиту или поспешил на помощь.
— Я и была, — кивнула Фригга. — И отправлюсь обратно как можно скорее. Но не переживай, даже у Локи в Асгарде есть те, кто не оставит его в беде и кому я всецело могу доверять.
— Надеюсь, что не Фрейе… — процедила Гермиона, не удержавшись, чем вновь заставила царицу лукаво прищуриться.
Ей самой стало стыдно от собственной несдержанности, но Фригга, похоже, прекрасно понимала все то, что в тот момент чувствовала девушка.
— Нет, не ей, — все с тем же добродушием произнесла царица и почти сразу посерьезнела. — Но это не столько важно, главное, что я знаю, что мои сыновья под надежной защитой. Но пришла я сюда не за этим. На самом деле я покинула Асгард, чтобы успокоить тебя, Гермиона.
— Успокоить? — не поняла Гермиона.
— Не сомневаюсь, что все последние дни ты размышляла, не сбежать ли как можно дальше, чтобы никто из асов вас не нашел.
Отнекиваться смысла не было. Порой Гермионе казалось, что Фригга видела ее насквозь и читала, будто открытую книгу. Вообще, подобная прозорливость, как успела она заметить, была присуща многим асгардцам, очевидно, сказывался тысячелетний опыт.
— Мы, конечно, мало что знали о происходящем в Свартальфхейме и Мидгарде, все же у силы Хаймдалла есть определенные ограничения, но о том, что ты родила, понять смогли, услышав разговор твоей матери с тобой по тому странному артефакту.
Некомфортное чувство, что за ней пристально следят, вновь взметнулось в Гермионе, как после упоминания о кольце. С одной стороны, она уважала царицу и была ей за многое благодарна, но вот такой надзор…
— Памятуя о нашем с тобой последнем разговоре, я решила, что ты испугаешься и захочешь спрятаться.
От возмущения Гермиона удержалась только благодаря тому, что и правда всерьез задумывалась о побеге. Но именно всколыхнувшееся в душе возмущение дало ей самой понять, что эти мысли претили.
Но это не отменяло того, что теперь Грейнджер приходилось думать не только о самой себе.
— Я хотела, но…
— Не стоит оправдываться, Гермиона, — оборвала ее Фригга. — Я бы приняла любое твое решение, каким бы оно ни было. Но я надеюсь, мои следующие слова на него повлияют: я клянусь тебе, Гермиона, что ни я, ни мой супруг не причинят тебе и твоей дочери вреда и никто из асов по собственной воле или по нашему указанию не поднимет на вас руку, не используют магию на вас против вашей воли.
Эти слова звучали очень весомо, мощное давление чужой магии ощущалось кожей — клятва, несомненно, была не простым сотрясанием воздуха.
Пока Гермиона растерянно искала достойный ответ, отведя взгляд, царица перевела дух и продолжила:
— Тебе нет повода бояться, дорогая. Пока я жива — вы с малышкой в полной безопасности.
Выдавив из себя вымученную улыбку, Гермиона кивнула. Несмотря ни на что, Фригге она доверяла.
— Последняя просьба: могу ли я увидеть свою внучку?
Во взгляде царицы было столько радости, нерастраченной материнской нежности и неиссякаемой заботы, что отказать ей было ровным счетом невозможно.
— Да, конечно, — ответила Гермиона и поднялась.
Фригга встала следом, но движения ее были неловкими, замедленными, будто ей приходилось прилагать серьезные усилия, чтобы подняться.
— Ждите меня здесь, — быстро бросила Гермиона и поспешила в детскую, чтобы не заставлять царицу подниматься по лестнице.
Руна по-прежнему крепко спала, сладко причмокивая во сне соской и забавно морща носик, так что ее совсем не хотелось трогать, но и на попятную Гермиона идти не собиралась. Да и малышка почти всегда спала довольно крепко, что и перенести ее с места на места можно было даже не разбудив.
Вот и сейчас Руна лишь сильнее поморщилась и попыталась захныкать, но легкие покачивания успокоили ее, снова усыпив.
Гостьи дожидались там же, где Гермиона их оставила. Фригга, видимо, заслышав шаги, все-таки поднялась и теперь стояла, лучезарно улыбаясь и не сводя с малышки взора.
— Можно? — царица протянула руки к Руне, спрашивая разрешения подержать ее, и Гермиона снова не смогла отказать.
Фригга аккуратно перехватила малышку и бережно, с непередаваемым трепетом прижала ее к себе. Гермиона могла поклясться, что видела в глазах царицы застывшие слезы. Лив, не удержавшись, тоже подошла ближе с легкой полуулыбкой.
— Она очень похожа на него, — дрогнувшим голосом прошептала Фригга. — Помню, как впервые взяла на руки Локи, он надрывно плакал всю дорогу из Ётунхейма, но, оказавшись у меня в руках, сразу успокоился. Одинокий и напуганный, брошенный всеми, он хотел лишь тепла и участия…
Что-то подсказывало Гермионе, что женщина говорила не только и не столько о прошлом.
— С твоего позволения я хотела бы одарить ее «Материнским благословением»…
Грейнджер читала об этом в библиотеке — заклятие, накладываемое в Асгарде матерью на собственное дитя. Оно сулило младенцу удачу, магическую и духовную подпитку, защищало от дурного глаза и злых помыслов. При всем желании у Гермионы не хватило бы на него сил.
Чтобы наложить «благословение», нужно было испытывать к ребенку искреннюю любовь, и такая забота Фригги трогала до глубины души.
Золотистая дымка соткалась на кончиках пальцев царицы, окутала Руну с макушки до пят, а после сосредоточилась у сложенных на груди маленьких ладошках и застыла на запястьях в виде витиеватых узоров, которые тут же исчезли, впитавшись под кожу.
— Для тебя у меня тоже есть подарок, — улыбнулась Фригга.
На этих словах Лив встрепенулась и достала из складок платья небольшую квадратную лакированную коробочку из темного, отливающего зеленью дерева.
Внутри оказался круглый, пару дюймов в диаметре кулон: в тонкий круг из белого золота было вплетено изображение мощного, раскидистого дерева с редкими вкраплениями изумрудов в виде листьев.
Иггдрасиль.
Кулон хотелось потрогать — настолько искусной выглядела работа, — и Гермиона, поджав губу, протянула руку. Совершенство…
— Надеюсь, он принесет тебе удачу и защитит в трудную минуту, — проговорила Фригга и тут же добавила, смерив Гермиону взглядом. — Могу поклясться, что на нем следящего заклинания нет.
Поневоле щеки Грейнджер покрылись румянцем — она на самом деле опасалась брать кулон, потому что не хотела, чтобы за ней следили, пусть даже это будет сама царица.
— Спасибо, — тихо произнесла Гермиона, сдавшись, и приняла у служанки протянутую коробочку.
Даже если заклинание и было, никто не заставлял ее носить кулон постоянно, к тому же было по-настоящему кощунственно носить такую красоту просто так, без надлежащего повода. Это там, в Асгарде, такие побрякушки считались скромными и были в порядке вещей (если не учитывать наложенные защитные чары), по праздникам там обычно одевали что-то более изысканное и нарядное, но для Земли это было чересчур.
— Нам пора, моя царица, — напомнила Лив, и Фригга, последний раз взглянув на мирно спящую в ее руках малышку, передала ту матери.
За это время вся улица потонула в полупрозрачном тумане, свет фонаря на крыльце отражался от застывших в воздухе капель, и силуэты соседних домов едва выделялись среди белой дымки.
— Береги себя, дорогая, — царица аккуратно приобняла Гермиону за плечи и поцеловала в лоб сначала ее, а потом и Руну. — Я постараюсь сообщить, если что-то изменится.
Как бы она хотела сейчас оказаться в Асгарде, быть рядом с Локи, но дочь была важнее, и Гермионе ничего не оставалось, кроме как ждать.
— Нам всем остается только ждать, — проговорила Фригга, будто прочтя ее мысли, и, сделав шаг, растворилась в тумане вслед за Лив.
А если там под сердцем лед,
То почему так больно жжет?
Не потому ли, что у льда
Сестра — кипящая вода?
Мельница — «Любовь во время зимы»
Гермиона, выдохнув, сделала глоток обжигающе горячего чая. Настроение было преотвратным и ухудшалось еще больше из-за противного, моросящего за окном дождя, и даже давно ожидаемый визит новой подруги Джейн Фостер не развеивал мрачного расположения духа просто потому, что настроение гостьи было немногим лучше.
— Ты видела вчерашние новости? — спросила Джейн, лишь бы как-то отвлечь их от далеко не радужных размышлений.
Гермиона и Джейн в первый раз созвонились на следующий день после того, как Грейнджер пришла в себя в Мунго. Фостер буквально распирало рассказать о битве с эльфами, она была взбудоражена и напугана и находилась в полном неведении относительно судьбы Тора.
Ее рассказ был более детальным и красочным, чем тот, что Гермиона услышала от Гарри, но, несмотря на это, воспринимался он легче, возможно, потому, что уже было известно, чего ожидать.
Джейн очень переживала за любимого, и это чувство сближало их. Девушки созванивались еще пару раз до того, как Гермиону выписали, а после появления Фригги Джейн приехала в гости, привезя с собой большого плюшевого розового единорога с серебристыми копытами и темно-красной гривой, и с тех пор заходила в гости каждые два-три дня.
Вдвоем было легче переносить ожидание, которое тянулось бесконечно долго. Царица больше не объявлялась, да и вестей от нее также не было, и Гермионе все с большим трудом удавалось оправдать ее в своих мыслях.
Оставалось надеяться, что Фригга молчала только потому, что находилась рядом с сыновьями и не отходила от них ни на шаг, и это было и хорошо, и плохо. С одной стороны, при мысли, что о Торе и Локи заботится родная мать, становилось спокойнее, с другой — не значило ли это, что им становится только хуже?
— Нет, Джейн, — протянула Гермиона, зевнув. Она опять не выспалась.
— Очередная бомба, представляешь? — Джейн явно нехотя взяла с тарелки тост, намазанный ореховым маслом, и, немного подумав, откусила, запив крепким кофе. — Эти террористы совсем распоясались, по мне, сейчас, когда на нас нападают разные инопланетяне, мы должны сплотиться и выступить единым фронтом, а не пытаться убить друг друга…
— Тебе бы выступать перед толпами,— несмотря на далеко не радужное настроение, Гермиона не сдержала слегка грустной улыбки.
Джейн была как никогда права. И пусть та террористическая группировка, «Десять колец», выступала в большей степени против диктатуры США и Англии это практически не касалось, здесь, на родине, у самой Гермионы была схожая проблема.
Тревор Пратчет.
Нет, она не собиралась портить себе настроение еще больше, в стотысячный раз размышляя об этом.
Ради дочери Гермиона вела тихий, полузатворнический образ жизни, слишком плохо сочетающийся с ее деятельной натурой. Но что не сделаешь ради ребенка!
Сама Руна неплохо отвлекала от тяжелых раздумий — теперь она не засыпала сразу же после того, как ее покормят, а бодрствовала порой до получаса, с интересом разглядывая окружающий ее мир не по-детски серьезным взглядом. Гермиона любила разговаривать с дочерью, рассказывая ей разные сказки, и магловские, и магические, и та внимательно слушала, тихо агукая в ответ.
Малышка казалась вполне спокойной и почти не проблемной, первые пару недель она лишь много спала и ела, правда, последнюю неделю периодически бралась капризничать, особенно ночью, отчего Гермиона плохо высыпалась. Однако у нее была возможность подремать днем, свернувшись клубком в стоящем в детской кресле-качалке.
Но вот сегодня подремать не вышло — заехала Джейн.
— Мне хватает разных семинаров и научных сборищ, — скривилась та и в пару глотков осушила чашку.
Она тоже, однозначно, была не в самом хорошем расположении духа, и, скорее всего, это длилось последнюю пару недель. Джейн, насколько знала Гермиона, не теряла надежды найти способ попасть в Асгард, ведь ей, по сути, терять было нечего, но, похоже, ей, как простой смертной, было не суждено отыскать ни одной червоточины.
В гостиной, где они сидели, воцарилось долгое, но вполне уютное для обеих молчание — за это время они не раз успели обсудить все темы, касающиеся Асгарда, Свартальфхейма и битвы в Лондоне, остальные же темы обсуждать не было никакого настроения.
Особенно террористов.
Вдруг Гермиона ощутила легкое давление на сигнальные чары вокруг дома — кто-то подошел к подъездной дорожке и направился прямо к крыльцу, — и она поднялась, чтобы открыть. Скорее всего это была мама — в середине рабочего дня отец должен был находиться в клинике, друзья-маги аппарировали в коридор, друзей-маглов, кроме Джейн, у нее не было, а соседи практически не обращали на ее дом внимания (спасибо защитным чарам!). Джин Грейнджер же могла случайно забыть ключи — такое тоже иногда бывало.
Хотя… сигнальные чары оповещали только о появлении постороннего, а мама была в списке «доверенных лиц», что могли свободно появляться в доме, и на них магия просто не срабатывала.
Выйдя в коридор, Гермиона на всякий случай достала палочку и бросила на нее мимолетный взгляд. Она еще не привыкла к своему новому инструменту — довольно короткая, десятидюймовая, из рябины и сердечной жилы дракона палочка удобно лежала в руке, но порядочно отличалась от предыдущей по ощущениям.
На пороге за дверью стоял… Рон Уизли.
— Здравствуй, Гермиона, — слегка смущенно улыбнулся он, взъерошив и без того достаточно растрепанные рыжие волосы.
— Рон? — удивилась Гермиона. — Что ты тут делаешь?
Пальцы сильнее сжали палочку.
— Я… эм… пришел поговорить? — пробормотал он не слишком уверенно, отчего фраза прозвучала как вопрос. — Могу я войти?
Поколебавшись несколько секунд, Гермиона отступила на шаг, а затем, подумав, кивнула и отвела его в кухню. Ей не хотелось, чтобы Джейн услышала этот разговор, а потому она, вдобавок, еще и навесила заглушающие чары.
Рон Уизли долгое время был ей по-настоящему дорог, и она впустила его лишь в память о прошлом, но не ждала от него ничего хорошего.
Оглядываясь по сторонам с легким интересом, Рон явно не спешил начать разговор.
— И о чем ты хочешь поговорить? — спросила Гермиона чуть более резко, чем, возможно, следовало бы, и скрестила руки на груди, при этом не выпуская палочку.
Самой Гермионе казалось, что все разговоры между ними давно не имеют смысла, им уже никогда не вернуть ту старую детскую дружбу. А все остальное было не нужно ей самой.
— О нас…
— Нет никаких «нас», Рон, — с нажимом сказала она, поражаясь, как можно быть настолько упрямым.
— Но… ты ведь родила, я в газетах читал и подумал, что…
— Если бы ты на самом деле подумал, Рон Уизли, то не стал бы приходить, — процедила Гермиона, не выдержав. — То, что я родила, — тебя никоим образом не касается!
— Но я, как отец… — начал Рон, но Гермиона практически сразу перебила его нервным смешком:
— Ты — отец? Быть может, тому ребенку, что родила твоя жена, ты и отец, хоть я и не была бы так уверена, но к моему ты не имеешь никакого отношения.
Рон начал быстро багроветь, покрываясь уродливыми красными пятнами.
— И вообще, кто сказал тебе такую чушь? — продолжила Гермиона, не обращая никакого внимания на реакцию собеседника. — Ты видел отца моего ребенка тогда, в Мунго. Не думала, что это будет для тебя настолько неочевидно. Правда, в школе тебе всегда тяжело давались причинно-следственные связи…
На мгновение Гермионе показалось, что из ушей Рона сейчас пойдет самый настоящий пар, потому что выглядел он как закипающий чайник, каким, по сути, и был.
Его присутствие, его наглость и твердолобость выводили ее из себя — младший Уизли всегда славился поистине ослиным упрямством, но сейчас оно выходило за все рамки здравого смысла.
— Одного в толк не возьму, — решила озвучить свой вопрос Гермиона, пока «чайник» не взорвался окончательно, — если ты нашел себе ту, что нарожает тебе целый выводок маленьких уизлят, то зачем тебе я? Почему ты ко мне так липнешь?
Выдохнув, Рон, похоже, немного успокоился, да и пятна на его лице стали на несколько тонов светлей.
— Потому что я люблю тебя… — проговорил он сдавленно, как будто ему не хватало в легких воздуха.
Это признание еще больше разозлило и без того заведенную Гермиону.
— О, нет, это не любовь, — почти что прошипела она, сделав к Рону шаг. — Если бы ты на самом деле любил меня — то не стал бы спать с другой.
— А если бы ты любила меня, то давно родила от меня, а не от первого встречного, который тебя тут же бросил!
Дверь за спиной Гермионы приоткрылась, и в проем сунулась Джейн.
— Там кто-то в дверь постучал… — сказала она и тут же нахмурилась. — У вас тут все в порядке?
— Да, — ответила Гермиона, обернувшись и изобразив на лице улыбку. — Открой, пожалуйста, это, должно быть, мама.
Сейчас-то точно больше некому — она не ощутила сигнала от чар. Фостер уже успела познакомиться со старшими Грейнджерами, так что ничего странного в этой просьбе не было. А Гермионе уже следовало выпроводить назойливого гостя вон.
Джейн кивнула и вышла, напоследок смерив обоих подозрительным, взволнованным взглядом.
Сам Рон не смотрел на Гермиону, он стоял в шаге от нее, отведя взор в сторону, и нервно сжимал и разжимал кулаки.
По сути, Рон мало изменился со школьных времен — он был таким же вспыльчивым, лживым и неверным, как и раньше, но почему-то тогда эти его черты не так сильно бросались в глаза. Или, может, сама Гермиона стремилась видеть в друге только лучшее, не обращая внимания на самые отвратительные его черты…
Эта горькая метаморфоза и удивляла, и расстраивала одновременно. Как можно было быть настолько слепой?
— Почему ты вдруг стал таким козлом, Рон? — спросила Гермиона прежде, чем успела это осознать.
А в голове билось одно лишь печальное: «не вдруг».
— А почему ты вдруг стала такой стервой, Гермиона? — попытался парировать он, но вышло жалко.
— Все, довольно, — выдохнула Гермиона. — Возвращайся домой, Рон. И забудь мой адрес, прошу.
— Я не уйду! — но Уизли, похоже, не хотел так просто отступать. — Я не уйду, пока ты не признаешься, что это мой ребенок!
Издав глухой рык, Гермиона топнула ногой и рявкнула:
— Я уже сто раз говорила, что мой ребенок не имеет к тебе никакого отношения! Она даже ни капли на тебя не похожа!
— Тогда почему ты ее никому не показываешь?
Претензия была в какой-то степени справедливой. За месяц, прошедший с родов, Гермиона ни разу не общалась с прессой и, тем более, не показывала им Руну. Фригга заверила ее, что асы не навредят малышке, но вот Отдел Тайн и Министерство не спешили заверять ее в чем-то подобном, а лишь поставили условие, чтобы она вела себя «хорошо».
— Или, может, боишься, что вскроются твои шашни с бывшим министром? — продолжил Рон, не дождавшись ответа. — Признайся, сама наверняка не первый год изменяла мне с Кингсли!
Подобное предположение заставило Гермиону подавиться воздухом на вдохе. Она даже успела открыть рот, чтобы ответить, но тут же захлопнула его. Попытки доказать что-либо Рону в такой ситуации ни к чему бы не привели, да и не стоило оно того.
— Думай что хочешь, — махнула Гермиона рукой. — На самом деле неважно, кто отец этого ребенка: ты, Кингсли, да хоть бродяга из Лютного! Это моя дочь, и я сама ее воспитаю, без чьего-либо вмешательства!
— Но я хочу знать! Хочу видеть своего ребенка!
Он чуть шагнул вперед, сокращая расстояние между ними, и Гермиона невольно отшатнулась.
— А я не хочу, чтобы ты к нам приближался! — воскликнула она из последних сил. Она уже была готова вышвырнуть настырного гостя вон при помощи магии.
— Почему?
Мордред!
— Да потому что не хочу, чтобы ты пугал мою дочь своей наглой рожей, Рон Уизли!
Выкрикнув это, Гермиона стала поднимать палочку, одновременно начав плести вязь заклинания, но не успела — тяжелая мужская ладонь наотмашь хлестнула ее по правой щеке, отчего она, не удержавшись на ногах, рухнула влево.
В ту же секунду кто-то стремительной темной тенью пронесся от двери (Гермиона даже не заметила, как та открылась) прямо к Рону и без серьезных усилий швырнул его на пол.
В голове гудело, и поэтому она не смогла сразу осознать, что все-таки произошло. Гермиона подняла взгляд, прижимая к горящей огнем щеке руку, и замерла.
Возможно, из-за падения она успела заработать себе сотрясение или, что еще хуже, ударилась головой так, что… умерла?
Потому что как-то по-другому объяснить то, что Локи сейчас был на ее кухне и безжалостно душил ее бывшего друга, Гермиона не могла.
— Остынь, брат! — следом на пороге кухни возник Тор. — Негоже тебе нападать на смертных. Отец не обрадуется тому, что ты…
— Он посмел ударить Гермиону, — процедил Локи.
Его взгляд был полон ненависти и хлещущего через край презрения, он сидел на одном колене над стремительно синеющим Роном и явно не собирался убирать руку с его шеи.
— Что?! — взревел Тор и сделал решительный шаг вперед, видимо, с целью присоединиться к экзекуции.
Но, на счастье младшего Уизли, на плечах Громовержца повисла Джейн, Гермиона же, отмерев, кинулась к Локи.
— Перестань! — крикнула она, вцепившись в его плечо. — Перестань, прошу! Он этого не стоит!
Помедлив секунду, Локи разжал ладонь и поднялся на ноги, отряхнув руки, будто они были выпачканы в грязи или в чем-то похуже. В его глазах застыла высокомерная брезгливость, присущая многим представителям аристократии.
Тор, аккуратно отцепив от себя Джейн, подошел к еле глотающему воздух Рону и, схватив его за ворот куртки, без всяких разговоров выволок из кухни в коридор, Фостер торопливо последовала за ним, чтобы проконтролировать. Сквозь полуприкрытую дверь послышался лишь слегка приглушенный голос Громовержца:
— Поднимать руку на леди может только самый отъявленный мерзавец, которому не место в этом доме! — рявкнул он, и через секунду входная дверь с громким стуком захлопнулась.
Собравшись с духом, Гермиона перевела взгляд на Локи. В голове роились тысячи мыслей: как они оказались здесь, что происходит и что все это может значить? Но на первый план пока выходил Локи и его неприкрытая злость.
Однако ожидания не соотносились с реальностью — Локи, вместо того чтобы разразиться гневной или язвительной тирадой, стоял, оперевшись ладонями о столешницу, и тяжело дышал.
— Локи? — Гермиона аккуратно придержала его за локоть и помогла сесть на стул.
Сейчас, когда эмоции более-менее улеглись, она смогла его основательно разглядеть. Непривычно худой, с осунувшимся, смертельно бледным лицом и чуть подрагивающими руками, он казался слабым и слишком уязвимым. Что он делал здесь, когда должен был либо долечиваться в лазарете, либо оказаться в темнице, да и в любом случае быть в Асгарде?
Вопрос почти сорвался с языка, но вдруг Локи поднял ладонь и провел пальцами по ее правой щеке, и ту сразу закололо. Наверняка там сейчас был след от руки Рона, но Локи не стал его лечить, лишь с мрачной задумчивостью убрал выбившийся из прически локон Гермионе за ухо.
Сердце, до этого в безумном стаккато выводящее свой ритм, казалось, замерло, а дыхание перехватило. Он вновь гипнотизировал ее одним лишь взглядом, как удав, подкравшийся к жертве, что и без этого не собиралась вырываться.
Дверь снова открылась, и на кухню вошел Тор, прижимающий к себе за плечи Джейн. Очарование момента разрушилось, и Гермиона смущенно отступила на шаг, не зная, куда смотреть. Она чувствовала себя застигнутой врасплох во всем: и в том, что друзья и Локи видели ее невольное унижение (Мордред, она разобралась бы и сама, и, возможно, ее собственная месть была бы для Рона более жестокой, но теперь в этом не было совершенно никакого смысла!); и в том, что Локи не выглядел самим собой, — в глубине его взора читались опустошенность и растерянность, он будто потерял что-то очень для себя важное и теперь не знал, где это искать; и в том, что Тор и Джейн застали их за чем-то, что не предназначалось для их глаз, — в конце концов, она не хотела выставлять напоказ собственные чувства и реакции на присутствие любимого человека.
— Может, чаю? — предложила Гермиона скованно, когда Тор и Джейн уселись за стол с другой стороны от Локи. Было что-то болезненное в том, что они не размыкали ладоней и сидели вполоборота друг к другу, словно не могли надышаться одним воздухом.
— Кофе, — Локи, с самого возвращения брата делавший вид, что его безумно интересует узор на столешнице, поднял на Гермиону взгляд и одарил ее едва заметной полуулыбкой.
Мордред! Это было именно то выражение лица, по которому она успела соскучиться за время их пребывания в Асгарде…
Не став дожидаться заказов от остальных, Гермиона отвернулась к плите — ей было необходимо срочно спрятать наполнившиеся слезами глаза и подрагивающую нижнюю губу.
— Я бы выпил хорошего эля, — воскликнул Тор воодушевленно, будто был на каком-то пиру, за что практически сразу же получил локтем в бок от Джейн. — Но не откажусь и от чая.
— И я буду чай, — добавила Фостер с улыбкой в голосе.
Гермиона при помощи магии разогрела воду в чайнике и собралась варить кофе, но руки дрожали, и звяканье посуды разносилось по кухне чаще, чем нужно.
— Я помогу, — жизнерадостно сказала Джейн и подошла к Гермионе, не дожидаясь, пока та займется чаем.
Ладонь подруги успокаивающе легла на плечо, и Гермиона, наконец, смогла спокойно выдохнуть. Как ни странно, Джейн была собраннее и спокойнее, чем она сама, но, с другой стороны, это было и неудивительно: она ожидала выздоровления Тора и его появления, и это произошло; Гермиона же даже не надеялась увидеть Локи снова, и его такое неожиданное возникновение на ее кухне выбило ее из колеи.
«Довольно!» — рявкнула Гермиона самой себе.
Она смогла, хоть и с трудом, взять себя в руки, худо-бедно доварила кофе и перелила его в чашку — ту самую, которую облюбовал себе Локи в свое прошлое здесь пребывание.
Сама Гермиона не могла себя заставить ни попить, ни поесть — нервная дрожь все еще слегка потряхивала ее, делая тело непослушным и ватным.
Когда все расположились за столом, в кухне воцарилось напряженное молчание. Гермиона теперь могла спокойно, без мандража, рассмотреть мужчин, и вначале это проще было сделать с Тором.
Если бы Громовержец прошел сейчас мимо нее на улице, она могла бы его и не узнать (если не обращать внимания на массивную фигуру): Тор так же похудел, хоть и не так сильно, как брат, он по-прежнему казался могучим и сильным, но его длинные, ниже плеч, светлые волосы сгорели в Эфире, и сейчас вместо них был лишь короткий ежик. На нем была земная одежда: светлые джинсы, бордовая клетчатая рубашка, накинутая поверх светлой майки, и кожаная светло-коричневая куртка, которую он сейчас повесил на спинку стула. Но отвлекало не только это — снизу, из ворота рубашки, вверх шел уродливый след от ожога, заползающий на шею и обводящий лицо справа по контуру чуть ли не до самого виска.
Заметив долгий взгляд Гермионы, Тор ни на секунду не смутился.
— Ничего, заживет! — отмахнулся он и бросил беглый, чуть обеспокоенный взгляд на Джейн, что показывало, что ему совсем не все равно. — Если бы не моя регенерация, я бы весь был в уродливых шрамах…
При этих словах Локи едва заметно дернулся, но когда Гермиона бросила на него взгляд, он был по-прежнему невозмутим.
Джейн, похоже, совершенно не волновали увечья возлюбленного, что делало ей определенную честь. Но, возможно, дело было еще и в том, что, скорее всего, Тор через несколько месяцев будет выглядеть как прежде. Ну, может, где-то и останутся шрамы, но они не будут такими уж пугающими.
Могла бы сама Гермиона похвастаться таким же хладнокровием? Очевидно, да, потому что ее не волновало то, как выглядит Локи. Он мог вернуться тем синекожим монстром, в которого обратился после ритуала, и она все равно была бы счастлива его видеть.
Но все же хорошо, что Локи выглядел почти самим собой. Правда, одет он был лишь в легкую зеленую рубашку и брюки — то, что осталось от асгардского наряда, — но поверх этого был наброшен темно-зеленый плащ с меховой опушкой, который теперь также висел на стуле. Привычных полувоенных одежд, которые Локи носил даже в темнице, сейчас на нем не было, но это тоже было неплохо — он бы смотрелся в них здесь чужеродно.
— Что вообще происходит? — первой не выдержала Джейн. — Как вы тут оказались?
— Что, не рада нас видеть? — Локи насмешливо изогнул бровь, и сердце Гермионы предательски пропустило удар.
— Рада, что вы! — воскликнула Джейн и с улыбкой посмотрела на Тора. Если быть точным, она практически не сводила с него глаз, чему Гермиона слегка завидовала. Она почему-то не могла поднять взора. — Но мы не очень понимаем, как вы тут очутились.
— Представь себе, прошли по Радужному мосту, — Локи вальяжно откинулся на стуле все с той же усмешкой. — Удивительно, не правда ли?
— Довольно, Локи, — мягко остановил его Тор. — Я думаю, они на самом деле должны все знать.
Локи закатил глаза и картинно выдохнул, но — все же — начал свой рассказ…
* * *
Каждый новый вдох давался ему все с большим трудом. Казалось, что вот-вот тело откажет и он отправится куда-нибудь в Хельхейм — вряд ли за свою жизнь он заслужил иную участь, несмотря на то, что умер в бою за «правое дело».
Но кто бы ему еще дал умереть! Эта настырная смертная девчонка вцепилась в него мертвой хваткой, то и дело отыгрывая его жизнь у смерти. Все это Локи слышал, будто сквозь толщу воды, периодически проваливаясь в полное небытие.
Пару раз он возвращался, когда какие-то смертные старались при помощи своей слабенькой магии залечить его рану, но у них, кто бы сомневался, выходило из рук вон плохо. А потом его предали, передали Всеотцу…
Наверно, в тот момент Локи предпочел бы умереть, но не возвращаться в Асгард под надзором Одина, только его мнения совершенно никто не спрашивал.
Зато слышать тихий, ласковый голос матери было и радостно, и больно одновременно. Он не хотел доставлять ей столько страданий...
Инга вместе со своими помощницами взялась за лечение, и им это удавалось не в пример лучше. Правда, время все равно было утеряно, и Локи чаще и чаще утопал в вязком, холодном дурмане.
Возможно, его желание умереть таки сбудется? Только Фриггу было жалко.
Ну и, возможно, Мышку. Она осталась там, на своей ничтожной планетке, и, похоже, вот-вот готовилась произвести на свет дитя. Откуда-то из самых глубин пришло сожаление, что он никогда не увидит своего ребенка, и Локи удивился этому иррациональному, глупому чувству. Когда он успел стать настолько сентиментальным?
Локи выныривал из своего дурмана, когда мать приходила к нему, но не мог управлять своим телом — он будто был лишь сторонним наблюдателем, которому остался подвластен один только слух, но и тот частенько подводил, отключаясь в самые интересные моменты.
Он, например, так до конца и не понял, чем же закончилась схватка с Малекитом, — Тор, похоже, очень сильно пострадал и теперь сам был на грани, борясь за свою жизнь.
Дышать становилось все легче, сознание возвращалось в тело все чаще, и Локи порой даже мог пошевелить каким-нибудь пальцем, правда, после этого практически сразу снова проваливался обратно от разрывающей грудную клетку боли.
— Свобода в этом случае неприемлема! — однажды вырвал его из небытия голос Одина.
— Я не прошу свободы! — обращалась к супругу Фригга. — Я прошу шанса на искупление. Все еще можно исправить. Темница убьет его, ты же знаешь!..
— Твое сердце слишком мягко, ты сама не ведаешь, чего просишь! Я…
Голоса удалялись, пока совсем не исчезли, и Локи искренне жалел, что не мог пойти за ними, чтобы услышать и понять, о чем идет речь…
Повинуясь этому своему желанию, он вынырнул в реальность совершенно внезапно, просто открыв глаза.
Локи лежал в лазарете, в отдельной палате, и в этом не было ничего удивительного, но вокруг кровати был установлен все тот же золотистый барьер, что окружал его камеру в темницах, при помощи специальных штырей-артефактов, закрепленных на полу и потолке.
В погруженной в полумрак комнате кроме него никого не было, и Локи позволил себе обратно прикрыть глаза, даже такое слабое освещение казалось болезненным и давило. Его даже не испугало то, что он практически сразу вновь «утонул».
Но с того момента он стал приходить в себя все чаще и на все более долгое время. Боль в груди уже не так сильно давала о себе знать, и Локи мог ненадолго присаживаться, чтобы размять одеревеневшие руки.
Фригга старалась скрашивать выздоровление сына, идущее слишком медленными темпами из-за эльфийского яда, но помогало мало, потому что она не могла тратить на сыновей слишком много времени. Пока Один занимался внешней политикой и пытался разобраться во всем том беспорядке, что возник во время Схождения, царица, сама едва оправившаяся от ранения, управляла Асгардом.
Она могла вырваться только поздно вечером, на час или два, но Локи был рад и этому. Мать рассказывала о Мышке, родившейся дочери — о том, что сама знала, — и он не находил в себе сил сделать вид, что его это все нисколько не интересует.
С одной стороны, что такого? На свет появилось дитя, в котором по нелепому стечению обстоятельств течет его, Локи, кровь… но что это меняло?
Тем не менее рождение Руны (Боги, какое нелепое имя!) не давало ему покоя, привносило в душу сумятицу. Но что больше раздражало, так это сама Мышка. Она то и дело возникала в его мыслях, и ее с трудом удавалось оттуда прогнать. Одно дело, когда Гермиона была в опасности, но сейчас она спокойно жила в своем доме, Фригга обеспечила ей защиту и убедила Одина не трогать ее ребенка, вот только Локи не переставал думать о ней.
Неужто… скучал? Бред!
Почти две недели после своего первого пробуждения Локи восстанавливался, возвращаясь в норму. Хотя какая там норма! Это Чудовище едва не пробило ему магическое ядро, еще чуть-чуть — и Локи мог бы умереть, потому что такое повреждение для любого бессмертного, черпающего жизненные силы от магии, могло стать фатальным.
Кроме того, рана на ноге заживала из рук вон плохо, отчего Локи не мог нормально ходить. Оттого еще ужаснее воспринималась «забота» помощниц Инги, вынужденная и совершенно формальная.
Правда, одна даже осмеливалась ему улыбаться, чего Локи совершенно не понимал, пока не разглядел в этой улыбке знакомые черты.
— И чего же ты хочешь, Фрейя? — спросил он грубо, перехватив тонкую руку, когда девушка потянулась, чтобы сменить повязку у него на груди.
— Долго же до тебя доходило… — хмыкнула Фрейя и, вернув свой настоящий облик, опустилась на краешек кровати, накрыв удерживающую ее руку своей.
Скривившись от омерзения, Локи разжал пальцы и максимально отодвинулся от принцессы.
— Не имею привычки обращать внимания на прислугу… — процедил он презрительно.
— И зря, — хмыкнула она с застывшей, кажущейся ненатуральной усмешкой. — В этом — твоя главная ошибка, которая рано или поздно дорого тебе обойдется…
Плюнув на ее философские размышления, Локи попытался понять, как и зачем Фрейя затеяла весь этот маскарад. И если вопрос «как?» отпадал сам собой, потому что разглядеть браслет-пропуск на ее запястье не смог бы только слепой, то второй вопрос беспокоил все-таки немного больше.
— И зачем ты здесь ошиваешься? — не выдержал Локи. — Заделалась сестрой милосердия? Нравится выносить чужое дерьмо?
Он был нарочито резок, и от последнего вопроса Фрейя поморщилась.
— Фи, как грубо! — скуксилась она. — Быть может, я готова выхаживать только тебя, ты об этом не подумал?
В неискренности ее слов он был уверен так же железно, как и в том, что его приемную мать зовут Фриггой.
— Неужто тебе не чужды глупые сантименты? — усмехнулся он, в то же время не скрывая презрения. — Не замечал за тобой подобной блажи…
Она подалась вперед, жеманно выпятив плечо, и растянула губы в ехидной улыбке.
— А я не могла подумать, что ты станешь слишком сентиментальным… Бросился спасать никчемную смертную девку, прикрыл ее собой, едва не пожертвовав жизнью. Тебе самому не противно от себя? Ты так размяк.
Слова, брошенные нарочито беспечным, насмешливым тоном, глубоко вонзались Локи в душу — эта проклятая язва знала, куда нужно жалить. Но он собрал все свои силы, и лицо его не дрогнуло.
— Что и как я делаю — тебя никоим образом не касается, — отчеканил он холодно. — Убирайся, не заставляй меня применять магию…
Фрейя хихикнула, нисколько не испугавшись.
— Будем считать, что я впечатлилась… Но, по правде, не слишком уж ты грозен — лишь загнанный, раненый зверек, который может только кусаться да плеваться ядом…
Этого Локи уже не смог вытерпеть.
— Что тебе от меня нужно? — рявкнул он, сорвавшись. Грудь тут же прострелило болью, и он чудом удержался от того, чтобы позорно закашляться. — Мне осточертели твои непонятные игры!
Но она даже не вздрогнула.
— Мне от тебя? — округлила она глаза. — Ничего. Но вот я могу быть тебе полезной…
— И в чем же? — выплюнул Локи раздраженно. Не то чтобы ему было особо интересно, что она задумала, но все-таки.
Отстранившись, Фрейя смерила его долгим взглядом и только потом заговорила, и сейчас в ее жестах и мимике не было прежней жеманности — принцесса была предельно серьезна.
— Ты наверняка слышал, что Один предложил моему отцу занять трон Ванахейма, возродить династию в обмен на наведение там порядка и вассальную клятву. Ньёрд согласился, но я считаю это все глупостью — мы не нужны там, для них мы — пережиток прошлого. Я же хочу уйти, найти мирок, где стану настоящей богиней, царицей, что будут почитать и превозносить. Я предлагаю тебе пойти со мной — будь моим царем.
Она протянула ему еще один браслет-пропуск (и где она их только достала?), и Локи дернулся вперед, постаравшись этот самый браслет отобрать — но не тут-то было. Никогда не стоило забывать, что Фрейя была когда-то валькирией, и некоторое время даже возглавляла войско дев-воительниц, а это значило, что она была сильна, ловка и искусна, да и сам Локи был не в самой лучшей своей форме.
— Не-е-ет… — слащаво протянула — почти что пропела — Фрейя. — Так будет совсем уж нечестно. Сначала пообещай, поклянись, что останешься верен мне, будешь помогать и поддерживать во всем.
Замерев, Локи почти полминуты не сводил с собеседницы взора.
— Ну же, смелей, — не выдержала она, сочтя молчание за сомнение. Браслет повис у нее на пальце, и Фрейя раскрутила его, как обруч. — Я дарую тебе свободу, и мы вместе займем положенное нам место!
— Уж лучше я буду вечность гнить в темницах Асгарда, чем хоть мгновение проведу под твоим каблуком, — прошипел ей Локи в ответ и тут же рявкнул: — Убирайся! Пошла вон!
Фрейя все-таки вздрогнула, и лицо ее подернулось, маска ласковой улыбки трещала по швам, позволяя узреть истинные чувства — злость и почти природную ярость.
— Как бы тебе не пришлось пожалеть о своем решении… — многозначительно бросила она, справившись с собой, и, развернувшись, вышла за пределы ограждающих чар.
Такое поведение Фрейи не укладывалось в голове — сложно было поверить, что холодная, алчная, жестокая стерва могла испытывать хоть какие-то чувства, так что ее привязанность к Локи не поддавалась осмыслению.
Но он и не собирался слишком долго о ней размышлять — в конечном итоге, какое ему дело до этой ведьмы, когда сам он будет прозябать в темнице?
Лечение непривычно затягивалось, но на самом деле Локи было совершенно все равно, сколько оно продлится. Он не был сейчас свободен, чтобы бояться очередного заточения, и потому относился к нему как к неизбежности, чему-то, что он не мог изменить.
Сейчас Локи был слишком слаб, чтобы даже пытаться сбежать, и ни для кого вокруг это, по сути, не было секретом. По-другому сложно было объяснить, что кроме окружающего его кровать периметра больше не было особых мер предосторожности. Правда, Локи подозревал, что снаружи палаты его охраняют, но вот лекари и помощники лекарей могли заходить даже поодиночке.
Магия слушалась со скрипом, и это раздражало, наверно, больше всего. Он даже легкую иллюзию не мог наложить, чтобы не выглядеть ожившим трупом (Фригга нехотя давала ему взглянуть на свое отражение в карманном зеркальце), что уж говорить про более сложные чары. Но, несмотря на это, Локи не собирался сдаваться. Чародейство было тем, чем он жил многие столетия, и вот так просто опускать руки было не в его привычке.
Ближе к концу месяца дела пошли на лад, но полностью восстановиться и тем самым позволить ему сбежать, Локи так и не дали.
Один не собирался более ждать. Младшего принца вновь повели на суд, как и несколько месяцев назад, только если тогда он ощущал гнев, тщательно скрываемый за привычной насмешливой маской, то сейчас не было ничего. Да, Локи нарядили в его обычные доспехи (которые мешком висели на исхудавшем теле и только благодаря легкой иллюзии не выглядели убого), он по-прежнему казался надменным и высокомерно насмешливым, но даже по походке было видно, что что-то не так (он все еще прихрамывал на левую ногу, а грудь сдавливало невидимыми тисками).
Звякая осточертевшими цепями, Локи подошел к трону на дозволенное расстояние. В этот раз ни Фригга, ни Тор не прятались в тени за колоннами, они стояли на нижних ступеньках у трона, ровно посередине между Одином и Локи.
За спиной продолжали звучать шепотки — значит, в этот раз представление не обойдется без зрителей…
Получив от матери полный ласки и поддержки взгляд, Локи тут же перевел взор на брата — вот уж кто переменился практически до неузнаваемости. Громовержец был в своих любимых доспехах (точнее, новых, но старого образца — на Торе долго не жила никакая амуниция) и красном, как у отца, плаще, но только волосы, которыми брат так гордился, все сгорели, шея и часть лица представляли собой сплошной бордовый шрам.
Промелькнула ехидная мысль, что красавец Тор больше никакой не красавец, вот только вряд ли это все было навсегда, волосы отрастут обратно, кожа нарастет.
— Не думал, что ты так скоро соскучишься по мне, отец, — усмехнулся Локи, когда молчание затянулось.
— Будь моя воля, ты бы без промедления отправился обратно в темницу, — отчеканил Один. На нем вся эта ситуация с темными эльфами нисколько не сказалась. — Но меня упросили пересмотреть твое дело в связи с некоторыми открывшимися обстоятельствами…
Нетрудно догадаться, кем были эти неизвестные благодетели. Ладно Фригга, но Тор? Неужто оказался настолько впечатлительным? Оценил его широкий, глупый жест с самопожертвованием?
— Твой побег из темницы заслуживает отдельного наказания, — произнес Один, и Локи удивленно изогнул бровь.
Вряд ли Всеотец говорил серьезно, в конце концов, ему ли не знать, что в побеге был замешан его собственный сын, и если судить за это преступление, то судить обоих. Но тот, тем не менее, стоял на подступах к царскому трону, как и положено наследнику, и спускаться в темницы не торопился.
— Но его цель сполна искупает это прегрешение. Меня убедили, что твой вклад в победу над Малекитом и его воинством неоценим, своими доблестными поступками ты помог защитить миллиарды жизней от истребления. Все Девять миров чтут и тебя, и Тора, как героев…
Локи не обманывался лживыми формулировками, потому что слышал такое не раз. «Мои сыновья — доблестные воины» в народе звучало как «Тор с друзьями блестяще справился со своей задачей». И ни слова о Локи. Никогда.
— …и потому я не могу просто так заточить тебя в камере.
На слух во фразе просилось огромное «но».
— Но и отпустить, забыв обо всех твоих прегрешениях, — тоже.
Всеотец замолчал, будто раздумывая над стоящей перед ним дилеммой, хотя наверняка они все давно уже решили. Это — лишь представление, разыгрываемое для толпы зрителей…
Наверняка ему сейчас смягчат приговор, сократят срок до тысячи лет или даже запрут не в темнице, а в собственных комнатах…
Оттого и такое большое количество придворных: как казнить приемного сына, вынося ему едва ли не смертный приговор, так практически один на один, а как миловать — так при всем дворе. Лицемерие чистой воды.
— Локи, сын Лафея! — зычный, громогласный голос Одина разнесся по всему залу, вызывая дрожь даже в Локи. — Твои высокомерие, алчность и беспринципность поставили под угрозу существование целого мирного царства, чьих жителей ты когда-то давно поклялся защищать, как принц Асгарда.
Язвительный комментарий так и просился с языка, но Локи, увидев предостерегающий взгляд матери, промолчал. Ах да! Как же он мог не догадаться! Очередная игра на публику!
Забавно было смотреть, как скривился Тор. По оговоркам и недовольному бурчанию брата Локи успел понять, что Всеотец отзывался о смертных, и о Фостер в частности, далеко не в самом лестном ключе. Но он же всемогущий, справедливый царь, куда там!
— Никто не даст гарантий того, что, если я отпущу тебя, ты не попытаешься снова захватить власть. Магия повела тебя неверным путем, отравила твои разум и душу. Посему я лишаю тебя твоей силы!
Локи обуял настоящий ужас — он знал, что за этим последует. Не далее как несколько лет назад он слышал те же самые слова, обращенные к Громовержцу. Сбывался его самый страшный кошмар — слабый, уязвимый, без капли магии, запертый в чужом мире… Локи чувствовал лишь отвращение к подобной перспективе.
Золотое древко копья со звоном ударилось об пол, и Локи почувствовал, как чужеродная магия вгрызается ему в самое нутро, присасывается к и без того ослабленному, не до конца восстановившемуся магическому ядру, высасывая оттуда силу.
— Именем моего отца, отца моего отца я, Один-Всеотец, изгоняю тебя!
Плетения доспеха под сильным воздействием распускались, вскоре от камзола ничего не осталось, и Локи оказался перед всеми в одной лишь зеленой рубахе с длинным рукавом и кожаных штанах. Ноги поневоле подкосились, и он рухнул на колени; все тело охватила неимоверная слабость — без поддерживающей его магии оно казалось неподъемным.
— Увести его, — закончил Один холодно, когда поток силы иссяк.
Локи подхватили под руки и дали возможность подняться. Он должен был пройти путь до Радужного моста сам, своими ногами, но те практически не слушались, будто чужие.
Чтобы преодолеть расстояние до Радужных врат, ему потребовалось намного больше времени, чем обычно. Локи шел, практически не разбирая дороги и не слыша ничего из-за шума крови в ушах. На периферии сознания он понимал, что за его шествием наблюдают тысячи людей — весь город высыпал на улицы, чтобы увидеть его унижение, но сейчас ему уже было все равно.
Очнулся Локи только тогда, когда они вступили под своды Врат.
— Брат! — окликнул Тор, коснувшись его плеча.
Оказывается, все это время Громовержец шел рядом, вот только вместо радости это осознание приносило лишь ярость. Могучий, всесильный, справедливый и добрый Тор!
— Я пойду с тобой, Локи, — улыбнулся Тор, сжав его плечо крепче. От такой нагрузки спина заныла, а в груди разгорелся самый настоящий пожар. — Налажу отношения с Мидгардом, помогу тебе освоиться…
— Ни в няньках, ни в надсмотрщиках не нуждаюсь, — озлобленно выплюнул Локи, сбрасывая с себя руку брата.
Тот хотел было возмутиться, но в залу в этот момент вошел Хаймдалл с огромным мечом-ключом за спиной и Фригга в сопровождении четырех стражников, которые, убедившись, что царице не грозит здесь никакая опасность, вышли обратно.
— Локи, — мать подскочила к нему и приобняла за плечи, и Локи едва удалось удержать себя от того, чтобы отстраниться, — все же она этого не заслужила. На ее лице царила радостная улыбка, от которой становилось еще гаже, но она сменилась настороженным, слегка грустным выражением. — Я буду приходить к вам…
Не стоило гадать, кто был инициатором подобного решения Одина. Для Фригги, больше всего ценящей семью и родственные узы, было главным, чтобы Локи мог находиться рядом со своим ребенком. Только спросили ли его, хотел ли он этого?
Сделав несколько глубоких вдохов, он взял эмоции под контроль и постарался убедить себя, что все могло бы быть намного хуже. Ему же ни слова не сказали о том, где он на самом деле будет находиться…
— Пора, моя царица, — произнес Хаймдалл и посмотрел своим пронизывающим взглядом прямо на Локи. — Я буду следить за тобой, — предупредил он. — Всегда будь там, где тебе должно, и помни, что еще одного шанса на искупление не будет!
Шанса на искупление… Какое здесь вообще может быть искупление?
— Береги себя, — прошептала Фригга едва слышно и накинула на его плечи теплый, подбитый мехом плащ. Да, Локи помнил, что в Лондоне в это время было довольно холодно... — Пусть сохранят норны нить твоей жизни…
Она обхватила ладонями его лицо и притянула к себе. Теплые губы коснулись его холодного, покрытого испариной лба, и Локи зажмурился. Нет, очевидно, что боль в груди и сильная слабость вконец его доконали — вот уже и глаза слезиться стали…
— Прощай, мама, — ответил Локи таким же шепотом. Он искренне сомневался, что царице Асгарда позволят постоянно спускаться в чуждый ей мир. Скорее всего, Один запретит супруге навещать опального приемного сына, так что они наверняка видятся последний раз…
Радужный мост замерцал разноцветными всполохами, и к Локи подошел Тор. Он снял с брата более не нужные кандалы и, поддержав его под руку, повел к воронке, но в последний момент Локи успел выдернуть руку из цепкого захвата. Довольно было того, что он сам чувствовал себя ничтожеством…
Их обоих вынесло на пустыре в нескольких кварталах от дома Мышки. У Локи была отличная память, и это место он помнил еще тогда, когда искал девчонку по следу ётунской магии.
— Пойдем, — непривычно мягко произнес Громовержец, и Локи не стал в этот раз упрямиться и показывать свой гонор, начав послушно передвигать ноги вслед за братом.
Ужас и злость постепенно проходили, и собственная смертность начинала казаться неотвратимой безысходностью. К Суртуру все! В конце концов, Локи уважал себя в том числе за то, что умел подстраиваться и находить выход из самых сложных ситуаций. Рано его списали со счетов!
Ободрившись этой мыслью, Локи немного воспрял духом, зашагав чуточку бодрее. Медленно, со скрипом, оставшиеся гнев и недовольство прятались под привычную маску.
Защитное заклинание на доме отчего-то воспринималось совсем не так, как прежде, и Локи не мог понять, дело в том, что он потерял магию, или в том, что сама девчонка что-то изменила в охранных чарах.
Тор уверенно, не медля, прошел к крыльцу, поднялся по ступеням и постучал. Локи последовал за ним, но ему понадобилось время, чтобы преодолеть несколько выросших перед ним ступеней. Пока он поднимался, дверь открылась, и Локи замер, как и его сердце, но это оказалась лишь Фостер. Неужто они настолько сдружились в плену, что теперь постоянно захаживают друг к другу в гости?
— Тор? — выдохнула девушка пораженно и практически сразу бросилась ему в объятия. — Как вы здесь оказались? Как… Как ты?
Вопрос оказался логичным — вряд ли она была рада увидеть Тора, изуродованного шрамами. И пусть это было ненадолго, Локи с удовольствием бы посмотрел, как возлюбленная отворачивается от брата из-за его уродства. Это было бы забавно.
Внезапное осознание прошило его током: девушки не знали об их появлении! Один сослал Локи в Мидгард к Мышке, даже не удосужившись спросить у той, нужно ли ей это.
Нужен ли он ей вот таким? Слабым, никчемным смертным.
— Локи? — ахнула Джейн, похоже, только сейчас его заметив. — Ты тоже здесь?
— Нет, — Локи привычно натянул на губы улыбку. — Я умер, и теперь мой озлобленный дух будет целую вечность преследовать Тора и издеваться над ним.
— Охотно верю, — усмехнулась она. — Выглядишь как оживший труп.
Он не счел нужным отвечать на эту подначку.
— Где она? — спросил Локи, перестав улыбаться.
Отсутствие Мышки напрягало.
— Гермиона?.. — как-то неуверенно протянула Джейн, обернувшись в сторону дома, вглубь коридора.
Устав ждать внятного ответа, Локи переступил порог и медленно, слишком медленно из-за больной ноги поплелся по коридору. Приглушенные голоса доносились с кухни сквозь приоткрытую дверь, Мышка явно говорила с каким-то мужчиной, причем разговор очень быстро перешел на повышенный тон:
— А я не хочу, чтобы ты к нам приближался! — крикнула Гермиона, и голос ее дрожал от плохо скрываемых эмоций. Она злилась, точнее, была практически в бешенстве, но ее собеседник, похоже, практически этого не замечал.
— Почему? — раздался возмущенный и какой-то по-детски обиженный мужской голос с неприятными гнусавыми нотами.
— Да потому что не хочу, чтобы ты пугал мою дочь своей наглой рожей, Рон Уизли!
Локи вспомнил это имя — тот рыжий недотепа, который изменил Мышке в тот день, когда асгардец ее впервые увидел.
Он дошел до двери, тихо, почти неслышно толкнул ее и смог отчетливо увидеть, как гость наотмашь ударил Гермиону по лицу настолько сильно, что она не удержалась на ногах и завалилась на пол.
Быстрее, чем успел подумать, Локи рванул вперед, наплевав и на боль в ноге, и на сбившееся дыхание, и опрокинул противника на пол, схватив его рукой за горло. По венам растекалась холодная ярость, придающая сил, и Локи жалел лишь об одном — что он не мог просто сломать жалкому ничтожеству шею, и приходилось лишь медленно душить.
Странно, что Мышка не собиралась его останавливать — он успел кинуть на нее беглый взгляд, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке. Скорее всего, дело было в том, что она еще не пришла в себя от шока.
Зато слишком уж быстро опомнился Тор…
— Остынь, брат! — произнес он предостерегающе. — Негоже тебе нападать на смертных. Отец не обрадуется тому, что ты…
— Он посмел ударить Гермиону, — процедил Локи, зная, что брат в таком случае будет на его стороне.
В Асгарде к подобному относились очень щепетильно. Да, любая асинья сама могла прекрасно постоять за себя, но независимо от этого к воину, поднявшему руку на женщину, не носившую воинский чин (как, например, валькирии), относились с презрением.
— Что?! — Громовержец взревел и явно желал сам добраться до обидчика, но ему помешала Джейн, Мышка же, отмерев, бросилась к самому Локи.
Нехотя, следуя ее просьбе, он разжал пальцы, наслаждаясь тем, как ничтожество жадно глотает воздух в попытке восстановить дыхание. Локи видел перед собой муравья, искренне жаль, что Мышка не дала ему побыть сапогом.
Тор взял на себя неблагодарную миссию по выкидыванию мусора и ушел в коридор вместе с Джейн, и в этот момент Локи ощутил, как покидают его силы. Ярость схлынула, оставив после себя запустение, и он еле устоял, уперевшись ладонями в стол.
Жаль, что его слабость не укрылась от Мышки, и она тут же бросилась ему помогать. Она бесстыдно разглядывала его, наверняка подмечая каждую деталь: и излишнюю худобу, и бледность и тонкость кожи, и темные круги под глазами.
Локи сам себе был противен, но вот Гермиона смотрела на него без презрения, лишь с безграничной жалостью… нет, состраданием. Она так это называла.
Боги, он бы хотел разделить с ней свои горести и почувствовать, как Мышка забирает их одним легким прикосновением губ. Да и ей бы самой не мешало сбросить взваленный на нее груз печалей — вон, на лбу залегла складка, которой раньше не было…
Разглядывая Гермиону в ответ, Локи подметил, что она не сильно изменилась за этот месяц. Разве только чуть поправилась, но это ей было на пользу — она, наконец, перестала выглядеть как узница Азкабана.
Яркий алый след от чужой руки наливался на бледной коже, если не использовать магию, то он останется на несколько дней. Жалко, Локи был лишен своих сил, он бы убрал все меньше чем за секунду.
Пальцы в обход сознания потянулись к обожженной ударом щеке и очертили уродливый контур. Сверху, прямо на щеку, падала забавная, упрямая кудряшка, и Локи заправил ее Гермионе за ухо, сам не понимая, что делает.
Это было какое-то наваждение, липкое и навязчивое, но Локи и не хотел вырываться…
Звук открывшейся двери заставил его вздрогнуть, и он усилием заставил себя не отдернуть руку, а медленно ее убрать, будто именно так все и должно было быть. Зато Мышка отскочила как ошпаренная, залившись краской. Глупая…
Пока Тор и Джейн усиживались за стол, Локи погрузился в глубокие раздумья.
Чего добивалась Фригга, заставляя его быть рядом с ней? Вот именно этого? Этих странных всплесков малознакомых Локи чувств? Он не мог в полной мере объяснить свои ощущения. Мышка привлекала его как женщина, и Локи был бы совсем не против запереться с ней в спальне, вместо того чтобы сейчас сидеть в такой «веселой» компании, к тому же он беспокоился за нее, ему было не все равно, жива она или нет.
Если бы Локи дали волю, он бежал бы от этого дома как можно дальше, лишь бы порвать ту нить, что связывала его с Мышкой. Ему никто не был нужен, он привык быть один, сам по себе, против всего остального мира, да и Гермионе было бы лучше без него. Ему же прозрачно намекнули, что у него просто не было иного выбора…
Не ожидал он от матери подобной низости.
— Может, чаю? — предложила Гермиона, глядя куда-то в сторону.
Ее сейчас тоже терзала целая буря чувств, многие из которых были написаны на лице. Мышка совсем не умела скрывать своих мыслей. Как открытая книга, честное слово.
— Кофе, — улыбнулся Локи, и от него не укрылось, как Гермиона сглотнула, бросив на него мимолетный взгляд.
Когда кофе был сварен, а чай разлит, за столом вновь образовалось неловкое молчание. Правда, Тору и его зазнобе было комфортно и так, Гермиона же пристально разглядывала громовержца, и у Локи в груди вновь начало разрастаться маниакальное, иррациональное желание кого-нибудь прибить. Да что же это такое!
— Ничего, заживет! — беззаботно отмахнулся Тор, поняв, что Мышка разглядывает его шрам. — Если бы не моя регенерация, я бы весь был в уродливых шрамах…
Эти слова заставили Локи вспомнить, что его-то шрамы теперь вряд ли когда-нибудь исчезнут без следа. Длинная полоса на левом бедре, а также уродливый темно-красный рубец на груди — с этим ему (и, похоже, не только ему) придется жить.
Локи ждал расспросов именно от Мышки, но та продолжала молчать. Первой не выдержала Фостер.
Пришлось начать свой рассказ. Зная дотошность этих двух смертных, рассказывать следовало с самого начала и с как можно большим количеством подробностей. Локи поведал им о том, как пришел в себя; как лечился, умирая от скуки в своей палате; о суде и своем изгнании. Умолчал он о двух вещах: о визите Фрейи и о том, что его практически заставили прийти именно сюда, к Мышке.
— И что же вы теперь будете делать? — спросила Фостер, нахмурившись.
— Я какое-то время поживу здесь, в Мидгарде, — улыбнулся Тор. — Из-за армии читаури, Малекита и его темных эльфов отношения вашего мира с Асгардом стали слишком натянутыми. Мне придется побыть тут, наладить контакты, обзавестись полезными связями…
Да, политик из Тора — хоть куда. Знал Локи, какой контакт его братец решил тут наладить. И судя по задумчивой улыбке Джейн, она тоже поняла глубинный смысл слов Громовержца.
Гермиона перевела взгляд на Локи и хотела было что-то спросить, но вдруг на стойке, разделявшей кухню и столовую, что-то затрещало, а затем раздался протяжный детский плач, больше похожий на мяуканье кошки.
— Простите, — сконфуженно улыбнулась Гермиона и, встав из-за стола, скрылась в коридоре.
Тор и Джейн начали негромко переговариваться, но Локи даже не прислушивался и сидел как обухом пришибленный.
С момента суда он почему-то и думать забыл про дочь, прежде она была лишь именем, чем-то абстрактным, что сложно было себе представить в реальности. Но вот она, вполне настоящая, лежит где-то в другой комнате, скорее всего, в детской…
Локи никак не мог собраться с мыслями, те метались в голове, точно ужаленные, и в итоге он решил сделать единственное, что могло привести его в чувство.
Он медленно поднялся на ноги и достаточно неторопливо, не нагружая ногу, пошел в сторону выхода. Тор дернулся было следом, но Локи слышал, как Джейн схватила его за рукав и что-то зашипела ему на ухо.
Лестница казалась непреодолимым препятствием, но Локи не был готов так просто отступить. Это была прекрасная возможность также поговорить с Мышкой наедине, узнать, что она думает и чего хочет.
Дверь детской была закрыта, но открылась легко и без скрипа. Гермиона стояла рядом с кроваткой, тихонько ее покачивая и что-то напевая вполголоса. Услышав шаги, Гермиона обернулась и тут же приложила палец к губам. Локи кивнул, замерев у двери.
Волосы Мышки распались по плечам, ее щеки горели легким румянцем, а глаза сияли радостью. Присутствие дочери делало ее еще миловиднее и трогательнее, и Локи не мог сдержать улыбки — она возникла как-то сама по себе.
Отпустив кроватку, Гермиона вновь обернулась, но сейчас ее взгляд был напряженным и задумчивым. Она выдохнула, прикрыв глаза, а когда открыла их — махнула Локи рукой, разрешая подойти.
Он сел на стул рядом с кроваткой, не очень-то веря в реальность происходящего. Совсем кроха, больше похожая на фарфоровую куклу — со светлой кожей, острым маленьким носиком и черным пушком на голове...
Его дочь... Девочка спала, сладко причмокивая соской, и это зрелище окунуло Локи в океан не поддающихся определению эмоций.
— Она очень красивая, — произнес он тихо, не своим, каким-то сломанным голосом, лишь бы хоть как-то разрушить эту звенящую тишину в комнате и, в первую очередь, в собственной голове.
— Да, — так же негромко подтвердила Гермиона, отойдя к окну и приобняв себя за плечи.
Протянув руку, Локи едва ощутимо коснулся мягкого черного пушка на голове дочери и провел пальцем от виска к щеке, только чтобы удостовериться, что это не навеянный ядовитым дурманом сон. Руна зачмокала соской еще громче, и он отдернул ладонь, испугавшись, что разбудит ее. Ему не хотелось разрушать странную трепетность момента, да и Локи пока не был готов встречаться с дочерью лицом к лицу.
Сложно было поверить, что вот этот маленький, сморщенный, закутанный в пеленку комок — часть его самого. Локи не мог определиться с тем, какие эмоции захлестывали его, слишком много их было. Он пытался убедить себя, что все это глупость, лишь ненужные сантименты, но, в горле поневоле пересохло, а сердце громко билось о грудную клетку.
— Какая она? — спросил Локи, на этот раз справившись с голосом.
Гермиона повернула голову, но не обернулась до конца, будто боясь смотреть на него, боясь поверить, что он и правда здесь. Боги, он только сейчас осознал, насколько им обоим было неловко, и каждый из них опасался словом, делом, даже мыслью нарушить хрупкий баланс.
— Замечательная, — улыбнулась Мышка, хотя губы ее предательски подрагивали, выдавая высшую степень нервозности.
— Вся в тебя, — усмехнулся Локи, не удержавшись.
Он тяжело поднялся со стула, подошел к Гермионе и накрыл ее плечи ладонями, искренне пытаясь успокоить и поддержать, доказать, что он здесь и не собирается никуда исчезать. У него все равно нет иного выхода…
Правда, кому еще он нужен? Лишенный всех своих сил, уязвимый и жалкий…
— Каково это — быть смертным? — проговорил Локи негромко, стараясь шепотом замаскировать дрогнувший голос.
Мышка фыркнула, сначала ничего не ответив. Но он и не ждал ответа, поскольку даже не представлял, что можно на это сказать.
— Несложно, — пожала она плечами. — Ты, я думаю, легко это освоишь.
Вряд ли это будет так уж легко. Сложно смириться с тем, что вместо положенных тебе тысяч лет проживешь еще от силы сотню… Словно вдруг узнаешь, что ты болен, смертельно болен, и эта зараза сожжет тебя намного раньше, чем ты надеялся. Для Локи же такой болезнью станет старость…
— Что теперь будет? — спросила Мышка, рвано вздохнув и выдернув его от невеселых размышлений. Она слегка отвернулась, чтобы, видимо, спрятать свое выражение лица. — Что ты собираешься делать теперь, когда стал свободен?
Сложно назвать его положение «свободой».
— Останусь здесь, с тобой, — Локи улыбнулся одним уголком губ, не став говорить, что у него, по сути, не могло быть других вариантов. — Если ты, конечно, не против.
Лицо девушки осветилось возникшей на губах улыбкой, а из взгляда пропало тоскливое ожидание. Она, обернувшись в его объятиях, уткнулась носом ему в грудь, приобняв за талию, и впервые за долгое время Локи не ощутил отторжения и желания отстраниться, вместо этого он начал разглаживать пальцами тугие медовые кудряшки. Сейчас, в ее трепетных объятиях, он пытался убедить себя, что сотня лет такой «свободы» намного лучше, чем тысячи — настоящего заключения.
— Я так и не получил ответа, — насмешливо заметил он минуты через две, чтобы, наконец, разрушить сковавшую его неловкость. — Так что, видимо, мне стоит уйти?..
Не дожидаясь реакции, Локи отстранился, но Гермиона вцепилась в его рубашку мертвой хваткой и прошипела, так и не подняв головы:
— Стой на месте, Локи Лафейсон, иначе я тебя заколдую!
Фыркнув, он коснулся ее подбородка пальцами, заставив поднять голову.
— Мне иногда кажется, что уже заколдовала, — заметил Локи с усмешкой, стараясь спрятать за ней все те неоднозначные чувства, что он испытывал. В конце концов, Гермиона — первая девушка, которой удалось вызвать в нем хоть какой-то отклик, а это уже своего рода колдовство…
Вздрогнув, Мышка выронила из рук волшебную палочку, и та откатилась в сторону. Наклонившись, Локи поднял длинную, тонкую деревяшку, и она неожиданно выстрелила снопом разноцветных, ярких искр, а от руки к груди прошла волна тепла.
— А вот это уже интересно, — проговорил он, встретившись с Гермионой взглядом и улыбнувшись хитрой лисьей усмешкой.
Конец первой части.
12 декабря 2012 года, Нью-Йорк
Ник Фьюри размашистым шагом преодолел небольшой коридор и вошел в комнату, на ходу отмечая, насколько быстро Тони Старк навел здесь порядок. Еще несколько месяцев назад верхние этажи Башни Старка представляли собой довольно плачевное зрелище: огромные, от пола до потолка, окна разбиты, изломанная мебель, приличных размеров дыра в напольном покрытии. И ведь вроде особых боевых действий здесь не происходило, но все же…
Сейчас все сверкало новизной и чистотой. Именно поэтому Мстители выбрали своей временной базой это здание, Тони, как знал Ник, даже всерьез (насколько это можно сказать о взбалмошном Старке) подумывал переименовать ее в Башню Мстителей.
Посередине просторной залы стоял не высокий, но большой стеклянный стол, рядом с которым расположился длинный угловой диван из черной кожи. Клинт и Наташа сидели рука об руку на одном ответвлении, на другом — Старк и Роджерс, но на значительном расстоянии друг от друга. За их спинами из стороны в сторону нервно расхаживал доктор Беннер.
Но Фьюри пришел сюда не для того, чтобы любоваться обстановкой, он собрал всех, чтобы сообщить одну новость, которая наверняка многим не понравится.
— Ну же, неужели ты правда не в курсе, зачем он нас собрал? — немного инфантильно протянул Старк, откинувшись на диване и скрестив руки на груди. Он смотрел на Наташу Романову с неподдельным интересом и вызовом. — Не поверю, что ты ничего не слышала и даже не залезла в какие-нибудь секретные документы, чтобы узнать, что происходит.
— Уймись, Старк, — ответила она, лениво потягивая красное вино. — Любопытство сгубило кошку, слышал такое? Я не лезу в тайны начальства — им нет причин меня прессовать. Все честно. Так что он сам придет и все скажет.
— И правда, Тони, — вкрадчиво заметил Роджерс. — Успокойся. Фьюри должен прийти с минуты на минуту, тебе нет нужды терзаться любопытством.
Старк закатил глаза и приложился к пузатому бокалу, наполненному льдом и, скорее всего, виски.
— Джарвис, доложи, когда Ник Фьюри войдет в здание, — бросил он своему преданному ИИ.
— Он уже здесь, сэр, — ответил Джарвис уважительно, но с изрядной долей насмешки в голосе.
Не знакомый со Старком и никогда прежде не бывавший ни в одном его здании человек мог бы счесть крайне развитый искусственный интеллект за настоящего собеседника. Впрочем, возможности Джарвиса и впрямь были ошеломляющими.
Все собравшиеся как один повернулись в сторону двери, и Ник не стал больше таиться.
— Приятного вечера, господа, — слегка улыбнулся он, оглядев присутствующих.
События в Нью-Йорке так или иначе сказались на всех.
Бартон был молчалив и немного угрюм, но в целом держался неплохо. Штатный психолог, обследовавший Соколиного глаза после встречи с Локи, сказал, что Бартон в норме для человека его профессии.
Наташа поддерживала друга как могла, несмотря на то, что сама очевидно чувствовала себя не в своей тарелке.
Беннер казался излишне напряженным и недовольным тем, что его выдернули откуда-то из Камбоджи, где он уже успел закопаться. Казалось, малейшая вспышка была способна вызвать в нем зверя, но пока все было тихо, он себя контролировал.
Хуже всего было Старку — Тони выглядел как человек, у которого есть ощутимые проблемы. Ни пижонский вид, ни привычные повадки гениального миллиардера-плейбоя-филантропа не могли скрыть темных кругов под глазами, бледной кожи и чуть подрагивающих рук.
Из достоверных источников Ник знал, что Старк испытывал серьезный посттравматический синдром и панические атаки, которые он довольно безуспешно пытался залить алкоголем. Возможно, после всего произошедшего ему требовалась помощь психолога, и Ник даже не раз советовал ему это через его девушку Пеппер, но Тони упрямо отрицал у себя наличие каких-либо проблем, продолжая по ночам вместо здорового сна клепать костюм за костюмом.
Роджерс единственный, кто выбивался из общего ряда. Он не только не заимел какой-либо психологической проблемы, а даже начал идти на поправку. После семидесятилетнего заточения во льдах Стив боялся малознакомого ему мира и практически все время проводил на секретной базе Щ.И.Т.а. Битва с Читаури заставила его выползти из своей скорлупы и начать изучать все то, что он пропустил. Что говорить, он мало того что стал больше гулять по городу, но также начал подыскивать себе квартиру. «Мальчик вырос», — смеялся Старк и был в какой-то степени прав.
— Так в чем дело, шеф? — спросил Тони, не выдержав долгого молчания. — Очередное нападение инопланетян?
Вопрос был небезосновательным. Когда почти две недели назад пришло известие о нападении темных альвов, Ник не мог ничего поделать.
Щ.И.Т. знал о магах довольно давно, с середины прошлого века. Организация только начала вставать на ноги, как ее агенты стали сталкиваться с людьми, обладающими сверхъестественными способностями.
Маги скрывались как могли: стирали память видевшим их агентам, изымали стенографии допросов с мест преступления в тех делах, где была замешана магия. Но это не мешало Щ.И.Т.у находить таких людей, в первую очередь детей, что еще не умели контролировать свой дар, забирать их из семей (с позволения родителей, конечно же) и изучать.
Через несколько лет исследований на руководство Щ.И.Т.а вышла другая тайная организация, называвшая себя «МАКУСА» — целое скрытое от простых людей общество магов.
После почти года напряженных переговоров между магами и Щ.И.Т.ом был заключен договор, согласно которому агентство обязалось передать изучаемые объекты МАКУСА, а те в свою очередь соглашались на плодотворное сотрудничество и вступление некоторых магов (в основном лишь ученых-исследователей) в Щ.И.Т.. Притом, насколько знал Ник, это было далеко не самое простое для магов решение — в общении с обычными людьми их ограничивал Статут, но для агентства было сделано огромное исключение.
Отношения между Щ.И.Т.ом и магами менялись от десятилетия к десятилетию и со временем перестали быть полностью партнерскими — волшебников было во много раз меньше, чем немагов, причем вторые со временем придумывали все более развитую технику и оружие. Кроме этого, в самом агентстве разрабатывались специальные методики, благодаря которым можно было понять, на кого из сотрудников наложено ментальное внушение, а кто подвергся обливиации. Поэтому, несмотря на всю свою «крутость», маги теряли позиции и не могли больше диктовать свои условия.
Но Щ.И.Т. не спешил ввязываться во внутреннюю политику магов, пока те не несли угрозу обычному миру, и продолжал придерживаться этого принципа, даже когда ситуация едва не выходила из-под контроля, как, например, лет двадцать назад в Британии.
Туманный Альбион отличился и в этот раз: они объявили, что грядущее нападение темных эльфов — это их внутреннее дело и они справятся сами. Глупость чистой воды, считал Ник, он бы мог собрать Мстителей, они ведь неплохо показали себя в Нью-Йорке, но нет, пришлось ограничиться минимальной помощью, несмотря на то, что в ряды защитников смог затесаться Тор.
В итоге часть Лондона под карантином, сами Мстители узнали об этом и о самом нападении только спустя несколько часов после окончания битвы, уже постфактум.
— Нет, команда, — ответил Ник тогда, когда пауза стала казаться слишком затянутой, а в глазах собравшихся разгоралось неприкрытое беспокойство. — У меня для вас две новости: хорошая и не очень. Начну с хорошей, точнее, надеюсь, что для вас она прозвучит хорошо.
— Мы слушаем, — прищурился Старк.
— С сегодняшнего дня Тор официально вошел в команду Мстителей. Какое-то время он будет жить здесь, на Земле, и в случае экстренных ситуаций вы сможете рассчитывать на его помощь.
Бурных оваций не последовало, собственно, Ник не был удивлен. Тор, конечно, парень не плохой, но…
— На самом деле это была инициатива самого Тора, он хотел снова встретиться со всеми вами, и я решил поспособствовать этому. Поддержать ваш командный дух.
По крайней мере, быть может, само появление асгардца взбодрит это застоявшееся болото, в которое превратилась не слишком сработанная команда.
— Где же он? — спросил Роджерс, выразительно глянув Фьюри за спину.
— Думаю, немного опаздывает, — пожал плечами Ник.
Ему самому Тор сказал, что хочет немного полюбоваться видами. Да, несложно было догадаться, что это за виды такие, с учетом того, что некая Джейн Фостер прибыла в Нью-Йорк этим утром.
— На самом деле есть еще одна вещь, которую вам стоит знать. Двадцать седьмого ноября…
Именно этот момент выбрал Тор, чтобы приземлиться на балконе башни.
— Джарвис, открой дверь на балкон, — выдохнул Старк обреченно, что немудрено — напольное покрытие на балконе после такого приземления придется переделывать.
— Да, сэр, — отозвался тот.
— Как я рад всех вас видеть, дорогие друзья! — жизнерадостно воскликнул Тор, зайдя в помещение.
Но никто особо не торопился радоваться — все были, мягко говоря, удивлены увиденным. Сам Ник уже встречался с Одинсоном и был в курсе последствий боя в Лондоне, остальные же, похоже, пропустили его рассказ мимо ушей.
— Господи, что с тобой, Тор? — ахнула Наташа, не сводя взгляда с большого шрама на шее асгардца, видневшейся из ворота красной клетчатой рубашки.
— Пустяки, — отмахнулся он, улыбнувшись. — Небольшая стычка с темными эльфами…
В комнате воцарилось молчание, все были поражены таким несерьезным отношением к собственному увечью. Впрочем, это только добавляло уважения.
Тор сел на диван посередине между Старком и Роджерсом, заполняя пустое пространство между ними. Диван жалобно скрипнул.
— Ты же вроде вернулся в Асгард? — спросил Беннер, встав за спинами у Клинта и Наташи, чтобы лучше видеть собеседника. — Как же трон и восстановление порядка в Девяти мирах?
— Отец убежден, что справится сам, — еще более лучезарно улыбнулся он, но его улыбка быстро померкла. — У меня здесь немного другое задание.
— И какое же? — с легким недоверием уточнил Старк, ощущая подвох. И не зря, стоит сказать.
— Этот вопрос — основная причина, по которой вас здесь собрали, — сказал Ник, обратив на себя внимание собравшихся. — Заданием Тора является Локи. Точнее присмотр за ним и его жизнью на Земле.
— Что? — тут же разъярился Бартон, впрочем, остальные не сильно от него отставали. — Локи здесь?
— Да, — ответил Ник и добавил, скосившись на Клинта: — но он совершенно не опасен.
— Вы говорили то же самое, когда посадили его в стеклянную камеру в геликарриере, — едко подметил Старк.
— Отец лишил Локи магических сил, — ответил Тор раньше, чем Ник успел открыть рот. — Теперь он простой смертный и при всем желании не сможет никому причинить вреда.
— Гадюка попытается укусить, даже если у нее вырвать клыки, — философски заметил не слишком-то довольный Роджерс.
Ник недовольно хлопнул ладонью по столу. Он мог понять этих ребят, но степень их недоверия напрягала. Впрочем, большинство и раньше не слишком-то сильно доверяло Щ.И.Т.у в общем и его директору в частности.
— В любом случае, — произнес он жестко, — Локи находится в надежном месте под бдительным присмотром. Он дал свое согласие на сотрудничество с Щ.И.Т.ом и заверил, что не желает никому зла, так что у нас нет видимых причин угрожать ему.
— Так я ему и поверил, — фраза, тихо брошенная Старком, едва не утонула за поднявшимся шумом — говорить начали все и сразу.
Никто бы в здравом уме не поверил, не верил этому и Ник. Он неплохо представлял, чего стоит сам Локи и его слова, к тому же короткие, но крайне информативные рассказы Тора о брате тоже рисовали занятную картину. Маг с довольно жестоким чувством юмора, алчный до власти, но обладающий незаурядным умом и обширными знаниями.
Неделю назад, едва узнав от Тора, что тот привел Локи на Землю, Ник не мог дождаться оговоренной встречи, но вот того, где она будет происходить, даже не представлял. Обычный небольшой домик в викторианском стиле в спальном районе Лондона был практически не заметен и терялся среди других таких же, и сама мысль, что в этом доме скрывается преступник вселенского масштаба, не укладывалась в голове.
Сюда Ника привел Тор, но с условием, что больше никто не узнает о том, что Фьюри увидит впереди, за закрытой дверью. Локи ожидал встречи в по-домашнему уютной гостиной, с удовольствием попивая кофе из большой кружки в компании совсем юной темноволосой девушки.
— Добрый день, мистер Фьюри, — Локи, одетый в обычный черный костюм и светло-зеленую рубашку, выглядел совершенно непривычно. Он казался спокойным и насмешливо высокомерным, будто именно он здесь хозяин положения, но было что-то в нем, что выдавало его большие опасения. — Не скажу, что очень рад вас видеть, но тем не менее…
— Взаимно, мистер Лафейсон, — кивнул Ник в ответ.
— Здравствуйте, мистер Фьюри, — вдруг произнесла девушка и, в отличие от асгардца, доброжелательно протянула ему руку. — Присаживайтесь.
Ответив на рукопожатие и заняв предложенное место в кресле, Ник полностью перевел свое внимание на незнакомку. Взгляд — решительный и прямой — выдавал в ней уверенную, напористую натуру, привыкшую всегда и во всем добиваться поставленной цели. Отсутствие явного страха (не опасения, нет, она, очевидно, опасалась его, но не боялась) говорило о силе духа. Невысокая, худая, она выглядела угловатым подростком, и Фьюри мог бы так и подумать, но одета девушка была в длинную черную хламиду, в которой опытный агент опознал мантию. Темные кудрявые волосы девушки были туго стянуты в строгий пучок.
Волшебница. Вот за что он не любил волшебниц, так это за то, что никогда нельзя было угадать, сколько им лет. Стоявшей перед ним ведьме могло быть как двадцать, так и все пятьдесят, но Ник склонялся к тому, что ей лет двадцать пять-тридцать.
— Меня зовут Гермиона Джин Грейнджер, я заместитель начальника Департамента по работе с немагическим населением Министерства Магии Великобритании.
— Приятно познакомится, мисс Грейнджер, — вполне искренне ответил Ник. Он знал не так уж много британских магов, так что это было, по меньшей мере, интересное знакомство.
— Ни для кого из нас не секрет, зачем вы здесь, мистер Фьюри, — продолжила девушка. — Вам уже рассказали, как и на каких условиях Локи оказался на Земле.
— Да, вот только эти условия были поставлены Асгардом в одностороннем порядке. Нас даже не поставили в известность о том, что на нашу планету будет сослан важный преступник. Не слишком-то вежливо со стороны Одина, не так ли?
— Стоит простить отца — он по-своему… консервативен, — протянул Локи с надменной усмешкой. — Не удивлюсь, если он до сих пор считает, что Мидгард по-прежнему рад быть под его протекцией…
Это мало радовало. Известие, что какой-то там древний скандинавский божок считает Землю одной из своих многочисленных колоний… удручало. Быть может, когда-то люди и поклонялись Одину и он и вправду сильно помогал смертным, но сейчас времена изменились, изменились и люди.
— В любом случае, вы уже здесь, мистер Лафейсон, — заметил Ник, — и нам глупо отказываться от такого… «подарка».
Отправить бы этот подарочек в места не столь отдаленные. Уже несколько месяцев прошло с момента нападения Читаури на Нью-Йорк, но мир по-прежнему лихорадило.
— Предполагая ход ваших мыслей, скажу, что мы не дадим отправить Локи в тюрьму, — отчеканила мисс Грейнджер.
Слух зацепился за прозвучавшее «мы». Да, она имела в виду себя и Тора, но вот то, насколько близко она сидела к Локи, как едва заметно склонилась к нему… она явно испытывала к нему какие-то теплые чувства. И неудивительно — Локи был харизматичным и запоминающимся, к тому же эта мисс Грейнджер — девушка. Даже та же Наташа, которая всегда представляла собой идеал спецагента — хладнокровная, здравомыслящая и решительная — и то нет-нет да поглядывала в сторону скромняги-Беннера.
— Он сполна окупил свои злодеяния, едва не погибнув от рук подручного Малекита, — пробасил Тор. — Если бы не мой брат — я бы погиб в пустошах Свартальфхейма.
— Предлагаете медаль на него повесить и выпустить в народ? — усмехнулся Ник невесело.
— По меньшей мере, — ответил ему усмешкой Локи.
Ник мгновенно стал серьезнее.
— Приведите мне хоть один аргумент, — произнес он четко, — почему я не должен прямо сейчас вызвать сюда целый отряд агентов, чтобы они схватили Локи и доставили в одну из самых защищенных тюрем Земли?
Они почему-то были уверены, что он этого не сделает, иначе не пригласили бы сюда, в место, где прячется Локи и где живет эта самая мисс Грейнджер. О том, что она здесь на самом деле жила, говорили расставленные на каминной полке фотографии.
— Потому что в таком случае мне придется защищать брата, — лицо Тора было предельно серьезным. Он, вне всяких сомнений, мог выполнить свою угрозу, а накалять отношения с наследным принцем сильной инопланетной расы не хотелось.
— И потому что в таком случае я не буду готов делиться информацией, — добавил вдруг Локи с прежней усмешкой.
— И какого рода информацией вы готовы поделиться, мистер Лафейсон? — спросил Ник чуть подозрительно.
От таких людей стоило ждать подвоха.
— Любой, — ответил Локи, подавшись вперед.
Разговор на этом не закончился — они еще долго обсуждали условия пребывания Локи на Земле и в итоге сошлись на том, что он останется жить здесь, в этом доме (кто бы мог подумать, что у такого, как Локи, есть семья?), и будет находиться под бдительным контролем специалистов Отдела тайн Министерства Магии Великобритании.
Отныне ему запрещено покидать территорию участка без предварительного согласования с курирующим его магом, которого должен был назначить Отдел. Сама Гермиона Грейнджер не сильно подходила — несмотря на впечатляющий «послужной список» и крайне интересные рекомендации, она была пристрастна.
— И где же вы прячете его? — спросил Старк деланно равнодушно, не глядя на Ника.
Вынырнув из размышлений, Фьюри окинул Железного человека внимательным взглядом.
— Это секретная информация, — ответил он.
«И основное условие сделки», — выдохнул Ник про себя. Примерно то же самое он сделал для Клинта — никто не знал правды о его семье, о самом ее существовании. Личная жизнь Соколиного Глаза была покрыта дымкой тайны для всех, кроме самого Фьюри, его помощницы Марии Хилл, ну и Наташи, которой Бартон признался сам много лет назад.
— Зачем она тебе? — нахмурился Ник.
— Хочу удостовериться, что этот гудинистый олень вновь не сбежит, — не стал скрывать Старк.
— Не сбежит.
Отслеживающий хитрозачарованный браслет не даст ему этого сделать.
— Ну, тогда я могу быть спокоен… — выдохнул Тони, усмехнувшись, и вдруг резко поднялся. — Я пойду проветрюсь. Вы, ребята, ни в чем себе не отказывайте, ешьте-пейте. В общем, не стесняйтесь…
Он кивнул на гору разных закусок, выставленных на столе, и отвернулся, чтобы выйти.
— Я тоже пойду подышу, — подскочил Бартон и кинулся вслед за Старком.
— Старк! — позвал Ник, когда Тони был уже у самой двери. — Не смей пытаться взломать нашу базу данных. Ты все равно его не найдешь. Бартон, ты тоже не делай глупостей.
— Я и не собирался, — ответили они синхронно и вышли из комнаты.
Только почему Ник нисколько им не поверил?
25 декабря 2012 года, Лондон
— Ты уверена, что их никто не проклял? — с сомнением уточнил Локи, кидая напряженные взгляды в сторону мечущейся по гостиной миссис Грейнджер.
И без того всегда бывшая сверх меры импульсивной, она сейчас била все рекорды сумасшествия. Да и мистер Грейнджер, прежде казавшийся эталоном серьезности и благоразумия, сегодня вел себя как-то не совсем адекватно.
— У них есть веское оправдание… — пожала плечами Гермиона, усиленно делая вид, что ничего странного не происходит. Несложно было догадаться, что она сейчас разрывалась между весельем и смущением.
— Это так называемое Рождество? — усмехнулся Локи и, получив в ответ утвердительный кивок, еще шире расплылся в язвительной усмешке.
Одину стоит знать, что его, великого и могущественного владыку Девяти миров, царя Асгарда, Всеотца, считали на Земле лишь вымышленной легендой, пережитком прошлого, в то время как какому-то асгардцу-полукровке* была посвящена целая религия и сонмы праздников.
(*В очередной раз извиняюсь перед верующими. Все это — просто авторский вымысел, и я никого не хочу оскорбить.)
Но тем не менее поведение четы Грейнджеров слегка пугало. А начиналось все вполне безобидно…
Локи в принципе не собирался ничего праздновать. Ему хотелось поскорее привыкнуть к остаткам магических сил: какая-никакая возможность колдовать, конечно, бодрила, но без заклинаний и движений палочки использовать магию не представлялось возможным — все остальное же сильно отвлекало. Нужно было столько всего выучить, необходимость начинать практически с нуля, конечно, удручала, но и это было лучше, чем совсем ничего. Поэтому тратить время на какую-то ерунду Локи не планировал.
К тому же его самочувствие по-прежнему оставляло желать лучшего. Нога болела, из-за чего Локи приходилось хромать, да и рана в груди иногда давала о себе знать.
В Мидгарде о грядущем торжестве не говорил только ленивый, но сам Локи отнесся к нему с прохладцей и уж конечно же не ждал. Мышка сначала пыталась настаивать — мол, вековые традиции, праздник для малышки, — но все эти доводы разбивались о несгибаемое упрямство асгардца. У него не было никакого настроения отмечать какое-то непонятное местечковое событие, к тому же с веками жутко перевранное. Причем последнее подтвердила сама Гермиона — Рождество было придумано, чтобы затмить собой исконно магический асгардский Йоль. Даже традиции, которые описывала ему Мышка, и те практически полностью совпадали, что отвадило Локи от праздника еще больше.
Он не любил Йоль, а с омелой, которая была одним из основных символов праздника, у него были самые отвратительные и болезненные ассоциации.
Кроме того, погода не способствовала праздничному настроению. Локи любил холод и снег (интересно, с чего бы…) и привык, что Йоль в Асгарде — самое снежное время, лондонская мелкая морось навевала лишь тоску.
Так что, никаких праздников.
Впрочем, Гермиона довольно быстро отступила, несмотря на то, что порой называла Локи Гринчем, что бы это ни значило. Правда, она говорила это всегда тихо и, видимо, стараясь, чтобы он не услышал.
Она вообще пыталась вести себя крайне осторожно, будто ходила по лезвию ножа — ни на чем не настаивала и, в общем и целом, была сама податливость и покорность. Локи отдавал себе отчет, что это, скорее всего, явление временное, а потому пользовался им напропалую.
Так что праздника в этом доме совсем не намечалось, что, похоже, заметно волновало родителей Гермионы.
Они тоже первое время после того, как узнали о возвращении Локи, старались не надоедать своим присутствием, но ближе к середине декабря их визиты (а особенно появления Джин) стали происходить все чаще. Сначала раз в три-четыре дня, потом через день, а за неделю до Рождества — ежедневно.
Впрочем, миссис Грейнджер больше докучала собственной дочери и внучке, чем самому Локи (он хитро увиливал от встреч, скрываясь в библиотеке и изображая жуткую занятость). Однажды он слышал, как Джин допекала Мышку расспросами о грядущем празднике, а именно о том, почему они не хотят праздновать. И получив вроде бы категоричный ответ, успокоилась. Но, как оказалось, нет. Просто затаилась.
Оба Грейнджера возникли на пороге их дома сегодня утром, непомерно довольные, и у каждого по объемной картонной коробке.
— С Рождеством! — радостно воскликнула Джин, широко улыбаясь. — А мы к вам. Надеюсь, не помешали?
Не дожидаясь ни ответа, ни разрешения войти, женщина перешагнула порог и поставила коробку у стены.
— Здравствуй, мама, — ответила Гермиона несколько напряженно. — Что происходит? Что ты здесь делаешь?
— Приехали праздновать к вам Рождество, конечно же, — невозмутимо пожала она плечами. — Разве не видно. Дорогой, поставь сюда…
— Но, мама, я же сказала… — попыталась отговориться Мышка, бросив на Локи мимолетный взгляд, но он уже понял, что любое сопротивление бесполезно. Об этом говорил один только горящий взгляд миссис Грейнджер — такой часто бывал у Фригги, когда она решала устроить в честь своего младшего сына какой-нибудь пир. Стоило ли говорить, что никакие возражения не принимались? Оставалось стоически терпеть.
— Гермиона, — Джин, собиравшаяся выйти на улицу (очевидно, к машине, потому что дверь оной была приоткрыта, а внутри виднелось множество различных пакетов, и сумок, и коробок, и приличного размера ель), остановилась и посмотрела на дочь долгим, напряженным взглядом. — Я столько лет мечтала отпраздновать Рождество не только с мужем, но и с дочерью и ее семьей. Но если ты хочешь, мы уйдем.
Локи бы с удовольствием поаплодировал — это был очевидный шах и мат. Мышку было даже в чем-то жалко, она явно разрывалась между желанием побыть наедине с ним и необходимостью праздновать вместе с родителями.
— Что вы, Джин, мы будем только рады вашей компании, — ответил Локи вместо Гермионы, чуть приобняв девушку за плечи.
— Вот и отлично, — улыбнулась миссис Грейнджер. — Пойдем, Джон. Лукас, не могли бы вы…
Удержавшись, чтобы не закатить глаза, Локи накинул пальто и похромал к машине. Из-за наложенных на него ограничений, он не мог покидать участок, но подъездная дорожка входила в разрешенный радиус. Правда, родители ни о чем таком не догадывались.
В машине, кроме ели, которую им с мистером Грейнджером с трудом удалось вытащить и занести в дом, лежали еще елочные игрушки и другие украшения, продукты и напитки. В общем, полный набор.
Так что вряд ли это было спонтанное решение. Похоже, что такую диверсию миссис Грейнджер готовила сильно загодя. Поаплодировать захотелось сильнее.
— А не забыла ли я скатерть? — вдруг нахмурилась она, остановившись, и, почти сразу отмерев, закопалась в одной из стоящих в коридоре коробок.
— Мама, ты же покупала мне скатерть, почему нельзя взять ее? — спросила Мышка.
— О, она никуда не годится, дорогая! — воскликнула Джин и вновь сунула нос в коробку.
— Это надолго, — обреченно выдохнула Гермиона и потянула Локи в гостиную. — Пойдем.
В гостиной уже расположился Джон — он сидел на небольшом стуле у просторного манежа-кровати, в котором лежала Руна, задорно дрыгая то руками, то ногами. Мистер Грейнджер что-то рассказывал внучке, и смотрелось это, по меньшей мере, странно.
Не успели Локи с Гермионой опуститься на диван, как из коридора донеслось:
— Гермиона, детка, подойди, пожалуйста!
Закатив глаза, Мышка поднялась и вышла.
— …а мы с твоим папой поставим и начнем украшать ёлку, правда, Лукас? — произнес Джон немного громче, привлекая внимание Локи к своей болтовне.
Меньше всего он любил, когда его ставили в такое вот безвыходное положение — соглашаться не хотелось, но и отказаться возможности не было. С одной стороны, ему не слишком нравилась ситуация, в которую они попали, все-таки он не планировал оказаться человеком, которым манипулируют, но с другой — портить отношения с этими смертными не хотелось. Во-первых, они были еще не самым худшим вариантом для общения в резко сократившемся кругу; во-вторых, обычно от них скорее больше пользы, чем вреда.
— Конечно, — усмехнулся он невесело, поднимаясь на ноги. В такие моменты он искренне жалел, что не отбывает вечность в асгардских темницах.
Проходя мимо кухни, Локи заглянул в приоткрытую дверь. Гермиона под руководством матери что-то выгружала из пакетов при помощи магии и раскладывала по всем ближайшим поверхностям.
— Я могла бы нарезать при помощи магии хоть часть, мама, — прозвучал тихий, жалобный голос Мышки.
— Ты знаешь, я не очень-то доверяю этой вашей магии, дорогая, — назидательно произнесла миссис Грейнджер. — К тому же я считаю, что во все, что мы делаем, мы вкладываем свои чувства, свою любовь. А магия это что… сделал — и готово.
— Мама… — Гермиона начала что-то говорить, но Локи не успел дослушать — прошедший рядом мистер Грейнджер утянул его к двери и приставленной рядом с ней ели.
Сумасшествие продолжалось и дальше. Мышка с матерью были заняты экстренной сервировкой стола, притом им то и дело приходилось отвлекаться на Руну, не желавшую лежать спокойно. Джон практически в одиночку установил ель — Локи за тысячелетие обладания магией так привык обходиться ей даже в самых бытовых вещах, что сейчас у него случались серьезные затруднения.
Поскольку женская часть была занята едой, им вдвоем пришлось продолжить с украшением и дерева, и комнаты, вот только неугомонная Джин не давала доделать все до конца — она постоянно заглядывала в гостиную и каждый раз мягко просила «кое-где кое-что перевесить». Вот только перевешивать приходилось практически все.
— На эту гирлянду больше подойдут алые шары, — втолковывала им миссис Грейнджер с терпением няньки для умственно отсталых.
Локи и Джон почти синхронно пожали плечами, скосившись на уже висевшие на гирлянде, украшавшей камин, однозначно красные шары.
— Это малиновый! — она закатила глаза. — Малиновые — на елку.
Необъяснимым был сам факт, почему использовать нужно именно красные шары. Локи, мягко говоря, недолюбливал этот цвет и искренне подумывал о какой-нибудь диверсии. Например, о пожаре, но вряд ли Мышка оценила бы такой подвиг.
Сама Гермиона хотела было помочь с украшением елки (опять-таки при помощи магии), но родители не дали ей сделать и этого. Впрочем, долго спорить было некогда — несмотря на то, что часть еды миссис Грейнджер привезла уже готовой, основные блюда, такие как индейка, еще нужно было поставить готовиться.
Когда с сервировкой стола было практически покончено, в дверь постучали. Мышка заметно насторожилась — все, кто мог прийти через дверь, находились внутри дома, и больше никого не ожидалось, потому что друзья Гермионы справляли Рождество со своими семьями.
Она подошла к двери и распахнула ее. На пороге оказались те, кого совсем не ждали…
— Джейн? Тор? — удивилась Мышка и тут же радостно заулыбалась, а вот Локи не был столь рад гостям. Для счастья ему только братца и не хватало. — Что вы тут делаете?
— Джейн сказала, что у вас тут большой праздник, — ответил за двоих Тор.
За три недели, что они не виделись, Громовержец слегка оброс — обзавелся прежней щетиной и немного отрастил шевелюру, и та торчала светлыми колючками под капюшоном темно-бордовой толстовки.
— …и мы решили, что неплохо было бы вас навестить, — продолжила за ним Джейн. — Тем более что мы не одни, а с подарком.
Нелепо улыбаясь, оба отошли чуть в сторону от прохода, который загораживали практически полностью, давая возможность увидеть лестницу и поднимавшуюся по ступеням…
— Мама… — выдохнул Локи и невольно сделал шаг вперед. Он успел смириться с мыслью, что, скорее всего, никогда не увидит Фриггу, но вот она, здесь. И месяца не прошло.
— Моя царица! — радостно воскликнула Гермиона, явно борясь с желанием бросится той в объятия вместо того, чтобы отвесить почтительный реверанс.
Но Фригга решила за нее, распахнув свои объятия, и Локи невольно ощутил укол зависти — ему самому поступить подобным образом не позволяли гордость и присутствие посторонних.
Из гостиной и кухни почти синхронно выглянули Грейнджеры, чтобы поприветствовать гостей.
— Мама, папа, — обратилась к родителям Мышка, — это родные Лукаса… — и замолчала.
Все это время она скрывала от них настоящее происхождение Локи и связанную со всем этим историю. Для них она два месяца гостила в Норвегии без какой-либо возможности выйти на связь. Сейчас правда грозила выплыть, и если имя самой Фригги казалось лишь только немного странным (хотя у магов, как понял Локи, странные имена — любимое дело), то вот имя Тора могло заставить Грейнджеров задуматься, потому что после битвы за Нью-Йорк «Мстители» стали настоящими звездами, героями, не сходящими с экранов телевизоров и страниц печатных изданий.
Впрочем, нынешний Тор был похож на себя прежнего только фигурой. Без привычной бороды и длинных волос, с некрасивыми шрамами, в простой земной одежде он больше походил на какого-нибудь местного бандита, совсем недавно вышедшего из тюрьмы. Джейн, стоявшая рядом, тоже сбивала с толку — в ней не было ничего, что выделяло бы девушку из толпы других, и даже одета она была просто, нисколько не празднично.
Фригга сама нарушила возникшую паузу, представившись настоящим именем, ее примеру последовал и Тор. Локи вздохнул, закатив глаза. Никакой конспирации…
— Безумно рада знакомству, — Фригга добродушно, абсолютно по-земному, пожала руку Джин, Джон же галантно поцеловал протянутую ему ладонь.
— И мы, — в унисон ответили Грейнджеры, а затем Джин продолжила: — только я не знала, что будут еще гости, мы совершенно ничего не успели…
Она, конечно же, прибеднялась. Стол уже был практически накрыт и ломился от еды. Надо было, разве что, добавить еще три комплекта столовых приборов.
Суртур. Зная аппетиты Тора, Грейнджерам следовало зажарить не индейку, а приличных размеров кабана…
— Я помогу! — тут же вызвалась Джейн.
— И я тоже готов оказать любую посильную помощь, — радушно улыбнулся Тор.
Настроение же Локи скатывалось все ниже. Он еще мог терпеть родителей Мышки, да и присутствию матери был крайне рад, но вот видеть здесь взбалмошного, инфантильного братца и его пассию… Нет уж, увольте!
Пока Джин и девушки заканчивали сервировку, Локи отвел мать в гостиную.
Она скинула с себя пальто и передала его в руки сыну, оглядываясь по сторонам.
Было странно видеть ее в простой мидгардской одежде… Хотя, простой-то эту одежду назвать было очень сложно — широкие темно-сиреневые брюки из плотного бархата, водолазка ей в тон, а сверху — светло-серая накидка без рукавов, спадавшая до самого пола. Длинные светлые волосы были убраны в замысловатый, элегантный пучок.
В целом, по царице сложно было сказать, что она не из этих мест, но выглядела она при этом очень элегантно.
— У вас тут красиво… — улыбнулась Фригга, рассматривая праздничное убранство гостиной.
В углу, недалеко от камина, сверкала яркими огоньками рождественская ель, сам камин был украшен красивой золотистой гирляндой, под которой висели три разновеликих алых носка.
— Да, неплохо, — в своей привычной манере усмехнулся Локи, правда, Фриггу это не обмануло.
— Почти как у нас на Йоль… — проговорила она и тут же сникла. Не у одного Локи с этим праздником были связаны грустные воспоминания.
— Ты знаешь, как я ко всему этому отношусь…
— Знаю, и потому то, что ты празднуешь вместе с семьёй Гермионы, заслуживает похвалы и уважения.
Локи в ответ лишь сардонически усмехнулся. Будто у него был какой-то выбор.
Улыбнувшись с плохо скрываемой печалью, Фригга подошла у кроватке и задержала взгляд на мирно спавшей Руне. Лицо царицы озарила улыбка, но она не казалась Локи заразительной.
— Прости меня, дорогой, — выдохнула Фригга грустно, словно прочитав мысли сына. — Я уговорила Одина лишить тебя магии и сослать сюда, не спросив твоего мнения. Я знаю, что ты не любишь, когда все решают за тебя, но у меня тогда не было возможности переговорить с тобой…
— Полно, мама, не стоит сожалеть о былом. К тому же ты хотела как лучше…
Получилось, правда, не очень. Локи с трудом отходил от произошедшего, привыкая к новому миру и своему месту в нем. По сути, здесь он тоже оказался в заключении, только камера была побольше, да компания приятнее.
Фригга явно собиралась сказать что-то ещё, но появившийся в гостиной Тор отвлёк её от приёмного сына. Локи с трудом подавил всколыхнувшийся в душе гнев — брат всегда у него все отнимал, в том числе и внимание матери.
Вот и сейчас… Ну что стоило этому недотепе появиться минут на пять или десять позже?
Совсем уж детское желание как-нибудь насолить Тору назойливо зудело где-то с краю сознания. Это был практически условный рефлекс, выработанный столетиями. Пройти мимо брата и не подставить ему подножку? Это было выше его сил…
Но делать что-либо под бдительным взглядом матери тоже не стоило, она всегда проповедовала дружбу, поддержку и взаимопонимание, а за открытую враждебность — строго журила, да так, что охоту пререкаться друг с другом начисто отбивало и у Локи, и у Тора. Лет эдак на пять-десять.
— Леди Джин зовёт к столу, — пояснил Громовержец своё появление.
Лучше бы они провозились ещё час, потому что Локи плохо представлял, как вся эта честная компания уживётся за одним праздничным столом. Они же были в буквальном смысле из разных миров…
В столовой, несмотря ни на что, царила атмосфера благодушия и дружелюбия, и даже Джон Грейнджер казался улыбчивее и общительнее, чем обычно. Если праздник так действовал на окружающих, то Локи предпочитал держаться от всего этого безумия подальше. Но, видимо, не судьба.
— Я бы хотела извиниться за столь неожиданный визит, — произнесла Фригга, заняв предложенное ей место. Вместо того, чтобы усадить ее рядом с Локи, было решено разместить царицу ближе к самой Джин (той, похоже, не терпелось поговорить). С другой стороны от миссис Грейнджер расположился ее муж, рядом с ним — Мышка. Локи же выпала нелегкая участь находиться рядом с Тором, Джейн оказалась между ним и Фриггой. — Я сама до последнего не знала, что смогу бросить все дела и вырваться сюда.
Собственно, ничего удивительного. В эти дни у царицы Асгарда все было рассчитано по минутам, в конце концов, именно она отвечала за праздничный пир во дворце, на котором собиралось несколько тысяч человек.
— Не стоит извинений, — отмахнулась Джин с широкой улыбкой. — Рождество — семейный праздник, а Лукас теперь часть семьи. И мы давно хотели познакомится с его родными поближе.
— Собственно, мы практически ничего о вас не знаем, — заметил Джон. — Откуда вы родом? Чем именно занимаетесь?
Слишком уж быстро разговор перетек в допрос, но Фригга не была бы самой собой, если бы хотя бы на секунду изменилась в лице. По ней вообще нельзя было сказать, что ее чем-то напрягли вопросы. Вот что значит огромный опыт дипломатии и переговоров… Стоило ли говорить, что Локи учился у лучшей?
— Наша семья родом из далекой, закрытой местности, — заговорила Фригга прежде, чем Мышка успела прийти ей на помощь. — Простым… людям нет туда доступа.
Грейнджеры понимающе закивали. Здесь, в Мидгарде, маги как раз жили обособленно, скрываясь от обычных смертных, так что легко можно было переиначить эти слова.
Царица продолжила рассказ, обходясь общими словами без какой-либо конкретики, и Локи стало ясно, что Гермиона говорила Фригге о том, что он сам плел ее родителям при первом знакомстве.
— Не знала, что ты знатных кровей, Лукас… — удивленно проговорила Джин, но Локи не преминул развеять ее иллюзии:
— Матушка забыла упомянуть, что я им не родной, — усмехнулся он, будто этот факт нисколько его не задевал. Было бы это на самом деле так…
Фригга же в этот раз не смогла удержать лицо — в ее глазах плескалось безграничное чувство вины. Она корила себя за то, что Локи узнал правду не от нее, но ему не за что было ее винить. В конце концов, именно Фригга никогда не делала различий между сыновьями, для нее приемыш стал по-настоящему родным.
За столом воцарилось неловкое молчание, и Локи мог бы гордиться собой (он любил быть виновником таких моментов), если бы на душе не было так мерзко.
— Но мы безумно рады, что Лукас стал частью нашей семьи, — заверила Фриггу Джин. — Он — замечательный молодой человек…
По лицу Мышки, несмотря на смущение, можно было сказать, что она тоже рада. Наивная, ей так никто и не сказал, что Локи фактически приказали оставаться здесь, с ней, но он сам предпочел бы, чтобы этот факт оставался неизменным. Лучше ей продолжать оставаться в счастливом неведении, это должно было хоть немного облегчить Локи существование.
— Никогда в этом не сомневалась, — улыбнулась Фригга.
— Она просто не знает и половины того, что мы творили в детстве, — шепнул Тор Джейн, но настолько громко, что услышали это все. — Например, однажды он…
Сильный тычок в бок заставил Громовержца умолкнуть.
— Что? — нахмурился он.
— Не думаешь ли ты, что рассказы о нашем прошлом не очень-то подходят для праздника, брат? — прищурившись, спросил Локи. Он не сомневался: история, которую хотел бы рассказать Тор, наверняка выгодно выделяла бы самого наследного принца, а его младший брат казался бы, как и всегда, самым настоящим посмешищем.
— Почему бы это? — нахохлился Тор.
— Потому что я тоже о многом могу рассказать, — с нажимом произнес Локи.
Громовержец бросил на него недовольный взгляд, и между братьями засверкали молнии. Еще чуть-чуть, и эта фраза стала бы буквально отражать настоящее положение вещей.
— Мальчики, — выразительно прокашлялась Фригга, привлекая к себе внимание сыновей.
Одного слова хватило, чтобы остудить горячие головы. Локи отвернулся от Тора, высокомерно расправив плечи.
— Гермиона говорила, что вы дантисты… — Фригга вновь обратилась к Джин, мастерски отвлекая ее внимание от несостоявшейся перепалки сыновей.
Праздничный ужин понемногу набирал обороты. И пусть блюда были не столь изысканными, как на пирах во дворце, царица выглядела вполне довольной и искренне хвалила едва ли не каждое из них.
Разговоры за столом постепенно переросли в легкий гул, гости начали меняться местами, чтобы было удобнее разговаривать друг с другом. Джин вполголоса делилась с Джейн рецептом какого-то блюда, Джон рассказывал Тору, мало что понимавшему в современных мидгардских автомобилях, о недавно купленной машине, Фригга возилась с только-только проснувшейся и поевшей Руной, нося ее по комнате вокруг стола и что-то вполголоса нашептывая ей на ушко, Гермиона же объясняла Локи какие-то тонкости семейных рождественских традиций, а он упорно делал вид, что эта ерунда его интересует. Но вдруг их, склонившихся друг к другу, отвлек направленный в их сторону вопрос:
— Так когда свадьба?
Как оказалось, Джон, закончив беседу с Тором, уже какое-то время наблюдал за дочерью.
— Джон! — возмущенно шикнула на него Джин.
Быть может, она и сама была непрочь задать данный вопрос, но не в присутствии посторонних. Но Локи уже успел понять, что мистер Грейнджер подобной щепетильностью не страдал и был достаточно прямолинеен.
— Что? — невозмутимо пожал плечами Джон. — Меня волнует судьба нашей дочери…
Мышка, покрывшаяся алыми пятнами стыда, зашипела на него следом за матерью:
— Папа, я же говорила, что… — но тут ее неожиданно перебила Фригга:
— А что, — усмехнулась она, и Локи эта усмешка крайне не понравилась. Знакомая такая, немного ехидная. — Я могу провести обряд в любой момент…
— Мам! — не выдержал Локи. Он был поражен подобным предательством с ее стороны. Нет, он-то знал, на что способна его мать, но все-таки…
— Неплохая идея… — задумчиво протянул Джон, переглянувшись с гостьей.
— Пап! — в тон Локи воскликнула Гермиона. Вечер грозил перерасти в полное сумасшествие.
Тема быстро замялась благодаря Мышке, она отвела отца в сторону и что-то яростно ему зашептала.
— Предлагаю попить чаю в гостиной у камина, — произнесла миссис Грейнджер, чтобы, похоже, отвлечь всех от щекотливой для Локи темы, за что он был немного женщине благодарен.
Но Локи рано радовался, потому что оказалось, что пришла пора подарков, которые шустрая Джин уже успела разложить под елью, пока все были в столовой. Суртур, она уходила-то всего на две минуты!
К слову, хоть подарки Локи и любил, мысль о них не вызывала ажиотажа. Вряд ли кто-то из собравшихся мог чем-то его приятно удивить. Фригга не в счет, но вряд ли она была способна в качестве презента вернуть Локи его магию в полном объеме. Все остальное его мало интересовало.
Правда, другие казались более радостными и довольными. Первой в подарках оказалась Руна: она с интересом побила о бортик кровати подаренной Тором и Джейн погремушкой, затащила в рот ухо небольшого пищащего розового зайца от мистера и миссис Грейнджер, но сильнее всего ей понравился подарок от Фригги. Та повесила над манежем маленький светящийся шар, который мелодично названивал какую-то мелодию и, не переставая, испускал крохотные сверкающие снежинки. Руна, радостно агукая, пыталась схватить хоть одну, но те истаивали в воздухе, не долетая до детских ладошек.
Локи задумчиво наблюдал за этим действом, силясь понять, почему эта игрушка казалась ему такой знакомой.
— Она когда-то принадлежала тебе, — пояснила Фригга, и все тут же встало на свои места. — Им, — она кивнула на Тора, — я вешала карусель со сказочными зверями, тебе же она не нравилась, ты плакал, когда она начинала петь, зато снежинки успокаивали тебя, и ты быстро засыпал.
Взрослым подарки дарили по очереди, первыми начали родители Мышки. Тору, Джейн и Фригге достались вязанные шарфы — красные, с какими-то рождественскими узорами. Мышка достала из свертка свитер, тоже красный.
— Что это? — спросил Локи, доставая из своего точно такой же, с орнаментом из геометрических узоров и… оленей.
— Свитер, — пожала Гермиона плечами, усиленно делая вид, что все в порядке. — Мама вяжет на досуге…
— Оленей?
— Не только, — она ткнула пальцем в один из шарфов. На них были узоры в виде снежинок, красных, но все-таки снежинок.
— Я это не надену, — отрезал он шепотом.
— Локи… — Мышка поджала губы, на ее лице было написано отчаяние. Она явно не хотела давить, но понимала, что родители могли обидеться.
— Я это не надену, — повторил Локи уверенно. Он, конечно, не очень-то хотел наживать себе проблемы в отношениях с родителями Гермионы, но хоть какая-то гордость должна быть…
— Она старалась для тебя, — пояснила Мышка так же шепотом. — Она никогда не вязала для посторонних, а значит, ты уже почти член семьи. Мог бы оценить широкий жест.
— Я не вижу никакого широкого жеста, — выплюнул Локи чуть громче, чем следовало. — Только попытку унизить.
— Локи…
— Это лишь…
— Такая прелесть! — вклинилась в разговор Фригга, выхватывая у сына свитер. И словно любуясь им. — Такая кропотливая, искусная работа…
Сказала женщина, способная вышить волосом единорога сложнейший защитный узор на тонком шифоне вообще без рук. Буквально.
— Ты обязан это примерить! — заявила она с улыбкой, возвращая свитер Локи.
Ничто в ее голосе не выдавало укора, но он знал, что, если не подчинится, мать сумеет отыграться за это.
Почти полминуты игры в «гляделки» дела не решили, потому Локи, нацепив на лицо широкую, довольную «улыбку Тора», надел свитер на себя.
— Спасибо, отличный подарок, — произнес он без запинки, без капли фальши в голосе и взгляде.
— Хороший свитер, — усмехнулся со своего места Тор. — И цвет просто замечательный…
Сволочь, знал ведь, как Локи ненавидел красный.
— Пусть тебе такой же свяжут, — оскалился он в ответ. — Можно даже с оленем, тебе подойдет.
«Потому что сам олень».
Громовержец недовольно прищурился, но дальнейшую перепалку остановила Фригга, просто откашлявшись.
Тор и Джейн скромно отдарились коробками дорогих шоколадных конфет. Царица же преподнесла Фостер небольшой кулон в виде синей капли, с наложенными на него защитными чарами. Грейнджерам достался стеклянный шар, внутри которого был красивый, заснеженный город. Что примечательно, чтобы внутри шел снег, шар не надо было трясти, к нему можно было просто прикоснуться. Кроме того, зная Фриггу, на безделушке стояли чары, защищающие дом от опасностей: пожаров, воров и прочего.
Локи и Гермиону же ждал сюрприз, для кого-то не слишком приятный.
— Браслеты? — нахмурилась Мышка и бросила на Локи взгляд исподтишка.
Конечно, она прочитала нанесенные на золотые ободки древние руны и могла легко понять, для чего в Асгарде нужны были такие вот парные браслеты.
— Быть может, когда-нибудь они вам пригодятся, — улыбнулась царица, и в глазах ее мелькнул отблеск какой-то непонятной тоски.
Но, несмотря ни на что, это было уже слишком.
Да, Мышка родила ему дочь, да, Локи вынужден прожить с ней жалкие остатки своих дней, но вот заключать из-за этого полный магический брак? Ведь именно на это Фригга намекала своим подарком.
— Может быть, — Локи не стал расстраивать мать, прилюдно отказываясь от такого дара. — Спасибо, мама.
Забрав шкатулку с браслетами, он отложил ее в сторону. Ему слишком не нравилось такое давление.
Пришло время Гермионе одаривать гостей. Оказалось, она озаботилась подарками заранее, не забыв никого, даже Фриггу и Тора с Джейн, которых здесь вообще не ждали. Но начала она с родителей — им досталось по книге. Одна по вязанию, другая — какого-то местного писателя.
Тор также получил книгу, и одно ее название заставило Локи усмехнуться: «Основы использования электроприборов. Энциклопедия для чайников». Ничего удивительного, Тора вообще на кухню можно было пускать с огромной опаской, общение с техникой смертных давалось ему с большим трудом.
Джейн получила в подарок, как ни странно, книгу по теории магии, самым ее основам. Похоже, новый мир, спрятанный на задворках обычного, настолько захватил Фостер, что она не могла все это просто так отпустить.
Подарком для Фригги тоже была книга, но не обычная. Когда царица развернула бумагу, то все увидели, что это был большой, но не слишком толстый фотоальбом. На каждой странице — фотографии Руны или Гермионы с ней на руках. Даже одна фотография, на которой Локи держал дочку.
А он думал, что Мышка ее удалила — это был первый и единственный раз, когда Локи осмелился взять малышку на руки…
— Он связан протеевыми чарами с другим, — объясняла тем временем Мышка. — Фотографии, которые я буду вклеивать в тот, будут появляться и здесь. Только не знаю, выдержат ли чары на таком большом расстоянии…
— Давай, я посмотрю, — отозвалась Фригга, и Гермиона принесла ей второй альбом. Поколдовав над ними, царица вернула один обратно. — Теперь выдержат. Спасибо, это замечательный подарок…
Для Фригги это был на самом деле прекрасный подарок. Кто знает, как часто она сможет навещать внучку, а так у нее была прекрасная возможность следить за жизнью Руны издалека.
— Кстати о фотографиях! — воскликнула Джин и бросилась к дивану, рядом с которым лежала одна из ее сумок. — Когда я разбирала чердак, я нашла кое-что очень интересное…
Она достала старый, потертый фотоальбом в твердой темно-бордовой обложке и, подозвав всех к себе поближе, раскрыла первую страницу. Вначале шли черно-белые фото самих Грейнджеров, совсем молодых, еще до свадьбы, потом несколько фотографий со свадьбы, а затем…
— Мама! — ахнула Гермиона, увидев на следующем фото маленькую девочку на руках у миссис Грейнджер.
— Да, Гермиона, — улыбнулась она радостно, но в то же время с затаенной грустью. — Мы нашли его в доме бабушки Саманты лет восемь назад, и я убрала его на чердак, хотя кое-кто даже настаивал, чтобы я его выбросила.
Джон удостоился недовольного взгляда жены.
— Но я спрятала его на чердаке. Потом забыла, правда…
— Мам, — Мышка приобняла мать за плечи, и всем остальным стало немного неловко.
Когда она стирала родителям память, она изменила и фотографии, стерев с них себя. Оставила Гермиона только одну — ту, которую семья Грейнджер сделала на вокзале перед тем, как отправить свою дочь в школу чародейства и волшебства.
Но, как оказалось, до некоторых фото рука Мышки не добралась.
— Вот, смотрите, — затараторила Джин, натянуто улыбнувшись, — это мы в Италии, в Римини, Гермионе здесь лет шесть…
Она рассказывала понемногу о каждом фото, и улыбка ее становилась все более широкой и менее натянутой.
— А вот это мы сделали в 89-м, — продолжила миссис Грейнджер, перелистнув страницу. — У нас была традиция делать костюмированные снимки на Рождество, но в тот год Гермиона заболела прямо в Сочельник. Мы нарядили ее олененком, она в тот момент была так похожа на Бэмби…
На фотографии семейство Грейнджер собралось у Рождественской елки. Джон был в костюме Санта Клауса, Джин нарядилась эльфом, Мышке же досталось быть оленем. Невысокая худенькая девчушка в глухом темно-коричневом комбинезоне с капюшоном, к которому были пришиты золотистые рога, и так смотрелась забавно, но образ дополнял покрасневший из-за насморка нос и большие слезящиеся глаза.
— Мам… — укоризненно протянула Мышка. Выглядела она там и правда нелепо.
— А мы ведь хотели сфотографироваться и в этом году, — продолжила Джин, будто не слыша дочь. — Джон, где камера? Время для семейной фотографии…
— Мама, нет!
— Фригга, Тор, Джейн, надеюсь, вы к нам присоединитесь?
Но Мышку совсем не слышали. Все в гостиной зашевелилось: мистер Грейнджер пошел искать фотоаппарат, Джин увела Фриггу и Джейн в уборную — навести марафет.
— Смирись и плыви по течению, — усмехнулся Локи сардонически, Гермиона открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут вернулась миссис Грейнджер.
— Гермиона, детка, я там для Руны привезла костюмчик, не переоденешь? Мы, думаю, останемся в свитерах…
— Да, мама, — выдохнула Гермиона и обреченно поплелась к манежу.
После всего Локи ожидал, что Руну нарядят в костюм олененка, но нет, ее эта чаша пока минула. Ее одели в наряд эльфенка — красный с зеленым — и даже шапочку с помпоном, которая все норовила съехать малышке на глаза.
Пока Джон устанавливал камеру на штатив, Джин рассаживала гостей на подушки прямо под елкой. С одного краю уселись Джейн и обнявший ее Тор, рядом с ним Фригга, по другую сторону от матери Локи с Гермионой и Руной, и с самого края — Грейнджеры.
— Неплохо получилось, — улыбнулась Джин, оценив результат на экране аппарата. — Стоп. Что за шутки?
Все, что в реальности было красным, на фото оказалось зеленым: украшения на елке и в комнате, новые свитера и шарфы от миссис Грейнджер, и даже толстовка Тора стала насыщенно-изумрудного цвета.
— Сейчас, мама, дай посмотрю…
Пока Гермиона, ее отец и Джейн в буквальном и переносном смысле колдовали над фотоаппаратом, Фригга бросила на младшего сына укоризненный взгляд, на что тот лишь развел руками, делая самый невинный вид.
Вот только несколькими фото не отделались — после полудюжины общих фотографий стали разбиваться на группы: одни Грейнджеры с дочерью и ее семьей, Локи с Гермионой и Руной, Фригга с сыновьями, Джон и Джин с внучкой, Тор и Джейн вдвоем.
Пока все остальные были заняты, к Локи подошла мать.
— Вы хорошо смотритесь вместе, — кивнула она на Гермиону, улыбнувшись.
— Мама, не начинай! — закатил Локи глаза.
— Даже и не думала, — улыбка Фригги переросла в усмешку.
— Я тебя не узнаю. Где твоя деликатность? — его уже было не остановить. — Что ты привязалась к нам с этой свадьбой? Вон, посмотри на Тора и Джейн, какая хорошая пара! Иди их донимай.
В тот момент Громовержец со своей девушкой и правда выглядели довольно гармонично. Они сидели под елкой, Джейн держала на руках Руну, Тор, приобняв ее за плечи, разговаривал с девочкой, а та ему ослепительно улыбалась. И даже уродливые шрамы Громовержца не портили идиллическую картину.
Локи невольно скривился. Ему в голову пришла мысль, что даже Тор, наверно, был бы лучшим отцом, чем он сам. В глазах матери — так точно, ведь он за весь вечер даже не подошел к дочери.
Он не чувствовал себя комфортно в общении с ней. Как вообще можно общаться с младенцем?
Фригга, почувствовав настроение сына, вывела его на кухню.
— Они, думаю, сами разберутся, — сказала она, когда осталась с Локи наедине.
— А я нет?
— И ты разберешься, — мать вновь посмотрела на него с грустной улыбкой. — Рано или поздно — но разберешься. Не думай, я не давлю и ничего от вас не требую. То, что ты здесь, я считаю своей не заслугой, но виной, и ты вправе выговаривать мне за это до скончания дней. А браслеты… так, безделица. Но пусть они будут у вас.
Она сжала его ладони в своих, заглянула в глаза — пронзительно, до дрожи, — и Локи не нашел слов, чтобы возразить.
— Все в порядке, мама, — выдохнул он.
— Какие же вы еще оба мальчишки, — ладонь Фригги мягко провела по его щеке. — Я уже успела соскучиться по вам, по вам обоим. Но по тебе особенно.
Фраза, что это потому, что Тор мог свободно возвращаться в Асгард и делать все, что ему вздумается, так и просилась на язык, но Локи смолчал.
— Зачем это все, мама? — спросил он, наконец, напрямую, опустив взгляд. Этот вопрос гложил его все то время, что он находился в Мидгарде. — Почему тебе было так важно, чтобы я остался здесь, а не в асгардских темницах?
Если бы она не настаивала — Один бы ни за что не согласился. Он наверняка предпочел бы держать Локи при себе и следить за каждым его шагом.
Фригга молчала почти минуту.
— Когда Один принес тебя, он хотел просто оставить тебя при дворе. Вырастить, выкормить, дать образование, сделать из тебя бравого стража. Я должна была родить примерно в то время, но ребенок родился мертвым, и, увидев маленького, всеми оставленного малыша, я… Я не могла бросить твое воспитание на самотек. Я уговорила Одина усыновить тебя, сказать всем, что я родила тебя. Многие поверили, а те, кто знал правду… Он заставил всех молчать. Ты стал моим сыном, и я хотела дать тебе все, что только могла. Свою любовь, заботу, ласку. Я боялась представить, что было бы, если бы Один оставил тебя там. Но он не сделал этого, он дал тебе шанс.
— И что ты хочешь этим сказать? — не выдержал Локи, когда Фригга замолчала.
— Я просто хотела, чтобы ты дал шанс Руне.
— Я уже дал ей этот самый шанс, когда провел ритуал! Когда бросился спасать от темных эльфов! Неужели это повод для того, чтобы лишать меня магии и запирать здесь, в этом доме? Что еще от меня нужно?
Последнюю фразу он произнес громче, чем следовало. Подняв голову, чтобы осмотреться, Локи встретился с испуганным, затравленным взглядом Мышки. Девушка стояла в дверном проеме кухни, обхватив себя руками и тяжело дыша. Поняв, что на нее смотрят, она развернулась и скрылась за поворотом — сбежала.
— Суртур! — выругался Локи, хлопнув ладонью по столу. Оглянувшись на дверь, Фригга догадалась, в чем дело.
— Вопрос не в том, что нужно мне, сынок, — ответила она, — а в том, что нужно тебе самому. Порой на него сложно ответить, но время рано или поздно все расставит на свои места.
— Только у меня нет этого самого времени, — процедил Локи недовольно. Он подумывал отправиться за Мышкой, но его останавливало то, что мать стоит у него на пути, и то, что в голове было совершенно пусто. Что он мог ей сказать?
— Смертные за отпущенные им сотню лет умудряются сделать столько же, если не больше, чем мы — за целые тысячи. Дело не в том, сколько тебе отпущено времени, а в том, как ты это самое время используешь.
Коснувшись губами его лба, Фригга вышла из кухни, оставив Локи одного, растерянного и одинокого. Он не знал, что делать. Искать Мышку? Она наверняка ушла к себе и сейчас плачет…
Проходя мимо двери в гостиную, Локи понял, что далеко идти не надо, — Гермиона была там. Она сидела вместе с гостями, о чем-то разговаривала с Джейн и даже улыбалась. Локи мог бы подумать, что подслушавшая их Мышка ему просто почудилась, если бы эта ее улыбка сейчас не казалась натянутой, а глаза — покрасневшими, будто она с трудом сдерживала слезы.
Но сторонний, не слишком-то внимательный человек ничего бы не заметил.
Увидев Локи, Гермиона побледнела, но лица не уронила.
Правда, гости все же заметили немного накалившуюся обстановку и довольно спешно засобирались домой. К тому же Руна в очередной раз уснула, и сильно шуметь во время ее отдыха никто не хотел.
— Жаль, что вы уже уходите, — сказала Мышка трем неожиданным гостям, но казалось очевидным, что обращается она в большей степени именно к Фригге.
— Мы будем заезжать, — клятвенно заверила ее Джейн.
Это вряд ли — Тор наверняка осядет где-нибудь у «Мстителей», а Фостер вновь отправится исследовать какую-нибудь аномалию…
— Не грусти, моя девочка, — обняла ее Фригга. — Я постараюсь вырываться почаще.
Тоже вряд ли. Царица — не та роль, которую можно просто так оставить. Фригга и без того часто жаловалась, что из-за всей этой политики у нее нет ни одной свободной минуты.
Все трое погрузились в вызванное Джейн такси и уехали.
— Простите, что налетели на вас с этими праздниками, — произнесла Джин, прощаясь. — Не хотела, чтобы вы тут кисли одни, сами по себе. Быт и все такое…
— Я понимаю, мама, — устало сказала Мышка, поцеловав мать в щеку.
— Я загляну на днях, — пообещала та, и вот в этих словах Локи не стал бы сомневаться ни на секунду.
— Хорошо.
Грейнджеры тоже уселись в машину, и только когда габаритные огни растворились в тумане, Мышка закрыла дверь. Она не осталась рядом с Локи ни на секунду, тут же скрывшись на кухне и загремев там посудой.
Локи же, выдохнув, ушел в гостиную.
Именно поэтому он не хотел говорить ей правду — она сразу бы поняла ее неправильно. Или правильно, это как посмотреть.
Он никак не мог подстроиться под новое течение своей жизни, и сам этот факт пугал его. Локи привык быть гибким и мобильным, предприимчивым и хитрым, сейчас же он ощущал себя дико, не на своем месте, и этот невысказанный конфликт с девчонкой только усугублял ситуацию.
Звон посуды довольно скоро прекратился, но Локи не решался нырнуть в проблему с головой. Он загнанным зверем кружил по гостиной, пытаясь обрести внутреннее равновесие.
От звука шагов захныкала Руна, и Локи зажег для нее шар, медленная, тихая мелодия которого снова усыпила малышку. Он сам какое-то время стоял, вслушиваясь в переливы музыки, и наблюдал за танцем искусственных снежинок.
Когда часы пробили восемь, он, не выдержав, вышел на кухню.
Гермиона стояла у окна, обхватив себя руками, и задумчиво смотрела куда-то вдаль. Локи подошел к ней вплотную, но, вместо того чтобы обнять, встал рядом, спрятав руки в карманы.
За окном моросил все тот же мелкий, противный дождь…
— Почему ты не сказал мне сразу? — спустя пару минут спросила Мышка бесцветным голосом.
— Не хотел все… усложнять, — ответил он, выдохнув. — Так, мне казалось, будет лучше для нас обоих.
Вновь возникшая пауза тяготила, и Локи не выдержал:
— Я понимаю, что ты злишься, но… — проговорил он, но Гермиона тут же оборвала его:
— Я не злюсь.
— Не злишься?
— Нет, — выдохнула она. — В данной ситуации глупо злиться. Знаешь, я… Я предполагала что-то подобное.
Они вновь помолчали, пока Мышка не позвала:
— Локи?
— М?
— Скажи честно, если бы тебе дали возможность выбрать, ты бы пришел?
Он метался между правдой и ложью, и здравый смысл говорил солгать, но…
— Нет… — Локи отвернулся, тяжело выдохнув.
— Спасибо за честность, — голос Мышки звучал надломленно, но без злости или укора. Опустошенно.
Она развернулась, чтобы уйти, и Локи успел перехватить её в последнее мгновение.
— Стой, я не договорил, — сказал он, дёрнув Гермиону на себя, и она оказалась в его объятиях. Вырваться не пыталась, но ощущалась холодной, как мраморная статуя. — Я… да, я бы не пришел. Потому что был напуган. Я до сих пор слегка напуган, если что, но мне просто не оставили выбора, и знаешь… Это, признаться, не самый плохой вариант. Семья, близкие — я давно разучился воспринимать эти понятия всерьез и привык быть один, сам по себе. Привык отвечать только за самого себя, защищать только самого себя. Я не собирался взваливать на свои плечи ответственность за кого-либо еще и, узнав о ребенке, хотел сбежать отсюда как можно дальше. Но сейчас я не могу, я вынужден быть здесь, с вами. Звучит как пытка, для меня так точно. Но оказалось, что это не так.
Гермиона слушала его молча, не поднимая головы, и Локи коснулся ее подбородка. Ее сердце гулко стучало в груди, а жилка на шее нервно трепетала, притягивая взгляд.
— То, что, похоже, должно было обернуться для меня наказанием, — продолжил он, — таковым не является. Поверь.
Слушая его, Мышка все больше расплывалась в робкой, будто утренняя заря, нежной и мягкой улыбке, но на последнем слове девушка фыркнула.
— Не смей фыркать, я не был настолько честен последние лет сто. Может, даже двести.
Гермиона нервно засмеялась и спрятала лицо у него на груди.
— Прости меня, — произнесла Гермиона тихо.
— Извиняю, — Локи великодушно взмахнул рукой, но после все же уточнил: — За что?
— За весь этот сумбур, за моих родителей. Я не думала, что…
— Не бери в голову… — отмахнулся он.
— Я знаю, что ты хотел побыть в тишине, но…
— Я говорю, не бери в голову. Было даже отчасти весело. И не настолько шумно, чтобы мне не понравилось.
А встреча с матерью — вообще самый настоящий праздник. И даже Тор казался вполне сносным, несмотря ни на что.
— Я участвовал в застольях и похуже. Асгардские пиры…
Мышка закатила глаза.
— О, я помню, я жила там два месяца.
Локи скептически усмехнулся:
— Вряд ли ты могла в полной мере оценить все ужасы, в твоем-то тогдашнем положении.
Но Мышка насмешливо изогнула бровь:
— О, это очень опрометчивое суждение.
— Что, мне стоит волноваться? — Локи навис над Гермионой с напускной угрозой.
Выражение лица Мышки в тот момент хотелось запечатлеть: она, вне всяких сомнений, не ожидала от него такого вопроса. Локи сам его от себя не ожидал.
— А ты стал бы?
Локи загадочно дернул бровью, продолжая усмехаться. Он не ответил бы даже под пытками.
Осознав, что ничего не добьется, Мышка отвернулась к окну, оставшись в сильном кольце рук.
— Смотри! — воскликнула она через минуту.
Вместо противной мелкой мороси за окном начался самый настоящий снегопад. Грязь и слякоть на улицах уже запорошило, сделав все вокруг чисто белым.
— Подарок на праздник, — шепнул Локи Мышке на ухо.
— Подарок! — вдруг ужаснулась она и, вырвавшись из объятий, ринулась в коридор.
Гермионы не было всего пару минут, и вскоре она вернулась, пряча что-то за спиной.
— Я знаю, ты был против всяких подарков, но надеюсь, что этот тебе понравится, — она протянула ему длинный тонкий сверток, внутри которого, обернутая тканью и бумагой, лежала… трость.
Черная, с белой костяной рукоятью в виде оскаленной головы волка, она была легкой и изящной.
— Возьмись за нее, — улыбнулась Мышка, загадочно сверкнув глазами.
Локи положил свою ладонь на рукоять и тут же ощутил по телу теплую волну магии.
Неужели?..
Внутри явно была волшебная палочка, но дело в том, что Локи не мог рисковать, таская с собой оружие. Ему и так не доверяли.
— Ты шутишь? — прищурился он, не веря в происходящее. — Если кто-то узнает…
— А мы никому не скажем, — заговорщицки прошептала Гермиона, лукаво сверкнув глазами.
— Кто ты и куда дела мою Мышку, — спросил Локи делано требовательно, отчего девушка захихикала. — Серьезно. В чем тут подвох?
— Ни в чем, — пожала она плечами. — Но мастер, изготовивший трость, сказал, что палочку невозможно будет обнаружить, пока она внутри. И воспользоваться ей сможешь только ты.
Локи с неожиданным для самого себя трепетом разглядывал трость, отыскивая в ней хоть какой-нибудь изъян, но не мог. Это был идеальный подарок, и особо странно, что подарила его именно Мышка, неплохо знающая, что он за человек.
Сложно было не удивляться её границам доверия.
— Тебе не нравится? — обеспокоенно уточнила Мышка.
— Неплохо, — признался Локи, впрочем, не особо скрывая собственных чувств.
Радостно улыбнувшись, Гермиона прильнула к нему, обхватив руками за талию.
Снова приподняв её голову за подбородок, Локи коснулся её губ в поцелуе.
В такие моменты он не сильно жалел, что должен провести с Мышкой всю оставшуюся жизнь.
С трудом оторвавшись от неё, Локи выдохнул и глянул в окно. Снег огромными белыми хлопьями укрывал землю, все вокруг было белым, словно пустое полотно.
Как жизнь, которую Локи предстояло провести здесь, начать заново, с чистого листа.
Главное — не опускать рук.